Десять дюймов с четвертью (джен)

Это была просторная круглая комната, полная едва слышных странных звуков. На вращающихся столах стояло множество таинственных серебряных приборов — они жужжали, выпуская небольшие клубы дыма. В центре на небольшом подиуме господствовал громадный письменный стол на когтистых лапах, за которым сидел нынешний директор Хогвартса Альбус Дамблдор.

Когда мы с палочками поняли, что нам нужна помощь, выбор сразу пал на этого волшебника. Причин можно назвать множество, но одна из них безоговорочно свидетельствовала в пользу того, что наш выбор верен даже при наличии других вариантов. Звучит бредово, я всё понимаю. Но одно дело наблюдать и лишь слегка влиять на события, что дано только мощным и сильным палочкам, другое дело — задумать, по сути, революцию или, если хотите, предотвратить катастрофу на корню. Как передать информацию, не имея рта? Как предупредить, уберечь дорогих людей, не обладая парой рук или крыльев, чтобы укрыть? Как топнуть и отринуть гадину, если у тебя нет ног?

В общем, вздыхай не вздыхай, а времени у нас было не так-то много. Тоненькие ручейки случайностей уже текли, собирались в потоки поувереннее, и всё могло закончиться тем, что бурлящую реку будет не удержать.

Не волшебник выбирает волшебную палочку, а палочка волшебника. Но палочка не может вложить в голову свои советы рекомендательного характера. Она может лишь подчиняться воле волшебника — или нет. Однако коллективный разум — это сила.

Я была старшей в нашей компании, главной, если хотите, по той простой причине, что моё родное дерево — Гремучая ива — росло в доступной близости от меня. Да и саму Гремучую иву, как вы поняли, нельзя было отнести к рядовым корягам с ветками.

Но существовала палочка, которая была всем палочкам палочка. Истинная Старшая палочка. Палочка из бузины, Бузинная палочка, за которой тянулся сквозь столетия след кровавый, но и пробирающий до дрожи своим могуществом. Случайно или нет, но нынешний владелец Бузинной палочки находился в Хогвартсе, и мы обязаны были попытаться использовать свой шанс.

Альбус Дамблдор — великий чародей или злой маг? Правда ли, что Бузинной палочкой овладевали люди алчные, жаждущие славы? Подобные измышления я лично отнесла бы к категории «у него из остролиста, у неё из дуба, значит, пожениться им бы было глупо».

Настроиться на волну Бузинной палочки помогла палочка Пандоры, сделанная из такой же древесины. Чтобы не путаться, давайте будем называть её и дальше «палочка Пандоры».

Бузинная палочка долго не откликалась, видимо, считая ниже своего достоинства связываться с палочками подростков. Но потом всё же голос разума воззвал к её мудрости. Она выслушала наш нестройный хор — мы прорывались своими вибрациями с разного расстояния, потом велела всем замолчать и говорить по очереди. Каждая из нас привносила какой-то разрозненный кусочек мозаики, но из них в результате начал складываться внятный узор. Одна успела ухватить в видениях одно, другая — ещё что-то. И вроде как по отдельности эти эпизоды не имели смысла. Но вот теперь, когда Бузинная палочка взяла руководство под свою сердцевину, всё стало выглядеть стройнее и понятнее.

Альбус Дамблдор сидел и хмурился, уткнувшись взглядом в переплетённые пальцы рук. Приборчики на столе продолжали жужжать и посвистывать, в платяном шкафу вновь кто-то вздохнул. На длинной жерди в стенной нише вскрикнул Фоукс, прекрасный феникс.

Дамблдор отвлёкся от своих дум и посмотрел на Фоукса. Тот тяжело взлетел с места, облетел круг возле самого носа Дамблдора и исчез с лёгким хлопком в снопе ярких огненных брызг, успев крылом выбить из рукава волшебника палочку.

Дамблдор ухватил её у столешницы. Из самого кончика тянулась едва заметная молочная взвесь по направлению к выходу из комнаты. Луч тоненько подрагивал, будто нос нюхлера, идущего по следу.

Дамблдор не разделял суеверия «Не доверяй вещам, которые умеют думать; кто знает, что у них на уме?», считая, что не следует быть столь высокомерным, чтобы не прислушиваться к тому, что хочет тебе сказать твоя собственная пара шерстяных носков. Он шустро вскочил, удерживая палочку в горизонтальном положении. Трассер продолжал манить к выходу. Дамблдор опустил палочку: она недовольно завибрировала в его руке, а пальцам стало нестерпимо горячо. Дамблдор поднял руку, и палочка успокоилась.

— Всё ясно, ты хочешь мне что-то показать, — сказал Дамблдор своей палочке и двинулся к двери.

Хорошо, что время уже было после отбоя, потому что выглядел господин директор весьма импозантно: в ночном халате, расшитом звёздами, шлёпанцах с загнутыми носами и палочкой наизготовку, с которой он периодически советовался, в ту ли сторону ему следует повернуть. По пути ему встретился только Почти Безголовый Ник, потянувший себя за ухо вместо приветствия и проплывший мимо с болтающейся головой. Возле Главных ворот крутился Пивз, пристраивающий вазон с нарциссами-гуделками над притолокой — сюрприз для первого, кто откроет двери утром.

— Пивз, было бы любезно с твоей стороны не мешаться мне сегодня под ногами, — улыбнулся ему Дамблдор. — Видишь ли, у меня важное дело.

— Да, господин директор, — подобострастно завис Пивз, подхватил вазон и помчался с ним в сторону слизеринских подземелий, бросив: — Не смею вас задерживать.

Однако на улице безмятежность Дамблдора сменилась сосредоточенностью. Он решительно двинулся за светом палочки, между бровей его залегла морщина. В тишине, не считая ночных звуков, он дошёл до Гремучей ивы. Ему не потребовалось нажимать на нарост — Ива просто встряхнулась и вытянула ветви вверх.

— Хм-м… — кашлянул Дамблдор и полез в тайный проход под корнями, когда луч палочки указал вниз и в сторону.

Давненько он тут не был! Мадам Спраут и мадам Помфри хорошо справлялись со своими обязанностями, их план за пять лет один раз только дал небольшой сбой, когда в Визжащую хижину со стороны Хогсмида забрёл козёл Аберфорта, бороду ему в рога! Хорошо, что обошлось. А так все опасные ночи Ремуса Люпина проходили по одному выверенному сценарию. Всё было под контролем. Зачем же палочка вела его по тоннелю?

Ответ Дамблдор получил тогда, когда дошёл до конца коридора, резко убегающего вверх и заканчивающегося небольшим тамбуром. На стене тускло светил фонарь, но разглядеть обстановку было можно. Возле прикрытой двери — входа в саму Визжащую хижину — стояли в беспорядке ящики. В тот момент, когда Дамблдор на них посмотрел, они принялись двигаться и перемещаться. Дамблдор не спешил рассыпа́ть их в щепки или заставлять сложиться ровной стопкой. Он выжидал, крепко зажав в руке палочку. Он доверял ей сейчас, а она подсказывала ему, что опасности тут нет.

Один из ящиков отплыл из общей кучи и загородил собой проход, будто отрезав Дамблдора от стены. Ему ничего не оставалось, как подойти ближе и посмотреть в щель. Сначала он ничего не видел, кроме полутёмной комнаты, а потом пространство завибрировало, откликаясь волнением в его руке, держащей палочку.

К стене привалился призрачный силуэт человека. Был ли он иллюзией, наваждением или видением, но Дамблдор буквально чувствовал отчаяние и боль повзрослевшего Северуса Снейпа, способного юноши-пятикурсника со Слизерина.

— Убей! — раздался высокий холодный голос, а следом страшный крик.

Дамблдор видел, как последняя краска сбежала с лица Снейпа, как расширились его глаза, как хлынула кровь из безобразной раны на шее, как он судорожно рванулся, как подогнулись его колени и он опустился на пол.

Дамблдор отлевитировал ящик, приблизился к умирающему и нагнулся к нему. Снейп схватил его за край одежды и притянул ближе. Из его горла вырвался страшный булькающий звук:

— Собери… собери…

Из Снейпа текла не только кровь. Серебристо-голубое вещество, не газ и не жидкость, хлынуло из его рта, ушей и глаз. Дамблдор знал, что это такое, наколдовал из воздуха флакон и мановением палочки направил серебристое вещество в его горлышко. Когда последние хлопья воспоминаний укрылись во флаконе, призрак Снейпа растаял, исчез. Дамблдор на мгновение смежил веки, а когда открыл глаза, то увидел перед собой ровный ряд ящиков. Никаких следов повзрослевшего в один момент студента не было. Не существовало и лужи крови, в которой тот только что лежал.

Но в руке Дамблдор крепко сжимал флакон, в котором кружились ещё не улёгшиеся воспоминания. Дамблдор так стремительно распрямился, что чиркнул макушкой по потолку комнаты. Он этого даже не заметил, потому что спешил обратно в свой кабинет, к Омуту памяти.

Это не был его личный Омут памяти, однако как директор он имел полное право пользоваться имуществом Хогвартса. Легенда гласила, что Основатели обнаружили Омут наполовину закопанным в том самом месте, где они решили создать их школу. Что было первично — школа или Омут памяти с бережными воспоминаниями — сложно сказать. Можно гадать бесконечно, как и спорить о том, что было раньше — курица или яйцо. Омут Хогвартса был изготовлен из камня с резными украшениями и выгравированными саксонскими рунами, что подтверждало глубокую древность артефакта. Исключительность Омута была в том, что тот, кто желал просмотреть то или иное воспоминание, видел всё как бы со стороны, а не присутствовал в сознании и теле того, кому это воспоминание принадлежало. Это делало любые крупицы памяти достовернее и объективнее. При всём при этом человек, погрузившийся в чьи-то воспоминания, мог спокойно оглядеться, посмотреть за спину другим, отойти чуть в сторону, рассмотреть убранство помещения и даже сосчитать количество висюлек на люстре, если она имелась в комнате.

Но все эти воспоминания абсолютно и безоговорочно принадлежали прошлому. Тому, что уже случилось, что произошло. Сейчас же Альбус Дамблдор держал в своих руках флакон с памятью о будущем. То, что ещё не случилось, а возможно, и никогда не должно было случиться. Но Дамблдор знал и то, что случайности в школе магии и волшебства — не случайны. Если какие-то высшие скрытые силы решили привести его под сень Гремучей ивы и вручить этот флакон с воспоминаниями, значит, его о чём-то хотят предупредить. Или уберечь. Или попросить помощи.

— Ну-ка, ну-ка, — пристукнул Дамблдор указательным пальцем по перевёрнутому открытому флакону, заставляя тягучие белые нити воспоминаний кольцами погрузиться в Омут.

На мгновение рябь на поверхности всколыхнулась, а серебристое свечение усилилось. Дамблдор наклонился ниже, чтобы оказаться внутри воспоминаний и хорошенько всё разглядеть.

Он стоял в темноте на пустынной, холодной вершине холма, и ветер свистел в голых ветвях деревьев…

Пророчество…

Он в своём кабинете, и рядом, скрючившись и подавшись вперёд, раненым зверем воет постаревший разом лет на сто молодой Северус Снейп…

— Я думал, вы её спасёте…

— Её сын выжил.

Мелькали картинки, образы, времена года. Альбус Дамблдор прореза́л ненаступившее будущее и впитывал по крупицам драгоценные знания, к которым он так стремился вот уже много лет.

Философский камень… Тайная комната… Турнир трёх волшебников… Игорь Каркаров и Барти Крауч-младший, Сириус Блэк и Питер Петтигрю… Люди, характеры, судьбы. Вечное противостояние добра и зла. И за всем этим стоял тот, кто набирал свою силу в данный момент, кто уже заявил о себе и привлёк в свои ряды десятки одарённых и ослеплённых волшебников.

И ещё кое-что было…

Вновь кабинет. Он завалился в кресле, на лице мертвенная бледность.

— Зачем? — сказал Снейп без всяких предисловий. — Зачем вы надели это кольцо? На него наложено заклятие, вы не могли этого не знать… Зачем вам вообще понадобилось его трогать?

Кольцо Марволо Мракса лежало на столе перед Дамблдором. Оно было разбито. Рядом лежал меч Гриффиндора.

Здесь же лежала в раскрытом виде небольшая чёрная тетрадь с безобразной дырой посередине. На внутренней стороне виднелся адрес магазина на Воксхолл-Роуд и подпись размытыми чернилами «Т. М. Риддл».

Воспоминания Северуса Снейпа из будущего были рваными. Они походили на ошмётки плаща дементора, который с всхлипами тянет руки к жертве со стынущей кровью в жилах.

И всё же сквозь отчаянный мрак пробивался свет, ведь не могут сосуществовать одновременно день и ночь, и если день забрезжил, ночь неизбежно отступала.