Министерство Тайн. Загадка Красной Гарпии (гет)

— Какой она была?

Гермиона указала на маленький женский портрет, что стоял в рамке на прикроватной тумбочке. Она могла поклясться, что раньше его не было.

Барти долго формулировал ответ.

— Доброй, — наконец, сказал он и, подложив ладони под затылок, уставился в потолок. — Заботливой. Любящей. Какой должна быть любая нормальная мать.

— Где она сейчас?

Крауч-младший не шелохнулся; лишь губы шевельнулись, рождая на свет простые слова:

— Её не стало.

Вскоре после того, как Барти оказался в Азкабане.

Возможная попытка уточнить детали показалась Гермионе верхом неприличия и кощунства. У каждого мог быть тяжёлый душевный груз, который не хотелось открывать никому другому. Со временем люди учатся говорить об этом спокойнее, но это вовсе не означает, что боль не столь острая, как прежде.

Положив голову обратно на подушку, Гермиона взглянула на профиль Барти.

— Вы похожи на неё.

Он повернулся. В карих глазах мелькнула тёплая искорка.

— На кого похожи вы?

— Из родителей? — Гермиона понимала, что задала глупый вопрос, но мысли вдруг разлетелись, как спугнутый подброшенной приманкой косяк рыбы, уже через пару мгновений вновь потянувшись к ней. Не ведая, что обычно следует за появлением приманки.

— Внешне на папу, — бодро ответила она, хоть и ощущала, как неумолимо сдавала позиции под мягкими прикосновениями пальцев Барти, что вначале коснулись щеки, а после ускользнули вниз, на шею и плечо, укрытое тонким покрывалом. — Хотя характером больше в маму. Та же категоричность. Рон порой с ума от этого сходит…

Это была не самая лучшая идея вспоминать о муже, лёжа в постели любовника, и Гермиона мгновенно почувствовала себя неловко: почти так же, как в Клубе Слизней, когда Гораций расспрашивал её о профессии родителей.

Однако неловко было лишь ей. Как и со скромностью, с неловкостью Краучу-младшему тоже не довелось познакомиться.

— Он ничего не понимает. — Без труда придвинувшись ближе по шёлковому покрывалу, Барти обнял колдунью, слившись с ней в долгом и волнительном поцелуе. Гермиона лишь успела почувствовать, как покрывало спустилось с плеч, а когда их губы разъединились, осознала, что тонкая ткань и вовсе не скрывала её обнажённое тело.

Это было странно: лежать вот так на кровати, пусть даже при оранжевом свете висевшего над изголовьем модернистского светильника, единственного зажжённого источника света во всём лофте.

Странно потому, что с Роном всегда было по-другому. Он не касался мягкими поцелуями каждого чувствительного места на её теле, от шеи и до кончиков пальцев на ногах, не смотрел на неё так, словно она была для него самой желанной женщиной. Он не стягивал с неё покрывало так, чтобы после этого Гермиона ощущала себя…нормально. Даже больше, чем нормально. Не стесняясь собственного тела, которым не совсем была довольна.

Все эти сравнения, плюсы и минусы проплывали на периферии сознания, отвлекая так же, как и настойчивые мысли о том, что это — хитрый трюк, проверенный на множестве женщин. Чуть больше внимания, и любая снежная королева растает.

— Вы думаете, — спокойно заявил Барти, обжигая дыханием шею Гермионы, и она встрепенулась, — а это мешает.

Сглотнув, она закрыла глаза.

— Вам?

Ответа не последовало, и ей пришлось поднять веки, чтобы встретиться со взглядом Крауча-младшего.

— Вам.

И он был прав. Словно это не они всего двадцать минут назад занимались любовью на этой постели.

То, что отразилось в лице Гермионы, устроило Барти, и он вновь наклонился за более настойчивым поцелуем, от которого у колдуньи закружилась голова; или всё дело в умелых руках, очертивших изгиб талии, а после одна из них, не прекращая движения, скользнула ниже; все потусторонние мысли мгновенно вышибло из головы. Кроме одной. Будь всё, что случилось до этого, простой уловкой, того же самого Гермиона никогда не сказала бы о происходящем сейчас. Потом и эта мысль утонула в мареве острых и сжигавших изнутри ощущений, которые, казалось, не умещались в мечущемся на простынях теле, и всё, на что хватало посылов разума, так это на то, чтобы держаться за сильные плечи, каждый раз сладко вздрагивая от особенного прикосновения там, где раньше бывали лишь собственные пальцы. Всего несколько раз, неуверенно и пугливо, потому что сама мысль о чём-то подобном казалась противной.

Теперь же было ясно, почему. Потому что Гермиона хотела чужих рук, точно знавших, что делать. Она стонала, не стесняясь, путаясь пальцами в волосах Барти, и выгибала спину, чувствуя, как его губы чувственно смыкались вокруг одного, а после и другого соска. Когда волны удовольствия, что прокатывались по телу, сконцентрировались внизу живота, колдунья, более не контролируя себя, обвила ногами талию любовника в попытке притянуть ближе, но разочарованный стон сорвался с сухих губ, когда всё прекратилось. Пальцы, дарившие невероятные ощущения, исчезли, и Гермиона открыла глаза, чтобы увидеть хитрую улыбку склонившегося над ней Барти, который, разомкнув её руки за своей спиной, плавно поднял их вверх, наслаждаясь зрелищем того, как во взгляде колдуньи расцветало понимание. Она задышала чаще, когда заметила волшебную палочку в другой руке Барти, даже едва уловимо вздрогнула, стоило холоду объять прижатые к покрывалу запястья. В глазах Барти отразился голубоватый свет, исходивший от магических оков. Мракоборческий приём, знакомый Гермионе по службе в штаб-квартире. Могла ли она тогда подумать…

Сердце забилось быстрее, когда кожей Гермиона почувствовала тёплое дыхание, что, коснувшись шеи, медленно опускалось вниз; только дыхание, никаких прикосновений, лишь торчащая чёлка Барти раз мазнула по рёбрам и задела тазовые косточки, заставив втянуть живот и задержать дыхание, вспыхивая и сгорая от нереальности происходящего и томительного предвкушения. Оковы пару раз напомнили о себе, когда Гермиона, затерявшись в чувственном мареве, порывалась прикоснуться к Барти, но в следующий миг выгибалась и кусала губы от острой боли в запястьях, будто сотни игл разом входили под кожу, смутно понимая, что от этой противоречивости ощущений удовольствие становилось только острее, желаннее.

Спустя неопределённое время, показавшееся вечностью и одним мгновением одновременно, она обессилено раскинула руки в стороны, ещё не осознав, что магических наручников уже не было, и пыталась выровнять дыхание. Барти спокойно наслаждался видом, легчайшими прикосновениями подушечек пальцев поглаживая плечо Гермионы. Поймав губами несколько веснушек на мерно вздымавшейся груди, он подпёр висок основанием ладони и с довольным видом дожидался, когда колдунья придёт в себя.

— Кофе? — спросил Крауч-младший совсем как в тот вечер, когда Гермиона желала выпытать нужную информацию необычным способом. Сейчас кинжала при ней, конечно же, не было, и она, взглянув на Барти, поняла по его улыбке: он вспомнил о том же самом.

— Было бы здорово, — повторилась Гермиона, приподнявшись на локтях в стремлении получить поцелуй, в чём ей не было отказано. После, перекатившись на живот и накрывшись покрывалом, она долго лежала, подложив ладони под подбородок, и между повёрнутыми стеклянными перегородками наблюдала за тем, как Барти, надев брюки, включил кофеварку, и пока готовился напиток, успел выкурить одну сигарету, расслабленно прислонившись к краю барной стойки.

Всё было так, как должно было быть. Так, как он спланировал. Гермиона понимала это, да и Барти не сильно скрывал. Она должна была чувствовать себя использованной, но не могла.

Тихий звон известил о том, что кофе готов. Барти отправил окурок в пепельницу. Оглянувшись, Гермиона заметила его тёмно-синий шёлковый халат; двадцатью секундами позднее она различила тень удовлетворения во взгляде Крауча-младшего, оценившего её выбор.

На часах было два сорок.

Над острыми крышами домов забрезжили первые солнечные лучи, когда Гермиона возвращалась домой, по пути решив зайти в магазин за чаем, что закончился ещё вчера. Купив вдобавок бутылку молока и пачку овсяных хлопьев, она шла по тротуару, увлечённая собственными мыслями. Поэтому не заметила человека, который следовал за ней с отставанием в пять шагов: в такое время на улицах много людей, спешащих на работу.

Знакомое во времена поисков крестражей чувство беспокойства, неясное, но надоедливое, как комариное жужжание над ухом, коснулось сознания, только когда Гермиона нырнула в безлюдный переулок, чтобы сократить путь.

Она замедлила шаг и обернулась. До дома оставалось меньше минуты ходьбы, рядом лишь мусорные баки и кот, запрыгнувший на один из них. Металлический скрежет спугнул голубей, вспорхнувших к крышам, Гермиона несколько мгновений стояла неподвижно, прислушиваясь к другим возможным звукам. Палочка сама собой оказалась в руках.

— Гоменум Реве… — начала она произносить заклинание, но закончить не смогла.

Что-то ударило ей в спину, с силой толкая на асфальт, и Гермиона едва успела выставить руку с пакетом, чтобы не разбить лицо. Бутылка молока разбилась вдребезги, забрызгав дорогу и одежду колдуньи. Она не заметила, как подаренный Барти картонный круг выскользнул из кармана и скрылся под ближайшим баком.

Ладони обожгло острой болью. Гермиона резво перекатилась на спину, вскидывая палочку и выкрикивая защитное заклинание, но чужой магический щит отразил его. На второе заклинание времени не хватило: кто-то другой, напавший сзади, Экспеллиармусом выбил палочку из рук, в слабо освещённом переулке Гермиона успела заметить крупную фигуру приближавшегося незнакомого волшебника, прежде чем её накрыл бессознательный мрак чужого заклинания.

И снова пульсирующая боль на тыльной стороне рук. Первое, что смутно почувствовала Гермиона, не успев осознать, что пришла в себя. После — жгучее чувство чего-то грубого на запястьях. Что-то жёсткое и неудобное, упиравшееся в позвонки на согнутой спине. То, как затекла шея, уставшая удерживать безвольно повисшую голову.

Далее возвращались звуки. Медленно и деликатно, будто кто-то постепенно снимал толстые слои ваты, один за другим, лишая мир немоты. Впрочем, обретя способность говорить, мир скупился на звуки. Приглушённые голоса, спорившие о чём-то, и тихое, монотонное и неприятное жужжание возле висков.

Веки с трудом приподнялись, мутная плёнка, будто в глаза попала вода, постепенно исчезла, в поле зрения появились собственные ноги. Джинсы были сильно испачканы. Пряди волос, свисавшие сбоку от лица, подсвечивались странным белым светом, исходившим оттуда, откуда и это незнакомое жужжание.

Вдруг шаркнула чья-то подошва.

— Она пришла в себя, — кто-то совсем недалеко засуетился, но сил поднять голову и посмотреть, кто, не было. Руки привязаны к подлокотникам неудобного стула, и Гермиона попыталась выудить воспоминание о том, как она здесь оказалась, что помнила последним, прежде чем отключиться.

Переулок, мысли о Роне, шаги. Незнакомец, непроизнесённое до конца заклинание, удар в спину…

— Это всё не то, — незнакомый раздражённый голос, — не те воспоминания. Нужно смотреть раньше.

«Не те воспоминания?» — красным флажком вознеслось в мыслях. Словно кто-то мог видеть то, что она сейчас думала…

Приближающийся звук шагов заставил напрячься, Гермиона успела лишь сжать пальцы, поморщившись от боли в разбитых в кровь ладонях, как вдруг голова резко мотнулась вправо, и запоздалая боль обожгла кожу над бровью. Её только что удалили.

— С ума сошёл что ли?!

И прежде, чем чужое заклинание вновь отключило сознание, перед затуманившимся взором возник образ Барти из воспоминания на фоне дома Реддлов. «Они узнают», — подумала Гермиона, но тьма вновь заволокла её в свои сети.

* * *

Ночью над Паучьим тупиком сгущались тучи, со стороны речки доносились раскаты грома, предупреждающие о приближающейся буре. Серая улица за окном куталась в пасмурный саван, что нисколько не радовало глаз Снейпа, который с хмурым видом сидел в кресле, казалось, забыв про бокал красного вина, стоявший на краю стола. Едва ли что-то могло повлиять на его настроение — свети яркое солнце, веселей профессор не стал бы.

Стрелки часов давно миновали полночь, а вестей от Поттера по-прежнему не было. По уговору, покинув Красную Гарпию, он должен был незамедлительно явиться сюда и отдать всё, что смог раздобыть. Снейп переживал, что мальчишку поймали, но случись такое, об этом стало бы известно. По крайней мере, он не сидел бы сейчас здесь. За ним бы тоже пришли.

Однако ничего не происходило, и это действовало не менее угнетающе, чем стремительно портившаяся погода. Порывы ветра усилились, где-то недалеко раздался грохот и последовавший за ним звон стекла: очевидно, распахнулось одно из окон соседнего дома.

Закинув ногу на ногу, мастер зелий потянулся к бокалу, но остановил его в дюйме ото рта. Проводив взглядом кубарем прокатившийся по улице мусор, он вернул бокал на стол, слишком порывисто для самого себя.

Ждать. Ждать и теряться в догадках и подозрениях. Снейп растерял остатки терпения ещё в девяносто восьмом.

Вдруг в камине вспыхнул магический огонь, и через мгновение Перси Уизли переступил через каминную решётку.

— Перси? — мастеру зелий с лёгкостью удавалось скрывать собственную настороженность, чьё появление в свете знания о самозванце министре было вполне логично. Он чуть повернулся в кресле так, чтобы до палочки на столе можно было дотянуться быстрее, чем за долю секунды, но это не потребовалось: то, каким растерянным выглядел Уизли, дало ответы на все вопросы.

— Что случилось? — резко спросил Снейп, когда Перси и рта не успел раскрыть, сокращая до минимума время, что понадобилось бы гостю на вступления и предисловия. Хотя едва ли тот думал о манерах.

— Министр отдал приказ схватить Гермиону. — Уизли ответил без запинки, за что профессор был благодарен. Правда, всего одно мгновение.

Перси Уизли. Он же проверил его, в самом начале. Хоть и не очень-то верил в положительный результат, несмотря на достаточно тесное сотрудничество Перси с Краучем-старшим. Ничто не указывало на то, что он мог быть причастен к пропаже настоящего министра. С другой стороны, раз он здесь, значит, всё обстояло несколько иначе.

Тихо выругавшись сквозь стиснутые зубы, Снейп схватил палочку, а после метнулся в лабораторию, гадая, какие зелья могли бы пригодиться на случай, если…

О том, что могло последовать за словом «если», профессору не хотелось думать. Вернувшись в гостиную, где Перси так и продолжал стоять у камина, будто от оцепенения не мог и шагу ступить, Снейп перебирал в мыслях имена тех, к кому можно было обратиться за помощью. Гадая, кому можно доверять, а кому уже нет.

Наконец, решение пришло.

— Нора!

Мастер зелий не удивился, помимо постоянных жильцов обнаружив там и Рона. Наверняка он тоже заподозрил неладное.

Так и было. Сомнения закрались в мысли, когда он вернулся после учёта товара в магазине и не обнаружил Гермиону дома. Разговор с Молли по каминной сети не принёс результатов: в Норе супруга не появлялась. Возможно, она была с Полумной, но почему-то в это не верилось.

Достучаться до Гарри по каминной сети не получилось — будто друг ни с того ни с сего решил заблокировать свой камин. Последним, хоть и бесполезным вариантом был Джордж, с которым он расстался пару часов назад. Вместо брата ответила усталая и будто чем-то взволнованная Анджелина, но и она ничего не знала о Гермионе.

Сам не свой от волнения Рон даже не смог ничего поесть: аппетит пропал начисто. Лишь заварил травяной чай и, подув на парившую поверхность, прошёл в спальню. Только сейчас обычно невнимательный Рон заметил раскрытую шкатулку Гермионы: все украшения были рассыпаны по столу, и рядом лежал аккуратно сложенный пополам кусочек бумаги. Раскрыв его с тяжёлым сердцем, Уизли прочитал короткую надпись:

«Феникс всегда возрождается из пепла и уничтожает своих врагов».

Бессмыслица на первый взгляд, но Рон вдруг так отчётливо вспомнил разговор с Гермионой об Ордене, обоюдное решение не помогать ему и то, как затаённый страх в глазах супруги смягчился осознанием того, что муж был с ней на одной стороне.

Вряд ли этот страх был вызван возможностью не сойтись во мнениях.

Решение пришло молниеносно, и вот Рон уже окунал пальцы в вазочку с летучим порохом, а всего спустя двадцать минут в Норе появились Перси и Снейп.

— Я прошу тебя ещё раз, Артур, по-хорошему, — терпеливо повторял мастер зелий, и его тон явно говорил о том, что ещё чуть-чуть, и он начнёт просить по-плохому, — скажи, где Орден держит её?

— Я ничего не могу сказать тебе, Северус. У Гермионы нашли фишку, ключ к дверям Красной Гарпии. И после этого ты утверждаешь, что она ни к чему не причастна? — отпирался волшебник, подозрительным образом переходя от дивана к камину, а от него к столу, стоило профессору сделать несколько шагов. То, что хозяин дома избегал гостя, было слишком очевидно, чтобы попытаться это скрыть. — Даже если бы я поверил тебе, то не смог бы помочь: я не участвовал в захвате Гермионы. Любой может это подтвердить.

— Как и то, что ты ни на миг не забеспокоился, когда Кингсли отдал этот чудовищный приказ! — Яд в голосе Перси, столь непривычный для его обычной выдержки, зажёг что-то нехорошее во взгляде Артура. Он резко остановился на полушаге и, вскинув голову, отчеканил каждое слово, как делают отцы в разговорах с нерадивыми отпрысками:

— Не смей сомневаться в моих поступках! — он сделал резкий и широкий шаг в направлении Перси. — Ты! Не смей! Не после всего, что ты совершил!

Тут стало ясно: не только у Поттера были проблемы с семьёй Уизли.

— Артур, хватит! — Снейп появился перед Уизли-старшим словно из ниоткуда, и оба услышали, как стих шокированный вздох Молли, которая прибежала из кухни несмотря на наказ мужа не мешать им. Лицо Артура исказилось в кратковременном приступе вины, но он изо всех сил старался не показывать это профессору, хоть уже и было поздно: тот увидел и поспешил воспользоваться.

— В глубине души ты знаешь, — вкрадчиво говорил он на грани шёпота, не сводя с Уизли гипнотизирующего взгляда, хоть волшебник и избегал зрительного контакта, — что Орден не прав, и если с Гермионой что-то случится, твой сын тебе этого не простит.

Снейп замолчал и, чуть повернув голову, посмотрел туда, куда был направлен взгляд Артура: в глубину гостиной, на старенькое, укрытое пледом, кресло, где сидел Рон. Держа в руках глиняную кружку с давно остывшим чаем, он не проронил ни единого слова, до глубины души поражённый поведением Артура. Всё, что выдавало его чувства — плотно поджатые губы и распахнутые чуть шире обычного глаза. А ещё он не понимал, как в отличие от Гермионы и Гарри всё это время пребывал в поразительном неведении о некой Красной Гарпии. Как такое было возможно? Информация, разрозненная, но пугающая, едва умещалась в его голове.

Можно было лишь догадываться, что происходило в этот миг в мыслях Артура, и что в конечном итоге могло взять верх: разум, подчинявшийся приказам Ордена, или чувства.

Молли закрыла глаза и прижала ладони к груди, когда Артур сказал:

— Хорошо, пусть будет по-твоему, Северус. — Впервые с момента их встречи Уизли доверительно обратился к Снейпу. — Полагаю, твоё участие во всём этом должно остаться незамеченным?

— Именно.

Дальше были долгие часы до рассвета, что тянулись, казалось, целую вечность: профессор находился в своём доме и получал известия. О том, как Артур связался с некоторыми людьми из Ордена, теми, кому доверял больше остальных; о слежке за лже-министром. О том, как его почти поймали: мерзавец успел трансгрессировать, напоследок швырнув в своих преследователей парой взрывных заклинаний. К счастью, никто серьёзно не пострадал. На то, чтобы вновь разыскать Люциуса, не было времени: кто мог знать, как долго ещё продержится Гермиона? Потому что Снейп знал, почему её похитили.

Гарпия хотела заполучить Барти? Легко. Заполучив Гермиону, Крауч-старший доберётся до сына.

Однако несмотря на то, что происходило сейчас, все мысли, страхи и надежды мастера зелий вращались лишь вокруг одного человека на планете. Поттер. Отправившийся на заключительную миссию и до сих пор не вернувшийся.

Идти на Красную Гарпию штурмом? Ничего глупее нельзя придумать. В её стенах столько тайных комнат и помещений, о существовании которых не знал даже Снейп, что любые попытки добраться до Поттера заранее обречены на провал.

И всё же одна проблема разрешилась, причём подсказка пришла оттуда, откуда профессор её не ждал.

Терзаемый тревогой и бездействием Рон решил осмотреть окрестности дома в надежде обнаружить хоть какую-нибудь зацепку. Он словно знал, чувствовал, что Гермиону схватили по пути домой. И, конечно же, его поиски увенчались успехом: в одном из переулков он обнаружил подсохшую лужицу молока и такие же белёсые следы кошачьих лап, однако не это позволило Рону укрепиться во мнении, что супруга была здесь. Пачка чая, именно такого, какой любила Гермиона, валялась возле мусорного бака, заглянув под который волшебник обнаружил странную штуковину из картона.

Её Рон и показал Снейпу, а уже профессор быстро смог распознать зашифрованную карту подземных ходов Тауэра. Тех, что с давних времён принадлежали Красной Гарпии. Очень давно Барти рассказывал о них, но мастер зелий не знал о существовании карты.

— Думаете, это оно? — Рон смотрел на сложившуюся схему маленьких помещений, похожих на одиночные камеры для заключённых, что появились после более чем получасового вращения картонных колец.

— Уверен. — Снейп повторял про себя начертанное в центре заклинание ещё и ещё раз. Заклинание, что могло привести их к тем камерам из любого места, достаточно подойти к любой двери и произнести его. Знакомый фокус, не так ли? — Это самый нижний уровень, о чьём существовании я не знал. И это определённо то, что мы ищем.

— Определённо, — выдохнул Рон, собираясь с силами.

Они ему ещё пригодятся. Ему, Снейпу и Перси.

Именно таким составом они отправились на поиски тех, кто пропал, и в глубине души каждый надеялся найти Гермиону и Кингсли и не найти там Поттера. В данном случае незнание давало надежду на то, что с ним всё могло быть в порядке.

И ещё Снейп очень надеялся, что не обнаружит там Барти. Пусть он будет где угодно, пусть дальше играет в одному ему понятные игры. Что угодно, но не подземелья Тауэра.

Укрытые дезилюминационными чарами трое волшебников осторожно передвигались по абсолютно одинаковым коридорам, сверяясь со схемой. Удача благоволила им, пожалуй, впервые за эту ночь, потому что на пути им не встретилась ни одна живая душа. Когда очередной пустой коридор сменился достаточно широким проходом с железными дверьми по обеим сторонам, тревога вернулась к шпионам. Рон наложил на пространство звукоизоляционные, а на предыдущий коридор сигнальные чары — на случай незваных гостей; Снейп и Перси открывали камеры, и почти все оказались пусты, кроме трёх.

Из первой едва дышащего и истощённого вывели Кингсли, предварительно освободив его от оков. Во вторую Рон влетел ураганом, едва услышал реплику мастера зелий, а обратно ступал осторожно, держа на руках бессознательную Гермиону. На третью им не хватило времени: Снейп уже занёс палочку над одним из наручников не подающего признаков жизни Барти, как из-за распахнутой двери донёсся вой сигнальных чар.

— Чёрт возьми, нас сейчас накроют! — проорал Рон, пытаясь перекрыть магическую сирену.

Профессор тихо выругался: всё как всегда. Никогда ничего не давалось просто.

Однако не успел он произнести заклинание, как дёрнувшийся от шума Крауч-младший впился в него взглядом безумно блестящих глаз и, локтём закрывшись от волшебной палочки, хрипло произнёс:

— Оставь всё как есть. — На лице Снейпа предсказуемо отразилось недоумение, он даже замер, не смея пошевелить палочкой, и Барти повторил с чуть большей настойчивостью:

— Всё происходит так, как и должно.

— Барти… — к профессору вернулось самообладание, и недоумение сменилось сомнением насчёт адекватности Крауча-младшего, но тот не давал ему и слова вставить, зная, что времени мало. Что времени вообще уже не осталось.

— Просто послушайся меня! — продолжал давить он, раздражённо звякнув цепями на запястьях, и Снейп, видя, что Барти в своём уме, адекватен и испытывает злость не большую той, что обычно, прислушался. На периферии слуха за воем чар нарастал нестройный топот, по меньшей мере, шести пар ног. — Моё нахождение здесь было спланировано с самого начала, но сейчас это не самое главное.

На сырых стенах вспыхнуло и потухло красное зарево, по полу и стенам прошла вибрация от мощного заклинания; Снейп хотел рефлекторно обернуться, но Крауч-младший, вскинув руку с цепью, схватил его за край мантии и дёрнул на себя. Громыхнуло ещё одно заклинание, с потолка посыпалась пыль; из коридора донёсся яростный крик Рона.

— Полумна, ты был прав. Она работает на моего отца, но у неё свои причины.

Чёрные глаза, в которых вновь расцвело сомнение, встретились с уверенным взглядом карих глаз.

— Верь Полумне, она по-прежнему на нашей стороне. — Удержав контакт ещё на пару мгновений, Барти оттолкнул от себя Снейпа. — А теперь проваливайте отсюда, и поскорее!

Пятясь спиной, профессор смотрел на полубезумную улыбку Крауча-младшего, а после, развернувшись, выбежал в коридор с палочкой наготове, молниеносно оценивая обстановку. Завидев его, Рон отчаянно замахал рукой из-за металлической двери, которой как щитом прикрывал себя и Перси, швырявшегося заклинаниями. Магический щит позволил Снейпу отразить пару проклятий, что едва не достигли своей цели, остальные пролетели мимо; нападавших было семеро, и они, безусловно, доложат начальству, кто именно вторгся на запретную территорию.

С того момента, как Снейп, Перси и Рон вместе с освобождёнными пленниками оказались вне досягаемости, они превратились в персон нон грата. Уже в это утро с первой полосы «Ежедневного пророка» всю страну облетела новость о том, что «достопочтенный мастер зелий Северус Снейп, Перси Уизли, ранее славившийся безукоризненной репутацией в Министерстве, а также супруги Рон и Гермиона Уизли удостоились звания преступников, пытавшихся продать государственную тайну конкурирующим правительствам соседних стран. Кроме того, они подозреваются в соучастии и организации покушения на министра магии Кингсли Бруствера. Вышеупомянутые лица пустились в бега. Министр пропал без вести. В случае если Вы или члены Вашей семьи обладаете достоверной информацией о месте их нахождения, Министерство просит незамедлительно обратиться в соответствующее подразделение».

Что редактор подразумевал под понятием конкурирующих правительств, оставалось неизвестным, как и то, в чём была суть государственной тайны. С другой стороны, это и не нужно было: скажи что-то громкое, и люди с радостью проглотят это без лишних уточнений.

Ещё через несколько дней страну облетела новость о том, что обезображенное тело министра было обнаружено на окраине Лондона…

На деле всё выглядело иначе: Бартемиус добился своего. Ему не составило труда повесить на четырёх волшебников клеймо преступников, вывернув наизнанку попытку поимки самозванца Малфоя и проникновение в подземелья Тауэра. Он лишил их возможности появиться на глазах у общества без возможности оказаться осуждёнными на пожизненное заключение в Азкабане.

Картина складывалась удручающая. Гарпия отрезала их от внешнего мира. Если до этого Поттер был вне досягаемости, то сейчас шансы отыскать его стремились к отметке минус бесконечность. Барти по-прежнему был в плену Гарпии, иначе давно дал бы о себе знать, и хоть по его словам всё шло своим чередом, с Полумной также невозможно было связаться. Одна маленькая попытка, и их запросто могли обнаружить, а этого Снейп никак допустить не мог. В этот раз бездействие в сравнении с возможной поимкой казалось не таким уж ужасным.

Отныне от них мало что зависело. В их силах было другое.

Они укрылись буквально у чёрта на куличках: на севере Шотландии в давно заброшенной хибаре в полутора милях от городка Дурнесс. Немного магии, и убогое жилище превратилось в более уютное, с тёплым очагом и надёжной крышей. Только внутри, снаружи это по-прежнему ненадёжная на вид завалинка. Излишняя скрытность, как говорится...

Перси не успел закончить с чарами, приводящими их будущий дом в порядок, когда Снейп осмотрел Кингсли. Запутывающее зелье. От министра всё ещё слабо пахло травой цинги, и рассредоточенный взгляд служил лишним подтверждением. Нужно раздобыть лечебных зелий и снадобий, но соваться домой было опасно: за Паучьим тупиком наверняка следили. Магазины тоже отпадали: Бартемиус в любом случае предугадал и этот шаг, зная, что Снейп попробует вернуть Бруствера в норму. В конце концов, мастеру зелий пришлось поднять старые связи и не без риска обратиться к одному из торговцев волшебными ингредиентами, который по большей части занимался зарубежными поставками. Профессор явился к нему под действием оборотного зелья: украсть волос с головы одного из городских жителей не составило труда. Вылазка закончилась успешно, и мастер зелий приступил к лечению Кингсли.

Перси и Рон периодически выбирались на рынок в город за припасами. Для первого эти вылазки были своего рода искуплением: за то, что не согласился помочь Ордену, когда отец попросил об этом, потому что с другой стороны давила Гарпия, Бартемиус, приставивший Перси к похищенному министру, заставлявший поить его зельем. Пока только запутывающим, но после он хотел перейти на более серьёзные составы, желая окончательно свести Кингсли с ума.

Рон иногда набирался смелости и наведывался в местный магический паб наподобие «Дырявого Котла», откуда умело стаскивал номер «Ежедневного пророка», пусть и не всегда свежий выпуск. Новостей пока не было.

Гермиона, чьи повреждения хоть и были не физического характера, поправилась быстрее министра и потому помогала Снейпу ухаживать за ним. Только головные боли и уколы совести при виде Рона иногда беспокоили её.

Спустя неделю появились новости. Ввиду отсутствия действующего министра магии совет глав департаментов назначил дату выборов нового министра: тридцатое июля, что было немудрено. За день до вскрытия тайников. До тех пор обязанности министра исполняла его заместитель, Амелия Боунс, что тоже не стало большим удивлением: учитывая действующее законодательство и лояльность миссис Боунс по отношению к Красной Гарпии. Гарпия владела сокровищем Ордена и где-то держала Поттера, чтобы открыть его. Обладание вторым сокровищем, возможно, было лишь вопросом времени, если только в планы Барти не входила отправка на тот свет в союзе со своей тайной. Гарпии он нужен был живым.

Что касалось Гарри, то на его должность Крауч-старший временно назначил Терри Бута. Отсутствие самого Поттера со слов главы второго отдела газета объясняла так: «Последний раз Гарри Джеймса Поттера видели в вечер двадцать четвёртого июля в районе Кэмден Таун неподалёку от «Валькирии». С тех пор о его местонахождении ничего неизвестно. Власти ссылаются на возможную причастность Северуса Снейпа и банды его бывших студентов к пропаже героя магического мира, а также ближайшего друга мастера зелий, мистера Крауча-младшего, чьё преступное прошлое вкупе с загадочным исчезновением наводит на определённого рода подозрения».

Северус Снейп и банда его бывших студентов. Чушь, страшнее которой вряд ли что-то можно было придумать. «Ежедневный пророк» ещё не разучился сочинять небылицы. К тому же, появление имени Барти в газете на самом деле наводило на определённые подозрения: он не раскололся под давлением Красной Гарпии, что было и хорошо, и плохо одновременно.

Когда эта возмутительная заметка попалась на глаза Гермионе, она злилась так же сильно, как во время Турнира трёх волшебников за прочтением статей Риты Скитер.

Стоило догадаться, что замена Гермионе и Перси в Министерстве нашлась так же быстро.

Прошла ещё неделя, и Кингсли окончательно поправился, в то время как пресса приглашала всех почтить память бывшего министра на похоронах, что должны были состояться первого августа.

Бруствер согласился с предложением профессора пока не являть себя миру и подождать дальнейшего развития событий, тем более посмотреть было на что.

Намерения Бартемиуса были ясны: он семимильными шагами двигался к посту министра магии. Северус и Кингсли решили допустить подобное развитие событий: вполне возможно, Крауч-старший почувствует себя в безопасности, и тогда его будет легче вывести на чистую воду. Однако это была лишь теория. Пока что теория.

В один из дней третьей недели Снейп рискнул наведаться в Паучий тупик, вдруг Поттер уже на свободе и сбился с ног, разыскивая их. Слежки не было, но в этом и заключалась её суть: в чувстве обманчивой защищённости преследуемого объекта. Мастер зелий знал это, как и то, что расслабляться не стоило. Однако возвращение домой не увенчалось успехом: всё выглядело ровно так, как в последнюю ночь пребывания здесь. По крайней мере, Снейп увидел не то, что ожидал.

В это время в убежище на севере Шотландии Рон и Гермиона сидели на крыльце, греясь под лучами солнца. С моря прилетал свежий бриз, разбавлявший солнечное тепло.

— Надеюсь, мама не сильно переживает, — озвучил Рон свои мысли. — Должна бы привыкнуть к нашим пропажам.

— К такому трудно привыкнуть, — вяло улыбнулась Гермиона, — особенно родителям.

Они молчали какое-то время, наслаждаясь хорошей погодой.

— Мы должны вытащить его, — произнесла колдунья, утопая взглядом в колышущемся на ветру суховее.

— Ты о Гарри? — Рон расслабленно жевал кончик былинки, привалившись спиной к деревянному столбу, что поддерживал небольшой навес.

Гермионе на миг стало неловко, и это отразилось на интонации.

— Конечно, его тоже нужно спасать, — она натянула подол платья на колени, старательно не глядя на супруга, хоть его веки и были опущены, — но в данный момент я говорила о Крауче-младшем.

Рон открыл глаза. Внимательно посмотрел на Гермиону и плавно отклонился от столба.

— Если бы не его карта, вы бы ни за что не нашли меня и Кингсли, — быстро добавила колдунья, не зная, почему приводила доводы в защиту Барти. Возможно, из-за того, что под прямым взором чувствовала себя недозревшим орехом, лишённым скорлупы.

— И за это ему огромное спасибо, — откликнулся Рон без тени благодарности в голосе: слишком много там было непонимания и подозрения, что пустили корни в его душу ещё в тот вечер в Норе.

Они смотрели друг на друга: Гермиона не знала, что ещё такого сказать, чтобы ненароком не выдать себя, а Рон словно ждал чего-то. Ветер трепал его волосы, вспыхивающие огненно-рыжим в ярком солнечном свете, что не вязалось в один узел с излишне серьёзным выражением лица, даже угрюмым, которое колдунья наблюдала крайне редко. И когда это случалось, то означало одно: быть беде.

Наконец, Рон отвернулся, вновь прислонился к столбу, и, пожёвывая былинку, ровно произнёс:

— Между вами что-то было.

В голову Гермионы как будто опять кто-то влез: там царил плотный туман, который мешал отличать реальность от вымысла. Она смотрела на профиль супруга, не дыша, не замечая, как дёргала край ниточки, выбившийся из строчки по низу платья, и абсолютно не представляла, что говорить.

Вытащив былинку изо рта, Рон оценил её вид и, выбросив, потянулся за новой. С тихим скрипом стебелёк отделился от корня, волшебник покрутил его на ветру, внимательно наблюдая за своими действиями.

— И что нам с этим делать?

И опять. Осуждение. Недовольство. Злость. Чувство предательства. Что угодно, но ничего этого не было в голосе Рона. Как будто он рассуждал об экономическом кризисе какой-нибудь далёкой страны вроде Уганды, чья судьба никоим образом не могла отразиться на его жизни.

Это было непостижимо. И вместе с тем вызывало неподдельное восхищение и благоговение внутри Гермионы.

— Может, просто жить дальше? — осторожно предположила она, заправив растрепавшиеся волосы за ухо, и так же осторожно взглянула на Рона. На человека, которого, оказалось, знала не настолько хорошо, как считала.

Он перевёл взгляд с былинки на Гермиону так плавно, что ей не было нужды готовиться к зрительному контакту.

— Уверена? — задал он последний вопрос, и при этом буквально излучая такое спокойствие, что могло согреть не хуже тёплого солнца.

Гермиона мелко закивала, отчего-то поджав губы, и Рон, выдохнув, притянул её к себе, обнимая за плечи и поглаживая по волосам.

Так их и застал Снейп, который, как выяснилось чуть позже, вернулся не один. По узкой тропинке между волнующимся морем суховея вслед за мастером зелий шла Полумна.

Хлопок трансгрессии трудно было не заметить, но Гермионе не хотелось отстраняться от Рона, однако это всё же пришлось сделать, когда он возмущённо спросил:

— А она что здесь делает?!

— Опустили палочки. Быстро! — звучно приказал Снейп, когда супруги Уизли одновременно вскинули оружие на Лавгуд, которая даже не попыталась уйти от возможной атаки, не то чтобы достать свою палочку.

— Профессор, но… — злобно, но с должной мерой уважения к мастеру зелий откликнулась Гермиона, но не смогла договорить: молниеносное, а потому почти незаметное движение рукой Снейпа, и две палочки прилетели в его ладонь, вероломно покинув законных хозяев.

— Нужно поговорить. — Это прозвучало как приказ, и двум волшебникам ничего не осталось, кроме как подчиниться.

Уже на середине разговора они сменили гнев на милость, когда узнали, почему Полумне пришлось практически предать лучших друзей.

Но в том-то и дело, что практически.

Она поделилась с остальными известными ей планами Гарпии и тем, что организации требовалось от Лавгуд: колдунья действительно обманула Барти, выбросив в Темзу поддельные воспоминания, но лишь для того, чтобы реакция Крауча-младшего на ложь была правдоподобной. И чтобы спасти отца, средства на чьё лечение она могла получить только от Красной Гарпии. Война далась ему тяжело: захват Полумны Пожирателями Смерти, неудачная попытка сдать Поттера в попытке вернуть дочь, последующий арест и Азкабан. Ксенофилиуса даже судили, но по обстоятельствам, конечно же, оправдали. Немногие знали, что творилось с его душевным состоянием. Точнее сказать, никто вообще не знал, кроме Полумны. Она восстановила дом, пыталась вернуть душевное равновесие отцу. Ей почти удалось, и всё было хорошо, пока в один день Луна не обнаружила Ксенофилиуса дома без сознания. Он был жив, но не приходил в себя. Колдомедики называли это чем-то вроде магической комы, такое часто случалось в послевоенное время. Полумна отдавала практически все деньги, что зарабатывала, на лечение отца, никого не посвятив в свою тайну.

А потом в её жизни появилась Красная Гарпия.

Ксенофилиус почти восстановился, до полного выздоровления оставалось совсем немного: ещё один платёж, ещё несколько дорогостоящих медицинских процедур, и он очнётся и вновь будет прежним. Залогом к этому светлому будущему была шкатулка Ордена, которую Полумна хранила для Гарпии.

Рон, Гермиона и Перси заметно напряглись, услышав это, но Лавгуд в свойственной ей загадочной манере обнадёжила друзей, что всё в порядке, и Красная Гарпия ни за что не сможет отличить оригинал от подделки.

Лишь в одном Луна ошиблась: Гарри Поттер вернулся на неделю раньше того времени, когда Гарпия собиралась его отпустить. Возвращение национального героя в большой мир в вечер двадцать третьего июля вовсе не входило в планы Бартемиуса. Снейп оказался прав в своих расчётах, предположив, что Крауч-старший продержит Гарри до дня, когда он сможет вскрыть тайники, включительно. Однако что-то пошло не так, раз сигнальные чары, настроенные на одного определённого волшебника, сработали в доме профессора. Когда он почти незамедлительно оказался там и увидел Поттера, то понял, что именно нарушило планы Бартемиуса.

Мальчишка отключился у него на руках, пока Снейпа разрывало между неземным облегчением от осознания, что Гарри здесь, и ужасом, сковавшим сердце при виде его ран. Убираясь с Паучьего тупика, за которым не могли не следить, с быстротой, какую можно было позволить себе с раненым человеком на руках, мастер зелий старался не думать о том, как много крови потерял Поттер, и на каком тонком волоске висела его жизнь. Судя по размерам и количеству кровавых пятен на футболке, потери были велики.

Уже позже Снейпу стало известно, что Гарри попал во временную ловушку, поэтому ему показалось, что в Гарпии он провёл не больше пары часов, а на деле — несколько недель. На основе этого легко было сделать вывод, что Бартемиус не рассчитал с ловушкой, понадеявшись на выносливость мракоборца: хоть Поттер ещё тот крепкий орешек, всё же не из железа выкован. Наверняка он надеялся протащить Гарри до его дня рождения, чтобы тот, измотанный ранениями, без сопротивления открыл тайники, однако чем больше дверей в трубообразной комнате он открывал, чем больше дней оставлял позади, тем слабее становился. Зрела вероятность того, что к тридцатой двери Бартемиус получит вполне свежий труп героя магического мира.

Полная картина сложилась в голове Снейпа после первого же разговора с пришедшим в себя Поттером. Профессору пришлось хорошо потрудиться, Рон с Гермионой помогали, как могли, ведь обращаться к колдомедикам было рискованно. Не меньшим риском стала попытка спасти Гарри своими силами, однако они справились.

Несколько дней он, со свежими швами на шее, провёл без сознания. В утро двадцать восьмого июля Поттер открыл глаза.

— Вам лучше на время воздержаться от разговоров, — посоветовал Снейп Гарри, едва тот, обессиленный зельями, попытался подать голос. И хоть его связки и мышечные ткани теперь были в порядке, профессор считал, что лучшим решением было лишний раз не напрягаться.

Конечно же, Поттер ничего такого и слышать не хотел.

— Неправда, — прохрипел он, настойчиво приподнимаясь, и, поставив подушку в вертикальное положение, прислонился к ней спиной. — Те пропажи, о которых вы рассказали мне и Гермионе, неправда. Документы были ненастоящие. — Гарри замолк ненадолго, потёр повязку на шее. — Сама причина, по которой я позволил втянуть себя в эту авантюру, оказалась подделкой. Вы знали, что меня не купить речами о великом предназначении, о непонятных тайниках, которые способен открыть лишь я один.

Поттер взглянул на Снейпа впервые с того момента, как заговорил. Взглянул прямо, не моргая, и в его глазах, не спрятанных за бликами круглых стёкол, читалось одно яркое чувство, что не скрыть под тонной приторной лжи и напускным равнодушием. Предательство. Снейп предал собственное обещание не лгать Поттеру.

Профессор ожидал услышать предсказуемое замечание, мол, вы же обещали, догадывался об испытываемой мракоборцем злости или, чем чёрт не шутит, разочаровании.

Гарри молчал. Молчал и смотрел на мастера зелий, что стоял возле простенка между двумя небольшими окнами. Просто потому что знал: Снейп не тот, кто будет оправдываться.

— В чём ещё вы солгали мне? — Поттер потянулся к стоявшему на тумбочке стакану, желая наполнить его водой с графина. Малейшее движение вбок, и тело отзывалось неприятной болью.

Снейп махнул палочкой почти неохотно, за что Гарри был благодарен: меньше всего ему хотелось, чтобы окружающие лишний раз заостряли внимание на его, хоть и временной, но ограниченной самостоятельности, и помощь профессора таковым жестом не показалась. Ведомый магией графин оторвался от тумбочки и, грациозно поклонившись Поттеру, плеснул воды в стакан.

— Помимо этого? — уточнил мастер зелий, когда спрятал палочку. — Если сокрытие определённых фактов считается ложью, то только в одном.

Сделав осторожный глоток, Гарри замер в ожидании. Однако Снейп обладал собственным мнением, когда стоило раскрывать последние карты перед мракоборцем.

— Что с Краучем-младшим? — спросил он, вспомнив о последних новостях, что услышал от Рона и Гермионы.

Профессор скрестил руки на груди, волосы упали на лицо, когда он посмотрел на вскрытые лаком доски на полу.

Драко Малфой связался со Снейпом за три дня до возвращения Поттера, сообщив, что укрылся в надёжном месте. С Барти. Слизеринец не подвёл, исполнив свою роль в партии: заняв место Люциуса, оказавшись максимально близко к Бартемиусу, он вытянул Крауча-младшего из-под самого носа главы Красной Гарпии. Единственный, кто смог бы сделать это. Единственный, в ком Бартемиус был безоговорочно уверен.

Снейпу понадобилось много времени и сил, чтобы восстановить память и сознание Барти, больше походившие на книгу, из которой вырвали значительную часть страниц.

— Он в порядке, — Снейп прошёл к высокому столу, на котором расположились, по меньшей мере, два десятка разных флакончиков с лечебными зельями и снадобьями. — Как и то, что вы украли у Красной Гарпии.

Гарри кивнул. Значит, он выполнил свою часть сделки. Мысль об этом не вызывала неприятных эмоций. Больше нет.

В вечер двадцать девятого июля накануне предстоящих выборов министра в дверь домика на окраине Дурнесса постучали. Снейп впустил гостей, которые проследовали за ним в небольшую кухню. За круглым столом их ожидали остальные: Кингсли и Перси о чём-то тихо переговаривались, Рон и Гарри изучали карту Красной Гарпии, и Гермиона что-то говорила им, указывая на одно из картонных колец. Когда трое волшебников вошли, остальные почти одновременно замолчали и взглянули на гостей.

Оставалось совсем немного. Завтра должны были состояться выборы, и каждый, кто сидел в этот вечер за столом, знал их исход. Однако то, что должно было случиться тридцать первого июля, было в разы важнее и опаснее.

Красная Гарпия не могла допустить, чтобы оба сокровища попали в чьи-либо руки до того момента, когда она сможет их вскрыть. И если в наличии сокровища из тайника Ордена Бартемиус был уверен, то с сокровищем из тайника самой Гарпии всё было несколько сложнее.

Хотя это с какой стороны посмотреть.

— Вас, Поттер, Гарпия постарается из-под земли достать, лишь бы не допустить, чтобы то, что Брикман украл у неё, в роковой момент оказалось не в тех руках, — заметил Барти с хитрой улыбкой, и Гарри услужливо кивнул ему в благодарность за то, что лишний раз напомнил о Дамокловом мече, занесённом над головой мракоборца. — С другой стороны, Гарпия готова пожертвовать своим сокровищем ради того, что хранилось в тайнике Ордена: та шкатулка для неё в разы дороже. Что касается вас, мой отец уверен: как только Орден узнает о вашей пропаже, а также о том, чьих рук это дело и, соответственно, о том, что Красной Гарпии вы не друг, за сохранность вашей жизни будут готовы заплатить любую цену.

— Поэтому наша задача, — профессор продолжил мысль, — не допустить, чтобы Гарпия раскрыла предательство Полумны Лавгуд, а также обеспечить защиту Поттеру до дня его рождения включительно. Как только мисс Лавгуд убедится, что её отец вне досягаемости для Красной Гарпии, она отдаст нам шкатулку Ордена, а Эдвард Брикман доставит вторую часть сокровища.

Звучало вполне складно, но, как говорят, в теории всё проще, чем на практике.

Когда негласное собрание подошло к концу, на улице уже стемнело: вдалеке мерцал проблесковый свет маяка, а вокруг лампы, что висела над крыльцом, вились мотыльки. Рон сидел на пороге, разделяя на тонкие волокна выдернутую былинку, а Поттер и Малфой стояли неподалёку, прислонившись к деревянному ограждению.

— Знаешь, слизеринцы обычно не просят прощения, — заметил Драко, и уголок его рта выгнулся в кривой улыбке, как только Гарри повернул голову в его сторону. Малфой продолжал смотреть впереди себя. — И всё же я наверняка должен извиниться.

— Если ты о моём разрушившемся браке, то не утруждайся, — беззлобно откликнулся Поттер, покосившись на Рона, но тот из-за усиливавшегося ветра, что прилетал с моря, ничего не слышал. — Всё было потеряно ещё до твоего вмешательства.

Боковым зрением Гарри заметил, что Малфой смотрел на него, но повернулся не сразу. Когда их взгляды пересеклись, он понял, что мир между ними вновь был восстановлен: пожалуй, более прочный, чем когда-либо.

Заколдовав кружки на мытьё, Гермиона стала подниматься по лестнице и, преодолев площадку, уже ступила на второй марш, как услышала голоса с верхнего этажа, что заставило её остановиться и прислушаться.

— Всё не успокоишься? — устало спросил Снейп. Таким тоном он обычно говорил о том, с чем категорически не согласен, но уже не было сил доказывать обратное. — К твоему сведению, есть менее радикальные способы.

— Какие? — огрызнулся Барти, чиркая зажигалкой. Через несколько секунд потянуло сигаретным дымом. — Азкабан? Может, вспомним старые добрые времена, когда Красная Гарпия вовсю использовала своё заклинание? Это было бы справедливо, ведь почти то же самое он проделал со мной.

На площадке второго этажа раздались размеренные шаги, определённо принадлежавшие Снейпу.

— Малфой вытянул тебя.

— Как и должен был.

Молчание. Гермиона чуть крепче сжала пальцы на деревянном поручне, напрягая слух.

— Ты знаешь моё мнение на этот счёт. Я не согласен.

Тишина послужила профессору ответом, чей смысл Барти мог красноречиво передать одним лишь взглядом.

Резко скрипнули доски, и колдунья ни за что не успела бы покинуть лестницу, чтобы не раскрыть себя. Снейп обдал её пронзительным взглядом, но огонь недовольства потух так же быстро, как и зажёгся. Не сказав ни слова, он быстро спустился вниз, оставив Гермиону наедине с чувством неловкости, хоть её одиночество оказалось кратковременным: сверху, облокотившись на деревянную балюстраду, на неё смотрел Барти.

— Вы теперь никогда не заговорите со мной, миссис Уизли? — раздалось вслед колдунье, когда она поднялась по оставшемуся отрезку лестницы и демонстративно прошла мимо Крауча-младшего. — Тесно сотрудничая в одном отделе, это весьма затруднительно, вам не кажется?

Гермиона остановилась. Перед глазами оказалось дверное полотно, на которое она смотрела, чувствуя, как внутри неё что-то начинало дрожать от подступавшей злости.

— Как только вы вернётесь в Министерство, вас будет ожидать моё заявление об увольнении.

Мучительно сильно хотелось обернуться, чтобы увидеть, изменило ли сказанное хоть что-то в лице Барти. Однако Уизли могла поклясться: ничего не изменило. Наверняка он так и продолжал стоять, вольготно прислонившись к ограждению, и курил свою чёртову сигарету.

— Как только я вернусь в Министерство, это будет уже не столь необходимо.

На этот раз Гермиона не смогла преодолеть любопытство. Она плавно развернулась на подошве кед и с подозрением взглянула на Крауча-младшего. Тот откровенно ухмылялся, как будто знал немного больше, чем она.

— Если финал истории разрешился в нашу пользу, а так и случится, вас будет ожидать новая и весьма хорошая должность в законодательном отделе. — Сделав затяжку, Барти медленно выдохнул дым, с удовольствием наблюдая, как подозрение на лице Уизли сменилось откровенным замешательством. — Разве это не то, что вы хотели?

Колдунья не знала, как реагировать, в два счёта растеряв былой враждебный настрой.

— Да, так и есть, — она сама не заметила, как заправила прядь волос за ухо, тем самым выдав собственное волнение, — но я не понимаю, почему?

Уничтожив окурок магией, Крауч-младший серьёзно взглянул на Гермиону.

— Вы вовсе не глупы, миссис Уизли. Вы не могли не знать, на что шли. Не могли не знать, к чему приведёт наше сотрудничество.

Колдунье пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не позволить воспоминаниям затопить сознание.

Сотрудничество. Вот как это теперь называется.

На короткий миг она всё-таки проиграла…

Нежась под тёплыми струями воды с закрытыми глазами, Гермиона уже хотела закрыть вентили крана, как вдруг мокрой спины коснулся прохладный воздух, пробравшийся в просторную душевую кабину. Она передумала оборачиваться, едва почувствовала сильные руки, которые, на миг сомкнувшись вокруг талии, заскользили вверх по груди, а чужие губы прижались в поцелуе к её плечу…

— Вы правы, — откликнулась она, услышав, как изменился собственный голос, — не могла.

Она знала, на что шла, с самого начала. Если на кого она и должна была злиться, то только на саму себя.

— Считайте, это в знак извинения за последние события.

— Та карта уже была извинением, — спокойно ответила она и, не дожидаясь ответа, ушла в их с Роном комнату.

Гермиона не слышала, как спустя некоторое время на лестнице состоялся ещё один короткий диалог.

— Я выполнил свою часть сделки. Теперь очередь за вами.

— Терпение, мистер Поттер. Осталось совсем немного.

В оставшийся вечер в домике на побережье Шотландии было тихо.

Дальнейшие события нетрудно было предсказать: они легко отслеживались по статьям на передовой «Ежедневного пророка». Репортёрам пришлось попотеть.

«Магическая Великобритания, едва оправившаяся от потери министра Кингсли Бруствера, замерла в ожидании момента, когда сможет узнать имя нового главы государства. Выборы прошли утром тридцатого июля в закрытом режиме в форме тайного голосования глав департаментов. Уже к полудню стали известны результаты, которые не удивили никого из тех, кто связал свою жизнь с Министерством магии.

Так, решением совета глав департаментов новым министром магии стал мистер Бартемиус Крауч-старший, ранее занимавший пост главы Отдела магического правопорядка.

Этим же вечером новый министр выступил с речью, в которой помимо планов правительства на ближайшие несколько лет осветил проблему исчезновения героя магического мира и главы штаб-квартиры мракоборцев, Гарри Джеймса Поттера, что потрясло умы многих британских граждан. В словах министра скорбь по столь трагичному поводу делила место с решимостью во что бы со ни стало разыскать мистера Поттера и наказать его похитителей по всей строгости закона».

Эту поистине ожидаемую новость Гарри прочёл вечером того же дня.

Бартемиус был всего в шаге от того, чтобы объявить им шах и мат: властвуя над Министерством и Красной Гарпией, что могло встать между ним и двумя шкатулками? Они, кучка из восьми волшебников?

Поттер уже сталкивался с подобным: когда-то почти всё магическое сообщество было против него.

И хоть на этот раз его не пытались убить, ситуация была сложнее.

Настолько, что никто из жильцов их временного убежища не смог ничего предпринять, когда за десять минут до полуночи Гарри почувствовал, как неведомая сила засасывает его в знакомую пространственную воронку — такую, что является неотъемлемой частью путешествия с помощью портключа. Всё, что мракоборец успел зафиксировать, это взволнованный вскрик Гермионы, позвавшей его по имени, и Снейпа, что бросился к нему, но было уже поздно. В боку, что периодически беспокоил его с момента возвращения (хоть Поттер и списывал всё на последствия длительного нахождения во временной петле), стало невыносимо горячо, и Поттера утянуло против его же воли в неизвестность, очень скоро сменившуюся знакомыми стенами кабинета главы Красной Гарпии.

Его выбросило прямо в одно из гостевых кресел, что покачнулось, вздыбившись на задних ножках. На столе обнаружилась деревянная шкатулка с вырезанным на крышке гербом Ордена Феникса; перед Поттером, опустив ладони на спинку кресла, стоял Бартемиус, а в дальнем углу кабинета Гарри увидел Полумну, прислонившуюся к стеллажу. В её руках был пустой кожаный мешочек: в нём под заклятием магического расширения и хранилась шкатулка Ордена. Мешочек, в свою очередь, всё это время покоился на груди Ксенофилиуса в госпитале.

В воздухе всё ещё чувствовался лёгкий аромат лаванды.

— Чудный сегодня вечер, — заметил Крауч-старший, словно продолжал давно начатую беседу. — Не так ли, мистер Поттер?

Гарри не пришлось разыгрывать изумление при виде Лавгуд, чтобы ненароком не выдать её: внезапное появление здесь сделало это за него.

— Прежде чем мы начнём, следует кое-что исправить. — Кому-то, кто стоял позади Поттера, Бартемиус подал знак, и когда этот человек оказался в поле зрения, забытая картинка воспоминаний обожгла сетчатку глаз.

Неестественно яркий свет, заползавший даже под плотно сомкнутые веки, блёклые тени склонившихся над ним людей, и острая боль в животе, что не позволяла провалиться в спасительное бессознательное состояние. Превозмогая резь в глазах, Гарри приподнял веки и увидел это лицо: грубое, будто высеченное из камня, с равнодушными глазами. Он дёрнулся от новой волны боли, но его остановили:

— Тише, мистер Поттер.

Рука потянулась к нему, уверенным движением заставив лечь обратно, и Поттер увидел.

Красное и белое. Белые стены, белые одежды. И красная кровь. На руке, что его остановила. Его кровь...

— Портключ, мистер Поттер, — продолжал Бартемиус, пока Гарри широко распахнутыми глазами смотрел на того самого волшебника из воспоминания, которое до нынешнего момента было спрятано в его собственной голове. — Просто, но в то же время гениально.

Как только волшебник в белой одежде сделал шаг вперёд, и в затянутой в медицинские перчатки руке блеснуло лезвие скальпеля, Поттер вскочил с кресла.

Он не слышал свиста, с которым палочка Крауча-старшего рассекла воздух, но почувствовал, как волна магии отбросила его обратно и надёжно приковала к креслу. Он не мог даже пальцем пошевелить. Бартемиус гадко улыбнулся, Полумна взяла с полки книгу, а человек со скальпелем приблизился к обездвиженному мракоборцу.

— Портключ, особенно если он очень маленький, легко потерять, — Крауч-старший получал несравненное удовольствие от происходящего. — Только если он не становится частью волшебника.

Гарри закричал бы, если мог. Когда неизвестный волшебник склонился над ним. Когда затрещала ткань рубашки. Когда тонкое лезвие скальпеля вошло в его тело безо всякой анестезии.

Он закричал бы. Однако всё, что он мог, это вращать глазными яблоками, как обезумевший, и смаргивать хлынувшие от боли слёзы.

Операция, если подобную пытку можно было так назвать, длилась недолго: вскоре на окровавленной медицинской перчатке Поттер увидел пенни, что неделю теснился между его печенью и поджелудочной. «Хирург» сделал короткое движение палочкой, и надрез сошёлся, будто соединённый невидимой нитью, хоть боли от этого меньше не стало.

Как только Гарри оставили в относительном покое, часы пробили полночь. Бартемиус улыбнулся. Полумна бросила косой взгляд на Поттера.

— Теперь приступим к главному.

Осознав, что у него не было выбора, Гарри потянулся к шкатулке.