Lux in tenebris (гет)

Вы не можете на меня сердиться за то, что я так говорю! Потому что я искренно говорю, а не оттого что… гм!

«Преступление и наказание»

Если бы кто-нибудь еще пару месяцев назад сказал Гермионе, что она будет счастлива в доме коменданта, последняя сочла бы подобное высказывание глупой шуткой. И тем не менее это было близко к правде. Гермиона, как и прежде, сильно уставала: работы было много, а приятного мало – но, несмотря ни на какие трудности, в ее душе поселилась радость, от которой хотелось летать. «Отвратительная всезнайка» замечала, что все чаще начинает напевать себе под нос, когда поблизости никого нет, и думает о будущем с оптимизмом. «Скоро все закончится. Мы станем свободными, я увижу Рона и… остальных. Все будет хорошо». Вернулась прежняя Гермиона Грейнджер – умная, находчивая, смелая девушка, которой все удается. Она улыбалась, когда вспоминала взгляд Люциуса при их последней встрече, и, внутренне усмехаясь, украдкой следила за неуклюжими попытками Макнейра понравиться ей.

Но было и другое, главное, о чем она запрещала себе думать и даже мечтать… И все равно в мыслях постоянно возвращалась к этому. Каждое утро, еще до того, как Гермиона успевала открыть глаза, ее сердце наполнялось радостью и предвкушением встречи. «Хорошо бы сегодня он пришел!» — такова была первая мысль, от которой хотелось спрятать в подушку счастливое лицо. Каждый раз, когда она приближалась к кабинету Макнейра, сердце замирало в сладостном предвкушении. Уже с порога можно было различить тонкий аромат малфоевского парфюма: чуть сладковатого, пряного, окутывающего Гермиону блаженством. Перед сном, лежа в постели, она вспоминала все, что было связано с Люциусом, вплоть до самых незначительных деталей вроде едва уловимого выражения глаз и шороха мантии. Гермиона старалась ничем не выдавать своего состояния, но счастливый блеск глаз, яркий румянец и сияющую улыбку не скроешь. На сердце у нее было легко, как всегда случается перед тяжелыми испытаниями.

Среди недели Малфой наведался к Макнейру под видом очередной плановой проверки. Вошедшая Гермиона застала их за безобидным обсуждением министерских сплетен, но при ее появлении разговор резко оборвался. Малфой жестом подозвал сообщницу к себе. Едва они оказались под защитой заклятий, как он без слов протянул ей новое послание. Гермиона почувствовала, что Люциус сильно не в духе, и внутренне напряглась. Но первая же фраза выбила у нее почву из-под ног:

— Я вижу, вы тут не скучаете в обществе моего милейшего приятеля Уолдена. Питаете слабость к рыжим тупоголовым ухажерам? Наверное, уже подумываете о том, чтобы выйти из игры. А почему бы и нет? В конце концов, могу поспорить, кое в чем Макнейр заткнет Уизли за пояс... – его голос был непривычно резок.

— Что? – потрясенно выдохнула Гермиона. На мгновение все мысли разом улетучились из головы, а потом понеслись вскачь, сталкиваясь и перебивая друг друга: «Как он узнал?.. Это несправедливо! Я ничего не сделала!.. По какому праву он так со мной разговаривает?!..» — вопил ее внутренний голос, однако Гермиона приказала ему замолчать и с трудом, но все же взяла себя в руки. – Я не понимаю, о чем вы.

Малфой сверлил ее взглядом.

— Не стройте из себя идиотку. По-вашему, я слепой?

— Обвиняете меня в том, что я соблазняю Макнейра? – Гермиона зло усмехнулась. – Мне кажется, вы не в себе, мистер Малфой.

— А мне кажется, что вы играете с огнем. И если в вашей голове осталось хоть немного мозгов, советую немедленно перестать этим заниматься.

— А что, по-вашему, я делаю?

— Не имею ни малейшего понятия. Подробности вашего общения, — он скривился, — с бывшим палачом Министерства, а ныне преданным служакой Лорда, меня не интересуют.

Гермиона побледнела от ярости.

— Да как вы смеете?! Вы хоть понимаете, в чем меня сейчас обвиняете?

— О, — Малфой презрительно отмахнулся, — оставьте эту комедию с оскорбленным достоинством.

Внезапно усталость обрушилась на Гермиону и погребла под собой все эмоции. Еще секунду назад ей хотелось плакать, кричать, залепить Малфою пощечину, а потом встать и уйти с каменным лицом. А теперь злость, обида, разочарование – все это обернулось тупой удушающей болью. Как будто у нее отняли единственную вещь, которая была ей по-настоящему дорога, и безжалостно выбросили. «Если так, пусть думает что хочет», — решила Гермиона про себя. В памяти всплыла давнишняя ссора с Роном, когда он обвинил ее в предательстве за то, что она согласилась пойти с Виктором Крамом на Святочный бал. Прежняя Грейнджер в той ситуации чуть ли не на стенку лезла, а нынешней было совершенно плевать, хотя случай был почти такой же. Только вот в душе стало пусто и холодно, словно в доме, хозяин которого умер.

Она спокойно взяла у него письмо.

— Это все?

Малфой подался вперед и схватил ее за руку.

— Надеюсь, вы все поняли, мисс Грейнджер?

Она отстранилась.

— Вполне. Грязнокровка, рабыня, а теперь еще и шлюха. Хотя, как вы проницательно отметили, ничего другого от такой дуры и ожидать не стоило.

Гермиона встала, не дожидаясь пока он снимет заклятие, и подошла к Макнейру.

— Что-нибудь еще? – она старалась, чтобы голос звучал ровно.

Комендант оторвался от чтения свежего номера «Ежедневного пророка» и несколько недоуменно посмотрел на нее. Обычно встречи с Малфоем заканчивались по другому сценарию: Люциус вставал первым и отпускал ее. На этот раз было иначе, и Макнейр не мог сообразить, в чем дело.

— Люциус, больше ничего не нужно? – обратился он к инспектору.

— Нет, Уолден, мы закончили, — Малфой поднялся с кресла.

— Тогда можешь идти, — кивнул Гермионе Макнейр.

Гермиона воспользовалась его разрешением, поклонилась обоим и быстро вышла, ни на кого не глядя.

Если бы в тот момент она увидела выражение лица своего сообщника, вероятно, обида осталась бы в прошлом. Потому что Люциус Малфой стоял, судорожно сжимая трость и безуспешно пытаясь согнать с лица краску, и по его виду можно было бы сказать, что он собирается воспламенить взглядом ковер. К счастью, комендант был слишком увлечен очередной пропагандистской статейкой, чтобы заметить столь необычное явление, поэтому у Малфоя было время, чтобы снова надеть маску учтивой холодности.