Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (джен)

45 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Земли руссов, Миро, Странный мир

Час, отпущенный им Тамерзаром на восстановление сил и лечение, кончился удивительно скоро — вероятно, правда, лишь для Мирэда, а не для остальных заметно посвежевших тёмных. Причина этой быстротечности была до смешного проста — впервые со дня ссоры он действительно поговорил с Вардом, поговорил, а не обменялся несколькими колючими или же просто безразличными и ничего не значащими фразами.

Их не остановил ни обрабатывающий сначала спину Варда, а затем рёбра и голову Мирэда Фирэйн (лекарь даже пожертвовал ему одну из своих рубашек, которая теперь болталась на худощавом Забирающем как на вешалке), ни сидящий неподалёку и явно прислушивающийся к их беседе любопытный Рэт, ни удивлённый резкими переменами в их взаимоотношениях и опрокидывающий в себя склянку за склянкой Зенор, периодически шедший пятнами разных оттенков голубого. Мирэд, окончательно осознав собственную непроходимую заносчивость, решил всё-таки наплевать на хвалёную фамильную гордость, предписывающую не прощать ничего и жестоко мстить всем обидчикам, и твёрдо решил для себя с этого дня быть терпимее и держать паршивый характер в узде. По крайней мере, делать так, чтобы от него не страдали его же друзья, которые, почему-то, всё ещё были рядом, невзирая на всю глубину его заблуждений. И ладно бы повод для ссоры там, в Фирмоне, был стоящим… Но нет — лишь опять раздутый из сущего пустяка скандал.

Нет, нельзя сказать, что именно эта миссия открыла ему глаза, а до неё он даже не подозревал о масштабе своих проблем — не подозревал он даже, а хорошо знал, просто предпочитал не задумываться и не замечать. А эта поездка в каком-то смысле стала тем пресловутым пинком (под зад, как дополнил бы Вард), что помог начать вычищать из головы всю забившуюся туда спесивую дурь. Лучше бы, конечно, кто-то пнул его раньше, раз сам он начать решать свои проблемы не сподобился, но что есть, то есть…

Глупо терять друга из-за собственной неуравновешенности.

— Дорогие мои тёмные и не тёмные, прошу подняться, — голос Тамерзара прервал его на середине очередной фразы. Кажется, он как раз сетовал на то, что совершенно забылся в скифьевой пещере и попытался использовать свою расовую магию, сетовал, уже точно зная, что сейчас друг закатит глаза и назовёт его дурьей башкой или кем похлеще. Но — не успел.

Все подскочили, и даже Вард, несмотря на предостерегающий взгляд Фирэйна, тяжело встал с камня, независимо расправив плечи и даже не поморщившись, хотя Мирэд прекрасно понимал, насколько ему больно на самом деле. Ему подумалось, что у друга, должно быть, просто титаническая сила воли — ведь только сейчас, видя сбоку его искалеченную спину, он вдруг осознал, каких трудов Варду стоило даже просто стоять. А ведь он ещё и держал тогда Мирэда, сжимая, как умалишённый. Дурак. Мирэд не смог не улыбнуться хотя бы краешком губ.

Когда они вернутся в Кару, он доберётся до Сазэра, возьмёт денег и пройдётся по лавкам столичных Забирающих Боль — у них есть средства на все случаи жизни, наверняка найдётся что-то и для ран от артефакта. Пусть они и встречаются нечасто…. Уж золотых кобр он не пожалеет. Это самое малое, что он может сделать для Варда за то, что тот всё ещё готов быть ему другом после всех этих глупых выходок.

Впрочем, даже если бы эта ссора положила конец его лояльности, Мирэд всё равно пошёл бы искать подходящее зелье — это был далеко не первый случай, когда расположение Варда к нему проверялось на прочность, и он заслуживал возможности исцеления хотя бы за то, что было раньше.

Внутри почему-то стало удивительно светло и спокойно, несмотря на то, что ситуация к этому явно не располагала. Их дела на Миро ещё не были окончены, думать нужно было о другом, но радость внутри билась совершенно детская.

От Тамерзара вид Вардовой спины тоже не укрылся. Советник бросил на него косой взгляд и покачал головой:

— Нет. Ты слишком слаб.

Вард гневно сощурился. Его глаза, бледно-зелёные, кошачьи, очень нехорошо блеснули. Мирэд не понаслышке знал, как друг не любил свою слабость, особенно, когда её ставили ему в укор. Для него это унижение, к тому же прилюдное, а горные жители были гордым народом и в некоторых аспектах едва ли не более принципиальным, чем Забирающие.

Вард сжал кулаки — интересно, насколько непроизвольно? — и на его руках проступили толстые бугрящиеся вены. У Мирэда почему-то возникло чувство, что он, если бы захотел, смог сломать Советника пополам этими руками.

— Я сссказал ссесть! — Тамерзар повысил голос, в котором явственно прорезались шипящие нотки, свидетельствующие о крайней степени раздражения. — Мне нужен зсдоровый подчинённый, а не умирающий упрямец, лишённый зсдравого смыссла! Ссядь, Вард! Или мне объясснить тебе более доходчивым сспособом?

И Вард неожиданно сел, хмуро глядя прямо перед собой. Столь откровенно противиться Советнику не мог даже он, потому что Тамерзар действительно мог донести до него свой приказ куда доходчивей. Или же припомнить одно из правил свода.

Тёмный подчиняется Советнику и Королю, ведь через них говорит сама Смерть.

Никому не хотелось знать, что будет с нарушившим волю Смерти тёмным.

— Зсамечательно. Светлый, садись и ты. Твоя магия заблокирована, ты мне не помощник, — Тамерзар, не обращая более на них внимания, обвёл взглядом тёмных. — Квэарр, что насчёт тебя и твоей магии? Ты не слишком-то любишь ей пользоваться, как посмотрю… Что крайне расточительно для мага уровня матэра. Ты мог бы стать ещё более сильным воином.

И принести Совету ещё больше пользы.

— Если это необходимо, то я готов помочь вам, — Квэарр кивнул с небольшой задержкой. Было видно, что ему неприятны эти замечания, но ответить он, в отличие от куда менее сдержанного Варда, не решается. Ещё Мирэд с удивлением отметил, что уже привычной взгляду голубой серьги-капельки в его погрызенном ухе нет. Неужели он потерял её в плену? Ему казалось, что эта вещь достаточно ценна для эльфа, и он заметил бы её отсутствие и попытался бы вернуть. Тоже решил оставить прошлое в прошлом?

— Прекрасно, помогай, — Тамерзар подошёл к входу в пещеру и обернулся к ним, смерив непроницаемым взглядом. — Итак… От вас требуется немногое — лишь концентрация и полное повиновение. Если говорить кратко, то для того, чтобы извлечь скифь из владений Льда, или, как называют его руссы, Океана, мне необходимо провести ритуал. В нём поучаствуют семеро из нас, что будут представлять семь же древних сил, которых мы называем демиургами. Во избежание недопонимания в дальнейшем уточню: я имею в виду те силы, что принято называть Семерыми. Ни о каком Сирионе, Марраке и прочей… ереси речь не идёт. Тэйем, Сэрэа, Роэна, Вэсс, Элэйн, Сэтэв, Клоэ — я говорю о них.

— Тамерзар, скажите, а они действительно существуют? Семеро? — некстати подал голос сидящий на камне Рэт.

— Я же говорить ты, Солнечный Ветер, что я говорить с Океан! Если существовать он, то существовать и другие! — возмутилась, сильно коверкая ринский язык, предполагаемая Белая Медуза. Предположения Мирэда оказались верны:

— Прости, Медуза, — мальчишка смутился, покраснев до кончиков острых ушей, — но я тогда даже не понял, что ты говорила об Океане как о ком-то живом.

— Да, Светлый, существуют, — ответил недовольный тем, что его прервали, Советник, — Семеро действительно создали наш мир, все вместе. Я не буду вдаваться в теологические вопросы по поводу вашей эльфийской религии. Если вы хотите верить, что к миру свою руку приложила только Клоэ, которую вы переделали в Клоис, и какие-то мелкие безликие божки вроде Сэрема и Солнечных дев, то верьте и дальше… И, Светлый. Если ты вдруг решишь сбежать, пока мы будем проводить ритуал — будь готов к безвременной кончине от хвоста змеи, обвившего твою шею, или же от секиры, эту же шею перерубившей — не знаю уж, что долетит до тебя первым. Надеюсь, ты меня понял.

Тамерзар смотрел на эльфа спокойно. Его голос не излучал угрозы, в нём не было слышно ни свойственной ему стали, ни шипения, и именно это заставляло холодок бежать по коже. Именно это заставляло верить в то, что в его словах нет шутки или иронии, только простая констатация — сбежишь? Сделаю.

Рэт понимал это так же ясно, как и все остальные. Он склонил голову в знак согласия и замолчал.

— Сейчас — если ни у кого не осталось больше глупых вопросов — я продолжу. Извольте перестать разглядывать меня и обратите свои очи на песок перед входом. Вы видите руны? Каждая из них соответствует одному из демиургов. Теперь же всё просто — подойдите к той руне, что позовёт вас… Предвосхищая вопрос, Зенор. Вы почувствуете. Сложно не обратить внимание на зов одного из Семерых.

Приоткрывший было рот чаррусс непроизвольно залился краской и вперил глаза в золотистый песок, принявшись сосредоточенно его разглядывать.

Мирэд последовал его примеру и посмотрел вниз. Действительно, перед входом в пещеру оказались начертаны странные, не виданные им прежде рисунки рун — изогнутые линии, какие-то чёрточки и точки, ни одного знакомого элемента. Это тоже было странным, если учесть, что с рунной магией он сталкивался далеко не в первый раз. Почему-то сейчас даже не верилось особо, что эти кривые чёрточки обозначали древние силы, которые по поверьям, а, видимо, и не только по поверьям, создали Тиррэн Рин. Все руны были нарисованы настолько схематично, что создавалось впечатление, будто их корябали палочкой на песке пятилетние дети, а не сам Советник Тёмного Короля. Все. Кроме одной.

Она была чем-то похожа на неправильно изогнутую букву «э», обрамлена спиральными узорами и словно бы пульсировала неярким рыжим светом. Эта пульсация отдавалась покалыванием где-то на кончиках пальцев ног, и Мирэд не понимал точно, видит ли он рождающий её свет на самом деле или, скорее, ощущает каким-то шестым чувством. Однако это не казалось больше важным. Руна лежала прямо перед ним, только подойди, сделай шаг. От неё едва уловимо веяло теплом — как от тлеющих углей, оставшихся от прежде буйного и яркого костра.

Должно быть, это и был тот зов, о котором говорил Тамерзар — ведь остальные знаки так и остались для него детскими каракулями. Мирэд не без содрогания приблизился к руне, останавливаясь точно перед диковинным узором, но больше не почувствовал ничего необычного — лишь слабое тепло продолжало обнимать его ступни, как если бы от неё шёл жар, да всё так же сильно было желание подойти ещё ближе, коснуться начертанного на песке контура и... И что было бы дальше?

Застилавшая разум дымка спала, и Мирэд настороженно замер, не позволяя себе поддаться искушению и сделать ещё один шаг, прямо в центр руны. Опасно было смазывать её границы, опасно терять контроль.

Краем глаза он заметил, что и остальные заняли свои места, образуя ровный круг.

— Теперь вытяните вперёд правую руку, — Советник вытащил из поясных ножен тонкой работы кинжал. На его лезвии была гравировка — надпись на драконьем, — но Мирэд не смог прочитать её с такого расстояния. По его памяти, такие гравировки украшали обычно оружие магического толка, обладающее помимо обычных колюще-режущих свойств и свойствами особыми.

Например, изрезанный драконьими знаками посох Вановэйе, одной из Тёмных Королев древности, способен был разить врагов молниями на несколько километров окрест — если верить записям, хранящимся в Малахитовой Резиденции, конечно же. Своими глазами Мирэд легендарную Песнь Грома не видел — его, что неудивительно, на нижние уровни подземелий, где было укрыто от чужих глаз большинство реликвий Совета и располагался склеп Тёмных Королей, не пускали.

Этот же клинок, судя по всему, был исключительно для ритуального применения — в навершии его рукояти играл солнечными бликами крупный самоцвет в окружении нескольких камешков поменьше, по самой же рукояти ползли искусно вырезанные из золота и серебра чешуйки. Не стал бы никто всерьёз сражаться этой наверняка баснословно дорогой игрушкой — помимо всех этих лишних для настоящего оружия украшений кинжал имел в недостатках и не слишком длинное лезвие. А вот для того, чтобы заколоть напрасно мечущуюся по алтарю жертву, он подходил просто прекрасно…

Тамерзар отчасти оправдал его кровожадные мысли, когда, неспешно двинувшись от входа в пещеру по кругу, бросил:

— Руна должна испить вашей крови. Именно кровь позволит пробудить её в полной мере и создать мост для Семерых.

Не то чтобы Мирэда страшили древние боги — в конце концов, он и сам служил одному из них, но затея Советника с каждой секундой казалась ему всё менее и менее понятной и безопасной, а отчасти начинала и пугать. Зачем ему призывать Семерых, если он хочет всего лишь забрать скифь? Да и проливать свою кровь для того, чтобы провести в привычные смертным четыре измерения аватар бога… Что Тамерзар задумал, Маррак побери?

Понятное дело, что перечить он ему не будет — не столько потому, что попросту не осмелится, сколько из уважения к негласным правилам, но ясности всё же хотелось.

Тем временем Советник, дошедший до первой руны, бросил на стоящего рядом с ней СэльСатара недовольный взгляд. Капитан не удосужился ни снять перчатку, ни закатать рукав, что было бы логичным в данной ситуации, а лишь стоял и смотрел на Тамерзара со странным выражением в мерцающих глазах. Мирэду показалось, что на мгновение он даже заметил в них насмешку. Но потом Советник тихо зашипел, схватил капитана за запястье и, резко дёрнув его рукав вверх и оголяя полосу пепельно-серой кожи, сделал короткий поперечный разрез. Кровь — странная, не то багровая, не то фиолетовая, полилась на песок.

Пожалуй, в этот непродолжительный момент расовая принадлежность СэльСатара заинтересовала Мирэда даже больше смысла ритуала. Разноцветные глаза, серая кожа, странная кровь, вечная маска, скрывающая лицо. Смешение каких же рас смогло породить его? И почему всё же у него нет настоящего имени, что значилось второй строкою под меткой Госпожи у всех остальных тёмных? Какие бы родители оставили своё дитя безымянным?

— Когда крови будет достаточно, порез зарастёт сам. Потеряете вы немного, поскольку вам нужно не умереть, а всего лишь установить связь.

Мирэд вздрогнул, когда лезвие неглубоко вспороло кожу. Рану защипало, тёмно-красная кровь хлынула на руну, почему-то не смазывая её контур, а, напротив, равномерно растекаясь по всем линиям и точкам, будто не на песке она была вычерчена, а прорезана в камне. Он в каком-то странном оцепенении смотрел на то, как дрожит и становится — по мере насыщения руны — всё более ярким льющийся из неё рыжеватый свет, как довольно и сыто льнёт к его ногам идущее от песка тепло. Прошло, наверное, секунд пятнадцать, прежде чем оно вдруг объяло и порез. Кожу защипало ещё сильнее, края раны потянулись друг к другу, вновь срастаясь в единое целое. Теперь о том, что меньше минуты назад его запястья касалось острое лезвие ритуального кинжала, напоминали лишь подсыхающие багровые подтёки на коже и краю слишком низко закатанной рубашки, да шрам шириною не толще нити.

Сама руна у ног Мирэда тоже внезапно переменилась — живой чернильной кляксой расползлась в стороны, скользнув под его ступни. Рисунок так и остался в центре, но теперь вокруг, соединённое с ним четырьмя косыми чертами, текло и поблёскивало кровавое кольцо, очерчивающее круг шириною не больше локтя. Зрелище завораживало, но выглядело необъяснимо жутко. До этого Мирэду уже приходилось несколько раз участвовать в так называемых «красных ритуалах», поэтому вид собственной крови, окропившей магические знаки, не был для него новым и пугающим самим по себе, однако в этот раз его почему-то прошибла крупная дрожь.

Да, в ритуалах на крови он участвовал. Вот только к богам не взывал.

— Что же, с подготовкой к ритуалу все вы успешно справились. Превосходно. Теперь сосредоточьтесь на руне и на том, что вы чувствуете, касаясь её. Остальное я сделаю сам, — Тамерзар всё так же спокойно повернулся ко входу в пещеру, коротко надрезал запястье, а после бросил через плечо последнюю полупросьбу-полуприказ:

— Что бы ни происходило, не двигайтесь с места и не отвлекайтесь. Сейчас для вас должна существовать только руна и тот, кого вы призвали своей кровью в наше измерение. Если вы выйдете за границы рунного круга до конца ритуала — умрёте. Будете противиться призванным — умрёте. Потеряете контроль — умрёте. Забудьте обо всём, что происходит за пределами круга. Наша первостепенная задача — извлечение скифи. Это в интересах всех нас.

Голос Советника продрал Мирэда до костей. Холодный, спокойный, безразличный, чётко описывающий все риски и твёрдую необходимость довести начатое до конца. Этот голос не мог не подчинять. Этому голосу невозможно было противиться.

Мирэд глубоко вздохнул и прикрыл глаза, прогоняя ненужные и лишние сейчас мысли о Тамерзаре и о том, насколько опасен его ритуал на самом деле. Нужно лишь следовать его словам и всё кончится благополучно. Так ведь? Вряд ли он стал бы укладывать в могилу только что спасённых им же подчинённых… Хотя, быть может, он и спас-то их только ради того, чтобы использовать в ритуале. Зачем тащить на Миро ещё шестерых, когда есть те, кто уже здесь.

Он попытался позвать Аин-Зару — отчасти для того, чтобы унять поднявшуюся внутри тревогу и отчасти, чтобы попросить не делать глупостей, но змея, кажется, не преминула опять провалиться в сон. Хороший вопрос, насколько он естественный… Да, сейчас он не чувствовал ничего из спектра тех ощущений, что охватили его в гроте, но…

«Думай о руне», оборвал он себя, не давая продолжиться мысли. Думать о руне, только о ней. Чувствовать её. Сосредоточиться. Чувствовать.

И Мирэд почувствовал.

Сначала это было лишь то лёгкое тепло, что овевало его ступни. Ласково грело кожу, иногда даже обжигало немного — неприятно, но не более того. Затем неторопливо и щекотно переползло на щиколотки и голени, объяло все ноги, скользнуло под лекарской рубашкой по животу и выше до ключиц, подняв на спине целую волну мурашек и заставив сдавленно зашипеть, тронуло шею и нежно огладило её, словно бы пальцами. Странные ощущения. Будто бы его касалось не бесформенное тепло, а кто-то… живой? Слишком живой и материальный для того, чтобы быть лишь теплом.

Сзади послышался лёгкий смешок. Шею Мирэда обвили чьи-то обжигающе горячие руки, а к вновь покрывшейся мурашками спине тесно прижалось чьё-то такое же горячее тело. Он непроизвольно вздрогнул, распахнул глаза, но это не было наваждением. Его действительно обнимали руки. Тонкие, со светлой золотистой кожей, украшенные массивными браслетами из живой огненной лавы, с изящными длинными пальцами. Руки, которые могли принадлежать только женщине… Нет, едва ли женщине. Юной, едва вошедшей в возраст девушке.

Мирэд с самого начала понимал, чья руна позвала его так нежданно, а потому догадывался о том, кто сейчас стоит за его спиной, от чьего горячего дыхания так плывёт голова. Как могло быть иначе… Ведь это сама Элэйн, Пламя, Пятая драконица, Владычица огня, опадающих листьев и, что самое главное — Повелевающая любовью. Он мог объяснить свою дрожь от прикосновений чистого воплощённого пламени только последним её именем. Не зря смертные дали ей именно его, не зря ей молились о том, чтобы не утихла вспыхнувшая ответно страсть…

— Здравствуй, серая змейка, — в голосе Элэйн, мелодичном и красивом, пробуждающим внутри что-то глубинное и затаённое, опасное, слышался треск сгорающих поленьев, — знаешь, кто я? Думаю, да. Шшш, не отвечай, — золотистые пальцы прижались к его губам, слегка царапнув их острыми коготками, а её голос зашептал прямо в ухо, обволакивая сознание, прорастая в нём огненными нитями, отравленным золотом вплавляясь под кожу, — не будем прерывать ритуал, Нэссс. Не будем ему мешать. Ты ведь будешь вести себя тихо, моя маленькая змейка?..

Мирэда бросило в жар. Он не мог шелохнуться в объятьях Пламени, не мог дёрнуться, обвитый её руками, скованный, зачарованный, поглощённый, стремительно теряющий остатки воли. Контроль, контроль… Какой к Марраку контроль?.. Её дыхание обжигало, рождало льющуюся откуда-то из солнечного сплетения волну дрожи, заставляло забыть об осторожности, оставляя ему лишь хриплое прерывистое дыхание, клокочущее где-то в горле. Что за напасть… Голова шла кругом. Оттуда, где касалась Элэйн, расползались по телу обжигающие, рождающие больное желание волны.

Мирэд подавил готовый сорваться с губ стон. Он пришёл не играть с Пламенем в любовь, он пришёл провести ритуал и не должен, не может поддаться. Хотя хотелось, Маррак, как хотелось… Ни одна женщина прежде не касалась его — не считать же безыскусный поцелуй от какой-то девчонки, пришедшийся в скулу, — и он почему-то понимал: Элэйн знала это. И Элэйн забавляла его реакция даже на, казалось бы, её невинные пока касания.

Пламя звонко рассмеялась и, словно прочитав его мысли, скользнула рукою по его груди, играючи распустила ворот рубашки, пробежалась по коже чуткими пальцами, царапнула шею, и он едва смог сдержаться. Не думать, не думать, ни о чём не думать… Она прижималась так тесно, так близко, так безумно близко, что он всей кожей чувствовал жар её тела, жар, что передавался и ему. Его било как в лихорадке — ненормальная, совершенно ненормальная реакция, не должно было быть так, не должно, — весь мир превратился в огненный болезненный бред, и эта женщина позади него не могла быть ничем иным, кроме как порождением этого бреда. Перед полузакрытыми глазами плясали искры и, почему-то, снежинки. Мирэд не мог их рассмотреть. Марево, шедшее от окутавшего его жаркого костра, ограждало от всего и всех плотным коконом, где он плавился под чужими прикосновениями, не в силах ни ответить на них, ни отстраниться. Он всё же не выдержал, повернул голову, желая хотя бы увидеть Элэйн, пусть и не коснуться, и столкнулся с ней взглядом. Огненно-зелёный масляный блеск опалил, пожрал без остатка, он подался вперёд в безумной попытке поймать её губы, но Пламя лишь отстранилась — ровно на столько, сколько хватило бы ему для поцелуя, усмехнулась лукаво и скользнула рукою ниже, добравшись до ремня. Мирэд болезненно вздрогнул. Дёрнулся, едва не сделав шаг из круга и теряя зрительный контакт, но горячие руки той, что никогда не была смертной, игриво притянули его обратно, вновь заставляя всем существом ощутить недоступную близость чужого тела.

И никуда не деться, никуда не спрятаться, не забыться, хотя держаться уже попросту нет сил.

— Куда же ты… Тебе рано уходить, Нэсс. Ритуал не окончен, побудь со мной ещё немного. Ты же и сам хочешь этого, не так ли? Я ведь вижу, — Элэйн вновь рассмеялась, до боли — не отрезвляющей, лишь заставляющей провалиться в огонь ещё глубже — прикусила его ухо и внезапно коснулась губами шеи — там, где проступал под кожей первый позвонок. Под судорожно сжатыми веками вспыхнули искры, Мирэда едва не выгнуло дугой, и он окончательно утратил контроль. Из пересохшего горла вырвался тихий хриплый стон. Видит Смерть, он держался сколько мог… Перед глазами потемнело, и в голове осталась лишь огненная пустота. Элэйн довольно хмыкнула, вдруг засмеялась ещё заливистей, мазнула пальцем по его губам и прошептала тихо и обещающе:

— Пожалуй, я ещё вернусь к тебе. Ты такой забавный…

В голове всё окончательно смешалось, Мирэд уже не понимал, где он и что происходит, Пламя всё так же крепко обнимала его, не давая выпасть из рунного круга, в голове набатом бились чьи-то слова на драконьем, а затем она громко выкрикнула: «Малтара!» — «Отдай!», и ей вторили множество голосов, раздался ужасный крик… Всё исчезло. Она исчезла. За спиной оказалась лишь острая, холодная пустота, никто больше не держал его, и Мирэд упал на мёрзлый ледяной песок, покрытый хрустящей корочкой инея, судорожно вдыхая промозглый воздух элэйнана.

Было почти так же холодно как дома, в Каре.

* * *

Рэт наблюдал за приготовлениями к ритуалу, даже не пытаясь скрыть любопытства. Лично он не видел на песке даже намёка на руны, но тёмные и Медуза, повинуясь приказам Тамерзара, заняли свои места и вытянули вперёд правые руки. Советник, продолжая раздавать указания всё тем же неприятным ледяным тоном, пошёл по кругу, поочерёдно надрезая их запястья. Сначала — капитан СэльСатар, поползшая и вспыхнувшая под ним багровая руна, едва заметным туманом окутавшая его ноги. До зубного скрежета знакомым туманом… Затем — лекарь Фирэйн, травянисто-зелёное свечение и проросшие из песка фантомные стебли, медленно потянувшиеся вверх по его икрам. Потом Белая Медуза, стремительно текущий поток синей крови и уже привычно обмывающая её ступни льдисто-синяя вода. Перед руссой было немного стыдно за то, что он сразу не понял, о каком Океане она говорила, и куда более стыдно за историю, в которой она из-за него оказалась. «Стыдно», пожалуй, не то слово, что отражало бы его настоящие чувства, но другого он подобрать попросту не мог.

Затем пришёл и черёд Нэсса — всё повторилось, руна вспыхнула огненно-красным и обвила его ноги дрожащим маревом, как от костра. Осознавать это было внезапно и почти пугающе, но за него Рэт тоже волновался. За него, за тёмного. Это казалось дикостью — почти такой же, как использование в ритуале ещё не оправившегося от плена Забирающего. Бесспорно, Тамерзар знал, что делает — не в его интересах было доводить своего подчинённого до обморока, если не до гроба, но под ложечкой всё же тревожно сосало, и Рэт очень жалел, что постеснялся подойти к Нэссу и поговорить с ним до того, как ритуал начался.

Помнит ли он о том, что происходило в гроте? Но казалось неправильным и едва ли не кощунственным мешать двум воссоединившимся друзьям. Друзьям… Рэт думал об этом почти с завистью. Он не мог сказать, что друзья были у него хоть когда-то. Он и не общался практически ни с кем в свою бытность на Элфанисе. Да, лет пятьдесят назад, когда ему ещё не исполнилось первой сотни, в Небесной Резиденции иногда появлялись отпрыски Звёздных родов — в основном, правда, женского пола. Отец решил озаботиться выбором подходящих невест для своих сыновей заранее — много раньше, чем это было необходимо в действительности. В качестве будущей жены Эртара, а, значит, и потенциальной Светлейшей, ему приглянулась Лаэко́тэ Гриэ́рмэ, и брат его решения не оспорил, как всегда подойдя к вопросу практично и рационально: юная Лаэкотэ происходила из одного из наиболее древних, знатных и богатых родов, к тому же обладала магией и была хороша собой (в конце концов, представители семьи Светлейших должны были быть прекрасны во всём — и умом, и внешне, и магически).

Рэт же тогда взбрыкнул. Отец привел к нему трёх эльфиек — «девчонок Арене́ма», как окрестил их шёпотом один из стражей. Старшей из них, Марэ́, тогда сравнялось сто пятьдесят три — на восемьдесят три года больше, чем ему. И она, и её младшие сёстры — одной сто тридцать пять, другой — шестьдесят семь, были магами воздуха, и довольно сильными, пусть и практически не обученными. Ведь зачем женщине, что всю жизнь проведёт на острове, неизменно выйдет замуж, родит нескольких наследников и этим выполнит все цели в своей жизни, уметь творить заклинания? Отец предлагал ему сделать выбор, а Рэт… А Рэт, как ни смешно, испугался. Впервые за все годы ему дали возможность решить что-то важное, а он просто струсил и сбежал, едва ли удосужившись сделать это согласно правилам этикета.

Больше к вопросу женитьбы они никогда не возвращались, а в глазах отца, помимо строгой холодности, появилось лёгкое презрение. И после Рэт ненавидел себя за эту слабость, ненавидел неистово, но изменить уже ничего не мог. Только боялся, до дрожи боялся всё же задать ему этот вопрос: «Кто из троих?». Так и не задал. А сейчас уже поздно было. Только сквозило внутри лёгкое облегчение — одна из девчонок Аренема не обязана была больше выходить за него. За трусливого, боящегося ответственности мальчишку.

Так ли он изменился за прошедшие с того дня годы?

Рэт скосил глаза на Варда, сидящего рядом на камне. Тот, как и он сам, напряжённо наблюдал за творящемся в круге, сжимая сильные пальцы на рукоятке огромной двусторонней секиры, упёртой одним концом в песок. Именно этой секирой грозил ему Советник… Что же, воистину впечатляет. Рэт с досадой понял, что даже не заметил, когда к тёмным успело вернуться их оружие и пропадало ли оно вообще. Внутри неожиданно поднялась злость на себя.

Безответственный, невнимательный, неосторожный и напрочь лишённый здравого смысла. Он всё острее понимал, почему его жизнь на Элфанисе проходила именно так — и брат, и отец видели в нём всё то, что он сам начал осознавать совсем недавно. Он даже самого себя уберечь не смог, куда уж ему заниматься делами государства.

Из горла сам собой вырвался болезненный смешок, и Рэт спрятал его в рукаве, не давая сидящему рядом тёмному в очередной раз получить свидетельство его жалкости и ничтожности.

За то время, что он так упоённо предавался самобичеванию, Тамерзар успел завершить круг и теперь надрезал собственную руку. В голове Рэта пронеслась очередная уничижающая мысль — сам бы он вряд ли так смог, пусть и для общего дела. Он боялся боли. Руна расползлась под ногами Советника багрово-чёрным цветком и взметнулась вверх змеиными хвостами, захлестнув его ноги.

Рэту очень не понравилось то, что он сказал после этого. Если даже опустить его угрозы… Почему проведение этого странного ритуала, ритуала тёмных, было и в интересах Медузы? Советник ведь сказал: «Это в интересах всех нас». Какое отношение она может иметь ко всему этому? Зачем она согласилась? Чем ей это грозит? И, вопрос не менее важный: зачем тёмным скифь? Рэт не знал и едва ли мог даже что-то предполагать. Это угнетало не меньше собственной немощности.

От круга внезапно остро зафонило магией. Рэт почти физически ощущал, как её потоки со всё нарастающей интенсивностью стекаются к месту проведения ритуала, проходят сквозь его тело, но не наполняют энергией, а оставляют лишь звон в ушах и ощущение лёгкой слабости. Всё пятое измерение словно заходило ходуном. Чистая сила потекла к горящим рунам приливными волнами, и Рэт, хоть и не мог ощутить её сейчас в полной мере, видел, как воздух вокруг круга мутнеет и сгущается, превращаясь в вязкое желе. Магия текла всё быстрее, волны с гулом влетали в разгорающиеся руны, закручиваясь почти видимыми воронками. Воронки превратились в смерчи, а она всё и выбиралась и выбиралась из своего измерения, выползала, как огромный осьминог с морского дна, и не было конца её исполинским щупальцам. Её мощные потоки всё норовили сбить Рэта с камня, протащить по песку, вмешать во вьющуюся воронками силу и обратить его самого частью этой силы. Он уже с трудом удерживал себя на месте.

Очертания существ в круге вконец смазались, а затем, после особо сильной волны, скинувшей Рэта в песок и заставившей судорожно вцепиться руками в камень, почти ломая ногти, из рун стали вырастать силуэты.

Нечёткие, смазанные движением магии, лишь отдалённо похожие на людей, они, словно следуя неведомому зову, поднимались с земли за спинами тёмных, принимая очертания мужчин и женщин. Кто это? Лишь фантомные духи, мираж или всё же воплощения самих Семерых? Рэт нашёл слезящимися глазами Нэсса, стоящего к нему боком. Огонь, ползущий по его ногам, больше не казался бесформенным — теперь он явно напоминал женский силуэт, лишь сотканный из пламени. И весь тёмный словно был объят этим пламенем, его фигура расплывалась в мареве. Словно он горел на костре… Что происходит, о Клоис? Причём тут вообще скифь, где она, а где Семеро?

Тут Рэт наткнулся взглядом на Медузу. Лишь вокруг неё продолжала виться бесформенная синяя дымка, кутающая её в кокон из воды… и снежинок? До этого Рэт видел снег только на картинках в библиотечных книгах, но чем ещё могли быть белые хлопья, разлетающиеся по песку во все стороны? Он едва смог оторвать глаза от руссы, и вдруг увидел Тамерзара. С ним и вовсе творилось что-то невообразимое: чёрный, едва зримый мужской силуэт почти слился с ним, Рэт смотрел на них и видел одно целое, вспыхивающее искрами, опасное, пугающее. А затем оно заговорило гулким низким голосом, каменной лавиной прокатившимся по земле и тем, кто был сейчас вне рунного круга.

— Шэдар, Вэсс! Иэ арнаар са сэ фаргар! Шэдар!

В ответ ему донеслось всего одно слово, от звука которого сделавший попытку подняться Рэт снова упал, зажав уши. По голове словно стукнули кузнечным молотом:

— Ирэ!

— Ца арга Диназьер Дэмьер иэ тваррдар! Шэдар! Шэдар ан Ликтар Дэмьер!

«Ликтар Дэмьер»? «Суд демиургов»? Рэт где-то уже слышал это название… Песок под ним покрылся инеем, промёрз до самого основания и с пробирающим до дрожи хрустом треснул. Рэт отшатнулся к камню, наконец-то смог вскочить, опираясь на его ледяную поверхность, чтобы вновь не упасть. Саднили исцарапанные пальцы, обломанные ногти больно впивались в кожу, а ноги подгибались, но… Если он упадёт опять, то больше не поднимется. Его просто снесёт.

С трудом оторвавшись от жуткого, но завораживающего зрелища он заметил, что Вард тоже поднялся, и теперь стоит, опираясь на секиру и вглядываясь в творящееся в рунном кругу бесчинство. На Рэта он не обращал ни малейшего внимания, и это было бы идеальным шансом для побега — пусть и бежать пришлось бы пригибаясь и едва ли не ползком. Никакая секира не долетела бы до него под такими волнами силы, да и вряд ли бы его смог догнать заметивший неладное горный житель с израненной спиной. Но сбежать Рэт не мог — ни без Медузы, ни без магии. Много он сможет, если не в силах сотворить даже Дуновение? Много он будет стоить, если бросит безвинную девушку наедине с теми, кого во всех разумных странах считают безжалостными убийцами?

В небе, прямо над пещерой, заклубилась какая-то непонятная масса, облако, настолько похожее на окутавшую Медузу дымку, что Рэта пробила дрожь. Он чувствовал какую-то связь, что-то неладное, но не мог толком объяснить, в чём дело, даже самому себе.

Однако эта дымка не витала бесформенно, а сползалась в одно место, собиралась в одно целое, являя из своих недр мужчину, не похожего ни на кого, виденного Рэтом ранее. От его ослепительно белых волос свет отражался настолько ярко, что смотреть на незнакомца было попросту невыносимо. Они вились вокруг его тела широкими кольцами, щупальцами расползались в стороны, и сверкали, так сверкали, что он не видел больше ничего, лишь край распахнутой мантии, сплетённой из расшитой снегом и льдом воды, и два огромных серебристых крыла за спиной незнакомца. Рэт не мог видеть его лица, выражения его глаз, но чувствовал чистую, неприкрытую ненависть — и вся она была предназначена Тамерзару и слившемуся с ним существу.

Незнакомец тихо зарычал. Незнакомец ли… Это был Лёд — Океан, как говорила Медуза, он же Вэсс, Четвёртый дракон и один из Семерых, божество из полузабытых легенд. Божество, узрев которое воочию, можно было уверовать в любую из них, потому что от шедшей от него мощи и силы подгибались не только ноги — склонялась голова, хотелось пасть ниц, распластаться на песке перед драконьим владыкой. Сколько преданий было сложено о нём и его драконьих магах, сколько песней спето… Рэт стоял на коленях, уже слабо отдавая себе отчёт в действиях, и не был в силах сдвинуться с места, поражённый видом того, кого многие смертные и не мечтали увидеть. Невольно он подумал о том, как бы могла выглядеть Клоис. Или всё же Клоэ, на драконий манер? Да, Клоэ. Так будет вернее, вернее…

— Сио сэ гаррса иссэ иэ, Тэйем? — голос Вэсса был полон яда.

Тэйем… значит тот тёмный силуэт, слившийся с Тамерзаром — Первый Дракон, Странник? Но что может связывать Советника Тёмного Короля, служащего Смерти, с ним? Хотя… А что может связывать Забирающего Нэсса с Пламенем, а чаррусса Зенора — с Ветром? Ничего. Что не помешало им быть избранными именно этими богами.

— Сэнэ руссэ кавар манэрэ рарга са скаффь, ри ир малтар зэ. Зэ гаррсар иэ. Малтар иэ э сарфсар гэ сэна фианто, — Тамерзар и силуэт ответили ему чуть насмешливо, и этого хватило, что бы Лёд снова взвился, со свистом хлестнув по воздуху хвостом.

— Сэ ир яррар! — выкрикнул он. Со всех сторон хлынул снег.

В силу своего плохого драконьего, Рэт не понимал, о чём спорят эти — двое? трое? — и, наверное, не хотел понимать. Это было выше его сознания, а каждое новое слово на древнем языке пробивало его до нервной, сотрясающей всё тело дрожи. Резко похолодало, сквозь льдистую пелену нельзя было разглядеть уже ничего, сколько бы он не шарил слепо глазами. Рэт и не знал, что бывает настолько холодно, что может быть настолько холодно. Рваная наёмничья одежда не спасала, снег залеплял глаза и нос, обжигал кожу, заставляя чувствовать мерзкую ледяную беспомощность, дезориентировал…

— Ррэт, Маррак тебя задери, ко мне! — голос тёмного выдернул его из ступора и показался едва ли не лучшим, что Рэт слышал за всю свою жизнь, несмотря на явно ругательный оборот. Кто бы смел говорить с ним так на Элфанисе… Он рванулся на звук, споткнулся и врезался прямо в Варда, сразу же вцепившись в чужую одежду. Ещё никогда Рэт не чувствовал себя таким жалким, даже когда остался погребённым под телом Нэсса в пещере. Точно. Нэсс. Не друг и не враг, как и все другие тёмные, но существо, не позволившее ему умереть, существо, которое он сам пытался вытащить из безумия. И Медуза, наивная девушка, попавшая сюда только из-за него. Они ведь оба сейчас там, в рунном круге! В этом буране, не могут сделать даже шага в сторону, чтобы закрыть себя от стихии… Рэт почти непроизвольно дёрнулся, ещё не зная даже, как им помочь, но Вард до боли вцепился в его плечо:

— Даже не думай, мы никак не сможем помочь ни твоей руссе, ни моим товарищам. Сейчас в круге даже безопасней, участники ритуала ведь под защитой Тамерзара и Семерых… Да и внутрь мы не пройдём.

— Но они!.. — Рэт подавился снегом и своими словами.

— Да, они сейчас в снежной западне, куда нам не добраться! И там не только твоя Медуза, знаешь ли! Так что имей совесть и стой спокойно, мы должны дотянуть до окончания ритуала. Особенно ты. Ценный пленник, как-никак — Светлый… Да и не такой я зверь, чтобы бросать на растерзание стихии лишённого магии мальчишку, — Вард распахнул свой плащ и чуть ли не за шкирку толкнул под него Рэта, сделав несколько шагов назад и прижавшись спиной к камням. Тёмная колючая ткань сомкнулась над головой, ограждая его от бури, но едва ли спасая от ветра и холода. Рэт было вскинулся — такое обращение было непозволительным, но очередной чудовищный порыв охладил его пыл. В конце концов, не мог же он на самом деле считать, что из-за нескольких проведённых в одном гроте дней его перестанут считать пленником и ничего не умеющим мальчишкой или начнут относиться как-то иначе.

Ведь он и был пленником, этим не достойным особого обращения мальчишкой, что бы он ни пытался из себя строить.

Где-то вне поля его зрения грохотали на драконьем жуткие голоса, снег, перемежаясь со льдом, сыпал не переставая, а потом раздался особенно громкий и рокочущий крик множества голосов: «Малтара!», и всё кончилось.

Вард почти сразу же бросился к рунному кругу, бесцеремонно вытолкнув Рэта из-под зыбкой иллюзорной защиты чужого плаща. Казалось, что он и не был ранен взрывной волной, так быстро и уверенно двигался. Хорошо, что он всё же не решился на побег…

Рэт обернулся, всё ещё пошатываясь, и замер. Да, тёмные были живы, но как они выглядели… Их лекарь, Фирэйн, сполз по наружной стене пещеры — мертвенно-бледный, несмотря на смуглость, с ввалившимися глазами, дышащий настолько судорожно, что хрипы воздуха в его горле было слышно даже с расстояния нескольких метров. Квэарр навалился на рукоять своего воткнутого в землю меча. Его руки, белые, напряжённые, с выступившими венами, дрожали, как у паралитика. Нэсс… Нэсс лежал на песке не шевелясь, лишь мелко вздрагивая. Рэт сделал было шаг к нему, а потом увидел Зенора — осунувшегося, похожего на покойника, поддерживающего силящуюся подняться на ноги Белую Медузу. И Рэт в несколько шагов оказался рядом с ней, уже не замечая, что его самого колотит озноб, и подхватил под руки.

— Медуза, ты в порядке?

— Я не знать, я чувствовать я странно… холодно, — она подняла на него растерянные водянисто-зелёные глаза. — Океан злиться на я. Но я не знать, за что. Он словно делать холодно я внутри, он гнев...

— Это плохо. Но мы ведь оба ожидали этого, не так ли?

Рэт резко обернулся: позади него стоял Тамерзар, после ритуала и вовсе походивший на скелет, обтянутый кожей. Что же произошло, почему сила Семерых выпила их едва ли не до дна? Они чем-то прогневали их? Ритуал был запрещённым? Он не знал, а Советник лишь хмурился, рассматривая девушку, и от этого его лицо и вовсе превращалось в чудовищный гротеск.

— Не думаю, что что-то угрожает твоей жизни, но вряд ли Лёд успокоится скоро. Притеснённая гордость в нём взыграла, не иначе, — он хмыкнул, — но посоветовал бы тебе ближайшие несколько дней не подходить к воде.

— Я понимать. Океан не ведать, что происходить, и злиться, — Медуза посветлела лицом и кивнула.

Рэт же, напротив, не понимал ничего.

Тамерзар что-то шепнул подошедшему к нему капитану, уже твёрдо стоящему на ногах, и тот кивнул. Он единственный из всех тёмных выглядел бодрым и довольным. Может, конечно, всё дело в скрывающей его лицо маске, и на деле он был таким же измотанным, но уж больно радостно СэльСатар скалился. Рэта передёрнуло, и он настороженно перевёл взгляд с одного тёмного на другого. Внутри противно и зудяще заскреблась тревога. О чём говорили Тамерзар и Медуза? Что такого происходит, что Лёд не в силах понять?

Вдруг лицо Тамерзара неуловимо изменилось. Дрогнули в полуулыбке губы, глаза на секунду вспыхнули красным. Его змея громко и довольно зашипела, а потом вновь, как тогда, в гроте, вперила в Рэта тяжёлый немигающий взгляд. Советник же щёлкнул пальцами, привлекая внимание.

— Попросил бы вас подняться и перестать изображать обморочных девиц. Меня ждут дела, да и разгневанные в очередной раз руссы могут появиться с минуты на минуту. Я открою вам портал до ближнего к Фирмону леса, дальше доберётесь сами… Чтобы жизнь троярским мёдом не казалась. Квэарр, это ты передашь Тёмному Королю, — он протянул тёмному небольшой слиток белого сверкающего металла, незаметно для Рэта появившийся в руках Забирающего.

— Этот рудник был на редкость богат скифью, — тихо прокомментировал бывший небесный страж, осторожно пряча его внутри своей мантии и всё ещё не вытягивая меча из земли.

— Слава Госпоже… Фирэйн, осмотреть участников ритуала ты сможешь и на месте прибытия. Портал ждёт, проходите. Не стесняйтесь. Увидимся мы довольно скоро, но кто знает, какая нить судьбы подвернётся Страннику на этот раз. Тёмных вам дорог, — Тамерзар махнул рукой. Чёрная клякса перехода зияющей дырой расползалась в сгустившемся, вновь начинающем набирать южную духоту воздухе, и не вызывала ни малейшего желания входить в неё.

Но вот шагнул первым Фирэйн, вновь нацепивший свои сумки и уже вполне уверенно стоящий на ногах. За ним Квэарр, на ходу убирающий меч в ножны, шатающийся Зенор, ухмыляющийся капитан СэльСатар, Вард, едва ли не нёсший на себе бледного как мертвеца Нэсса и что-то тихо тому выговаривавший. Рэт подошёл к порталу следом за ними, бережно обнимая дрожащую Белую Медузу и жалея, что он слишком слаб физически, чтобы нести её на руках.

И ему не нужно было поворачиваться, чтобы ощутить на себе тяжёлый предупреждающий взгляд Тамерзара, первого советника Тёмного Короля. Уже шагая в переход, он вдруг подумал: если таков советник, то каков же сам король?

А затем был полёт в полыхающей чёрной пустоте.