Моранжевая юность/ GreedFall: Untold Story (гет)

Стояла глухая непроглядная ночь. Чёрная зелень чащи Фрасонегада глянцево блестела мягким холодным сиянием. Листья отражали то ли звёздный свет, то ли бледный свет колдовского костра.

Кто-то сидел у тусклого огня со сложенными ногами и стучал сушёными косточками друг о друга, слегка покачивая в такт длинными косами, обёрнутыми бледными побегами вьюнка. Ассиметричные лихо закрученные рога чуть касались плеча. Под её ногами валялась расцарапанная то ли заячья, то ли барсучья шкура. Складка между сдвинутых бровей, казалось, плясала вместе с коротким тусклым пламенем: болотная ведьма читала будущее. Её косы заплетались в длинную змею, по которой ползла тоненькая золотая стрелка — Тысячеликий бог, en on mil frichtimen, не выдержал и явился посмотреть. Вокруг было тихо и мрачно. Изредка постукивали амулеты или звякал сломанный камень.

Улыбка сдвинула полосы на раскрашенных щеках, и между широких тёмных губ высунулся язык. Хриплый смех, больше похожий на карканье, вдруг шумно вспорхнул над розовеющим в темноте вулканом вместе со стайкой испуганных птиц. Бледный кулак шутливо пригрозил вулкану.

Маленькая ладонь убрала с лица косы:

— Это — его судьба, en on mil frichtimen, и его воля! Она больше не твоя!

— Судьба переменчива и жестока, нелюдимая Мев. Тебе ли не знать, — прошелестели листья, и над тайной полянкой загорелись столбики северного сияния.

Большеротое лицо без возраста нахмурилось, и грубый голос прокричал вулкану:

— У тебя больше нет над ним власти, en on mil frichtimen! Только его воля! Его!

Поднялся сильный ветер и разметал остатки костра. Его порывы овевали строгое, чуть злорадное, лицо. Затем оно ещё раз оскалилось, захохотало и сгинуло. Всё исчезло. Лёгкая туманная дымка закрывала луну и звезды.

* * *

В Стейгер-Фалаг было непривычно многолюдно и шумно. Деревня собиралась на базар: яркие циновки с цветами клана скручивались упругими тугими свёртками, наконечники стрел осторожно собирались в редкие гроздья, вязанки пера всех цветов и мастей бережно перекладывались листьями. Стайка длинноногих девушек грациозно трусила за важными воинами, и среди по-птичьи звонкого хихиканья то и дело слышались просьбы, и на широкие запястья навязывались нитяные браслеты с новыми узлами на память. Старухи с узкими раскрашенными лицами восседали в тени хижин, лущили семена в сухих ладонях с длинными ногтями, хрипло смеялись, перекрикивая шум, и кому-то грозили кривыми пальцами.

Высокая фигуристая женщина с яркими зелёными глазами загадочно улыбалась и наводила порядок, снисходительно поглядывая на рассерженного старого вождя.

Макс сердито ковылял по Главной Хижине Стейгер-Фалаг и то и дело чесал бороду с проседью.

Винбарр забрал лучших бойцов с табунщиками и ушёл к renaigse. Говнюк! Он не оставил ни предупреждений, ни распоряжений, ни единого намёка, к чему готовиться, и Макс нервничал. Ответственные вожди так не поступают. На следующем же Совете он снимет с засранца все полномочия главы племени. И минимум на год-другой! А то и дольше! Пусть подумает и придёт в себя. Говнюк!

Вдруг он почувствовал сильный озноб и дрожь. Зеленоглазая вскинула голову к двери. Блеснула улыбка, и на пороге хижины появилась нелюдимая Мев, Болотная ведьма, хранительница мудрости, наставница Детей Тир-Фради.

В её худые колени сзади тыкалась плоская морда огромного леволана. Ящер чуял аппетитные запахи из казана и силился пролезть в хижину.

Стало так тихо, что было слышно, как закипает вода в котле.

Тяжёлый глухой взгляд Мев прошёлся по присутствующим и по обстановке хижины. Поднявшееся было тесто тут же осело, молоко скисло, а с алтаря скатилась и разбилась чаша с подношением для en on mil frichtimen.

— Мев приветствует Ткачей Ветра. Да не знают узлов нити, что вы ткёте, — низкий бархатный голос разнёсся по хижине и скрылся в дымоходе, повисая в воздухе искрами опадающего благословения. Даже как будто стало легче дышать.

Охранный жест накладывать под строгим взглядом нелюдимой было в высшей степени бестактно, и Макс только и успел, что прикрыть руками пах и опустил глаза.

За него ответила Зеленоглазая:

— Да будет земля мягкой под ногами твоих ящеров, нелюдимая. Благодарим en on mil frichtimen, что указал тебе путь к нашему дому.

Она уже хотела припасть к руке ведьмы, но та быстро просеменила к алтарю и села рядом. Зеленоглазая налила ей полную чашку свежего мёда и, как могла почтительно, подала.

— Она ждёт Винбарра. Не обращайте внимания, словно её и нет вовсе, — проговорила Мев и опустила нос в чашку с мёдом.

Макс в панике посмотрел на подругу. Только Ужасной-Бесчеловечной-Кошмарной-Мев-Пожирательницы-Всего не хватало в его доме! Зеленоглазая развела руками, и одними уголками губ показала, мол, нелюдимая не приходит просто так. Видать, на то воля Тысячеликого бога, и нужно поучиться у него смирению и мудрости. Старый вождь что-то буркнул о срочных делах в кузне и хотел было ретироваться, но выметенный пол хижины загудел, и огромные толстые корни намертво заплели выход.

— Надо подождать, — пожала плечами нелюдимая Мев и обмакнула пальцы в чашку со сладким.

* * *

Юная леди Моранж чувствовала себя голой. Шляпа с пером, незатейливо расшитый камзол, кафтан, простая рубаха, перчатки, кюлоты и чулки. Казалось, Лорин надела на себя вместе с мужским платьем и стеснительность. До знакомства с Винбарром ей не давались тривиальные переживания юных дев. Врождённая бесчувственность и эмоциональная притуплённость раз за разом выручали её там, где обычная здравая леди уже давно закатила бы истерику или вовсе упала без чувств. Несведущие в тонкостях душевной организации наверняка сочли бы эти качества за проявления мужества и отваги.

Но неумолимые перемены уже медленно меняли изнутри, разбивали коросту, укрывающую саму суть Лорин. Поэтому она только прижимала к себе корзину и прикрывала ею короткие тычки локтя, когда прерывала причитания служанки.

Оглушённая незнакомой доселе робостью и новыми впечатлениями, она только сильнее сжимала плечо Сары в пёстрой толпе.

Рынок Новой Серены сегодня особенно гудел: некоторые лавочники собирались на выезд вглубь острова, торговать с местными. Стояла невозможно яростная брань. Впрочем, без того кипения, что выливается в опасные для окружающих стычки.

— Куды на базар-то! Вы зверей энтих ещё домой к себе пустите!

— Вон наместника резиденцию взяли в осаду, вишь. Перебить туземцев надо, пока без подкрепления-то! Уж никак не на базар! Тьфу!

— А ты стражу-то видел? Была бы осада — была бы стража! И Хикметские, и Сан-матеусовские, — все были бы здесь! Говорю тебе, то старик Моранж что-то замышляет, казна-то пуста поди!

— С паршивой овцы…

Сара уже полезла было с кулаками доказывать, что, мол, всё не так, и Лорин потребовалось применить угрозы поркой, если та немедленно не сосредоточится на их цели. Она только ниже надвинула на лицо шляпу и осмотрелась, встав у прилавка с овощами. Мальчишки с грязными ртами, лавочники, какая-то босота, яркие шали экономок с корзинами, красные щёки поварят, огромные руки и загривок лоточницы… Голова кружилась, и ноги подкашивались. На плечо легла рука. Лорин оглянулась и увидела позади высокую фигуру в выцветшем капюшоне и плаще.

— Иди со мной, renaigse, — прозвучал гортанный женский голос с сильным акцентом.

Из-под капюшона смотрело раскрашенное лицо дикарки, совершенно без выражения. Или оно было скрыто раскраской?

— Вождь ждёт тебя.

Лорин задохнулась.

— Это моя компаньонка, — она подхватила под мягкий локоть зазевавшуюся Сару. Дикарка удалялась по направлению к западному выходу. Девушки поспешили. Сердце юной леди Моранж стучало как никогда громко, и как никогда мало ей было воздуха.

У Западных Ворот их ждала ещё одна женщина с парой несёдланных лошадей.

Дикарка строго осмотрела прибывших и, резко ударив кулаком в грудь, назвала своё имя. Говорила по-военному кратко. Лорин невольно залюбовалась сопровождающими. Высокие, длинноногие, грудастые, с тонкими талиями, волосы собраны в тугие косы. Они помогли девушкам взгромоздиться на лошадиные спины и вскочили следом, усадив их перед собой.

Та, что постарше, тихонько причмокнула, и лошади сорвались с места в галоп.

— Вождь решил принести renaigse в жертву en on mil frichtimen? — говорила одна, совершенно не задумываясь, что их речь могут понимать, — Он с ними никогда не церемонился. Живая renaigse годится разве что на алтарь, да благословит его en on mil frichtimen.

— Зачем? Renaigse же дочь их вождя. Он не дурак, чтобы из-за бабы начинать войну, — фыркала другая.

— Он? О, он далеко не дурак! Хотя кое-кто рассказывал, он — хуже, чем дурак! Он - тенлан, когда зажимается с очередным…

— По нему и видно! Погоди, ещё возмужает к Выборам, может успокится…

— А может и нет!.. — дикарки мерзко захихикали. Их лица не были видны, но сами слова, и то, как их произносили о Винбарре, заставляли Лорин содрогаться от бессильной ревности.

— Которая из них дочь? Большая?

— Скорее мелкая. Большая по сторонам смотрит. Смотри какая эта встревоженная.

— И зачем ему renaigse?

— Что толку гадать, лишь бы беды не привёл в этой замухрышкой!

Обе посерьёзнели.

Ногти как-то сами впились в холёную шкуру лошади под Лорин.

* * *

Когда показалась вечная осень красных листьев Ведрада, юная леди Моранж перестала вслушиваться в разговоры дочерей Тир-Фради и смогла расслабиться. Без седла от галопа начинало ломить поясницу, и больше всего на свете хотелось наконец сойти на землю. Видимо дорога утомила и Сару: служанка перестала выкрикивать свои рассуждения о дикарях, дикарках, их лошадях, богах и образе жизни, и только охала.

В густом перелеске всадницы спешились. Та, что постарше, неприятно взяла Лорин за плечо и повела куда-то вглубь леса. Возмущаться не было смысла, и она просто шла, стиснув зубы и прикрывая лицо от веток. Сара кряхтела и молчала.

На небольшой полянке с замшелым камнем их ждал Винбарр и пара пятнистых лошадей, на одной из которых всё же было седло.

— Да не пойдёт скала трещинами под твоими ногами, вождь.

— Приветствую, дочери Тир-Фради, да не знают усталости ваши крыла на ветру.

Сара упёрла руки в боки и запротестовала:

— Почему так мало лошадей? Я отказываюсь снова ехать вдвоем, да ещё и без седла!

— Возвращайся домой и передавай папеньке, что со мной всё будет хорошо. Обещаю.

Юная леди подошла к компаньонке и мягко взяла за большие ладони.

— Я знаю, что делаю, поверь. Тебя вернут в город. Ведь вернут?

Винбарр гладил по крупу лошадь одной из дикарок и негромко с ними переговаривался. Он кивнул, не поворачиваясь.

— Но леди Лорин!..

— Всё будет хорошо.

Сара разрыдалась. Они обнялись.

Дочери Тир-Фради уехали и увезли служанку с собой. Лорин смотрела им вслед, и что-то важное, привычное, но тяжёлое, навсегда покидало её.

Лошади щипали траву между камней. Мужское платье казалось совсем свободным и вместе с тем чересчур откровенным. Особенно гладкие кюлоты с белыми чулками. Папенька пришёл бы в отчаяние, заявись она к нему в таком виде, и наверняка сказал, что такой наряд неприемлем для леди, потому что не оставляет места фантазии. Всё больше неловкости сковывало юную леди Моранж. Она не решалась обернуться.

Едва они остались одни, он заговорил. Его голос делал наречие Детей Тир-Фради почти родным.

— Да цветёт земля под твоими ногами, minundhanem.

В груди закололо. Лорин повернулась с видимым усилием.

— Да не знают промаха твои стрелы, minundhanem.

Винбарр стоял, прислонившись к дереву, и наслаждался зрелищем. Как похоже на их первую встречу. Снова беззащитная, снова храбрится. Прекрасные ноги с узкими лодыжками, которые можно обхватить всего одной рукой. Восторг захлёстывал, и стоило немалых усилий скрывать его под маской цинизма.

День шёл к вечеру. Лорин молчала и только рассматривала Винбарра. Он расслабленно потирал шею, и в этот момент усыпанные цветами рога почему-то особенно напоминали корону. Королевский венец, совсем как у благородного оленя. Его грубая красота сводила с ума юную леди.

— Я тебя куплю, как кобылу, — безразлично процедил он, и словно тысячи рук ощупывали Лорин под его взглядом.

— Меня? Как кобылу?

— Да.

— Зачем меня покупать? Я и так ваша.

— Такова моя воля. И таковая моя Традиция.

Он оттолкнулся от дерева и медленно приближался. Пальцы привычно развязывали тунику, пока он изучал добычу мерцающими белесыми глазами.

— Я обменяю тебя на мир и торговые обеты с renaigse со всех ваших деревень. Ты просила свободы, помнишь? Так вот я тебе её дам. Ты будешь свободна почти во всём и почти везде.

Лорин судорожно вдохнула и облизнула пересохшие губы. Ей вдруг стало очень холодно и страшно.

Неужели всё, что происходило между ними, все эти взгляды, прикосновения, поцелуи, бесконечные объятия, — было только ради того, чтобы заключить союз с renaigse?

Её зрачки расширились. Они все одинаковые. И он такой же, как любой дворянин. Просто иначе одет. И палки в голове. А она — только вещь, которую перекладывают из золотой клетки в земляную яму.

Губы задрожали. Только не это. Только не так. Неужели она для него — всего лишь предмет сделки?

Пелена влюбленности осыпалась острыми осколками к его ногам. В ушах стоял звон. Только сейчас ей открылось, почему папенька и слуги были так напуганы.

— Дикари — такие же сложно организованные люди, как и мы, — тоскливо думала Лорин, и огонь её серых глаз угасал. — И инструменты достижения их целей всё те же, что и наши.

Оживающая душа застывала камнем. Какой тонкий расчёт. Такой молодой, и уже такое чудовище. Нелюдь, идущий по сердцам ради своих целей. При дворе он многого бы добился. Неудивительно, что он — вождь…

Знакомое горячее дыхание коснулось уха. Шляпа слетела и махнула пером из кустов. Шпильки одна за одной отпускали волосы, и их подняло вверх, собрало в хвост. Жёсткие пальцы провели вниз от линии роста волос и упёрлись в ворот камзола. Благо расстёгнутого. Отброшенного. Тонкие очертания рук скрывала рубаха из-под просто вышитого кафтана. Полетело в кусты. Гори они синим пламенем. Сукно нижней рубашки затрещало в требовательных руках.

Только что она как будто узнала его настоящего.

Так ей и надо. Глаза переполнились слезами, и вот уже всё вокруг помутнело и расплылось. Чёрствый, расчётливый, циничный… Все качества, некогда присущие ей самой. Перед глазами пронеслись воспоминания, и каждое ранило Лорин её же холодом. Вот она не отпускает Сару на похороны матери... Вот велит высечь сына горничной за кражу пирожка... Вот презирает папеньку, который ради её будущего потерял завидный пост... Винбарр отравился ею, словно малихором, заразился её глухотой и безразличием к чувствам окружающих. Он взял на себя всю её черствость и цинизм, стал её зеркалом, отразил её истинную, идущую к погибели и уводящую невинных за собой. И ловушка захлопнулась, и некуда бежать. Ведь как можно отказаться от оживившего ей сердце?

Юная леди Моранж стояла перед ним в одних кюлотах и чулках, опустив голову, и прикрывала руками обнажённую грудь. Она прошептала:

— Вы чудовище. Но я люблю вас и буду продолжать любить даже таким.

Винбарр спустился перед ней на колени и заглянул в лицо:

— Страшно тебе, да?

Лорин кивнула, и слезинка упала на его жестоко искривлённые губы. Чёрный язык быстро спрятал её в рот. Он довольно ухмыльнулся. Немигающий взгляд плотоядно обшаривал её ослабевшее беззащитное тело.

Он медленно протянул к ней руки и с усилием поставил на колени напротив себя.

— Помнишь как ты зашла в водопад?

Она кивнула.

— А если я такое же чудовище, как тот, кто чуть не сожрал тебя там?

— Это уже не имеет значения. Уже ничего нельзя изменить. Кем бы вы ни были, — прошептала она, и слезинки наконец выкатились на щеки. — Вы что-то такое со мной сделали. Я не мыслю себя без вас. Нет ничего страшнее потерять вас. Стать чужой.

Как же кровоточила её оживающая беспробудная душа! Взгляд бегал по её лицу и вбирал искреннее страдание.

— Хорошо, что боишься. Страх не даёт заскучать или уж очень расслабиться, — он говорил прежде всего о себе, но Лорин была слишком потрясена, чтобы разгадать уловку. — Я научу тебя любить страх...

— Помнишь нашу первую встречу?

Она снова кивнула.

— А ведь я ещё тогда сделал с тобой всё, что хотел. Мысленно.

Она возмущённо вспыхнула.

— Животное!..

— Стерва!..

Снова эти ямочки у его красивых тёмных губ. Этот лукавый взгляд и хитрая улыбка. Да он просто дразнит её! Вот уже и ей самой невозможно сдержаться. Вот уже они оба улыбаются и не сводят глаз друг с друга.

Она вспоминала, как он жадно, с трудом владея собой, держал её у страшного водопада. И как она, боясь соскользнуть в опасную воду, крепко обхватывала ногами его узкие бёдра. Она тогда смотрела, как он отводил глаза и что-то тихо говорил сквозь зубы, но не выпускал её из сильных горячих рук. И между ними был только тонкий слой его одежды, которую он так и не снял.

Неужели дикарь действительно любит её? Не имеет значения. Идти за ним без оглядки любым путём, какой бы он ни выбрал. К какому бы концу её ни вёл. Она приняла свою судьбу. Руки Лорин безвольно опустились и открыли грудь. А Винбарр продолжал улыбаться и смотреть. Но она не чувствовала ничего, кроме его свирепой, клокочущей радости. Её сердце ответило совершенно естественным чувством.

— Я шёл сквозь огонь, чтобы встретить тебя, женщина. И я принесу огонь в твою деревню и поселю его там до тех пор, пока вождь добровольно тебя не отдаст.

Ей казалось, тысячи рук достают из бездны её свёрнутую, словно закованную в доспехи, душу. И, несмотря на растерянность, ей вдруг стало ясно — там, за этими пустыми страхами, ничего и никогда не существует. Истинны только счастливые, полные нежности, глаза почти бессмертного существа напротив. Лорин прерывисто всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Винбарр, это называется не «добровольно». Это называется «шантаж», «угрозы» и карается судами и расправами…

Он не слушал. Сухие горячие губы целовали её виски и закрытые глаза. Это было настоящим, чистым и полным обещаний. Она произносила что-то ещё, но умолкла под его поцелуями. Его руки пахли конским потом, когда он убирал с её лица волосы. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она опустилась на траву и смотрела на него, разгорячённого, счастливого, дикого. Её кожа всё ещё отдавала безжизненным холодом резиденции, из плена которой он её спас.

Его руки легли ей на плечи, а губы сомкнулись вокруг её рта.

Для Винбарра, вождя и жреца Ткачей Ветра, колесо времени сошло с оси мира, чтобы наконец столкнуть его с девчонкой renaigse.

Наскоро пообещав про себя Тысячеликому богу исполнить все обеты, как только они доедут до деревни, он перестал сдерживаться и наконец дал себе волю.

Он ловил губами её пальцы, пока она с невиданной доселе робостью едва касалась его высокого лба, бровей, скул, губ… Их тела переплетались, и она впервые за много дней услышала стук обоих его сердец и сбивчивое дыхание. Он целовал её, гладил, забываясь, сжимал в объятиях, так сильно стискивал её бёдра, что на них разом появлялись несколько параллельных царапин, снова целовал — и это была совершенно здоровая и ненасытная мужская любовь. Лорин пылко отвечала на его поцелуи, согревалась в тепле, которое испепелило бы кого угодно на её месте. Казалось, кроме жгучей страсти, затопившей всё существо, между ними по-настоящему ничего не было. Его губы что-то шептали в такт их движениям, он забывался в ней и успокаивался, зарываясь раскалённым лбом в её прохладную шею. И она уже верила, что сможет дотянуться до него, дорасти, сделать единым со своей душой и разделить с ним неведомое бездонное счастье. Им не надо было больше ни о чём думать. Как давно она не ощущала себя так спокойно и уверенно... Дрожащие губы были почти готовы беззвучно прошептать: Я погибну, если предам его...

Они лежали в смятой в траве, взявшись за руки, недвижимые, но взволнованные больше чем когда-либо. Винбарр открыл глаза, когда её руки оказались в его волосах. Когда она обвела взглядом укрывающую их зелень, ему показалось, что её глаза — два тумана, только что вышедшие из-под чёрной маски грозовых скал. Он смотрел на неё, живую, очистившуюся, возродившуюся и ликовал. Теперь он понял, что у Лорин есть сердце. Он своими глазами видел его. У неё есть сердце, хотя в нём нет ничего привычного человеческому.

Их разделяли разные миры, их объединяли разные миры. Её страх и его надежда, его страх и её надежда.

— Вы специально пришли вот так открыто. Чтобы пути назад не было, верно?.. то есть ты. Ты… пришёл…

Он не отвечал. Грубые широкие ладони скользили чуть царапая, по её коже.

— Хвала en on mil frichtimen, я жрец, а ты — мое испытание. Только жрец способен вынести женщину так близко и не потерять себя. Теперь я знаю, что могу всё. Я подобен богу с тобой, леди Лорин Моранж, понимаешь?

— Я понимаю, что чувствует бабочка на булавке, minundhanem.

Смуглые ладони водили по его груди и задерживались на красных пятнах косых вечерних лучей.

Его длинный рот почти закрылся. Он сдвинул брови и нахмурился.

— Что это означает?

— Забудь, ничего!

— Нет, подожди, это же интересно. А зачем сажать бабочку на... О? О..! Я кажется понял...

— Забудь!

— Значит, на булавке..?

— Винбарр!!!...

Весь их мир пребывал в мучительном исступлении, которое росло, собиралось и вот-вот должно было пролиться через край в густое закатное солнце.

* * *

Корни с грохотом ушли в землю, и дверь хижины раскрылась.

Винбарр, пригнув голову, вошёл, отметив, что Макс обычно не запирал дом. За ним вошла Лорин. Он махнул ей на циновку, и она села, с интересом разглядывая обстановку.

— Да будет обильной добыча твоей охоты, Макс.

— Да чтоб тебя вайлеги драли, сукин сын!

Винбарр быстро зыркнул в сторону маленького домашнего алтаря и вздохнул. Очертания алтарного камня были наполнены нежным сиянием от незримого присутствия en on mil frichtimen. А ведь он так и не дошёл до святилища для сложного и жизненно важного разговора. Возле алтаря в неестественной тени тихо мерцали глаза цвета болотных огней. Нелюдимая Мев, наставница Детей Тир-Фради, с которой он так и не решился обсудить свой выбор, и она была здесь. Все самые важные для него люди сидели и слушали, как его разносит отчим.

Впрочем, за дело.

Тирада Макса не имела пауз, и Винбарр просто не мог сказать, что гостья всё слышит, и, что хуже — прекрасно всё понимает. Что ж, пусть слушает.

— Теперь ты — вождь, не я! Да ты охренел?!.. Как ты мог вот так уйти?!.. Ты не оставил никаких указаний своему клану и изчез! А если бы напали renaigse? А если бы они начали ставить деревню неподалёку? И хвала en on mil frichtimen, я остался здесь! А мог бы тоже уйти! И не ушёл! Что же ты за вождь???

В живописных препирательствах юная леди Моранж вдруг разглядела встречу встревоженного родителя и непредсказуемого, но достойно воспитанного ребёнка. Где даже смена статуса иерархии не отменяет глубокого почтения перед вырастившим его пожилым вождём. Интересно, какова была мать Винбарра, ведь они не были похожи с отцом ни единой чертой.

Красивая женщина с яркими зелёными глазами разливала душистый травяной настой и ловко убирала преграды с пути рассерженного вождя. Корзины, разложенная броня, какие-то непонятные инструменты, — всё проворно исчезало с дороги мужчины. Лорин хотелось раствориться в простой гармонии обстановки — в хижине было только самое нужное, расставленное продуманно и удобно.

Тем временем тон перепалки успокоился. Старый вождь уселся у стены и утёр лоб. Он не глядя взял плошку с настоем из рук зеленоглазой и начал шумно пить, делая вид, что никакого Винбарра тут нет.

— Отречешься от служения вождём на следующем же Совете! Ну или Совет отстранит тебя на год, сучий ты потрох.

— Как скажешь, Макс. Отрекусь, — Винбарр сел у его ног, осторожно разогнул одну, обмотанную яркой лентой, и начал тихонько разминать. Макс не сопротивлялся, но по-прежнему не смотрел на молодого человека и только сопел.

— Дай благословение, — как бы невзначай спросил Винбарр, тоже не глядя не вождя. Вождь рывком забрал ногу обратно и поставил чашку. — Я пришёл за благословением. Женюсь, — он кивнул на Лорин, двумя пальцами вынимающую маленькие листики из своего настоя.

Макс скептически поднял брови и уставился на девчонку renaigse.