Амнезия или яркий духом и разумом (гет)

К утру начались схватки. Гермиона уже не понимала, что она чувствует – ей казалось, что события вышли из-под контроля, и она просто сторонний наблюдатель. Так бывает, когда очень ждёшь чего-то, считаешь дни, а когда время приходит – всё происходит совсем не так, как вы планировали. Но врачи явно обрадовались – дальше тянуть было опасно. Боль физическая не могла притупить душевную, и Гермиона сначала никак не могла сосредоточиться на всём происходящем. Но когда схватки начались по-настоящему, мысли о Роне отошли на второй план. Нервное состояние последнего месяца сказалось на состоянии ребёнка – было ужасно больно. Господи, только бы всё хорошо закончилось! Ближе к обеду процесс уже не прекращался. Колдомедик-акушер сообщил, что пора рожать, и Гермиону перевели в родильную палату. В голове был сплошной туман. Она почти ничего не соображала. Вцепившись в ручки кресла, Гермиона изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Волосы выбились из-под шапочки, прилипли ко лбу. Она пыталась перевести дух между потугами, но боль была такая сильная, что уже плевать было, что подумают про неё врачи.

– Давай, Гермиона! Осталось чуть-чуть!

Новая потуга. Гермиона закричала.

– Кричи, кричи, моя хорошая! Ну! Давай!

Сил не хватало. Господи, она должна помочь своему ребёнку появиться на свет, но была слишком измотанная. Врачи суетились вокруг.

– Гермиона! Тужься! Работай!

Гермиона собрала все свои силы.

– А-а-а! Мамочка!

– Гермиона, головка показалась. Давай! Ещё немного!

– Я не могу!

– Сможешь! Давай!

– Господи... Рон! Рооон!

Наверное, не бывает тихо рожающих женщин. Кто-то кричит, выдавая нечленораздельные звуки; кто-то вспоминает все междометия в различных вариациях; многие зовут маму – мы всегда зовём маму, когда нам плохо; некоторые матерятся – попробуйте родить, и вы не станете утверждать, что это не этично; а Гермиона кричала имя Рона. Потому что он должен был быть рядом. Он всё это время, весь месяц, мысленно всегда был рядом.

– Роон!

– Я здесь! Девочка моя, всё хорошо.

От двери тенью метнулся настоящий живой Рон Уизли. За ним по пятам бежала медсестра, пытаясь надеть на него халат, бахилы и шапочку одновременно. Рон подскочил к креслу, взял Гермиону за руку.

– Я здесь.

Гермионе показалось, что ей всё привиделось. Но нет, вот он Рон – его руки, его глаза, полные боли и муки, его прикосновения.

И тут накрыла новая волна. Гермиона сжала запястье Рона сильно – до синяков. Он вернулся! Теперь всё будет хорошо. Минута дикой боли. И облегчение.

– Всё! Умница, Гермиона!

Бригада колдомедиков облегчённо выдохнула. Они занимались роженицей, ребёнком, а Гермиона никак не могла отпустить от себя Рона.

– Господи, Рон. Ты живой.

Больше сказать ничего не могла. Просто плакала.

Целитель поднял над головой младенца, который огласил палату криком – он родился!

– Поздравляю! У вас сын!

После всех треволнений, положенных манипуляций, логичного завершения суеты они сидели в палате Гермионы. Вернее, Гермиона лежала, а Рон сидел рядом. Они говорили и говорили, и никак не могли наговориться. И всё время держались за руки. Гермиона боялась отпустить от себя Рона. Он поведал ей о своих приключениях, а она поделилась, как всё время его ждала и верила. Плакала, смеялась, снова плакала и держала его за руку. Рон рассказал, что на такси примчался домой, никого не обнаружил и уже хотел трансгрессировать в Нору, но тут прилетел Сычик с запиской от Молли, из которой Рон понял, что Гермиона в больнице. Он уговаривал её немного поспать, но Гермиона не соглашалась:

– А вдруг я проснусь, а тебя снова нет?

– Глупенькая. Я никуда не уйду. Я буду рядом. Всегда.

Она всё же уснула. А Рон охранял её сон и благодарил Мерлина, Святую Деву и всех богов за это счастье – за возможность быть рядом.

Вечером принесли сына. Медсестра, улыбаясь, протянула Гермионе чудесный кулёк – живой и попискивающий:

– Смотрите, кто к вам пришёл. Мы хотим кушать!

Гермиона приложила малыша к груди. Тот доверчиво затих. Они с Роном наблюдали, как сын причмокивает и улыбались.

– Он такой смешной, – шёпотом Рон.

– Рыженький! Ещё один Уизли! – Гермиона погладила пушок на головке сыночка.

– Как мы его назовём?

– Ну, Роза у нас уже есть, может быть – Хьюго?

Когда-то Рон и Гермиона решили, что назовут детей по первой букве своих имён. На счастье. R – Роза. H – Хьюго.

– Тебе не нравится? – Гермиона растерянно смотрела на каменное лицо Рона.

– Яркий духом и разумом…

– Что?

– Замечательное имя. Я не успел тебе сказать.

Рон рассказал, что в семье Джонсон его называли Хью.

– Господи, Рон… Я даже не знаю, что ответить...

– Хьюго Уизли. Он обязательно будет счастливым!

Гермиона улыбнулась.

Хьюго наелся и уснул. Гермиона держала на руках сына и понимала, что есть в жизни моменты, которые навсегда останутся в памяти. Самые счастливые моменты жизни.

На следующий день дверь в палату устала, впуская и выпуская посетителей. Сначала приходили Грейнджеры, потом Джордж, затем Перси. Рон не ушёл домой – поспал в коридоре на кушетке и теперь по десятому кругу рассказывал всем желающим, что с ним приключилось. Энтони и Маргарет обещали присмотреть за Розой, так как мистер и миссис Уизли тоже непременно желали повидать и внука, и его нашедшегося папу. Вести о том, что Рон нашёлся, что Гермиона родила мальчика, распространились с молниеносной быстротой.

Молли и Артур, когда пришли, потребовали рассказать всё ещё в сто первый раз. Молли плакала и обнимала всех по очереди. Они ещё не ушли, как на пороге появился Гарри. Он во все глаза смотрел на Рона.

– Рон… Рон – ты придурок. Если бы ты не нашёлся, я бы тебя убил.

Два друга крепко обнялись. Только сам Гарри знал, что для него значил Рон. Как ему его не хватало.

Немного справились с эмоциями. Гарри поздравил молодых родителей с прибавлением, рассказал, что Джинни чувствует себя хорошо и её не выпускают из бокса – там строгие правила. Не успел он это сказать, на пороге появилась Джинни. Во все глаза она смотрела на Рона.

– Рон. Рон – ты придурок. Если бы ты не нашёлся, я бы тебя убила!

Обнимая брата, она никак не могла понять, почему все потешаются над её словами.

Гарри, отсмеявшись, грозно спросил:

– А ты тут что делаешь? Как тебя выпустили из отделения?

Джинни закатила глаза:

– Да элементарно! Пара отвлекающих обманок из «Всевозможных Волшебных Вредилок». Пока медсёстры бегали по коридору, я прошмыгнула.

– Господи, Джинни. Да… Уизли – это диагноз.

Джинни потребовала рассказать ей всё. И про роды, и про похождения Рона. Рон уже устал повторять весь день одно и то же, но, в конце концов, родственники имели право знать, что с ним случилось. Сейчас жизнь в Фарнхайме казалась нелепым сном. Сегодня он должен был идти на приём к доктору Тэйлору. И доктор, и амнезия были словно из другой жизни.

– Слава Мерлину, что всё хорошо закончилось. Ты не представляешь, что тут было с Гермионой, – Джинни подытожила рассказ Рона.

Дверь снова отворилась. На пороге стоял Рубеус Хагрид с огромным букетом нелепых цветов, похожих на кочаны капусты.

Как водится, Хагрид не раз воспользовался своей скатёркой, пока выслушал все новости. Он оказался в Лондоне случайно, услышал от Джорджа про Гермиону и про то, что Рон нашёлся, и не мог, конечно, не зайти.

Бедная дверь снова приоткрылась. Все дружно повернули головы. В проём заглянула медсестра. Брови её удивлённо поползли вверх:

– Не больше шести посетителей!

Джинни пересчитала присутствующих:

– Хагрид как раз шестой!

– А! Ну, тогда ладно.

Дверь закрылась.

– Где-то я это уже слышал, – Хагрид удивлённо почесал бороду.

Смеялись так, что справедливо боялись, что их выгонят за нарушение дисциплины.

Наконец, все разошлись. Гермиона ужасно устала. Такой насыщенный день. Такой счастливый насыщенный день…

В последнее утро перед выпиской они обсуждали с Роном, правильно ли он поставил детскую кроватку, не рано ли Хьюго Гарри подарил метлу, как будет себя вести теперь Роза в качестве старшей сестры. За эти несколько дней Гермиона отдохнула, жизнь вливалась в свою обычную колею. Розу приводили родители и Молли по очереди. Она соскучилась по дочке, а уж как Роза обрадовалась папе – это отдельная история. Рон почти всё свободное время проводил в палате жены. Он разговаривал с Бруствером. В Фарнхайм был послан отряд стирателей памяти, который появился в клинике под видом посетителей и профессионально выполнил свою работу – ни медперсонал, ни полицейские не помнили теперь рыжего молодого человека, потерявшего память.

Гермиона кормила Хьюго, когда в дверь палаты робко постучали. Это пришла Лаванда. Она сбивчиво объяснила, что зашла поздравить Гермиону и Рона с рождением сына и рада за них, что они снова вместе.

Она совсем стушевалась, положила на тумбочку свой подарок – мишку Тэдди с сердечком и уже, извинившись за беспокойство, хотела выйти, как её остановил Рон:

– Лаванда, погоди.

Лаванда так и осталась стоять, держась за ручку двери.

– Подожди, не уходи. Мы с Гермионой посоветовались. Мы хотим тебя попросить стать крёстной для Хьюго.

Лаванда не верила своим ушам. Она смотрела на улыбающуюся Гермиону и Рона, обнимающего её за плечи, и не находила слов.

– Правда?

– Правда. Если ты, конечно, согласна.

Лаванда сделала несколько шажков вперёд. Хьюго в это время, наевшись, завозился и закряхтел.

– Можно я его подержу?

– Конечно.

Лаванда бережно взяла на руки младенца и присела на краешек кровати. Предательские слёзы выдавали всю бурю чувств.

– Он такой хорошенький.

– Ты будешь замечательной крёстной мамой, Лаванда. Но с одним условием.

Лаванда растерянно посмотрела на Гермиону:

– Каким?

– Если первой у тебя родится дочь, она не будет называть Хьюго – Бон-Бон.

* * *

Уэй протекает излучиной в долине Уэверли, унося своими водами события, переживания и суету человеческой жизни. Так было и так будет. Тихая размеренная жизнь коттеджей, разбросанных по всему берегу, всего лишь песчинка в течении времени. Марк и Джули Джонсон по-прежнему занимались своими ежедневными заботами и делами, доживая свой век. Тот памятный день, когда Хью-Рон всё вспомнил, сейчас казался далёким и придуманным. Джули перепугалась, когда Марк с Хью неожиданно вернулись с рыбалки раньше срока. Зная своего мужа, она предполагала, что они вернутся лишь к вечеру. Сначала хлопотали вокруг Марка – тот уверял, что с ним всё в порядке, не нужно вызывать врача, всё уже прошло. Хью, которого, оказалось, зовут Рон, убедился, что жизнь Марка вне опасности, сбивчиво объяснил, что ему срочно нужно вернуться домой, в Лондон. Что у него беременная жена, и он просто с ума сходит от тревоги за всех своих близких. Они вызвали ему такси. Он обещал вернуться. Но прошло уже два месяца, а вестей не было. Когда Джули уговорила Марка показаться врачу, оба были просто огорошены, когда выяснили, что про Хью никто ничего не помнит. Доктор Тэйлор пожал плечами, а Элизабет удивлённо и с сочувствием на них посмотрела. Пожилым людям мягко намекнули, что, видимо, потеря единственного сына вызвала такой необычный эффект. Как будто никакого Хью не было. Марк и Джули вернулись домой потерянные и выбитые из колеи. В комнате их Хью находились вещи, не принадлежащие сыну. Как это объяснить? Это не помешательство – Джули точно знала, что целый месяц он был в их жизни. Молодой парень, который вдохнул в них силы, который помог вновь радоваться жизни. Они старались не говорить про это. Но Марк теперь часто ходил на рыбалку, а Джули, забывшись, пекла что-нибудь вкусненькое, чтобы Хью попробовал. Наверное, это был просто чудесный сон. Странный, осязаемый, но сон.

В конце августа, в веренице обыденных дней, они сидели утром на кухне и пили чай. Когда на подъездной дорожке раздался шум приближающейся машины, Джули с Марком недоумённо переглянулись. К ним не так часто приезжали гости, разве что чиновники по земельным вопросам. Из машины выбрались люди и направились прямо к калитке их коттеджа. Джули отставила в сторону недопитый чай, Марк отложил газету, и они вышли на крыльцо посмотреть – кто это к ним пожаловал. По тропинке шёл Рон с грудным ребёнком на руках. Рядом с Роном шла молодая женщина, держа за руку прелестную крошку, которая что-то щебетала, на ходу подпрыгивая. Рон увидел, что Марк с Джули вышли, и остановился. Долгие секунды все молча смотрели друг на друга. Даже девчушка примолкла, спрятавшись за отца.

– Я вернулся. Познакомьтесь. Это моя жена Гермиона и наша дочь Роза.

Гермиона шагнула вперёд:

– Здравствуйте.

Джули больше не могла сдерживаться. Она обнимала Рона, Гермиону, целовала Розу и никак не могла поверить, что всё это на самом деле.

Рон протянул Джули сына:

– Марк, Джули... Это – Хьюго.

– Яркий духом и разумом… О, боже…

* * *

У каждого ребёнка две руки. Для того, чтобы он одной рукой держался за маму, а другой за папу. Некоторым посчастливилось помимо этого держаться ещё за руки бабушек и дедушек. Хьюго с Розой росли, окружённые любовью и заботой своих родителей, бабушки Маргарет и дедушки Энтони Грейнджер, бабушки Молли и дедушки Артура Уизли. А ещё у них были бабушка Джули и дедушка Марк, к которым они приезжали каждое лето, которым рисовали свои детские картины, доверяли свои важные секреты, которых любили со всей искренностью и открытостью.

Рон впредь при экстренном выбегании в ближайший супермаркет за суши, пиццей, пирожными всегда брал с собой волшебную палочку.

Лаванда Браун стала крёстной Хьюго Уизли. Через год она родила девочку, которую назвала Веноной.