To darkness (джен)

Мой дорогой читатель, с большим прискорбием я вынужден вновь брать на себя роль рассказчика, дабы поведать тебе продолжение истории бедных сирот. Ибо, как ты уже мог заметить, рассказанные мною приключения нечасто заканчиваются счастливо, а это приключение так же неумолимо движется к своему завершению, как моё такси приближается к особняку Линды Блэк. Ещё не поздно остановить водителя, попросить его притормозить у кафе-мороженого или кинотеатра или, на крайний случай, выпрыгнуть из мчащейся машины — и то меньше боли и горя я испытаю, чем если продолжу свой путь. Точно так же и ты, мой дорогой друг, можешь отложить чтение этого рассказа, достать шоколадно-мятное мороженое и посмотреть какой-нибудь приятный, добрый и весёлый фильм. Но что-то мне подсказывает, что мы оба пройдём свои пути до конца, хотя и знаем наперёд, что ничем хорошим они не закончатся.

Оглядываясь назад и вспоминая тот злосчастный вечер, я понимаю, что вряд ли кто-либо из присутствовавших сможет описать его в меру объективно и полно — каждый из приглашённых захочет утаить отдельные детали, бедные дети, боюсь, никогда не вспомнят о том дне без содрогания, а некоторых свидетелей я вряд ли отыщу среди живых. Посему Ваш покорный слуга возьмёт на себя эту нелёгкую ношу и постарается быть искренним и беспристрастным в описании того вечера, как бы сложно это ни было.

И раз уж я пообещал быть честным, я вынужден признать, что на тот приём я опаздывал. На моих часах было уже четыре минуты девятого, когда я расплатился с водителем и подбежал к дому Линды.

Открыла мне сама хозяйка. Хоть мы и не виделись много лет, она почти не изменилась — всё такая же изящная, всё такая же высокомерная. Правда, раньше я не замечал задорного огонька в её всегда холодных глазах.

Гостиная была полна людей. То всё были мои давние знакомые — в большинстве своём, члены ГПВ, а также несколько человек, покинувших нас после Раскола. Надо отдать должное мисс Блэк, ей удалось совершить практически невозможное и собрать под одной крышей людей, не желавших даже смотреть друг на друга. В зале царило практически ощутимое физически напряжение: гости стояли небольшими группками, перешёптывались и нервно озирались вокруг, боясь встретиться с кем-то взглядом. Я нашёл в толпе своих брата и сестру: они стояли в глубине комнаты, возле незажжённого камина, в полумраке, и были неподвижны, будто статуи. Жак наклонился к сестре, его высокий лоб прорезали морщины, и я мог представить себе его взволнованный голос. Лица Кит я не видел, но понимал, что она обеспокоена не меньше брата. Приглашение, что она держала в руке, было всё измято.

Они встретили меня как всегда радушно, и как всегда без лишних предисловий перешли к делу. От них я узнал, что собрались уже все приглашённые, только дети ещё не спустились — к нашему общему сожалению, ибо нам всем хотелось хотя бы взглянуть на бедных Бодлеров, Квегмайеров и Фиону до того, как начнётся что-то недоброе. А оно явно начнётся — брат с сестрой разделяли мои опасения. Тем более, они заметили в толпе Олафа, а это никогда не было добрым знаком. Начиная с Раскола, конечно же.

Дорогой читатель, надеюсь, ты, как и я, относишься к подобным приёмам с толикой недоверия и неодобрения, что в данном случае означает "считаешь странным и скучным тратить время на светские беседы, поглощение очень маленьких порций еды, которые только разжигают аппетит, и пустые попытки делать вид, что не горишь желанием зарезать твоего соседа по столу десертным ножиком за то, что он устроил пожар, в котором погибла твоя возлюбленная". Посему ощущал я себя так же, как и последняя брускетта с пармской ветчиной и мускатной дыней, которую прямо у меня из-под носа выхватила Эсме Скволор, — не в своей тарелке.

Раздосадованный этим несчастным случаем с брускеттой и оставив надежды на приятную застольную беседу, я обратил свой взгляд на гостей. Замечал ли ты когда-нибудь, насколько по-разному ведут себя люди за столом? Вот, например, прямо передо мной сидели трое абсолютно одинаковых внешне мужчин. Но как различалось их поведение! Первый — я уверен, то был Фрэнк Денуман — спокойно ел закуски, изящно орудуя ножом и вилкой, и, улыбаясь, поддерживал беседу с Себастианом Колером. Сидящий рядом Эрнест откинулся назад и оглядывал присутствовавших, поигрывая вилкой. Денуи же не ел совсем, а лишь пил вино, и смотрел прямо перед собой серьёзно и насуплено, лишь иногда бросая грустные взгляды на мою сестру.

Однако не о братьях Денуман эта история, так что я перевожу свой взгляд на сирот, сидящих рядом со своей опекуншей во главе стола. Все они смотрят на еду без аппетита, только Солнышко не может отказать себе в удовольствии погрызть спаржу — да и та вскоре переключается на пробковую подставку под горячее. Дункан и Айседора очень бледны и болезненны, а на скуле Куигли отчётливо виден синяк. Фиона, Вайолет и Клаус взволнованно переглядываются, и мне кажется, что дети понимают не больше моего.

Наконец Линда поднимается с бокалом в руке и начинает говорить.

— Дорогие друзья и недруги, спасибо Вам всем за то, что согласились посетить меня сегодня. И спасибо моим дорогим Бодлерам и Квегмайерам, а также Фионе за помощь в организации этого вечера, — она подняла бокал и улыбнулась детям, после чего не села обратно за стол, а как раз-таки наоборот задвинула свой стул и, не выпуская бокал из рук, отошла вглубь комнаты, — Самое время перейти наконец к делу и сделать несколько объявлений.

Её лицо было практически неразличимо в темноте, но глаза сверкали каким-то пугающим блеском, отражая свет, исходящий от свечей.

— Вас может шокировать то, что я скажу, однако, очень прошу, соблюдайте спокойствие, а то кто-то может и пострадать, — Линда рассмеялась, оборачивая всё в шутку, но никто за столом не поддержал её. Дети испуганно переглянулись так, будто знали, на что способна их тётушка.

— Итак, господа, во-первых, этот вечер в некотором роде прощальный, ибо я уезжаю в Боливию. Естественно, Бодлеры едут со мной. С Фионой и Квегмайерами дела обстоят сложнее, так как я не являюсь их официальным опекуном. А посему я прошу Вас, Джером и Эсме, а также Вас, Фернальд, предоставить мне разрешение взять детей с собой. Мистер По не зря присутствует здесь сегодня, он сможет оформить все бумаги без промедления, ведь так, мистер По?

Мистер По согласился, но Эсме прервала его.

— Ты же не думаешь, Линда, что я отпущу своих Квегмайеров с тобой? После того, как ты украла их у меня и держала здесь взаперти! Ты преступница, и ты можешь даже не надеяться получить моих дорогих Айседору, Дункана и... Куигли, — она замялась, пытаясь вспомнить имя третьего из детей, — я ни за что на свете не отпущу их никуда с такой преступницей как ты, Линда Блэк! — она осмотрелась вокруг с нескрываемым ликованием, — а медные подсвечники, между прочим, уже давно вышли из моды, это все знают.

— Спасибо за столь содержательную речь, Эсме, — усмехнулась хозяйка дома, — но вынуждена напомнить тебе, что дети — это не вещь, которой можно владеть и распоряжаться. Давай выслушаем самих Квегмайеров. Я украла вас у миссис Скволор и держала у себя дома взаперти, дети?

— Нет, мэм, — тихо сказал Дункан, покосившись на свою опекуншу, — мы сбежали от миссис Скволор и нашли прибежище у Вас.

— Хорошо, Дункан. Почему же вы сбежали?

— Потому что она хотела убить меня! — вскрикнула Айседора, — она угрожала мне ножом, а потом схватила моих братьев и пыталась убить их, когда они сбежали!

— Отлично, Айседора. Думаю, ни у кого из присутствующих нет сомнений в том, что небезопасно оставлять детей у такого опекуна, как миссис Скволор. Вы хотите отправиться в Боливию вместе со мной и Бодлерами?

— Да, мисс Блэк, — уверенно произнёс Куигли, — мы хотим поехать с Вами.

— Итак, я полагаю, вопрос исчерпан, — Линда обвела взглядом гостей, — а что насчёт тебя, Фиона? Ты поедешь с нами?

Девочка молчала, уставившись на своего брата Фернальда. Он не поднимал глаз от пустой тарелки, и в повисшей тишине было слышен нервный стук железных крюков о фарфор.

— Так что, Фиона? — нетерпеливо спросила Линда, — ты поедешь с нами?

Не отрывая взгляда от брата, девочка молча кивнула.

— Вот и прекрасно! — воскликнула хозяйка, — значит, мы отправляемся в Боливию всей нашей семьёй. О, к слову о семье! Чуть не забыла. Я выхожу замуж, и мой супруг будет также сопровождать нас в этой поездке. К несчастью, времени у нас совсем в обрез, так что мы обвенчаемся завтра на рассвете, а днём уже покинем страну. Дамы и господа, мой жених, граф Блэквальдер!

В гостиной повисла мертвенная тишина, казалось, даже свечной воск перестал капать. В этой тишине скрип отодвигаемого стула звучал особо мерзко. Олаф неторопливо поднялся, огляделся и подошёл к Линде. Положил руку в перчатке ей на талию, посмотрел на гостей с нескрываемым ликованием и хотел было начать говорить, когда его прервал голос Вайолет. Все взгляды были прикованы к Линде и Олафу, и я совсем забыл про несчастных сирот.

— Вы же обещали уберечь нас от него, мисс Блэк! — в надломленном голосе девочки было столько боли и разочарования, что у меня сжалось сердце. И правда, как могла она хотя бы допустить мысль о том, чтобы уехать куда-то с детьми и графом?! Я был так поражён, что с трудом мог соображать.

— Мы никуда не поедем с Вами, тётушка, — холодно процедил Клаус, — если он поедет.

— Ну конечно же, мы все поедем, — с натянутой улыбкой ответила Линда, — вы уже подписали все документы сегодня утром, разве вы забыли?

— Нет! — вскричала Фиона, — мы никуда не поедем с ним! Ведь он убийца! Он убил всех наших родителей и опекунов, и Вас он убьёт! Мисс Блэк, неужели Вы не понимаете...

— Неужели ты не понимаешь, Фиона, — прервала девочку Линда, — неужели ты не понимаешь, что бросаться такими обвинениями крайне неразумно и оскорбительно? Прошу простить манеры моих детей, господа, они удивлены этой новостью и немного недолюбливают моего будущего мужа.

— Мы не Ваши дети! И мы не недолюбливаем Олафа! Мы боимся его и ненавидим! — Вайолет поднялась со своего места и обратилась к гостям, ещё пребывавшим в шоке от происходящего, — Послушайте, умоляю вас! Выслушайте нас! Я вижу среди вас умных и добрых людей, я узнаю среди вас лица, которые были на фотографиях с нашими родителями, и, думаю, что не ошибусь, если предположу, что вы принадлежите к Группе Пожарных-Волонтёров, — она перевела дыхание и продолжила говорить дрожащим голосом, — я мало что знаю про эту организацию, но я уверена, что в неё входят благородные и храбрые люди. Люди, которые не отвернутся от несчастных сирот, которым никто больше не верит. Выслушайте меня, прошу вас, и поступайте так, как вам велит ваша совесть, — о боги, как же она была похожа на свою мать в тот момент — этот надрывающийся голос, молящий о справедливости, это выражение решимости на лице, этот блеск в глазах, — я расскажу вам нашу историю. Этот человек, который называет себя графом Блэквальдером, никто иной, как Олаф, и никакие накладные бороды и парики не скроют этого, — Олаф скривился при этих словах, на лице же Линды не дрогнул ни один мускул, — граф Олаф убил наших родителей, устроив в доме поджёг. Он убил и родителей Фионы, и старших Квегмайеров, и, вероятно ещё многих других. Он захотел заполучить наше наследство, и он ужасно обращался с нами, он даже хотел жениться на мне, дабы завладеть деньгами. Когда его план провалился, он стал преследовать наших опекунов, и на его руках кровь дядюшки Монтгомери и тётушки Жозефины. Этот человек — опасный преступник, и он ни перед чем не остановится, пока не получит наши деньги и не убьёт нас, — старшая Бодлер выдохнула и замолчала.

— Моя сестра сказала вам всю правду, — произнёс Клаус, — не дайте этим преступникам схватить нас, пожалуйста.

По столу разнёсся шёпот. Гости переглядывались и обменивались осторожными фразами. Первой встала, как ни странно, Эсме Скволор.

— Я не знаю ничего насчёт Олафа, но доверять детей этим двоим нельзя! Сироты сами не хотят ехать, а как ты там говорила, Линда, "дети — это не имущество и распоряжаться ими против их желания нельзя"? Более того, как мы все знаем, мисс Блэк — сама преступница, ведь вы все читали газеты? — она смотрела на хозяйку дома с вызовом.

— Да, Эсме, они все читают газеты. Но если дети выступят с официальным обвинением графа Олафа в этих поджогах, то я окажусь невиновна, не правда ли?

— Всё верно, мисс Блэк, — прокричал из глубины комнаты По, — но кто на самом деле виновен в этих ужасных преступлениях?

— Граф Олаф! — в один голос заявили дети.

— Блэк! — заявила Эсме.

— Да какая к чёрту разница, — устало вздохнула Линда, — никто не будет никого обвинять и никого не будут судить. Вы позволите нам с детьми и Олафом уехать, и вся эта история закончится. Договорились?

— Ещё чего! — разъярённая Эсме и не думала сдаваться, — я знакома с помощником главного редактора Daily Punctilio, и завтра же утром на первой полосе будет статья о том, что опасная преступница пытается покинуть страну!

— Допустим, — Линда неприятно улыбнулась, — но вот только я знакома с самим главным редактором Daily Punctilio. И если ты не оставишь нас в покое, завтра же утром на первой полосе будет интервью с несчастной Айседорой Дункан о том, как её пыталась убить Эсме Скволор. Материалы уже поданы в печать, и если я не остановлю редакцию, завтра мир увидит статья, к которой я подобрала фото тебя в шляпке-таблетке, которые, если я не ошибаюсь, уже давно вышли из моды.

Эсме сжала бокал с такой силой, что он чуть было не треснул. Её лицо покраснело, она смотрела на противницу так, будто надеялась испепелить её взглядом. Но сказать Скволор было нечего. Она схватила сумочку и выбежала из комнаты, громко стуча каблуками-стилетами.

— И тебе всего хорошего, дорогая Эсме, — не смотря ей вслед произнесла Линда, — кто-то ещё имеет что-то против нашего отъезда?

— Естественно! — моя сестра поднялась из-за стола, — мы все против этого.

— О, Кит, отлично! Я уж испугалась, что твоя беременность сделала тебя менее отчаянной, — она оглядела шокированных гостей, — да-да, это ещё не очень заметно, но наша дорогая Кит беременна. Хочешь, чтобы я продолжила разглашать твои секреты?

— Я не боюсь твоих угроз, — громко сказала Кит, но голос её дрогнул. Я видел, как сестра сжала кулаки, словно ожидая нападения.

— Знаю, что не боишься. Вопрос не в страхе, а в том, что некоторые твои тайны слишком ценны, чтобы оглашать их. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю?

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, — сестра держалась за стол, будто боялась упасть.

— О, я говорю об одной маленькой безделушке. Сущий пустяк, Кит. Всего-навсего одна сахарница.

Тишина будто стала ещё более глубокой, чем была раньше. Линда смотрела торжествующе, где-то позади неё ухмылялся Олаф. На лицах детей была смесь непонимания и страха.

— Да, ты не ослышалась, Кит. Я знаю, где находится сахарница. Я знаю, что в ней лежит. И единственный способ заставить меня не уничтожать её — это уйти с моего пути. Это относится не только к Кит. Вы меня слышите? Оставьте меня в покое, и сахарница не пострадает! Всё, ради чего существовало ГПВ, не будет разрушено. Смерти ваших друзей не будут напрасны. Ваши жизни не будут напрасны. Вы поняли меня? Уходите сейчас же, забудьте обо всём, что слышали сегодня, и всё это не будет напрасно. Ну же! Уходите!

Несколько человек неуверенно поднялись со своих мест и, смотря в пол, вышли из комнаты. Большинство осталось сидеть на своих местах. Кит била дрожь, она села и я увидел, что из глаз у неё текут слёзы. Жак обнял её.

— Так, а оставшиеся, видимо, не очень ценят ГПВ, — Линда оглянула зал, будто прикидывая, сколько человек ушло, а сколько осталось, — что ж, ладно. Если вы думаете, что я не была готова к такому повороту, вы ошибаетесь. Ну-с, приступим. Дорогой Джером, начнём с тебя. Ты остался здесь, потому что ты сочувствуешь несчастным сиротам и боишься, что с ними что-то стрясётся? — мистер Скволор кивнул в ответ, — могу тебе пообещать, мой дорогой друг, что ничего дурного с ними не стрясётся. Ты знаешь меня с детства, и ты можешь доверять мне, ведь так? — он вновь кивнул, чуть менее уверенно, — но ты сомневаешься, стоит ли уходить и оставлять Бодлеров. Разумно, Джером, это очень разумно, но ты же слышал, что дети сами хотят поехать со мной, и я даю тебе честное слово, что они будут в порядке. Или ты хочешь поспорить со мной?

Бедный Джером, он настолько ненавидел ввязываться в конфликты, что предпочёл встать и уйти.

— А ты, Фернальд, отчего ты не уйдёшь? Неужто ты хочешь забрать свою сестру?

— Я бы хотел позвать Фиону с собой, — хрипло пробормотал Фернальд Уиддершинс.

— Даже не надейся, — зло произнесла девочка, — лучше уж пусть меня убьют эти двое, чем родной брат вновь бросит меня на улице.

— Я не бросал тебя, Фиона! — Фернальд впервые поднял глаза на сестру, — ты сбежала, а я не знал, где тебя искать. Я знаю, что был плохим братом, но я исправлюсь, обещаю. Пойдём со мной, пожалуйста.

— Я не оставлю своих друзей так, как ты оставил меня, — отрезала Фиона.

Фернальд молча вышел из комнаты. Линда повернулась к оставшимся гостям.

— А ты, Оливия? Почему ты осталась?

— Я думаю, — тихо начала Оливия Калибан, — я думаю, что детям очень нужен кто-то, кто им поверит и поддержит их. Они много пережили, и никакие тайны на свете не стоят того, чтобы отдавать бедных детей этому монстру, — она покосилась в сторону Олафа, — он одурачил многих, Линда, я не виню тебя, но я не оставлю их.

— О, вот как ты заговорила, — Блэк ухмыльнулась, — даже интересно становится. Даже жалко прерывать этот поток героизма. Но, боюсь, вынуждена поставить тебя в известность, что вот этот самый монстр передал мне твои письма, в которых ты называла его совсем по-другому.

— Как смеешь ты, наглая девчонка, — Оливия была не на шутка разъярена, — как смеешь ты шантажировать меня?

— Как видишь, без особого труда. Эти письма у меня, а если ты будешь продолжать в том же духе, они окажутся у твоего жениха. Так что, никакие тайны всё ещё не стоят того, чтобы отступиться?

Оливия колебалась. Но, не выдержав, она выбежала из столовой.

— Что ж, я искренне сомневаюсь, что у тебя найдётся что-то, чем ты сможешь шантажировать меня, — из-за стола встала Салли Себальд.

— Зря сомневаешься, Салли. Или ты хочешь, чтобы весь мир узнал правду о твоём несчастном брате? Все узнают, какие фильмы и с какой целью он снимал. Подумай хорошенько, Салли, хочешь ли ты очернять память Густава.

...Один за другим, бывшие члены ГПВ покидали нас. И с каждым выходившим из комнаты надежда на спасение несчастных Бодлеров становилась всё призрачнее. Моё сердце обливалось кровью, когда я видел, как те, кого я раньше считал благородными и отважными людьми, продавали свою честность взамен на сохранность собственных тайн. Сам я не мог решить для себя, как мне стоит поступить. Безусловно, оставлять детей с этими двумя нельзя, но вот тайна сахарницы не давала мне покоя. А вдруг Линда не блефовала, вдруг она действительно могла уничтожить сахарницу? Этого я не мог допустить ни в коем случае. Но как тогда поступить? Быть может, сделать вид, что купился на её уловки, а завтра утром пробраться в дом и спасти детей? Или отправить кого-то из ГПВ проверить сохранность сахарницы, а потом выступить против Блэк и Олафа в открытую? Из раздумий меня вырвал голос Линды.

— Вот мы и остались одни, Лемони Сникет, — я в ужасе огляделся и осознал, что она была права, — интересная ситуация сложилась, не правда ли?

— Выкладывай, что у тебя есть, и не тяни кота за хвост. Это означает... — начал было я, но Линда меня перебила.

— Дорогой Лемони, опять за своё, — она обернулась к детям, — этот человек всегда поясняет значения слов, даже когда в этом нет никакой необходимости. Раздражающая привычка, не правда ли?

Дети сидели молча и смотрели на меня с отчаянием в глазах.

— Дорогая Линда, опять за своё. Перебивает и лезет со своим мнением, даже когда в этом нет никакой необходимости, — парировал я.

— Ничья, принимаю, — рассмеялась хозяйка, — но давай не будем продолжать. У нас тут вроде есть вопросы поважнее. Итак, Лемони Сникет, я предлагаю убраться тебе по-хорошему, иначе весь мир узрит переписку некой графини Р и... Ты уже догадываешься, верно? И твоей несчастной Беатрис.

Мой друг, я обещал быть честным с тобой, но рассказать секрет Беатрис, о котором упомянула Линда, значит не только предать мою любовь, но и обесценить то, что я сделал после этого разговора.

Я вышел из дома Линды Блэк, проклиная её и себя и клятвенно обещая себе вернуться на следующее утро, чтобы спасти Бодлеров. Однако, когда я вернулся, было слишком поздно.