To darkness (джен)

Мне было пятнадцать, когда я лишилась родителей. То был погожий октябрьский денёк, и в школе на биологии мы проходили грибы. И в тот момент, когда я, заворожённая, слушала рассказ учительницы про удивительные способности некоторых Fungi выживать в виде спор в течении нескольких веков в самых неблагоприятных условиях, в класс без стука зашёл полицейский. Без приветствий и предисловий он позвал Фиону Уиддершинс и в коридоре сообщил мне, что наш дом сгорел, а родители погибли в пожаре.

Я не помню, что было дальше. Помню, брат забрал меня из школы, повёл в какую-то страшную, обшарпанную и провонявшую плесенью и пивом квартирку. Сказал ждать его. Вернулся вечером — в стельку и без последних денег. Всё, что у меня осталось — рюкзачок, что я носила в школу, пара тетрадок и книга по микологии. И мамин кулон, который она подарила мне на пятнадцатилетие, — небольшая овальная подвеска, украшенная маленькими, грязноватыми, но изумительно блестящими на свету камушками и гравировкой буквы "B". Её звали Бланш.

Из школы брат меня забрал, пообещав, что "сам воспитает меня должным образом". Воспитание его заключалось в том, что я чётко усвоила опасность попадаться ему и его друзьям на глаза, когда они возвращаются домой под утро навеселе.

Я даже не знала, в чьей квартире мы жили. Я не знала, где брат пропадал целыми днями. Не знала, откуда у него находилась еда для меня. Иногда он приходил с карманами, полными недешёвых безделушек — часов, колец, серёжек. В такие он был весел и приветлив, дарил поношенную одежду и мог целыми вечерами болтать со мной.

Нередко брат пропадал на несколько дней.

Всё произошло в один такой день. То был пасмурный и холодный ноябрьский вечер. Уже шестой день подряд брат не возвращался. Запасы крекеров, воды и ненавистных мне полугнилых яблок иссякали. Как и всегда, я коротала вечер за чтением своей единственной книги — гигантского фолианта по микологии, написанного абсолютно непонятным академическим слогом. Но мне нравилось проводить время за изучением свойств грибов, рассматривать иллюстрации и запоминать сложные латинские названия.

Наступала ночь, из щелей в стене дул леденящий ветер. Не страх, но отчаяние одолевало меня. Либо брат бросил меня, либо он в беде. Я замерзала и умирала с голода, и тут мне голову пришла спасительная идея. На столе валялась старая бумажка, где брат перед уходом написал чей-то адрес. Мизери-стрит 13.

Недолго думая, я собралась. Надела братов ремень, его же ботинки — они мне были велики настолько, что пришлось напихать в них свалявшейся ваты из подушки, чтобы не тёрли. Накинула единственное осеннее пальтишко поверх местами рваного платья. Обшарив всю квартирку за несколько минут я обнаружила часы. Они были мужские, с коричневым кожаным ремешком и наверняка очень дорогие. Запихнув их и бумажку с адресом в карман, я кинулась на улицу.

Был поздний вечер, темнота и слякоть окружили меня в одно мгновение. На улице не было никого. Надо сказать, я была абсолютно без понятия, где находилась Мизери-стрит. В отчаянии я побежала по улице, решив, что спрошу у первого встречного, где находится эта улица. Но прохожие мне не встречались.

Я бежала, бежала, бежала... и тут произошло то, что неминуемо должно было произойти. Я осознала, что потерялась. Осталась одна в неизвестном переулке без малейшего понятия, как вернуться туда, где есть крыша над головой. Кроме того, я не знала адреса квартиры. Ту ночь я провела, свернувшись клубочком на скамейке в сквере и считая звёзды далеко в небе. На следующее утро я кинулась спрашивать прохожих о Мизери-стрит. Никто не знало такой улице. Украв на рынке пару яблок и буханку подгорелого хлеба, я кинулась искать дальше. Наконец мне повезло: я наткнулась на туристов, у которых была карта города. Рассмотрев её тщательнейшим образом, я осознала, что в нашем городе не было никакой Мизери-стрит.

Так я оказалась на улице.

Ночевала я на вокзале, еду воровала и целыми днями попрошайничала. Я знаю, что могла бы продать кулон и часы, но то была память о маме и брате, которых мне было не суждено никогда встретить. Так прошла неделя.

Приближались рождественские праздники, людей на площади, где я попрошайничала, становилось всё больше, и собирала я уже больше и могла отказаться от ненавистных яблок в пользу лепёшек и вяленой салаги. Многие люди давали мне прямо еду, что было в тысячу раз лучше. Однажды мне даже перепал пряник. Его вкус напомнил мне, как всего пару месяцев назад я ела дома сладости...

Слёзы покатились у меня из глаз, и обычно привыкшая держать свои чувства в себе, я зарыдала в полный голос. Люди оглядывались, кидали мне монеты, а я не могла остановить слёзы.

Я опомнилась, когда кто-то тронул меня за плечо. На меня со смесью любопытства и сочувствия смотрел парень моих лет и протягивал мне батон, завёрнутый в бумажный пакет. Сквозь слёзы я поблагодарила его и отвернулась, пытаясь подавить рыдания. Он не уходил, молча смотря на меня. И я, начиная выходить из себя, подняла на него глаза: "Чего уставился? Не видел, как люди плачут? Или попрошаек не видел?"

Но он настолько опешил от моих слов, что стоял как вкопанный и продолжал пялиться на меня. В ярости, я кинула ему батон и обругала его всеми словами, что слышала от брата и его друзей. Неожиданно он улыбнулся. Протянув батон обратно, он сказал, что ему пора и ушёл.

Смущённая, я смотрела ему вслед. Развернув батон, я обнаружила десятидолларовую купюру и рекламку кафе "Под каштанами".

В тот вечер, когда я подошла к кафе, он уже ждал меня.

Так я встретила Клауса Бодлера.

А мы-то, наивные, полагали, что после трагичной смерти тёти Жозефины граф Олаф перестанет охотиться за нами. Однако его желание овладеть нашим наследством уже давно переросло в маниакальную жажду, и простым переездом к другим родственникам его было не остановить.

А ещё мы надеялись, что попадём в настоящую семью, где нас примут как своих, где нас будут любить, где о нас будут заботиться, и на какой-то миг мы сможем забыть, что находимся не у себя дома. Наивные.

Когда По объявил, что нас приютит сестра покойной тёти Жозефины, мы не удивились, несмотря на то что в жизни не слышали о ней. Мы и о существовании самой тётушки Жозефины узнали-то в тот день, когда она стала нашей опекуншей. Так что мы абсолютно не знали, чего ожидать от тётушки Линды. Всё, о чём нам оставалось мечтать — чтобы она не пыталась нас убить. Но это как получится.

Ехать оказалось недалеко. Наш будущий дом располагался в центре города, но не в самом фешенебельном его районе. То были бульвары и переулки, на которых обитали в основном представители богемы, известности, скрывающиеся от поклонников и просто богатые бездельники. По остановил машину перед небольшим домом, построенным, если я не ошибаюсь, в неоготическом стиле. Вообще я не специалист в архитектуре, но эти башенки, стрельчатые окна и тёмно-серый кирпич говорили сами за себя, особенно учитывая четырнадцать прочитанных мною книг по данному предмету. Среди окружавших его домов в стиле модерн он казался мрачноватым и сдержанным, но очень изящным. Пока я любовался нашим будущим жилищем, По уже позвонил в дверь. Через несколько мучительных секунд ожидания на пороге появилась женщина. Было сложно рассмотреть её, так как внутри свет был куда ярче, чем снаружи, и мы видели один её силуэт.

— Прошу, проходите в дом, — сказала она.

Поднявшись по ступенькам на крыльцо, а затем пройдя через входную дверь, мы оказались в просторном, ярко освещённом холле. Тут По попросил тётю Линду на пару слов, а у нас появилась возможность оглядеться.

— Как же тут красиво, — прошептала Вайолет, а Солнышко объявила: "Вахнутти!", что должно было означать: "В жизни не видела такого потрясающего интерьера, он напоминает мне наш дом!"

И действительно, тут было чему подивиться. Обстановка холла говорила о безусловно хорошем вкусе хозяйки. Чёрно-белая мозаичная плитка на полу напоминала об убранстве собора Святой Марии во Флоренции, а сводчатый потолок с низко висящей хрустальной лампой — о готических интерьерах западной Европы. Но даже не просвещённый в искусстве человек замер бы от восхищения, увидев то, что видели мы.

Пока мы рассматривали причудливые картины на стенах и изысканные вазы с флористическими композициями, По уже ушёл и тётушка обратилась к нам.

— Что ж, добро пожаловать... — она, казалось, не знала, что и сказать, — чувствуйте себя как дома.

Мы, не забывая о приличиях, представились, пожали ей руки, а Солнышко обняла её где-то на уровне коленей, чем ввела тётушку в замешательство. Кажется, у неё не было большого опыта общения с детьми.

— Очень... приятно, дети. Я... Вы можете звать меня тётей... или мисс Блэк. Да, думаю, так лучше... Итак, вот он, ваш будущий дом. Я живу здесь одна, у меня нет семьи... то есть теперь есть, конечно. Проходите, осмотритесь. Оставьте чемоданы здесь, потом отнесёте. Это — гостиная, так... здесь библиотека... Я слышала, Клаус, ты вроде любишь читать? Тебе должно понравиться... Это моя комната, ничего интересного для вас...

Пока тётушка, или, вернее, мисс Блэк вела экскурсию по дому, мы наконец смогли рассмотреть её саму. Она была ещё достаточно молодой и достаточно привлекательной женщиной. Несмотря на то, что её черты с трудом можно было назвать правильными, в ней было то самое, непонятное, что всегда привлекает мужчин. У неё была гордая осанка, она держалась уверенно и даже немного высокомерно. Надо сказать, она казалась абсолютной противоположностью тёти Жозефины. У мисс Блэк были тёмные блестящие волосы, убранные в причёску, бледная кожа с проступающими венами, чёрные, холодные глаза и резкий голос. Несмотря на улыбку и дружелюбное приветствие, она немного... если не напугала, то по крайней мере привела нас в замешательство.

— А вот и ваши комнаты. Здесь будешь спать ты, Клаус, а здесь — вы, Вайолет и Солнышко. Приносите ваши вещи, обустраивайтесь, и я жду вас к ужину через сорок минут, — мисс Блэк улыбнулась и прошла в свою комнату.

Мы с Вайолет переглянулись, пожали плечами и пошли к себе. Моя комната оказалась достаточно просторной. Тут была кровать, кресло и письменный стол, а также огромное окно. На одной из стен висела картина с морским пейзажем, и вся комната была оформлена в синих тонах. Быстро разобравшись с чемоданом, я присел на кровать и задумался. Что нам ждать от нового опекуна? Она кажется умной и приятной женщиной, но в то же время и очень властной. А властные люди — и в книгах, и в жизни — ничего хорошего не сулят. Получится ли нам ужиться с мисс Блэк, проведём ли мы здесь хотя бы пару спокойных лет? Тут неприятные мысли об Олафе нахлынули на меня — именно он вторгался в наши жизни, когда, казалось, всё налаживалось. Найдёт ли нас и здесь? Сможет ли наша опекунша противостоять ему, а, главное, поверит ли нам? Липкий, леденящий душу страх подкатывал к горлу, и сердце сжималось...

Тут в дверь тихонько постучались. То была Вайолет с Солнышком.

— Ну как ты тут? — голос Вайолет был совсем тихим, будто она боялась, что тётя услышит наш разговор.

— Вроде тут неплохо, — я ободряюще улыбнулся,- красиво, правда?

— Очень. А...она...мисс Блэк... кажется, ничего, да?

— Да, вроде ничего...Всё ведь будет хорошо, Вайолет? — неожиданно я не смог справиться с чувствами, и мой взгляд, обращённый на сестру, заволокли слёзы.

— Я не знаю, Клаус...- она не пыталась обмануть меня и лишь только обняла нас крепко-крепко.

Так, втроём, в тишине, терзаемые страхами и сомнениями, мы и просидели до того момента, когда мисс Блэк позвала нас к ужину.

Еда и сервировка были восхитительными. Складывалось чувство, что мы были на приёме у самой королевы. Но обстановка была нагнетающей. Ужин прошёл в тишине. Каждый из нас старался показать всю свою воспитанность. Даже Солнышко не грызла столовые приборы, только слегка надкусила подставку для чашек, когда тётушка отвернулась. Должен признаться, мы пытались произвести наилучшее впечатление на нашу опекуншу. Она выглядела такой изысканной, такой воспитанной, аристократичной, гордой... даже слишком гордой.

После ужина она предложила нам выпить по чашечке чая в гостиной. За чаем мы разговорились. Говорила в основном Вайолет. Она рассказала о нашей жизни с родителями, о наших любимых занятиях, нашей любимой еде... Умолчала она только обо всём, что мы пережили после смерти родителей. И я не мог её в этом винить: мы сами ещё не поняли, насколько доверяли своей новой опекунше. Сама же мисс Блэк почти не говорила, а только слушала нас, иногда кивая и улыбаясь. Несмотря на её таинственность и высокомерие тётя Линда начинала нравиться мне.

В тот вечер я впервые за последнее время уснул, мечтая о счастливом будущем.

Мы жили у мисс Блэк (именно так она просила себя называть, хотя это показалось мне немного странным) уже две недели. Было бы неблагодарностью с моей стороны на что-либо жаловаться. Мы жили в шикарном доме, ели вкуснейшую еду и ни в чём не нуждались. На следующий же день после нашего переезда тётушка купила нам различную одежду и подарки. Зная о моей любви к изобретательствам, она оборудовала для меня мастерскую в старой кладовке. В распоряжении Клауса оказалась огромная библиотека со множеством старинных фолиантов на всех языках мира и по всем возможных темам. Солнышко же оказалась в полнейшем восторге от целой кучи игрушек, преподнесённой ей тётушкой (она, конечно же, предпочитала их грызть, а не использовать по назначению). Одним словом, жизнь наша казалась раем, если бы не... сама тётушка. Нет, она не была груба или жестока с нами, но в её присутствии я чувствовала себя как-то неуютно. Видимо, из-за возложенной на меня ответственности за брата и сестру я стала до ужаса недоверчивой. По крайней мере, именно так мне сказал Клаус. Сам-то он уже неплохо свыкся с такой жизнью и был счастлив проводить целые часы в библиотеке.

Но нельзя было сказать, что мы целыми днями торчали в библиотеке и мастерской. Нам была предоставлена почти полная свобода передвижений, и, хотя мисс Блэк заставляла нас отчитываться о нашем местонахождении, мы нередко гуляли по городу часами. На выходных тётушка сводила нас в дорогой ресторан (хотя одобрила местную кухню только Солнышко — ей пришлись по вкусу жёсткие непрожаренные стейки и твёрдое непонятное нечто, по запаху отдалённо напоминающее кальмары и винный уксус). Мы скоро поняли, что наша опекунша была очень богата, но были без понятия, откуда она берёт деньги. В наших разговорах она всегда брала на себя роль слушателя, и мы не знали о ней практически ничего. Часто она уходила из дома на несколько часов, говоря, что идёт "по делам". Так что о том, какого рода эти дела, нам оставалось только догадываться.

Нередко мисс Блэк просила нас помочь ей по хозяйству — как ни странно, она не держала слуг. Просьбы эти не были такой зверской эксплуатацией нашего труда, как при графе Олафе, чему мы были безусловно довольны.

Как-то раз тётушка поручила нам сходить за продуктами. Был декабрь, и рождественская ярмарка уже открылась. Туда-то мы и решили наведаться. Список покупок был огромным, и чтобы сэкономить время — ничего приятного в нахождении под мокрым снегом не было — мы решили разделиться. Мы с Солнышком уже приобрели всё необходимое, и ждали брата из булочной. Клаус подошёл к нам какой-то взъерошенный и задумчивый. Долго он не рассказывал, что произошло. Лишь после того, как он вернулся с вечерней прогулки, брат рассказал, что встретил на ярмарке нищую и отвёл её в кафе вечером. Оказывается, она наших лет и у неё совсем нет родных. Клаус так рассказывал историю Фионы, что даже у меня вызвал слёзы. Мы трое как никто другой понимали эту бедняжку. Я сразу же предложила Клаусу отдать ей некоторые из моих новых платьев (всё равно их было столько, что одной мне было их не переносить). Брат оказался очень доволен такой идеей и, слегка смущаясь, рассказал, что отдал ей часть своих карманных денег.

В тот момент я испытала настоящее восхищение своим братом. Будучи старшей, я беспокоилась о том, какими людьми вырастут Клаус и Солнышко. Оказывается, жестокий мир, куда мы втроём попали, не сумел убить человечность в Клаусе. И я была горда им.

На следующий вечер я и сама встретилась с Фионой. Она оказалась достаточно приятной девушкой, хоть и немного смущалась и, казалось, была всегда настороже. Поразительно, насколько похожи наши судьбы! Пожары унесли жизни наших близких и всё, что когда-либо было нам дорого. Я не смогла сдержаться и не рассказать ей нашу историю с начала и до конца. Удивительно, но, оказывается, Фиона как-то слышала имя Олафа от своего старшего брата. Нежели именно он стоит и за её несчастьем? В последнее время, когда всё наладилось, я всё чаще задумываюсь о нашем будущем. Что, если Олаф не отступился и попробует добраться до нас опять? Нет, я не боялась. Слишком много мы пережили, чтобы бояться. Но я переживала за брата и сестру. Несмотря на то, что они держатся бодро и кажутся счастливыми, иногда я просыпаюсь ночью от звука плача — то из соседней кроватки, то из-за стены. И в такие моменты моё сердце сжимается. Нет ничего страшнее, чем слёзы родных. Но что я, четырнадцатилетняя девчушка, могла для них сделать? Тут не поможет ни одно моё изобретение. В такие моменты я впадала в отчаяние.

Но в целом жизнь налаживалась. Мы виделись с Фионой почти каждый день, а Клаус и того чаще. И всё шло как по маслу, когда однажды вечером мисс Блэк с каменным лицом (как, впрочем, и обычно) попросила подойти к ней в кабинет "поговорить". Надо сказать, мы не на шутку испугались. В кабинете было темно и мрачно. Свет, исходивший от лампы на столе, напоминал о сценах допросов в детективных фильмах. Господи, что же мы натворили?

— Итак, я хотела спросить вас вот о чём. Несколько дней назад я, проходя мимо кафе "Под каштанами" увидела вас троих в обществе одной... дамы. Не просветите на счёт неё?

Чёрт. Мы переглянулись, молча уставились в пол и неожиданно одновременно заговорили.

— Мисс Блэк, это ничего особенного, она просто наша подруга...

— Тётушка, это Фиона, и она очень...

— Милко сузи прондигва...

— Спокойнее! Говорите по одному. Итак, Клаус, что скажешь?

Как ни странно, мисс Блэк совсем не рассердилась. Напротив, она предложила нам выпить по чашечке шоколада и рассказать о Фионе. Сложно было понять, что она думала насчёт всей этой истории до тех пор, пока она не сказала: "Клаус, Вайолет, Вы обязаны пригласить эту юную леди к нам на ужин. Как насчёт субботы?"

Мы были поражены (в хорошем смысле, конечно). Каждый из нас опасался, что тётушка может запретить нам общаться с Фионой, или наказать, или сделать ещё что-то — мы точно знали, что она могла.

Клаус тут же помчался встретиться с Фионой и сообщить ей радостную новость, а я осталась с мисс Блэк и помогла составить ей список покупок, не забыв упомянуть про необходимые детали для усовершенствования чайника.

В субботу вечером все мы были на взводе. Все, кроме тётушки, конечно. Она преспокойно расхаживала по дому и отдавала нам указания своим вечно невозмутимым голосом. Должна признаться, выглядела она просто потрясающе. На ней было, наверное, самое дорогое из её платьев — тёмно-вишнёвое, бархатное, в пол, с отделкой чёрным венецианским кружевом. На мой взгляд, это было немного некрасиво — показывать всё своё богатство, когда в гости приходит Фиона. Но Клаус заявил, что это у меня из-за "нарушения гомеостазиса нервной системы" и "смотрится она восхитительно". Что ж, пусть так.

Фиона пришла ровно в семь, как мы её и приглашали. Она была очень мила, только ужасно стеснялась. Оно и понятно, мисс Блэк всех могла вогнать в стеснение. Но в целом ужин прошёл просто отлично. Фиона рассказала свою историю, тётушка (как всегда) молча слушала её. После ужина тётушка из вежливости предложила нашей гостье переночевать, и Фиона, тоже из вежливости, отказалась. Клаус вызвался её проводить, Солнышко уснула на диване в гостиной, а мы с мисс Блэк разговорились.

— Эта Фиона очень неплохая девочка. Думаю, она может приходить к нам почаще.

— О, спасибо. Думаю, она будет очень рада. Вы так добры к ней, ми...

— Клаус тоже будет рад, неправда ли, Вайолет? — я ненавижу, когда она смотрит на меня таким заносчиво-насмешливым взглядом.

— Эмм...Мы все будем рады, конечно...

— Ты же понимаешь, о чём я, дорогая? Впрочем, я вижу, тебе не нравится этот разговор. Что ж, сменим тему. Что ты думаешь насчёт истории Фионы?

— Она...мне её очень жаль. Она так...

— Я говорю совсем не об этом, — а ещё я ненавижу её манеру прерывать тебя, не дав договорить, — я о том, насколько ваши судьбы похожи.

— Простите? Но нам всё же куда лучше... Или Вы о... пожарах?

— Странно, не правда ли?

— Думаю, это совпадение. Клаус как-то говорил, что в нашем городе за год в пожарах погибает...не помню сколько... очень много человек.

— Куда больше, чем в других городах.

— Вы...Вы знаете что-то об этом? — она смотрела на меня так, будто знала об этом всё.

— Ты умная девочка, Вайолет. Подумай об этом на досуге. А теперь тебе пора спать. Доброй ночи!

Лёжа в кровати, я не могла перестать думать о её словах. Куда больше, чем в других городах. Что она имела в виду? Мы живём в обыкновенном городе, и эти статистики вечно врут. Только Клаус в них верит. Но она же знает что-то? Неужели она знала наших родителей? Хотя почему бы и нет. Они же родственники. Но как же тогда Олаф? Ведь это он же убил родителей. Могла ли тётя Линда знать о нём? Мы ей пока ничего об этом не рассказали, было неловко и даже немного страшно. Но вдруг она знает куда больше? Слишком много вопросов без ответов. Я не знала, что делать.

Итак, неумолимо наступало Рождество. Фиона стала бывать у нас всё чаще, и теперь оставалась на ужин почти каждый день. Она становилась раскованнее и общительнее. Оказалось, что она обладает огромными знаниями в области микологии и биологии в целом, чем заслужила ещё большее уважение Клауса. Как бы то ни было, не думаю, что они обсуждали грибы, проводя вместе время часами. Нередко мисс Блэк подшучивала над "голубками", но была рада... или, по крайней мере, не против видеть Фиону у нас дома.

Однажды тётушка обратила внимание на украшение, которое Фиона никогда не снимала с шеи — небольшой медальон с гравировкой, украшенной камушками.

— Фиона, какой прелестный pendentif. Откуда он у тебя?

(Я шёпотом поинтересовалась у брата, что значит этот загадочный "панотофь". Оказывается, это значит не больше, чем "медальон". И вот скажите на милость, зачем использовать французский, коли только один человек его тут понимает, и коли есть вполне подходящее слово на родном языке? Честно, я бы не удивилась, если бы однажды мисс Блэк оставила нам список покупок на латыни.)

— Что, простите? А, медальон? Его мне мама подарила. На день рождения. Сказала, что это — амулет, и он выручит меня из любой беды.

— Амулет? Да это, дорогая моя, не просто амулет.

— Извините?..

— Детка, ты же в курсе, что носишь на шее целое состояние?

В комнате повисло неловкое молчание. Все мы разглядывали медальон, который Фиона держала в руках, и дивились, неужели тонкий слой позолоты и несколько грязноватых камушков и есть это "целое состояние".

Тишину нарушил звонкий смех тётушки.

— Дитя моё, ты что, и правда не знала? Это же бриллианты! Небольшие, и в ужасном состоянии, но даже самый скупой ювелир оценил бы их в...

Тут мисс Блэк назвала такую сумму, что у нас округлились глаза. Вы серьёзно?!

— Да-да, Фиона, именно столько. Знай ты об этом, ты могла бы никогда не нищенствовать.

— Да, Вы правы... Но я не могу продать этот кулон, это же память о маме...

— Никто и не просит тебя его продавать. Заложи его, а потом выкупишь обратно.

Тут Фиона замерла на секунду, будто бы взвешивая все "за" и "против" в уме, а затем шёпотом обратилась к Клаусу. После небольшого совещания с ним она обернулась к тётушке, которая преспокойно потягивала чай, и, ужасно смущаясь, сказала: "Мисс Блэк, помните, Вы предлагали как-то мне у Вас... пожить?.. Мне было неудобно, это было бы слишком нагло с моей стороны... Но сейчас, когда, оказывается, у меня есть деньги... Вы бы не могли..."

— Конечно, дорогая, — тётя прервала вконец засмущавшуюся и покрасневшую Фиону, — о деталях можем договориться потом.

И так Фиона поселилась у нас. Честно сказать, я была ужасно рада. Конечно, большую часть времени она проводила с Клаусом, но и нам двум было о чём поболтать. В общем, дома стало веселее и уютнее, и вскоре Фиона стала для меня той подругой, которой мне так не хватало. Всё чаще и чаще я чувствовала, что она для меня совсем как сестра.

Сложно сказать, была ли мисс Блэк рада новой гостье или нет. Конечно, она обращалась с Фионой очень любезно и заботилась о ней, но во всём этом была некая официальность и холодность. И девочка замечала это. Мы с ней обе замечали это отношение опекунши к нам, даже Солнышко порой делилась с нами своими мыслями об этом на своём языке. И только Клаус не замечал ничего. Прошло меньше месяца, как мы поселились у тётушки Линды, а он уже души в мисс Блэк не чаял. Немного не похоже на моего брата, всегда такого недоверчивого и осторожного, но что поделать.

В общем и целом, я надеялась, что жизнь налаживается. Только вот зря я надеялась. Всё началось с того момента, когда мисс Блэк, в восхитительном платье из синего бархата и лаковых туфлях на шпильках, открыла входную дверь в ответ на звон колокольчика и, пройдя в комнату Клауса, где мы вчетвером сидели, сказала: "Дети, я думаю, пришло время вам познакомиться с моим женихом."

Поступила ли я правильно? Сколько раз в жизни я задавала себе этот вопрос. Впрочем, ответ всегда был положительным. И всё же, правильно ли было приводить его домой прямо так, без предупреждения?

Хотя какая разница. Ведь мучает меня вопрос куда более глобальный. Верно ли я поступаю, выходя за него замуж?

Ох, если бы я только знала.

Знаю, он любит меня. Да что там любит — он просто без ума от меня. Но ведь не он один! Хотя, над признать, его чувства сильнее других. Он влюбился в меня ещё в юношестве, и постепенно влюблённость переросла в глубокую привязанность. Естественно, он об этом не говорит. Но для человека, претендующего на полное отсутствие чувств, предложение руки — достаточный знак.

Сколько раз он протягивал мне кольцо? Я сбилась со счёта. Сначала я надеялась, что встречу в жизни настоящую любовь. Затем просто не хотела видеть рядом с собой человека, которого никогда не любила. Потом смирилась со всем, поняла, что наш брак был бы достаточно выгоден для меня. Но появились все эти проблемы — смерть Жозефины, потом Бодлеры, а потом ещё и эта девчонка, и свадьбу приходилось откладывать. Но он оказался терпелив.

Нередко я задаюсь вопросом — а зачем ему это? Хоть он и привязан ко мне, не думаю, что сам это осознаёт, ведь иначе бы сделал всё, чтобы от этой привязанности избавиться. Ведь для него нет ничего хуже, чем зависеть от кого-либо. И вряд ли этот человек может стремиться к семейным ценностям. Конечно, я достаточно богата, но и он сейчас совсем не нуждается в деньгах. Так что ж, это — стремление к обладанию? Он хочет доказать окружающим, что может завоевать меня? Утешить собственное самолюбие? Должно быть, так. Так посмотрим, это кто ещё кем обладать будет, amore mio*!

Конечно, я его не люблю. Но некоторые подумают, что я вообще не способна на любовь. И будут, как всегда, неправы. Я любила. Дважды. Но несчастно — в первый раз безответно, во второй же наша любовь продлилась совсем недолго. Однако, это совсем другая история. А что насчёт этой, так я разочаровалась в том, что буду хоть когда-то счастлива в любви. Так что пусть буду счастлива в браке — в семье, богатстве и славе. Почему бы и нет?

Но всё же меня смущают дети. Не то чтобы я готова на всё ради этих сироток, но почему-то мне кажется, что они умудрились привязаться ко мне. Особенно Клаус. О бедный, славный Клаус! Нашёл к кому привязываться. Однако брак вовсе не означает, что что-то сильно измениться. Я всё также буду заботиться (если это можно назвать заботой) о детях, проводить с ними время, помогать им. Таков мой долг, meine mütterliche Schuldigkeit*.

Будет ли он хорошим отцом для детей? Смешной вопрос. Конечно, нет! Но разве я хорошая мать?

Так правильно ли поступаю? Чёрт возьми, это слишком сложно! Всю свою жизнь я поступала — может быть неправильно — но так, как хотела. Я всегда точно знала, чего я хочу, и добивалась этого. И это было так просто! И первый раз я не могу понять, чего же я хочу. В последнее время мне даже казалось, что я его полюбила. Возможно ли это? Что ж, omnia fluunt, omnia mutantur*. И именно теперь появляются эти сиротки! Я никогда не верила, что мне не везёт, всегда находила рациональные объяснения тем несчастьям, что происходили со мной, но теперь! Теперь самое время для меня поверить в adversa fortuna*.

Осталось ответить для себя на последний вопрос. Могу ли я ждать счастливой любви в этой жизни? Есть ещё смысл надеяться и мечтать? Могу я рассчитывать хоть на что-то?

И, вспоминая, в кого я осмелилась влюбиться, подавляя безумный risa del conejo*, я отвечаю своему нелюбимому жениху "да".

* amore mio (ит.) — любовь моя

meine mütterliche Schuldigkeit (нем.) — мой материнский долг

omnia fluunt, omnia mutantur (лат.) — всё течёт, всё изменяется

adversa fortuna (лат.) — злой рок

risa del conejo (исп.) — смех сквозь слёзы

Женихом?! Что Вы хотите сказать, тётушка Линда?! Неужели...

Да ладно тебе, Клаус, не глупи. Ты же всё прекрасно понимаешь. Ни в одном языке мира слово "жених" не значит ничего, кроме как "человек, за которого девушка выходит замуж". Но всё же...

— Клаус? — обеспокоенное лицо Вайолет.

— Клаус! — настойчивость Фионы.

— Ляусс?.. — удивление на мордашке младшей сестры.

— Да-да, я в полном порядке, — я выдавливаю улыбку и натужено киваю девочкам, — идём.

— Итак, дети, прошу любить и жаловать: граф Олаф, мой суженый.

Знаете, что самое смешное? Никто из нас не удивился. Ни капельки. Во он стоит перед нами, при параде, в тёмно-изумрудном сюртуке, начищенных до блеска туфлях, и смотрит на нас... удивлённо? Да, граф, я был слишком плохого мнения о Ваших актёрских способностях.

— Дорогой, знакомься: это Фиона, Клаус, Солнышко и Вайолет.

— Д-дорогая, ты не говорила, что усыновила этих сирот...

— Конечно...А ты что, знаешь их, Олаф?

— Я? Знаю? Да откуда! Этих сирот? Ха-ха-ха! Боже мой, детка! С чего ж ты такую бредятину-то взяла! Первый раз в жизни вижу. Как, говоришь, зовут? Фанни? Карл? Сара? Виктория?

Ну конечно же, граф, Вы нас не знаете. Откуда же, действительно?

Мы и правда не удивились. Мне кажется, где-то в глубине души мы знали, что это непременно случится когда-нибудь. Просто не осмеливались говорить об этом. Но я был уверен, что граф опять будет изображать кого-то, чтобы подобраться к тёте... Так получается, она знает его — его настоящего? Неужели она заодно с убийцей?

Господи, нет, конечно. Она просто не может. Тётя Линда... нет, она не такая. Я знаю, я верю, я уверен.

Но в глазах Вайолет и Фионы заметно не просто недоверие, а отвращение, будто нас предали... Нет, я всё равно не хочу в это верить! Ни за что на свете.

Я почти не слушал никого за ужином, и ковырялся вилкой в тарелке. В первый раз я не чувствовал вкуса ни тыквенного супа-пюре с чесночными гренками, ни рагу из оленины с розмарином, ни клюквенного пирога с патокой, которые так прекрасно готовит тётушка. Я просто сидел, уставившись на узор на моей тарелке, и думал. О чём? Обо всём. Как так получилось, что мы не рассказали тётушке про Олафа? Она не знает, что он убийца, или в курсе всех его деяний? Он обвёл её вокруг пальца, или это и не понадобилось? С самого начала тётя охотилась за нашими деньгами? И как, чёрт возьми, такая женщина как она выходит замуж за такого, как он? Все вопрос сводились к одному: кто же Вы такая, Линда Блэк?

Вот она сидит прямо передо мной, сверкает белоснежной улыбкой, сияющей ярче бриллиантов в её серёжках, и смеётся над какой-то очередной абсолютно не смешной шуткой Олафа. И я понимаю, что мы ничего не знаем об этой женщине. Вот то, что девочки втолковывают мне: она — совершенно чужой нам человек. А мне-то казалось, что я знаю её, что мы одна семья, что мы все счастливы... Нет, я не верю, что она предала нас. Не верю, и всё!

Я даже не заметил, как ужин закончился и Олаф ушёл. Я очнулся, поймав на себе встревоженный взгляд тёти. Мы впятером сидели в гостиной. Вайолет и Фиона смотрели прямо с таким видом... будто говорили: "мы знаем, что Вы сделали, можете не говорить нам ничего, и никогда, никогда Ваша репутация не будет для нас больше, чем репутация старого прогнившего ботинка, валяющегося на улице в луже". Такой у них обеих был взгляд, или даже хуже. Младшая моя сестрёнка прижалась к старшей и спрятала личико у неё в складках платья.

Мисс Блэк сначала не подавала виду, несмотря на наше поведение, но в итоге не выдержала.

— Да что с вами такое, дети? Девочки, вы такие угрюмые и будто обиженные. Клаус, ты вообще с нами или в своём мире?

И что тут ответишь? Переглянувшись, мы будто невербально договорились ничего не говорить, храня гордое молчание, но я не выдержал.

— Вы...Вы выходите замуж за Олафа...Вы знаете, кто этот человек?

— Конечно я знаю, мы с детства знакомы, Клаус, что за глупый вопрос?

— Тогда Вы знаете, что выходите замуж за человека, благодаря которому мы стали сиротами! — выпалила разъярённая Вайолет.

— Прости, дорогая, что? Такие серьёзные обвинения — это совсем не смешно.

И тут мы рассказали всё, что надо было рассказать ещё месяц назад. Мы говорили наперебой, все вчетвером, сбивчиво и нелогично.

Мисс Блэк была поражена. Она не говорила ничего, не вздыхала и не теряла сознание, но по её взгляду было понятно, как она шокирована. После нашего рассказа она кивнула разгорячившейся Вайолет, призывая к спокойствию, и, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. Помню, в книгах Р. Стаута, что я читал ещё дома, детектив Вульф делал так, когда пытался решить какую-то тяжёлую загадку. Могу представить, как же тяжело было мисс Блэк. Но, вне всякого сомнения, мы поступили правильно — ведь теперь и девочки понимают, что тётя вовсе не пытается заполучить наше наследство на пару с графом.

Какое-то время мы просидели в тишине. Наконец мисс Блэк открыла глаза, обратив на нас тяжёлый взгляд, и тихим, но властным голосом сказала: "Собирайте чемоданы. Через час мы уезжаем." Мы даже не стали задавать вопросов. Наскоро собравшись, мы ждали её в холле.

— Клаус, что происходит? — Фиона была не на шутку встревожена.

— Не знаю. Не переживай, всё будет хорошо, — я попытался выдавить из себя улыбку, — тётушка пытается помочь нам, вы же видите? Теперь-то вы будете доверять ей? Я-таки не ошибался насчёт неё...

— Насчёт меня, Клаус? — мы и не заметили, как мисс Блэк, одетая в бордовый плащ, спустилась к нам с двумя дорожными сумками из коричневой кожи, — насчёт того, что я хочу убить вас?

Она пристально посмотрела на наши смущённые лица и усмехнулась: "Как мило".

На такси мы доехали до вокзала. Там сели в удачно подошедший поезд до неизвестного мне местечка Гриншо. Кажется, давным-давно я видел область Гриншо на карте... Если я не ошибаюсь, это где-то на северо-западе, каменистая и заболоченная местность. А, точно! Ведь я же у тёти в библиотеке читал про призраков Гриншо! Не более, чем обычные легенды, но там говорилось, что туманы в этой области стоят круглосуточно, есть множество болот, где легко утонуть, и скал, с которых многие падали и разбивались насмерть. Что ж, прекрасное местечко, по видимому.

— Мы едем в мой дом в деревне Роксвилль. Олаф не знает об этом месте, и, надеюсь, не найдёт нас там, пока я не приведу все дела в порядок.

— Спасибо Вам, мисс Блэк, — за нас всех сказала Вайолет, — что поверили нам и так помогаете. Никто нам никогда раньше не верил...

— Детка, я просто знаю Олафа, поэтому и верю. Я знала, что пожары устроил кто-то из недоброжелателей ГПВ, но не думала, что это он.

— Недоброжелателей кого?..

— ГПВ. Организация такая, ваши родители там состояли. И твои, Фиона, тоже. И многие другие. А вообще это долгая история. Потом как-нибудь расскажу.

— А Вы, мисс Блэк, тоже оттуда? — полюбопытствовала Фиона.

— Я же говорю, это долгая история, — оборвала тётя и отвернулась к окну, задумавшись о чём-то.

Я ничего не понимал. Вопросов после этого разговора стало даже больше, чем до него. Но я оставил их до более дружелюбного настроения мисс Блэк и стал вспоминать, знаю ли я что-нибудь о Роксвилле.

Дорогой читатель!

Сколько раз я предупреждал тебя, что ты не найдёшь ничего весёлого, умилительного или приятного в моих рассказах. Но коли ты добрался до этой истории, ты, должно быть, очень напористый человек. Здесь это означает "желающий узнать всё о злоключениях несчастных Бодлеров, их подруги Фионы и странноватой тёти Линды, как бы ужасны эти злоключения не были".

Должно быть, услышав истории из уст наших героев, ты много раз, как и Клаус, задавался вопросом: кто же такая эта мисс Блэк?

И тебе повезло, дорогой читатель, ведь я знаю историю Линды Блэк не хуже, чем печальную повесть о наших сиротах. Впрочем, история их тёти ничуть не веселее, поэтому, если ты всё ещё продолжаешь читать мои записи, советую тебе хорошенько подумать о такой прекрасной истории, как "Маленький Жан и большая белая кошка". Почему-то мне кажется, что читать её будет в сто крат веселее, нежели пренеприятнейшую историю несчастной Линды Блэк.

Какой-то мудрец однажды сказал, что всё, что мы имеем, есть результат всего, что мы когда-то сделали. И первым поступком мисс Блэк было рождение. Дабы не смущать её, как даму, я не назову тебе точную дату её рождения, скажу лишь, что то был промозглый и ветреный ноябрь. Семья Блэков была одной из самых богатых и известных в городе. Так получилось, что у мистера и миссис Блэк родилось пятеро детей-погодок, и все девочки. Ты уже знаком с одной из них (не считая Линды, конечно) — с Жозефиной. Ещё одну из них зовут Андромеда, и наша мисс Блэк поддерживает с ней настоящие семейные отношения, посылая ей открытки на Рождество и Пасху (хотя, признаюсь честно, не думаю, что эти две узнают друг друга, если случайно столкнутся на улице). Двух других сестёр Линды ты тоже знаешь. Помнишь белолицых женщин из труппы графа Олафа? Долго и неприятно рассказывать, как умнейшие и красивейшие леди города дошли до такого, и тем более наша история не про них, а про их сестру.

Между прочим, консервативные и чопорные родители Линды дали ей при рождении старинное и благозвучное (что значит "приятное на слух") имя Селения, в то время как "Линда" было лишь вторым именем девушки. Только представьте — маленькая мисс Селения Линда Блэк. Все были без ума от такого звучного имени, все, кроме его обладательницы. Поэтому, лишь только ей исполнилось шестнадцать, Селения Линда отправилась в какое-то бюро с ужасным названием, состоящим из шести слов, четырёх сокращений, трёх цифр, а также пары инициалов, а вышла из этого страшного места уже Линда Селения, предпочитавшая, чтобы называли её только по первому имени.

Ещё со школьной скамьи наша компания приняла в себя Линду. Говоря "наша компания", я подразумеваю Сникетов, Денуманов, Квегмайеров, Беатрис, Бертрана, Олафа и многих, многих других. Нас всех объединяли любознательность и неравнодушие. Это означает "заинтересованность в происходящих вокруг нас событиях и желание изменить мир к лучшему". Линда была младшей среди нас, поэтому во все серьёзные дела её не посвящали. Да и её характер доверия не добавлял — хоть она и была очень сообразительной и обладала широким кругозором, Линда была ужасно заносчивой и совсем неприятной в общении. Но она обладала невероятным талантом манипулирования людьми. Должно быть, ты, мой дорогой читатель, знаешь таких людей. Как бы сильно их не ненавидели, им подчиняются и даже восхищаются ими. Такой была мисс Блэк с самого детства. Нет, мы её не ненавидели... но немного побаивались. Но, тем не менее, каждая девушка в глубине души мечтала быть похожей на неё, а ребята... тут и говорить не приходится.

Одной из самых верных поклонниц мисс Блэк (и, наверное, единственной, к кому Линда относилась почти как к подруге) была моя дорогая Беатрис. Самая чистая душа и доброе сердце были у этой девушки, и даже в Линде Блэк она видела только хорошее. Старательно Беатрис пыталась завоевать дружбу с ней, но это было безуспешно. В конце концов будущая миссис Бодлер решила рассказать Линде про ГПВ, где ни одна из них ещё не состояла. Но Беатрис узнала об организации от Вашего покорного слуги, который не смог не поведать ей о столь важной части его жизни. Однако Линда не знала ничего — как я уже говорил, мы не особо доверяли ей. Узнав о ГПВ, девушка просто разительно изменилась. Если ты, мой юный друг, не знаешь значения слова "разительно", я поясню — это значит "так сильно, что все мы изменили своё мнение об этой девушке, узнав, какая она умная, интересная и всегда готовая прийти на помощь". Так изменилась Линда Блэк.

В ГПВ Линда встретила и братьев Колер, с которыми так тесно связала её судьба, а может, как говорила сама девушка, и adversa fortuna — злой рок.

Киллиан, Себастиан и Самуэль были сыновьями известнейшего в нашем городе Максимилиана Колера, выходца из крестьянской среды, основавшего крупнейшую мануфактуру и баснословно разбогатевшего. Однако же сыновья его не стали аристократами-продолжателями рода. Старший, Киллиан — привлекательный, остроумный и бесшабашный, хороший друг и товарищ для всех нас — избрал для себя карьеру военного, чем разгневал отца, и был вынужден бежать из дома. Себастьян не был таким отчаянным храбрецом, как его брат, зато был надёжным, рассудительным и приятным парнем. Но господин Колер, убеждённый консерватор, был в ярости, узнав о... скажем так, предпочтениях сына. Это совсем не отпугивало нас (по крайней мере, большинство из нас), однако отец вычеркнул Себастиана из своей жизни и завещания. Младшим был Самуэль. То был воспитанный, образованный, интересный и в то же время любившей развлекаться по полной парень. Он глубоко интересовался историей, много читал, отличался незаурядной внешностью и был абсолютно таинственной личностью для нас всех. У него не было друзей и не было врагов, о нём ходило множество сплетней, в которые я, правда, никогда особо не верил. Естественно, вокруг него крутилось множество девушек. Неожиданностью для меня стало, когда я понял, что среди них была и мисс Блэк.

Должен заметить, что у Линды, в силу её внешности и недоступности, было немало поклонников. Впрочем, ей самой до этого не было никакого дела. Но по отношению к Самуэлю девушка была настроена решительно, если не сказать агрессивно. Конечно, Линда привыкла, что она может получить любого парня, какого только пожелает...

Но Самуэль не был любым. Никто не знает, что произошло между этими двумя, но заплаканные глаза всегда уравновешенной Линды и скорый отъезд в Европу Самуэля говорили сами за себя. После этого девушка заметно изменилась. Не знаю, сталкивался ли ты, мой дорогой читатель, с тем, как люди меняются за один день. Но Линда изменилась. Она стала серьёзнее, взрослее, и, если можно так сказать, трагичнее. Сложно объяснить как человек может быть трагичным, ведь трагичными обычно бывают истории, или пьесы, ну или на худой конец фильмы. Просто представь себе красивую и молодую девушку, аристократичную и гордую, но будто сломанную, как срезанная роза: она выдавливает улыбку, прячет взгляд, уходит в свои мысли и старается и виду не подать, что она несчастна, однако же это заметно, это выходит на первый план, одновременно настораживая и привлекая.

Такой стала мисс Блэк. И такой она осталась на всю свою жизнь. Честно признаться, я не верю, что скорбь по первой любви стала неразлучной спутницей Линды, и подозреваю, что вся эта надломленность — лишь маска, которую она носит от зари до заката. Но не в моих правах судить её за это.

Итак, Самуэль уехал, мы все сопереживали Линде, а Киллиан, старший брат Самуэля, делал это больше других. И не прошло и месяца, как уехал тот, кто стал для Линды единственной и незаменимой любовью на всю жизнь, как отношения Линды и Киллиана стали самой обсуждаемой сплетней в нашей компании. Однако меня совсем они не интересовали, ибо для меня существовала лишь одна Беатрис. Так что прошу простить меня, мой читатель, за то, что я опущу подробности жизни мисс Блэк вплоть до того самого момента, когда началась война и Киллиан ушёл добровольцем на фронт. Линда была опустошена, однако не пыталась даже отговорить Колера, лишь восхищаясь его храбростью. Но настоящую храбрость и силу духа проявила она, Линда, дожидаясь Киллиана. Она писала ему письма, пыталась разузнать всё о его судьбе, была верна и предана ему, и слёзы на её глазах точно не были поддельными. Да, она умела ждать. Но, к несчастью, ей пришлось ждать Киллиана до конца своей жизни, ибо он так и не вернулся домой, и даже я не смог узнать ничего о судьбе рядового Колера.

Кажется, Линда действительно полюбила Киллиана, но поняли мы (а может и она тоже) это только после их расставания. Несмотря на неуменьшающееся количество поклонников, мисс Блэк оставалась верна Колеру. Должен заметить, одним из наиболее назойливых был никто иной, как Олаф. Хоть в это и сложно поверить, но в молодости он был хорош собой, и, кроме того, был отменным льстецом и лгуном. Безусловно, этим он пользовался, увиваясь (что в данном контексте означает "пытаясь добиться внимания всеми честными и нечестными путями, какие только он смог придумать") за всеми привлекательными девушками. Не думаю, что он был в кого-то влюблён, хоть и ходили слухи то о его романе с Эсме — будущей миссис Скволор, то о его чувствах к моей сестре. Однако ни Кит, ни Линда не отвечали на его ухаживания — и правильно, по-моему, делали.

ГПВ рос и разрастался, и постепенно мы — кучка школьных друзей — встали во главе организации. Однако тогда произошло событие, положившее начало всех бед и несчастий для Бодлеров. Раскол.

Несмотря на то, что описываемые мною вещи произошли очень-очень давно, не думаю, что будет корректно раскрывать некоторые тайны ГПВ. Поэтому поведаю тебе лишь общеизвестную историю о La Forza del Destino и отравленных дротиках.

Итак, ГПВ постановило, что граф и графиня Олаф опасны для нас. План поддерживали почти все: Эсме и Линда были против. Первая, безусловно, из-за своих чувств к Олафу, а вот Линда... Сама она утверждала, что считает этот ход необдуманным, и что он точно настроит Олафа против нас. Но кем был для ГПВ Олаф? Неприятным мальчишкой-актёришкой. Так что решение было принято.

В ту ночь в театре были все главные члены ГПВ. Вот мои брат с сестрой болтают о способах приготовления североатлантических омаров, абсолютно спокойные, как и всегда. Вот чета Бодлеров — и моя Беатрис, уже миссис Бодлер, так прекрасна в эту ночь. Вот и Эсме — недовольная, язвительная, она всё же пытается привлечь наше внимание к её новому платью (абсолютно ужасному, на мой вкус — цыплячье-жёлтого цвета с бахромой по всей длине). А вот и наша мисс Блэк. Появляясь в обществе, она, как и всегда, вызывает восторженный шёпот в толпе. В тот вечер на ней чёрное платье, расшитое мелким золотистым бисером, с шелестящей юбкой до самых каблуков и глубоким, если не сказать откровенным, декольте. Тёмные волосы уложены, а губы накрашены винно-красным. Даже я признаю, что она была прекрасна.

А вот и Олаф с родителями. Ничего не подозревающий, он такой же наигранно-весёлый и неприятный, как обычно. Отпускает шутки по поводу платья Эсме (однако она, как и подобает влюблённой девушке, ничуть не обижается и хвалит его остроумие), пытается обратить на себя внимание Кит, бросает недвусмысленные взгляды на Линду. В этот момент мне даже становится жаль паренька. Каким бы отвратительным и жалким он не был, он любит своих родителей. Но... ГПВ постановило, а значит так и будет. Я смотрю на Кит, точнее — на её объёмную сумочку. Всё идёт по плану.

По плану, в который посвящены лишь немногие. Мы, Сникеты, а также Бодлеры и Линда. И как так получается, что она всегда знает все планы, даже не принимая участия в их осуществлении? Я сам задаю себе этот вопрос, мой дорогой читатель. Вообще-то изначально именно Линда должна была заняться отравленными дротиками, но она отказалась, сказав, что не собирается осуществлять наши "суицидально-бессмысленные и по-детски наивные" идеи, равно как и не будет мешать их осуществлению другими. Да, в этом вся Линда Блэк.

Ума не приложу, кто проболтался Эсме о том, что осуществление плана назначено на сегодня. Однако, не успел первый звонок прозвенеть, как она подбежала ко мне и начала умолять отменить решение. Услышав отказ, она, проклиная меня, ГПВ и самого Олафа заодно, помчалась искать помощи у Линды.

Так уж получилось, что моё место в зале оказалось совсем недалеко от ложи мисс Блэк, где происходил разговор девушек. Только не подумай, дорогой мой читатель, что я подслушивал! Я даже пытался отвлечься от доносившихся до меня голосов и задуматься над разработкой ускоренной сети уведомления о возгораниях, которая могла значительно облегчить работу ГПВ, однако возгласы и всхлипы Эсме были чересчур громкими. Мне лишь оставалось удивляться, как Олаф не понял, что происходило вокруг него.

— Линда! Ты же тоже против! Выслушай же ты меня, чёрт возьми! Прошу, — Эсме то ругалась, то умоляла, но Линда была непреклонна. По крайней мере, мне так казалось — она говорила слишком тихо, и я не слышал её слов.

— Слушай, Блэк, я знаю, мы никогда не были подругами... Хахаха! Подругами! Господи, что я сказала... Да, мы с тобой нена...

— Да, я знаю это, Линда. Да, ты презираешь меня. И это я знаю... И это тоже... Но послушай!

— Господи, Линда, я... я влюблена в него, — раз Эсме призналась в этом, она в полном отчаянии.

— Для себя? Ладно, ты права. Да, я делаю это для себя. Я просто хочу, чтобы он понял, как дорог мне...

— Помоги же мне, Линда! Что? Дротики? Поняла... Но кто?

Неужели Линда рассказала всё Эсме? Я посмотрел на ложу мисс Блэк, что была по диагонали от моей. Эсме, встревоженная, изогнувшись в нелепейшей позе, слушала Линду. Та сидела абсолютно спокойно, обратив свой взгляд на ложу Бодлеров, где через минуту-другую должна была появиться Кит. Неожиданно она посмотрела на меня, но я не понял, что означал тот странный взгляд её угольно-чёрных глаз.

Я понял это позже, осмыслив события этого вечера в театре. Кит выбежала из ложи, направляясь к Бодлером. В это же мгновение губы Линды шевельнулись в миллиметре от уха Эсме... Она вскочила, сбив с ног работника театра, и помчалась за моей сестрой... Кит еле успела бросить сумочку Беатрис, увернувшись от своей преследовательницы... Эсме кинулась к Олафу, стоявшему неподалёку, судорожно вцепилась руками в его жилетку, бормоча что-то, словно сумасшедшая... Он сорвался с места, ненароком ударив Эсме, вбежал в ложу родителей... Три пронзительных крика огласили театр. Олаф, рыдая, стоял на коленях перед своими родителями, придерживая маму за белое обнажённое плечо, по которому бежал ручеёк крови...

Так случился раскол. Все мы стояли перед выбором: уйти или остаться. Эсме ушла, сёстры Линды ушли... Что же касается Линды... Она своим поступком обеспечила себе место в любой из команд.

Когда мне пришла в голову эта мысль, я почувствовал жгучую ненависть к Блэк. Она играла нашими чувствами ради собственного благополучия. Все мы — и члены ГПВ, и компания Олафа, боролись, мстили, сражались за что-то, важное нам. Линда же заботилась лишь о себе.

Она стала мне противна.

С тех пор я больше не общался с ней, и только сейчас, идя по следам сирот, я столкнулся с ней. Я искренне надеюсь, она заставит меня изменить сложившееся о ней мнение.

Что ж, настало время прощаться.

Спасибо тебе, мой дорогой читатель, за то, что как бы ужасны ни были злоключения Бодлеров, ты следишь за ними с ничуть не меньшим интересом, чем я записываю историю детей моей несчастной Беатрис.

Искренне Ваш,

Л.С.

Дорожные станции. Много-много дорожных станций. Люди входят и выходят, проводники приносят чай и уносят пустые чашки, чей-то голос объявляет названия посёлков и городов, и я всё жду Гриншо. Мы молчим. Глаза опущены и мы не двигаемся. Оцепенев, мы едем так уже не первый час. Изредка кто-то протянется за чашкой или украдкой взглянет на часы. Время идёт. Сумерки за окном сменяются ночной темнотой. Колёса поезда стучат. Проводники приходят и уходят. Поезд останавливается и трогается с места вновь. И опять, и опять, и опять...

— Через пять минут мы прибываем в Гриншо. Повторяю, через пять минут поезд прибывает в Гриншо.

Оцепенение падает, мы разом вскакиваем, переглядываемся, Клаус украдкой улыбается мне и я чувствую, как тепло наполняет мою душу. Я тихонько смеюсь, и он подхватывает, и Вайолет не в силах сдержать улыбку. Солнышко что-то бормочет заспанным голосом, когда мисс Блэк берёт её на руки и выходит из купе. Мы идём следом. На душе у меня тревожно, но страх постепенно рассеивается. Я чувствую, что судьба свела меня с людьми, в компании которых любые невзгоды перенести будет легче. Поддержка Клауса и Вайолет неоценима для меня. Вот что насчёт мисс Блэк... Я не знаю. Клаус доверяет ей, но мне не перебороть себя. Я благодарна этой женщине, и я уважаю её... но доверять — увольте.

Через полчаса на такси и десять минут пешком мы подошли к старинным резным воротам. Вокруг — ни души. Единственный дом на этой улице. Тишина, темнота, холод. Беззвёздное и безоблачное небо виднеется далеко-далеко сквозь кружево переплетающихся веток деревьев, растущих вдоль дороги. Каждый выдох расползается беленьким облачком пара в морозном воздухе. Калитка скрипит, когда мисс Блэк отворяет её. Мы стоим перед домом. Два этажа, два ряда тёмных окон, два флигеля, две лестницы ведут к парадному входу. Видимо, архитектор любил симметрию.

Мы разместились в гостиной. Вайолет с помощью какого-то приспособления смогла зажечь огонь в камине, Клаус помог тёте принести спальные мешки, подушки и пледы, и мы, не переодеваясь, легли спать. Мы с Вайолет делили один мешок на двоих, а Клаус приютил Солнышко. Мисс Блэк ушла куда-то вглубь дома, пожелав нам спокойной ночи, и не возвращалась. Поленья потрескивали в камине, кто-то из нас посапывал во сне, а вот мне было никак не уснуть. Я была спокойна, но на душе было как-то нехорошо. Словно какое-то гадкое предчувствие поселилось там. Кажется, я бежала от всех своих бед. Я бежала от брата, бежала с улиц, бежала из города. Но бегством не спастись. Я чувствовала нутром, что то самое, от чего я бежала так долго, настигнет меня здесь, в Роксвилле.

Утро разбудило нас самым неприятным образом. Огонь в камине потух, сквозь какие-то щели в дом ворвались сквозняки, а яркие лучи холодного солнца беспардонно заиграли у нас на лицах. Прекрасно.

— Хэй, Фиона, не скажешь, который час? — Вайолет присела, потягиваясь и зевая.

— Полвосьмого. Что ж, с добрым утром, — кажется, мы проспали всего часов пять-шесть.

— И тебя.

Клаус с Солнышком ещё спали. Мисс Блэк видно нигде не было. Вайолет пошла разбираться с камином, а я наконец-то огляделась. Мы были в просторной комнате, должно быть, в гостиной. Тут были необычайно высокие потолки и резные проёмы дверей. Всё говорило о былой роскоши, но время сыграло злую шутку с домом. Штукатурка обсыпалась, паркет прогнил, а великолепные французские окна были разбиты и затянуты какими-то тряпками, через которые в комнату дули морозные ветры. Однако, несмотря на все эти неудобства, сейчас дом вовсе не казался таким страшным, как ночью. Комната была отделана в пастельных тонах, странный звон, испугавший нас вчера, оказался лишь бренчанием хрустальных подвесок на лампе, вызванным сквозняком, а пугающие в темноте силуэты, как выяснилось, были всего лишь мебелью с накинутыми на неё чехлами.

Когда Вайолет вновь зажгла огонь, а Клаус с Солнышком проснулись, мы решили обследовать дом. Комната, в которой мы находились, плавно переходила в другую. То была, должно быть, столовая. Такая же обшарпанная, она была отделана в спокойных коричневых тонах, а кое-где на стенах можно было разглядеть остатки фресок. Окна этой комнаты тоже выходили в сад, заросший и неухоженный. Дальше мы прошли на кухню. Небольшое, тесное помещение встретило нас затхлым запахом и свисающей с потолка паутиной, а потому мы решили не исследовать его и пойти в обратном направлении. Итак, из гостиной мы вышли в коридор. Тут не было окон, и лампы, конечно, не были зажжены, а потому стояла кромешная темнота. Мы еле разглядели лестницу, ведущую наверх, и несколько дверей, из-под которых пробивался тусклый свет. Недолго думая, мы подошли к первой из них, и я тихонько потянула её на себя. Тут оказалось не заперто. Дверь отворилась, и мы увидели небольшую комнату, посреди которой сидели мисс Блэк. Она сидела прямо на полу, спиной к нам, опершись локтем на кровать и рассматривая что-то у себя в руках. Её чёрные волосы были распущены и струились по изумрудному шёлку её халата. Я хотела попятиться и выйти, но половица скрипнула у меня под ногами. Мисс Блэк резко вскочила, выронив какую-то бумажку из рук, и гневно уставилась на меня.

— Простите, мисс Блэк, мы...я не хотела Вас потревожить!

— Дверь была закрыта, Фиона. В таких случаях следует стучаться.

— Да, конечно... Прошу прощения, мисс Блэк.

— Ничего. А теперь подождите меня в холле, и через десять минут мы отправимся в город и перекусим. Слабо верится, что в этом доме есть хоть что-то съестное, чем можно не отравиться, — усмехнулась она.

Не успели мы умыться и накинуть тёплую одежду, как мисс Блэк спустилась, уже полностью готовая. Она успела надеть чёрный брючный костюм, чёрные же сапоги и перчатки, убрать волосы в причёску и навести макияж, и накидывала на ходу шубу. Как она это делает, господи?

На улице было морозно, но на небе не было ни облачка, и солнце ярко светило. Мы дошли до центра Роксвилля за несколько минут. Это был совсем небольшой городок, если не сказать деревушка. Одна главная улица, и на ней всё — лавки мясника, молочника, бакалейщика и другие маленькие магазинчики, почта, школа. Машин совсем нет. Детвора разъезжает на велосипедах, домохозяйки сплетничают, попивая кофе по-ирландски в кафе, пожилые пары прогуливаются под ручку. Словом, полная противоположность нашему городу.

Мы зашли в небольшую закусочную под названием "У тётушки Батти". Типичная пригородная закусочная — длинный прилавок с высокими стульями, одна-единственная официантка в передничке, свежие кексы в витрине (а может, и не такие свежие). Очень мило, только вот мисс Блэк в своём роскошном костюме, выглядевшая так, будто только вышла из модного дома Chanel в Париже, не очень вписывалась в интерьер. Однако она вела себя очень спокойно, будто бывала тут уже сотни раз. Она присела на барный стул и осмотрелась. Официантка поспешила подойти к ней с дежурной улыбкой. Мисс Блэк что-то ей тихо сказала, и девушка позвала кого-то из подсобки: "Миссис МакКитс! К Вам пришли!"

Тут же в помещение вбежала полноватая улыбающаяся старушка — видимо, это и была "тётушка Батти". Она сначала удивлённо посмотрела на мисс Блэк, словно пытаясь узнать её, но почти сразу же обняла её со смехом и словами: "Ох, Линда, я еле тебя узнала! Такая красотка! Не ждала я тебя у нас, но так рада! Так рада, Линда, деточка!"

— Я тоже очень рада видеть Вас, тётушка Батти! — отвечала мисс Блэк с улыбкой, — если Вас не затруднит, принесите нам... хм, дети, что вы хотите? В общем, принесите им всё, чего они хотят, и мне чашечку эспрессо без...

— Без сахара и с мускатным орехом! Я помню, Линда, помню...

Пока мы наслаждались завтраком, Вайолет спросила у мисс Блэк, давно ли она уехала из Роксвилля.

— Я жила здесь всё детство и юность... В общем, я покинула Роксвилль совсем недавно. Приятное местечко, не правда ли? — я впервые за последнее время видела тётушку в таком хорошем... ну, не в таком отвратительном, как обычно, настроении.

Когда мы допивали кофе, в закусочную зашёл высокий мужчина в деловом костюме. Никто не обратил на него особого внимания, однако мисс Блэк, заметив его, замахала ему и крикнула: "Хэй, Джером! Ты ли это?"

— Что... Линда! Быть того не может! Вот уж не ожидал тебя тут встретить! — он неуклюже обнял мисс Блэк и улыбнулся, — прекрасно выглядишь! Ты так изменилась! То есть ты всегда была прекрасна... но... в общем, я очень рад встрече!

Тётушка улыбнулась и пригласила его сесть за наш столик.

— Джером, это Вайолет, Клаус и Солнышко. Сироты несчастных Бодлеров. Я их усыновила. А это Фиона. Уиддершинс. Официально я не опекаю её, но она живёт с нами. Она близкая подруга Клауса, — со спокойной улыбкой произнесла моя "не опекунша". Кажется, я покраснела до кончиков ушей...

— Очень приятно. Знаешь, Линда, Эсме тоже решила стать опекуном после... в общем, когда узнала о той истории с Олафом... И мы усыновили сирот Квегмайеров! Помнишь их?

— Конечно, помню. Господи, Эсме совсем не изменилась, похоже?

— Ох, ну ты же знаешь её... Кстати, вы все могли прийти к нам на ужин сегодня... Придёте? Я думаю, Эсме не будет против...

— Ну конечно она будет против. Поэтому-то мы и придём, — мисс Блэк подмигнула мистеру Скволору, и мы вышли на улицу.

Днём тётушка отправила нас с Вайолет и Солнышком за продуктами, а Клаус помогал ей убираться в доме. Таким образом мы впятером всего за один день привели в порядок две гостевых спальни на первом этаже, которые хозяйка дома отвела нам, а также убрались на кухне и ровно в восемь уже стояли перед домом Скволоров с букетом для миссис Скволор и бутылкой вина для Джерома.

Дверь открыл лучезарно улыбающийся мистер Скволор.

— Проходите, проходите! Потрясающе выглядишь, Линда! Ох, а это что, мне? Château de Beaucastel? Господи, уберём это побыстрее! — и он, не долго думая, спрятал бутылку под маленький столик в гостиной. Заметив наши недоумённые взгляды, он извиняющимся голосом пояснил, — это вино вышло из моды. А моя жена, Эсме, она очень пристально следит за модой. Ну, вы понимаете, — мистер Скволор рассмеялся, — а вино просто прекрасное, спасибо. Выпью его сам, — и он с заговорщицким видом подмигнул нам.

— Кто там пришёл, Джером? — раздался раздражённый женский голос из дома.

— Линда с детьми, конечно же, дорогая!

— Так ты не отменил приглашение? Ты же знаешь, что я ненави... — когда обладательница этого голоса появилась в гостиной, из раздражённого он превратился в наигранно-слащавый, — Линда, дорогая! Как же давно мы не виделись!

— И правда. Эсме, познакомься, это Вайолет, Солнышко, Фиона и Клаус.

— Мда... очень милые. Сразу четверо! О, дорогая, — произнесла Эсме, обращаясь к Вайолет, — разве ты не знаешь, что такие платья уже не в моде?

— Эсме, любимая, может пройдём в столовую? — попытался разрядить обстановку мистер Скволор.

Пока мы шли в столовую, Клаус шёпотом прошептал сестре: "Не обращай внимания". "Я и не обращаю," — фыркнула Вайолет.

— Джером, стой! А где наши сироты?! Ты же обещал, что они придут на ужин! — миссис Скволор была вне себя.

— Конечно, дорогая. Они наверху.

— Наверху? Хэй, сироты! Квегмайеры! Спускайтесь сюда, да поживее! Сейчас они спустятся, — она улыбнулась мисс Блэк.

— Миссис Скволор, мы здесь, — послышался девичий голос с лестницы.

Вскоре в гостиную вошли трое — видимо, два брата и сестра.

— Дети, это мисс Линда Блэк, моя... хорошая знакомая и её дети, то есть опекаемые. Поздоровайтесь.

— Очень приятно. Я Дункан.

Дункан улыбнулся, пожимая каждому из нас руку. У него были чёрные коротко стриженные волосы и светло-карие глаза. Из кармана его жилета торчала записная книжка, а руки были все в чернилах. Он смотрел на нас дружелюбно и тепло , но в его взгляде была какая-то напряжённость и даже испуг.

— Я Айседора.

Айседора была очень, очень красивой. Прямые чёрные волосы до плеч, прозрачная кожа, лёгкий румянец на щеках, огромные голубые глаза и звенящий голос. Она была действительно прекрасна. И я почувствовала неизвестную мне раньше зависть, когда она кокетливо улыбнулась вмиг покрасневшему Клаусу. Но как бы игрив и весел её взгляд ни был, я точно заметила в нём взрослую усталость и тоску.

— А я Куигли. И я очень рад встрече.

Кугли был выше и мускулистее своего брата, и кожа у него была загорелая и даже обветренная, а местами, мне кажется, были плохо затянувшиеся ожоги и шрамы. Но он держался очень весело и приветливо, а в его задорном взгляде я увидела какой-то дикий протест и вызов, как у загнанного в клетку дикого зверя.

Ужин проходил спокойно, но разговор за столом как-то не клеился. Эсме беззаботно трещала о моде на сирот, карманных енотов и фарфоровых кукол, Джером посвящал нас в тайны кредитования, но Квегмайеры сидели тихо, будто не имели и права произнести слово за столом. И мы чувствовали себя очень скованно.

Весь ужин я разглядывала наших новых знакомых. Особенно меня поразила миссис Скволор, или, скорее, то, как она отличалась от мисс Блэк. Обе — близкого возраста, красивые, богатые, влиятельные, умные... но такие разные! Аристократическая бледность мисс Блэк и неестественный загар миссис Скволор. Гордая осанка первой и странно изогнутая спина другой. Спокойный, подчёркнуто холодный разговор и визгливые, режущие слух тона. Закрытое, хотя и очень роскошное чёрное бархатное платье простого силуэта и странный полосатый наряд с огромным декольте и пышной юбкой. Пронзительный, как будто замёрзший взгляд и горящие, немного ненормальные, глаза. Лично мне эта разница показалась забавной.

По окончанию ужина мы сели пить чай в гостиной. Обстановка ничуть не разрядилась, в особенности когда между миссис Скволор и мисс Блэк произошёл такой странные диалог.

— Ну что же, Линда, ты приехала сюда из-за плана?

— Как я уже говорила, я приехала сюда по личным причинам.

— Но всё же, план есть? Да?

— Эсме, дорогая...Никаких планов.

— Но ты же виделась с ним? Ведь виделась?

— Ммм... Эсме, не думаю, что нам стоит обсуждать это сейчас.

— Но Линда! Не смей уходить от ответа!

— Так, Эсме. Я думаю, нам стоит поговорить. Наедине.

С этими словами мисс Блэк вышла из комнаты, а Эсме последовала за ней.

Нет.

Я не хотела подслушивать. Честно.

Просто когда Джером попросил меня отнести пустые чашки на кухню, по дороге я услышала их голоса из-за прикрытой двери. Наверное, моё недоверие к Линде, только усиленное этим разговором, подтолкнуло меня подслушать.

В щёлку приоткрытой двери я разглядела мисс Блэк, сидевшую в кресле, скрестив руки на груди, и миссис Скволор, склонившуюся к ней и взволнованно шептавшую:

— Ну же, Линда! Так ты нашла его, да? У тебя получилось?

— Я не искала его.

— Но... как? Вы же виделись, правда? Твоя сестра так говорит!

— У меня нет сестёр кроме Андромеды, Эсме. Ты же не с ней говорила, правда? Так вот. Я не искала его. Он сам меня нашёл.

— И что? Каков наш план? Почему он не выходит на связь со мной?

— Может, ты ему просто не нужна, а? А план его состоит в том, чтобы жениться на мне.

— Жениться? Но... почему? Почему, Линда?!

— Успокойся, дорогуша. Ему нужны деньги сирот и этой девчонки, вот и всё. Ах, ну да, ещё он во мне души не чает.

— Нет, нет, нет! Ты врёшь! Линда, почему ты так любишь мучить меня?! Ты ненавидишь меня, да?..

— Ох, что ты, нет. Я просто презираю тебя. А что, ты и правда всё ещё любишь его? Забавно же, однако.

— Заткнись! Заткнись! Но почему... почему он не может жениться на мне, например? Ты же его не любишь! Я знаю, ты его не любишь, Линда. И он знает. А я... Я бы развелась с Джеромом, и я вообще куда богаче тебя, и эти дети... Квегмайеры... Их наследство не меньше твоих этих... Бодлеровых... Почему, Линда?!

— Может потому, что к Квегмайерам прилагаешься ты? Хватит хныкать, Эсме, и успокойся. Разговор закончен.

Мисс Блэк так стремительно открыла дверь, что чуть было не ударила меня, но по счастливой случайности она пошла в противоположную сторону и даже не заметила меня. Я только хотела тихонько пройти за ней, когда с другой стороны коридора появился мистер Скволор. Я еле успела прошмыгнуть в какой-то чулан и притаиться там. Так я стала невольным свидетелем ещё одного разговора.

— Ох, Линда, это ты! А я ищу Фиону... Куда-то она запропостилась. Ты не видела?

— Нет. Слушай, Джером, ты же общался со Сникетом после смерти Бодлеров, да?

— Эээ... Да... Но я не думаю, что сейчас подходящее время обсуждать это...

— Самое подходящее. Так вот, Джером. Олаф убил их, да?

— Линда, я не могу... это очень опасная информация... Если кто-то узнает...

— Это он?!

— Да. Умоляю, не говори никому. Это и правда очень опасная информация... Постой!

Выглянув из чулана, я увидела, как Линда уверенно шагала в гостиную, а Джером бежал за ней. Но кроме этого я увидела ещё что-то, повергшее меня в ужас.

Я была не единственной свидетельницей этого разговора.

Глаза Эсме горели диким огнём, и я чётко видела, как ненависть сменяется в них жаждой мести.

После того ужина обстановка в доме изменилась. Все стали более замкнутыми и задумчивыми. Тётушка никогда не была особо заботливой опекуншей, но сейчас она попросту перестала обращать на нас внимание. Нет, конечно, она делала домашние дела и была готова прийти нам на помощь, но при этом казалась какой-то отстранённой, будто не могла перестать думать о чём-то своём.

Фиона казалась очень встревоженной и нервной. Она выглядела так, будто никак не могла принять какое-то важное решение, а её недоверие к мисс Блэк ещё усилилось.

Даже Клаус стал сам не свой. Иногда я замечала, что, держа в руках книгу, он не читает её, а просто сидит часами, уставившись пустым взглядом на одну строчку.

Казалось, у всех появились какие-то тайны. Казалось, все знают что-то — что-то важное, страшное и неизвестное мне.

Странное время наступило. Мы почти перестали общаться. Мы жили вместе, но как чужие. Даже брат и сестра почти прекратили разговаривать со мной, не то что Фиона и мисс Блэк. Атмосфера тяготила, и я с радостью уходила из дома гулять по городу одна. И пугало меня то, что я чувствовала себя лучше в одиночестве. Как будто понятие семьи перестало существовать для нас. Мы все слишком дорожили своими тайнами, чтобы открыться другим, и, сами того не замечая, отдалялись друг от друга.

Странное, тяжёлое время наступило. Мы боялись поднять глаза и увидеть, что кто-то смотрит на нас. Мы прятали глубоко свои тайны и ревностно охраняли их. Но мы боялись, ведь в глубине души мы осознавали, что одним нам с ними не справиться. И всё же мы не были в силах исповедаться друг другу.

Да, странное во всех смыслах время наступило. Мисс Блэк днями пропадала где-то, возвращаясь поздними вечерами ещё более замкнутой и задумчивой. Однажды она ушла и не возвращалась двое суток. В её комнате я нашла недописанную записку: "Дети, я ухожу по делам. Еду в город. Завтра не ждите. Если что, звоните По. Не знаю, когда вернусь. Это очень важное..."

В ту ночь, когда мы остались дома одни, Фиона постучала в мою дверь.

Я не спала, но настроения говорить у меня, если честно, не было.

Однако Фиона была настойчива. Пришлось впустить и выслушать её.

То, что она сказала, поразило меня. Она рассказала, что слышала разговор Линды и Эсме. И они говорили об Олафе. И несмотря на то, что мисс Блэк вроде бы спасает нас, сложно сказать, что у неё на уме. Фиона, а теперь и я, не можем верить ей. Опять. И Эсме представляет для нас угрозу.

Господи, что мне делать? Я должна защитить их. Но я так опустошена, я так боюсь. И я чувствую одиночество. Я не могу довериться Клаусу, он и так весь на нервах. Солнышко, к сожалению, мне тоже сейчас ничем помочь не может. Фиона хорошая девушка, но... Я знаю, я обязана защитить их. Но это становится всё сложнее. Мне кажется, мы запутались в паутине чужих отношений, и я — лишь пешка на шахматной доске их смертельной игры. Но кто, кроме меня, защитит ребят?

Я была подавлена и расстроена. Однако я забыла об этом, когда мисс Блэк вернулась. Не сказав нам ни слова, она хлопнула дверью своей комнаты у меня перед носом — никогда я не видела её такой разозлённой.

Поужинав холодным томатным супом из консервов, мы легли спать.

Я проснулась рано — ещё не было восьми, однако все уже встали. Клаус читал в постели, а Фиона играла с Солнышком. Спустившись в столовую, я застала там мисс Блэк. Одетая в один шёлковый серебристый халат, она пила свежесваренный кофе, задумчиво рассматривая узоры на стекле. Молча улыбнувшись, она кивком пригласила меня присоединиться. Испытывая некоторую неловкость, я всё же взяла кофе и уселась в плетёный стул рядом с окном.

Кофе был обжигающе-горячим и горьким, но очень вкусным. Неловкое молчание рассеивалось, и почувствовала какое-то странное умиротворение, сидя в тишине с мисс Блэк. В комнате был полумрак — солнце ещё не встало, а большая люстра не была зажжена. Форточка была открыта, и струи холодного воздуха играли свежевыстиранными занавесками грязно-зелёного цвета. Было прохладно и темно, а кофе горчил, но мне было уютно как никогда. Должно быть, одно присутствие этой женщины согревало комнату, как раньше замораживало и пугало. Она впервые показалась мне родной.

Часы пробили семь, и всё как будто ожило. Наверху послышались голоса брата и сестры, на улице раздался голос мальчика, развозившего газеты, многочисленные часы подали голос.

— Вайолет, дорогая, не сходишь за газетами? — мисс Блэк встала из-за стола и направилась к кухне, — а я пока разберусь с завтраком.

В холле я столкнулась с Фионой и мы решили вместе выйти подышать свежим воздухом.

Воздух был действительно свежим. Более того, он был леденящим. Недолго думая, мы добежали до ворот, схватили валяющиеся там газеты, и рванули обратно в дом. Только вновь очутившись в тёплом помещении, мы перевели дух. Тут мой взгляд упал на фотографию на первой странице одной из газет. Мисс Блэк в модной шляпке надменно смотрела на меня с чёрно-белого снимка. "Шокирующая правда: неужели в пожаре в особняке Бодлеров виновна их близкая подруга Линда Блэк?!"

Судорожно листая страницы, я нахожу статью... Слишком темно, ничего не видно... Спотыкаясь, я бегу в столовую, подношу газету к лампе, начинаю читать... "В деле о смерти Бертрана и Беатрис Бодлеров появилась новая информация. В нашу редакцию поступило письмо...

— В чём дело, Вайолет? — раздаётся у меня за спиной голос мисс Блэк.

Я не успела сказать ни слова — её взгляд упал на газету, которую я так и держала в руках.

— Позволишь? — мисс Блэк взяла "Roksville Daily" и принялась читать. Её лицо ничего не выражало, однако за время, проведенное в её обществе, я научилась понимать, когда это спокойствие было лишь маской. Сейчас был именно такой случай.

В комнату вошли Клаус и Фиона, державшая "Monday Morning" с той же фотографией мисс Блэк на обложке. По их взгляду было понятно, что они прочли статью.

Дочитав, мисс Блэк отложила газету и повернулась к нам. В глазах её читалась странная смесь беспокойства и бешенства.

— Итак, дети. Вы прочли статью. Мне нужно доставать свой кинжал, чтобы обороняться от вас, или у вас хватает мозгов, чтобы не верить в эту чушь?

— Мы...

— Я...

— Конечно же...

— Тише, тише. Фиона, говори.

— Я думаю... Мы думаем, мы верим Вам, — выпалила Фиона, — но...

— Прекрасно. Потому что эта ложь абсолютно глупая и бездарная. Неужели всё, чему эта сволочь научилась у Олафа, это анаграммы?

Взглянув на статью, я нашла имя автора — Сэм Коволерс. Эсме Скволор.

— Мисс Блэк, я должна Вам сказать... Тот разговор, с Джеромом, об Олафе... Эсме слышала, — начала было Фиона, но Линда прервала её.

— О, дорогая, конечно я знаю! И то, что ты подслушивала, я тоже знаю, — она улыбнулась нам, но улыбка эта, казалось, таила скрытую угрозу, — запомните, дети: я всегда всё вижу и всегда всё знаю. Вам не обмануть меня, никому не обмануть меня. И всё, что я сказала, должно было быть услышано. Она думает, что выиграла этот раунд, но даже не представляет, что играет по моим правилам. Так что всё идёт по плану. А вот насчёт тебя, Фиона, я немного расстроена. Но у нас нету на это времени. Простите, но мне надо отправиться в город.

Ох, нет, только не это! Неужели мисс Блэк оставляет нас здесь, с этой Эсме? Какой бы глупой Линда её не считала, меня эта женщина пугает.

— Простите, дети, но вам придётся остаться здесь, — продолжала мисс Блэк, — так будет безопасней. Не выходите из дома и ни с кем не общайтесь. Не раздвигайте шторы и не забирайте почту. Пусть они думают, что Вы уехали со мной.

— Подождите, подождите, — взволнованно спросил Клаус, — но кто они?

— Разве это имеет значение? — вздохнула мисс Блэк, — с Вами ничего не случится. Всё будет хорошо. И не переживайте за меня. И, главное, не глупите. Всякие мелочи могут вас выдать. Так что не забывайте шевелить мозгами. Всё ясно? — на мгновение мне показалось, что тётя расчувствовалась, но она тут же вернулась к своей обычной манере.

— Так, Вайолет. Ты старшая, и ты изобретатель. Не забывай об этом. Фиона, на тебе будет хозяйство, а ещё следи за Солнышком. Клаус. Ты — единственный мужчина. Так что вот, держи — она протянула Клаусу небольшую деревянную коробочку.

Брат открыл её... Что? Пистолеты? И правда, Клаус достал из шкатулки два маленьких, но смертельно опасных механизма. Я сама никогда бы не смастерила такие, но слышала о принципе их устройства. Идеальные, очень сложные и чрезвычайно опасные изобретения...

— Мисс Блэк, Вы же говорили, что мы в безопасности! — воскликнула Фиона, — и мы даже стрелять не умеем!

— Я уверена, Клаус читал об этом. И это — на всякий случай, — отрезала мисс Блэк.

Мисс Блэк уехала, так и не объяснив нам ничего. Лишь сказала беречь себя и в случае чего звонить По.

Она уехала на утреннем поезде, оставив нас в полной растерянности. Мы так и сидели на кухне вчетвером и пили остывший и ставший абсолютно невкусным кофе. Пистолеты Клаус убрал подальше, и я старалась не думать о том, что они нам могут понадобиться. Царило неловкое молчание и раздававшееся в тишине побрякивание ложек в чашках казалось особенно громким. Первым тишину нарушил Клаус.

— Вы же верите ей? Верите, что это не она подожгла особняк?

— Конечно, верим, — поспешно ответила ему Фиона, — мы же знаем, что это Олаф убил ваших родителей... и моих. А Эсме Скволор пытается отомстить мисс Блэк этой клеветой. Я уверена, она всё уладит, и мы сможем жить как раньше.

— Да... Мисс Блэк обязательно всё уладит. И всё будет хорошо, — брат выдавил слабую улыбку и обнял Фиону.

— Всё будет хорошо, — тихо повторила девушка с какой-то безнадёжной улыбкой, будто сама не верила своим словам.

Я смотрела на них — таких молодых, беззащитных и несчастных, но поддерживающих друг друга, и ненависть к Олафу, ненависть ко всем злодеям, ко всей несправедливости на свете росла в моей груди. Ни в чём не повинные дети, разлученные с родителями, разбитые семьи, искалеченные души... За всем этим стоял он — Олаф, и его приспешники, такие, как Эсме Скволор. Они рушат судьбы людей забавы ради, и нет ничего хуже. Это так ужасно!

Чашка с треском разбилась у меня в руке, и множество острых осколков впились мне в ладонь, как маленькие хищные рыбки. Клаус вздрогнул, Фиона вскрикнула, а Солнышко заплакала. Острая боль обожгла мне руку, и я почувствовала, как слёзы навернулись на глаза.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Господи, кто это? Мы с Клаусом и Фионой переглянулись, и брат стал успокаивать плачущую сестрёнку, а мы с Фионой тихонько подошли к двери и прислушались.

— Линда, дорогая! Где же ты? — раздался резкий голос Эсме, — я получила от тебя какую-то несуразную записку о том, что ты с детьми уезжаешь. Но это ведь не так? Ох, Линда, я прочитала утреннею газету... Какой ужас, дорогая! Как ты могла убить несчастных Бодлеров! Линда! От позора не сбежишь, Линда! — перешла на визг миссис Скволор, — сиди там, отсиживайся! Я доберусь до тебя, Линда Блэк! Доберусь до тебя и твоих чёртовых сирот! И тогда-то мы повеселимся!

Разразившись сумасшедшим смехом, Эсме побежала от дома, стуча острыми каблучками по дорожке. Кажется, пронесло...

— Боже, она просто ненормальная, — пробормотала Фиона, — но как твоя рука, Вайолет? Надо как-то её обработать.

— Всё в порядке, -ответила я, хотя боль была ужасной, — но обработать и правда надо. Только вот вряд ли мы сможем найти здесь йод.

— Подожди-подожди... Я читал, что неглубокие раны можно обрабатывать спиртом, а на кухне как раз были бутылки с чем-то, похожим на спиртное. Правда, это будет достаточно неприятно, зато безопасно и наверняка, — иногда я и забываю, как много всего знает мой брат.

Это оказалось и правда очень неприятно, а потому, чтобы отвлечься, я заговорила про Эсме.

— Как вы думаете, она ещё вернётся? Это звучало как угрозы, а она способна на многое.

— Вайолет права, — согласилась со мной Фиона, — безопасно ли нам оставаться в доме? Может лучше уехать из городка или пожить в местной гостинице?

— Нет, — отрезал Клаус, — мы должны слушаться мисс Блэк. Если она сказала не выходить из дома, значит, так безопаснее. Скволор не попробует даже зайти в дом, если поверит, что нас здесь нет. Поэтому всё что нам надо — вести себя тихо, не выходить и не зажигать свет. Я думаю, так будет правильнее, — слегка смутившись, брат смягчил тон.

— Да, наверное, ты прав, — задумчиво произнесла Фиона,- мы должны слушаться мисс Блэк, ведь она желает нам только добра.

Ребята вопросительно посмотрели на меня.

— Что ж... Мне абсолютно не нравится идея сидеть дома сложа руки, да ещё и без еды и света, но, кажется, это единственный выход.

— Думаю, я смогу отрыть здесь кое-какую еду или то, из чего её можно будет сделать, — улыбнулась Фиона, — и мы можем не бояться включать свет в комнатах без окон.

— А насчёт того, что нам будет нечем заняться... Я подумал, что раз тут раньше жила мисс Блэк, в доме могут быть вещи, как-то связанные с этим таинственным ГПВ и смертью наших родителей. Мы можем навести здесь порядок и заодно поискать информацию, — поделился своей как всегда чудесной идеей Клаус.

Так мы провели день. Мы смогли найти пару заржавевших банок томатного супа "Кэмпбелл" и разогреть его, используя придуманный мною механизм, сделанный из нескольких свечей, жестяного подноса и мотка проволоки. Затем мы начали разбирать завалы бумаг в кабинете, надеясь найти хоть что-то интересное. Но там были одни только счета и официальные письма, адресованные некому мистеру А. У. Блэку — видимо, отцу Линды.

Однако нам больше повезло в одной из спален — той, которую решила занять мисс Блэк. Должно быть, раньше это была её комната. Даже отделка этой спальни была выполнена в любимом цвете тёти — изумрудно-зелёном. Среди бумаг, хранившихся в ящике стола, мы нашли немало интересного. Тут были фотографии группы одних и тех же молодых людей и девушек, среди которых мы смогли узнать наших родителей — мама дружелюбно улыбалась и смеялась на каждой фотографии, а папа не мог свести с неё влюблённого взгляда. Кроме них, мы узнали тётушку Жозефину — её выдала копна кудрявых волос, ещё тёмных в ту пору, и дядю Монтгомери — ну кто кроме него надел бы галстук со змеями? Сразу же мы различили и саму мисс Блэк — на фото она была молодой, но уже смотрела презрительно и высокомерно. Не без труда мы узнали графа Олафа — этого худого, темноволосого парня со странной бородкой и нервной улыбкой мало что связывало с тем Олафом, которого мы видели несколько дней назад. Кроме них, на фото были и другие люди, чьи лица казались нам смутно знакомыми, но узнать их мы не смогли.

Кроме фотографий, мы обнаружили немало писем — деловых, дружеских и романтических. Но предпочли не читать их, а быстро просмотреть, не упоминается ли там ГПВ. Ничего подобного мы не нашли. Однако среди бумаг были какие-то таинственные шифры, и Клаус сказал, что в жизни о таких не читал. Кажется, прошлое мисс Блэк, Олафа и наших родителей было куда темнее, чем мы думали.

Тут наши разговоры прервал звонок в дверь. Неужели Эсме вернулась? Мы затаились и прислушались. Послышался тихий, неуверенный стук и девчачий голосок.

— Хэй? Бодлеры? Клаус... Вайолет? Фа...Фиона? — это был голос Айседоры Квегмайер, с которой мы познакомились у Скволоров.

— Дора, может их нет? — это говорил её брат, Дункан.

— Хорошо бы, чтобы их не было — прошептал последний из тройняшек, Куигли, — пойдём отсюда.

Неожиданно Фиона вскочила, и, стремглав подбежав к двери, распахнула её. О чём она вообще думает?!

Не успевшие уйти Квегмайеры обернулись и удивлённо на неё уставились. Хотя скорее их лица выражали страх и сожаление, чем удивление.

— Входите, только быстро, — прошептала Фиона, — и закрывайте за собой дверь.

Как только дверь была заперта на замок, мы все разом заговорили.

— Фиона, Господи, зачем ты их пустила?! Нас же могли увидеть...

— Они же могут быть в беде...

— Но мы...

— Послушайте же...

Мы переглянулись и неожиданно прыснули от смеха. Ситуация была не из смешных, но мы смеялись и не могли остановиться.

Наконец, отдышавшись, Фиона обратилась с вопросом к Куигли:

— Так в чём собственно дело? Зачем вы пришли?

Парень замялся, не зная, что ответить, но на помощь ему пришла сестра. Встряхнув блестящими волосами и очаровательно улыбнувшись, она произнесла:

— Нельзя ли позаимствовать у вас спичек? Видите ли, у нас они кончились, мистер Скволор не знает, где они могут быть, а к миссис Скволор с такими вопросами лучше не...

— Стой. Они должны знать правду, — с решительным выражением на лице сказал Куигли. Айседора тут же смущённо замолчала, в то время как Дункан переводил испуганный взгляд с брата на сестру. Куигли продолжал, — нас послала Эсме, узнать, дома ли вы. Но мы не скажем ей ничего про вас, ведь так? — он сверкнул яростным взглядом на оробевших брата и сестру.

— Ох, спасибо... — пробормотал Клаус, — не говорите ей ничего, пожалуйста. Она преследует нас, и она просто ненормальная!

— Мы знаем, — подал голос Дункан, — она приспешница Олафа. Из-за них мы стали сиротами. Вы слышали об организации ГПВ?

— Да, тётя упоминала о ней, но мы почти ничего не знаем. Расскажите? — попросила я. Наконец-то хоть что-то прояснится в этой странной истории!

— Конечно, — улыбнулся Дункан, — это расшифровывается как Группа Пожарников-Волонтёров. Туда входили наши родители, и ваши, и твои, — он кивнул Фионе, — и многие другие. В том числе и Олаф с Эсме. Они боролись с пожарами и спасали людей, меняли мир к лучшему... Но случился раскол, и Олаф с приспешниками начали мстить ГПВ, они устраивали пожары и грабили людей, обманом и жестокостью добиваясь власти и денег. Теперь они с этой Скволор хотят получить наше наследство. Сказать по правде, это всё, что мы знаем... Но где мисс Блэк?

— Она... Ей пришлось уехать, по делам, — неопределённо ответил Клаус.

— А вы уверены, что ей можно доверять? Что она не заодно с Олафом? — недоверчиво спросила Айседора.

— Нет-нет, она помогает нам! — воскликнул Клаус, — она спасла нас от графа!

— Я бы не стала ей так доверять, — скривила ротик девушка, — она ещё та тёмная лошадка.

— Мы слышали, как Эсме говорила с ней по телефону... О чём-то секретном, — прошептал Дункан.

— Они правы. Я видел списки ГПВ после раскола, и этой вашей Линды там не было, — уверенно произнёс Куигли, — мы ничего о ней не знаем.

Фиона вопросительно покосилась на меня. Я знаю, о чём она думает — при всём уважении и благодарности к мисс Блэк, она ей тоже не доверяет. Но мне совсем не хотелось начинать споры сейчас, когда нам и без того проблем полно. Клаус же выглядел задумчивым и беспокойным, и даже несколько смущённым — видимо, от игривых взглядов Айседоры.

— Что ж... Спасибо вам большое, — я улыбнулась Квегмайерам, — мы будем и правда очень признательны, если вы ничего не расскажете Эсме.

— Конечно же нет! — заверил меня Куигли, — но нам пора, не то она что-нибудь заподозрит. Пока!

— До встречи, — попрощался поспешно Дункан.

— Увидимся, — подмигнула нам Айседора, хотя, кажется, это подмигивание предназначалось лишь кому-то одному из нас.

Оставшуюся часть вечера мы провели, обдумывая то, что нам рассказали тройняшки. Мы почти не разговаривали, сидя на полу в библиотеке, и перебирая книги. Несмотря на тревожную ситуацию, атмосфера уюта и спокойствия царила в комнате — тут не было окон, и лампы были зажжены. Они отбрасывали приятные желтоватые блики на книжные полки красного дерева и багровые ковры, лежащие на полу. Мы пили горячий, только что сваренный чай и вдыхали приятный запах старых книг...

Вдруг в прихожей послышался громкий звук бьющегося стекла. Выскочив из библиотеки, мы увидели, что кто-то разбил одно из окон камнем, который валялся теперь посреди прихожей в куче битого стекла. Тут на улице кто-то зажёг фонарик, и мы увидели того, кто сделал это. Из темноты выглядывал силуэт Эсме Скволор в пушистой шубке и огромных солнечных очках. Мы поспешили спрятаться за лестницу, чтобы она не могла увидеть нас, но, похоже, было поздно.

— Бодлеры! Где же вы? Идите же сюда, детки! — её резкий голос был ещё громче и визгливее, чем обычно, — я знаю, что вы там! Думали, что сможете провести меня? Что ж, не хотите выходить? Иди сюда, противная девчонка! Итак, у вас есть минута, чтобы выйти из дома, иначе эта малышка умрёт! — в свете фонаря мы видели, что она притащила откуда-то Айседору, и теперь серебристое лезвие ножа сверкало у её шеи, — время пошло!

Нет, нет, пожалуйста! Я совсем не хочу умирать! За что? Почему это должна быть я? Господи, я же ничего не сделала, это же несправедливо!

— Сорок девять, сорок восемь, сорок семь... Поторопитесь, Бодлеры, а не то девчонка умрёт! — взвизгнула Эсме и ещё плотнее прижала нож к моей шее. Я не чувствовала боли, я чувствовала лишь холод лезвия и страх, ужасный страх смерти...

Ну где же вы, Бодлеры?! Или вы и правда решили позволить этой ненормальной убить меня?! Вот оно как! Вот значит в чём ваша храбрость — запереться дома и дать ей убить всех вокруг! Неужели вы и правда сделаете это? Злость наполняла меня, но даже она не в силах была унять страх. Господи, я не хочу умирать!

— Тридцать секунд! Ну же, Бодлеры, самое время погеройствовать!

Нет, умоляю! Чем я это заслужила? Я была хорошей дочерью и сестрой! Да, порой я вела себя легкомысленно и глупо, но я же всего лишь маленькая девочка! Я пережила уже немало... Неужели так должна закончиться моя короткая жизнь? А как же мечты, все мои мечты о том, чтобы стать известной поэтессой, переехать в Лондон, или в Париж, или в Барселону, прожить яркую, полную воспоминаний молодость, стать музой и создателем, оставить свой след в этом мире? Я никогда не мечтала о том, чтобы состариться в маленьком домике за городом с огромной семьёй, личным врачом и толпой внуков, пусть смерть придёт ко мне, когда я буду в разгаре своей молодости и известности, в виде пьяного водителя или сумасшедшего убийцы, пусть об этом напишут во всех газетах, пусть весь мир будет скорбеть! Но не так, пожалуйста, только не так... Куигли всегда смеялся, приговаривая, какая я фаталистка, но я верила в судьбу, и это не должно стать ею. Не должно!

— Пятнадцать секунд! Четырнадцать! Тринадцать... — сзади раздался какой-то шорох, но Эсме не обратила на это внимания, — Двенадцать секунд!

Неужели это так и закончится? Неужели это и есть последние секунды моей жизни? Темнота, холод, страх, разочарование и несбывшиеся мечты? Я уже начала верить, что это и станет моим концом. Всё же никогда не знаешь, какова твоя судьба, и, видимо, моя такова... Но за что?!

— Десять секунд!

Какое-то движение в окне особняка. Мне всё равно. Вы не успеете спасти меня, вы опоздали, наши герои.

— Девять...

Что-то происходит вокруг. Но ни Эсме, ни я не видим этого, мы поглощены другим: она — жаждой крови, страшной мечтой мести, жестоким голодом убийства; я — смирением. Пускай, пускай я умру. Видимо, так мне суждено, и это не изменить. Глупо бороться за жизнь, если смерть — моя судьба. Я готова. Восемь... Я уже не боюсь. Семь... Мне всё равно. Шесть... Я жду.

— Пять! Аааа... — резкий вопль Эсме разрезал спокойствие моего сознания, ударив больнее ножа. Что происходит?

Я почувствовала, как руки, державшие меня, разжались, и я пошатнулась, слабо осознавая происходящее, и рухнула на грязный снег. Что это? Я мертва? Почему так громко раздаются голоса вокруг, кто эти люди, зачем они тащат меня куда-то? Хватит, пожалуйста... Оставьте меня... Я слишком устала, я ничего не хочу...Хватит...

Я лежала на чём-то жёстком и неудобном. Ноги затекли и замёрзли, и руки почти не слушались меня. С трудом разлепив веки, я чуть не ослепла от яркого света. Проморгавшись, я поняла, что свет совсем не яркий, а тускло-желтоватый, и исходит он от лампы. Попытавшись поднять голову, я почувствовала страшную боль в затылке. У меня совсем не было сил и желания двигаться. Я просто хочу отдохнуть...

— Айседора! Ну же, Айседора, вставай! Господи, да проснись ты уже!

— Эй, Фиона, нельзя ли помягче? Её чуть не убили только что! Дора... Как ты? Прости, но нам надо торопиться. Попробуй подняться...

— Что? Где я? Что происходит? Вайолет? Фиона? Всё... Всё в порядке? — мой голос был слабым, и голова раскалывалась, но как-то я чувствовала, что не всё в порядке.

— Не переживай, Айседора, — мягко сказала Вайолет, — ты жива, ты в полном порядке. Всё будет хорошо...

— Всё будет хорошо?! — нервно воскликнула Фиона, — всё будет хорошо, ты думаешь?! Тебе что, плевать на Клауса? Он же твой брат, в конце концов!

— Клаус? Что с ним случилось? — я оглянулась и поняла, что кроме нас трёх и маленькой сестрёнки Вайолет никого не было, — а мои братья? Вы не знаете, что с ними? Куигли... Дункан... Что с ними?

Девушки переглянулись. Было видно, что им не хотелось говорить об этом. Но Вайолет собралась с духом и, вздохнув, заговорила.

— Когда Эсме хотела убить тебя, Куигли и Дункан нашли вас и набросились на неё. Ты потеряла сознание, и мы с Клаусом перенесли тебя сюда. Мы пытались привести тебя в чувство, но тут увидели, что у Эсме нож, и она угрожала твоим братьям. Клаус побежал к ним на помощь, и тут... Кажется, это был он... Олаф. Он выскочил откуда-то, и ребята хотели отвлечь их внимание от нас, и побежали, а эти погнались за ними... Они спасли нас, но теперь мы не знаем, где они, и что с ними... — на глазах у девушки блеснули слёзы, и она всхлипнула.

— Постой... Вы дали им уйти? Вы дали им пожертвовать собой? Олаф же убьёт их! — это всё не укладывалось в моей голове. Как они могли так поступить?

— Прости, что? — Фиона была даже не разозлена, она была в ярости, — ты тут лежала без сознания, бормотала какую-то чепуху о судьбе и смерти, пока мы спасали тебя, а теперь ты обвиняешь нас? Да ты, неблагодарная...

— Меня хотели убить!

— Дорогуша, не тебя одну! Или думаешь, на тебе свет клином сошёлся?!

— Меня чуть не убили!

— Хватит. Прекратите, — холодный и спокойный голос Вайолет вернул меня на землю, — не время ссориться. Ребята в опасности, и мы должны спасти их.

— Но как? — фыркнула Фиона, — мы даже не знаем, где они.

— Да, мы не знаем. Но мы знаем, кто нам поможет. Мисс Блэк сможет справиться с Олафом и Эсме, я знаю.

— Ты серьёзно? Она уехала в город, играя в свою эту игру с Эсме, кинув нас здесь. Она знала, что мы можем оказаться в опасности. И ты думаешь, ей есть хоть какое-то дело до нас? Да плевать ей на нас, Вайолет. Свыкнись с этим.

— Я думаю... Я думаю, Фиона права, — проговорила я, — не думаю, что это хорошая идея обращаться к ней за помощью. Тем более, что она в городе, а Олаф и Эсме здесь.

— Но что мы можем сделать без неё? Я понимаю, мы все не доверяем мисс Блэк, но не будем же мы просто так сидеть здесь и ждать, когда что-то произойдёт!

— Конечно же нет, Вайолет, — успокоившись, сказала Фиона, — мы должны найти ребят. Думаю, мы можем попробовать пойти по их следам, — выглянув в разбитое окно, она указала на чёрные цепочки следов на сероватом снегу во дворе.

— Отличная идея, дорогая. С этого можно начать, — улыбнулась Вайолет, — подождите меня, я возьму пистолеты, они должны быть где-то на втором этаже.

— Да... Я пока могу одеть Солнышко, — предложила я.

— Давай. Я пойду за фонариком, — буркнула Фиона. Несмотря на то, что она старалась быть спокойной, было видно, как сильно бедняжка переживала за Клауса.

На улице было совсем темно и морозно. Мы говорили шёпотом и ступали как можно осторожнее, но в мёртвой тишине ночи казалось, что нас можно было услышать за километр. Среди запутанных цепочек следов на земле было сложно что-то разобрать, но мы смогли заметить пять дорожек глубоких, далеко расположенных друг от друга следов — было видно, что пять человек бежали. Ясное дело, то были Куигли, Дункан, Клаус, Олаф и Эсме. Мы направились по следам, уходившим в заросли кустарника у дороги. Через какое-то время мы увидели на снегу силуэт упавшего человека и множество следов вокруг него. Сложно было сказать, что там произошло, но после этого следы были такими, будто женщина и мужчина тащили за собой упирающихся ребят. Здесь Эсме с Олафом схватили мальчиков.

Мы побежали быстрее. Вскоре стало ясно, что мы шли к поместью Скволоров. Поначалу мы испугались, но потом заметили, что свет в доме не горел, а от парадного входа отходили совсем свежие следы. К несчастью, они привели нас к дороге, где похитители с ребятами, видимо, сели в машину. А отследить её следы на дороге, покрытой слякотью, было невозможно.

Тогда мы решили осмотреть дом — вдруг там остались хоть какие-то зацепки. Парадная дверь была заперта, но я смогла провести девочек через чёрный ход, запиравшийся на простой засов, который Вайолет без проблем взломала за пару минут.

В доме царила тишина. В какой-то момент я задумалась, где же мистер Скволор, но потом вспомнила, что за все три месяца, что мы жили в этой семье, он ночевал дома лишь по выходным, обычно проводя всё время на работе. Всё вставало на свои места. Мы прошлись по особняку, но ничего особенного не заметили. Разве что лужа растаявшего снега в прихожей, доказывавшая, что здесь недавно побывали похитители, и трубка телефона, болтавшаяся на шнуре.

— Так, они торопились, — начала Вайолет, — и звонили куда-то. Видите эти следы около телефонного столика? Эсме подошла сюда, набрала номер, поговорила, кинула трубку, затем прошла туда... и видимо поменяла обувь, — девушка указала на пару грязных сапог на высоких каблуках, валявшуюся в углу прихожей, — если бы мы знали, куда она звонила!

— Постойте, тут же телефонный справочник, — заметила я , — он открыт на странице с буквой "Ж". Итак, она звонила в Железоперерабатывающий Завод, или в Женский Театральный Клуб, или в ресторан "Жареный Ананас", или в ещё два десятка мест...

— Да, задачка не из простых, — протянула Вайолет, — там ничего не подчёркнуто или не обведено в справочнике?

— Нет... Мы можем только гадать, куда и зачем она звонила.

— Почему она не поставила сапоги на полку? — неожиданно спросила Фиона.

— Что? Она просто торопилась, и вообще какое это имеет значение?

— Нет-нет, тут, в прихожей, в одном из этих странных шкафов должна быть полка для обуви, — настаивала на своём Фиона.

— Ну, вообще-то она тут, — ответила я, открывая шкаф и показывая девушке полку, — но какая разница?

— Вот, смотрите. Она убрала сюда пару ботинок, не помыв их, — Фиона показала на чёрные кожаные ботинки, стоявшие на полке и действительно испачканные в какой-то странной грязи, — она очень торопилась, когда убирала их. Должно быть, она сняла их как раз перед тем, как отправиться к нам. Я сразу поняла, что она должна так делать — скидывать, не помыв, обувь, когда увидела те сапоги. Мой папа так делал, когда торопился. Он тоже ставил их в угол прихожей или забрасывал на полку, а мама всегда ругалась, что он ставит грязное с чистым, — Фиона улыбнулась, погрузившись в воспоминания.

— Это... Ты очень наблюдательно, конечно, но что нам это даёт? И чего это она вообще так часто меняет обувь? — спросила Вайолет.

— Это Эсме. Она меняет обувь каждый раз, как выходит на улицу, это её святое правило, — я усмехнулась, — и всё же, Фиона, какая нам разница, в каких сапогах эта ненормальная ходила сегодня?

Фиона не отвечала. Встав на колени около шкафа, она изучала чёрные ботинки, держа их практически у своих треугольных очков. Наконец она улыбнулась, повернувшись к нам, и заговорила.

— Посмотрите на эту грязь. Тут есть споры одного гриба, Agrocybe dura. Видите эти светлые точечки? Это и есть споры. Это уникальный случай, когда споры можно различить невооружённым глазом, и Agrocybe dura — единственный гриб с такими свойствами. Я очень много изучала микологию, и могу с уверенностью заявить, что это он, — Фиона смущённо улыбнулась и продолжала, — эти грибы растут в лесах, в болотистых местностях. Айседора, ты не знаешь, где здесь поблизости есть такие места?

— Дай подумать... Приходит в голову только лес на окраине города, около вокзала, — ответила я. Эта идея казалась мне абсолютно абсурдной, но ничего лучше я и сама придумать не могла.

— Около вокзала? — взволнованно переспросила Вайолет, подбегая к телефонному справочнику, — вот же! Железнодорожный вокзал! Она ходила туда днём, а потом звонила...

— Она уточняла расписание поездов! — догадалась я, — они уезжают из города.

— Но куда? — спросила Фиона, но в это время мы увидели, что Вайолет уже набрала номер вокзала и разговаривала с диспетчером.

— Куда? Ох, спасибо! До свидания, — быстро проговорив, Вайолет кинула трубку, — ближайший поезд уходит через двадцать минут, и он направляется по маршруту, обратному тому, на котором мы приехали.

— Но они могут сойти на любой остановке...

— Значит, мы должны во что бы то ни стало успеть на этот поезд.

Итак, мы — три девочки-подростка и маленькая Солнышко — должны были спасти Клауса, Куигли и Дункана от Эсме и Олафа, в то время как они направлялись неизвестно куда на поезде, отходящем через двадцать... уже девятнадцать минут. Отлично.

— Что же мы стоим? — воскликнула Фиона, — побежали на вокзал!

— Подожди, — я остановила девушку, — у нас же нет денег! Как мы купим билеты?

— Господи, неужели Линда не оставила нам ни цента?! Вот уж забота, — Фиона фыркнула.

— Так... Я думаю, я знаю, где достать деньги, — хитро улыбнулась Айседора, — я знаю, где Скволоры хранят заначку.

— Но это будет воровством... — мне искренне не хотелось делать ничего подобного.

— Вайолет, они украли ребят! Думаю, несколько крупных купюр — самая меньшая цена, которую они должны за это заплатить.

— Да, конечно... Ты права. Вперёд.

Через минуту Айседора примчалась к нам с чёрно-красной коробкой из-под сапожек Louboutin, доставая из неё на ходу толстенную пачку купюр.

— Готово, бежим!

И мы побежали. Я никогда не бежала так, как в тот раз. Первой бежала Айседора, показывая кратчайший путь к станции. Подол её светлого платья запачкался в грязи, а развивавшиеся полы бежевого пальто цеплялись за ветки. Когда она поворачивалась к нам лицом, я видела, что её щёки раскраснелись, а дыхание сбивалось, но она продолжала бежать легко, как ночной мотылёк, и я боялась, что не смогу догнать её. Бежать, держа Солнышко на руках, было очень сложно. Кроме того, я несла шкатулку с пистолетами и пыталась заслонить сестрёнку руками от ветвей, хлеставших меня по лицу, — чтобы срезать, мы шли через лес. Последней за мной бежала Фиона, и я слышала глухой топот её тяжёлых ботинок. Господи, только бы успеть!

Мы подбежали к станции за две минуты до того, как поезд должен был уходить. Он уже стоял у платформы и зло выдувал клубы серого густого пара. Тёмно-красный, блестящий, он выглядел совсем не таким приветливым, как тот, на котором мы прибыли в Роксвилль. Он шипел, как будто поддразнивая: "Не успеете, не успеете, вшшшшш..."

Айседора кинулась покупать билеты, а мы с Фионой оглядывались по сторонам, пытаясь заметить знакомые лица в толпе. Но, видимо, они уже зашли в поезд. Толпа на перроне с огромной скоростью редела — и вот мы остались стоять одни. Я оглянулась на огромные часы на вокзальной стене. Наше время вышло.

Поезд со своим страшным "пшшшш" дёрнулся и начал тихое движение вдоль платформы. Нет! Не думая, мы с Фионой бросились к ближайшей двери — благо она ещё не была закрыта — и прыгнули, упав прямо на ошарашенного проводника, стоящего в проёме.

Не успев опомниться, я увидела Айседору, бегущую за поездом и размахивающую билетами. Но состав набирал скорость, и ей было не догнать его.

Последним, что мы услышали, был её крик: "Спасите моих братьев!.."

Поезд набрал скорость и двери захлопнулись. Мы, еле осознававшие происходящее, так и сидели на полу. Из оцепенения нас вывел проводник, наклонившийся к нам и строгим голосом спросивший:

— И что вы прикажете мне делать, юные леди?

Мы смущённо переглянулись. У нас не было билетов, и у нас не было денег. Но мы были обязаны остаться на этом поезде! Солнышко заплакала. Она понимала ужас сложившейся ситуации не хуже нас, как и всегда.

— Вы бы покормили ребёнка, — бросил проводник, — в нашем ресторане вы найдёте широкий выбор качественных блюд, которые...

— У нас нет денег, — прервала его Фиона.

— Простите, что? Нет денег? А что вы тогда тут забыли? Хотя, судя по вашему виду... На нашем поезде запрещено пребывание бродяг и попрошаек! Мне придётся выкинуть вас на ближайшей станции!

— Нет, пожалуйста, сэр! — я воскликнула, чувствуя, что слёзы наворачиваются на моих глазах.

— Приведите хоть одну причину, по которой я мог бы позволить вам остаться на поезде, — высокомерно хмыкнул проводник. Вся его любезность испарилась, как только он понял, что не получит от нас чаевых.

— Мы могли бы Вам помочь чем-нибудь... Например, я неплохо готовлю, а Вайолет... она прекрасный механик и разбирается во всяких там механизмах... — Фиона предприняла отчаянную попытку умаслить грозного проводника.

— Вы серьёзно? Думаете, я приму на работу малолетних бродяг?

— Мы не бродяги! — отчаянно крикнула я, — и если бы у Вас была хоть капля совести, Вы бы помогли нам! — я была уже просто в ярости.

Он удивлённо поднял бровь, видимо не привыкший к такому обращению.

— Простите, конечно, но... Хотя, вы и правда могли бы быть полезны нам — если вы, конечно, умеете носить подносы и быть хоть чуточку менее грубыми.

— Мы сделаем всё, что надо, — с улыбкой произнесла Фиона. Всё же она могла быть действительно полезной с её талантом дипломатии.

— Что ж, тогда за мной.

Он выдал нам форму — чёрные платья и белые передники, в которые мы переоделись. Пока мы собирались, с нами заговорили другие проводницы. Оказалось, одна из них заболела и осталась в Роксвилле, и вместо неё нас как раз и взяли. Девушки оказались очень милыми, и даже предложили немного тёплого молока для Солнышка. Конечно, она бы предпочла твёрдое яблочко, которое можно бы было погрызть, но всё равно была благодарна. Что ж, у нас появилась возможность не только остаться на поезде, но и обойти все купе — вот только бы Олаф и Эсме не узнали нас.

Солнышко мы оставили с проводницами, пообещавшими приглядеть за ней, а сами вооружились подносами с чаем и пошли по купе. Следующая остановка была ещё через сорок минут, и до неё нам надо было найти Клауса и Квегмайеров.

Оказывается, работа проводницы куда сложнее, чем может показаться! Во-первых, надо уметь управляться сразу с двумя подносами с горячими напитками и хрупкими чашками. Во-вторых, делать это надо в неудобной униформе. В-третьих, поезд трясётся так, что даже без подносов и платьев сложно устоять на ногах. В-четвёртых, надо быть милой и обходительной, что в таком взволнованном состоянии совсем не просто. И, наконец, надо искать при этом брата.

Как нам сказал наш новоиспечённый начальник, в поезде 30 купе, по два места в каждом. Первые два вагона (по пять купе в каждом) — первого класса, оставшиеся два, по десять маленьких купе, — второго класса. К несчастью, нас поставили именно туда. Мы сразу поняли, что вряд ли Эсме с Олафом решили ехать вторым классом, но ничего не могли поделать.

Но, должна признаться, не успела я запаниковать по этому поводу, как поняла, что нам очень повезло. Дело в том, что вторым классом ехали люди в основном небогатые и простые — рабочие, семья фермера, шахтёры, пожилая пара, бедные студенты. И многие из них оказались не просто приветливыми, но очень даже болтливыми людьми. Так, не успели мы обойти первый наш вагон, как узнали, что первым классом едет некий граф Блэквальдер со своей женой и тремя сыновьями, и направляется он, как утверждали люди, до самого города.

Конечно, эту информацию мы выуживали буквально по крупице из болтовне о шляпке графини, усах самого Блэквальдера и о том, что цены на муку нынче взлетели, а чай, что мы подаём, чересчур крепкий. Да и верить ничем не подтверждённым сплетням тоже было тяжело, и всё же это немного обнадёживало.

Когда поезд остановился на первой остановке и мы проследили из окна, что никто не вышел, Фиона предложила достаточно рискованный план — вместо того, чтобы ждать, когда нам разрешат работать в первом классе, незаметно улизнуть туда самим и найти купе, где держат ребят. Нам повезло — пока поезд стоял на станции, наш "босс" вышел покурить свою трубку, и мы смогли беспрепятственно добраться до второго вагона. Но тут мы столкнулись с проблемой — в отличии от пассажиров второго класса, занимавшие первый и второй вагоны предпочитали держать двери закрытыми. Конечно, мы могли бы заходить в каждое купе, но у нас совсем не было желания неожиданно встретить Олафа с Эсме — так, что они бы узнали о нашем присутствии в поезде. На помощь опять пришла Фиона — она заговорила с проводницами, болтавшими в коридоре. От них она без труда узнала, что "красавец граф и его стерва жена — она сказала, что у меня цвет помады вышел из моды — едут во втором купе первого вагона".

Я уж засомневалась, те ли это, кого мы ищем, — мне сложно было представить, чтобы Олафа можно было назвать красавцем, но времени на сомнения у нас не было.

Пока поезд ещё стоял на перроне, мне пришла в голову мысль незаметно заглянуть с улицы в окно второго купе, дабы убедиться, что ребята и правда там.

На улице было уже темно, и в одних платьях зимней ночью было страшно холодно. Воздух был морозным и каким-то колючим, а в чёрном небе не горело ни звёздочки. То ли холод, то ли страх сковал меня — я не знала. Мы старались красться как можно тише, но должны были торопиться, так как не знали, сколько ещё времени поезд простоит на станции.

— Вот оно, — прошептала Фиона, указывая на окно над нашими головами. Из него струился холодный свет лампы, стекло было покрыто инеем. Слышались звуки разговора, но слов было не разобрать. Пока я думала, что же делать, Фиона успела вскочить на приступочку у колёс и, приподнявшись на носочках, заглянула в окно.

Секунду она вглядывалась, морщась от яркого света, а потом послышался тихий вздох.

Фиона соскользнула на землю и, глядя на меня серьёзным взглядом серых глаз, произнесла:

— Они там. Без сознания. Вся их одежда в крови. А Эсме и Олаф... они смеются... — тут голос девушки сорвался, и она зарыдала.

С трудом разлепив веки, я попытался разглядеть окружавшее меня пространство. Безуспешно — всё плыло перед глазами, складывалось ощущение того, что я куда-то падаю.

Так. Закрыть глаза. Вдох-выдох, вдох-выдох. Открыть снова. Где я?

Небольшая комнатка, оформленная в бордово-золотистых тонах. Узкие кровати, одно окно, плывущий за ним пейзаж... Мы едем куда-то?

Итак, я в поезде. Уже немного понятнее. Но почему у меня так раскалывается голова, и почему я не могу даже пошевелиться? Оглядевшись, я понял, что рядом со мной лежат ещё двое. Какой-то парень в синем пиджаке и... Господи, Дункан?

Я сразу всё вспомнил. Как эта сволочь Скволор похитила Дору, как мы убегали от графа Олафа по лесу, как Дункан споткнулся, а я просто не мог оставить его там... А потом резкая боль в затылке, и всё, пустота.

И вот мы здесь, в поезде. Я хотел привести в себя Дункана — меня пугала его мертвенная бледность и следы запёкшейся крови на лбу, но не смог даже сесть — мои руки были связаны за спиной.

Так, Куигли, думай. У вас не так много времени, пока не пришли Эсме с графом, и шуметь не стоит. Ты же не раз попадал в передряги — так напряги мозги, сделай хоть что-то!

Я с трудом сел, стараясь не спихнуть Клауса, так и лежавшего без сознания. Слава Богу, ноги не связаны. Осторожно — меня мутило от удара, а может и от поездки в поезде, — я спустил ноги на пол и попробовал встать, тут же упав на то же место, где только что сидел. Голова кружилась, но сидеть я мог. И то ладно.

Теперь моей целью было найти хоть что-то острое. Но, как назло, тут не было ни ножей, ни гвоздей — ничего, что могло бы мне помочь. Что ж, придётся действовать опаснее.

Я подполз к столику, на котором ещё стояли полупустые бокалы графа и Скволор. Толстое, почти неразбиваемое стекло.

Не то. А вот бутылка из-под какого-то Пино Нуар подойдёт.

Встав на колени, я одним резким ударом головой уронил бутылку. Она с ужасным звоном разбилась на острые осколки, а тёмно-бордовое вино разлилось по всему купе, наполнив его сильным характерным запахом.

Кажется, с ударом разбилась не только бутылка, но и моя голова. С трудом сохраняя равновесие, я подполз к самому большому из осколков и попытался освободиться от верёвок. Но мне не хватало гибкости кистей — руку было просто не выгнуть так, чтобы дотянуться стеклом до верёвки. Чёрт.

Тут сзади послышался какой-то шорох. Нет, пусть только не Олаф с Эсме!

К счастью, то были не они. Это Клаус заворочился, чуть было не свалившись с кровати.

Он приподнялся и, проморгавшись, уставился на меня с недоверием.

— Хэй, Клаус! Ты узнаёшь меня? Это я, Куигли. Клаус? Ты как?

Прошла пара секунд, прежде чем он пришёл в себя и, улыбнувшись, кивнул.

— Я-то в порядке. Ты ничего?

— Бывало и лучше, — я ухмыльнулся, — но есть вещи поважнее.

Немного повозившись, я разрезал верёвки на его запястьях — главная сложность была в том, что, сидя спиной, я не мог видеть свой импровизированный нож и, кажется, пару раз попал по руке Клауса. Но он оказался стойким парнем — не издал ни звука, пока я его освобождал. Как только он помог мне избавиться от верёвок, я бросился к брату.

Мертвенно-бледный, он лежал, будто спал. Его лоб был ледяным, а дыхание — почти беззвучным и редким. Брызги крови на лице оказались, слава Богу, не его, и мне не было дела до того, чья то была кровь.

Наскоро перерезав верёвки на его тонких запястьях, я попытался дать ему воды из кувшина, что оставили похитители, но Клаус вовремя остановил меня.

— Не стоит — он может захлебнуться и задохнуться, — парень всё ещё явно чувствовал себя отвратительно, но держался молодцом, — я читал про это. Надо открыть окно, — он вёл себя так, будто всю жизнь работал врачом, — расстегнуть ему рубашку, подложить подушку под голову и...

Дальше я вспомнил сам, что надо делать. Несколько пощёчин, и Дункан слегка пошевелился, с трудом открывая глаза.

— Эй, Дункан! Ты слышишь меня? Дункан... Братишка!

Пожалуйста, пусть с ним всё будет хорошо! Я уже однажды чуть было не потерял брата, и пережить такое снова... Ни за что. Дункан будет жить.

Я помог брату сесть и выпить немного воды. Ему было явно хуже, чем нам с Клаусом. Он не мог говорить, только с трудом кивал в ответ на мои вопросы, глаза его слипались, и он не мог сидеть без нашей поддержки. "Сильное сотрясение мозга," — констатировал Клаус.

Не успели мы решить, что делать дальше, как за дверью послышались шаги. Видимо, Олаф с Эсме возвращались.

Я схватил осколок стекла, Клаус потянулся было за тяжелой тростью Олафа, но не успел... Дверь отворилась, и я кинулся на входящих.

Спасибо природе за прекрасную реакцию, иначе я бы ударил... проводниц?

— Вайолет, Фиона, вы живы! — Клаус кинулся обнимать опешивших девушек.

— Могли бы и не быть благодаря ему, — пробормотала Фиона, покосившись на меня.

— Эй, откуда мне знать, что это вы?

— Тише, тише, — улыбнулась Вайолет, — все живы, всё хорошо. Так что давайте лучше решим, что дальше делать.

— Делать отсюда ноги, ясное дело, — фыркнула Фиона, всё ещё недовольная.

— Было бы неплохо, но вот где нам прятаться от них? Мы на поезде, представляешь? — она не переставала раздражать меня.

— Да, Куигли прав, — опять улыбнулась мне Вайолет, — раньше, чем на следующей станции, нам не сойти с поезда, а она будет...

— ...Через два часа, уже в городе, — закончил за сестрой Клаус.

— А прятаться где-то в поезде три часа нереально. Так какие ещё будут планы? — с вызовом глянула на меня Фиона.

— Самое главное — привести в себя Дункана, — наконец высказал я мысль, что давно крутилась у меня в голове, — остальное — неважно.

— Да, конечно, — Вайолет с жалостью глянула на моего брата, не подававшего никаких признаков жизни, — думаю, мы можем перенести его до вагона сотрудников поезда, там должна быть аптечка, ему помогут...

— Но тогда Олаф и Эсме поймут, что мы на поезде, — обеспокоенно произнесла Фиона, — и нам конец.

— А так конец ему. Или ты хочешь, чтобы мой брат погиб?! — я сорвался и просто кричал. Как они могут так спокойно рассуждать, когда он лежит здесь, и каждая секунда промедления может стоить ему жизни?

В глазах у меня потемнело, и я с трудом устоял на ногах.

— Эй, Куигли... Что случилось? — Вайолет подбежала ко мне, и её испуганное лицо оказалось буквально в нескольких сантиметрах от моего. Это было не очень приятно, и я сразу пришёл в себя.

— Да-да, я в полном порядке, — с трудом улыбнувшись, я оттолкнул её и подошёл к брату, — кто поможет донести его, а кто останется здесь?

— Мы пойдём все вместе. Иначе подвергнем опасности оставшихся, а времени всё равно не выиграем, — всё-таки мозги у Клауса на месте, — но постойте... Где Айседора?

Только сейчас я осознал, что сестры с нами не было. Неужели она как всегда вляпалась во что-то?

— Она в порядке, просто она не успела на поезд. Не переживайте, — Вайолет посмотрела на меня так, будто я переживал. Это мы с Дунканом сейчас в одном поезде с убийцами, а не наша беспечная сестрица, подумал я.

— Пошли быстрее, — сказал я вслух.

Мы с Клаусом осторожно взяли Дункана под мышки. Он так и не пришёл в себя, а лицо его стало совсем белым. Только живи, братишка, только живи.

Только мы вышли из купе, как поняли, что тащить Дункана по узкому коридору будет сложно, а учитывая множество людей, ходивших туда-сюда, почти невозможно. Ну что ж, Куигли Квегмайер, ты же знаешь, что невозможного не существует...

Мы успели продвинуться всего на несколько метров по коридору, когда сзади послышался визглявый женский голос.

— Куда спешите, сиротки?

И оборачиваться не надо было, чтобы понять, что Эсме Скволор поймала нас. Но мы с Клаусом продолжали отступать, пока девочки прикрывали нас.

— О, так и девчонки подтянулись? — взвизгнула Скволор, — так мы повеселимся на славу!

Осталось меньше половины коридора. Только бы успеть, думал я. Но тут я почувствовал, что прямо передо мной кто-то стоит.

— Далеко собрались, мальки? — проскрипел голос Олафа, и в лицо ударил отвратительный запах перегара. Он возвышался над нами, направив трость в лицо Клаусу и злобно потрясая ею. Я оглянулся и увидел, что Эсме перегородила коридор с другой стороны и выжидающе уставилась на нас с победной ухмылкой. Ничего невозможного, Куигли, подумал я и врезал изо всех сил Олафу по лицу.

Он пошатнулся, выпустив из руки трость. Удар не был достаточно сильным, но он ввёл графа в замешательство, как, впрочем, и остальных. Не медля ни секунды, я оттолкнул его, освободив проход Клаусу, тащившему Дункана. Вслед за ним проскользнула Фиона. Вайолет повезло меньше: Эсме схватила её, приставив откуда-то взявшийся нож к горлу девушки.

Я оглянулся. Клаус с Фионой были уже в конце вагона. Надо только задержать злодеев, хоть ненадолго. Но Олаф уже встал на ноги и кинулся на меня. Увернувшись от его кулака, я проскользнул мимо Эсме и вывернул ей руку, заставив уронить нож. Вайолет выскочила из рук Скволор, но тут же попала под удар Олафа и с тихим вскриком осела на пол. Следующий пинок графа обрушился на меня, но я был готов к этому. Слегка наклонившись, я уменьшил силу удара и, воспользовавшись его замешательством, выхватил у него из рук трость, и с размаху треснул ею графа по голове. Обернувшись, я увидел, что Эсме собиралась ударить меня своей сумочкой. Рассмеявшись, я схватил сумку на лету и бросил на пол. Одной пощёчины оказалось достаточно, чтобы полностью обезвредить Скволор.

Взвалив Вайолет на плечо и подняв с пола нож, я поспешил убираться оттуда...

Я нагнал Клауса с Фионой в начале последнего вагона. Они с ужасом посмотрели на Вайолет, но ничего не сказали, лишь поспешив вперёд.

Пассажиры выглядывали из купе и взволнованно перешёптывались, пока мы шли к последней двери в коридоре.

К счастью, из работников поезда в их купе оказалась только одна проводница, игравшая с маленьким ребёнком.

— Солнышко! — воскликнул Клаус и бросился к ребёнку, и я узнал в девочке младшую Бодлер.

Положив Вайолет на кушетку, я кинулся к небольшому чемоданчику, отмеченному красным крестом — его я заметил ещё в дверях. Выкинув из него всё ненужное, я наконец нашёл небольшую бутылочку с нашатырным спиртом и, выдернув пробку, сунул склянку под нос брату. Пожалуйста, приходи в себя, Дункан, пожалуйста!

Прошло несколько секунд, но для меня они длились вечность. Дункан сморщился, приоткрыл глаза и чихнул. У меня будто камень с души упал: братишка жив, всё хорошо...

— Ну, парень, и напугал ты меня, — я подал ему стакан воды, помогая присесть.

В это время Клаус хлопотал над Вайолет — у неё был рассечён висок, но она быстро пришла в себя, лишь морщась от боли. Я поймал себя на мысли, что восхищаюсь силой духа этой девушки.

Наконец, когда все раны были перевязаны, мы уселись вокруг небольшого столика. Надо было решать, что делать дальше. Олаф и Эсме всё ещё были на поезде и, должно быть, только сильнее желали нашей смерти, а до города оставалось ещё больше часа. Укрываться на поезде, как заметил Клаус, было бессмысленно — деньги и угрозы Олафа были его пропуском куда угодно. Но и прыгать с поезда было невозможно, скорость была слишком велика. Пытаться остановить поезд и сбежать с него? Такова была идея Фионы. Обратиться за помощью к капитану? Это предложил Дункан. Встретить злодеев, полными решимости, наподдать им и сбросить с поезда? Это, конечно, было моим вариантом.

Мы были в разгаре спора, когда послышался шум и крики из коридора. Даже гадать не приходилось, кто это был.

Итак, бежать куда-либо было уже некогда. Оставалось только проучить этих гадов. Впрочем, другие моего оптимизма не разделяли. Дункан и Вайолет всё ещё были слишком слабы, Клаус по своей природе был пацифистом, а на Фиону я рассчитывать не мог. Да, видимо я преувеличил наши силы. Шаги приближались, и я начал повторять про себя как мантру: ничего невозможного нет, Куигли, ничего невозможного нет.

Краем глаза я заметил, как Вайолет передала ребёнка Клаусу, а сама побежала к стеллажу, выхватывая с полок различные баночки и бормоча какие-то странные названия. Фиона схватила поднос и встала у двери, готовая ударить первого, кто её откроет. Я кивнул ей одобрительно и, вооружившись тяжёлой бутылкой, стал ждать. Немного храбрости — вот всё, что тебе нужно, Куигли. Немного храбрости, и ты выиграешь. Немного храбрости, и твой брат будет в порядке. Я глянул на Дункана. Он полулежал на кушетке и выглядел очень слабым, однако, заметив мой взгляд, улыбнулся и показал большие пальцы. Ничего невозможного.

Дверь с грохотом распахнулась, и на Олафа обрушился удар подносом. Он не был достаточно сильным, и граф, обернувшись, кинулся на Фиону. Но мне было некогда отвлекаться на них: за вошедшей Эсме я увидел ещё нескольких человек, а потому, не задумываясь, я швырнул в одного из них тем самым злополучным подносом, в другого — бутылкой, ну а миссис Скволор получила от меня аккуратный подзатыльник.

На меня сразу накинулись другие из шайки Олафа, и я с криком бросился в драку. Одновременно сражаясь то ли с пятью, то ли с шестью, я за пару минут вымотался так, что еле стоял на ногах. Но вокруг валялось уже несколько тел, причём то были наши противники. Правое плечо сильно болело, и ныла подвёрнутая лодыжка, но я не собирался сдаваться. И всё же мои противники были сильнее. Я был вынужден отступать, и, окружённый ими, был притиснут к стене и получал многочисленные удары, не имея возможности отвечать тем же.

От сильной боли я с трудом оставался в сознании. Да, парень, подвёл ты брата — пронеслась мысль в моём мозгу. Но тут я почувствовал, как кто-то вступил в борьбу с моими противниками, а удары их прекратились. Подняв глаза, я увидел Фиону. Она раздавала тумаки направо и налево, лягалась ногами, кусалась и царапалась, как дикая кошка. В глазах её горел огонь ярости, и изо рта вылетали совсем не девичьи ругательства. Да, не хотел бы я попасться ей под руку.

Поднявшись на ноги, я огляделся. Дункан, сидя на кушетке, держал ребёнка. Фиона, раскидав противников, озиралась вокруг в поисках новых жертв. Но в этом не было необходимости — последние в сознании, Олаф и Эсме, смирно сидели на полу под прицелом ножа, который держал Клаус.

— Что будем с ними делать, а? — крикнул он сестре, всё ещё возившейся с чем-то в дальнем углу комнаты.

— У меня тут есть им подарочек, — оглянувшись, ответила Вайолет, предъявив нам странную конструкцию из подносов, фольги, какой-то бутылки и проводочков.

— Боже, что это? Только не говори, что…

— …Самодельное взрывное устройство, — ухмыльнулась старшая Бодлер. Да уж, я явно недооценивал её мастерство.

— Мы же не будем их убивать? — ошалело пробормотал Клаус.

— Ты так в этом уверен, — рассмеялась Фиона, — лично я только за.

— И я тоже, — с трудом произнёс я.

— Что? — Клаус опешил, — мы не можем их убивать. Передадим в руки полиции, и они получат по заслугам.

— Вообще-то да, — к моему удивлению, Вайолет перешла на сторону брата, — мы не можем распоряжаться так чужой судьбой. Я сделала эту бомбу, но я совсем не уверена, надо ли её применять. Мы же не хотим опускаться до их уровня.

Я лишь покачал головой. Считайте меня жестоким, но я уверен, что эти люди заслуживают смерти.

Все посмотрели на Дункана выжидающе. Стало очевидно, что его голос будет решающим. К несчастью, я слишком хорошо знал брата и понимал, каким будет его решение.

Молча Дункан покачал головой.

— Серьёзно? Ну ладно, ваше дело, — процедила Фиона, — и как вы собираетесь доставить их полиции?

Сначала мы — я и Клаус — старательно связали нашим пленникам руки за спиной и вставили кляпы. Фиона с Вайолет же связались с кем-то из работников поезда, объяснив ситуацию. Кто бы сомневался, что навстречу нам не пошли. Сказали, что выставят счёт за урон, нанесённый поезду. Кто бы сомневался.

В любом случае, в нашем распоряжении всё ещё было шикарное купе Олафа. Не переставая следить за пленниками, мы смогли наконец обработать все раны и ушибы.

До прибытия на станцию было не больше часа, и мы позволили себе наконец отдохнуть. Желания говорить никакого не было, и, уставшие, мы просто развалились на кушетках. Глаза у меня слипались, и голова гудела. Не имея сил сопротивляться сну, я устроился поудобнее и задремал.

Вдруг сквозь сон я услышал какой-то шум и звон разбитого стекла.

— Они сбежали, сбежали, — кричала Фиона.

Открыв глаза, я увидел, что окно было выбито, и наши пленники исчезли. Оглянувшись, я понял, что не я один уснул от усталости — и Фиона, и Клаус выглядели абсолютно растерянными, а Вайолет, Дункан и Солнышко продолжали безмятежно дремать.

— Они должны были разбиться, — произнёс Клаус, но что-то подсказывало нам всем, что надежды на такой исход было мало.

Раздосадованный и разозлённый на то, что злодеев не убили, пока это было ещё возможно, я с трудом подавлял ярость. Но ругаться с Клаусом у меня желания не было.

Ничего не сказав, я вышел из купе. Стоя в коридоре, я смотрел на проносившиеся мимо деревья и тёмно-синее небо. Мысли в голове роились подобно пчёлам. Что мы будем делать в городе, куда пойдём? Найдёт ли нас Олаф и что тогда будет? Будет ли всё хорошо с братом?

Да, Дункан. Милый Дункан. Только бы всё обошлось. Мой дорогой брат, мой единственный друг. У меня никогда не было много товарищей, и в компании я часто чувствовал себя неловко. Только брат мог заставить меня улыбнуться и рассмеяться. Чуткий, добрый человек, он получил от природы то, чего так не хватало мне — умения понимать окружающих. Что уж говорить, я ужасно сходился с другими, в то время как он был из тех людей, кого все любят. Дора говорила, что нам с ним всего дано природой на двоих, но совсем не поровну — ему сразу двойную порцию мозгов и обаяния, а мне — смелости и уверенности. И если насчёт брата я не мог не согласиться, то относительно своих достоинств у меня возникали вопросы.

Мы подъезжали к городу. Вернувшись в купе, я разбудил Дункана и Вайолет, пока Фиона с Клаусом закутывали Солнышко и собирали наши нехитрые вещи. Взяв в руки какой-то сундучок, Фиона выругалась.

— Какие же мы идиоты, — она показала нам содержимое сундучка — два небольших пистолета.

Выходя из поезда, я обратил внимание на женщину на перроне, чьё лицо показалось мне знакомым. Она была одета в длинное винного цвета пальто, а чёрные волосы её были убраны в причёску. Она вглядывалась в толпу, пытаясь найти кого-то.

Не я один её заметил — Клаус кинулся ней с выражением приятного удивления на лице.

— Мисс Блэк! Но как Вы узнали, что мы…

— Клаус! Вайолет… Квегмайеры, — Линда Блэк быстро придала своему лицу радостное выражение, но я успел заметить её удивление, — слава Господу, с вами всё в порядке, — улыбнулась она.

Я могу жизнью поклясться, что ждала она совсем не нас.

Сказать честно, я не могу быть уверен в своих воспоминаниях за те дни. Сны и реальность смешивались у меня в голове, и я пребывал в странном состоянии, которое можно сравнить с каким-то наркотическим опьянением, наверное (сам я не знаю, какого это, и не особо-то хочу узнавать).

Куигли рассказывал о произошедшем в поезде, однако я не помню абсолютно ничего из этого. Он говорил, что на перроне нас встретила мисс Блэк и отвезла в её особняк, но и это напрочь выпало из моей памяти.

Хотя, кажется, воспоминания о дороге у меня сохранились. Но они были настолько расплывчатыми и странными, что я принял их за сновидения.

И всё же пусть они будут отправной точкой, с которой я начну свой рассказ. Всё-таки в рассказе журналиста должно быть чётко обозначено начало истории и её завершение, а у меня как раз с этим нередко возникают проблемы.

Итак, мы ехали в машине — такси? — с мисс Блэк. Я не помню ни её, ни остальных пассажиров, я помню лишь окно и наш город за ним. Тёмный, серый, грязный. Помню тонкие силуэты полупрозрачных деревьев вдоль дороги. Помню высокие, чёрные от копоти кирпичные стены домов по обе стороны узких улочек. Помню полубезжизненных бродяг и устало плетущихся ночных бабочек в парке.

И я точно помню, как мы проезжали мимо особняка Бодлеров. Наполовину разрушенный, сгоревший до кирпичного фасада, грозно возвышавшийся на углу улицы, он был настоящим лицом прогнившего изнутри города. Я помню, отец гулял с нами и показывал этот дом, отмечая, что там живут друзья семьи. И я представлял себе Бодлеров — приятных, интересных, похожих на родителей людей. Но теперь я взглянул на особняк и не смог представить, чтобы в нём жили те милые Бодлеры. Нет, этот город разрушен, разрушен до основания, и нет в нём больше дома для хороших людей, осталось лишь место для гадов и злодеев, что таятся в самых тёмных переулках его, что прячутся под мостами в мутной воде рек, вылезают из-под погрязших в грязи мостовых и разбитых дорог. Нет, негде здесь жить людям, негде им спрятаться. Дома их сгорели, пожары разрушили всё, что было когда-либо в этом городе прочного и надёжного, и теперь на пепелищах и в трущобах поселились те, кого раньше и горожанами не назвать было. Разрушен город, испорчен город, нет больше того славного города.

И всё это — дело рук маленькой кучки злодеев.

Я провалился в сон с единственной мыслю — ненавистью к Олафу и его приспешникам.

Очнулся я уже дома у мисс Блэк. Меня уложили в постель, а на прикроватной тумбочке стоял обед. Но желания есть у меня не было, как и сил, чтобы дотянуться до еды. Помнится, я хотел позвать Куигли, но слабость взяла верх, и я опять провалился в сон.

Кажется, я лежал в этой тёмной комнате неделю, а то и больше. Иногда я просыпался, но никогда не мог ни позвать кого-либо, ни встать на ноги. Никто не приходил ко мне, только на тумбочке неизменно стояла еда и стакан с водой.

То ли во сне, то ли наяву, меня навещал Куигли. Я видел его испуганное, измученное лицо, когда он наклонялся ко мне, проверяя температуру и меняя компрессы. Его тонкие губы беззвучно шевелились, и взмокший лоб хмурился, а в глазах была такая глухая боль, что на него было страшно смотреть. Я хотел сказать ему, что со мной всё в порядке, что ему не стоит так переживать, но каждый раз я проваливался в темноту.

Айседора тоже приходила ко мне. Она садилась на край кровати и гладила меня по волосам. Я чувствовал холод её маленькой ручки и видел бледное, усталое лицо, и у меня мурашки бежали по спине от смирения и скорби во взгляде, раньше лукавом и кокетливом.

И мама сидела со мной. Её руки были тёплыми, а улыбка успокаивала и вселяла надежду. Она пела мне колыбельные, и все тревоги уходили, и я засыпал вновь, безмятежно и крепко.

Время тянулось медленно. Кажется, прошло недели две до тех пор, как я впервые проснулся от света, наполнившего комнату. Я открыл глаза в надежде увидеть утреннее солнце в окне, однако плотные портьеры не пропускали ни лучика, а свет исходил от лампы, которую, кажется, впервые зажгли.

Несмотря на мои опасения, я без труда сел, выпил воды, потянулся. Самочувствие было почти идеальным, хотя всего пару часов назад я и моргнуть не мог. Что ж, жаловаться не приходилось.

Я допил воду и поел немного пюре с овощами, ибо голод был ужасный. В животе неприятно заурчало, и я, абсолютно не сведущий в медицине, решил, что для первого обеда будет достаточно. Оглядевшись, я заметил на стуле стопку одежды — не моей, но, очевидно, приготовленной для меня. Я не спеша переоделся, отметив безупречное качество твидовых брюк, шёлковой рубашки и шерстяного жилета. Такая одежда должна немало стоить.

Однако я не стал задумываться об этом слишком долго — меня больше волновали другие вещи. Во-первых, надо найти брата. Во-вторых, понять, что со мной, и чем вызвано такое резкое выздоровление. В-третьих... понять, что тут вообще происходит.

За дверью из моей комнаты оказалась слабо освещённая лестница, ведущая вниз. Я не слышал голосов во всём доме, будто остался тут совсем один, и это было странновато.

Тем не менее, я спустился вниз и оказался в холле. Лишь в одной из дверей горел свет, и я направился туда.

Я оказался в просторной гостиной. Меня так поразил необычный стиль её интерьера — мозаичный чёрно-белый мраморный пол, огромная люстра, свисающая с высокого потолка, тяжёлые гардины изумрудного бархата, украшающие французские окна во всю стену, минимум простой мебели чёрного дерева, — что я не сразу заметил ребят, находившихся в комнате.

Клаус сидел на диване, уставившись пустым взглядом в открытую книгу — "Легенда о Сонной Лощине" Вашингтона Ирвинга. Он постукивал пальцами по подлокотнику, и мысли его, кажется, были далеко не только от Города, но и от Сонной Лощины.

На другом конце дивана сидела, поджав под себя ноги, Фиона. На коленях у девушки лежала раскрытая тетрадь, но она уставилась на прядь волос и крутила её, нервно насвистывая что-то. Несмотря на то, что я стоял прямо перед ней, она не заметила меня.

Вайолет расположилась в кресле у окна, за стеклом которого барабанил вечерний дождь. Она сидела прямо, сложив руки на коленях, и никак не отреагировала на моё появление. Я не видел её лица, но догадывался, что на нём застыло такое же рассеянное выражение, как и у её брата с подругой.

Единственным по-настоящему живым человеком в гостиной оказалась младшая Бодлер. Солнышко играла на ковре перед незажжённым камином, и сразу же заметила меня.

— Дун-ан, — крякнула она, отбросив игрушку в сторону, и, неуклюже подбежав ко мне, обняла за коленки.

На звук её голоса тут же обернулись и остальные.

— О, Дункан, ты пришёл в себя, — Клаус встал, улыбаясь, и похлопал меня по плечу, — ну как ты?

Не успел я ему ответить, как ко мне подбежала Вайолет.

— Всё в порядке? Садись, ты выглядишь очень слабым, — она придвинула мне кресло.

— Всё хорошо? — Фиона уставилась на меня вопрошающе, впрочем, не покидая своё место на диване.

— Да, всё нормально. Даже странно, — я усмехнулся, — после недели... или скольких недель?

— Каких недель, парень? — Клаус улыбнулся, — мы приехали в город вчера.

— Да? Мне казалось, прошло так много времени, — я был в смятении, — наверно, я бредил.

— Не переживай, это абсолютно нормально, — серьёзно произнёс Клаус, в то время как его сестра принесла мне чашку горячего чая, — я читал, что в таких ситуациях могут быть видения и галлюцинации... ну, когда повреждается мозг.

Сказать честно, не особо эти слова меня успокоили. Повреждается мозг... Может, и сейчас эта гостиная, ребята, чай — лишь одна большая галлюцинация?

Надо было отвлечься от этих противных мыслей.

— Постойте, а где Куигли?.. И Айседора?

Ребята нервно переглянулись, будто не хотели говорить мне что-то неприятное. В конце концов Фиона подала голос с дивана.

— Айседора осталась в Роксвилле, когда мы уезжали. А Куигли с мисс Блэк. Они ушли куда-то... несколько часов назад.

— Но всё будет хорошо, не переживай только, Дункан, — встревоженно произнесла Вайолет, — всё будет хорошо.

— Да, конечно, — слабо верилось во "всё хорошо".

Я думал о том, куда могла повести мисс Блэк Куигли и зачем. Когда я впервые увидел эту женщину, меня поразила холодная бесчувственность её глаз. В них не было ярости, злости или безумия, в них было нечто куда более опасное. И я испугался её.

Говорят, я хорошо чувствую людей. Если это и правда так, я бы не стал доверять этой женщине.

А теперь Кугли с ней. Он храбрый, и он сильный, и он совсем не глупый. Но иногда он бывает таким безрассудным, таким неосторожным и наивным в своих заблуждениях... Господи, помоги моему брату!

И Айседора. Где она, что с ней? Только бы она не попала в лапы Олафа. Но она умница, она выкарабкается из любых проблем, я её знаю. А вот Куигли...

Весь вечер мы сидели молча. Клаус всё пытался читать, Фиона крутила волосы и напевала что-то, Вайолет бессмысленно смотрела за окно. Я поиграл немного с Солнышко, но и она скоро утомилась, и я провёл остаток вечера, просто сидя на холодном полу и обдумывая всё, что происходило со мной — с нами.

Мысли мои были беспокойны. Я не знал, доверять ли всему происходящему со мной, доверять ли ребятам и самому себе, я мучился от переживаний за брата и сестру, и я не раз возвращался к мыслям о Линде Блэк. Я не хотел верить своему подсознанию, но слишком громко оно кричало о том, что надо ноги уносить от этой страшной женщины. И я вспоминал, что Куигли с ней, и мысли бежали по кругу, с каждым разом становясь всё отчаяннее.

Из омута размышлений меня выдернул шум, доносившийся из глубины дома. Ребята встрепенулись, Клаус нервно осмотрелся, и Фиона пробормотала: "Неужели они вернулись?".

Стук каблуков, доносившийся из коридора, приближался, и в дверном проёме появилась фигура мисс Блэк, одетой в длинное узкое пальто и шляпку с вуалью. Она оглянула ребят, остановилась взглядом на мне, и, слегка нахмурившись, произнесла: "О, Дункан, ты пришёл в себя... Прекрасно, просто прекрасно".

Не успел я вымолвить и слова, как в комнату буквально ворвался Куигли, задев плечом мисс Блэк. Слава Господу, Куигли!

Я крепко обнял брата, и чувства неуверенности и страха, накрывавшие меня весь вечер, исчезли. Сильное рукопожатие, запахи сигаретного дыма и чего-то терпко-мускатного, радостный голос Вайолет и её солнечная улыбка, обращённая то ли к Куигли, то ли ко мне, — всё это наполнило мою душу ощущением, будто я дома.

— Подожди-подожди, — ухмыльнулся брат, — воссоединение тройняшек ещё не закончено!

В этот момент из-за спины мисс Блэк показалась худенькая девичья фигурка — Айседора. На секунду я замер, поражённый. Я помнил, какой сестра была несколько дней назад в доме Скволоров. Но мало что осталось от той весёлой кокетки в девочке, стоявшей передо мной. Чёрные волосы спутаны, руки безвольно опущены, глаза смотрят затравленно и устало.

Слабо, но искренне улыбнувшись, Дора обняла меня.

— Я не могла вернуться к Скволорам, и мне пришлось переночевать на вокзале и отправиться следующим поездом в город. Я была без понятия, куда идти, но мисс Блэк с Куигли как-то нашли меня, и вот я тут, — сестра оглядела находившихся в комнате, — спасибо всем, кто помог мне, — обессиленно произнесла она, — можно мне прилечь отдохнуть?

— Милая, приходи в себя и спускайся к ужину, — мисс Блэк посмотрела на девушку холодно, — нам надо обсудить серьёзные вещи.

К столу на ужин была подана запечённая с тимьяном мраморная форель, картофельная кассероль и домашний вишнёвый лимонад. Я не мог не отметить то, насколько вкусна и изысканна была пища в доме мисс Блэк. Идеальная сервировка стола, свечи в полумраке столовой и абсолютная тишина. Торжественность казалось неуместно чрезмерной. Это было совсем не привычно для меня — дома мы ели простую пищу и болтали в гостиной, в доме Скволоров традиции семейных обедов не было вообще, и обыкновенно мы перехватывали крохотные канапе или странные коктейли в больших стаканах, если попадали на кухню.

Вилки и ножи стучали по тарелкам, воск капал со свечи на блюдце, издавая характерный звук, но никто не произнёс ни слова. Ребята ели спокойно, задумчиво, только Куигли торопился, будто в любой момент у него могли забрать еду. Мисс Блэк сидела в кресле прямо, смотря перед собой, и так и не притронулась к пище. Если бы не движение руки с хрустальным бокалом, наполненным бордовой жидкостью, можно было бы подумать, что она впала в транс.

Однако, лишь Айседора проглотила последний кусочек, и вся еда была съедена, Линда резко встала, оттолкнув кресло, и, воззрившись на нас, начала говорить.

— Надеюсь, вам понравилась еда, — она прислонилась к камину и, взяв с полки портсигар и кубинские сигары, закурила, — теперь, когда вы сыты, перейду сразу к делу. Мне требуется ваша помощь в одном маленьком дельце. Итак, как вы знаете, Максимиллиан Колер был одним из самых известных людей нашего города. После его смерти в соответствии с завещанием был организован фонд, поддерживающий молодых предпринимателей и дельцов. Всё огромное состояние Колер завещал этому фонду, оставив сыновей ни с чем, дабы показать своё разочарование их судьбами. И теперь фонд имени Колера каждый год организовывает бал-маскарад, куда приглашают самых влиятельных людей города, и они, щеголяя бриллиантами, распивая виски и обсуждая последние сплетни, тратят последние средства, оставшиеся от состояния Колера, — мисс Блэк помедлила, выпуская аккуратное облачко дыма, и, оглядев нас, продолжила, — естественно, я приглашена на это событие. Но благодаря нашей обожаемой Эсме и её глупой статейке моё появление на публике было бы весьма... опасно. Поэтому на бал, который состоится завтра, отправляетесь вы.

На бал? Но зачем? И как мы туда попадём? У меня рождалось больше вопросов, чем ответов. Судя по недоуменным взглядам ребят, у них тоже.

— Дело в том, — продолжала мисс Блэк, отвечая на наше удивление, — что там соберутся люди, которых почти невозможно собрать вместе. А к некоторым из них вообще нельзя подобраться, оставаясь неназванным. Ну а бал-маскарад — то место, где не принято снимать маски. Всё, что вам надо будет сделать — это найти этих людей и передать им кое-что от меня.

Эти слова Линды ничуть не успокоили меня. Найти каких-то больших шишек, связаться с ними от лица подвергнутой опале мисс Блэк — всё это напоминало сюжет какого-то типичного боевика о мафии. И такие пешки, как мы, обычно плохо кончают в подобных фильмах.

— Но... что именно нам надо будет передать? — произнесла Фиона, озвучив мои подозрения.

— Ничего особенного, милая, — улыбнулась мисс Блэк, — всего-навсего приглашения.

Линда объяснила нам все детали плана. Мы одеваемся в маскарадные костюмы, незаметно проникаем в Ратушу, где происходит бал, через вход для персонала, смешиваемся с толпой, находим нужных нам людей, передаём приглашения на званый ужин в доме мисс Блэк и как можно быстрее покидаем маскарад. Всё было просто, кроме одной детали...

— ...на маскараде есть традиция называться не своими именами. Прозвища, анаграммы, инициалы, псевдонимы... Не зная человека в лицо и не зная его придуманного имени, узнать его практически невозможно.

— Но как тогда нам осуществить этот план? — взволнованно пробормотал Клаус.

— Я позаботилась об этом. Вот приглашения, — мисс Блэк подала нам огромную папку бумаг, — и характеристики тех людей, которым они адресованы. Неплохо зная их, я прикинула, какие костюмы они могут надеть, какие прозвища взять, и как будут себя вести на балу. Распределите приглашения поровну, изучите всю информацию до вечера, и вам не составит труда узнать этих людей в толпе.

С этими словами Линда пожелала спокойной ночи (спокойной, ага! она что, издевается?) и, взяв свой бокал, покинула столовую.

В папке оказалось 25 приглашений и около трёх страниц информации на каждого человека.

Я начал разбираться в описании первого приглашённого — мисс Андромеды Блэк, приходившейся родной сестрой Линде. Вчитываясь в записки, сделанные мелким, но разборчивым почерком с множеством завитушек и длинными росчерками, я поражался детальности описания. Все элементы внешности, привычки, жесты, часто используемые фразы и даже интонации были зафиксированы пером мисс Блэк. Однако вся эта информация представляла собой никак не связанные куски текста, нелогичного и сбивчивого. Сразу после упоминания об ожоге на правом запястье, полученного в возрасте шести лет, шло замечание о чрезмерном пристрастии Андромеды к спиртным напиткам, в частности к мартини. Ну а вслед за этим мне предстояло прочитать описание предпочитаемой мисс Блэк одежды, с точным указанием портных и тканей, а также зарисовками и фотографиями.

Такое сбивчивое, раздробленное повествование хоть и создавало весьма точный образ каждого из гостей, оказалось более чем сложным для восприятия. Прочитав информацию всего о двух приглашённых, я уже с трудом мог вспомнить, Андромеда Блэк или Себастиан Колер имел аллергию на омаров, боялся гигантских комаров и носил небесно-голубые шёлковые рубашки.

С этой проблемой столкнулся не только я. Вайолет нервно теребила края листов, пытаясь повторить про себя только что прочитанный текст. Куигли мерил шагами комнату и тихо ругался каждый раз, когда путал какую-то деталь. Фиона выглядела подавленной и хмурилась, смотря, как много листов ей ещё предстояло освоить. И только Клаус и Айседора безо всяких проблем читали записки мисс Блэк, изредка ухмыляясь каким-то забавным деталям.

Тогда мне пришла в голову до жути простая идея, которая могла бы значительно облегчить нам задачу. Я предложил сделать небольшие бумажные карточки, по одной на каждого гостя, и кратко записать на них самые важные детали. Все одобрили эту идею, и мы принялись за дело.

Рассвет застал нас, обложенных бумагами и карточками, выпивших не одну чашку крепкого кофе и всё равно беспрерывно зевающих. Дора уснула в кресле, а Клаус, справившийся со своей задачей быстрее других, помогал Фионе. Я чувствовал себя так, будто мне предстоял ответственный экзамен, а материал я начал учить накануне. Кажется, я запомнил всё, что можно, однако уверенности в знаниях не было, а тревога нарастала.

И всё же было принято решение отправляться спать, чтобы набраться сил к вечеру.

Я проснулся в четыре тридцать, лишь только мой будильник начал звенеть. Несмотря на бессонную ночь и возрастающее чувство тревоги, я ощущал необыкновенный прилив сил. Умывшись, я спустился в гостиную. В пустой комнате я обнаружил шесть чехлов, наподобие тех, что используют в прачечных и ателье для хранения одежды, с нашими именами на бумажных бирках. Найдя чехол с "Д. Квегмайер" на бирке, я открыл его.

Для меня мисс Блэк подобрала классический карнавальный костюм Арлекина, выполненный в чёрно-белых тонах с золотистой отделкой. Решив не терять времени, я поднялся в комнату и переоделся. Оставшееся до пяти время я провёл, пробегая глазами карточки и повторяя вечно вылетающие из головы детали.

Ровно в семнадцать ноль-ноль, назначенное мисс Блэк время, я перешагнул порог гостиной, чувствуя, как мои ноги стали ватными.

У окна стояла Вайолет; на ней было чёрное кружевное платье с серебристой отделкой, а в руках она держала венецианскую маску в тон. Буквально вслед за мною с лестницы сошли Клаус и Фиона, облачённые в свои костюмы. Мы молча переглянулись, и я увидел тревогу в глазах ребят.

Вскоре в гостиную вошёл Куигли, поправляя на ходу галстук-бабочку и приглаживая растрёпанные волосы.

— Все в сборе? — из-за спины брата раздался голос мисс Блэк, — Айседора опаздывает, неужели?

— Я здесь, — послышался быстрый топот каблучков по лестнице, и в комнату впорхнула Дора в развевающимся платье из белого шёлка и миниатюрной золотистой маске. Оглядев ребят, я заметил, что подобранные мисс Блэк костюмы были выдержаны в классическом карнавальном стиле и чёрно-белой гамме.

Это была гениальная идея, как я понял. Не выделяясь из толпы, мы будем заметны друг для друга среди разноцветных нарядов гостей и сможем координировать наши действия. Хотя, я допускаю, что секрет не в сложном плане мисс Блэк, а в её тонком вкусе.

— Потрясающе, — произнесла Линда, оглядывая нас, — я довезу вас до Ратуши на своём автомобиле. Не забыли приглашения?

Я, признаться, абсолютно не разбираюсь в автомобилях, но судя по тому, как Куигли присвистнул, увидев машину мисс Блэк, нам повезло со средством передвижения.

Мы разместились в обитом бежевой кожей салоне, оказавшимся более чем просторным, и, не успела Фиона захлопнуть дверь, автомобиль сорвался с места резко и бесшумно.

— Итак, — начала мисс Блэк, оглядываясь на нас с водительского сиденья, — мы подъедем к Ратуше со стороны площади, и я остановлюсь в переулке, откуда вам будет совсем не сложно пробраться незамеченными через чёрный ход на один из балконов. Там вы дождётесь, пока Себастиан Колер закончит официальную речь, после чего незаметно войдёте в зал, как только объявят первый танец. Сразу же смешаетесь с толпой и...

— Нам что, придётся танцевать? — я не смог сдержать своего удивления, как бы невежливо это ни было.

— Дорогой Дункан, это бал. Естественно, вам придётся танцевать, — холодно произнесла Линда и продолжала, — у вас будут первые три танца, чтобы раздать приглашения. После этого гости начнут рассаживаться за столы в соответствии со списками. Учитывая то, что вас в них нет, возникнут недоразумения. Так что сразу после третьего танца выходите через основной или чёрный ход и садитесь в машину, она будет в переулке. Что бы ни случилось, не задерживайтесь дольше положенного.

Слиться с толпой, танцевать, найти четырёх людей и заставить их принять приглашения, и всё это за двадцать минут. Что ж, удачи нам.

Мисс Блэк остановила автомобиль в тёмном переулке и показала нам чёрный ход. Не выходя из машины, она произнесла на прощание, сверкнув тёмными глазами: "Удачи. И не подведите меня."

Незаметно проскользнув мимо запоздалых гостей, торопящихся к главному входу, мы остановились у чёрного входа. Кажется, мисс Блэк не сочла необходимым сообщать нам то, что он заперт, но проблема эта была решена мгновенно: Вайолет воспользовалась шпилькой, которую достала из своей причёски Айседора, и через пару секунд мы были уже внутри. Поднявшись по узкой лестнице, мы очутились на небольшом балкончике. Оттуда открывался вид на всю площадь, и, прищурившись, я разглядел чёрный автомобиль в тёмном переулке и сигаретный дым, выходящий из его окна. Кажется, мисс Блэк серьёзно переживала за успех этой "операции".

Пока я разглядывал площадь, Куигли заглянул внутрь здания через тонкие занавески, закрывавшие балконную дверь. Шёпотом он предупредил нас, чтобы не высовывались, и объяснил, что, учитывая расположение балкона мы можем привлечь нежелательное внимание, стоит нам отодвинуть занавеску.

— Зал огромный, и он располагается как бы под нами, то есть балконы находятся на уровне второй площадки. Там, внизу, стоят все гости, и Колер выступает с речью. Я видел оркестр, и, думаю, мы услышим, как только они заиграют первый танец. Тогда и войдём.

Что будет, если нас поймают? Просто выставят или предъявят какие-то обвинения? В любом случае, мы подведём мисс Блэк, и это пугает меня. Чего же такого важного в этих приглашениях, чтобы ради них организовывать эту "миссию"? Все двадцать пять конвертов были запечатаны, на них стояли только имена приглашённых. А как же мне хотелось вскрыть один и понять, что же планирует Линда Блэк и как связаны все эти люди...

Резко прозвучали громкие звуки торжественного рояля, и, выждав немного, мы вошли внутрь. И правда, никому не было до нас дела: оркестр играл, пары начинали кружиться по залу. Мы быстро сошли с лестницы и растворились в толпе. Я пытался углядеть нужных мне людей, но танцующие пары мешали даже просто передвигаться по залу.

Я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку. "Ну же, Дункан, нам надо танцевать, чтобы не выделяться," — почти прокричала Вайолет, и у меня не оставалось выбора, кроме как взять её за талию и молить всех известных мне богов, чтобы продержаться на ногах хотя бы минуту.

Раньше я бы никогда не подумал, что Вайолет может быть таким отличным танцором. Она держалась уверенно и элегантно, без труда направляя нас по кругу и обходя другие пары.

— Пытайся найти нужных тебе людей в толпе, пока мы танцуем, — шепнула она мне на ухо, — мы не можем терять времени.

Я видел Себастиана Колера, но он был окружён толпой, и я решил повременить с ним, дабы не привлекать лишнего внимания. И больше ни одного знакомого лица. Пары, оркестр, столы с закусками, бар... Андромеда Блэк!

— Кажется, это она. Сестра Линды. Видишь, там, у бара, в сером платье? Мне она нужна, — я кивком указал Вайолет на ту, в которой надеялся обнаружить одну из списка.

Ничего не ответив, Вайолет направила нас к краю зала, откуда было бы проще пробраться к бару. Наконец, мы смогли прекратить танец, и я поспешил сойти с площадки. Напоследок я услышал, как Вайолет пожелала мне удачи, но, когда я обернулся, чтобы ответить ей, она уже растворилась в толпе танцующих.

Андромеда Блэк стояла, опершись на барную стойку, и держала в руке пустой коктейльный бокал. Тёмно-серое бесформенное платье не могло скрыть её неестественной худобы. Короткие спутанные волосы падали на задумчивое, будто застывшее, лицо. Она была похожа на сестру отдельными чертами — длинный нос, глубоко посаженные глаза, тонкие губы. Но во взгляде Андромеды не было жизни, рот был вялым, белёсые глаза смотрели мёртво и бессмысленно. Она пугала меня и настораживала, почему-то вызывая странную жалость.

— Прошу прощения... Мисс Андромеда Блэк?

— Кассиопея Бланш, — не поднимая на меня взгляда, ответила Андромеда. В точку. Это имя было в списке возможных псевдонимов, составленном Линдой.

— Меня просили передать Вам это. Приглашение, — я протянул ей конверт, и она не спеша взяла его из моих рук. Не открывая и даже не смотря на него, Андромеда Блэк разорвала конверт пополам, и куски бумаги упали на пол.

— Я не принимаю приглашений.

— Но Вы здесь. Примите это приглашение, пожалуйста. Это не займёт много Вашего времени, но Вы получите удовольствие от прекрасной компании, изысканной еды и огромного выбора напитков, — мне приходилось придумывать на ходу, каким образом можно бы было уговорить эту женщину прийти, — лучший винный погреб и потрясающий талант приглашённого сомелье. Линда Блэк умеет...

— Моя сестра будет там? — Андромеда посмотрела мне прямо в глаза с удивлением и беспокойством.

— Ваша сестра приглашает Вас, — спокойно ответил я. Кажется, рыбка клюнула.

Ничего не отвечая, мисс Блэк отвела тяжёлый, уставший взгляд и подняла с пола обрывки приглашения. Я решил, что это можно расценивать как согласие прийти.

Я оглядел зал в надежде увидеть хоть одно знакомое лицо или, по крайней мере, маску, но безуспешно.

Себастиан Колер всё ещё был окружён толпой гостей, к которым прибавились репортёры, и оставался недосягаемым для меня. В какой-то момент мне показалось, что вдалеке промелькнуло белое платье Айседоры, но в следующую же секунду я потерял сестру из виду.

Первый танец закончился, и, пока оркестр готовился к следующему, гости расходились к столам с бесчисленными бокалами шампанского и блюдами с закусками.

— О, мистер О'Нил! Не думал встретить Вас здесь, — послышался чей-то окрик издалека. Оглянувшись, я увидел того, кому он предназначался — высокого мужчину в пальто и шляпе, надвинутой на глаза. Неужели мне так повезло, и это действительно следующий из моего списка?

— Простите, пожалуйста, — я обратился к невысокой блондинке в маске кошки, стоявшей рядом со мной, — не подскажите, как полное имя того джентльмена?

— Подскажу, — она очаровательно улыбнулась, — мистер Темиенс К. О'Нил. Самое нелепое имя из всех, что я слышала, — она звонко рассмеялась, запрокинув голову назад, отчего её короткие кудри запрыгали по плечам.

— Спасибо Вам, мисс, — крикнул я, направляясь к О'Нилу. Всё правильно. Темиенс К. О'Нил — Лемони Сникет, мастер анаграмм.

— Прошу прощения, мистер О'Нил, — обратился я к Сникету, — меня просили передать Вам это.

Он взял в руки конверт и покрутил его, изучая.

— Дункан Квегмайер передаёт мне приглашение от Линды Блэк... Презабавно, однако, — я не мог видеть глаз Лемони Сникета из-за шляпы, но мне показалось, что они сверкнули, — спасибо, молодой человек.

— Вы придёте? — я опешил от его реакции и напрочь позабыл о манерах.

— Я даже не знаю куда, к кому и зачем, — рот Сникета изогнулся в улыбке.

— Вы сами сказали, что... Впрочем, неважно... Постойте, Вы можете передать приглашение сестре? — я вспомнил, что у меня оставался конверт, подписанный "Кит Сникет".

Но коричневое пальто и его хозяин уже исчезли из виду, оставив меня в полном недоумении.

— Думаю, я могу передать приглашение его сестре, — блондинка, с которой я говорил ранее, подмигнула и забрала конверт из моих рук.

Я стоял, поражённый тем, как глупо вышло, что я не узнал за маской кошки Кит Сникет.

Оглядываясь вокруг, я приметил Клауса, растерянно стоявшего в толпе. От него я узнал, что на тот момент он успел вручить два приглашения, и что наибольшие проблемы были у Фионы, которой надо было пригласить трёх абсолютно одинаковых мужчин, которые, к тому же, носили одинаковые костюмы. Пожелав им обоим удачи, я направился к Себастиану Колеру, который наконец избавился от окружавших его гостей и, кажется, собирался покидать бал.

— Мистер Колер! Подождите минутку, пожалуйста, — Себастиан обернулся, устало посмотрев на меня, — я не займу много Вашего времени.

Пока я взбегал по лестнице, мне предоставилась возможность разглядеть легендарного Себастиана Колера. Он был высоким, хорошо сложенным мужчиной, выглядевшим гораздо моложе своего возраста. У него были платиновые волосы, небесно-голубые глаза и добрый, но очень усталый взгляд. Было видно, что всеобщее внимание и положение одного из самых известных людей города тяготили Себастиана, но он самоотверженно нёс это бремя, будучи последним живым родственником Максимилиана Колера (как это было указано в записках мисс Блэк).

— Прошу принять это приглашение, — торопливо сказал я, протягивая конверт. Себастиан не взял его.

— Где, когда, кто приглашает? — будто автоматически спросил он.

— Приглашает мисс Линда Блэк, а где и когда... я не знаю, сэр.

— Так посмотрите, — устало вздохнул Колер, закатывая глаза и подавляя зевок.

— В её особняке по указанному адресу... Послезавтра в восемь вечера, сэр, — прочитал я, — званый ужин на тридцать три персоны.

— Послезавтра в восемь, я подумаю, — Себастиан кивнул и быстро побежал по лестнице.

— Сэр, постойте! Мисс Блэк очень просила Вас прийти, — крикнул я ему вдогонку.

— Мисс Блэк? Я не знаю, кто такая мисс Блэк, — обернувшись, Колер посмотрел мне в глаза так, будто вопрошал, полный ли я идиот. Конечно, он знал Линду Блэк. Но в связи с недавними обвинениями в её адрес он не мог — не хотел — обнаруживать их связь на людях. Конечно. — Прошу меня простить, я спешу. Передайте этой Вашей мисс Блэр, или как там её, что я постараюсь прийти.

Итак, все приглашения розданы, а третий танец ещё только начинается. Довольный собой, я решил искать остальных.

Первой я встретил Фиону. Она разобралась со своими "подопечными" и искала Клауса. Мы с ней решили подняться на один из балкончиков, чтобы сверху оглядеть зал и найти ребят.

Я смотрел на толпу гостей, стоявших у бара, и тут мне почудилось знакомое лицо: острая бородка, крючковатый нос, сросшиеся брови... Нет, только не он!

Когда я обернулся секундой позже, видение исчезло, и мне оставалось только гадать, действительно ли Олаф здесь.

На балконе мы обнаружили Вайолет, отдававшую своё последнее приглашение самому толстому человеку из всех, что я видел. Когда он, кряхтя, взял конверт, Бодлер присоединилась к нам.

Вскоре мы увидели в толпе Клауса: он отчаянно убеждал принять приглашение какую-то очень пожилую леди в непомерно огромных очках, напоминавшую стрекозу. Наконец она сдалась, и обрадованный Клаус, заметив нас, взбежал по лестнице.

— Я всё, — удовлетворённо вздохнул он, — не так уж и сложно это оказалось, да? — он улыбнулся сестре и приобнял Фиону, — не видели Айседору и Куигли?

— Я видела Куигли, — ответила Вайолет, — он казался немного встревоженным, но от помощи отказался. Сказал, что осталось всего два приглашения, и он знает, как найти этих людей.

— Так и есть, — я ухмыльнулся, — Куигли-то с этим справится на раз-два. А вот что там с Дорой, это другой вопрос...

— Вон же она, — Клаус указывал на другой конец зала. И правда, я разглядел белый шёлк сестриного платья. Она кружилась в танце с каким-то парнем в красном мундире и выглядела абсолютно беззаботной.

— Что-то не особо она обеспокоена нашей "миссией", — фыркнула Фиона.

— Должно быть, раздала все приглашения, — предположил Клаус, — и решила отдохнуть хоть чуть-чуть. Её можно понять, — он примирительно улыбнулся.

Фиона скривилась, но ничего не ответила.

Третий танец подходил к концу, и мы решили спуститься, чтобы быть поближе к дверям. Пока мы шли, мне опять почудился в толпе профиль Олафа.

— Тоже видел его, да? — Вайолет шепнула мне на ухо, — они оба тут. Эсме в красном платье с перьями и он в изумрудном сюртуке. Давно слежу за ними.

— Думаешь, они здесь просто так?

— Они хоть где-то бывают просто так? — Вайолет нахмурилась, — думаю, их нам стоит опасаться сильнее, чем работников, желающих проверить наши приглашения.

Не успели мы сойти с лестницы, как к нам подбежала Дора.

— Не видели Куигли?

— Нет, мы думали, ты могла...

— До этого танца видела. Он всё не мог отдать два последних приглашения. Искал какого-то графа Блэквеллера или что-то вроде того...

— Блэквальдера? — Вайолет ахнула.

— Да-да, именно. Граф и графиня Блэквальдеры, точно.

Вайолет и Фиона шокировано переглянулись. Неужели...

— Это псевдоним Олафа.

Нет, нет, нет. Неужели Блэк и правда дала нам приглашения для них?

— Но он же знал, что это Олаф. Он изучал биографию, описание, он понимал, что это Олаф. Почему он не сказал нам, почему он пошёл искать его? — Клаус недоуменно смотрел на нас.

— Потому что это мой брат, чёрт возьми. Потому что он безрассудный идиот, готовый рисковать чем угодно ради выполнения задания.

— Потому что он понимал, что мы остановим его, — с грустной улыбкой закончила за меня Дора.

Идиот. Храбрый, самоотверженный идиот. Мы не можем оставить его, мы должны найти его и спасти...

— Мы должны найти его, — словно озвучивая мои мысли, нервно пробормотала Вайолет, — они его узнают, и... И ему конец.

— Нам надо торопиться, — Клаус оглянулся. Танец уже закончился, и гости расходились к столам, оставляя нас одних стоять посреди пустеющего зала. Ни Куигли, ни Олафа с Эсме нигде видно не было.

— Мы не можем оставить его, нет, — я видел, как Фиона с Клаусом посматривали на выход, где нас ждал чёрный автомобиль.

— Но и оставаться мы не можем, — растерянно сказала Дора, — к нам уже идут официанты.

— Ты что, не понимаешь? Твой брат в опасности, а тебя волнуют официанты? — я срывался на крик, судорожно высматривая Куигли в сотнях лиц вокруг меня. Тошнота подкатывала к горлу, руки начинали трястись, и мысли были сосредоточены лишь на одном: Куигли грозит опасность, он в ловушке, мой брат может умереть...

Я почувствовал, как чьи-то руки схватили меня и потащили, я услышал голоса, они говорили что-то о панической атаке, приступе, официантах... Но всё, что я знал, было сосредоточено в трёх словах: Куигли в опасности.

Меня запихнули в автомобиль и положили на сиденье. Машина с рёвом сорвалась с места, и я резко пришёл в себя.

— Вы оставили его там! Вы оставили Куигли с Олафом и Эсме... Вы знали, специально отдали нам приглашения для них, — паника отступила, и на замену ей пришла ярость.

— С твоим братом всё будет в порядке, Дункан, — Линда обернулась, совершая опасный манёвр, разворачивая автомобиль в узком переулке, — сейчас для нас главное — уехать отсюда побыстрее.

— Уехать? Вы серьёзно? Вы оставляете там Куигли? Да как Вы смеете, чёрт подери?! Он делает это по Вашей просьбе, ради Вас, а Вы оставляете его там? Да как Вы смеете, чёрт возьми, вообще...

Ребята пытались меня удержать, но я был сильнее. Ярость разливалась по моему телу с кровью, одна-единственная мысль пульсировала в моём мозгу: выхватить руль, повернуть машину и спасти Куигли.

Кажется, все сразу навалились на меня, они что-то кричали, и пытались меня остановить, но я ничего не чувствовал, ничего не слышал... Я просто схватился за руль, будто он был моей последней надеждой, и отбивался от них всех, отбивался...

— А теперь ты быстро отпускаешь руль и садишься на своё место, — я почувствовал, как что-то холодное прижимается к моему виску. Дуло пистолета. Чёрт подери, пистолет.

Все разом замолкли. Я разжал руки и опустился на сидение. Одной рукой Линда выровняла ход машины, в другой она всё ещё держала пистолет. Я с трудом осознавал, что эта женщина, опекун Бодлеров, наша спасительница, угрожала мне оружием. На лицах остальных застыло то же удивление и ужас.

— Всё? Успокоился? — холодно произнесла Блэк, — и хорошо. И на будущее, без глупостей, — она убрала пистолет.

Практически сразу она остановила автомобиль, дверь открылась и в машину влез... Куигли.

— Всё по плану, мисс Блэк? — весело спросил он, — а что это с вами, ребят?

До конца нашей дороги домой я не мог вымолвить ни слова. Куигли объяснил, что согласно плану он должен был остаться после третьего танца, чтобы добраться до Олафа с Эсме у всех на виду, дабы они не могли навредить ему. Но чтобы отвлечь официантов, надо было приковать их внимание к нашему "побегу". Мисс Блэк предполагала мою агрессивную реакцию, но никто не мог представить, насколько сильной она будет. Линда извинилась за то, что вытащила пистолет, но особого раскаяния в её словах я не услышал. Всё вроде встало на свои места. Но сердце не переставало биться как бешеное, и осознание того, что с братом всё в порядке, не приходило ко мне.

Когда мы вошли в особняк мисс Блэк, Клаус спросил, что за званый ужин Линда устраивает.

— Если опустить детали, — с загадочным видом произнесла Блэк, и я впервые увидел её улыбку, — это будет самый запоминающийся вечер в их жизнях.

Мой дорогой читатель, с большим прискорбием я вынужден вновь брать на себя роль рассказчика, дабы поведать тебе продолжение истории бедных сирот. Ибо, как ты уже мог заметить, рассказанные мною приключения нечасто заканчиваются счастливо, а это приключение так же неумолимо движется к своему завершению, как моё такси приближается к особняку Линды Блэк. Ещё не поздно остановить водителя, попросить его притормозить у кафе-мороженого или кинотеатра или, на крайний случай, выпрыгнуть из мчащейся машины — и то меньше боли и горя я испытаю, чем если продолжу свой путь. Точно так же и ты, мой дорогой друг, можешь отложить чтение этого рассказа, достать шоколадно-мятное мороженое и посмотреть какой-нибудь приятный, добрый и весёлый фильм. Но что-то мне подсказывает, что мы оба пройдём свои пути до конца, хотя и знаем наперёд, что ничем хорошим они не закончатся.

Оглядываясь назад и вспоминая тот злосчастный вечер, я понимаю, что вряд ли кто-либо из присутствовавших сможет описать его в меру объективно и полно — каждый из приглашённых захочет утаить отдельные детали, бедные дети, боюсь, никогда не вспомнят о том дне без содрогания, а некоторых свидетелей я вряд ли отыщу среди живых. Посему Ваш покорный слуга возьмёт на себя эту нелёгкую ношу и постарается быть искренним и беспристрастным в описании того вечера, как бы сложно это ни было.

И раз уж я пообещал быть честным, я вынужден признать, что на тот приём я опаздывал. На моих часах было уже четыре минуты девятого, когда я расплатился с водителем и подбежал к дому Линды.

Открыла мне сама хозяйка. Хоть мы и не виделись много лет, она почти не изменилась — всё такая же изящная, всё такая же высокомерная. Правда, раньше я не замечал задорного огонька в её всегда холодных глазах.

Гостиная была полна людей. То всё были мои давние знакомые — в большинстве своём, члены ГПВ, а также несколько человек, покинувших нас после Раскола. Надо отдать должное мисс Блэк, ей удалось совершить практически невозможное и собрать под одной крышей людей, не желавших даже смотреть друг на друга. В зале царило практически ощутимое физически напряжение: гости стояли небольшими группками, перешёптывались и нервно озирались вокруг, боясь встретиться с кем-то взглядом. Я нашёл в толпе своих брата и сестру: они стояли в глубине комнаты, возле незажжённого камина, в полумраке, и были неподвижны, будто статуи. Жак наклонился к сестре, его высокий лоб прорезали морщины, и я мог представить себе его взволнованный голос. Лица Кит я не видел, но понимал, что она обеспокоена не меньше брата. Приглашение, что она держала в руке, было всё измято.

Они встретили меня как всегда радушно, и как всегда без лишних предисловий перешли к делу. От них я узнал, что собрались уже все приглашённые, только дети ещё не спустились — к нашему общему сожалению, ибо нам всем хотелось хотя бы взглянуть на бедных Бодлеров, Квегмайеров и Фиону до того, как начнётся что-то недоброе. А оно явно начнётся — брат с сестрой разделяли мои опасения. Тем более, они заметили в толпе Олафа, а это никогда не было добрым знаком. Начиная с Раскола, конечно же.

Дорогой читатель, надеюсь, ты, как и я, относишься к подобным приёмам с толикой недоверия и неодобрения, что в данном случае означает "считаешь странным и скучным тратить время на светские беседы, поглощение очень маленьких порций еды, которые только разжигают аппетит, и пустые попытки делать вид, что не горишь желанием зарезать твоего соседа по столу десертным ножиком за то, что он устроил пожар, в котором погибла твоя возлюбленная". Посему ощущал я себя так же, как и последняя брускетта с пармской ветчиной и мускатной дыней, которую прямо у меня из-под носа выхватила Эсме Скволор, — не в своей тарелке.

Раздосадованный этим несчастным случаем с брускеттой и оставив надежды на приятную застольную беседу, я обратил свой взгляд на гостей. Замечал ли ты когда-нибудь, насколько по-разному ведут себя люди за столом? Вот, например, прямо передо мной сидели трое абсолютно одинаковых внешне мужчин. Но как различалось их поведение! Первый — я уверен, то был Фрэнк Денуман — спокойно ел закуски, изящно орудуя ножом и вилкой, и, улыбаясь, поддерживал беседу с Себастианом Колером. Сидящий рядом Эрнест откинулся назад и оглядывал присутствовавших, поигрывая вилкой. Денуи же не ел совсем, а лишь пил вино, и смотрел прямо перед собой серьёзно и насуплено, лишь иногда бросая грустные взгляды на мою сестру.

Однако не о братьях Денуман эта история, так что я перевожу свой взгляд на сирот, сидящих рядом со своей опекуншей во главе стола. Все они смотрят на еду без аппетита, только Солнышко не может отказать себе в удовольствии погрызть спаржу — да и та вскоре переключается на пробковую подставку под горячее. Дункан и Айседора очень бледны и болезненны, а на скуле Куигли отчётливо виден синяк. Фиона, Вайолет и Клаус взволнованно переглядываются, и мне кажется, что дети понимают не больше моего.

Наконец Линда поднимается с бокалом в руке и начинает говорить.

— Дорогие друзья и недруги, спасибо Вам всем за то, что согласились посетить меня сегодня. И спасибо моим дорогим Бодлерам и Квегмайерам, а также Фионе за помощь в организации этого вечера, — она подняла бокал и улыбнулась детям, после чего не села обратно за стол, а как раз-таки наоборот задвинула свой стул и, не выпуская бокал из рук, отошла вглубь комнаты, — Самое время перейти наконец к делу и сделать несколько объявлений.

Её лицо было практически неразличимо в темноте, но глаза сверкали каким-то пугающим блеском, отражая свет, исходящий от свечей.

— Вас может шокировать то, что я скажу, однако, очень прошу, соблюдайте спокойствие, а то кто-то может и пострадать, — Линда рассмеялась, оборачивая всё в шутку, но никто за столом не поддержал её. Дети испуганно переглянулись так, будто знали, на что способна их тётушка.

— Итак, господа, во-первых, этот вечер в некотором роде прощальный, ибо я уезжаю в Боливию. Естественно, Бодлеры едут со мной. С Фионой и Квегмайерами дела обстоят сложнее, так как я не являюсь их официальным опекуном. А посему я прошу Вас, Джером и Эсме, а также Вас, Фернальд, предоставить мне разрешение взять детей с собой. Мистер По не зря присутствует здесь сегодня, он сможет оформить все бумаги без промедления, ведь так, мистер По?

Мистер По согласился, но Эсме прервала его.

— Ты же не думаешь, Линда, что я отпущу своих Квегмайеров с тобой? После того, как ты украла их у меня и держала здесь взаперти! Ты преступница, и ты можешь даже не надеяться получить моих дорогих Айседору, Дункана и... Куигли, — она замялась, пытаясь вспомнить имя третьего из детей, — я ни за что на свете не отпущу их никуда с такой преступницей как ты, Линда Блэк! — она осмотрелась вокруг с нескрываемым ликованием, — а медные подсвечники, между прочим, уже давно вышли из моды, это все знают.

— Спасибо за столь содержательную речь, Эсме, — усмехнулась хозяйка дома, — но вынуждена напомнить тебе, что дети — это не вещь, которой можно владеть и распоряжаться. Давай выслушаем самих Квегмайеров. Я украла вас у миссис Скволор и держала у себя дома взаперти, дети?

— Нет, мэм, — тихо сказал Дункан, покосившись на свою опекуншу, — мы сбежали от миссис Скволор и нашли прибежище у Вас.

— Хорошо, Дункан. Почему же вы сбежали?

— Потому что она хотела убить меня! — вскрикнула Айседора, — она угрожала мне ножом, а потом схватила моих братьев и пыталась убить их, когда они сбежали!

— Отлично, Айседора. Думаю, ни у кого из присутствующих нет сомнений в том, что небезопасно оставлять детей у такого опекуна, как миссис Скволор. Вы хотите отправиться в Боливию вместе со мной и Бодлерами?

— Да, мисс Блэк, — уверенно произнёс Куигли, — мы хотим поехать с Вами.

— Итак, я полагаю, вопрос исчерпан, — Линда обвела взглядом гостей, — а что насчёт тебя, Фиона? Ты поедешь с нами?

Девочка молчала, уставившись на своего брата Фернальда. Он не поднимал глаз от пустой тарелки, и в повисшей тишине было слышен нервный стук железных крюков о фарфор.

— Так что, Фиона? — нетерпеливо спросила Линда, — ты поедешь с нами?

Не отрывая взгляда от брата, девочка молча кивнула.

— Вот и прекрасно! — воскликнула хозяйка, — значит, мы отправляемся в Боливию всей нашей семьёй. О, к слову о семье! Чуть не забыла. Я выхожу замуж, и мой супруг будет также сопровождать нас в этой поездке. К несчастью, времени у нас совсем в обрез, так что мы обвенчаемся завтра на рассвете, а днём уже покинем страну. Дамы и господа, мой жених, граф Блэквальдер!

В гостиной повисла мертвенная тишина, казалось, даже свечной воск перестал капать. В этой тишине скрип отодвигаемого стула звучал особо мерзко. Олаф неторопливо поднялся, огляделся и подошёл к Линде. Положил руку в перчатке ей на талию, посмотрел на гостей с нескрываемым ликованием и хотел было начать говорить, когда его прервал голос Вайолет. Все взгляды были прикованы к Линде и Олафу, и я совсем забыл про несчастных сирот.

— Вы же обещали уберечь нас от него, мисс Блэк! — в надломленном голосе девочки было столько боли и разочарования, что у меня сжалось сердце. И правда, как могла она хотя бы допустить мысль о том, чтобы уехать куда-то с детьми и графом?! Я был так поражён, что с трудом мог соображать.

— Мы никуда не поедем с Вами, тётушка, — холодно процедил Клаус, — если он поедет.

— Ну конечно же, мы все поедем, — с натянутой улыбкой ответила Линда, — вы уже подписали все документы сегодня утром, разве вы забыли?

— Нет! — вскричала Фиона, — мы никуда не поедем с ним! Ведь он убийца! Он убил всех наших родителей и опекунов, и Вас он убьёт! Мисс Блэк, неужели Вы не понимаете...

— Неужели ты не понимаешь, Фиона, — прервала девочку Линда, — неужели ты не понимаешь, что бросаться такими обвинениями крайне неразумно и оскорбительно? Прошу простить манеры моих детей, господа, они удивлены этой новостью и немного недолюбливают моего будущего мужа.

— Мы не Ваши дети! И мы не недолюбливаем Олафа! Мы боимся его и ненавидим! — Вайолет поднялась со своего места и обратилась к гостям, ещё пребывавшим в шоке от происходящего, — Послушайте, умоляю вас! Выслушайте нас! Я вижу среди вас умных и добрых людей, я узнаю среди вас лица, которые были на фотографиях с нашими родителями, и, думаю, что не ошибусь, если предположу, что вы принадлежите к Группе Пожарных-Волонтёров, — она перевела дыхание и продолжила говорить дрожащим голосом, — я мало что знаю про эту организацию, но я уверена, что в неё входят благородные и храбрые люди. Люди, которые не отвернутся от несчастных сирот, которым никто больше не верит. Выслушайте меня, прошу вас, и поступайте так, как вам велит ваша совесть, — о боги, как же она была похожа на свою мать в тот момент — этот надрывающийся голос, молящий о справедливости, это выражение решимости на лице, этот блеск в глазах, — я расскажу вам нашу историю. Этот человек, который называет себя графом Блэквальдером, никто иной, как Олаф, и никакие накладные бороды и парики не скроют этого, — Олаф скривился при этих словах, на лице же Линды не дрогнул ни один мускул, — граф Олаф убил наших родителей, устроив в доме поджёг. Он убил и родителей Фионы, и старших Квегмайеров, и, вероятно ещё многих других. Он захотел заполучить наше наследство, и он ужасно обращался с нами, он даже хотел жениться на мне, дабы завладеть деньгами. Когда его план провалился, он стал преследовать наших опекунов, и на его руках кровь дядюшки Монтгомери и тётушки Жозефины. Этот человек — опасный преступник, и он ни перед чем не остановится, пока не получит наши деньги и не убьёт нас, — старшая Бодлер выдохнула и замолчала.

— Моя сестра сказала вам всю правду, — произнёс Клаус, — не дайте этим преступникам схватить нас, пожалуйста.

По столу разнёсся шёпот. Гости переглядывались и обменивались осторожными фразами. Первой встала, как ни странно, Эсме Скволор.

— Я не знаю ничего насчёт Олафа, но доверять детей этим двоим нельзя! Сироты сами не хотят ехать, а как ты там говорила, Линда, "дети — это не имущество и распоряжаться ими против их желания нельзя"? Более того, как мы все знаем, мисс Блэк — сама преступница, ведь вы все читали газеты? — она смотрела на хозяйку дома с вызовом.

— Да, Эсме, они все читают газеты. Но если дети выступят с официальным обвинением графа Олафа в этих поджогах, то я окажусь невиновна, не правда ли?

— Всё верно, мисс Блэк, — прокричал из глубины комнаты По, — но кто на самом деле виновен в этих ужасных преступлениях?

— Граф Олаф! — в один голос заявили дети.

— Блэк! — заявила Эсме.

— Да какая к чёрту разница, — устало вздохнула Линда, — никто не будет никого обвинять и никого не будут судить. Вы позволите нам с детьми и Олафом уехать, и вся эта история закончится. Договорились?

— Ещё чего! — разъярённая Эсме и не думала сдаваться, — я знакома с помощником главного редактора Daily Punctilio, и завтра же утром на первой полосе будет статья о том, что опасная преступница пытается покинуть страну!

— Допустим, — Линда неприятно улыбнулась, — но вот только я знакома с самим главным редактором Daily Punctilio. И если ты не оставишь нас в покое, завтра же утром на первой полосе будет интервью с несчастной Айседорой Дункан о том, как её пыталась убить Эсме Скволор. Материалы уже поданы в печать, и если я не остановлю редакцию, завтра мир увидит статья, к которой я подобрала фото тебя в шляпке-таблетке, которые, если я не ошибаюсь, уже давно вышли из моды.

Эсме сжала бокал с такой силой, что он чуть было не треснул. Её лицо покраснело, она смотрела на противницу так, будто надеялась испепелить её взглядом. Но сказать Скволор было нечего. Она схватила сумочку и выбежала из комнаты, громко стуча каблуками-стилетами.

— И тебе всего хорошего, дорогая Эсме, — не смотря ей вслед произнесла Линда, — кто-то ещё имеет что-то против нашего отъезда?

— Естественно! — моя сестра поднялась из-за стола, — мы все против этого.

— О, Кит, отлично! Я уж испугалась, что твоя беременность сделала тебя менее отчаянной, — она оглядела шокированных гостей, — да-да, это ещё не очень заметно, но наша дорогая Кит беременна. Хочешь, чтобы я продолжила разглашать твои секреты?

— Я не боюсь твоих угроз, — громко сказала Кит, но голос её дрогнул. Я видел, как сестра сжала кулаки, словно ожидая нападения.

— Знаю, что не боишься. Вопрос не в страхе, а в том, что некоторые твои тайны слишком ценны, чтобы оглашать их. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю?

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, — сестра держалась за стол, будто боялась упасть.

— О, я говорю об одной маленькой безделушке. Сущий пустяк, Кит. Всего-навсего одна сахарница.

Тишина будто стала ещё более глубокой, чем была раньше. Линда смотрела торжествующе, где-то позади неё ухмылялся Олаф. На лицах детей была смесь непонимания и страха.

— Да, ты не ослышалась, Кит. Я знаю, где находится сахарница. Я знаю, что в ней лежит. И единственный способ заставить меня не уничтожать её — это уйти с моего пути. Это относится не только к Кит. Вы меня слышите? Оставьте меня в покое, и сахарница не пострадает! Всё, ради чего существовало ГПВ, не будет разрушено. Смерти ваших друзей не будут напрасны. Ваши жизни не будут напрасны. Вы поняли меня? Уходите сейчас же, забудьте обо всём, что слышали сегодня, и всё это не будет напрасно. Ну же! Уходите!

Несколько человек неуверенно поднялись со своих мест и, смотря в пол, вышли из комнаты. Большинство осталось сидеть на своих местах. Кит била дрожь, она села и я увидел, что из глаз у неё текут слёзы. Жак обнял её.

— Так, а оставшиеся, видимо, не очень ценят ГПВ, — Линда оглянула зал, будто прикидывая, сколько человек ушло, а сколько осталось, — что ж, ладно. Если вы думаете, что я не была готова к такому повороту, вы ошибаетесь. Ну-с, приступим. Дорогой Джером, начнём с тебя. Ты остался здесь, потому что ты сочувствуешь несчастным сиротам и боишься, что с ними что-то стрясётся? — мистер Скволор кивнул в ответ, — могу тебе пообещать, мой дорогой друг, что ничего дурного с ними не стрясётся. Ты знаешь меня с детства, и ты можешь доверять мне, ведь так? — он вновь кивнул, чуть менее уверенно, — но ты сомневаешься, стоит ли уходить и оставлять Бодлеров. Разумно, Джером, это очень разумно, но ты же слышал, что дети сами хотят поехать со мной, и я даю тебе честное слово, что они будут в порядке. Или ты хочешь поспорить со мной?

Бедный Джером, он настолько ненавидел ввязываться в конфликты, что предпочёл встать и уйти.

— А ты, Фернальд, отчего ты не уйдёшь? Неужто ты хочешь забрать свою сестру?

— Я бы хотел позвать Фиону с собой, — хрипло пробормотал Фернальд Уиддершинс.

— Даже не надейся, — зло произнесла девочка, — лучше уж пусть меня убьют эти двое, чем родной брат вновь бросит меня на улице.

— Я не бросал тебя, Фиона! — Фернальд впервые поднял глаза на сестру, — ты сбежала, а я не знал, где тебя искать. Я знаю, что был плохим братом, но я исправлюсь, обещаю. Пойдём со мной, пожалуйста.

— Я не оставлю своих друзей так, как ты оставил меня, — отрезала Фиона.

Фернальд молча вышел из комнаты. Линда повернулась к оставшимся гостям.

— А ты, Оливия? Почему ты осталась?

— Я думаю, — тихо начала Оливия Калибан, — я думаю, что детям очень нужен кто-то, кто им поверит и поддержит их. Они много пережили, и никакие тайны на свете не стоят того, чтобы отдавать бедных детей этому монстру, — она покосилась в сторону Олафа, — он одурачил многих, Линда, я не виню тебя, но я не оставлю их.

— О, вот как ты заговорила, — Блэк ухмыльнулась, — даже интересно становится. Даже жалко прерывать этот поток героизма. Но, боюсь, вынуждена поставить тебя в известность, что вот этот самый монстр передал мне твои письма, в которых ты называла его совсем по-другому.

— Как смеешь ты, наглая девчонка, — Оливия была не на шутка разъярена, — как смеешь ты шантажировать меня?

— Как видишь, без особого труда. Эти письма у меня, а если ты будешь продолжать в том же духе, они окажутся у твоего жениха. Так что, никакие тайны всё ещё не стоят того, чтобы отступиться?

Оливия колебалась. Но, не выдержав, она выбежала из столовой.

— Что ж, я искренне сомневаюсь, что у тебя найдётся что-то, чем ты сможешь шантажировать меня, — из-за стола встала Салли Себальд.

— Зря сомневаешься, Салли. Или ты хочешь, чтобы весь мир узнал правду о твоём несчастном брате? Все узнают, какие фильмы и с какой целью он снимал. Подумай хорошенько, Салли, хочешь ли ты очернять память Густава.

...Один за другим, бывшие члены ГПВ покидали нас. И с каждым выходившим из комнаты надежда на спасение несчастных Бодлеров становилась всё призрачнее. Моё сердце обливалось кровью, когда я видел, как те, кого я раньше считал благородными и отважными людьми, продавали свою честность взамен на сохранность собственных тайн. Сам я не мог решить для себя, как мне стоит поступить. Безусловно, оставлять детей с этими двумя нельзя, но вот тайна сахарницы не давала мне покоя. А вдруг Линда не блефовала, вдруг она действительно могла уничтожить сахарницу? Этого я не мог допустить ни в коем случае. Но как тогда поступить? Быть может, сделать вид, что купился на её уловки, а завтра утром пробраться в дом и спасти детей? Или отправить кого-то из ГПВ проверить сохранность сахарницы, а потом выступить против Блэк и Олафа в открытую? Из раздумий меня вырвал голос Линды.

— Вот мы и остались одни, Лемони Сникет, — я в ужасе огляделся и осознал, что она была права, — интересная ситуация сложилась, не правда ли?

— Выкладывай, что у тебя есть, и не тяни кота за хвост. Это означает... — начал было я, но Линда меня перебила.

— Дорогой Лемони, опять за своё, — она обернулась к детям, — этот человек всегда поясняет значения слов, даже когда в этом нет никакой необходимости. Раздражающая привычка, не правда ли?

Дети сидели молча и смотрели на меня с отчаянием в глазах.

— Дорогая Линда, опять за своё. Перебивает и лезет со своим мнением, даже когда в этом нет никакой необходимости, — парировал я.

— Ничья, принимаю, — рассмеялась хозяйка, — но давай не будем продолжать. У нас тут вроде есть вопросы поважнее. Итак, Лемони Сникет, я предлагаю убраться тебе по-хорошему, иначе весь мир узрит переписку некой графини Р и... Ты уже догадываешься, верно? И твоей несчастной Беатрис.

Мой друг, я обещал быть честным с тобой, но рассказать секрет Беатрис, о котором упомянула Линда, значит не только предать мою любовь, но и обесценить то, что я сделал после этого разговора.

Я вышел из дома Линды Блэк, проклиная её и себя и клятвенно обещая себе вернуться на следующее утро, чтобы спасти Бодлеров. Однако, когда я вернулся, было слишком поздно.

Когда дверь за мистером Сникетом захлопнулась, умерли наши последние надежды на спасение. Отчаяние захлестнуло меня. Опять нас не послушали, опять от нас отвернулись — и не кто-то, а герои-спасатели, друзья родителей, те, на кого мы возлагали больше всего надежд. И наша судьба вновь была в руках Олафа. Я не испытывал такого леденящего ужаса, как в наши предыдущие встречи с ним, но липкий страх закрадывался мне в душу. И бедные мои сёстры, Фиона и Квегмайеры! Как мог я допустить, чтобы Олаф добрался до них? Я ненавидел себя за это, хотя осознавал, что ничего не мог поделать. И всё равно нет ничего хуже, чем видеть испуганный взгляд младшей сестры и чувствовать, как дрожит рука старшей. По крайней мере, подумал я, они не стали нас разлучать.

— Дети, — голос мисс Блэк вырвал меня из оцепенения. Я и забыл о её существовании. С того момента, как она объявила о том, что Олаф едет с нами, тётушка была мертва для меня. — Я понимаю, что у вас много вопросов. Но вечер выдался тяжёлым, так что проходите в свои комнаты и ложитесь спать, а завтра утром мы всё проясним.

Мы молча пошли наверх. Я испытывал к мисс Блэк такое отвращение, что даже смотреть на неё не мог.

Не сговариваясь, мы все всемером прошли в одну комнату. У нас больше никого не было, кроме нас самих, и разделяться нам совсем не хотелось.

— Что ж, спите вместе, коли угодно, — опекунша пожала плечами, — я закрою вас на ночь на всякий случай, — и она повернула ключ в замке.

Вайолет тут же кинулась к окнам: на них были решётки.

— Ну всё, мы официально пленники, — усмехнулась сестра, — а всё так хорошо начиналось. Эти её сказки про Боливию, про затерянный штаб ГПВ, про наше счастливое будущее...

— Мы не могли знать, что всё так обернётся, — попытался утешить её Дункан, — она обыграла стольких взрослых людей, что могли сделать мы?

— Мы должны были сбежать, пока это было возможно, — пробормотала Фиона, — я сразу говорила, что ей нельзя верить.

— Сбежать можно и сейчас, — возразил Куигли, — и мы обязательно придумаем, как это сделать.

Вайолет завязала волосы и начала рассматривать устройство замка, пока мы с братьями Квегмайер попытались вырвать оконные решётки. Безуспешно.

— Этот замок очень сложно устроен, я раньше таких не видела. Тут потребуются хорошие инструменты, — неуверенно сказала Вайолет, — мои остались в мастерской.

— И что ты предлагаешь? Сидеть сложа руки и ждать утра? — Фиона была настроена решительно.

— Думаю, так и стоит поступить, — произнесла молчавшая до этого Айседора, — помните, как говорили родители: "утро вечера мудренее". Ну взломаем мы сейчас замок, а что дальше? Из дома один выход, и я искренне сомневаюсь, что Олаф или Линда не сторожат его. И даже если мы выберемся из дома, куда пойдём? Нельзя так просто сбегать, даже не составив план. Давайте ляжем спать, а утром придумаем, что делать. Что-то мне подсказывает, что завтра утром всё разрешится само собой.

Никто не разделял оптимизма Айседоры, но и спорить с разумностью её аргументов было невозможно. Раздосадованные и разбитые, мы легли спать.

В ту ночь мне снились ужасные сны, в которых меня преследовали, разделяли с сёстрами, заставляли смотреть, как друзья погибают. Я просыпался и засыпал, вновь погружаясь в пучину кошмаров.

Наконец, устав от бессмысленных попыток выспаться, я протянулся за часами и с удивлением обнаружил, что было уже семь часов утра. В комнате было ещё темно, и остальные спали. Стараясь не шуметь, я встал с кровати и только тут заметил конверт, просунутый под дверь.

На конверте была надпись: "Клаусу". Почерк был мелким, с длинными росчерками, — мисс Блэк. С громко стучащим сердцем я открыл конверт и стал читать письмо.

"Дорогой Клаус,

Во-первых, я хочу извиниться. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить вчерашний вечер. Я понимаю, что это было нелегко. К сожалению, я не могла посвятить вас в детали плана. Иначе Олаф бы что-то заподозрил. Как ты теперь понимаешь, это всё был обман. Я должна была обвести Олафа вокруг пальца, усыпить его внимание.

Во-вторых, вам предстоит непростое утро. Надеюсь, мистер По приедет раньше полиции и заберёт вас с собой. Я ему написала отдельное письмо и рассчитываю на то, что он назначит вашим следующим опекуном Жака Сникета, моего хорошего друга и надёжного члена ГПВ. Он был одним из немногих, кто был посвящён в мои планы.

Теперь, когда я стала настоящей преступницей, мне придётся скрываться. Доверяйте Жаку, он откроет вам все тайны, когда придёт время.

А теперь самое время прощаться. Клаус, передавай приветы от меня сёстрам. Пускай Вайолет забирает все свои инструменты из мастерской, а Солнышко пусть не стесняется брать из кухни все подставки под горячее, раз они ей так пришлись по вкусу. Фиона, думаю, найдёт в библиотеке интересные для неё книги по микологии, а Айседора — сборники поэзии. Для Куигли на столе оставлены все карты, что у меня были, а для Дункана есть руководство для начинающих журналистов. И ты, Клаус, все твои любимые книги я отложила в отдельную коробку. Мне жаль, что я не смогла стать для вас той семьёй, в которой вы так отчаянно нуждались и которую так заслуживали, но мне хочется верить, что я сделала ваше будущее хоть немного спокойнее и счастливее.

Всего вам хорошего, мои дорогие дети.

Прощайте.

С любовью, Линда С. Блэк

P.S. Спасибо, что верил мне"

Не успел я осознать то, что только что прочитал, как услышал, как в замке поворачивается ключ. В комнату вошёл мистер По.

— Здравствуй, Клаус! А твои друзья ещё спят? Буди их немедленно, скоро сюда нагрянет полиция!

Мы сидели в машине мистера По и пытались переварить происходящее.

— И она позвонила мне часов в пять утра, представляете? Я не сразу понял, что случилось. Говорит, что убила графа Олафа и сбегает из страны. Нет, вы представляете? Спокойно так говорит, мол, приезжайте, для Вас работёнка есть. И что письмо с объяснениями оставила на столе. Я приезжаю, дверь нараспашку, Олаф весь в крови лежит в гостиной, а рядом и правда письмо. Мол так и так, я вас всех обманула, так как поняла, что никто ничего не предпримет, и за решётку этого мерзавца не посадят, вот и решила... Как же она это написала? А, точно, решила сама вершить правосудие. И пишет, что вы заперты, чтобы никто не решил, что это вы графа убили. И ключ на письме лежит. И постскриптум — ни за что, мол, не отдавайте их Жаку Сникету. Я сразу же разузнал, что это за Жак Сникет — вроде приличный человек. И думаю, что раз такая преступница говорит ни за что не отдавать вас ему, в этом есть какой-то смысл? Вот и понял, что должен непременно именно ему вас и передать, — мистер По засмеялся, довольный собственной находчивостью, — позвонил Жаку, а он и говорит, что согласен взять вас всех сразу. Только чтобы поторапливались, говорит, а то на паром опоздаем.

— На какой паром? — удивлённо спросил я.

— Как какой? Тот самый, на котором вы отправитесь в Боливию!