Мужество жить (джен)

«В слезах есть своя святость. Они являются признаком не слабости, а силы. Они говорят красноречивее десяти тысяч языков. Они вестники всепоглощающей скорби, глубокого раскаяния и невыразимой любви». ~ Вашингтон Ирвинг

В своем кабинете Аркадия Мэйберри ждала знакомого звука колокольчика, который должен был возвестить о появлении ее самого малознакомого клиента.

Северус появился ровно за десять минут до назначенного часа, и психолог использовала оставшееся время, чтобы собраться с мыслями. Она просмотрела записи с предыдущего сеанса, чтобы восстановить в памяти основные моменты, которые они тогда освещали, но кроме этого было важно, чтобы ей удалось настроиться на нужный лад. В воскресенье Северус был настороженным и неприступным, и, хотя к концу сеанса он стал более общительным, не было никаких гарантий, что такое поведение сохранится. Вполне может быть, что сегодня ей придется снова убеждать его раскрыться.

По крайней мере, на этот раз не нужно было гадать что ее ждет. Возможно, она еще мало что знает об этом человеке, но теперь чувствует себя гораздо более подготовленной к работе с ним, чем при первой встрече. Оставалось надеяться, что наметившееся взаимопонимание принесет свои плоды, и этот сеанс окажется более продуктивным, чем предыдущий.

Когда песочные часы со звоном перевернулись, психолог с улыбкой открыла дверь.

— Рада вас видеть, Северус. Пожалуйста, входите, — поприветствовала она и направилась к своему тонконогому столику за чайником, чтобы он мог войти в комнату. В этот раз на нем не было того огромного зеленого плаща; вместо него была объемная черная накидка, облегающая его плечи и так эффектно развевающаяся, что женщина подумала, не является ли та зачарованной. Войдя, он снял ее, повесил на вешалку для плащей и поправил рукава своей мантии, примерно такой же, как и та, что была на нем в прошлый раз.

Аркадию это ободрило, поскольку этот жест демонстрировал гораздо больше уверенности и развязности, чем это было на предыдущей встрече.

— Я тоже рад видеть вас. Вижу, ваша картина изменилась, — заметил мужчина, закрывая дверь, и она слегка улыбнулась; не многие из клиентов замечали зачарованную картину, и уж тем более ни один из них не обратил на нее внимание во второй визит. Психотерапевт уже поняла, что этот человек весьма наблюдателен, но это замечание было суровым напоминанием о том, что он был шпионом на протяжении почти двух десятилетий — в первую очередь потому, что почти весь предыдущий сеанс он провел, сидя к картине спиной.

— Да, это происходит еженедельно. Вам нравится? Я сама ее заколдовала, — сказала она, ставя чашки на стол, и в ее голос прокрались нотки давней гордости.

— Впечатляющая работа с чарами. Очень реалистично, — ответил Северус, изучая лесной пейзаж, который появился на этой неделе — веселую картину пестрого солнечного света, пробивающегося сквозь рощу лиственных деревьев. Аркадия с трудом сдержала смешок в ответ на комплимент; она ожидала услышать что-то вроде «это мило», но Северус, похоже, был полностью сосредоточен на магической сложности картины, а не на созданном ею художественном образе.

— Спасибо. Я потратила на это довольно много времени, — ответила она и устроилась в своем кресле, побуждая Северуса сделать то же самое. Как и на прошлой неделе, он выбрал кресло справа, которое стояло под прямым углом к ​​ней. Женщина была уверена, что первоначальная причина этого заключалась в том, что кресло стояло напротив двери, прижимаясь спинкой к стене, но при этом полагала, что он так устроился еще и для того, чтобы можно было прятать лицо за волосами. У нее не сложилось впечатления, что он был конфликтным человеком — видимо, ему просто хотелось иметь возможность отвести взгляд в сторону.

— Я видела газету сегодня утром, — продолжила она, так как мужчина молчал. — Поздравляю с получением ордена Мерлина.

К ее большому удивлению, при этих словах Северус неожиданно улыбнулся, обнажив ряд кривых желтых зубов: его правый передний зуб вырос под углом к левому, а несколько нижних зубов стояли по косой, выступая из-за своих плотно прилегающих соседей. Эта эмоция выглядела необычно после того бесстрастного и безэмоционального выражения, что он сохранял на протяжении большей части прошлого сеанса. Черты его лица резко изменились, но Аркадия отметила, что это хорошая перемена: это сделало его моложе, а его глаза казались гораздо менее похожими на туннели, когда в их уголках появились морщинки.

— Спасибо, — произнес он, и его глубокий, тихий голос стал мягким и бархатистым от удовольствия. — Это был весьма приятный сюрприз.

— Могу себе представить, — отозвалась Аркадия, улыбнувшись в ответ. Она еще не видела Северуса таким счастливым и надеялась воспользоваться настроением мужчины, чтобы разговорить его. — Когда вы узнали об этом?

— Вчера вечером, — ответил он все тем же довольным тоном. — Министр Бруствер прибыл в Святой Мунго, чтобы лично сообщить мне эту новость.

Его слизеринская горделивость, казалось, была очень довольна этим жестом, но Аркадия ухватилась за другую часть фразы, выражение ее лица стало немного обеспокоенным.

— Вы были ранены? — она с беспокойством оглядела его, но Северус, выглядел таким же здоровым — пусть и довольно слабым — что и в воскресенье, даже, пожалуй, более опрятным.

— О, нет. Я там оказывал помощь в исцелении жертв проклятий, точнее наиболее непонятных или сложных случаев. Это была идея Кингсли, — добавил он, но уже без прежней гордости.

— Вы целитель? — с любопытством спросила Аркадия; она бы и не догадалась о таком, но, с другой стороны, она действительно еще не так много знала об этом человеке.

— Нет, но я работал в качестве зельевара по заказам Святого Мунго с тех пор, как получил степень Мастера Зелий, так что я сотрудничаю с больницей уже довольно давно. За исключением последнего года, конечно.

Это откровение показалось хорошей возможностью узнать больше о Северусе, и Аркадия, быстро придумав несколько вопросов, которые могли бы помочь ей в достижении этой цели, потянулась к чайнику на столе.

— Значит, вы эксперт в исцелении проклятий, а также в зельях? — спросила она, а когда Северус кивнул, добавила: — О, а какой сорт чая вы любите?

— Я не пристрастен, — сказал Северус, слегка пожав плечами, и психолог, выбрав два пакетика черничного чая, взмахнула палочкой, чтобы вода в чайнике снова вскипела, и налила ее в заварной чайничек, в то время как Северус продолжал. — Но да: я прежде всего эксперт по зельям и Темной магии. Когда речь идет об особенно необычных или сложных проклятиях, я понимаю больше остальных, не считая разве что узкоспециализированных целителей, и даже тогда у меня есть доступ к ресурсам, которых они не имеют. Буквально вчера я предложил Святому Мунго позаимствовать тексты о вредоносной Темной магии у старых чистокровных семей Британии, поскольку те часто обладают обширными библиотеками. Многие из этих библиотек были недавно конфискованы Министерством, так что сейчас самое подходящее время для этого… и я только что говорил с Малфоями о том, чтобы они посодействовали в этом деле своей коллекцией.

— Только что? — Аркадия была так удивлена, что отложила вопрос, который собиралась задать. — Это было не вчера?

— Да. Я навещал их сегодня утром и подумал, что лучше бы сразу попросить об этом, — ответил Северус, и Аркадия удивленно моргнула; она полагала, что он захочет дистанцироваться от столь печально известной семьи приверженцев превосходства крови, но, судя по ответу, не было даже похоже, что тексты о проклятиях были главной целью его визита.

— Вы хорошо знаете Малфоев? — спросила она, стараясь сохранить нейтральный тон.

— Я знаю их уже очень давно. Я учился в школе вместе с Люциусом и Нарциссой, и мы вращались в одних и тех же кругах, — ответил Северус и на мгновение замялся, как будто знал, о чем она думает, и взвешивал как много он хочет сказать. Затем мужчина вздохнул, и по его сжатой челюсти она догадалась, что он обязался быть честным, каким бы ни было ее мнение. — Последние пятнадцать лет я считал Люциуса одним из своих самых близких друзей… хотя я не могу сказать, что сейчас его чувства взаимны. Когда Драко был маленьким, я пообещал Люциусу, что, если с ним и Нарциссой что-нибудь случится, я буду заботиться о нем как о своем собственном ребенке.

Аркадии потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это, а Северус наклонился вперед, его длинные пальцы сплелись между собой.

— Я не знаю, как Драко относится ко мне сейчас. Он был возмущен моими попытками помочь ему в позапрошлом году, а за последний год мы почти не виделись. А когда это случалось, он избегал общения со мной. Сегодня нам удалось немного поговорить, но между нами снова возникла дистанция. Мне казалось, что Нарцисса была единственной, кто искренне рад меня видеть, но она никогда не была Пожирателем смерти; она хотела уйти со службы Темному Лорду с тех пор, как тот обратился против Люциуса, но… — он замолчал, непроизвольно потирая руки. — Я не знаю, простят ли Люциус и Драко меня за предательство.

Было странно слышать, как Северус говорит о «предательстве» Пожирателей смерти, но Аркадия отмахнулась от этого чувства, вместо этого постаравшись в полной мере оценить уникальный взгляд Северуса на этот вопрос. По его собственному признанию, он по сути, был для Драко подобно крестному отцу; вполне логично, что он будет ценить эти эмоциональные отношения, несмотря на то, что находится на другой стороне войны. То, что ей было трудно думать о Северусе как о предателе, не означало, что так думали и другие — и, если он действительно был близким другом Люциуса Малфоя, она могла предположить, что сейчас между ними существует некоторая напряженность.

— Вам удалось поговорить с ними обоими? — спросила Аркадия, сосредоточившись на том, чтобы думать об этих людях через призму мышления Северуса: не как о Пожирателях смерти, а как о его друге и неофициальном крестнике.

— Вкратце. Люциус, похоже, не слишком хорошо себя чувствует… последние несколько лет он тоже хотел отойти от войны, но случившееся все равно стало для него потрясением. Драко был... лучше, по сравнению с ним, но и у него не все в порядке. Он только что потерял на Битве одного из своих давних друзей, а в прошлом году его заставили включиться в войну в качестве Пожирателя смерти.

— Для...? — Аркадия не могла заставить себя задать вопрос, но Северус прочитал его по ее лицу, глаза его потемнели за длинными волосами.

— Не для того, чтобы убивать. Он никогда не мог этого сделать; не смог, даже когда Темный Лорд пригрозил убить его и его семью, если он этого не сделает. Но, когда возникал выбор между пытать или быть пытаемым...

Аркадии пришлось закрыть разум, дистанцировавшись от разговора, пока ей не стало слишком плохо от мысли о том, что молодой человек был вынужден делать такие ужасные вещи под столь страшной угрозой.

— В любом случае, ни один из них не вел себя как обычно, — неожиданно продолжил Северус, которому, очевидно, тоже стало не по себе от этой темы. — Так что пока я не уверен, в каком положении… мы находимся.

Какое-то время он молчал, а затем добавил в наступившей тишине:

— По правде говоря, сейчас я пользуюсь палочкой Драко.

Эта информация одновременно удивила и восхитила Аркадию: волшебная палочка была почти как пятая конечность, настолько личной и оберегаемой она была. На прошлой сессии она предположила, что Северус использует палочку умершего человека, но чтобы ее одолжили? Эта деталь говорила Аркадии о том, что он очень близок с Малфоями даже больше, чем его обещание защищать юного Драко — ближе, чем кто-либо, по всей вероятности. И все же, несмотря на столь явную демонстрацию доверия, мужчина сомневался в том, что его отношения с молодым человеком действительно близки.

— Должно быть, он очень уважает вас, раз одолжил свою палочку, — ответила она, а Северус поднял чашку с чаем, чтобы занять руки.

— Думаю, это больше похоже на возврат долга, чем на что-либо еще. Он... Драко был человеком, которого Темный Лорд изначально выбрал для убийства Дамблдора, но это был фарс — он всегда хотел, чтобы это дело на себя взял я. Он просто хотел, чтобы Драко умер при попытке. Люциус подвел его незадолго до этого, и это должно было стать его наказанием: потерять единственного сына.

Аркадия внимательно слушала, начиная понимать, к чему он клонит, и Северус взглянул на нее, а затем переключил свое внимание на стол.

— Дамблдор знал об этом плане с самого начала, но никто из нас не представлял, что нужно делать. Я надеялся найти способ выкрутиться или сорвать этот замысел, и это могло бы сработать… но Дамблдор охотился за темными артефактами, и всего через несколько дней после того, как я впервые рассказал ему о плане Темного Лорда, он получил смертельную травму от одного из них.

Это было в июне 1996 года. Я был у себя дома, и тут появился феникс Дамблдора, Фоукс. Я увидел слезы на его щеке и понял, что случилось что-то ужасное. Он перенес меня прямо в Хогвартс, где я увидел, что Дамблдор подвергся проклятию. Мне удалось остановить его распространение и запереть в руке, но оно было необычайно сильным, и я сказал директору, что ему осталось жить всего год, а может и меньше.

Именно в ту ночь он решил, что это я должен быть тем, кто его убьет. Я подумал, что это нелепо; конечно, лучше было бы просто отражать покушения на его жизнь, пока он не скончается сам. Его убийство стало бы огромным ударом для Британии… а это было именно убийством, по крайней мере с виду. Я с самого момента своего согласия понимал, что это будет не просто принятие яда на смертном одре.

Теперь я знаю, что он был так категоричен, потому что проклятие принадлежало Темному Лорду, а это означало, что Бузинная палочка перейдет к нему, если кто-то другой не победит Дамблдора более прямолинейным способом. Но в то время я не знал ни о происхождении проклятия, ни о существовании палочки. Когда он попросил меня сделать это, то объяснял все желанием защитить студентов от Темного Лорда, подарить себе быструю безболезненную смерть и... избавить Драко от повреждений души.

Северус сделал глубокий, прерывистый вдох, и Аркадия заметила, как он усилил окклюменцию.

— Не прошло и недели, как я дал Непреложный Обет Нарциссе Малфой, что буду защищать Драко, когда он попытается выполнить задание, и что… если он потерпит неудачу... я выполню его вместо него. Я бы и так это сделал, но факт остается фактом: без моего вмешательства Драко был бы убит Темным Лордом, если бы провалил порученное дело. Так что, я думаю, то, что у меня есть эта палочка — это просто возврат долга.

Он вытащил палочку из рукава и аккуратно зажал ее между большим и указательным пальцами, позволив свободно болтаться. Аркадия вместе с ним изучала ее в течение долгой минуты, а затем Северус убрал ее обратно и сцепил руки вместе.

— Я подумал, что будет лучше пояснить этот нюанс, — сказал он будничным, хоть и немного нервным голосом. Он выглядел встревоженным, сгорбившись в своем кресле, и психолог поняла, что это был жест доверия; ей нужно было быть осторожной, чтобы оправдать его ожидания, показать, что она не осуждает его ни за приятельские отношения с Малфоями, ни за следование плану покойного директора.

— Вы обижаетесь на Дамблдора за то, что он попросил вас сделать это? — спросила Аркадия, внимательно наблюдая за тем, как его губы скривились в злобном оскале, а затем тонко сжались.

— После того, как я получил бы палочку, по его мнению, именно я должен был одолеть Темного Лорда. Так что да. Наверное, можно сказать и так, — ответил он, и воздух в комнате замер, повиснув в потрясенной тишине.

Аркадия привыкла, что ей говорят ужасные, почти невероятные вещи, но это… это ее ошеломило. Сама мысль того, чтобы сразить Того-Кого-Нельзя-Называть была непостижимой, выходящей за рамки разумного для любой ведьмы или волшебника. Сколько необычайно одаренных волшебников Сами-Знаете-Кто убил за время своего господства? Не считая Дамблдора, ни у одного из них не было даже шанса. Им приходилось спасаться бегством... или их убивали. Промежуточного варианта не было. То, что Гарри Поттеру удалось одержать победу над ним, было чудом, возможным только благодаря древней магии, которая отразила силу Сами-Знаете-Кого обратно на него самого. Подумать только, Северус мог попытаться...

— Можете представить, какое разочарование я испытал, узнав об этом лишь на этой неделе, — сказал Северус и посмотрел на нее с горькой, ироничной улыбкой на губах.

На этот раз Аркадия смогла только кивнуть.

— Он мог бы сказать мне тогда. По крайней мере, у меня было бы время все спланировать. Конечно, в таком случае я вряд ли сидел бы здесь. У меня нет феноменального везения Поттера.

На несколько мгновений воцарилось молчание, но затем Аркадия вырвалась из оцепенения, напомнив себе, что ей необходимо поддерживать контакт при разговоре с Северусом.

— Я рада, что до этого не дошло. Это стало бы невероятным бременем для вас, — сказала она, надеясь, что он услышит ее искренность.

— Не только для меня, — пробормотал Северус, и, похоже, ему стоило больших усилий, чтобы поднять глаза. Солнечный лес за его плечом погрузился в сумерки, нарисованные мазки деревьев и папоротников стали едва различимы. — Я пытался не думать об этом. Я... не знаю, смог бы ли я одолеть его.

Безэмоциональность его голоса не удивила ее; психолог знала, что испытала бы такое же отчаяние, если бы Дамблдор обратился к ней с этой задачей. Тяжесть задания была сокрушительной даже для воображения.

— Что ж, к счастью, вам не придется этого делать, — мягко ответила она, и он, испустив дрожащий вздох, медленно кивнул.

— Да, к счастью.

Некоторое время они сидели во взаимном молчании, пока указательный палец Северуса не начал постукивать по чашке, и Аркадия поняла, что тот ждет, когда она заговорит.

— Я бы хотела назначить вам следующую встречу сейчас, если можно, так как на прошлом сеансе мы немного задержались. Вам подойдет следующий четверг в девять утра?

— Вполне, — ответил Северус, похоже, испытывая облегчение от того, что разговор зашел о чем-то столь обыденном, и слегка пожал плечами. — Я не могу гарантировать, что не возникнут какие-то другие дела, но пока ничего не ожидается.

— Просто дайте мне знать, если это произойдет, — успокоила Аркадия, отмечая дату и время в своем ежедневнике. Северус проследил за тем, как она отлевитировала его обратно на стол, уютно примостившемся в углу в нескольких шагах от ее кресла. Глаза мужчины продолжили следить за ее движениями, когда она взяла чайничек, который к этому времени уже явно успел завариться.

— По поводу последнего сеанса, вы посетили похороны, которые мы обсуждали ранее? Как все прошло? — спросила она, наливая ему чашку черничного чая, и Северус скривился, его губы изогнулись в нечто похожее на усмешку. Женщина заметила, что левая сторона его лица была более выразительной — активнее всего двигался уголок рта, и, наряду с бровями, это был один из главных индикаторов его эмоций.

— О каких из них вы хотите узнать? — спросил он сухим и сардоническим тоном, но слегка нахмурил брови, пододвинув чашку ближе к себе, и Аркадия увидела, как вспыхнули его глаза, прежде чем снова стать пустыми.

— На скольких вы присутствовали? — она помнила, что обсуждалось только три, два из которых вполне могли быть организованы вместе, но замечание Северуса не очень-то вязалось с этим.

— Девять, — коротко ответил он, и Аркадия на мгновение почувствовала боль в груди, вспомнив маглорожденных, которых она видела будучи в бегах, брошенных Пожирателями мертвыми или еще хуже. — Ну, восемь. Одни из них были больше похожи на посещение могильника.

— Могильника? — она не смогла полностью скрыть беспокойство в своем голосе.

— Могильника Пожирателей смерти. К одному из моих студентов, Винсенту Крэббу. Его тело не нашли, но, по крайней мере, ему предоставили гроб.

Они оба замолчали, плечи Северуса безвольно ссутулились, он безучастно смотрел на дымящийся чай перед собой. Затем он слегка шевельнулся, и Аркадия усомнилась в своих намерениях выразить соболезнования.

— Семь студентов, и еще один бывший ученик. Это всегда тяжело, — пробормотал он, и в его словах чувствовался груз, свойственный человеку намного старше.

При этой мысли Аркадия поняла, что не знает, сколько Северусу на самом деле лет.

— Мне жаль, что вам пришлось пройти через это, — мягко ответила она совершенно искренне. — Вы хотите поговорить об этом?

— Не особенно, — сухо ответил мужчина и сделал глоток чая, его черные глаза по-прежнему были устремлены на чашку.

— Тогда, могу я кое-что спросить? — спросила она, выдержав полминуты, и Северус слегка пожал плечами, очевидно, все еще находясь в раздумьях. — Мне только что пришло в голову о чем я забыла спросить в прошлый раз, но… сколько вам лет?

— Тридцать восемь, — ответил он, и психолог удивленно моргнула. — Я родился в январе 1960 года.

Тридцать восемь. Глядя на его лицо она предполагала, что как волшебнику ему примерно сорок лет; магл мог бы подумать, что ему около тридцати. Но судя по тому, как он говорил, женщина иногда задавалась вопросом, не ближе ли ему к пятидесяти, как и ей.

Теперь же она невольно подумала, что он еще довольно молод.

— Где вы выросли?

— Коукворт. Это фабричный городок старой текстильной фабрики, расположенный на окраине Ланкастера возле реки Кокер. Я все еще живу там в летние месяцы; дом ничего не будет стоить, если его продавать.

Это заинтересовало Аркадию. Бывший Пожиратель смерти, выросший в магловском фабричном городке, да еще и проживающий там до сих пор? Она не могла похвастаться, что много знала о последователях Сами-Знаете-Кого, но у нее сложилось стойкое впечатление, что большинство из них были чистокровными, и она полагала, что Северус всегда жил в мире волшебников.

— Я вырос среди маглов, — продолжил Северус, видимо, заметив удивление на ее лице. — Моя мать была из рода Принцев, поэтому от нее отреклись из-за того, что она вышла замуж за моего отца-магла. Она никогда не пользовалась магией, в основном по вине моего старого доброго папаши, а без семейного состояния у нее не было особого выбора.

Его голос стал угрожающе ровным, и Аркадия уделила этому пристальное внимание, увидев, как его губы скривились от отвращения.

— На самом деле, в этой истории нет ничего особенного. Но дом удобен, поэтому я его оставил. Не так много людей настолько глупы, чтобы искать высокорангового Пожирателя смерти в заброшенном магловском городке.

Он снова замолчал, и Аркадия поймала себя на мысли, что да, с этим можно согласиться.

— Как... — она замялась, не уверенная, что хочет спрашивать об этом, но Северус проницательно поднял бровь.

— Как я стал Пожирателем смерти, будучи выросшим в магловском мире? Ну, я бы сказал, что это и было одной из главных причин, по которой я это сделал.

Аркадия ждала продолжения, но мужчина лишь раздраженно стучал пальцем по чашке, глубоко нахмурившись.

— Я не хочу об этом говорить, — вдруг резко произнес Северус, подняв на нее глаза.

— Все в порядке, — заверила Аркадия, но Северус выглядел несколько смущенным; у нее было ощущение, что нежелание говорить о чем-то не было для него веским оправданием. — Как насчет того, чтобы вернуться к похоронам, если вы не против?

— Конечно, — ответил Северус, и она подумала, что было не очень хорошо, что в его голосе звучало заметное облегчение.

— Итак, вы присутствовали на похоронах Фреда, Люпина и Тонкс, да? — Северус кивнул. — Как вы думаете, посещение этих похорон помогло вам обрести душевное равновесие?

— Наверное, — задумчиво произнес он, устремив взгляд на свою чашку с чаем. Чувствуя, что он вот-вот продолжит, психотерапевт выжидающе смотрела на него; она начала усваивать его невербальные сигналы достаточно хорошо, чтобы догадываться, когда ему нужна поддержка, а когда терпеливый слушатель. — Не думаю, что на меня это произвело такое же впечатление, как на большинство людей, поэтому трудно сказать. Я… ну, я не совсем уверен, но… думаю, что я помог миссис Уизли найти утешение. Не совсем умышленно, но потом она все время пыталась меня поблагодарить, — сказал он, выглядя смущенным и скрываясь за завесой волос.

— Что произошло? — с любопытством спросила Аркадия, видя, как он неловко ерзает в кресле; мысль о благодарностях миссис Уизли явно заставила его чувствовать себя неловко — что для Северуса, как она знала, действительно очень тяжело.

— Ну, я шел вдоль края церемонии, где большинство присутствующих были в слезах или едва сдерживались, а я… у меня слез не было. Что очевидно, — добавил он, и ей было непонятно, считает ли он слезы чем-то недозволенным или просто признает, что он не тот, от кого большинство людей ожидает слез. — Там было несколько чиновников министерства, и один из них, похоже, хотел поговорить со мной, поэтому я нырнул в дом, чтобы избежать этого...

Он рассказал ей о том, как миссис Уизли рыдала за кухонным столом, и как он хотел незаметно ускользнуть — реакция, которая не удивила Аркадию, учитывая то немногое, что она знала о нем. Психолог обратила пристальное внимание на то, как он описал этот инцидент, обрисовав его как непроизвольную реакцию на кастрюлю на плите, которая просто привела к тому, что он стал готовить еду, пока миссис Уизли рыдала и рассказывала ему истории о своем покойном сыне; ее брови взлетели вверх, когда Северус поведал о том, как он сделал угрожающий комментарий, вызвавший смех Джорджа Уизли, а также о благодарностях со стороны скорбящей матери. Он подробно рассказал историю вплоть до момента, когда миссис Уизли обняла его, охарактеризовав этот жест если не неприятным, то слишком затянувшимся, а затем закончил тем, что вернулся в Хогвартс вместе с другими сотрудниками.

Наконец, когда он закончил говорить, Аркадия поняла, какой вопрос она хочет задать следующим, вопрос, который, по ее мнению, поможет разобрать всю эту историю.

— Это была случайность?

— Что? — ответил Северус, явно сбитый с толку.

— Это была случайность? — повторила она, а затем продолжила. — Было ли это случайностью, что вы занялись приготовлением еды? Было ли случайностью, что вы рассмешили Джорджа?

— Я… нет, — сказал Северус, похоже, снова чувствуя себя крайне неловко, и Аркадия улыбнулась.

— Судя по тому, что вы мне рассказали, вас словно невидимая сила заставила готовить ужин. Я полагаю, это было не так, верно?

— Нет, — ответил Северус, все его лицо было скрыто за волосами.

— Тогда почему вы это сделали? Почему вы предпочли помочь? — она осторожно использовала слово «предпочли», так как было важно, чтобы Северус осознал, что этот поступок был именно тем, чем он и являлся: выбором.

— Я… я не знал, что еще делать. Я не мог не делать ничего, не так ли? И когда я не смог ничего сказать, чтобы утешить ее, я... ну, я хотел хоть что-то сделать. Вы… вы смогли помочь мне, немного, в воскресенье.

Он замолчал, как будто даже это небольшое признание было слишком сильным, и Аркадия уже собиралась задать деликатный наводящий вопрос, когда мужчина резко поднял на нее глаза.

— Я сказал ей, — выпалил он, и психолог моргнула, не понимая, что он имеет в виду. Увидев ее растерянное выражение лица, Северус, похоже, понял, насколько расплывчатым было заявление, и его острые скулы приобрели легкий оттенок румянца; Аркадия проанализировала эту реакцию, вспомнив, что и на прошлой сессии он несколько раз демонстрировал аналогичное поведение при смущении. — Я… я сказал Молли Уизли, что хотел бы сделать больше для защиты тех, кто погиб.

— Это большое достижение. Вы можете гордиться, — искренне произнесла Аркадия, и его румянец стал еще ярче.

— Наверное, — ответил он, но это прозвучало не так уверенно, как она надеялась.

— Разве вы не считаете, что должны гордиться собой? — спросила она, сохраняя ласковый тон, и Северус отвернулся, бросив уловку с чашкой и устремив взгляд в дальний угол, чтобы не встречаться с ней глазами.

— Не особенно, — ответил он через несколько мгновений, и Аркадия выдержала небольшую паузу, распознав в этом ответе тот же знак, который он использовал, чтобы сказать, что не хочет говорить о своих умерших студентах.

— Почему? — поинтересовалась она, внимательно наблюдая за его затылком, чтобы понять, не нужно ли ей переключиться на другую тему.

— Я не умею помогать людям, — пробормотал Северус, его тихий голос был почти неслышен, но не подавал никаких признаков того, что мужчина испытывал подавленность.

— Разве миссис Уизли бы с этим согласилась? — спросила психолог, и Северус повернул голову к ней, его лицо появилось из-за завесы волос.

— Я даже не смог сказать ей, что сожалею о смерти ее сына, — сказал он с явным раздражением, и она уловила отблеск гнева в его глазах, хотя и знала, что тот был направлен ​​не на нее.

— То, что вы утешали ее не типичным способом, не означает, что вы ее не утешили или что ваше утешение было менее полезным, — мягко сказала Аркадия, и губы Северуса сжались в горькую усмешку.

— Легко так говорить, но когда ты стоишь там, смотришь в глаза убитой горем матери и не можешь сказать ничего? Я имею в виду — я не смог. Я знал Фреда Уизли, я учил его семь лет — но когда это было важно, я не смог ничего сказать. Я никогда не мог ничего сказать.

На последней фразе в его голосе прозвучали эмоционные нотки, и Северус тряхнул головой, явно злясь на то, что не сдержался. Интуитивно Аркадия поняла, что эта реплика была крайне важной — это то, что давно его гложет. Но она не была уверена, что построила достаточно прочные отношения, чтобы спрашивать об этом, поэтому не стала этого делать, выбрав другой путь.

— Никогда? Мне трудно в это поверить, — ответила она, при этом не допуская в своем голосе и намека на скептицизм. — Неужели вы не можете вспомнить какой-нибудь случай, где вы смогли произнести слова поддержки, посчитав, что кто-то в этом нуждается? Хотя бы один?

Северус долго молчал, но постепенно его хмурый взгляд развеялся, уступив место печали.

— Я смог поговорить с Винсентом, когда навещал его. Он... Там больше никого не было, и я чувствовал, что не могу уйти просто так, ничего не сказав. Я не знал, был ли я единственным, кто соизволил прийти, но если это было так, это было неправильно. Поэтому... Я сказал ему, что скорблю по нему, как и его отец. Несколько дней назад Крэбб пытался убить меня за то, что я не защитил Винсента.

То слабое значение, которое он придал последним словам, заставил Аркадию замереть, и психолог моргнула, размышляя, правильно ли она расслышала.

— Отец Винсента пытался вас убить?

— Когда я помогал аврорам выслеживать Пожирателей смерти. Это не имеет значения, — ответил Северус, пожав плечами, а затем продолжил, как будто покушение на его жизнь было лишь незначительным неудобством. — Я не знаю, что это говорит обо мне. Я способен общаться с мертвыми, а не с живыми? Если это вообще можно назвать общением.

— Может, было легче что-то сказать, потому что вы были один, — предположила Аркадия, задаваясь вопросом, как ей лучше составить заметку о сеансе, в которой бы говорилось: «обсуждали попытку убийства родителем покойного студента/Пожирателем смерти — не имеет значения».

— Возможно, — сдавленно сказал Северус. — Но даже наедине с собой я не очень хорош в ведении разговора.

— Может, умение легче общаться с другими людьми — это то, над чем вы хотели бы поработать? — спросила психолог, и он снова пожал плечами, выглядя смущенным.

— Было бы неплохо. Я бы хотел чувствовать, что я... способен говорить с людьми, а не просто стоять как истукан. Но не думаю, что это то, в чем я когда-либо буду хорош.

— Мне кажется, что самое главное — это пытаться, даже если трудно. Не стоит волноваться о том, что у вас что-то не получается, — мягко сказала она, и мужчина беспокойно шевельнулся.

— Не то чтобы я думал, что пробовать не стоит. Просто... — он замолчал, выглядя заметно расстроенным. Он снова уставился на свою чашку; Аркадия наблюдала, как выражение его лица постепенно становилось смиренным, как будто он обдумывал довольно разочаровывающее признание. — Это не... Дело в том, что это я не такой, — наконец заявил он, подтолкнув чашку на блюдце, чтобы та встала ровно.

— Дело в том, что вы не такой, или в том, что вы не таким были? — спросила Аркадия, и едва Северус осознал эти слова, как на его лице отразилась неуверенность. — Возможно, вам трудно налаживать контакт с другими людьми или словесно выражать им свою заботу. Но вам все же удалось помочь кому-то в очень трудное время, просто оказав им молчаливую поддержку. Я бы сказала, что это очень трогательно.

— Я… я не… — беспомощно сказал Северус, жестикулируя, словно у него не было слов.

— Может, вы и не такой, но вы можете таким стать, — мягко сказала она, и мужчина опустил руки, глядя в пол с нечитаемым выражением лица. — Поведение никогда не бывает окончательным, Северус. Мы делаем выбор в том, каким образом взаимодействовать с другими людьми много раз на дню. Это нормально — чувствовать страх перед перспективой изменить свое поведение, но вы можете контролировать его. Нужно лишь решить, кем вы хотите быть, а затем работать над этим.

Ее клиент на мгновение принял недовольный вид, а затем испустил долгий разочарованный вздох и начал нервно постукивать по своей фарфоровой чашке.

— Похоже, вас что-то беспокоит, — заметила Аркадия примерно через полминуты, и Северус закатил было глаза, но затем спохватился. — Не хотите ли рассказать, что именно?

— Я не знаю, что именно, — ответил тот с раздражением.

— Вас что-то задело из сказанного мной?

Эмоции боролись на его лице, бесстрастность попеременно сменялась многообразными гримасами, но в конце концов он остановился на разочаровании.

— Я не знаю, — повторил он снова, и, похоже, это было правдой.

— Почему бы вам не рассказать мне о том, что вы чувствуете? — предложила она, и Северус нахмурился, пристально уставившись на стол.

— Наверное, я чувствую, что не согласен, — отозвался он, и психолог кивнула в знак того, что слушает, ожидая, пока он разберется со своими мыслями. — Я не чувствую, что могу контролировать то, кто я есть. Всю свою взрослую жизнь я провел под влиянием сильных мира сего. Даже когда я был ребенком, как бы я ни старался, мне казалось, что все просто само происходит и тянет меня за собой. Как я могу выбирать заводить мне разговор с людьми или нет, если у меня даже голос отказывает?

— Что ж, — сказала Аркадия, аккуратно откладывая ответ, — в данном случае, мне кажется, что вы в основном освободились от контроля этих сил. Вы согласны?

— Пожалуй, — нехотя ответил он.

— Я убеждена, что вы имеете право выбора, как взаимодействовать с другими людьми. Если у вас возникает стрессовая реакция, из-за которой вам трудно говорить, есть техники, которые помогут вам справиться с этим. И, пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, но насколько я понимаю, что, будучи шпионом, вы должны были очень умело контролировать свои слова.

Выражение лица Северуса могло бы показаться комичным, если бы все не было так серьезно. Это был едва ли не первый раз, когда она видела взрослого человека, выглядящего так, словно его нечестно обыграли, но он выглядел столь недоверчивым и обиженным, что женщина едва смогла сдержать свои эмоции, чтобы не улыбнуться.

— Да, — сказал он так, будто имел в виду прямо противоположное. — Но я не хотел находиться в таком положении.

— Разве у вас не было выбора, чтобы уйти?

— Конечно, нет, — раздраженно ответил Северус. — Орден едва функционировал даже с моей информацией. Если бы я ушел, то по умолчанию обрек бы нас на поражение.

— Существует немало людей, которые все равно ушли бы, — заметила Аркадия, и его брови сошлись вместе.

— Это не такие люди, как я, — возразил он, начиная немного горячиться.

— Что вы имеете в виду? — давить на взволнованного клиента было довольно хрупким приемом, но Северус никогда еще не отвечал ей с такой готовностью, и она знала, что получает его истинные мысли, а не тщательно выстроенные ответы, которые могли скрывать множество вещей.

— Что я не трус, — яростно произнес Северус, буравя ее своими черными глазами. — Я не бросаю людей, которых поклялся защищать.

— Значит, вы решили остаться, чтобы выполнить это обещание? Или, может, чтобы бороться за дело, в которое верили?

Северус какое-то время боролся с собой, казалось, сопротивляясь этой идее.

— Я не нарушаю своих обещаний, — возразил он, опустив взгляд на стол. — Это не было выбором. Как только я поклялся в чем-то, это уже перестает быть вопросом. Я не отказываюсь от своего слова.

— И вы всегда поддерживали этот уровень честности?

— Конечно, — отрезал он, злясь на то, что она вообще спросила. — Если я даю обещание, я его держу.

— А как вы обосновали то, почему ушли из Пожирателей смерти?

Только когда этот вопрос прозвучал, Аркадия поняла, что, возможно, задала его не лучшим образом, но Северус хранил каменное молчание, явно размышляя. Он не казался обиженным, как раньше; видимо, она все-таки подобрала правильный вопрос.

— Потому что первым я пообещал кое-что другое, — сказал он наконец. — Лили была моим другом еще до того, как я узнал о войне. Когда в 1980 году я обнаружил, что она находится в опасности, я сразу понял, что сделаю все, чтобы защитить ее. Я пошел к Дамблдору не для того, чтобы предать Темного Лорда… я сделал это, потому что не мог предать Лили.

— И это был выбор, — дополнила Аркадия, и Северус вздохнул.

— Да, это был выбор. Какую бы пользу это ни принесло кому-либо. — Он подтолкнул чашку к краю блюдца, затем поднял ее и покрутил в руках, наблюдая, как осадок растворяется в пурпурном чае. — У меня есть опыт неудачного выбора. Но, полагаю, вы правы. Я мог бы покинуть Орден. Я просто никогда не рассматривал этот вариант.

— Почему вы остались? — спросила психолог, глядя, как он отпивает чуть теплый чай. — Исключительно потому, что вы дали обещание Дамблдору?

— Это… — он запнулся на мгновение, поставил чашку обратно и сцепил руки вместе. — Поначалу так и было, но потом это переросло в нечто большее. Он не был дураком, Дамблдор; изначально я поклялся сделать что угодно в обмен на то, что он защитит Поттеров, поэтому, когда он потерпел неудачу, у меня не было причин оставаться. Если бы я ушел, я бы, наверное, какое-то время плутал без дела, может быть, покончил с собой. Я много думал об этом после Хэллоуина восемьдесят первого года. Дамблдор... не уважал меня тогда; между нами было очень мало общего, кроме совместной цели… и очень мало того, что он мог бы во мне увидеть. Я думаю, что на самом деле он сильно меня недолюбливал, но я был его единственным шансом иметь шпиона в рядах Пожирателей смерти когда Темный Лорд вернется, и это делало меня слишком полезным, чтобы отказываться.

Поэтому, в ту ночь, когда умерла Лили, он сделал так, чтобы я не ушел. Он сказал мне, что Темный Лорд вернется, и что, когда это произойдет, Гарри Поттер будет в ужасной опасности. Он… он говорил об этом отнюдь не мягко. Мальчик был сыном Лили, и от меня не было бы никакой пользы, если бы я не помог защитить его.

По рукам Северуса пробежала легкая дрожь, и он схватил трясущейся рукой внутреннюю часть левого предплечья, сильно сжав ее.

— И я поклялся, что сделаю это. Я помогу защитить Гарри Поттера, и память о Лили будет жить. И не успел я оглянуться, как уже согласился защищать Драко, у меня появились ученики и коллеги, которых я не мог бросить... Я закрепился. Уход не был для меня вариантом в течение очень долгого времени.

Аркадии хотелось бы многое обсудить из сказанного, но она воспользовалась моментом, чтобы собраться с мыслями и подумать о том, что больше всего нужно Северусу.

— Я не думаю, что вы обязаны быть полезным для людей, — сказала она, и ее клиент посмотрел на нее с несколько озадаченным выражением лица.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, явно не понимая, к чему она это сказала.

— Вы сказали, что Дамблдор не отказался от вас, потому что вы были полезны, и что вы согласились защищать Гарри, чтобы быть полезным Лили. Это то, что вас заботит? Чтоб быть полезным?

Этот вопрос, казалось, выбил Северуса из колеи; он моргнул и нахмурился, его глаза метались по комнате, затем он нахмурился еще сильнее.

— Я беспокоюсь не столько об этом, сколько об ожидаемом отношении, разве не так? Если кто-то принимает меня и доверяет мне, я помогаю ему. Вот как это работает.

— Есть разница между тем, чтобы помогать людям и быть полезным для них, — ответила Аркадия, и он непонимающе поднял брови. — Помощь кому-то — это то, что вы делаете по собственному желанию. Вы можете решить помочь, потому что вы заботитесь о них или сочувствуете им, даже если они вам незнакомы. Быть полезным подразумевает, что если вы не даете что-то человеку постоянно, то ваши отношения не будут длиться долго. Как думаете, что вы имели в виду?

Северус открыл рот, затем, поколебавшись, снова закрыл его.

— Быть полезным, — наконец тихо ответил он.

— В здоровых отношениях вам необязательно быть полезным для людей, — мягко сказала она, и мужчина сглотнул, его адамово яблоко качнулось в горле. — Когда у вас есть друзья, вы и другой человек получаете пользу просто от того, что находитесь рядом друг с другом. Возможность положиться на кого-то часто является частью дружбы, но это не то же самое, что быть полезным в обмен на доверие или привязанность.

В глазах Северуса мелькнула тревога, и Аркадии показалось, что она чувствует исходящий от него легкий страх.

— Вы сами по себе представляете ценность, Северус. Ваша личность, ваша компания — этого достаточно, чтобы завязать дружбу с другими людьми. Если кто-то требует от вас большего в обмен на дружбу, то это исключительно его дело. Это не делает вас менее достойным или не заслуживающим любви и отношений.

Северус закачался взад-вперед, балансируя на краю сиденья и снова потирая предплечье.

— Чувствовали ли вы, что обязаны быть полезны Дамблдору даже в последние годы? — спросила Аркадия, почувствовав, что ее слова расстроили его, заставив усомниться в своих прошлых отношениях.

— Я… — он остановился, быстро моргая, и Аркадия заметила влагу в его глазах. — Я думаю, мы стали друзьями спустя некоторое время. Но я так и не смог забыть о своей роли. Я поклялся ему; я не мог не быть полезным, если хотел выполнить эту клятву. Мы могли вести беседы, иногда мы говорили как равные, но я часто чувствовал, что он меня не слушает. Он не слушал многих людей. Он просто... никогда не ставил кого-то выше того, что нужно было сделать для войны. Когда я злился из-за какого-либо из его планов, это было все равно, что кричать на стену. Он выслушает и, возможно, посочувствует, но шансов изменить ситуацию не было. Он считал, что знает все лучше всех и не шел ни на какие компромиссы.

Это... сильно отличалось от службы в рядах Пожирателей смерти. Темный Лорд в ярости убивал своих слуг, но это было потому, что люди были для него просто инструментами. Он никогда не делал вид, что спрашивает их мнения, он играл на их эмоциях и манипулировал ими, ничего не чувствуя. Дамблдор был другим; он заботился о людях, которые были ниже его, но не было ничего, чего он не сделал бы, чтобы выиграть войну. Мне было очень трудно научиться думать так же, как он, когда начали появляться жертвы его планов. Он был безжалостен. Он должен был таким быть.

Теперь Северуса била мелкая дрожь, но он продолжал, не дожидаясь, пока Аркадия вмешается, чтобы его успокоить.

— Когда я дал Нарциссе Непреложный Обет, это… это было единственное обещание, которое я хотел нарушить. Я бы скорее убил себя, чем Дамблдора, но он и слышать об этом не хотел. Он… он заставил меня сдержать данное ему слово. Не думаю, что у меня действительно был выбор в этом вопросе. Если бы это было так, я бы сейчас здесь не сидел.

По лицу Северуса покатились слезы, и он издал короткий смешок.

— Я рад, что он заставил меня сделать это. Я не должен иметь права выбора, — яростно сказал он и сердито провел рукой по глазам, а Аркадия тихонько призвала книгу с заметками о сеансе, которую она завела для Северуса на прошлой неделе, и записала ряд важных моментов, прежде чем они успели вылететь у нее из головы.

— Почему вы считаете, что вы не должны иметь право выбора? — спросила она, как только он немного успокоился, и отложила перо, чтобы показать, что слушает.

— Потому что я очень, очень искусен в принятии решений, которые причиняют людям боль, — ответил он, его голос сорвался на конце фразы.

— Сегодня мы говорили о том, как ваши решения помогали людям, — заметила Аркадия, но он мрачно покачал головой.

— Нет. Это другое. Какая разница, что некоторые из моих действий помогают людям, если большинство из них причиняют вред? Если значение выбора невелико — то ладно. Но если оно огромно? Меняющее жизнь? Не уверен, что я когда-либо делал выбор, который был бы удачным.

Слезы снова навернулись на его глаза, и Аркадия какое-то время наблюдала за ним, обдумывая, как лучше поступить.

— О чем вы сейчас вспоминаете? — наконец спросила она, все еще не в силах до конца его прочитать, и Северус тихо кашлянул, очевидно, ему было труднее себя контролировать, чем казалось.

— Вы действительно хотите знать? — его голос был напряженным, балансируя между вызовом и весельем, будто он собирался горько рассмеяться.

— Да, — ответила Аркадия, и огонек притворного веселья в глазах Северуса померк, на его лице залегли морщины, состарив его на годы.

— Я был тем человеком, который рассказал Темному Лорду пророчество, предсказывающее его поражение. Я слышал это, когда шпионил для него за Дамблдором. Я отнес его Темному Лорду, думая, что это будет… — он выплюнул это слово, — полезно. Это пророчество было истинной причиной, по которой он решил выследить Поттеров, думая, что их сын и есть тот ребенок, о котором в нем говорилось. Я...

На его лице отразилась мука, глаза на мгновение зажмурились, а затем открылись, заполненные слезами.

— Я — та причина, по которой Лили была убита.

Повисло молчание, и, пока психолог переваривала услышанное, Северус поднес руки к лицу, подавляя рыдания. Как только его контроль над собой разрушился, он, казалось, сломался окончательно: он дрожал, в то время как слезы капали с его подбородка на ковер, задыхался, с трудом делая короткие вдохи в тщетной попытке перестать плакать.

— Ясно, — наконец мягко сказала она, видя, что он слишком переполнен эмоциями, чтобы говорить. — Вы хотите обсудить это?

— Что? — Северус опустил руки, тупо уставившись на женщину покрасневшими, полными слез глазами.

Аркадия догадалась, что он не просит ее повторить вопрос.

— Моя работа состоит в том, чтобы обеспечить конфиденциальную, свободную от суждений обстановку, Северус, — сказала она, стараясь говорить как можно мягче. — Меня обучили не осуждать своих клиентов, что бы они ни сказали или сделали. Я здесь для того, чтобы выслушать вас и помочь вам научиться справляться с трудностями, с которыми вы сталкиваетесь, здоровым способом — обещаю, это не пустые слова. Я искренне не осуждаю вас и никогда не буду осуждать, что бы вы мне ни говорили.

— Но… — Северус заметно вздрогнул, его сломанные ногти впились в левое предплечье, цепляясь за ткань мантии. — Я дал ему информацию, зная… зная, что люди умрут. Что он… он убьет ребенка, прежде чем ему успеют помешать. Что он убьет родителей. Что он убьет всю их семью. Я знал это.

В его голосе слышался сильный гнев, и она долго размышляла, как лучше ответить, чувствуя, что Северус, находясь в таком обостренном эмоциональном состоянии, может отреагировать иррационально, если она снова попытается сказать ему, что все в порядке. Меньше всего ей хотелось, чтобы он в порыве защитной, саморазрушительной решимости набросился на нее с обвинениями в том, что она не понимает насколько он действительно ужасен, не теперь, когда она, наконец, начала понимать, как сильно он нуждается в ее помощи.

— Северус, вы знаете, с какими клиентами я училась работать? — наконец спросила Аркадия, переплетая свои пальцы с аккуратным маникюром, и он поднял взгляд, продолжая цепляться за свою руку, его глаза были пустыми и безнадежными. — Я тренировалась работать с убийцами, насильниками, абьюзерами — с людьми, совершившими всевозможные ужасы. Я решила стать психотерапевтом, прекрасно зная, что могу столкнуться с самым худшим из того, что может предложить человечество, и твердо намереваясь помочь своим клиентам справиться с проблемами, не осуждая ни их, ни их поступки. Не могу признаться, что видела много людей такого калибра, но это было мое решение, и я придерживаюсь его уже три десятилетия. Это значит, — продолжила она, увидев сомнение в черных глазах Северуса, — что даже если бы вы появились у моей двери не будучи оправданным — даже если бы вы появились у моей двери как абсолютно убежденный Пожиратель смерти, со списком преступлений длиной в десять метров — я бы все равно приняла вас в качестве клиента.

Она чуть было не добавила: «Если бы вы, конечно, не находились в розыске», но психолог прекрасно понимала, когда юмор полезен, и сейчас явно не тот случай. Поэтому она просто выдержала взгляд Северуса, твердо зная, что ее слова правдивы.

Через минуту Северус опустил глаза, уставившись на стол с нечитаемым выражением лица, и Аркадия позволила себе грустную улыбку, жалея, что не знает способа определить скрытые эмоции мастера окклюменции.

— Могу я задать вопрос? — спросила она через некоторое время, не желая, чтобы сеанс застопорился, когда Северус так явно нуждался в помощи.

Северус почти незаметно кивнул головой, легкое движение, которое она бы пропустила, если бы не смотрела прямо на него, и психолог воспользовалась моментом, чтобы сформулировать вопрос как можно более корректно.

— Я заметила, что у вас есть привычка прикасаться к левому предплечью, когда вы испытываете горе или раскаяние. Мне хотелось бы знать, осознаете ли вы это как проявление нервного тика? И если да, то какое значение имеет ваша левая рука?

Долгое время Северус молчал, глядя на стол. Затем, когда она уже начала думать, что он откажется отвечать, он поднес правую руку к левому рукаву и грубо дернул его до локтя.

Аркадия ничего не могла с собой поделать — она смотрела не отрываясь.

На внутренней стороне предплечья Северуса, такого же тонкого и бледного, как и сам мужчина, был шрам.

Не обычный гладкий, бледный шрам от пореза или царапины — нет, это был шрам от ожога, розовый и морщинистый, как будто его прижгли к плоти открытым пламенем, и Аркадия ощутила прилив непроизвольного, физического отвращения при мысли о боли, которую должен был причинить такой ожог. Ужас от раны, однако, был быстро омрачен формой, которую та имела — символ черепа и змеи, что будет узнаваем в Англии еще многие века, о котором тихо шепчутся те, кто все еще боится упоминать о нем.

Черная метка выжженная на руке Северуса.

— У всех Пожирателей смерти это есть? — спокойно спросила она, тщательно скрывая собственные эмоции по этому поводу, и Северус коротко кивнул, одергивая рукав. Аркадия могла придумать множество вопросов, которые хотела бы задать, но главный из них…

— Сколько вам было лет?

— Восемнадцать, — тихо ответил Северус, снова потирая шрам под рукавом.

Восемнадцать. Едва ставший взрослым. Мозг окончательно созреет только лет через семь. Подросток, втянутый в войну, которую он не мог полностью понять, страдавший в течение десятилетий после этого, чтобы работать против дела, в которое когда-то верил. Получение Метки стоило ему друга, будущего и почти жизни.

— Вам будет легче, если я возьму вас за руку?

Северус посмотрел на нее, явно сбитый с толку, но затем к нему, видимо, пришло понимание, и он невольно притянул к себе левую руку, будто та причиняла ему боль. Сперва замешкавшись, он все же медленно положил ее на стол ладонью вверх, чуть придвинув к женщине. Казалось, он ждал, что она проигнорирует этот знак или отвергнет его, но Аркадия лишь вопросительно смотрела на него, пока, наконец, он не сделал короткий, резкий кивок.

Потянувшись вперед, психолог положила свою ладонь на его, утешительно сжав руку, которой он так стыдился. Его рука дрожала, ладонь была потной, но хватка не была слабой или нерешительной, как это было во время их рукопожатия на прошлой неделе. Он сжимал ее руку так, будто никогда не хотел ее отпускать.

— Могу я вам кое-что сказать, Северус?

Он кивнул, издав слабый, сдавленный звук, который попытался скрыть за кашлем.

— Зная все это, я все равно считаю, что вы заслуживаете счастья. И это… — она снова сжала его руку, ощутив пробежавшую по ней тревожную дрожь. — …ничего не меняет. Ничто из этого не меняет. Вы сами по себе представляете ценность, вы имеете неотъемлемое право быть счастливым и делать свой собственный выбор. Вы можете принимать правильные решения и жить жизнью, о которой не будете жалеть. Вы понимаете это?

Он нерешительно кивнул, и Аркадия улыбнулась, слегка откинувшись назад. Мужчина крепче сжал ее руку, словно не давая ей отстраниться, поэтому она позволила ему удержать себя, опустив левый локоть на колено.

— Чего вы хотите, Северус? Кем вы хотите быть? Теперь у вас есть свобода выбирать свой собственный путь, не зависящий от войны. Я знаю, что это может показаться пугающим, возможно, даже непосильным, но я хочу, чтобы вы начали думать об этом.

Ладонь Северуса сжалась в ее руке, и женщина увидела, как напряглись его челюсти и мышцы шеи, натянувшиеся как тетива.

— Можно начать с малого, — мягко сказала она, и его хватка стала немного болезненной от волнения. — Что-то простое. Может, есть книга, которую вы хотите прочитать? Еда, которую вы хотите попробовать? Место, которое вы хотите посетить? Вам не нужно выбирать будущую карьеру или планировать всю свою жизнь. Постарайтесь не беспокоиться о том, будет ли это полезно, или о том, что подумают другие; выберите что-нибудь исключительно для себя. Чем бы вы хотели заняться?

Северус уставился на стол, не отрывая глаз от рисунка сучков в текстуре дерева, и нерешительно открыл рот.

Внезапный звон перебил его, и он подскочил на месте, а Аркадия взглянула на свои песочные часы, в которых упала последняя песчинка, и перевернула их, расширив отверстие, чтобы песок проходил быстрее.

— Кажется, у нас не осталось времени, — сказала она чуть извиняющимся тоном, и Северус закрыл рот, проглотив все, что собирался произнести. — Я была бы рада, если бы вы остались подольше — правда рада, — но через пятнадцать минут ко мне придет другой клиент.

— Все в порядке, — поспешно сказал Северус, и его рука вынырнула из ее ладони и метнулась к карману, выставив на журнальный стол стопку сиклей. Серебро едва успело коснуться дерева, как он уже поднялся на ноги. Аркадия с некоторым удивлением наблюдала за ним: он выглядел так, словно хотел выбежать из комнаты.

Наклонившись, Северус взял свои чашку и блюдце, отнес их к чайному столику и поставил рядом с песочными часами — интересно, подумала Аркадия. Очевидно, он заметил, куда она ставила их в прошлый раз, и вот он уже учтиво пытается привести все в порядок. Это мелочь, но, похоже, это был сознательный выбор, и психолог задалась вопросом, считает ли он это ожидаемым жестом вежливости или пытается извиниться, в какой-то мере, за поступки, которые они обсуждали на этом сеансе.

— Северус? Подождите, — окликнула она мужчину, не желая отпускать его не дав понять, что она чувствует после столь многих мрачных откровений сегодняшнего дня.

Он замер, уже потянувшись к дверной ручке. Аркадия встала, подошла к двери и слегка прикоснулась к его плечу.

— Я искренне считаю, что вы заслуживаете счастья, — мягко сказала она, глядя на измученного жизнью, охваченного раскаянием мужчину перед собой, его худое, затравленное лицо скрывалось за спутанными волосами. — Пожалуйста, дайте себе шанс обрести его, хорошо?

Северус посмотрел на нее, его черные глаза сначала были непроницаемы, но затем они подернулись пеленой, и он моргнул, переведя взгляд на дверь, явно пытаясь не заплакать. Аркадия наблюдала за ним с чувством глубокой печали, задаваясь вопросом, говорил ли кто-нибудь ему это в последние годы, или вообще когда-либо.

— Держитесь, Северус. Не ради Волшебного мира или Гарри Поттера, а ради себя самого, — серьезно сказала она, и он кивнул, движение было по-прежнему быстрое, но менее жестким, чем раньше. — Увидимся на следующей неделе, да?

— Да, — ответил он, а затем: — Берегите себя.

Он выскочил за дверь, пронесясь черным лоскутом по крошечной приемной. Аркадия смотрела, как он уходит, и, позволив себе печальную улыбку, вернулась в свое кресло и взяла чашку с чаем, размышляя о невероятно сложном человеке, который только что ушел.

Когда она впервые встретила Северуса в воскресенье, она не знала, чего ожидать. В каком-то смысле она ожидала худшего, и у него действительно было много проблем — и все же он был совсем другим, нежели она могла предположить. Было бы глупо говорить, что после стольких лет работы психотерапевтом ее удивляла человечность ее клиентов, но она чувствовала, что постоянно открывает для себя новые грани людей, новые трудности, с которыми она раньше не сталкивалась. Северус, похоже, был одним из тех клиентов, чей путь будет заключаться не только в следовании ее обычным методам, но и в поисках того, как она может ему помочь.

Поднявшись с кресла, она закрыла тетрадь с заметками о сеансах Северуса и положила ее на свой стол, затем сняла с маленькой книжной полки МКБ-10⁽¹⁾ и DSM-IV⁽²⁾ и добавила их в общую стопку, чтобы рассмотреть позже.

На следующем сеансе надо будет поднажать.

---

1) Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем, Десятого пересмотра. Благодаря МКБ, министерства здравоохранения разных государств могут называть болезни одними и теми же терминами. Это помогает вести международную статистику заболеваемости и смертности в разных странах.

Вернуться к тексту

2) диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам IV издания

Вернуться к тексту