Наследницы (джен)

Как ни странно, по возвращении в Изумрудный город Анни полностью пришла в себя и снова стала нормальной, весёлой девочкой. О кошмарах даже не вспоминала и решительно отмахнулась от переживаний Элли — «да ладно, мам, всё нормально, я просто устала в путешествии». А когда Элли попробовала настаивать, упёрлась — и всё тут: что ты со мной, как с маленькой, ничего особенного не произошло.

Элли и сама сомневалась: может, и впрямь чрезмерная родительская тревожность взыграла? Видит проблему там, где её нет? Когда Анни ещё только родилась, Энни не раз шутила, что молодым родителям каждый чих ребёнка кажется предвестником смертельной болезни. Тогда Элли только фыркала в ответ и считала, что уж у них-то с Алармом такого не будет, они родители здравомыслящие и адекватные, не склонные к пустой панике и раздуванию проблем на ровном месте — и во многом это действительно было так. Может, просто теперь наконец проявилось это родительское паникёрство?

Может, и в самом деле незачем даже внимание обращать на эти ночные кошмары дочери? Тем более что они не так уж часто и появляются. Подумаешь, кошмары. Они у всех бывают, даже у маленьких детей. Мозг так работает. Что ж теперь, каждого случайного сновидения бояться?

Тем более что Анни и впрямь не нравится это повышенное внимание к её снам. И Элли решила отстать — и Аларму посоветовала: девочка уже большая, если ей потребуется помощь — наверное, она за ней обратится, а если нет — сама справится. В конце концов, много ли надо ребёнку во время ночного кошмара? Прийти, обнять и погладить по головке — если попросит и позовёт. Несложно, не правда ли.

Правда, Анни категорически потребовала, чтобы её перестали считать ребёнком.

Элли и не спорила: хотя ей, как и многим матерям, было немного грустно от того, что дети так быстро растут (ещё недавно были маленькими и милыми крохами, и вдруг уже такие самостоятельные…), но с другой стороны, и гордость она тоже испытывала: вот, дочь из ребёнка скоро станет юной барышней… И даже красивой! С некоторым страхом Элли думала о том, что у дочери неизменно появятся какие-то кавалеры, поклонники… А может, и какой-то избранник сердца… Нет, нет, невозможно себе даже представить, что её маленькая Анни вдруг стала настолько взрослой. Она же ещё маленькая!

Маленькая, но… уже не очень. Анни быстро росла и как-то незаметно вытянулась, ростом она уже была почти как Элли и выглядела ненамного моложе: если Элли, с её заклятием вечной юности, легко можно было дать шестнадцать лет, а то и пятнадцать, то Анни в свои двенадцать её почти догнала. Это что же… скоро и перегонит? И тогда Элли будет выглядеть моложе дочери? Ой, смешно даже! Ну что ж, моложе — так моложе, никто не будет в обиде. Даже забавно. С Энни, тётушкой, Анни уже выглядит ровесницей, и обеих это, кажется, очень забавляет. Как-то раньше Элли не задумывалась о том, что Анни будет взрослеть, как все люди — ведь вечная юность не передаётся генетически. Но и сейчас она старалась гнать от себя эту мысль: незачем воображать себе, как они будут общаться, когда дочь станет старше матери. Вот когда это случится, тогда и будем подстраиваться под данность. Всё равно заранее даже не представишь себе, что и как будет происходить.

Как-то раз Элли случайно заметила, как Анни остановилась перед зеркалом. Если раньше дочь к зеркалу почти не подходила и к своей внешности была умеренно равнодушна — ну разве что когда готовилась к балу, и ей было интересно, как она смотрится в новом платье, — то сейчас… Сейчас, кажется, что-то менялось, и Элли не знала, как она к этому относится с позиции матери. То хотелось отчаянно задержать Анни в невинном детстве, то, наоборот, научить быть взрослой девушкой… Дать какие-то материнские советы, да хотя бы по тому же внешнему виду. А Анни стояла перед зеркалом — Элли она, кажется, не замечала, — и улыбалась самой себе, то поднимая, то склоняя голову, опуская ресницы и снова распахивая глаза… Наверное, что-то себе воображает… Вот подтянула поясок платья — хочет казаться ещё стройнее… Элли поспешно ушла: почему-то стало грустно.

Конечно, придётся принять взросление детей как данность. Но так не хочется…

— Переходный возраст, — глубокомысленно объяснила Энни. — Ничего страшного, все родители через это проходят. Ваша задача — просто это переждать. Ну, и постараться не поругаться с ребёнком слишком уж сильно, — авторитетно добавила она. — Важно понять: сейчас ребёнок хочет стать более самостоятельным и независимым. И если вы не хотите, чтобы он на вас смертельно обиделся за то, что вы подавляете его самостоятельность — позволяйте ему это. Но в разумных пределах! Лучше всего, если вы сами предложите ребёнку взять на себя ответственность в той сфере, какую считаете безопасной и посильной для него. Он будет страшно горд тем, что ему доверяют, как взрослому, а вы будете спокойны, что он не наделает ошибок. Позвольте ему заняться каким-то своим делом, а ещё лучше — предложите ему это дело. Правда, вам стоит быть готовыми к тому, что ваш родительский авторитет сейчас значительно пошатнётся. Поэтому если хотите что-то предложить, то действуйте так, чтобы это не было воспринято в штыки. Ну, и исходите из интересов ребёнка… Короче, — нетерпеливо взмахнула руками она, — вы сами не глупые и сами справитесь. Просто смотрите на Анни и… лавируйте, что ли. Как-то подстраивайтесь под ситуацию. Ваша проблема, — снова перешла она на авторитетный тон, — в том, что вы уже привыкли к определённой схеме отношений со своим ребёнком, но сейчас она будет рушиться, чтобы могла выстроиться совсем другая. Просто примите это как данность.

— Наговорила кучу слов и ничего по делу, спасибо, — сказал Аларм.

— Каков вопрос, таков и ответ, — не смутилась Энни. — Вы задали общий вопрос о том, что с Анни происходит и что делать, я объяснила… с высоты своего опыта, — она насмешливо улыбнулась.

— Ну да, конечно. «Я троих детей вырастила и всё было прекрасно», — процитировал Аларм.

— Вот именно.

— Нет, в целом я поняла, что ты хочешь сказать, — задумчиво проговорила Элли. — Ты хочешь сказать, что проблема не в Анни, а в нас самих.

— Это естественные процессы взросления, — пожала плечами Энни. — Я не говорю, что Анни во всём права… Но вы же старше и умнее, поэтому именно вы должны к ней снизойти и понять. Она вас понять не может просто в силу возраста и уровня развития. Хотя, — она покосилась на Аларма, — подозреваю, что некоторым тут и снисходить особо не надо, ибо сами не так уж далеко от того уровня ушли…

— Энни, угомонись, — усмехнулась Элли. — Мы тебя поняли.

— Мы поняли, что мы должны к тебе снизойти, — добавил насмешливо Аларм. Он и в самом деле считал, что Энни говорит с позиции подростка — выгораживает Анни, потому что сама такая же. Ну, отчасти. Самостоятельности, конечно, у неё хоть отбавляй, и ответственность несёт за себя сама, но порой всё-таки поведение как у подростка.

— В общем, расслабьтесь, — сказала Энни. — И не делайте из мухи слона.

— Отличие Анни от тебя в том, что ей действительно двенадцать лет, — нервно сказал Аларм. Энни фыркнула:

— А то я не знаю! Успокойся уже, папочка. Хотя я в её возрасте, между прочим, уже давно путешествовала самостоятельно.

— С Тимом, — тихонько напомнила Элли. — А ещё с Альфредом.

Напоминать Энни о Тиме всегда было неловко.

— Между прочим, ты тоже, — развернулась к ней сестра. — Представь, что она чувствует, зная, что мы с тобой были ещё младше, чем она, когда на нашу долю выпала куча приключений.

— Я в курсе, я с ней об этом разговаривала…

— Вот! — наставительно подняла палец Энни. — А она что? Все её путешествия безопасны, несложны и вообще напоминают приятную прогулку под неусыпным надзором любящего папочки — вблизи и не менее любящей мамочки — на расстоянии.

— А ты предлагаешь не надзирать? — огрызнулся Аларм.

— Нет, я просто пытаюсь вам объяснить, насколько мы с вами трое отличаемся от Анни, — оспорила Энни. — Я не говорю, что надо срочно отправлять её куда-нибудь в опасное путешествие или полностью бросить над ней контроль. Я своих детей от себя не отпускала до самого колледжа. Мы по-другому воспитаны, именно поэтому вы сейчас не знаете, как себя вести с девочкой, которая только что была вашим ребёнком, а теперь взрослеющая девушка. И нечего тут глазами хлопать, как будто вы не знали, что все дети взрослеют. Но не надо делать трагедию из Анниного переходного возраста. Ничего особенного не происходит, — и, промолвив эту очередную истину, Энни с безмятежным видом откинулась на спинку кресла и уставилась в окно. — Что-то я подумала, — внезапно заявила она, — а не отметить ли мне день рождения в Голубой стране.

— Корину дразнить? — поморщилась Элли. Энни усмехнулась:

— Ничего она мне не сделает. И ты прекрасно знаешь, почему.

Аларм с Элли дружно кивнули. Им было отлично известно, что за тайну Корины хранит Энни, но вот уже много лет они все дружно играли в игру «сделай вид, будто ты не знаешь, что я что-то знаю, а я сделаю вид, будто не знаю, что ты знаешь, что я знаю». И никогда не говорили об этом вслух.

Энни расслабленно откинула голову:

— Но я пока ещё думаю. Надо бы мне там домик свой в порядок привести, что ли… Это может быть весело. Так, ладно, — она проворно вскочила — периоды расслабленности у неё сменялись буйной энергией всегда неожиданно и на ровном месте, — пожалуй, и впрямь слетаю туда. Может, мне Анни с собой взять?

Аларм с Элли переглянулись между собой, и Элли ответила с сомнением:

— Ну смотря когда ты думаешь возвращаться…

— Да ладно, учёба твоей дочки не пострадает. Тем более у неё сейчас вообще каникулы, если ты не забыла. Но если ты разрешаешь, тогда дай нам летающее облачко, пожалуйста.

— Когда-нибудь я зачарую тебе новый ковёр-самолёт, — проворчала Элли, тоже поднимаясь. — Чтобы был побольше и возил всех, кого ты хочешь взять с собой.

— Да-а? Это будет здорово, — оценила Энни. — А когда?

— Лучше не надо, — посоветовал им вслед Аларм. — Иначе не будет нам покоя, Энни вечно будет всех друзей за собой таскать.

— Не волнуйся, ты в их число не войдёшь, — рассмеялась Энни. Она бы и язык ему показала. Но это было бы уже слишком по-детски. Хотя, когда это Энни смущало…

То ли из-за того, что родители Анни всё-таки успокоились и сработал «эффект плацебо», то ли на девочку и впрямь благотворно влияло общение со своей вечно юной тётушкой, а может, просто так совпало, — но Анни словно забыла о том, что ей снились страшные сны, чудились какие-то загадочные лица и слышались какие-то шорохи и шуршания за каждым углом. На дне рождения у Энни (всё-таки в Изумрудном городе, в кругу ближайших друзей) Анни была воплощённой живостью и всех заражала своей весёлостью. Даже с Томом-старшим вела себя как обычно — приветливо и дружелюбно, словно и не высказывала совсем недавно Аларму и брату, как она его ненавидит. Аларм и Том-младший в свою очередь поудивлялись такому странному непоследовательному поведению, но напоминать Анни о её словах не стали.

И после праздника Анни вела себя как ни в чём не бывало. Никаких страшных снов. Переутомление? Эмоциональные перегрузки? Ничего как будто и не было.

А может, это было затишье перед бурей? Элли только потом, много позже, пришла в голову эта мысль.

Том с визгом вскочил со стула, едва сев на него. На стуле лежала кнопка. Обыкновенная канцелярская кнопка. Остриём вверх.

Том огляделся, но в поле зрения была лишь сестра. Анни с внимательным любопытством смотрела на него.

За пять минут до этого Анни внезапно стало очень интересно: как отреагирует Том, если ему подложить кнопку на стул? Она слышала от других ребят, что такие шалости часто проделываются в школе. То кнопку, то бумажку с клеем подложат, то привяжут девочку к стулу за косичку, за бант или за завязки форменного передничка. Анни всегда негодовала, слушая рассказы о подобных случаях… А теперь ей внезапно стало интересно. Словно какой-то внутренний голос что-то нашёптывал: подложи, посмотри!..

И Анни подложила.

Том никогда не смог бы поверить, что сестра подложила ему кнопку. Они никогда не опускались до таких низких и обидных шалостей. Поэтому он решил, что кнопка упала на его стул каким-то образом сама. Убрал её и сердито сел обратно.

— Кнопку вот уронил, — с досадой объяснил он сестре. Анни медленно кивнула.

С началом нового учебного года тебя, братишка.