Горсть тепла (гет)

Кейт провела пальцем по нижней губе.

Прислушалась к ощущениям. Долго изучала момент соприкосновения мягкой, в узорных завитках, подушечки с подсохшим от волнения эпителием. Ничего не изменилось. То же структурированное сообщество живых, митотически делящихся, в срок отмирающих клеток. И все же что-то не так. Она чувствует это. Словно бытие, прежде непререкаемое, сдвинулось, изменилось на единственный градус.

Самые ничтожные величины таят порой самую угрожающую, даже роковую значимость. Если Земля на этот самый ничтожный градус отклонится от своего пути, то нарушится отлаженная за миллиарды лет система космических сдержек и противовесов, благодаря которой такие огромные планеты, как Юпитер или Сатурн, следуют своим назначенным некогда орбитам. Да что Земля… Если Луна совершит такую же вольность величиной в градус, то на Земле начнется приливной хаос.

В установившейся системе Кейт этот сдвиг произошел. Он неуловим физически, неподконтролен взгляду. Взятая на анализ кровь не подтвердит биохимических нарушений. И все же она изменилась. Неведомый центр фокусировки ее собственной реальности, за который она с момента осознания себя как личности неизменно цеплялась, чтобы упереться ногами в твердую поверхность, а над головой обнаружить бездонное, пусть даже воображаемое, небо.

Когда-то давно, в те бунтарские студенческие годы, когда биологическая пассионарность гонит искать и опровергать, она слышала о точке сборки восприятия, своеобразном приемнике, конвертере чувственных впечатлений. Этот конвертер интерпретирует все собранные данные, выдавая ту картину мира, к которой она, да и все прочие люди, привыкли. Разумеется, она ни в какие точки сборки, энергетические волокна, светящиеся коконы, а также в способность эту точку сдвигать, чтобы заглянуть в некие параллельные миры, не верила. Она — ученый, и не забывала об этом даже тогда, когда в поисках этих самых миров принимала ЛСД или курила фицу. Никаких миров она вполне ожидаемо не увидела. Только дурные сны. Вот и всё смещение. А сейчас? Что с ней произошло сейчас?

Сдвинулась не точка восприятия действительности, ибо действительность в качествах и категориях не изменилась, сдвинулась система координат души.

Что она сделала? Она поцеловала киборга.

И что с того? Разве она первая, кто это сделал? Люди заказывают идеальных «возлюбленных», чтобы их… целовать. У киборгов правильные, облагороженные черты лица, чистая нежная почти младенческая кожа. К этой коже приятно прикасаться. Что же в этом особенного? Идеальная, теплая, живая игрушка. Вот именно — игрушка. Владелец Irien'a, самозабвенно разыгрывая сценарий ухаживаний и соблазнения, никогда не забывает, что с ним игрушка. Сложная, умная, говорящая, но все же игрушка. И когда владелец ласкает свою игрушку, обнимает ее, то свои чувства, свои желания он адресует вовсе не игрушке с гладкой кожей, а тому идеалу, сокровенному образу, который создает в собственном воображении. Сама игрушка никакого значения и никакой ценности не имеет. Она всего лишь суррогат, подделка, проводник. Когда эта игрушка надоест, устареет или сломается, то ее без колебаний отправят в утилизатор, а для общения с воображаемым «возлюбленным» приобретут нового посредника. И происходящее давно уже обзавелось статусом рутины. Никто уже не смущается, и не стыдится, и не насмешничает. Напротив, подобное суррогатное взаимодействие даже приветствуется.

Что стыдного в том, если одинокая женщина, потерпевшая неудачу в личной жизни или потерявшая супруга в результате несчастного случая, обзаведется кибернетическим партнером? Или мужчина, обуреваемый нездоровыми фантазиями, обретет возможность безнаказанно играть в свои запретные игры и, благодаря кукле, сохранит статус добропорядочного гражданина? К этому давно привыкли. Никто не удивляется пожилой даме, прибывающей на курорт в сопровождении мускулистого киберспутника. Или согбенному джентльмену, ведущему за руку ослепительную красотку. Киберсуть этих великолепных особей угадывается почти сразу, но кому какое дело? Реальные люди, красавицы и красавцы, эскортницы и жиголо обойдутся этим дамам и джентльменам гораздо дороже. К тому же люди требовательны, лживы и непостоянны. У них меняется настроение, они обидчивы и ревнивы. Они болеют, стареют, быстро теряют привлекательность. Они стремятся к тому, чтобы манипулировать своими благодетелями. И могут даже их ограбить.

То ли дело киберлюбовник. Не обманет, не предаст. Послушен и верен. Да, иногда скучноват. Ибо все сценарии будут в конце концов сыграны. Но и люди бывают крайне примитивны в своих поведенческих паттернах. Мозг такой же компьютер, только более сложный, но большинству владельцев этих киберигрушек важнее экстерьер, чем интеллектуальная начинка. Средний человек-мужчина не ищет различий между Irien'ом ХХ-модификации и женской особью, если и ту и другую природа или киберинженеры снабдили внушительным бюстом. Если и прочие части тела соответствуют фантазийным запросам этого среднего ХУ-потребителя, то мозг и вовсе может быть деактивирован. Большинство также не нуждается в философских беседах или психологических изысках. Непритязательной даме вполне достаточно каждый день слышать о своей уникальности и неповторимости, своей неугасающей желанности и привлекательности. А мужчине достаточно напоминать о сексуальной несокрушимости. С чем самые примитивные Irien'ы безукоризненно справляются. И мужчины, и женщины смотрят не на киборгов, они видят и слышат тех, кто отражается в зеркале их фантазий.

Но Кейт целовала не фантазию. Она целовала именно киборга. В ее фантазиях не было иного объекта. Она не пыталась подделать некий идеальный образ. Она коснулась того, кто являлся искусственно выращенным антропоморфным существом, которое она внезапно осознала ценностно равным.

Она коснулась губами его щеки. Она почувствовала естественный запах его живой кожи. Там, под кожей, была та же кровь, схожая по составу с ее собственной. Те же тромбоциты и эритроциты. Да, в его крови присутствуют наноимпланты, выступающие как симбионты тех же эритроцитов, но самих биохимических процессов, запущенных по генным инструкциям, это не отменяет. Он такой же человек, только с иными возможностями, и его чувства, его смятение, которое он не смог скрыть, ничем не отличаются от ее собственных. На той же родине индийских философов, которых Кейт некогда изучала, существовала жесткая кастовая система. Ребенок, родившийся в семье шудр, был обречен оставаться в границах этой касты, заниматься земледелием или наниматься служить, даже если индийские боги одарили его иным талантом. А была еще каста неприкасаемых, чья участь еще более плачевна. Тот, кто нарушит закон кастовой сегрегации, спустится с более высокой ступени воина или торговца, избрав себе возлюбленного из более низких слоев, будет изгнан и проклят. Кейт чувствовала себя именно так — посягнувшей на кастовую систему. Она не воспользовалась своим «правом управления», за что ее никто бы не осудил, а спустилась вниз, к нему. Чем, вероятно, заслужила бы насмешки и издевательства. Официально кастовая система давно аннулирована, но негласно она до сих пор существует, и будет существовать, пока человечество не изменит свою природу.

А если в самом деле узнают?

Кейт слегка поежилась, но внезапно ее охватил азарт. Ну и пусть. Пусть узнают. Ей нечего терять. Она — пария, она сама из неприкасаемых.

Кейт вошла в бокс уже не колеблясь и не раздумывая. Но киборг ее не встречал, как делал это прежде. Он сидел, скорчившись на своей койке. Кейт принесла кусок пирога, стаканчик кофе, таблетки, планшет и одеяло.

— Мартин, — позвала она, — Мартин.

Киборг поднял голову, но не двинулся с места. Кейт быстро приблизилась. Он как-то еще больше осунулся. Тени вокруг глаз стали гуще.

— Мартин, что с тобой?

И тут же обругала себя. Как будто она не знает, что с ним всегда что-то… Она приносит ему анальгетики именно потому, что знает.

Кейт подалась к нему почти рефлекторно, как сделала бы это, заметив пострадавшего в результате катастрофы или стихийного бедствия. Инстинкт помощи собрату зашит глубоко на подкорке. Его зашила туда сама природа, программируя свое разумное двуногое дитя. Этот рефлекс произрастает из фундаментального инстинкта выживания. У животных в дикой природе этот рефлекс взаимопомощи тоже иногда срабатывает, но животные выживают за счет иных качеств: они более ловкие, более быстрые, более выносливые; их детеныши не нуждаются в долгосрочной заботе, как в ней нуждаются человеческие дети. Человек физически очень уязвим. Он быстро устает, у него хрупкие кости. И если бы не разум, человек в той первозданной земной природе вряд ли бы выжил, спустившись с деревьев, лишившись волосяного покрова и освоив неудобное прямохождение. Кейт всегда считала эти достижения эволюции несколько сомнительными. Взамен человек получил разум, способность мастерить смертельно опасные орудия. Но в придачу к разуму природа наделила человека этим необъяснимым порывом сострадания к ближнему. Этот рефлекс часто перекрывает холодный расчет ума, заставляя человека рассудочного броситься в горящее здание, услышав призыв о помощи, или с обрыва в море во имя спасения ребёнка, этот рефлекс побуждает добровольно принимать участие в поисках выживших под завалами и в лесу. Но этот рефлекс легко и непринужденно лишается голоса, если рассудок приводит достаточно весомый довод, если объясняет, что приближаться к пострадавшему опасно, что в горящем доме можно задохнуться, что в море легко утонуть, что упавший на улице незнакомец, возможно, всего лишь пьян, и что заниматься спасением болящих и утопающих следует специально обученным людям. Они за это деньги получают.

Но Кейт не успела даже осознать свой порыв. Она бросилась к киборгу, но он отшатнулся. Кейт замерла.

— Мартин, что с тобой? — беспомощно повторила она.

— Уходи, — глухо проговорил он.

Она отступила.

— Хорошо, я уйду, но скажи…

Он молча выпростал руку из-под наброшенной на плечи больничной робы. На его предплечье Кейт увидела тянущийся от запястья к локтю химический ожог. Ожог был ровный, будто выведенный по линейке.

— Они проверяют действие воспламеняющейся смеси на основе белого фосфора, — с жутким спокойствием произнес киборг.

— Но… зачем? Почему на тебе? Ты же… ты же не для армии, не боевой киборг, — забормотала Кейт.

— Им требуется определить разницу в скорости регенерации кожи между мной и обычным киборгом. У меня скорость регенерации ближе к человеческой.

— Я сейчас… я принесу регенерирующий гель, — Кейт уже шагнула к выходу из бокса.

— Нет! — умоляюще произнес Мартин. — Не надо!

— Почему? Тебе станет легче. Гель снимет боль и ускорит заживление.

— Если результаты будут искажены, они сделают это снова.

Кейт бессильно опустилась на гладкий стерильный пол бокса. Обхватила колени руками.

— Тогда поешь, — сказала она. — Там кусок пирога, кофе, печенье.

— Меня уже накормили. — В голосе киборга Кейт послышалась горечь. — Своевременное кормление входит в условия эксперимента. Необходимо замерить скорость при достаточно высоком уровне энергоресурсов и при недостаточном.

— Это как? — вскинулась Кейт.

Еще один глупый вопрос. Бессознательный, рефлекторный. Она будто пытается оправдаться, обелить себя, доказать свою непричастность. «Я здесь сторонний наблюдатель, я ни в чем не участвую…» Участвует, еще как участвует. Они все подельники, соучастники. Они все повязаны. И киборг это понимает. Тем не менее, он ответил.

— Это когда уровень энергоресурсов близок к критическому, — помолчал и пояснил: — Когда за несколько суток только стакан воды.

Именно в то мгновение, после тех его слов, произнесенных очень ровно, без эмоций, с давящей фиксирующей определенностью, она осознала, что должна что-то сделать. Она должна что-то сделать! Но что? Она не знала. Было только слабое, неоформившееся намерение, расплывчатый импульс, пришедший откуда-то извне. Этот импульс бился внутри ее сознания, но от беспомощности только тлел, преобразуя первозданную энергию ярости в угнетающую печаль. На глазах Кейт выступили слезы.

«Вот оно, доказательство закона сохранения энергии, ее перехода в различные состояния, — подумала она. — Не можешь помочь, плачь».

Кейт не сразу заметила, что киборг наблюдает за ней. Его осунувшееся лицо странно изменилось. Он смотрел на нее не то с презрением, не то с сочувствием.

— Вы, люди, странные существа, — внезапно заговорил он. — Сначала разрушаете, калечите, а затем жалеете и проливаете слезы над последствиями. Здесь был один ученый, психоисторик Андреас Гроо. Он изучал мою способность усваивать и анализировать информацию. В качестве источника этой информации он использовал труды земных ученых, так называемых летописцев, начиная с Геродота. Позволял мне ознакомиться с текстами, а затем задавал вопросы. Я вначале только отвечал, а потом сам задал вопрос.

— Какой? — спросила Кейт, украдкой вытирая слезы.

— Почему люди не учитывают последствий. На протяжении всей земной истории человечество совершает одни и те же ошибки, проживает схожие периоды разрушения и упадка, но всегда, с необъяснимым упорством, начинает с той же исходной точки. Будто ребенок, который, сломав игрушку, горько рыдает, но со следующей игрушкой поступает с той же жестокостью.

— Что он тебе ответил?

— Ничего.

— А где он сейчас? Среди сотрудников нет специалиста с фамилией Гроо.

— Его отослали.

— Почему?

— Пытался покончить с собой.

Киборг снял крышечку с принесенного Кейт пластикового контейнера, осторожно извлек кусок пирога, попробовал, потом отложил контейнер.

— Невкусно? — обеспокоенно спросила Кейт.

— Вкусно. Дополнительные калории, дополнительные ресурсы, ускоренная регенерация. Еще один час, сутки, год…

В тот момент Кейт не поняла значения этой фразы. Разгадала на следующий день, лежа без сна в своей жилой «соте». «Еще один час, сутки, год…» Дополнительные калории означали жизнь, еще один час или даже день жизни. В органический двигатель заливают топливо, чтобы вынудить этот двигатель работать дальше. Клетки человеческого тела не обладают собственным разумом. Они только исполняют заложенную в них природой программу. А в программном коде записан единственный императив — выжить. Живая клетка не просчитывает последствия, она усваивает липиды и углеводы, пропуская их сквозь мембрану. Живая клетка — маленькая динамо-машина, чья задача снабжать энергией сложный многоярусный организм, не принимая во внимание желания этого организма. Этот организм будет функционировать, будет жить, будет и дальше служить объектом для экспериментов и болезненных тестов. Кейт всего лишь хотела порадовать Мартина, но не совершила ли она что-то противоположное?

Ее снова обуревали сомнения. Еще мучительней, еще острее, как в первые часы ее противоречивых решений. Она должна что-то сделать, она должна что-то сделать! Но что? Способна ли она как-то воздействовать на происходящее? Спасти? Но как? Устроить побег из секретного центра, принадлежащего одной из самых богатых и могущественных корпораций Галактики? Она одна, у нее нет ни друзей, ни единомышленников, ни средств. Она крошечная шестеренка в гигантском отлаженном механизме, у нее нет ни власти, ни полномочий, ни связей. Что она может? Угнать катер? Она не умеет пилотировать. Она даже флайер не водит. У неё никогда не было собственного аэромобиля. При необходимости она вызывала аэротакси. Что уж говорить о таком средстве передвижения, как катер с прыжковым двигателем. Ей понадобится не только пилот, но и навигатор, который прокладывает трассу и рассчитывает координаты входа в червоточину, чтобы не оказаться на выходе в необитаемом секторе галактики. Отсутствие зачаточных знаний в навигации сводило шанс побега к погрешности. Она может вывести Мартина из лаборатории. Возможно, ей даже удастся на некоторое время отключить видеокамеры на выходе из галереи. Правда, она еще не придумала, как сделает это. Но что дальше? Что дальше?

Кейт в отчаянии закрыла лицо руками. Составить заговор? Поднять бунт? Соблазнить Пирсона? Нет, лучше полковника Хьюза. Да, пожалуй, в союзе с полковником у нее бы получилось. Соблазнить? Она? Кейт Хантингтон — соблазнительница! Даже не смешно. В шпионских романах это называется «медовой ловушкой». Спецслужбы, определившись с объектом вербовки, устраивали знакомство с томной красавицей, нуждающейся в помощи и защите. Объект, возведенный собственным благородством в ранг странствующего рыцаря, спасал красавицу, которая в благодарность одаривала рыцаря поцелуем. Завязывался роман. Объект становился жертвой собственной телесной слабости. Затем ему либо предъявляли видео компромат, либо секретные данные поступали через томную красавицу, которая время от времени задавала правильные вопросы. Кейт представила, как подворачивает ногу на глазах полковника Хьюза, и как тот бросается… презрительно хмыкнув, проходит мимо. Ну какая из нее соблазнительница? Смех, да и только. Тогда что же ей делать? Что делать?

«Еще один час, сутки, год…» Череда мучительных дней, без надежды на освобождение. У нее есть только одно средство избавить его от тестов, экспериментов, замеров скорости регенерации — смерть. Она может его убить.