Моё проклятое дитя (джен)

Никогда прежде встречи с Дамблдором, которые выпадали на долю Гарри, так не затягивались. Раньше мальчик садился в мягкое кресло, освещаемое белизной ясного дня, ощущая лёгкое волнение и любопытство, а сейчас он был рад полусумраку, что скрывал его лицо, потому что он не вполне был уверен, что его эмоции отвечали тем, какие полагалось испытывать после ошеломляющих новостей.

Едва Гарри выныривал после очередного скачка в чужие воспоминания, Дамблдор устремлял на него свой пытливый взгляд, но не спешил интересоваться его мнением, давая возможность успокоиться и привести в порядок свои безумно скачущие мысли. И Поттер был ему благодарен за такие короткие передышки. Он глядел на свои колени, но перед его взором все ещё стояли другие образы, неожиданно всколыхнувшие самые глубины его души.

Увиденное в Омуте памяти стало для него откровением. Тёмный Лорд отныне – не просто Тёмный маг, жадный до власти, над туманным и мистическим прошлым которого Гарри даже не задумывался до этого момента. Это вполне сформировавшаяся личность, которая хоть и мало походила на человека, обладала тем же набором страхов, желаний и жизненных устоев, причиной которых были те или иные события.

Плачущая женщина в лохмотьях; холодные стены приюта; маленькие побрякушки, бережливо уложенные в шкатулке; прямая осанка 11-летнего мальчика, с силой сжимающего свои коленки:

«Я не сумасшедший!»

Гарри закусил губу, не позволяя вырваться удивлённому вздоху наружу.

Он был не готов к этому. Казалось, прошло слишком мало времени с его встречи с призрачным шестикурсником-воспоминанием из дневника. И он еще не успел осознать, что Том, а в то время он носил имя, данное ему при рождении, был куда ближе к этому месту, чем он мог себе вообразить. Он так же считал Хогвартс своим домом и, возможно, каждый год ждал окончания летних каникул так же отчаянно, как и сам Гарри. Пытаясь выстоять против своего врага, который являлся в мыслях в виде целого оплота Тёмных сил, не вызывающих ничего другого, кроме содрогания, мальчик вдруг осознал, что Том Реддл тоже когда-то был ребенком. Не самым лучшим. Он был амбициозен и жесток, чрезмерно замкнут и недоверчив, но он был тем, о котором следовало заботиться, растить и воспитывать, как и в случае всех детей.

Гарри смутно догадывался, зачем Дамблдор решил показать ему кусочки из жизни юного Тёмного Лорда во всей красе – можно ведь было обойтись и сухими фактами. Он наверняка был уверен, что образ обольстительно улыбающегося подростка (сама невинность), выуживающего интересующие его сведения о Тёмной магии, врежется Гарри в память и вызовет отвращение. Приоткрывая его прошлое, он рассчитывал, что мальчику теперь будет легче проанализировать его поступки – почему Том стал именно Тёмным Лордом и никем другим, и в дальнейшем, возможно, эти знания пригодятся Поттеру, чтобы предугадывать каждый шаг своего врага.

«Мудрое решение», — признал он. Но совершенно себя не оправдало. Поттер почти физически ощущал, как всякая уверенность покидает его, оставляя лишь недоумевающую пустоту и порождая новые вопросы. И особенно волновало, почему его это так заботит.

— Тебе жаль его? – тихий вопрос, поставленным мягким и понимающим голосом, застал Гарри врасплох. Он попытался придать своему лицу беспечное выражение.

— Вовсе нет. Я… Просто это слишком. Я не знал, что его мать умерла при родах, и… когда он был в приюте… тоже, не знал, — сбивчиво выдавил Гарри.

— Обстоятельства, при которых рос юный Том, несомненно, заслуживают сочувствия, но это не оправдывает его нынешней жестокости.

Гарри нахмурился.

— Вы хотите сказать, что его мечта – истребить всех магглов и заставить весь мир плясать под его палочку – возникла ниоткуда? – в голосе непроизвольно заискрилось напряжение.

Дамблдор никак не изменился в лице и спокойно ответил:

— Том Реддл — уникальный волшебник. От своих предков он унаследовал лучшие качества, которые в глазах каждого чистокровного могли бы помочь ему сохранить свой род. Магия позаботилась об этом. К сожалению, Том не знал родительской любви, а приют Вула, где он рос с рождения, предоставил ему не лучшую сторону жизни – за все приходилось бороться, полагаться только на свои силы и знания и не доверять никому. Как и остальные воспитанники этого приюта, а их к моему первому посещению Тома числилось двадцать два, он четко впитал в себя суровые правила выживания в чужом ему мире, которым он не изменяет и по сей день, — Дамблдор переплел пальцы рук и устремил свой взгляд куда-то поверх головы Гарри.

— На сегодняшний день Том – единственный, оставшийся в живых среди бывших воспитанников миссис Коул.

Гарри вскинул на него потрясенный взгляд.

— Но ведь… Волдеморт не так уж и стар. То есть, я имею в виду, даже для обычного человека, не волшебника, – и старец, сидящий в полном здравии перед ним, был тому живым примером – профессору было, по крайней мере, за пятьдесят, когда он навещал малолетнего Тома.

— Тому исполнится семьдесят лет в конце этого года, — голубые глаза Дамблдора странно замерцали, — очень весомый возраст. Конечно, по волшебным меркам он еще едва ли переступил порог своей зрелости, но считается, что именно в этих летах заканчивается духовное формирование Тёмного мага.

— От чего они все умерли? – тихо спросил Гарри.

— Трое из них – девочка и два мальчика – погибли еще до того, как Том окончил Хогвартс. Как мне сообщили, причиной смерти семилетней Абигэль Чейз была страшная вспышка дифтерии, возникшая в тот год. У мальчика по имени Билли Стаббс было слабое здоровье, и он умер в своей постели от сердечного приступа. Тело второго юноши после продолжительных поисков нашли на берегу моря, куда детей иногда отвозили подышать морским воздухом.

— Он утонул? – Гарри почувствовал, что у него сильно пересохло в горле и потянулся к остывшему чаю, стараясь не звенеть посудой.

— Такова была единственная очевидная версия, – директор направил кончик палочки на чашку Гарри, и с той немедленно поднялся пар, вновь окутав лицо мальчика цветочным ароматом. Поттер благодарно кивнул. – Остальные дети, покинув приют, прожили какую-никакую жизнь: одни в бедности, другие в счастливом достатке, но никто из них не умер естественной смертью. Во многом это были несчастные случаи.

— Это еще ничего не значит, – твердо сказал Гарри, грея ладони о тёплый фарфор. Он уткнулся в чашку носом, вдыхая сладкий горячий пар. – Волдеморт вряд ли бы гонялся за ними по всей Англии после окончания Хогвартса. У него были дела поважнее.

— Действительно, — пробормотал директор, протирая свои очки-половинки полой мантии. – Но это не мешает ему каждый год добавлять мне хлопот, связанных с поисками нового учителя по Защите от Тёмных искусств.

— Вы хотите сказать, что он может убивать людей на расстоянии? – выдохнул брюнет. Нет, этого просто не может быть. Он был бы уже тысячу раз мёртв, будь у Волдеморта такая способность.

— Убить — маловероятно, но проклясть – вполне, – Дамблдор водрузил на нос свои очки и вскинул на него свой проницательный взгляд, будто надеялся, что сможет теперь увидеть в Гарри нечто новое. – Том люто ненавидел заведение, в которое ему каждое лето приходилось возвращаться, он однажды даже унизился до просьбы не отправлять его туда. А ведь «не просить ничего ни у кого» – еще одно жизненное правило, которое он установил себе не нарушать. Я более чем уверен, что своих сверстников в приюте Том ненавидел еще больше. Для него они – отбросы общества, выкормившие его своими бесполезными наставлениями, отравившие его волшебную суть. Во время летних каникул магия учеников Хогвартса строго контролируется Министерством, и Реддл понимал, что нападать на своих товарищей под крышей приюта, как минимум, неразумно. Не смотря на свой вспыльчивый характер, Том смог воплотить свою месть гораздо позже, подав её в виде холодного блюда.

— Почему вы так уверены, что именно Том проклял этих людей? — выпалил Гарри и тут же опустил взгляд назад в чашку. Этот разговор начинал его злить, и он боялся, что своими криками сведет его на нет. – Сэр?

— Потому что я уже видел нечто подобное однажды, — туманно отозвался Дамблдор.

— Вы видели, как ребёнок проклинает своих товарищей по приюту?

— Своих опекунов. Семью из трех человек. Они погибли в страшном пожаре, – голубые глаза Дамблдора пристально смотрели на него, и Гарри внезапно стало не по себе. Он инстинктивно дернул рукой по направлению ко лбу, но потом понял, что шрам в виде молнии был абсолютно не причем.

— Да кто способен на такое? – мальчик отставил так и не тронутый чай подальше и схватился за подлокотники.

— Такое под силу лишь Тёмному магу.

— Если вам обо всем было известно с самого начала… — Гарри осторожно подбирал слова, стараясь, чтобы голос не утратил учтивую вежливость. – Если вы знали, как ненавидел Том этот приют, то почему не забрали его оттуда? Тем более, когда он попросил об этом? Разве не вы говорили, что тот, кто попросит помощи в Хогвартсе, обязательно её получит?

Дамблдор выглядел абсолютно спокойным, но когда он заговорил, в голосе звучала усталость. Как будто бы он повторял это несколько раз прежде.

— Гарри, это ничего не изменило бы.

— Откуда вам знать?

— Том Реддл стал тем, кем он есть сейчас, не потому, что вырос в приюте. Его жажда мести и власти возникли не из обстоятельств, в которых он формировался как личность, хотя и они играют важную роль. Я уже сказал, что девятнадцать мальчиков и девочек, жившие под одной крышей с Томом, смогли найти свое место в обществе, создать семью и вести спокойную мирную жизнь, не обременённую вынашиваемыми идеями о захвате мира. Ни голод, ни страх, ни какие либо другие тягости сиротливого существования управляли рукой Тома Реддла, выводившей анаграмму имени, которое теперь боятся произнести вслух. Он это сделал по своей воле, с незамутненным рассудком и искренним желанием. Он сделал свой выбор из бесчисленного количества других и до сих пор не жалеет.

— Если бы он воспитывался в любящей семье, все могло сложиться по-другому, – упрямо возразил мальчик. Он не мог поверить, что Дамблдор, изначально видевший в Томе Реддле исчадие ада, не предпринял ничего, чтобы это изменить.

К его удивлению, лицо Альбуса Дамблдора озарила бледная тень улыбки.

— Гарри, прости мне мою дерзость, но я должен спросить… Как думаешь, если бы ты воспитывался в приюте подобно тому, в котором жил Том… на твоей руке сейчас была бы Тёмная метка?

Вопрос поразил его не столько своей абсурдностью, сколько невозмутимостью голоса Дамблдора, который произносил такую мерзость, как «Тёмная метка на его, Гарри, руке».

— Волдеморт убил моих родителей, – холодно произнес мальчик, еле разжимая сомкнутые в тонкую линию губы.

— Но ты не знал об этом до тех пор, пока Хагрид тебе не рассказал, – мирно добавил директор, который, казалось, вовсе не замечал состояния своего студента. – Враждебная обстановка в приюте…

— … ничем не отличается от той, что царит в доме у Дурслей! Я в любом случае не присоединился бы к нему! Я не такой как он, я не хочу убивать ради мести или по каким-либо другим причинам!

Казалось, эхо последних слов отозвалось от всех уголков кабинета, настолько твёрдым и звучным был голос Гарри. Альбус Дамблдор склонил голову, но мальчик успел заметить, как его голубые глаза за стеклами очков радостно замерцали. Вполне возможно, что он пытался спрятать от Гарри широкую усмешку, дабы не злить подростка еще больше.

— Допустим, вы правы, – успокоившись, сказал Поттер, не желая больше сравнивать себя и Реддла, но и отступать тоже не собирался, — и ваше вмешательство в жизнь Тома вряд ли бы что-то изменило в его характере. Но ведь он когда-то был человеком. А младенцы не рождаются маньяками.

— Как знать, — туманно отозвался волшебник. – Ты слышал, как отзывалась о нем настоятельница приюта. Ребенок почти никогда не плакал и не играл с другими детьми. Они его сторонились. Каким-то образом еще с малых лет Том понял, как подчинять себе стихийные всплески магии, и без угрызения совести этим пользовался. Он мог причинить боль, если хотел. Плохие вещи случались с людьми, которые ему не нравились. Я не знал до этого ни одного ребенка, настолько жестокого и жадного до власти, – Дамблдор помедлил и грустно усмехнулся. — Том Реддл — воистину загадка, которую я так долго пытался разгадать. Надеюсь, что ты поможешь мне в этом.

— Вы хотите знать, почему он… стал Тёмным Лордом? – спросил Гарри, обдумывая, как правильно сформулировать вопрос. – И почему стал убивать?

— Не только это. Для того, чтобы опережать его хотя бы на один шаг в этой войне, Ордену Феникса пришлось приложить много усилий. Речь идет не только о постоянной защите мирного населения, но и о срыве операций, проводимых по его приказу. Мои тайные информаторы рискуют жизнью, докладывая о его планах, но мог ли я быть уверен в том, что они не лгут? Или что эта информация — не очередной трюк, чтобы усыпить мое внимание? Реддл умён, он имел достаточно времени и наглядных примеров, чтобы изучить ход моих мыслей в той или иной ситуации. Как, впрочем, и я его. После его падения и вплоть до возвращения он действовал так, как я и ожидал. Я был уверен, что он не сможет преподнести мне сюрпризы, о которых я не мог догадаться заранее, – Дамблдор нахмурился и сцепил пальцы в замок перед собой, словно перед ним предстала сложная задача. — Что ж, моя уверенность феерично преобразилась в глубокое заблуждение этим летом. И за эту глупость еще придется расплачиваться.

Поттер не на шутку перепугался.

— Что изменилось?

Дамблдор тяжело посмотрел на него.

— Мне невыносимо слушать свои же слова, но я больше не понимаю его логику. Том стал действовать абсолютно по-другому. Его люди в Министерстве сидят тише воды ниже травы, а основные силы были направлены на абсолютно, если так можно выразиться, неоправданные, в моем понимании, цели. Общие собрания Пожирателей смерти проводятся очень редко, такое ощущение, что он перестал доверять своим последователям. Все его приказы выполняются едва ли не поодиночке, такое явление как «группа Пожирателей» теперь вообще не увидишь.

— Но все эти убийства… Это же его рук дело!

— Несомненно. Но они хаотичны. Я не вижу в этих нападениях никакой общей картины, — голос волшебника звучал почти расстроенно, – и не могу ни на что опираться, чтобы предугадать его следующий ход.

Казалось, Дамблдор почувствовал волнение, которое охватило Гарри, и поспешил его успокоить.

— Все же, некоторые догадки у меня имеются. Том стал вести себя иначе с середины июня, как раз после того происшествия в Отделе Тайн. Только сильное потрясение заставило бы его пересмотреть свои цели, и я считаю, что его переломным моментом стал тот миг, когда он овладел твоим телом. Я не смею предполагать, что именно взбрело в его голову, — продолжил Дамблдор, игнорируя удивленно воскликнувшего Гарри, — но совершенно очевидно, к счастью не только для меня, что в его мыслях ты занимаешь едва ли не первое место. Он в который раз обжегся, дотронувшись до тебя, и наконец-то понял, что кое-что пропустил на своей тернистой дороге к могущественным знаниям. Кое-что очень важное. И теперь он пытается восполнить этот пробел. Мои мольбы и взывания к его рассудку, наконец, были услышаны, но я и не предполагал, как трудно будет противостоять человеку, который теперь действительно понимает, что на нем свет клином не сошелся.

— Любовь? – выдавил Гарри непослушными губами, поражаясь, как жалко прозвучал его голос, — он понял, что сила любви так же сильна, как и…

— Возможно, понял, а возможно, только пытается понять, – лицо Альбуса Дамблдора смягчилось. – Но ведь ему от этого никакого толку. Чтобы владеть этим могуществом, нужно уметь любить, а Том, к сожалению, на это не способен. Для этого нужно быть человеком.

Мелодичная трель феникса, раздавшаяся в кабинете, как будто подтвердила правдивость его слов. На Гарри нахлынули горькие мысли о гибели его родителей, и он попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом.

— Прошлым летом вы говорили, что он пытается узнать что-то обо мне.

— Верно. Лучший способ погубить врага – узнать его поближе.

— И… ему удалось? Что он еще обо мне не знает?

— О, я думаю, многое. Например, то, как ты чудесно играешь в квиддич, что твое любимое блюдо – пирог с патокой, и что ты ненавидишь зелья.

— Вы шутите?

— Отнюдь. Даже незначительная деталь о человеке может рассказать больше, чем он сам о себе. Я уверен, ты и сам убедишься в этом в ходе наших занятий. Я пришлю тебе записку к началу следующей встречи.

Дамблдор дал понять, что время, отведенное под вопросы, иссякло, но Гарри не мог заставить себя сдвинуться с места.

— Сэр, скажите, а как он собирает обо мне информацию? Неужели в Хогвартсе есть шпион?

— Я не думаю, что это так, — видно было, что Дамблдор осторожно подбирает слова и раздумывает, какой информацией можно поделиться с Гарри, а какой не стоит. Поттер продолжал смотреть на него с немой мольбой, и директор сдался. – После сюрпризов, поднесенных Квирениусом и лже-Аластором, я подхожу к вопросу отбора персонала школы с большей тщательностью. Вероятность того, что Волдеморт пристроил сюда своего человека – очень мала, а возможность отчитаться перед ним – практически равна нулю. Никто не может покинуть территорию Хогвартса без моего ведома.

Сказано это было таким тоном, что не стоило и сомневаться. Стало быть, незаметным вылазкам в Хогсмид пришел конец.

Гарри нахмурился.

— Волдеморт ведь не мог проникнуть в мое сознание. Или я этого просто не замечаю?

Дамблдор покачал головой.

— На этот раз Том решил идти окольными путями и начал с малого. Он нанес визит в твои маггловские школы: начальную и среднюю.

У Гарри глаза полезли на лоб.

— Мои школы? Что ему там понадобилось?

— Подозреваю, что Том или же его люди, как и я в свое время, провели очень информативную беседу с твоими учителями и школьной медсестрой.

Гарри их смутно помнил, но был уверен, что эти люди едва были способны сообщить о нем что-либо важное и достоверное после усилий Дурслей превратить его в глазах каждого в закоренелого преступника с дурными наклонностями.

— Зачем? Они едва меня знали!

— Что радует. Том мог довольствоваться лишь рассказами о твоей успеваемости и поведении, но меня беспокоит, что он прихватил с собой и некие документы, хранящиеся в школьном архиве.

— Мой диплом и медицинская карточка?

Дамблдор вздохнул.

— Да. Ты можешь не понимать сейчас, что это ему дает, но, поверь, я сотню раз успел пожалеть, что не предпринял никаких мер по охране этих сведений, – Дамблдор посмотрел прямо в глаза своего студента. – Он знает, к каким наукам ты более расположен. Ему известно обо всех твоих болезнях. К тому же, я подозреваю, что он уже сделал некие выводы более личного характера. Видишь ли, с твоей начальной школы пропали не только медицинские выписки, но и твои сочинения, а так же рисунки.

Гарри не мог взять в толк, зачем они ему понадобились, и Дамблдор это заметил.

— Со временем ты поймешь, — мягко сказал он. – Ведь нам, по сути, предстоит то же самое. Волдеморт решил изучить своего врага по рисункам, нам же остаются его жертвы и трофеи.

Гарри лишь мог надеяться, что ему это удастся. Он мало понимал, каким образом вещи, когда-то принадлежавшие Тому, могли что-нибудь о нем рассказать. Разве что это должно быть что-нибудь слишком уж необычное.… Но, несмотря на сомнения, Гарри действительно желал, чтобы директорская затея о собрании разных воспоминаний и вещей, которые могли иметь отношение к Волдеморту, увенчалась успехом. Он не мог отрицать того, насколько сильно его взволновали сегодняшние открытия о жизни их общего врага. И если последующие встречи с директором будут такими же информативными, то докопаться до сути будет не так уж сложно.

Приободренный такими мыслями Гарри вежливо попрощался, и Дамблдор отпустил его взмахом почерневшей руки.

* * *

Однако на следующее утро от былой бодрости не осталось и следа.

— Рон, давай сыграем в шахматы.

— Нет.

Гарри обиженно отвернулся. Рон смущенно почесал висок и вздохнул.

— Дружище, я всегда «за», ты ведь знаешь. Просто сегодня ты сам не свой. И толку от партии не будет никакого – с таким же успехом я мог бы сыграть с Невиллом, — рыжему явно было неловко оправдываться, и Гарри смягчился.

— Ну спасибо, — буркнуло соседнее кресло.

— Он так шутит, Невилл, ты же в курсе, — Гермиона сидела на полу у камина и увлеченно расчесывала кота. Спутавшиеся комки то и дело застревали меж деревянных зубцов, и Живоглот не переставал разъяренно шипеть. Гарри и не замечал раньше, какая длинная у того была шерсть.

— Ты, и правда, какой-то рассеянный, Гарри. Постоянно где-то витаешь, — громкий кошачий визг заполнил гостиную, и Парвати, болтавшая с Лавандой у камина, кинула на троицу осуждающий взгляд.

— Тише, Глотик, потерпи немного, — поспешно заворковала с ним Гермиона. – Даже представить не могу, где ты лазил, чтобы шерсть так спуталась. – Кот сделал еще одну безуспешную попытку вырваться и затих, раздраженно виляя пушистым хвостом. Хватка у девушки была железная.

— Тебе обязательно его так мучить? – поинтересовался Рон, вздрагивая каждый раз при очередном верещании кота.

— Я его не мучаю, а спасаю. Попробуй ты не расчесываться полвека.

— Некоторым это не в новинку, — Рон с улыбкой кинул взгляд на Гарри, и она тут же увяла. – Нет, ты посмотри, он даже не понимает, что мы о нем говорим.

Гарри сидел в кресле, перекинув ноги через мягкий подлокотник, и неотрывно глядел на кота. Рон помахал ему рукой, но его лучший друг никак не отреагировал.

— Наверное, это из-за Найта, — тихо сказала Гермиона, — он с ним почти не разговаривал всю неделю и постоянно огрызался.

Брови Рона взлетели вверх.

— Но вчера у портрета Полной Дамы они вроде неплохо общались. И Найт, когда прощался, его неплохо так… э… ну ты знаешь, что он это всегда делает, да?

Гермиона едва смогла сдержать улыбку. Фирменные «шлепки» по филейной части тела, которыми Найт Каллекс всегда награждал своего подопечного при расставании, стали притчей во языцех. Гарри при этом бурно возмущался и потом долго не мог успокоиться, ругая Найта на чем свет стоит. Эти двое вели себя иногда так забавно, что гриффиндорцы старались не упускать возможности за ними понаблюдать. Гермиона заметила, что с ней и Роном Гарри так себя не вел: у них троих были более ровные отношения, без пустяковых обид и саркастических перепалок. Как будто их дружба была хрупкой вещью, которую каждый со своей стороны берег и пытался удержать это равновесие. Рон же авторитетно заявлял, что Найт и Гарри – наглядный пример отношений типичных братьев, старшего и младшего, и ничего удивительного тут нет – просто весомая разница в возрасте.

— Надеюсь, ты понимаешь, какой ад пришлось пережить мне. У меня этих братьев целых пять, — сказал однажды Рон, спокойно глядя на то, как Найт ловко делает Гарри подсечку и валит того на пол, пытаясь защекотать с помощью волшебной палочки. Помнится, чтобы поглазеть на это зрелище, сбежалась половина факультета. Остановить это безобразие удалось только Гермионе, и она впоследствии мужественно сдерживала смех, выслушивая нелепые оправдания: оказалось, что Найт шутливо растрепал Гарри его шевелюру, тот же решил, что не останется в долгу, сотворив из аккуратной прически аврора нечто умопомрачительное, и в итоге оба оказались на полу.

«Надо будет спросить у Колина насчет тех фотографий, где он заснял Каллекса, который звучно хлопнул не ожидающего такой подставы Поттера по ягодице», — Гермиона прикусила губу. Кажется, это был единственный раз, когда она увидела Гарри, показывающего неприличный жест.

— Так они помирились?

— Я уверен в этом, – Рон почесал бровь. — Он наверняка грузится из-за того, что узнал от Дамблдора.

Гермиона вмиг помрачнела. На самом деле, они знали не так уж много. Вчера Гарри пришел уставший, кратко пересказал им содержание воспоминаний и объяснил, что вся загадка бессмертия Тёмного Лорда кроется в спрятанных частичках его души. Узнав такие новости, они с Роном шептались до полуночи, строя догадки, где эти крестражи могут находиться, и какой вид они имеют, в то время как Гарри наверху видел уже пятый сон. Тогда Гермиона поняла, что её друга волнуют далеко не эти знания. Конечно, он был ошарашен, это было заметно по растерянному взгляду и по рукам, крепко вцепившимся в кожаную обивку дивана. Но это не вызвало в нем такого жгучего интереса и чувства благоговейного страха, которые овладели ею с Роном. Подумать только! Крестражи! Это же Темнейшая из разновидностей магии! Раньше Гермиона и не предполагала, что волшебство так глубоко проникает в суть человека. Оно могло владеть телом, мыслями, сердцем. Но выражение «продать душу» всегда оставалось для нее лишь фигурой речи, не более. «Нужно будет обязательно поискать что-нибудь на эту тему», — мысленно сделала себе пометку девушка. Гарри же отнесся к этим знаниям более спокойно. Он не обсуждал крестражи с Роном и Гермионой после того вечера, ссылаясь на то, что их могут подслушать, и добавлял, что не желает напрасно строить глупые, ничем не обоснованные предположения. Конечно же, он был прав. Но Гермиону не покидало ощущение, что она и Гарри думают о разных вещах. Возможно, он что-то утаил от них. Вероятно, не без причины – Дамблдор всегда был очень убедителен в своих просьбах «никому не рассказывать». Но её печалило это отстраненное выражение на его лице.

Рон встряхнул часы у себя на запястье и присвистнул:

— Так, у нас осталось пятнадцать минут до тренировки. Предлагаю уже выбираться, а то снова придется объяснять аврорам, куда это мы так подозрительно спешим, — едко закончил Рон. Он кинул недоверчивый взгляд на Гарри. – Нет, ну это уже ни в какие…

— Я слышу, — отозвался Гарри, пытаясь оторвать взгляд от рыжего кота, вылизывающегося после мучительной процедуры. – Просто задумался.

— О чем? – тут же поинтересовалась подруга.

Мальчик пожал плечами, надеясь, что она не будет слишком докапываться. Гермиона сверлила его пытливым взглядом пару секунд, но все же отвернулась.

— Надо было его искупать, — вздохнула она, глядя на беззастенчиво развалившегося Живоглота, который с наслаждением вылизывал себе левую лапу, задрав её кверху. – Вся морда в пуху. Наестся его, а потом будет мучиться. Ммм… Где-то у меня было средство, чтобы он это все отрыгивал… Наверняка забыла, но стоит проверить, — Гермиона поднялась и бегом кинулась к себе в спальню. – Присмотрите за ним кто-нибудь, я быстро!

Гарри позабавило отвращение, с каким Рон посмотрел на кота.

— Ты иди, переодевайся. У меня мантия и экипировка в раздевалке. Молнию только прихвати.

— Я мигом! – и Рон побежал в обратном направлении.

Подождав, пока топот ног на лестнице утихнет, Гарри приподнялся и притянул к себе Живоглота.

— Иди сюда. Не бойся. Ну же.

Кот оказался довольно тяжелым, его лапы ощутимо давили Гарри на живот. Руки мальчика зарылись в пушистую рыжую шерсть и с силой провели по бокам животного. Гарри глубоко вздохнул и попытался расслабиться, прикрыв глаза.

— Все хорошо. Все будет хорошо.

Живоглот пару раз мигнул и, видимо, убедившись, что расчесывать его больше не будут, улегся, смешно поджав под себя лапки. Гарри чувствовал тепло, расползающееся от солнечного сплетения, и в благодарность почесал кота за ухом. Тот тут же отозвался утробным урчанием. Глядя в глаза-щелочки и чувствуя, как приятные волны прокатываются по его телу, Гарри радостно заметил, что беспокойство, наконец, медленно, но отступает.

Вопрос в том, надолго ли?