Когда смотришь сердцем (гет)

Все же катание не прошло даром. С непривычки Гермиона нахваталась морозного воздуха и на следующее утро слегла с жаром. Горло нещадно саднило, голос пропал, тело ломило и жар никак не спадал. Она не спустилась к завтраку. Ребята прождали ее час, перекусили, обсуждая, почему она спит так долго, но Драко явно нервничал, и Блейз вызвался пойти, постучать в ее комнату, вдруг что не так. Едва подойдя к двери, он услышал ее хрип и надрывный кашель. Блин, вот некстати! Через день ему уезжать, и они останутся тут одни. Совсем не хочется оставлять их, когда одна болеет, а второй почти беспомощный. Одна надежда на домовиков.

Забини тихонько постучал и, услышав какой-то хрип и приняв его за разрешение, вошел. Гермиона лежала, откинувшись на подушки и тяжело дыша. Щеки горят, глаза блестят, держится за горло. Все признаки налицо — жар.

— Ну, утро тут явно не доброе, — протянул Блейз. — Будем тебя лечить, — он неловко улыбнулся. — В конце концов, и сиделки иногда болеют.

Она тоже попробовала улыбнуться, но зашлась в надрывном кашле.

— Пойду, успокою Драко, скажу, что ты жива, и принесу тебе все, что нужно — настойки там, теплое питье, жаропонижающее.

Она кивнула, глядя на него с благодарностью. Говорить было очень больно.

Забини спустился к другу. Тот смотрел в сторону лестницы в ожидании новостей.

— Она заболела, дружище. И лежала молча, ну, не дурочка? Эй, ты куда?

Но Драко уже сорвался к ней. Влетев в комнату, даже не постучав, он остановился на пороге. Видно было, что он волнуется — дыхание сбилось, красные пятна на щеках, растрепанный. Гермиона даже улыбнулась, глядя на него.

— Гермиона! — он позвал, не зная, что теперь делать — идти к кровати или стоять на месте.

Она хотела сказать, что он зря волнуется, что просто надо выпить настойку от простуды и температуры, и все будет как раньше. Но только закашлялась. И он сразу шагнул на звук.

— Нет, дружище, тебе это точно не нужно, еще заразишься, — сзади уже подошли Блейз с домовиком, нагруженные подносами с чашками и бутылочками. — Мы сейчас будем тебя лечить, Гермиона. Готовься, это испытание не из легких, — Блейз рассмеялся.

Она безропотно пила все лекарства, теплый чай и бульон, но жар не проходил. Драко сходил с ума от беспокойства. Он предлагал переправить ее в больницу, вызвать врачей в поместье, что угодно, лишь бы она скорее начала поправляться, но Гермиона мягко отказывалась, хрипло объясняя, что с детства болеет редко, но если уж заболела, то обязательно сильно, с температурой, кашлем и прочими неприятностями. Уверяла его, что все скоро пройдет, но он не отходил от ее постели. Она часто забывалась коротким сном, но когда открывала глаза — он всегда сидел рядом, в кресле. Просто сидел и прислушивался к ее хриплому дыханию, иногда щупая ее горячий лоб. Забини пытался утащить его пообедать — бесполезно. Тогда он приволок еду в комнату Гермионы, и они немного поели все вместе. Гермиона знала, что Блейз скоро уедет, и настояла, чтобы Драко провел вечер с другом. Драко нехотя согласился, пообещав, что зайдет к ней перед сном проверить, не поднялась ли температура еще выше.

Ребята разговаривали в гостиной перед камином — Блейз потягивал коньяк, а Драко кофе. Он не собирался спать.

— Когда ты ей скажешь? — Забини больше не хотел ходить вокруг да около.

— О чем? — Драко сделал вид, что не понимает.

— Вот только не нужно тут!.. — Блейз разозлился окончательно. — Ты думаешь, она не видит, как ты смотришь на нее? Как беспокоишься по каждому пустяку?

— Ее болезнь не пустяк!

— Болезнь — нет. Но ты же готов чуть не на руках ее носить, лишь бы она не споткнулась! И она — она заслуживает этого. Я никогда не думал, что скажу это о Грейнджер, но да, я ошибался. В школе я считал ее занудной заучкой, недостойной даже взгляда таких, как мы. Но теперь… я знаю многих, не только слизеринок, которые ей в подметки бы не годились. Да я тебе больше скажу, если бы ты не был моим другом, я бы попробовал отбить ее у тебя.

Драко рыкнул. Блейз засмеялся.

— Да, рычи. Потому что ты как собака на сене. Жадина! Или делай шаг сам, или не жди, что другие будут молчать и бездействовать.

— Даже и думать забудь! — Драко понимал, что друг прав, но сейчас мог думать только о том, что кто-то может отобрать у него его Гермиону. Его? Пока еще нет, но ему так хотелось хоть в мечтах представлять ее своей. Он снова вспомнил запах ее волос, их мягкую щекотку на губах, когда она откидывала голову ему на грудь, смеясь над шутками Блейза. Он мог бы поклясться, что ей нравилось находиться в его объятьях. Она не застывала в неловкости прикосновений — она хотела их, сама прижимаясь к нему. Наверное об этом и говорил Забини — такое чувствуешь кожей.

А теперь она лежит там, наверху, такая слабая, с горящими жаром щеками, задыхаясь. Он, конечно, оставил с ней домовика на случай, если ей чего-то захочется, но все равно сильно волновался. Ему не терпелось вновь оказаться рядом с ней. Быть с ней для него было так же необходимо, как и дышать.

Забини смотрел на друга и улыбался. Как он изменился рядом с этой девушкой. Никогда еще Драко не выглядел таким живым, таким настоящим. Всегда такой гордый, замкнутый, умевший чувствовать к окружающим только презрение, ледяной принц Слизерина сейчас был полон жизни. И Забини вдруг подумал, что слепота — это не самая большая плата за то, чтобы почувствовать себя по-настоящему живым и счастливым. И теперь главное, чтобы его друг не сделал самую большую ошибку своей жизни — не оттолкнул ту, которая сделала его живым.

— Ну, так когда ты ей скажешь, что любишь ее?

Драко опустил голову. Столько вопросов и совсем нет ответов. Как понять, что тебя не жалеют, а любят? Конечно, друг не стал бы обманывать его.

Если он говорит, что она неравнодушна к нему, то так и есть, наверное. Да он и сам это вроде бы чувствует, но… Это вечное НО…

— Я не знаю, Блейз. Мне страшно.

— Ого?

— Серьезно! Я… столько всего сразу свалилось на меня. Я реально паникую. Я хочу быть с ней все время, каждую минуту. Хочу жить с ней, спать и просыпаться с ней, хочу ее. До одури хочу, но…

— Только не говори, что тут стоит вопрос ее крови.

— Нет! Давно не стоит. Отец, конечно, перевернется в гробу, если я с ней, если мы… но мне плевать! Я думаю только о том, чтобы ей не стало плохо. Я боюсь, что надоем, что она устанет, и мы расстанемся. Я чувствую себя идиотом — совершенно не уверен в себе и боюсь за нее.

— Ладно. Хоть я и не понимаю тебя и не узнаю, но помочь тебе я попытаюсь. Представь себе, что ее нет.

Драко вскинулся.

— Тише, тише… просто она уехала, ведь ты же сам говорил, что она не будет твоей сиделкой вечно. Рано или поздно ее работа закончится, и она уедет. Ей будет сложно, она будет много и долго плакать, вспоминая тебя и проклиная за то, что ты так и не сказал ей того, чего она ждала. Но она справится. И рано или поздно в ее жизни появится другой человек. Возможно, Рональд Уизли, который сейчас флиртует и не только со всеми подряд в школе, а точнее, ведет себя совсем как я, — Забини усмехнулся, — но он тоже нагуляется, одумается и поймет, что такая замечательная девушка грустит рядом с ним, ведь они же не перестанут общаться. А может, это будет и не он, может, это окажется Кормак Маклагген, и в этот раз, от тоски и безысходности, она не оттолкнет его. И тогда…

С каждым словом Блейза Драко все больше зверел. А под конец, услышав имя Маклаггена, он почти готов был броситься на друга с кулаками. Но тот вовремя остановился.

— Теперь ты понимаешь, что своим молчанием делаешь только хуже? Ведь если ты прав и она разочаруется и устанет, то что ты теряешь? У вас будет столько времени, сколько ей понадобится на то, чтобы понять, что ты идиот и придурок. И уйти. А если ты ошибаешься, и она будет любить тебя несмотря на то, что ты полный дурак, — Забини усмехнулся, — а я в этом не сомневаюсь, то у вас будет целая жизнь. И дети. И счастье. Вот из этого надо выбирать, а не из: быть с ней или не быть.У тебя нет такого выбора. Потому что если ты потеряешь ее сейчас — ты просто сдохнешь. И я даже останавливать тебя не буду. Потому что таким идиотам незачем топтать эту грешную землю.

Забини поднялся.

— Я пошел спать, а ты подумай. Хорошо подумай. Потому что, несмотря на всю нашу дружбу, если ты оставишь ее — я буду на ее стороне. И если она хоть раз посмотрит на меня так, как сейчас смотрит на тебя… Думаю, ты понял меня.

И он ушел. А Драко остался сидеть в кресле, совершенно опустошенный. Он верил Забини. Понимал, что молчать не стоит, что лучше все сказать и покорно выслушать приговор. Но как тяжело будет, если она потом уйдет. И так хочется ухватиться за маленькую надежду, что Блейз все же понимает ее лучше него, и она не уйдет никогда, не бросит, не разлюбит.

Решив, что все равно, пока она болеет, он не будет ничего говорить ей, он поднялся. Надо узнать, как она там. И он направился в комнату Гермионы.

Ее трясло. Трясло так, что казалось, душа вот-вот вылетит из горла. Краем сознания она понимала, что это кризис. Что сейчас должен быть самый сильный жар, а потом она пойдет на поправку, но легче все не становилось, и ее продолжало колотить. Домовик вздыхал и менял ей холодные компрессы на голове, но от этого становилось только холоднее. Живоглот жался к ней своим теплым боком, но этого явно было мало. Когда Драко зашел в комнату, она его уже не видела. У нее начался бред.

Она что-то бормотала, стонала и все время пыталась укрыться, натянуть одеяло повыше, как будто пряталась за ним от чего-то жуткого, от кошмара, который видела только она. Драко понял, что температура зашкаливает, что лекарства не помогают, жар убивает их действие в крови, и надо что-то делать, как-то успокоить ее. Попробовав прикоснуться к ее лбу, он услышал, как она шепчет что-то о смерти и Пожирателях. Метка отозвалась болью. Сколько же горя они принесли этой девушке, что даже в бреду ей мерещится война. Он присел рядом с ней на кровать и попробовал взять за руку, но она пряталась под одеяло, тряслась и жаловалась на холод. Но не открывала глаз. И тогда Драко решился. Он отослал домовика, быстро разделся и, осторожно подвинув девушку, нырнул к ней под одеяло. Она вначале вздрогнула всем телом от холода, который он пустил под одеяло вместе с собой, но, почувствовав рядом тепло, крепко прижалась к нему спиной и ногами, обхватив его ноги своей. Он обнял ее, стараясь не касаться маленькой груди и не думать, что она сейчас прижимается к нему сама. Потому что мужское начало быстро начало брать свое. А это было явно не к месту. Он старался не думать об этом. Просто согреть. Просто помочь. И в этот момент, прижимая ее к себе, он понял, что уже не сможет отпустить, отдать кому-то, добровольно отказаться от нее. Никогда. Это понимание и стало главной точкой отсчета в его жизни. У них все еще будет. И секс, и прогулки верхом, и свадьба, и, возможно, даже дети. Но для этого нужно, чтобы эта маленькая живая девушка в его объятьях выздоровела. И как можно скорее.

Он прижал ее покрепче, чувствуя как она, согреваясь, расслабляется в его руках. Так они и заснули: она — прижимаясь к нему всем телом, а он — обнимая ее как самое дорогое, что у него есть в жизни.

Она проснулась первой. Во всем теле еще чувствовалась глухая боль и слабость, но горло уже почти не болело, голос вернулся. Кризис прошел, как она и говорила, и теперь все будет хорошо. Надо бы успокоить Драко. Она решила повернуться к креслу, вдруг он сидит там, бедняга, но едва пошевелившись, почувствовала, что в постели она не одна. Как только она пошевелилась, кто-то обхватил ее за талию и сильнее прижал к себе, что-то недовольно бормоча. Гермиона замерла. Ее голова лежала на сгибе мужского локтя и, судя по тому, что ее так по-хозяйски обнимают… ох… она совершенно не помнила ничего из происшедшего ночью. Только помнила, как к вечеру начала сильнее подниматься температура и ее стало трясти. И на этом все. Она прислушалась к своим ощущениям. Ничего. Осторожно заглянула под одеяло — шорты и майка на месте. Значит, ничего не было? Тогда почему он лежит тут и не выпускает ее из объятий? Не то что она была против, но все же хотелось бы знать, что все это значит. Она еще раз попыталась выползти из кровати, но ее в очередной раз очень крепко прижали и снова недовольно забурчали в волосы. Гермиона расслышала что-то про беспокойных больных и не выспавшихся врачей. Не выдержав, она тихо рассмеялась и тут же почувствовала, что хватка ослабла. И что теперь прикажете делать? Она вся мокрая — когда жар спадал, она здорово пропотела, и теперь хотелось скорее в ванну и переодеться. А как быть, если он лежит как раз с краю постели и не дает ей встать?

— Драко, пусти меня, пожалуйста, — шепотом, вдруг он все-таки спит и просто отпустит руки? Ага, сейчас!

— Не-а.

— Ну, Драко! Мне нужно… — делаем вид, что нужно в туалет, а забираемся в ванную.

— И мне нужно, но ты никуда не пойдешь!

— Почему?

— Потому что за ночь ты отлежала мне руку, и за это придется платить, Грейнджер!

Он зарылся носом в ее макушку.

— Фу, ты воняешь!

— Говорю же, мне надо в ванную! — она просто взвыла от его наглости. — Сейчас же выпусти меня, Драко Малфой!

— Ох, и за что мне такое счастье? — он растекся в довольной ухмылке, но руки убрал. Потом стал серьезным. — Ты себя точно нормально чувствуешь? Может, помочь?

— Нормально! — она возмущенно фыркнула и мстительно зацепила коленкой его бедро, от чего он охнул и хотел схватить ее, но она успела увернуться и выскользнуть из постели. — Может, объяснишь мне, что ты делаешь в моей постели?

Он развалился, вытянувшись всем телом и закинув руки под голову.

— Может и объясню. Потом. Я, знаешь ли, тоже хочу в душ, так что поторопись, а то я составлю тебе компанию. И не надо так пугаться — я же все равно ничего не вижу. К сожалению, — он нарочито грустно вздохнул.

— Это ничего не меняет, и у тебя есть своя комната и своя ванная.

— Там скучно. Так что поторопись, я не шучу.

И он снова улыбнулся, уморительно напоминая Чеширского кота из Алисы…

Гермиона стояла под горячими струями воды и не могла прийти в себя. Она в постели с Драко Малфоем. И ведет он себя как-то не так, странно. Как будто ночью что-то произошло, чего она не знала или не помнила, и теперь он ведет себя как… как… как будто у них был… секс? Ну, не могла же она забыть об этом напрочь? Черт, она не любила, когда ситуация выходила из-под контроля. Чувствуешь себя полной дурой, вот угораздило.

Послышался стук в дверь. Она испуганно вздрогнула. Не зайдет же он, в самом деле? Не посмеет! А если посмеет? Что тогда делать? Она явно была близка к панике.

— Гермиона! — голос Драко был слегка обеспокоенным, — ты там уже полчаса. Тебе нельзя еще так долго быть на ногах.

— Я уже выхожу! — она быстро выключила воду и закуталась в халат. Закрутив волосы в полотенце, она почувствовала себя намного увереннее. А еще захотелось есть. Но на выходе из ванной комнаты у нее все-таки закружилась голова, и пришлось быстренько дойти до кресла и опуститься в него, чтобы не упасть. Все же она переоценила свои силы.

Гермиона огляделась. Кровать уже была перестелена, и Драко развалился сверху прямо на покрывале. Он уже успел сходить к себе в душ и выглядел свежим и довольным жизнью. А на столе стоял восхитительный завтрак и любимый зеленый чай.

— М-м-м, еда… — она потянулась за тостом. — Присоединяйся. Тут вполне хватит на двоих.

— А на троих? — в приоткрытую дверь протиснулся Блейз. — Отлично выглядишь, Гермиона. Использовала старый маггловский способ сбить жар?

— Ты о чем это? — недоуменно подняла глаза девушка.

— Ну, как там у вас говорится… Чай с малиной и постель с... — он недвусмысленно посмотрел на Драко. — С магом? — и расхохотался, глядя на ее покрасневшие щеки. — Да перестань, я пошутил. Так будет там завтрак и на меня или сгонять за бутербродами в столовую?

Драко запустил в него подушкой. Но Забини уже исчез за дверью, и подушка попала в Гермиону, которая все пыталась прийти в себя от такой наглости. Что происходит?

— Не обижайся на него. Он вечно ляпает, не подумав, — Драко сел на постели и протянул руку. — Верни подушку и давай и правда поедим, пока не остыло.

Гермиона вложила в его руку подушку и не удержалась.

— Драко… — тон был вопросительный.

— Ничего не было, — серьезно сказал тот. — Просто тебя трясло так, что ничего не помогало, пришлось согревать тебя собой. А потом мы просто уснули, — он вздохнул.

У нее отлегло от сердца. Конечно, ей очень нравится Драко, но что бы вот так переспать с ним и ничего не помнить — это было бы очень нечестно. И стыдно. И обидно.

— Тогда, может, объяснишь, почему ты сегодня такой… такой довольный — как кот, который слопал канарейку?

Драко улыбнулся еще шире.

— Понимаешь, во-первых, я очень рад, что ты поправляешься и кризис миновал. А во-вторых, я этой ночью принял очень важное решение, и мне стало так хорошо, что кажется, сейчас крылья вырастут за спиной.

Она рассмеялась.

— Решение? Какое еще решение?

— Ты это узнаешь. Обязательно. Но сначала тебе надо окончательно выздороветь, а для этого нужно хорошо есть.

С этого дня они как будто поменялись местами. Теперь он дразнил ее, не давал скучать, поминутно находя какие-то занятия для них обоих. Они проводили Забини в школу, и Гермиона взяла с него страшную клятву, что он передаст приветы всем ее друзьям и расскажет, что у нее все хорошо, потому что она давно им не писала, и они наверняка волнуются.

Потом Драко заявил, что надо разобрать его старые детские книжки, и они два дня перебирали вещи в его старой детской комнате. Там было интересно. Гермиона нашла альбом с его детскими колдографиями и завалила Драко вопросами — когда и где что было снято. Что-то он помнил, что-то нет, но все равно это было весело. Потом они забрались на чердак и перебирали кучу старинных вещей. Когда она окончательно поправилась, они стали потихоньку выезжать верхом на его Кее, всегда вдвоем и ненадолго. Обоим это ужасно нравилось, но когда он после прогулки снимал ее с коня, она радовалась, что он не видит, как еще сильнее краснеют ее щеки. Зато она видела, как меняется его лицо всякий раз, как он бережно берет ее за талию и на секунду прижимает к себе, медленно позволяя ей соскальзывать по его телу вниз. И на одну секунду дольше, чем нужно, прижимается к ней всем телом. И как гаснет его улыбка, когда она отходит от него.

Время летело незаметно за всеми этими занятиями, но его катастрофически не хватало, чтобы заняться теми книгами, что он подарил ей на Рождество. Она расстраивалась, а он успокаивал ее, убеждая, что все еще успеется. Он как будто сам оттягивал время, не давая ей вплотную заняться изучением. Как будто не верил, что она найдет в них решение и тогда придется смириться. А она ругала его за неверие. И говорила, что есть другие книги, есть другие волшебники, и они все равно никогда не перестанут искать.

Она все время разглядывала его колдографии, любуясь его улыбкой, живыми глазами. Некоторые она даже поставила в рамки у себя в комнате. Но не сказала ему. Пока не сказала.