Рассвет империи. Часть I: Иногда они возвращаются (джен)

Переодеваться одной, без помощи горничных, было непривычно. Хорошо ещё, покрой платья предусматривал и такие ситуации; «королева может потерять свиту, но не может показаться на люди в неподобающем виде» — это неписаное правило сенаторов тоже касалось.

За белой, похожей на больничную, ширмой ждал Навара. Прокручивал на деке раз за разом одну и ту же песню. Нервничал, наверное? И мелодия была под стать, с нервным биением клавишных. Надрывный женский голос пытался рассказать о каких-то людях, которые были как два корабля, а хотели бы стать одним и плыть вместе через море житейское.

— Кто поёт? — спросила Падме просто чтобы не молчать.

— Нокомис, — отозвался тви'лекк. — Чалактанская певица, довольно известная. Её называют философом на сцене.

На философию корабельные метафоры тянули едва ли, но спорить настроения не было. Никакой Силы не надо, чтобы ощутить: до прихода ситха остались минуты, и за эти минуты никак никуда не сбежать. И вот сейчас последние пряди будут уложены, последние мазки будут нанесены на лицо — и надо будет идти на торжественный обед, на пир во время чумы, которым спятившая княгиня хочет встретить незваного гостя.

Сказать, что ей было страшно — ничего не сказать.

— Я прилично выгляжу? — ширма отъехала в сторону.

Навара воспользовался приглашением, оглядел критически. Кивнул — мол, сойдёт на крайний случай.

Церемонно предложил руку.

В этот момент дверь открылась.

* * *

На пороге стояла Амидала.

Безупречный белый тон. Алые лепестки губ. Тем же алым тронутые уголки глаз и верхнее веко. Чёрное с серебром и старинной вышивкой платье для приёмов — ещё королевское, непонятно как завалявшееся в гардеробе. Серебряные кольца на выбеленных пальцах и чёрные камни в этих кольцах. Бесшумно ступающие чёрные туфли-джика. Звенящие подвески на висках, корона из кос и гребней — черное, серебро, перламутр...

Было чего испугаться: двойник словно сошла с картины «Амрао на эшафоте»[1]!

Недоставало только чёрно-золотых мундиров королевской гвардии по сторонам и разбитой сферы — глобуса Набу — у ног.

Пока Падме глотала воздух и вспоминала слова молитв на изгнание демонов, Навара достал бластер и успел дважды выстрелить, прежде чем понял, что это бесполезно и ткань — энергопоглощающая.

— Ваше Величество! — сердито сказала двойник. — Вы что же, не узнали меня? Это же я, Сабе!

— Сабе?! — комната слегка плыла перед глазами. — Но как ты здесь оказалась?

— Это спасательная операция, Ваше Величество. Извольте смыть грим и переодеться.

Из-за спины Амидалы-Амрао-Сабе выскользнул человек в гвардейском мундире. Алом, не чёрно-золотом. И маска тоже алая, значит, это просто охрана канцлера, а не гости из прошлого. Человек быстро прошёл к задней двери, проверил, нет ли кого за ней. Щёлкнул комлинком, сигналя, что путь чист.

Другой такой же придержал Падме за плечи и осторожно усадил за туалетный столик, протянул ей губочку и средство для смытия макияжа.

— Госпожа Амидала, поторопитесь. У нас не так много времени, — попросил он.

Голос у него был странно знакомый.

— Пожалуйста, отвернитесь. Мне неловко, — попросила она.

— Я не смотрю, — уверил её гвардеец.

Вежливый такой. Дрессированный.

* * *

Навара так же церемонно предложил руку двойнику, и они ушли навстречу пиршеству и ситху.

Падме быстро перебрала волосы в хвост, натянула протянутые штаны и водолазку. Переобуваться не стала — родные сапоги были подогнаны по ноге и рассчитаны на то, что придётся много бегать, а эти... Йода знает, что у них там с колодкой. Вежливый гвардеец терпеливо дождался, пока она закончит, убрал платье в багаж, закрыл чемодан — ровно на один замочек. Посветил голубым лучом уничтожителя отпечатков. Его напарник уже давно скрылся за дверью и изредка давал о себе знать звяками и щелчками комлинка. После одного такого вежливый доложил:

— Путь чист, госпожа Амидала.

Она кивнула, мол, я тоже готова.

За дверью был очередной бесконечный коридор. Вообще, княжеский дворец из коридоров словно бы состоял. Они, словно реки, впадали в залы, как в озёра, и как реки же вытекали из них, сливались, расходились, бифурцировали и запутывали случайного гостя.

Вежливый вот случайным явно не был; в этом лабиринте он двигался уверенно, почти не полагаясь на комлинк. Карту, что ли, его заставили выучить? С Палпатина бы сталось.

В одной из зал (ни чем не отличающейся от всех прочих) они вдруг остановились.

— Надо переждать, госпожа Амидала. Сейчас этот пройдёт в залу — и мы дальше побежим.

— А он не спешил, однако, — тихо фыркнула Падме.

— Любит заставлять себя ждать. Считает, что это демонстрирует его превосходство.

— По-моему, это демонстрирует только плохие манеры.

— Так и есть, так и есть.

Всё-таки, почему голос у него такой знакомый?

* * *

Они сидели на полу, спиной прижавшись к стене за массивным параллелепипедом. Чем бы тот ни был — контрольным пунктом, столом или жертвенником мраккультистов — он скрывал их от случайного взгляда. Хотя ситх в любом случае будет смотреть не глазами...

— Как вас зовут?

— Этот вопрос нарушает профессиональную этику гвардейца, — сообщил вежливый. — Ибо у нас нет имён и лиц и одна судьба на всех. Но вообще — Вид Киннед.

— Очень приятно, — она кивнула.

Странно: имя было незнакомым.

— Взаимно, госпожа Амидала. Для меня честь вам помогать, — серьёзно сказал он. — Хотя я предпочёл бы, чтоб такая честь мне никогда не выпадала...

— Да уж, ситуация не из приятных, — согласилась Падме. — Но ведь у нас есть шанс?

— Всё зависит от многих факторов. Поведётся ли ситх на провокацию, как поведётся, расслабится ли, насколько внимательно будет ощупывать здание, ну и ещё с десяток. Если ему хватит факта «Амидала во дворце», а потом он побежит за Кеноби — нам повезло и мы относительно спасены. Если нет... ну, тогда будем по обстоятельствам.

— То есть, мы должны просто сидеть и ждать?

— В общих чертах — да.

Задача на деле оказалась не из лёгких.

Мимо дверей то и дело кто-нибудь проходил, изредка даже заглядывал внутрь. Никого не видел и шёл по своим делам. Чем дальше, тем чаще появлялись эти кто-нибудь; теперь они не ходили — бегали, и, обнаружив лишь пустоту, начинали браниться по-местному.

Комлинк умолк и даже не мигал лампочками.

* * *

Падме достала портативную деку, перевела звук на наушник и развернула перед глазами псевдоэкран. Он послушно выдал веер иконок: недописанная речь о необходимости мирного решения конфликта с Конфедерацией, блок свежих новостей ООС-ТВ, давнее письмо мужа, текст "Романа о каррозе", первая серия "Братьев" в смешном переводе Бздынкса и крайняя ещё неотсмотренная — без него. Если подумать — вот она, её нынешняя жизнь, спрессованная в простые метафоры... Но думать не хотелось.

И мысленно надиктовывать продолжение речи — тоже. Хотелось чего-то непонятного: как говорится, не то конституционной реформы, не то жареного таопари. И чтобы наконец определилось с ситхом, будет он их убивать или нет.

На самом деле, подумала Падме, главная проблема в том, что она совершенно не умеет ждать. Ей нужно постоянно что-нибудь делать, куда-то спешить, за что-то воевать. И ни часа, ни минуты промедления, которое, как и положено, смерти подобно.

— Есть! — выдохнул вдруг гвардеец. — Ситх ушёл!

Падме радостно вскочила, быстрым движением выключила деку. Наконец-то!

Большие часы над дверями показывали, что прошло всего тринадцать минут.

Они бежали — легко, быстро, уверенно, пустыми коридорами и длинными пожарными лестницами — и всё время этого бега Падме не уставала благодарить Подателя Знаний[2] за то, что мандалориане не имеют привычки строить небоскрёбы. И всё равно, когда они наконец вышли в маленький внутренний дворик, ноги болели, как неродные.

Можно было остановиться. Выдохнуть, собраться с силами для следующего рывка, проверить оружие.

Вместо этого Киннед бесшумно метался по всему дворику, посекундно поднося к губам комлинк. И молчал.

Это раздражало больше всего.

А потом металлические ворота, отделявшие дворик от улицы, вынесло направленным взрывом и, прямо по ним, во двор зашли люди. В чёрных доспехах местного образца, с черепом на рукаве. Дозорные Смерти.

* * *

— Итак, кто это тут у нас? — сказал их предводитель (или, скорее, сказала — голос был женский). — Прелестная сенатор, не так ли? Вам надоело мандалорское гостеприимство? Но это невежливо, право, так нас покидать. Вы нас огорчаете, сударыня!

Голос у неё был красивый, чуточку капризный, богатый на интонации.

— Задержитесь, нижайше просим. В конце концов, княгиня Сатин по ряду причин свои обязанности выполнять не может, как и наш командир. Так что за главного придётся быть мне.

Падме подыскивала слова. Надо было выкручиваться, надо было помнить, что там, наверху, остаётся Сабе... если она жива, конечно...

— Ну, что же вы молчите, прелестная сенатор? Вы прибыли к княгине, вы говорите с княгиней. С новой княгиней Мандалора!

— Избрание верховного мандалорского правителя — сложная цивильная процедура, — голос был ровным... ну, насколько он вообще мог быть ровным в таких обстоятельствах. — И не следует мнить возможным возвращение к дикарским практикам былых времён, когда вожаком людского стада становились просто перегрызая глотку предыдущему вожаку.

Страшнее всего было то, что Киннеда нигде не было. Он словно растворился.

— Наглеете, сенатор. Ну, да сенаторы всегда были наглецами, не так ли, друзья мои? Давайте же проводим госпожу Амидалу туда, где ей и надлежит находиться... эй, кто ты?

Вопрос был обращён к кому-то позади Падме. Она обернулась — и подумала, что сегодня просто день встречи с призраками прошлого. Недавно была Амрао, теперь вот на крыльце стоял Мандалор — в характерной, узнаваемой на раз, позе с одного из старых постеров, устало покачивая в руке странное оружие — складную двустороннюю алебарду.

— Отпустите её! — повелительно сказал он, и Дозорные отступили на шаг.

Видно, тоже узнали.

* * *

А Падме смотрела на алую кирасу и алый плащ, и медленно понимала суть происшедшего.

Вот почему голос был ей знаком! Это был голос актёра, который она слышала каждую неделю — или почти каждую. Последнее время Кун и Мандалор появлялись реже.

Трюк был неплох, да, но... но, кажется, и самозваная княгиня поняла, в чём дело.

Насмешливо ухмыльнулась, шагнула вперёд...

...и налетела на невидимую стену.

Мандалор перестал быть похожим на постер. Ссутулился, близоруко прищурил глаза. Забросил на плечо алебарду и подбросил на ладони — откуда только взял? — то ли световой меч, то ли всё же светак[3].

— Арла Фетт, — сказал он, и голос тоже был каким-то почти незнакомым. — Ты говоришь, это твоя гостья? Что, всех гостей ты так встречаешь?

— Я... — предводительница отступила обратно, потом рухнула на одно колено, вцепилась в защелки шлема, пытаясь его стянуть как можно быстрее.

— Ты называешь себя великой княгиней, но кто тебя выбирал? Или ты своим мечом исторгла из груди предшественницы последний крик? Так вроде бы нет. Пре Визсла убит Дартом Молом, а Сатин Крайц ещё дышит.

— Сатин... она не может занимать трон! — отчаянно крикнула та.

Под шлемом оказалось моложавое круглое лицо и высветленные волосы. Такая... милая, простая и безобидная внешность, что даже удивительно.

— Ты точно в этом уверена?

В его тоне было что-то, напомнившее Падме давным-давно читанную книгу. Там было что-то про провинциальный городок, угнетение экзотов — и пожилого папу-юриста, который, кажется, всегда задавал этот вопрос дочери, когда она собиралась сделать глупость. Хорошая была книга, перечитать бы — но название совершенно вылетело из памяти.

— Я...

— Ты, ты. Ты, Арла Фетт, действительно считаешь, что лучше моего знаешь, кто может, а кто не может занимать трон моей планеты?

— Нет. Нет!

— И ты не против оставить мне право решать, кому быть, а кому не быть княгиней?

— Да! Нет! Конечно!

— Ну вот и замечательно. А в таком случае давай займёмся каждый своим делом. Ты прекращай мутить народ и иди наводить порядок в городе и готовить Мандалор к контроперации против осадного флота — ну, а я отправлюсь и дальше спать, чтобы во сне хранить моих потомков.

С этими словами он взял Падме за руку и неспешно повёл её прямо сквозь строй вытянувшихся в струнку Дозорных в сторону ангара, где стоял её корабль.

[1] Амрао (Джаан Амрао Наберрие) — королева Набу периода Борьбы за Независимость, принципиальная сторонница закрытия границ и выхода из сферы влияния Республики. Была приговорена Сенатом к смертной казни за поддержку терроризма, сепаратизм и пособничество ситхам. После объявления в розыск явилась на казнь добровольно в сопровождении королевской гвардии и неся на руках сферу-глобус Набу. Во время расстрела первый выстрел пришёлся именно в эту сферу. Икона набуанского общества, символ непреклонности и принципиальности.

[2] Набуанский эпитет божества.

[3] Светотермальная граната HC11. Жаргонным названием обязана форме, до степени смешения напоминающей рукоять светового меча.

[4] Очередное AU. Одноногая феттособачка не ушла страдашечкать, а осталась в Дозоре и, как это подчас бывает с бывшими пленниками, выбилась в руководство, да.