Немёртвый (джен)

Разведка, скользнув в проход, вернулась через пять часов и принесла хорошие новости: всё было в порядке. Несколько ловушек и запертых решёток, но ничего непреодолимого. Видимо, стража Епархии нашла брошенный мною ключ и подумала, что я выбрался незамеченным, так же как и пришёл, по надземным коридорам. Пока разведка отсутствовала, гвардейцы и убойный отдел успели разместить катапульты и приготовили тараны. Запасы зарядов были отсортированы и распределены: моя сотня забирала тридцать зарядов, собираясь использовать их внутри, остальные было решено оставить. Паскаль рвался уйти со мной, но он был нужен мне снаружи. Кроме того, я помнил, что говорил Дорион: психика Паскаля хоть и восстановилась, но окрепла ещё не до конца, могло произойти что угодно, если он встретится лицом к лицу со своими убийцами. Отпускать его не хотел и Шелок, который был теперь его прямым командиром. Скрипнув зубами, Паскаль согласился, но по его глазам я видел, что это ещё не конец: он что-то предпримет. Оставалось надеяться, что Шелок успеет это проконтролировать.

Окинув всех последним взглядом, я скользнул в проход первым, следом за тремя отрядами разведчиков, которым предстояло провести нас мимо всех ловушек и помочь внутри. Увёл я за собой также и часть искателей, для которых у меня было особое задание. Надеюсь, Паскаль и Шелок справятся с имитацией осады. А я — с нападением изнутри. Эта решающая битва была самой сложной и самой неравной по силам. Внутри столицы собрались все оставшиеся незаражённые силы рыцарей, а также те из заражённых, кто желал отомстить нам. И если первые поостерегутся вступать с нами в бой, надеясь сохранить свою чистоту, то вторые будут бить без пощады — им терять уже нечего. Моей сотни гвардейцев было слишком мало для полноценного противостояния, поэтому нужно было быстро и оперативно уничтожить верхушку Епархии: всех тех, кто стоял за моим убийством и убийством Паскаля, тех, кто подписал нам смертный приговор.

Оказавшись под Епархией, я отдал приказ рассредоточиться и максимально тихо и незаметно устранить патрульных и всех, кто был в опасной близости от нас. Убивать здесь было уже вовсе нельзя, только связывать и растаскивать по углам. Добравшись до архива, я оставил там два отряда разведчиков и искателей, приказав им как можно быстрее вытащить отсюда всё по максимуму, погрузить на телеги и немедленно отправить в Некросити, охраняя как зеницу ока, навострив уши, обнюхивая каждый камень и избегая любых столкновений с кем угодно. Если я проиграю в столице, я не дам Епархии выиграть у меня всухую. Полагаю, Карвиус, став новым Проклятым Королём, сумеет верно распорядиться добытой мною информацией.

Мы же с гвардейцами и оставшимся отрядом разведки продолжили двигаться дальше. Чем выше мы поднимались, тем больше дышащих нам встречалось по пути. Разведчики, осторожно хлюпая носом, как гончие выслеживали для меня патруль за патрулём, и мы потихоньку устраняли их, медленно продвигаясь вперёд.

— Они скоро заметят нас, ваше величество, — шепнул мне на ухо один из разведчиков. — От гвардейцев несёт канализацией так, что они мешают даже нам.

Я кивнул, не став уточнять, что вряд ли разведка благоухает лучше. Впереди был зал, откуда доносился шум. Возможно, там были рыцари, поэтому я отправил разведчиков узнать, много ли входов и выходов у этого зала и сколько там было дышащих. Внутри оказалось около трёх сотен человек, оживлённо обсуждающих планы защиты и контратаки, но подробностей разведчики не принесли, опасаясь, что их заметят. В зал был только один вход, и я кивнул, приказывая готовиться к атаке. Мы откупорили пять зарядов мутагена и закатили их в зал, тут же закрывая двери и баррикадируя их. Поднявшийся шум и крики обещали привлечь сюда много народа, поэтому в коридоре мы откупорили ещё два заряда, чтобы туман сгустился, не давая разглядеть нас, а заодно отпугнул патрульных, которые были ещё не заражены. «Впрочем, ненадолго», — подумал я. Воздух в закрытых помещениях Епархии был не настолько подвижным, как на открытых территориях, и туман потихоньку расползался во всех направлениях, равномерно рассеиваясь по коридорам.

Быстро отступив на лестницу, которая была зачищена, мы поднялись на второй этаж, где нас уже ждали.

— Они здесь, в атаку! — прокричал кто-то впереди, и я увидел маячившие силуэты рыцарей.

— Откупоривай, — приказал я, ускоряясь, чтобы быстро пробиться наверх и покинуть неудачную позицию на лестнице, когда враг нападал сверху. Заметив, как туман заполняет пространство, рыцари немного отступили, давая мне возможность вывести гвардейцев на один с ними уровень. — Откупоривай! — снова рявкнул я, приказывая задействовать следующий заряд, считая в голове оставшиеся. Я не мог потратить здесь слишком много, мне нужно было принести их ещё и во дворец. Завязавшаяся драка быстро сошла на нет: предупреждённые об опасности тумана рыцари малодушно отступили. Зато на смену им прибежали те, кто явно уже был заражён. Не обращая внимания на туман, они бросились на нас, как разъярённые звери, но было их всего человек тридцать, так что мы раскидали их в стороны в течение получаса, пригвоздив к стенам их же оружием. Гвардейцы, по которым прошли удары святыми клинками, шипели от боли, зажимая рукой место попадания. Я быстро оглянулся на них, но никто не собирался выходить из строя, все были готовы продолжать движение до самого конца — пока не сойдут с ума от боли и не превратятся в нежить. Реставраторов я с собой не брал, поэтому помочь им было некому. Сцепив зубы, я двинулся вперёд, переходя на бег — нужно было торопиться. Сигнал тревоги уже разносился по коридорам Епархии. Времени не было.

Разведка уже не успевала оценивать обстановку и вести меня по коридорам, выслеживая главную цель, поэтому я сам бежал вперёд по проходам и лестницам, поднимаясь наверх, прямо на звуки голосов и шума, и не прогадал. В одном коридоре на нас двигалась большая группа епископов: поднятых по тревоге, обеспокоенных, одетых кое-как. По моим губам поползла усмешка: вот они, вот мои убийцы.

— Откупоривай, взять живьём! — рыкнул я и прибавил ходу. За моей спиной развевалось чёрное знамя с лилией, клубился бледно-зелёный туман и бежало немногочисленное войско, но я как никогда до этого чувствовал свою силу.

— Демоны, демоны здесь! — раздались крики епископов, и они, толкаясь и сбивая друг друга с ног, попытались бежать. — Защищайте его высокопреосвященство!

Навстречу из соседнего коридора высыпали рыцари и наставили на нас копья и мечи, но я просто поднырнул под их оружие, как гончая, стремясь к цели. В несколько прыжков преодолев разделяющее меня с моей главной целью расстояние, я раскидал епископов в стороны и безошибочно в гудящей толпе выловил за шкирку щуплого старичка — самого разодетого и самого прикрываемого спинами тех епископов, что были посмелее. Приставив меч к его горлу и привалившись спиной к стене, я победно прохрипел:

— Стоять.

Предплечье и бедро жгло от ударов святым клинком, но сейчас я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле — дышащим, немёртвым, плевать. Счастливым.

Епископы и рыцари замерли. Гвардейцы, без приказа догадавшись, что им делать, воспользовались моментом и деловито откупорили сразу несколько зарядов, погружая коридор в туман. Люди закашлялись и послышался звук падающего на каменный пол металла: мои донельзя довольные гвардейцы с широкими ухмылками разоружали рыцарей.

— Давай-давай, дружок, помахались и хватит. Бросай свою игрушку, а не то наше величество перережет глотку вашему святейшеству, — слышал я голоса гвардейцев, расслабленно опираясь спиной о стену. Пожалуй, это был первый раз в моей немёртвой жизни, когда мне требовалось перевести дух.

Архиепископ пытался трепыхаться в моих руках, справившись с первым потрясением, но я сжал его горло крепче, отчего он захрипел, отчаянно вцепившись своими тонкими руками в мою.

— Не дёргайся, святейшество, — прохрипел я, — если не хочешь омыть здесь всё кровью своих людей.

— Ты — монстр, — послышался сиплый ответ архиепископа, когда я дал ему сделать следующий глоток воздуха.

— Возможно, — согласился я. — Но это ты меня таким создал, не забывай.

Святых отцов и рыцарей связали и согнали в главный зал Епархии, на всякий случай наполнив его ещё одной порцией тумана — чтоб наверняка.

— Живыми вы отсюда всё равно не выберетесь, — пригрозил крайне мрачный архиепископ, которого я отдал своим гвардейцам. — Все в городе уже знают о вашем появлении.

— Очень на это надеюсь, — кивнул я, вызывая в нём растерянность. — Иначе было бы неинтересно.

— Вас разбили у стен города, скоро все рыцари будут здесь, и тогда мы сотрём вас с лица земли, ваше величество, — выплюнул он, пока его тащили в отдельный кабинет, где я собирался поговорить с ним с глазу на глаз.

— Очень спорное утверждение, — раздалось со стороны, и я оглянулся туда. — Я бы даже сказал — опасно спорное.

Шелок, Тезис и Паскаль вместе со всеми, кого я оставил на подходах к столице, шли по соседнему коридору навстречу мне.

— Кого Света вы здесь делаете? — спросил я, знаком приказав гвардейцам тащить архиепископа дальше в кабинет.

— Извини, но их оказалось чуточку больше, чем мы были способны выдержать, — развёл руками Шелок. — Их стратеги тоже не промах, так что неудивительно, что ты настолько хорош, если прошёл ту же школу. Так что Паскаль придумал, как исключить бегство людей из города хотя бы на время, и мы двинулись следом за тобой.

— Мы потратили примерно половину зарядов, чтобы закрыть все выходы из города плотным туманом. Даже если кто-то попытается бежать — они уйдут заражёнными. Мосты мы взорвали, быстро проскочить через туман не выйдет, — отчитался Паскаль, глядя куда угодно, но только не на меня. Нашел-таки повод пробраться в Епархию в обход моего приказа, собака.

— Архив?

— Приняли и отправили, — кивнул Тезис. — До последнего держались, чтобы безопасно и незаметно выпустить искателей, но пытаться держать оборону дальше было бы самоубийством. Будь тут все твои гвардейцы и защитники Настурции, вся техника и прочее, как во время боя у нас на границе, то ещё можно было бы держать осаду и даже проломить оборону, но не тем составом, который удалось собрать. В общем, если бы там был ты, то может чего бы и придумал, чтобы продержаться дольше. А так Паскаль предложил собираться и уходить по тоннелю к тебе на помощь, взорвав за собой ход, чтобы не привести хвост, и мы все согласились. Лучше сами посидим в окружении немного, чем на открытой местности воевать, когда мы у них как на ладони. Мы в первый же час почти сотню потеряли, отправили их с искателями, может, зашьют ещё.

— Ага, Паскаль предложил, — едва слышно хмыкнул я, но спорить не стал. Свою задачу они выполнили, насколько это было возможно. Хотелось бы, конечно, успеть добраться за это время и до дворца, пока они там на себя внимание отвлекали, но я сам немного задержался в Епархии, пока аккуратничал и ползал по коридорам. В любом случае, у меня в руках был архиепископ, а это хороший козырь. — Обойдите первый и второй этажи, оцените обстановку, наши сильные и слабые стороны, если принимаем бой здесь, забаррикадируйте окна и выходы. Сигнал тревоги уже прозвучал, и скоро здесь могут быть рыцари. Нужно встретить их достойно. А я пока поговорю с нашим дорогим архиепископом.

— Я с вами, — тут же откликнулся Паскаль и шагнул вперёд.

— Нет, ты пойдёшь с Шелоком и Тезисом, им пригодятся твои знания, чтобы…

— Шелок в формировании стратегии защиты гораздо сильнее меня. Я иду с вами, — возразил мне Паскаль, впервые на моей памяти не дав мне договорить. Прищурившись, я оценивающе посмотрел на него. Я понимал, почему он хочет пойти, но не был уверен, насколько это разумно. Будь это тот старый Паскаль, что бегал при мне лейтенантом, я бы взял его не задумываясь. С Паскалем нынешнем всё было сложнее. Впрочем...

— Ладно, — согласился я. — Но если дернёшься поперёк меня, я лично тебя там прирежу, — предупредил я и, убедившись, что он понял меня, направился к архиепископу, оставив подготовку на Шелока и Тезиса.

Архиепископ за время передышки почти полностью пришёл в себя. Пытался покончить с собой, дабы не достаться врагу в руки живым, но гвардейцы не просто так его караулили. Войдя в кабинет широким шагом, я быстро окинул его взглядом и опустился на свободный стул.

— Итак, ваше высокопреосвященство, вам есть, что мне сказать в своё оправдание? — спросил я. За моим правым плечом остановился Паскаль, и я слышал, как он до скрипа сжимает рукоять своего меча, не срываясь с места и не нарезая архиепископа в капусту только потому, что я это запретил.

Архиепископ растирал запястья, которые ему, видимо, передавили или вывернули гвардейцы, не слишком аккуратно тащившие за собой. Старик выглядел безобидным и слабым физически, но не сломленным морально. Я помнил, что где-то в его одеждах могут скрываться вещи, сделанные из опасного для меня материала, поэтому старался выглядеть расслабленным, а сам внимательно следил за каждым его движением.

— Виктор и Ричард, — сухо резюмировал он, оглядывая нас с ног до головы. — Наше самое большое разочарование. И ладно ты, Виктор, ты никогда не отличался послушанием и покладистостью. Мы думали, что ты сумеешь применить эти навыки в стане врага в нужном нам ключе, однако... Но ты, Ричард, как ты мог? Ведь мы приложили столько сил, чтобы оставить тебе воспоминания, чтобы ты не забыл, почему оказался там.

Паскаль молчал, сильнее стискивая меч.

— Вы концентрируетесь не на том человеке, — заметил я, стараясь увести Паскаля из области внимания архиепископа. Не нужно было допускать его сюда, но если я прикажу ему сейчас выйти, то облажаюсь: во-первых, Паскаль может сейчас меня не послушать, что даст архиепископу ненужные мне выводы о том, что немёртвые не такие уж дружные и дисциплинированные, как я пытался показать; во-вторых, даже если он меня послушает, то архиепископ всё равно сделает ненужные выводы о том, что его слова попали в цель.

— Человеке? — переспросил архиепископ, возвращая своё внимание мне, и я понял, как вести с ним разговор, чтобы он не отвлекался. Что ж, будем провоцировать его. — О, нет, Виктор, ты ошибаешься. Ты ослеплён страхом смерти, отчаянно цепляешься за иллюзию жизни, которую тебе дали, позабыв, для чего это было сделано, позабыв о великой миссии. Ты предал не только Орден, встав на сторону Тьмы, ты предал свою семью. Как мог ты осквернить последние дни жизни своей дочери и её проводы, явившись в столицу? Как ты мог поступить так со своей матерью? Задумался ли ты о том, что будет с ней после встречи с тобой? — спросил он, и я едва сдержался, чтобы подобно Паскалю не сжать челюсти до скрипа. Хорош. Знает, собака, куда бить. Очень хотелось подняться с места, впечатать этого старика спиной в ближайшую стену и прошипеть ему прямо в лицо: «Что с Робертой?» Но нужно было терпеть. Сейчас я не имел права сорваться. — Но ты не остановился на этом, не так ли? Осквернив дом своей семьи, ты явился сюда, под сень Света, чтобы вершить беззаконие и здесь, в этом святом месте, не осквернённом тёмными деяниями.

— Интересно, как вы тогда классифицируете моё убийство? — спросил я. — И можете не рассказывать мне сказки о великой миссии. Немёртвые поднимаются только одним способом: жгучим, горячим чувством жажды мести. Так, может быть, просветите меня, ради кого я проснулся? Кто был тем безгрешным, с вашей точки зрения, человеком, который перерезал мне горло, напав со спины?

Архиепископ покачал головой.

— Это было меньшее зло. В конце концов, тебе дали выбор, заранее предупредив об опасности.

— Опасности? — Я не выдержал и всё-таки поднялся на ноги. Посмотрел на старика перед собой, и в голове, как звёзды, вспыхнули словно воспоминания из прошлой жизни. Правдивые образы или лживые иллюзии — они танцевали и кружились в моей памяти, дразнили, показывая, что я потерял, чего лишился. И я зверел, только лишь наблюдая за их мельтешением. Архиепископ, который успел войти во вкус своей проповеди и успокоиться, отступил, хотя по прежнему выглядел готовым защищать свою позицию до конца. — «Ах, Виктор, — передразнил я воображаемых священников, — знаешь, тут такое дело, очень сложное дело. Мы не можем гарантировать, что ты вернёшься обратно, миссия сложная, но ты готов попробовать?» Нет, Свет выжги всё сущее, это не было предупреждением о той опасности, которую вы мне готовили. Я думал, что, вероятно, буду ползать в стане врага, прячась за кочками, притворяясь болотной тиной, буду задерживать дыхание, буду притворяться, как умею, одним из них. Но никогда я и подумать не мог, что меня просто обратят в немёртвого, накачав мутагеном, а потом подло убив. Действительно, гениальная маскировка, аплодирую стоя. — Я похлопал в ладоши. — Никто и никогда не говорил мне, что моей семье сообщат: «Извините, пропал без вести. До свидания». Что моя дочь будет расти вдали от отца, мечтая о встречи с ним настолько, что сбежит в земли живых мертвецов, пытаясь отыскать его там и наплевав на всякий страх. Только чудом она действительно нашла меня, а не свою смерть. Это вы называете предупреждением?

— Но это был твой выбор, — настаивал архиепископ, пятясь от меня. — Ты сам согласился, пусть и не знал всех подробностей. Как бы мы тебя подняли, если, как ты сам сказал, тебя должно было пробудить чувство мести? Мы не могли посвятить никого из вас во все подробности. Ваша смерть должна была быть неожиданной для вас самих. А потом, потом, когда ты встретил её, когда ты всё узнал, почему ты снова предал нас? Ведь ты должен был понять, какая именно у тебя была задача. Нет, Виктор, ты продался Тьме и предал Свет, ты сам выбрал свою судьбу, свой путь. Или это Епархия привела тебя за руку в армию Тьмы? Епархия подсказывала тебе, как вести бой? Епархия помогла пробраться в архив и принести тайну существования мутагена немёртвым? Нет, Виктор, это сделал всё ты сам. Что бы ни случилось с тобою здесь, как бы ни пришлось нам поступить, чтобы внедрить лазутчика в ряды врага, но ты был тем, кто в итоге выбрал их, а не нас. Почему же, Виктор, почему ты это сделал?

Я замер. Я ждал от него, что он будет лгать и увиливать, но в целом он говорил просто жестокую правду: на войне все средства хороши, мальчик, ты просто был выбран, чтобы стать оружием, и ты сам на это согласился. Действительно, когда я во всём разобрался, я пришёл к немёртвым, а не к епископам. Отчего-то в моей голове даже мысли не возникло, что я могу я могу прийти сюда. Да, они бы, скорее всего, меня просто уничтожили, но тогда он снова был прав: я цеплялся за эту иллюзию жизни. Даже с Робертой не остался потому, что не хотел развития некроза. И с Лили не ушёл по той же причине, хотя тянуло, неимоверно тянуло.

— Потому что, превратив нас в это, вы не просто убили нас, вы уничтожили для нас всё, что у нас было раньше, — ответил за меня Паскаль. — Вы сами своими руками отрезали для нас возможность вернуться, убили не просто рыцарей Ордена, выбранных для тяжелой миссии, вы убили для нас надежду. За что, ради чего мы должны бороться с немёртвыми, если у нас больше ничего не осталось, кроме них? Куда мы пойдём, кому мы нужны? — Он уже кричал. — Вы можете сказать, что это предательство, назвать нас малодушными идиотами, грязной нежитью… в особенности меня, поскольку я резал рыцарей, прекрасно помня о том, кем был в прошлом и какая миссия на меня возложена. Но что мне было делать и куда идти? Скажите мне: что? Вы знаете это, архиепископ, вы знаете это чёрное отчаяние, когда что бы ты ни делал, для тебя уже всё потеряно? Весь мир погружается во Тьму — ту самую, о которой вы так любите говорить, но о природе которой не имеете ни малейшего понятия. Сначала я пытался следовать вашим инструкциям, собирал доступную информацию, пробирался вверх по иерархии, желая добраться до самой верхушки, до Проклятого Короля. Собирался выведать все тайны, все секреты монстров, прирезать, кого смогу, и принести вам на блюдечке всё это. Но, знаете, чем больше я там проводил времени, тем больше понимал жизнь немёртвых: кто они, что ими движет? Я не скажу, что они благороднее или честнее, нет. Но теперь я точно знаю, что если они и монстры, то не большие, чем живые. Даже более того: они такие же. Могут протянуть руку помощи, даже если ты не просил. Просто так — держи, хватайся, не благодари. Закроют глаза на все твои грехи, если они не мешают обществу в целом. Честно съездят по морде, когда ты не прав. Даже когда предашь их, бросишь, они, чтоб Тьма их поглотила, придут и вытащат тебя из-под земли, когда помощи будет ждать уже неоткуда, а отчаяние достигнет предела.

— Тебя послушать, так они святые! — рявкнул архиепископ.

— А может и святые, откуда мне теперь знать? — не менее запальчиво ответил Паскаль. От спокойного рассудительного лейтенанта, каким я знал его когда-то, не осталось и следа. — Мне кажется, что я вообще больше ничего не знаю об этом мире: где Свет, где Тьма, где правда или ложь? Вы перевернули для меня весь мир, встряхнули и бросили меня там одного на осколках разбираться с последствиями. Каких же результатов вы от меня ждали? Каких? Вы обещали мне святую миссию, а на деле закопали по уши в дерьме. Я кое-как выбрался, вернулся домой, пришёл к семье, и что я там нашёл? Ненависть людей, которых любил, и тысячу обвинений в предательстве, тогда как никого не предавал, тем более их? Я не по своей воле стал тем, кто теперь есть. Вы меня сделали таким. Вы. И я с ума схожу от желания насадить вас на свой меч пару десятков раз, чтобы вы тоже почувствовали на своей шкуре всю боль, всё отчаянье, которое взрастили внутри меня. Нет, вы не просто убили меня, вы уничтожили мир, в котором я жил, сожгли его заживо, так за что я теперь должен бороться? Почему то, что я пытаюсь построить новый мир, в котором сумеют ужиться моё прошлое и настоящее, вы называете предательством? Вы сами забрали у меня все причины бороться на вашей стороне, я не просил этого. Я никогда не хотел понять, что разницы между мной-дышащим и мной-немёртвым не существует. Никогда не хотел знать, что они — тоже люди.