Горсть тепла (гет)

— Тебе не нравится?

Кейт снова поцеловала его.

Это случилось не сразу. Два последующих дежурства после ее первого порыва они просто сидели рядом. Сидели и молчали. Кейт входила в бокс с одеялом, сладостями и планшетом. Мартин набрасывал одеяло на плечи, отодвигался, позволяя Кейт устроиться рядом, она активировала планшет, и они, сблизив головы, даже иногда стукаясь в азарте, принимались играть во что-то очень яркое, детское, не требующее никаких интеллектуальных усилий, а всего лишь дающее чувство абсурдного единения.

Кейт иначе это странное союзничество и не называла. В примыкающем к лаборатории виварии творился подлинный сюрреализм, рассудочный выверт. Человек-исследователь и подопытный киборг играли в детские игры, складывали пирамидки из разноцветных кубиков, стреляли по перламутровым пузырям, собирали в корзинки разбежавшихся «пушистиков». Возвращаясь к себе, Кейт и ужасалась, и радовалась. Ужасалась оглушающему контрасту, той чудовищности происходящего, будто присутствовала на премьере психологического триллера, где сама фабула выпадает за рамки нравственных паттернов. Палач и жертва играют в детские кубики, и это происходит непосредственно в самом застенке, после того, как палач поучаствовал в, по выражению Пирсона, «тестовых процедурах». Нет, сама Кейт, конечно, не палач, она только подмастерье, прилежный ученик, призванный осваивать мастерство мучительства. Она сама участия почти не принимает, да и область ее научной деятельности довольно узкая, даже безобидная, и потому абсурдность несколько преувеличена. Вот если бы на ее месте был Пирсон… тогда, пожалуй, сцена бы годилась для психологического триллера, где главным героем выступает маньяк, полагающий себя едва ли не благодетелем жертвы.

На этой чудовищной закваске было создано немало произведений. Некоторые даже попали в списки литературного наследия человечества. Кейт помнила один такой шедевр, прочитанный ею в студенческие годы. Роман назывался «Коллекционер». Подробности стерлись, но сюжет врезался в память. Некий субъект, выиграв на скачках деньги, купил заброшенный дом и превратил его в тюрьму для приглянувшейся ему девушки. Он похитил «бабочку» и спрятал ее в любовно оборудованном подвале. Этот субъект чувствовал себя «коллекционером», пополнивший свой «гербарий» редким, прекрасным экземпляром. Самой отвратительной Кейт показалась сцена чаепития, в которой тюремщик вынуждает жертву играть в «нормальную жизнь». Тюремщик полагал себя едва ли не благодетелем, ибо избавил свою «бабочку» от забот, оградил ее враждебного мира, поместил в кокон спокойствия. И почему бы ей не почувствовать себя признательной за заботу? Так нет, пленница отвечает ему черной неблагодарностью — она умирает. Пирсон вполне мог бы стать таким «коллекционером», а вот кто она?

— Тебе не нравится?

Он смотрел на нее с некоторым недоумением. Кейт даже уловила растерянность, смущение. Он не знает, что ей ответить! Для него это слишком неожиданно, слишком необычно. Да и что он знает о человеческой сексуальности? Хотя знает, вероятно… Знает эту сторону жизни не в самых привлекательных формах. Кейт была свидетельницей тому, что позволяют себе хозяева со своими органическими игрушками. Ладно бы еще Irien'ы… Эта линейка предназначена для удовлетворения самых изощренных фантазий, но люди не останавливаются, даже если в их распоряжении оказываются DEX'ы и Mary. Прочитав однажды отчет одного из филиалов, куда привозили на ремонт покалеченных Irien'ов, Кейт подумала: «Какое счастье, что примитивный процессор не позволяет их мозгам развиваться, они даже гипотетически не могут стать разумными. Иначе жертв среди людей было бы гораздо больше…»

Но если все же предположить, что та сторона жизни Мартина не коснулась, и он не понимает, что происходит.

— Не блокируй выработку гормонов, — прошептала она.

Кейт не приказывала, она просила. Она хотела, чтобы он что-то чувствовал, чтобы не уходил в свою машинную безучастность, чтобы не был застывшим, одеревеневшим. Послушался Мартин или нет, она не знала, но под ее ладонями тело оставалось живым, кровь не уходила в глубину, к сердцу, оставляя кожные покровы бледными и холодными. Она вдруг поняла, что ему нравится. Он оставался неподвижным, настороженным, пристально наблюдающим, будто весь внутренне переселился под кончики ее пальцев. Возможно, даже задействовал сканер, чтобы отслеживать все происходящее с максимальным разрешением. Это было необычно, ново. Он не привык к нежности и деликатности, не подозревал о касаниях теплых, ласкающих. Впрочем, Кейт же читала о тех людях, которые называли себя его родителями. Она читала выдержки из дневника самого Гибульского, но самого Мартина убедили, что его родители всего лишь участники эксперимента. Кейт спрашивала, с какой целью в сознание киборга внедрили эту ложь, на что Магда, помолчав, отвечала:

— Чтобы не надеялся.

Кейт открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, требовать объяснений, но ответ пришел сам собой. Чтобы не надеялся, чтобы стал вещью, чтобы забыл, что когда-то был человеком… Потому что у вещей, у киборгов, произведенных на фабриках, где репликаторы стоят бесконечными рядами, не может быть родителей. И в чем-то эти экспериментаторы правы: киборг не должен надеяться. «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» подумала тогда Кейт. «Это и ко мне относится».

Если та женщина вот так же касалась его, он должен помнить. Должен помнить, что человеческие руки не только орудие пытки, но и средство утешения.

Вновь ее одолевали сомнения, она мучилась, терзалась бессонницей, часами неподвижно сидела в своей «соте» под номером 135 и глядела на вымороженную поверхность планетоида. Имеет ли она право дразнить Мартина этим обрывком человечности? Имеет ли она право будить в нем ту самую надежду, от которой его так великодушно избавили? Она же не облегчает, но усугубляет его участь. Пирсон в любой момент способен наказать ее за нарушение техники безопасности и отослать с первым же транспортником. И Мартин останется один. Его постигнет утрата, подобная той, что он уже пережил. Сначала он потерял родителей, людей, которых любил, которым верил, а теперь потеряет и ее, женщину, которой поверил. Он поверил! Робко, осторожно. Он позволил себе что-то чувствовать… Нет, она больше не пойдет к нему, не пойдет. Но подходил срок очередного дежурства, и она откладывала взятые из кафетерия сладости.

— Я только положу этот кусочек в короб и сразу уйду, — одними губами твердила Кейт. — Я сразу уйду, уйду…

Но, оказавшись перед прозрачной стеной бокса, заметив быстрое движение Мартина навстречу, она забывала свое обещание. Мартин ждал ее! Кейт открывала дверь, входила и снова целовала его.

На его губах все еще теплилась липкая сладость торопливо съеденного торта. И еще — он копировал ее движения. Он не оставался безучастным, он учился. Его губы действовали с зеркальной вовлеченностью. Кейт вдруг стало весело. Уже с намеренной шаловливостью она провела кончиком языка по его нижней губе, и Мартин сделал то же самое. Она провела ладонью по его груди, и он повторил…

Кейт лежала на койке в своей «соте», уставившись в титановый потолок. Что с ней? Что она делает? Что с ней происходит? Она что же… она… Кейт боялсь даже мысленно переложить в слова происходящее: она влюбилась в киборга! Она, самка вида Homo Sapiens, влюбилась в искусственно выращенное, полукибернетическое существо, в имитацию, в говорящую машину. Да что с ней в самом деле? Она сошла с ума? Крыша поехала?

Известны случаи, когда одинокие женщины компенсировали свою невостребованность привязанностью к киборгу. Собственно, вся линейка Irien'ов и была предназначена для устранения этой невостребованности, для удовлетворения физиологических потребностей и реализации опасных фантазий. Согласно статистике с распространением киборгов линейки Irien по земным колониям, да и на самой Земле, резко снизилось количество преступлений на сексуальной почве. У маньяков всех мастей и ориентаций появился законный объект для приложения сил. И согласно той же статистике 85% покупателей Irien'ов — мужчины и только 15% — женщины. То же соотношение сохранялось и среди клиентов филиалов «Матушки-Крольчихи». Мужчины компенсировали свою сексуальную невостребованность гораздо активней, нисколько не смущаясь и не скрываясь, а вот женщины становились предметом насмешек и презрительной жалости. Если женщина приобретала в салоне Irien'a, будучи незамужней, это означало, что она некондиционный товар, и нормальному мужчине она не нужна, что она стара, глупа и некрасива. Сколько бы веков ни боролись всевозможные феминистские движения за полноценное восприятие женщины, за ее право выбирать и жить согласно собственным устремлениям, глубинно ничего не менялось. Мужчина всегда будет прав, удостоится одобрения, если обзаведется гаремом из Irien'ов, а вот если на такое решится женщина, косых взглядов ей не избежать. А если эта женщина позволит себе некие чувства…

Кейт живо представила кривые усмешки, брезгливо-любопытствующие взгляды, издевательское участие. Она не раз слышала приглушенные разговоры, мужские реплики в свой адрес «… доска доской…», «… такую только под водочку…» «… я столько не выпью…»

Да, в центре на планетоиде были Irien'ы, как ХХ-, так и ХУ-модификации. Для полковника Хьюза предназначалась персональная красотка. Все прочие куклы в общем пользовании. Естественная забота начальства о своих сотрудниках. И никто не находит это предосудительным, никто презрительно не морщится. А вот если ее поцелуй с Мартином станет цифровой уликой… И Кейт снова испугалась. Она должна остановиться, она должна прекратить… Но через час она уже тосковала, вновь и вновь возвращаясь к ощущениям в ладони, когда касалось его волос, она испытывала щемящую нежность, мысленно проваливаясь в бездонную густоту фиолетовых глаз.