50 ways to say Goodbye (гет)

Комментарий:

О Вселенная, я вернулась из затянувшегося перерыва. Черт, простите, люди, я забыла, что за мной значится долг!

Я не стану давать пустых обещаний, но скажу, что сделаю все возможное, чтобы выложить оставшиеся 8 глав настолько быстро, насколько позволяет график жизни. Так что вам ещё полагается страниц 150-200 из мемуаров бестолкового Поттера.

Если я теряюсь, смело можете кидать помидоры мне в личку. Возможно, это смотивирует мою ленивую прокрастинирующую задницу.

А, может, и нет. В любом случае я рада, что вы ещё здесь, ребята, потому что только это и имеет смысл.

 

 

 

— Fish in thick tomato sauce swims in happy comatose. Only me, pathetic wimp, have no fucking place to swim[1]…

На часах чуть больше трех после полуночи; спокойный вечер в Палаццо медленно, но необратимо превращается в спокойную ночь. Я бы многое отдал, чтобы таких безмятежных часов в моей жизни было больше, но даже в этом желание есть какая-то необъяснимая ирония, словно злобная сука-судьба или чувак на небе или кто-там-еще-может-быть согласно всем этим религиозным бредням ждут — не дождутся моих неосторожно высказанных мечт, чтобы воплотить их в реальность самым извращенным способом. Верно говорят, что желать надо умело. И еще, что у высших сил самое отвратное чувство юмора в нашей вселенной. Короче, лучше уж держать язык за зубами, чем размахивать им на манер помело, а потом огребать за собственные промахи.

— Fish in thick tomato sauce…

В коридорах в восточном крыле было темно как в гробу, только луна мелодраматично освещала все вокруг. Можно было, конечно, достать магические светильники, но так как по пути сюда мне не встретилось ни одного, то я решил пометить эту задачу как невыполнимую. Ну, или маггловское электричество. Когда лет десять назад Марино окончательно вселился в полузаброшенное поместье, то в первую очередь он не поставил защиту на всю территорию, как сделал бы любой нормальный маг, а вызвал магглов-электриков, что провели ему сюда кучу кабелей, о назначении которых никто и не знал. Не уверен, что понимаю все детали этого дела, но в итоге Палаццо озарился механическим светом, а магический фон, что возникает от использования всех заклинаний в поместье, заметно снизился. Это-то в общем и круто, потому что обычно на всяких там полигонах так фонит магией, что даже тупой и слепой сквиб способен ее учуять, а тут у нас развернутые тренировочные действия проходят абсолютно незамеченными, так как творимую тут херню по незнания можно списать на бытовую магию по тому же, скажем, освещению огромной территории.

Так что да, во всем Палаццо есть электричество, но так как за последние десять лет ни одна нога электрика не ступала по этой земле, то и получается, что в некоторых местах оно слегка похерилось. Ну, как «слегка». Если говорить откровенно, то большинство кабелей в темных закоулках Палаццо на сей день испорчены руками пьяных наемников. Тут и добавить особо нечего, потому что даже я один раз наблюдал крайне не эстетичную картину, как пару едва стоящих на ногах мужиков играли в «догони меня бутыль» и сшибли парадную люстру. Вообще, не знаю, как мы собираемся выигрывать политическую войну, если наша военная сила находится в вечно пьяном состоянии. Забросаем противника пустыми бутылками и наспех сооруженными коктейлями Молотова? Или, ну не знаю, надышим полную комнату стойкого перегара? Марино, конечно, не парится по этому поводу, но меня это, блин, беспокоит. Цицерон сказал, что «война требует быстроты», но у нас тут на скорость только в клозет бегают. Ах да, еще и за добавкой. С другой стороны, Драган, как командир наемников, успокоил меня, заверив, что в случае срочных военных действий все будут в сборе и при полной готовности. «Готовности», о Мерлин… Я надеюсь, он говорил не о том, о чем я думаю.

— …Swims in happy comatose…

Итак, в коридорах было темно, как в гробу. Тоненькая ниточка дыма от непотушенной сигареты стремилась под самый потолок, создавая там белесый вонючий туман. Картина получалась настолько космогонической, что навевала стойкое ощущение пребывания в Сайлент Хилл — той самой игре, по которой Дин Томас тащился пару лет назад. Тишина стояла мертвецкая, не считая время от времени раздающихся с улицы крепких ругательств ребят, что посреди ночи убирали во дворе талый снег. Прекрасная атмосфера, чтобы предаваться метафизическим исследованиям собственной жизни.

Был у меня один давний случай: целый день крутится в голове — не могу не рассказать, хотя бы чисто для смеха. Мне было лет шесть-семь-восемь, уж не знаю точно, когда я по уши втюрился в девчонку. Сара Джеймс, как сейчас помню. Вся такая миленькая, в белых носочках, с заплетенными косичками, светленькая и аккуратненькая во всем, отличница и прочее-прочее, то есть стандартная модель ребенка из благополучной обеспеченной семьи, какой никогда и в помине не было у меня. Моя репутация была тогда, конечно, не самой лучшей, а все из-за толстозада Дадли и его дружков с садистскими наклонностями. Но пока мы учились в младшей школе, сфера влияния этих дегенератов распространялась только на ближайшее окружение, и за пределами класса меня не считали «чокнутым заморышем». Плюс, Сара занималась на курсе продвинутой математики, поэтому относилась ко мне непредвзято. Ну, и как это бывает с такими хорошими девочками-паиньками, после занятий найти ее можно было только в библиотеке, что, по счастливой случайности, являлось местом моих «отсидок». Дадли боялся книг больше, чем термоядерной войны, больше голодовки и даже больше указки мистера Тернера, учителя литературы, так что библиотека была безопаснее забаррикадированного бункера.

В один из таких дней мы и познакомились. Я был довольно одаренным ребенком, но в ее присутствие, честно говоря, терял любой навык поддержания разговора. Сейчас, спустя годы, забавно вспоминать, как я пытался очаровать ее своим детским интеллектом, будучи неспособным связать двух слов. Полагаю, выглядел я как слабоумный… Но суть, конечно, не в этом. Я все время мечтал, чтобы Сара обратила на меня внимания, а ее персональные уроки биологии, что она проводила для меня в библиотеке, совсем не интересовали. Ну, хотя бы потому, что биологию я знал лучше всех в классе. Так что, испробовав все возможные и невозможные способы завоевания любви дамы сердца, я просто пошел на необдуманный импульсивный шаг с моей стороны. Я, блин, просто поцеловал ее, когда она наклонилась ко мне показать что-то на схеме расположения органов каких-то зверюшек. Не знаю, о чем я думал. Похоже, что вообще ни о чем! Так или иначе, Сара обиделась и больше со мной не общалась, что, с одной стороны, было и хорошо, так как в тот период началась массовая травля имени Гарри Поттера. Но с другой стороны, я бы сказал, что эта ошибка должна была научить меня чему-то важному… Оказалось, в моем двадцатидвухлетнем теле живет разум мелкого шкета. Удивительно, как я умудрился выживать все эти годы?..

— …Only me, pathetic wimp…

Прошло по меньшей мере пятнадцать лет, а я снова совершил ту же самую ошибку. Только отличие настоящего и прошлого состоит в том, что тогда я хотя бы знал, что влюблен в Сару. Сейчас дела обстоят так глухо, словно передо мной раскинулась чаща Запретного леса. Населенная снейпами и волан-де-мортами. И хреновыми пауками. Кратко говоря, все очень глухо.

Осознанно я никогда не думал о Гермионе как о женщине. Да, она красивая и обаятельная, но все это воспринималась мной, как что-то должное. Как что-то, что было всегда неизменным. Словно уже в одиннадцать лет Грейнджер умела игриво накручивать прядку волос на палец и стрелять глазками. Срань господня, я правда в это верил? Наверное, в этом и состоит главный минус дружбы, завязанной в молодости: человека ты воспринимаешь как забавную квинтэссенцию из его детских поступков и черт характера того периода, но с обновленной годами внешностью. Хотя, стоит заметить, вряд ли в свои одиннадцать я видел Грейнджер соблазнительной, это уж точно.

В последний год мы сильно сблизились с Гермионой, особенно после ее расставания с Роном. Какой бы сильной и независимой женщиной она ни была, ей все равно требуется поддержка и понимание со стороны. А так уж вышло, что я остался единственным ее другом, которому можно заливать про неудавшиеся отношения. Безусловно, не только про это, но дружба, протертая хорошеньким слоем спирта, неплохо блестит. Так что Гермиона всегда была для меня самым дорогим человеком.

После меня бросила Джинни, и подруге пришлось практически переехать ко мне из уютной однокомнатной квартирки на Элмингтон-роуд. Это было довольно славное время, несмотря на то, что я выглядел как тоскливое дерьмецо. Потом был психоделический сон, будто я задремал под мескалином, где Гермиона — моя лучшая подруга — признается мне в платонической любви, и, хотя я признаю, что моя реакция была чересчур эмоциональной, это немного выбило меня из колеи. Далее нашу дружбу ждали взлеты и падения, ссоры и примирения, и — вот оно — мой самый провальный шаг на льдине наших отношений. Поцелуй! Твою мать, я поцеловал ее, и нельзя списать это на повреждение рассудка. Да и реакция Гермионы, окончательно смутившейся, доказывает одно: для нее это было не просто касание губ.

— … Have no fucking place to swim…

— Какой прилипчивый мотивчик, — Драган оторвался от задумчивого созерцания отчетов колдомедиков, исписанных таким мелким забористым почерком, что буквы напоминали скорее мошек, чем слова, и недовольно глянул на меня. Я внезапно обнаружил себя в ярко-освещенной холодной комнате на цокольном этаже. Черт, даже приблизительно не могу сказать, как давно я здесь стою, тупо не обращая внимания на смену обстановки. Это ж как крепко я ушел в себя?.. — Ты можешь напевать что-то другое? Или вообще лучше не пой, у этих парней уши от тебя вянут, — он махнул рукой себе за спину.

Вообще-то, мне давно следовало отвлечься от обмусоливания трагичности сложившейся ситуации в своей голове. По крайней мере, задвинуть эти мысли в далекое бессознательное до возвращения в квартиру в Риме, а это, по моим подсчетам, произойдет все равно не раньше завтрашнего обеда. Мерлин, спасибо за передышку.

— Такая напряженная обстановка, так и хочется разрядить. Ну, знаешь, мертвая тишина, — я многозначительно подвигал бровями в такт словам, давясь нервным смехом. Обстановочка, и правда, так себе.

Наемник раздраженно закатил глаза.

— Идиот. Может, займешься делом? Здесь, — он потряс отчетом, — хватит работы и на тебя. Я не хочу проторчать здесь до утра из-за того, что эти тупицы не умеют пользоваться пером.

— Что нового ты хочешь там найти? И так все ясно: колото-резанные раны, большая поверхность ожогов, несовместимых с жизнью, повреждения внутренних органов, множественные ссадины и ушибы. Я ничего не забыл?

— Вот этого убило электрическим током, — потирая светлую щетину, глубокомысленно изрек Драган. Кивком головы он указал на неподвижное тело на столе по соседству, накрытое белой тканью, что выглядела так же аккуратно, как и носовые платки Марино.

— Чья работа?

— Фредди чутка перестарался с шоковой терапией. А еще твердил, что электрический стул херово работает! Прикольное изобретение, кстати, мне нравится.

— Это же вроде еще со времен Инквизиции осталось, — я осторожно отогнул край простыни, разглядывая синеватую кожу мертвеца. Довольно-таки отвратительно. Я хотел испортить себе аппетит? Я испортил себе аппетит. — Ого, вот это мрачный видок! Он рассказал хоть что-то интересное, прежде чем пасть смертью храбрых?

— Только пару способов, как пройти в задницу, и еще эти бесконечные «слава Италии», — мужчина устало вздохнул, буравя меня нечитаемым взглядом. — Пожрать бы сейчас, а то торчим здесь голодные.

Я подавился набранным в легкие воздухом для отповеди. Веселящийся голос в моей голове проорал что-то вроде «ну и ну!».

— Блять, мы в морге.

— Спасибо, кэп. А то я думал, что мы случайно забрели на after-party после какой-нибудь клубной тусни, где все такие ужравшиеся и спокойные, — еще один тягостный вздох. — Хотя, конечно, ты прав, делать нам тут особо нечего. Что эта четверка, что тот, доживающий свои последние часы в подвале, не имеют никаких опознавательных знаков, чтоб пробить их по базе. Никаких обороток или магического воздействия на внешность, вообще никакой магии на них, не считая магического осадка после столкновения, но их все равно никто не идентифицирует. Ни в Министерстве, ни в Таможенной службе. Как будто они родились, только чтоб грохнуть тебя в переулке.

Я неопределенно пожал плечами на ходу, направляясь в сторону выхода из «холодильника». Моя нежная душа, конечно, уже не пищит при виде трупов — стоит признать, трое из четырех присутствующих мне уже почти родные, результат моих заботливых ручек, — но прогулка по моргу вряд ли станет моим любимым времяпровождением в ближайшие деньки. Черт, да вообще никогда не станет!

— Ставлю на Аврорат.

— Да, я, в общем-то, тоже. Но, знаешь, Поттер, не так-то просто доказать их причастность к выродкам Руссо. Разве что спец подразделение… Но, один хер, недоказуемо. Он находится под протекторатом Романо, а, значит, нам его не достать.

— Никто не говорит о том, чтобы лезть к нему прямо сейчас, — прикинув в голове, что спать мне совсем не хочется, а заняться чем-то надо, я вырулил к дверям столовой. Странное совпадение, что морг и кухня расположены так близко друг к другу. В следующий раз буду тщательнее проверять пироги с мясом. — Но ты сам видел в Омуте, что нападавшие двигались слаженно и четко, разве что командная работа слегка подкачала. Если исключить из уравнения использование ими запрещенных проклятий, то стиль ведения боя схож с тем, чему обучают в Академии. Не английская учебка, конечно, но точно и не американская или азиатская, значит, засранцы вышколены где-то в Европе.

— Мыслишь ты верно, это да, но доказательств-то никаких.

— Да на хрен нам эти доказательства сдались, — я с трудом сдержал порыв закатить глаза. — У нас тут гражданская война на носу, кто выиграет, за тем последнее слово и останется. К тому же, раз весь итальянский Аврорат под Руссо, а Руссо — под Романо, то даже будь у нас стопудовые улики против них, типа сотни свидетелей или огромной фосфоресцирующей надписи «я здесь был», дело бы все равно прикрыли за неимением доказательств, как в случае со смертью главы семейства Пампо. Про эту славную пятерку просто забудут, даже вряд ли объявят поиски. Серьезно, Драган, я не знаю, чего ты тут изгаляешься с этим дерьмом. Пиво будешь?

— Светлое, давай сюда. Но нам в любом случае нужна информация на будущее. Да и, насколько я знаю сеньора Марино, он сделает попытку сдвинуть правительство честно, ну, как это вообще может быть. К тому же, надо обезопасить себя что ли…

Я кивнул, просчитывая в уме, влезет ли в меня три куска стейка, или лучше поголодать, и съесть два. Аппетит у меня после своеобразной пятидесятичасовой комы просто зверский, а недавнее посещение морга забыто как сон. Что, впрочем, не так уж и плохо, можно немного поднабрать в массе, раз уж силовых тренировок у меня хоть отбавляй и отсыпай. А теперь, видимо, их число возрастет в геометрической прогрессии.

— Чтобы предупредить и обезвредить, я понял.

— Мы же даже не знаем, от кого конкретно тебя защищать!

— Драган, как показала практика, защищать меня необязательно, я сам справляюсь, — снисходительно проговорил я, разглядывая запотевшее стекло бутылки. Пиво немного горчило, но для Италии это обычная хрень. Английское пиво здесь достать так же сложно, как и Святой Грааль.

— Да, блять, конечно! Если бы практика показала это, ты бы не валялся два дня в форме ноющего дерьма.

— Я уложил троих из пятерых. Кстати, что там с пятым, тем, что в подвалах коротает дни?

— Помрет скоро. Тогда всю партию в крематорий и отправим.

— Сраный Мерлин, я же ем! А с ним-то что приключилось?

— Да тоже Фредди перестарался. Регулятор мощности на электрическом стуле сильно сбоит. Экспериментировать-то не на ком было.

Должно быть, у меня действительно пластичная психика, раз такие замечания воспринимаются мной как само собой разумеющееся. Или это еще один звоночек в череде колокольного звона по безвременной кончине моего категорического императива. Не знаю, потом задамся этим вопросом.

— Почему, кстати, никто не вызвал авроров ночью? Мы там полдома снесли, а ни один смельчак не вышел проверить, что за шум на улице. Я теперь не уверен, что Руссо выслал бы своих людей из Аврората, но отреагировать они все равно должны были; а так — тишь да гладь. Или это обычная для Rifugio ситуация ночного сабантуя?

Наемник посмотрел на меня как на умалишенного.

— Это Тихая Гавань, парень. Не помню, чтоб слышал о случае сообщения в Аврорат оттуда хоть единожды. И не уходи от темы, трое из пяти — говеный результат. Ты, правда, действовал весьма творчески, за это хвалю, но во всем остальном — полный капец. Запнуться о собственную ногу и попасть под смертельное проклятие…Я даже не знаю, нужны ли тебе какие-нибудь уничижительные комментарии, или ты сам додумаешь.

— Для первого раза неплохо, — я недовольно скривился.

— Эту отмазку для первого секса будешь использовать, — и, игнорируя мое возмущенное «эй», продолжил: — Столько промахов я даже на вступительных в учебку не делал. Твой первый раз мог быть последним. Грейнджер здесь все глаза выплакала, пока этот англичанин тебя с того света доставал. Кстати… — голос мужчины сделался подозрительно равнодушным. Я оторвал раздраженный взгляд от чрезвычайно интересной столешницы. — Тут слухи ходят… О произошедшем после твоего чудесного воскрешения…

Мысленно я несколько раз чертыхнулся. Слухи ходят, да? Ну, ты и трепло, Кристиан.

— Что-то любопытное? — нейтрально проговорил я.

— Ну, можно и так сказать. Что-то про тебя и Грейнджер…

Да просто, блин, потрясающе, теперь-то уж точно не съехать с разговора. Дьявол, проклинаю тот день, когда доверился Марино и его болтливому языку! А я только нормально отвлекся от этих завалов в личной жизни.

— Понятия не имею, о чем ты. А что слухи говорят-то?

Фанатично блестящие глаза Драгана должны были меня насторожить, но я почему-то слабо проникся ситуацией. Как оказалось, зря.

— Что ты завалил ее прям там при сеньоре Марино и этом англичанине!

Я моргнул.

Потом моргнул еще раз и сумел открыть рот.

— Что, блять?

— Так это правда? Ну, Поттер, не ожидал от тебя такой прыти.

— Да никакая это нахрен не правда! — вспылил я. — У вас там что, крышу у всех посносило?! Я ее просто поцеловал!

Ну, а потом я, договорив, конечно, понял свою ошибку. Вполне в духе Драгана, на самом деле. Глупец, повелся на провокацию.

— Так вот что имел в виду сеньор Марино под «некоторым конфликтом»! — торжествующе заорал наемник на весь первый этаж. В барабанных перепонках у меня слегка кольнуло. — А я всю голову сломал, думая, по поводу чего вы там опять посрались в такой драматичный момент! Ну, молодец, Поттер, мужик, горжусь тобой.

— Нет, — я выставил обвинительный средний палец ему в лицо, — нет. Даже не начинай. Замолкни, Драган.

— Наконец-то это свершилось.

Несмотря на готовность, казалось бы, ко всему, я все равно с шумом подавился пивом.

— Что…что, блин, значит, «наконец-то»?

— Я выиграл у Элиота десять галлеонов.

— Тотализатор, ну, конечно, — я раздраженно закатил глаза. — Какого хера вы вообще спорили на это?

— Надеялись, что ты когда-нибудь возьмешь свои яйца в кулак, парень.

— Мерлин, я вас всех ненавижу.

— Дэниелс, к слову, ставил на то, что первый шаг сделает Гермиона. Радуйся, что я верил в тебя, Поттер.

— Драган. Завались, а, — мученически простонал я, утыкаясь лбом в столешницу. Что-то в затылке отозвалось громким насмешливым «бум».

— Да что ж ты такой мрачный? Все же отличненько вышло, Грейнджер теперь твоя…

— Она никто не «моя», ясно? Мы не в отношениях и не собираемся в них быть! Но вот я просрал дружбу, и мне совсем не смешно.

Наемник уставился на меня как-то напряженно. В его глазах читался такой живой интерес напополам с непониманием, что я всерьез задумался, а не пора ли мне пойти и повеситься на фонарном столбе.

— Ты как-то непрошибаемо туп, Поттер, — осторожно проговорил мужчина. — Ты поэтому таскаешься за мной целый день? Потому что не хочешь говорить с Грейнджер об этом?

— Я и с тобой не хочу об этом говорить вообще-то.

— Значит, ты…нет, подожди, — он приложил руку ко лбу с видимым страданием на лице. — Я чего-то не понимаю. Ты влюблен в Грейнджер, наконец-то поцеловал, а теперь не хочешь ее?

— Что…? Я не влюблен в Гермиону!

— Ага, ну да, — Драган скептично изогнул бровь. — А я ношу розовый пеньюар, когда никто не видит. Ты кого обманываешь, парень?

Довольно…сложная ситуация, да. Не то что бы я сам не понимал, что происходит, но…хотя нет, вообще-то я нихрена не понимал.

— Ты думаешь, что я влюблен в Гермиону? — медленно выговорил я, словно беседовал с душевнобольным. В каком-то смысле весь этот диалог немного безумный.

— Это пиздец как странно, что ты не думаешь так же, — мужчина покачал головой. — Ты серьезно?

— Наверное, — силы внезапно покинули меня. Я протяжно выдохнул, испытывая странное ощущение, что если не скажу сейчас ничего, то сдохну от этой катавасии. — Я…я, кажется, запутался. Очевидно, путаюсь уже очень долго. Я люблю Герми, но я не хочу терять нашу дружбу только для того, чтобы проверить, действительно ли я чувствую к ней то, что…что чувствую.

— Гарри, — непривычно мягко начал Драган, — не решай за вас двоих. Поговори с Гермионой. Просто поговори, узнай, что она думает. Если тебе это интересно, я уверен, что она хочет попробовать. Ни одна девушка не прошла бы столько ради друга.

Я слабо хмыкнул, совершенно не чувствуя облегчения.

— Лучшего друга.

— Это ты так думаешь. Как ты там говорил? Твоя любовь «затанцевалась до смерти в ночном клубе»? Может, перестанешь так заморачиваться по тому, что уже давно прошло?

Просто сказать, Драган, просто сказать. Попробуй еще сделать это так, чтобы не жалеть всю жизнь об испорченной дружбе с единственным человеком, что был так дорог. Просто сказать.

* * *

В комнату я возвращаюсь только к рассвету, с унылым видом плетясь по непривычно тихим коридорам Палаццо. За ночь температура воздуха неожиданно опустилась до нуля, и пошел мелкий накрапывающий дождик, почти мгновенно обесценивший все труды ночных работников по уборке территории; остается надеяться, что эльфы додумались прикрыть настежь распахнутое окно в выделенных мне покоях, потому что в ином случае придется отказаться от идейки подремать в уютной теплой постели. Маги, может быть, и считаются самой умной и продвинутой человекообразной расой на планете — хотя, признаться, есть в этом утверждение какое-то высокомерное форменное безумие, — но даже они еще не изобрели заклинаний для обогрева шелковых простыней. Или вообще каких-либо абстрактных простыней. Короче говоря, надо заняться этим вопросом в будущем.

Окно, к моему превеликому удовольствию, оказалось плотно закрытым. Уже что-то. Но сна не было ни в одном глазу, а мои собственные мысли настолько осточертели, что проводить с ними еще часы и часы бессонного времени казалось ужасной идеей. Пожалуй, даже скверной идеей. Надо было срочно отвлечься; но мои лечащие врачи не рекомендовали мне принятие любых зелий в ближайшие трое суток — в том числе, и так желаемого сейчас «Сна без сновидений», — а все жители Палаццо, по моим скромным догадкам, видят уже десятые сны про полуголых девиц и смертоносные битвы. Хотя, определенно, не все: Марино наверняка и в царстве Морфея проверяет бесконечные отчеты. Чем черт не шутит, такого асексуального человека я еще не встречал.

К слову, о наемниках. Не могу сказать, что мне сколько-нибудь полегчало от разговора с Драганом; в смысле, нет, мне совсем не полегчало. Я только еще более запутался — что вообще-то казалось невозможным, — потому что резонный вопрос «а не влюблен ли я в Гермиону» встает теперь уродливым боком. Откровенно говоря, не могу ответить «нет»; это было бы чистым враньем, а на руке до сих пор едва различимо белеет шрам «я не должен лгать». Но сказать «да», сложнее, чем кажется на первый взгляд, потому что, ну, насколько я могу судить по грустной медицинской карте моей личной жизни, дружба между экс-любовниками невозможна. И это вроде как дверь в одну сторону, и, Мерлин, меня бросает в дрожь только от мысли, что я могу быть любовником Гермионы, а это совсем не улучшает мою способность к рассуждению. Дьявол.

С другой стороны, кое-что из сказанного наемником я все же принял к сведению. Нам с Грейнджер предстоит поговорить по моему возвращению, и это не будет легкий разговор про погоду или биржевые котировки. Черт, это будет определенно сложно! Но, что бы я там импульсивно, в конце концов, не решил, начало светской беседы в любом случае задаю я. Что ж, даже не знаю, радует ли это меня или огорчает.

Я неторопливо прохожусь по комнате, засунув руки в карманы потрепанных джинсов, — Драко говорил, сейчас они вроде как в моде? — вяло раздумывая о том, куда бы прибиться попутным ветром.

Отношения с Гермионой выбивали из колеи. Было так просто любить ее и быть рядом, не давая никакой оценки обоюдно существующим чувствам. Но реальность раз за разом с упорством толстокожего барана пробивала бреши в красиво оформленном фасаде, заставляя если и не понимать, то хотя бы видеть. Видеть, словно со стороны, как мы смотрим друг на друга, как смягчаются интонации в голосе, как мы летаем рядом будто светлячки вокруг лампочки, боясь и искренне желая приблизиться, и многое-многое другое, что время успешно скрывало годами. М-да. Самообман — худшая ложь. Я бы, разумеется, мог долго и пространно вещать о вытесненных воспоминаниях и общей рассеянности, вызванной давлением бессознательного — спасибо Фрейду, — но правда в том, что я банально проморгал зарождение у себя чувств к Герми, отличных от дружеских. Такой промах можно сравнить разве что с игнорированием Фаджем возвращения Волан-де-Морта, без особого успеха, надо сказать.

Ну, и я оказался так же непроходимо глуп, как и Фадж. Ужас какой.

На улице просто фу. Не представляю, как магглы спешат на работу в такую погоду.

Отворачиваюсь от окна, скользя ленивым взглядом по предметам вокруг, и замечаю кое-что интересное. И, нет, это не кровать размера кинг-сайз, на которой может разместиться толпа беженцев из Румынии, она была здесь и в предыдущие посещения; хотя в первый раз я действительно смотрел на нее как на надувной батут, устроенный под крышей Палаццо. На прикроватном столике лежит огромный черный фолиант, задорно поблескивающий тесненными золотом страницами. И это уже довольно любопытно.

Очевидно, его принесли эльфы в мое отсутствие. Но, строго говоря, я не ожидал, что моя неловко промямленная просьба будет выполнена так скоро, и, кажется, еще не готов встретиться с реальностью, в которой я читаю книги по черной магии.

Черт побери.

После произошедшего, как выразился Марино, «некоторого конфликта» в моей больничной палате мы некоторое время трепались с Люциусом тет-а-тет. Тот был настроен дружелюбно, а я оказался слишком шокирован быстрой сменой собственных эмоций, поэтому — каким-то неведомым мне образом — выказал желание ознакомиться поближе с насланным на меня проклятьем. На ехидное замечание Малфоя о том, что это чистая темная магия, без примесей чего-либо доброго и светлого, так любимого мной, я отреагировал на удивление покорно, мысленно подписывая договор об отказе от морального принципа «не изучать способы убийства людей». Сложно сказать, почему я так поступил. Мной руководило желание узнать, чем еще грозит мне и Гермионе нахождение в эпицентре событий в Риме, а последствия на тот момент осознавались чрезвычайно слабо. Полагаю, какое-то влияние оказала и прощальная речь Риддла, но я даже думать об этом не хочу. В итоге, я попросил Малфоя выслать как можно скорее книгу по интересующей меня теме, минут двадцать распалялся в обещаниях хранить ее как первое дитя, не есть и не пить рядом с ней и, по возможности, дышать осторожно, а после благополучно забыл об этом. Надо же, как работает человеческая память. Люциус-то, похоже, всеми силами вцепился в возможность научить меня чему-нибудь «стоящему», по его словам, тогда как я просто удалил эту информацию из головы.

Настенные часы показали без четверти восемь. В принципе, до обеда мне нечем заняться, а выспаться я успел, пребывая в коматозе. Если я сейчас немного почитаю, ничего же не случится, да? Верно я говорю?

«Возьми себя в руки, — раздраженно поправил я себя. — С каких пор знание стало враждебным?!».

Тут я, конечно, могу поспорить, так некстати вспомнив жаждущего до знаний Риддла, но даже я понимаю, что длинные мысленные выкладки всего лишь оттягивают неизбежное. Честно говоря, это не первая книга по темной магии, что попадает мне в руки. В Блэк-хаусе есть потрясающая по размерам и омерзительная по содержанию закрытая часть библиотеки, проход в которую открыт только чистокровным Блэкам или, как в моем случае, магическим наследникам. Между собой мы ее всегда называли запретной секцией, хотя из всех знакомых мне людей реально видел ее только я. Довольно мрачноватое место, на самом деле: кучки пыли и чего-то малоприятного и неидентифицируемого, разбросанного по углам, не прибавляют шарма, — но в те не такие уж и редкие моменты, когда семья Уизли полным составом перебиралась на праздники в Блэк-хаус, закрытая ото всех секция библиотеки становилась спасением. Уизли были мне дороги, не поймите неправильно, но я не привык к такой…суете, наверное. Так что я проводил там по несколько часов в день, синусойдой слоняясь без дела от одного стеллажа к другому, ничем конкретным не интересуясь. Я искренне считал себя приверженцем светлой магии или, максимум, «сероватой», поэтому забывал все прочитанное практически сразу.

Но вот конкретно сейчас было совсем другое дело. Я собирался прочесть пару проклятий, совершенно точно темных, и по возможности их запомнить. Куда ты катишься, Поттер, куда ты катишься…

Правда в том, что знание не равно действию. Как бы там ни думали окружающие, я не протеже Тома Риддла, а, значит, смогу справиться с влечением к активному применению убийственных проклятий. Мерлин, я на этой неделе убил троих нейтральной в основном магией, и пусть это была самозащита, факт остается фактом. Поздновато воротить нос от полезных в полевой жизни заклинаний, не находите?

Я просто почитаю, — уверил я себя, присаживаясь на заправленную постель. Книга обожгла руки мертвецким холодом, и я от неожиданности позорно вздрогнул. Ладно, ничего страшного не случится. Это просто чернила на обработанной древесине и…подождите, я надеюсь, текст не написан кровью?

Вроде бы нет. Претенциозное название — «Полное собрание заклинаний темнейшей магии» — заставило меня нервно засмеяться. Разве существует темнейшая из темных магия? Или там, не знаю, чуть менее темнейшая? Ерунда какая-то.

Шестьсот четырнадцать страниц, оббитых толстым переплетом и исписанных ровным мелким почерком. На каких-то листах (я не удержался и рандомно открыл пару глав) — маленькие рисуночки с не очень приятным содержанием. С прискорбием я отметил, что отсутствует содержание, а, значит, мне придется самостоятельно копаться в этом дерьме, выискивая Animus Dolentis. Что ж, раз так, то ладно.

Я перелистнул обратно на первую страницу, скользя взглядом по эпиграфу: «Посвящается всем тем, кто не умер от моей руки». Это…м-м-м, не очень-таки обнадеживает, на самом деле. Возможно, для привлечения читателей автору следовало использовать что-то более оптимистичное, типа «моей маме и тете», «спасибо всем тем, кто был рядом со мной» или что-то в этом роде. В маркетинге парень явно был не силен.

Итак, начнем сладострастную пытку.

«Зарождение темной магии приходится на начало четвертого века по летоисчислению магического народа майя, когда Якоб Третий впервые казнил пленных изобретенным проклятием выворачивания…»

* * *

— Хэй! Кто-нибудь дома?

Я лениво прохожусь по гостиной, интуитивно выискивая изменения. Но их нет, и это как будто бы удивляет, потому что многое изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз, пару дней назад. На низком журнальном столике разбросаны газеты и книги — кажется, даже те же самые, что я оставил там, но я не присматриваюсь, чтобы удостовериться, — огромное плетеное кресло вытащено в центр комнаты (Гермиона решила, что тут оно смотрится лучше, чем на террасе), а репродукция какой-то картины с изображенными на ней тосканскими полями все также криво висит на стене с треснутым в нескольких местах стеклом. Выглядит так, словно никто не бывал здесь довольно приличное время. Эй, кто-нибудь вообще заметил, что я пропал? Я имею в виду, из английской когорты. Не похоже, что Томас и Шеклболт зарыдали здесь все вокруг.

И не похоже, что Гермиона тут, а это уже откровенно подозрительно.

Недовольно бормоча себе под нос какие-то ругательства, я довольно поспешно открываю дверь в комнату подруги. Здесь в отличие от гостиной чисто и убрано — я не добрался сюда со вспышками стихийной магии, оставившей неизгладимый след в самой большой комнате и кухне, — но чего я уж точно не ожидаю увидеть, так это Гермиону, выходящую из ванной в одном только полотенце.

Мерлин.

Завидев меня, девушка спотыкается на ровном месте, с диким видом прижимая маленький кусок белой ткани к груди с таким рвением, словно защищает котенка. В каком-то смысле так и есть. Я, должно быть, пялюсь слишком откровенно и ошеломленно — и это сбивает с толку, что за хрень? — потому что после нескольких явно затянувшихся мгновений, во время которых я даже не открываю рот, чтобы начать говорить, она, в конце концов, недовольно цокает языком:

— Гарри, мои глаза здесь, — Грейнджер тыкает себе пальцем куда-то в лицо. Я с огромным трудом — и превеликим сожалением, надо заметить — отрываю взгляд от светлой кожи, не прикрытой слоями одежды. — И я тоже рада тебя видеть. Но, если ты не против, я оденусь, подожди меня в гостиной.

Честное слово, я почти говорю, что против. Даже не уверен, что именно меня останавливает: самоконтроль или состояние шока, в которое я мгновенно попадаю, как только до меня доходит, о чем я вообще думаю.

За дверь я вылетаю со скоростью, во много раз превышающей скорость света. От того потока воздуха, что я создаю в движении, где-нибудь на Шри-Ланке наверняка зарождаются волны цунами. М-да. Что я там говорил о самоконтроле?

Разве дружба может быть такой извращенной?

К тому моменту, как Гермиона — полностью одетая — выходит из спальни, оцепенение понемногу скатывается с меня. Я приветливо улыбаюсь девушке из кухни, продолжая разливать кофе по чашкам, и искоса наблюдаю за тем, как она залезает на высокий барный стул у стойки.

— Для кофе в постель ты встала, увы, слишком рано, — непринужденно шучу я, а потом с силой прикусываю себе язык. Вот же черт. Хорошее начало разговора для наших неопределенных отношений, что тут скажешь. Должно быть, у меня вырубило какие-то фильтры в речи, раз я флиртую с Гермионой.

Подруга улыбается на удивление мирно.

— Почти час дня, Гарри, твоего кофе не дождешься, — она заправляет за ухо свисающую на глаза прядь влажных волос и отпивает из чашки. — Как провел день в гостях?

— Неплохо. Поел-поспал, поел-поспал, почитал, поспал и поел. А ты как, — я делаю трудно идентифицируемый пас рукой, — здесь?

Гермиона смеется, слегка запрокидывая голову назад, и я старательно делаю вид, что не рад тому, что сумел ее развеселить.

— Примерно так же, как и ты, — смешинки понемногу растворяются в ее глазах, и девушка продолжает, чуточку посерьезнев: — Вчера вечером заходил Дин. И, сам понимаешь, мне пришлось сказать, что ты ночуешь у Николь. Элиот нагрузил его работой, так что предыдущие дни, что ты был…м-м-м, не в себе, он не появлялся, что играет нам на руку. Не думаю, что я смогла бы как-то объяснить твое отсутствие.

— Понятное дело, — пожимаю плечами. — Спасибо, что прикрыла. Люциус, скорее всего, преувеличил последствия, но я, по крайней мере, хорошо отдохнул и потренировался.

— Он все правильно сказал! Ты два дня пробыл в коме, тебе необходим покой. И, ох, Гарри, зачем ты вообще полез в Тихую гавань?

— Все же нормально закончилось, — я ободряюще улыбнулся. — К тому же, теперь подтвердились наши опасения насчет Романо. Процентов так на девяносто пять. Деметрио рассказал мне пару неприятных слушков о нем, ничего серьезного, но вполне вписывается в общую линию.

— Вот только издержки в твоем проекте значительно превысили полезность полученных сведений. Гарри, не делай из меня идиотку! Я понимаю, что разборки с наемниками не входили в твой план, но именно это люди и имеют в виду, когда говорят «будь осторожен».

— Открытие военных действий…

— Ничего нам не дало, потому что мы все равно не можем доказать причастность нападавших хотя бы к одной правительственной структуре!

— Да, вот только…

— Мы и раньше знали, что Романо тебя ненавидит, а Руссо потворствует ему и даже готов выделить особо ценные кадры из своего Аврората для достижения общих целей.

— Ладно, — говорю я через мгновение. — Что ты хочешь услышать? Что я облажался? Ну, может и так. Только вот сейчас-то какая разница, если события уже произошли, и мы не в состоянии что-либо изменить. Необходимо работать с имеющейся информацией, нравится тебе это или нет.

Я умею признавать ошибки. Но одно дело — отмечать для себя свои собственные неудачи, и совсем другое — отчитываться об этом перед кем-либо еще. Конечно, Герми имеет пожизненную квоту на участие в моей жизни — что-то вроде бонуса за десятилетнее спасение моей несчастной задницы, — но это не отменяет того факта, что меня бесят ее нотации. Не хочу хвастаться, но я вечность провел, слушая всякое заунывное дерьмо на свой счет, так что, возможно, мне в кои-то хочется обойтись без этого. Мое сентиментальное отношение к подруге не дает ей права действовать мне на нервы.

— Гарри, тебе нет нужды оправдываться, — в глазах у девушки мелькает какая-то неуверенность, прежде чем она накрывает мою ладонь своей, сжимая. — Я…мы все волнуемся о тебе. Ты опять попал в эпицентр серьезных событий, и все, о чем я прошу, чтобы ты был осторожен, понимаешь? Или хотя бы брал меня с собой в эти твои ужасные авантюры.

Я отвечаю, как ни странно, нервничая еще больше:

— Тебе безопаснее вдали от меня.

Гермиона легко улыбается.

— Может быть. Но я уже здесь, и тебе меня не прогнать, — она шутливо стукает меня салфеткой, сдвигаясь обратно на свое место.

У меня в горле комок. Я с трудом сглатываю его, давясь волнением, и медленно прикидываю, каковы шансы сохранить хорошие отношения, если я не поддержу Грейнджер в игре «а разве что-то произошло?».

— Ты не хочешь поговорить о случившемся? — спрашиваю я наконец, отставляя в сторону чашку с кофе. Руки жутко потеют и трясутся, так что я боюсь вывернуть здесь все нахрен.

— А мы разве уже не разговариваем об этом? — Гермиона издает нервный смешок.

— Я…немного не об этом. Не о нападении. А о том…что произошло после.

Девушка молчит, изучая свой кофе.

— Я хотел бы…

— Гарри, я все понимаю, — она поднимает голову, глядя поверх меня, и на лице у нее застывает немного неестественное выражение. — Ты был не в себе после комы; ничего страшного не случилось — тебе не надо за это извиняться.

— Да я и не собирался, — меланхолично замечаю я. Гермиона переводит на меня удивленный взгляд. — Герми, я…я не был «не в себе». Немного дезориентирован, да, но прекрасно понимал происходящее, — это, конечно, не совсем правда, но лучше ей не знать. — И я…сделал то, что хотел. Хотел этого, понимаешь? — я прочищаю горло, наблюдая за ошеломленным лицом подруги, не в силах продолжать.

А что если все они ошибались? Драган, Люциус, Драко, — что если они не правильно истолковали язык тела Грейнджер и сделали ошибочные выводы? И Гермиона игнорирует поцелуй не потому, что, как и я, хочет сохранить крепкую дружбу, а потому, что ей все равно?

Я с трудом подавил желание аппарировать в ледники Арктики. Не знаю, возможно ли это? Минусовая температура в районе очень-холодно наверняка остудила бы кипящую кровь. Может, мне следовало как-то проверить ее взаимность, прежде чем задавать неудобные вопросы и рушить все к херам? Неосознанно я уже просчитывал кратчайший путь до своей Молнии, когда взгляд случайно зацепился за сложенные в крепкий замок вокруг кружки руки девушки. Стиснутые до побелевших костяшек. Я затолкал тяжелый вздох подальше в диафрагму, настраиваясь на серьезный лад.

— Знаешь, — наконец говорю я, — и я все еще этого хочу.

Гермиона заторможено моргнула.

А потом уставилась на меня подозрительным взглядом.

— Кажется, тебе следовало больше отдыхать, Гарри, — медленно проговорила она.

— Я в порядке. И я говорю на полном серьезе…. Мерлин, Герми! Вот это сейчас вообще было не к месту.

— Прости, но… — она запускает руку в волосы и нервно проходится по ним несколько раз. Я молчу, совершенно пораженный творящимся вокруг хаосом. — Я никогда не замечала за тобой интереса…такого рода, — продолжает девушка.

Прямо в точку. Это только третья реплика в разговоре, а я уже полностью сбит с толку. Что ответить? Соврать или сказать правду? Я несколько секунд с ужасом обдумываю возможные последствия.

В конце концов, вряд ли Гермиона оценит красочную лапшу, что я могу навешать ей на уши. Безусловно, я в этом чертовски хорош, но это кажется не тем случаем.

— Откровенно говоря, я и сам не замечал. Понимаешь…Герми, мы все время вместе. С чертовых одиннадцати лет. Я не помню периода, когда ты не была рядом, и даже твои отношения с Роном нихрена не изменили. Я…это всегда просто было. Сначала дружба, а потом…потом что-то другое. Я не определял это какими-либо словами, но тут — бац! — я смотрю на тебя и вместо близкой подруги вижу красивую девушку. И больше не могу это игнорировать.

Грейнджер выглядела как самый шокированный человек на свете. Может, я погорячился? Будь это кто-либо другой, я бы сказал что-то вроде «и я устал отрицать это притяжение между нами, детка, не хочешь сократить расстояние?», банально не заморачиваясь над смысловой нагрузкой слов — возможно, потому, что она ничтожно мала, — но такие трюки не сработают с человеком, знающим меня еще сопливым неудачником. Это было бы откровенно смешно, и я даже не стану экспериментировать.

— Ты серьезно? — наконец сказала Гермиона, пристально меня разглядывая. Получив в ответ мое невнятное «ага, сам в шоке», она, казалось, зависла. — То есть я…

— Нравишься мне, да. Как девушка, — перебил я ее, потому что подругу, похоже, готов был хватить удар. — Я даже довольно близок к тому, чтобы сказать, что влюблен в тебя.

— О.

Я тяжело вздыхаю. Ладно.

— И, Герми, я пойму, если ты не хочешь…

— Но я хочу. Стой-стой-стой, Гарри, — она машет руками, чуть не заезжая мне по носу. Я поспешно отодвигаюсь от нее на другой конец стола, безуспешно борясь со сжимающимися в волнении внутренностями. — Подожди немного. Все происходит так быстро, что…знаешь, это сводит с ума, — Гермиона криво улыбается. — Ты уверен в том, что сказал? Уверен, что это не отсроченное последствие от проклятия?

— Я бы никогда не позволил себе навредить нашей дружбе, если бы не был уверен, Герми. На сто процентов. Ты нравишься мне, и я хотел бы попробомпкхф…

…Губы у Гермионы теплые и мягкие, а еще невыносимо податливые, когда я легко прикусываю нижнюю, перехватывая инициативу. Поцелуй сильно отличается от того, первого: здесь нет той расслабленной лености, что наполняла меня после своеобразной комы, а наша поза — девушка неудобно перегнулась через стол, вцепившись мне в волосы — совсем не располагает к тесным объятиям, — но я чувствую такое не сравнимое ни с чем удовлетворение, что кровь превращается в расплавленное олово, заполняя каждую чертову прожилку в сфере досягаемости. Я думал что-то об Арктике? Забудь. Я резко выдыхаю в рот девушки и неохотно отстраняюсь, когда Герми подается назад.

— Вот это да! — наконец говорю я, пока Гермиона, явно немного удивленная, прижимает ладони к покрасневшим щекам. — Похоже, моя милая подруга, мы влюблены друг в друга.

— Похоже, что да, — выдыхает девушка. Мы пристально всматриваемся в лица напротив в течение нескольких мгновений, прежде чем синхронно рассмеяться. Ситуация получается до ужаса нестандартной, но я, кажется, счастлив.

Я опрокидываю в себя чашку остывшего кофе, все еще широко улыбаясь.

— Значит, ты не откажешь мне в первом свидании? — весело замечаю я, поднимаясь с места и огибая стол.

— Там будут смертельные опасности? — Гермиона слезает с барного стула, подходя ближе. — А то не знаю, брать ли мне с собой палочку.

— Ну, главное, что палочка будет со мной, — я игриво двигаю бровями, еле сдерживая смех.

— Гарри! Твои намеки со мной не пройдут! Хотя…впрочем, я рада, что ты всегда во всеоружии.

— Ага, всегда, — я делаю шаг вперед, уставившись сверху вниз на девушку. На щеках у нее играет очаровательный румянец. Чертовски мило же, ну. — А поцелуи на первом свидании будут?

— Свидании на пятом только. Сам понимаешь, принципы, все такое.

Довольно удивительное начало чего-то нового. Не знаю, получится ли из этого что-то, но, по крайней мере, я всегда смогу сказать, что попробовал. Жизнь без сожалений — вот мое новое кредо!

— Тогда закрой глаза, чтобы ничего не видеть. Ага, вот так. И иди сюда.

Сраные купидоны наверху разразились гомерическим хохотом.

* * *

Из дома мы выбираемся глубоким-глубоким вечером.

Не то что бы мы занимались чем-то предосудительным. В том смысле, что да, немного пошалили — совсем чуть-чуть, — но не стали заходить слишком далеко. Большую часть времени мы провели, составляя предельно аккуратное письмо для главы английского Аврората, выспрашивающее особенности итальянской аврорской учебки и отличия ее от английской. Роджерс может этого, конечно, не знать; или может знать, но окажется — то есть он такой и есть, но вдруг — слишком ленивым, чтобы ответить своему нелюбимому подчиненному, который не единожды слал его на хрен, так что просто перепоручит это задание кому-то из молокососов. У меня вроде как есть оправдание: я в Италии на совершенно секретной миссии, и мне требуется информационная поддержка с родины, так что отказать мне, не поправ своей говеной репутации перед Шеклболтом, почти невозможно. В любом случае, нам важен лишь результат, а как все это будет делаться — хером или мозгами — мне вообще по барабану.

Так или иначе, интерес у нас довольно-таки праздный. Определенное мнение по поводу нападения на меня уже сформировалось, но мне все же хочется сравнить свои собственные наблюдения и выводы со словами Роджерса — или кто там будет заниматься этой ерундой, — чтобы окончательно убедиться в том, что насланные на меня как саранча наемники — совсем не наемники, а часть тщательно скрываемого подразделения Аврората, где Руссо — давний кореш Романо — занимает должность Главного Аврора. А Синатра и Кастилья им потворствуют или, как вариант, просто молча не вмешиваются во все плохо пахнущее. И тогда, возможно, удастся разобраться, кто именно и за что заказал смерть Клитфорда, старшего Пампо и этого чудака-Романо, что загрызли клыкастые. И какие сукины дети следили за нами. И почему резко возросла стоимость вишневых пирожков в пекарне напротив. Инфляция цен на вишню? Смерть на производстве? Или сраный Макдональдс опять демпингует?..

Ой. Очевидно, меня немного занесло к птичкам. Вычеркнем пирожки из мысленного списка вопросов мирового заговора. Хотя, просто для справки, пирожки — это вообще как плевок в душу!

По центральным темам вроде все. Фу-у-ух. В этом итальянском дерьме так просто запутаться. Чувствую себя как в мыльной опере, где брат моего брата мне не брат. Итальянские сериалы похожи на бразильские? Надо бы раздобыть где-нибудь маггловский телевизор и сравнить. Чисто для науки.

Нам все еще немного странно ощущать себя как пара с Гермионой. Конечно, прошло-то всего лишь полдня, мы и не должны были смириться, но все это…чересчур быстро, как и сказала Грейнджер. Позавчера мы еще были крепкими друзьями, а сегодня я вовсю исследовал гланды своей подруги. Ничего так гланды, кстати, мне нравились. Не знаю, кто учил Гермиону целоваться — довольно неловко думать, что это вполне мог быть и Рон, — но она и в этой сфере оказалась лучшей ученицей. Смотрите и внимайте, лучшая выпускница школы французских поцелуев! Черт возьми. Двадцать восемь часов без сна любопытно сказываются на моем здравомыслии.

Когда мы с Гермионой не торопясь шествуем по гравийной дорожке в пределах территории Палаццо, стараясь не пялиться друг на друга слишком странно, мою голову неожиданно посещает мысль о Николь. Блять, я совсем забыл о ней! Нужно ли сообщить ей, что я…э-э-э, занят? Или полторы недели, что мы не виделись по случайному стечению обстоятельств, говорят сами за себя? Я даже не прочитал письмо, что девушка прислала мне на прошлой неделе: вероятно, оно сгорело синим пламенем в приснопамятное воскресенье. Или же Гермиона измельчила его в приступе ревности. Теперь, к слову, я хотя бы понимаю, откуда ноги растут у той злобы, что подруга — бывшая подруга? я не знаю, можно ли теперь ее так называть, это немного дико — источала, когда речь шла о моих отношениях. В будущем надо предельно аккуратно пялиться на чужие задницы.

Лабиринт из дорожек со стороны дворового фасада Палаццо довольно умилителен. Это закрытая часть для гостей; из панорамных окон большого бального зала его, правда, немного видно, но все выходы сюда перекрыты. На мой взгляд, это территория неопределенного назначения. Кристиан запретил нам здесь тренироваться, после того как какой-то идиот превратил все цветы на клумбе в шипящих змей — забавно, но эти ползучие твари еще и кусались! Садовники в Палаццо такие же редкие гости, как и здравомыслящие люди, так что я понятия не имею, зачем иметь несколько акров рандомно цветущего сада. Впрочем, сейчас я с уверенностью направлялся в беседку у декоративного пруда — там декоративно жили те змеи с клумбы, что были слишком быстрыми и удачливыми, чтобы избежать гнева Марино — для дружеского разговора с Витторе Пампо. Мы условились встретиться здесь, а не в баре, потому что…

Очевидно, я упустил кусок истории. Пока я валялся в веселом коматозе в компании Риддла, Гермиона нашла в себе силы посетить во вторник вечером Salotto 42 — уютный бар рядом с домом — и поболтать с Вито. Тот, казалось, только ее и ждал. У меня нет полного стенографического отчета случившегося разговора, но даже по вырванным из контекста отрывкам было понятно, что мужику явно требуется помощь. Согласовав свои действия с на удивление спокойным Марино — а ведь я умирал, никакого сочувствия, — девушка доставила Пампо в Палаццо, где тот, к слову, вполне прижился. Узнав об этом от одного из наемников после волшебного воскрешения, я собирался обсудить с Вито дела насущные, но он, как назло, ушел на тайную встречу с сестрами, после чего наш разговор был перенесен. Кстати. Стоит ли мне волноваться, что сейчас все в моей паскудной жизни осуществляется тайно? Тайная работа, тайная девушка, тайные друзья… Я мог бы пошутить на тему мистически неуловимого Гарри Поттера, но это не так уж и весело. Разве что только чуть-чуть.

По пути сюда нам попался Марино. Ну, как попался: считай, вынырнул из-за угла прям пред наши светлые очи. Итальянец весьма вежливо попросил о личной встрече — что удивительно, потому что я прохлаждаюсь в его особняке уже не первый день, — но я из каких-то мстительных соображений отказался в связи с занятостью. Занят я, прикиньте? На самом деле, поздней ночью на площадь Колонны прибудут Драко с Луной, а не послы доброй воли из Камбоджи, как могло показаться по моему важному виду, а с Кристианом я поговорю уже завтра, так что ничего страшного не произойдет, и небеса не ниспадут на наши плечи. Бред все это. Единственное, что меня беспокоит — как долго мы с Герми сможем скрывать наши отношения. Потому что о поцелуе знает — всего-то — весь Палаццо и Люциус, а если знает Люциус, то знает и Драко, а если знает Драко — знает вся гребанная вселенная. Возможно, мы немного перегнули с желанием самостоятельно разобраться с собственными отношениями.

— Эй, мужик, привет! Давно не виделись. Выглядишь бодрячком, — заголосил я, поднимаясь с Гермионой по лестнице в беседку. Витторе немного нервно подорвался нам на встречу, сразу кидаясь ко мне с протянутой рукой. Ну, насчет вида я немного погорячился. Выглядел он, если честно, будто не спал несколько недель, а если спал, то исключительно в мусорном баке в компании бродячих котов. Возрастные морщины на лице стали только четче, так что теперь Пампо казался даже старше своих сорока. Любопытно, чем он занимался последние четыре месяца?

— Приятно, наконец, увидеться с Гарри Поттером, — весело говорит он, пожимая руку. До меня доходит, что он-то и не знал моей фамилии сперва, а, наверное, случайно услышал ее на балу, когда я устраивал тошнотворный фурор. Неловко вышло, да.

— Сам понимаешь, у всех свои секреты, — я пожимаю плечами.

— В любом случае, вы даже не спрашивали, — замечает Грейнджер, таща меня к деревянным лавочкам. — Как вам, кстати, Палаццо? Мне сказали, что вы уже беседовали с сеньором Марино.

— Беседовал, да, — кивает он, усаживаясь напротив. Его взгляд безмолвно проходится по моей руке, удобно устроившейся на бедре у Гермионы. — Мы вроде как знакомы.

— К чему тогда вся эта секретность? Ты сразу мог попросить у него помощи; Кристиан редко отказывает.

— Так-то да, — итальянец закидывает руки за голову и пытливо смотрит. — Но вы и сами должны понимать, чем могла грозить мне и моей семье связь с оппозиционером. Сейчас, после смерти отца, семейство Пампо ослаблено как никогда; если бы что-нибудь из происходящего вскрылось, сестры бы никогда не отмыли имя от позора.

— И любая помощь имеет цену… — меланхолично отмечаю я.

— Да. Я пытался разыскать вас, но в какой-то момент Леон, видимо, понял, что я не подох как скотина, и люди Романо начали шерстить город, выискивая блох. Мне пришлось покинуть Рим, а когда вернулся, месяца полтора назад, оказалось, что братьев кто-то грохнул.

— Не обидно, что не ты это сделал? — говорю я нейтральным голосом. Похоже, Марино не рассказал Вито, что одного из подонков убил я. Говорить ему или нет? Я немного сжимаю пальцы занятой руки, прося Гермиону пока помолчать.

— Обидно, конечно. Но лучше уж так, чем никак.

— Но теперь-то вы готовы принять помощь сеньора Марино. Что изменилось? — Гермиона окидывает меня многозначительным взглядом и отворачивается к пруду. Дьявол, как будто бы я в состоянии понять все ее намеки! — Ситуация практически не поменялась с тех пор.

— Верно, но теперь у сеньора Марино появилось значительное преимущество! Я уже не так уж и уверен, что он проиграет эту войну.

— И вы готовы в ней участвовать? — напряженно спрашивает девушка. — Готовы только потому, что у Марино появились какие-то шансы? Вам совсем все равно, что произойдет с вашей страной?!

Витторе недоуменно хмурится, рассеянно почесывая лысину на макушке, и несколько раз переводит взгляд с Герми на меня.

— Конечно, мне не все равно! — взрывается эмоциями он. — Я желаю лучшего будущего для Италии, для своей семьи! Вы, иностранцы, нихрена не понимаете, если думаете, что можете так просто прийти и судить нас. В вашей Англии…черт побери, да это же были вы! Те, кто боролся за свою страну с Темным Лордом. Вы делали все, чтобы спасти народ, верно?

— Да, но я не понимаю, как это…

— Вот и я готов сделать все возможное! Послушайте, — внезапно смягчается он, глядя на нас прозрачными голубыми глазами, — еще год назад у сеньора Марино не было ни единого шанса. Мой отец вел некоторые дела с ним, но правда в том, что никто бы не поддержал его оппозиционную деятельность, насколько бы богат и влиятелен он ни был. В магическом сообществе Италии есть четкое понимание иерархичности: и если ты не был рожден в определенной семье — как случилось со мной, — то никогда не получишь больше возможностей, чем было у твоего отца. Это неизменно. Всем чхать на амбиции и потенциалы — важна только твоя фамилия. Мне не слишком нравится эта ситуация, но правда есть правда. Сеньор Марино настаивал на изменении многовековых устоев, но никто не воспринимал его всерьез; ему бы даже не доверили должность главы отдела в министерстве, потому что все места там разобраны задолго до сегодняшнего дня! Черт побери, да Венцеслао Грассо занял кресло Министра только потому, что женился на дочери Ферро Синатра. Понимаете, да? Общество закрыто. И Марино был обычным выскочкой, которого в ближайшие год-два подмяла бы под себя суровая действительность так, что его имя не вспомнили бы уборщики в министерстве! Я даже немного пожалел, что послал вас к нему: вы, ребята, показались мне отличными. Хотели приключений, а я был пьян, так что никто больше не всплыл в старой голове кроме него. Думал разыскать вас и отговорить от затеи, но тут, — Пампо понизил голос, — пошли слухи. Не знаю, как давно. Люди из Rifugio поговаривали о новой оппозиции, совершенно новой. Будто бы появилась сила, способная переломить ход истории, но никто не знал имен, только…что-то витало в воздухе. Аврорат Руссо поднял свои ленивые задницы и стал травить всех вольнодумцев, чего уже давно не бывало. Я даже не знал, кого искать, пока не увидел, как Михель Романо — эта хитрая сучья падла — собачится с тобой, Гарри. Тогда-то все и встало на места.

Я с трудом подавил желание театрально закатить глаза. Да, все сказанное весьма и весьма интересно, но…зачем же столько драматизма, а? Я не могу нормально воспринимать речь, если она звучит как монолог Гамлета. И это еще меня Гермиона называет Королевой Драмы.

— Ладно, — наконец хмуро сказал я, пока Грейнджер, видимо, переваривала информацию. — Ладно. Это все, конечно, ясно. Но причем здесь я? Возможно, тебе стоит пояснить, потому что, откровенно говоря, я нихрена не понимаю, и ты так быстро меняешь темы, что я потерял нить повествования еще вначале.

Витторе взглянул на меня как на имбецила.

— Ты Поттер, Гарри! — фанатично воскликнул он.

— Я, скорее всего, об этом знаю.

— Да, нет же, — Вито порывисто встал со скамьи и принялся ходить из стороны в сторону. Я неосознанно насторожился. — В своей стране ты остановил смерть, победил Темного Лорда и изменил застоявшееся общество англичан. Сделал то, что было не под силу остальным. Знаешь ли ты, что значит твое появление для Романо или Руссо?

Я покачал головой:

— Теперь я уже не уверен, что все точно знаю о себе.

— Это означает, что спокойному времени пришел конец! — Пампо отнюдь не проясняет ситуацию. Почему Гермиона молчит, когда ее голос разума так необходим? — Ты можешь менять историю, Гарри! Конечно, для кардинальных изменений тебе нужна инфраструктура: ты либо создаешь ее сам, либо присоединяешься к кому-то, у кого она уже есть — что, как я узнал из слухов на Весеннем балу, ты и сделал, — и, дьявол раздери, ты можешь сломить сопротивление зажравшихся консерваторов из министерства! Разве не чудо, а?

— Так вот почему Романо тебя ненавидит! — резко воскликнула Грейнджер. — А я гадала, в чем же дело, вы же никогда ранее не виделись, и тут такая открытая конфронтация на пустом месте. Заодно объясняет его попытки разрушить твою репутацию.

— Ты в это веришь что ли? — прошипел я.

— Так все сходится же, Гарри. Смотри, Романо попробовал опозорить тебя перед народом, подтвердил это той жуткой статьей в наверняка купленном издательстве, а после, когда выяснилось, что это плохо работает, приказал Руссо убрать тебя малоизвестным темномагическим проклятием. Уверена, если бы у них вышло — прости, Гарри, — то они бы написали в некрологе, что ты сам нарвался на какого-нибудь некроманта в подворотне. Думаю, наемники именно поэтому не стали использовать Аваду — решили не рисковать.

В некотором приступе раздражения я прислонил ладонь к лицу, с силой потирая переносицу. Это что сейчас было? Массовое помешательство, передающееся воздушно-капельным, или люди всегда так радуются, когда пасьянс чудесным образом складывается в аккуратную стопку? Если мне надо подчеркнуть слово «чудесным» — что значит небывалым, случайным, иллюзорным, — то я сделаю это жирной-прежирной линией.

— Да, звучит хорошо, — осторожно начал я, не открывая глаз. — Но вот только вы не учли тот факт, что ни один человек в здравом уме не посчитает меня революционером. Или хотя бы тем, кто сколько-нибудь разбирается в политике. Серьезно. Я понимаю, почему это упускает из виду Вито или, скажем, Кристиан, но ты-то, Гермиона, должна помнить о моей репутации. И в ней нет ничего положительного, не считая удачно выполненного Разоружающего.

— Ты слишком плохо о себе думаешь, — девушка мягко погладила меня по щеке, искренне улыбаясь. — Ты герой, Гарри. Не отнимай этой веры в тебя у людей.

Мой тягостный вздох был практически не слышен за разглагольствованиями Пампо. Знали бы люди, что я сам в себя верю не так уж и часто, не были бы так легкомысленны.

— А как вы поняли, что в этом замешан Кристиан? Я помню, что вы не удивились, когда я упомянула его имя.

— Ну, ребятки, — Вито хитро улыбнулся, отчего его лицо значительно преобразилось, — я же, в конце концов, воспитан аристократами, а, значит, достаточно умен, чтобы строить далеко идущие предположения.

— Ты просто сам послал нас к нему, — невнятно пробормотал я.

Итальянец пожал плечами.

— Ну, или так.

* * *

— Поднимаю до двадцати пяти.

— Пас.

— Поддерживаю.

— Уравниваю. Диллер, еще карту.

На несколько секунд устанавливается тишина.

— Чек.

— Ставлю двадцать.

— Луна, хватит повышать!

— Ш-ш-ш, не мешай мне обкрадывать тебя. Гарри, ты поддерживаешь?

— Да, давай. У тебя там что, Стрит Флеш[2]?

— Неа, Роял Флеш[3].

— Кто бы сомневался. Драко?

— Да уравниваю, уравниваю. Мордред, если все это чистый блеф…

— То можешь смело говорить отцу, что пропил все деньги.

— Грейнджер!

— Вам нужен ривер[4]?

— Сдавай.

Червовая дама легла между королем и десяткой. Чем черт ни шутит, может, и Роял Флеш.

— Ставлю двадцать.

— Поднимаю до пятидесяти.

— Луна!

— Поднимаю до ста.

— Поттер! Едрена матерь, и ты туда же?

— Мне тоже хочется обобрать тебя до нитки, Драко.

— Вот они — друзья! Милосерднейшие люди. Я теперь всегда буду проверять столовое серебро после вашего посещения… Уравниваю чертовы ставки.

— Я тоже. Вскрываемся?

— Может, по одной?

— Выпить или по одной карте? Драко, давай по правилам.

— Ладно-ладно! Пара десяток.

— А ты, я вижу, рассчитывал снять банк.

— Отвали, Поттер, посмотрим, есть ли у тебя хотя бы старшая карта.

— Тяжело собрать комбинацию хуже твоей, милый.

— Луна, не обращай на них внимания, их по ошибке забрали из детского сада. Что у тебя?

— Сет двоек.

— Сет?! Видишь, Драко, три больше одного.

— Вскрывайся, Поттер!

— Две пары: дамы и четверки[5]. Луна, банк твой.

Гермиона возвела глаза к потолку, передавая баттон[6] Драко.

— Как вы умудрились с отличными картами на столе собрать такие низкие комбинации?

— А все потому, что ты сбросила, — я посмотрел на свою редеющую стопку галлеонов с явным сожалением. Сегодня мне явно не даются ни карты, ни блеф.

— Итак, — Драко помешивал карты, хитро улыбаясь. — Вас теперь можно называть парой?

— А вас?

Самым большим удивлением вечера — читай, ночи — послужил приход Драко и Луны, крепко держащихся за руки. Я все гадал — шли они так с посольства Италии в Лондоне или осмелились только на подходе к нам? В любом случае, мы с Герми никак не прокомментировали ситуацию: решили, что узнаем все в ходе длинного разговора — по крайней мере, я надеюсь, именно это и означал многозначительный взгляд девушки, что чуть не продырявил мне голову.

Гермиона веско наступила мне на ногу под столом — да, вероятно, я правильно расшифровал ее переглядывания.

— Кажется, я ударился мизинцем об стол, — небрежно произношу я. Тяжесть чужой очень красивой, но в данном случае очень вредной ножки только усиливается. — Герми, ну, честное слово, они же не пуганые олени; я могу спросить прямо и верить, что они не унесутся в самые темные леса.

— Гарри, — предупреждающе шипит она, сузив глаза. Шипение довольно сексуально, на самом-то деле, но, опять же, сейчас немного не тот случай. Я сгибаюсь на месте и перехватываю руками ее щиколотки, закидывая их себе на колени.

— Вот так, умница, — девушка пытается вывернуться из захвата, но я вцепляюсь в нее как в спасательный круг и безмятежно улыбаюсь, пока она переживает приступ раздражения. Что ж, возможно, это и есть ответ на вопрос, пара мы или нет. Довольно очевидно, и теперь мне не надо отвечать.

— Да, — резко говорит Малфой, оценивающе разглядывая нас. Луна сбоку от него улыбается немного ехидно.

— Драко, тебе не обязательно соглашаться с этим чурбаном, он… Гарри, ну хватит уже!.. Ладно-ладно, я сижу так. Доволен?

Улыбаясь, оборачиваю руку вокруг ее плеч и притягиваю ближе, целуя в висок. Волосы у Гермионы пахнут шоколадным шампунем, и я ностальгически думаю об утренней сцене с полотенцем. Кажется, Охладающие чары в комнате испортились?

Малфой выглядит чересчур серьезно. Будто убили его собаку или что-то в этом роде.

— Я не соглашаюсь с Гарри, я говорю, что да, это…правда…

— Мы вместе, — вмешивается Луна, успокаивающе сжимая ладонь блондина. — Да, Гарри, мы спим вместе, и да, Гермиона, я в курсе, что он женат.

— Но…э-э-э…

— Ничего себе! Рада за вас, очень-очень рада, — Грейнджер порывается встать, но потом внезапно целует меня, обнимая за шею. — Ты должен мне двадцатку!

Драко ощутимо расслабляется и привычно криво улыбается. Он что, думал, что я не пойму его? Наругаю? Типа «а-та-та, плохиш, не трогай святое»?

— Знаете, — лениво тянет он, раскидывая карты на четверых, — если бы мы не спорили на ваши отношения, то я бы оскорбился.

Нет, конечно, это странно, что они в отношениях. Немного странно, да. Драко и Луна, серьезно? Любой сидящий в этой комнате, узнай он об этом в школе, помер бы от спазматических колик после долгого смеха.

— Ну, и кто выиграл?

— Я, конечно. Мужская солидарность превыше всего, — он подмигивает мне.

Выкладываю на стол десять галлеонов большого блайнда[7], думая о том, как же необычно складывается жизнь. Мы в Риме, играем в Техасский Холдэм[8] и пьем Balblair[9] семьдесят девятого года, который я нагло позаимствовал у парня, что нанял меня, чтобы выиграть гражданскую войну, такой непривычной компанией, в которой две самые экзотичные парочки. Мда. Надо запить эту мысль.

— Ради всего святого, хватит на нас спорить, — бурчит Гермиона, пытаясь посмотреть свои карты так, чтобы я не заметил. Ага, вижу крестовую девятку.

— Ну, это весело! — Луна, похоже, рада всему происходящему.

— Может быть, но заставляет странно себя чувствовать. Ставлю десятку.

— Поддерживаю.

— Уравниваю. Гарри?

— Не повышаю. Диллер, флоп[10] на стол. Мы теперь можем ходить на двойные свидания что ли? — задумчиво отстукиваю прилипчивый мотивчик на колене Гермионы. Я еще ни разу не был на свидании с Герми, но двойные свидания — это всегда круто. Готов поставить десятку, что это было бы феерично. Тьфу ты! Хватит спорить на всякую ерунду! Людишки говорят, что это аморально.

— Только если в самый темный ресторан в Риме, — рассеянно замечает Лавгуд. — Пятнадцать.

— Кто-нибудь вообще знает о вас? Повышаю на десять.

— Поддерживаю.

— Пас. Нет, не знает, и я надеюсь, что в ближайшее время этого не случится, — Драко вымученно улыбается. В чем-то я разделяю его сомнения. — Мы не такие счастливчики как вы, ребята: ни у кого из вас не рожает жена через несколько месяцев, и никто из вас не носит маску сумасшедшего, — так что поймите правильно, мы счастливы вместе, но…

— Лучше это останется секретом. Уравниваю до двадцати пяти. По крайней мере, до тех пор, пока мы не привыкнем друг к другу. Драко, карту, пожалуйста.

— Ух ты, вы уже договариваете фразы друг за другом! Кого-то мне это напоминает…

— Не поминай имена рыжих всуе, Поттер. К тому же, я уверен, что у них были несколько иные отношения. Не то что бы я знаю, но хотелось бы верить.

— Ставлю десять.

— Поддерживаю.

— Поддерживаю.

— Не смотрите на меня, я же скинул. Кстати, о рыжих: вы, сладкие, собираетесь как-нибудь рассказать Рональду о вашем качественном познании граней дружбы? Выкладываю ривер.

— Рано еще об этом говорить, — Гермиона покачала головой. — Ну, и нам же повезло: мы сейчас даже не живем с ним в одной стране.

— А как же сраные средства массовой информации?

— Чек.

— Ставлю десять.

— Полагаю, они любопытствуют немного в другой сфере частной жизни. И, Драко, мы же не в Лондоне, в конце концов. Поднимаю до двадцати.

— Интересный шаг, Гермиона. Уравниваю.

— Поднимаю до тридцати.

— Гарри!

— Отстань, я коплю деньги на наше свидание.

— Ох, ладно. Уравниваю.

— Поддерживаю.

— Все? Ты больше ничего не хочешь добавить, Поттер?

— Пока и так нормально. Луна, вскрывайся.

Неожиданно, но мой старший стрит покрыл младший стрит Гермионы. С трудом сдерживаю порыв проделать по комнате круг почета. Радостно улыбаясь, невинно целую девушку.

— Так теперь всегда будет что ли? — притворно ворчит Малфой.

— Надеюсь, что да.

— Вы были посерьезнее с этими постными минами и боязнью спалиться друг перед другом.

Игнорирую его подколы. Не все достаточно проницательны, чтобы разобраться в собственных чувствах же, ну.

Вместо этого я поднимаю бокал с темно коричневым односолодовым виски. Мне сказали, что экзотичный цвет появился от дубовых бочек из-под бурбона. Не то что бы я был специалистом в области варения…э-э-э, ну, варения алкоголя — нет же такого слова «вискиварение»? — но мне все равно немного кажется, что меня наеб…обманули. Хотя краденному коню в рот не смотрят.

— К черту все, выпьем за нас?

— Выпьем за любовь, — Луна присоединилась ко мне.

— За нашу любовь.

Я осторожно скосил глаза на Гермиону. Девушка открыто смеялась, опрокидывая в себя содержимое бокала, и чуть не вывернула на меня его остатки. Ее щеки были розоватого оттенка, а глаза лихорадочно блестели — скорее всего, от алкоголя. Так ли выглядит счастье?

Ага, подумал я. Именно так.

---

[1] Вольный перевод русской частушки:

Рыбка плавает в томате,

Ей в томате хорошо,

Только я, едрена матерь,

Места в жизни не нашел.

[2] Вторая комбинация в покере по важности: пять карт одной масти, идущих последовательно.

[3] Лучшая комбинация в покере: десятка, валет, дама, король и туз одной масти.

[4] Последняя выкладываемая на стол карта в открытую.

[5] Иерархия комбинаций, выпавших у героев, по возрастанию важности:

Старшая карта — самая большая карта на руке. Самая слабая комбинация в покере.

Пара — две карты одного достоинства.

Две пары — две разные пары карт.

Сет — три карты одного достоинства.

[6] Фишка, обозначающая в покере дилера, то есть сдающего карты.

[7] Одна из двух минимальных ставок, сделанных до поднятия карт.

[8] Наиболее распространенный вид покера.

[9] Шотландский виски.

[10] Три карты, выложенные на стол в открытую.