Ends and Means: Everybody lies (гет)

20 апреля 1998 года

Такая глупая надежда,

На то, что завтра станет легче.

Уж, коль рыдать, так безутешно,

Немая птица станет певчей.

Весна в Сан-Бликко, «Виноваты оба»

Тяжелое бронзовое кольцо с головой леопарда гулко бухнуло по литой пластине, и, словно отвечая, в доме нежно запели колокольчики. Дверь неслышно отворилась, будто Нэнси ждала за ней.

— Я всю ночь не спала. Конечно, ты уже взрослый, но все равно мог бы и предупредить…

Ненужные слова, неуместная забота. Не говоря ни слова, Рон мягко отстранил стоявшую в дверях пожилую женщину и вошел в холл. Солнце лилось из высоких окон, весело скользя лучами по отполированному дереву перил.

— Блейз! — сперва он даже не сообразил, что теперь это его имя. Остановился, не оборачиваясь. — Мальчик мой, родной, что случилось? — от этих слов внутри все перевернулось, горло свело судорогой. Так могла бы сказать мама.

— Ничего, Нэнси, все нормально. Извини, я и правда забыл, — быстро подняться по лестнице и захлопнуть за собой дверь. “Мальчик мой родной”… Да, мама так бы и сказала. Обняла бы, прижала к себе. И жалела бы, искренне, до слез — его, ничтожество, которое опять все испортило.

Как же он мечтал вернуться героем, преподнести Ордену страшные тайны Пожирателей! А теперь возвращаться незачем и некуда, да и все, что он узнал, уместилось в пару фраз — даже не ясно, запомнил ли их брат. Мама раскудахчется, отец промолчит, Фред и Джордж пожмут плечами. Они и не ждали от него ничего другого.

Заперев дверь заклятием, Рон прижался к ней спиной, ощущая тепло нагретого солнцем дерева. Хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть эту комнату с огромным, от пола до потолка, окном, широкой кроватью, удобными креслами и коллажами на стене. Он никогда и помыслить не мог о такой. Как и о том, что в его комнату никто не сможет войти, если не позвать. Тихие шаги в коридоре замерли у его двери. Нэнси. Почему этой женщине, прислуге в богатом доме, да еще и сквибу, позволено вести себя, словно она — член семьи? С трудом подавив желание распахнуть дверь, Рон замер, затаив дыхание. Шаги удалялись. Тихонько скрипнула лестница — это вторая ступенька сверху, а это — третья снизу. Как странно, он уже начал привыкать к этому дому — его шорохам, запахам, крику ласточек, свивших гнездо под самой крышей.

Глаза чесались, но, к счастью, это было единственным последствием бессонной ночи. Тогда ему не помогло ничего — ни бутылка огневиски, ни разбитый о стену стул. Он так и просидел всю ночь на полу, прижавшись спиной к замызганной стойке бара в Кабаньей голове. Где может скрываться Гермиона? И жива ли она? Нужно возвращаться домой, и как можно скорее. Но оттуда его отправят к Гарри и будут следить, чтобы они не удрали совершать очередные подвиги. Раньше никому в голову не приходило им мешать, что же изменилось?

Гарри его простит, он всегда все понимал. Как же все-таки здорово, когда можно идти за кем-то и принимать почести, если все удалось, и попрекать, если что-то пошло не так! Теперь Рон на все смотрел другими глазами.

Партия, которую он решил разыграть самостоятельно, пошла слишком не так, чтобы он имел право судить. Тем более судить Гарри, столько преодолевшего. Сможет ли он пережить потерю Гермионы, как Гарри смог пережить смерть Сириуса? Потерю… Будто чемодан на Кингс-Кросс забыл! Но признать, что Гермиона погибла, не получалось. Она прошла слишком долгий путь, чтобы вот так бесславно кануть, исчезнуть для друзей и врагов. Орден Феникса продолжал поиски, Министерство Магии — выпуск листовок с ее фотографией и надписью «Разыскивается!». Но это уже ничего не меняло…

Роном владело странное отупение, мысли вяло копошились в голове. Нужно было что-то решать, но сам процесс выбора казался глупым и бессмысленным. Создавалось ощущение, что от него ничего не зависит, все события последних недель, да что там — лет, — происходили как будто помимо его воли. Стоило остаться одному, чтобы понять это.

В глаза бил падающий из окон свет, и Рон встал, оттолкнувшись от двери. Сел в кресло, пощелкал пультом телевизора — раньше он видел такие только у отца, и зачем приспособление маглов Блейзу? — по привычке подергал левой бровью.

Когда не получается поступать правильно, нужно как минимум действовать честно. Для начала — в отношении спасших его Гринграсс. Он ничего не скажет орденцам о роли сестер в произошедшем, а Забини... Опытный аврор на его месте, не задумываясь, устранил бы помеху ради высшей цели, но у Рона не поднялась бы рука убить однокурсника, пусть и пошедшего не той дорогой.

Гарри поступил бы так же.

И эту партию он доиграет до конца. Слишком долго он обманывал себя, собираясь задержаться еще «на денек». Наверно, боялся узнать правду, чувствовал, что все не так радужно, как он хочет себя убедить. Теперь же ничего уже не имеет значения, и его жизнь — в первую очередь. Неизбежность провала пугала его меньше, чем необходимость вернуться к Гарри, к безысходности, к одиночеству на двоих, которое, безусловно, наступит в отсутствие с ними Гермионы.

— Я остаюсь, — лишь тихий шепот.

— Я остаюсь, — громче сказал он, но ничего не изменилось. Или… Рон будто проснулся. Будто заново ощутил шероховатую ткань подлокотника под пальцами, тепло солнца на небритой щеке, все свое тело до последнего заусенца.

— Я остаюсь и скоро умру, — но чудесное чувство не проходило. Наоборот, ощущение, что все это продлится недолго, наполнило его азартом, который мало с чем можно сравнить. Разве что с квиддичем, но перед матчем ты боишься проигрыша, а чего бояться, когда проигрыш неизбежен? Можно только наслаждаться красотой полета, преодолением препятствий, маленькими победами над противником…

Рывком подскочив к шкафу, Рон распахнул дверцы. Выхватил пару приглянувшихся костюмов, кинул их на кровать, вспомнил, что не был в душе, направился туда, выскочил обратно, оставляя мокрые следы, выключил телевизор…

В голове роились неясные планы. Как вести себя с Флинтом, что сказать Сандре, как привести своих ребят в дом. Не забыть спросить, как сдали зачет Виктория и Оливия. Сделать комплимент Дафне. Держаться рядом с Чжоу. И еще тысяча подобных мелочей, выстраивающихся в голове в некое подобие аляповатой картины.

В зеркале перед ним отражался представительный молодой человек — классические брюки, рубашка, яркий пиджак и платок на шее. Блейз, такой, каким он его увидел в тот день в Косом переулке, когда… Об этом он думать не будет.

Расчесав черные кудри, Рон выпустил одну вьющуюся прядь на лоб. Распрямил плечи, чуть откинул назад голову, вышел из комнаты:

— Нэнси, свари мне, пожалуйста, кофе покрепче!

* * *

«…Эта история — еще одна монета в копилку правонарушений Министерства. Сколько же всего их было? Это покажет время и наша специальная рубрика «Невинные жертвы»! Оставайтесь с нами!»

Роберт Эйвери отложил газету и устало прикрыл глаза. Последний раз такая лавина публикаций на одну тему была в ноябре тысяча девятьсот восемьдесят первого года, когда обезумевший от ужаса магический мир осознал, что Темный Лорд пал и бояться больше некого. Сколько обличительных статей, страстных речей и благородного негодования последовало! Каждый считал своим долгом тявкнуть из норы, что он бы никогда не поддержал, он же видел и всегда понимал!.. Конечно, видели и понимали. Так же, как и совсем недавно видели и понимали, что людей арестовывают десятками и тащат в Азкабан просто так, по надуманным обвинениям. Зная, что магию нельзя украсть: она у тебя либо есть, либо нет. Но молчали, дрожали, покупали документы, подтверждающие чистоту их крови.

Если бы тогда, почти двадцать лет назад, вся эта ярость была направлена против Пожирателей Смерти, их бы смыло, как волной. Однако сокрушил Лорда младенец. Нелепо! Не герои из Ордена Феникса, не блистательный Дамблдор, а несмышленыш, который даже не понял, что сделал.

— Что-то смешное пишут? — Ли неслышно проскользнула в гостиную и пристроилась на подлокотник его кресла.

— Смешное? Пожалуй… — Почему она так решила? Неужели он улыбался?

— Прости, я не почувствовала тебя, а просто посмотрела, — только она умела сказать так. Его девушка из Отдела Тайн, невыразимка, вечная загадка. — Тебе тревожно?

— Да, я не понимаю, что происходит.

— Почему? Разве это разрешили не вы?

Обычно они не говорили о том, что их разделяло. О его принадлежности к Пожирателям Смерти и о тайнах, которые она надеется разгадать на работе. Хотя раньше пытались. Он — о том, что рамки, в которые их загнало Министерство, душат и ломают их жизнь, она — о мировой гармонии, энергии созидания и смерти. Потом Лорд вернулся, разговоры прекратились, остался лишь страх и робкий лучик надежды, что все еще будет хорошо.

— В этот раз я знаю не больше твоего, Лиен. И мне это не нравится, — обняв жену за талию, он стянул ее с подлокотника к себе на колени. Она тут же завозилась, как котенок, устраиваясь поудобнее, и, положив голову ему на плечо, тихо сказала:

— Раньше ты говорил, что хочешь быть подальше от всего этого. Что изменилось?

— Слишком многое, родная. Это проще — подчиняться приказу, даже если он жесток и непонятен. Потому что мы слишком далеко зашли. Но кто отдает приказы сейчас? И куда мы идем?

— Я видела Лорда у нас дома, когда он приходил к Георгу, и на приеме у Малфоев тоже. Он ужасен, но не кажется безумным.

— Сейчас — да, но ты не видела его раньше, и в этом твое счастье.

Ли не ответила. Бабочка, севшая на ладонь, которую он так боялся испугать неловким движением. Девушка-сказка, наигрывающая странные мелодии на инструменте с одной струной. Видящая то, что ему не дано увидеть никогда. Что он может объяснить ей, невыразимке?

После окончания Хогвартса он просто не мог не присоединиться к Пожирателям — ведь он был сыном своего отца, а для того Лорд был почти братом. Они все тогда были готовы идти за ним — юноши с горящими глазами, верящие, что будущее нового мира, справедливого и прекрасного, в их руках. Наивные романтики, такие же, как те, что пошли за Гриндевальдом.

Но прекрасная птица их мечты захлебнулась в потоках пролитой ими крови, и начался кошмар: их словно закружило огромное колесо, ломая жизни, коверкая души. Они убивали, и убивали их. Уйти он уже не мог: это значило предать отца и тех, кто прикрывал спину, кто умер или умрет завтра за их общую ошибку. Не осталось ничего: ни веры, ни надежды, — впереди была лишь смерть. И когда все вдруг закончилось, Роберт не испытал ничего — ни боли, ни радости.

Он был готов понести наказание. Бывших соратников бросали в Азкабан, они сопротивлялись, лгали, пытались оправдаться. Он не пытался, и именно ему повезло: мертвые молчаливы, а у живых не хватило доказательств для его заключения.

Сперва они — те, кто остался на свободе — сторонились друг друга, но потом опять сблизились. Они все еще были сильны, богаты и влиятельны, не так, как раньше, но шепот за спиной стал затихать. Жизнь брала свое, а уцелевшим в этой кровавой мясорубке хотелось покоя. Только отец по-прежнему ждал Тома Реддла, не понимая, что тот умер уже давно, гораздо раньше, чем чудовище по имени Волдеморт.

Время шло, боль притуплялась, но жизнью назвать это было нельзя. А потом появилась она — хрупкая девочка из отдела Тайн с черной косой до пояса и странным именем — Лиен. Он не имел права ее любить, даже просто находиться рядом. Но она не слушала его исповеди, лишь зажимала его рот теплой ладошкой:

— Это был не ты, забудь, все забудь. Это был сон, и он в прошлом.

Он так хотел в это верить! И смог заставить себя забыть. Лишь в ночных кошмарах прошлое еще пыталось вернуться. Но потом прошло и это. Мир обрел новые краски, а счастье оказалось тем, чего можно добиться не только путем войны и политических реформ. Оно пряталось в улыбке Лиен, первом неуверенном слове их дочурки Ким, прикосновении сухой руки отца. В домашнем уюте и совместных ужинах, солнечных днях и длинных ночах.

Но оказалось, что кошмар не ушел, а лишь затаился на время, чтобы вырваться на волю с новой, невиданной силой. И Роберт снова не мог отступить, спрятаться. Отец, который никогда не уехал бы из Англии, Лиен со своими невыразимцами, Ким — они связали его крепче Черной метки. Да и не было на Земле места, где Лорд бы их не смог найти. И тогда…

Статус крови жены никогда не волновал Роберта. Чистокровная, полукровка, да хоть маглорожденная — она все равно оставалась для него единственной. Но он понимал, что ее наивные рассказы про отца-магла и мать, всего год прожившую в их деревне и бросившую ее сразу после рождения, не устроят Комиссию по учету магловских выродков. Да, ее отец рассказывал о невероятных таинствах, проводимых ее матерью, но кем она была на самом деле — волшебницей, знахаркой или обычной магловской шарлатанкой? Нет, защитить Лиен он мог, лишь оставаясь в ближайшем окружении Лорда, так высоко, что никому даже в голову не могло прийти поинтересоваться статусом крови его супруги.

И вновь завертелось кровавое колесо. И вновь выхода не было.

— Как прошло чаепитие у Элеоноры? — прервал тягостное молчание Роберт. — Тебе было весело?

— Да, но, по-моему, я зря пришла с цветами, здесь это не принято. Ты должен был меня предупредить! — Лиен шутливо дернула его за ухо.

— Что не запрещено, то разрешено. Делай то, что тебе нравится, иначе умрешь от скуки.

— Наверное, ты прав… — Ли выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Нарциссе Малфой цветок очень понравился: я заметила, она не сводила с него глаз, но почему-то так и не подошла рассмотреть, словно стеснялась. И эта ужасная старуха, злая и глухая, она все время пыталась кого-нибудь унизить, но все вели себя так, словно не замечали этого.

— Мюриэль? Она всегда была редкостной стервой, но ей уже лет сто, так что перевоспитывать ее поздно. Неужели тебе никто не понравился?

— Цилла.

— Кто?

— Цецилия Гринграсс. Она сама предложила звать ее по имени. Мне не следовало соглашаться?

— Почему же? Пусть будет Циллой. Меня удивило другое. Чем она могла тебе приглянуться?

— Она милая, и говорит то, что думает. И всех любит, старается помочь, найти доброе слово. Она сказала, что я могу к ней заходить в любое время, а не только в приемные часы, как к Элеоноре.

— Я думал, ты подружишься с Анитой Лестрейндж, вы же ровесницы.

— Анита тоже милая, — Ли задумчиво кивнула, — но она какая-то тихая и испуганная. У нее скоро будет ребенок, она должна быть счастлива и открыта миру, а она словно ждет беды. Рядом с ней неспокойно.

Неожиданная оценка. Роберту Анита нравилась — хрупкая, немногословная, действительно нуждающаяся в защите. С Рудольфусом ей будет хорошо. Но чего ей бояться теперь, когда он рядом? Может быть, Беллы? Или ей просто неловко чувствовать себя в центре внимания и слышать шепотки за спиной?

Но шепотки утихнут — уж он-то это знает. У людей слишком короткая память. А любовь и правда может быть долгой — это он знает тоже.

* * *

На столе остывала недопитая чашка кофе — вторая, каков прогресс! — а время ползло медленно, как обожравшийся соплохвост. Дафны все не было. Еще никогда Рон не ждал ее с таким нетерпением, но стоило помнить, что ей этого показывать нельзя.

Откинувшись на стуле, Рон надкусил булочку и положил ее на тарелку. Пусть считает, что он ел, и ее визит застал его врасплох. Пройдясь по кухне, Рон еще раз посмотрел на часы. Пол-одиннадцатого, все приличные чистокровные девочки уже встали и почистили зубки. Настало время повидать женихов, не правда ли?

Рон откусил от булочки еще кусочек. Вкусно! Главное, чтобы Тори со своей отравой не добралась до его кухни!

— Доброе утро, я не помешал? — раздался сзади неуверенный голос. Высокий, но определенно мужской. Рон резко обернулся. — Нэнси впустила меня…

— Чай? Кофе? — Мерлин, а это еще кто такой?

— Ирвин, ты же любишь булочки? — Зашедшая следом за незнакомцем Нэнси спасла положение. Перед ним стоял, нелепо покачиваясь, тот самый незадачливый хозяин развалюшки, продавший свою совесть за ремонт. — Или сандвичи?

— Я только что позавтракал, спасибо, — все та же извиняющаяся интонация. Рон усмехнулся, Ирвин — как же его фамилия, Дафна ведь говорила — окончательно смешался.

Страх оплошать куда-то испарился — остался лишь азарт, как у охотника при виде дромарога. Правда, его добыча выглядела не так внушительно: тощий, похожий на подростка юноша с огромными голубыми глазами и длинным изогнутым носом не украсил бы коллекцию ни одного охотника. Стоптанные ботинки, мантия из секонд-хенда…

— Как ты?

— Отлично, жаль, вчера не смог пойти с вами, на работе…

— А в доме как? Я все хочу заглянуть, и никак не получается. Сам понимаешь… — перебил Рон. Нашел о чем жалеть, придурок.

— Конечно, понимаю, Блейз, — Ирвин неловко примостился на краешек стула, словно боясь, что его прогонят. — Я и не думал обижаться, просто… Я тебе так благодарен, ты даже не можешь себе представить! Я никогда и предположить не мог, что у меня будет свой дом. Не подумай, у меня классные родители, я очень их люблю, но… я хочу что-то свое. Место, где я могу побыть один, где никто не будет меня учить жить. Где будут собираться мои друзья… у меня же никогда не было друзей, а сейчас…

Идиот. У тебя и сейчас никого нет. Неужели непонятно — этим друзьям ты не нужен! Ты — просто пешка в игре, купленная задешево, за пару добрых слов и обещание помощи. Продажное ничтожество! Рон едва удерживал на лице выражение участливого интереса.

— Не благодари меня, ведь друзья для того и нужны, чтобы помогать, — покровительственная самодовольная улыбка. Как же этот дурак похож на щенка — нескладного, виляющего хвостом в ожидании, что его погладят. — Рассказывай подробно, что уже сделано.

— На первом этаже уже чисто. Всю мебель пришлось выкинуть, докси все погрызли. Стены, правда, ободранные, но их можно покрасить, и кинуть какой-нибудь ковер и подушки на пол, чтобы было на чем сидеть. Потом я смогу купить стулья, пока не получается…

— Блейз, ты еще не готов? Я же сказала, что зайду с утра. Нас ждут через двадцать минут! — Дафна. Как у нее получается все время появляться не вовремя? Еще недавно он так ее ждал, сейчас же она может спутать все карты.

— Привет, дорогая! Какая прекрасная неожиданность. Кофе? — широко улыбнувшись, Рон отодвинул стул от кухонного стола. — Рекомендую булочки, они еще теплые. С маслом так просто тают…

— Какие булочки? Мы опаздываем! Мы же решили собраться у нас, посмотрим скульптуры Эби и картины, которые она привезла из Парижа, потом — пикник на лужайке...

Действительно, они обсуждали это вчера в кафе, но сегодняшнего Рона, обновленного и дерзкого, перспектива рассиживаться на травке у Гринграссов не прельщала. Вместо того, чтобы бояться раскрытия, он предпочитал рискнуть и отправиться наконец в дом Ирвина, в котором сходились все нити странной игры, затеянной Блейзом.

— Вы решили? И давно все решаете вы? Мне кажется, ты слегка забылась, — бровь отработанным движением взлетела на положенное место, отрепетированная гаденькая улыбочка искривила губы. На скулах девушки выступили красные пятна.

— Я забылась? А может быть — ты? Вообще-то если бы не я, тебя бы давно уже… — запнулась и прикусила язычок. Вовремя. Злобно перевела взгляд с него на Ирвина, словно только что его заметила. Бедолага покраснел до корней волос и пробормотал:

— Доброе утро, Дафна. Прости, я вам помешал…

— Ирвин, ты же знаком с моей невестой. Не стоит так смущаться — это просто игра в нашу будущую семейную жизнь. А теперь, любимая, успокойся и выслушай меня. Я тебе, конечно, благодарен за помощь, но пикник отменяется. Сейчас мы отправимся к тебе, заберем ребят, а потом — к Ирвину. Ему нужна помощь. Первый этаж практически готов, нужно только поклеить обои и решить вопрос с мебелью. А вот на втором, как я понимаю…

Удивительно, но как только разговор перешел в деловое русло, Дафну словно подменили. Банкирша, одно слово. Чуть сдвинув брови, она присела на краешек заботливо отодвинутого «женихом» стула и вынула из сумочки блокнот.

— Ирвин, извини, но ты уверен насчет обоев? Может быть, лучше штукатурка? И что с полом?

Это оказалось даже скучнее, чем разговоры Нарциссы и Эби о розах. Рон, скрывая зевок, налил себе кофе и потянулся за булочкой. Кофе — это, конечно, не тыквенный сок, но с сахаром и сливками пить вполне можно. Жаль, что Блейз сливок не наливает. Хотя мог же у него измениться вкус? Нет, рисковать не стоит.

— Уже одиннадцать вообще-то. Если мы собираемся встретиться с ребятами, нам надо поторапливаться.

* * *

Проклятый дождь, наконец, прекратился, и жаркое весеннее солнце быстро просушило землю. Тренировка прошла веселей: падать в грязь под проливным дождем сил больше не было. Хотя ошибок было намного меньше, ребята прогрессировали на глазах. Даже Невилл смотрелся неплохо. Раньше Гарри не поверил бы, что Лонгботтом способен на такое, но по сравнению с Майклом, Терри, Сьюзен, Ханной и Симусом он отставал, и заметно.

Хуже всего было то, что учить эту пятерку дальше было нечему. Им еще не хватало уверенности и скорости в принятии решений, но по технике они уже приблизились к нему. Нужны были свежие идеи, а их не было. Бытовые заклятия и правда пробивали щит, но чтобы проверить их в действии, нужны были добровольцы. А желающих испытать на себе заклятие газонокосилки или отпаривания одежды не было. От уменьшения же обуви на два размера испытуемый падал на землю как подкошенный, так что, теоретически, уменьшение на пять размеров можно было приравнять к Круциатусу.

Утром опробовали заклятие Сектумсемпра на окороках, утащенных из кладовки Кричера. Оно произвело впечатление, даже у Симуса загорелись глаза. Но больше у Гарри в запасе ничего не было.

Симус. О нем Гарри думал постоянно. Он был должен, просто обязан, сказать ему про Дина сразу, но забыл. Симус этого не поймет, Гарри бы и сам на его месте не понял. Как объяснить, что голова гудит, словно котел с кипящим снадобьем, и кажется — еще секунда, и будет взрыв?

Почему Дамблдор лгал?

Что предпримет Снейп?

Где сейчас Рон и Гермиона?

Как достать крестраж из банка?

И что ему делать с этой командой, свалившейся на голову так внезапно? И каждый из них — человек, со своими проблемами, бедами, заскоками, с которыми теперь он обязан считаться. А сил на это нет.

Все-таки надо с Симусом поговорить, но тот явно избегал разговора: при встрече отводил глаза и словно боялся оставаться наедине. Стал проводить больше времени с Майклом и Терри, хотя раньше постоянно болтался с Эрни. Возможно, дело в том, что Макмиллан в тренировочных боях сильно отставал. Если это так, надо срочно что-то делать: команда не должна распадаться на элиту и слабаков. Сильные обязаны помогать, тянуть до своего уровня, а не задирать нос.

Лаванда и Парвати, как и прежде, все время вместе, и каждую свободную минуту посвящают своим гаданиям. Раньше остальных это забавляло, сейчас — стало раздражать. Хотя, возможно, ему так показалось — в комнате девочек он редкий гость.

— Гарри! Гарри! — крик Невилла отвлек его от раздумий. Что опять случилось? Схватив волшебную палочку, он рывком распахнул дверь. По лестнице кто-то поднимался.

— Билл? — вот кого он никак не ожидал увидеть. — Откуда ты?

— Да вот решил вас проверить. Как вы тут устроились?

Столпившиеся у подножия лестницы ребята, раскрыв рты, таращились на Билла. Ну да, конечно, они же его не знают.

— Ребята, это Билл Уизли, старший брат Рона, — внизу раздалось приветливое гудение.

— Гарри, поговорим потом. Сперва надо познакомиться с твоим отрядом, — развернувшись, Билл сбежал вниз по лестнице.

— Идем в столовую. Ты обедал? — Ханна, как всегда, сперва хотела убедиться, что все сыты.

— У Гарри есть домовик, он готовит лучше, чем в Хогвартсе!

Все радостно закивали. Ну какие же они еще дети!

— Я недавно пообедал, — улыбнулся Билл. — А гостиная тут есть?

* * *

Дом, широкий и коренастый, темным пятном выделялся на фоне светлых соседних фасадов. Его нельзя было назвать красивым, но внушительным — несомненно. Огромный прямоугольник, сложенный из кирпича и местами увитый виноградом, бросал тень, достигающую другого края улочки. Покосившаяся каминная труба стремилась вверх, будто грозя небу пальцем. Дом напоминал покрытый мхом валун, который так долго пролежал на одном месте, что стал частью пейзажа.

Ожидавший увидеть полуразвалившуюся деревянную лачугу, Рон был удивлен. Да что там, поражен: дом был гораздо больше, чем у Забини! Правда, ему недоставало его элегантности, но кто станет об этом думать, прожив всю жизнь в Норе?

— Да-а… — задумчиво протянула Бекка. — В нем что-то есть. Осталось понять, что именно.

— Как минимум — монументальность,— усмехнулся Феликс. — Что в нем было раньше?

Рон пожал плечами. Наверняка Ирвин рассказал Блейзу историю этого монстра, но он — не Блейз.

Тяжелая дубовая дверь распахнулась, пропуская ребят в огромный пустынный холл. Казалось, по нему гуляет холодный ветер. Пахло грибами и плесенью. Стены из красного кирпича были покрыты беловатым налетом. На уровне второго этажа шла балюстрада, перила местами обвалились, но даже в полумраке можно было понять, что они деревянные и резные.

— Почему тут так холодно? — Чжоу повела плечами. В белом платье, обшитом кружевами, и соломенной шляпке она выглядела здесь нелепо. Бедняжка, она собиралась на пикник, а вместо этого…

Хотя и остальные смотрелись не лучше. Только Дафна успела переодеться, когда они аппарировали к воротам поместья Гринграссов, где их уже ждала вся компания. Новость, что пикник отменяется, приняли без энтузиазма, но спорить с Забини не решились.

— Есть здесь кто-нибудь? — крик Кэрол эхом пронесся по холлу. Сверху словно в ответ посыпалась какая-то труха. Вдали послышались шаги. Рон незаметно достал из кармана волшебную палочку, заметив боковым зрением, что остальные последовали его примеру. Кто его знает, что могло затаиться в темных углах? Шаги приближались мучительно долго, затем раздался оглушительный грохот, шум падения и чей-то вопль:

— Какая сука оставила здесь ведро с краской?

Дафна нервно хихикнула, а Бекка откровенно расхохоталась:

— Это свои, точно.

Обтирая руки о рваные джинсы, в холл вошла Сандра.

— Мерзость какая! Еще и воняет!

— Воняет — ладно, но этот тухлый болотный оттенок! Что вы ею красите? — Бекка в своем репертуаре. Нет чтобы помочь бедолаге отчистить одежду.

— Ничего мы не красим. Это ведро тут живет. Самозародилось из кучи мусора.

— Не бойся, милая, оно больше не будет караулить нас по темным углам! Я его убил! — вынырнувшего из коридора парня Рон не знал.

— Дик, ты мой герой!

Этим двоим явно не было холодно, и скучно — тоже. Неожиданно Рон остро почувствовал, что дом не хочет пускать его в себя, он здесь — чужой, лишний.

— В полку героев прибыло. Встречайте подкрепление! — бодрого приветствия не получилось: голос вяз в этом огромной пространстве, как муха в сиропе, слова прилипали к нёбу.

— Какие люди! — Эдди Кармайкл, и он тут?

— Красивые люди, новые, чистые! — Этот Дик тут явно главный приколист. Надо бы запомнить.

— Это ненадолго. Вы откуда такие? — Сандра наконец догадалась достать волшебную палочку, и теперь старательно очищала с ее помощью джинсы.

— Думали на пикник сходить, но почувствовали, что без нас вы точно пропадете. Чем занимаетесь, кроме драк с ведрами? — постарался поддержать шутливый тон Рон.

Он был рад, что первой в доме ему встретилась Фосетт, а не Монтегю или, того хуже, Флинт. Сандра производила впечатление девушки милой и непосредственной: высокая, немного нескладная, с широкой искренней улыбкой. Но то, что она принадлежала к ближайшему окружению Блейза, заставляло быть настороже. Рон помнил разговор в магловском кафе после отъезда школьников и рвение, которое проявляла Фосетт. А также то, как он говорил, что приведет свою компанию в дом в тот же день — обещание, которое он не выполнил.

— Наверное, спускаем лишнюю энергию. Посмотри сам: выкинули съеденные докси ковры — под ним оказался гнилой линолеум. Содрали линолеум — обнаружили гнилые доски. Уберем их — и что найдем?

— Думаю, качественный перегной. Блейз, как ты думаешь, здесь лучше разбить цветник или лужайку?

— В такой темнотище? — ребята сложились пополам от дикого хохота. Их энтузиазма Рон не разделял. Его план состоял в том, что он явится, пусть и с опозданием, и в присущей Забини манере тут же решит все проблемы. Но что тут можно сделать, он не представлял.

— Снять пол? Этот пол? Милочка, да ты помешалась, — Бекка выглядела искренне возмущенной. — Это дуб, доскам не меньше двухсот лет. Посмотри на их длину и ширину! Поверь, достать такие сейчас практически невозможно! Пол надо реставрировать, и он украсит собой любой каталог. Я даже знаю, кто сможет это сделать. Правда, это будет стоить…

— Об этом не волнуйтесь, я помогу, — вклинилась Дафна. Возникла неловкая пауза.

— Ну что ты, Дафна, мне неудобно просить тебя! Давайте лучше сделаем простой деревянный пол, — попытался отказаться Ирвин.

— Зачем? Если затраты для нас не вопрос, эту красоту стоит сохранить. Да и вообще, ребята, если мы делаем не бюджетный вариант, то тут есть простор для фантазии, — достав из кармана свиток и черное перо, Бекка деловито промаршировала через комнату к ближайшему окну и разложила пергамент на подоконнике.

Похоже, этическая сторона вопроса ее более не волновала. Пускай Ирвин мучается угрызениями совести — Бекка же явно собиралась работать. Вся компания, включая аборигенов, сгрудилась вокруг. И то ли у окна было теплее, то ли бремя ответственности ушло — Рон почувствовал, что расслабляется. Бекка будет думать, Дафна — платить, Ирвин — страдать, а блистательный Блейз Забини — лишь тонко улыбаться и играть бровями.

— Ирвин, каким ты видишь свой будущий дом?

— Не знаю, — голос прозвучал еле слышно. Ирвин хрипло откашлялся и сказал чуть громче: — Я об этом не думал.

— Странно… А что здесь было раньше?

— Пансион для волшебников, но это было давно. Потом прабабушка начала болеть, говорят, она была не в себе, но я здесь никогда не был. Дом начал разваливаться, постояльцы разъехались. Она оставила себе только одну комнату, все остальное пришло в полное запустение. Я сам был поражен, когда после ее смерти выяснилось, что дом завещан мне.

— Ну что ж, осмотрим фронт работ, — Бекка хлопнула в ладоши и вскочила.

Черные глаза задорно блестели, несусветное платье — будто она надела разом с десяток полупрозрачных рубашек — развевалось вокруг, мерцая в полутьме холла. Разрезы на платье съезжали в сторону, и Рону постоянно казалось, что еще секунда — и на всеобщем обозрении окажется то, что ему не полагается видеть, а девушке — показывать. Но мгновение проходило, из разреза проглядывала ткань очередной «рубашки», и из груди его вырывался вздох — облегчения или разочарования, этого он сам не знал. Бекку же, казалось, ее наряд ничуть не стеснял: она резвой козочкой носилась по холлу, изредка подбегая к подоконнику сделать пометку на пергаменте.

— Этот дом строился не как пансион, верно? — легко постукивая палочкой по красному кирпичу стены, Бекка то ли спрашивала кого-то, то ли рассказывала сама. — Его строили для большой семьи, ведущей светский образ жизни. Во время приемов здесь толпились гости, вдоль стен располагались столики и диваны. Пол был темный, почти черный. Стекла окон — наборные, из кусочков разноцветного стекла, посмотрите, несколько даже сохранилось, вон там, на втором, верхнем, ярусе окон.

Представить это было сложно, почти невозможно. Неужели Бекка все это видит? Или просто дразнит их? Неужели тут действительно могло быть светло, тепло от солнца, ложившегося на пол разноцветными полосами? Этот дом был нужен и любим, в него стремились и по нему скучали?

— Люстра, огромная, или несколько, свисала низко. Танцевали здесь, а по бокам, — Бекка махнула рукой в сторону темневших проемов, — тянулись анфилады комнат. Вот здесь был камин, его зачем-то забили фанерой.

— Откуда ты знаешь? — ошеломленно прошептала Оливия. Или Виктория? Рон постоянно их путал.

— Этот дом слишком похож на человека. А мне для того, чтобы понять кого-то, нужно его мысленно раздеть, а потом нарядить в одежду, сшитую только мной и для него. И тут то же самое. Я должна почувствовать душу, а потом найти для нее одежду.

— Странно. Когда я вижу, например, Забини, мне почему-то тоже хочется его мысленно раздеть. Но одевать…

Кэрол в своем духе. Рон смутился, остальные дружно рассмеялись, включая Дафну:

— Мечтай дальше!

— И все-таки, Ирвин, — Бекка опять стала серьезной и деловитой. — Чего ты хочешь? Можно вернуть холлу первоначальный вид. Красивый уютный зал для большой семьи. Когда-нибудь, когда у тебя будет много детей…

— Дети? — Ирвин выглядел озадаченным. — Нет, об этом я пока не думаю. Я хочу, чтобы тут могли собираться все мои друзья. И всем было хорошо, для каждого бы нашелся уголок.

Друзья? Что он знает о дружбе, этот нелепый мальчишка с пронзительными глазами и щенячьей преданностью людям, которые того не стоят?

Дружба — это совсем не круто. Это как крестраж, как часть души, безвозвратно отданная в руки другому человеку. Хрупкое равновесие между несколькими жизнями, которое может разрушить любой неосторожный шаг. И тогда ты остаешься один, без смысла и цели. Существуешь, но не живешь, превратившись в подобие себя прежнего.

Чтобы вместить друзей, не нужен огромный дом, достаточно сердца. Но оттуда ты их не вытравишь уже никогда.

— Значит, ты хочешь, чтобы у тебя могли собираться большой компанией… — Бекка задумчиво укусила кончик пера. — Есть у меня мысль на этот счет, потом обсудим. Но что ты хочешь для себя? Ты выбрал место для спальни? А еще можно сделать кабинет, библиотеку…

Кабинет и библиотека никого не заинтересовали. Ребята по одному-по двое расходились по холлу. Кэрол изящными движениями пальца указывала Феликсу на куски фанеры, которыми была обита нижняя часть стены, а тот не менее элегантными взмахами палочки разносил их в мелкую щепу.

— Бомбарда!

В чем смысл этого развлечения, Рон понял, лишь вспомнив об обещанном Бекки камине. Но пока ему удавалось оставаться не найденным.

К обнажившимся участкам стены опасливо приближались Оливия и Виктория. Одна из них старательно рисовала в воздухе странные знаки, вторая, почти уткнувшись носом в стену, что-то внимательно выискивала. Валентин, заложив руки за спину, стоял ровно посреди холла, задрав голову и медленно покачиваясь с пятки на носок. Версий, что это могло означать, у Рона не было.

У окна остались Бекки, Ирвин, Рон с Дафной и Чжоу, за спиной которой мрачной тенью маячил Роджер, непривычно молчаливый и подавленный. Чанг демонстративно игнорировала его присутствие. Куда делись Сандра, Дик и Эдди, Рон не заметил.

— И все-таки, может, стоит сделать доходный дом? Ты заработал бы немало денег!

— Нет, это не мое, — Ирвин решительно покачал головой. — Постоянно следить за домом, заниматься готовкой и уборкой…

— Ну, это не самое страшное. Тебе могли бы попасться жильцы вроде меня. Я своей квартирной хозяйке задолжала за три месяца, она меня уже не кормит, хорошо, что не выгоняет, — легкомысленно рассмеялась Бекка.

— Тебе негде жить? — Дафна испуганно ахнула.

— Да не выгонит она меня, иначе не получит ничего. А после выставки в Хогсмиде дела у меня пойдут отлично, я не сомневаюсь. Сейчас все тоже неплохо, но все деньги уходят на новую коллекцию. Кстати, как вам мое платье? — вскинув руки вверх, девушка закружилась на месте, будто собираясь аппарировать. Обнаженное тело мелькнуло сквозь тонкую ткань, но опять совсем не в тех местах.

— Невероятно, — восхитилась Чжоу. — Оно произведет фурор.

Протянув руку, Чжоу коснулась невесомой ткани рукава.

— Ну, это так, пробный образец. Проверяла кое-какие идеи. Скажите-ка мне, какие мысли оно у вас вызывает?

— Дождь, — неожиданно сказала Дафна. Дождь? О чем она? Это платье вызывает множество мыслей, большинство из которых он ни за что не произнес бы вслух. Но они точно не о дожде.

— Да, — тихо выдохнула Чжоу. — Теплый, летний…

— Вот он! — от рева Феликса все подпрыгнули, выхватив палочки.

— Кто?

— Камин, мы нашли его! Бекки, ты была права! — Кэрол радостно захлопала в ладоши.

Пол покрывали куски фанеры, в воздухе стояла пыль, кружащаяся в свете солнца. Камин величественно возвышался над этим хаосом — когда-то роскошный, теперь — обшарпанный, потемневший от времени и сажи. Невозможно было поверить, что когда-то через него прибывали нарядные гости.

Бекка чуть поклонилась, будто принимая заслуженные овации:

— С холлом я пока закончила, пойду осмотрю остальной дом. Феликс, Кэрол, раз вам так понравилось отдирать фанеру, может, продолжите? Стены надо оштукатурить, а для этого сперва надо избавиться от всего лишнего.

Раздав руководящие указания, Бекка нырнула в соседнюю комнату, даже не обернувшись проверить, выполняют ли их. Что за самоуверенная особа! Ребята последовали за ней, оставив пораженных Феликса и Кэрол растерянно хлопать глазами.

Они оказались в помещении, неожиданно маленьком после огромного пространства холла. От сырости штукатурка стен внизу потемнела и местами обвалилась, наверху ее покрывали лохмотья обоев, рисунок которых было не разобрать.

— Как жаль, — Бекка палочкой разогнула скрутившийся от влаги лоскут. — Сюда мы опоздали. Может, обои тоже можно было сохранить.

— Все это следует сжечь. Я вообще не уверена, что в этом доме можно будет жить. Споры плесени болезнетворны, могут развиться заболевания дыхательных путей, — внезапно подала голос Оливия.

— Ерунда, ребята здесь уже вторую неделю работают, и никто не заболел. Это просто сырость, — неуверенно сказала Дафна. — В любом случае, надо попытаться.

Соседняя комната ничем не отличалась от предыдущей, но следующая… Тут не надо было уже подключать воображение, слишком много всего сохранилось.

— Несчастная старуха жила здесь, — в пустоту сказал Валентин. Никто не ответил: все стояли, подавленные видом этого жилища.

Продавленная кровать в углу, заваленная стопкой отсыревших одеял. Серая подушка, покрывало, темно-зеленое с золотистой бахромой, свисало до пола, сбитое к ногам. Изящный туалетный столик с потемневшим зеркалом и полувыдвинутыми рассохшимися ящиками. Вдоль одной стены — шкаф; сквозь раскрытые дверцы виднелись стопки позеленевшего от сырости белья и кучи какой-то рухляди.

На покосившемся столе стояли мутные стаканы, у окна высилась гора коробок из-под пиццы и валялись пустые бутылки из-под сливочного пива. На единственном уцелевшем стуле висело несколько мантий. Так вот где расположились Сандра и ее компания!

Здесь было теплее и суше, чем в других комнатах, даже витал легкий запах то ли духов, то ли высушенных трав. Как ни странно, обои сохранились, но выцвели настолько, что даже Бекка не проявила к ним интереса. Единственным нетронутым временем предметом была большая колдография на стене. Миловидная женщина с круглым лицом, в соломенной шляпке и зонтиком в руках приветливо махала им рукой.

— Это она? — молчавшая до сих пор Чжоу провела носовым платком по раме. Пыли не было.

— Не знаю. У нас не сохранилось ни одной колдографии, — Ирвин махнул рукой в ответ. Женщина засмеялась и послала ему воздушный поцелуй.

— Вот отсюда и можно будет начать. Просушим стены заклятиями, поменяем обои, приведем в порядок пол, починим мебель, и получится милый будуар, — Спокойствие Бекки было непоколебимо.

— Нет, я не смогу здесь находиться. Да и будуар мне не нужен…

— Ирвин, не дури, это розовое дерево. После реставрации все это будет стоить кучу денег.

— Верю, но пока я не готов этим заниматься. Отнесем все в какую-нибудь кладовку, и пусть лежит. Возможно, позже… Но начать я бы хотел с гостиной, если это возможно. Раз уж вы все мне помогаете, пусть у вас будет место, где можно отдохнуть.

Ирвин покосился на пустые коробки и бутылки, грудой наваленные у окна. Он ничего не сказал, но Рон понял, что ему неприятно, что все собираются в комнате его покойной родственницы. Было ли это уважением к смерти или заботой о комфорте приятелей, Рон не знал.

— Гостиная располагалась в начале анфилады, через которую мы прошли, верно? Можно оставить ее там, восстановить — маленькую и уютную. А можно… — Бекка повысила голос и выдержала паузу, привлекая всеобщее внимание. — Устроить гостиную в холле!

Все уставились на нее.

— Смотрите, это самое большое помещение. Может получиться неожиданно. Подновим стены, где кладка безнадежна — отштукатурим, можно сделать на стенах фрески. Вдоль одной стены поставим диваны. Несколько журнальных столиков, бра, а на полу — татами. Это вроде матрасов. Да, это как раз то, что нужно.

— Диваны я могу предложить хоть сейчас, — вмешалась Дафна. — У меня полно лишних. И кресла есть, и столики. Можно пойти к нам и выбрать. Еще есть ковры…

— Лишние диваны?

— Ну да. Наш дом — словно улей. Мы все время пристраиваем новые комнаты. Он уже расползся, как тесто из котла. Я даже не знаю, что находится в старых помещениях в центре, но диваны там точно есть.