Ends and Means: Everybody lies (гет)

20 марта 1998 года

Не знал и не узнаю никогда,

Зачем ему нужна твоя душа?

Она гореть не сможет и в аду...

 

Агата Кристи, «Черная Луна»

 

По коридору разносился звук шагов, многократно усиливаемый каменными стенами. И, почти обгоняя его, мчалась женщина, лишь иногда резко переходя на шаг или вовсе замирая на поворотах. Глаза под тяжелыми веками горели мрачным огнем; черные с проседью волосы беспорядочными, спутанными прядями падали на плечи; полные, искусанные губы алели не успевающей запекаться кровью... Облик ее пугал и завораживал одновременно. Черная, развевающаяся мантия, походящая на средневековое одеяние, окончательно завершала образ темной волшебницы, вышедшей не то из детских сказок, не то из Молота ведьм. Впрочем саму ее вряд ли интересовал фольклор жалких маглов, как и идеальное соответствие собственной внешности одному из популярнейших его представителей — злой колдунье.

Беллатриса взбежала по очередной лестнице, в который раз проклиная архитектуру замка, где назначили сегодняшнее собрание. Напоследок сверив направление волшебной палочкой, она наконец уперлась в высокую двустворчатую дверь. Но вместо того чтобы властно распахнуть ее, как этого можно было от нее ожидать, она замерла в нерешительности. Справившись с собой, Беллатриса оправила одежду и осторожно толкнула одну из створок, моля Мерлина и Моргану, чтобы та не скрипнула, выдавая ее присутствие, и дала ей время оценить обстановку. Ее ангел — или, скорее, бес-хранитель — был в хорошем расположении духа, и дверь бесшумно подалась вперед.

Собрание было в самом разгаре, и Белла тихо проскользнула внутрь, никем не замеченная в полутьме зала. Тяжелые бархатные портьеры, ниспадающие до пола, не пропускали свет. Зал освещался лишь огромным камином, его пламя высвечивало силуэты напряженно застывших фигур и озаряло Его. Несколько секунд Беллатриса с благоговением вглядывалась в знакомые, так страшившие всех черты. Темный Лорд сидел на троне — монументальном творении скульпторов прошлого, — подавшись вперед и направив палочку на распростертого перед ним человека. Действие пыточного заклинания уже прекратилось, и мужчина на полу силился подняться.

«Милорд видит тебя насквозь, Люциус!» О, как она ненавидела всех этих рациональных, расчетливых человечков, поддерживающих ее Господина лишь тогда, когда им это выгодно. Тех, кто испугался Азкабана, выкрутился или примкнул к Дамблдору — любителю грязнокровок. Хотя их можно использовать, пока идет война, а потом… Она хищно улыбнулась своим мыслям. Вот только с Люциусом особая история, ведь его ошибки отразятся на Нарциссе и Драко... Беллатриса быстро нашла взглядом сестру среди Пожирателей смерти: та стояла в каком-то полузабытье и уже осела бы на пол, не поддерживай ее Рудольфус. На секунду Белла ощутила благодарность и что-то еще, ей не свойственное, но эмоции пропали прежде, чем она их определила.

Племянника среди собравшихся не было, значит, сбор не столь важен, чтобы выдергивать его из школы. Хотя странно — вот же Снейп стоит с младшим Эйвери и Мальсибером, почему же он не прихватил с собой Драко?

В тишине зала раздался голос Волдеморта, и Беллатриса прислушалась:

— И это твоя благодарность, мой скользкий друг? Я привел вас к власти, а ты даже не способен выполнить работу, достойную кабинетной крысы. Или мои поручения непосильны для тебя? Где же те связи, что ты установил, будучи на свободе? — последние слова Лорд почти прошипел, его левая рука сжалась на подлокотнике.

Беллатриса лишь сейчас заметила, что Нагайны нет около хозяина. «Охотится на крыс или пожирает очередного пленника, — от отвращения ее передернуло. — Вот бы ей попался Петтигрю, она бы и такую гадость проглотила!» — мелькнула шальная мысль, но тут же уступила место другой. Есть вещи, о которых не стоит думать в присутствии могущественнейшего легилимента, и кощунственные идеи о его любимом существе к ним точно относятся. Однако последняя мысль лишь сильнее разожгла ненависть к мерзкой змее и отозвалась болью в сердце.

Тем временем Люциус тяжело поднялся и застыл на коленях перед господином. Понимая, что оправдываться бесполезно, он замер в ожидании.

— Надеюсь, ты приложишь все усилия. Иди! — Лорд повелительно взмахнул рукой. Малфой с трудом встал, и Белла со странным удовольствием заметила кровь на его лице.

— Беллатриса, почему же ты стоишь в дверях, заставляя меня ждать? Разве твоей задержки недостаточно? Подойди! — Беллатриса вздрогнула и поспешила занять место, только что покинутое Люциусом. Она подозревала, что господин заметил ее сразу, но был занят другой жертвой. Пожиратели вздохнули с облегчением, полагая, что теперь гнев хозяина переключится на опоздавшую. Лишь Нарцисса, незаметно сжимающая ладонь Люциуса, подбадривающе улыбнулась.

Беллатриса склонилась в поклоне:

— Мой Лорд, я спешила, как могла, но гоблины… — Белла оборвала себя и испуганно взглянула на него, пытаясь понять, не сказала ли лишнего. Волдеморт улыбался, но это еще ничего не означало.

— О, я вижу! — сказал он насмешливо. Беллатриса проследила за его взглядом и обмерла: ее сапоги и подол платья были в грязи. Сзади раздались смешки. Достать палочку и применить Тергео теперь, на приеме у Лорда, было бы глупо, хотя, возможно, этого он и ожидал, наблюдая за ней. Но, в конце концов, она всего лишь торопилась доложить, что его воля выполнена! Белла замерла, почтительно склонив голову и боясь поднять глаза на своего Повелителя, который встал с трона и медленно двинулся к ней.

— Все сделано? — наконец нарушил он тишину.

— Да, мой Лорд, конечно, мой Лорд! — откликнулась Беллатриса, пытаясь поймать его взгляд. Но он не смотрел на нее, лишь кивнул своим мыслям и прошел мимо. Белла растерянно наблюдала за ним, медленно поворачиваясь, чтобы не потерять Господина из вида. Взглянув на Пожирателей смерти, она заметила такой же обеспокоенный взгляд Нарциссы и улыбку Рудольфуса. Но, вопреки ожиданиям, улыбка была сочувствующей.

Поравнявшись с Беллатрисой Темный Лорд, наконец, поднял на нее глаза:

— Я и не ожидал ничего иного от тебя, — он сделал ударение на последнее слово. — Видишь ли, не все так старательны, — маг небрежно взмахнул палочкой, очищая ее одежду, и двинулся дальше, к мгновенно напрягшимся волшебникам.

— Некоторые считают, что победа в войне и успех в сражении — одно и то же. Что мы достигли и того, и другого. Теперь, полагают они, пришло время делить власть и наслаждаться ее плодами, — его речь гулко разносилась в тишине зала. Волдеморт скользил между жадно ловившей его слова толпой и Беллатрисой, уже несколько приободрившейся. — И вот, пока вы распределяете сферы влияния, мальчишка на свободе! Сопротивление еще не сломлено, а вы уже погрязли в интригах. Это походит скорее на расчет, чем на верность. У нас великая цель, и не смейте забывать об этом! В противном случае, мне придется вам, — тонкие губы растянулись, показались острые зубы, — напомнить.

Будто в дополнение к его словам, в камине громко треснуло полено — Пожиратели вздрогнули. Молоденькая ведьма, широкая мантия которой не скрывала округлый животик, тихо вскрикнула.

— Тем же, кто искренне верен, — как ни в чем не бывало продолжал Лорд, — бояться нечего. Они встанут рядом со мной во главе нового, чистого мира, и их власть не пойдет ни в какое сравнение с теми крохами, за которые вы так сражаетесь и которые затмили для вас главное. Либо падут героями, и имена их я увековечу после своей окончательной победы, — Темный Лорд остановился у трона и окинул приспешников взглядом.

— Но, к сожалению, мои слова заставляют вас лишь опускать глаза и испуганно трястись. Вы недостойны того, чего я вам обещаю. Надеюсь, пока недостойны.

— Беллатриса, ты узнаешь место, где мы находимся? — продолжил он безо всякого перехода.

— Мой Лорд, боюсь, я не… — начала было она и осеклась. Ее взгляд снова остановился на троне, и ощущение, блуждавшее на грани сознания, окрепло, превратившись в уверенность. Белла ахнула:

— Это же?..

— Да, символично, не так ли? — Лорд самодовольно улыбнулся и посмотрел на нее, будто ожидая ответа. Но в голову, как назло, не приходило ничего удачного, и Беллатриса лишь смотрела на него в немом восхищении, ожидая продолжения. Она смогла только кивнуть, и на миг в его глазах ей почудилось разочарование. Но последующие слова Повелителя рассеяли тревогу:

— Подойди ко мне, Беллатриса, твое место не с этими бездарями!

Она поспешно приблизилась. Глядя ей в глаза, Темный Лорд медленно поднял руку, то ли протягивая ей, то ли указывая на что-то. Беллатриса уже совершенно не понимала происходящего. Она ждала чего угодно — наказания за опоздание и неряшливый вид, презрения за свою непонятливость, — но не этого. Тихо всхлипнув, она опустилась на колени, прижавшись губами к холодным белым пальцам.

Волдеморт пристально взглянул на растерявшуюся Беллатрису, все еще не отпускавшую его руки, сжал ее ладонь и поднял с колен.

— Твое место, Беллатриса, по левую руку от меня, — прошептал он так, что услышали все. Беллатриса покорно встала рядом с троном. Замершие перед троном Пожиратели напряженно следили за происходящим, гадая, как далеко зайдет Господин в своей неожиданной милости к самой непредсказуемой стороннице.

— Рудольфус, выйди сюда, — раздался голос Лорда.

Бледный Лестрейндж подошел к трону и настороженно замер.

— Мой верный Рудольфус! Я не забыл и о тебе. Некогда твоя преданность мне была непоколебима, даже Азкабан не пугал тебя!

— Мой Лорд, вы же знаете, моя преданность вам была и всегда будет безграничной! — ответил Лестрейндж, склоняясь в поклоне.

— Неужели? — короткий вопрос ударил, как хлыст. Появившаяся на лицах братьев Лестрейндж надежда растаяла без следа, будто передавшись Беллатрисе, глаза которой заискрились от радости. — Тогда почему последнее время ты меня лишь разочаровываешь? Или ты думаешь, что добьешься положения лишь заслугами прошлого? Если так, то ты ошибаешься. Круцио!

* * *

— Может, ты скажешь хоть что-нибудь? — плащ Пожирателя упал бы на пол, не подхвати его услужливая Бонни.

— Вечер был… запоминающимся, — Нарцисса аккуратно скинула мантию на руки домовихи.

— Неужели ты не понимаешь, как много значит произошедшее сегодня для всех нас? — Люциус обнял жену за плечи и попытался встретиться с ней взглядом, пока та, стоя перед зеркалом, поправляла видимые лишь ей одной изъяны в безукоризненной прическе.

— Бонни, можешь идти, — отпустив домовика, Нарцисса обернулась к мужу. — Ты прав. Драко не пригласили на первый прием в новой резиденции Темного Лорда, а тебя пытали на нем, как и одного из немногих моих друзей.

— Думаю, ты понимаешь, что проблемы Рудольфуса нас не касаются, — лицо Люциуса сразу стало холодным и непроницаемым. — И, надеюсь, мы не станем обсуждать наши семейные дела в холле.

— Прости, но я не расположена к беседе, я устала, и голова просто раскалывается. Если ты не возражаешь, я пройдусь по саду.

— Разумеется, иди. Нам обоим нужно многое обдумать, — легко поцеловав жену, Люциус направился вглубь дома.

Проводив мужа взглядом, Нарцисса распахнула двери и спустилась по ступеням, направляясь к боковой аллее. Но уже через несколько десятков шагов, как только от дома ее заслонила живая изгородь, она резко остановилась и щелкнула пальцами. На дорожке возле нее возникла маленькая фигурка, и, наклонившись, Нарцисса что-то быстро зашептала.

— Но так, чтобы никто ничего не видел, — наконец сказала она чуть громче, отступая назад. Существо поклонилось и в тот же момент исчезло с тихим хлопком.

Нарцисса осторожно выглянула из-за изгороди, но залитые лунным светом дорожки были пусты, и неспешно направилась к строениям, темнеющим сквозь переплетения голых ветвей.

Оранжереи Малфоев — предмет гордости фамилии и неустанного труда армии домовых эльфов. Вместилища сортов редких растений — сокровищница для подлинного знатока. Для многих же поколений владельцев поместья украшение оранжерей стало излюбленным досугом, и время сделало их одним из красивейших зимних садов волшебной Британии.

Едва переступив порог, Нарцисса услышала несколько хлопков — это, как всегда при ее появлении, аппарировали домовики. Лишь старший садовник поинтересовался, не угодно ли что госпоже, но она приказала ему уйти легким движением руки. Приподняв подол платья, Нарцисса свернула с главной дороги, ведущей к зимнему саду, и направилась в цветочную зону. Взгляд ее скользил по гиацинтам, а голову занимали совсем другие думы. Что имел в виду Лорд, будучи таким обходительным, почти куртуазным с Беллой? Цисси вспомнила, как сестра стояла у трона, прильнув к руке Повелителя. Жест выглядел бы безобидным, не исполняй его величайший темный маг, почти утративший человеческий облик, и его верная фурия. Касался ли Лорд на ее памяти кого-нибудь, кроме Нагайны? Фанатизм Беллы всегда отдавал какой-то странной, экзальтированной любовью, что могло бы послужить поводом для насмешек, найдись те, кто не побоялся бы ее обсуждать. Но сам факт существования чувств у Повелителя никем не принимался в расчет. До сегодняшнего вечера.

Возможно, Нарцисса и не придала бы этому такого значения, если бы не реакция Люциуса. У него всегда было лисье чутье на перемены — только оно сохраняло им жизнь все эти годы.

Лилейник, приобретенный ею два года назад в Кекенхофе, наконец, расцвел. Нарцисса нагнулась и глубоко вдохнула нежный, сладковатый аромат, облаком окутывавший куст.

— Не думал, что ты отважишься встретиться со мной, — раздался тихий голос позади нее. Нарцисса улыбнулась, не оборачиваясь, поглощенная изучением гофрированных лепестков.

— Отчего же? Разве я когда-нибудь давала тебе повод усомниться в моей дружбе?

— Учитывая все, не думаю, что Люциус был бы рад нашей встрече. Впрочем, ты предприняла меры предосторожности. Он ведь не знает?

— Разумеется, нет, — Нарцисса оправила платье и осторожно присела на краешек кадки. — Вряд ли сейчас мне есть место в его мыслях. Он поглощен произошедшим и, я уверена, полагает, что все это принесет нам успех.

— О, я думаю, сейчас все находятся в размышлениях и заново выстраивают нашу иерархию. Жаль только, мне нет уже в ней места, — печально улыбнулся Рудольфус.

— Возможно, мы просто превратно поняли Лорда. Я несколько сомневаюсь, что он возвысил Беллу в том качестве, как это кажется на первый взгляд. Она — как бы так выразиться? — не совсем женщина для мирной жизни. Только я не хочу сказать ничего плохого о твоей жене.

— Ты никогда не скажешь ничего плохого о своей сестре, Цисси. Разумеется, ты права, и сила Беллы в ее боевом таланте, а не в безукоризненных манерах. Тем не менее, Темный Лорд явно проявил к ней… особое отношение. Хотя после Азкабана мы с твоей сестрой лишь формально являемся супругами, ее новое положение не сулит мне долгой жизни.

— По-моему, ты видишь все в слишком мрачном свете, — неуверенно заметила Нарцисса.

— Ты хотела встретиться со мной, рискуя доверием мужа, чтобы внушать мне несбыточные надежды? — удивился Рудольфус.

Нарцисса промолчала, и на несколько минут повисла неуютная тишина.

— А развод не решит проблемы? — наконец спросила она напрямую.

— Возможно, но для него нужно благоволение Темного Лорда, время, а главное — причина. Я сам долго думал об этом, но любой повод, порочащий Беллу, лишь приблизит мою кончину.

— Благоволение Лорда решит проблему со временем. А что касается повода… — Нарцисса улыбнулась. — Рудольфус, уже поздно, тебе наверняка пора. Бонни аппарирует тебя, куда пожелаешь, — сказала она совершенно другим голосом, щелкнув пальцами.

— Похоже, у тебя стоящая идея, раз ты так бесцеремонно меня выпроваживаешь, — с улыбкой сказал Рудольфус, но, взглянув в окаменевшее лицо Нарциссы, понял, что пояснений ждать бесполезно. Ухватившись за плечо появившейся из ниоткуда домовихи, Рудольфус исчез.

— Ники! — нарушил тишину женский голос. — Разыщи мисс Салливан. Скажи, что нам нужно поговорить, и она заинтересована в этом не меньше, чем я. Аппарируй с ней в зимний сад. Думаю, не нужно говорить, что вас не должны видеть. Появившийся домовик снова исчез.

Нарцисса подошла к лилейнику, но его однодневная красота уже рассыпалась безжизненными лепестками. Цисси с грустью подумала, на какие шаткие дороги заводят нас привязанности и как легко все построенное может рассыпаться из-за одного опрометчивого шага.

Подумала — и направилась в зимний сад.

8 апреля 1998 года

Никогда не приписывайте злому умыслу то, что вполне можно объяснить глупостью.

Бритва Хэнлона

Мир свернулся тугой спиралью, вырвавшей его из кошмара, в котором остались кровь и хрустальные осколки, перекошенное ненавистью лицо Беллатрисы и летящий, словно в замедленной съемке, кинжал. Правая рука изо всех сил сжимала локоть Рона, левая — ускользающую ладошку Добби, в шею вцепился гоблин.

«К Биллу и Флер, коттедж Ракушка», — лихорадочно крутилось в голове. Но что-то было не так, перемещение все длилось и длилось. Давление достигло предела, но когда легкие уже были готовы разорваться, все прекратилось.

Они стояли посреди большой комнаты, освещаемой тусклой лампой. Выпустив руку домовика, Гарри осторожно положил Крюкохвата на ковер.

— Гарри, мне это не нравится, — раздался голос Рона. — Это не Ракушка.

— Что? Добби, где мы? — спросил Гарри, крепче сжимая палочки, захваченные у Малфоев. — Куда ты нас переместил? Где остальные? Добби! — Гарри перевел взгляд на домовика и замер.

Все его вопросы вмиг потеряли смысл. Из груди Добби торчала серебряная рукоятка кинжала, и свитер вокруг нее стремительно обагрялся кровью. Домовик покачнулся и начал заваливаться на бок, протянув руки вперед, к Гарри. Подхваченный и поспешно уложенный на ковер рядом с гоблином, он силился что-то сказать.

— Сэр Гарри Поттер, я не смог…теперь он вам поможет, — прошептал он, едва шевеля губами.

Дверь распахнулась, и в комнате появилось новое лицо, мгновенно оказавшееся под прицелом двух палочек.

— Где мы находимся? Кто вы? — спросил Рон, заслоняя собой Гермиону.

— Вы в Кабаньей Голове, моем баре. Я объясню все позже, среди вас есть раненые, — Рон опустил палочку лишь после кивка Гарри, недоверчиво уставившись на трактирщика, чье лицо и правда было им знакомо.

В первую очередь мужчина наклонился к Добби, лицо его потемнело.

— Я сожалею, ему уже ничем нельзя помочь, — наконец нарушил он повисшую тишину.

— Этого не может быть! — закричал Гарри. — Гермиона, где твоя сумочка? Ему нужен бадьян! — он бросился к софе, куда Рон положил Гермиону, и замер.

— Она без сознания, Гарри, — голос Рона доносился словно сквозь вату. Гарри обернулся и увидел, как старик закрывает глаза Добби.

Этого не может быть. Словно во сне Гарри наблюдал, как трактирщик подошел к Гермионе, внимательно осмотрел ее раны и тихо сказал что-то Рону, протягивая тому несколько пузырьков. Легко подхватив гоблина, старик вышел в смежную комнату. Взгляд Гарри снова остановился на маленьком тельце, так и лежавшем посреди ковра. Не в силах выносить это зрелище, он вышел вслед за трактирщиком.

— Я… хочу похоронить его. У вас есть лопата?

— Парень, по-моему, ты не до конца понимаешь, где находишься, — внимательные глаза неуловимо кого-то напоминали. — Ты в Хогсмиде, сейчас здесь комендантский час. Мне жаль, но до рассвета сделать ничего нельзя.

Взглянув на гоблина, тихо покряхтывающего в полузабытье, Гарри вернулся в большую комнату. Подойдя к Добби, он опустился рядом с ним на колени и завернул в свою куртку. Прижав к себе погибшего эльфа, он замер, не зная, что делать дальше. Отважный друг, столько раз спасавший ему жизнь, не должен теперь лежать на полу в богом забытом трактире. Окинув взглядом комнату, он выбрал самое большое кресло и устроил его там. Казалось, Добби всего лишь спит после тяжелого дня.

Больше он ничего не мог сделать. Зато, быть может, он может помочь Гермионе?

— Как она?

— Раны не опасны для жизни, я их обработал. Но чтобы она не мучилась от боли после Круцио, трактирщик дал ей снотворное. Она должна проспать до утра.

— Мне очень жаль, что так получилось. Я знаю, мне не стоило называть его имя. Только я должен был расплачиваться за свою глупость, — слова давались нелегко, но он должен был извиниться.

— Да, не стоило, — неожиданно жестко ответил Рон.

На это было нечего ответить, и в комнате повисла гнетущая тишина. Гарри почувствовал себя еще неуютнее.

— Как Крюкохват? — спросил он у вошедшего с подносом в руках трактирщика.

— С ним все будет хорошо, — ответил тот, расставляя еду на столе. — Налетайте.

Только сейчас осознав, как сильно они проголодались за этот сумасшедший день, ребята набросились на еду. Наевшись, они обратили взгляды на человека, сидевшего в кресле напротив.

— Это ваш глаз я видел в зеркале. Вы послали Добби, и он перенес нас к вам. Почему? — голос Гарри дрожал. Его собеседник молчал, глядя на него пронзительными голубыми глазами. — Вы — Аберфорт.

— Вам пора спать. Разговоры лучше оставить на утро, — Аберфорт составил тарелки и приборы на поднос.

— Неужели вы думаете, что мы сможем уснуть, не понимая, что происходит? — вскинулся Гарри. — Находясь здесь, мы доверяем вам свои жизни!

— За это можете не волноваться, Пожиратели сюда не войдут. А утром я найду способ переправить вас подальше отсюда. Вам нужно бежать из Англии, в этот раз вы еще легко отделались, — Аберфорт явно полагал, что разговор окончен. В отличие от Гарри.

— И это все, что вы можете сказать?! — громко спросил он.

— Ты не мог бы вести себя потише? — недовольно поинтересовался Рон, кивнув на Гермиону, но Гарри даже не обратил внимания.

— Добби из последних сил перенес нас сюда, потому что считал, что вы нам поможете! А вы обдумываете способы, как бы отослать нас из Англии?! — слова Аберфорта казались ему кощунственными. — Вы же из Ордена Феникса, вы должны понимать…

— Может, вы не заметили — власть в стране захватил Сами-Знаете-Кто! Я предлагаю вам единственную помощь, которая по-настоящему необходима! — поднос со стуком ударился о столешницу.

— Ваш брат знал, что делать, а от него знаем и мы! — Аберфорт нравился Гарри все меньше и меньше. — Иногда нужно не только спасаться, но и думать об общем благе!

— О да, думать об общем благе было любимым развлечением моего драгоценного брата. Так же, как и его лучшего друга! — с ядом в голосе ответил Абефорт. — Только ничем хорошим это никогда не заканчивалось!

— Вы говорите о Гриндевальде?! — подал голос Рон. — Рита Скитер была права?

— А, так вы читали ту книжонку? Что ж, правда не намного лучше, — с горящими глазами и всклокоченной бородой старик выглядел более чем странно. — Видите ли, братишка всегда умел приносить людей в жертву идее.

— Сейчас это уже не имеет значения! Он был убит в этой войне — не это ли искупление прошлых ошибок? Он верил нам и…

— Может, он и верил в вас, зная, что вы пойдете, как свиньи на убой! Но вам он уж точно не верил! — Аберфорт рассмеялся. — Был убит в этой войне? Парень, ты правда веришь в эту чушь? Ты веришь, что Альбуса мог обезоружить школьник и убить учитель?

— На что вы намекаете? Профессор верил Снейпу и не ожидал предательства! — Рон вскочил. — И потом, Гарри своими глазами это видел!

— Намекаю? Да я прямо говорю, — Аберфорт подошел к камину и подбросил в огонь несколько поленьев. — Вы были свидетелями одного из спектаклей моего братца.

Напряжение в комнате можно было резать, как тыквенный пирог. Тихо дышала Гермиона, поскрипывали ставни, но это странным образом не нарушало воцарившегося оцепенения.

— Но… это… Дамблдор жив? — наконец спросил Гарри.

— Разумеется, нет. Обмануть смерть не в состоянии даже такой интриган, как он, — Аберфорт улыбнулся. — Все намного проще: сцена на башне была подстроена моим братом и Снейпом.

— Но ведь это… — медленно начал Гарри.

— Абсурд? Или очередная вещь, которую Альбус не посчитал нужным вам сообщить? — улыбка Аберфорта стала печальной, неуловимо напомнив его старшего брата. — Он никогда не говорил кому-то больше, чем этого требовали его грандиозные планы.

— Так в чем же был план? Покончить жизнь самоубийством?

— Неужели ты думаешь, что он поделился всеми замыслами хотя бы с кем-то? — сев в кресло, Аберфорт продолжал: — Мне он поручил присматривать за вами, — он указал на зеркало, лежащее на старинном комоде. — А про его дела со Снейпом я немного знаю. Мне он поручил подстраховывать вас, а главное — следить, чтобы ты не ломанулся мстить его мнимому убийце. Но то, что убийство было запланированным, я уверен. Альбус сам предупредил меня об этом, когда передавал зеркало.

— Но зачем же... Это невозможно! — Гарри осмотрелся, будто ожидая, что из угла выпрыгнет опровержение слов Аберфорта.

— И что же он еще утаил? Мы год тыкались, как слепые котята, в то время как… Чем еще он с вами поделился? — зло бросил Рон.

— Я ничего не знаю о вашей миссии, если ты об этом, — откликнулся Аберфорт. — Говорю же, он не держал все яйца в одной корзине.

— Зато знаю я. Из слов Беллатрисы понятно, что… — Гарри спешил поделиться первой хорошей новостью за вечер, но Абефорт прервал его:

— Я ничего не хочу слышать, тем более, теперь это не имеет значения. Утром я отправлю вас подальше отсюда. И я не желаю слушать ваши возражения, думаю, за ночь вы придете к правильному решению. Иначе это, — Аберфорт указал на израненную Гермиону и тельце Добби, — может повториться.

Абефорт вышел. Рон подошел к Гермионе и, заботливо поправив шерстяное одеяло, сел рядом.

— Мне казалось, что мы понимаем хоть что-то в том, что происходит вокруг, а получается… Может быть, Аберфорт прав? — неуверенно произнес он наконец.

— Да ведь ничего не изменилось, как ты не понимаешь?! Мы всегда знали, что Дамблдор не сказал нам всей правды! — Гарри сам не знал, кого он убеждает: Рона или самого себя.

— Всей правды? Да он ведь только лгал и утаивал! Теперь мы ни в чем не можем быть уверены, надо действительно уйти в безопасное место и все обдумать.

— Обдумать? Сейчас, когда я только понял, где находится следующий крестраж? — непонятливость Рона выводила из себя. — Уже завтра Гермионе будет лучше, и мы сможем…

— Что мы сможем, Гарри? Дальше выполнять план Дамблдора, не имея ни малейшего представления о его сути? — Рон вскочил с софы. — Думаешь, ее спасет еще один счастливый случай? Добби мертв, больше нам никто не поможет!

— Нам и не должны помогать, это наше дело! Вы сами говорили, что все было решено годы назад! Темный Лорд должен умереть, чего бы это нам ни стоило!

— Очень легко жертвовать всем, ничего не имея! — Рон пошел красными пятнами. — Ты понятия не имеешь, что я пережил в подвале, слыша ее крики! Я не призываю все бросить, нужно всего лишь сделать паузу! — он примиряюще положил руку на плечо Гарри.

— Так ты вернулся из-за нее! Мог бы и не утруждать себя! — огрызнулся тот, сделав шаг назад.

— А знаешь, ты прав! Ты не в состоянии ни о ком позаботиться! Все, кто находятся рядом с тобой, имеют свойство умирать.

— Так забирай ее, забирай и беги! — разум, оглушенный произошедшим за день, смялся под натиском эмоций. — Почувствуй себя героем, способным хоть на что-то!

— Да пошел ты!

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Трещина, пролегшая между ними после ухода Рона, залатанная и старательно не замечаемая все это время, как оказалось, никуда не исчезла. Рон подошел к Гермионе, бережно взял ее на руки и с громким хлопком исчез.

На покрывале одиноко поблескивал забытый деллюминатор.

* * *

— Парень, не дури! — Аберфорт взял со стола бутылку с огневиски и переставил в буфет. Гарри потянулся за ней, но резные дверцы буфета оказались несколько дальше, чем это казалось сидя, и Надежда Магического Мира чудом не испробовал своим знаменитым шрамом твердость пола.

— Я должен узнать всю правду.… Понимаете? Должен! — Гарри икнул. — Именно теперь, когда я наконец понял, что нужно делать дальше. И меня ничто не сможет остановить!

— Угу! Точно, самое важное — прямо сейчас, пьяным в стельку!

— Я не пьян, я просто устал! Пожалуйста, помогите мне! Хотя бы в память о Добби… Ведь не зря же он привел нас именно к вам!

— Прием нечестный, зато действенный! — Аберфорт усмехнулся в бороду. — Хорошо. Что ты хочешь сделать? Попасть в школу?

Гарри молча кивнул. Аберфорт с минуту внимательно смотрел ему в глаза, затем встал, подошел к камину и, стоя спиной к столу, тихо сказал несколько слов.

— Что? — не расслышав, переспросил Гарри. Но Аберфорт не ответил и лишь указал на картину, висевшую над камином. Сперва Гарри показалось, что у него рябит в глазах. Но нет, фигурка девочки, изображенной на полотне, быстро уменьшалась: малышка весело бежала по дорожке вглубь полотна.

— Это Ариана!

— Откуда ты про нее знаешь? Из писанины Риты Скитер? — глаза Аберфорта сразу стали холодными и злыми.

Гарри кивнул.

— Все было не так… — голос Аберфорта звучал глухо. Казалось, в этот момент он говорил не с Гарри, а с самим собой. — Она была чудесной девочкой. Лучшей сестры никто и не мог себе пожелать. Такая хорошенькая, веселая, добрая. И меня она любила больше всех. И уж точно она не была сквибом. Из нее бы выросла великая волшебница… — голос его прервался.

Гарри ждал продолжения, сам не зная, хочет ли его услышать. Но Аберфорт уже замолчал и отвернулся, явно сожалея, что начал этот разговор, тем более, девочка уже спешила назад, увлекая за собой чью-то долговязую фигуру. Раненный, в изорванной одежде, но от этого не менее довольный, Невилл Лонгботтом хромал к нему, размахивая руками и смеясь. Вскоре Гарри уже в подробностях видел такое знакомое, хотя странно осунувшееся и испещренное шрамами лицо, и когда рама картины распахнулась, друзья бросились навстречу друг другу.

— Здравствуйте, Аберфорт! Гарри, я был уверен, что ты придешь! Теперь, когда ты вернулся, все будет хорошо! — Невилл тащил Гарри в сторону картины, не давая вставить и слово. Мягко высвободив руку, Поттер подошел к трактирщику.

— Спасибо вам огромное за помощь, и простите, если я сгоряча обидел вас чем-то. Я понимаю, что вы сделали для нас все, что могли, и даже больше.

— Ну, не совсем — я могу сделать кое-что еще. — Аберфорт лукаво улыбнулся и коснулся палочкой лба Гарри. Тупая боль в затылке, сухость в горле и легкое головокружение исчезли, не оставив и следа.

— Моё фирменное заклятие, — Аберфорт пожал Гарри руку. — Для трактирщика просто незаменимо. Когда-нибудь научу. А сейчас делай, что собирался, и возвращайся сюда.

Кинув последний взгляд на комнату, задержавшийся на свертке в кресле, Поттер нырнул в небольшую дверь, где его уже поджидал Невилл.

— Откуда этот проход? Я никогда о нем не слышал, — Гарри на ходу разглядывал низкие каменные своды длинного тоннеля.

— Он ведет прямиком в «Кабанью голову» из Выручай-комнаты. Знаешь, мы сейчас живем в ней, и я стал ее неплохо понимать. Ну, в смысле, как сделать так, чтобы в ней появилось именно то, что нужно нам, и у врагов не осталось никаких возможностей проникнуть внутрь. Вот и после того, как все ходы и выходы из Хогвартса были запечатаны Пожирателями, из комнаты появился этот проход.

— Почему вы живете в Выручай-комнате?

— После вашего ухода многое переменилось. Сейчас школа совсем не та, у власти Пожиратели во главе со Снейпом, так что сам понимаешь… Но мы сопротивлялись, как могли! Мы, то есть Отряд Дамблдора, — пояснил он, заметив вопросительное выражение на лице Гарри. — Многого сделать, конечно, не смогли, но хотя бы показали остальным, что нас не сломить. Мы брали в пример тебя: говорили в глаза то, что думали; сперва это сходило нам с рук, все-таки чистокровных они уважают, поэтому ограничивались лишь пытками, — Гарри изумленно смотрел на Невилла. Страшнее всего было спокойствие, с которым он все это рассказывал, а сам факт того, что школьников пытали, уже не казался ему чем-то запредельным. — А потом учеников начали забирать из школы прямо посреди занятий для того, чтобы связать руки их родителям. В том числе и Луну, — в первый раз на счастливое лицо рассказчика легла тень.

— С ней все в порядке, Невилл! Мы вытащили ее из Малфой-Мэнора!

— Вы проникли в Малфой-Мэнор? Круто! — Невилл просиял. — Вы? А где Рон и Гермиона?

— Э… — глядя на доверчивое лицо Невилла, Гарри не знал, что сказать. — Они сейчас у Уизли. Гермиона пострадала в Мэноре.

— Я сочувствую. С ней все будет хорошо!

В тишине они дошли до конца коридора, несколько ступеней вели к двери, такой же, как и у входа в туннель. Распахнув ее, они вошли в большую светлую комнату. Навстречу, сжимая в руках волшебные палочки, кинулись двое молодых людей, и Гарри ничуть не удивился, узнав Симуса Финнигана и Эрни Макмиллана.

— Гарри! Наконец-то! Что теперь, мы начинаем войну? — вопросы посыпались на него как из рога изобилия.

— Ребята, простите… Все потом, сейчас мне срочно нужно навестить кое-кого. Все вопросы потом.

Было неприятно видеть разочарование на лицах ребят, но у него не было ни времени, ни сил говорить сейчас с кем-то. Усталость и боль последних дней навалились на его плечи неподъемным грузом. По-настоящему хотелось одного: упасть на кровать и уснуть. И спать долго-долго, ни о чем не думая, не мучаясь от бессилия и не видя снов.

— Давай мы хотя бы тебя проводим. Сейчас в коридорах опасно.

Гарри покачал головой:

— Как мне отсюда выйти?

Невилл указал на небольшую дверь в углу комнаты.

— По ночам учителя дежурят в коридорах, так что будь осторожен, — напутствовал он Гарри, пропуская его на крутую лестницу. Виновато взглянув на оставшихся, Гарри закрыл дверь.

Спустившись по извилистой лестнице, Гарри достал из мешочка, висевшего на шее, карту Мародеров и замер, пораженный. Только сейчас он сообразил, что после визита в дом Лавгудов мантия осталась у Рона и наверняка сгинула в поместье Малфоев! Но отступать было поздно, тем более что, судя по карте, вокруг не было ни души. Вообще в замке было непривычно мало народа, так что определение местонахождения его цели не заняло много времени.

Снейп спускался по лестнице, направляясь во двор. Странное, однако, он выбрал время для прогулки. Филч патрулировал четвертый этаж, профессор МакГонагалл — второй. Портреты в это время еще спали, так что путь был свободен. «Мне нужно выйти на третий этаж», — подумал Гарри и коснулся палочкой стены. Оказавшись в безлюдном коридоре, он крадучись добрался до пустого кабинета и тихо скользнул внутрь.

И застыл под дверью, не в силах выйти в коридор и оказаться лицом к лицу со своим врагом. Неожиданная мысль мелькнула в его сознании: «Что, если Аберфорт ошибся?» Тогда сейчас он сам отдаст себя в руки Волдеморта, а рядом нет никого, кто мог бы помочь ему скрыться. Но стоять и упиваться жалостью к себе времени не было. Солнце уже поднималось над башнями Хогвартса — скоро замок должен был проснуться. Собрав всю волю в кулак, Гарри толкнул дверь.

— Поттер… — в голосе Снейпа не было ни малейшего удивления, будто они расстались вчера. — Похоже, вы решились на очередную неумелую попытку расквитаться со мной?

— Я все знаю! — Гарри сам почувствовал, как смешно и по-детски прозвучала эта фраза.

— Да что вы говорите? Ну конечно, вы же у нас Избранный! — привычный сарказм в голосе Снейпа выбивал из колеи. Если это единственный человек, способный помочь и объяснить, то дела и правда очень плохи. Больше всего Гарри хотелось громко хлопнуть дверью, но он не мог себе этого позволить.

— Профессор! — это простое слово далось нелегко. — Мне нужна ваша помощь или хотя бы объяснения. Я не понимаю, что произошло!

Холодный взгляд черных глаз обежал его лицо, рука вцепилась в плечо и почти зашвырнула Гарри в класс. Дверь захлопнулась.

— Чего вы хотите от меня? Уж не рассчитываете ли вы на самом деле, что я займу место Дамблдора и буду возиться с вами, как он? Тратить свое время, подкидывать подсказки и делать за вас вашу работу?

— Вы помогали Дамблдору. Я это точно знаю! Он верил вам!

— Дамблдор умер, и все мои обязательства умерли вмести с ним. А вам я ничего не должен, Поттер, не стоит заблуждаться на этот счет. Ничего не изменилось. Для меня вы все тот же избалованный вниманием, глупый, самонадеянный мальчишка, которому везло до тех пор, пока был кто-то, готовый направлять его и поддерживать.

— Конечно! — голос Гарри дрожал от едва сдерживаемой ярости. — Теперь вы с чистой совестью вернетесь к своему хозяину и будете служить ему верой и правдой. Хотя примет ли он вас, если узнает, что вы столько лет шпионили за ним?

— Уж не решились ли вы меня шантажировать? — впервые на лице Снейпа появились какие-то эмоции. Но явно не те, на которые рассчитывал Гарри. — Вы же у нас знамя — вот им и оставайтесь и не пытайтесь играть в игры, для которых у вас нет ни опыта, ни ума. Это не ваша лига. Лучше бы вы хоть что-нибудь слушали на уроках, сейчас вам пригодились бы эти знания…

Конец речи Гарри почти не услышал. Громко хлопнув дверью, он пулей вылетел из аудитории и припустил по коридору. Какой же он идиот! А чего, собственно, он ждал? Что Снейп по-отечески его обнимет и скажет, что все эти годы он только прикидывался холодным и равнодушным? И что сейчас он готов все свои силы отдать на борьбу за фактически проигранное дело?

Но заниматься самобичеванием и придумыванием красивых ответов Снейпу пришлось не долго. На всей скорости он чуть не врезался в кого-то, неожиданно появившегося из-за угла. Да что с ним? О чем он думал? Точно — глупый и самонадеянный мальчишка. Плотно прижавшись спиной к стене, Гарри замер. К счастью, он узнал очки и седые волосы профессора МакГонагалл. Если у него нет возможности поговорить с ней, то приятно просто увидеть знакомое лицо и убедиться, что она по-прежнему в школе и ученики имеют хоть какую-то защиту. Плотно сжав губы и нахмурившись, она быстро прошла мимо Гарри, наверное, в который раз разыскивая Пивза, обожавшего устроить ночью какую-нибудь особенно громкую шалость. Но не пройдя и пары шагов, профессор МакГонагалл остановилась и замерла.

— Кто здесь? — строго спросила она. — Не советую прятаться, я слышу ваше дыхание. Лучше выйдите сами!

Вот уж повезло, так повезло! Тут даже мантия не помогла бы, если пыхтишь как паровоз на весь коридор!

— Профессор, это я, Гарри!

— Поттер? — придушенно спросила она. — Это правда вы?

Гарри вышел из тени, и МакГонагалл с изумлением уставилась на невредимого ученика.

— Вам нельзя здесь находиться. Это слишком опасно. И как вы вообще смогли сюда проникнуть?

— Не волнуйтесь, профессор, я уже ухожу. Рад был вас повидать!

— Подождите секундочку. А зачем вы приходили? Вам нужна была помощь? Хотя нет, я не хочу ни о чем спрашивать. Я понимаю, если бы вы могли, вы бы сами пришли и все мне рассказали. А если не нашли нужным…

— Ну что вы! — Гарри даже растерялся. — Просто я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Да все и не расскажешь.

— Гарри! — всегда такой сухой и строгий голос прозвучал непривычно мягко. — Если там, куда вы идете, потребуется моя помощь, вы знаете, где меня найти.

— Я даже не знаю, куда сейчас идти. Столько всего произошло… — наверно, это были именно те слова, которые ему так хотелось услышать. Все-таки он не один, даже теперь.

— Тогда запомните адрес: двадцать пять, Центральная улица, Эсселби. Это простой магловский дом, но про него никто не знает. Я купила его в самом начале войны. Он прикрыт неплохими защитными чарами, и никому не придет в голову вас там искать. Я пришлю туда сову через пару дней, напишите, если будет нужна помощь. Эта сова принесет письмо так, что кроме меня его точно никто не увидит. И уходите быстрее, а то у меня душа не на месте!

— Даже не знаю, как вас благодарить, профессор!

МакГонагалл сжала на секунду локоть Гарри.

— Не стоит задерживаться!

Уже не теряя бдительности и сверяясь с картой Мародеров, Гарри без приключений добрался до двери в Выручай-комнату, дожидавшейся его на прежнем месте. Наконец можно хоть на минутку присесть и отдохнуть! Но надежда растаяла как дым, стоило ему только переступить порог. Комната была полна народу, большая половина Отряда Дамблдора окружила его плотным кольцом.

— Гарри, привет! Как ты? Расскажи, что вы делали в Малфой-Мэноре? А как вы спасли Луну? Расскажи, как мы захватим школу?!

Этого он точно не ожидал:

— Ребята! — все голоса затихли как по мановению волшебной палочки. — Мне правда жаль, но я не могу остаться с вами. Я пришел для того, чтобы поговорить с одним человеком, но сейчас мне необходимо уйти.

— А мы? Что делать нам? — на окружающих его лицах вместо искренней радости и надежды теперь читалось удивление, недоверие и откровенная обида.

— Ну поймите, сейчас действительно важно то, что я делаю. Если у меня получится, это поможет всем! — он сам видел, что его слова звучат неубедительно, но большего он сказать не мог.

— Гарри, а где Рон и Гермиона?

Этого вопроса он ждал, хотя в душе и надеялся, что Невилл сам озвучит его версию произошедшего.

— Гермиона пострадала во время боя. Рон увез ее и обещал позаботиться о том, чтобы она быстрее пришла в себя, — в памяти сразу всплыла фраза Рона: «Ты же не в состоянии ни о ком позаботиться».

— А скоро они вернутся?

— Я не знаю, надеюсь, что да, — в этот раз ложь далась нелегко, и Гарри отвел взгляд.

— Гарри, ты не сможешь воевать с ними один, — голос Невилла прозвучал неожиданно твердо.

— Я пойду с тобой! Мне все равно нельзя здесь оставаться, а идти в бега с бабушкой… Я же не старушка, чтобы прятаться по углам, да думаю, что и она не будет! Короче, я все давно решил!

— Невилл, ты не понимаешь, что говоришь!

Лонгботтом неожиданно резко схватил его за рукав и развернул лицом к себе:

— Это ты не понимаешь! Мы тут, по-твоему, в игрушки играли? Они все, — он обвел взглядом собравшихся, — рисковали жизнью, чтобы просто остаться отрядом! И мы отлично понимаем, на что идем. Это наша война, с тобой или без тебя, потому что каждому из нас есть, за что мстить Пожирателям. А здесь мы просто сидим без дела. С тобой у нас больше шансов, ты уже участвуешь в настоящей войне, и тебе многое удалось… Ты сражался лицом к лицу с Сам-Знаешь-Кем и уделывал его не один раз!

— Ребята, ну поймите же! Я сам в бегах, жил в палатке, метался по всей стране. Если вы пойдете со мной, то не надейтесь, что мы пройдем парадным маршем по стране и через три дня вернемся домой победителями. Война будет долгой и тяжелой, враги намного сильнее нас! Я просто не имею права…

— Ты нас слушаешь или нет?! — перебил его Майкл Корнер. — Нам не по пять лет, и мы знаем, что делаем. Давай по-другому. Мы — Отряд Дамблдора, и мы идем на войну. Ты с нами?

* * *

Налетевший порыв холодного апрельского ветра приятно охладил вспотевшую спину. Гарри с трудом распрямился и положил лопату на край выкопанной им ямы, в которой стоял уже по пояс. Стертые ладони саднило, но боль приносила какое-то неясное удовлетворение. Сам не понимая почему, он решил похоронить Добби именно так: выкопав яму своими руками, без всякого колдовства. После того, как весь отряд перебрался в трактир, а оттуда — в домик, адрес которого оставила профессор МакГонагалл, Гарри, спешно проверив защитные чары, вышел в сад. Там было еще по-весеннему пусто и неприглядно. В лучах взошедшего солнца сквозь прошлогоднюю сухую траву желтели первые нежные цветы, а земля была уже подернута молодой зеленью. Место для могилы он выбрал сразу — пригорок чуть в стороне от дома, за старыми елями. Тут было как-то особенно тихо и спокойно, вдали темнел лес, и почти не долетал шум с дороги. Гарри сразу начал копать — один, потому что не мог сейчас никого видеть и ни с кем говорить. Рон и Гермиона поняли бы его и просто тихо сидели бы в сторонке, но его новые соратники….

Когда могила была готова, юноша застелил дно ямы охапками лапника и положил сверху принесенное из дома красивое шерстяное покрывало. Потом прошел в дом за Добби. Нет, уже не за Добби, а за холодным мертвым тельцем, в которое превратился его друг. У него не было с собой никаких вещей, поэтому он снял с себя носки, шапку и шарф и надел на домовика. Как жаль, что у него не было с собой запасной пары — тогда носки были бы разные, как и любил свободный эльф.

Процесс погребения не занял много времени. И все. Теперь Добби окончательно не стало. Можно только сесть на сырую землю и думать, вспоминать. Гарри чувствовал, что остался один. Все, кто находятся рядом с тобой, имеют свойство умирать. Что ж, Рон прав, может, и хорошо, что они с Гермионой ушли. Теперь у них есть шанс уехать и прожить долгую человеческую жизнь. И у Джинни. А он и правда как проклятый. Смерть всегда рядом. И в этой последней смерти виноват только он. Самоуверенный безответственный мальчишка! Ведь знал же о заклятии, наложенном на ненавистное имя Волдеморта! Что это было? Ребячество? Пустое бахвальство? И результат — смерть Добби. Ранение Гермионы, уход Рона. Как он мог кого-то в чем-то обвинять? Гермиону — в том, что она сломала его палочку, Рона — в недоверии и уходе. Добби его не обвинил ни в чем и, умирая, думал только о нем, о Гарри.

Хотелось заплакать, но слез не было. Что-то изменилось в его душе, и он сам, и вся его жизнь предстали в холодном и ясном свете. Детство закончилось навсегда. Теперь его ничего не связывало с прошлым. Сегодня он попрощается с последним настоящим другом и последний раз оглянется назад. Потом — только вперед. К чему? Он невесело усмехнулся.

Сегодня он опять был Волдемортом. Удивительно, но голова не раскалывалась от боли, наверное, потому, что больнее быть уже не могло. Оказывается, они находились в Хогвартсе почти одновременно, возможно, поэтому разговор со Снейпом не получился. Или это самообман? Захотел бы профессор, вернее директор, сказать правду, если бы у него было время?

Так или иначе, Гарри отверг Дары и выбрал крестражи. И теперь у него нет ни того, ни другого. Мантия пропала, а Бузинная палочка у Лорда. И ни одной идеи, как достать единственный крестраж, который достижим, если он не ошибся. И как обнаружить новые. Враг стал сильнее, а он потерял последнее, что у него было. Кроме того, получил себе на шею группу детей, которых нужно защищать.

Похоже, будущего у него нет. Впереди — смерть, ждущая лишь неверного шага. Но за оставшееся время он постарается сделать как можно больше полезного и совершить как можно меньше ошибок. Его война началась.

9 апреля 1998 года

I’m living in an age

Whose name I don’t know

Though the fear keeps me moving

Still my heart beats so slow

Я живу в эпоху,

Имени которой я не знаю.

И хотя страх заставляет меня двигаться,

Мое сердце все еще бьется так медленно.

 

Peter Gabriel, «My body is a cage»

 

Сначала послышался стук капель, отбивающих чечетку по крыше. Затем он почувствовал затхлый запах жилища, в котором давно не бывали. Порывы холодного ветра — первое, что ощутило тело; боль расползалась по застывшим ногам, сгущалась у затылка, выталкивая сознание из небытия.

Он лежал на полу, прижавшись разбитой щекой к деревянным доскам, и это было крайне неприятно. За окном занимался рассвет. Приоткрыв глаза, мужчина с изумлением обнаружил, что отнюдь не обременен одеждой. Такое в его жизни было не раз — мужья красивых женщин почему-то часто совсем не вовремя возвращаются домой. Но чтобы не помнить, из чьей постели пришлось аппарировать столь поспешно…Такого с ним еще не случалось. И что заставило его переместиться именно сюда, где он не бывал уже несколько месяцев? Заинтригованный, мужчина пошарил по полу рядом с собой. И вот тут ему стало совсем невесело: палочки не было.

Нужно как можно скорее встать; он уперся рукой в пол и медленно поднялся на колени. Мерлин, что он вчера пил? Голова болела страшно, во рту пересохло. Замутненным взглядом найдя на столе кувшин с водой, он встал, придерживаясь за стену. Приободрившись, волшебник храбро шагнул вперед. В глазах потемнело, колени задрожали, и через мгновение щека уже снова воссоединилась с полом.

* * *

— Передай соль, — Добби поспешно протянул маме солонку. Та взяла, не глядя, чуть подсолила что-то, соблазнительно шкворчащее на сковородке, и продолжила нарезать лук.

— Мисс лучше присесть, — Добби отодвинул стул у самого окна. Его не должно было здесь быть — Добби, не стула, — его Гермиона как раз помнила, как и морозный день, когда они всей семьей отправились выбирать мебель. Царила предрождественская суета, по магазинам бродили озверевшие от скидок толпы покупателей, но родителей это не слишком волновало. Дочка вернулась с каникул, а что укрепляет семейные узы лучше, чем совместный шопинг? Разумеется, сами они выразились бы иначе, но Гермиону это тогда порядком раздражало. Нет, ну действительно: абсолютно бесполезная трата времени. Интересовались ее мнением — прислали бы каталог. В итоге-то все равно купили эти, с зеленой обивкой, которые мама и облюбовала с самого начала.

В Хогвартс Гермиона вернулась с радостью. А через полгода попала под проклятие василиска, но об этом родители так и не узнали.

— Мама, я могу тебе чем-то помочь? Ма-ам!

Женщина не обернулась. Тонкая рука сжимала нож — мать нарезала лук. Медленно. Методично. Вжик-вжик — и с разделочной доски, падая на пол, катились стеклянные колечки. Сковорода на плите начала дымить, но мама будто не видела этого. Вжик-вжик. Новые колечки на полу.

Протянуть руку, коснуться теплого плеча. Что-то было неправильно, совсем-совсем не так, но что? Что может быть не так в родном доме? Ужас перехватил горло. Ужас и ощущение, что сейчас случится что-то...

— Убери руку, — низкий, холодный голос. Гермиона отшатнулась, нога в таком знакомом домашнем тапочке поехала по полу. Ах да, лук. И Беллатриса Блэк с ножом в руках застыла над ней. Или над ним. Луком, то есть — она же его резала. Но так и не зарезала, зачем? Для этого есть Гермиона. Ее-то и будут жарить на сковороде с золотистыми ароматными колечками лука.

Из черных глаз Беллатрисы текли слезы, Гермиона почувствовала, как и по ее щекам заструились теплые дорожки. Вокруг было слишком много лука, голова тяжелела от резкого запаха, но это не мешало видеть стремительно приближающийся кинжал. Легкий и тонкий, с украшенной рукояткой — и как она могла спутать его с кухонным ножом? Лезвие приближалось, кто-то толкнул ее в грудь — Добби? — и Гермиона полетела назад, затылком в выложенный плиткой пол.

— Гермиона, проснись! Гермиона! — чьи-то руки крепко держали ее за плечи и трясли, трясли.… В глаза бил свет, и знакомая кухня будто растворялась в нем, уступая место менее привычным картинам: сероватому оштукатуренному потолку, стенам в глуповатый голубенький цветочек. Незнакомому пейзажу из камней и свинцового неба, возвышавшемуся над низким подоконником, заставленным геранью. Взгляд моментально выцепил эти ненужные детали, лишь потом замерев на самой причине пробуждения. Беллатрису с ножом и лук Гермиона решила в расчет не принимать.

Рон все еще держал ее за плечи, но, поняв, что она смотрит на него более-менее осмысленно, отстранился. Рыжие вихры — в странствиях им было не до стрижки — закрывали лоб и смешно топорщились над ушами. Веснушки, еще более заметные на бледном лице, горели беспокойством. Неужели она кричала? И что? Имя Беллатрисы?

— Где, — в горле запершило, и Гермиона откашлялась, — где мы?

— У Билла и Флер, — отмахнулся Рон. — Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Тебе приснился кошмар, но ты еще не восстановилась, тебе лучше…

— Кошмар я заметила, — Гермиона решила начать с конца. Пить зелье Сна без сновидений она не собиралась, по крайней мере, пока не разберется в ситуации. — Сколько времени? Давно мы здесь? Что произошло у Малфоев?

Рон, как и следовало ожидать, утратил весь свой целительский настрой и вернулся на грешную землю. Как оказалось, был почти полдень, проспала она всего одну ночь, и они в безопасности, как и Дин, Луна и Олливандер. Благодаря помощи Добби…

— А что с мечом? — последним, что осталось в памяти, была боль. И судорожные попытки что-то придумать, не дать Пожирателям понять, что меч настоящий.

— Пожиратели поверили, что это подделка. Гоблин — помнишь, ты должна была его видеть, его поймали в тот же рейд, — подтвердил это. Меч теперь у Гарри.

— Как Добби вообще узнал, где мы? Да, он был домовиком Малфоев, но это все равно ничего не объясняет, — задумчиво протянула Гермиона. Шея зудела под повязкой, и больше всего хотелось сорвать ее и почесаться. — Не мог же Добби просто проверять подвал раз в какое-то время, в таком случае, ему ничего не стоило бы помочь Луне и Олливандеру. С его добротой он бы так и поступил. Получается, в подвал он аппарировал из-за Гарри.

— Это как раз просто. У Гарри и Сириуса были Сквозные зеркала — слышала о таких, наверно? — но зеркало Сириуса после его смерти оказалось у Дамблдора. А тот отдал его своему брату Аберфорту, трактирщику из Кабаньей головы. В подземелье Гарри попросил помощи — и Добби пришел.

— Подожди, — Гермиона попыталась сосредоточиться, но сделать это оказалось не так просто. Похоже, она действительно еще не до конца отошла. К тому же нос все явственнее ловил запах лука — оставалось надеяться, что это Флер занялась готовкой. — Трактирщик из Кабаньей головы, этот неряха — брат Дамблдора? Никогда бы не подумала… Но зачем ему зеркало? Почему именно он?

— О зеркалах мы узнали от Аберфорта, Добби перенес нас в трактир. Дамблдор просил брата помогать нам, — Рон запнулся, подбирая слова. — Ты никогда не думала, как Снейп мог справиться с величайшим волшебником, директором?

Гермиона слегка опешила от такого вопроса. Рон прыгал с темы на тему, как резвая белочка, и она за ним явно не успевала. Если бы еще голова так не кружилась, и лук… Дамблдор был без палочки: по словам Гарри, Драко обезоружил его в самом начале. А вопрос, как оказалось, был риторическим.

— Правильно, никак. Где Дамблдор, а где этот зельевар! Но то, что говорит Аберфорт, все объясняет: Снейп и Дамблдор были в сговоре и подстроили сцену на башне!

Рон уставился на нее так, будто только что математически доказал пятое исключение из закона элементарных трансфигураций Гэмпа. Ну что это такое! Сколько можно обманывать себя тем, что кто-то сильный придет и решит все проблемы? Надеяться, что Грозный Глаз не поймал Аваду и не разбился, что Патронуса им послал Дамблдор…

— Рон, может, довольно? Директор мертв, и хватит об этом! Мы сами видели тело.

— Так с этим же никто не спорит! Убийство действительно произошло, но по плану самого Дамблдора!

За окном требовательно закричала чайка. Может быть, она спит, и это — продолжение кошмара? Какой план? Чей? И при чем тут Снейп? Наверное, Рон что-то не расслышал или неправильно понял. Или слишком переволновался. Гермиона попробовала встать, и комната даже не закружилась перед глазами. Что на ней за халат? Она с детства ненавидит розовое!

— Рон, пойми, этого просто не может быть. Ты сам сказал, что Дамблдор был величайшим волшебником. Единственным, кто мог одолеть Вол... — Гермиона поморщилась, — Того-Кого-Нельзя-Называть в поединке. Какой план? Заставить нас воевать с ним в одиночку? Или сделать Снейпа героем в глазах Пожирателей?

Рон как-то потух и сник. Через какое-то время он наверняка поднаберет аргументов и снова бросится в атаку, но пока есть возможность подумать. Зачем Аберфорт пытался их дезинформировать? Или его самого ввели в заблуждение? Чтобы разобраться, нужно поговорить с Аберфортом. И не только с ним.

— А что думает по этому поводу Гарри? — нет, все-таки ей лучше присесть.

— Он остался в трактире. Я просто сказал ему, что нам нужно найти безопасное место и спокойно все обдумать, притом, что предложил это не я, а Аберфорт. Но Гарри просто сошел с ума: все свалившееся, да еще смерть Добби…

— Добби мертв? Но ты говорил, что он перенес нас к Аберфорту!

— Его убила Беллатриса, она метнула нам вслед кинжал. Он умер, едва мы переместились в трактир, — найти время на конспирологические бредни и не сказать самого главного! Не может быть, чтобы представителя древнего народа со своей уникальной беспалочковой магией можно было зарезать, как поросенка!

— Бедный Добби, я представляю, как Гарри было тяжело. Нам надо немедленно вернуться, он не должен быть один в таком состоянии! — Добби больше нет, такого верного, преданного…

Первого свободного эльфа!

* * *

Дождь все шел, через щели в занавесках проглядывало серое небо. Значит, без сознания он провел несколько часов. Пить хотелось нестерпимо, но повторять утреннюю ошибку он не собирался. Раз за это время на него никто не напал, торопиться не было смысла.

Открыв глаза, мужчина осторожно попытался оценить положение. Он лежал все на том же полу, переместившись за свое первое пробуждение всего на несколько футов. Теперь, кроме разбитой щеки, у него болели колени — результат недавнего падения.

Это определенно было его старое убежище, но теперь он пожалел, что столь долго не появлялся здесь. Следы его утреннего променада сохранил толстый слой пыли, углы облюбовали пауки. Лишь графин с водой был чист, через кристально-прозрачные стенки отчетливо виднелась притягательная влага. С трудом оторвав от нее взгляд, он продолжил осматривать комнату, в частности, пол, ведь именно там по логике должна находиться палочка, если он потерял сознание после аппарации. В последнем уже не было сомнений: щека была разбита изначально, да и пол был странным местом для сна. Переместившись к стенке, мужчина сел и осмотрелся. Несмотря на общую заброшенность, в комнате был порядок, так что отсутствие палочки обнаружилось быстро. Все страньше и страньше… В комнате единственный след, и начинается он в месте его утреннего просветления. Значит, он туда аппарировал, а сделать без палочки он этого не мог. Что же он сделал с ней потом? Проглотил?

Подталкиваемый скорее интересом, чем страхом, он все же отважился встать. Опираясь на стену, добрался до стола — постамента для вожделенного графина. Налив холодной воды в стакан, так же, как и кувшин, не подверженный запылению, мужчина победно улыбнулся и опустошил его несколькими большими глотками. В голове сразу прояснилось, и, уже твердо стоя на ногах, маг принялся методично обыскивать комнату.

Палочка обнаружилась в верхнем ящике стола, среди потрепанных перьев и баночек с высохшими зельями, когда мужчина уже потерял надежду ее отыскать. Хотя именно там она всегда и лежала, когда не была при нем. Получается, что он появился в комнате, положил палочку на место — притом не оставив следов, перескочил к окну и грохнулся на пол. Ерунда какая-то, но другого объяснения не было. И это еще цветочки… Там же лежала записка. «Не предпринимай ничего, пока не ознакомишься с тем, что скрыл», — было написано его же рукой. События дня, наконец, выстроились в цепочку. И из написанного он сразу понял, где искать ответы…

* * *

Маленький коттедж манил теплом и уютом, но идти туда — лишь столкнуться с бесконечными вопросами. Рон не хотел, чтобы все получилось именно так, и его вины в этом не было. Легко говорить, что готов пожертвовать всем, если жертвовать уже нечем! В конце концов, Невилл пострадал не меньше. И ничего, держится, не требует сочувствия и понимания. А что вытворял Гарри, когда погиб Сириус? Схватив с земли гальку, Рон швырнул ее в воду, и та, не подпрыгнув, бесшумно ушла на дно. Но злость не отпускала. Или чувство вины?

Бедный Гарри, он потерял крестного! А теперь не хочет терять Джинни, и поэтому просто вычеркнул ее из своей жизни. Сиди, девочка, дома, плачь и жди. Может, и дождешься. Как же, будет она ждать…. Будь она с ними, ее можно было бы защитить, а вот во что она влезет одна? А Гермионой вообще, получается, можно пожертвовать?

Налетевший ветер растрепал волосы и ледяной рукой пробрался за шиворот. И Билл еще утверждает, что они с Флер выбрали для жизни райское местечко? Нет, рай выглядит по-другому, и из него не хочется сбежать!

От дома отделился силуэт — Гермиона, и что ей от него нужно? Но сомнений не было: живое воплощение упрека и холодности двигалось в его сторону.

Эта мина не покидала ее лицо с начала разговора с Аберфортом. Стоило скрипящим столам и парочке посетителей остаться за дверью, как тот сразу взял быка за рога. Метаться поздно: Гарри аппарировал от него на рассвете, и куда — неизвестно. Да и если бы Аберфорт знал… Нет, осуждения в его глазах не было, скорее раздражение.

— Если ты решил, что для тебя важнее, то на этом и стой. Я не собираюсь тратить время на успокоение твоей совести, — бросил он в ответ на расспросы Рона.

Крыть было нечем, и Рон отошел к окну, чтобы не попадаться на глаза Гермионе. Та сразу бросилась в бой — пока что лишь с Аберфортом, — она же ничего не решала, а Гарри не справится один.

— Не один, — усмехнулся Аберфорт. — С ним гоблин.

Дальше разговор пошел по кругу. Гермиона умоляла, обещала, убеждала, но Аберфорта, казалось, ничем нельзя было пронять.

— Хорошо, — наконец смирилась она. — Очень хорошо. Тогда другой вопрос. Рон, — сердитый взгляд оцарапал лопатки, — говорил что-то странное. Извините, если вас это заденет, но не спросить я не могу. По его словам выходит, что вы заранее знали о близящейся смерти брата. Более того, знали даже его предполагаемого убийцу.

Аберфорт нахмурился и оглянулся на дверь. Пробормотав что-то — и это несмотря на заклинания, наложенные в начале разговора, — он взмахнул палочкой и внимательно посмотрел на них. Даже Рон подобрался и приготовился слушать.

— Да, это так. Хотя окончательной уверенности, что это будет именно Снейп, не было.

Гермиона шумно вздохнула, и Рон едва удержался от довольной улыбки. Это было бы неуместно, но ведь он оказался прав!

— То есть, Дамблдор догадывался, что Снейп предатель, и попросил вас…

— Нет. Снейп был человеком Альбуса и убил его по его же просьбе. Вопрос был в том, не опередят ли его.

— Но… почему? — в голосе Гермионы прорезалась какая-то детская обида. На то, что их оставили одних или что она ошиблась? — Почему он ушел в начале войны? Не сказав нам ничего…

— Я часто не понимал или осуждал Альбуса, но вот его смерть — с определенными оговорками — объяснить могу. Ее было не миновать. Проклятие на его руке… Время кончалось, и он решил распорядиться им так…

— Долго ты собираешься здесь сидеть? — пришлось вынырнуть из своих мыслей и обратить внимание на подошедшую Гермиону.

— Я не хочу идти в дом и что-то объяснять! — а придется. Пока их никто не расспрашивал, даже их отлучка не вызвала вопросов. Но скоро отсутствием Гарри начнут интересоваться, и что говорить тогда?

— Рано или поздно тебе придется признаться, не сможешь же ты вечно скрывать свою глупость!

— Ты пришла, чтобы сказать мне это?

— Вообще-то нет. Мне нужно знать, что тебе сказал Гарри. Я хочу понять, куда он мог отправиться дальше. И поскольку вчера у нас еще не было никаких идей — возможно, он дошел до чего-то в Малфой-Мэноре.

В определенной логике ей не откажешь, вот только все может иметь совсем другое объяснение. Все эти месяцы у них тоже не было идей, что не мешало им аппарировать по всей Британии. Гарри мог просто не захотеть воспользоваться гостеприимством Аберфорта — если, конечно, это гостеприимство было. Или — еще похлеще — отправиться за Дарами смерти.

Однако Гермиона лишь отмахнулась:

— Без палатки, вещей, одежды… Теперь все это пропало, осталась лишь сумочка…

— Сумочка?

— Я спрятала ее в носок, — раздраженно ответила Гермиона. — Должен же хоть кто-то соображать. В любом случае, у Гарри нет ничего, кроме палочки, даже мантии-невидимки — я убрала ее к себе после того, как ты спрятался под ней у Лавгудов. Если Гарри не хотел оставаться в трактире, ему нужно было время, чтобы как-то подготовиться. Еду ему, допустим, дал Аберфорт, но палатке в трактире взяться неоткуда. Нет, Гарри задержался бы хотя бы до утра, тут что-то другое.

Гермиона села на соседний камень. Ссора не была забыта, но, по крайней мере, отошла на второй план.

— А Дары… Я все еще уверена в их бредовости, но даже если посмотреть на них с точки зрения Гарри… Снитч остался у него, но он не открывается, и, что бы ни было внутри, сомневаюсь, что это Воскрешающий камень. Мантия у нас, а без нее, по версии Гарри, все в любом случае теряет смысл. Да и вообще, Дамблдор велел нам заниматься крестражами!

— Гарри сомневался, — негромко заметил Рон. — Книга Скитер, сплошные загадки — единственное, что нам оставил Дамблдор… То, что сказал вчера Аберфорт, разозлило меня, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что должен был почувствовать Гарри.

— Я все еще не могу поверить, что это может быть правдой. Что Снейп действительно на нашей стороне. Почему никто в Ордене об этом не говорил?

Гермиона поежилась. Хотелось подойти, обнять, подбодрить ее, но этим он добился бы лишь нового взрыва.

— Дамблдор мог не предупредить их. Нас же не предупредил.

— Не нам судить его. Если проклятие на руке было смертельным, то он год… — голос девушки сорвался, — год мучительно умирал, и при этом искал крестражи и находил время на школу! На занятия с Гарри!

— Про руку мы не знали. Ну, то есть — насколько все было серьезно. Вчера Аберфорт этого не сказал.

Они замолчали. На что решится Гарри, разочаровавшийся в своих идеалах? И куда он может пойти? К Снейпу? В Хогвартс не проникнуть, Аберфорт сказал, что все ходы туда под наблюдением. За Дарами? Вероятно, но где их искать? Они ничего не знают о Старшей палочке. Крестражи? Тоже глухо…

— Подожди. Вчера я не обратил внимания, но Гарри действительно говорил о крестражах. Там, в Кабаньей голове.

— Что именно? — Гермиона подобралась, как гончая, почуявшая след. Как же она хочет найти Гарри! Перед глазами встало видение, показанное медальоном Слизерина, но Рон продолжил говорить. Пусть убирается, не слушать же Реддла!

— Он сказал, что понял что-то в Малфой-Мэноре. Я как раз говорил, что мы не знаем, куда податься, но он возразил. Будто из слов Беллатрисы что-то стало ясно…

— Ну, по тому, что говорила Лестрейндж, я главный свидетель, — невесело улыбнулась Гермиона. — Но причем тут крестражи? Она сказала что-то, когда я уже была без сознания?

— Да, но ничего такого, — Рон попытался оживить в памяти тот вечер. Особо стараться не пришлось: темный особняк, крики Гермионы и кинжал у ее горла еще долго будут являться ему в кошмарах. — Она угрожала тебе, чтобы мы бросили палочки. Ругала Добби за то, что он посмел обрушить люстру и отнять палочку у волшебницы. Да и все, в общем. Когда мы вылетели на них, ей было не до разговоров.

— Не понимаю, — поморщилась Гермиона. — Значит, это было раньше. И вряд ли касалось нас. Хотя… Ей ведь не было особого смысла допрашивать меня. Почему ее так волновала мысль, что меч был украден?

— Меч — крестраж?

— Не думаю. Он все время был на виду… Нет, в нем же яд василиска.

— Значит, средство уничтожения крестражей. Тоже, знаешь ли, неприятно, когда оно у тех, кто хочет уничтожить рваную душонку твоего господина.

— Об этом она знать не могла. Да и вообще, меч поручили Снейпу, причем тут Беллатриса?

— Вот тут ты не совсем права. Принцы — род чистокровный, но не известный, я о них никогда не слышал до истории с учебником Полукровки. Сейф в Гринготтсе у них есть, но и только, я так думаю. А вот Лестрейнджи — древнейшая семья. У таких хранилища на нижнем уровне и охраняются драконами. Билл так говорил, — пояснил Рон. Все-таки приятно блеснуть знаниями перед лучшей ученицей школы! — Если хочешь что-то спрятать — лучше места нет!

Что именно он сказал, Рон понял лишь спустя пару секунд. Гермиона уставилась на него расширившимися от удивления глазами, но все и так было ясно. Ну конечно, Тот-Который отдал своей правой руке на хранение меч Гриффиндора. Меч, да не только. Поэтому она так и испугалась, когда увидела разукрашенную рукоятку. Рон смотрел на Гермиону и видел отражение своих мыслей.

Беллатриса Лестрейндж думала, что влезли в ее сейф. И Гарри, похоже, собрался это сделать.

* * *

Облака, легкие, белоснежные, похожие на гигантские зефирины, раскинулись вокруг, нежась в золотистых лучах солнца. Местами они плавились, и тогда вниз падали крупные золотистые капли. Сначала Гарри нравилось зависать под ними — вода была неизменно теплой, а одежда мгновенно высыхала, стоило ему вылететь из-под белой тучки. Грибные дождики, тропические ливни, о которых он читал когда-то в магловских приключенческих книгах… Правда, там герои лишь вначале радовались их приходу, утоляя жажду и моясь под струями. Вскоре реки вздувались, земля напитывалась водой, превращаясь в месиво, и герои уже кляли свою удачу.

Гарри хмыкнул и бросил взгляд вниз. Уж что-что, а увязнуть или заблудиться в поднявшемся тумане ему не грозило. Земля лежала далеко внизу, теряясь в изумрудных, местами тронутых рыжевато-лисьим золотом кронах деревьев. Между ними раскинулись нежно-зеленые поля — или луга, какая разница? — по которым вили свой затейливый узор реки. Но все это меркло и бледнело перед тем, что ждало его там, вдали. Из-за чего он уже не замечал ни дождя, ни красот, раскинувшихся вокруг. Он летел быстрее, чем на метле или фестрале, но этого было недостаточно…

Сон померк, оставив после себя лишь легкую, светлую грусть. В окне маленькой спальни, в которую обессиленный Гарри завалился утром, пылало алое солнце, вокруг дома уже клубился туман. Вечер. Внизу явно не спали, даже до мансарды доносились обрывки разговоров и топот ног. Уже встали или еще не ложились?

Гарри без труда отыскал кухню, где расположилась компания. Открывшаяся его взгляду картина разительно отличалась от виденного в Хогвартсе: ученики, еще вчера выглядевшие такими запуганными и растерянными, теперь перекидывались шутками, печать настороженности исчезла с их лиц. Комната, окутанная ароматом жарящегося бекона, была слишком мала, и ребята сидели на всем, что только можно было использовать, подтрунивая над неумело готовящими девчонками. Сразу же обнаружилась и причина веселья. Ханна Аббот, с ножом в руках и маниакальным выражением на лице, носилась по кухне за батоном хлеба, улепетывающим от нее на дрожащих розовых лапках. Батон запрыгнул на комод и, повизгивая, забился в угол, вызвав новый приступ восторга у ребят.

— Гарри! Привет! Уйми их, а то мы никогда не приготовим ужин, — Сьюзен Боунс тряхнула рыжими локонами и уничижительно посмотрела на гогочущих ребят.

— Да, и наложи заклятие от мальчишек на нашу спальню! Представляешь, мы проснулись сегодня от того, что наши тапочки подрались! Теперь у меня не хватает одного помпона, — в доказательство Лаванда указала на сиротливо болтающуюся ленточку.

— Ну конечно, ты же не в состоянии сама вернуть его на место!

— Так ведь тапок Сьюзен его проглотил!

Кухню-столовую сотряс новый взрыв хохота, на плите угрожающе зашипел бекон. У Гермионы все тоже вечно подгорало, но она хотя бы умела не смеяться, когда и без того тошно. А эти… Как будто матч со Слизерином выиграли!

— Ну что ж, давайте займемся выуживанием помпона из тапка. Мы же для этого здесь собрались, — смешки смолкли, все удивленно воззрились на Гарри. — А потом, может быть, подберем занавески на окна? Тогда днем можем устроить пикник, а вечером — сыграть в квиддич!

— Гарри, ну зачем ты так? Мы же все понимаем, — прошептал Невилл.

Они не понимали ничего. Дети, вырвавшиеся из западни, он ведь и сам таким был. Именно поэтому он не хотел брать их с собой, уже тогда он предвидел...

В воцарившейся тишине раздался тихий стук, на который мгновенно обернулись все собравшиеся. Батон, воспользовавшись ситуацией, подбирался к двери, дробно стуча ножками. Спрыгнув с комода, он побежал по столешнице, ловко лавируя между расставленной в беспорядке посудой. Ханна рванула ему наперерез, но батон уже добежал до края стола. Совершив невероятный кульбит, он приземлился на пол и, шмыгнув у самых ног Гарри, промчался прочь, в спасительный коридор.

Гарри взглянул на ребят, они с трудом сдерживали улыбки.

— Я… Как Крюкохват? Он проснулся?

— Мы уложили его в кладовке под лестницей, он неплохо выглядел. Когда я заходила к нему, он спал, но мы сейчас так шумели, — еще один грозный взгляд. — Вот, я сейчас отнесу…

— Давай лучше я, а ты пригляди, чтобы наш ужин не разбежался, — Гарри взял тарелку с кусками сырого мяса и с облегчением покинул кухню. Ему нужно было успокоиться, им всем нужно успокоиться…

Вот и кладовка. Вернее, чулан под лестницей. Почти как у Дурслей, только больше и с окном во двор.

Гоблин лежал на кровати, не занимая и половины ее. Одеяло накрывало его поперек, и снизу торчали забинтованные ноги. Когда они только аппарировали в дом, Ханна мужественно вызвалась заняться лечением Крюкохвата. Когда Гарри шел хоронить Добби, она уже организовывала ребят на поиски лекарств. И удачно, хотя в предусмотрительности Макгонагалл Гарри не сомневался — на прикроватной тумбочке разместилась не одна склянка.

Гарри осторожно поставил тарелку на стол и собирался уже выйти — запах Костероста красноречиво говорил о том, что возможность выспаться Крюкохвату представилась недавно. Но негромкий, низкий голос остановил его:

— Вы необычный волшебник, Гарри Поттер.

— Простите? — он хотел этого разговора, но уже его начало поставило Гарри в тупик. Что имеет в виду Крюкохват? Избранность? Фирменный шрам?

Как оказалось, нет. Странной гоблину казалась могила, выкопанная своими руками для домовика. Бессмысленный жест, учитывая, что Добби погиб из-за него. Да и за свое спасение Крюкохвату стоит благодарить не какое-то его мифическое благородство, а самую банальную глупость — не произнеси Гарри тогда в палатке роковое имя, кто знает, удалось ли ему спастись.

— Я понимаю, что сейчас не время, но мне нужна ваша помощь, — наконец решил перейти к деловой части Гарри. Крюкохват никак не среагировал, лишь глаза-маслины влажно блеснули. — Мне нужна одна вещь из хранилища в Гринготтсе, — ну вот, он сказал. Главное, чтобы теперь гоблин не решил, что и спас он его из меркантильных соображений. Ведь тогда он действительно ни о чем таком не думал!

— И хранилище это, как я понимаю, не ваше? — Гарри кивнул. — Невозможно. Без шансов.

— Но ведь такое уже бывало, тогда, семь лет назад. — Крюкохват попытался его перебить, но Гарри продолжил: — Да, я знаю, что тот сейф был пуст, но все же…

— Чье именно хранилище вас интересует? — поинтересовался Крюкохват, приподнимаясь на подушках. Гарри хотел помочь ему, но гоблин жестом показал ему сидеть на месте.

— Лестрейнджей.

— Нижний уровень, высшая степень охраны. И это не говоря о том, что вы даже в подземелья не войдете.

— Без вашей помощи — разумеется.

— Вы просите меня ограбить банк моего народа, и я спрашиваю вас — зачем?

Нельзя говорить о крестражах, но как еще объяснить, что он ищет не своей выгоды? И кто в это поверит? Уж точно не гоблин, исподлобья наблюдающий за ним с какой-то обидной насмешкой. Билла бы сюда, он ведь столько лет проработал в Гринготтсе…

— Там находится одна вещь, необходимая для уничтожения Сами-Знаете-Кого. Я понимаю ваши чувства по отношению к Гринготтсу, но… — в памяти как нельзя кстати всплыл разговор Кровняка и Теда Тонкса. — Но разве не притесняет Сами-Знаете-Кто гоблинов? И банк вместе с вами? Пожиратели относятся к вам не слишком уважительно, не так ли?

Крюкохват замолчал, но, казалось, задумался. Медленно провел тонкими пальцами, на которых Гарри насчитал лишнюю фалангу, по лицу. Как раз там, где багровел след от плети Беллатрисы.

— Если и есть волшебник, которому я мог бы помочь, так это вы, Гарри Поттер. Но взамен я бы хотел, чтобы вы оказали мне… ответную услугу.

— Что именно? — что это было, согласие? И что может интересовать гоблина? Золото? У него своего наверняка хватает. Информация? Но о чем?

— Видите ли, у вас есть то, ради чего я готов рискнуть. Не знаю, как именно этот артефакт оказался в ваших руках, но в любом случае рад, что Сами-Знаете-Кого он минул. Речь о Мече.

— Меч Годрика Гриффиндора? — этого не хватало! Зачем нужны крестражи, если их нечем уничтожить?

— Это название не вполне верно, — теперь Крюкохват говорил тихо и медленно, не отводя глаз. — Скорее, меч Рагнука. Рагнука Первого, легендарного гоблинского вождя, которого Гриффиндор не только подло убил, но и обокрал. Так гоблины потеряли свою реликвию. Я хочу вернуть ее, и это справедливо, не так ли?

* * *

Толкнув дверь, Рон протиснулся в комнату, подбородком придерживая поднос. Едва различая дорогу в полутьме, он осторожно подобрался к прикроватному столику и расставил на нем посуду.

— Мистер Олливандер! — тихо позвал он. — Вы не спите?

Рон с жалостью посмотрел на исхудавшего старика, сжавшегося под одеялом. Желтоватая кожа обтягивала череп, а распахнувшиеся глаза навыкате придали ему еще большее сходство с мертвецом.

— Нет, мой мальчик. Ну что вы, не нужно было так утруждаться, — пробормотал он с улыбкой, заметив расставленные кушанья. — Думаю, я смог бы спуститься к столу.

— Флер сказала, что вам лучше остаться в постели. Как вы себя чувствуете?

— Намного лучше. При таком уходе я быстро пойду на поправку. Передайте миссис Уизли от меня большое спасибо, — Олливандер отсалютовал ему чашкой с бульоном.

— Обязательно. Вам больше ничего не нужно?

— Нет, спасибо.

— Тогда приятного аппетита, — Рон взял поднос и направился к двери, но голос Олливандера заставил его обернуться:

— Сегодня вы спасли всех нас. Еще несколько дней, и я умер бы в этом подвале.

— Не думаю, что вам нужно благодарить меня…— Рон смутился. — А чего хотел от вас Тот-Кого-Нельзя-Называть? — пускай Гермиона считает глупыми разговоры о Дарах Смерти, спросить-то можно? Тем более, если Гарри, возможно, охотится за ними. — Его интересовала Бузинная палочка?

По рубашке Олливандера стремительно расползалось пятно от пролитого бульона, подбородок жалко затрясся.

— Откуда… Откуда вы знаете? — он со стуком поставил чашку на стол.

— Это так? Неважно откуда, что вы ему сказали?

— Все, что знал! Заклятие Круциатус… Я не мог не сказать, — Олливандер поник и с мольбой смотрел на Рона, но тот не спешил прекращать допрос. — Темный Лорд хотел заполучить Старшую палочку, а я, хоть и изучал всю жизнь документы, касающиеся ее, не мог сказать, где ее искать. Ходили слухи, что она у Грегоровича, но то были лишь слухи... Ее след теряется в веках.

— Разве палочка передается не через убийство? Неужели невозможно отследить такую могущественную вещь?

— Не обязательно. Возможно, дело в том, что маги, которые хотели заполучить ее, не гнушались никакими методами. Темные маги. Как правило, именно в палочке крылся секрет могущества известнейших из них. Когда Гриндевальд пришел к власти, многие полагали, что палочка у него…

— Но это не так?

— Не думаю, — Олливандер, слегка порозовевший, задумчиво посмотрел на Рона. — Видите ли, в том и величие Бузинной палочки, что ее невозможно одолеть в прямом поединке, а именно это и сделал Дамблдор.

— И вы сказали, что палочка у Грегоровича? Поэтому Темный Лорд убил его?

— Грегорович мертв? — Олливандер тяжело откинулся на подушки. — Мерлин, поверьте, я не хотел этого, клянусь, не хотел…

— Отдыхайте, мистер Олливандер. У вас был трудный день.

Рон уже без сожаления взглянул на лопочущего старика, «скорбящего» по единственному конкуренту, и аккуратно прикрыл дверь. Похоже, палочка действительно существует. Может быть, Гарри был прав и в остальном?

Все уже сидели на своих местах, ждали лишь его и Флер, впорхнувшую вслед за ним с подносом в руках.

— Ну, наконец-то я могу показать все, на что способна, — заявила она, лучась улыбкой. — А то вы ведь знаете, Билл в последнее в’емя не ест почти ничего, кроме слабо прожа’енных бифштексов. Я, конечно, ничего не имею против мяса, но…— она на секунду замерла перед столом в поисках места для огромной супницы. Вскочивший Дин начал аккуратно раздвигать тарелки, и Рон с ужасом уставился на стол. Единственное, что он смог узнать, был буйабес, но даже он не вызывал ни малейшего желания его попробовать.

— Что это? — прошептал он на ухо сидящей рядом Гермионе, указывая глазами на блюдо с чем-то коричневым. Она злобно зыркнула в его сторону, но все же снизошла до ответа:

— Фуа-гра, — одними губами прошептала она.

— А это?

— Профитроли с суфле из рокфора.

— Мерлин великий… — на лице Рона читалось отчаяние. — А что же здесь можно есть?

Однако под взглядом Гермионы он тут же схватил блюдо со странным зеленоватым сыром и ссыпал себе половину.

— Рон, почему ты не ухаживаешь за Гермионой? Ее тарелка совсем пуста.

Поспешно схватив тарелку сидящей рядом девушки, Рон вылил в нее несколько половников буйабеса, положил на блюдце пару профитролей и салат, показавшийся наиболее аппетитным.

— Ты теперь решаешь не только где и с кем я должна быть, но и сколько и чего я должна съесть? — голос Гермионы более всего походил на злобное шипение, и все на секунду повернулись к ней.

— Как это вкусно! Очень похоже на уху из пресноводных заглотов, — раздался задумчивый голос Луны. — Вам обязательно надо взять рецепт у моего отца.

— Заглоты? Никогда о таких не слышала, — заинтересовалась Флер. — Это английское блюдо?

Пользуясь тем, что внимание присутствующих сосредоточилось на Луне, Рон наклонился к Гермионе и тихо прошептал:

— Ну что ты, я совсем не хотел, просто думал сделать тебе приятно. Если не хочешь эти финт-тролли, можешь их не есть!

— Спасибо, ты сегодня так добр! Я правда могу их не есть? — Гермиона резко выпрямилась, и щеки Рона залило румянцем.

— Гермиона, как ты себя чувствуешь? Ты весь день провела на ногах. И почти не ешь…

— Спасибо, Луна, все в порядке. У нас были неотложные дела.

Улыбнувшись, Луна опять уставилась на свой стакан, в прострации рассматривая стеклянные грани.

— Вам Гарри что-то поручил? А я могу помочь? — Дина явно не удовлетворил ответ Гермионы.

— Вроде того. Не думаю, у тебя ведь даже палочки нет!

— Пусть Гарри сам это мне скажет. Где он?

Под всеобщими взглядами Гермиона смутилась, а Рон поспешно сунул в рот сразу несколько кусков сыра.

— Я была без сознания, когда мы расстались. Думаю, Рон может больше рассказать об этом, — почти пропела Гермиона, насмешливо посмотрев на Рона.

Раздался кашель, Рон подавился и теперь судорожно пытался вдохнуть.

— Этот сыр… — только смог прохрипеть он.

— О да, — Флер просияла. — Франция знаменита своими сырами. Бри, рокфор, камамбер…

— Выпей, — Билл протянул Рону стакан воды и похлопал по спине. — К этим сырам надо… привыкнуть. Попробуй утку и картофель по-дижонски, Флер готовит их просто превосходно.

Рон протянул брату тарелку, радуясь перспективе нормально поесть и затянувшейся паузе, избавлявшей его от объяснений.

— Вот что бывает, когда проглотишь наргла. Наверно, это от них сыр такой зеленый! — безмятежно глядя на Флер, неожиданно изрекла Луна. — Ты еще легко отделался, все могло кончиться гораздо хуже… Этот сыр лучше выбросить, — и, мягко улыбнувшись ошарашенной хозяйке, она перевела взгляд на Рона. — Ты хотел рассказать нам, где Гарри.

— А, да, точно, — Рон с надеждой взглянул на Гермиону и утку, но они не спешили прийти ему на помощь. — Так вот, дело в том…

Чем дольше он говорил, тем больше вытягивались лица сидящих за столом, и, закончив свой рассказ, Рон пристыженно обвел всех взглядом. Он понимал, что без упоминания Снейпа и крестражей он предстает в даже худшем свете, чем на самом деле. Луна разглядывала его так, будто он превратился в новую разновидность морщерогого кизляка, Дин сжал кулаки и смотрел с такой ненавистью, что было ясно: только присутствие Флер предотвращает рукоприкладство, растерянная полувейла лишь успокаивающе поглаживала локоть Билла.

— Даже не знаю, что сказать… Думаю, ты сам все понимаешь. У вас есть идеи, где он может быть сейчас?

— Нет, но он должен появиться в Косом переулке, у Гринготтса, — ответила Гермиона. — Только, извините, мы не можем сказать, откуда нам это известно.

— Мы должны немедленно отправиться туда! — воскликнул Дин, вскакивая.

— Мы провели там весь день и поняли, что это бесполезно. Гарри появится там, лишь изменив облик, а мы ждем его под мантией-невидимкой. Мы не узнаем друг друга, если только не случится чудо.

— А как эта мантия оказалась у вас? Грюм говорил, она принадлежит Поттеру, — Билл явно пытался сохранить хладнокровие, и пока ему это удавалось.

— Она, как и все вещи, осталась у меня, когда Рон…

— Ну, я же не знал… — Билл движением руки заставил брата замолчать.

— А в чем проблема? Надо просто узнать Гарри? — рассеянно спросила Луна. — Я пойду с вами и узнаю его, как бы он ни выглядел.

— Луна, я тебя умоляю, как ты узнаешь его под Оборотным зельем? — в голосе Гермионы звучало плохо скрываемое раздражение.

— Так же, как узнала его на свадьбе.

— Ты тогда узнала Гарри?!

— Конечно, и притом с первого взгляда. Я же вам уже сказала, для меня это не проблема, — ответила она, будто несмышленым детям. Билл перевел взгляд на Рона, и он растеряно кивнул, вспомнив, как это его поразило на празднике.

— Так что завтра я иду с вами. Жаль, конечно, что у меня нет волшебной палочки, но я не понимаю, зачем она мне нужна, ведь мы не будем показываться из-под мантии. Мистер Олливандер еще так болен, иначе я обязательно попросила бы его сделать мне новую. Хотя не знаю, есть ли у него кости двурога и нужные травы? Интересно, а мне бы подошла палочка с волосом вейлы? Флер, ты ведь не пожалела бы для меня пару волосков?

10 апреля 1998 года

И что из того, что растоптаны связи,

И что из того, что молчат провода?..

Ночные снайперы, «Весна»

— Главное, не пе’гепутай. Здесь завтрак, — Флер поставила на стол увесистую коробку. — Чай, тыквенный сок, твои любимые круассаны с шоколадом…

— Флер, мы только вышли из-за стола! Какой завтрак? — спросила Гермиона, тем не менее, запихивая его в крохотную сумочку.

— Пове’гь, дорогая, еда еще никогда не бывала лишней. Тем более, с вами Рон, а его здо’говый растущий организм…

— Плевать мне на его организм! Пусть там хоть умрет с голоду, я бы с удовольствием отправилась на поиски Гарри без него! — не удержалась от колкости Гермиона.

— Чтобы потом с ним на пару бегать и искать Рона?

— Но мы же не бегали за ним зимой!

— И хорошо тебе тогда было? Хошешь повто’гить? — Флер собирала следующий паек, тактично не глядя на Гермиону. Но та лишь молча подошла к стопке вымытой посуды и принялась сама, без использования магии, вытирать ее полотенцем. — ‘Арри не позволил Джинни идти с вами, но и ему, и тебе кажется само собой разумеющимся, что ты рискуешь собой. Я помню вас еще на Ту’гнире, — Флер мечтательно улыбнулась. — Неразлучная т’оица. Но пойми, вы повз’гослели, и ваши отношения с Роном теперь — не просто детская д’гужба.

Гермиона покраснела и, поспешно открыв буфет, стала расставлять сухие тарелки.

— Я не хочу тебя смущать, но ты и ‘Арри были единственными, кто принял меня как невесту Билла. Я же понимаю, что все остальные считали наш б’гак ошибкой.

— Ну что ты, Флер, ты сразу всем понравилась… — смутилась Гермиона. Вначале «Флегма» не понравилась никому, в том числе и ей. Не могла же Флер принять за расположение нейтральный тон, которого Гермиона старалась придерживаться в разговорах с ней?

— Да ладно, — Флер пренебрежительно взмахнула изящной рукой. — Ско’го придут ‘гебята, так что упакуй, пожалуйста, еще это, — она сунула в руки Гермионы несколько контейнеров. — На одних круассанах день не проживешь. А когда будете ждать ‘Арри, подумай над моими словами.

— Спасибо, даже не знаю, как мы съедим все это, да еще стоя под одной мантией, — ответила та, запихивая коробки в расшитую бисером сумочку.

— Не за что, — откликнулась Флер, поправляя волосы Гермионы.

— Банк закрывается в шесть, так что я жду вас к ужину. А потом займемся твоей прической, то, что у тебя на голове… — Флер многозначительно поморщилась.

— Вы готовы? — на кухню заглянул Рон. — Гринготтс открывается через полчаса, нам надо поторопиться.

— Да, уже идем, — переглянувшись, девушки вслед за ним вышли во двор, где, сидя прямо на земле, ждала Луна. Увидев их, она вскочила, и компания направилась к границе защитного поля.

После того, как Рона видели в Малфой-Мэноре, семейство Уизли перешло на нелегальное положение, и защита коттеджа была значительно усилена, поэтому несколько минут они лишь быстро шагали за Флер. Теперь, когда менять что-либо было уже поздно, все (за исключением, быть может, Луны) начали понимать, что их второй визит в банк продуман ничуть не лучше первого. Но, несмотря на то, что бреши в плане становились все более отчетливыми, придумывать что-либо еще не было времени. Гарри мог появиться у банка через двадцать минут, и тогда они упустят единственную возможность найти его.

Когда делегация наконец достигла границы леса, Флер нерешительно проговорила:

— Мы пришли. Если вы все еще не пе’гедумали, — ответом ей служили непоколебимые лица, — вам нужно аппа’гировать на Ча’гинг-К’госс-Роуд, сам Косой переулок постоянно закрыт антиаппа’гационными щитами. Скоро Пасха, народу должно быть много, так что аккуратнее, если вы с кем-то столкнетесь…

— Не беспокойтесь, Флер, я за ними присмотрю, — пообещала Луна, и, несмотря на волнение, никто не удержался от улыбки.

— Вот и все… Удачи, и не забывайте, мы ждем вас к ужину.

Рон торопливо накинул мантию на голову, Луна, встав рядом с ним, элегантным движением укутала плечи серебристой невесомой тканью и с интересом уставилась на Гермиону, замершую рядом с Флер.

— Спасибо тебе… спасибо за все! — неожиданно Гермиона крепко обняла Флер и, смутившись, тоже скрылась под мантией.

— Все готовы? Тогда — вперед! — дождавшись кивка Флер, убедившейся, что они надежно скрыты от глаз, ребята аппарировали.

Они оказались в грязном проулке, и даже будь они без мантии, их увидела бы лишь пара ободранных кошек. Осторожно выглянули из-за угла, наблюдая за приближающейся группой увлеченно переговаривающихся туристов. Как только те миновали поворот, ребята вынырнули на Чаринг-Кросс-Роуд и, пройдя вдоль фасада дома, свернули к Дырявому Котлу.

Как всегда полупустой бар встретил их душной полутьмой, столь выгодной в их положении. Без труда обойдя Тома, расставляющего пыльные бутылки на столике перед подозрительными посетителями, невидимые Рон, Гермиона и Луна проскользнули в дверь, ведущую на задний двор. Они специально оставили немного времени про запас, чтобы дождаться, пока кто-нибудь откроет вход в Косой Переулок, и теперь затаились в ожидании. Вскоре из бара вышел высокий светловолосый мужчина, но стоило ему постучать по нужному кирпичу, как из-за угла выскользнул пожилой господин в слегка потертой, но приличной мантии и попытался юркнуть в арку, однако блондин грубо поймал его за руку:

— Куда это ты собрался? — насмешливо поинтересовался он. — И где твоя палочка?

— В Косой переулок, — ответил тот, высвобождая руку и отступая. — Произошло какое-то недоразумение, и у меня изъяли палочку. Министерство магии даже отказывается принять мою апелляцию! Меня все знают, я полукровка, и хочу забрать свои сбережения из Гринготтса!

— Ах, вот как. Тогда, быть может, вы пройдете со мной, и мы во всем разберемся? — рослый волшебник, нехорошо улыбнувшись, сделал несколько шагов ему навстречу, и вышедший из ступора Рон подтолкнул девушек к освободившемуся проходу.

На долю секунды край мантии всколыхнулся, и блондин уловил какое-то движение. Однако стоило ему отвлечься, как старик бросился бежать. Блондин обернулся ему вслед, что-то выкрикивая, и троица проскочила через арку в переулок.

— Вы узнали его? Это Роули, он был в Хогвартсе в ночь гибели Дамблдора, — возбужденно зашептала Гермиона. — Мерлиновы кальсоны, мы чуть не попались!

— Да, он еще убил своего же, — откликнулась Луна, разглядывая лужи. — Нам стоит поторопиться, уже без четверти десять.

Взглянув на круглые часы Гринготтса, белой громадой возвышавшегося на противоположном конце улицы, ребята ускорили шаг, старательно обходя случайных прохожих. Магазины еще только открывались, многие витрины вообще были заколочены. Тем больший контраст им составляли яркие плакаты лавки Уизли, сразу притягивавшие взгляд. Около магазина суетилось несколько магов, устанавливающих перед входом гигантскую клетку со странными разноцветными существами, похожими на нечто среднее между карликовыми пушистиками и совами. Зверюшки лазили по прутьям решетки и прыгали оттуда вниз, планируя на маленьких мохнатых крылышках. «Пушистики доставят вашу корреспонденцию в любую точку мира всего при двух условиях: если она будет размером не более одной шестнадцатой стандартного листа пергамента, и расстояние до адресата будет не более трехсот футов», — гласила надпись на клетке.

— Давайте встанем здесь, — прошептала Луна, наблюдая за резвящимися зверьками. Она указала на обшарпанное двухэтажное здание рядом с магазином близнецов, первый этаж которого занимало грязное полутемное кафе. Прямо за ним располагался поворот на Лютный переулок, что делало это место идеальной позицией для наблюдения. Откуда бы ни пришел Гарри, чтобы попасть в Гринготтс, он обязательно пройдет мимо них. Нижний этаж здания был полуподвальным, и карниз, проходящий по всему фасаду под окном, вполне мог служить скамейкой в их долгом ожидании.

— Разве магазин может работать, если Фред и Джордж в бегах? Они же вели Поттеровский Дозор? — спросила Гермиона, когда они расположились под окнами кафе.

— У них еще в прошлом году были помощники, так что — почему бы и нет?

— Странно, что Тот-Кого-Нельзя-Называть позволяет этому происходить, — задумчиво протянула Гермиона. — Нагнетать обстановку, сеять панику и при этом позволять магазину предателей крови спокойно работать и веселить народ? Это нелогично.

— Может, ему просто не до того, или он наоборот хочет, чтобы все думали, что ничего не произошло… Луна, это не Гарри?

По переулку, озираясь по сторонам, шел закутанный в плащ человек. Он приближался к кафе, и Рон пихнул Луну, которая, казалось, совершенно не следила за улицей. Девушка резко обернулась и внимательно посмотрела на черную фигуру.

— Нет, это наш утренний знакомый все-таки нашел способ подобраться к банку, — сказала она, наконец. Человек поравнялся с ними, и, несмотря на попытку скрыть лицо капюшоном, они узнали старика, повздорившего с Роули.

— Он, похоже, решил добраться до сейфа любым путем, — заметила Гермиона, когда незнакомец отошел на достаточное расстояние. — А ты уверена….

— Абсолютно, — безапелляционно ответила Луна, и они вновь замерли в ожидании.

Стрелка часов медленно ползла по циферблату, и переулок наводнялся магами всех возрастов. Поначалу Рон и Гермиона раз в несколько минут находили претендентов на роль Гарри, но Луна отвергала их кандидатуры с первого взгляда. Через какое-то время им это надоело, тем более что людей становилось все больше, и они уже не решались заговорить, боясь, что их услышат. К счастью, даже в более спокойные времена большинство волшебников предпочитало обходить Лютный переулок стороной, так что Гермиона не волновалась, что на них налетит случайный прохожий.

Вместо этого она погрузилась в совсем другие думы. По каким признакам Луна собирается опознать Гарри? Не хватало еще, чтобы потом они узнали, что она надеялась его узнать по жужжанию мозгошмыгов или свечению над головой! А ведь Гарри мог пройти в банк прямо под ее носом! Но не это было самым страшным. Даже если Гарри выдаст себя чем-нибудь в банке, смогут ли они ему помочь? У Луны даже палочки нет, а под мантию четвертому не поместиться… От грустных мыслей девушку отвлек Рон, прошептавший на ухо с виноватым видом:

— Ты случайно не взяла с собой что-нибудь попить? Или поесть?

— Случайно взяла, — Гермиона не смогла скрыть улыбку, вспоминая утренний разговор о его здоровом растущем организме. — Флер нам столько всего собрала, будто мы на неделю сюда отправились. Луна, да перестань ты рассматривать посетителей кафе! Гарри там вряд ли будет прятаться, скажи лучше: ты будешь сэндвич с мясом или с сыром?

Время шло к обеду, и переулок уже кишел школьниками — Пасхальные каникулы, Гермиона и думать о них забыла! Из магазина близнецов все чаще доносились взрывы смеха, а новая разновидность пушистиков собирала рядом с собой толпы ребятишек. Но родители, пришедшие сюда за пасхальными украшениями, старались сразу увести их прочь, с подозрением глядя на Лютный переулок и бар, из которого временами слышалась ругань. Однако выкатившаяся из магазина компания слизеринцев направилась именно к нему, затормозив, к счастью, в нескольких метрах от всполошившихся ребят.

Вся троица без труда узнала смуглого парня, подкидывавшего на ладони ярко-розового пушистика и наблюдавшего за остальными с выражением плохо скрываемой скуки. Рядом с Забини стоял Теодор Нотт, высокий и худощавый, болтавший о чем-то с изящной платиновой блондинкой. Кажется, ее зовут Дафна. Точно, Дафна Гринграсс. Еще одна девушка — по виду ее младшая сестра, время от времени присоединялась к общему разговору, с улыбкой наблюдая за клубочком розового меха, размахивающим крылышками в бесплодной попытке улететь.

— Но я хочу пушистика! — громкий капризный голос привлек внимание всех стоящих на этой стороне улицы.

— Потому я и не хотел брать тебя с собой. Ты все время что-то пытаешься из меня выжать! Пушистика тебе подарили на Рождество, с чего сейчас я должен покупать тебе нового? Я сказал, если останутся деньги — посмотрим, может и куплю, — Роджер Дэвис, смущенно оглядываясь на компанию слизеринцев, пытался втащить сестренку в кафе. — Давай лучше попьем чайку с пирожными.

— Но я хочу пушистика! — было понятно, что спор начался давно.

— Идем в кафе! А то и пирожное не получишь, — Роджер явно начинал злиться.

— Не хочу! Не хочу! — девчушка пустила в ход последний аргумент и залилась слезами. Ее брат, явно только сейчас понявший, что заведение, в которое он ее тащит, более походит на пивнушку, застыл, беспомощно глядя на рыдающую сестру. Гермионе даже стало его жаль.

Неожиданно Забини, отделившись от группы товарищей, подошел к Дэвисам и, лучась приветливой улыбкой, коснулся плеча Роджера:

— Привет, тебя, кажется, зовут Роджер? А я Блейз, я тебя помню по Хогвартсу.

Роджер смутился, понимая, что тот наблюдал всю эту неприятную сцену, и с упреком взглянул на зареванную девочку.

— Твоя милая сестренка не будет против, если мы отойдем на минутку?

Заинтригованно уставившись на слизеринского красавца, а может, на пронзительно-розового пушистика в его руке, девчушка тут же перестала рыдать и молча кивнула. Улыбка на лице Блейза мгновенно исчезла, уступив место выражению крайней озабоченности, и он прямо-таки потащил Роджера к углу, где на карнизе под мантией сидели ребята. Гермиона пихнула Рона и бесшумно поднялась, готовая начать отступление, но Блейз остановился буквально в метре от них.

— Слушай, Роджер, — с виду Забини пребывал в полнейшем замешательстве, — у меня к тебе просьба такая… странная. Но ты ведь мне поможешь? — он прямо-таки умоляюще заглянул бывшему когтевранцу в глаза. — Тут пушистиков продают, видел? Смешные такие, прикольные — ну я и купил… Да еще и розового! Думал, может, девчонкам подарю. А надо мной наши все теперь ржут — и правильно делают! Хожу с ним по улице как дурак — их же только дети покупают. Ты своей сестре такого уже купил? Если нет — может, ты его у меня возьмешь? А то я просто не знаю, куда его девать. Мы тут собрались потусоваться, меня же засмеют!

Пару секунд Роджер глядел на Блейза, будто ожидая подвоха, потом серьезно кивнул:

— Мы с сестрой как раз собирались идти за пушистиком, а то она мне все уши уже прожужжала. По-моему, она как раз розового и хотела. Подари его сам — ей будет приятно.

Радостно улыбнувшись, Забини направился к девочке и, присев на корточки, вручил подарок. Сестры Гринграсс тоже подошли к ним и о чем-то заговорили. Девчушка, подпрыгивая от радости, показывала им своего нового друга и, захлебываясь словами, что-то рассказывала. Так, оживленно болтая, они уже все вместе пошли вниз по улице.

— Странно все это, правда? — прошептала Гермиона на ухо Рону. — Я даже не подозревала, что Забини умеет так улыбаться. Да еще и полукровке — он же их за людей не считает. А тут пушистика подарил! Еще и девицы эти… Слизеринцы что, решили поиграть в Санта-Клауса?

— А что это за игра? — на лице Рона появился такой искренний интерес, что Гермиона чуть было не поддалась соблазну блеснуть знаниями. Ах да, они же в ссоре!

— Неважно.

— Смотри, похоже, старикашка выбил-таки из гоблинов свои деньги, — дернул ее за локоть Рон.

— Интересно, как ему это удалось без волшебной палочки, — прошептала девушка, наблюдая за знакомой фигурой, приближающейся к ним с крепко прижатой к груди небольшой холщевой сумкой. — Надеюсь, он сможет без приключений добраться со своими деньгами до дома и уехать из страны!

Дальше она даже не поняла, что произошло — только заметила боковым зрением, как сбоку на нее стремительно движется что-то большое и темное. По ушам резанул звон, где-то рядом вскрикнула Луна, и в ту же секунду что-то обожгло спину. Чудом удержавшись на ногах, Гермиона почувствовала, как кто-то тянет ее за руку и, не раздумывая, попыталась двигаться в этом направлении. Шок вытеснил все мысли и эмоции, и Гермиона лишь отстраненно заметила, что мантия куда-то пропала, и они бегут по улице у всех на виду.

— Это же она, подруга Поттера! Это Грейнджер! — крик за спиной хлестнул кнутом. Сознание разом прояснилось, хотя Гермиона так и не поняла, что произошло. Оглянувшись на бегу, она сообразила, что они с Луной мчатся по Лютному переулку, и угол кафе, за который они свернули, пока скрывает их от преследователей.

— Рон! Где Рон? Стой, мы не можем бросить его там! — Гермиона резко остановилась, так что ее ладонь выскользнула из руки Луны.

— Он остался под мантией, бежим! — красный луч ударил в стену около них, и девушек обдало раскрошенным бетоном и мелкими камнями.

— Сюда! — подняв глаза, Гермиона увидела, что Луна машет ей из раскрытой двери соседнего дома, и рванула к ней, согнувшись под целым градом сыплющихся заклятий. Еще чуть-чуть! Боясь оглянуться и слыша стремительно приближающиеся крики преследователей, она взлетела на крыльцо, прыгая через две ступеньки сразу. Гермиона оказалась в сумрачной прохладе незнакомой лавки, забитой старинной мебелью, ржавыми котлами, непонятными артефактами и колбами с зельями, странно мерцающими в темноте.

— Что происходит? — из-за стойки выглянул продавец, но, судя по всему, не узнал Гермиону в полутьме. — Пожиратели?..

— Прячьтесь! — Гермиона остановилась, и в ту же секунду несколько заклятий разом пролетело у нее над головой, мужчина отлетел к противоположной стене и замер. Гермиона упала на колени, чувствуя, что с расколотой полки на нее градом сыплются какие-то сушеные жуки и коренья. Краем глаза она заметила рядом движение и вскрикнула от неожиданности, не сразу сообразив, что эта перепуганная девчонка в изорванной грязной мантии — всего лишь ее отражение в двери огромного шкафа.

— Луна, где ты? — тихо позвала она.

— Здесь, — подруга на секунду выглянула из-за угла. — Ползи ко мне, мы спрячемся за шкафом.

Резко вскочив на ноги, Гермиона одним прыжком оказалась рядом с Луной и схватила ее за руку.

— Куда дальше?

— Я не знаю, дай сообразить…

Слева раздался хруст стекла под чьими-то шагами. Кто-то старался незаметно обойти их убежище и напасть сзади. Не сговариваясь, девушки, прижавшись спинами к шкафу, начали обходить его по кругу.

Заклятие ударило совсем не с той стороны, откуда его ждала Гермиона. Мир взорвался перед глазами ослепительным разноцветным вихрем, и она почувствовала, что падает прямо на Луну. На долю секунды она увидела, как подруга тянется к ней, — и перед глазами все померкло.

* * *

Стекло было везде. Мелкая крошка покрывала кожу, летела с волос, острыми иглами засыпалась за шиворот. Отовсюду слышались крики, люди куда-то бежали, смазываясь в мелькающие цветные пятна. Голова гудела, по лицу и рукам текла кровь, крупными каплями падая вниз. Рон отер глаза, и зрение прояснилось. В нескольких шагах от него, устремив к небу три сохранившиеся ножки, лежал стол. Рядом тихо покряхтывал человек, его рука была выгнута под неестественным углом, кожу покрывали порезы.

— Это Грейнджер! — чей-то крик встряхнул отключающееся сознание. Рон оглянулся по сторонам, но Гермиона и Луна будто растаяли в окружающем хаосе.

По всей мостовой были рассыпаны монеты, и люди, будто обезумев, собирали их, ползая под летающими проклятиями. Петляя между ними, проскользнул Нотт, в толпе из ниоткуда возникали фигуры в мантиях. Однако все они проносились в сторону Лютного переулка, даже не взглянув на Рона. Только сейчас он сообразил, что мантия-невидимка все еще на нем. Вскочив, Рон попытался отойти подальше, но в ушах зазвенело. В кафе за разбитым окном суетились люди, пьяный маг, покачиваясь, пытался что-то объяснить орущему на него бармену.

— Урод, ты мне за это заплатишь, — бесновался тот, подбежав к окну и тыча пальцем на валяющийся на улице стол. Рон отскочил подальше и заковылял прочь.

— А ну стоять! — голос Забини, казалось, на секунду перекрыл стоявший в переулке шум. Рон замер и потянулся к палочке. — Только вас тут не хватало!

Поняв, что обращаются не к нему, и мантия все еще работает, Рон оглянулся. Забини стоял в нескольких метрах от него, крепко схватив за руки сестер Гринграсс.

— Сами разберемся! — он потащил девушек прочь от Лютного переулка. — Быстрее, я вытащу вас отсюда!

Это был шанс — возможно, единственный, — и Рон рванул вслед за удаляющимися слизеринцами. Те бежали прочь, расталкивая обезумевших прохожих. Рон постоянно на кого-то наталкивался, но в царившей вокруг давке никто не обращал на это внимания. Переулок был полностью перекрыт, люди тщетно пытались аппарировать. Надрывавшийся громкоговоритель, уговаривавший сохранять спокойствие, вещал в пустоту. Продавцы с трудом отбивались от волшебников, ломившихся в комнаты, где были расположены камины.

— Они все равно заблокированы! Иначе бы и меня тут не было! — пожилая ведьма безуспешно пыталась вразумить разносящих зоомагазин людей.

Рон уже почти потерял слизеринцев из виду, но они затормозили перед магазином Олливандера.

— Что ты… — возмущенно начала одна из девушек, но Забини уже снес засов и распахнул дверь в заброшенный магазин.

— Внутрь, живо! Дафна, разожги камин! — он протолкнул сестер внутрь и помедлил на мгновение, осматривая улицу. Запыхавшийся Рон протиснулся за его спиной в магазин и, обогнув стеллаж с волшебными палочками, на цыпочках поднялся вверх по лестнице следом за слизеринками. Неужели Забини не знает, что камин заблокирован? Или ему известно, как его открыть?

Старшая сестра, по-видимому, Дафна, заклинанием разожгла огонь и пошарила на полке справа от него.

— Мерлин, здесь пусто! Акцио Летучий Порох! — сзади раздался стук, затылок обожгло болью. Рон покачнулся вперед, под ногой затрещала ткань… Мантия, он наступил на нее! По голове проскользнул капюшон, рука взлетела вверх, но было поздно. Обе девушки расширившимися глазами смотрели на него.

— Блейз! — Дафна истошно завопила. Вторая девушка бросилась к ней, пытаясь зажать рот.

— Выдай его, и я никогда тебя не прощу! — подскочив к Рону, она резко накинула капюшон ему на голову.

— В угол — и тихо! — как ни странно, никакого желания спорить у Рона не возникло.

Плюхнувшись на табуретку, он непонимающе уставился на сестер. Они, впрочем, видеть его не могли, и шанс убежать еще был…

— Что случилось? — Забини застыл на пороге, окинул взглядом комнату и уставился на Дафну.

— Я… искала порох и наткнулась на крысу. Не беспокойся, мой рыцарь, нас тут не убивают!

— А может, следовало? Ты волшебница или кто? — огрызнулся тот, закатывая рукав. Рон, только наметивший путь к выходу из комнаты, замер.

На смуглой коже предплечья извивалась змея. Черная Метка. Так значит, не только Малфой… Блейз закрыл глаза и что-то зашептал, направив палочку на метку. Где-то через полминуты он подошел к камину и сунул клейменую руку прямо в огонь. Пламя почернело, но уже через миг вернуло себе прежние цвета.

— Все, милости прошу! Надеюсь, собрать порох ты сможешь сама. Если что, Астория тебе поможет. Да, принцесса? — шутовски поклонившись, Забини выскочил из комнаты, запечатав за собой дверь.

Выхода нет, да он бы и не помог. В глазах двоилось, или это склонившиеся над ним девушки так похожи?

— Мерлин, Астория, во что ты меня втянула? — прошелестело над ухом, и все исчезло.

* * *

— Ну что? Все в сборе? — Гарри окинул напряженным взглядом устремленные к нему лица. — Думаю, вам интересно, зачем я собрал вас здесь. Но дело в том… вы сами пошли за мной, вы сами захотели бороться. Но сейчас, вот так, мы бессильны. Я встречался с Пожирателями смерти, и Невилл был со мной. И он может подтвердить, что тогда нас спасло не умение, а чудо. Рассчитывать на его повторение не приходится. Поэтому, если мы не хотим бессмысленно умереть, нам надо тренироваться. Постоянно, до седьмого пота. От этого зависят не только наши жизни, но, возможно, и исход войны.

Ребята зачарованно смотрели на Гарри, нервно расхаживающего перед ними.

— Я видел, как они колдуют. Я видел, как колдуют Дамблдор и Тот-кого-теперь-нельзя-называть. То, чем я занимался этот год, уничтожит его, но только если я завершу начатое. Это сложно, но до этого мне везло… — на мгновение Гарри умолк, вспоминая цену этого везения. — Боеспособный отряд — это совсем другое. Вы же именно им хотите стать?

По поляне пронеслись возгласы одобрения.

— Но это значит, что мы должны научиться колдовать невербально, аппарировать, трансфигурировать. И все это одновременно и в бою, как это делают все сильные маги. Время, когда можно было орать Ступефай и уворачиваться от Авад, кончилось. Если вы здесь, то вы приносите пользу. По-другому… никак. Поэтому если вы хотите уйти, просто скажите. Потом дороги назад не будет. Это не значит, что вы трусы, но у вас семьи, друзья… вас будут искать. И придут к ним, так что я пойму… — Гарри посмотрел на решительные лица ребят и понял, что они не свернут. Возможно, потом, когда почувствуют его слова на своей шкуре, как Рон, но не сейчас. Что бы он ни сказал, ему не лишить их иллюзий.

— Нет? Тогда поехали дальше. Всем присутствующим есть семнадцать? Надзор никто не отменял.

— Да, расслабься, — ответила за всех одна из близняшек Патил.

— Хорошо. Хотя — что хорошего! Парвати, неужели тебя устраивает, что твоя сестра будет здесь рисковать своей жизнью? — Гарри непонимающе смотрел на спокойную девушку. — Вы рвете со своей семьей! И если вы погибните, они даже не узнают об этом!

— Ты закончил? Да, меня это устраивает — наш отец погиб во время захвата Министерства. Так что здесь мы не случайно, нам есть, за что мстить и бороться. А что касается мамы… Думаю, ее уже нет в Англии. Я послала ей Патронуса, когда ты копал могилу для Добби. И Гарри… я сожалею, — она тепло посмотрела на него, будто это не он окунул ее в неприятные воспоминания.

— Я… да, спасибо. А кто еще отправил Патронусы семьям? Или как-то еще с ними связался? — Гарри в ужасе уставился на лес рук. Ему и в голову не приходила такая мысль. — То есть В… Сами-Знаете-Кто уже знает, что я собираю отряд?

— Ты сомневаешься в наших родителях? — поинтересовался Корнер. — Но вообще-то я тебя понимаю. Мы все помним Мариэтту, да и мало ли кто мог услышать сообщение? Не знаю, как остальные, а я сказал только самые общие фразы. Мол, теперь они могут делать то, что считают правильным, как и я… и попрощался.

Парень грустно улыбнулся. Остальные одобрительно закивали.

— Хорошо. Но я прошу вас, это не должно повториться. Это было, как правильно сказал Майкл, прощание. Теперь мы умерли для всего мира. И еще одно. Мы должны уничтожить галеоны ОД.

Некоторые стали доставать их, другие просто непонимающе уставились на Гарри.

— Мы не знаем, что происходит с теми, кто не с нами. И не можем рисковать, ведь монеты, находящиеся за пределами этого сада, можно использовать против нас. Поэтому я прошу всех, кто сделал свой выбор, выйти сюда и положить свой галеон на этот камень.

Первой встала Ханна. Зажав в руке монету, она на секунду замерла, прежде чем бросить ее на гранитную глыбу. Затем подошли Сьюзен и сестры Патил. Вскоре к камню уже образовалась очередь, а на нем медленно росла кучка золота. Гарри показалось, что этот ритуал задел их куда больше, чем все его предшествующие слова. Сейчас они и вправду разрывают некую связь. Дин, Кэти, Джинни…

Через несколько минут все снова расположились на наколдованных на земле одеялах, только Невилл стоял в нерешительности. Неровными шагами он подошел к камню и, помедлив мгновение, отпустил, наконец, свой галеон.

— Я знаю, что для тебя это значит, но мы еще увидим их, обещаю, — прошептал Гарри, проходя мимо него, чтобы бросить свою монету.

— А теперь все вместе! — воскликнул он, направляя палочку на горку галеонов.

С дерева слетело несколько птиц, испуганных звонкими голосами и яркими вспышками. На месте камня осталась лишь обугленная воронка.

* * *

Ей показалось, что без сознания она провела буквально несколько секунд — боль в разбитом лице и израненном теле не дала темноте сомкнуться над головой. Вот и все. Теперь точно конец. Можно повернуть голову и встретить глазами смертельный луч, но зачем? Гермиона замерла, однако сквозь прикрытые веки пробивалось лишь солнце. Удивленная, она чуть приподняла голову и попыталась оглядеться.

Сумрачный пыльный магазин исчез — она лежала на мягкой, не по-весеннему густой траве, и вокруг не было ни души. Рядом возвышалась живописная группа старых раскидистых деревьев, окруженных пышным кустарником. Прежде чем в голове вспыхнула хоть какая-то мысль, Гермиона уже мчалась к ним с одним желанием — затаиться. Не чувствуя, как колючие ветки царапают лицо, она рванула к ближайшему дереву и позволила себе упасть, лишь скрывшись за его массивным стволом. Дрожь сотрясала все тело, боль от ран стала невыносимой и почти заглушила страх. Надо успокоиться, мысленно приказала она себе, садясь и пытаясь стереть с лица грязь. Переведя взгляд на ладонь, Гермиона увидела, что рука влажная от крови. Ее затошнило, голова опять предательски закружилась. Сжав зубы, Гермиона закатала рукава и внимательно оглядела руки и плечи. Все тело было в порезах. Часть из них уже затянулась, но некоторые продолжали кровоточить так сильно, что мантия потемнела от крови. Быстро направив палочку на самый глубокий порез, волшебница мысленно произнесла заклятие, но, к ее изумлению, рана осталась такой же. Воровато оглянувшись, словно на экзамене, где только что провалила задание, она тихо произнесла заклинание. Но палочка по-прежнему не желала ее слушаться. Почувствовав вновь подступающую панику, Гермиона резко взмахнула рукой, но знакомого снопа искр не последовало.

Только не это! Если она ее сломала… у Луны палочки нет, как же теперь выбираться отсюда? Гермиона тщательно ощупала полированное дерево, но на ощупь и с виду никаких повреждений не было. Странно, палочка Рона работала даже тогда, когда дерево протерлось до магической сердцевины. А эта вообще не подает признаков жизни. Может, в нее попало какое-то заклятие? Гермиона на минуту задумалась, но не смогла вспомнить ни одного заклинания, способного привести к подобному результату.

Рон и Луна. Где они сейчас? И как она оказалась здесь? И вообще, где она? Гермиона прислушалась. Никаких настораживающих звуков не было слышно — наоборот, по поляне разносилось веселое многоголосье ничем не потревоженных птиц. Стараясь производить как можно меньше шума, Гермиона вылезла из своего убежища и внимательно осмотрелась.

Насколько хватало глаз, вокруг простирались холмы, местами поросшие кустарником. Вдалеке темнела каменистая гряда, слева виднелась рощица. Место было удивительно приятное, но незнакомое.

Вдруг ее внимание привлек прямоугольник, как ей показалось, просто висевший в воздухе и сверкающий, как стекло на солнце. Странно, что она не заметила его сразу, но, возможно, свет падал под другим углом и не отражался так явно. До странного предмета было совсем близко и, заинтригованная, Гермиона направилась к нему.

Прямоугольник был достаточно узким, но при этом заметно выше нее, и действительно ни к чему не крепился. Проще говоря — парил над землей. Вблизи он казался темным, с глянцевой поверхностью и явно не отражал полянку перед собой. Гермиона вгляделась в мутноватую поверхность, и от ужаса у нее перехватило дыхание.

Она вновь оказалась в Лютном переулке, в темном магазине. Группа людей, слабо освещенных огоньками на концах волшебных палочек, внимательно осматривала все вокруг.

— Ну и что нам теперь делать? — раздраженный голос был ей не знаком. — Ты уверен, что это были именно они?

— А разве тут можно ошибиться? — в поле зрения появился Теодор Нотт. — Я учился с ними обеими, с Грейнджер мы были на одной параллели! Да и не я один их видел…

— Но здесь их нет.

— Были. Я гнался за ними от бара и уверен, что они забежали сюда. После моего проклятия грязнокровке будет не до пряток. Аппарировать отсюда невозможно, все улицы перекрыты — они не могли убежать!

— Угу. Не могли! Так арестуй их! — мужчина явно наслаждался замешательством Нотта.

— Идиот! Ну и что ты зубы скалишь? Ты не понимаешь, что мы все влипли? — и Забини здесь. — Тут была Грейнджер, подружка Поттера, и Лавгуд, которая бежала вместе с ними из Малфой-Мэнора. Этих нечесаных девиц невозможно с кем-то спутать. Они все сидели в этом убогом баре под заклятием невидимости, и один Мерлин знает, что там задумывали. Это просто чудо, что началась драка, и их зацепили. А что, если Поттер тоже был с ними, и сейчас он скрывается где-то в Косом переулке?

— Поттер здесь? — насмешка в голосе говорившего стремительно уступала место панике. — Значит, нам надо срочно вызвать Темного Лорда!

— Ты точно идиот! — напустился на него мужчина, чье лицо было знакомо Гермионе по Пророку. Пожиратель смерти. — И что мы ему скажем? Что упустили его еще раз? Тут достаточно наших, весь квартал оцеплен: и мышь не проскочит. Так что если они здесь — мы их найдем. А если нет… не думаю, что эта Грейнджер так нужна Лорду, что стоит его сейчас тревожить. А это что такое? — с этими словами он направил палочку прямо на Гермиону.

Издав придушенный крик, она метнулась в сторону, ноги разъехались, и Гермиона кубарем покатилась с откоса. Вскочив, она рванула к каменистой расселине и забилась в самый угол. Но звуков погони не было — похоже, они ее не видели. Может, стоит попробовать еще раз подойти к странному окну? Где бы она ни оказалась, ей нужно вернуться назад, за друзьями… Вокруг было тихо, и, удивляясь про себя, как можно было скатиться с такого пологого холма, Гермиона легко забралась наверх. Но, как бы она ни присматривалась, изображение Лютного переулка пропало, хотя она была абсолютно уверена, что хорошо запомнила, где оно было. Однако факт оставался фактом. Все, что ей оставалось — это осмотреть окрестности в поисках какого-нибудь жилья.

Место, где она находилась, располагалось на возвышенности, вдали темнели горы. Справа, судя по извилистой полосе кустарника и низких, похожих на ивы, деревьев, должен был протекать как минимум ручей, если не речка. Спуск не был крутым, к тому же высокая трава служила хорошим прикрытием, и Гермиона быстро добралась до реки. Скинув одежду, она вошла в воду по пояс и аккуратно смыла кровь и грязь. Приятная прохлада освежила, в глазах перестало двоиться. Гермиона даже отважилась помыть голову, а затем, прополоскав одежду, разложила ее на согретых солнцем камнях. Снова взяв в руки палочку, Гермиона внимательно осмотрела ее, но не обнаружила ни единой царапины. Палочка была как новая, но по-прежнему не желала ей служить.

Вздохнув, Гермиона открыла вышитую бисером сумочку, чтобы убрать туда ставший бесполезным кусок дерева, и даже хмыкнула от удовольствия. Какая же она паникерша! У нее же осталась вода, сок, еда и куча всего ценного — даже лекарства. Правда, это были костерост, безоар и прочие средства от сложных увечий, которые невозможно было вылечить простыми заклятиями, но вид знакомых предметов придал бодрости. Глупо даже думать, что она, способная исцелить большинство известных в мире болезней, может умереть от простых порезов и ссадин, которые даже маглы способны вылечить за пару дней. Невольно вспомнились родители, которые, будучи стоматологами, все время пытались учить ее основам магловской медицины, наивно полагая, что ей это может пригодиться.

— Доченька, а вдруг ты окажешься где-то, где нельзя будет использовать волшебство? Или у тебя сломается палочка? — тогда подобные мысли казались ей просто нелепыми.

Но сейчас Гермиона изо всех сил пыталась вспомнить, что ей рассказывали в детстве родители. При сильных ранах нужно перетянуть руку жгутом, а промытые порезы перебинтовать. Еще можно найти какое-нибудь известное ей волшебное растение, она же их изучала и вполне в состоянии приготовить для себя снадобье. Гермиона решительно встала и направилась вдоль берега, внимательно глядя под ноги. Но, к своему удивлению, она не смогла узнать ни одного растения. Они были похожи на известные ей, но что-то было не так: не та форма листа, оттенок коры, вид цветов и семян.

Теперь, уже немного успокоившись, Гермиона пыталась разложить по полочкам все известные ей факты, хотя последние события были как в тумане. Но подслушанный разговор помог, тем не менее, восстановить картину произошедшего. В баре началась драка, и их зацепило. В результате Рон остался там под мантией, и его не заметили. Похоже, никто даже не знает, что он тоже был в Косом переулке. Если так, то у него есть шанс выбраться оттуда невредимым. Конечно, если он не ранен, с дрожью подумала Гермиона. Но почему Пожиратели не нашли Луну? И что же произошло после того, как в нее попало заклятие?

И тут Гермиону осенило. Не зря шкаф в магазине показался ей таким знакомым. Конечно же, это был Исчезательный шкаф! Если было известно, что есть одна пара, то почему не быть и другой? Тогда все понятно. Она упала в шкаф, и ее перенесло куда-то. Судя по всему — достаточно далеко от Англии. Правда, оставались еще вопросы: куда могла спрятаться Луна и что случилось с ее волшебной палочкой?

Оторвав от мантии несколько узких полос ткани, Гермиона крепко перетянула руки выше самых глубоких порезов и старательно их забинтовала. Одежда уже просохла, и Гермиона быстро оделась. Жаль, что в сумочке не было ниток и иголки — ей и в голову не приходило, что может возникнуть ситуация, при которой вещи придется зашивать таким непривычным способом. Еще раз проверив все содержимое сумочки, она достала бутылку тыквенного сока и сандвич и принялась за еду.

Солнце садилось за дальним лесом, гор уже не было видно, и заметно похолодало — нужно было искать место для ночлега. Ведь, как говорили в детстве родители, утро вечера мудренее. Завтра будет новый день, и она решит, что делать дальше.

11 апреля 1998 года

Чем дальше в лес, тем злее партизаны.

Народная мудрость

Гарри прислонился к дереву и устало прикрыл глаза. Несколько часов над планом Гринготтса, набросанным Крюкохватом, прошли впустую, гоблин лишь презрительно отвергал все его идеи.

Подземелья не имеют системы вентиляции, пригодной для проникновения, его стражей невозможно подкупить — жадные до золота, гоблины крайне щепетильно относятся к статусу банка. Сам же Крюкохват, отстраненный от должности, теперь не мог управлять защитными полями хранилищ и вагонетками, необходимыми для спуска.

Оставались волшебники, но среди них у помощничка не было необходимых знакомств. А у этих самых волшебников — права открывать зачарованные гоблинами хранилища.

Обмануть же этих проныр совсем непросто, если судить по Крюкохвату. Согласившийся сотрудничать в обмен на меч, он, тем не менее, не спешил с советами. Будто чувствовал его, Гарри, колебания по этому вопросу. Гарри поежился, вспоминая цепкий взгляд черных, без белков, глаз.

Единственной решенной проблемой стало непосредственное проникновение в Гринготтс. По словам Крюкохвата, недотепам-волшебникам на входе хватит и Конфундуса, чтобы пропустить внутрь новоиспеченных грабителей. На этом гоблин демонстративно отвернулся к стенке и проворчал, что ослаблен и нуждается во сне.

Так что теперь Гарри сидел перед домом, наблюдая за тренирующимися ребятами — ничего нового они пока не отрабатывали, вспоминая пройденное во времена Отряда Дамблдора. Поляну расчистили, и места хватало для всех. Несмотря на то, что с тех пор минуло почти два года, сноровку волшебники не потеряли, и теперь он следил за разворачивающимися дуэлями, старательно давя ставшие уже привычными сомнения. По сравнению с умениями остальных школьников это впечатляло, но каково им будет в бою? И с кем этот бой будет?

От созерцания, плавно переходящего в размышления, Гарри отвлекло движение в окне его комнаты. На подоконнике сидела красивая неясыть и, распушив перья, будто осматривала двор: взгляд янтарных глаз скользнул по поляне и замер на Гарри. Тот поманил сову рукой, но птица влетела в комнату и пропала из виду. Ребята вроде бы ничего не заметили, наблюдая за двумя оставшимися парами, не закончившими дуэли, и Гарри решил, что пока они вполне обойдутся без него. Взбежав по лестнице, он распахнул дверь и уставился на непрошеную гостью. Та только этого и ждала, послушно вспорхнув к нему на руку и протянув лапку с письмом. Гарри поспешно отвязал его и взломал печать, скреплявшую конверт. Бумага вспыхнула синим пламенем, от неожиданности он охнул и выпустил ее из рук. Сова на подоконнике неодобрительно щелкнула клювом, сияние погасло так же неожиданно, как появилось.

Осторожно подняв письмо, Гарри с первых строк узнал каллиграфический почерк писавшего:

Здравствуйте, мистер Поттер!

Надеюсь, у вас все в порядке. После вашего ухода из Хогвартса мы недосчитались нескольких студентов — полагаю, что они с вами, но хотелось бы в этом убедиться. О том, что вы были здесь, никто не знает, поэтому их исчезновение породило массу слухов. Снейп покинул замок в то же утро, так что Тот-Кого-Нельзя-Называть уже в курсе произошедшего. Прошу вас, не покидайте территорию сада, не принимайте необдуманных решений. Сейчас главное — безопасность всех находящихся в доме.

Учитывая, что запасы убежища не рассчитаны на такое количество людей, у вас могут возникнуть проблемы с продовольствием. Может, вам вызвать вашего домовика, Кричера? Дамблдор полагал, что тот может верно служить вам, так что обдумайте мое предложение.

В течение нескольких дней к вам наведается Кингсли Шеклболт, он расскажет вам о ситуации в стране. Ответ отправьте с этой совой, но на случай перехвата используйте нейтральные выражения. Мое письмо защищено сильным проклятием, никто кроме вас не сможет его прочесть. В нынешних условиях оно кране полезно, поэтому я советую вам изучить книги, хранящиеся в гостиной. Надеюсь, там вы найдете немало интересных заклятий.

Прошу, берегите себя и тех, кто с вами.

С Уважением,

Минерва МакГонагалл

Итак, после их… разговора Снейп отправился к Волдеморту. Для чего — рассказать о пропаже студентов или сдать его со всеми потрохами? От этого скользкого типа можно ожидать как первого, так и второго, но в Хогвартсе он не сделал никаких попыток задержать «Избранного» и преподнести своему господину. Неужели Аберфорт был прав? Нужно было сжать зубы и довести разговор до конца. Ничего нового не произошло, а к манере поведения Снейпа можно было бы уже и привыкнуть. Так почему же он опять позволил разговору идти так, как угодно «профессору»? Снейп не хотел давать объяснений, а он ему это позволил! Как бы то ни было, помогать ему Снейп не намерен, но и врагом становиться не спешит. Что ж, на большее и рассчитывать не стоит.

Гарри еще раз просмотрел письмо. "Несколько студентов" — интересный эвфемизм для такой оравы. Хотя большая часть учеников пропала, по мнению профессоров, раньше, когда ушла в Выручай-комнату. МакГонагалл вряд ли знает, сколько их ушло. И слава Мерлину! Ей бы не понравилось, что столько «детей» последовало за ним из относительно безопасной школы. Но проинформировать ее придется.

Разумеется, МакГонагалл будет по привычке прятать своих учеников от всех бед, но Шеклболт, боевой аврор, находящийся вне закона, наверняка поймет их. Во время первой войны он вряд ли сидел без дела, если смог сделать такую карьеру. Орден не в том состоянии, чтобы отказываться от помощи, кем бы она ни была предложена. Даже если иногда это… неприятно. Гарри поудобнее перехватил палочку и нерешительно позвал:

— Э… Кричер? Не мог бы ты появиться… только один и незаметно! — знакомого хлопка не последовало. — Кричер!

Тишину нарушал лишь клекот, сова была явно недовольна задержавшейся отправкой. Сказав ей что-то успокоительное, Гарри выдвинул ящик стола в поисках пера, когда за спиной что-то загремело. Стремительно обернувшись, он выхватил палочку, не сразу узнав в маленьком оборванном существе своего домовика. Наволочка, выданная еще осенью, засалилась и теперь больше походила на половую тряпку; в красных слезящихся глазах застыло тоскливое выражение, будто его голова уже стала украшением дома славного семейства Блэк.

— Кричер, я запрещаю тебе наказывать себя! — Гарри бросился к эльфу, боясь, что тот собирается начать биться головой об пол.

— Кричер не сделал ничего плохого! Хозяин позвал Кричера, и Кричер пришел! Хозяин вспомнил про Кричера, значит, он нужен хозяину! — Гарри лишь молча уселся на кровать, подбирая правильные слова. Он уже убедился, какое значение имеет преданность домовика, и повторять ошибки, даже совершенные дорогими ему людьми, не собирался.

— Я никогда не забывал о тебе, Кричер. Просто у меня не было дома, и мне некуда было забрать тебя. Тем более, я не знал, что произошло, когда пришли Пожиратели смерти. Они ведь могли уцепиться за тебя при аппарации! Но теперь, когда медальон уничтожен, а у меня есть дом, я позвал тебя. Я не хотел бросать тебя одного, мне правда жаль, что так получилось.

С длинного, тонкого носа закапали слезы, и с этим надо было что-то делать. Взмахом палочки уменьшив табуретку перед кроватью, он подхватил растеряно хлопающего глазами домовика под мышки и усадил перед собой.

— А теперь мне нужно, чтобы ты рассказал, что произошло после нашего ухода, — Гарри вытащил из тумбочки носовой платок, в который Кричер чинно высморкался.

— Когда вы ушли, Кричер поставил пирог с почками. Как жаль, что вы его не попробовали… Он был уже готов, когда в прихожей раздался шум. Вначале Кричер подумал, что это хозяин вернулся домой, а ведь стол еще не был накрыт! Но это были не вы. Один из знакомых хозяина Регулуса копался в ваших вещах, совсем не обращая внимания на Кричера. Он служил Темному волшебнику, которому принадлежал медальон, за которым вы ушли. Он не имел права копаться в вещах хозяина! И он ушел.

— Ушел? — переспросил Гарри.

— Он не имел права копаться в вещах хозяина, — повторил Кричер, сверкнув глазами, и Гарри опять почувствовал, что некоторые вещи в волшебном мире для него навсегда останутся загадкой. Однако Кричер, поняв его недоумение, продолжил: — Он не имел права находиться в доме, его никто не приглашал! И Кричер сказал ему уходить и не возвращаться!

— И все? Но почему он не смог вернуться? Заклятия Доверия больше не существует, и в дом может войти кто угодно!

— В родовое гнездо семейства Блэк? — на лице домовика появилось крайне довольное выражение. — Дом не позволит чужаку находиться в нем без спросу.

— То есть после этого в дом войти нельзя?

— Можно, если ты хозяин, Блэк или тебя пригласили. В дом не может войти всякая рвань, как будто это проходной двор. Не одно поколение великого рода укрепляло защиту дома. Всяким бездарям не сломать эту магию — только великий волшебник может сделать это! — Кричер просто раздулся от самодовольства, словно защита дома была его личной заслугой.

— И что произошло дальше? — быстро перебил Кричера Гарри. Сейчас была не та ситуация, чтобы придираться к словам. — Пожиратели пытались проникнуть в дом?

— Да, но Кричер не позволил. Тогда они стали дежурить перед крыльцом, — эльф противно захихикал. — Кричер не знает, чего они ждали, но потом им, наверное, надоело, и они ушли.

— То есть дом сейчас пуст, можно отправиться туда? — особняк на Гриммо значительно больше их нынешнего жилья, к тому же так они не будут злоупотреблять гостеприимством профессора МакГонагалл. Однако Кричер внимательно посмотрел на Гарри большими глазами и медленно ответил:

— Хозяйка не будет вам рада. Ей не понравится, что Кричер встречался с Гарри Поттером.

— Хозяйка? Но мы ведь можем задернуть портьеры… Кричер, что с тобой?

Домовик сполз с табуретки на пол, безмолвно открывая рот, и смотрел на него в беззвучной мольбе. Гарри хватило несколько секунд, чтобы понять, что от него требуется:

— Я приказываю тебе успокоиться и отвечать на мои вопросы! А теперь скажи, в чем проблема?

— Хозяйка желает вам зла, потому что Он очень, очень недоволен ей! — затараторил домовик. — Она говорила страшные вещи, говорила, что вы сбежали и бросили Кричера. Она приказала ему найти Гарри Поттера, но Кричер не мог причинить вред хозяину! — Кричер попытался броситься на пол, но Гарри успел его перехватить. — Хозяйка хочет убить вас, чтобы Темный Волшебник, виноватый в смерти Регулуса, позволил ей вернуться. Она называла особняк тюрьмой и била уцелевший фарфор хозяйки Вальбурги! — из глаз домовика текли слезы, но Гарри было не до сантиментов.

— Кто? Какая хозяйка, о ком ты говоришь? Кричер! Скажи мне!

— Беллатриса Блэк!

Несколько секунд Гарри надеялся, что ненавистное имя просто послышалось ему в неразборчивом бормотании домовика. Тот сидел, поджав уши, и смотрел на него с опаской.

— Но как же так, она не могла войти в дом, ты сам говорил… Сириус оставил его мне, — Гарри даже не заметил, как вскочил.

— Дом принадлежит семье Блэков, и никогда не принадлежал кому-нибудь другому, тем более полукровке, — Кричер виновато скосил глаза на Гарри. — А сейчас Беллатриса — единственная, кто носит эту фамилию.

— Она же Лестрейндж!

— Уже нет, — помотал головой Кричер.

— В смысле? Они что, развелись?

— Если хозяин хочет называть это так. Ужасный удар по чести семьи, неслыханно…

— Убийца Сириуса в его доме! — проорал Гарри. — Вот что ужасно!

Он тяжело дышал, будто пробежал кросс. Однако даже замутненный яростью, мозг лихорадочно работал. Значит, они развелись. Так вот почему Беллатриса находилась в Малфой-Мэноре! После развода она должна была покинуть дом мужа и, естественно, переехала к сестре. Так что же произошло позже? Может быть, гнев Темного Лорда после их побега был так силен, что Беллатрисе нужно было где-то укрыться? И дом подчинился ей, признав ее права. Но только ли дом? Гарри почувствовал себя неуютно. А что, если он сам привел шпиона в их убежище?

— Кричер, а кому ты теперь подчиняешься? — Гарри встал к домовику боком, незаметно нащупывая в кармане палочку.

— Кричер служит хозяевам, — ответил тот, будто не замечая настороженности Гарри. — Кричер обязан подчиняться вам по завещанию этого осквернителя и хозяйке Блэк из-за ее крови.

«Хозяйке Блэк, а не мисс Белле», — отметил Гарри. Значит, история с медальоном не забыта.

— Мадам Блэк не запретила Кричеру встречаться с новым хозяином и отвечать на его вопросы. Значит, он не нарушает ее приказания, — медленно проговорил домовик, внимательно глядя ему в глаза. Гарри чуть не рассмеялся. Как же могла Беллатриса так опрометчиво поступить? Она, так хорошо знающая своего домовика и не раз пользовавшаяся его преданностью. Сейчас главное — четко сформулировать свое требование, тем более что, похоже, оно совпадает с желанием эльфа.

— Тогда сделаем так, Кричер. Ты не будешь являться к Беллатрисе Блэк, не будешь с ней говорить или связываться каким бы то ни было способом. О ее попытках связаться с тобой ты будешь докладывать мне. Ты будешь игнорировать все ее приказы, но главное — не допустишь саму возможность, чтобы она их отдала. Ты понял меня?

— Да, хозяин! — домовик часто-часто закивал головой. Гарри, напрягшийся в предчувствии очередной истерики, мгновенно сменил тему:

— Хорошо. У меня к тебе будет просьба.

Кричер сразу вскочил с табуретки и согнулся в поклоне:

— Я сделаю все, что прикажет хозяин!

— Сперва помойся и переоденься. На кухне есть чистые полотенца — выбери любое, которое тебе понравится. А когда отдохнешь — приготовь нам что-нибудь перекусить. Мы без тебя здорово проголодались.

— Хорошему эльфу не нужен отдых! — Кричер заметался по комнате. — Я приготовлю луковый суп, который вы любите. И булочки для грязнокровки, хотя Кричеру совсем не хочется заботиться о ней… И пирог с патокой для осквернителя крови. Хотя они этого и не заслужили. Но если хозяин хочет общаться со всяким отребьем, то Кричер приготовит еду и для них. И даже не будет называть их грязнокровкой и осквернителем, если хозяину это неприятно...

— Гермионы и Рона здесь нет. Со мной двенадцать человек — мои одноклассники. И еще гоблин. Ему отнеси сырого мяса, овощей и грибов. Думаю, он сам скажет тебе, что ему нужно. Только не вздумай его баловать, а то сядет нам на шею.

— Хозяин дружит с гоблином? — Кричер просто потерял дар речи от возмущения. Казалось, что сейчас он скорее согласился бы на пребывание в доме Рона и Гермионы.

— Нет, но гоблин мне нужен. Он поможет мне доделать то, что начал Регулус. Кстати, ты и тут мне сможешь помочь. Я ему не доверяю, так что присмотри за ним.

— Гоблин в доме! — удивленно воскликнул домовик, будто Гарри завел некое диковинное животное. — Но если хозяину так нужно — Кричер не спустит с него глаз.

* * *

Сознание вернулось мгновенно, однако мысли в голове едва ворочались. Рон открыл глаза и тупо уставился на гигантских фениксов, порхающих над ним. Их полет странно успокаивал, янтарные глаза смотрели, как настоящие. Как настоящие… Он обвел их взглядом и только теперь сообразил, что птицы — не более чем искусный рисунок на незнакомом потолке. Рон резко приподнялся, но чьи-то руки мягко остановили его:

— Рон, все в порядке, ты в безопасности, — приятный голос звучал бы успокоительно, не воскреси он в памяти предшествующих событий. Он с удивлением узнал в сидящей на краю кровати девушке одну из сестер-слизеринок, которых он видел в Косом переулке. Вторая стояла чуть поодаль и следила за ним с некоторой опаской, однако палочек в руках не было у обеих.

— Где я? И кто вы? — конечно, очнуться не под Круциатусом в подвалах Малфой-Мэнора, а в мягкой постели, было приятной неожиданностью. Но кто знает, что задумали эти слизеринки?

— Ты в нашем поместье, здесь никто не будет тебя искать. Я Астория Гринграсс, а это Дафна, моя сестра, — она протянула руку для рукопожатия, на которую Рон не обратил никакого внимания.

— Что произошло? Где Гермиона?! — сквозь невесомые серебристые шторы било яркое утреннее солнце. Сколько же он был без сознания?

— Ты упал в обморок в лавке Олливандера, вот что произошло! Мы едва дотащили тебя до камина! А ты, знаешь ли, не перышко! Мог бы спасибо сказать, нам и так пришлось обмануть и Забини, и…

Дафна неслышно подошла к сестре сзади, будто невзначай положив руку ей на плечо, однако та смолкла на полуслове. Рон смотрел на них во все глаза — мысль об альтруизме сестер Гринграсс все еще не укладывалась в голове. Ну да, с этой, играющей в молчанку, они, кажется, на одном курсе, и в подлостях Хорька она не участвовала. И что? А то, что избалованные чистокровные девчонки прячут его, осквернителя крови, у себя дома втайне ото всех! Может, его просто слишком сильно ударило по голове? Против воли Рон захихикал, представив этих холеных сестер волочащими его через старинный средневековый замок. Наверняка он еще и все ковры кровью заляпал!

— Только не заставляй меня еще больше сомневаться в твоих умственных способностях, — холодно прокомментировала взрыв веселья Дафна. — Ты и так чересчур бестактен для человека, обязанного нам жизнью. Хотя, может для тебя и нормально не знать по именам однокурсников. Меня сейчас вот что больше интересует — ты двигаться в состоянии?

— Не терпится от меня отделаться? Не волнуйся, я прекрасно себя чувствую, могу аппарировать хоть сейчас!

— Ты еще слишком слаб, — воинственное настроение Астории обратилось в пыль. — Тебе нельзя двигаться!

— Да ему и не придется, я изменю ему внешность и попрошу домовика перенести его, куда он пожелает.

— Неужели ты думаешь, что я выдам убежище моей семьи Пожирателям смерти? Нет, я буду аппарировать сам. Где моя палочка?

— В нашей семье нет Пожирателей смерти, а аппарировать ты никуда не будешь! — прервала их перепалку Астория. — До границы щита четверть мили!

— Ерунда, это даже не прогулка, — Рон уцепился рукой за подлокотник и попытался встать. Нельзя здесь оставаться, нельзя! Ему сказочно повезло, ведь даже в мантии он не выбрался бы оттуда, не помоги ему Гринграсс. Что же говорить о Гермионе и Луне? Одна палочка на двоих, а вокруг Пожиратели смерти… Нужно идти, выяснять, спасать!

План провалился на первом же пункте — стоило ему попытаться встать, как на руке камнем повисла… Астория, кажется. Она явно вознамерилась не выпускать больного из-под крылышка, что и воплощала в действии, настойчиво пытаясь уложить его обратно. Но ведь он совсем не плохо себя чувствует, и ему пора! Рон рывком встал на ноги, отталкивая вцепившиеся стальной хваткой заботливые руки.

— Как ты смеешь так обращаться с моей сестрой?! — о, кажется, Дафна умеет кричать?

— Да пусть катится ко всем чертям, — прошипела Астория, отскакивая от кровати. Спрятав руки в карманы, она демонстративно отвернулась к окну, с интересом наблюдая за какой-то пичугой.

— Прости, я не хотел... — Рон через силу встал и сделал несколько шагов к замершей в углу девушке. — Но мне нужно идти. А… Астория.

Астория обернулась к нему, ее губы дрогнули, но слова так и не раздались. Комната поплыла, феникс с потолка насмешливо подмигнул, его глаз расширился, и темнота, вырвавшаяся из зрачка, заполнила все вокруг.

* * *

Она проснулась от пронизывающего холода, после сна на сырой земле все тело затекло. Голова болела так, что страшно было открыть глаза. Свернувшись калачиком, Гермиона постаралась поплотнее укутаться в мантию, но рваная ткань совсем не сохраняла тепло. С трудом поднявшись на ноги, она вышла из пещеры. Над рекой стоял густой туман, укрывавший прибрежные кусты. Серое небо висело прямо над головой, и промозглая сырость проникала до самых костей.

«Надо умыться, наверное, мне станет лучше!» — но сама мысль, что нужно опустить руки в ледяную воду, вызвала ужас. «И хорошо бы причесаться и что-нибудь съесть!» — но расчески в сумочке не было, а мысль о еде вызывала тошноту. Попытавшись хоть как-то пригладить растрепанные волосы, Гермиона почувствовала, что пальцы ее не слушаются. Ну конечно — она же вчера так перетянула руки, пытаясь остановить кровь, вот за ночь они и онемели. С трудом ворочая негнущимися пальцами, Гермиона сняла обрывки ткани. Кровотечение прекратилось, и небольшие порезы выглядели намного лучше. Правда крупные все равно еще немного кровоточили, а кожа припухла, покраснела и болела непрекращающейся дергающей болью. «Нужно подняться на пригорок, там, наверное, посуше. Скоро взойдет солнце, и станет теплее. Со мной все нормально, я просто перенервничала и замерзла», — думала она, с трудом карабкаясь по мокрой траве. Кроссовки сразу промокли, но ей было все равно. Если она найдет вчерашнюю расселину, то сможет дождаться восхода в сухости.

Но поднявшись по склону, Гермиона с удивлением поняла, что не узнает местности. Вчера здесь были холмы, ровная линия которых лишь иногда прерывалась кустарником или редкими деревьями. И только вдали виднелись роща и горы. Теперь перед ней, насколько хватало глаз, простиралась степь, лишь иногда взгляд цеплялся за сухие перекрученные деревья.

— Наверное, я каким-то образом оказалась не на той стороне реки, — вслух сказала она, отлично понимая, что все совсем не так. — И куда же мне теперь идти?

Холодный ветер трепал спутанную паклю волос, и сил сдерживать дрожь уже не было. Тихо поскуливая, Гермиона нашла место под нависшей скалой, куда ветром нанесло кучку хвороста и сухой травы, упала на землю и разрыдалась.

Плач незаметно перешел в сон. Проснулась она, когда солнце стояло почти над головой. Гермиона вскочила, не сразу поняв, где находится. Сейчас, при свете дня, все ее страхи отступили, и даже захотелось есть. Закатав штанину, она вытащила из носка сумочку, а там, там лежали аж два свитера — Рона и Гарри, связанные заботливой миссис Уизли. Длинные, теплые, чуть пахнущие дымом. От радости Гермиона зарылась в них лицом и просидела так несколько минут. Вместо того, чтобы дрожать и рыдать все утро, надо было просто немного подумать. Вот же и старые джинсы Рона, которые не должны быть ей сильно велики, и несколько маек.

Теперь можно было спокойно поесть. Сэндвич, правда, немного подсох, но она съела его с огромным удовольствием и допила тыквенный сок из бутыли. Затем затолкала все в сумочку, привычно спрятала ее в носок, перекинула через руку джинсы и чистую майку и отправилась к реке.

Естественно, за обрывом реки не было, но ноги все равно подкосились, и Гермиона с размаху села на землю. События вчерашнего дня уже подготовили ее к этому, но все равно разум не хотел мириться с иррациональностью происходящего. Растерянно оглянувшись, она увидела скалу, под которой только что сидела; скомканная бумажная салфетка ярко выделялась среди серых камней. Может быть, нужно какое-то время, чтобы пейзаж переменился? Закономерности быть должны. Ничего не происходит просто так! Она внимательно осмотрела незнакомое место. Опять луг с высокой травой и… Гермиона прищурилась. Да, ей не показалось — невдалеке, около рощицы, петляла тропинка.

Быстро спустившись с холма, она пошла через луг. До рощицы было довольно далеко, но главное — у нее появилась цель. Среди травы то здесь, то там попадались ягоды, похожие на землянику — правда, странно безвкусные, но она все равно каждый раз наклонялась и срывала их. Вскоре она нашла и тропу — наверняка ведущую к людям. Гермиона чувствовала, что устала, тем более, теперь дорожка забирала вверх. Но идти оставалось совсем немного! Странно — она явно поднималась на пологий холм, хотя издали равнина перед рощей казалась совсем плоской. Она почувствовала неприятное волнение. И не зря. Вильнув, тропинка резко оборвалась, но никакой рощи перед ней не было.

Насколько хватало глаз, впереди простирался все тот же луг. Похоже, пейзаж менялся, если она поднималась на гору. Резко развернувшись, Гермиона побежала обратно, в надежде обойти холм и найти рощу. Но она исчезла, осталась лишь трава, луг без конца и края. Этого не могло быть, но это было. Как и зависшее в воздухе окно в родной, привычный мир с почти дружелюбными Пожирателями, как неработающая палочка в кармане джинсов пропавшего Рона.

Солнце клонилось к горизонту, но роса еще не упала. Соорудив из травы и мантии нечто, отдаленно напоминающее матрас, Гермиона устроилась сверху и устало прикрыла глаза. Сил идти дальше, к возможному краю луга, не было. Трава, лишь издали мягкая и сочная, колола сквозь футболку, бередя порезы. Какая-то живность пронзительно стрекотала, навевая сон.

12 апреля 1998 года

Алиса влетела в нору вслед за кроликом, совершенно не задумываясь, как будет выбираться обратно.

Л. Кэрролл, «Алиса в Стране чудес»

— Хозяин! Просыпайтесь, завтрак уже готов! — писклявым голосом сообщил Северус Снейп, тряся его за плечо. Гарри дернулся и проснулся. Тело отозвалось чем-то нелицеприятным в его адрес, подтверждая изученный еще в Хогвартсе урок — не стоит засыпать, сидя за книгами. Еще приснится муть всякая… Кричер, подобострастно застывший перед ним, вызывал много лучшие эмоции. Чисто вымытый, в белоснежной тоге — Снейп явно не выдерживал конкуренции. Может, ему просто никто не дарил полотенце? Усмехнувшись, Гарри вылез из предательского кресла, казавшегося вчера таким удобным и гостеприимным:

— Кричер, я скоро приду, спасибо.

В ванную пришлось идти на второй этаж — ту, что на первом, примыкавшую к большой спальне, оккупировали девушки, и так возмущенные одной комнатой на пятерых. Судя по всему, он проспал все на свете — привычная утренняя очередь отсутствовала, что, в общем, не могло не радовать. После душа жизнь стала почти прекрасна — осознать все ее великолепие мешала затекшая шея, отказывавшаяся поворачиваться вправо. Нужно будет выкроить время и заняться медицинскими заклятиями, вчера он совсем не уделял им внимания. Безуспешно попытавшись пригладить волосы, Гарри ступил в коридор, но тот просто ушел у него из-под ног. Пол вздыбился, словно разъяренная кошка, и умчался, оставив его созерцать побеленный потолок.

— Держи его! Ой, Гарри, это ты?

— Какого черта?.. — Гарри воззрился на Майкла и Терри, с палочками в руках перегородивших коридор с правой стороны. О, шея поворачивается! Интересный метод…

— А мы батон ловим, — когтевранцы с сожалением глянули на многочисленные двери (убежища буханки, надо полагать) и спрятали палочки, — джем вывернул и удрал, зараза!

Хлеб, зачарованный еще в их первый день в Йоркшире, явно не слышал о сроке действия заклятий, зато как портить жизнь — знал чудесно; раскиданные, а то и пропавшие вещи становились привычным явлением. Особую же ненависть он испытывал к сливочному маслу и джему, планомерно изводя своих собратьев по бутерброду. Попытки выяснить личность шутника ни к чему не привели — когтевранцы обвиняли гриффиндорцев, ссылаясь на братьев Уизли, гриффиндорцы — когтевранцев, как наиболее хитроумных магов. Пуффендуйцы, которых не обвинял вообще никто, подозревали всех оптом и в розницу, что ни на шаг не приближало их всех к разгадке.

Гарри ухватился за протянутую руку и последовал на кухню, где вовсю хозяйничал Кричер. Вчерашний ужин заметно поднял настроение всем обитателям коттеджа, хотя подозрения Гарри насчет домовика разгорались с новой силой. Что если он заслан Беллатрисой? Хотя тогда он бы, наверно, не стал рассказывать о ее возвращении на Гриммо... Гарри отложил тост, который задумчиво намазывал уже минуты две, и потянулся за джемом. Ах да, его же вывернул батон… И как бороться с Реддлом, если не в состоянии справиться с шуткой собственного отряда? Да, не заслужил он джема, и нечего Кричера за ним гонять, сколько бы он его ни подозревал. Лучше делом заняться, а до обеда он и на овсянке проживет.

— Через пятнадцать минут жду всех во дворе. Попробуем кое-что новенькое. И вот еще: надеюсь, оживший батон просто исчезнет, как будто его и не было. И меня не интересует, кто его зачаровал и как он от него избавится.

* * *

Стол, покрытый белоснежной скатертью, манил к себе непреодолимо. На нем было все, о чем можно только мечтать: чайник, элегантный кофейничек, молочники — с горячим молоком и густыми желтоватыми сливками, сахарница… Чашки тонкого невесомого фарфора с пристроившимися рядом десертными тарелочками, чудесные чайные ложечки. Кофе не хотелось совершенно, а вот чай она будет пить и пить — и не с тонкими кружочками лимона, а именно со сливками. Или сперва поесть овсянки? Или взять хрустящий поджаренный тост, намазать на него тонкий слой чуть растопленного масла, а сверху — клубничный джем? Только почему стул такой неудобный? Сиденье жесткое, а спинка просто впивается в позвоночник. Гермиона завозилась, устраиваясь поудобнее, и проснулась.

Солнце уже поднялось и старательно допивало утреннюю росу, день обещал быть теплым. Тяжело вздохнув, она встала и потянулась, пытаясь размять затекшее тело. Спина захрустела.

— Да, вот она — старость! — вслух пожаловалась Гермиона, но шутка настроения не исправила.

И зачем она так не вовремя проснулась? Сейчас горячий чай и тарелка каши — пусть и во сне — могли бы поднять настроение. Присев на сыроватую мантию, она достала из носка сумочку. Ну, вот и ее завтрак — последний кусок явно пахнувшего плесенью сэндвича и пара глотков сока, но выбирать все равно не из чего. Сложив мантию, Гермиона встала и огляделась по сторонам. Пейзаж ее ожиданий не обманул — он опять изменился, правда, совсем немного: вместо таинственно пропавшей рощицы совсем близко виднелся настоящий лес. Странно, вроде бы и холмов не было! Идти в него не хотелось, но бесцельно тащиться по лугу в ожидании чего-то еще было также бессмысленно. Лес появился — значит, так было надо, а она пойдет и постарается понять, почему.

Настроение было хуже некуда, хотя кроме головной боли ничто особенно не досаждало. Порезы нормально заживали, жара вроде не было, да и есть не хотелось. Но сон почему-то не шел из головы, и это бесило: она оказалась в каком-то нереальном месте, где не работала палочка, и из которого никак не получалось выбраться; друзья в беде или, возможно, погибли; родители даже не помнят о ней, а все ее мысли — о дурацком чае с молоком. Похоже, она не только растеряла свои волшебные способности, но и поглупела.

Лес не исчез и был великолепен: высоченные сосны колоннами поднимались из мягкого серого ковра — такой мох она видела и в Шотландии. Ноги погружались в него по щиколотку, и это было приятно. Под косыми солнечными лучами стволы отсвечивали темным золотом, вызывая забытое ощущение покоя и защищенности. Было здорово просто брести по лесу, без всякой цели, глядя на капли янтарной смолы на коре, изредка нагибаясь за ягодами. Если бы не отсутствие птиц, можно было бы представить, что она дома и просто вышла погулять. Мысли блуждали где-то далеко, хотя с нелепым упорством опять возвращались к утреннему сну — но это уже скорее смешило.

На полянку она вышла внезапно — и замерла от неожиданности. Это даже трудно было назвать поляной — просто участок в лесу, размером с комнату, аккуратно выложенный грубо обработанными серыми плитами, а в центре — деревянная скамья, вернее — несколько бревен, закрепленных на двух толстенных пнях. Несколько минут Гермиона смотрела по сторонам, пытаясь понять, что же это такое. Место для пикников? Но вокруг не было ни кострищ, ни вообще каких-либо следов пребывания человека. Она обошла полянку по кругу, но к ней не вело ни одной тропинки — даже если сюда и приходили люди, то это было давно… Ей вдруг стало неспокойно. Внимательно глядя под ноги, она подошла к скамейке и присела.

Ничего не произошло — пейзаж не изменился, скамейка не развалилась, и никто не выскочил из леса с громкими криками, чтобы ее прогнать. А жаль, она уж было подумала, что эта площадка и была целью ее прогулки. Опершись ладонью о гладкий ствол, Гермиона стала подниматься, и тут увидела это. От неожиданности ойкнув, она с размаху села обратно, чуть не разбив копчик.

Прямо перед ней в воздухе висело окно — точно такое, как она видела в первый день — ровно вырезанный прямоугольник, ведущий в другой мир. И мир этот был прекрасен! Хотя, наверное, только для нее... Почти прижавшись к странному окну, как она решила про себя его называть, Гермиона впитывала в себя все подробности: льняные салфеточки с милой вышивкой, чашечки с искусно нарисованными нежно-розовыми пионами и низкую белую вазу с такими же, но уже живыми цветами. Маленькая седая домовиха, что-то мурлыча себе под нос, расставляла тарелки, беря их с подноса, стоящего рядом на сервировочном столике светлого дерева. Неужели все это — для нее, для Гермионы? И это место совсем не жестоко и враждебно, а наоборот готово выполнить любое ее желание? Просто она не поняла еще, что нужно для этого сделать?

— Я здесь! Вы видите меня? — почему же эльф не отвечает? Наверное, надо что-то сделать.

— Эй, послушайте! Это я, выпустите меня! Пожалуйста! — но старушка даже бровью не повела.

Расставив тарелки, теперь она раскладывала бесчисленные серебряные ложечки, вилочки и ножички. Что же делать? Как обратить на себя внимание? Руки нерешительно потянулись к окну и уперлись во что-то твердое. Стекло! Гермиона лихорадочно замолотила по нему кулаками, и эльфиха услышала ее! Шаг, другой, и она уже стоит перед ней, оправляя бежевую тогу.

— Здравствуйте! Как хорошо, что я вас нашла! Меня зовут… — взгляд домовихи ушел куда-то вбок, и, будто повинуясь оклику, она засеменила к сервировочному столику.

Значит, она не может ее увидеть, и Гермиона должна что-то сделать сама. Но что? Быстро достав палочку, она направила ее на окно. Гермиона понимала, что палочка не работает, но все равно надеялась на чудо. А может быть, через окно нужно просто пройти? Как на платформу 9 и 3/4? Вытянув перед собой руку, она решительно шагнула вперед. Пальцы уперлись в холодное стекло. Хорошо, попробуем сделать, как первокурсники! Отойдя на несколько шагов, Гермиона зажмурилась и храбро побежала вперед.

От удара из носа потекла кровь, а из глаз брызнули слезы. Что же еще можно сделать? В школе учили, что колдовать можно и без палочки — ну что ж, самое время попробовать. Но как непривычно, когда в руках ничего нет! Прямо под ногами лежала палка, хотя на волшебную палочку она уж точно не походила — какой-то перекрученный кривой сук, ну да какая разница? Ее уже трясло от нетерпения. Выставив неудобную коряжку вперед, она на мгновение задумалась, выбирая заклинание, и тут…

Дверь открылась внезапно и бесшумно. Высокий немолодой волшебник в темном костюме сделал несколько шагов к Гермионе, обернулся куда-то назад, будто заговорив с кем-то, еще не вошедшим в комнату.

На секунду Гермиона потеряла способность не только соображать, но и двигаться. Этого просто не могло быть! Почему? Как это могло случиться? Она узнала этого человека сразу, хотя ни разу не видела — только на портретах, на которых он выглядел заметно хуже, чем сейчас. Но не узнать это породистое лицо с крупным носом, темными, глубоко посаженными глазами и жесткой линией рта было невозможно. Как и лицо его достойной супруги — Беллатрисы Лестрейндж. Будто во сне, она наблюдала, как голова медленно поворачивается к ней. Еще секунда…

— Нет! — взвизгнув, она швырнула палку прямо в ненавистное лицо, и тут ей действительно повезло — изображение взорвалось сотнями вспыхнувших осколков и исчезло без следа.

Не осталось ничего: ни чая, ни Лестрейнджа, ни кусков странного окна; лишь на мху перед ней темнела брошенная коряга. Сама площадка, скамейка — ничего не изменилось. Или изменилось? Налетевший ветер заставил поежиться. Гермиона подняла голову. Только что казавшаяся такой безобидной полянка теперь напоминала дно колодца. Небо — утром такое голубое — внезапно показалось низким и серым. Новый порыв промозглого ветра холодными пальцами коснулся шеи и, взлетев по стволу, зашуршал хвоей. Лес ответил ему тихим шепотом. Стало неуютно. Почему здесь совсем нет кустарника? Она же как на ладони! Спину обжег чей-то взгляд.

— Кто здесь? — голос дрогнул. — Я вас вижу, выходите!

Только смех ветра в вышине. Но она чувствовала их — совсем рядом, за спиной! Резко оглянувшись, Гермиона попятилась к краю полянки. Никого. Спина уперлась в толстый ствол — холодный, как железобетонный фонарный столб, и такой же неживой. Оттолкнувшись от него, она бросилась бежать. Скорее, куда угодно, только подальше от этого места и этих глаз!

Лес кончился на удивление быстро. Сперва между кочками мха зазеленели отдельные полоски травы, потом появились невысокие деревья с нежной листвой. Страх исчез так же внезапно, как и появился. Усталые ноги стали подворачиваться, в боку резко закололо, но Гермиона остановилась, лишь выбежав на опушку. И тут же упала животом в траву. Удивительно, но солнце сияло по-прежнему, и небо опять было высоким и синим. Перекатившись на спину, она пыталась отдышаться.

Лестрейндж… совсем странно. Если окно показывало ее мечту, уж он точно не имел к ней никакого отношения. Если бы в комнату вошли Рон, Гарри или ее родители… даже Волдеморт и Беллатриса, было бы понятно. Эти образы постоянно возникали в ее мозгу. Но этот… она даже имени его не помнила. Так, а ведь это идея! Пока не станем думать об этом убийце — надо просто проверить возникшую догадку. Надо придумать что-то такое, чего тут просто не может быть. Точно — море!

Она на секунду закрыла глаза и увидела его — мелкие теплые волны накатывались на песок, оставляя за собой извивающиеся полоски. На всем берегу — ни души, только чайки с резкими криками кружат над волнами. Влажный ветер приносит запах соли, рыбы и водорослей, он одновременно неприятный и притягивающий — особенный, его не забыть и ни с чем не спутать. Как же она хочет на море! Она скинет эту грязную одежду и будет медленно заходить в теплые волны. Да, пляж будет песчаным — никакой гальки, ноги и так все разбиты. Морская вода залечит раны, и она просто будет идти вдоль берега, пока не встретит людей — рыбаков или отдыхающих. Ну и где будет наше море? Оглянувшись вокруг, Гермиона увидела холмик — как раз то, что ей надо. Она поднимется на него, за ним будет обрыв — и море! Нет, лучше пусть будет пологий спуск. Главное — изгнать из головы все лишние мысли. Море, только море, и ничего, кроме моря. На берегу небольшая куча камней — она помнила такую в детстве, когда отдыхала с родителями. Волны набегали на камни, пробираясь между ними крошечными ручейками, а под ними жили маленькие крабы. Вместе с остальной ребятней она пыталась их ловить, но хитрецы ловко забирались в щели, стоило поднести к ним руку.

Гермиона быстро подходила к холму, сама удивляясь внезапно возникшему чувству уверенности. Все будет именно так! Правда, немного беспокоила мысль о Лестрейндже — идея о стайке Пожирателей, резвящейся на мелководье, энтузиазма не добавляла. Но сейчас главным было просто понять, как работает этот механизм, тем более что если в каждую бочку меда здесь принято добавлять половничек дегтя, то будем надеяться, что деготь будет именно за стеклом — тогда его можно будет проигнорировать или просто разбить.

Интересно, она видела настоящую комнату и людей или призраков? И что почувствовал Пожиратель, если он и правда был в комнате? Гермиона надеялась, что сейчас его милая гостиная вся засыпана стеклом, хотя вряд ли это был дом Лестрейнджей — представить себе Беллатрису собирающей к завтраку букет пионов Гермиона не могла. За этими приятными мыслями время пролетало незаметно. И вот он — момент истины. Всего несколько шагов до края высокого обрыва. Шум волн долетает даже сюда вместе с порывами ветра — или ей это только кажется?

Это и правда было похоже на море — огромная, серая, бескрайняя равнина, усеянная валунами, как волнами. И никаких окон. Вот этого она точно не хотела — такой пейзаж ни разу не возник в ее мыслях. Если бы существовало место, которое умело бы издеваться, то располагалось бы оно здесь. Что делать дальше, она уже не знала, но спускаться вниз точно не хотелось. Идти обратно к сосновому лесу? Там она хотя бы смогла почувствовать чье-то присутствие, пусть и враждебное, а здесь нет ничего. Подойдя к самому краю, Гермиона взглянула вниз еще раз. Голова внезапно закружилась — то ли от слабости, то ли от высоты, и она отшатнулась.

Но что это там внизу? Показалось, или она видела какое-то движение? Опустившись на колени, Гермиона подползла к самому краю и, уцепившись за жесткие ветви куста, стлавшегося по камням, свесилась вниз.

Ей действительно не померещилось — прямо у подножия горы, на вершине которой она находилась, вилась хорошо заметная тропинка, а по ней двигалась группа людей — человек десять, притом явно не маглов — на женщинах были красивые шляпки, украшенные цветами, лентами и перьями, длинные платья прикрыты мантильями. Почти все они сидели на повозке, запряженной крупными медлительными лошадьми. Несколько мужчин верхом гарцевали позади, остальные просто шли рядом, беседуя с дамами. А может, это маглы, едущие на костюмированный бал? Разглядеть с такой высоты, есть ли у них палочки, было невозможно. Что делать? Попытаться окликнуть? Бесполезно. Бросить вниз несколько небольших камней? Люди только ускорят шаг, опасаясь обвала, да и не докинуть…

Отодвинувшись от края, Гермиона вскочила на ноги и бросилась вперед по краю обрыва. Не может быть, чтобы впереди не было пологого спуска или хотя бы какой-нибудь тропинки. Главное — обогнать группу и выиграть время, чтобы успеть спуститься, не потеряв их из виду, и чтобы они никуда не свернули. Хотя на открытом пространстве сложно уйти незамеченными. Только теперь она поняла, насколько вымоталась за сегодня. Дыхание перехватывало, пот заливал глаза, резь в боку уже не проходила, ноги просто не желали слушаться. Ну должно же повезти хоть один раз! Гермиона уже не помнила, сколько раз падала и, наскоро вытерев разбитые ладони о грязные изодранные джинсы, бежала дальше, лишь изредка подползая к краю обрыва, чтобы убедиться, что люди никуда не исчезли. И каждый раз устало удивлялась, что они все еще едут по тропинке — все такие же нарядные и неторопливые. Должно быть, пакости, отпущенные на сегодня, уже закончились. Гермиона не просто не отставала — она уверенно обгоняла маленький отряд, так что при первой же возможности она попробует спуститься — тем более, если спуск будет достаточно пологим, она еще больше выиграет во времени.

Эту маленькую расселину она чуть не пропустила — то ли намечающийся размыв овражка, то ли ложе высохшего ручья. Правда, спуск был по-настоящему опасен, но кто знает — возможно, дальше не будет и такого. Цепляясь за камни, ветки и выступающие из земли корневища, она поползла вниз. Мелкий гравий под ногами оказался ненадежной опорой — ноги сразу поехали вниз, и, упав на спину, она проехала с десяток метров, прежде чем смогла извернуться и вцепиться в какие-то сухие коряжины. Уже не чувствуя боли, она вскочила на ноги и начала спускаться, цепляясь за все, что представляло хоть какую-то опору. Только успеть! Только не дать им времени обогнать себя настолько, чтобы потерять их из вида! Но нет, все получилось даже быстрее, чем Гермиона могла мечтать — а она еще считала себя неловкой. Еще минута — и она стоит на твердой тропе, правда, грязная, лохматая и с разбитыми коленями, но зато — она успела! Ей помогут, и все будет хорошо! Быстро оглянувшись, Гермиона убедилась, что тропинка пуста, и бросилась навстречу своим спасителям. В глазах рябило, она на секунду остановилась, чтобы перевести дыхание и, обогнув выступ скалы, сделала несколько последних шагов.

Тропа перед ней была пуста. Шумно вдохнув, она побежала обратно.

— Этого не может быть, это уже чересчур! Я просто не успела, и они прошли вперед. Ну пожалуйста, я больше не могу, если сейчас я опять не найду тех, кто мне поможет, я просто умру!

Никого. И что самое ужасное — это было совсем не то место, которое она видела сверху. Все опять переменилось. Серая равнина с редкими большими валунами превратилась в степь, поросшую жухлой травой и чахлыми кустами. Даже понимая, что это бесполезно, Гермиона все равно шагала, как заведенная. Потом силы кончились, и она села на камень. Вот и все. Невозможно понять то, что лишено всякой логики. Все здесь живет своей странной жизнью, ей неподвластной. Пейзажи меняются, окна возникают, но к ней это не имеет никакого отношения, все равно — будет она продолжать трепыхаться или ляжет прямо на этой тропинке и умрет. Но привычка бороться брала свое: Гермиона заставила себя встать и идти дальше. После сумасшедшего бега по камням идти по широкой утопанной тропе было приятно. Утоптанной?

Присев на корточки, она начала внимательно осматривать поверхность — шаг за шагом. Конечно, из нее тот еще следопыт, но если в пыли не сохранились следы ног и копыт, то она не магла даже, а соплохвост. Притом следов много — старых и достаточно новых, находящих одни на другие, идущих в противоположных направлениях. Тропой пользовались, притом часто, и люди, которых она видела, не просто гуляли, а шли в определенное место. И она пойдет по следам, и ничто не заставит ее сойти с тропы — она даже спать на ней будет.

Возможно, это ее последний шанс.

* * *

— Сьюзен, у тебя и Майкла все нормально. Невилл, целься точнее, ты опять торопишься, — Гарри взмахом палочки убрал подушки по местам. — Еще раз!

Симус вздохнул, задание сегодня выдалось не из легких. Надо было на полпути встретить подушку, выпущенную в тебя противником, и не просто развернуть ее обратно, а превратить в десять таких же. Но после нескольких часов непрерывной тренировки получаться стало почти у всех. Только у Невилла ничего не выходило — он то дожидался, пока подушка собьет его с ног, то вообще стрелял мимо. Ему удалось даже каким-то образом удалить с рубашки Гарри все пуговицы — притом, что такого заклятия не знал никто. Получилось забавно, хотя девчонки после такого вряд ли согласятся тренироваться с ним в паре.

Избранный был зол — он вообще последнее время не сахар, даже странно — в школе был нормальный парень, а сейчас ведет себя так, словно все заботы мира почивают исключительно на его плечах.

— Симус, не спи, замерзнешь! — м-да, подушку надо было отбить, а не увернуться. Но мысли о судьбах мира почему-то упорно вытеснялись думами о пасхальном ужине. В Хогвартсе сегодня праздник. Здесь, конечно, не до пасхальных куличей, но, наверное, стоило закончить тренировку пораньше.

— Неплохо, — хоть бы раз услышать от Поттера нормальную похвалу! — Сейчас немного усложним задание. Надо не просто послать в противника десять подушек, но и трансфигурировать их, например, в тапки или что-то подобное, главное — не опасное.

Да, у Поттера богатая фантазия, а энергии — хоть отбавляй. Естественно, сам-то не работает! Похоже, до ужина еще далеко. Легкий взмах палочки, невербалочка — и тебе, милая, сюрприз! Визг Падмы заставил всех прекратить занятия. И почему девчонки так боятся змей? Тем более — безобидных ужиков? Убрать следы преступления удалось быстро, но доблестный командир уже оседлал любимого фестрала. Все должны понимать, враги не дремлют, некоторые из нас не осознают всей серьезности.… Да все всё понимают, но почему нельзя хоть иногда пошутить?

— На сегодня все. Через десять минут ужин, надеюсь, Кричер сможет нас чем-нибудь порадовать, — ну вот, вспомнил...

Кричер не просто порадовал — он поразил. Неясно как, но ему удалось приготовить настоящий пасхальный ужин. Сам домовик стоял у стола рядом с супницей, источавшей просто неописуемый аромат, и светился, как половник, который держал в руках. Вообще домовой эльф — это настоящее сокровище, особенно этот — добрый, заботливый, хотя и старается зачем-то держаться букой, особенно при Гарри. С ним жизнь в доме буквально преобразилась — вечные сэндвичи и яичница сменились запеканками, супами и роскошными пудингами. А от его пирогов с почками даже Поттер становился похож на человека. И одежда всегда чистая, и дом весь блестит…

— Кричер, я тебя обожаю! — Лаванда, проходя мимо, наклонилась и громко чмокнула эльфа в седой хохолок на затылке. От неожиданности бедолага аж подпрыгнул и густо покраснел.

— Кричер еще приготовил заварной крем… — задумчиво глядя в сторону, пробормотал он. — И яблочный пирог.

Девчата захлопали в ладоши.

— Раскладывай скорее еду и садись с нами! — Лаванда аккуратно разложила на коленях салфеточку, следя за Кричером влюбленными глазами. Тихая радость на лице домовика комично сменилась негодованием, граничащим с презрением.

— Некоторые вообще не думают, что говорят! Можно подумать, что порядочный эльф из благородной семьи позволит себе сесть за стол с хозяином и его гостями, даже если тот вечно тащит в дом, кого ни попадя…— конец фразы заглушил раскат хохота.

Поттер глянул на домовика так, что у него должен был дым пойти из ушей, но тот лишь гордо вздернул костлявый подбородок и, закончив раскладывать закуски, удалился. Правда, на такой скорости, что полотенце раздулось на спине, как парус. Тапками в него, что ли, хозяева кидались? Ничего, скоро вернется — на стол поместились только закуски и суп. А ведь наверняка будет и горячее, а про десерт они уже слышали.

— Что это с ним?

— Не обращай внимания, — Гарри старательно намазывал тост паштетом, — он всегда такой.

— Для домовиков иерархия крайне важна. Предложить им нарушить правила — значит заподозрить в том, что они забыли свое место. Любой эльф гордится своими знаниями этикета и ни за что их не нарушит, — пояснила Сьюзен. На ней непрекращающиеся тренировки, казалось, ничуть не отразились. Рыжие волосы зачесаны в гладкий хвост, застегнутая на все пуговицы рубашка отглажена и сверкает белизной манжет, и лишь слегка потухший румянец на круглых щеках говорил о том, что и ей последние дни дались нелегко.

— Как некрасиво получилось! Надо поговорить с ним, — воскликнула Лаванда, но Сьюзен ее остановила:

— Не надо, пусть выпустит пар. Порядочный эльф никогда не позволит себе обижаться на господ.

— А у тебя тоже служат эльфы? — поинтересовался Терри. Будучи, как и Симус, полукровкой, он к тому же никогда не видел своего отца-волшебника, и с эльфами пересекался лишь в Хогвартсе.

— У нас с тетей служил. После ее смерти я решила, что ему стоит пока пожить в Хогвартсе.

— А почему его не забрала семья? У эльфов вообще есть семьи?

— Ничего такого не слышала. Эльфы живут всю жизнь в доме хозяев, но более одного — редкость, — Сьюзен, и не слышала? Верится с трудом.

— Но откуда-то же они… берутся?

Вопрос явно поставил всех в тупик. Мерлин, нашли, о чем поговорить за столом! Надо срочно поменять тему для разговора, пока вопрос о способах размножения домовиков окончательно не вогнал всех присутствующих в ступор.

— Надо ему что-нибудь подарить, — Ханне лишь бы кого-нибудь опекать. Такого бе-е-едненького. — Гарри, что его обрадует?

— Дома он вечно таскал в свою коморку всякую ерунду, оставшуюся от старых хозяев, которую мы собирались выбросить.

— Ребята, у меня есть шкатулка, давайте ему ее подарим? От всех нас. Не на Пасху, а просто так!

Разговор сразу оживился, плавно перейдя к теме подарков. К тому времени, когда Кричер поменял тарелки под горячее, с разных концов стола уже доносились взрывы смеха. Через час говорить уже не было сил. Больше всего хотелось, по примеру древних римлян, выползти из-за стола и раскинуться на ковре. Эпикурейцы знали толк в застолье! А впереди еще и чай. Кричер явно наслаждался их муками, когда в третий раз накрывал стол.

Тихий топоток выдернул из блаженной полудремы. В комнату бочком проскользнул батон, прошмыгнул к камину и скромно притулился на коврике. Все проводили его заинтересованными взглядами… и как по команде отвернулись.

— Да ну его! Пусть себе лежит. Сегодня же праздник.

Все-таки Гарри — хороший парень.

* * *

Платья, безукоризненно отглаженные и развешенные на плечиках красного дерева, бесконечным строем уходили вдаль. В основном темные — лишь изредка из шпалеры выглядывал яркий рукавчик. Все одинаково роскошные и явно очень дорогие. И зачем их столько нужно? Интересно, Дафна одевала их хотя бы по одному разу? Рон зевнул и попытался потянуться. Места тут все-таки маловато, хотя шкаф был не намного меньше его комнаты. Правда, она не была такой узкой. Сколько же времени он уже здесь сидит?

— Только не вздумай вылезать из шкафа. Вдруг Эби или кто-нибудь из домовиков заглянет.

Дафна — та все-таки зараза. И идея прятать его в шкафу — эльфы не заглянут! — без сомнения принадлежала ей. Но пока девчонки были здесь, хотя бы не было так скучно. Надо было какую-нибудь книгу взять, пока он сидел в ее комнате, а девицы переодевались в гардеробной к ужину. Ну и порядочки в этом доме! Всего-то семейный ужин, хоть и Пасхальный, а разоделись-то как! Не то Святочный Бал, не то свадьба. И вообще — сколько можно ужинать?

Вскочив с расстеленного на полу шкафа матраса, Рон решительно сдвинул вбок дверцу. В гардеробной стоял приятный полумрак. Посидеть что ли в кресле? Но на столе только журналы мод. А чего он хотел? Дверь в комнату Дафны была приоткрыта. Может, включить свет? Нет, рисковать не стоит — кто-нибудь может увидеть с улицы.

Книг было много — несколько рядов полок над письменным столом, явно учебники, но другую стену подпирал роскошный книжный шкаф. Будем надеяться, что красотку интересуют не только любовные романы. Рон пересек комнату и наугад потянул за яркие корешки. «Путешествие в страну драконов». На обложке широкоплечий мачо, сидя на спине венгерской хвостороги, зазывно улыбается красавице, выглядывающей из окна замка. Как в кресле сидит. Это на хвостороге-то? Да она мигом ногу по колено оттяпает! Чушь, наверное, но посмотреть можно. Что тут еще? «Через пустыни Азии по следам взрывопотама». А вот это уже лучше. Третью книгу Рон взял, даже не прочитав названия. Ему вдруг почудились звуки приближавшихся шагов. Хорошо хоть кроссовки не надел. В несколько прыжков добежав до гардеробной и нырнув в шкаф, он плотно задвинув створки. Шаги и правда были — легкое цоканье каблучков по паркету. Девицы-красавицы изволили отужинать? Сунув книги под матрас, Рон прикрыл глаза, напустив на лицо сонно-недовольное выражение.

Кто-то скромно поскреб по створке ноготками, затем дверь медленно отъехала в сторону.

— А я думала, ты уже спишь. Как ты себя чувствуешь? — лицо Астории в полутьме казалось совсем детским.

— Нормально, я только что проснулся, — зачем-то соврал Рон.

— Я тебя разбудила? Извини, пожалуйста!

— Нет, что ты, — Рону стало стыдно. Ведь не обязаны же девочки его развлекать круглые сутки… Они и так прячут его в своем доме третий день, и Астория пока ни словом не дала понять, что ее это нервирует. — Очень хочется посидеть. Можно мне вылезти?

— Конечно, хотя Дафна будет ворчать. Но она сейчас у Эби, — Астория зажгла свет. Они чинно расселись в кресла, украдкой поглядывая друг на друга, не зная, с чего начать беседу.

— Я, кажется, так и не поблагодарил вас с сестрой за свое спасение, — слова прозвучали странно фальшиво.

— Да ладно, — улыбка у нее все-таки милая. Из двух сестер Астория ему сразу понравилась больше — искренностью ли, добротой ли, она выгодно отличалась от холодной и скучной Дафны. — Ты бы на нашем месте поступил так же!

— Не уверен… — хмыкнул Рон, и они оба рассмеялись.

— Я представляю, как ты, наверное, сейчас волнуешься за своих друзей и родных…

— Ничего, надеюсь, что я скоро их увижу.

Действительно, ничего, кроме как надеяться, ему не оставалось.

— Мне так нравится твоя сестра, мы же на одном курсе! Жаль, что ее забрали из школы. Наверное, мы могли бы подружиться… Джиневра, она совсем не похожа на наших. Смелая, и характер мальчишеский. А как в квиддич играет! Я бы так не смогла…

— Если бы росла с шестью братьями — никуда бы не делась. Хотя я не могу тебя представить в такой игре. Ты такая хрупкая…

Девушка покраснела, явно углядев комплимент, который он и не думал ей отпускать. В ярко-красном вечернем платье, украшенном золотой вышивкой, она выглядела еще меньше и тоньше, чем на самом деле. Такой цвет идет Гермионе — глаза кажутся бездонными, а цвет лица… А эта, наоборот, стала бледной, даже какой-то болезненной.

— Не могу себе представить, как это — расти с братьями. Вот у Дафны характер намного тверже. Не мужской, конечно, но она совсем не такая, как мы с Эби. Если уж что-то решит, то пока не добьется — не успокоится. И она вредная, ведет себя так, будто старшая — она командует всеми, даже мамой. Хотя мама у нас тоже не подарок. А Эби — добрая, обожает всем делать приятное. Тебе бы она понравилась. И она из нас самая красивая.

— Да ладно, не верю. Вы вообще обе как вейлы, даже волосы такие же.

Астория наивно взмахнула ресницами и опять покраснела. Смешная! Неужели некому говорить ей комплименты?

— Нет, она и правда другая. Жаль, что мы мало общаемся — она училась во Франции, в Шармбатоне. А потом еще осталась на два года, чтобы изучать вокал у мадам Ренье и рисование. Она очень талантлива, но надеюсь, что она туда больше не вернется.

— Ну, в Англии сейчас неспокойно, хотя не знаю, грозит ли что-то вам.

— Нам? Ты уже не первый раз так говоришь. У нас в семье не было и нет Пожирателей смерти. Но ты же понимаешь, что банкирам трудно выбирать друзей — есть люди, с которыми мы вынуждены поддерживать отношения.

— Нет, не понимаю, извини. Вся наша семья сейчас в бегах, но не подумай, что я вас осуждаю, — просто мы и правда совсем разные люди.

— Отец шутит, что банкир — не улитка, банк на себе не унесет, — Астория грустно улыбнулась.

— В смысле? А зачем его куда-то нести? Можно же просто уволиться и уехать в тот же Париж на какое-то время.

— Уволиться? — Астория расхохоталась. — Рон, ты просто чудо, даже не верится, что ты чистокровный! Это же все знают — мы совладельцы банка.

— Не ври, банк принадлежит гоблинам, это все знают.

— И тем не менее. Долгая история, как так получилось...

— Да уж. Объяснять такое Уизли и правда придется долго! — нет, с этой Дафной точно что-то не так. Мало того, что язва, так еще и появляется из ниоткуда, словно привидение. Очарование вечера и ни к чему не обязывающей болтовни было разрушено безвозвратно.

— Тори, ты, кажется, собиралась ложиться.

— Да, я зашла только на секундочку, узнать, не нужно ли Рону что-нибудь.

— Ну и как? Рону что-нибудь нужно? — по-прежнему игнорируя его присутствие, Дафна решительно надвигалась на сестру.

— Ничего мне не нужно, я вообще спать хочу.

— Тогда спокойной ночи! — Дафна выдала вежливую улыбку и, обхватив сестру за плечи, почти волоком вытащила ее из комнаты.

— Спокойной ночи, Астория! — и, отвесив захлопнувшейся двери поклон, Рон, вздохнув, полез в шкаф.

13 апреля 1998 года

И когда все дороги замкнутся в кольцо

Как ты выйдешь на правильный след?

Наутилус Помпилиус, «Живая вода»

Это письмо Нарцисса узнала сразу — плотный белоснежный конверт источал неуловимый запах лимонной вербены. Странно, все это время она почти не вспоминала воскресные чаепития в доме Ноттов, но сейчас почувствовала, как их ей не хватало. Туда приглашались только дамы их круга, замужние или вдовы. Первый раз она вошла в удивительно уютную гостиную почти двадцать лет назад. Еще красивая маленькая женщина шла ей навстречу с доброжелательной улыбкой:

— А вот и очаровательная супруга нашего Люциуса. Надеюсь, вы будете здесь частой гостьей.

И действительно, Нарцисса не пропустила почти ни одного вечера. В этих посиделках присутствовало какое-то непонятное очарование, притягивала атмосфера и чувство постоянства. Сюда ходила ее мама и ее подруги, и если бы у Драко была сестра, когда-нибудь она бы тоже пришла вместе с ней. Разговоры ни о чем: милая дамская болтовня о модах и детях, последние сплетни, новые рецепты, иногда — немного политики. Даже в смутные времена тут был островок спокойствия. Мужчины попадали в Азкабан, привычный мир рушился, и растерянные женщины стремились сюда с особой силой, тем более что Элеонора никому не отказывала от дома, справедливо полагая, что жены не должны нести ответственность за поступки своих мужей. И для многих в те страшные времена это стало спасением. Если бы Нора не уехала на воды, перенести то время, когда Люциус был в тюрьме, ей было бы легче.

Дорогая Нарцисса!

Буду счастлива видеть вас у нас дома девятнадцатого апреля на дружеском чаепитии. Надеюсь, с пяти до семи у вас найдется время, чтобы навестить старых друзей.

Искренне Ваша,

Элеонора Нотт

Как всегда лаконично. Разумеется, она придет, даже если бы пришлось менять планы, но никаких планов не было — и уже давно. Когда же их в последний раз кто-то приглашал в гости? Схватив пергамент, Нарцисса быстро набросала ответ и выпустила сову в окно. Как приятно, что можно подумать о давно забытом: что надеть, кто придет, о чем будут беседовать…

Размышления прервал грохот. Белла! Такое впечатление, что двери она открывает ногами.

— Ты представляешь? Эта чокнутая старуха прислала мне приглашение! Мне! Она что себе возомнила — мне заняться больше нечем, кроме как сидеть с этими старыми совами и слушать всякую чушь?

Черной лохматой молнией сестричка пролетела через комнату и кинула на стол смятый листок, да так, что вся почта разлетелась по комнате. Нарцисса разгладила послание — столь же вежливое, как и ее, но… чем-то отличающееся.

— Милое письмо. Тем более что, как я поняла, тетушка Нора отлично понимает, что ты вряд ли придешь. Так что не нужно изображать фурию, а просто поблагодари и откажись, хотя я бы на твоем месте сходила. Посидим, попьем чаю, поболтаем. У нее интересно…

— Интересно? Я вообще не понимаю, что ты там делала. Это же тоска смертная! Напиши за меня отказ — мне лень.

— Ну, уж нет! Садись за стол и пиши, я тебе продиктую.

Фыркая как кошка, Белла накарябала ответ, брызгая чернилами, и с ногами забралась в кресло, предоставив Нарциссе самой привязывать письмо к лапке совы.

— Как ты, Белль? — рука сама собой потянулась и отвела прядь спутанных черных волос со лба.

— Нормально…

Огромные черные глазища смотрят в одну точку. Кожа, всегда такая смуглая и красивая, побелела, щеки запали, губы припухли. Бедная девочка, и помочь ей нечем!

— Кричер куда-то пропал. Может, окочурился?

— А может ты его обидела? — Белла равнодушно пожала плечами.

— А как там в доме?

— Пыль, грязь и воняет грязнокровками. Братец таскал туда всякий сброд. Не хочу там жить, так что придется вам меня потерпеть еще какое-то время.

— Перестань, пожалуйста. Ты же знаешь, что я тебе всегда рада.

— Ты — да, но твои…

— Ты говорила с Лордом?

— У меня ничего не получается.… Как же я устала! Такое чувство, что весь мир против меня. Когда я упустила Поттера, что-то изменилось. Лорд меня не простит!

— Перестань, ты же знаешь, как он тебя ценит! — Нарцисса обняла сестру, прижав головой к своему плечу. Белла не вырвалась, как обычно, а лишь тихо вздохнула — так неожиданно и по-детски.

— Ты останешься здесь на столько, на сколько тебе будет нужно. Я буду рядом и помогу всем, чем только смогу. Ты не одна, пойми. Вдвоем мы справимся со всеми.

— Я знаю. Цисси, не думай, что я не понимаю и не ценю то, что ты делаешь. У меня вообще кроме тебя никого не осталось. Странно, да? У нас была такая большая семья — и что? Андромеда предала, Регулус умер, Сириуса я сама убила… Остались только ты, я и Драко. Хорошо, что вы расторгли помолвку с этими выскочками!

Похоже, Белла как всегда занята только своими проблемами и даже не заметила, что положение семьи Малфоев уже давно пошатнулось. И винить за это, кроме Люциуса, некого… Но говорить Белле правду о помолвке не стоит, а то Эдгар и Цецилия повиснут вверх ногами на собственных апельсиновых деревьях.

— Гринграссы — старинная чистокровная семья, и отсутствие у Циллы чувства меры не делает их менее уважаемыми.

— Конечно… меры, вкуса, ума. Короче, говори, что хочешь, но я рада, что этому браку не бывать! — Белла решительно отстранилась и поднялась, но, почти дойдя до двери, внезапно остановилась:

— А ты знаешь эту Аниту Салливан?

— Нет, видела пару раз. А что?

— Ничего. Мы с Рудольфусом давно стали друг другу чужими. Просто странно — сколько же он с ней встречался? Полгода? Год? А я даже ничего не почувствовала…

Не дождавшись ответа, выскользнула из комнаты. А что тут скажешь? Может, она поторопилась? Почему тогда, после собрания у Темного Лорда, все решили, что за его словами крылось что-то еще? Впрочем, он действительно вел себя странно. То, как он глядел на сестру, взял за руку… Но кто может понять, что на уме у величайшего мага наших дней?

А Рудольфус до сих пор любит Беллу — это очевидно. Потому и отпустил. Как могла сестра отказаться от такого мужа? Они были прекрасной парой, почти как они с Люциусом. Но нельзя вечно стучаться в закрытую дверь, а так, возможно, у Рудольфуса будет нормальная семья. После стольких лет в Азкабане он заслужил хоть немного счастья.

* * *

Сегодня завтрак, как ни странно, принесла Дафна, но явно не по доброте душевной. Ей нужно было поговорить, вернее — поскандалить, судя по выражению лица. Но светское воспитание не позволяло наброситься на тяжелобольного прямо с порога, а завтрак был восхитителен, так что есть его было можно не просто долго, а очень долго. Если бы дым не шел из затылка от ее взгляда.

— Спасибо, было очень вкусно, — теперь — самая очаровательная улыбка из имеющихся в запасе. В принципе, она должна топить лед, но не тут-то было.

— Ну и что ты о себе возомнил?

— Я? Ничего, я думал, это был мой завтрак, а не твой, — молодец, выдержала удар, даже бровью не повела. Спроси кто-нибудь Рона, он бы и сам не смог объяснить, почему бесить Дафну доставляет ему такое удовольствие.

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле.

— Так, по-твоему, мне все же есть куда глупеть?— остановилась, выдохнула. Сейчас попробует зайти с другой стороны:

— Рональд, я просто хочу, чтобы ты не питал напрасных иллюзий. Как только ты будешь в состоянии передвигаться, ты немедленно покинешь этот дом!

— Можно подумать, что я всю жизнь мечтал жить в твоем шкафу. Хотя тот красный лифчик в белый горошек прикольный…

— Ты… ты негодяй! Как ты смел прикасаться…

— А что мне там было еще делать? Могли бы хоть книжку дать почитать. Так что если не нравится — можешь вызвать меня на дуэль и страшно отомстить. Или папочке пожаловаться. Да и вообще, ты что, думаешь, я сам не хочу убраться отсюда? Да я с ума уже схожу! Мои друзья пропали, семья в бегах, а я тут должен сидеть и слушать эту чушь!

Вот теперь он по-настоящему разозлился. На Дафну, на Пожирателей, с которыми Гринграссы были связаны, что бы ни говорили сестрички, на собственную беспомощность. Шел четвертый день с момента происшествия в Косом переулке, и отсутствие информации сводило с ума. Где Гермиона, Луна? Что с ними? И никакой возможности что-то узнать, и слабость, слабость…

— Вот именно, сиди и переживай, а не кокетничай с моей сестрой! Она тебе не пара! — о чем это она?

— Ты с метлы рухнула?! У меня и в мыслях такого не было!

— Отлично, вот пусть и дальше не будет!

— Дафна, послушай! Ну, это уже же просто несерьезно! У меня есть… в смысле, мне нравится одна девушка, а Астории я только благодарен, и все! Так что не знаю, что ты там себе напридумывала…

— Я напридумывала?! А кто с ней вчера мурлыкал полночи? Думал, я не узнаю?

— Ага, конечно. Это я пришел к ней среди ночи в вечернем платье с декольте до пупа и глазки строил?

Выстрел попал в цель. Дафна покраснела, но не как майская роза, а как обыкновенный помидор. Даже жалко стало. Но закрепить результат все равно надо!

— И вообще, я у вас уже четвертый день, а вы такую ерунду вылечить не можете. Да за столько времени человеку можно новые кости вырастить, притом все! Я вообще не удивлюсь, если вы меня тут тихо травите. Сперва спасли, потом испугались…

Молчит. И смотрит так — со значением. Что, нечего ответить?

— Не получается у нас разговор, — Дафна решительно встала. — Но, по-моему, ты себя прекрасно чувствуешь, так что давай-ка я тебя выведу за ворота, и вали к своей Грейнджер.

Да, конечно, прям от Гринграссов к Гермионе он и аппарирует! Нет, это все обдумано не по одному кругу — вначале он отправится к Аберфорту, визит в трактир никого не выдаст. А вот если никто не уцепится, тогда можно уже в Ракушку, девчонки давно, наверно, там. Если их не поймали… Если?

— А тебя, похоже, сильно интересует моя личная жизнь? Даже про Гермиону знаешь… Поверь, свалил бы с огромной радостью, если бы знал, где она.

— Ну, вроде бы их не поймали, иначе Блейз или кто-нибудь из ребят обязательно бы похвастался.

— Вы же вроде не Пожиратели, а они к вам все отчитываться ходят. Только не говори, что не знала про Метку Забини.

— Естественно, знала, но не поэтому. Мы с Блейзом обручены.

— Невеста Пожирателя спасает осквернителя крови! С ума сойти! Да уж, похоже, если кто-нибудь узнает, что я живу у вас, проблемы будут не только у меня.

— Ты что, собираешься нас шантажировать? — вот это, кажется, задело уже по-настоящему. Так ее! Хочет, чтобы он поскорее сгинул? Ну, так все в ее руках!

— Нет, но, похоже, мне придется здесь задержаться, пока ты не узнаешь все про Косой переулок. Серьезно, ты же понимаешь, пока я не пойму, что к чему, то даже не знаю, куда мне уйти. Так что придется тебе постараться и узнать все, что только сможешь.

— Вот и помогай после этого людям!

— В мире такая ситуация, а ведь жить захочешь, и не так…

— Хорошо, — поморщилась, будто лимон проглотила, кивнула. Неужели сработало? — Я постараюсь что-нибудь разузнать, а ты сиди тут и не высовывайся. И чтобы близко тебя рядом с Асторией не было!

Больно надо! Скучно, конечно, но ведь можно и про Страну Драконов почитать? А вот печеньки зря утащила, зараза!

* * *

Тропа почти не петляла. Вокруг клубился туман, придавая окружающему миру оттенок дурного сна. Вчера Гермиона так и шла до темноты, несмотря на начавшийся дождь и, только испугавшись, что в сумерках собьется с пути, уснула прямо на земле. После такой гонки все мышцы сводило, да и сон под дождем на мокрой земле не прибавил сил. А следы стали еще более размытыми. И верь после этого в случайность — судя по всему, дождя тут не было уже давно, и надо же было ему начаться именно сейчас! Одно радовало — тропа не разветвлялась и не становилась уже.

Мысли путались, боль в ранах вернулась. Хотелось только одного — лечь, завернуться в мантию и забыться. Но у нее не было на это права. Она будет идти, пока не найдет людей или не упадет замертво.

Похоже, у нее жар, и чтобы хоть как-то собраться, она начала считать. Пройти еще пятьсот шагов, остановиться, сосчитать до двадцати — и снова в путь. И не смотреть по сторонам. Если бы была возможность вернуться назад, она никогда не отошла бы от окна в Косой переулок, около которого оказалась в самом начале. Но тогда им удалось ее запутать. Больше она не даст такого шанса. Она просто будет идти по тропе.

А мир все продолжал свои жестокие шутки. Из тумана выступали странные видения — замок на пригорке, река и мельница за ним. С чего это вдруг туман пропал именно тогда, когда она с ними поравнялась? Один раз она чуть было не поддалась на обман и вернулась назад, но никакой реки уже не было. Ее просто пытаются сбить с толку. А эта группа людей около дома, возникшего из ниоткуда? Весело болтающих под проливным дождем! Нет, в такую погоду хороший хозяин и собаку-то за порог не выгонит. А стадо овец или коз, пасущихся на лугу совсем неподалеку? Сперва она даже остановилась, надеясь окликнуть пастуха. Но потом пригляделась — и все стало понятно. Это были даже не козы, а какие-то неизвестные звери — крупные, худые, с длинной пушистой — и это под проливным дождем — шерстью и одиноким рогом посреди лба. Может, это морщерогие кизляки?

Мысли сразу перекинулись на Луну. Удалось ли ей убежать? А Рону? Если да, то теперь они, наверное, пытаются ее найти. Но это невозможно.

Дождь, наконец, прекратился, туман рассеялся. Стало теплее. И, естественно, вокруг не было ни души. Дорога перерезала равнину, заросшую высокой сероватой травой, похожей на ковыль. И она простиралась во все стороны, насколько хватало глаз. Похоже, ей удалось выиграть одну маленькую битву. Виденное и правда оказалось мороком, а она все еще на тропе. Интересно, сколько сейчас времени? В кармане всегда лежали часы, но их Гермиона потеряла во время бегства из Лютного переулка. И вообще, сколько прошло времени? События странно путались в голове. Прошло три дня? Или четыре? Может, неделя?

Усевшись прямо в пыль на краю дороги, Гермиона попыталась сосредоточиться. Похоже, ей это удалось. Правда, из подсознания начали выползать странные и нехорошие мысли. А что, если дорога приведет ее к очередному окну? Или оборвется посреди степи? Что ей тогда делать? Насколько ее еще хватит? Может быть, стоило все-таки подойти к тем козам или домам? Но в них было что-то неправильное, заставившее сразу почувствовать, что такого не может быть. Козы, почему козы?

Это было как удар дубинкой по голове. Да что с ней творится? Конечно, не козы, и даже не кизляки. Правда, эти животные настолько редки, что достоверных описаний практически нет. Но рог… она же видела такой совсем недавно. Окончательно опознать его можно только по бороздке у основания, а на нее-то она и не обратила внимания! Но зато теперь все встало на свои места. Взрывопотамы. Их рог — один из самых редких и ценных магических предметов, а снадобья из него вообще на вес золота, их делают лишь несколько зельеваров. Во всяком случае, в Косом переулке их не купить. А в Лютном? Все правильно. Есть стадо взрывопотамов, и, естественно, оно строго охраняется. И не Министерством магии, а владельцами лавки, в которую они с Луной забежали. И защита мощнейшая — и антимагловская, и какая-то, не дающая зверям разбежаться. Когда появляется покупатель на такую редкость, продавец переносится сюда и берет рог. Каким-то образом ее выкинуло этим путем. И выйти отсюда она не может, как и несчастные взрывопатамы. Так что единственные люди, которых она сможет здесь найти, — это владельцы стада. Но захотят ли они ее спасать? Или сделают так, чтобы она никому не смогла рассказать правду об этом месте?

Похоже, выхода нет. В прямом и переносном смысле. Так вот почему мир все время меняется. Думай, Гермиона, думай. Как работают антимагловские чары? Магл забывает, куда и зачем он шел, с ней происходит то же самое. А ограждающие чары? Все, что она видела, вытащено из ее же сознания. Но если можно сопротивляться Империо, может, можно постараться обойти и их? Не смотреть по сторонам, не отвлекаться. Просто идти вперед по тропе, а если она закончится — то дальше. Прямо. И никаких лишних мыслей — ни о чае, ни о доме, ни о друзьях. Только о том, что она должна идти вперед к своему спасению. Она найдет людей и заставит их себе помочь. Никто же не знает, что она проникла в их тайну. Скажет, что попала сюда только вчера, ударилась головой и ничего не помнит. И вообще она магла.

Гермиона решительно поднялась на ноги и, уставившись прямо перед собой, устремилась вперед, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Она все-таки поняла, что происходит. А значит, найдет выход.

Впереди темнел лес. Только бы успеть дойти до него до вечера! Уснуть под пологом деревьев, а не посреди дороги, как какая-то бродяжка.

Мир отыграл очко. Гермиону даже удивило собственное спокойствие. То ли она привыкла к его выкрутасам, то ли он стал предсказуем, но то, что на опушке тропинка кончилась, вызвало только легкое раздражение. Как и наличие очередного окна с очередной незнакомой комнатой за ним. Небольшая, уютная, скорее всего — чей-то кабинет, судя по картинам на стенах — магловский. Устало примостившись на каком-то полусгнившем пеньке, Гермиона от нечего делать рассматривала обстановку.

Почти всю стену занимал ряд книжных шкафов и полок. Корешки фолиантов тускло поблескивали стертой позолотой — тяжелые, явно старинные. Под стать им был и письменный стол, заваленный тетрадями, книгами, пергаментами. Но откуда на столе магла взялись пергаменты? Гермиона подошла ближе и начала рассматривать комнату уже внимательнее. Кроме свитков на столе лежало несколько перьев. Чернильницы видно не было — но, возможно, ее загораживали книги. Встав на цыпочки и уперевшись ладонями в стекло, девушка смогла разобрать несколько полустертых названий: Эммануил Кант — Сочинения, Фридрих Ницше — «Так говорил Заратустра». Эти книги она помнила — на них она в свое время завязла, когда в десять лет, еще не зная, что она волшебница, решила заняться философией. Кант еще ничего, но Ницше.…

Получается, что комната все-таки принадлежит маглу. Но на столе лежит Справочник по зельеварению, том 6. Она отлично помнила эту серию — редкую, в свободной продаже не достать, с удивительно удачными иллюстрациями, на которых можно было проследить все стадии приготовления снадобий, вместе с изменением цвета и запаха. В более современных версиях запах убрали — после того, как несколько начинающих зельеваров отправились на тот свет, надышавшись испарений. Но тут они сами виноваты — в книге четко написано, что некоторые пары токсичны, зачем было проверять?

Получается, что хозяин или маг-маглолюб, или магл, изучающий волшебников. Странно, что окно показало эту комнату. Мало того, что она явно не вытащена из ее подсознания, так еще и принадлежит непонятному человеку. Хотя… может, сквибу? Скорее всего… Живет в магловском мире и втайне изучает магические книги, надеясь, что волшебство в нем проснется. Вот бедняга!

Сразу потеряв к комнате всякий интерес, Гермиона встала, потянулась, разминая непослушное тело, и повернулась к тропе и зеркалу спиной. Жаль, что нельзя закрыть глаза — обязательно врежешься в какой-нибудь ствол. Но направление выдержать она сможет. Решительно сжав зубы, Гермиона пошла вперед. Лес, казавшийся таким густым, неожиданно кончился — на четыреста восемьдесят шестом шаге. Перед ней висело окно, то самое окно, а за ним начиналась тропа, идущая вдаль через колышущееся под ветром ковыльное море. Дорога назад. Этого не могло быть — она же помнит каждый свой шаг, каждый камушек, несорванную ею ягоду в траве! На таком маленьком отрезке невозможно сбиться!

Но ей это удалось. Круг замкнулся; выхода действительно не было.

* * *

Гарри не видел Кингсли Шеклболта почти год — с того самого дня, как семеро Поттеров навсегда покинули дом на Тисовой улице. Он снова летел над Литтл-Уингингом, ночь раздирали всполохи заклятий, что-то кричали вокруг, а Стэн Шанпайк все смотрел, смотрел на него пустыми, недоумевающими глазами. Падение и женщина в дверном проеме — Беллатриса, оказавшаяся на самом деле Андромедой, единственной из трех сестер, поддержавшей Орден и потому потерявшей мужа. Встреча у Норы, на которую уже попали не все, и Кингсли — после смерти Грюмма фактически глава сопротивления — возвращающийся на свой пост рядом с премьер-министром.

— А вы тут неплохо устроились. Хорошее место.

— Передайте профессору мою благодарность. Не знаю, куда бы я делся, если бы не она.

— Да уж, такой компании скрыться сложно.

— Я не хотел их брать с собой, но они… настояли.

— И правильно сделали, — улыбнулся Кингсли. Без серьги в ухе он смотрелся непривычно, но рукопожатие было по-прежнему крепким, и это обнадеживало. — После захвата Министерства интерес к Ордену возрос — новая политика мало кому нравится. Но пока твои дети рядом с Пожирателями, особо о своих симпатиях не заговоришь…

Небольшой, но чистенький прудик за деревней, вокруг которого они и прогуливались, был красивым. Наверное. Потому что Гарри смотрел вокруг и ничего не видел. Значит, есть люди, готовые их поддержать. Родители его однокурсников, с которыми он сталкивался в Косом переулке, разговаривал на Чемпионате по квиддичу, готовы ввязаться в войну, в которой не способны ничего изменить. Ему казалось, что страшно, это когда газеты извергают тонны лжи, а им верят; но то, что происходило сейчас, было страшнее. Первый состав Ордена погиб почти полностью, прежде чем Гарри, сам того не сознавая, остановил Лорда. Что будет теперь?

— А чем сейчас занимается Орден? — Гарри надеялся, что в его голосе ничего нельзя услышать, кроме искреннего любопытства.

— Прячем маглорожденных, пытаемся оттянуть мнение общества в нашу сторону. Слышал о Поттеровском Дозоре?

Гарри кивнул и поддел ногой камешек. Булькнуло. Прячем, пытаемся — вот чем они теперь занимаются. Дамблдор, профессор, это — ваш план?! Ради этого вы, чего уж спорить с истиной, позволили убить себя Снейпу? Где же они ошиблись? Ведь, кем бы вы ни были, ошибиться вы не могли!

— …Они тоже не бездействуют. Номер старый, но, по-моему, ты должен знать, — из кармана совершенно магловской куртки показался скрученный в трубочку Ежедневный пророк.

«Гарри Поттер: Герой или жертва Дамблдора?» — гласил заголовок. Многообещающее название, особенно когда сам уже не уверен насчет ответа. Устроившись на какой-то оградке, Гарри углубился в чтение:

«Я отлично понимаю, что многие, для кого образ великого, доброго и справедливого профессора Дамблдора не должен быть осквернен ни единым пятном, меня осудят. Покой мертвых не должен быть потревожен. Но как быть, если поступки человека, совершенные им почти двадцать лет назад, приносят свои плоды до сих пор? Моя совесть, совесть человека, посвятившего свою жизнь донесению правды до читателей, какой бы горькой она ни была, не позволяет мне молчать.

Те, кто читал мою книгу, помнят главу об отношениях Дамблдора и Гарри Поттера. Внешне все выглядит так красиво! Оказавшись первым на месте гибели семьи, добрый профессор спасает несчастного сироту из-под обломков дома и берет под свое покровительство. Но сразу же возникают вопросы. Мы все видели руины дома Поттеров. Как ребенок смог не только уцелеть при взрыве, уничтожившем здание, но и не получить ни одной царапины? И почему он сразу же оказался в руках полувеликана Хагрида, существа, которому ни один здравомыслящий человек не доверил бы даже выгулять свою собаку? Ответ прост и очевиден. Хагрид беспрекословно выполнял любое распоряжение своего хозяина, даже не задумавшись, что то, что он делает — преступно. Я уже не говорю о том, что сам факт того, что Хагрид, лишенный волшебной палочки и не способный аппарировать, оказался на месте преступления через несколько секунд после взрыва, настораживает. Годрикова впадина — место, где новости распространяются мгновенно. Но когда дым рассеялся, перед домом уже стояло это мрачное существо, держа на руках ребенка. Все попытки крестного, репутация которого на тот момент была безупречна, забрать у него Гарри, не увенчались успехом. Лесник просто сел на мотоцикл Сириуса Блэка и исчез.

Годовалый мальчик был передан на воспитание в семью маглов, где ненавидели все, связанное с нашим миром. Полуголодный, одетый в обноски, живущий под лестницей, бедный ребенок рос нелюдимым и озлобленным. И это в то время как сотни семей готовы были окружить его нежной заботой! Единственное объяснение, которое нашлось у нашего доброго и мудрого старца, это то, что он не хотел, чтобы ребенок вырос избалованным. Да уж, избалованным он точно не вырос…

Почему именно маглы? Сейчас нас пытаются уверить, что у Дамблдора не было другого выбора. Но так ли это было на тот момент? Почему-то во всех жизнеописаниях Гарри почти нет упоминания о его родственниках с обеих сторон. А ведь у Гарри были не только родители и крестный, но и любящие бабушки и дедушки.

Старшие Поттеры пропали прямо перед свадьбой. Мы все помним эту таинственную историю. Супруги сказали соседям, что собираются навестить приятельницу в Ирландии и вернуться вместе с ней за неделю перед свадьбой. У нее они так и не появились, и их больше никто не видел. Маглы Эвансы на свадьбу приглашены не были, но нам удалось узнать, что молодожены неоднократно их навещали. Потом эта милая скромная семья погибла в автокатастрофе. Конечно, маглы постоянно разбиваются, но удивляет то, что это случилось незадолго до гибели Лили и Джеймса. Совпадение? Оно становится еще более загадочным, если учесть, что крестный мальчика был арестован через несколько часов после несчастья в Годриковой впадине, как оказалось позже, ошибочно. Но мог ли это предвидеть Дамблдор?

Детям свойственно мечтать. Детям маглов, конечно, тоже. Особенно одиноким и несчастным. Мечтать о своем доме, любящих родителях, праздниках, игрушках. И о том, как бы они отомстили тому, кто их всего этого лишил. Так что в Хогвартс мальчик попал в состоянии, необходимом директору, чтобы воспитать из него того, кто был ему нужен. Что же происходит дальше?

Первый курс. Знаменитая история о философском камне, якобы находившемся сначала в хранилище банка Гринготтс, а затем в школе Хогвартс. Сразу возникает вопрос — почему? Неужели Николас Фламель, наша живая легенда, виднейший из ныне живущих — и не только их — волшебников, сам не мог его защитить, и был вынужден прибегнуть к помощи Дамблдора? Опять-таки — верится с трудом. Но предположим, что это правда. Сразу возникает вопрос: как об этом узнал Гарри? И, как выясняется, не только он. Вообще, если честно, создается впечатление, что о том, что философский камень находится в Хогвартсе, не знали только полностью лишенные любопытства маги. И в результате камень чуть не был захвачен Сами-Знаете-Кем, но был спасен Гарри Поттером, проникнувшим в тайник. Мне стало известно, какие именно заклятия охраняли столь ценный артефакт. Заклятия, наложенные преподавателями Хогвартса против величайшего мага. Хотите знать какие? Извольте.

Трехглавый пес, которого усыпили обычной флейтой, заботливо положенной рядом с люком. Кстати, можно было и не утруждаться — просто спеть колыбельную или любую другую мелодию. Если бы наши милые дети не болтали на уроках профессора Бинса, то узнали, что именно так гоблин Фердинанд Ушастый пытался усыпить четырехглавого пса, сторожащего хранилище Готсса Богатого, но не смог, так как гоблины полностью лишены слуха и голоса.

Затем — Дьявольские Силки. Тут даже сказать нечего — первый курс, первый семестр, волшебные растения. Далее небольшая погоня на метле (метла прилагается, а Гарри Поттер — на редкость одаренный ловец), логическая задачка (как раз на уровне способностей мисс Грейнджер) и шахматная партия (для тех, кто не знает: волшебные шахматы — любимая игра в семействе Уизли). И как результат — бой Гарри против Сами-знаете-Кого и порабощенного им волшебника. Кстати, почему-то в присутствии самого профессора Дамблдора. Кроме него Того-Кого-Нельзя-Называть никто не видел, а профессор по защите от темных искусств Квирелл был убит способом настолько страшным, что даже авроры затруднились ответить на вопрос, что за темная магия была там использована. Так что наш милый мальчик или обладает весьма странными знаниями, или Квирелл пал жертвой совсем других сил.

Но напрашиваются и другие объяснения. Мальчика и философский камень сознательно использовали как приманку для Сами-знаете-Кого. Или его там вообще не было? И все это было сделано, чтобы создать у ребенка видимость того, что враг рядом и не дремлет?

Мое дело — осветить факты, ваше — решить, что же именно произошло в Хогвартсе в первый год обучения там Гарри Поттера.»

Он ожидал чего угодно. Новой лжи, новых фактов, заставляющих сомневаться в собственной подушке. Но не… правды. А ведь если отбросить привычные завихрения Скитер, изложением правды статья и была — и приводила неподготовленных читателей, да и не только их, к ошеломляющим выводам. Вот что самое страшное — когда домыслы твоего врага так тесно переплетаются с бесспорным, что даже ты сам уже не знаешь, чему можно верить.

— ...Никто не верит, но люди могут подумать… — ведь Шелкболт тоже читал это. И ни одного вопроса, ни-че-го! — Если ты напишешь опровержение…

— Хорошо.

Бывший аврор облегченно улыбнулся, явно обрадованный его спокойной реакцией. Конечно, он ведь ждал вспышки, а тут такое спокойствие — иногда и оно бывает нелишним. Правда, к нему его состояние не имеет никакого отношения — скорее, ощущение удара пыльным мешком. И не сказать даже, что из-за угла — ждал ведь, не на что жаловаться.

— Это первая статья из цикла, вот остальные, — ворох бумаг не желал распихиваться по карманам, но это Отряду Дамблдора видеть точно не нужно.

— Я прочитаю… потом. Идемте в дом, ребята будут рады вас видеть.

15 апреля 1998 года

Судьба, оскалив зубы, улыбнулась.

Майя Четвертова

— Да, конечно, я подожду.

Она и правда пришла на несколько минут раньше указанного в записке времени. Стрельнув дежурной улыбкой в спину старенькой аккуратной домовихе, Рита пересекла холл и осторожно присела на один из удобных обитых гобеленом стульев, стоящих вдоль стены. По-другому вести себя в этом доме не получалось. Пришлось даже стереть с ногтей яркий лак и облачиться в строгое платье и темную мантию, хотя в таком виде она чувствовала себя непривычно. Вообще с того момента, как красивая небольшая сова принесла ей приглашение, ее не оставляло чувство беспокойства.

Все-таки в старухе было что-то странное. Хотя досье выглядело до невозможности правильным и скучным — чистокровная волшебница, окончила — правда, без особого блеска — Хогвартс, естественно, слизеринка, затем правильное замужество. Работа в Министерстве, хорошая — но опять-таки не блестящая — карьера. К пятидесяти годам — глава небольшого отдела и член Визенгамота. Один сын, один внук. Вроде и зацепиться не за что, но есть одна странность — слишком уж все чисто. Ни разу ни одного скандала, ссоры, вражды, участия в интригах. Если уж Ноттиха голосовала за какое-то решение, то оно оказывалось правильным, в ином случае ее каким-то чудом просто не оказывалось на заседании. Даже если в Министерстве случался какой-то скандал, она каким-то таинственным образом оказывалась в него не замешанной.

Ее все обожали, и каждое воскресенье в пять часов все чистокровное респектабельное дамское общество собиралось на ее знаменитые чаепития. Причем ничего не изменилось, даже когда выяснилось, что мистер Нотт является Пожирателем смерти. Правда, ему удалось вывернуться, но хотя его карьере пришел конец, Элеонора опять оказалась чистой как стеклышко и невинной как младенец. Особенно впечатлил момент ее ухода с работы сразу после Турнира Трех Волшебников, когда перед всеми встал выбор, на чью сторону встать — Дамблдора или Фаджа. Хитрая старуха просто заболела, притом диагноз был поставлен в больнице святого Мунго, и ей действительно требовалась длительная поездка на воды. Ну разве так бывает?

И вот теперь она вернулась — интересно, правда же? И вместо того, чтобы засесть в своей уютной норке, почему-то начала развивать странную активность. Притом не просто странную — непривычную. Разослать всей старой гвардии приглашение на чай. Ну и как это понять? Какой чай в такое время? Все нос на улицу высунуть боятся. Тут надо быть или полной дурой, а она кто угодно, но не дура, или… Ее, Риту, конечно, не пригласили — рылом не вышла, ну да ладно, переживем. Но зачем она ей сегодня? Что старухе нужно: информация, сплетни? Да мы с превеликим удовольствием, но неужели ей больше некого расспросить? С внуком тоже все непонятно. С чего это он бродит по городу с таким отребьем, с которым раньше и поздороваться было зазорно? Что он, что Забини… Да, что-то ребята мутят. А в мутной водичке рыбка ловится неплохо — правда, как бы самой ногу не откусили!

Размышления были прерваны внезапно возникшей на пороге хозяйкой — ишь как подкралась, сколопендра! Хорошо, что привычная милая улыбочка сидит на лице как приклеенная — мы ж профессионалы. Вообще она умница: ножки элегантно скрещены в лодыжках, прямая спина не касается спинки стула, ручки изящно лежат на маленькой сумочке. Вот смотри на меня и жалей, что на чай не звала!

— Рита, дорогая! — сухие губы касаются щеки, от волос приятно пахнет вербеной. Глаза просто лучатся добротой и радостью от встречи — прям еще чуть-чуть, и можно поверить, что бабка вся извелась, где же пропадала журналистка. — Вы выглядите просто прелестно! Как же я рада, что вы нашли время навестить меня в моем уединении…

Радостно бормоча дежурный набор фраз о том, какая это для нее честь и радость, Рита проследовала за хозяйкой в малую гостиную — или это у нее называется будуар? Домовиха, уже накрывшая столик, поправляла безукоризненно ровно разложенные белые льняные салфеточки, преданно ловя взгляд хозяйки.

— Я думаю, мы сможем сами разлить чай? — на все еще красивом и свежем лице — искреннее беспокойство. Еще бы — такая проблема!

— Конечно, миссис Нотт! — домовиха прямо-таки растворилась в воздухе. Вот она, старая школа. А чай и вправду невероятный. А пироги — что воздушный яблочный, что тыквенный, с пристроившимся рядышком шариком мороженого… Меренги, печенье, кексы, тостики, одного джема сорта три… Красиво живет, и это — просто так, для нее, Риты… Можно представить, как ломится стол по воскресеньям! Все-таки могла бы и ее пригласить, обидно же! И беседа под стать — о ранней весне, птичках, цветочках. Мило так, уютно, если хоть на минуту забыть о том, что пригласили ее вовсе не потому, что соскучились. Попробовать вернуть бабку на грешную землю? Нет, не стоит. В конце концов, это она ее пригласила, значит, разговор нужен ей, вот пусть и начинает сама. А мы будем улыбаться… и съедим еще вот эту печеньку.

— Трудное время нам выпало, Рита… Мы-то, старики, свое отжили, а вам тяжко приходится. Хотя по-своему интересно! Главное — понять, что происходит, и сделать правильный выбор. Мне кажется, именно сейчас, когда в стране все так нестабильно, нам, честным людям, просто нельзя отсиживаться в стороне. Я уже встречалась кое с кем из своих знакомых — люди обеспокоены, все стараются разобраться, кто же виноват в случившемся и как все можно исправить. А газеты только подливают масло в огонь, сеют панику…

Вот оно! Наконец-то! Похоже, заказ у нее есть! Статеечку на тему «не бойтесь, бабушки, Министерство с вами!» Да легко!

— Элеонора, я с радостью, это же моя работа! Скажите, что именно вы хотите, и я мигом напишу для вас статью!

Она еще не успела договорить, как поняла, что сморозила что-то не то. Хотя выражение лица у собеседницы совсем не изменилось, между ними выросла стена. Высоченная, каменная, с бойницами для прицельной стрельбы. И колючей проволокой сверху. Она дура… полная, совершенная дура! Обожралась сладенького на халяву, расслабилась, чуть не задремала и уж точно потеряла нюх! Какую статеечку для Элеоноры? Да зачем ей статеечка? Такие удавы не вылезают из норы, чтобы попросить о такой ерунде! Да тут должна быть не просто дичь… тут должны открыться какие-то невероятные перспективы, и бабка их отлично почуяла. Притом придумала, как подползти, слопать и не получить по носу, потому как иначе сидела бы она на своих водах подальше от всего этого бреда. А ты… вот так упустить свой звездный час? Ну, прости меня… ну, пожалуйста! Господь Всемогущий, Великий Мерлин, ну, кто там есть, услышьте меня, спасите! Я для вас буду землю жрать, прыгну в любое горящее кольцо, только подскажите — какое? Вы его сами подожжете, или мне самой? Я же с радостью…

Ложка с омерзительным дребезжащим звуком упала на блюдечко. Пальцы — чужие, холодные, неловкие — слепо шарили по скатерти. Жалкая улыбка сползала с побледневшего лица куда-то вбок.

— Рита! Я старая женщина и давно отошла от дел. Зачем мне статья? Я просто хочу дожить остаток своих дней в тишине и покое… Попробуйте шоколадный кекс, он сегодня особенно удачен! Еще чая?

Нет, звук молотка, вбивающего гвозди в крышку твоего гроба, — это не страшно. Страшно именно это — уютная комната, золотой, напоенный ароматом сирени, воздух льется в окно вместе с птичьими трелями. Ты здесь в первый и последний раз. Сейчас остается только поблагодарить хозяйку за теплый прием, гордо выйти из этого чертова дома, доползти до своей спальни и повеситься на собственной люстре. Потому что такой дуре не место в этом мире. Потому что жить дальше, зная, что ты виновата во всем сама, просто невыносимо. А эта старая акула, лениво взмахнув хвостом, отгрызет свой громадный шмат свежего мяса и заляжет на дно с привычным невинным выражением на лице. И кто-то другой подберет милостиво оставленные крошки, и хватит их ему на всю оставшуюся жизнь.

— Миссис Нотт, простите меня! Я совсем не это хотела сказать. Конечно, вам не нужная моя помощь! Вы… вы всегда были для меня идеалом… ваш ум, знания, опыт… Я вами всегда восхищалась! Я просто хотела вас попросить… Может быть, вы будете так любезны и подскажите мне какую-нибудь тему, которая, на ваш взгляд, покажется интересной читателям и которая могла бы принести пользу? А я приложу все усилия… — Рита не сразу поняла, что это жалкое блеяние издает она.

И вдруг как во сне она почувствовала, как ее дрожащие пальцы сжала теплая ухоженная рука.

— Моя дорогая, что же ты так разволновалась? Все хорошо, ты меня ничем не обидела. Я рада, что мы поняли друг друга. Ну, успокойся… — белоснежный носовой платок, явно не ее, оказался рядом с чашкой, и она схватила его, как утопающий — спасательный круг.

— Может, тебе стоит пойти освежиться? А потом мы пройдем в кабинет и вместе подумаем, что написать…

Похоже, что тот, кто сидит наверху и решает, кому дать шанс, а кого небрежно уронить в пропасть, в этот раз услышал ее молитвы. Кто бы ты ни был — спасибо!

* * *

Светло-зеленый лист, тихо кружась, опустился в траву в паре шагов от нее. Красивое сердечко с ярко-желтыми краями, непривычно осеннее и грустное. Поднять его почему-то было очень важно, но Гермиона не смогла заставить себя встать. Вчера она из последних сил наломала веток — или это было позавчера? — и теперь лежала на них, укутавшись в обрывки мантии. Раз куда бы она ни шла, все равно выходит сюда, значит, идти нет смысла. Надо было придумывать новые теории, проверять их, бороться, но почему-то ей стало все равно. Мысли текли вяло, это были даже не мысли, а ряд образов, сменяющих друг друга. Воспоминания, грезы, мечты, сожаления. Гермиона понимала, что умирает, и это было грустно, но не более. Быть лучшей ученицей школы, подругой Избранного, пройти столько испытаний только для того, чтобы так бесславно умереть. Как нищенка под чужим забором, но такова жизнь. Жаль, что она больше не поможет Гарри, не увидит Рона, не убедится, что Луна смогла спастись. Хорошо, что хоть с родителями попрощалась. И еще обидно, что она так и не узнает, был ли у нее шанс спастись.

А мир вокруг сходил с ума. Или это сходит с ума она? Пространство вокруг распадалось на отдельные окна, в которых отражались незнакомые комнаты, коридоры, люди. Они двигались, разговаривали, смеялись, жили обычной жизнью, и никому из них не было дела до нее.

Гермиона перевела взгляд на свое окно — так она теперь в мыслях называла место, куда ее привела тропа. Эту комнату она уже изучила в мельчайших деталях. Почему-то ей было приятно узнать, что ее хозяин не магл, а настоящий волшебник. Лет тридцати, симпатичный, высокий, широкоплечий, с коротко стриженными темно-русыми волосами. Наверняка он помог бы, если бы узнал, что она здесь, но он не может ее увидеть. Гермиона не винила его за это, наоборот, испытывала странную благодарность, что он здесь, рядом, и ни разу не попытался ее обмануть, прикинувшись, что видит и может спасти. Почти все время он проводил за письменным столом: читал какие-то рукописи, иногда взмахом волшебной палочки доставал из шкафа книги, делал выписки. Интересно, над чем он работает? Как же ей хотелось очутиться за таким же столом, заваленным пыльными фолиантами, и читать, читать… У нее появилась привычка здороваться с ним по утрам и подолгу говорить, особенно вечером, когда пламя свечей на его столе рисовало колеблющийся полукруг на поляне.

Но сегодня он почему-то не зажег свечи, а, поставив на стол огромную уродливую кружку, пропал. Ее это возмутило — кто же наливает чай в такое безобразие? Хотя там мог быть и не чай, но кто же будет пить что-то другое, если можно пить чай? Сладкий, со сливками… Ей самой стало смешно от этих мыслей. Удивительно, ведь раньше она была к чаю равнодушна. Свернувшись калачиком, Гермиона ждала. А вокруг кривлялись разной формы окна, некоторые — яркие, слепящие глаза, другие — мутные, искаженные или какие-то грязные. Они болтали, смеялись и действовали на нервы. Если бы у нее были силы, она бы просто ушла куда-нибудь в тишину, но покинуть друга не было ни возможности, ни желания.

— Эй вы, помолчите хоть минуту! Не хотите помочь, так хоть не бесите! — она понимала, что говорить с ними бесполезно, но раздражение требовало выхода.

— Слышать голоса — дурной знак даже в волшебном мире, — звонкий детский голос показался странно знакомым. Ей стало страшно, как тогда, на поляне в сосновом лесу. Горло перехватило, девушка не могла даже крикнуть. Непонятно откуда возникла уверенность, что голос вышел не из окон. Это сказал кто-то здесь, рядом, на поляне, прямо за ее спиной. И эту фразу она слышала раньше.

…Она вспомнила все, как будто увидела отражение в окне, — коридор, Гарри, Рона и себя. И надпись на стене, сделанную кровью, и Рона, говорящего Гарри именно эти слова. С ней играет не этот мир, а ее собственный разум.

— Кто ты? — голос вернулся, сиплый, придушенный, чужой.

— Дорогая, иди-ка ты спать, пока не ввязалась в такое, из-за чего умрешь, или, еще хуже, вылетишь из школы!

Лес, поляна, ветер — все хохотало злыми, безумными голосами, выкрикивая что-то ей в след. Гермиона бежала так, как не бегала еще никогда. Темный лес пытался схватить ее корявыми ветками, ноги путались в траве и подгибались, сердце рвалось на части. Но она прорывалась через какие-то заросли, не думая ни о чем, подгоняемая то ли страхом, то ли безумием. Внезапно впереди она увидела свет. Или ей опять мерещится? Нет, это, наверное, друг зажег, наконец, свечи. Она же не может уйти с этой поляны, но вдвоем будет не так страшно. Огонь разгонит призраков, она сядет рядом с ним, и все будет хорошо. На подгибающихся от невероятной усталости ногах Гермиона продиралась сквозь бурелом к спасительному свету. Но что это? Свечи так не горят, это явно отблески костра.

Лес внезапно закончился поляной, и эта поляна была совсем не пуста. Уцепившись за толстую ветку, Гермиона смотрела в глаза очередному своему бреду. Этого не могло быть, но она видела все совершенно ясно. Грубо сколоченный стол, простые скамейки выступали из темноты, освещаемые жарким пламенем костра. Людей на поляне не было, но от двух тонких чашек — не чета глиняному безобразию друга — поднимался пар, и Гермиона нерешительно шагнула в круг света. Это было глупо, но она ничего не могла с собой поделать — ведь там был чай, там обязан быть чай!

— И чего тебе здесь надо? — знакомый, но странно холодный голос заставил вздрогнуть. На другом краю поляны стоял Гарри, вот только на себя он похож совсем не был. С каким-то презрительным любопытством на лице, элегантно одетый, он смотрелся здесь неуместно. Наверно, именно так всегда и хотел выглядеть Малфой, когда не шел красными пятнами, но Гарри… Гермиона замерла, не в силах пошевелиться, а нереальное видение меж тем хмыкнуло и, одернув брюки, присело на край скамейки.

— З-здравствуйте, — сама мысль обращаться на ты к этому Гарри казалась нелепой, — а можно чаю?

— Девочка, а ты сказки читала? Вроде маглорожденная, тебе положено, — этот голос она не узнала, и слава Богу! Очередного бреда из ее прошлой жизни Гермиона бы не выдержала. Две девушки, появившиеся из ниоткуда, были ей совершенно незнакомы, но мысль, что теперь три из шести приборов на столе заняты, как-то отстраненно нервировала. — Алисе никто и никогда не предложит чаю, так уж жизнь устроена. А ты, к тому же, не Алиса, она приедет позже. Вернее, не совсем она, но это же только пока!

Девушки засмеялись, Гарри, вставший при их появлении, подхватил. И что она сказала смешного? Хотя ее кошмарам, похоже, и не надо причин, чтобы очередной раз ее же унизить.

— А вот подстричься тебе действительно не помешает, — добавила вторая незнакомка, разливая горячий красноватый чай себе и своей спутнице. Гермиона сделала несколько шагов к столу. Да, это определенно бред, но погреться у костра он ей не помешает! Она устроилась у огня, с тоской наблюдая за чаевничающими. Пламя было теплым и казалось абсолютно реальным, может, и чай существует на самом деле?

— Что ты хочешь этим сказать? Тебе не нравятся мои волосы? Ей нужно всего лишь расчесаться, — голос звучал преувеличено оскорбленно, каштановая волна волос сидящей напротив девушки упала за спину, открыв лицо. Такое знакомое, Гермиона не раз видела его… в зеркале. В голове помутилось, на лбу выступила испарина, и близость костра была в этом не повинна. Это уже чересчур! У любой жестокости есть пределы, она ведь и так умирает, так почему мир не дает ей сделать это спокойно, у своего окна, где никто над ней не издевается? Где над ней не смеется она же, а разум не играет свои злые шутки?

Из темноты появился Малфой — конечно, она ведь недавно его вспоминала. Окинул ее неопределенным взглядом, поставил на стол корзинку для пикника, из которой девушки, что-то щебеча, извлекали тарелочки с пирожными, сандвичами и пирогами. У них же праздник, у этого безумного мира праздник, ему удалось загнать ее в угол!

— Это вы ее сюда привели? Зачем? — поинтересовался Драко, принимая у Гарри чашку с чаем. Четыре из шести.

— Нет, она сама нас нашла. Мио, передай, пожалуйста, кекс. И, кстати, попросила чаю, — девушка никогда, никогда не видела у друга такой мерзкой улыбки. Тихо всхлипнув, Гермиона продолжала наблюдать за играми своего воображения. Нет, не мог же Малфой, которого знала она, вскинуться после этих слов?!

— Она умирает, а вам жалко для нее чаю? Это жестоко!

— Ну, ты же видишь, ей ничто уже не поможет, — тон Гарри смягчился, рука примирительно легла на плечо слизеринца. В жесте не было ничего непристойного, но Гермиону передернуло от отвращения. Значит, в этом мире лучший друг холоден только с ней, а со злейшим врагом любезничает?

— Я с этой грязнулей за стол не сяду, поможет ей это или нет! — критиковавшая ее внешность минутой ранее блондинка скорчила гримаску и подчеркнуто медленно долила себе чаю, пристально глядя на Гермиону. И как не разлила только? Гермионе показалось, что в ответный взгляд она вложила всю ненависть к этому чокнутому миру, но в ледяных синих глазах ничего не дрогнуло. — К тому же она слабая… я ждала от нее большего!

— Это не ее вина, она все делала правильно! — скинув руку Гарри, Малфой схватил одну из чистых чашек, плеснул туда молока и потянулся за чайником. Гарри и та, другая Гермиона воззрились на него с искренним недоумением, блондинка лишь презрительно скривила губы. — Вы как хотите, но она выпьет чая, с сахаром и сливками! Прямо у костра.

— Большое спасибо, но я не голодна, — вложив в голос все остатки гордости, Гермиона встала и направилась к лесу. — Приятного аппетита!

Потом она будет об этом жалеть, но принять чай из рук Малфоя, даже этого — ни за что! Пусть Гарри гладит его по плечику, да хоть за коленки хватает, но она даже в бреду не примет подачки.

Освещенная костром поляна таяла за спиной. Никто не попытался ее вернуть, и добрый Малфой не погнался за ней в надежде напоить чаем, на что она в тайне надеялась. Зря она так, но презирать себя потом всю оставшуюся жизнь за паршивую чашку чая… Хотя сколько ей осталось?

Она не услышала никакого шума, все случилось слишком внезапно. Вылетевший из-за деревьев черный ураган почти сбил ее с ног, и, задохнувшись от ужаса, она метнулась в сторону. Всадник резко натянул поводья, вздернув гигантского коня на дыбы. Копыта, огромные, как десертные тарелки, замолотили воздух, изо рта валили хлопья пены. Изогнув шею и визгливо заржав, злобная тварь косила на Гермиону дьявольским глазом, но, подчинившись воле наездника, опустилась на четыре ноги и отпрыгнула в сторону.

— Кто здесь? Ты сошла с ума, ненормальная?

Мало того, что грязнуля нечесаная, так еще и ненормальная? Сам наскочил на нее на своем монстре, а она еще и виновата? Должны же быть какие-то правила движения на этих…

Отвечать грубияну она сочла ниже своего достоинства. Еще и с собственным бредом ругаться? Спасибо, не надо, она просто пойдет на свою поляну, сядет рядом с другом, будет смотреть на свечи и жаловаться на свою несчастную жизнь. Замерев за кустами, девушка наблюдала, как незнакомец, привстав на стременах, оглядывает окрестность.

— Осторожнее, здесь кто-то бродит, думаю, это та девчонка. Бросилась под копыта…

Угу, она еще и неудавшаяся самоубийца. Собственному бреду мешает жить и устраивать ночные гонки. Хоть бы шею себе свернул.

По тропинке прогарцевало еще одно чудище, но поменьше, с какой-то ненормальной, торчавшей на спине. И после этого они еще говорят, что это она сумасшедшая? Что-то тихо и ласково промурлыкав, девица пристроила свою зверюгу рядом с вороным, и парочка удалилась в сторону поляны. Подождав еще несколько минут, не появятся ли еще экстремалы, Гермиона, ворча под нос, направилась "к себе". Хорошо, когда не важно, куда идти — все равно придешь туда, куда надо. Правда, в прошлый раз она выбрела совсем в другое место, но на этот раз ей повезло.

Он сидел за столом и читал, свечи горели. Гермионе сразу стало спокойно.

— Как хорошо, что ты пришел, — тихо проведя ладонью по стеклу, Гермиона прижалась к ней щекой. — Я тебя ждала, а они… За что? Сами бы месяц побегали по лесу — я бы посмотрела, на кого они бы стали похожи с их прическами и каблучками. А я не неряха, просто так получилось, ты же понимаешь... И чаю не дали, только Малфой предложил, но я отказалась. И там был Гарри — я тебе про него говорила. Но это был не он. Гарри добрый, он мой лучший друг, и он так не одевается. А Малфой противный, вот он бы для меня чаю пожалел точно. Не этот Малфой, а настоящий. А Гермиона смеялась, и звали ее Мио. А меня друзья зовут Гермионой, а Мио можно звать только кошку. Но это не была я…

Слезы текли из глаз. Она сама понимала, что даже если бы друг ее слышал, то не понял бы ни слова. Да и было ли это на самом деле? Или опять морок?

— Прости, наверное, у меня бред. Или я сошла с ума окончательно, — незнакомец поднял глаза. Как будто услышал и посочувствовал, и Гермиона была ему за это благодарна. — Я тебя отвлекаю? Извини, я буду молчать, а ты работай спокойно. А я прилягу и попытаюсь уснуть. Все-таки я не могу понять — за что? — дойдя до своего гнездышка, Гермиона подняла останки мантии. Влажная ткань расползалась в руках. Надо было оставить ее на солнышке, а она забыла. — Спокойной ночи!

Но волшебник почему-то резко отодвинул кресло, встал из-за стола и направился прямо к ней. Нет, только не это, только не он! Бросившись к окну, она встретилась с ним взглядом.

Мужчина внимательно и задумчиво смотрел ей в глаза, потом поднял руку и прижал к стеклу. Задрожав, Гермиона коснулась пальцами широкой ладони, вернее — стекла между ними.

— Пожалуйста, не надо. Ты не можешь меня видеть! Я не смогу, если еще и ты… Я же смирилась, я ничего не прошу, просто мне так страшно быть совсем одной, когда я буду…

Он услышал и вернулся к столу. Гермиона, устало махнув рукой, легла на свое неудобное ложе и набросила на ноги мантию. Теперь можно и уснуть. Подняв глаза на окно, она тихо улыбнулась свечам. Темный силуэт перед окном, подсвеченный лишь сзади, она заметила не сразу. Но увидев, мгновенно узнала.

Обиды не было — была только ярость: дикая, захлестнувшая, словно адское пламя. Разбить окно, чтобы не позволить… Она даже не могла понять, что именно, хотелось просто убить всех призраков, изгадивших все в ее душе. Руки шарили по земле — где-то там был камень, она точно помнит.

Булыжник не стал прятаться. Зажав его в ладони, Гермиона, захлебываясь слезами и бормоча проклятия, поковыляла к предательскому прямоугольнику. Но мужчина молча шагнул навстречу — огромный, с бычьей шеей и могучими руками. Почему она решила, что он ей друг?

— Я тебя ненавижу, я же просила, а ты… Ты меня предал! — разбить его, потом — окно. Пусть оба разлетятся осколками и сгинут без следа! Камень выскочил из пальцев и упал в траву. Упав на четвереньки, она слепо шарила по черной траве. Скорее, он все ближе! Размахнувшись, она метнула булыжник туда, где было это лицо, доброе, понимающее, оказавшееся таким подлым. Но сил не хватило. Камень, не долетев, упал на землю. Трава неожиданно метнулась вверх, больно ударила по лицу, и наступила темнота.

* * *

Даже странно, что не так давно сидеть в этом кабинете — на первом этаже, всего через комнату от приемной Министра магии — казалось несбыточной мечтой. Младший помощник министра! Мало кому удавалось так быстро взлететь вверх по карьерной лестнице. Как же он гордился собой, когда на золотой табличке появилась надпись «Персиваль Уизли»!

Огромный кабинет, темные шторы, целых два окна, невероятный стол, за которым он будет вносить свой посильный вклад… Кожаный диван, на котором просители или сослуживцы будут замирать, внимая ему… Он оправдает доверие! Никто не знает протоколы, циркуляры, акты, решения и постановления так хорошо, как он, и ни для кого за этими сухими строками не слышится музыка — строгая, совершенная, безупречная. Родители не понимают, как это важно, что иначе все погрузится в хаос.

«За незнание законов оправданий нет». Эти слова он велел написать на куске пергамента и вставить в рамку, и они висели над его столом под портретом Министра. Только есть ли в таком случае оправдания для самого Министра? Хаос, которого так боялся Перси, накрыл Министерство как мутная волна. С виду работа кипела — каждый час секретарша открывала дверь, и в кабинет влетала стайка “самолетиков”. Покружившись над столом, они падали на ковер и лежали там, пока Венди не собирала их и не складывала на угол стола стопочкой, медленно собирающей пыль. Их можно было прочитать и убить время на рассылку таких же по отделам, но Перси понимал, что их ждет такая же участь. Его мнение, знания, энергия не имели никакой ценности. Все решали двое — Пий Толстоватый и Долорес Амбридж. Если кто и знал законы лучше Перси, так это она. И никто, как она, не умел их игнорировать, притом всякий раз находя оправдания. Бредовые, но всех почему-то устраивающие.

Тяжко вздохнув, Перси притянул к себе отвратительную розовую папку с завязочками. Странно, что не украшенную кружавчиками и котятами. Там были документы, игнорировать существование которых у него не было права. Их нужно было согласовать с начальниками отделов, поставить печати Министерства, все три: большую, среднюю и малую, и печать Визенгамота. С последней давно была проблема — ей распоряжался действительный Глава, а после смерти Дамблдора он так и не был избран. Вернее, был, но на Совет смогли собрать менее трети состава, остальные или погибли, или бежали, так что вновь избранного главу Печать признать не пожелала и гордо растворилась в воздухе. Перси ее за это глубоко уважал — ему бы тоже было противно участвовать во всем этом.

Словно почувствовав, что, наконец, нужна начальнику, секретарша просунула в дверь хорошенькую мордашку.

— Зайдите к Яксли и Салливану и скажите, что мне нужно согласовать с ними ряд документов. Определитесь со временем, которое будет удобно для обоих, и сообщите мне. На завтрашнее утро назначьте совещание с руководителями отделов и можете быть свободны на сегодня.

— А может, их тоже пригласить на совещание?

— Венди, я сказал вам, что делать. Если вы не поняли, впредь я буду передавать распоряжения в письменном виде.

Девочка покраснела почти до слез. Стало стыдно — нельзя срывать злость на подчиненных. А она так старается… Какой цветник разбила у него на подоконнике! Прическу сделала, как у Пенни, и улыбаться старается так же. Дурочка, ну куда тебе до нее!

В дверь постучали — требовательно, но не нагло.

— Гавейн, заходи!

— Хоть бы раз ошибся! Как ты меня чувствуешь? Прошлый раз я стукнул три раза, сейчас — два.

Перси улыбнулся. Робардс был одним из немногих оставшихся работников, кто был ему симпатичен. Старше его лет на десять, умен, прекрасно образован, честолюбив, но по трупам ходить не любит. Хотя может… Жаль, что нынешней власти такие люди не нужны.

— Что у нас нового? И где наша милая Венди? Побежала тебе за супчиком? — откинувшись на спинку дивана, Гавейн откровенно веселился.

— Пошла к твоему Яксли, завтра надо подписать новые постановления Амбридж.

— Дай посмеяться! А Яксли не придет, его сегодня нет, и завтра тоже не будет. Так что согласовывать будешь со мной.

— Не смогу, там согласовывать ничего не надо — без нас решили уже все. Надо шлепнуть печати отделов, а ты не сможешь.

— Угу, не смогу! — приятель скорчил такую несчастную рожу, что Перси не смог сдержать улыбку. — Так что Долорес придется не заметить отсутствия еще одной печати. И тебе, мальчик мой, быть биту…

— Биту мне быть все равно. Печати Визенгамота как не было, так и нет. И каждый раз она так удивляется, словно первый раз об этом слышит. А виноват как всегда я.

— Ну, кто-то же должен. Ладно, не переживай, я подпишу, печать не поставим, подпись есть, печать у Яксли, Яксли нет. Так что ты чист, как кальмар.

— Это как?

— Дурашка, он же водяной. Вся грязь давно отмылась.

Гибким движением поднявшись с дивана, Робардс направился к двери.

— Перси, — неожиданно он открыл дверь в приемную, выглянул и вернулся обратно. Улыбки на лице уже не было. — Хочешь совет друга? Папку свою спрячь подальше. Я понимаю, дело хорошее, благородное и даже не противозаконное, да время не то. Я ж не говорю — уничтожь, но сейчас не стоит. Уже разговоры идут…

Веселье словно смыло ледяной водой. Про папку он говорил только двоим — Пию и Робардсу. Пий выразился настолько резко и однозначно, что осталось только убрать ее в стол. Гавейн про нее знал с самого начала, энтузиазма не испытывал, но и бросить это дело не советовал.

И что теперь делать? Слухи летят быстрее фестралов, и люди поверили, что к нему можно прийти со своей бедой. Правда, он никому не смог пока помочь, но, как сказала вчера пожилая волшебница — хоть не прогнал, выслушал. Получается, что теперь он и этого не сможет сделать?

В дверь влетела очередная стайка самолетиков. Первые дни он честно пытался их читать, но потом подсчитал, что на них в день должно уходить порядка двенадцати часов. А рабочий день — восемь. Тем более что действительно важные документы ему присылают с секретарями или заносят сами. Сердито смахнув со стола копошащиеся служебные записки, Перси решительно протер очки, взял портфель и, накинув мантию, вышел из кабинета.

Вечер был чудесный. Он как-то даже не заметил, что весна уже в самом разгаре. В воздухе пахло сиренью и почему-то пирожками, и захотелось пройтись по улице. Хоть немного. Перекинув мантию через плечо, молодой волшебник сразу превратился в преуспевающего магла — очки в дорогой оправе, хороший костюм, отличные ботинки. Никто больше не оборачивался ему вслед, так что можно было расслабиться и получать удовольствие. А может, зайти в булочную и купить Пенни пирожных?

Шаги за спиной он услышал не сразу. Вернее — не обратил на них внимание. Мало ли кто, как и он, идет по своим делам теплым весенним вечером по тихой улице? Но, замерев на секунду у ярко освещенной витрины, понял, что неизвестный замер тоже. Притом в темноте, не желая показаться на глаза. Стало неспокойно. Кто это может быть? Какой-нибудь магловский бандит, надеющийся на поживу? Или за ним послали шпиона? Незаметно вынув волшебную палочку, он прикрыл ее мантией. Но легче не стало. А может, ну ее, эту прогулку? Аппарировать домой?

— Мистер Уизли! — это явно не магл. — Прошу меня простить, но не затруднит ли вас уделить мне несколько минут? Я понимаю, что вы торопитесь домой, но кроме вас мне никто не сможет помочь…

Выступившего из тени человека он знал, правда, не помнил имени. Да, стоило купить пирожные, но у Пенни наверняка найдется что-нибудь вкусненькое к чаю. На работе принять он его теперь не сможет, но сегодня в синей папке явно прибавится еще одно дело.

Конец первой части

16 апреля 1998 года

Баю-баюшки-баю,

не ложися на краю.

Я всегда ложуся с краю.

И спокойно засыпаю.

м/ф Бременские музыканты, «Колыбельная»

То, что это сон, Гермиона поняла сразу — темнота не может быть такой непроглядной, на небе должны сиять звезды, а месяц вообще все неплохо освещает. И только во сне может быть так тепло и уютно. Она захотела перевернуться на бок, но не решилась, боясь вспугнуть это чудо. Да, странные желания ее посещают последнее время — выпить чаю и провести ночь в тепле, а тут — кровать, лучше, чем в Хогвартсе, даже не матрас, а что-то намного мягче, куда тело проваливается, словно в гору пуха. А под головой, наверное, облако, да и таких мягких невесомых одеял не бывает. Не сдержавшись, Гермиона провела рукой по простыне. Сон не испугался, и она решилась перевернуться на бок и протянуть руку вперед. Пальцы уткнулись в тяжелую плотную ткань, напоминающую полог постели в школе. После нескольких секунд внутренней борьбы Гермиона все-таки осмелилась немного сдвинуть ткань в сторону и выглянуть наружу.

Увиденное обескуражило. Похоже, она и вправду находилась в постели, стоящей в незнакомой комнате, слабо освещенной парой свечей. Гермиона несмело спустила ноги на пол. Босые ступни коснулись густого мягкого меха — наверное, около кровати лежит шкура, в полумраке не разберешь. Она чувствовала себя как-то странно — тело почти не болело, мысли не путались, только слегка кружилась голова. Подняв руку, Гермиона коснулась затылка, и резко отдернула пальцы. Раны на голове не было, мало того — насколько она могла понять, проведя по волосам, кто-то не просто помыл и расчесал ей волосы, но и заплел их в две трогательные косички, украшенные наивно белевшими в темноте бантиками. Вместо рваного свитера и джинсов теперь на ней была ночная рубашка. Не привычная пижама, а нечто, виденное только в старых магловских фильмах — длинная, почти до щиколоток, из белого полотна, под горло, да еще и с длинными рукавами. Это было так забавно, что даже неприятная мысль о том, что кто-то ее искупал и переодел, сразу отступила.

Теперь, когда глаза привыкли к освещению, Гермиона попыталась рассмотреть комнату получше. Около кровати стояла тумба с несколькими выдвижными ящичками, заглянуть в которые она не решилась — обыскивать чужую комнату, даже во сне, — явный перебор. И тут желудок скрутило так, что она чуть не застонала — на тумбочке стояла вазочка, полная печенья. Как же она, оказывается, хочет есть! Удивительно, столько дней мысли о еде ее совсем не тревожили, а тут… Она несмело взяла золотистое сердечко, политое розовой глазурью, и откусила краешек. Это точно сон — таким вкусным настоящее печенье быть не может. Заурчав от удовольствия, Гермиона схватила вазочку и, присев на кровать, стала жадно есть. Ей было невыносимо стыдно, но остановить ее могла только Авада. Лимонное, шоколадное, имбирное, коричное, с прослойкой мармелада — какого тут только не было! Скорее, пока она не проснулась! Гермиона поперхнулась и едва сдержала кашель. Чем бы запить? На столе стоял кувшин — и как же она его не заметила раньше? Тонкого прозрачного стекла, наполненный чем-то золотистым. Холодный чай? Не лучший вариант, конечно, она бы предпочла горячий и со сливками, но запить можно.

Поставив наполовину опустошенную вазочку на стол, Гермиона наполнила стакан и сделала глоток. Это был не чай. Напиток был приятный, но совершенно незнакомый. Он чем-то напоминал отвар шиповника, но сдобренный какими-то неизвестными травами. Ей стало неспокойно. Может, не стоит пить? Хотя это смешно — кто же может отравить ее во сне? Да и вообще — вылечить раны, переодеть в хрустящую от крахмала сорочку, а потом отравить — глупо. Так что, смело допив все, что осталось в стакане, Гермиона принялась за печенье. Теперь она уже не так торопилась и ела не все подряд, а по порядку, чтобы не мешать вкусы. Все-таки вазочка могла бы быть и побольше! Такой отличный сон, а печенья пожалели. Хотя чем дальше, тем больше она сомневалась, что все это ей снится. Но все равно, пока она не доест, ни о чем думать не будет. Главное — оставить в вазочке хоть пять печений! Нет, четыре, три, два… Но два смотрятся на дне просто нелепо, так что пришлось и их слопать. Потом пальцем собрать крошки. Вот напиток остался — почти треть, так что все не так уж и страшно.

Гермиону охватило уже подзабытое чувство приятной сытой истомы. Губы сами собой складывались в довольную улыбку. Спать совершенно не хотелось, а вот осмотреть комнату — очень, но свечи освещали лишь изголовье. Конечно, можно взять подсвечник и пойти на разведку, но это неприлично даже во сне — в ночной рубашке топать по чужому дому в глухую полночь. Но любопытство — страшная сила. Она не будет бродить по комнате, только осмотрит то, что рядом с кроватью.

Витой старинный подсвечник оказался настолько тяжелым, что Гермиона чуть не уронила его на пол. Тихо помянув Мерлина, она оглянулась, решая, с чего начать. Ее внимание привлекло что-то странное прямо над тумбочкой. Какой-то предмет, старательно укрытый тканью, по обе стороны которого были закреплены подсвечники с незажженными свечами. Встав на цыпочки, Гермиона аккуратно сдвинула материю и едва удержала крик ужаса. Перед ней было небольшое зеркало в простой деревянной раме, но оттуда на нее глядела Беллатриса Блэк. Вернее, так ей показалось в первую секунду. У этой гарпии точно никогда не было косичек с бантиками.

Но эти глазищи, обведенные темными кругами, впалые щеки, растрескавшиеся губы…. Неужели она так изменилась? Хотя, сколько времени она провела на поляне? Неделю, две, три? Старательно прикрыв зеркало, Гермиона села на кровать и задумалась. Когда-то отец рассказывал ей про маглов, потерявшихся в лесу, и сколько времени можно прожить без еды. Не так уж и много, а у нее были только сандвичи, которые она съела в первые же дни, да редкие ягоды. Так что получается, что не больше пары недель.

Вставать расхотелось. Страх прошел, но ее все равно познабливало. И увидела она всего лишь зеркало — а при мысли о том, что где-то в глубине комнаты есть еще и окно… Теперь она уже не знала, что и думать. На сон это походило все меньше, но как она оказалась здесь? Воспоминания путались, вызывая головную боль. Поляна в лесу, Гарри и Драко…Гермиону передернуло от отвращения. Потом лес и лошади, выскочившие на нее из темноты. Ее опушка, и друг, все-таки предавший. Что из этого могло быть правдой? Похоже, что ничего.

Под одеялом так тепло и уютно! Но она не может позволить себе уснуть. Если это сон, то им надо насладиться в полной мере. Если нет — ей есть о чем подумать. Хотя бы о том, что она скажет завтра хозяевам. Только пусть цикады за окном хоть на минуту перестанут петь!

Она скажет…

Скажет…

* * *

Время шло. Он принял решение сразу, как дочитал статьи, вернее — на следующее утро. Тогда он не мог заставить себя думать. Хотелось одного — последовать совету Скитер и убежать так далеко, как это только возможно, забиться с норку и ни о чем не думать.

Первой статье уже месяц. Отвечать на нее поздно, да и нечего. Куски пергамента покрывались птичками, тучками, жучками и невнятными чугунными фразами о том, что зло должно быть наказано.

Самое смешное, что это была правда. Дамблдор тогда сказал — Лорд сам выбрал его и отметил как равного. Или его выбрал Дамблдор, а шрам тут ни при чем? Но зачем было делать все так сложно? Ведь он и так был готов и к борьбе, и к правде. Хотя был ли? Едва ли в одиннадцать лет он понимал то, с чем придется столкнуться. Иначе не Гермиона, а он зарылся бы в учебники, стараясь подготовиться к тому, что его ждет. А он просто жил, спал на уроках, играл в плюй-камни и все его победы — результат невероятного разгильдяйства и сказочного везения. И вот ему семнадцать, и рядом нет никого, кто мог бы его учить.

А его война со Снейпом! Да какое ему дело до его перхоти? Профессор мог его многому научить, а он, даже узнав, что именно он был Принцем-полукровкой, не сделал выводов. Как же сейчас ему это пригодилось бы — умение придумывать собственные заклинания, боевые знания, даже Темная магия. Если это умеют враги, значит, и ему это необходимо.

План Дамблдора рухнул, это приходится признать. Теперь против него — Волдеморт, вооружившийся Бузинной палочкой. А крестражи так же недоступны, как и раньше. И все, что у него есть, — это группа почти детей, готовых умереть. За что? За него, за Дамблдора?

Эта мысль потрясла. Отряд Дамблдора. Отряд, названный именем величайшего манипулятора, игравшего ими, как марионетками. И сейчас он ведет себя так же. Сидит, спрятав правду под матрас, и думает, как закрутить ее в ложь так, чтобы остальные не заметили. Нет, он должен сказать все, и пусть ребята сами решают, готовы ли они умереть за это. А главное... они же могли прочитать статью еще тогда, в Хогвартсе. Или не могли? Они же жили в Выручай-комнате. Туда запросто могли приходить газеты, или их передавал Аберфорт. Но показал бы он ребятам такую статью? Скорее всего — да, ведь и им с Роном он хотел сказать правду. Может быть, именно благодаря статье?

Если они прочитали все, то почему тогда здесь? Почему верят, гордятся, что они — отряд Дамблдора, а он — их предводитель? И почему никто не задал ни одного вопроса?

А если… не знают?

Надо было решиться в первый же вечер, вернее — второй, и он и вправду хотел это сделать. Но случилось то, чего он боялся с самого начала. Кричер, исцарапанный и в порванном полотенце, вызвал его под конец тренировки и рассказал, что Крюкохват попытался сбежать. Бдительный эльф уцепился за меч и отстоял хозяйское добро, но гоблину удалось скрыться.

Еще один пример разгильдяйства и везения. Знал же, что Крюкохвату верить нельзя! Да, пока все, что он сделал разумного, — это позвал Кричера, да и то по подсказке МакГонагалл. Загонять себя тренировками до полуобморочного состояния — не выход, хотя после такой нагрузки и нет сил думать. Хочется только добраться до кровати и уснуть. Но ребят жалко, они уже на пределе, даже Симус перестал хихикать, а от Невилла осталась тень — у него не получается уже просто от того, что он смертельно устал и потерял веру в себя. А он еще и это все на них свалит!

Но выбора нет. У Дамблдора была та же отговорка. Так что придется сегодня закончить тренировку пораньше и все рассказать.

Честно.

Ну, почти все.

И почти честно.

* * *

Проснуться от птичьих трелей было так прекрасно! Что это? Реальность или сон с продолжением? Разум говорил, что все это происходит с ней на самом деле, но можно ли ему верить? Но что бы там ни было, постель была такой же мягкой и хрустящей, косички — дурацкими, а чувство голода — неистребимым.

Откинув полог, Гермиона бросила взгляд на вазочку. Печенье не появилось. Чтобы хоть чем-то заглушить резь в желудке, она выпила глоток напитка и огляделась по сторонам. Утром комната оказалась значительно меньше, чем ей казалось ночью. Солнце пыталось пробиться к ней веселым лучиком сквозь тяжелую ткань, кружа пылинки. Отдернув шторы, Гермиона оторопело уставилась вдаль. Она понимала, что окно вряд ли будет выходить на опушку леса или бескрайнюю ковыльную степь. Но высоченных гор с заснеженными вершинами, сверкающими на солнце и яркими, как на открытке, на фоне невероятно синего неба, за окном быть не могло никак. Ей стало жутко. Это просто окно или окно? Окно в какую реальность? Или нереальность? Неужели этот кошмар не оставит ее никогда? Или она все-таки спит? Гермиона ущипнула себя за руку. Стало больно, кожа покраснела, но снежные вершины продолжали вызывающе сверкать.

Ну и сверкайте себе на здоровье! Прикрыв шторы, она оставила только зазоры с боков. Теперь окна не видно, а комната, с грехом пополам, освещена. Спальня ей понравилась, но что-то резало глаз — наверное, несоответствие между черным деревянным полом, почти полностью укрытым темными лохматыми шкурами, и светлыми стеновыми панелями, перемежающимися участками, обитыми тканью с красивым орнаментом из веток дуба. Но люстра, тяжелая, кованная, в виде переплетения ветвей, была роскошна и чудесно гармонировала с подсвечниками-деревьями, у подножия которых кабаны что-то искали в траве. И здесь было жарко. Хотелось открыть окно, но Гермиона не смогла себя заставить к нему подойти. Картины на стенах выдавали хозяев с головой. Их было две. Одна — сцена морской битвы, излишне яркая и неподвижная. Типично магловская и какая-то не английская. Вторая — группа людей, сидящих на поляне в лесу. Такая же мертвая. Нет, магловская живопись с ее немыми героями ее пониманию недоступна.

С другой стороны кровати стояла тумбочка, но вместо столика — красивый венский стул, обитый гобеленовой тканью. А на нем — о радость! — аккуратной стопочкой высилась ее одежда. Безукоризненно чистая, сухая, приятно пахнущая. Под свитером лежала бисерная сумочка, а в ней — все содержимое, притом именно в том виде, как она его и оставила — мокрое, с налетом плесени, издающее мерзкий запах. Но Гермиона была благодарна неизвестным за уважение к своим тайнам. Потом надо будет все разобрать и просушить. Палочка по-прежнему не проявляла признаков жизни.

Дверь открылась внезапно и беззвучно. Прежде чем Гермиона поняла, кто это возник на пороге, небрежно сжимая пальцами волшебную палочку, она вскочила и, скинув руку в привычном защитном движении, завопила, как первокурсница:

— Ступефай! — ничего, естественно, не произошло, но палочка незнакомца, вскинувшаяся в невербальном заклинании, отшвырнула ее на постель. Сорвав полог, Гермиона, судорожно извиваясь, барахталась на кровати, пытаясь выбраться из плена тяжелого бархата. Это удалось не сразу.

Сжавшись в комочек в углу кровати, Гермиона потирала ушибленное колено, готовая провалиться сквозь землю. Да что у нее с нервами? Тем более что она узнала вошедшего — это же он, ее друг. Получается, что виденное не было бредом, он и правда вышел из окна и спас ее. А она… Сперва швырнула в него камень, а сейчас еще и напасть пыталась. Если незнакомец отправит ее обратно, то будет прав.

А главное — что делать дальше? Так и сидеть, забившись в угол? Надо выйти и постараться все объяснить, но показаться перед посторонним человеком в одной ночной рубашке, босой, неумытой, с этими косичками... И получается, что это он ее купал, переодевал и лечил? Краска залила щеки, лицо и шею. Если бы у нее был выбор, она бы скорее вернулась обратно, чем вылезла из кровати. Чай из рук Малфоя был меньшим унижением.

Тихие шаги. Незнакомец подошел к постели с той стороны, где уцелел полог. На секунду остановившись, он деликатно постучал по деревянному витому столбику.

— Войдите! — да что она несет? Рука чуть отодвинула ткань в изножье кровати. На сбитое одеяло лег аккуратно сложенный халат или что-то на него похожее. И расческа. Голос, спокойный и полный дружеского участия, произнес:

— Милая барышня, думаю, нам стоит попробовать все с начала. Я выйду, а вы приведите себя в порядок. Эта дверь ведет в ванную, эта — в кабинет, когда будете готовы, я буду ждать вас там. Только не торопитесь.

Стало чуть полегче. Во всяком случае, если ее и выкинут обратно, то не сейчас. Быстро накинув огромный темно-зеленый халат, Гермиона робко высунула голову из-за полога. Незнакомец уже подходил к двери, и она робко его окликнула.

— Здравствуйте…

Улыбка его оказалась невуероятно подкупающей, по крайней мере, Гермиона не смогла не улыбнуться в ответ, несмотря на смущение. Пауза затягивалась, так что пришлось отодвинуть полог и выбраться из постели.

— Я забыл тапочки.

— Что вы, ничего страшного, мне даже нравится ходить босяком, а мех на полу такой приятный.

— Вы не сочтете меня грубым, если я спрошу ваше имя?

— Пе-пенелопа Кристалл, — слова вырвались сами собой. Ну вот, уже привычка.

— Пенелопа… красивое имя, но вам почему-то не идет, — мужчина снова улыбнулся и, взяв стул, перенес его почти к самой кровати. Гермиона села на одеяло. Зря она его окликнула. Надо было привести себя в порядок и продолжить разговор в какой-нибудь другой комнате. Зря отказалась от тапочек. И почему он не говорит свое имя?

— Спасибо вам огромное за все. Без вас я бы пропала, мистер…

— Зовите меня Марк. И без мистера, я не англичанин, к тому же я не настолько стар. Или я излишне фамильярен?

— Нет, что вы! Но я чувствую себя так неловко… Вы столько для меня сделали, а я на вас напала. Просто я не ожидала увидеть здесь волшебника, а палочка была в руках, и я…

— Пенелопа, не стоит извиняться. После того, что вам пришлось пережить, такая реакция вполне оправдана. Но надеюсь, что страх скоро пройдет. А пока расскажите мне, что с вами произошло.

Этого она и боялась. Что именно можно рассказать? Она же ничего про него не знает. А что, если перед ней тот самый хозяин взрывопотамов? То, что он все время проводит за письменным столом, ничего не значит. Может, он изучает способы их разведения?

— Я сама не поняла, как все случилось, — вздох прозвучал очень правдиво, но глаза она была вынуждена опустить — врать она не любила. Но умела. — Я гуляла по Косому переулку — надо было кое-то купить. Там была облава — люди выбежали из-за угла и начали палить из палочек заклятиями. Я испугалась, свернула в какой-то переулок, забежала в магазин, но там тоже был бой. В меня попали, а очнулась я на поляне, перед окном, где были вы. Это было вчера, нет, позавчера. Я не знала, что мне делать, сидела и ждала.

Он не верил ни одному слову, она это чувствовала. Откинувшись на спинку стула, он внимательно ее рассматривал, ненавязчиво крутя палочку сильными пальцами.

— И за два дня, сидя на поляне, вы так изранились и исхудали? И раны пришли в такое состояние? Странно… А какую роль в этой захватывающей истории играли взрывопотамы?

Откуда он узнал? Она погибла…

— Взрывопотамы? Какие взрывопотамы? Я не видела никаких взрывопотамов, никто давно их не видел!

— Действительно, но в бреду вы часто их вспоминали. Или вас так волнуют проблемы сохранения вымирающих магических животных?

— Марк, поверьте, я никому не скажу, вы же понимаете, да мне никто и не поверит… Я ж чокнутая, у меня бред, галлюцинации, рана на голове и это… как его… обезвоживание. И я говорила с Гарри, а Малфой пытался меня напоить чаем. И я себе грубила, но это была не я. И не Гарри, и не Драко… Но я вам это уже рассказывала в тот вечер, когда вы почему-то опоздали…

Она остановилась на полуслове. Это же бред, причем полный. Сейчас она сама с трудом себя понимала, где уж Марку! А может, это и к лучшему? И правда, зачем убивать сумасшедшую? Кто ей поверит?

— Пенни, дорогая! Простите, но я ничего не понял. О чем вы не расскажете? И куда я опоздал?

— О вашем стаде. А про опоздание… Это сложно объяснить, но я видела вас в окне. Я никуда не могла от него уйти — я пыталась, правда, но все время выходила на него же. Мне было так страшно, а вы сидели за столом и читали. А вечером зажигали свечи, и я с вами говорила… И мне было не так одиноко — вы мне были как единственный друг… Я понимаю, что это глупо, но..

Совершенно смешавшись, Гермиона начала теребить поясок халата. Глаза Марка потеплели.

— Про мое стадо я так и не понял, но остальное… Постарайтесь понять — я вам действительно не враг, и надеюсь, что мы станем друзьями. Но для этого я должен понять, что же с вами произошло.

— Я бродила там довольно долго и никак не могла выбраться. И видела это стадо, но тогда решила, что мне это только кажется. Я только потом поняла…

— Стадо взрывопотамов? Живых? Но откуда?

Или он мастер по вранью, или правда не имеет к этим тварям никакого отношения.

— Я не знаю. Мне было очень плохо, палочка сломалась, и я не могла залечить порезы…

— Мне очень жаль, но боюсь, дело не в палочке, — Марк выдернул бесполезный кусок дерева из ее пальцев, легко взмахнул им, и на колени девушки упало что-то белое. Носовой платок?

По щекам заструились слезы. Спасибо, друг. Похоже, платок это единственное, что ей сейчас нужно.

* * *

— А почему я должен тебе верить? Прошло три дня. Я слово держу, а ты водишь меня за нос.

— Но мне нужен повод! Я не могу просто так пригласить его к себе.

— Да? Он же твой жених. Скажешь, что соскучилась…

Разговор шел по кругу. Рон понимал, что не прав, но нервы не выдерживали. Жить в шкафу, боясь каждого шороха, вертеться, как уж на сковородке, чтоб не остаться наедине с милашкой Асторией, но при этом ее не обидеть. Возможно, Дафна и не врет, и тогда, в Косом переулке, девчонки и правда смогли убежать, но солгать ради того, чтобы он поскорее убрался, слизеринка может запросто. А вот заставить Забини вслух повторить свою ложь не сможет, не раскрыв ему всей правды, но этого она не сделает.

Дафна никогда не говорила об этом, но по ее тону и парочке замечаний Тори было ясно, что любви тут нет и не было — только голый расчет. Дафна получает мужа-Пожирателя, а Блейз — большие деньги, тем более что просиживать штаны на работе ему не придется. Нет, ради девчонок Забини не станет так рисковать, такой скорее сдаст их с потрохами, чтобы выслужиться перед хозяином.

— Как ты себя чувствуешь? — хоть бы намек на сочувствие в голосе. Думает лишь о том, чтобы не грохнулся в обморок посреди их лужайки.

— Не бойся, у вас я точно не загнусь. Если только от скуки. Кстати интересные книжечки стоят у тебя в книжном шкафу…

— Ты посмел зайти в мою комнату?!

— Ну, извини. Мне же надо было убить время. Только путь дракона, оказывается, пролегает по магловским банкам! — Рон ехидно скривился. — Тебе мало волшебных учебников, еще и магловскими зачитываешься?

— Тебя это не касается. Мало того, что ты позволяешь себе копаться в моем белье, так еще и комнату обыскиваешь?

— И не думал. Просто хотел что-нибудь почитать, — стало стыдно. Все-таки девчонки делали все, что могли. Если бы не они….

Но страх за Гермиону сжимал сердце, особенно по ночам, когда он лежал без сна. В шкафу, рядом со шляпными картонками. Он опять предал, в третий раз. Почему он не бросился следом? У него были мантия и палочка, и не так уж серьезно он был ранен! Во всяком случае, Билл его не поймет, да и вообще никто. Дважды предать друга, а потом бросить беспомощных девушек среди врагов, а самому сбежать и спрятаться! Под юбку слизеринки, притом в прямом смысле.

— Дафна, прости. Я не хотел тебя обидеть, просто мне действительно пора. Да, я тебе не верю, так же, как и ты не веришь мне. Но у нас обоих нет выбора. Ты помогаешь сестре, а я — самым дорогим для меня людям. И я отлично понимаю, что теперь я у вас в долгу, и когда-нибудь, когда все это кончится…

— Сегодня будет большой прием, на который мы идем всей семьей. Блейз зайдет за мной, я попросила его прийти пораньше специально для того, чтобы мы могли посидеть в моем будуаре, а ты из гардероба услышишь все сам. Я постараюсь расспросить его как можно подробнее. Потом я выведу тебя за ограду, и ты покинешь наш дом. А когда все кончится, я надеюсь тебя не увидеть. Во всяком случае — около моей сестры.

— Я устал тебе повторять, что она для меня — просто милая девочка, которая мне помогла. И не думаю, чтобы я для нее что-то значил, мне кажется, ты зря паникуешь…

— Рон, я знаю свою сестру. Она всегда хотела всем что-то доказать. Свое право на выбор, что ли, не знаю…Ты для нее — просто повод поплыть против течения. Еще бы — осквернитель крови! Романтика! И еще, пожалуйста, обойдись без слезных сцен при прощании, просто оставь ей записку. Я передам.

* * *

Горячие гренки выглядели привлекательно, но вкус был непривычным. Что-то вроде печеночного паштета с кусочками яблока, а сверху — яичница. Но она могла бы сейчас съесть все, что угодно. Главное, что был чай, именно такой, о котором она так долго мечтала — сладкий, со сливками, и можно было пить его, сколько угодно. Марк колдовал у плиты, и пахло оттуда соблазнительно.

Однако просто наслаждаться завтраком не получалось. Марк тактично не начинал разговор, но не думать Гермиона не могла. Итак, теперь она — сквиб. Гермиона слышала, что так бывает — от сильного нервного потрясения, а иногда и просто так. Но что такое случится с ней… Это было слишком страшно. Магия была даром, полученным просто так. Не по праву крови, а чудом. И когда его не стало, все вернулось на круги своя.

Как теперь жить, она не представляла. Ждать и надеться, что сила вернется? Или смириться? И куда ей теперь идти? Возвратиться в Лондон без денег и документов, затаиться на Чаринг-Кросс-Роуд и ждать кого-нибудь из знакомых, кто поможет ей перебраться в Австралию к родителям? Или попросить об этом Марка? Но родители ее не помнят, так что придется ей рассказать ему все. Согласится ли он помогать ей, скрывающейся от сильнейшего мага современности? Да и есть ли у нее право просить о такой услуге постороннего человека?

А в Лондоне найти кого-то из друзей шанса нет. Пожиратели поймают ее раньше.

Аппетит пропал. С трудом проглотив последний кусок, Гермиона подняла глаза на своего спасителя. Похоже, он ждал этого, потому что сразу отставил чашку с кофе, показывая, что завтрак закончил.

— Взрывопотамы заинтриговали…— Марк одобряюще улыбнулся. — Так дело в них?

— Другого объяснения у меня нет. Стадо взрывопотамов — а там их штук сто, ну или пятьдесят, я не считала — это же целое состояние. А на меня напали в Лютном переулке. Вы, наверно, не знаете, что это за место…

— Его знают все. Это одна из главных достопримечательностей Лондона для тех, кого интересуют редкие артефакты.

— Ну да… в той лавке продавали странные вещи. Мне выстрелили в спину, сразу несколько человек, не знаю, сколько заклятий попало в меня. Я упала, сверху посыпались какие-то сушеные травы, жуки, кости, и все незнакомые… — картина ожила перед глазами. Ей снова стало жутко. — А потом меня бросило на Исчезательный шкаф, а очнулась я уже на поляне.

— Исчезательный шкаф? Я о таком слышал, но видеть не приходилось. Почему вы решили, что это именно он?

— Я видела, правда, он был другой, поменьше, и без зеркала на дверце.

— А на нем было зеркало? Так может, это был самый обычный одежный шкаф?

— Я тоже так подумала. Но что тогда он делал в лавке торговца запрещенными артефактами? Тем более что это все объясняет. Если это стадо действительно существует, то на этот район наложено заклятие недосягаемости, а проход как раз через шкаф. Взрывом меня кинуло туда, а выйти не давали чары. Они должны там быть, иначе эти рогатые скотины давно бы разбежались!

— Стройная теория… Пенелопа, сколько вам лет, простите за нескромность?

— Д… двадцать… — чуть не проболталась. — А что?

— Просто интересно. Наверное, в школе вы были отличницей. Знаете, когда я увидел вас на поляне, то решил, что вы — старушка! — Марк заразительно рассмеялся, и Гермиона не удержалась от ответной улыбки.— А сейчас я бы не дал бы вам и шестнадцати. Девушкам идет такое растерянное выражение лица — сразу чувствуешь себя героем, и хочется спасти красавицу, попавшую в беду.

— Марк, а как получилось, что вы меня спасли? — наверное, не стоило этого спрашивать, но ждать, когда он заговорит первым, не было сил.

Марк задумался. Похоже, что не только она боится сказать что-то лишнее.

— Я приехал сюда недавно. Получилось так, что я много лет провел далеко отсюда, а вернулся буквально на днях. У меня умер родственник, надо решать вопросы с наследством, и остался его архив. Старик жил отшельником и изучал интересные вещи. У него я и прочитал про зеркала — он называл их именно так, а не окна. Зеркала — проход в другой мир, если хочешь — параллельный. Этот мир странный и таинственный, но им можно управлять. Пока я не понял — как, но главное — задать цель. Вы ведь искали спасение?

— Конечно, — теперь она понимала, к чему он ведет. — Все именно так и было. Я очень хотела чаю, и зеркала показали мне комнату с накрытым столом. Я даже подумала, что это сделано для меня, но не смогла войти. Было так обидно… Но потом я тоже решила, что так окна, то есть зеркала, и работают. И попросила показать мне море. Но оно так и не появилось.

— Судя по тому, что я прочитал, вы можете увидеть только то, что отражается в зеркале.

— И туда можно попасть?

— Да, если размер позволяет. Я же смог вам помочь. Вас вывело к моему отражению, потому что я оказался единственным, кто мог вас спасти. Потому вы и не могли уйти — отходя, вы задавали тот же параметр, и вас снова выкидывало ко мне. Уйти можно было только одним способом — задав другую цель.

Услышанное надо было обдумать. Все было слишком неожиданно. Параллельный мир? И об этом никто не знает?

— Если туда так легко попасть, почему об этом никто не знает? И там живут люди — я видела! Хотя сейчас я в этом уже не уверена… Этих людей там не могло быть. И они там совсем не такие, как на самом деле. Я там видела даже себя — только красивую, и такую подлую!

— Пенелопа, не прибедняйтесь! Вы — само очарование… Думаю, я не первый, кто вам это говорит.

На самом деле он и правда был первым, но Гермиона смущенно промолчала.

— На самом деле, попасть туда совсем не просто. Мой родственник сделал это случайно. Нужно находиться в определенном состоянии и выполнить ряд действий. Мне удалось это сделать всего раз — именно этому я и обязан честью встретить такую милую девушку. И это огромное счастье, что нам удалось вернуться. Но сейчас не время забивать этим вашу милую головку. Вам нужно отдыхать, хорошо питаться и получать только положительные эмоции. Позже мы решим вопрос с одеждой и обувью, а пока придется уменьшить для вас пару моих рубашек, а ткань для юбки поискать в кладовке. Боюсь, что починить вашу одежду я не в силах.

— Не беспокойтесь обо мне. Я доставляю вам столько хлопот…

— Я рад быть вам полезен. Вы скрасили мое одиночество. Но я вынужден просить вас об услуге. Вы не могли бы взять на себя что-нибудь из обязанностей по дому? Например, накрывать на стол? А то я ненавижу это занятие. И хлеб режу криво…

— С радостью! — теперь она хоть не будет маяться, чувствуя свою никчемность. — Я обожаю мыть посуду!

— Вот и прекрасно. Думаю, кухню вы осмотрите сами. Эта дверь ведет в комнату для домового эльфа, но у меня его нет. А рядом — дверь в кладовку. Там запасы провизии. Не шикарно, но самое необходимое вы там найдете. А сейчас я вынужден вас покинуть. Мне надо поработать до обеда, а потом мы еще побеседуем, если у вас будет такое желание.

— Марк! — этот вопрос тревожил ее с самого утра. — А где мы находимся? Что это за страна?

— Румыния. Трансильвания, край вампиров и оборотней. Но не бойтесь ничего, прекрасная принцесса, — ваш верный рыцарь не даст вас в обиду.

Веселый смех затих за дверью. Румыния? Как далеко ее занесло. Гермиона с тоской поглядела на раковину.

Мыть посуду она ненавидела с детства. Но зато теперь она осталась с ветчиной один на один. И с чайником. Интересно, что это было — желание дать ей практически круглосуточный доступ к еде или мужской шовинизм? Гермиона положила на хлеб кусок мяса и потянулась к чайнику. А хлеб и правда порезан криво. Ну что ж тут поделать — пока прекрасный принц будет думать, как ее спасать, принцессе придется мыть посуду.

Такова се ля ви…

* * *

В детстве у Дафны Гринграсс был секрет, который ей было важно сохранить ото всех, и особенно — от сестер, потому что те подняли бы ее на смех. Даже не секрет, а тайная игра. Играть в нее нужно было ночью, когда дом засыпал. Выскользнув из кровати, в одной ночной рубашке, Дафна тенью проскальзывала в длинный коридор, ведущий в старую часть дома. Идти надо было очень тихо и обязательно босиком, чтобы ноги стыли на холодном полу. В конце коридора была дверь — высокая и тяжелая, она, тем не менее, открывалась беззвучно, и тайна была за ней.

Бледная полоса света дорожкой ложилась по диагонали огромной комнаты, заставленной тяжелой мебелью, зачем-то укутанной в куски светлой ткани. Огромная люстра под потоком издавала какой-то странный звук, то ли звеня, то ли шурша подвесками. Стараясь не дышать, чтобы не вспугнуть свою тайну, Дафна тихо затворяла дверь за спиной, наблюдая, как дорожка, словно сотканная из лунного света и связывающая ее с семьей, становилась все тоньше и тоньше, пока не исчезала совсем. И тогда, в самый последний момент, она делала три шага вперед, осторожно, чтобы не потерять из виду дверь.

И мир менялся.

Комната исчезала, и тайна захватывала весь мир. Странные существа, притаившиеся в темноте, открывали свои неживые глаза, разбуженные ее появлением, с тихим хрустом распрямляли затекшие от долгой неподвижности многочисленные конечности и принюхивались. Они не были злыми или опасными — они просто были. Комната становилась огромной, наполнялась странным постукиванием, шорохами и вздохами. Невидимые пальцы касались ночной сорочки, поджавшихся от сладкого ужаса пальцев ног, неслышная тень, пролетая мимо, обдавала лицо ветерком.

— Кто вы? — хотелось крикнуть в эту живую тишину, но голос застревал в горле.

— Кто ты? Кто? — неслышным хором пели голоса в пустой комнате. Напряжение становилось невыносимым, казалось, еще минута — и она или закричит во весь голос, или упадет в обморок, или… Или останется здесь навечно, став частью этого чужого мира.

И она делала три шага назад, к двери. Дрожащей рукой нащупывала ручку, поворачивала ее и впускала в комнату лунную дорогу, чувствуя себя то ли предательницей, то ли победительницей. Едва касаясь пола, бежала назад, в теплую кровать.

До следующего раза, когда у нее хватит смелости снова пойти навстречу тайне.

Так было до тех пор, пока она не вернулась домой на рождественские каникулы в свой первый год в школе. Как же она ждала ночи! Холод пола под ногами, тени на стенах, исчезающий лунный свет…

Но чуда не произошло — комната отказалась оживать. Пахло пылью и едва заметно — мебельным лаком, но никто не смотрел на нее из темноты, не тянул к ней многопалые руки.

И тогда Дафна сделала то, что стоило сделать еще давно — четвертый шаг в темноту. Но по-прежнему слышала лишь свое дыхание. Тайна ушла. В тот момент Дафна впервые почувствовала, что детство кончилось, унеся с собой все разгадки. Еще не веря в свою потерю, долго бродила по комнате, натыкаясь на мебель, даже заблудилась в темноте, потеряв входную дверь, но ничего так и не случилось. Тени оставались лишь очертаниями обстановки, тускло белели покрывала, все было понятно и совсем не страшно.

С тех пор прошли годы. Дафна до сих пор любила забредать в нежилую часть дома, с улыбкой вспоминая свою тайну. Случалось это, впрочем, нечасто, особенно после того, как были пристроены их «взрослые» комнаты, будто еще на шаг отдаляя ее от детства. Жизнь продолжалась, со временем образуя новое русло, менять которое не намеревалась, как, впрочем, и сама Дафна.

И вот теперь где-то в глубине дома, в гардеробной, у нее опять поселился секрет. Странный, опасный, щекочущий нервы. Человек, принесший другой, чуждый ей мир в дом Гринграссов. Снова комната, с опаской приоткрывая дверь в которую, Дафна не знала, чего ожидать. И снова она делает лишь три шага.

Играла ли Астория в детстве в игру, подобную ее? Почему-то раньше Дафну не посещала эта мысль, слишком глупым и в тоже время личным казалось подобное занятие. Сестра бы вбегала в комнату с разбегу, кружа с неведомыми чудовищами хороводы. Хорошо это или плохо, но Дафна была на подобное не способна. Она выполнит обещание, данное Рону, и закроет дверь.

На этот раз навсегда.

Легкий ветерок пробежал по обнаженным плечам, вызывая дрожь и напоминая, что скоро наступит вечер. Тень от галереи, ведущей в павильон Эби, почти достигла крыльца. Мысли текли лениво и рассеяно, что было совсем некстати, учитывая, что все еще не закончилось — ей предстоял непростой разговор с Блейзом. Жених задерживался, хотя она и просила его прийти пораньше. Ничего удивительного, Забини всегда был на удивление безалаберным. Если бы не заслуги его отца перед Темным Лордом и в особенности не его героическая смерть, Блейза вряд ли бы взяли в Пожиратели Смерти, и она была бы сейчас невестой кого-то другого. Теодора Нотта, вероятнее всего, хотя какая, в сущности, разница?

Блейз появился неожиданно, с довольной улыбкой на лице. Справа, из-за павильона. Что он там делал? Она же просила его поторопиться!

— Дорогая, прекрасно выглядишь, — взбежав по белокаменным ступеням, он галантно поцеловал ей руку. Дафна с трудом сдержала внезапную дрожь отвращения. Как бы индифферентно не относилась она к смене своих женихов, безразличие Драко устраивало ее куда больше пошлой куртуазности Забини. Оказываемые им знаки внимания и посылаемые в ее сторону жаркие взгляды не способны были вскружить ей голову, вызывая лишь раздражение. — В таком красивом платье ждешь меня на крылечке, как мило…

Дафна вежливо улыбнулась, опираясь на предложенную руку. Ничего милого она в ситуации не видела, но разговор требовал приватности, которую могло нарушить появление сестер.

— Ты опаздывал, я вышла посмотреть, не случилось ли с тобой что-нибудь.

Блейз отворил дверь, пропуская ее вперед, Дафна зашла, придерживая необъятные юбки вечернего платья. Молча миновав общую гостиную — слава Моргане, пустую — они оказались в будуаре. Дафна уселась за туалетный столик, украдкой следя за Забини, вольготно развалившимся в кресле и глядящим на нее с легким интересом. Дверь в спальню была приотворена, скрывая за собой тайну.

— Блейз, ты мне так и не рассказал, чем закончилась облава в Косом переулке, — голос прозвучал как-то слишком громко и нервно, но ей нужно было быть уверенной, что Рон все услышит и исчезнет, наконец, из ее жизни.

Не стоило начинать сразу с того, что ее волновало, но ждать возможности не было. В любой момент могли появиться сестры, и тогда разговор неминуемо скатился бы к светской болтовне, на фоне которой ее вопросы были бы неуместны.

— Если бы чем-то интересным, ты бы узнала. А так — ничем, как и большинство облав. Девчонки как под землю провалились. Кстати, ты их тоже узнала? Грейнджер и Полоумную?

— Я их не видела. Там у старика вырвали из рук мешок с галлеонами, деньги рассыпались, и окрестные оборванцы устроили свалку. Жалкое зрелище…

— Интересно, что гриффиндорцы там делали. Этого мы так и не смогли узнать. Они прятались в кабаке или под окнами, когда началась драка. Под волшебной мантией — говорят, такая есть у Поттера, притом классная. Видно, он остался под ней, мы его и не заметили, и удрал, как последний трус. Хотя вряд ли — скорее он побежал за нами, невидимый, в Лютный переулок и смог вывести девчонок. Не представляю, как они смогли втроем протиснуться сквозь такую толпу, но других версий у нас нет. Хорошо, что про это не узнал Темный Лорд, он бы не простил, что мы их очередной раз упустили. Помнишь, как досталось Малфоям?.. А почему тебя вдруг это так заинтересовало?

Дафна спиной почувствовала его взгляд и с трудом удержалась от того, чтобы обернуться. Не глядя в зеркало, она продолжила переставлять флаконы с духами, будто выбирая наиболее подходящие.

— Да так, к слову пришлось. Боялась, что у тебя могут быть неприятности из-за того, что ты открыл для нас камин.

— Я никому об этом не говорил, надеюсь, что вы — тоже.

Напряжение спало. Она узнала все, что хотела, оставалось только на несколько минут избавиться от Забини, чтобы иметь возможность вывести Рона из дома.

— Ну и отлично. Мне надо подобрать украшения, может быть, ты подождешь меня в саду?

— Ты выгоняешь меня на улицу? В такой мороз, дождь и темень? Невеста называется… Или тебе пироженок жалко?

— Блейз, сейчас семь часов, и на дворе апрель. И никто тебя не выгоняет, просто сестры еще не одеты и не знают, что ты сидишь здесь. Кто-нибудь войдет, и будет неудобно.

— Любимая, ты же знаешь, что другие девушки, даже полуобнаженные, меня не интересуют.

Какой бы реакции ни ждал Забини, она не последовала. Дафна лишь с намеком посмотрела на него в зеркало трюмо, но Блейз, казалось, не собирался покидать будуар. Ухватив со стоящего на столе блюдечка пирожное, он вещал:

— А мы тебя вчера ждали. Милая, ты на редкость безответственная девушка, а я так на тебя рассчитывал! Дэвис уже совсем ручной, скоро будет идти на свист и есть с руки, а там и Чанг подтянется…

Рано она расслабилась — то, что начиналось так гладко, не могло оставаться таковым. Только бы Рон уже отошел вглубь спальни и не слышал, куда завернул разговор. Но надежды на это мало… Чтобы не привлекать дополнительного внимания к происходящему, Дафна тихо прошипела:

— Блейз, прекрати!

— Да ладно, я просто так. Мне она совсем не нравится.

— Да причем тут Чанг? Просто нашел время, сейчас не до этого.

— Почему? Ты же уже собралась, наденешь бусики, и все. Дело на минуту. Я ж не виноват, что ты не показываешься уже неделю, а у нас времени мало. Если ты не хочешь работать — так и скажи, я и так выбил для тебя место в руководстве и, кстати, за тебя поручился.

— Бусики, как ты выражаешься, хранятся не у меня, а в мамином сейфе. Только войти туда займет минут десять. И я не накрасилась, и духи не выбрала. Так что прошу — не отвлекай меня. Завтра я приду к вам, и мы все решим. Блейз, прости, но я закрутилась. Эби приехала, столько всего случилось… Я понимаю, что вас подвела, но мы все исправим. Только прошу — не сейчас, ну пожалуйста. А мне пора заняться собой.

Забини что-то ответил, но Дафна уже не слушала. Осторожно выскользнула в спальню, где ее ждал Рон. На то, что он не слышал ничего лишнего, надеяться не приходилось, но это уже не имело значения.

Дверь должна быть закрыта, а значит, она ее закроет.

Все еще 16 апреля 1998 года 

You may be prepared

You're never really ready for it.

Love and War run in circles

and you,

you're standing here with the same old fears.

 

Ты можешь быть подготовлен,

Ты никогда по-настоящему не готов к этому.

Любовь и Война сменяют друг друга,

и ты,

ты стоишь здесь, охваченный теми же старыми страхами.

 

Florent Mothe, «Alone»

Тренировку сегодня закончили даже раньше, чем Гарри планировал. У Невилла случился расщеп, правда, несерьезный, но все равно пришлось отправить его отлеживаться. Во время аппарации все падали и попадали не туда, куда надо. Похоже, сил сосредоточиться на задании ни у кого уже не осталось. Втайне Гарри рассчитывал, что все разбрелись по спальням, но...

— А кстати… Я не понимаю — как он что-то может видеть, если у него нет глаз? — Гарри замер пороге гостиной. Все, даже Невилл, столпились вокруг стола.

— Уши тоже надо приделать, — голос Ханны был как всегда серьезен. — Ты что? Уши должны быть маленькие, вот такие.

На столе стоял батон, тараща крошечные поросячьи глазки. Вид у него был растерянный, но ребята отрезали пути к отступлению, сгрудившись вокруг. Уши, огромные, как лопухи, лохматые и почему-то зеленые, придавали хлебу на редкость дурацкий вид. Ханна взмахнула палочкой, превращая эти лопухи в нечто маленькое и розовое. Батон дернулся и попытался развернуться к ней, смешно перебирая толстыми короткими лапками.

— Фу, розовые! Ну ладно, а еще ему нужна шея! — Симус явно получал удовольствие от происходящего. Взмах — и на столе уже стояло что-то, напоминающее динозавра из магловской книжки.

Только без хвоста, и это было ошибкой. Длинная шея перевесила, и страдалец с размаху стукнулся головой о стол. Заклятия полетели градом. Шея покрылась чем-то вроде чешуи противного ядовито-зеленого цвета, сразу же сменившегося красным, а затем — коричневым. Голова теперь напоминала драконью, огромная пасть изумленно приоткрылась, показывая немалые зубы, а по столу стучал огромный хвост, явно заимствованный у венгерской хвостороги. Шея теперь не перевешивала, зато лапки расползались по столу, явно не выдерживая веса. Батон взвизгнул, упал на пузо, перекатился на бок и затих, кося на ребят перепуганным голубым глазом, окруженным длиннющими закрученными ресницами.

— Вы что делаете? Прекратите, вы его испугали! Давайте сперва решим, что мы хотим сделать, — Парвати взмахнула палочкой, накрывая чудище щитовыми чарами.

Отрикошетившее заклинание украсило лоб Энтони ветвистыми рожками. Он с воплем кинулся на Майкла.

— Успокойтесь! Вы из всего готовы сделать цирк! — Ханна и Парвати пытались перекричать мальчишек. — Мне не нравится то, что получилось. Это какой-то уродливый дракон. Кусючий и опасный. И держать в доме такого нельзя!

— Тогда сделай из него кошку! — мальчишки не желали сдаваться. — Пусть будет страшным, смешно же.

— Ну нет. Тут что-то одно — или смешно, или страшно, — Падма присоединилась к сестре. — Шея мне нравится, цвет сойдет, по-моему, надо его оставить в хлебной цветовой гамме, — чуть наклонив голову, Патил рассматривала маленькое чудовище, словно скульптор — глыбу мрамора.

— А что такое хлебная цветовая гамма? — заржал Терри.

— Не придуривайся, ты меня отлично понял. Пусть будет золотисто-коричневая спинка, а животик желтый. И лапки.

— Лапки? У дракона не должно быть лапок. У него будут лапы, когтистые и сильные. Парвати, убери щит.

— И не подумаю. Так что не рискуй, а то у самого появятся лапы, когтистые и сильные.

— Хочу когти, хочу когти! — Терри не унимался.

— Ща организуем, — Лаванда грозно нахмурилась. — Тебе на руках или на ногах?

Ответ Терри утонул во взрыве дикого хохота. Да, похоже, сейчас серьезного разговора опять не получится. Гарри присел на табуретку у двери, его никто не замечал, и он был этому рад.

— Лапы должны быть толстые и сильные, и расставить их надо пошире. Девчонки, ну серьезно! Иначе вес не выдержат. И когти нужны, хотя бы маленькие, а то расползаться будут, — это сказал Невилл? Гарри давно не слышал его голоса. Но сейчас все выслушали его предложение, спорить никто не стал, даже девчонки.

— Я снимаю щит, — Парвати грозно оглядела собравшихся. — Уменьшаем зубы, Невилл, переделай лапы, а я займусь хвостом. Все поняли?

Как ни странно, ребята закивали. Через минуту непонятное создание неловко топталось посреди стола. Лапы были превосходны — Гарри сам не ожидал, что все так хорошо получится.

— У драконов не бывает голубых глаз! — Эрни критически осматривал результат совместного творчества.

— У этого будут. И он не дракон, а батон.

— Гы… тут ты ошиблась. Он уже не батон, а настоящий дракон.

— Но глаза будут все равно голубыми! — Энотони был непреклонен.

— Хоть ресницы уменьши! — в голосе Майкла слышалась мольба. — Хотя ладно. Но тогда мы сделаем ему рога!

— Зачем ему рога? Ты ж говоришь, что он дракон?

— Точно! Рога не нужны, пусть будут крылья! — Терри взмахнул палочкой, и из спины чудища вылезло что-то противное и перепончатое.

— Это отвратительно! Пусть будут, но не такие…

— А какие? Розовые в голубую крапинку?

— Не издевайся. Но не как у летучей мыши.

— Я не знаю, какие крылья должны быть у летучего батона!

— Может, такие? — молчавшая до сих пор Сьюзен пробилась к столу. Ее вариант понравился всем — темно-коричневые, а снизу желтые, покрытые чем-то вроде шерсти.

— Сью, это красиво… но они же пингвиньи! Как же он будет летать? — Невилл провел ладонью по коричневой спинке. Батон дернулся, но не сделал попытки улететь.

— А зачем ему летать? Нам тут только сбитых люстр не хватало! — отрезала Ханна. — Ну что, выпускаем?

Никто не возражал. Симус взял нового домашнего любимца под животик и только тут увидел Гарри.

— Неизвестное науке создание! Мы нарекаем тебя Батоном. Подойди же к Избранному, поклонись и попроси, чтобы он взял тебя под свое покровительство.

Ребята рассмеялись, но Гарри чувствовал, что радостная атмосфера улетучивается.

— Нареченный Батоном, живи с миром, не воруй еду и пользуйся туалетом. И будь достоин оказанного тебе доверия.

Прозвучало неплохо, ребята немного расслабились.

— Гарри, ты и правда не против?

— Пусть живет. Не прогонять же…

Теперь он стоял один перед толпой. Отдельно ото всех. Даже Батон, внимательно его осмотрев, потопал к Ханне, смешно поводя толстым хвостом. Неужели так теперь будет всегда?

— Ребята, я хотел сказать… Даже не знаю, с чего начать, но, думаю, вы должны знать все, и сами решить. Эти статьи мне передал Кингсли. Я долго думал и не знаю, что ответить. Так что я приму любое ваше решение.

— О чем ты? — в голосе Сьюзен — ужас. — Кто-то погиб?

— Нет. Прочитайте это.

Несколько шагов до стола. Положить газеты — и все. В глазах ребят — не любопытство, а страх, прорвавшийся наружу. Он был там всегда, спрятавшийся за бравадой и шутками. Но пока это еще глаза друзей.

— Я буду у себя. Когда решите…

* * *

— Теперь ты доволен? Вот твоя палочка, я выведу тебя через гостиную, а то Блейз засел в будуаре.

— Сначала объясни мне, что у вас с Блейзом за дела с Дэвисом и что это за организация, в которой ты не последний человек?

— А вот это уже не твое дело. Ты услышал то, что хотел, так что можешь проваливать, ты же торопился.

— И сейчас тороплюсь, но это дело — мое, раз касается Гарри. Я видел, как вы окучивали Роджера в Косом переулке. Любой тупица бы понял, что просто так вы бы с ним и не заговорили. Пара минут ничего не решает, так что я тебя слушаю, — Рон демонстративно раскинулся в кресле, всем своим видом показывая, что ей его не выгнать.

— У нас нет пары минут. Сейчас сюда придут Тори и Эби, да и Блейз может. Еще раз говорю — это не твое дело.

— А я еще раз говорю, что мое. Так что мы в тупике. Ты помогаешь Пожирателям?

— Я же сказала, что нет, — Дафна металась по комнате. — Я не могу тебе рассказать.

— Ты не ответила, для чего вам Роджер.

— Не знаю, этим занимается Блейз. В следующем году факультет будет только один — Слизерин, так что надо подружиться с ними.

— Не пройдет. Дэвис закончил школу. Хватит врать.

— Я больше не скажу ни слова. Или ты идешь со мной, или…

— Или что? Позовешь Блейза? Дафна, я не уйду, пока не узнаю правду. Нет времени рассказать — значит, я спрячусь в шкафу, и ты мне расскажешь все, когда вернешься.

— Это так ты держишь слово? Ты обещал уйти сегодня!

— Да. А ты сказала, что ты не с Пожирателями.

— Хорошо, я скажу, но я знаю немного. Нам поручили подружиться с ребятами с других факультетов, чтобы вывести их из сопротивления. Чтобы они не примкнули к вам.

— Вы вербуете Пожирателей в Когтевране?

— Нет, но не хотим дать возможность завербовать их Ордену Феникса. Рон, война закончилась, все хотят мира. И чем скорее все поймут, что сопротивление бесполезно, тем меньше будет жертв.

— Да ты не Пожирательница… Ты еще хуже. А почему Когтевран?

Дафна замялась:

— Не только они. Мы работаем со всей молодежью. Для их же пользы.

— Ты в это веришь? Хорошо, ты сказала достаточно. Мне лучше уйти, рассказать нашим о ваших планах.

— Делай что хочешь, только уходи, — в голосе Дафны прорезалась какая-то обреченность, как будто она уже потеряла надежду, что вся это история наконец останется позади.

— Не бойся, я не скажу, откуда я это узнал. Вам с сестрой ничего не грозит.

Дафна не ответила. Рон накинул на плечи мантию-невидимку, и они тихо выскользнули в гардеробную, а оттуда …

Рон не понял, где они очутились. Огромный зал терялся во мраке, свет шел только из полукруглой стеклянной стены — назвать это окном было сложно. Люстры, каждая свечей на сто, были подтянуты к потомку, но даже при таком освещении подвески переливались всеми цветами радуги. Вдоль стены расположился огромный белый диван, куда легко село бы человек двадцать, а перед ним — россыпь пуфиков, столов и кресел. Сколько же тут могло собраться человек? Сто? Двести?

— А твои родители нас тут не застукают? — Рон тихо тронул Дафну за плечо.

— Нет, они здесь не бывают, это наша часть дома. И прошу — помолчи, пожалуйста.

— Что значит — ваша?

— То и значит. Это наша гостиная — Тори, Эби и моя. У родителей есть своя, — прошипела Дафна. — И не пялься по сторонам, а то мы так час идти будем. Сейчас пойдем через бальный зал — и прошу без комментариев. Я сама знаю, что он большой. Так что предупреждаю заранее. Он неприлично большой и тоже наш. Мы очень богаты — ты уж прости, но это…

Рон не сразу понял, что испугало Дафну. Фигура, лежащая на полу у стены, казалось совсем маленькой. Как брошенная кукла. Сперва ему почудилось, что она лежит в луже крови, но, подбежав, он увидел, что это — красная подкладка мантии. Блейза он узнал сразу.

— Рон, что с ним?

— Откуда я-то знаю? — даже не думая, что делает, Рон схватил Забини за плечи. Мерзавец оказался тяжелым.

— Бери его за ноги, тащим в твою спальню.

— Не сюда! Через мой будуар! — согнувшись так, что бюст чуть ли не вывалился из выреза, Дафна честно пыталась поднять ноги жениха. Без особого успеха.

— Куда? Я тут у вас заблудился…Будуары, залы для танцев, для песен, для музицирования…. Делать вам нечего.

— Для музицирования у нас павильон, вернее, у Эби. В эту дверь. Рон, а почему мы его тащим сами? Есть же заклятие.

— Точно, я забыл, уж извини. Не часто приходится трупы перетаскивать, знаешь ли. Да еще по чужим будуарам для пенья.

— Трупы? — ноги Забини грохнулись об пол. Нужно следить за языком, в то как бы в спальню не пришлось тащить два тела.

— Да нет, он живой, просто в обмороке. Во всяком случае — я надеюсь.

— Рон, почему он в обмороке?

— Дафна, приди в себя. Последняя его видела ты, так что тебе виднее. Что-то у вас дома все куда-то падают. Травите вы мужиков, что ли?

Глаза у Дафны стали совсем несчастными. Нет, надо помолчать. Она, конечно, зараза, но похоже жених и правда был сильно не в порядке, да и ситуация в целом складывалась неприятная. К счастью, до комнат Дафны они добрались без приключений, и не сговариваясь, склонились над все еще неподвижным Забини.

— Жив, но без сознания. Как думаешь, что за дрянь она ему подсыпала? — наконец спросила Дафна.

— Кто? Куда?

— Тори. Это то же самое, что она и тебе давала.

— Не понял. Тори пыталась меня отравить?

— Так ты же сам мне тогда сказал.

— Что сказал? Ты с ума сошла?

— Ну, тогда, что мы тебя сами и травим.

— А вы меня и правда травили?

— Я думала, ты сам понял. Она не хотела тебя отпускать, дуреха. Ну, я и старалась, чтобы ты не ел то, что она приносит. Это не яд, а какое-то снадобье. Она и сегодня утром принесла, но ты спал. Я отобрала, сказала, что передам тебе, как проснешься, и унесла к себе. Как же я могла забыть? А Блейз, похоже, это съел…

— В больницу святого Мунго вас надо. Одна всех травит, вторая все забывает. Короче, иди за сестрой, пусть лечит, а мне пора.

— Ты куда? Я не успею тебя отвести. И я не могу его тут оставить одного. Если Эби увидит…а они сейчас придут, вместе с Тори.

— Дафна, это ваши проблемы. Ты обещала меня вывести.

— Но это все из-за тебя! Ты не можешь меня сейчас бросить!

— Из-за меня вы меня травили неделю? И что я могу сделать?

— Рон, прием через полчаса. И я должна там быть вместе с Блейзом.

— Может, поискать в комнате Тори? Если мы поймем, что именно она подсыпала… — Дафна его уже явно не слушала, вместо этого она методично обыскивала развалившегося на кровати жениха.

— Да что ты там ищешь?

— Подожди... Блейз, ну пожалуйста, я же знаю, ты достаточно чокнутый, чтобы…

Из кармана брюк появился маленький пузырек, и Дафна облегченно выдохнула. Рон, сам не поняв почему, тоже, и, как оказалось, зря. Резко дернув Забини за торчащий вихор, Дафна открыла флакон и бросила туда пару черных волосков. Напиток приобрел цвет огненного виски.

— Пей.

— Это Оборотное зелье, — Рон отстранился от протянутого флакона.

— Я догадалась. Пей, у нас нет выбора.

— Это у тебя нет. А я могу просто уйти. Мало ли от чего он упал в обморок — может, он слаб здоровьем…

— Его отправят в Мунго, а там определят, что его отравили. Ты хоть представляешь, что будет с Тори? Да и потом, если все это начнут раскручивать, узнают и про тебя.

— Что я буду делать на приеме?

— Ничего. Есть и водить меня под руку. И молчать. Пей!

Рон взглянул на флакон в руке Дафны, из которого доносилось тихое шипение растворявшихся волос. Хотелось отказаться, предложить другой выход, но в голову ничего не лезло, а решение, предложенное Дафной, было на расстоянии вытянутой руки...

— Не трогай волосы. Эта прядь должна спадать на лоб.

— Щекотно… — голос был ниже и звучнее, чем его собственный. А руки непривычно тонкими и смуглыми.

— Не морщи лоб. Не таращь глаза…

— Отстань, — и как он мог согласиться на эту авантюру?

— Снимай с него штаны. Быстрее.

— Я? Ну уж нет, это твой жених!

— Я не справлюсь, он же лежит на…них!

— Что я делаю…. — бормоча под нос, Рон, обняв Блейза, приподнял его над кроватью. Дафна спустила брюки до колен и начала снимать туфли. Блейз во сне блаженно улыбнулся.

— Откуда у него Оборотка? — Рон ляпнул первое, что пришло в голову. Дафна охотно подхватила разговор — обоим было неловко.

— Все его шуточки…. Выдернет у кого-нибудь волос, а потом развлекается. Тори его до сих пор простить не может — он прикинулся ею и вел себя... очень экстравогантно.

Теперь на Блейзе остались только трусы. Леопардовые. Мерлин, лучше бы он съел печенье Тори, спал бы сейчас в обнимку с какой-нибудь сумкой…

— Левитируй его на мое уютное местечко, только оглуши сначала, чтобы не очнулся раньше времени. И свяжи на всякий случай.

Чужая одежда на чужом теле. Бред какой…. Из зеркала на него смотрел красавец с глупейшим выражением лица. Фрак морщился, воротник натирал шею. Чужую.

— Дафна, я не смогу. Я не умею так ходить, говорить, есть…и вообще — я не был ни на одном приеме. Надо придумать что-то другое.

— Поздно, и ты все можешь. Ты чистокровка и неглупый парень. Нам надо продержаться час, ну, чуть больше. Возьми флакон — вдруг придется задержаться. И его палочку, а свою спрячь. Уйдем при первой же возможности — я обещаю. Только засвидетельствуем Темному Лорду свое почтение…

— Темному Лорду? Ты с ума сошла? Куда мы идем?

Дверь будуара распахнулась, отсекая путь к отступлению. На пороге стояла Астория, принявшая при виде него самый неприступный вид.

— Чем вы тут занимались? Дафна…. Твоя прическа…. — впорхнувшая следом девушка — судя по всему, Эби — возмущенно вздернула брови, переводя взгляд с Рона на измятую кровать.

— Это совсем не то, что вы подумали… — начала Дафна и замолчала, поняв всю избитость своей фразы. Астория фыркнула, Эбигейл равнодушно пожала плечами и, несколькими взмахами палочки приведя Дафну в надлежащий вид, протянула ей тяжелый бархатный футляр.

— Сейчас мне не до ваших шалостей. Надевай! Дымчатые топазы — как раз под цвет твоих глаз. Едва смогла отбиться от бриллиантов. Maman неисправима! Ты представляешь, ей не понравилось мое платье, а ведь оно Форестье!

Что там говорила Дафна? Закрыть рот и не трогать волосы. Но что он должен сделать, вернее, что должен сделать Забини? Кланяться, целовать руку?

— Здравствуйте! Эбигейл, я счастлив… — чему он счастлив? Во что он влип?!

— Пока Дафна закончит макияж, подождем ее в будуаре, — мраморная ручка с острыми розовыми ноготками проскользнула под его локоть. Бросив отчаянный взгляд на Дафну, Рон все же был вынужден выйти.

— Эби, ты будешь петь? — Тори смотрела только на сестру, полностью игнорируя присутствие «Блейза». Видеть ее такой было непривычно.

— Не знаю, я сегодня не в голосе. Но если попросят…. Хотя на официальных английских приемах это не принято, ведь так?

Блейз конечно знал ответ на этот вопрос. Проблема была в том, что сейчас он дрых в гардеробе в обнимку со шляпными картонками.

— Не верю, что вы не в голосе. Такого просто не может быть! Вы сегодня так прекрасны, а ваши глаза сияют ярче камней на вашей шее!

Астория на него все-таки посмотрела, как и Эби, но их глаза горели лишь искренним, хоть и хорошо спрятанным недоумением. Дверь распахнулась, и в комнату влетела втравившая его во все это предательница-Дафна, временно сменившая амплуа на последнюю надежду. Окинув всех цепким взглядом, замерла в дверях.

— Ну что, ты готова? — Эби поднялась ей навстречу. — Родители уже должны быть на месте. Дафна, Блейз — вы первые.

Обладательница дымчатых топазов — вроде это так называется? — выпустила локоть Рона и взяла из шкатулки, стоящей на камине, щепотку порошка. Взгляд, брошенный ей уже в камине, мог бы растопить лед.

— Малфой-Мэнор!

* * *

Батон издал жалобный хнык — другим словом этот звук назвать было сложно, и уселся на пол. Похоже, придется таскать его вверх по лестнице или удлинять лапы. Брать его с собой было нелепо, оставлять внизу — жалко, тем более неизвестно, как дурацкое создание поведет себя, обидевшись. Тяжело вздохнув, Симус нагнулся и подхватил чудище под мягкое брюшко. Зверюшка радостно заклокотала и начала тереться рожицей о его локоть.

Герой сидел на подоконнике и смотрел вдаль. Лицо его выражало тихую печаль и привычную озабоченность судьбами мира. Да, Симус точно не хотел бы оказаться на его месте…

Ребята молча выстроились перед ним полукругом. Батон, спущенный с рук перед входом в комнату, протопал к кровати и улегся на коврик, глядя на них с грустным недоумением.

— Что вы решили? — похоже, Поттер решил обойтись без вступления.

— Гарри, ты вообще о чем?

— Вы прочитали статьи Риты Скитер?

— Ну да. Там одна вообще старая, мы ее еще в Хогвартсе читали, а другие…. А в чем дело-то? — Невилл выглядел растерянным. — Ты что, не читал их?

— Нет, мне их дал Кингсли. Так что я хотел бы услышать ваше мнение.

— О ком? О Скитер? Скитер — дура, это давно уже всем понятно. И к тому же она всегда писала то, что нужно Министерству.

— Вы что, и правда не понимаете? — Гарри соскочил с подоконника и остановился перед Невиллом. Батон на всякий случай ретировался под кровать — понял, что пахнет жареным. Симус проводил его завистливым взглядом.

— Гарри, успокойся. Если бы мы поняли, то не спрашивали бы тебя, — похоже, Поттер растерялся, но немного расслабился. Усевшись на стул, он махнул рукой на кровать, предлагая всем устроиться поудобнее. На маленькой мансарде это было трудновыполнимо.

— Что тебя так расстроило? Ты разве не читал ее книгу о профессоре Дамблдоре?

— Читал. И мне было так больно…. Оказывается, я многого про него не знал, а я ведь так ему верил!

— Гарри, мы о многих ничего не знаем, — Парвати улыбнулась грустно, понимающе. Девчонки вообще чувствуют такие вещи намного лучше. — О профессоре Макгонагалл, Флитвике, Аберфорте, но это не мешает нам им верить. У всех есть свои тайны, возможно, не самые приятные, и любой старается их скрыть. Но это не значит, что все, кто не выставляет душу на показ — плохие.

— Дело не в этом. Дамблдор готовил меня к этой войне с первого курса, и теперь оказалось, что я не воевал, а участвовал в какой-то игре!

— Смерть Седрика не была игрой, прекрати! Не знаю, что там было с философским камнем, но в Министерстве я бы сам! И видел Пожирателей, и самого Того-Кого-Нельзя-Называть! И никакая Рита не заставит меня поверить, что всего этого не было! — Невилл дернул Гарри за плечо, словно пытаясь разбудить.

— Гарри, мы тебе всегда верили! Если бы профессор мог, он бы все объяснил. А она… Она всегда нападала на тех, кто не может ответить.

— Думаете, все? — Гарри вскочил с кресла, но бегать по комнате не стал — негде было, и он снова уселся на подоконник. — Вы все думаете, что я смогу победить Того-Кого-Нельзя-Называть. Но я не знаю, как... Дамблдор мне почти ничего не рассказал, хотя времени было полно! И я не могу понять — почему. А верить ему и дальше не получается…

— Но ты и сам нам ничего не рассказываешь, — Падма, похоже, начала злиться. — У тебя вечные тайны и особая миссия. Но это же не мешает нам верить?

— Ребята, я, правда, не могу… — он сам понял, что говорит не то, и замолчал.

— Угу. И он не мог. Ты веришь, что так лучше для нас, он — что так лучше для тебя. И, возможно, вы оба правы. А возможно, что и нет. Но тут дело не в этом, а в доверии. Мы идем за тобой именно поэтому. Но если бы ты не появился или не пошел с нами — мы бы все равно начали эту войну, так что нам все равно, замудрился директор или нет. А тебе?

Гарри, похоже, растерялся. Неужели он и вправду думал, что, прочитав эту чушь, кто-нибудь повернет назад?

— Ты знаешь, как погибла моя мама. И мне все равно, кто и что пишет. Но в Орден нас не возьмут — для них мы дети. Из нас всех только ты знаешь, что нам предстоит, и ты не станешь пытаться нас остановить. Гарри, скажи — для тебя что-то изменилось? Ты готов прекратить войну? — Симус впервые видел на глазах Ханны слезы.

— Поттер, Дамблдора нет, а ты есть. Мы будем сражаться не за него и не за тебя. Мы тут почти все потеряли близких, так что нас сложно обмануть всякой писаниной. Думаю, разговор окончен, сегодня немного расслабились, а завтра надо все-таки добить эту чертову трансгрессию и идти дальше, — добавить к сказанному Майклом действительно было нечего.

Уже на лестнице заметили, что Батон остался наверху:

— Симус, забери его оттуда, сейчас Гарри только не хватало, чтобы ему мантию изжевали!

Гарри сидел на подоконнике и смотрел вверх. На его коленях уютно свернулся дракончик и тихо мурлыкал. Звереныш просто обожал, когда ему почесывали спинку. И откуда Поттер это узнал?

Пусть сидят, главное, чтобы дверь не скрипнула, закрываясь.

* * *

Гости все прибывали. Вынырнув из камина, торопливо скидывали мантии на руки домовиков, подходили к хозяевам и тут же разбивались на небольшие молчаливые группки. Малфои держались прекрасно — во всяком случае, для людей, всего лишь неделю назад впавших в немилость и прощенных лишь потому, что приглашения на ужин были уже разосланы.

Все толпились в вестибюле, явно не приспособленном для приема гостей, хотя портреты на стенах и пытались всем своим видом выказать радушие. Все одинаково светловолосые, с высокомерно вздернутыми подбородками, но их улыбки — как пол Мэнора — сверху мягкий ковер, а под ним — холодные камни.

— Мне тут не нравится. Портреты смотрят на меня так, словно… — Ли сжала его локоть.

— Родная, в этом доме весело может быть только летучим мышам! — попытался пошутить Роберт. Страх из глаз жены никуда не делся.

— Я бы не привел тебя сюда, если бы этого можно было избежать. Но ты моя жена, и все должны с этим смириться. А потом, когда они тебя узнают, то полюбят. Разве может быть иначе? — хотелось обнять и поцеловать в коротко стриженый затылок! А еще лучше — оказаться сейчас дома. Ким, наверное, уже спит…

— Ты мне покажешь эту Элеонору Нотт?

— Конечно. Я рад, что ты получила приглашение, странно, что оно не пришло раньше. Элеонора тебе понравится. Умнейшая женщина, отец очень высоко ее ценит. Настоящая леди.

— Это здорово, надеюсь, она сможет исправить мои манеры, — Ли смущенно улыбнулась.

— Тебе не нужно ничего менять. Я люблю тебя именно за то, что ты такая, как есть.

Серебристый смех, счастливый взгляд. Они вместе уже почти шесть лет, но за это время чувства не только не начали угасать, а наоборот…

— Кто это? — Ли с интересом рассматривала группу, возникшую у камина.

— Гринграссы, ты, по-моему, видела родителей. Они банкиры, забавное семейство.

— Какие у них красивые платья! Я не видела ничего подобного… А мантии такие короткие, что кажется, что снизу они обшиты кружевом. А это на самом деле низ юбок, ты заметил?— страхи сразу забылись, теперь глаза ее горели любопытством.

— Нет, конечно! Фасоны платьев — это ваши дамские штучки. Идем, я вас познакомлю, — похоже, Блейз Забини тоже чувствовал себя не в своей тарелке, во всяком случае, вид у него был такой, словно он мечтает нырнуть обратно в камин. Но Дафна висела на его руке, как якорь.

— Цецилия, Эдгар… Рад вас видеть! — Люциус как раз отошел в сторону, давая Гринграссам возможность отойти от камина, чтобы освободить место для вновь прибывающих. — Девушки, вы будете украшением сегодняшнего вечера.

— Это ваша супруга? Почему вы ее от нас так долго прятали? — Цилла бесцеремонно уставилась на Ли. — Мои дочери — Эбигейл, Дафна и Астория.

— Роберт Эйвери. Моя супруга — Нгуэн Тхи Лиен.

Самая красивая девушка из трех подплыла к ним, сверкая глазами и драгоценностями, на иностранный манер обняла Ли и коснулась губами ее щеки.

— Как я рада познакомиться! Я тоже тут не всех знаю, так что, если не возражаешь, я тебя похищаю. И не спорь! Это мой первый большой прием в Лондоне, я только приехала из Парижа. Так что буду все время нарушать этикет. А ты будешь меня поправлять!

— Я тоже не была на приемах, так что от меня мало толка! — Ли рассмеялась. Похоже, девушка ей понравилась.

— Тогда ты не будешь надо мной смеяться. Еще раз повтори свое имя — я не способна запомнить такое с первого раза. Оно что-то значит? Это японский?

Даже не взглянув на Роберта, Эбигейл потащила Ли к высокому ромбовидному окошку, около которого собрались девушки и несколько молодых людей. Это было единственное место, где, похоже, было весело. Ну и отлично.

— Ты один? А где Лиен? — вот Мальсибера и правда видеть приятно.

— Ее похитили. Видишь — вон она, у окна. Надеюсь, ей будет весело, — взрыв смеха подтвердил, что так и будет.

— Ким у Георга?

— Да, отец решил не идти. У него опять пошаливает сердце.

— И правильно. Малфои явно не рискнут приглашать всех в столовую, пока не появится Лорд.

Малфои действительно не рискнули, но мариновать высоких гостей в прихожей было бы моветоном, и в зал чинно вошли домовики. Сколько же их у Малфоев? Расставив стулья и кресла вдоль стен, они начали обносить гостей аперитивами и сандвичами. Нарушение всех традиций, но гости не имели ничего против. Блюда опустели за считанные секунды, и эльфы аппарировали за новой порцией. Настроение улучшалось на глазах — лучше пить хорошее вино, сидя на стуле, чем подпирать стену в ожидании Лорда.

— Не ожидал увидеть здесь Салливанов. Они теперь с нами?

— Пока не знаю, но судя по всему — да, ведь теперь у них просто нет выбора. Неприятно, когда собственная дочь… но для нас это подарок.

— Не то слово. Пойду, поздороваюсь. Ты со мной? — Мальсибер явно получал удовольствие от вечера.

Еще бы — проведя столько лет в Азкабане, он просто не понимал, насколько происходящее странно. Эйвери перестал посещать подобные мероприятия сразу после женитьбы на полукровке-вьетнамке, но приглашения все равно исправно приходили. Сколько же лет назад это прекратилось? Два? Три?

А ведь для всех этих девушек этот прием, как и для его жены — первый. И почему его устраивают именно Малфои? Люциусу следовало бы вести себя как можно незаметней. Это чудо, что он до сих пор один из них, после всех его ошибок. Это ожидание в вестибюле, молодежь, надеющаяся на настоящий праздник. Салливаны, которые просто не понимают, что людей их круга можно пытать Круциатусом прямо на этом полу. И что в гостиной кровь может капать на стол, за который они сядут через час. Человеческая кровь…

— Я с ними уже говорил. Мы прибыли одновременно. Иди, шаркни ножкой, а я подойду к Долоховым.

Долоховы его действительно интересовали, вернее — младшенький. Антонин не отходил от него ни на шаг — то ли вводил в курс дела, то ли не давал услышать лишнее.

— Антонин, Николас, рад вас видеть! — рукопожатие у младшего хорошее, но выражение лица непонятное. Может быть потому, что у славян другая мимика? Антонин уже свой, и вырос в Англии, а этот…. То ли сонный, то ли ему скучно, то ли умом не вышел. Медведь какой-то.

Только медведь — опасный хищник. Особенно если разбудить во время спячки.

— Элеонора прибыла только что, видел? Теперь ждем только Темного Лорда.

— Пора бы уже и прибыть. Есть хочется, — медведь не хочет спать. Он хочет есть.

В камине полыхнуло зеленое пламя. Малфои — все трое, а следом и Белла — куда ж без нее — рванули вперед и замерли. Хорошо хоть на колени не бухнулись — предки бы это не пережили.

Хотя…

Все еще 16 апреля 1998 года

— Милый, ты должен его просто отвлечь.

— Ясно, а можно бейсбольной битой?

к/ф «Немного за сорок»

— Простите, что заставил себя ждать, — голос был удивительно четким и громким. Или так показалось, потому что все вокруг замерли?

Эльф робко приблизился в ожидании мантии, но Лорд не счел нужным его заметить. Как и избавиться от верхней одежды. Очень высокий, худой настолько, что казалось, под мантией вообще не было тела, он двигался быстро, но удивительно плавно и грациозно.

— Нарцисса, Люциус, друзья мои, жаль, что вы не начали без меня. Не стоило ждать…— рука со странно длинными пальцами поднесла ладонь хозяйки к губам. Хотя с губами у него явно проблемы. Как и с носом. А вот глаза интересные — с кошачьими зрачками, красноватым отблеском и на редкость красивой формы. Так что вместе все выглядело очень даже интригующе. Даже странно, что все так переполошились.

Дафна присела в низком реверансе, потянув за собой Рона. Похоже, на него опять напал ступор, но, слава Моргане, кланяться он уже научился. Правда, часто — не тем, кому следовало бы. Похоже, не он один был растерян и все делал не так. Крэбб и Гойл вообще забились в угол, Малфой вел себя как домовой эльф, горя желанием услужить и при этом изображая, что семьи Гринграсс для него не существует. Только Теодор вел себя так, словно прием такого уровня для него не в диковинку.

— Прошу всех к столу! — Малфой-старший был исполнен достоинства. Двери распахнулись, и перед ними предстал зал, явно долженствующий ослепить всех волной света, роскоши и запахов. Лорд протянул руку Нарциссе, хозяин приема поспешно метнулся к Элеоноре Нотт. За первыми парами потянулись остальные гости — по степени приближенности к Его Темнейшеству. Вот где пригодился веер! Распахнув его во всю ширь, Дафна начала давать инструкции:

— Как войдем — следуй за домовиком, он проводит нас к нашим местам. Отодвинешь мне стул… — тупица, похоже, не слушал. Глупо приоткрыв рот, он таращился в спину Лорду. Пришлось наступить ему на ногу, одновременно вонзив ногти в руку. Рот он закрыл, но мысль в глаза не вернулась.

— Ты видела его нос?

— Нет, конечно. Его же нет! — ну почему всех так волнует отсутствие у Темного Лорда носа?

— У него лицо, как у змеи!

— Не заметила сходства. Посмотри на нос жены Эйвери, но она при этом хорошенькая.

— Но он ужасен! А вы ведете себя так, словно он — обычный человек.

— Не вижу ничего ужасного. А человек он как раз весьма необычный, потому и интересно. Вы, по-моему, сгущаете краски — он же не людоед, и, во всяком случае, пока, ведет себя мило. Так что оторвись от лицезрения своего кумира и слушай. Идешь за домовиком, отодвигаешь мне стул….

— Ты должна была мне сказать, что мы идем в Малфой-Мэнор на встречу с этим!

— И вовсе не на встречу. Он — такой же гость, как и мы. И нам сейчас вообще не до него! Думаю, что наши места будут в конце стола — Малфои постараются. Ты понял про стул?

— Ладно, отодвину.

— Когда я сяду, ты садишься тоже. Салфетку кладешь на колени. И не ешь ничего, пока я не начну. Еду у них будут раскладывать эльфы — во всяком случае, раньше было так. Но иногда ты должен предлагать что-нибудь мне. Что-то вкусное, вроде как советуешь, потому что тебе понравилось. Ты понял?

— А что тут непонятного? Только я путаюсь в приборах, — похоже, начинает приходить в себя.

— Главное — следи за тем, что делают остальные. И не забывай о даме, сидящей с другой стороны от тебя.

— Ее я тоже должен кормить?

— Кормить никого не надо. Молю Мерлина, чтобы там оказалась Тори.

Рон не шлепнулся по дороге, не уронил стул и не наступил никому на ногу. Правда, табличку со своим именем он сперва уронил в бокал для шампанского, а затем сунул в карман.

Места у них действительно были в самом конце стола, вместе с наименее значимыми из гостей. Родители сидели неподалеку от Лорда, Эби не было видно. Сбоку от Блейза расположилась миссис Гойл — тучная клуша в темном, даже не ответившая на улыбку Рона. В другое время Дафну бы возмутило, что Малфои отвели ей место с этими неудачниками, но сейчас это могло их спасти. Окажись рядом Теодор или Эби, Рон бы себя выдал. А так…. Но Малфои за это ответят! И как они посмели так унизить Забини? Будь на месте Рона Блейз, Дафна бы уже знала, чей волос через час был бы в кармане ее жениха.

На другом конце стола Люциус что-то проверещал срывающимся от восторга голосом. Остальные радостно взревели — судя по всему, пили за Темного Лорда. Вино было отличным, Рон так же справился со своим бокалом, хотя и выглядел слегка удивленным. Похоже, он ждал огненного виски или сливочного пива.

Закуски подходили к концу. Нарцисса постаралась, но не поразила. От супа Дафна отказалась, а Рон умял полную тарелку, да еще и гору хлеба. Можно было ему намекнуть, что Блейз съел бы пол-куска от силы, но, похоже, тут на это никто не обращал внимания. Намного важнее то, что Рон, наконец, перестал дергаться.

Сейчас Дафну волновало только одно. Время неумолимо двигалось вперед, и Рону надо было глотнуть Оборотного зелья. У них дома перед десертом домовые эльфы меняли не только все столовые приборы, но и скатерти, так что большинство гостей вставали из-за стола. Но так ли будет у Малфоев? Если нет — выпить зелье будет проблематично. Похоже, Рона волновало то же самое.

— Мне надо выйти из-за стола. Как это сделать? — прошипел он ей в самое ухо.

— Подожди, думаю, минут через пять повод будет.

— А если нет? Может мне тихонько добавить его в бокал?

— Цвет не тот, был бы на столе огненный виски…. Так что пока ждем. И узнай, где тут туалет.

Определенно это был их день. Послышался шум отодвигаемых стульев, проворные эльфы возникали из воздуха с подносами и исчезали с быстротой молнии. Гости вставали из-за стола, несколько мужчин, тихо переговариваясь, направились в глубину дома.

— Пора, давай быстро, — хоть тут не паникует. Небрежным движением руки подозвав пробегавшего домовика, Рон что-то прошептал ему на ухо.

— Я провожу господина, если он позволит.

— Валяй! — так бы Блейз никогда не сказал, но тон был выбран правильно. Рон делал успехи прямо на глазах. Резким движением отодвинув стул, он направился за прислугой. Покачиваясь. О Мерлин! Он не просто расслабился — он напился! Мда, херес и портвейн на непривычный желудок…. Сколько же он выпил?

— Ах, вот вы где! — радостно пропела Эби за спиной. — Почему тебя посадили на самый край стола?

— Потому, что меня Малфои не любят.

— За что? Ты ангел! — Эби хлопала ресницами, потрясенная и возмущенная до глубины души. Только бы не устроила скандал.

— Ангел расторг помолвку с их сыном. А им это не понравилось.

— Ты все сделала правильно. Рыбный суп на приеме — ужасно, мне кажется, что от меня пахнет тиной! А где Блейз? Он у тебя милый. Поздравляю.

— Ничего милого в нем нет. Ему лишь бы поиздеваться, а там — хоть трава не расти! — голос Тори был едок и безапелляционен. Сама хороша. Если бы не она, Рон был бы уже далеко, а Блейз охотился за волосом Люциуса.

— Тори, перестань. Ты сама все время его задирала.

— Он подлец.

— А ты — маленькая злючка.

Где же Рон? Ему пора уже прийти. Теодор вышел следом за ним, только бы он не заговорил с «другом»!

— А мы можем пойти в гостиную прямо сейчас? Я не хочу сладкого, а здесь все пропахло супом! — Эби все никак не успокоится. В Париже она стала просто несносной. Не нравится суп — не ешь.

— Пока хозяева не пригласили — нельзя.

— А куда все идут? Мне надоело сидеть… Это так скучно!

— В туалет или курить.

— Какая проза! Ладно, пойду поболтаю. У меня милые соседи — Теодор и Анита. Ты должна знать ее мужа, он известная шишка. Жаль, что она беременна, мы могли бы стать подругами. Я так хочу погулять по выставкам и музеям, а вас не вытащить!

...Похоже, что этот день все-таки когда-нибудь закончится. И все они останутся живы. Рон доедал пирожное. Если бы не шампанское, то можно было бы расслабиться, но придурку оно явно понравилось. И говорить что-то было бесполезно — он лишь недоуменно приподнимал бровь, все больше напоминая Блейза. Правда — пьяного Блейза.

Наконец ужин закончился. Еще полчаса, и гости начнут разбегаться по домам. Если конечно не придется ждать, пока удалится Их Темнейшество.

Гостиная была красива. В ней было то, чего так не хватало маминой — строгость и настоящий вкус. Каждая вещь — на своем месте, и словно создана для него. Голоса звучат приглушенно, гости опять разбрелись по кучкам. Кажется, вечер, вопреки ожиданиям, удался. Около камина восседал Лорд, вокруг расселась свита во главе с Малфоем-старшим, Нарцисса развлекала гостей, а Драко явно не понимал, к кому приткнуться.

Эби гарцевала через комнату, постукивая каблучками. Щеки горели, юбка развевалась. За ней с трудом поспевала невысокая шатенка в темно-синем платье с высоким лифом, не способным скрыть округлившийся живот. Как же быстро Эби находит подруг! Но расстается с ними с той же скоростью.

— Это Анита Лестрейндж, супруга Рудольфуса, вы его знаете, да?

— Конечно, он — частый гость у нас дома. Рада нашему знакомству. Как поживаете? — да что это с Роном? Мог бы хоть подняться на ноги и поклониться. Этому-то он уже научился! А то уставился как на приведение.

Нарцисса возникла откуда-то сбоку.

— Эбигейл, я рада, что первый дом, который вы посетили — наш. Сегодня вы были украшением нашего вечера — и ваша красота, и французский шик, и чудная непринужденность, которой нам всем так не хватает…, — то ли нервы уже на пределе, то ли в словах и правда скрытая издевка? Эби этого не заслужила. Она просто не понимает, что сейчас Лондон — не Париж, и здесь уже давно не говорят то, что придет в голову.

— Ваш вечер украшать не надо. Он чудесен, как и ваш дом. Я счастлива, что посетила его, но говорят, что главная жемчужина — оранжерея. Если у вас будет возможность…, — вот это да! Сказать единственное, что способно обезоружить эту зануду. Лучше не придумаешь.

— Конечно, но вы понимаете, что в ближайшие дни…. Но я обязательно напишу вам, и мы решим…

— А почему не сейчас? Пойдемте, ну пожалуйста! Нарцисса, никто даже не заметит, что мы удрали, — вот оно — то, чего она опасалась весь вечер. Везти вечно не может.

— Блейз, миссис Малфой не может оставить гостей. Что за странная шутка?

— Почему? Люциус развлекает мужчин, а Драко нас прикроет. Мы быстро! А у вас там есть розы?

— Конечно, притом самые разные — и парковые, и вьющиеся. Самые ценные растут в теплице, их привезли из Испании и с юга Франции — думаю, Эбигейл будет приятно их увидеть. Последнее мое приобретение — фиолетовые, для них мы построили мраморную беседку в древнеримском стиле. Это удивительное зрелище — белые колонны и этот странный цвет. Я обязательно вам их покажу, как только они расцветут, — Дафна почувствовала невольное восхищение. Так прекрасно выйти из положения и удержать ситуацию под контролем, когда кажется, что это уже невозможно…

— Во Франции прекрасные розы, но все равно английским парковым равных нет. Хотя лично я больше люблю смешанные цветники, где есть тонкие цветовые переходы. И обязательно — камни и хвоя, разных оттенков. Если еще есть возможность устроить это на берегу ручья…, — Эби не отставала от миссис Малфой, и последняя искра интереса в глазах Рона погасла. Похоже, он сейчас заснет, но это лучше, чем подобные выходки. Тори идиота травила, она — притащила сюда, а теперь выкручиваться приходится несчастной Эби и ни в чем не повинной Нарциссе, которую почему-то даже стало жаль.

— Дорогая, ты решила заняться цветоводством? Как мило...

Только мамы тут не хватало! Ну что ей мешало подождать минут пять? Отец сразу бы оценил ситуацию, а от мамы можно ждать всего, чего угодно. И как же она плохо смотрится рядом с Нарциссой! Дафна никогда бы не подумала, что можно стыдиться бриллиантов.

— Цветоводство — это такое же искусство, как и музыка. Тем более, если я решу остаться в Англии, где у всех есть цветники, мне будет необходимо его изучить.

— Но дорогая, у нас есть цветник! — сейчас мама полезет в бутылку и начнет расхваливать свой сад, с его фонтанами, скамейками, скульптурами и жуткими деревьями в кадках.

— Мамочка, прости, но цветы — это не твое! — Эби нежно улыбнулась, но почему-то мама не стала спорить. — А вот миссис Малфой может дать мне действительно ценные советы. Она так интересно рассказывала о фосфатных удобрениях и укрытии корнесобственных роз зимой…, — идея была шикарная, но Рон проснулся и, услышав знакомое имя, пытался поймать суть разговора.

— Вот-вот… Миссис Малфой может дать… этот, совет. А сейчас — все в сад! — папа сразу все понял — он молодец, всегда все замечает и, в отличие от мамы, не начинает ругать, а сначала старается все исправить.

— Дорогая, мне кажется, миссис Лестрейндж немного побледнела. Ты не проводишь ее к окну?— новая жена Рудольфуса не казалась бледнее, чем раньше, но явно чувствовала себя не в своей тарелке. Еще бы — малознакомые люди, щекотливая ситуация, и уйти неудобно, и чем помочь не понятно. Но тут она с готовностью перевела измученный взгляд на маму и промурлыкала что-то о головной боли. Мама, еще не пережившая того, что Эби сказала о ее способностях к цветоводству, явно не хотела уходить, но спорить с мужем, а тем более отказать в помощи даме, находящейся в деликатном положении…

— Нарцисса, вы меня простите, если я скажу своей дочери пару слов наедине? — Нарцисса готова была простить все, что угодно. Ей явно не нужен был конфуз на приеме, даже если в нем виноваты Гринграссы. Эби и тут не подвела — оказалась рядом и выказала интерес к способам ухода за газонами. Приличная тема, и Рону вставить нечего.

— Дафна, твой жених пьян.

— Это я виновата. Он просто выпил бокал хереса, а я зачем-то решила его вытрезвить. Оказалось, что утром он пил магловское пиво, и вот … — виноватый взгляд и жалобное выражение всегда действовали на отца безотказно.

— О чем ты думала, я не понимаю. Ты как твоя мать! Бокал хереса для человека, знающего меру, не повод заниматься его спасением. А Блейз всегда знает, что делает. Ты повела себя неразумно, но исправить это нельзя, так что вам лучше покинуть прием. Надеюсь, мне удастся договориться с Нарциссой, хотя она не тот человек, кому мне хотелось бы быть обязанным.

Покинуть прием раньше главного гостя — немыслимое нарушение этикета. Так опозориться на глазах у жены Рудольфуса! И как все это объяснить Блейзу? А Тори сейчас где-то веселится…

— Я жду вас с Блейзом в вестибюле через пять минут. Думаю, вам лучше пройти через столовую, дверь будет открыта, — миссис Малфой держалась безукоризненно. Ни сожаления, ни намека на злорадство, ни заговорщицкого взгляда. Славно удирать, — приклеилось же слово! — посреди приема — вполне привычное поведение.

Рон не сопротивлялся и покорно топал сзади, если и не понимая — куда, то хотя бы молча. Возможно, он надеялся, что его, наконец, ведут в сад. Нырнуть за портьеру, скрывающую дверь в холл, где находятся дамские и мужские комнаты, а оттуда — в столовую. Завтра не избежать шуточек, что влюбленные не могли расстаться до дверей туалета. В столовой было пусто и тихо — эльфы уже закончили уборку, свет погашен — только одинокая свеча на буфете освещает путь к дверям в вестибюль.

— Спасибо вам за все, мне так жаль…

— Не стоит извиняться, все мы были молодыми и попадали в подобные ситуации, — Нарцисса улыбнулась. Мягко, словно и вправду знала, о чем говорит. Вот уж не верится! Хотя неделю назад Дафна и представить не могла, что попадет в такую авантюру, и ее первый званый ужин в одном из самых знатных домов Британии превратится в кошмар. А все могло бы быть так здорово — веселые разговоры, прекрасное платье, рядом жених — может и не любимый без памяти, но завидная добыча…

* * *

— Лучше бы Тори тебя и правда отравила! — ну надо же быть таким придурком! Взмах волшебной палочки — и хорошее настроение Рона испарилось, как разноцветные пузырьки волшебного шампанского. Сейчас она была готова отравить его сама.

— Да что я сделал? Все же прошло отлично…. И почему мы ушли?

— Потому, что ты напился, как тролль, и пытался устроить дебош!

— Не ори, и ты опять врешь. Ты все время врешь, а я все отлично помню. Мы все хотели идти в сад…

— Это ты хотел! Какой сад? Есть четкие правила. После ужина гости сидят в гостиной и беседуют. Хозяйка не может всех бросить и тащиться через все поместье, чтобы показать тебе розы.

— Ну и ладно, могу я чего-то не знать? Могла бы объяснить… — опять на лице это выражение. Смесь ослиного упрямства и детской обиды. Еще и объяснять ему что-то надо.

— А ты слушал? Ты называл миссис Малфой по имени! И привлек внимание окружающих. А если эта Анита расскажет мужу?

— Анита?

— Лестрейндж, жена Рудольфуса, шатенка в синем платье и с пузиком, дочь Салливана. Она все слышала и наверняка догадалась, что нам пришлось покинуть прием раньше Лорда потому, что ты напился как…

— А что с Беллатрисой? Я же ее видел!

— Они развелись. Какое тебе дело до Лестрейнджей? Все это видели мои родители, мы были в шаге от провала! Все, что от тебя требовалось — это слушать меня и молчать. А ты даже на это не способен! Даже не представляю, как теперь Блейзу придется выкручиваться из этой ситуации. И мне — тоже. Теперь я не смогу смотреть в глаза Малфоям никогда. Получается, что их сыну я предпочла пьяницу и дебошира.

— Как же у вас все запущено! Захотеть посмотреть цветы — это уже дебош? Ну да ладно. Могло быть и хуже. Главное, что все закончилось, и я могу вернуться.

— Пока не можешь. Надо решить, что делать с Блейзом, — Дафна плюхнулась в кресло и ладонями сжала виски. Голова гудела.

— Ну, нет. Ты сказала, что после бала я свободен. Теперь мы вообще квиты — идя туда, я рисковал даже больше, чем вы, когда меня спасали. И все для того, чтобы прикрыть твою сестрицу-отравительницу. Так что выводи меня отсюда, а потом просто отправишь Блейза к нему домой. С эльфом — у вас их полно.

— Ты думаешь, что говоришь? А утром он очухается и скажет, что ему стало плохо у нас, и на балу его не было. Его отправят в Мунго, а меня — в Азкабан. И Тори — тоже.

— Получается, я зря рисковал? Мы ничего не выиграли?

— Надо подумать, — Дафна вскочила и забегала по комнате. — Я проведу тебя до ограды, прямо сейчас, пока родители не вернулись. Блейза ты завернешь в свою мантию, и он будет плыть по воздуху за нами. Нас с тобой увидят домовики, но это нормально — ты нетрезв, и я тебя проводила до ворот. Оттуда ты аппарируешь в особняк Забини. В холле тебя встретит пожилая женщина, полная и в очках — это Нэнси, ваша экономка. У вас служит человек, а не эльф. Вернее — сквиб, но все Забини ее обожают. Скажешь, что устал и пройдешь к себе — по лестнице наверх, первая дверь налево. Как войдешь — запрись, это ее не удивит, Блейз часто так делает. Потом переоденешь его, развяжешь веревки, посадишь в кресло — и все, можешь быть свободен. Думаю, тебе будет лучше вылезти через окно.

— Дафна, все слишком сложно. Мы обязательно что-нибудь перепутаем, — конечно перепутают, если он опять начнет заниматься самодеятельностью.

— Хуже не будет, а так ты сможешь убраться отсюда, а я как-нибудь попробую все исправить. Но действовать надо быстро — родители скоро вернутся. И надо, чтобы я уже была дома.

Паника накатывала. Еще немного и она сорвется, и тогда — все. Что делать дальше? Как объяснить происшедшее родителям и Блейзу? Может, прикинуться, что она тоже ничего не помнит, и действовала под Империусом? Или шанс есть? Отца уговорить можно, а вот Блейза…

Наврать, что Тори училась варить приворотку, а у нее не получилось? Нет, он не дурак, не поверит. Тогда что? Но мысли путались. Сейчас главное решить хоть одну проблемы — убрать из дома Рона, пока отец не вернулся и не попытался поговорить с Блейзом сам. Лучше было бы не приплетать его сюда вообще — так было бы проще. Проще? Но тогда она слишком перепугалась, а сейчас уже так запуталась в собственной лжи, что выбора нет.

Рон хотел что-то сказать, но промолчал, и она была ему за это благодарна. Аллея, обсаженная деревьями, все не кончалась. Вернее — обставленная.

— Это апельсины, — надо было что-то сказать, чтобы разрушить эту тишину. И не завизжать от страха.

— А почему в кадках? — так она и думала. Вот почему он на них так пялится. Попробуй, объясни, зачем, тем более, что это и правда смешно. Обычные деревья, привыкшие к английскому климату, были бы уместнее. Такие, как у Малфоев. Но мама не желала иметь то же, что у других. По ее мнению, апельсины были верхом оригинальности.

— Чтобы зимой убрать в теплицу, а то замерзнут, — не понял, но промолчал. Разговор не клеился.

Вот и ограда. Белые мраморные столбы белели в темноте, вскоре стали видные и решетки — чугунное переплетение роз напоминало о несостоявшейся прогулке в сад.

— Ну, все. Что делать дальше, ты знаешь. Я зайду к Забини завтра с утра и все улажу, — Дафна замялась. — Прощай, Рональд.

— Прощай, — вот и все. Хотя бы одна проблема решена. Теперь — домой, и ждать отца…

* * *

Это был странный вечер — таким Лорда не видел никто, за исключением, быть может, отца. Тот любил повторять, что Том — именно так он его всегда называл — такой же человек, как и они все, только судьба ему выпала другая — великая и страшная. До этого дня Эйвери казалось, что это не более чем попытка старого человека найти знакомые черты в том, кто давно ушел вперед, но сейчас…

Молчаливый, благосклонный, вальяжно раскинувшийся в кресле у камина, с тяжелым хрустальным бокалом с коньяком, без змеи на плечах, Лорд вел себя не как сосредоточие зла, а как обычный высокий гость. Так бы мог себя вести Министр магии или представитель какой-нибудь великой державы. Огонь бросал отсветы на лицо, утратившее привычное жестокое выражение и ставшее даже красивым. Беседа лилась плавно — о погоде, коньяке, тисовой аллее Малфоев, и прочих таких же обыкновенных вещах.

Гости опять разделились на несколько групп — молодежь оккупировала самый освещенный угол зала, оттуда слышались взрывы смеха, девушки кокетничали с молодыми людьми, а те старались произвести на них впечатление остроумием и манерами. Люди постарше собрались вокруг Элеоноры Нотт. Тут беседа текла тихо, но не менее оживленно. Лица разгладились, даже Салливаны чувствовали себя в своей тарелке — дипломат рассказывал какую-то забавную историю, присутствующие ахали и хихикали в платочки.

Похоже, только Беллатриса не находила себе места. Единственная женщина среди окруживших Лорда Пожирателей, она выглядела здесь неуместно. Напряженная, как струна, в закрытом, черном и явно не бальном платье, она сидела на самом краешке стула, ловя взгляд своего господина и мечтая, когда же он разрешит ей заняться тем, что ей ближе всего — устроить побоище или начать кого-нибудь терзать. Но ждала тщетно. На лице Люциуса застыла счастливая улыбка, что было так же непривычно. Обычно он был холоден и высокомерен, или напуган и жалок. Но сегодня — его день, он, наконец, смог угодить, и наслаждался моментом.

Ли упорхнула к молодежи сразу после ужина. Ей хотелось побыть с ним, но здесь ей не место, а ему нечего делать среди ее новых друзей.

— Может быть, подать еще свечей? — Нарцисса держалась отлично — ровно, приветливо и без всякого подобострастия. Казалось то, что у ее камина сидит такой гость, для нее нормально и привычно.

— Не стоит утруждаться, по-моему, так даже уютнее, — Лорд улыбнулся, или это тени так легли на лицо?

Хозяйка замешкалась, не зная, что еще предложить. Вечер входил в ту стадию, когда сытые гости не нуждались в развлечениях. Было приятно просто сидеть и смотреть на огонь. Чудесное забытое состояние!

Стук каблучков вывел из полудремы. Как ее? Эбигейл? Сколько же в ней энергии! Похоже, этой девушке просто необходимо, чтобы мир кружился исключительно вокруг нее. Интересно — это такой характер или французское воспитание? Парижане так утомительны…

Лорд неожиданно легко поднялся, за ним — все присутствующие мужчины и — вот смех — Белла. Эта женщина никогда не поймет разницы между приемом и собраниями у Лорда. Или она уже не чувствует себя женщиной? Странно, что недавно некоторые считали, что хозяин намерен сделать ее своей женой. Нет, он для этого слишком умен.

— Сидите-сидите! — Эбигейл с улыбкой замахала белоснежной ручкой. — Я на минутку. У вас так тихо, вы меня заинтриговали.

— Милорд, это моя дочь, она училась во Франции и приехала только на днях, — Гринграсс то ли представил свою дочь второй раз, то ли хотел извиниться за нее.

— Мисс Эбигейл, если я не ошибаюсь? Такую девушку невозможно ни с кем спутать! — Лорд поклонился. Похоже, красотка его позабавила. — Вы не побудете с нами?

Расправив необъятную юбку, небесное создание устроилось в кресле. Вот у кого Белле стоило бы поучиться! Но мегера сейчас испытывала только одно чувство — непреодолимое желание растерзать нахальную девицу, посмевшую отвлечь на себя высочайшее внимание.

Мужчины опустились на свои места. Нарцисса и Люциус переглянулись.

— И как вы нашли Лондон после Парижа? — Лорд, кажется, решил поиграть в светского человека. Или кошка нашла себе мышь?

— Я и не думала, что так соскучилась по дому. И тут еще этот прием — так кстати! Сколько приятных людей.…Как было бы грустно, если бы я приехала позже и на него опоздала!

— Мы тоже были бы расстроены, если бы лишились возможности принять вас в нашем доме, — Люциус явно расстроен бы не был, но не выказать почтение особе, удостоившейся внимания Лорда, не мог.

— В Париже я не пропускала ни одного званого вечера! Обожаю приемы, особенно балы. Жаль, что в Лондоне они не в почете. Здесь, по-моему, не очень любят музыку, особенно дома, а во Франции … Домашние концерты, маленькие оркестры, играющие в затененном углу зала, когда гости наслаждаются изысканными блюдами… — Эбигейл прикрыла глаза, словно отдавшись приятным воспоминаниям.

— Вы так любите музыку, — это прозвучало скорее утверждением, нежели вопросом. — Наверное, вы играете или поете?

— Да, и то, и другое. Сейчас правда я больше увлекаюсь вокалом — меня учила мадам Ренье.

— Может быть, вы окажете нам честь? — это было не просто неожиданно. Лорд интересуется музыкой? Или забавляется, заставляя Малфоев выполнять каприз вздорной богачки, не понимающей, что ее персона здесь никому не интересна?

— Но здесь же не принято… Я не думаю, что гостям будет интересно… — похоже девочка поняла, что зашла слишком далеко. Эдгар пошел красными пятнами, но сам виноват — если джентльмен женится на американке, всегда есть риск, что дети пойдут в мать. Хорошо, что только старшая — остальные умеют себя вести.

— Почему же? Развлекаться — так развлекаться! — вот кто всегда умеет сказать то, что нужно. Нарцисса сделала шаг вперед, загородив собой растерявшегося Люциуса. — Рояль?

Смелый ход. Теперь, если девочка опозорится — сама виновата. Если будет иметь успех, то вечер войдет в историю. Впрочем, последнее произойдет в любом случае.

Эльфы уже аппарировали рояль, перед ним полукругом выстроились ряды стульев. Гости, заинтересовавшись, занимали места, но красотку это, казалось, ничуть не смущало.

— Нас ждет сюрприз, не так ли? — Элеонора улыбалась. Казалось, нарушение распорядка ее совсем не волновало.

— Мисс Гринграсс осчастливит нас своим пением.

— Роберт, это может быть мило. Девушка красива, превосходно держится, и, говорят, весьма одарена. Не будьте так суровы! Этикет — это еще не все, а вот талант втянуть в авантюру таких снобов, как мы…

Тут было нечего ответить. Гости явно получали удовольствие от происходящего. Во всяком случае, Лорд, устроившийся в первом ряду — точно. Роберт этого оптимизма не разделял, так что удовольствовался третьим …и обществом супруги.

Перелистав ноты, виновница переполоха смутилась:

— Я не знаю этих песен, так что придется обойтись вообще без нот. Буду петь то, что помню, но мне придется играть самой.

— Так будет даже лучше! А в следующий раз вы привезете ноты с собой. Я думаю, что вы не дадите нам скучать! — Нарцисса, похоже, разделяла мнение Элеоноры.

— Что же вам спеть? Арию, старинную балладу, романс, или, быть может, что-нибудь веселое французское? — синие глаза обежали зал и остановились на Лорде. Похоже, красавица не так глупа, как показалось в начале.

— Что-нибудь любовное! — кто это выкрикнул? Блейз? Дети пошли в разнос. Не перегнули бы палку…

— А почему бы и нет? — раздались аплодисменты и одобрительные выкрики. Эбигейл уселась поудобнее и протянула руки над клавишами…

Удивительно, но пела она действительно прекрасно, и дело было даже не в голосе, которым она владела мастерски, и не чувстве, вкладываемом в слова, а в том, что девочка, которая только что смешила и даже немного раздражала, теперь стала совсем другой. Она создавала настоящее чудо, вела за собой, заставляя плакать, смеяться, забыть все. И жить только музыкой и ее голосом. Рядом со всхлипом выдохнула Ли.

— Роберт, как она поет! Как же это чудесно…

Зал взорвался овациями. Первым встал сам Лорд. Выпустив из палочки огромный букет роз, он положил их на крышку рояля. Эбигейл, вскочив, попыталась их поднять, но цветов было слишком много, и они посыпались на пол. Это послужило сигналом.

Присутствующие вскочили, и на певицу посыпался настоящий град цветов. Она даже не пыталась их поднимать. Цецилия Гринграсс поднялась со своего места рядом с мужем и раскланивалась с таким видом, словно это она вызвала этот шквал своим пением. Эдгар сиял. Похоже, он простил дочери все ее промахи.

— Браво, еще!

И она снова села за рояль. Арии, вальсы, романсы… Знакомые и незнакомые, на разных языках. Это был невероятный успех.

После концерта настроение у всех изменилось. Предложи хозяева выбежать во двор и начать пускать фейерверки — все приняли бы идею на ура.

— Я должна к ней подойти! — Ли не могла успокоиться. — Я никак не ожидала, что она настолько талантлива…

— Вы подали мне прекрасную идею, — голос Лорда имел странную особенность. Любое слово, даже сказанное вполголоса, было слышно в любом уголке зала. — Я хотел пригласить всех на новоселье. Но сейчас идея устроить ужин уже не кажется мне интересной. Мы устроим бал!

Бал в новом замке Лорда? В другое время это бы вызвало шок, сейчас — всего лишь поразило.

— Прекрасная идея! — Элеонора радостно засмеялась. — Будем ждать приглашения.

Зал жужжал, как растревоженный улей. Гости, опять сбившись в кучки, обсуждали концерт и новость. Пришлось, оставив жену, подойти к камину. Стулья и рояль исчезли, но Эбигейл не ушла, а присела в кресло рядом с Нарциссой, на соседнем высилась гора цветов. Хозяйка выглядела довольной: вечер превзошел все самые смелые ожидания.

— Надеюсь, вы не покинете нас до праздника? — нет, сегодня Лорд был сама галантность.

— Ни за что! Упустить такое событие? А где ваше поместье? В Лондоне?

— Нет, это старинный замок, и он старше Лондона. Я потратил много сил, чтобы его заполучить. Сейчас там заканчивается ремонт. Думаю, вам оно понравится — там неплохая коллекция картин и скульптур, некоторые просто уникальны.

— Это чудесно! Буду счастлива их увидеть.

— Буду счастлив их вам показать. Думаю, даже не стоит ждать бала, тем более, мне понадобятся ваши советы по организации вечера.

* * *

Вот и все. Неужели этот безумный день, более похожий на дурной нескончаемый сон, закончился, и им все удалось?

Рон развалился в кресле, положив волшебную палочку на колени. Как же хорошо оказаться в своей одежде, не следить за осанкой и выражением лица! Все прошло, как по маслу. Экономка вышла в холл, только когда он открывал дверь в свою комнату, и даже не попыталась заговорить. Блейз, переодетый в собственные брюки и рубашку, мирно посапывал в кресле — вот кому хорошо… Его фрак валялся рядом на ковре, словно он сам его скинул. Завтра Дафна расскажет про попытку его вылечить после обморока, и он поверит. А почему бы и нет? С чего ему подозревать свою невесту?

А он, наконец, свободен. Сейчас он аппарирует к Аберфорту, но лучше чуть позже, когда в трактире не будет посетителей. Хотя под мантией он почти ничем не рискует.

Рон откинул голову на спинку кресла и на минуту прикрыл глаза. Только бы не уснуть! Через полчаса он будет знать правду, какой бы она не была — что произошло с Гермионой, попытался ли Гарри их найти, — и решит, что делать дальше. А что, если Аберфорт ничего не знает? Тогда он отправится к Биллу и Флер, уж они что-то знать должны. Наверное, они с ума все сходят, думая о нем.

А если девчонки не вернулись в Ракушку, что тогда? Об этом было даже думать страшно. После того, как он дважды предал Гарри, получается, что он бросил и их? Удрал, прячась под мантией, зная, что они ранены, и у них одна палочка на двоих? Как он сможет посмотреть в глаза брату? Даже если тот его поймет, в глазах всех он окажется слабаком. Да, со стороны это выглядит именно так. Неделю прятался в шкафу, а шестикурсница его травила какой-то дрянью, потому что влюбилась. Чушь какая-то.

…А сегодня он чуть не погиб, потому что напился на приеме у Пожирателей на глазах у самого Лорда.

Да уж, так отличиться мог только он. Гарри в этой ситуации наверняка спрятался бы за шторой, подслушал бы что-нибудь важное, украл бы пару крестражей и вылетел бы через крышу, разнеся Малфой-Мэнор по кирпичику, в очередной раз обманув Темного Лорда. Но он — не Гарри…

От этой мысли стало совсем грустно, тем более, что ее сменила другая. Еще хуже. Он же и правда был на приеме, где собрались Пожиратели и их друзья, и собрались они явно не просто так. И он не сделал ничего, чтобы узнать, для чего Лорд собрал своих прихвостней. Он даже не запомнил и половины из присутствующих — а ведь эти имена так нужны Ордену! Эти люди ходили, болтали о своих делишках, строили планы, ничуть не стесняясь Блейза Забини, а он был занят только тем, чтобы не выдать себя. Трус! Рон напряг память. Эйвери что-то обсуждал с каким-то Пожирателем, фамилии которого он не помнил, но лицо было знакомо. Они говорили о Салливанах. Что это здорово. Но что именно? Он не мог вспомнить. А что ему сказал Нотт-младший?

Рон встал и прошелся по комнате. Хотелось стукнуться головой о стену, чтобы вытряхнуть оттуда хоть какое-то воспоминание. Что-то о Роджере. И что они завтра должны встретиться. Ну почему он не задал ни одного вопроса, а только кивал? Пьяный идиот! Сейчас бы он мог столько важного рассказать Аберфорту! Он бы был героем…

А может, он еще им будет? Рон почувствовал, что рубашка на спине взмокла от собственной храбрости. Или сумасшествия. Что делать, если тебе везет? Довольствоваться тем, что вывернулся, или попробовать сыграть до конца? Свою партию, только свою! Шанс был. Это же как волшебные шахматы, а в них он играет неплохо. Если получится… дух захватывало от одной мысли об этом.

Ему нужен, просто необходим еще один шанс. И всего один день!

Он встретится с Ноттом, прикинется, что ему плохо, и попытается узнать все, что сможет.

17 апреля 1998 года

Он видел все, но этого не понял.

Катя Шофман

Стук не прекращался. Рон выволок из-под головы подушку, намереваясь швырнуть ее в дверь, и только тут понял, где он. Выхватив из-под подушки флакончик, сделал глоток. Все-таки со стороны Забини было крайне неосмотрительно хранить Оборотное зелье вот так, без малейших защитных чар. А если обыск? Зелье-то незаконное, если разобраться. Хотя кто будет обыскивать дом Пожирателя теперь, авроры давно подконтрольны Тому-Кого-Нельзя-Называть…

Стук повторился. Непонятно, что он должен сделать теперь — спросить, кто там, открыть дверь с помощью палочки или подойти к ней? На всякий случай Рон выбрал второе.

— Ты еще в постели? Все нормально? — это была экономка, державшая в руках подносик с крошечной чашечкой. Явно не чай, скорее всего, кофе.

— Спасибо, Нэнси. Все хорошо, но голова раскалывается.

— После завтрака пройдет, я как раз начала накрывать на стол, — интересно, где этот стол? Есть хотелось ужасно.

— Не хочу никуда идти, позавтракаю здесь, — тон, похоже, выбран правильно — капризно-повелительный, наверное, именно так разговаривают с экономками.

— Что за новости? Ты не старуха, чтобы есть в постели. Быстро в ванну, я тебя жду на кухне.

Дверь хлопнула прежде, чем он сообразил, что ответить. Ничего себе. Похоже, в этом доме командует отнюдь не Блейз. И вообще, зачем нужна экономка: будить в такую рань и решать, где тебе завтракать? Пришлось встать и отправиться в ванную. Затем возникло сразу несколько проблем. Во-первых, что надеть? В чем юные Пожиратели спускаются к завтраку? И почему завтрак на кухне? На кухне едят простые смертные, а приличные чистокровки должны вкушать овсянку в столовой… вроде бы. Бросив взгляд по сторонам, Рон увидел брюки, висящие на спинке стула, и сложенную рубашку. Смотрелось прилично, теперь нужно набраться смелости и выйти из комнаты в поисках завтрака.

Ему повезло. Едва спустившись на первый этаж, Рон увидел Нэнси, шествующую откуда-то с целой кипой полотенец. Направлялась она, судя по доносившимся запахам, именно туда, куда и нужно.

— А что у нас на завтрак?

— Как всегда — яичница с беконом и тосты, а что?

— Мне показалось, пахнет чем-то вкусным, — уф, вроде выкрутился. Надо задавать меньше вопросов.

— Унюхал-таки! — женщина рассмеялась. — Ладно, признаюсь, испекла твои любимые сладкие булочки.

Стол был уже накрыт. Еды было много, и отличной, а булочки… тут у них с Забини вкусы сошлись. Нэнси деликатно вышла, но почти сразу вернулась.

— Пришла Дафна. Проходите, мисс, я налью вам чаю.

Улыбнувшись, Дафна уселась на стул напротив:

— Блейз, извини, что я пришла в такую рань, но мне было так неспокойно... Ты что-нибудь помнишь из вчерашнего дня?

— А что было вчера? Я пришел к тебе, потом решил выйти в сад и… — теперь нужно изобразить глубокую задумчивость, переходящую в легкую растерянность.

— Ты потерял сознание и упал в гостиной, — на лице Дафны проступила печаль. — Я пыталась тебе помочь, и мне вроде бы удалось, но ты стал какой-то странный. На приеме говорил непонятные вещи, и я даже была вынуждена… Что ты так на меня смотришь?

— Нет, ничего. Рассказывай дальше, я просто задумался, какой на тебе сейчас лифчик — мой любимый красный в горошек? — Рон не смог удержаться от смеха, глядя на ее ошарашенное лицо.

— Ты... ты... Ты вообще кто?

— А ты сама как думаешь?

Дафна вскочила из-за стола, словно собираясь напасть, но передумала и села на место.

— Я слушаю. Что это все значит? — похоже, она не собиралась рисковать, ответив на вопрос прямо. Еще на что-то надеялась?

— Дафна, ты отлично все поняла.

— Но ты же обещал! Ты с ума сошел?

— И не думал. Но ты так и не рассказала, что вы задумали. Зачем вам когтевранцы? Или рассказывай все, как есть, или я дождусь Нотта и узнаю все сам.

— Как ты узнаешь? Ты думаешь, что самый умный? Рон, тебя невозможно принять за Блейза! Вы совершенно разные, он воспитанный, умный, а ты...

— Но ты же не заметила разницы, когда пришла!

— Ну да, но я пробыла здесь всего пару минут. Теодор знает Блейза много лет, у тебя ничего не получится, и ты погубишь и себя, и нас.

— Получится, если ты мне поможешь. Я прикинусь, что мне плохо, и постараюсь разговорить этого придурка. Чем скорее мне это удастся, тем лучше для тебя. Так что теперь это уже твоя забота, как это сделать, если ты и правда хочешь, чтобы я ушел.

— А Блейз? Где он, что ты с ним сделал? — Дафна опять вскочила со стула.

— Сядь и перестань психовать, с ним все нормально — спит, получив очередное заклятие. Так что все зависит от тебя, время идет. Чем быстрее я узнаю правду, тем быстрее он проснется. Так что, может, ты сама мне все расскажешь?

— Если бы знала, рассказала. Но ты совершаешь глупость, надеясь… — шаги за дверью прервали ее на полуслове.

— Блейз, к тебе Теодор Нотт с друзьями. Пригласить их на кухню или в гостиную?

— Сюда, — кто знает, где эта гостиная, да и на кухне было проще разговаривать — в конце концов, можно сунуть в рот кусок и думать над ответом, пока не прожуешь.

— Дафна, Блейз, простите, что отрываем вас от завтрака, — вошедший худой шатен с внимательными глазами Рону всегда не нравился, хотя здесь он выглядел совсем иначе. Майка с длинными рукавами… интересно, у Нотта есть метка? — Думаю, представлять вас не надо, но вдруг? Чжоу, это наши голубки Блейз и Дафна. Дафна, Блейз, счастлив вам представить самую очаровательную девушку Когтеврана Чжоу Чанг!

— Мы знакомы, — улыбнулась Дафна. Рон старательно поклонился. Очень хотелось подбодрить Чжоу дружеской улыбкой, но на фоне радостных оскалов Нотта и Дафны его потуги были явно недостаточны.

— Ну что, какие у нас планы на сегодня? — поинтересовался Роджер. Вопрос очевидно предназначался Забини, но Рон лишь пригубил кофе, и вместо него был вынужден ответить Нотт:

— Это идея Блейза, по-моему, несколько неожиданная, но интересная. Я, во всяком случае, с удовольствием приму участие в такой авантюре. Мы отправимся в Чессингтон, это место, где развлекаются маглы.

— О, я бывал там, давно, когда еще не знал, что я волшебник. Меня мама туда водила, она магла, — Роджер выглядел смущенным, словно признался в чем-то неприличном. — А потом, когда способности проявились, отец запретил мне посещать такие места и даже дружить с маглами.

— А я бы в детстве не отказался от такого, но у меня нет ни родственников маглов, ни знакомых, — в голосе Нотта слышалось сожаление. — Забини повезло, у него там полно приятелей. Зато теперь мы все наверстаем, так ведь?

* * *

Луч света пробивался тонкой полосой под дверью — наверное, он ее и разбудил. С минуту Гермиона прислушивалась к непонятным шорохам, доносившимся из соседней комнаты, потом тихо встала с кровати и накинула халат. Понимая, что ее любопытство граничит с бестактностью, она все-таки подошла к двери, но открыть не решилась. Прижавшись ухом к темному дереву, Гермиона прислушалась. Тихо. Интересно, что там за комната? Марк не провел ее по дому, хотя с какой стати он должен был это делать? Она знала, где ее комната, кухня и гостиная, а остальное — не ее дело. За дверью, скорее всего, кабинет — тот самый, который она видела в зеркале, и Марк сейчас занят работой. Гермиона невольно улыбнулась, вспомнив, как разговаривала с его изображением в зеркале еще два дня назад, и ей очень захотелось войти и увидеть его, сидящего за столом, и свечи, горящие рядом. Тихо постучав, Гермиона замерла в ожидании ответа, но его не было. Тогда она тихо толкнула дверь.

Да, это был тот самый кабинет — стол, кресло, ряды книг, а на противоположной стене — что-то, закрытое тканью. Похоже, не только она боится зеркал. Но за столом никого не было. Может быть, подождать? Или выбрать парочку книг и выйти? Нет, это неудобно. Вздохнув, Гермиона вернулась к себе и закрыла дверь. Стало неожиданно темно, настолько, что она даже не видела своей постели, но отлично помнила, где та стоит, и, протянув руки вперед, пошла на ощупь. Странно, но полога все не было. Ей почему-то стало страшно, хотя заблудиться в спальне, тем более такой небольшой, весьма сложно. А вот и стойка кровати. Но почему она не гладкая? Ответ Гермиона знала, но продолжала ощупывать ствол, ветки и листья, которых здесь не могло быть.

Она чувствовала, что это еще не конец! Что так не бывает — чтобы прекрасный принц спас принцессу в тот момент, когда кажется, что все кончено. Вернее, так бывает только в сказках. А здесь все как раз наоборот, и единственный, кому она поверила, должен предать страшнее, чем все остальные. Гермиона бросилась бежать назад, уже понимая, что все бесполезно. Но луч за спиной все еще был! Там должно что-то быть! Дверь, откуда в лесу дверь? Не важно! Нащупать ручку, потянуть…

Оно было именно таким, как она хотела. Когда-то давно... Мелкие теплые волны накатывались на песок, над головой, пронзительно крича, парили чайки. Море, которого не могло быть, как не могло быть зеркала, его отражающего. Не в силах отвести взгляд, Гермиона попятилась назад. Спина уперлась в стену, или это не стена? Нет, это ткань — тяжелая, плотная, похожая на бархат, и она окружала ее, как саван. Задохнувшись от ужаса, Гермиона начала рвать ее, пытаясь вырваться. Сил закричать не было — да и кого звать? Земля уходила из-под ног, пальцы вцепились во что-то, в глаза ударил свет.

Полог отдернут, она сидит на кровати, ухватившись за его концы. Так это был сон? Свеча в изголовье тихо потрескивала, за окном стрекотали цикады. Все на своих местах, она — тоже. Из-за задернутых штор пробиваются лучики солнца — лучшее средство от ночных страхов. Нужно выглянуть в окно, убедиться, что она и правда в Трансильвании, так пугающей ее вчера, но решимость куда-то подевалась, и вставать с кровати отчаянно не хотелось. Она в комнате, все в порядке, так зачем искушать судьбу?

Похоже, она становится настоящей трусихой и неврастеничкой. Причем тут судьба? Если все нормально, то за окном будет сад. Если нет — тогда какая разница, когда она узнает правду? Решительно встать не удалось, пришлось сосчитать до десяти. За шторами оказалось окно, за ним — сад, такой же, как вчера, но весь искрящийся от росы под утренним солнцем. Гермиона распахнула створки, и утро ворвалось в комнату приятной свежестью и пением птиц. Сжав зубы, она влезла на подоконник и соскочила вниз — как была, в ночной рубашке, халате и тапочках. Несколько шагов — и она на дорожке, с мокрыми ногами и подолом, но гордая собой и окончательно проснувшаяся.

Возвращаться не хотелось — казалось, что страшный сон затаился в комнате и ждет ее возвращения, а прогулка перед завтраком вещь не только приятная, но и полезная. Страх отступил, и она с интересом осматривала сад. Вернее, это трудно было назвать садом — просто большой участок земли вокруг дома, огороженный высоким забором, лишь изредка проглядывающим через разросшиеся деревья и кусты. Все выглядело так, словно здесь лет сто не ступала нога не то что садовника, но и просто человека. Мощение дорожек потрескалось и проросло травой, сорняков не было вообще — только привычные для высокогорья дикие растения. Такого эффекта добиться трудно — создать такой идеальный уголок живой природы. Неизвестный куст осыпал Гермиону целым каскадом ледяных капель — они потекли по плечам и спине, прогоняя из памяти последние обрывки сна. Все вокруг было расцвечено теми особыми красками, которые бывают только в конце весны, когда кажется, что осень не наступит никогда. Пахло сиренью и еще чем-то знакомым и кружащим голову.

Тапочки все равно промокли, так что Гермиона смело сошла с дорожки и начала собирать букетик. Цветы были незнакомые, но красивые и яркие. Только один она узнала — еще из прежней магловской жизни, она видела его у соседки на альпийской горке. Серебристый, словно покрытый инеем, эдельвейс, символ Швейцарии. Но что он делает здесь? Или все-таки сад не дикий? В душе опять шевельнулось беспокойство. Да что с ней случилось? Нервы совсем ни к черту… Почему ей все время мерещатся опасности, которых нет? К чему Марку врать, что они в Румынии?

Гулять сразу расхотелось. На глаза попался какой-то старый бочонок, полный воды, и она сунула в него букет. Почему-то страх перед тем, что влезть в окно не удастся, отступил, сменившись совсем другими думами. Быстро переодевшись в заштопанные джинсы и майку, она направилась на кухню. Марк вошел, когда Гермиона уже заканчивала завтрак.

— Что-то ты сегодня рано встала, — Марк был сама любезность. — Не беспокойся, я сам сварю кофе, а есть не хочется.

— Приснилась какая-то гадость. Можно я возьму что-нибудь почитать и посижу в саду?

— Конечно. Ты и правда спала плохо — все время кричала. Поэтому я и не хочу, чтобы ты переселялась в гостевую спальню в другом конце дома.

— Я сплю в твоей спальне? Марк, не стоит… Это неудобно!

— Ерунда. Я вообще часто сплю прямо в кабинете на диване. Пенни, ты пережила такое, что кошмары — это нормально. Тебе надо успокоиться, привыкнуть к ощущению безопасности. Так что лучше, чтобы я пока был рядом.

Гермиона не знала, что ответить. Ей было приятно, но, с другой стороны, в ситуации было что-то не совсем приличное.

— Так что выбирай книги, читай, отдыхай и не забивай голову всякими глупостями. И не отвлекай меня — кофе чуть не убежал! — Марк легонько подтолкнул ее к двери.

Спорить и правда не хотелось, однако неприятное чувство осталось. Почти бегом влетев в кабинет, Гермиона быстро просмотрела полки и сразу нашла то, что нужно — определитель растений Европы. Прихватив еще несколько книг, она выскользнула в сад и направилась к увиденной еще утром старой скамейке. Эдельвейс она нашла сразу и вздохнула с облегчением — оказалось, что он прекрасно растет в Карпатах. Ей стало мучительно стыдно: похоже, у нее и правда паранойя. Захотелось вернуться на кухню к Марку — правду сказать она бы не осмелилась, просто села бы рядом, уговорила позавтракать. Но как это сделать, она не представляла — ну не ее это! Рядом с ним она испытывала странную робость — он был такой большой, взрослый, непонятный. Гермиона совсем ничего о нем не знала — ни откуда он приехал, ни чем занимается, даже его фамилии, и почему-то не решалась спросить.

Так что, похоже, ей придется сидеть в этом саду минимум пару часов и читать. Книги, как назло, оказались совсем неинтересные, так что от нечего делать Гермиона начала искать в каталоге названия цветов, растущих поблизости. Горечавка узколистная, колокольчик тирзоидный, гвоздика блестящая — все они прекрасно чувствовали себя в этих горах. Занятие неожиданно оказалось увлекательным, хотя она никогда не любила травологию, но, как оказалось, соскучилась по учебе. В Хогвартсе сейчас вовсю готовятся к сдаче ЖАБА, наверное, часами просиживают в библиотеке, а в гостиной только и разговоров, что об экзаменах. Могла ли она раньше подумать, что всего этого больше не будет? Ни СОВ, ни дальнейшего образования, ни выбора интересной работы, которой можно будет посвятить жизнь?

Задумавшись, Гермиона крутила в пальцах веточку с мелкими зелеными листиками и желтенькими цветочками, сорванную с забавного, словно специально подстриженного шаром, кустика. Капли воды упали на страницы, а она даже не заметила. Испугавшись, что чуть не испортила прекрасную книгу, Гермиона аккуратно протерла картинку носовым платком и даже подула на нее. Вроде бы ничего страшного. Все, сейчас она определит последнее растение, найдет свой утренний букетик и пойдет в дом.

Проломник Швейцарский, растение-эндемик, растет в Альпах и, возможно, Пиренеях. Вот тебе и нетронутый уголок. Все равно утро прошло не зря — во всяком случае, теперь она знает, что горечавка используется в приготовлении средства от ушибов.

* * *

— Эй, ты чего сел?! Давай еще раз! — счастливое лицо Роджера промелькнуло мимо и пропало где-то в разноцветной круговерти. Рон устало откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза. Все что угодно, но туда он больше не полезет! Дафна их развлечет, и никто не заметит его отсутствия, уговаривал он сам себя.

А начиналось все так неплохо! Его плохое состояние стало отличным оправданием, чтобы не аппарировать самому, а когда они переместились в парк, стало не до разговоров. Роджер, обрадованный тем, что, наконец, может хоть чем-то блеснуть, сразу потащил их на обзорную поездку над зоопарком. Неуютно, медленно и не идет ни в какое сравнение с метлой, но это испытание он преодолел с честью, в пол-уха слушая путаные объяснения Роджера о методах функционирования рельсовой дороги. Вот кого надо познакомить с папой, он наверняка знает, как самолетам удается летать.

Далее следовала прогулка по самому зоопарку по заявке Чжоу, которая, однако, долго не продлилась. Ну что она, сверху не видела, в каких условиях содержатся несчастные животинки? Ан нет, нужно пройти полпарка, чтобы пять минут поблеять и утащить всех оттуда, «не в силах выносить это ужасное зрелище!» Роджер уходить не хотел, да и Дафну, казалось, умилили детеныши капибарры, глядящие на посетителей милыми черными глазками, но желание жертвы для слизеринцев закон, и, подхватив под руку Чжоу, Нотт повел их к самим «Гремучим Ивам».

С чем еще сравнить еще эти мельтешащие, летающие, вертящиеся приспособления, Рон не знал. По крайней мере, взобравшись в так называемую «гондолу Рамсеса», он вспомнил именно свой второй курс — сидишь себе в чем-то сравнительно безопасном, а тебя крутит, трясет и лупасит. Когда сооружение подвесило их вниз головой, Рон подумал, что маглы — больные, но когда ко всему прочему снизу в них плюнуло водой, утвердился во мнении, что по ним просто-напросто плачет Мунго. Девушки заверещали, Теодор сдавленным голосом попытался их успокоить:

— Если бы это было опасно, маглы бы разбивались здесь каждый день. Я проверял, ни одного случая за все время работы…

Спасибо, то, что они будут первыми, очень успокаивает, прямо-таки радует оказанной честью. И так не ясно, как эти штуки работают, а если они не переносят магии? Магловские устройства не работают в Хогвартсе, но делиться сомнениями с «друзьями» Рон не стал, а через две минуты они уже твердо стояли на земле, уставившись на это.

— Ужасно! — пискнула Чжоу. Да и куда бедняжке было деваться? С распущенными, слипшимися от воды волосами, она смотрелась все же лучше, чем ее увековеченная копия. Красная, испуганная, Чжоу на снимке явно пронзительно визжала. Все-таки магловские фотографии — это глупо, особенно если они мгновенные и запечатлевают человека в наиболее интимный момент болтания вниз головой. Смеяться над несчастной расхотелось в тот же момент, как Рон заметил на снимке себя и, похоже, в своем мнении он был не одинок.

— Что ты хочешь от маглов? — холодно заметила Дафна, смотревшаяся немногим лучше. — Мальчики, мы на минутку, вы тут пока еще покатайтесь…

Кататься как-то не хотелось, так что, проигнорировав почти умоляющий взгляд Нотта, явно недовольного энтузиазмом Роджера, Рон заметил что-то про свое плохое самочувствие и утвердился на скамейке, где и сидел до сих пор. И пускай в общественно полезном деле выпытывания секретов из Нотта это никак не могло помочь, так его хотя бы не смогут разоблачить: в том, что он сможет выдержать еще пару туров на этих «Ивах», Рон уверен не был. Он не Забини, чтобы получать удовольствие от этих магловских штучек…

— Над чем смеешься? — рядом плюхнулся Нотт, и Рон сразу подобрался. — Он пошел на четвертый круг, а я не могу, я туда еще раз не полезу!

— Ну, так посиди.

— А развлекать его кто будет?!

— Рамсес, — хмыкнул Рон и вроде угадал верно, по крайней мере, слизеринец расслабился. Еще что-нибудь в таком духе, и секреты выбалтывать начнет!

— А я еще жалел, что мне скоро уезжать! Нет, все это, конечно, интересно, но вот сейчас… Как тебе показалась Чанг?

— А тебе здесь не нравится? — Рон постарался, чтобы вопрос прозвучал иронично, что говорить дальше, он не знал. Что имеет в виду Нотт — то, что Чжоу красавица, понятно и так, но не ждет же он, что Блейз сделает на нее стойку в присутствии невесты? Или ждет? А Роджер? — По-моему, Чжоу с тобой согласится. Она с Дафной?

Всего лишь вежливый интерес, не потеряется ли бедняжка в этой толпе, но Нотт кинул на него быстрый и вроде бы недовольный взгляд. Он не то сказал, или Теодор просто не любит Дафну?

— Да, припудривают мокрые носики. Блейз, я все понимаю, она твоя невеста, но не слишком ли многое ты ей доверяешь? — Забини доверяет Дафне? Что-то не похоже, хотя…

— Не беспокойся, она не знает ничего лишнего.

— И что она тогда весь день болтает с Чанг? На нее снизошло озарение? — внимательные глаза смотрели на него неожиданно цепко, но увидеть того, о чем Рон сам не имел ни малейшего понятия, не могли. «Блейз» неопределенно пожал плечами, с трудом удерживая лицо. Почему болтовня Дафны с Чжоу напрягла Нотта настолько, что он заподозрил, что Блейз что-то выболтал? Главная задача слизеринцев — заинтересовать и увлечь ребят, что Дафна и делает. Разговорить Чжоу не вызывая ревности Роджера может только девушка, Нотт не может знать, что на самом деле она это делает, чтобы дать «Блейзу» возможность поговорить с «другом».

— Просто хочет снять неловкость. Думаю, ей, как и мне, кажется, что между Чжоу и Дэвисом что-то не так. Вот, в зоопарке чуть не поссорились…

— Да, действительно, — Нотт кивнул своим мыслям. — На Поттера она смотрела с большим интересом. Он разошелся с Уизли, она не сошлась характерами ни с Корнером, ни, похоже, с Дэвисом…

— Мало ли почему они расстались?! Я о Поттере с Джин... неврой. При чем здесь Чанг? — да как этот слизеринский ублюдок смеет только думать, что Гарри мог бросить Джинни из-за этой!.. Гарри любит Джинни, несмотря на то, что они расстались, но ведь это было ошибкой… Или не было? Вот почему они охотятся на Чжоу — к вербовке сторонников это не имеет никакого отношения. Девушка Поттера, пускай и бывшая, через нее они надеются добраться и до него.

— Я тоже не верю в подобную любовь до гроба, — протянул, Нотт, про которого Рон успел забыть. Что хорошо в подобного рода разговорах, так это то, что собеседник понимает все по-своему. — Хотя, не знаю, вот у меня сейчас странное ощущение. Джиневра… неужели Малфой прав, и ты неравнодушен к этой рыжей штучке?

— Конечно! Люблю. До гроба. Пойдем к девчонкам, займемся делом! — Нотт хмыкнул, но устремился за ним. Дело. Не выгорит у них их дело, уж он постарается!

Девушки нашлись в магазине сувениров, оказавшемся на удивление неплохим. Без таинственности «Зонко» и чудаковатой веселости «Страшилок умников Уизли», но все же. Разноцветные игрушки, чашки, брелки, поющие шкатулки — чего только маглы, оказывается, не умеют! — и вокруг всего этого со скорбной миной вышагивала Чжоу.

— Что приключилось с нашими принцессами, отчего кручинятся? — Нотт схватил с полки огромную панду и вручил Чанг.

— К нам маглы привязались, пока сюда шли, ты текст у них списал? — из-за витрины показалась Дафна. — Приглашали куда-то, раз наши кавалеры нас покинули.

— И что же случилось с несчастными жертвами вашей красоты?

— Ничего, они просто удивились, когда их дифирамбы стали звучать несколько странно, — Чжоу усмехнулась, и сразу стало видно, что ее недовольство напускное. ? Заклятие Косноязычия — великая вещь. А где Роджер?

Нотт что-то ответил, и Рон под шумок отошел к Дафне, сосредоточенно рассматривающей какие-то шерстяные несуразности, болтающиеся на уходящей вдаль шпалере.

— Ну и как тебе?

— Мило, — у Рона возникло ощущение, что их обмен фразами не имеет никакого отношения к ассортименту магазина. — Но неудобно.

— Я говорила тебе, что так и будет. Нужно выбираться отсюда. У тебя есть фунты?

— Что? Нет, откуда?! — Рон растерянно пихнул в карман пару бумажек, которые ему под прикрытием полок сунула Дафна. — Зачем? — прошипел он, но она его будто не слышала.

— Может, это? — она сняла вешалку с серым одеянием, как с опозданием понял Рон, и, держа его перед собой, задумчиво уставилась в зеркало. Что-то бесформенное, с зеленым узором из переплетенных стеблей, свисающее спереди и сзади жалкими треугольниками; хуже для девушки может быть только мантия, чем «Блейз» и не замедлил поделиться.

— Что ты в этом понимаешь? Лучше помоги выбрать принт!

Принтом, как вскоре понял Рон, назывался рисунок на ткани, но на этом его вклад в дело закончился. Дафна высмеивала его страсть к красному и желтому, ему же казалось, что серый ее безнадежно портит. Занятие оказалось веселым, хотя через какое-то время в глазах уже просто рябило от палитры оттенков, а голова лопалась от объяснений, почему именно этот не подходит.

— С тобой невозможно ходить по магазинам! — пышущая неподдельным недовольством Дафна замерла перед ним, скрестив руки на груди. Продавец взглянул на них как-то обреченно, но подходить не стал: Дафна уже популярно объяснила ему все, что думает о его вкусе, и отправила обслуживать других покупателей.

— Попробуй это, — Рону хотелось последовать за продавцом, но деваться было некуда. Она спасла ему жизнь и помогала не раскрыться, хоть и несколько экстравагантным способом. — По-моему, будет хорошо.

Это пончо было небесно-синим. В чем-то, подобного цвета, вчера, хотя казалось, еще в прошлой жизни, была у Малфоев красавица Эби. Дафна сморщила носик, вспомнив, похоже, о том же, но, постояв перед зеркалом с минуту, кивнула и потащила его на кассу. Путаясь в бумажках, Рон расплатился, и через минуту они уже стояли на улице.

— А где все? — только сейчас он сообразил, что не видел Нотта и Чанг с тех пор, как к ним присоединился медведь. А уж где Роджер было вообще неясно.

— В кафе, наверно, — Дафна вручила ему пакет с покупками — кое-что она отложила на кассе еще до его прихода. — Идем. Хотя подожди, вот Дэвис.

В толпе и вправду показался взъерошенный Роджер, и все вместе они направились к большой букве «M», желтеющей над толпой. Чжоу обнаружилась за столиком на террасе, рядом восседал медведь.

— Теодор пошел за кофе, — смерив бойфренда недовольным взглядом, она повернулась к Дафне. — Он говорит, что магловские игрушки умеют разговаривать, не знаешь, как это сделать?

— На живот нажми, моя работала так.

— А вот и вы! Выбрали? — Нотт поставил поднос со стаканчиками на стол и кинул Рону сочувствующий взгляд.

— Да, все в порядке. Милая панда.

— Все должны помнить о своих корнях, — Нотт невинно улыбнулся и отпил из стакана. — Куда дальше? — вопрос явно адресовался Рону. Еще пару дней назад он бы подавился от неожиданности, а сейчас лишь отзеркалил его жест и будто бы задумался. Дафна хранила молчание, но на помощь пришло расположение кафе, вернее, план парка. Держа глубокомысленную паузу, Рон еще раз отпил из странного мягкого стаканчика и взялся за кекс.

— Может, в Трансильванию? Там неплохо…

— Да, я там был! Аттракцион Вампир был моим любимым! — радостно заверещал Роджер. Ну, блефовать, так блефовать…

— А мне он не особо нравится. Но там есть один интересный, забыл, как называется…

— I love you! — реплика, произнесенная писклявым детским голоском, заставила всех подпрыгнуть. Чжоу, сжимающая в руках медведя, который, наконец, заговорил, на секунду смутилась, но почти сразу расплылась в улыбке. В сторону Нотта. О, Мерлин!

— Тогда пойдем? — все закивали, похоже, настоящих любителей черной гадости среди них не было. Или они просто чересчур взыскательны? Рону показалось, что местное варево, во всяком случае, лучше того, что вручила ему утром Нэнси, но он в этом ничего не понимал.

— Роджер, оставь несчастную панду! Ты ее потеряешь или уронишь куда-нибудь! — капризно протянула Чжоу, одаривая Нотта еще одной благосклонной улыбкой. Тот благости происходящего не оценил, но медведя покорно взял, вызвав явное недовольство Роджера. Все-таки Чанг мерзкая девица, вначале Избранного мучила, сейчас Дэвиса и, похоже, на Нотта нацелилась. Так тому и надо, хочет использовать Чжоу против Гарри, пусть пообщается с ней сначала сам. Что-то подсказывало Рону, что тот недолго выдержит…

Все еще 17 апреля 1998 года

Где то горит фейерверк, то тлеет свечка из воска,

Где музыка Баха смешалась с полотнами Босха

И не дружат между собой полушария мозга.

Сплин, «Прочь из моей головы»

Трансильванию они нашли без проблем, благо указателей хватало. Вампир оказался не худшим из того, что Рон ожидал от Роджера, любителя побыстрее и пострашнее, но данного слова надо держаться, и он гордо прошествовал мимо. Дэвис тоже не рванул на аттракцион, окучивая Чжоу, которая не обращала на него почти никакого внимания, лишь иногда снисходя до какой-нибудь колкости. Механизм медведя оказался некачественным, или так и было задумано, но раз в пару минут он оглашал воздух признанием в любви, заставляя Нотта подпрыгивать и держать игрушку еще аккуратнее. Что, однако, не помогало.

— Нам сюда, — аттракцион перед ними выглядел неплохо, да и освобождение гробницы от проклятий было идеей, близкой каждому волшебнику, а особенно брату Нейтрализатора Заклятий. Уже через пару минут сидели в вагонетках, сжимая в руках нечто нелепое, оказавшееся автоматом для борьбы с нечистью. Девушки немного побледнели, но Рон посчитал, что ничего страшнее дементоров им все равно не подсунут, хотя мысль сражаться с гигантским пауком с помощью магловского приспособления не грела.

Туннель, в котором они оказались, напоминал подземелья Гринготтса, но на этом связь с магическим миром закончилась. Монстры, в которых им предлагалось «стрелять», в природе не существовали, хотя магловские автоматы явно не любили. Поездка оказалась веселой и совсем не опасной, а вагонеткам в скорости было далеко до приснопамятных гоблинских. На удивление понравилось даже Чжоу, потащившей их на второй круг. В итоге они прокатились три раза, а когда, наконец, покинули аттракцион, мир был восстановлен, маглы реабилитированы, а парк готовился к закрытию.

— Ну, вот и все. Не поверишь, но сейчас мой отъезд меня скорее радует, эта Чанг может быть сколь угодно красавицей, но как же она утомляет! — Нотт вежливо отвел его в сторонку, пока Дафна не менее вежливо изъявила желание вкусить сахарной ваты и утащила Чжоу с Роджером и медведем подальше.

— Но ведь она нужна нам, — Рон постарался, чтобы фраза не прозвучала вопросительно.

— Потому будет удобнее, если она будет бегать за тобой. Великий Мерлин, панда! Ладно, проехали, — Нотт посерьезнел. — Я говорил с нашими, все уже готовы. Ты ничего не слышал, когда?

— Нет, — не знаешь, что сказать, говори — нет. — А ты?

— Бабушка говорит, что это не мое дело. Закончи, мол, образование, тогда и лезь во взрослые игры, — Теодор поморщился. Кто бы мог подумать, что им командует бабушка. Взрослые игры, однако! — Недавно она кое с кем встречалась… Думаю, все случится прежде, чем начнется учеба. И не спрашивай, что случится, я не знаю!

— Но идеи есть?

— Идеи есть у всех, но не переходящие в категорию теорий. Но это сейчас не важно, без нас разберутся. Меня больше волнует дом, вернее, наше туда вливание. Вчера подключился Флинт, он ведь тебе не говорил? — Рон кивнул. Тон Нотта был слишком уверенным, лучше согласиться, хоть он уже и ничего не понимал. — Ну, разумеется. Пытается нахапать побольше, пока ты не видишь. Приструни его завтра.

— О чем шушукаетесь? — улыбающаяся Чжоу в обнимку с медведем хотела знать все. — Нам не расскажете?

— Мы беседуем, чтобы скрасить отсутствие дам, — выдал Нотт, отрывая кусочек ваты. — Ничего интересного.

— А мы сможем как-нибудь еще пойти погулять?

— Только если летом, мы с Дафной завтра уезжаем в Хогвартс. Каникулы не вечны, — Нотт выглядел искренне опечаленным, но, как подозревал Рон, это относилось разве что к длине каникул. — Но вот Блейз всегда рад составить вам компанию, не так ли?

— Конечно…

— Я совсем забыла, что вам надо уезжать! Седьмой курс — это ужас, впереди ЖАБА, и учителя будто с цепи срываются… А вы с Блейзом разве не однокурсники?

— Однокурсники, но Блейз думает так же, как и ты, и не нашел ничего лучше, чем уйти из школы, — немного натянуто засмеялась Дафна. — ЖАБА он, конечно, сдаст, но вот от озверевших учителей решил держаться подальше.

Идиот, и как он мог забыть про учебу? Каникулы заканчиваются, школьники едут в Хогвартс… но, видно, не все. Почему же Забини остается?

— Не знала, что так можно. У тебя какие-то особые обстоятельства? — Чжоу, похоже, сама поняла, что спросила лишнего, и покраснела. — В любом случае я бы в прошлом году от такого не отказалась. Вам, наверно, пора собираться?

— Да, действительно. Был рад повидаться, надеюсь, летом повторим. Дафна, Блейз, до завтра, ты же придешь нас проводить? — Нотт насмешливо прищурился.

— Конечно, до завтра, — улыбнулся Рон. Дафна, уже подавшая ему руку для аппарации, ощутимо вздрогнула, но он не обратил на это внимания. В том, что завтра они увидятся, он уже не сомневался.

* * *

Вечер настал как-то сразу. Обычно в Косом переулке в это время загорались кованые фонари, а вывески, переливаясь, манили зайти, даже если ничего не было нужно. Улыбающиеся прохожие вежливо раскланивались друг с другом, обсуждали последние новости, хвастались покупками…

Сейчас же переулок был непривычно темен и пустынен, лишь холодный ветер гнал по булыжной мостовой обрывки пергамента и мусор.

Разыскивается…

Разыскивается…

Министерство объявляет награду за информацию…

Колдографии на обшарпанных стенах и помутневших заколоченных витринах. Читать объявления не хотелось, потому что Дафна знала — на одном из них будет портрет Рона. А если она совершит ошибку — и она станет преступницей, и ее лицо будет смотреть с этих стен на пустую промозглую улицу и равнодушных людей, спешащих мимо по своим делам.

Открыв первую попавшуюся дверь, Дафна оказалась в кафе. Это было кстати, хотя, в сущности, все равно, главное, что там было светло и вокруг — люди. Если бы это оказался магазин, она осталась бы в нем, даже купила бы что-нибудь ненужное.

— Мисс Гринграсс, мы так рады вас видеть! — незнакомый волшебник, улыбаясь, спешил ей навстречу. — Проходите сюда, вот свободный столик.

Свободных столиков было полно, в кафе сидело всего несколько человек, и те явно зашли сюда случайно, как и она. Не было слышно ни голос, ни смеха. Но это было и к лучшему — нужно было подумать и подготовиться к непростому разговору с отцом.

— Благодарю. У вас тут так мило… Принесите мне чаю и что-нибудь к нему, пожалуйста.

Чай оказался безвкусным, но теплые рогалики с малиной совсем не плохими. Хозяин кафе видно догадался, что ей нужно побыть одной, и не досаждал своим вниманием.

Убивать время Дафна не любила, но осуществить задуманное сразу, на одном порыве, не получилось. В приемной какой-то незнакомый хмурый стручок сообщил, что идет совещание, и раньше чем через час мистер Гринграсс не освободится. Сидеть в банке и ждать не хотелось, так что пришлось бесцельно бродить по Косому переулку.

Отпивая по глоточку из стоявшей перед ней чашки, Дафна в который раз пыталась понять, когда же она ошиблась. В лавке Олливандера, когда не сказала Блейзу правду, или потом, дома, когда не избавилась от Уизли, а сестре не стерла память? Теперь и этих мер было недостаточно — добавился Забини, сутки пролежавший в шкафу. Блейз умен, а на кону стоит слишком многое. Дафна отчетливо понимала: никаких нежных чувств он к ней не испытывает, и если что-то заподозрит — покрывать не станет. Значит, исчезнуть придется и ему?

— Так что ты хотела мне сказать? — смуглая рука Блейза ставит недопитую чашку чая на блюдце. За окном щебечут птицы, приветствуя наступившее утро. Тепло пахнет свежей сдобой — Нэнси напекла булочек для своего любимца. В последний раз. Нет, последний раз был позавчера, ведь после его место занял человек, из-за которого Блейза скоро не станет.

— Я хочу пить. Налей мне, пожалуйста, воды.

Рон неловко встает из-за стола — он так и не научился небрежной грации, присущей Забини. Взмах палочкой. Рон ничего не замечает, потому что не ждет, и крошечное зернышко исчезает в его чашке.

— Я знаю, ты нервничаешь, — улыбка. Улыбка Рона, не Забини, она добрее, в ней нет скрытой, но все равно чувствующейся, иронии. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Да, все будет хорошо. Если не сдадут нервы, не задрожат руки, не вырвется из горла предательский крик:

— Не пей, Рон. Не надо…

Но этого она не скажет.

— Так зачем ты пришла? — Рон подносит чашку к губам и делает глоток. Все кончено, этого уже достаточно, но он продолжает пить. И улыбаться.

— Я хотела попросить прощения.

— За что? — судорога проходит по такому знакомому лицу. В глазах Рона — страх. Он понимает, и все смотрит и смотрит на нее. Почему? Ведь яд должен был подействовать мгновенно.

— За что? — тихий шепот. — Зря…

Он тихо и мягко падает со стула на пол. Дафна встает неслышно, словно боясь разбудить спящего. Надо подойти и убедится, но все ясно и так. Она пятится к двери, не в силах заставить себя повернуться к телу Рона спиной. Кричать и плакать она будет потом, сейчас время убивать. Просто убить их всех.

— Дафна, ты уже уходишь? Блейз не сказал мне… — взмах палочки. Нэнси падает, неожиданно громко ударяясь головой об пол. Ей же больно! Смешно… Мертвым не может быть больно.

Тихий скрип ступеней под ногами. Рону не стоило говорить ей, где он держит Забини. Вот и спальня. Широкая кровать посреди комнаты, постеры на стенах, телевизор, отглаженная белая рубашка на спинке кресла. На двери шкафа простое заклинание. Бедняга Рон, кто же так прячет свои тайны?

На дне шкафа — Блейз. Что это, месть Рона за гардеробную? Черная прядь прилипла ко лбу, на щеках пробивается щетина, одежда измята и не слишком свежа. Бедный Блейз, он всегда был так безупречен! Этот веселый и красивый парень мог стать отцом ее детей или встретить ту, с которой был бы по-настоящему счастлив. Но судьба распорядилась иначе.

— И ты меня прости, Блейз Забини. И прощай.

Вспышка заклятия. Что дальше? Трансфигурировать тела во что-то незаметное, что легко выбросить по дороге домой?

— Мисс Гринграсс, вам плохо? — кто-то тряс ее за плечо.

— Да, голова закружилась…

— Вы так страшно побледнели. Вам нужно срочно в больницу… — хозяин кафе. Она так и не спросила его имени.

— Нет, спасибо, я просто устала. День был тяжелым.

С трудом выбравшись из-за стола, Дафна вышла на улицу. Пробравший до костей холод был приятен — он понемногу выгонял из головы кошмар. Но где ее мантия? Ах да, она оставила ее в кафе, когда выбежала оттуда, не расплатившись.

Глаза Рона, его детское удивление, мертвое лицо доброй пухленькой Нэнси, Блейза, засунутого в шкаф, как наспех спрятанный ком грязного белья — их ей не забыть, словно она их взаправду убила. Живот скрутило судорогой, и Дафна почувствовала вкус рвоты во рту. Омерзение от того, что она всерьез подумала, что может совершить такое.

— Мисс Гринграсс, я все-таки думаю, что вам стоит показаться лекарю. Мы с женой будем рады проводить Вас…

— Вы очень добры, но мне уже лучше. Простите, что доставила вам столько хлопот.

— Накиньте хотя бы мантию, на улице холодно, — не отставал надоеда.

Она послушно позволила накинуть себе на плечи легкую, но теплую ткань, опустила в протянутую ладонь несколько монет и побрела в сторону Гринготтса. Час уже, должно быть, прошел, но она не была в этом уверена, а башенки с часами в опустившейся полутьме видно не было.

Дафна ощущала себя странно, будто бы во сне или бреду. Не лучшее состояние для грядущего разговора с отцом, который потребует от нее всех сил и изворотливости. И то, что обычно между ними не стояла ложь, его только усложняло.

Как бы повел себя Эдгар Гринготтс, узнав правду о том, что натворили его дочери? Первым делом он бы избавился от Забини и Уизли, в этом Дафна не сомневалась. Убрать свидетелей, ей и Астории стереть память — это был, несомненно, его стиль. Но на это Дафна пойти не могла. Убийство чужими руками ничуть не лучше, чем своими собственными.

Стены Гринготтса белели впереди, вскоре из полумрака выступили башенки. Чутье ее не обмануло, совещание должно было уже закончиться. Бессмысленное, как и большинство его недавних предшественников.

Мало кто из волшебников представлял себе, как организована работа Гринготтса. Большинству было довольно иметь хранилище, в безопасности которого они были бы уверены, и возможность при необходимости получить кредит или обменять деньги. Сложный механизм, стоящий за этими операциями, их не волновал. В отличие от Дафны, мечтающей пойти по стопам отца и Хьюго Гринграсса, своего предка, при котором Гринготтс и был основан.

В начале пятнадцатого века в Магической Британии чуть ли не в каждой области считали своим долгом чеканить собственные монеты, и лавки менял процветали. Существовали и ростовщики, дающие деньги под проценты, и ювелиры, берущие чужие ценности на сохранение. Ситуация не сильно отличалась от положения дел в магловском мире с той лишь разницей, что самыми надежными хранилищами считались гоблинские. Разумеется, в то время, когда отношения между гоблинами и волшебниками не были напряженными, а такое случалось нечасто. И лишь в редких случаях создавались товарищества, в основном для кредитования деятельности Совета Волшебников.

Но все это было до рождения Хьюго Гринграсса. Родители его были волшебниками, но не принадлежали к древним чистокровным семействам, отец входил в одно из крупнейших товариществ и достиг на этом поприще немалых успехов. Семья жила в красивом особнячке в конце Косого переулка, там же Доминик Гринграсс принимал многочисленных клиентов. У них даже был домовой эльф, короче говоря — они занимали пусть и не высшее, но вполне устойчивое положение в Магическом Мире.

Но старшему сыну Доминика, амбициозному Хьюго, было этого мало. Его мечтой было объединить финансовый мир Магической Британии в единую систему, а самому, разумеется, стать во главе нее. Какого же было удивление Доминика Гринграсса, когда его наследник отказался продолжить его дело и пошел на работу при Совете Волшебников! Но Хьюго понимал — только изнутри можно изменить устоявшееся положение дел. Будучи от природы смышленым малым, он быстро делал карьеру, и к пятидесяти годам вошел в Совет. Но куда важнее была зарабатываемая им репутация неподкупного компетентного чиновника и прекрасного душевного человека, мнению которого доверяли. В тоже время он продолжал поддерживать тесные отношения с младшим братом, понимая, что, имея своего человека в финансовых кругах, ему будет легче воплотить в жизнь свой план.

Хьюго был уже немолод, когда, наконец, обстоятельства сложились именно так, как он рассчитывал. Гоблины совершили роковую ошибку — подняв очередное восстание, они изъяли сокровища, оставленные волшебниками им на хранение, надеясь склонить их к уступкам. Но вышло иначе, бунт был потоплен в крови, а гоблины потеряли свой источник дохода. И Хьюго сам приложил к этому руку. Его гневная речь на заседании Совета Волшебников произвела должное впечатление:

— Виновные должны быть наказаны так, чтобы в другой раз им и в голову не пришло подумать, что магическое сообщество будет плясать под их дудку! И, самое главное, хранить свои сокровища в гоблинских подземельях мы более не будем! Мы создадим единую организацию, куда любой волшебник сможет обратиться по любому вопросу, будь то обмен денег, взятие денег взаймы или хранение сокровищ! Нужно только придумать название, оно должно быть коротким и легко запоминающимся, например… Банк! Мне нравится, а вам? — Хьюго забыл уточнить, что название было заимствовано у маглов, а не придумано им самим.

Зал радостно взревел. Слишком свежи были воспоминания о потерях в ходе войны — человеческих и денежных. Зачинщики восстания окончили свои дни на плахе, а специально созданный Совет по вопросу создания банка с Хьюго во главе начал свою работу.

Однако Гринграсс не собирался выкладывать все карты на стол во время заседания. Все эти волшебники — словно дети, и мир денег для них чужд. Сталкиваясь с совершенно непонятными проблемами, они и не подумали в них вникнуть, а с радостью скинули принятие решения на такого милого человека, как Хьюго Гринграсс. И его брата, разумеется.

Брат милейшего Хьюго к тому времени успел скрутить товарищество, куда входил их отец, в бараний рог, полностью захватив в нем власть. Но при этом оставаясь удивительно представительным седовласым мужчиной с открытым лицом и чудеснейшей улыбкой, отцом не менее милых сыновей с фамильной бульдожьей хваткой.

Работа закипела. Кипы исписанного пергамента, постоянные согласования, консультации с другими ростовщиками… Добрейшие братья Гринграсс даже собственный дом, родовое гнездо, пожертвовали своему детищу. Коллеги Хьюго утирали скупые слезы — сами бы они на такое самопожертвование вряд ли пошли. Но Гринграссы были как всегда правы. Где, как не в Косом переулке, должен располагаться подконтрольный волшебникам банк?

Казалось, победа была достигнута, но Хьюго знал, сколь кратковременна она будет, если остановиться на достигнутом. Он смог собрать деньги в одном месте, но сможет ли он их защитить? Ответ был отрицательным, и поделать с этим ничего было нельзя — любая защита, воздвигнутая одним волшебником, рано или поздно будет сокрушена другим. И тогда все его достижения обратятся в пыль — богатые семейства снова обратятся к гоблинам.

Оставалось только одно — обратиться к ним первым.

Втайне от возглавляемой им комиссии Хьюго начал искать подходы к гоблинским вождям, затаившимся после учиненной волшебниками расправы над их сородичами. Не сразу, после многих проб и неудач, ему удалось связаться с Готтсом Богатым, одним из богатейших, как следовало из его имени, представителей своего народа. Готтс избегал прямых столкновений с волшебниками, хотя и ссуживал деньги на подобную деятельность. После подавления восстания ему удалось остаться на свободе, хоть и с оскудевшими сокровищницами, золото из которых перекочевало во многие карманы. История не сохранила подробностей разговора Гринграсса и Готтса, но наверняка он был образчиком красноречия с обеих сторон, потому как его итог, представленный на суд Совета Волшебников, известен.

— Поверить гоблину? Любезный Хьюго, да вы смеетесь. Они опять украдут наши деньги! — Тарантулус Малфой смотрел на него с недоумением. Волшебники одобрительно загудели, не понимая, что за блажь пришла в голову их любимцу, еще недавно столь нелицеприятно отзывающемся обо всем гоблинском роде.

— Я понимаю ваши сомнения, Лорд Малфой. Но подумайте сами, сколько выгоды мы сможем извлечь из союза с гоблинами. Их технологии по защите и обработке золота не знают себе равных, доверять же им нет никакой нужды. Нужно лишь правильно прописать договор и скрепить его магически.

— Непреложный Обет? Но его действие прекращается со смертью одного из участников, банк же должен функционировать много дольше, чем отмеряно волшебнику или гоблину. К тому же гоблины не согласятся взять в долю волшебников…

Возражения все сыпались, однако начало конструктивному диалогу было положено. Пришло время выкладывать свой план, на этот раз — без утайки.

— Гоблины, согласные на партнерство с волшебниками, уже найдены. Я имею в виду общину Готтса Богатого, предварительная договоренность с которым мною уже достигнута. Они согласны владеть половиною банка, в то время как другая половина останется у нас. Вернее, у одного из волшебных семейств по выбору Совета. Решение, предлагаемое мною, просто — связать род Готтса с родом волшебников аналогом Непреложного Обета, Клятвой за себя и своих потомков.

Стоит ли удивляться, что его предложение было принято, а семейством, связанным с гоблинами Клятвой, стали Гринграссы?

Сам Хьюго еще успел увидеть, как был разрушен особняк его семьи в конце Косого переулка, но до окончания строительства беломраморного Гринготтса не дожил.

Был ли он счастлив на смертном одре? Достигнуть столь многого и умереть, оставив все даже не своим потомкам — своих детей у него не было — потомкам брата. Стоило ли оно того?

Ответа на этот вопрос у Дафны не было. Вернее, он был каждый раз иным, сколько она ни слушала эту историю в исполнении отца. Для него все наверняка было очевидно — человек, принесший в жертву благополучию банка личное счастье, не мог не восхищаться Хьюго.

По коридорам Гринготтса сновали младшие гоблины с кипами бумаг, но никого заслуживающего внимания не было. Значит, очередные бессмысленные переговоры еще не окончились. В их бесполезности Дафна была уверена — гоблины умели постоять на своем, а предмет дискуссии был действительно спорным, более того, нарушающим вековые традиции нейтралитета Гринготтса. Никогда еще банк не блокировал счета неугодных власти, но никогда на него и не оказывалось такое давление. Издревле считалось, что преступник, вступивший под беломраморные своды, неприкосновенен и обладает всеми правами распоряжения своим имуществом. Авроры могли сидеть на ступенях, отлавливать своих «клиентов» перед банком, но древний закон, скрепленный Клятвой, не нарушался, несмотря ни на какие войны или перевороты. Даже извещение Министерства о приходе «нежелательного лица» всегда считалось недопустимым и могло служить основанием для возбуждения дела против отступника.

Так было, но будет ли?

Обе стороны были по-своему правы, но от принятия решения зависело положение ее семьи, поэтому затянувшиеся совещания не могли не волновать ее. По крайней мере, до последней недели, изменившей все.

Только она знает, она и Тори, но сестренка к такому не готова. Она — тоже, но что еще остается?! Рон не уйдет, и что бы она ни решила делать дальше, ей нужно остаться в Лондоне. Тори уедет в Хогвартс, отец будет и дальше лавировать между приказами Лорда и интересами банка, а мама и Эби просто жить, не подозревая, какая опасность зависла над ними. Дафна не лгала Рону — в ее семье действительно не было Пожирателей смерти, не считая жениха, вот это она и использует. Соврет еще раз, и все поверят, но надолго ли? Блейз больше суток пребывает без сознания, и если объяснить один выпавший из памяти вечер еще можно, но то, что она собирается сделать теперь… И ведь это все равно не решит всех проблем, лишь отсрочит неизбежное разоблачение.

Резные двери распахнулись, и навстречу ей степенно выкатились гоблины. Желтушный, сморщенный, как перепеченное яблочко Бухглар важно кивнул ей и удалился, опираясь на руку сына, остальных можно было проигнорировать, но затянувшиеся переговоры не время для проявления невежливости. Кивнув паре знакомых, Дафна зашла в зал для совещаний и уселась на боковом диванчике, предварительно ухватив нетронутый бокал с длинного полированного стола. Гоблины крайне редко пили что-то в присутствии людей, но отказаться от предложенного не позволяла природная скупость и вероятность показаться параноиками.

Отец, восседающий во главе стола, наконец закончил разбираться с бумагами и, отослав секретаря, обратил внимание на нее.

— Никаких изменений. У них сотрудники исчезают, а они стоят на своем!

— Ну, если представить, сколько счетов будет закрыто, проведи они такое изменение… их можно понять, — вступилась за гоблинов Дафна. Вокруг паника, и скажи людям, что их средства в любой момент можно гоблинизировать... Стремясь подтолкнуть совет к принятию решения, Гринграсс отказался от своего процента с изъятых счетов. Что, однако, не помогло. — Но хоть на что-то они согласны?

— О, да, — отец устало откинулся в кресле и прикрыл глаза. Хотелось подойти и подбодрить его, но тогда она точно не выдержит и все расскажет. — После месяца тянучки они согласились извещать меня о появлении в банке владельца сейфа. После того, как он, то есть владелец, покинет банк. И только для списка из двадцати фамилий.

— Ну, уже что-то. А Поттера они согласились в него включить?

— Да, но как-то неискренне. Все-таки исчезновение сотрудников им не слишком понравилось… Но хватит об этом. У тебя все в порядке? Утром ты вроде говорила, что задержишься. Как, кстати, Блейз?

Отец наверняка не хотел сказать ей ничего неприятного, он вообще, казалось, витал мыслями где-то не здесь, но как же точно он попал! Трусиха или же здравый смысл — вместе или по отдельности — вновь подняли голову, но Дафна их пнула.

— Об этом я и хотела с тобой поговорить. Я с ним сегодня встречалась, он уже здоров. Но ему нужна помощь, а ты говорил содействовать ему во всем…

— Он хочет, чтобы ты не уезжала в Хогвартс? — проницательные, глубоко посаженные глаза сощурились и как-то странно на нее посмотрели. Дафна кивнула со всей возможной уверенностью, которая стремительно утекала в пятки.

— И кто еще остается?

— Насколько мне известно, он говорил на эту тему только со мной.

— Странно, что не с Ноттом, это было бы логичней.

— Теодор точно уезжает. Мы сегодня гуляли с ним, он говорил. Так что ты об этом думаешь?

— Я не понимаю, с чего бы все это. Ты уже уложила вещи, поезд завтра, и тут твой жених сообщает тебе, что нужно остаться, — конечно, он не понимал, с чего бы, тем более что Блейз, настоящий Блейз, никогда бы не попросил ее остаться. Помощи от нее мало, общество ее он не сказать, чтобы предпочитал… К счастью, отец имел весьма сомнительное представление о тонкостях происходящего, а вокруг не было бы никого, кто бы его просветил.

— Ты же сам понимаешь, что это не его блажь. А учитывая ход переговоров — двадцать фамилий, огрызок первоначального списка! — мы не в том положении, чтобы…

— Позволь мне самому определять наше положение! — на щеках отца заходили желваки. Проблемы с гоблинами — это ведь не конец света? Или это не все? — Ты должна закончить образование!

— Я и закончу. Это ненадолго, честно!

— Я напишу Снейпу, что ты пребудешь через неделю. Неделю, Дафна!

— Папочка, спасибо, этого наверняка хватит. А учебники я буду читать дома, обещаю, — главное, не начать через чур частить. Благодарная улыбка, руки спокойно лежат на коленях, дыхание спокойное.

— Верю. Магловские учебники по экономике, — отец бросил взгляд на часы и поднялся. — Ты домой?

Дафна кивнула. Ближайший камин был в отцовском кабинете, но в приемной ждал секретарь с какими-то бумагами. Дафна уже было подумала, что в Гринграсс-Холл она отправится одна, но папа, вопреки ожиданиям, просто взял документы с собой. Странно, обычно он всегда разделял дом и работу, может, там есть что-то интересное ей?

Раньше они подолгу могли обсуждать преимущества различных экономических систем или новые проекты, но последнее время было не до этого. Вначале разрыв, а потом и заключение новой помолвки, с Рождества еще и помощь Забини в задании, порученном самим Темным Лордом, да и отец занят в этом году даже больше обычного… Каникул не хватало, чтобы решить все проблемы, и вечерние посиделки ушли в прошлое вместе с летними вечерами, которые сменились перешептываниями за закрытыми дверями и напряженными лицами родителей.

— Посидим у вас в гостиной? — отец с бумагами под мышкой и Летучим порохом в руке застыл перед камином, слегка наклонив голову к плечу.

Она бы предпочла свои комнаты, ведь туда не зайдет злюка Тори, все еще дующаяся из-за того, что Рон ушел не попрощавшись. Хотя пусть заходит, не будет Дафна от нее по углам прятаться, в конце концов, сестра сама виновата! Если ты кому-то не нужна, то хоть на стену лезь, насильно милой не станешь. Тем более что Рон на самом деле нужен Тори не больше, чем она ему.

— Да! Да, с удовольствием…

* * *

Голова приятно кружилась, и Гермиона с удивлением поняла, что первый раз в жизни напилась. Но это не испугало, а наоборот веселило. Держать себя в узде, контролировать разум — ежедневно, ежеминутно — уже не было сил. Зато сейчас — сейчас ей было спокойно. Мысли о родителях и друзьях отошли на задний план, и она могла, наконец, делать то, что советовал Марк — наслаждаться жизнью. И она наслаждалась! Это было совершенно новое ощущением: незнакомое вино, вкусное седло барашка, овощи, сыры… И свечи на столе, бросающие на стены таинственные, пугающие тени.

Но главное — разговор. Марк тоже был чуть навеселе и, забыв о том, что «его дела по наследству не оставляют ему ни минуты свободного времени», раскинувшись в кресле и глядя на свечу через бокал с вином, вещал:

— Милая Пенни, а вот тут позволь с тобой не согласиться…

— Не позволю! — Гермиона расхохоталась и тоже посмотрела на огонь сквозь бокал. Вино стало светлее, но не заискрилось и не начало притягивать взгляд в свои глубины, как пишут в романах. Или она просто слишком пьяна? А может, наоборот — недостаточно? — А у тебя есть рубины?

— Рубинов нет, увы. Есть вроде бы пара бриллиантов, сойдет? Но лучше попробуй ананас, правда, он консервированный. Тут плохо со снабжением…

— Ужасно плохо, но так не говорят, — Гермиона едва справилась с накатившим приступом хохота. — Но мне не нужны бриллианты, в них нельзя погрузиться...

— Да, в парочку — точно, их нужно насыпать полную ванну, ну, на худой конец — корытце, — в голосе Марка послышалось почти искреннее отчаяние.

Услужливое воображение тут же нарисовало картину: мраморная ванна, полная нестерпимо сверкающих драгоценных камней, и она, медленно погружающаяся в нее. Притом обнаженная.

Все, пить больше она не будет!

— В книгах всегда смотрят на огонь через красное вино, а еще погружаются разумом в рубины. А я не могу…

— Верю. Разум пал в неравной схватке с зеленым змием и способен погрузиться только в сон, увы.

— Я еще ни разу так не напивалась, мне даже стыдно…

— Тебе именно это и сейчас и нужно. Все хорошо… — Гермиона сама не поняла, как Марк оказался рядом и ее пальцы очутились в его ладони. Никто никогда не целовал ей руку, она и не знала, что это может вызвать такое странное чувство. В голове стало пусто, кровь шумела в ушах, и Гермиона сама не понимала, чего хочет — чтобы он ушел, или…

Она смотрела на его коротко стриженный затылок. Русые волосы чуть завивались, и желание провести по ним рукой становилось почти непреодолимым. Только бы он не поднял глаза! И вообще — что должна делать девушка в такой момент? Если, конечно, она порядочная и трезвая?

Марк отпустил ее ладонь, поднял голову и заглянул ей в глаза. Сердце дернулось в груди и забилось частыми испуганными ударами.

— Слушай, а у нас же есть мороженое. Ты какое любишь? Есть ванильное, шоколадное, фисташковое… Наверное, еще какое-то… — голос звучал как-то странно, словно издалека. Мороженое. Что такое мороженое? И зачем оно нужно сейчас?

— Я люблю мороженое, — ее голос не лучше — такой же хриплый и фальшивый. Марк вскочил и почти выбежал из гостиной. Да что с ней происходит? Это все вино…

Марк вернулся с подносом, на котором лежали разноцветные холодные шарики, блюдечки, бутылки с сиропом и засахаренные вишни прямо в банке. И две огромные чашки кофе. Разве мороженое сервируют так? Но какая разница? Гермиона не глядя наполнила блюдечко, вылила сверху полбутылочки сиропа и начала есть. Сочетание получилось странным. Мороженое было слишком холодным, а кофе, наоборот, обжигающим. Зубы сразу заныли, но мысли прояснились.

— Так что ты говорила о магловской живописи? — похоже, Марк тоже пришел в себя.

— Она несовершенна, как и их фотографии.

— Насчет фотографии — возможно, хотя тоже не совсем. Художественная фотография — такое же искусство. Нужно не просто запечатлеть момент, а показать твое отношение к происходящему. То, что заставило тебя выбрать именно эту композицию и сохранить ее для истории.

— Вот именно, как ты не понимаешь? Это навязывание своего видения! Может быть, эта сцена не вызовет во мне тех же чувств, что у художника, а интересным покажется что-то другое, то, что он изобразил вскользь? Нет уж, надо изображать все, что ты видишь, а выводы мы в состоянии сделать сами!

— Бесспорно, поэтому в Европе существуют музеи, где выставлены сразу сотни картин. И маглы проводят в них часы, проходя мимо одних произведений и подолгу любуясь другими. Каждый выбирает то, то созвучно именно его душе. Кстати, в Японии этой традиции нет, там принято любоваться чем-то одним: цветущей сакурой или полной луной. Представляешь, тысячи людей собираются в одном месте, плавают на лодках, пьют чай, пускают на воду множество свечей… и это — праздник полной луны, день, когда принято любоваться ею во всей красе, и именно так — толпой!

— Да ты что? Правда?

— Угу, я сам это видел. Правда, очень давно. У японцев есть красивое предание. В саду у одного человека росли прекрасные цветы, не помню, как они назывались. И, по-моему, их красоту может разглядеть только японец, — Марк тихо рассмеялся. — Слава об этом саде дошла до императора, и он решил увидеть это сам. Но когда приехал, там не было ни одного цветка — хозяин их все уничтожил, оставив только один, дома, в вазе. Его и увидел император. И этот цветок был безупречно прекрасен. Мораль: красоты не должно быть много, ее видно в одном цветке, остальные только отвлекают от главного.

— О как… — мысль была совершенно неожиданной. Гермиона даже не могла понять — это гениально или глупо. — Кстати, в Париже есть один портрет, одно время даже считалось, что его нарисовал кто-то, овладевший азами магии. Висит в Лувре, в специальном зале. Я видела, правда магии там нет. Но портрет странный, на нем женщина, страшненькая в общем. Но если смотришь ей в глаза, то кажется, что она улыбается. А смотришь на губы — никакой улыбки. Маглы туда ходят толпами. Видели бы они портреты в Хогвартсе…

— Не получили бы никакого удовольствия, поверь мне. Половина холстов вечно пустая, все изображения бегают по соседям, шушукаются по углам, спят или интригуют. Они обычные люди, и совершенно не понятно, за что они были удостоены чести быть запечатленными для потомков.

— У маглов тоже полно официальных портретов! Почти всех известных людей рисовали просто потому, что не было фотографии. Это было модно и помогало им узнать, как выглядели их предки. Но изображения некачественные!

— Тут с тобой не поспоришь. Если нужно знать, как человек выглядел, конечно, нельзя придумать ничего лучше, чем волшебная фотография. Но я говорю не об этом, а о работах, ставших шедеврами, в которых удалось передать душу человека, его отдельный жест, выражение лица, улыбку… То, что присуще только ему. То, почему художник выбрал своей музой именно этого человека и рисовал ее годами, создавал десятки портретов, и все непохожие один на другой. Улыбка, грусть, слезы, мечтания, влюбленность, особый взгляд, которым женщина смотрит на своего ребенка. Очарование момента. Когда ты вспоминаешь человека, который тебе дорог, в памяти встает именно это — взгляд, ощущение… И это не удержать на волшебном фото, где изображение машет руками, что-то ищет в кармане или болтает с соседом.

Да, тут он, как ни странно, прав. Гермиона задумалась. При слове «мама» она и правда видела только одну картину — лицо, застывшее, как на магловском фото. Ставшее чужим, погасшим.

Лицо мамы, забывшей, что у нее есть дочь, и не понимающей, что она делает в чужой стране.

И Рон... его глаза, когда стало понятно, что он опять оставил Гарии. Жалкий, виноватый взгляд. А ведь Гермиона его давно простила, уже тогда, в Косом переулке, но не успела об этом сказать. И какой она осталась в его памяти?

— У меня есть чудесная картина, видела? — оказывается, Марк уже встал и зажег свечи в люстре. Картина была небольшой и явно старой. Какая-то тусклая, серая. — Утро на болоте. Смотри внимательно.

На что тут смотреть? Болото оно болото и есть. Бурая вода, ряска, камыши на берегу. Небо какого-то неопределенного цвета, туман… Хоть бы какая-нибудь лягушка прыгала по берегу.

— Ты опять не о том думаешь! Расслабься, просто смотри! Еще совсем рано, солнце только встает, туман еще клубится над водой, но уже тает, уползая… От него осталась только тонкая дымка, которая глушит цвета. Ты слышишь тишину? Все проснется через несколько минут, как встанет солнце: птицы наполнят воздух песнями, замельтешат в камышах, ловя насекомых. Зеленые, словно лакированные лягушки замрут на бережку, как будто по команде прыгая в воду, почувствовав только им ведомую опасность. Этот мир оживет, но не здесь. Художник смог поймать это мгновение полного покоя и сохранить для нас навсегда.

Странно, но она его понимала. Серая картина начала оживать, туман и правда заклубился, и оказалось, что тишину можно слушать. Даже голос Марка звучал глуше, словно теряясь в этой сонной дымке.

— Однажды я сидел так и смотрел на картину. Было именно такое утро. И представляешь, из нее вылетел комар и меня укусил! В нос!

— Правда? — это уже не казалось странным.

— Нет, конечно! — Марк расхохотался, запрокинув голову. — Это же магловская картина!

Опять он ее провел! Гермиона захотела надуться, но у нее не получилось. Фыркнув, она взяла еще мороженого. И ананасов, консервированных.

— Хватит есть, станешь толстой и некрасивой! — Марк схватил ее за руку и потащил к окну. — Смотри, какая ночь! Как раз для того, чтобы творить.

Теперь, когда Марк помог ей спуститься из окна, его прикосновение ее совсем не взволновало. Похоже, что и его тоже. Вокруг была ночь. Именно была, словно что-то ощутимое, как дерево или скамья. Странная, незнакомая, даже пугающая, как весь этот вечер. Все было словно в первый раз: небо невероятной высоты, звезды — далекая холодная россыпь. Мир за окном остался где-то вдали, похожий на картину на стене — полуосвещенная одинокой свечой комната, пустая декорация на магловской театральной сцене.

Все вокруг жило свой жизнью. Деревья походили на заколдованных животных — у забора притаился огромный черный медведь, а кто-то неведомый высунул голову из-за угла дома. Листья шуршали странным бумажным шорохом, трава, нереальная, серебристая, змеилась вдоль дорожки. Вдали недвижной громадой застыли горы, выделяясь особенно густой чернотой. Черное на черном…

— Опять то самое время, о котором я тебе говорил. Еще час назад пели цикады, и мотыльки бились в стекло. А через час начнет всходить солнце, апрельские ночи уже коротки. Смотри, как странно выглядят деревья — листья словно серебряные. Кажется, что мир стал призрачным. Мне даже хочется говорить шепотом. Я бы нарисовал именно эти деревья. Деревья-призраки. А ты?

— Нет. Я бы нарисовала небо. Но, боюсь, это невозможно. Оно слишком… бездонное, что ли? Когда я училась в магловской школе, еще до Хогвартса, нам рассказывали о бесконечности Вселенной. Это сложно понять, а уж нарисовать…

— По-моему, ты меня поняла, — голос Марка раздался совсем близко, прямо над ухом. Гермиона почувствовала спиной исходящее от него тепло. Марк обнял ее за плечи и это было приятно — оказывается, она успела замерзнуть. Откинув голову назад и уперевшись затылком в его плечо, она смотрела в небо.

— Спасибо тебе. Я вообще, по-моему, никогда ни с кем не разговаривала так...

— Ты мерзнешь, идем домой, — как странно это прозвучало. Домой.

В комнате стало прохладно от раскрытого окна. Попрощавшись, Марк ушел, прихватив на кухню остатки вечернего пиршества и отказавшись от ее помощи. Гермиона была ему за это благодарна — портить впечатление от вечера мытьем посуды не хотелось. Она прошлась вдоль стены, разглядывая остальные картины, но то ли они были хуже, то ли без голоса Марка не могли ожить. Или она не умела разбудить их своим воображением? Во всяком случае, позы людей у костра были нелепы, огонь неживым, как в искусственных магловских каминах, а небо и лес… Тут просто без комментариев.

Гермиона попробовала снова окунуться в ночь, но и тут Марк оказался прав. Ночь ушла — небо посерело, и несколько уцелевших звезд, маленьких, тусклых и невыразительных, не могли ни на что настроить. Где-то квакала лягушка и что-то скрипело, надсадно и неромантично. К тому же на траву упала роса, так что ноги опять промокли.

Пора ложиться спать. Она забыла закрыть окно, и в спальне было холодно. Гермиона укуталась в одеяло с головой, выставив только нос, и старательно зажмурилась. Что там надо считать? Овец? Одна, две, три… где-то после сотни она сбилась. Мысли оказались сильнее, и овцы перепутались. К тому же стало жарко.

Гермиона скинула одеяло, сползла в ноги кровати и через щель в пологе посмотрела на окно. Этот вечер был слишком длинным и странным. Удивил не Марк — она уже поняла, что он умен, прекрасно образован и мыслит весьма оригинально. Удивили ее собственные мысли и поступки. Сейчас ей надо думать о том, как вернуться домой, а о чем думает она? Сваливать случившееся на вино — трусость, тем более сейчас, когда она трезва, как стекло. Но почему так перехватывает дыхание, стоит вспомнить его взгляд?

Что с ней происходит? Она любит Рона, давно, с самого детства. И всегда любила. Крам, которым ее дразнили ребята, не в счет, это было так… Гордость, что этот парень — мечта тысяч девушек, выбрал ее, интерес, любопытство, но не любовь, это точно! Еще бы вспомнили Локонса или Томми Джонса, соседа магла, в которого она была влюблена, когда им было лет по пять… Просто у нее гормональная буря, мама об этом рассказывала. Да еще и страх смерти обостряет чувства — об этом она тоже читала в каком-то ужасном романе. Правда, там обострились нужные чувства, а у нее…

За Рона она отдаст жизнь. Перед глазами опять встало его лицо — растерянное, виноватое. Рыжие вихры, серые глаза, веснушки на носу… Где он, что с ним? Совсем один… Смог ли он найти Гарри? Но даже если и смог, что они смогут сделать без нее? Обязательно поссорятся или опять влезут в какую-то авантюру.

Гарри явно идет не по тому пути. Даров смерти нет, это детская сказка. Дамблдор не стал бы все так запутывать — это бессмыслица. Намекнуть на Бузинную палочку только для того, чтобы они ее не искали? Зачем? Сейчас главное — поговорить со Снейпом, ну и с Аберфортом тоже не помешает. Да и с Макгонагалл. Только бы вернуть силы! Как сквиб она будет всем только в тягость…

Странно, что Марк так и не ответил толком, что он собирается с ней делать.

— Пенни, ты даже не представляешь, что тебя ждет дома. К несчастью, ты будешь вынуждена сообщить в Министерство Магии о том, что потеряла силу. Это стандартная процедура. Потом у тебя изымут волшебную палочку. Не насовсем, конечно, но это все равно тяжело. А так есть шанс, что волшебство вернется. Так что, думаю, тебе проще побыть здесь, чем приходить раз в месяц в Министерство и подвергаться такой унизительной проверке.

Да, тогда казалось, что он прав. Представить себя, отдающую свою палочку чужим людям? Тем более сейчас, с захватом Министерства, и отдавать-то ее некому.

Но как она узнает, что магия вернулась? Ведь палочка все равно у Марка. Правда, непонятно, зачем он ее забрал. А вдруг магия уже вернулась, а она не знает об этом?

Нет, почему она все время пытается думать о плохом? Если бы палочка находилась у нее, она бы проверяла ее каждый час, и, наверное, уже сошла бы с ума. Так что Марк все сделал правильно. Но все равно надо с ним поговорить — может, стоит проверять ее раз в день? Гермионе опять стало стыдно. Человек ее спас, а она ведет себя, как дура. То напивается и чуть ли не на шею вешается, то ищет во всем подвох. Марк просто хороший и добрый человек, у него и так полно дел, а он тратит на нее свое время.

Правда, странно все это… Если у него сложности с оформлением наследства, он должен встречаться с адвокатом, получать и писать какие-то письма. И вообще, где его сова? Она уже, с позволения хозяина, осмотрела весь дом. Оказалось, что на первом этаже, кроме гостиной, кабинета, спальни и кухни, есть еще крыло с двумя гостевыми комнатами. И есть второй этаж, но он пустой, притом совсем — нет даже комнат, только пустое пространство, не разделенное перегородками. Марк говорил, что его родственник жил один и столько комнат ему не было нужно. Еще был маленький чердак, куда вела приставная лестница, — готовый совятник, но и там было пусто.

Гермиона задумалась. Сова, конечно, могла улететь с письмом куда-то далеко, но Марк не получал писем и газет тоже. Хотя на отшельника он явно не похож… Что она, собственно, про него знает? Он даже фамилии не сказал. Понятно, что он иностранец, и у них вряд ли есть общие знакомые, с другой стороны, по-английски он говорит чисто. И отлично знает про Лютный переулок… Чем он занимается? Ее он расспрашивал намного больше, чем рассказывал о себе. Но расспрашивал как-то странно — ни разу не спросил о семье, не предложил послать им письмо или Патронуса. А может, у нее родители и друзья с ума сходят от неизвестности? Хотя, может быть, он ждет, что она его сама попросит?

Нет, что-то тут не так, хотя объяснение может быть самым невинным. Мало ли, какие у человека могут быть проблемы. Может, он тоже от кого-то прячется, у всех есть свои секреты. Поэтому и не хочет выдавать себя письмом или Патронусом. Поэтому и запасов у него на сто лет. А все-таки почему она не может выйти за забор? Войти — понятно, большинство домов находятся под антимагловскими чарами. Снаружи, но выйти-то из них можно всегда…

Шаги за стеной. Тихие, крадущиеся. Сердце на секунду остановилось и понеслось вскачь. Дверь открылась. Марк стоял на пороге, слабо освещенный маленьким огоньком на конце палочки. Гермиона почти не видела его лица — только подбородок и плотно сжатые губы. Он пришел ночью к ней в спальню. Зачем? Голова закружилась, ладони стали липкими от пота. Она не хотела, чтобы он пришел. Или хотела?

Марк замер, прислушиваясь, и подошел к столу у окна. Тихо сел в кресло. На столе запылала свеча, и Гермиона боялась вздохнуть. Время остановилось. Нужно сказать что-нибудь или тихонько лечь и притвориться спящей, но она не могла заставить себя сдвинуться с места. Она уже ничего не понимала и могла только глядеть. Марк положил на стол кусок пергамента и перо, рядом легла книга. Может быть, он боится, что у нее опять начнутся кошмары? Неужели он так и сидит рядом с ней каждую ночь? А она подумала… Стало грустно и одновременно стыдно, Гермиона тихо вздохнула и, стараясь не дышать, заползла под одеяло. Но он ее услышал.

— Пенни, ты спишь? — что ответить? Дыхание перехватило. Она что-то пробормотала, и тут полог слегка раздвинулся.

— Я забыл оставить для тебя питье на ночь. Выпей, а то ты опять кричала во сне. Я подумал, что тебе снова снится что-то страшное. Извини, если разбудил.

Шаги стихли за дверью. Гермиона молча глядела на закрывшуюся дверь, едва видную в темноте. Конечно, у человека может не быть совы. И адвокаты нужны не каждый день. Но одно она знала совершенно точно — этой ночью она не спала и не кричала.

18 апреля 1998 года

Поговори со мной, прошу, поговори,

Ведь мы с тобой давно взаперти у открытой двери.

Ты можешь делать все что хочешь,

Ночь безумно долга,

Ты можешь злиться между прочим,

Ты даже можешь мне лгать.

Но говори со мной!

Город 312, «Поговори со мной»

— Мисс Дафна, мисс… — тоненький, почти детский голосок назойливо лез в уши. Лиззи не отвяжется, это уж точно. Ну почему ей нельзя поспать еще хоть часок?

— Мисс Дафна, через полчаса завтрак, вставайте, я уже набрала вам ванну. Ваши родители будут недовольны!

Что, уже утро? Но как же хочется спать! А казалось, она не сможет уснуть. Привычная спокойная жизнь расползалась по швам, а все, что ей хочется — это накрыться одеялом с головой и подремать еще чуток. Но нельзя, нужно вставать и снова впутываться в очередную авантюру.

— Открой окно. Сколько сейчас времени?

— Уже восемь часов. Лиззи не виновата, мисс никак не хотела вставать, — личико домовихи сморщилось, как печеное яблоко. Только ее слез не хватало.

— Я тебя не ругаю, так что не хнычь, пожалуйста, и без тебя тошно. Принеси мне кофе в ванну и жди. Молча.

Всего полчаса на сборы и завтрак. Мало. А потом надо лететь на вокзал провожать ребят вХогвартс. Глупость какая, кому это нужно? Словно в нелепом магловском фильме — стоять на перроне, махать платочком и утирать слезы. И чтоб оркестр играл… Можно подумать, за это их полюбят еще сильнее. Как же!Но деваться некуда, надо идти и провожать. А еще придумать, что она будет врать Нотту, Флинту и остальным. Им не скажешь, что это Блейз попросил ее остаться.

Есть хотелось ужасно, хотя до конца проснуться не удавалось. Что она вчера ела? Кекс, и пила какую-то бурду, которую маглы почему-то зовут кофе. Во всяком случае, в этом их… как его? Макгонагалл? Нет. Макдонагал? Тоже нет… Неважно.

Родители сидели за столом с каменными выражениями лиц, но, хвала Моргане, молча. Эби и Тори не было. Когда же отец поймет, что дочки выросли? Во всяком случае — Эби, да и она тоже.

Вечером, когда они с отцом переместились в их гостиную, она так надеялась, что они проведут вечер вместе, вдвоем, как раньше. Папа сядет у камина в свое любимое кресло, разложит на столе документы, и они будут говорить о том, что в этом доме интересно только им двоим. Для мамы банк — только место, где можно зарабатывать деньги, она не понимает, как это может захватить. Если бы гоблины не были такими консерваторами! Отец тоже когда-то пытался вводить некоторые новшества, но столкнувшись с их упрямством, махнул рукой. Она бы так не сделала! Удивительно, как этим маглам удается заставлять деньги работать! Это же глупость — держать такие капиталы в золоте, запертом в подвалах. Будь ее воля… Но ее воли не будет. Все решает отец, потом его место займет Блейз, которому наплевать. Он точно не станет воевать со всеми этими Бухгларами.

Дафна вздохнула и отодвинула пустую тарелку. Еще пара горячих сандвичей, и она, наконец, будет сыта. Хорошо хоть Тори нет — ее кислая мордашка действует на нервы. Придумала себе любовь! Тоже мне — герой… Рон и правда смелый, но слишком глупый. Дуракам, конечно, везет, но не вечно же…

Тишина за столом начала угнетать. Интересно, что же вчера отмочила Эби? Отец явно ждал ее и волновался. Раньше она никогда не слышала, чтобы он на кого-нибудь кричал. Это мама обожает устроить концерт. Сестре уже двадцать, сколько можно ее контролировать? Пошла на вечеринку, ну и что такого? Может быть, в Париже возвращаться домой в час ночи — вообще норма, это в Лондоне сейчас по вечерам все сидят дома и трясутся. Но все равно с Эби нужно поговорить. Вон у мамы вообще глаза на мокром месте.

Огромная сова свалилась прямо на стол, опрокинув стакан с тыквенным соком. Отец вздрогнул и уставился на нее невидящими глазами. Да, не отвязать утренние газеты и не углубиться в чтение? Такого еще не было. Обычно в это время Лиззи убирала его тарелки, подавала кофе, и отец читал свою утреннюю корреспонденцию. Ее он тоже приучил к этому ритуалу. Кофе, тихое шуршание страниц, редкие комментарии… Мама и Тори только вздыхали и переглядывались. Но сегодня все шло как-то неправильно. Ну, с Тори все понятно — она наверняка с вечера ничего не собрала, сейчас рыдает и гоняет домовиков. Странно, что мама не с ней. Ждать сестру не хотелось. Слушать про ее разбитое сердце не было времени. Тем более что она все это уже слышала, и не раз. А ей нужно перехватить Рона, пока он не ляпнул что-нибудь лишнее. Стоит попробовать удрать к нему, Эби наверняка сейчас с сестренкой. Ну конечно, они же обожают копаться в тряпках и сплетничать! Вот пусть Эби ее и провожает.

— Мама, мне нужно к Блейзу, он просил, чтобы я ….

— Да-да, конечно,— да что с ними сегодня? Мама никогда не соглашается сразу. Ворчит, что приличная девушка никогда, ни за что… Что все решат, что она за ним бегает, и вообще…

— Тогда я пошла. Тори же доберется сама?

Мама торопливо кивнула. Похоже, всем тут не до нее. Хорошо, что она уже собралась, возвращаться к себе не хотелось.

* * *

Проходить через барьер платформы 9 и 3/4 без тележки, набитой вещами, было непривычно. Солнце неожиданно ударило в глаза, словно из сумеречного лондонского утра он сделал шаг в летний день. До отхода поезда оставалось еще много времени, но перрон казался переполненным: мамаши тащили первокурсников, таращащихся вокруг, словно были здесь в первый раз, тележки сталкивались, чемоданы падали, совы недовольно косились на ухоженных котов, с деланным равнодушием выглядывающих из переносок. Отойдя в сторону, чтобы не мешать прибывающим, Рон внимательно оглядел платформу, выискивая Дафну.

Это было несложно: малышня быстро садилась в вагоны, торопясь занять самые удобные места, а те, кто постарше сбивались в кучки, что-то взволнованно обсуждая. Как всегда — они с Гарри и Гермионой тоже не могли наговориться, расставаясь на время каникул. Рон грустно улыбнулся, сообразив, что неосознанно ищет в толпе не Дафну, а именно их.

Где же ее носит? Ведь могла бы догадаться, что он придет ее провожать. Не хватало еще, если она заявится за минуту до отбытия поезда, ведь он понятия не имеет, что делать дальше.

Вчера они не договорились о встрече. После того, как он дал понять, что намерен еще задержаться в шкуре Забини, Рон ждал чего угодно — злости, криков, даже удара заклятия. Но Дафна лишь молча аппарировала вслед за ребятами, странно собранная и спокойная, оставив его в одиночку бродить по магловскому парку развлечений, обдумывая свое положение. Отъезд школьников путал ему все карты. Нотт, единственный человек, который явно владел какой-то информацией, мало того — обсуждал ее с Забини — уезжал, увозя с собой последнюю надежду разузнать хоть что-нибудь. Возможно, именно поэтому его «невеста» и была так спокойна — теперь ему оставалось только убраться восвояси, прихватив с собой Забини и, наконец, перестать угрожать ее безопасности.

— Ты опоздал, — Дафна выросла, будто из ниоткуда, спокойно и ясно глядя на него своими серыми глазами. Рон замер, опешив от такой наглости.

— Я торчу здесь уже минут десять! Это ты где-то бродишь, — вещей при ней не было — наверняка уже отнесла в купе. Он мог бы и сам догадаться, что она пришла раньше, и поискать ее в поезде.

— Я тут подумала… — алый паровоз неожиданно дал гудок и окутался тучей дыма. — Задержусь-ка я, пожалуй, в Лондоне, а то ты тут таких дров без меня наломаешь…

Что ответить на это, Рон не знал. Поблагодарить? Возмутиться? Как бы то ни было, ему это на руку.

— Блейз, Дафна, где вас носит? — Нотт махнул рукой откуда-то из толпы и, расталкивая окружающих, направился к ним. — Мы только вас ждем. Все уже собрались.

— Мы только что пришли.

— Идем скорее, а то скоро отправление.

Дафна мгновенно оказалась рядом и решительно повисла у Рона на локте. Теодор скосил на нее глаза, но промолчал. Они быстро вышли из толпы к группе ребят, ждущих их чуть в стороне около скамеек.

— Привет, а вы не торопитесь,— Крэбб, Гойл, Монтегю и какая-то незнакомая симпатичная девчонка с коротко стриженными рыжими волосами. Или он видел ее в школе? А что здесь делает Маркус Флинт? Ах да, про него Теодор что-то говорил. Его нужно поставить на место. Поставишь такого — ему же лет двадцать, здоровенный, как лось, и рожа наглая.

— Сандра, тебе так идет короткая стрижка! — так рыжую зовут Сандрой? Девица неловко улыбнулась, а все уставились на Дафну так, словно она решила станцевать на поминках.

— Что скажете? — у Грэхема растерянный вид. Нотт улыбается, похоже, он как раз все понимает.

— Я ожидал чего-то подобного, но не публикации,— какой же у Флинта неприятный голос. Все как по команде уставились на Рона. Надо что-то говорить, но что?

— Ребята, у меня нет слов. Но дома такое творится… — Дафна опять перехватила инициативу. — А я еще и проспала, так что не успела просмотреть газеты. Я вообще не ожидала… к тому же меня попытались заставить Астории помогать собираться и тащить ее сюда, еле отбилась. Кстати, я остаюсь, так что можете на меня рассчитывать. Едва уговорила своих, но раз все так серьезно… У кого-нибудь есть статья?

Сандра молча протянула скрученную газету. Похоже, Дафна старалась зря. Все были слишком ошарашены новостью, чтобы начать разговаривать нормально.

— Кажется, началось… — это было все, что Рон смог из себя выдавить. — Сколько до отхода поезда?

— Минут десять у нас есть.

— Этого мало, — теперь надо сдвинуть брови и задуматься. — Крэбб, Гойл, у вас есть идеи хоть на этот раз?

Монтегю хмыкнул, Гойл покраснел. Похоже, если у них и были идеи, то их надо было вытаскивать клещами.

— Здесь столько лишних ушей… Думаю, надо собраться где-нибудь в другом месте, — только бы выиграть время! Надо же так глупо вляпаться на пустом месте.

— Дафна, ты что, не могла меня дождаться? — вот и Астория, легка на помине.

— Тори прости, тут такое… Ребята, я на минутку, — схватив надувшуюся отравительницу под руку, Дафна потащила ее вдоль поезда. Значит, отдуваться придется одному.

— Можно зайти к Тому, у него сейчас пусто,— Флинт, поигрывая палочкой, смотрел в глаза.

— Нет. Ты что, сам не понимаешь? — похоже получилось, во всяком случае, Нотт согласно кивнул. — Тут есть магловская кафешка, пойдем туда.

— Ребята, как же не вовремя этот отъезд… — Теодор пнул ногой скамейку. — Столько готовились, и надо же! И в доме так много дел. Блейзу везет, он с вами остается.

— Ну, всем с чем-то везет. Кому-то с бабушкой, кому-то с ее отсутствием…

— Кстати, о бабушке. Она тебе передает привет. Если что — она будет рада тебя видеть.

А бабушка-то зачем? Лекции читать о вреде прогулов? Но на всякий случай Рон кивнул, изобразив радость.

— Ладно, пора занимать места. Расходимся по своим, встречаемся тут, как только поезд тронется. — Флинт опять попытался взять инициативу в свои руки.

— Угу, идите,— минут десять у него есть. У кого бы стащить газету?

* * *

Светлая прядь скользнула по щеке, словно серебристый шелк. По шее побежали стаи мурашек.

— Улыбайся, будто я говорю что-то приятное, — быстрый взволнованный шепот в самое ухо. — Слушай и молчи. Статья Риты Скитер в Пророке. Слезливая история полукровки, у которого отняли палочку и счет в банке. Она валит все на Министерство.

— Что валит? — Рон ничего не понимал.

— Я же просила молчать, — теплые руки обняли за плечи, волосы опять защекотали шею. — Напрямую она этого не говорит, но к идее массовых нарушений по вине руководства подводит. При этом ссылается на твоего брата Перси.

— Перси-то тут причем? Этот слизняк… — улыбаться не получалось. Почесать шею хотелось до слез, да и обнимавшие его руки отвлекали. И чем от Дафны так пахнет? Какими-то цветами…

— Он не слизняк, а помощник Министра. Оказывается, все это время он собирал целое досье по невинно осужденным, и теперь оно у Скитер. Не знаю, кто все это затеял, но судя по тому, что говорит Нотт…

Нотт действительно что-то говорил. Так вот они чего ждали? Но зачем? А главное — какое Перси имеет отношение к Пожирателям? Неужели и он тоже? Если бы Дафна перестала его обнимать, наверное, он бы смог начать думать. Но сейчас…

— …и нашли, кто будет за все отвечать. Я уверена, что в Министерстве будут серьезные перестановки. Как бы твой братец не стал Министром! — она рассмеялась тихим смехом и взяла его за руку. Умом Рон понимал, что ее поведение — игра, но все равно странное чувство не оставляло его.

— Кстати, я буду рада, если Амбридж попадет в Азкабан. Туда этой старой жабе и дорога. Похоже, Пию тоже достанется. Обними меня, быстро!

— Ребята, нам даже как-то неловко… — а вот тут рыжая врет, она просто светилась от радости. Правда, непонятно почему.

— Холодно сегодня, — голос Дафны прозвучал настолько безапелляционно, что Рон и сам бы поверил, не будь все вокруг легко одеты. — Ну что, идем?

В кафе приятно пахло какими-то пирогами, на стене в чем-то вроде картины извивалась тощенькая негритянка в блестящем топике, шортиках и высоченных сапогах на каблуках, похожих на соломинки для коктейлей. Играла музыка, слишком громкая, но это было даже к лучшему. Паренек-магл притащил меню и застыл неподалеку. Даже не открыв его, Рон произнес в воздух:

— Яблочное мартини, два раза. Маринара.

Дафна сказала, что маглы умудряются всегда услышать то, что им нужно. Чуть попозже надо не забыть заказать кофе. Черный. Это самое ужасное, и его придется выпить. Какое счастье, что Блейз не курит!

Сандра внимательно читала меню, словно что-то в нем понимала. Крэбб и Гойл молчали, но смотрели на Рона с надеждой. Для них нужно будет заказать по два светлых пива. А остальным что нужно?

— Блейз, закажи нам что-нибудь! — первым сдался Монтегю.

— Берите горячие сандвичи с ветчиной и рыбой или пиццу. Мы угощаем! — как по волшебству, официант возник рядом с Дафной. Та что-то быстро пробормотала, почти не заглядывая в меню. Официант записал и исчез.

Все опять уставились на Рона. Надо было начинать спектакль.

— Говорю сразу — я не могу сказать, кто за этим стоит,— теперь выдержать паузу и обвести всех цепким взглядом. Чтобы запомнили, что он именно не может сказать. Но наверняка знает. Сандра кивнула первой, Монтегю сразу опустил глаза, Крэбб с Гойлом вообще, похоже, не слушали,— но вы понимаете, чего от нас ждут.

— Я готова. Сегодня в доме и начну. Мои там будут вечером,— рыжая даже подпрыгнула от усердия.

— Лучше подходите к обеду. Туда подвезут сливочного пива, сандвичей и еще какой-то еды. Все там и перезнакомятся, — Флинт нравился все меньше и меньше. Но спорить сейчас было опасно. Тем более что Рон по-прежнему не понимал, о каком доме они говорят.

— Блейз, а вы когда будете?

— Пока не знаю, у нас есть пара нерешенных вопросов,— только бы не спросили, каких. С Флинта станется.

— Завтра там должен быть кто-то из старших. Думаю, ребят давно надо было перезнакомить, — Грэхем, достав из подставки бумажную салфетку, задумчиво накручивал ее на волшебную палочку.

— Вот этим и займитесь. Я постараюсь быть после обеда. Флинт, я тебя слушаю.

Это был риск, но на него стоило пойти. Кажется, Рон начал понимать, во что они играют. Вернее, как играют в эту игру.

— Мы подойдем сегодня, постараюсь привести их перед Сандрой.

— Сколько у тебя человек?

— Как и было, двенадцать. Пусть занимаются делом. Там на втором этаже вообще ужас.

— Знаю, а на первом? — только бы он был, этот первый этаж!

— Все старье выкинули. Пытались хоть что-то трансфигурировать, но, сам понимаешь, эти докси и пыль…

— Может, туда закинуть магловского пива? — предложение понравилось, Гойл даже заулыбался.

— Потом начнем говорить про статью. Думаю, начать лучше мне, — Флинт перевел взгляд на Сандру, — а ты подхватишь.

— Угу. Жаль, что школьники уехали, но с ними Теодор и Драко, так что проблем не будет. — Официант, вынырнув откуда-то сбоку, раскладывал столовые приборы, следом вышагивал второй с полным подносом.

Ленч вопреки ожиданиям прошел в молчании. Флинт удалился, не выпив кофе, прикрывшись какими-то делами. Сандра проводила его задумчивым взглядом, но осталась, Дафна просто кивнула.

— Я тут встретил Спиннет в Косом переулке. Не могу сказать, что она была дружелюбна, но и не кусалась… — задумчиво протянул Монтегю. — Как думаете, шанс есть?

— Спиннет? Это которая из сборной Гриффиндора? Она еще выпустилась пару лет назад? — Дафна бросила быстрый взгляд в сторону Рона, но он уже слишком мало понимал, чтобы хоть как-то отреагировать. — Не думаю, что это хорошая идея.

— Она занимается квиддичем, — Грэхем уставился на Рона, тот автоматически кивнул. Что именно вытекало из спортивных интересов Алисии, он не понял, но Монтегю слегка улыбнулся. — Нам пора, если мы, конечно, хотим успеть к обеду. И да, Блейз, тебя вчера искал Ирвин, а я не знал, где ты.

— Выгуливал Дэвиса, — Рон удержался от того, чтобы допить мартини, — все-таки прошлый опыт чему-то его научил! — и попросил счет. — Ты не знаешь, что ему нужно?

— Нет, но он был какой-то нервный. Как всегда, впрочем. Винсент, Грегори, вы со мной? — громилы кивнули. — До встречи.

Они вышли, следом — Сандра.

— Нам надо поговорить, — уверенно заявил Рон. Дафна кивнула.

* * *

За окном шел дождь. Серое небо, кусты намокшей сирени, облетающий жасмин. И на душе так же серо. Гермиона сама не понимала, откуда пришло это странное чувство, но что-то было не так. Картинка не складывалась, она что-то упустила. Что-то очень важное, но мысли путались. Хотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда, пусть даже там опасно, но это лучше, чем эта непонятная тревога.

Гермиона сидела на подоконнике, накинув на плечи плед, и смотрела на заснеженные пики. Надо попробовать начать все с начала. Не стоило сразу так безоговорочно верить Марку. Это ведь он сказал, что ее привели к нему зеркала, потому что он был единственным, кто мог ей помочь. А она поверила, как последняя дурочка. А если это не так? Если он и есть тот враг, что не давал выбраться на свободу? И теперь она в плену? Но зачем она ему нужна?

В памяти совсем некстати всплыл глупый магловский фильм, который она начала от скуки смотреть во время своих последних каникул у родителей. Там наивная девушка встретила милого молодого человека, а он оказался маньяком-убийцей. Она ему верила, а он играл с ней, как кошка с мышкой. Тогда это показалось бредом, теперь она жалела, что выключила телевизор. Там дурочка как раз начала понимать, что что-то не так. Но что может сделать мышка, если кошка с ней не совсем играет? Вернее, если происходящее — игра только для кошки?

Но если это действительно так, все равно нужно бороться. Сперва стоит понять, почему выбор пал именно на нее. В конце концов, она — подруга Избранного, выполняющая ответственное задание. Обычно такие люди не погибают от рук случайного маньяка или поскользнувшись на банановой кожуре. Хотя, наверное, каждый попавший в такую переделку думает так же. Для каждого именно его жизнь кажется важной. Но мир даже не замечает их смерти. Если Марк расставил паутину и спокойно ждал первого, кто в нее попадет, то ему действительно все равно, кто его жертва. Но что он будет с ней делать дальше? Убьет? Не похоже… Мог бы убить уже давно. Лишит… самого дорогого, что есть у девушки? Гермиона хмыкнула. Возможность была, но, похоже, это сокровище его тоже не прельстило. Может быть, он — шпион Волдеморта? Но почему он ее ни о чем не расспрашивает? Сколько бы она смогла выдержать Круциатус? Но говорят, Волдеморт сильнейший легилемент, так что ее и пытать особо не надо. Хотя она и пыталась научиться оклюменции, но без практики это сложно, а Рону быстро надоело. Все-таки как Рон мог отказаться от возможности получить такую способность!

Опять тупик. С какой стороны не подойти. Что ей следует делать? Может, для начала добраться до своей волшебной палочки? Но для этого нужно перерыть весь кабинет, а там наверняка полно охранных заклятий. Тогда Марк сразу догадается…

— Соня, ты до вечера спать собралась? А я уже обед приготовил! — маньяк, похоже, не дремлет.

— Заходи, я не сплю.

— Какое тоскливое зрелище… Сидеть на подоконнике и смотреть на дождь — лучший способ загнать себя в депрессию. Если, конечно, не надеяться, что в это время кто-то запекает окорок, — Марк раздернул шторы. Стало совсем светло и почти не страшно.

— Я не хочу есть.

— А чего ты хочешь? Опять пить? А потом будешь говорить, что я тебя спаиваю.

Похоже, она все-таки права. Он слишком красивый и веселый. Таких не бывает. Во всяком случае, рядом с ней такого мужчины быть просто не может. Как и такой жизни — легкой, беззаботной. Вот холодная палатка, Рон с его истериками и постоянная угроза смерти — это как раз не кошмар. Это и есть жизнь. От этой мысли Гермиону передернуло.

— Пить я хочу. У тебя есть персики в сиропе?

— Полно. Есть еще и ананасы, и сливы…

В гостиной на этот раз свечей не было, но на столе стоял букет белых пионов. Тонкие стебли наклонились под тяжестью огромных, как капустные кочаны, головок.

— Помидоров хочется, — Марк с тоской смотрел на тарелку с солеными огурцами. — Красненьких, свежих, с веточками…

— Угу, — помидоров и правда хотелось.

— Вообще надо бы нам начать выбираться в люди. По-моему, мы тут засиделись.

А вот это кстати.

— Надо бы мою палочку проверить. Может, я уже могу колдовать?

— После обеда и проверим. Только давай не станем этим каждый день заниматься, а то ты только об этом и будешь думать. Хотя даже и без палочки я тебя все равно вытащу из дома. Ты любишь авантюры? Хотя я уверен, что да, — по глазам вижу.

— А куда мы отправимся? За помидорами? — что он мог увидеть в ее глазах?

— Нет, но я тебе пока не буду рассказывать, а то у тебя слишком буйное воображение. Расскажи ты мне лучше что-нибудь. Как там у вас в Англии дела? Сто лет ничего не слышал.

— У нас там только Тот-Кого-Нельзя-Называть…

— А что с ним делать можно?

Нет, определенно, с ним невозможно разговаривать! Маньяки — страшные люди. Отсмеявшись, Гермиона начала рассказывать историю Тома Реддла так, как выглядела официальная версия. Марк слушал, почти не задавая вопросов. Только сегодня она удивлялась, что он ее ни о чем не спрашивает, и тут — пожалуйста.

Перед глазами сами собой вставали листы книги о современных волшебниках. На память она никогда не жаловалась, так что слова лились сами. Главное — рассказывать так, словно все эти имена для тебя значат не больше, чем для всех. Обычная современная история, хоть и жуткая. Приютский мальчик, ставший убийцей. Сделавший сиротой другого мальчика и не убивший его только потому, что не хватило сил.

— Интересная история. Хотел бы я знать, какой магией владели эти Поттеры…

— О чем ты?

— Авада Кедавра. От нее нет спасения, а малыш выжил. Притом не просто выжил, а победил. Интересно…

— Дамблдор говорил, что Гарри спасла мать. Своим самопожертвованием… — что она говорит? Есть ли это в книгах? Но Марк, казалось, не обратил внимания.

— Пенни, это, конечно, красиво звучит, но… Если бы это было правдой, на свете было бы полно сирот и ни одного убийцы. Во все времена матери пытались заслонить собой детей. И никому это не удавалось. Иначе Авада не являлась бы тем, что она есть. Тут что-то другое. Или какое-то другое заклятие, или магия такой силы, о какой мы даже не имеем представления. Но откуда маглорожденная девушка могла о ней узнать?

— Ты не понимаешь! Потому Гарри и называют Мальчиком-Который-Выжил! Он уникален. Темный Лорд несколько раз пытался его убить и не мог.

— Я понял. Но вопрос — почему? Только не говори мне о силе материнской любви. А что было потом? Он опять пытался убить его с помощью Авады?

* * *

Дафна хорошо помнила тот день, когда она увидела мать Блейза Забини. Стоял последний день лета — день ее первой поездки в Хогвартс. К поезду ее провожал отец — маме было нехорошо, и она осталась дома, утешать рыдающую Асторию, не желавшую расставаться с сестрой. Огромный алый паровоз встретил ее заливистым гудком, словно приветствуя, их поминутно кто-то толкал или окликал. Почти всех своих будущих однокурсников Дафна знала, кроме тех, кто не стоил внимания.

Драко, аккуратно подстриженный, неожиданно взрослый в темной модной мантии, важно кивнул ей:

— Дафна, рад тебя видеть. Мистер Гринграсс, — голос его взлетел и надломился, дав смешного петуха.

Откуда-то слева вынырнул Тео:

— Что это было? Сэр, вы наступили на мышь?

Что ответил Драко, Дафна уже не слышала. Толпа увлекала ее все дальше, и она уже давно потерялась бы в ней, если бы не рука отца, сжимавшая ее вспотевшую от волнения ладошку. Мимо, роняя чемоданы, бежали нескончаемые рыжие Уизли, Грег и Крэбби, словно два забавных толстых брата-медвежонка, семенили за родителями. Лица — знакомые и чужие, радостные и озабоченные, смешались в разноцветный хоровод:

— Мантию оденешь в поезде!

— Носки! Носки в боковом кармане, а сандвичи…

— Кота кормить не забывай!

— Дафна! Дафна! А ты уже видела Поттера?

— Кого? — Дафна в первый момент даже не поняла, что это кричат ей. — Панси?

Расталкивая толпу, Паркинсон бежала к ней навстречу. Киара что-то кричала дочери вслед, но та лишь отмахивалась.

— Гарри Поттер, он же будет учиться вместе с нами! Его пока никто вроде бы не видел. У него должен быть шрам, тут Захария нарисовал себе такой и всех дурачил.

Точно, Поттеру же тоже исполнилось одиннадцать! Дафна поднялась на цыпочки, пытаясь высмотреть его в толпе. И тут увидела эту женщину. Очень высокую, ростом почти с отца Дафны, тонкую, как струна, стоящую чуть в стороне ото всех. Людская река огибала ее, словно налетая на риф. Женщина что-то говорила мальчику, стоящему рядом с ней, будто не видя обращенных на нее взглядов. Дафна понимала, что ведет себя совершенно неприлично, не ничего не могла с собой поделать, уставившись на нее во все глаза.

— Сезария, счастлив видеть вас в Лондоне, — отец почтительно склонил голову. Женщина обернулась стремительно и чуть нервно, словно хищное животное, и тут же улыбнулась, показав ровные белоснежные зубы.

— Эдгар. Вы совсем не изменились, — голос у нее был низкий и чуть вибрировал. Он как нельзя лучше подходил к ее удивительному облику. Сезария… И имя, словно из сказки. Кто она? Вейла? Но они же белокурые… И откуда отец ее знает?

Дафна шла за отцом, шаг за шагом приближаясь к незнакомке. А та становилась все более невероятной. Черная кожа, высокие скулы, огромные пронзительно зеленые глаза. Волосы ее были заплетены во множество тоненьких, как веревочки, косичек, образуя на голове странный узор, и падали за спину. А когда она поворачивалась, змейками скользили по шелку мантии, достигая талии.

— Вы мне льстите, колдунья, — отец грустно улыбнулся. — Это вы знаете секрет вечной молодости, а я уже вторую дочь провожаю в школу. Разрешите представить вам Дафну.

Огромные зеленые глаза приблизились, тонкие пальцы с длинными золотыми ногтями нежно скользнули по щеке.

— Дафна… Ты будешь первой красавицей Лондона.

А она… Она чувствовала себя уродиной, бледной молью, серым мышонком. Жалкие бесцветные косички, тусклая кожа, светлые ресницы… Дафна поспешно спрятала в карманы руки с обкусанными ногтями. Что отвечать на странный комплимент она не знала.

— Простите мою дочь, она волнуется, — в голосе отца послышались извиняющиеся нотки, к которым Дафна не привыкла. По крайней мере, по отношению к ней.

— Как и все первокурсники, — Сезария улыбнулась и сделала шаг назад, подталкивая вперед замершего рядом с ней мальчишку. — Блейз, поздоровайся с мистером Гринграссом и его очаровательной дочерью. Надеюсь, вы с Дафной станете друзьями.

Дафна с трудом перевела взгляд на будущего сокурсника, тот вежливо поклонился. Кто это, ее сын? Но Сезария так молодо выглядит… Может, просто родственник? Между ней и высоким, с кожей цвета молочного шоколада, мальчиком явно проглядывало сходство. И откуда отец ее знает? Ведь все остальные, хотя и провожали красавицу восхищенными взглядами, с ней не заговаривали.

— У меня палочка с волосом единорога, а у тебя? — голос Блейза вывел Дафну из задумчивости.

— Сердечная жила дракона.

— Здорово! — непонятно чему обрадовался Блейз. — Хочешь шоколадную лягушку?

Дафна вежливо отказалась, показаться Сезарии маленькой девочкой, уплетающей сладости, было стыдно.

— Дафна, давай к нам! Тут свободное место! — Панси радостно махала рукой, вывесившись из окна.

— Иди, — отец поцеловал ее в лоб и подтолкнул к вагону. Заскочив внутрь, Дафна прижалась носом к стеклу, высматривая Сезарию, но та будто растворилась в воздухе вместе с Блейзом. Она так и стояла у окна, пока поезд не тронулся, тщетно выискивая в толпе заплетенные в косички черные волосы.

Это была их первая и последняя встреча. Больше Сезария не провожала сына в школу, не встречала на перроне, и даже не появилась на заключении помолвки.

Но здесь, в гостиной дома Забини, ее присутствие ощущалось почти физически. Казалось, Сезария только что вышла из комнаты, оставив после себя едва уловимый аромат сандалового дерева. Мягкий диван с изящно изогнутыми подлокотниками, низкий журнальный столик, удобные кресла, шкура на полу были черными, но комната не казалась мрачной из-за светлых стен и пола. Бронзовые светильники на изогнутых ножках, вырезанные из дерева скульптуры женщин с вытянутыми головами, длинными шеями и огромными отвислыми грудями, пара обтянутых кожей барабанов, длинный стол, идущий от окна до середины комнаты.

Все удивительно гармонировало, дополняя друг друга, и, несмотря на кажущуюся в первый момент несовместимость, поражало своей законченностью. Без лишней роскоши, позолоты и картин, комната казалось чем-то удивительным, неожиданным и изысканным.

Однако войдя в гостиную, Рон и Дафна, не сговариваясь, проигнорировали уютные уголки, освещенные светом бра, и расположились за столом. По разные его стороны, напряженно сгорбившись, с волшебной палочкой под правой рукой. В падающем на стол прямоугольнике света не хватает только доски, чтобы завершить сравнение с началом шахматной партии.

— Дурак в шахматы играть не может, — говорил отец, когда учил ее играть в детстве. — Но иногда пытается. Играть с дураком сложно — логика ходов отсутствует, и часто можно принять глупость за хитрость. Ты, конечно, выиграешь, но нервы себе попортишь, да и удовольствия никакого не получишь. Но главная ошибка — недооценить противника, дать ему возможность навязать свой стиль, использовать твои ошибки.

И вот он сидит перед ней. Непонятный, непохожий ни на недотепу Рона, ни на остряка Блейза. Это полное несоответствие внешности и личности сбивает, не дает почувствовать эмоции противника. Он готов к бою? Или сомневается в своих силах? Ему страшно или он заманивает ее в ловушку?

— Почему ты остался? — глупый вопрос, ответ на который ей известен, но нужно было сказать хоть что-нибудь.

— А почему осталась ты?

И снова Рон передает ход ей. Эта его пассивность начинала Дафну пугать, потому что приводила к непредсказуемым последствиям. Ведь все, что было сделано на сегодняшний момент, было сделано ей самой. Спасение Рона в Косом переулке, идиотская эскапада в Малфой-мэноре, договоренность с отцом… Рону оставалось лишь наблюдать, как она все сильнее запутывается в его паутине. Или собственной глупости?

И снова Дафне вспомнился первый курс, на этот раз — церемония вручения Кубка Школы. Тогда Рон принес своему факультету пятьдесят баллов за лучшую шахматную партию, сыгранную в Хогвартсе за последние годы. Как она могла забыть об этом?

«Дурак в шахматы играть не может».

Проигрыш Рона — конец семейства Гринграсс.

А значит…

— Я осталась, чтобы помочь тебе.

Рон удивленно открыл рот, хотел что-то сказать, но передумал.

— Блейз стал Пожирателем зимой, во время Рождественских каникул. Его отец, Паоло, погиб в самом конце Первой Магической, и был в среде Пожирателей героем. Думаю, поэтому Темный Лорд и взял Блейза к себе. Хотел показать, что верность всегда окупается, свою благодарность семье, не знаю… По крайней мере, бросать его в самое пекло, как Драко, он не собирался.

Дафна прикрыла глаза. Рассказывать эту историю сухо, так, будто она ее совсем не касалась, не получалось. Как бы ни хотел отец оставаться в стороне от дел Пожирателей Смерти, это было невозможно — слишком много родственных, дружеских, деловых связей их соединяло, слишком мал был их мир. Каждый шаг, каждое действие неминуемо отражалось на всех.

— Блейзу дали задание — работать в Хогвартсе, помогать Инспекционной Дружине. Нет, не вербовать новых Пожирателей Смерти, но не давать Ордену Феникса перетаскивать школьников на свою сторону. Блейзу это не понравилось. Хогвартс… Рон, он изменился, ты просто не представляешь, насколько. Темные, полупустые коридоры, осунувшиеся ученики, Кэрроу, обучающие Круциатусу на провинившихся студентах. Наш пятый курс казался на этом фоне верхом свободы и гуманизма.

— Это был ваш выбор.

— Нет, мы этого не выбирали, но ты все равно мне не поверишь. Блейз понимал, что в таких условиях его работа не будет иметь никакого смысла. И он предпочел уйти из Хогвартса, сделать ставку на тех, кто уже выпустился и не видел творившегося там кошмара, оставив школу на Драко, Тео и прочих. Но в Лондоне было не намного лучше — страх пропитал всю Магическую Британию. Людям нужно не так уж и много — знать, что есть кто-то, кто защитит и поможет в трудную минуту. Рядом с ним было не просто весело. Он помогал ребятам найти работу, пересдать экзамен, познакомиться с нужными людьми. Жить нормальной жизнью. Он хотел помочь и защитить, как ты не понимаешь?

— Ты сама в это веришь? В то, что Блейзу не наплевать на всех, кого он собрал вокруг себя? На Роджера, Чжоу и остальных? И сколько всего их было?

— У него — семь человек, значит теперь — девять, — на первую часть вопроса Дафна предпочла не отвечать.

— У него?

— Достаточно скоро он понял, что не справляется в одиночку. Тогда появились Маркус, Грэхем и Сандра. Они делали то же самое — собирали вокруг себя людей. Так что всего — человек сорок, я думаю. Но пойми, ни у кого не было цели делать их Пожирателями!

— Но ведь какая-то цель была, — Рон смотрел ей в глаза, пристально и неприятно. И был прав, как теперь понимала Дафна. — Нотт говорил, что они чего-то ждали. Как оказалось — публикации. Кстати, какое отношение имеет ко всему этому Перси?

— Перси? Не думаю, что твой брат понимает, что происходит. Его используют. Нужно же свалить все произошедшее на кого-то, а Перси Уизли — достаточно заслуживающая доверия фигура, чтобы стать борцом с несправедливостью. Статья означает конец террора, тебя это должно радовать.

— Меня не радует, что вы что-то замышляете, ничем хорошим это не кончится… А ты, что делала ты, Блейз говорил, что выбил тебе место в руководстве? Ты же училась в Хогвартсе?

— Да. Я финансировала его деятельность, она требовала немалых средств.

Вечный удел семьи Гринграсс — оплачивать происходящее, самим оставаясь в стороне.

— Понятно. Что еще мне следует знать?

Дафна задумалась. Статья многое меняла в раскладе, но выкладывать свои соображения она пока не собиралась. Сначала стоило поварить их в голове еще немного и решить, стоило ли вообще ими делиться. Начиналась новая игра, и Дафна надеялась, что сумеет отделаться от Рона раньше, чем она наберет обороты.

— Даже не знаю… Пожалуй, это все. Ах да, еще дом, тебе придется там побывать.

— Дом?

— Да. Понимаешь, всем этим компаниям требовалось где-то собираться, а семьи Флинта, Монтегю и Фосетт не слишком устраивало, что в их доме устраивались шумные сборища. Да и Блейз не любил водить кого-либо к себе. А потом он познакомился с Ирвином. Забавный полукровка, которому достался в наследство дом. Сама я там не была, но, по словам Блейза и Ирвина, он требовал капитального ремонта. Тогда Блейзу и пришла в голову мысль помочь, заодно получив место, где все могли бы собраться и перезнакомиться. Ты слышал, как сегодня об этом говорили в кафе.

— Да, я еще обещал там быть после обеда. В таком случае, нам следует торопиться, мы опаздываем…

— Нет. Вначале тебе следует посмотреть на свою компанию, я постараюсь собрать их завтра на нейтральной территории…

— Завтра?! — какое нетерпение для человека, до сих пор не выдавшего себя только благодаря ее помощи. Дафна почувствовала, что начинает злиться:

— Да, завтра. Одна авантюра в день, пожалуйста. И вообще, теперь моя очередь задавать вопросы. Когда ты собираешься уходить, и что мы будем делать с Забини?

Все еще 18 апреля 1998 года

Мне бы с кем-нибудь просто

Поговорить по душам,

Да только подошвы

Целуют лужи…

Если есть у меня

Богом данная мне душа,

Почему я тогда не нужен?

Сердце Дурака, «R`n`R не будет»

С того момента, как они оказались в доме профессора Макгонагалл, прошло десять дней и четырнадцать часов. За этот недолгий срок радостное предвкушение неясных свершений успело калачиком свернуться в самом темном углу души и лишь изредка поблескивало оттуда глазами, подобно Батону, попавшемуся на очередной шалости. Следом пришло ожидание — тягучее, как мед, оно заставляло искать скрытый смысл в каждом жесте Гарри, а по ночам просыпаться, стиснув в потной ладони волшебную палочку.

Ожидание — чего? Этого Симус и сам не знал. В Выручай-комнате было легче: там их поддерживала слепая надежда, теперь же она прозрела, и никто не мог знать, что их ждёт. Бездействие претило его жизнелюбивой натуре, но изменить что-либо он был не в силах. Рутина затягивала: ранние подъемы, быстрые приемы пищи, бесконечные выматывающие тренировки, не приносящие никакого удовлетворения.

Раньше в редкие часы отдыха можно было развести костер и сидеть у самого пламени, обжаривая на палочках выданный Кричером зефир и лениво обсуждая произошедшее за день. Без курьезов будни в доме не обходились — остатки энергии выливались в шутки, подчас довольно злые. Их объектом чаще всего становился Невилл — не потому, что они его не любили, просто в отряде только он годился на роль жертвы. Потом неизменно становилось стыдно, но накопившаяся агрессия требовала выхода.

Однако затянувший три дня назад дождь положил конец и этим посиделкам. Дождь — и укоризненные взгляды Гарри. Теперь по окончанию тренировок они разбредались по комнатам и сидели там, нахохлившись, как взъерошенные промокшие сычи. Обсушивающие заклинания не помогали — после четырех часов под дождем и бесконечных падений на мокрой глине избавиться от ощущения прилипшей к телу одежды и ботинок, полных воды и песка, оказалось не так просто.

Так было и сегодня. Наскоро проглотив ужин, Симус поднялся в комнату, которую делил с Невиллом и Эрни, и завернулся в плед, пытаясь согреть замерзшие конечности. Ноги неприятно покалывало, в горле першило, а настроение было премерзким.

— Я поскользнулся и наступил на мантию, и, представляешь, думал — упаду, а вместо этого аппарировал, прямо в точку, ровнехонько! — вошедший в комнату Невилл захлебывался словами от восторга.

— Ты молодец, — голос Эрни звучал отрешенно, они не в первый раз выслушивали эту историю.

— Но во второй раз у меня тоже получилось! И в третий! И в четвертый! И в пятый! — похоже, пока не дойдет до двадцатого, не успокоится.

— Мы не сомневались, что у тебя получится.

— А я уже сомневался! Я все вроде делал правильно, но стоило мне начать делать шаг, знаешь, в тот момент, когда начинаешь перемещение, как перед глазами все начинало мелькать и крутиться, и в себя я приходил уже на земле.

— Это называется хреновый вестибулярный аппарат, — из-под пледа, как из окопа, выплюнул Симус.

— Что?

На лица Невилла и обычно чопорного Эрни в этот момент стоило посмотреть, что Симус и сделал. Насколько же волшебники не знают самых простых, известных маглам с младших классов вещей!

— Ничего, проехали.

Ни сил, ни желания объяснять то, что сам до конца не понимал, у Симуса не было. Но, по крайней мере, Невилл затих и прекратил делиться со своими невольными слушателями переживаниями по поводу первой успешной аппарации. Слушать его детские восторги Симус не хотел совершенно.

Раньше, в Хогвартсе, Невилл так не раздражал, хотя они и делили одну спальню. Его присутствие просто не ощущалось — не более чем детали интерьера. Все свободное время Симус проводил с Дином — сейчас они залезли бы на одну кровать, завернулись в пледы, и уже через пару минут плохое настроение растворилось бы без следа. Дин всегда умел подбодрить, но теперь из-за своего происхождения был вынужден скрываться ото всех. И помочь ему не было никакой возможности — Гарри сказал, что все, кто не с ними, для них больше не существуют. Возможно, так оно и есть — и Дин, Чжоу и Луна давно погибли.

— Дышать нечем, как ты тут еще не загнулся?! — Эрни рывком распахнул окно и уставился на тяжелое свинцовое небо, разлегшееся тусклым брюхом на верхушках елей. — Как же достал этот дождь…

— Закрой окно, псих, я только начал согреваться! — Симус зашарил по тумбочке в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы запустить в приятеля.

— Я псих?! Тогда ты кто? На людей уже бросаешься!

— Ребята, прекратите, — Невилл чуть не плакал. — У меня и правда нет никакого аппарата, я про него не слышал даже…

Этого Симус уже не мог вынести. Рывком отбросив плед, он вылетел из кровати. Говорить с ними не о чем, слушать — невозможно.

В отнорке, куда выходили двери спален, гордо называвшимся коридором, его ждала лишь тишина. Не хлопали двери, не звенели голоса, не шебуршал Батон. Ничего. Есть люди, любящие и умеющие слушать отсутствие звуков, но Симус никогда не относил себя к их числу. На него тишина лишь давила, заставляя остро ощущать свое одиночество, и вынуждала прибегать к любым методам, лишь бы прервать эти мгновения.

Возжелав таким образом общения, Симус спустился на первый этаж и замер в нерешительности. Где все? В столовой что-то тихо мурлыкал Кричер, и гремела посуда, из комнаты девочек не доносилось ни звука. Наверняка Парвати с Лавандой гадают, вот и выгнали всех, чтобы не мешали. Как будто в этой мышеловке есть много вариантов, куда пойти!

Помявшись пару мгновений, Симус толкнул дверь в гостиную.

Окно, выходящее в сад, было зашторено, но тяжелые намокшие кисти сирени стучали в стекло, будто просясь в дом, и Симус их прекрасно понимал. Единственным источником света в комнате была лампа, у которой, в ворохе пергаментов и стопках книг, сидел Поттер. Больше в гостиной никого не было, и Симус уже собрался тихо скользнуть в коридор, когда Поттер поднял на него глаза.

— Проходи, садись, — фраза прозвучала до отвращения официально. Будто к Макгонагалл, а не к однокурснику зашел. Пускай и к Избранному.

Тем не менее, Симус подвинул книги, в открытом виде разложенные на диване, и сел. Что говорить дальше, он понятия не имел. Гарри смотрел на него; между бровями, частично скрытыми дужками очков, залегла складка.

— Как-то глупо прозвучало, — внезапно нарушил он тишину. Снял очки, протер их краем футболки. Так глаза его приняли какой-то беззащитный, утомленный вид, но близорукие люди без очков часто производят такое впечатление. А может, ему тоже было неловко.

— Действительно. Это все день такой… нелепый.

— Да? Возможно. Но вот Невилл делает успехи…

— Ага, он про эту свою аппарацию говорит без умолку.

— Вы бы были к нему помягче, ребят. Он не из тех, кто становится только сильней под давлением, а сейчас от всех требуется все, на что мы способны.

Это «мы» теплом разлилось по телу. Мысли об отгороженности от них Гарри показались глупостью, и Симус ощутил некоторую неловкость перед ним. Перед ним и Невиллом, и, возможно, поэтому, чтобы как-то оправдать себя, он сказал:

— Настроение у всех дерьмовое, вот и делаем глупости. Мне вот все покоя не дает, как там ребята, которые в Хогвартсе остались, и остальные из ОД. Знаю, знаю, мы не должны думать о тех, кто не с нами, но они-то о нас помнят. Так хотелось бы получить весточку от Дина, знать, что с ним все в порядке…

Под конец своей тирады Симус уставился в пол — ему стало стыдно за свою внезапную откровенность. Даже себе он до сих пор не признавался, что задет молчанием Дина, и, тем не менее, бешено за него переживает. Свистящий вздох Гарри стал для него полной неожиданностью:

— Дин? Дин Томас? Мерлин, так ты не знаешь… — выдохнул Гарри. Симус почувствовал холодок, пробежавший по спине.

— Не знаю чего? Да говори же, Поттер!

— С ним все в порядке, не бойся, — быстро сказал Поттер и теперь сам смотрел в сторону, пряча глаза и явно на автомате комкая в руке кусок пергамента. — Он был в плену в Малфой-Мэноре, мы с Роном и Гермионой вытащили его в ту ночь, когда я пришел в Хогвартс. Сейчас он должен быть у Билла и Флер Уизли…

— И ты молчал?! — разгневаннымгиппогрифом взревел Симус. — Ятут места себе не нахожу, а ты все знал и молчал!

— Симус, я не подумал… — Поттер только сейчас заметил, что сотворил со своими заметками, и тщетно пытался их расправить. Подобное пренебрежение взбесило Симуса окончательно.

— Хер кентавра тебе в задницу! Сидишь тут, по горло в своих секретах, и даже не можешь сказать людям, что их друг жив! Это тоже страшная тайна, завещанная тебе Дамблдором?!

Поттер открыл было рот, но Симус перебил его:

— Заткнись лучше, пока я тебе не врезал! — и вылетел из гостиной, сшибив книги с дивана. Опускаться до рукоприкладства действительно не хотелось даже в таком состоянии, но как удержать себя, Симус не знал и только вцепился в косяк так, что побелели костяшки пальцев. Неразлучная Троица! Не видят никого вокруг себя и даже не подозревают, что у людей вокруг тоже есть чувства. И друзья.

— Симус, что с тобой? — он даже не заметил, откуда появилась Сьюзен. — Ты в порядке?

— Да, все отлично, — с трудом, но Симусу удалось взять себя в руки и улыбнуться. — Где все?

— В нашей комнате, штудируют книги. Ищут подходящие нам заклинания, Гарри попросил. А тебе он что поручил? — Сьюзен кивнула на дверь гостиной у него за спиной. Он неопределенно повел плечами, Сьюзен вскинула брови, но ничего не сказала. Симус проводил ее глазами и зашел в спальню девочек.

В нос ударил сладковато-приторный пряный запах, напоминающий одновременно о тыквенном пироге и кабинете Трелони. Первое ожидаемо будило ностальгию, второе — неожиданно — тоже. Тяжелый, слишком экзотичный для простоватой деревенской комнаты аромат неуловимо менял ее, как и огромные кровати с потертыми балдахинами, откуда-то притащенные Кричером. Тяжелый бархат и нелепые раскрашенные магловскиекартонки на стенах, тлеющие благовония и стопки недоеденных бутербродов — казалось, эта комната может вместить все. И всех.

В спальню девчонок действительно умудрился поместиться почти весь Отряд Дамблдора. Но если в Выручай-комнате кто-нибудь обязательно валялся бы на ковре, болтался из гамака, связывал шнурки соседу, то тут все было отвратительно чинно и благолепно. Когда в последний раз они были похожи на себя? Этот дом пил их силы и молодость, как древний вампир, и сейчас перед Симусом сидели незнакомцы, безмолвно уткнувшиеся в книги. Шелестели переворачиваемые страницы, скрипели перья, но жизни в этом было не более чем в Батоне до того, как он его заколдовал. Одна из последних шалостей, напоминание о прежних днях, когда они еще могли смеяться, несмотря на все окружающие их ужасы.

— Симус, вот и ты, все в порядке? — Невилл. И почему все спрашивают, в порядке ли он, на нем что, большими буквами все написано?

— А должно быть иначе? — огрызнулся Симус и сел на кровать рядом. — Что делаешь?

— Просматриваю книгу бытовых заклинаний. Гарри просил поискать полезные заклятия…

— И чем нам могут быть полезны бытовые заклинания?

— Я тут подумал… Помнишь, как я удалил пуговицы с рубашки Гарри? Он выставил щит, но заклинание все равно сработало. Что, если заклинания, направленные не на человека, безобидные, могут проходить щиты?

— И что же, ты собираешься бороться с Пожирателями, отпарывая им пуговицы? — хмыкнул Симус. Идея Невилла не казалась ему любопытной, разве что забавной. Хотя подобное амплуа подходило Невиллу лучше всего. А видеть бы лицо Беллатриссы в этот момент! И не только лицо…

— Да нет же, есть же другие заклятия! Можно уменьшить обувь на пяток размеров, отпарить одежду, да мало ли что еще!

— Ясно, — если Невилл чувствует себя уверенней, думая, что и от него с его слабенькими заклятиями может быть толк, не ему разрушать его уверенность. Просил же Поттер его не прессовать.

Поттер. Просил. Симус снова почувствовал, что закипает. Конечно, Невилл же входит в ближайшее окружение Его Избранности, а Дин с Симусом всего лишь прожили с ними бок о бок шесть лет, зачем о них волноваться?

Нет, он не будет об этом думать, или с желанием набить Поттеру морду будет не совладать.

— Эй, ребят, хватит задротствовать, отдыхать тоже надо уметь. Айда партию в плюй-камни, у меня набор с собой! — в подтверждение своих слов он потряс мешочком с камнями и мелом.

— Симус, не смешно, — протянул Энтони Голдстейн, не отрываясь от книги. — У нас тут столько работы…

— Ну и работай, кто тебе мешает. Не к тебе обращаются, — Симус чувствовал, что его несет, но не испытывал ничего, кроме азарта по этому поводу. Надо, наконец, расшевелить этих снулых рыб!

— Собираетесь играть, идите в другую комнату, здесь и так места нет, — возмутилась Ханна.

— Да ладно тебе, — поддержал его Терри. — Переложим все на кровати, и у окна как раз будет пара квадратных футов.

— Мы тут гадаем вообще-то, а вы шуметь будете, — прошипела Лаванда, выглядывая из-за полога дальней кровати. — Идите к себе в комнату, а там хоть в войнушку играйте!

— Тем более что у нас тут на самом деле война, так что занялись бы делом.

— А вы чем заняты? — не выдержал Терри. — Чаек пьете да чашки потом не моете! Тоже мне, дело. А еще девчонки называются.

— Послушай, ты, мы в будущее заглянуть пытаемся, от этого толка больше, чем от закапывания в книги!

Тут уж возмутились все. Вокруг горе-провидиц неудержимо закручивался скандал, который они, судя по всему, не предвидели.

— Бездельницы…

— Ребята, хватит…

— Сами за своими книгами болтаете украдкой…

— А мы будто не видим, что вы…

— Хватит! — незаметно вошедшая Сьюзен рявкнула так, что Симус едва подавил желание присесть. — Я помогаю Гарри в гостиной, кто хочет работать, может пойти со мной. А вы орите, сколько влезет, Гарри услышит, и вам влетит, и правильно.

Гордо собрав свои книги в охапку, Сьюзен с прямой спиной вышла из комнаты. Ханна шмыгнула следом, виновато глянув на ребят, за ней последовал Невилл.

— Ябедничать пошли? — бросил им вдогонку Терри.

— Терри, хватит, — молчавший до сих пор Майкл выглянул, наконец, из-за книги, которой был скрыт всю перепалку. — У Симуса настроение плохое, а ты ведешься.

— Настроение? У меня? — возмутился Симус. Оставшиеся Парвати с Лавандой шикнули на него, но он не обратил внимания. — А ты что командуешь? Или ты теперь зам Избранного? Ты скажи, я тебе шрам нарисую, чтоб все сразу понимали, с кем имеют дело!

— Да что с тобой? — изумился Эрни. — Точно псих.

— Это с вами что? Гарри сказал то, Гарри сказал это… Занимаемся ерундой и только Поттеру в рот смотрим. Отряд Дамблдора! Да мы только подушки трансфигурировать умеем, и то не все! Что мы тут вообще делаем?

— Ты правильно сказал, подушки трансфигурировать умеют еще не все, этим и занимаемся. Или ты думал, что будет легко? — Майкл встал из кресла и сразу оказался на полголовы выше Симуса. Говорить, задирая голову, не хотелось, так что Симус ответил, сердито глядя на его ухо:

— Я думал, что отношение к нам будет человеческое, а мы тут сидим, как мышата в норе. Громко не говорить, косо не смотреть… Как вы можете так жить? Вы же мхом скоро порастете! Как же все осточертело… Напиться бы разок, потанцевать... Почему нельзя? Я, правда, не понимаю! Лучше б в Выручай-комнате сидели.

Обессиленный своим монологом, Симус повалился в кресло, освобожденное Майклом. Хотелось позорно разрыдаться от несправедливости жизни. Или сделать что-то назло им всем просто так, чтобы не таращились на него, как на придурка.

— Симус, мне тоже много что не нравится, но я же… — попыталась урезонить его Падма.

Но было поздно. У Симуса возникла идея. Безумная, но именно этого ему сейчас и хотелось. Оставаться здесь, в этом доме, пропитанном тоской и сыростью, было невыносимо. Вырваться хоть на пару часов туда, где люди веселятся, не думая о близости смерти! Кто будет их искать в магловском клубе на окраине Лондона? Откуда там взяться Пожирателям Смерти? Да и изменить внешность — не проблема.

— А я возьму сейчас и аппарирую в Лондон. Кто меня искать там будет? Прошвырнусь там и к утру назад. Поттеру можно даже не говорить.

— Симус, ты серьезно?

— Более чем! Кто со мной? — Симус вызывающе огляделся по сторонам, наслаждаясь их растерянностью.

— Я, — Терри вылетел из кресла, словно подброшенный пружиной. Вот уж этого он никак не ожидал! — Ну и правда, что тут сидеть? — извиняющееся пояснил он укоризненно глядящему на него Энтони. — Мы туда и обратно.

— Симус, ты пьян? Тогда иди к себе и проспись. Терри, вот уж от тебя я такого никак не ожидал, — Энтони закрыл тяжелую книгу и, медленно скрутив стопку исписанных пергаментов, направился к двери. — Я в гостиную. Майкл, ты со мной?

Но Майкл стоял посреди комнаты, перед Симусом, задумчиво глядя на него.

— Я с вами, — наконец изрек он.

— И я! — подскочила со своего места до сих пор молчавшая Падма. Энтони покачал головой, и они с Эрни вышли из помещения.

Только тут до Симуса начали доходить масштабы авантюры, которую он замутил. Отсутствие трети отряда вряд ли останется незамеченным. Ох, и влетит же им от Поттера!

— Я запрещаю! — заорала Парвати.

— А я уже совершеннолетняя и не нуждаюсь в твоем разрешении, — спокойно ответила Падма.

— Все равно, я старшая, и я говорю тебе…

— Что ты можешь мне говорить?! Вы только и делаете, что смотрите в свои шары и чашки, и что вы там видите? Что мы все умрем? Так мы это и так знаем.

Но пока — мы живы!

* * *

Почти никогда в своей жизни Рон Уизли не оставался один. В факультетской гостиной постоянно толпились ученики, в спальне Дин с Симусом о чем-то шептались, а Невилл вечно терял свою жабу.

Нора же не спала вообще. Кто-то вечно сталкивался на лестнице, что-то ронял, забывал, ссорился, хохотал, дрался... Даже в своей комнатушке он слышал этот неумолчный шум, и кто-то вечно открывал дверь, чтобы найти книгу, чистые носки, а то и просто посмотреть, чем он занимается.

Особенно несносными были Фред и Джордж. Высыпать ночью в постель банку насекомых, сунуть ужа в тапочки, на ночь рассказать страшилки, а потом хохотать до колик, вспоминая, как он плакал во сне от кошмаров — да всего и не перечислить. С тех пор Рон до смерти боялся пауков. И мечтал хоть на неделю остаться один — без всего этого гомона, ловли гномов, бесконечной уборки двора и курятника. Хоть на три дня. Хоть на день.

— Рональд Уизли, почему ты до сих пор не в пижаме? И свет горит! Ты мешаешь нам спать! — сейчас он бы отдал год жизни за то, чтобы услышать мамин окрик. Чтобы кто-то был рядом.

Рон встал со стула и задернул шторы. Пересел на диван, откинул голову на подголовник. Нет, слишком мягко. Люстра в виде то ли птицы, то ли цветка, медленно кружилась под потолком. Из угла неприветливо, исподлобья, смотрела уродливая деревянная женщина, словно не понимая, кто он и что здесь делает.

Прошедший день напоминал Рону какой-то нескончаемый магловский аттракцион — вертелся нескончаемый калейдоскоп лиц и событий, небо сменялось землей и казалось, еще секунда — и оборвется его игра, и, как следствие, жизнь. Но каждый раз какое-то немыслимое везение — или Дафна? — уберегало его от неминуемого столкновения.

Почему она решила остаться? Этот вопрос мучал его весь вечер, весь их разговор, не давая сосредоточиться.

Думать, что на нее подействовали его слова, что Дафна, наконец, прозрела и поняла, в какой грязной игре участвовала, было приятно, но в тоже время Рон понимал, что все не может быть так радужно. Слишком странной была вся эта история, начавшаяся в Косом переулке с его спасения сестрами Гринграсс. В этом виделась какая-то интрига, смысла которой Рон не понимал, но верить в объяснение, предложенное Дафной, ему было все труднее.

Влюбленность в него Астории. На этом держалось все — и поведение Гринграсс в лавке Олливандера, и история с отравленными пирожными, давшая ему возможность влезть в шкуру Забини. Маленькая деталь, определившая дальнейший ход событий. Или большой обман? Что, если на самом деле его заманили в ловушку, и теперь ее создатели с интересом наблюдают за его метаниями, ожидая, пока он…что? Выдаст друзей? Но если все происходящее было игрой, возможность подвергнуть его пыткам или вломиться в сознание была у Пожирателей с самого начала.

Голова раскалывалась, мысли шли по кругу. По большей части — панические, и Рон с удивлением понял, что зол на Дафну, решившую остаться в тот момент, когда он уже был готов все бросить и аппарировать к Аберфорту. Решившую — почему? И снова вопрос без ответа.

Получается, что либо он стал жертвой интриги столь хитроумной, что даже не понимает ее сути, либо ему просто невероятно везет. И если с первым поделать он ничего не может, то второе надо использовать. Ведь почему бы ни решила остаться Дафна, теперь у него есть союзник — лживый, хитрый, но все же союзник.

Чтобы успокоиться, Рон попытался еще раз обдумать известные ему факты.

Во-первых, за всем происходящим стоит Тот-Кого-Нельзя-Называть, а значит, задание Блейза имеет какую-то цель, чудовищную, как его автор. На том, чтобы собрать молодежь в доме Ирвина и не дать ей вступить в Орден Феникса, он точно не остановится.

Во-вторых, статья, выход которой Дафна так аккуратно обошла стороной в их разговоре. Какое отношение публикация имеет к деятельности Блейза, Рон не понимал, но связь должна была быть, иначе не ждал бы так ее выхода Нотт, и не были бы так потрясены ребята на перроне.

В-третьих, Чжоу Чанг, на которую Нотт с Забини собирались ловить Гарри. Тоже задание Того-Которого? Но как они собираются это провернуть, ведь сам Гарри свяжется с ней едва ли, а она не имеет ни малейшего понятия, где его искать?

Нотт уехал, его уже не расспросишь. Оставалась Дафна, но она уже рассказала все, что хотела — остального она либо не знает, либо собирается скрывать до последнего.

— Когда ты собираешься уходить, и что мы будем делать с Забини?

А может быть, дело как раз в нем? Что если Блейз не угодил семье Гринграсс так же, как прежде Драко, и теперь его хотят убрать руками Рона? Может, Дафне как раз нужно, чтобы Рон ушел, прихватив Забини с собой? И нет в произошедшем ни невероятного везения, ни коварного плана Пожирателей — лишь голый расчет семейства банкиров?

Пришедшая в голову мысль потрясла Рона своей простотой. Ведь источник информации все это время был у него под рукой! И как ему раньше не пришло в голову расспросить Забини?

Приготовления не заняли много времени. Запереть дверь спальни, выволочь Блейза из шкафа, снять с него заклятие, расположиться в кресле в ожидании, пока его жертва придет в себя — Рон не успел даже занервничать перед грядущим разговором.

В углах комнаты плясали тени, Блейз на полу слабо трепыхался. Его чувства Рон представлял — он сам долго приходил в себя после отравы милашки Тори, а тут еще и усыпляющее сверху…

— Очухался? — лениво протянул Рон, стараясь максимально копировать интонации Забини. Оригинал на полу растерянно глянул на него, прикрыл глаза, снова открыл, дернулся, но магические путы держали крепко.

— Вы… кто? — севший голос, глаза быстро обшаривают комнату. Его комнату, где в его одежде перед ним сидит он. М-да, не всякая психика подобное выдержит.

— Я? БлейзЗабини.Разве ты не видишь? — Забини видел и красноречиво молчал. Рона так и подмывало встать и пройтись по комнате — все-таки читать монологи на ходу удобнее. Но сидеть с загадочным видом и крутить в пальцах палочку — тоже Блейза, кстати говоря, — у него получалось, а за большее он поручиться не мог.

Забини держался неплохо — привалился спиной к стене и теперь оказался почти на одном уровне с Роном. И молчал. Это несколько сбивало, потому как сам разговор Рон продумать не удосужился.

— Сколько я здесь нахожусь? — Забини не выдержал первым. Где-то Рон читал, что это хорошо.

— О, немало. Все-таки много ты проблем нам доставил, столько времени у невесты не появлялся… — Рон неодобрительно покачал головой. — Правда, она под Империусом не скучала. Астория, впрочем, тоже. Жаль, что на Нотта его накинуть не удалось, ну да ладно, он же все равно в школу уехал. Бабушки — страшные люди. А вот с Монтегю проблем не возникло, как и с Фосетт. Глупенькие, они думали, что в безопасности и могут делать, что заблагорассудится, а мы и не узнаем. Они же не подозревали, что среди вас есть крыс… А крыс ведь ты!

Смотреть на Блейза было сплошным удовольствием. Он белел, серел и явно верил каждому слову.

— Я… я не… — что именно он «не», Забини не договорил. Похоже, сам задумался. А вот этому нужно было помешать и не оставлять времени на размышления.

— В доме все хорошо, не волнуйся. Мы как раз занимаемся первым этажом, и ты принимаешь в этом посильное участие, — главное, заболтать его и дать понять, что он все знает. — Детки твои тоже не скучают, завтра, планирую повести их в кино. Как думаешь?

Если Забини и думал о чем-то, то явно не о том, куда его копия поведет завтра развлекаться его группу.

— Я не… Зачем? Они не причем, и Дафна тоже…

— Дорогой, хватит дурака валять, твоя невеста уже все рассказала. У тебя приступ любви к ближнему, каждому ребенку по пушистику, каждому парню — пиво, а девушкам — цветочки?

— А это теперь наказуемо? Я могу общаться с кем захочу, у меня есть право…

— Право тебе, надо полагать, дает Черная Метка?

— А если и так? В том и прелесть Метки, что поставить ее может только Темный Лорд. Так что у вас, дорогой мой двойник, проблемы… И судя по тому, что они вас еще не догнали, не столь уж долго вы меня тут держите.

Забини прислонился к стене и теперь самодовольно смотрел на него. Минуту назад он выглядел куда как жалко, но теперь… Зараза придумал, как выкрутиться, и мгновенно вернул себе самообладание, которое Рон, в свою очередь стремительно терял. Черная Метка, как он не подумал о ней раньше?

— Так что подумайте еще раз, сэ-эр. Или на Лорда вы тоже наложили Империус?

* * *

Фонари еще горели, и то удлиняющиеся, то исчезающие тени послушно ложились под ноги. Тишину не нарушало ни пение птиц, ни гудение машин, но слушать ее было приятно. Как и идти — свежий воздух выбил из головы хмель и усталость, еще недавно гудевшее тело будто парило над землей. Падма шла впереди, неся в левой руке босоножки на высоком каблуке, и Симус не мог оторвать глаз от стройных ног, открытых выше колен и трогательных розовых пяточек.

После нескольких месяцев вынужденного заключения свобода будоражила кровь сильнее, чем все магловские коктейли вместе взятые. Эйфория напоминала влюбленность — взаимную, ту, которой в жизни Симуса еще не было. Его единственные пока серьезные чувства были не отвергнуты — не замечены, а потом Джинни стала девушкой Дина, и надежды на их сближение растаяли без следа. Влюбленность прошла, но все равно Симус был рад, что Джинни сейчас с семьей, в безопасности.

Чувство направления пропало давно — никто из них не ориентировался в Лондоне, и они покорно шли за Падмой, погруженные каждый в свои мысли.

Еще поворот, куст сирени, а сквозь него — темная вода.

— Ты вела нас сюда? — спросил Терри, облокачиваясь о парапет.

— Нет, — ответила Падма. Ветер взъерошил светлые коротко стриженные волосы, будто погладил. Тени от ресниц падали на щеки, и глаза казались черными, хотя Симус знал, что они голубые. Голубые глаза черноглазойПадмы. Незнакомки в черном платье с открытыми плечами и ногами, от которых не оторвать глаз. Что заставило Падму выбрать такой образ? Этого он не знал, он вообще знал о ней очень мало.

— Темза. Никогда не видел ее ночью, только звезд не хватает.

А вот Терри решил превратиться в рокового мужчину, только ничего у него не вышло. Вроде и черные волосы хороши, и прядь падает на лоб, как у Забини, и подбородок волевой, и ноздри хищно вырезаны, но лицо не оживало, оставалось карнавальной маской. Возможно, поэтому девчонки в клубе обращали куда больше внимания на Майкла, лишь отрастившего волосы и добавившего легкой небритости. Или потому что он ни к кому не приставал. Сам Симус лишь сменил цвет волос на рыжий и пустил по лицу россыпь веснушек, но смотревший из зеркала ирландец был ему незнаком.

— Я для тебя соберу с неба звезды,

Брошу к ногам дорогим ожерельем, — неожиданно тонко пропел Терри, подражая голосу Селестины Уорлок. Падма рассмеялась.

— Обуйся лучше, от реки дует, — Майкл не присоединился к общему веселью.

— Не могу, мне туфли натирают.

— А маглы верят, что на других планетах тоже кто-то живет, — неожиданно даже для себя изрек Симус.

— Это ты к чему? — не понял Терри.

— Да так, к звездам.

— Интересно, какие они, те, кто там живет, — Падма легко вскочила на парапет и скрестила ноги в щиколотках.

— Зеленые, с большими глазами. Добрые, летают на огромных тарелках. А иногда хотят захватить мир и уничтожить всех нас.

— Я не это имела в виду. Они маглы или волшебники?

— Откуда волшебники в магловской сказке?

— Разве у маглов нет волшебников, даже в сказках? — вопрос поставил Симуса в тупик.

— Есть, и добрые, и злые. А еще кентавры, грифоны, и все живут вместе, воюют или помогают друг другу. У них есть сказки даже про Мерлина.

— Нашего Мерлина?! — обратил в прямом смысле высочайшее внимание на их разговор Майкл.

— Не так уж они просты, — присвистнул Терри.

Повисла тишина. Солнце поднималось над городом. Темная вода превратилась в зеленовато-бурую, на поверхности плавали какие-то бумажки и пустые бутылки. Падма обулась и спрыгнула с парапета, ребята потянулись за ней.

Город просыпался. Стоящие на углу полицейские цепко осмотрели их, но останавливать не стали. Захотелось ускорить шаг.

— Чарли!

Симус вздрогнул, рука дернулась к волшебной палочке.

— Не бойтесь, молодые люди, он совершенно безвреден, — коренастый светло-серый пес со смешной круглой головой, пыхтя и переваливаясь, ковылял по лужайке им навстречу с теннисным мячом в зубах. Остановившись в нескольких шагах, он неожиданно разжал пасть, вывалив толстый розовый язык, провожая игрушку бессмысленным взглядом выпученных глаз.

— Не волнуйтесь, мы совсем не испугались, — ответила Падма. Следом за питомцем к ним семенила пожилая леди в светлом летнем пальто, кокетливой шляпке и перчатках.

— Сколько же ему лет?

— Думаю, он ваш ровесник, юная леди. Раньше он любил побегать и поиграть, а сейчас уже и сердце не то, и лапы болят… — старушка грустно улыбнулась.

Магла. Просто старая магла. А они даже не заметили ее появления. Постоянная бдительность — это явно не про них, но как быть постоянно настороже и не сойти с ума, как Грюм? Краем глаза Симус заметил, что Майкл поднял руку к поясу, где в кармане покоилась волшебная палочка. Неожиданное появление маглы переполошило не его одного. Падма тем временем, ничего не замечая, присела, и пес с готовностью ткнулся ей в колени, подставляя лоб под ласку.

— Чарли, что ты делаешь, испачкаешь девушке платье! Обычно он не подходит к чужим, вы, наверное, очень хорошие люди.

— Нет, но я люблю собак, и они это чувствуют, — будто в подтверждение слов Падмы собака перевернулась на бок, подставляя лысое розовое пузо. Терри рассмеялся и тоже опустился на колени.

— Какой забавный!

— Просто чудесный, но нам пора! — бросил Майкл, и Симус был с ним полностью согласен. Но Падма не обратила на прозрачный намек никакого внимания.

— Вы всегда гуляете с ним так рано?

— Бессонница — лучшая подруга старости. Какое-то неясное чувство не дает мне уснуть, не знаю, как его описать. Я очень стара, помню войну, бомбежки, смерть. Так и сейчас, — старушка смущенно улыбнулась, будто осознавая неуместность своих слов на залитой солнцем лужайке. Но Симус ее понимал. — Такое чувство, будто надо бежать и прятаться, а я предпочитаю гулять с собакой. Может, зайдете ко мне на чай? Милая девушка наверняка продрогла в таком открытом платье и без чулков.

Падма поспешно поднялась и одернула подол.

— Спасибо вам, но нам пора.

— Надеюсь, еще увидимся, — фраза была дежурной, улыбка — теплой и искренней. — Чарли, не забудь свой мячик.

Неожиданная встреча будто поставила точку в странном ночном приключении. Глядя вслед удаляющейся старушке, Симус думал, что же такое надвигается на город, если даже маглы не могут спать по ночам? Сколько зла принесет Тот-Кого-Нельзя-Называть в этот мир, прежде чем его остановят? И хватит ли у них, у Поттера сил это сделать?

Почувствовав сбоку движение, Симус обернулся. Падма стояла, достав волшебную палочку, и совершала какие-то пассы вслед удаляющемуся псу.

— А как же Статут о Секретности?

— Брось, старушка никогда не догадается, отчего псу стало лучше. Ему всегда становилось легче с приходом солнца, а эта весна будет особенной.

19 апреля 1998 года

Металл не принесет плода,

Игра не стоит свеч, а результат труда!

Кино, «Алюминиевые огурцы»

Дверь в кабинет закрылась, Гермиона неслышно проскользнула в спальню. Еще один вечер, разговор, перешагнувший за полночь, и снова вопросов больше, чем ответов. О том, что ее волновало, Марк опять не сказал ни слова, и палочку не вернул. Забыл или не захотел?

Хорошо, что она не стала напоминать. Вызывать подозрения не стоит, но кабинет проверить все-таки придется. Или нет? Если все действительно так плохо, там будут защитные заклятия и тогда уже не отвертишься… На цыпочках она подкралась к двери —благо, шкуры заглушали шум шагов — и прислушалась. Ни звука. В коридоре тоже тишина. Уже лег? Или работает с бумагами?

Это стоило проверить. Что же он все-таки делал в ее комнате сегодня, то есть уже вчера утром? Она не кричала, это точно, да и вообще… Она ночует в его спальне, он в кабинете через стенку. Пускай он такой джентльмен, что уступил ей свою комнату, она к ней привыкла и уже не боится просыпаться здесь по утрам. Но что ему мешает в таком случае перейти в гостевую комнату? Или он и правда стережет ее сон?

Бронзовый подсвечник не желал ровно стоять на мягкой перине, и пришлось прислонить его к столбику кровати. Рядом легла книга — библиотека Марка заслуживала внимания, и на столике у окна уже ждала стопка отложенных изданий. Подцепив что-то сверху, Гермиона задернула полог и, убедившись, что ни один луч не попадает наружу, юркнула внутрь. Что там у нас? «История магии в лицах»? Роль личности в истории… Не слишком хорошая тема, но уснуть определенно не даст. Пока Марк не придет. Если придет…

Книга неожиданно оказалась интересной. Не слишком старой, просто переплетенной, но в библиотеке Хогвартса ничего подобного не было. Откуда здесь такая прекрасная библиотека? Перелистывая чудесные живые иллюстрации, Гермиона сама не заметила, как забыла обо всем, и только тихий скрип заставил ее опомниться. Что это? Дверь? Дыхание перехватило.

Гермиона подула на свечу, но упрямый огонек не желал гаснуть. Пришлось хватать фитиль пальцами, горячий воск больно ожег руку. Книга исчезла под одеялом, следом она затолкала свечу. Утром на белье обязательно будут пятна воска, но о том, как убирать их без палочки, она будет думать завтра. Гермиона замерла, но не услышала ничего, кроме стука своего сердца. Неужели ее возня не осталась незамеченной? Или ей показалось?

В душе зашевелилась детская нелепая надежда. До чего же ей не хотелось, чтобы он оказался не тем, за кого себя выдает! Такой большой, сильный, надежный, что ему сразу хочется поверить. Неужели она в нем ошиблась?

— Пенни, ты спишь? — полог слегка отъехал в сторону, и Гермиона старательно закрыла глаза. Дышать спокойно не получалось, лишь испуганно пыхтеть. Это все-таки он…

Шаги отдалились, стали более уверенными. Даже сквозь веки стало чуть светлее, и она рискнула открыть глаза. Сквозь щель в пологе падала полоска света, и Гермиона осторожно подползла к ней. Марк стоял у стола со стопкой бумаг в руках. Те самые документы? Вот бы удалось в них заглянуть… Так он что, просто работает в ее комнате? Но зачем?

Марк тем временем переложил стопку ее книг на краешек стола и начал аккуратно раскладывать свои бумаги. В свете свечи, горевшей на столе, было плохо видно, но Гермионе показалось, что она узнала тетради, которые он обычно читал.

Дыхание успокоилось, стало даже скучновато. Марк перелистывал бумаги, иногда делал какие-то пометки в одном из блокнотов, лежащих перед ним. Ну и что дальше?

Она откинулась на подушки. Хотелось спать, но это как-то не согласовывалось с правилами шпионажа, даже такого… примитивного. И как только Марк держится? Когда она встает, он уже на ногах, вечером развлекает ее разговором, ночью работает…

Скрип пера убаюкивал, и страх начал отступать. Похоже, она опять ошиблась. Может быть, прошлой ночью она и правда задремала на минуту и вскрикнула во сне? Или Марку показалось, что он слышал ее крик? Ей было так тепло и спокойно. Все хорошо. Он — друг, который старается быть рядом и помочь ей. А она сама придумывает себе страхи.

Скрип пера стих, Гермиона стряхнула с себя дрему и подползла к щели. Марк откинулся в кресле и, казалось, дремал. Жаль, что его лица не видно… Вот он, шанс! Что если сейчас встать, тихонько подойти и заглянуть в его записи? Разом разделаться со всеми ее подозрениями? Даже если Марк проснется, вряд ли ей попадет — скажет, что захотела попить. Ведь если он и правда разбирает старые бумаги, то в этом нет никакой страшной тайны.

Любопытство требовало вылезти наружу немедленно, здравый смысл — подождать, пока Марк окончательно заснет. Или проснется. В качестве компромисса Гермиона досчитала до пятисот и решительно, но тихо откинула одеяло. Пальцы ног утонули в мехе, и она крадучись направилась к столу.

Марк не шевелился, в комнате висело сонное спокойствие. Все происходящее вообще мало вязалось с такой обстановкой, хотя в магловских фильмах зловещие интриги раскручиваются как раз в таких местах. Горы, хорошо обставленная комната, он и она… Нет, подобные декорации подошли бы скорее для мелодрамы. Штора справа колыхнулась, но Гермиона не остановилась. Бояться окон сейчас глупо. Стол совсем близко, еще пять шагов, четыре…

Половицы не скрипнули, она вообще ничем не выдала своего приближения, но Марк неожиданно вздрогнул и вскочил со стула. Гермиона даже не успела придумать, что сказать, а он уже повернулся к ней. И тут же отвел взгляд.

— Я захотела попить, — начала она.

— Питье на тумбочке у кровати, — голос его был хриплым, то ли с спросонья, то ли от неожиданности. Стоя к Гермионе боком, он слепо шарил руками по столу, явно пытаясь спрятать бумаги. Повернуться к ней спиной он почему-то не решался, смотреть на нее — тоже. В голове у нее мелькнула странная мысль, что в белоснежной ночной рубашке, с распущенными волосами и в этом мерцающем освещении она должна выглядеть весьма неплохо.

— Я хочу пить! — капризно повторила Гермиона.

Схватив со стола тяжелую книгу, Марк прикрыл ей документы. Жаль, иначе бы был шанс подсмотреть, что он прячет, когда он отойдет. Ей показалось, или какой-то свиток легко спланировал на пол? Во всяком случае, Марк явно этого не заметил.

— Сейчас, сейчас, я подам.

Бросив быстрый взгляд на книги, он почти бегом отправился к прикроватному столику. Так и есть — на полу, прямо у ножки стула, что-то белеет. Быстрым движением ноги Гермиона отправила пергамент под стол, в темноту. Теперь придется придумывать себе оправдание, зачем она подошла к нему. И правда некрасиво — графин стоял совсем рядом, а она пошла через всю спальню… Он почти поймал ее на подглядывании!

Стоп. Поймал. Ее. Ночью. В ее спальне. Так кто кого поймал?

Решение пришло мгновенно. Марк уже стоял перед ней, протягивая стакан и старательно отводя глаза. Похоже, он понял всю двойственность ситуации гораздо раньше нее. Оттолкнув протянутую руку, Гермиона прикрылась руками, словно ее рубашку можно было заподозрить в откровенности.

— Марк, как ты… Как вы… — она замолчала, словно не могла подобрать слов от возмущения. Похоже, Марк готов был провалиться сквозь землю.

— Но Пенни… Я совсем не ожидал, что ты…

— Это я совсем не ожидала, что могу застать в своей спальне… — она выдержала трагическую паузу, — мужчину!

Это напоминало сцену из какой-то викторианской пьесы. Гермионе стало смешно, но она уже чувствовала, что входит в роль. Даже смогла выжать слезу — правда, только из одного глаза.

— Я думала, что вы — мой друг, а вы позволяете себе…

— Я волновался за тебя! Я сейчас уйду, прости. Как неудобно получилось… — Марк судорожно сгреб со стола бумаги, прихватив половину ее книг, и уже пятился к двери. Вместо того, чтобы нырнуть за полог постели, Гермиона продолжала наступать на него:

— Сейчас же покиньте мою спальню! Что вы себе возомнили? За кого вы меня принимаете?

Марк скрылся за дверью, и она с облегчением ее захлопнула, тут же задвинув засов. Возможно, она перестаралась с праведным гневом, но цель достигнута. После ее спектакля Марку потребуется несколько минут, чтобы оправиться от потрясения и заметить пропажу. Этого должно было хватить. Только бы свиток не оказался пустым! Иначе все было зря! Выпив несколько глотков из стакана, чтобы успокоиться, Гермиона быстро опустилась на колени и залезла под стол. Вот он, родимый! Лежит в уголочке и ждет! Пододвинув свечу, она развернула пергамент.

Это не было перепиской с адвокатом. Скорее наброски какого-то письма. Отдельные слова, фразы. Абсолютно никакого смысла! Стоило прилагать такие усилия, чтобы добыть это!

…я не знаю, но я не виновата, я сделала все, что могла…

…он так верит в это, и как он не понимает…

...в шесть часов, я помню… зачем столько еды?

Еще и почерк такой неразборчивый, а свеча мигает. Может быть, Марк пишет стихи? Нет, не похоже. Между словами разные расстояния, они соединены стрелочками, некоторые подчеркнуты. Тут еще и даты, апрель… Интересно, какого года?

Гермиона лениво проглядывала записи. Напряжение спало, и ей захотелось спать. Внимание привлекла строчка, расчерченная так, что пергамент даже порвался. Склонившись над самым столом, она снова и снова перечитывала написанное, не веря своим глазам. Этого просто не может быть! Она провела пальцами по строчке и начала судорожно раскручивать пергамент, вглядываясь только в то, что было подчеркнуто.

Дамблдор… Гарри… Бузинная палочка… Темный Лорд… Ей это снится! Откуда Марк знает?

Волосы лезли в глаза, и она судорожно заправляла их за уши похолодевшими непослушными пальцами. Свеча догорала. Она не успеет прочитать! Даже если успеет — не сможет понять, тем более что все, похоже, даже хуже, чем она могла себе представить. Ведь только сегодня она рассказывала Марку о Гарри, и тот слушал так, словно ему это даже и не интересно! А получается… И про палочку она не говорила! Мысли теснились в голове, она снова и снова начинала читать, уже осознавая, что понять или запомнить все это не сможет.

…мы не узнаем…

…я не хотела брать ее с собой, но она сказала, что узнает…

…ваше прорицание — это чушь!

Что за бред?

Понимание пришло, как вспышка. Это и правда бред. Ее бред. Марк же говорил, что она бредила. Получается, он сидел рядом и записывал?

Девушка снова вернулась в начало письма. Вот они, даты, и первая — шестнадцатое апреля. Тот день, когда он ее спас.

Голова была странно пустой. Чужие — ее — слова падали в сознание, как в темноту. Гарри, Рон, Бузинная палочка, Лавгуд. Упоминала ли она о крестражах? Кажется, нет, но чтобы прочитать все это, нужно много времени. Что она еще выболтала? Тут дюймов сорок, и все так неразборчиво, что в глазах двоится. И явно не предназначено для нее. Если Марк поймет, что она видела это… Об этом даже страшно было подумать. А если он уже заметил пропажу свитка? Что он сделает? Дождется, пока она уснет, или ворвется в комнату?

Быстро проглядев свиток до конца, девушка свернула его, держа, словно ядовитую змею, и кинула на пол. Он откатился под стол — недалеко, но нужно было нагнуться, чтобы его увидеть. Вероятность того, что Марк поверит, что она ничего не заметила, была мала. Но другого шанса спастись у нее не оставалось.

Свечу гасить не стоит — погаснет сама. Нырнув под одеяло, Гермиона свернулась калачиком, пытаясь согреться.

* * *

Засунув руки в карманы дорогих магловских джинсов, Блейз Забини неторопливо брел вниз по улице. Ну куда ему торопиться, такому красавцу? Ветерок легонько перебирал пряди черных волос, глаза довольно щурились. Все девушки-маглы провожали взглядом прекрасно одетого смуглого красавца, но ему было все равно — он шел на встречу с красавицей-невестой, девушкой-мечтой с платиновыми волосами до талии, огромными серыми глазами, чудными ножками и банком в придачу.

Да, жизнь удалась!

Такие, как Забини, не растут в тесных домишках, не донашивают чужие мантии, не ночуют в палатке, просыпаясь от всякого шороха. И, конечно, не валяются связанными в собственном шкафу под заклятием оглушения. И поводов для волнения у них быть не может.

Вкусный завтрак съеден, так почему бы и не прогуляться теплым летним днем в предвкушении встречи со своими жертвами?

Четверо когтевранцев и пятеро пуффендуйцев. Хорошо, что ни одного гриффиндорца, но в своих Рон был уверен. Личный улов Блейза Забини. Хотя Дафна и не знала, как именно и где ее жених вел свою охоту, сцена в Косом переулке была отличной иллюстрацией к его методам: ценой Дэвиса стал пушистик и пара улыбок девушек, остальные вряд ли обошлись дороже. Затем — бесплатное пиво и развлечения, ощущение, что действительно что-то представляют из себя, кому-то нужны и интересны.

Придурки, какие же они придурки!

И сегодня он с ними встретится — вряд ли это удалось бы провернуть без помощи Дафны. Заполучить ее в союзники, пускай лишь на неделю, было неплохой идеей. Источник информации из нее никакой: все, что знала, она уже выдала — но, по крайней мере, с ней его вряд ли раскроют. К тому же, хотя большинство лиц было знакомыми, краткие предварительные описания Дафны изрядно помогали.

Расположились они в любимом магловском кафе Забини, находящемся неподалеку от его дома. И тут их с Роном вкусы абсолютно не совпадали. Блестящий металл отделки, разноцветные панели, пол с подсветкой действовали на него подавляюще. А одна из стен, выполненная в виде огромного аквариума, заставляла опасаться за свою жизнь — кто знает, как маглы добились такого эффекта и насколько это надежно.

— Как красиво, — Бекка не могла усидеть на месте, пытаясь взглядом охватить весь интерьер разом. — Не понимаю, как они смогли это сделать. Вроде свет идет снизу, но, тем не менее, столы освещены.

Рон неопределенно пожал плечами. Рядом с Ребеккой он немного терялся, слишком яркой она была, и ход ее мыслей все время ставил его в тупик. На два года старше его, выпускница Пуффендуя, она, по словам Дафны, уже была широко известна в узких кругах модельеров и готовила коллекцию для следующего модного показа в Хогсмиде. Черные вьющиеся волосы и большой рот с крупными белыми зубами сами по себе привлекали внимание, но более всего в глаза бросалась странная одежда. Из-под то ли платья, то ли рубашки чуть выше колен торчали широкие алые шаровары, подол и рукава покрывали похожие на руны узоры. На шее висел фотоаппарат, которым она не преминула воспользоваться, делая снимки по непонятной для Рона логике. С равным интересом она фотографировала интерьер кафе и локон, заправленный за ухо Ливви. Та немного смутилась и спросила:

— Это же магловский фотоаппарат?

— Да, с его помощью проще сохранить детали, — ответила та, как ни в чем не бывало продолжая фотографировать с разных ракурсов ухо Оливии. И чем оно так ее привлекло? Ливви покосилась на сидящую рядом Викторию, похожую на нее, как сестра, но ее уши Бекку не волновали. Виктория ободряюще ей улыбнулась — к странному поведению Бекки успели привыкнуть, похоже, уже все.

На фоне экстравагантной модельерши Оливия и Виктория выглядели весьма обыденно: лимонные мантии практиканток больницы Св. Мунго, прямые светлые волосы, незапоминающиеся черты лиц. Дафна говорила, что они подружились еще до поступления в школу. В целители хотели пойти с детства, и их тяга лечить всех подряд изрядно утомляла окружающих. Мало того что подруги умудрялись у всех соседок по комнате находить разные, подчас неизвестные науке заболевания, так еще и постоянно подбирали в окрестностях выпавших из гнезд птенцов, больных мышей и лягушек. И что такие девушки делают в компании Пожирателя смерти?

Сидящую рядом с ним Кэрол Манукян Рон ни за что бы не узнал, если бы Дафна не предупредила. Обрезав после школы свои иссиня-черные волосы и перекрасив их в белый цвет, она стала совсем другой. Невысокая, смуглая и упругая, как сочное осеннее яблочко, она никогда не была красивой, но многие оборачивались ей вслед. Несмотря на короткие полные ноги, ее походка отличалась удивительной легкостью, движения были женственны и грациозны. А в искрящихся черных глазах плясали смешинки.

Нет, если бы не Дафна, он бы ее не узнал. И без того огромные глаза, опушенные загнутыми ресницами и обведенные толстыми черными стрелками, засасывали в себя, словно воронки. Рон чувствовал, будто его властно окутывает незнакомая магия: голоса, звуки музыки словно отступили на второй план, и они остались в комнате одни. Полные губы раскрылись, будто призывая припасть к ним, палец обвел контур нижней губы, словно невзначай скользнув во влажную глубину. Ладонь — ее, не его, и это было сейчас особенно мучительно — невесомо погладила щеку и чарующим движением спустилась по шее вниз, замерев на правой груди.

Раздался звук, отвратительный, словно железом провели по стеклу, — Кэрол вздрогнула, опустила глаза, и тяжелое наваждение растаяло. Рон проследил за ее взглядом и оторопел: стол возле его локтя бороздили четыре глубокие царапины, рядом пальцы с двухсантиметровыми красными ногтями отстукивала ритм звучавшей песни. То, что рука принадлежит невесте Забини, затуманенный мозг понял с опозданием. Дафна гневно смотрела на Кэрол, та же, сложив ручки на коленях, выглядела невинно, будто не она только что чуть не свела его с ума.

— Ух ты, круто! — воскликнула Бекка и щелкнула фотоаппаратом ногти Дафны. — Что за заклятие?

— Я тебе потом покажу, — ответила та, отводя взгляд от соперницы и мило улыбаясь, взмахом палочки возвращая ногтям естественный цвет и длину, а столу — прежний вид.

Девушкам явно было неловко, парни, кажется, не совсем понимали, что происходит, только Феликс, бывший однокурсник Кэрол, улыбался понимающе. Действие ее обаяния он наверняка испытывал на себе.

— Так о чем вы так интересно спорили? Кажется, о метлах? — невинно поинтересовалась Бекка, умело убив повисшую паузу. Метлы? О Мерлин, а он даже не слышал.

— Чистометы? Да в названии уже все сказано. На них можно только учиться летать, но квиддич…

— Но при ручной переборке… — вот почему Валентин такой красный. А Рон было уже решил, что бедолага был предыдущей жертвой коварной Кэрол. Дафна рассказывала, что он работает в лавке отца в Косом переулке.

— Они останутся таким же дерьмом! — Дэвис был непреклонен.

— Роджер! — тоном недовольной мамаши окликнула своего парня Чжоу. — Думай, что говоришь.

— А я не прав? Ты же сама играла, скажешь, на них можно летать? Неужели наш факультет обнищал до такой степени, что вынужден покупать вместо метел вязанки хвороста?

Забини не играл в квиддич, это точно. Но понимал ли в нем что-то? Этого Рон не знал, так что состроил скучающую мину и потянулся к бокалу с мартини. Дафна словно невзначай коснулась его локтя. Нет, девчонки несносны — им вечно надо кого-нибудь контролировать! Дернув плечом, Рон выпил, хотя и не собирался. Просто так, назло.

— К твоему сведению, фирма «Чистомет» первая начала выпуск спортивных метел, и у них колоссальный опыт. Нынешнюю модель делают из испанского дуба, у нее есть гаситель вибрации…

— А чего ей вибрировать-то на скорости семьдесят миль в час? У Молнии — сто пятьдесят!

— Это у серийной, но если прутья поменять на березовые и перетянуть вручную, то она выдает сто сорок миль. И не вибрирует! Да еще и блокировка от заклятий…

Как же хочется вмешаться! Чистомет у Рона был на пятом курсе, так что он отлично знал все его достоинства и недостатки. Да и на Нимбусе сидел, и на Молнии.

— Серийную вещь нельзя сравнивать с авторской работой. Роджер, ты не понимаешь. Почти любой недостаток можно исправить, если знаешь как. Я, например, из простой школьной мантии сделала такое, что…

— Да как ты можешь сравнивать метлу и мантию? Ты ничего не понимаешь в квиддиче, ты портниха, а не…

— Портниха? Она модельер, а ты, ты… — да что это Чжоу так завелась? Ах да, у нее же у самой был Чистомет.

— А что я? Хватит меня одергивать, дураку понятно, что Чистомет нельзя сравнивать с Молнией.

— Ты хочешь сказать, что я дура? — как же девчонки умеют все поставить с ног на голову! Роджер и не думал такое говорить, но Чанг уже подозрительно зашмыгала носом. Сейчас заревет, это уж точно.

Виктория и Оливия перепуганными мышатами следили за происходящим, боясь даже вздохнуть, Феликс вальяжно развалился на стуле, насмешливо улыбаясь и вертя в руках бокал, и вмешиваться тоже явно не спешил. Кэрол загадочно улыбалась, и Рон быстро отвел глаза — одного раза хватило. Он с надеждой посмотрел на Бекку, но та, в прошлый раз так красиво спасшая положение, сейчас молчала, задетая высказыванием Роджера.

Еще минута, и все они перессорятся, но должно ли это его волновать? Развал компании, несомненно, подрывает планы Пожирателей по вербовке молодежи. Но расчет шахматиста говорил, что подобный ход ничего не даст в долговременной перспективе — лучше оставить этих придурков пока при особе Забини, это не вызовет ни у кого недоумения и позволит беспрепятственно попасть в дом Ирвина — тот самый, где знакомятся между собой завербованные. Что в нем происходит? Это сильно волновало Рона: как бы ни презирал он ребят, поддавшихся обаянию Забини, совместные посиделки в кафе еще не делали их пособниками Пожирателей. Что-то должно было происходить еще, иначе вся затея не имела смысла.

— Да что с вами? Как дети, вообще не умеете спорить, тут же сползаете на оскорбления. — Дафна, умничка, как всегда взяла инициативу в свои руки. Интересно, что об их союзе думают окружающие? Завидуют ему или сочувствуют? Наверняка шутки о том, кто у них в семье будет главой, уже пошли, но это проблемы Забини.

— Вот именно! Мы вообще-то должны к зачету готовиться, а вместо этого обманули родителей и пришли сюда. Думали, посидим спокойно, поболтаем, а вы… — подала голос Оливия. Виктория кивнула. Вот и сидели бы, готовились, так нет, приперлись сюда пожрать за чужой счет, а теперь корчат из себя оскорбленных. Их-то как раз вообще никто не задевал.

— А что мы планировали на сегодня? Куда отправимся? Мне тут сидеть уже надоело, — слезы Чжоу высохли, словно она применила заклятие. Да, она не лучше. Чем Чанг вообще занимается? Учится, работает? Только бы потусоваться…

— Можно в кино сходить, — голосе Валентина не было уверенности. Похоже, он и сам уже понял, что пора расходиться.

— В другой раз. К сожалению, мы и правда не можем больше задерживаться, — Виктория решительно поднялась, глядя на подругу. Раздражения в глазах уже не было, но магловское кино не выдержало конкуренции с вечером, проведенным за подготовкой к зачету. — Где встречаемся завтра?

— Можно собраться у меня, — улыбнулась Дафна. — Посмотрим скульптуры…

— Скульптуры? — Бекка заинтересованно подняла брови.

— Да, моя сестра привезла из Парижа свои работы, это может быть интересно, а потом устроим пикник. Давайте у меня в одиннадцать?

— Хорошо, до завтра, — Оливия и Виктория вышли, следом засобирались остальные. Ссора было предотвращена, но желание общаться дальше у всех пропало. Никто не сделал даже попытки оплатить ленч — похоже, то, что за всех платит Забини, здесь было в порядке вещей. Рон бросил на стол пару крупных купюр и встал, галантно предлагая руку Дафне, обсуждающей с Беккой творчество Эбигейл.

* * *

Холод сковал тело. Она не могла даже плакать, в душе было пусто. Она так хотела правды — и что теперь с ней делать?

Гермиона укуталась в одеяло. Уснуть бы и ни о чем не думать. Надо опять что-то предпринимать, бороться, бежать, пытаться понять, чем все это ей грозит, но сил не осталось. Она не сможет никому помочь — ни себе, ни друзьям. Возможно, что она сама погубила их всех.

В горле застыл комок. Хотелось пить, но для этого надо встать. Нет, ни за что! Если бы сейчас можно было просто умереть! Умирать совсем не страшно, ей это недавно почти удалось. Как же она была рада своему спасению! Оказалось — зря. Кошмар не закончился, он только начинался.

Свитка под столом не было, хотя дверь была по-прежнему заперта. Значит, Марк возвращался ночью, когда она уснула. Казалось, сон не придет никогда, но она провалилась в него, как в бездонный колодец. Гермиона выбралась из-под одеяла и, завернувшись в плед, привалилась к столбику кровати. Воск на ночной рубашке, на простыне… Ну и пусть!

С трудом дотащившись до ванной, она умылась. На то, чтобы принять ванну, сил не хватило. Зачем? Все скоро закончится. Вчерашняя комедия не сойдет ей с рук, теперь Марк поймет, что она шпионила за ним. Что ее ждет? Мгновенная смерть, пытка, взлом сознания или продолжение игры? Смерть все-таки лучшее из зол. Во всяком случае, она не сможет больше никого предать.

Ждать больше не имело смысла. Переодевшись и пригладив волосы, Гермиона вышла из комнаты и поплелась в сторону кухни. Есть не хотелось, даже мысль о чае вызывала дурноту.

— С добрым утром, принцесса! — бодрый голос выстрелом ударил в спину. — Ты — соня, я уже обедал и за кофе иду. Тебе сварить? Или чаю со сливками?

Чисто выбритый, пахнущий свежестью и дорогим одеколоном, Марк нагнал ее посреди гостиной и, приобняв за плечи, ввел в кухню. Ей показалось, или в его тоне была нарочитость, а в глазах — ожидание?

— Голова болит, — пробормотала Гермиона, борясь с желанием скинуть его руку со своего плеча.

— Выглядишь неважно. Плохо спала? Опять кошмары?

Серые глаза полны заботы. Такой искренней! Может, наплевать на все и сказать, что она думает о нем и его дружеском участии? Внезапно ее замутило, голос Марка превратился в комариное жужжание, а желудок сделал сальто где-то в районе горла. Падая, Гермиона почувствовала, что ее подхватывают сильные руки, потом перед глазами поплыли какие-то круги и огни.

— Выпей это! — что-то холодное коснулось губ, по подбородку потекла струйка. Гермиона вскрикнула, пытаясь вырваться.

— Пенни, не бойся! Выпей, тебе станет легче. Да что с тобой? Все хорошо, ты дома, это я, Марк! — кружение перед глазами затихло, но паника не отпускала. Кровь шумела в висках, из горла рвался крик, она задыхалась.

— Малыш, все хорошо, пей, будь умницей, тебе сразу станет легче! — ей не вырваться, не спастись. Почти не понимая, что делает, захлебываясь и ударяясь зубами о стеклянный край, Гермиона выпила полстакана.

— Ну вот, теперь полежи, — голос то приближался, то удалялся, хотя Марк сидел рядом, поглаживая ее ледяные руки. Лицо его было совсем близко. Доброе, такое родное. В глазах — страх. Она же должна его ненавидеть и бояться, почему же в сердце только боль?

— Извини, я не понимаю, что со мной… — начала она.

— Ничего страшного, у тебя лихорадка. Что ты вчера ела? Может быть, в саду — ягоды какие-нибудь или траву?

— Марк, я не коза, — она почувствовала, что улыбается против воли. Может, сегодняшняя ночь была сном? Но нет, она сама видела капли воска на постели.

— Конечно не коза. Козленок! Хотя ты скорее на олененка похожа. А я — дурак, поил тебя вином на ночь. Ты же наверняка не привыкла к спиртному. Тебе лучше? Что болит?

— Уже ничего, только слабость, и голова кружится.

— Ты и ночью спала плохо. Тебе снилось что-то страшное?

Только бы не выдать себя. Гермиона прикрыла глаза — врать она не любила.

— Не знаю. Море вроде бы…

— Ты кричала во сне. Я заходил несколько раз, ты помнишь?

— Нет… Хотя… Ты мне дал попить, я думала, мне это приснилось! — только бы он поверил!

— По-моему, я испугал тебя, — теплая рука провела по волосам, убирая их с лица.

— Да? Нет, я не помню. Помню звезды и огонь в камине, а может быть — свечи… Но все как в тумане… — голос прервался. Почему-то у нее трясся подбородок, и это тоже было кстати.

— Сейчас тебе станет тепло, и захочется спать. Ничего не бойся — я буду рядом, хорошо? Принесу бумаги и пересяду в кресло.

— Прости, я тебя отвлекаю… Мне так неловко… — спать не хотелось, но паника и правда отпустила. Мысли прояснялись, но думать не получалось. Особенно о том, о чем необходимо. Если бы можно было просто лежать и смотреть на него сквозь ресницы, слушать его голос…

— Перестань, мы же друзья. И я никуда не тороплюсь. Если бы я умел, то с удовольствием пел бы тебе колыбельные или рассказывал сказки…

— Не люблю сказки!

— Хорошо, а что ты любишь?

* * *

День прошел хорошо, никаких неудобных вопросов, которых так боялась Дафна, не всплыло. И все было неплохо, если не считать того, что ничего кардинально нового Рон за день не узнал. Вчера Забини не только дал понять, что сотрудничать не собирается, но и заметил проблему, не приходившую до этого в голову Рону.

Метка. Стоит Волдеморту собрать Пожирателей, как все раскроется. И риск с каждым днем все больше…

Вчерашний день явно показал, что от него чего-то ждут в связи с публикацией. Чего-то, о чем не имеет понятия ни он, ни Дафна. Не вызовет ли Лорд Забини, поняв, что его распоряжение не выполняется? Время уходит, и Забини должен заговорить! Даже если придется прибегнуть к не самым лучшим приемам, таким, как Сыворотка Правды. А где искать запрещенное зелье, как не в Лютном переулке? И, расставшись с «друзьями», Рон направился туда.

В окно бара уже было вставлено новое стекло, ничего не напоминало о произошедшем здесь полторы недели назад, но «Блейз» постарался быстрее свернуть в переулок. Выбрав магазин достаточно мрачного вида, он взлетел по ступенькам и толкнул явно недавно покрашенную дверь. Помещение отозвалось тихим звоном, и из-за массивного зеркального шкафа выскользнул щуплого вида продавец.

— Что вам угодно? — почтительно спросил он, склоняясь в поклоне. Разгибаясь, он уставился Рону в лицо, раскосые глаза недобро блеснули.

— Мне угодно Сыворотку Правды, — развязно бросил «Блейз».

— Как вам наверняка известно, зелья из Специального Списка продаются и изготавливаются только по специальному разрешению Министерства. Вам следует обратиться туда.

— А мы не можем решить этот вопрос иначе? — усмехнулся Рон. — За определенное вознаграждение, разумеется.

— Вот как? — вздернул тонкую бровь продавец. — Сожалею, ничем не могу помочь.

Рон вышел из магазина, спиной ощущая недобрый взгляд. Да что это такое? Разве в Лютном переулке не должны трепетать от одного вида Пожирателей? Чистокровные семейства должны быть главными покупателями подобного рода заведений. Или стоило показать Метку? Малфой смог же добиться своего у Горбина…

Возвращаться в тот же магазин было глупо, и Рон потянул соседнюю дверь. Закрыто. А ведь еще пять минут назад, когда он только завернул в переулок, отсюда вышел посетитель. Он попробовал еще несколько дверей, но Лютный будто вымер. Совпадение, или дело в нем? Мог ли он как-то проколоться в разговоре с продавцом? Не похоже. Но почему тогда волосы встают дыбом, будто из-за каждого окна за ним следят?

Рон собрал всю волю в кулак и медленным шагом вернулся в Косой переулок. Почти бегом выбежал на Чаринг-Кросс-Роуд.

И теперь пытался понять, что делать дальше. Каждая попытка улучшить свое положение приводит его к провалу, избежать которого пока удается по чистой случайности. По-хорошему, стоит сворачиваться. То, что Рон успел узнать, определенно заинтересует Орден, а он, наконец, узнает правду про Гермиону…

Вот только что-то внутри бунтовало, стоило только подумать об этом. Рон не питал иллюзий касательно своего возвращения — в лучшем случае им позволят продолжить поиски Гарри, в худшем — спрячут от всего мира. И кто-то другой будет шпионом в глубоком тылу врага, пока он будет сидеть в Ракушке или, не приведи Бог, у Мюриэль. Он должен будет рассказать все — как убежал в Косом переулке, неделю прятался в хоромах Гринграсс…

Гринграсс, а что ему сказать о них? Он заключил с Дафной договор, она столько сделала для него, а он сдаст их Ордену… Вынуждать ее шантажом прикрывать какого-нибудь Кингсли?

Не рассказать Биллу всего невозможно. Он старший, и если в задание, овеянное именем самого Дамблдора, мог еще не вмешаться, то к похождениям брата он подобного снисхождения не допустит. Придется выложить все, тушку Забини и компромат на Дафну в придачу.

Или нет? Чего он, собственно, ждет от этой встречи? Ему нужно узнать, что с девчонками, передать разведанную информацию и получить Сыворотку, чтобы расспросить Блейза. И по возможности не рассказывать о собственных «подвигах».

И кажется, Рон знал, к кому обратиться.

Все еще 19 апреля 1998 года

Какая, в общем, разница, быть против или за,

Ведь всё случится так, а не иначе.

Нателла Болтянская, «Гаечка»

Кабанья голова встретила его тишиной, нарушаемой лишь скрипом рассохшихся половиц. Рон удачно аппарировал на верхнюю ступеньку лестницы и теперь вглядывался в темноту коридора. Для встречи он выбрал свой облик — про Забини лучше пока не рассказывать — и Мантия-невидимка пришлась как нельзя кстати.

Снизу не доносилось ни звука, как и из комнаты перед ним. Время было к вечеру, Аберфорт наверняка в трактире. Подождать его здесь или спустится в зал и тихо окликнуть? Нет, неизвестно, что там за посетители, лучше не высовываться лишний раз.

Врываться в комнату без хозяина было неприятно, но ведь он просто подождет его в гостиной.… Заткнув смущение, Рон толкнул облупившуюся дверь.

Нет, Аберфорта нельзя было назвать аккуратистом. Засаленная мантия, плохо расчесанная борода.… Но даже для Рона такой беспорядок был непривычен. Комоды выворочены, створка шкафа повисла на одной петле, будто ее слишком решительно дернули. Или неумело открыли заклинанием. На полках пусто, но по полу раскиданы обломки перьев и какое-то тряпье. В углу пылится одинокий носок.

Рон зашел и притворил дверь. Что здесь произошло? Как будто что-то искали…. Хотя нет. На Гриммо все выглядело иначе. Там все вещи просто кое-как валялись по комнате, а здесь пусто, только никому не нужный хлам.

Похоже на поспешные сборы. Рон ткнул носком ботинка сваленную перед шкафом кучу. Так и есть, залитая чем-то рубашка. Мантия с оторванным воротником. Как будто кто-то забрал все ценное, а остальное бросил как есть. Но кто — хозяин, не собирающийся более сюда возвращаться, или кто-то другой? Как будто кому-то нужны «ценности» бедного трактирщика…

Внизу было так же пустынно. Стулья ровно задвинуты, столы украшают лишь бурые пятна. На полу — та же пыль, а за стойкой пусто. Ушел. Аберфорт все-таки ушел.

Что делать дальше, Рон не имел ни малейшего понятия. Несмотря ни на что, он не ожидал, что брат Дамблдора может просто хлопнуть дверью. А почему бы и нет, у Аберфорта ведь здесь никого не осталось…

В зале была полутьма, на полу — шахматная доска. Окна забили, вот и падает свет неровными квадратиками. Рон так и не смог приучить себя читать газеты, а ведь про исчезновение трактирщика наверняка писали в Пророке. Дафна права, нужно следить за новостями, второй раз уже оказывается в глупой ситуации. А если бы Аберфорт оставил ловушки для незваных визитеров? Рон передернул плечами.

Очередной его план не выдержал проверки действительностью. Использовать Аберфорта как посредника для связи с Биллом не удастся. Ну почему у Гарри срабатывали все, даже самые абсурдные идеи? А его обязаны провалиться или только ухудшить положение! Неужели ответ лишь в том, что он не Гарри?

Не Гарри, не Забини. Не Избранный и не Пожиратель. Не способен думать как один, не способен понять другого. Может и вправду, ну это все? Вернуться в Ракушку, поворотить нос от стряпни Флер, потерпеть заумные речи Гермионы. Беззлобно посмеяться над Луной, после того, как выложит все Биллу. Предоставить тем, кто старше и умнее решать самим. Остаться «еще одним Уизли».

Можно убедить себя, что так будет лучше. Представить себе, как рада будет его видеть Гермиона. Но на самом деле, какая разница, если выбора все равно нет?

Ему нужна Сыворотка Правды, без нее Блейза не разговорить. А в доме ему ничего нового узнать не удастся. Дафна была права, компания Забини — всего лишь стадо, не знающее об этом. Дети, которых гонят на алтарь, место и значение которого неизвестно. Время идет, вопрос не только в том, раскроют ли Рона — вряд ли ему составит труда продержатся неделю, если конечно Тот-Который не захочет его лицезреть. Вопрос в том, что ему удастся узнать за это время. Потом Рон — или его замена — лишится не только помощи Дафны, но и вообще сделает ее врагом. Потому что им обоим ясно: ситуация заходит в тупик. Даже не разбуди он Блейза, выпавшую из памяти неделю не объяснишь. А значит, Забини должен исчезнуть…

Интересно, Дафна действительно так наивна, или готова просто списать компрометирующего ее жениха? Не важно. Уже не важно. Больше он с ней не встретится, а потом она уже не захочет его видеть. Все-таки как подло получается, а ведь раньше все было так легко…

Как не хочется решать все самому, особенно, когда каждый путь чем-нибудь да отравлен.

Как разумно переложить все на плечи орденцев, остаться в стороне. Знать, что карта Забини будет разыграна по полной, без сантиментов и со всем профессионализмом.

Как смело сыграть самому, использовать упавшую в руки возможность доказать, чего он стоит. Не подставлять спасших его слизеринок. И, возможно, провалить все дело.

И так сложно в итоге…

Если бы только у Аберфорта завалялась Сыворотка Правды! Вот то, что увязало бы оба варианта. То, что дало бы ему возможность продолжить игру, успокоив совесть, вопящую о неразумности его поведения. И страх. Знать каждую секунду, что безносый ублюдок может вызвать Пожирателей, и тогда.… Как это будет? Засада в доме Забини? Авада, легилеменция, Круцио?

То, что даст возможность продолжить.… Получается, что на самом деле он уже выбрал. И даже не сейчас, а тогда, после приема у Малфоев. Выбрал и пытается увязать собственное решение с пользой Ордена.

— Акцио Сыворотка Правды! — ничего не прилетело. Придется искать вручную.

После отъезда Аберфорта это было несложно, все полки были пусты. И глупо, ведь все запасы тот наверняка забрал с собой. Хотя кто знает, какими критериями он руководствовался, собираясь в путь. По крайней мере, запасы продовольствия занимали половину кладовки, а ряды бутылок разместились на нескольких полках. Ухватив сливочное пиво, Рон продолжил поиски, прихлебывая прямо из горла. Видела бы это Дафна!

На зал не стоило тратить время, но на всякий случай Рон посмотрел и за стойкой. Поднялся на второй этаж, проверил книжные полки — книги Аберфорт оставил, пришлось доставать и проверять каждую. Потом перешел в гостиную. Еще раз перетряс кучу на полу. Занятно, а Сквозное Зеркало исчезло. На комоде его не было, и Манящие чары не помогли. Забрал с собой? — Бессмысленно. Избавился, понимая какая это важная вещь? Возможно.

Бросив взгляд на картину с какой-то бледной девчонкой, Рон обшарил камин, покрыв рубашку — Забини, не свою, так что не жалко — гарью. Но почистить придется, Нэнси не оценит Блейза-трубочиста.

Шарить по спальне чужого, пусть и не живущего здесь больше, человека было неприятно. Пускай Аберфорт вряд ли ведет дневник, да и «Горячие ведьмочки» едва ли найдутся под его подушкой, Рону было неудобно. Все-таки даже в его семье умели уважать личное пространство друг друга.

Но и здесь не нашлось ничего интересного. В свое время он не уделял внимания демаскирующим и поисковым чарам, сейчас они пригодились бы. Но, увы…

Признавать поражение не хотелось, Рон даже распатронил подушку, засыпав кровать и полкомнаты в придачу перьями и трухой. А потом понял, что это бесполезно. Вряд ли у Аберфорта была Сыворотка, вряд ли он оставил ее здесь, вряд ли ему удастся найти ее…

Итак, Сыворотки Правды у него нет, и не предвидится. Что теперь? Принять, наконец, правильно-ошибочное решение и аппарировать в Ракушку, или изворачиваться дальше? Без цели, без прикрытия…

Рон обвел взглядом комнату, задержавшись на тумбочке. Идея, пришедшая в голову, показалось бы ему безумной еще неделю назад, сейчас — лишь слегка пугала.

На тумбочке лежала расческа Аберфорта. Грубая, деревянная, без пары зубьев. Но в ней явственно белела пара длинных грязноватых волосков.

* * *

Могут ли дамы быть похожими на горох? Оказывается — легко. В этом Нарцисса Малфой смогла убедиться лично в семнадцать часов пополудни. Потому что ни с чем другим это зрелище сравнить было невозможно. Женщины сыпались из камина именно как горох из разорвавшегося мешка. И что самое смешное — им это нравилось! Веселая кутерьма, оттоптанные ноги, перепутавшиеся ремешки сумок, упавшие шляпки... Никто не захотел пропустить и минуты этого вечера. Элеонора ахала, дамы резвыми козочками отбегали подальше и помогали друг другу приводить себя в порядок. Заодно рассматривая вблизи прозрачность драгоценных камней в украшениях и новые морщинки на лицах.

— Мы сами виноваты! — Нарцисса на секунду прижалась щекой к щеке Элеоноры. — Нельзя быть такими нетерпеливыми, — и снова чуть не попала в водоворот мантий. Все хотели поприветствовать хозяйку и тех, с кого еще не успели.

Этого Нарцисса не любила. Ей с детства претила близость чужих людей. Не только объятия, но и просто сидеть рядом, слышать чужое дыхание, обонять духи... Поэтому она поступила, как всегда в этом доме — уселась в любимое кресло у окна. Жаль, что в него нельзя забраться с ногами — тогда счастье было бы полным.

Комната совсем не изменилась — небольшая по сравнению с залами Малфой-Мэнора, светлые стены, огромные окна, выходящие в сад, резная мебель, слоники, цепочкой марширующие вдоль каминных щипцов на полке, натюрморты, огромное зеркало в темной раме на стене. Странно, раньше она не замечала, что на ней вырезаны листья.

Да и хозяйка совсем не постарела. Подтянутая, с прекрасной осанкой, молодым звонким голосом. Воды пошли ей на пользу, а может быть, отъезд из Лондона?

Гостьи все толпились у камина, лишь Урсула Гойл уселась за стол. Еще одна примета прошлого. Зачем она сюда приходила, не понимал никто. Конечно, шоколадные кексы у Элеоноры восхитительны, но есть их каждую неделю, Нарцисса не пожелала бы и врагу. А врагом Урсула ей не была. Просто толстая, рано постаревшая женщина, неумная, неоригинальная, которую через пять минут начинаешь воспринимать как мебель. Жена такого же мужа и мать такого же сына. О таких не говорят и с ними не дружат.

А гости тем временем не спешили садиться за стол. Ждут кого-то еще? Вроде бы и так народа много. Бекка Голдстейн с мужем уехали в Америку сразу после Турнира Трех Волшебников, Амелия Боунс погибла... Удивительно, но этих нелепых старух — Мюриэль Пруэтт и Августу Лонгботтом, она вспоминала едва ли не с умилением.

Теперь Августа не подаст ей руки никогда и будет права. Но осудить Беллу может лишь тот, кто не видел ее после исчезновения Темного Лорда. Уничтоженную поражением, потерявшую смысл жизни, обезумевшую. Не только пару авроров — она вырезала бы целый город, только бы найти хоть какой-то след, ниточку, ничтожную надежду на то, что ее кумир жив. Хорошо, что Белла не пришла, никому бы это не доставило радости.

Нарцисса грустно вздохнула. Предвкушение праздника стало меркнуть. Глупая это идея — собрать их всех под одной крышей. Слишком много воды утекло за эти годы. У всех — своя боль, ноша, которой не поделиться.

— Все здесь! Элеонора, только ты могла до такого додуматься. Скажите, пожалуйста, — чай!

Мюриэль?! Старая зануда, какое же счастье снова ее увидеть. Нарцисса едва удержалась от того, чтобы не подбежать и не обнять Пруэттиху.

Дамы, смеясь, обступили старуху. Как всегда — нелепую: седые волосы уложены слишком пышно, за перья лихо сдвинутой набок шляпки зацепилась цепочка монокля.

— Нарцисса, что ты там прячешься? Подержи мою мантию. И дайте мне присесть. Топчитесь у камина, как стая гусынь, нет, чтобы проявить уважение и поухаживать за женщиной, которой, между прочим, сто восемь лет!

Смеясь, Нарцисса добралась до старухи, упорно не желавшей отдать свою мантию настойчиво тянущейся к ней эльфихе. Гостьи не расходились, каждая хотела получить свою долю внимания.

— Похудела, похорошела, ведь тебе же не меньше сорока, а не скажешь. И платье красивое, но эти оборки внизу.…Не девочка уже в рюшечки рядиться!

Старой перечнице удалось опять задеть ее за живое — фасон платьев сестер Гринграсс произвел на Нарциссу впечатление. Но оборок было всего две, и платье — темно-зеленое, без малейшего блеска — выглядело вполне достойно.

— Я рада вас видеть, Мюриэль… — но старуха уже потеряла к ней всякий интерес, найдя новую жертву.

— Мелани! А вот тебе стоит прибавить пару килограммов и одеться поярче, а то вечно выглядишь, как мышь, — миссис Крэбб покраснела. — А в молодости была очень даже ничего, не красавица, конечно, но могла бы выбрать себе что-нибудь поприличней, чем этот зануда…

— Прошу всех к столу! — словно ненароком перебила трещотку Элеонора.

Стулья ровной шеренгой отодвинулись. Гостьи заторопились занять привычные места. Устроившись в любимом кресле, Нарцисса задумалась. Брак Мелани и Себастьяна Крэбба действительно когда-то всех удивил. Канарейка и этот молчаливый увалень, они были слишком непохожи. Может быть и оборки.… Мысленно рассмеявшись, Нарцисса опустила руку.

Сервировочный столик оказался справа, там же, где и всегда. С точностью до дюйма. Как Элеоноре удается не ошибиться даже в таких мелочах, помнить вкусы и предпочтения всех, кто когда-либо бывал у нее? Чуть покачиваясь, по воздуху поплыли чашки, и Нарцисса не сомневалась, что в ее будет крепкий черный чай, без лимона и сахара. А следом прилетит тарелочка с сэндвичами. Сделав глоток обжигающего напитка, Нарцисса обвела взглядом присутствующих.

Мелани как обычно сидела рядом с Урсулой, перед которой высилась настоящая гора шоколадных кексов, и тихо говорила ей что-то. Урсула кивала, не переставая ни на секунду жевать.

Маленькая фигурка внезапно возникла из камина. Эта девочка со странным именем. Ли? Смущенно озираясь, она прижимала с груди какой-то серый бесформенный сверток.

— Лиен! Как я рада, что вы нашли время. Дамы, разрешите представить Нгуэн Тхи Лиен, супругу Роберта Эйвери.

Дамы мило закивали, искоса рассматривая новоприбывшую. Да, конечно, они же не все были на приеме в Малфой-Мэноре. Нарциссу же внешность девушки уже не отталкивала, скорее наоборот. Высокие скулы, раскосые глаза, тонкая экзотическая красота и строгое платье безупречного кроя делали ее похожей на чай — традиционный, английский, выращенный за тысячи миль от дождей и туманов Острова. Ложка на чашку плюс ложка на чайник, иначе холодная кровь слишком быстро побежит по венам, а вкус будет безнадежно испорчен.

— Добрый вечер, приятного аппетита. Я опоздала?

На английское чаепитие нельзя опоздать. Можно не соответствующе одеться, неправильно взять чашку, заговорить о работе, прийти в одинаковых шляпках…

— На английское чаепитие нельзя опоздать, девочка. Ты можешь прийти хоть за пять минут до окончания времени, указанного в приглашении, чтобы выказать уважение хозяйке, и это будет совершенно нормально. Люди же сюда не поесть ходят! Хотя, глядя на эту толпу, прискакавшую к самому началу, можно подумать…— Мюриэль. Неужели ей казалось, что она может соскучиться по этому дребезжащему голосу?

— Благодарю вас, я не знала, — Ли с достоинством наклонила коротко стриженую голову. То ли не поняла, что стала очередной мишенью, то ли слишком хорошо воспитана, чтобы это показать.

— Лиен, прошу вас ...

— Заранее прошу меня простить, если нарушаю какой-то обычай, но мне показалось, что цветы уместно дарить всегда, тем более столь очаровательной женщине.

Лиен потянула сверток, который продолжала держать в руках, за ленту, и обертка десятком бабочек разлетелась по комнате. Дамы восхищенно ахнули, и Нарцисса поняла, что сама не удержалась от вздоха.

Посреди комнаты парило что-то восхитительное. На куске темной, почти черной коры, обвивая ее паутиной из тонких корешков и побегов, жила самая красивая орхидея из всех, что Нарциссе приходилось видеть. Нежные золотисто-кремовые цветы мягко покачивались на тонких стеблях, словно танцовщицы в экзотических нарядах. Лица Лиен было почти не видно за сочной темно-зеленой листвой.

— Какое чудо!

Кто это сказал? Может быть, она сама?

— Дорогая, как это мило! — Элеонора протянула руку, коснувшись лепестка. Вокруг ее головы летали бабочки. — А где она должна жить?

— Где вы пожелаете. Лучше у окна, она любит свет.

Элеонора взмахнула палочкой, и цветок медленно поплыл к окну, зависнув в воздухе неподалеку от Нарциссы. Вблизи он был еще красивее, и Нарцисса с трудом заставила себя перевести взгляд обратно на гостей.

Лиен устроилась в кресле, как и она сама. Не любит, чтобы кто-то был рядом или стесняется? В любом случае, это не пойдет ей на пользу — в женский коллектив нужно сразу влиться, или все сплотятся против тебя.

— Если вы любите сладкое, обязательно попробуйте пончики с клубникой. Элеонора знает какой-то секрет, они у нее особенные, — Киара Паркинсон. Эта роскошная женщина с низким чувственным голосом напоминала Нарциссе львицу. Ей было к лицу все — и полнота, и яркая помада, и высокие каблуки, что сделало бы любую другую вульгарной. Еще и умна, жаль, что дочь унаследовала лишь вызывающий стиль в одежде.

— Секрет? Да что вы, самые обычные пончики, — Элеонора с деланным удивлением пожала плечами, а дамы с восторгом набросились на новую тему. Тесто, начинки, посыпки, кремы, фирменные поварские заклинания…

Урсула Гойл продолжала методично уничтожать кексы, Мелани пересела на диван рядом с Карен Смит, Мюриэль, вынув из уха слуховой рожок, привычно брюзжала:

— Молодых особ, которые считают, что могут стричься, как мальчишки…

— …нужно мазать кремом, пока не остыли…

— …но начинять лучше трюфелями! И никакого лука, он убьет все очарование…

— …этого бледно-зеленого оттенка…

— …что лично я считаю преступлением против хорошего вкуса!

Преступление против хорошего вкуса оказалось легким на помине. Камин загудел, чихнул зеленым пламенем, и из него, сверкая драгоценностями, выпорхнула Цецилия Гринграсс:

— Здравствуйте, здравствуйте, Нора, не вставайте, я сама выберу, где мне расположиться. Как я рада всех вас видеть! Какая чудесная идея снова собрать всех нас вместе, пусть и через столько лет… Нора, я так скучала по вашим чаепитиям, нам столько надо рассказать друг другу…

Радостно щебеча, Цецилия расцеловалась с поднявшейся Элеонорой, и замерла, с умилением рассматривая гостей. Нарцисса приготовилась и дальше слушать ее охи и ахи, но та заметила Лиен и устремилась к ней:

— И вы здесь! На приеме у Малфоев мы почти не успели пообщаться, а мне так интересно! Не понимаю, почему Роберт прятал от нас столь очаровательную особу…

Интерес миссис Гринграсс был стихией дикой и неукротимой, и Нарцисса от души посочувствовала Лиен, ставшей его жертвой. Поразительно, но схожее поведение ее старшей дочери, Эбигейл, воспринималось всего лишь как милая непосредственность. Неужели дело в возрасте?

Но тогда…

Может, и оборки пора оставить молодым?

* * *

Перемены нагрянули в жизнь Персиваля Уизли, младшего помощника Министра Магии Пия Толстоватого, внезапно, как и положено переменам.

Погожий весенний денек клонился к вечеру, трудовая неделя была в разгаре, когда в дверь его кабинета поскреблась наманикюренными коготками она — Рита Скитер.

Общаться с журналистами один на один Перси еще не приходилось, но нахалок, пытающихся качать права, на любимом диване сиживало немало. Таких, как эта, не желающих внимать. И как с ними обращаться Перси знал отлично.

Откинувшись на спинку стула, он как можно более равнодушным взглядом окинул посетительницу — нелепые локоны, пронзительно зеленая мантия, бордовый лак на острых длинных ногтях — и скрипучим неприятным голосом произнес:

— Вы, собственно, по какому поводу?

Но сбить с толку эту самоуверенную особу было не так просто.

— По поводу, способному принести пользу нам обоим, — Рита внезапно наклонилась вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза. Перси дернулся назад, чуть не перевернув стул, и понял, что начинает злиться.

— По личным вопросам прием по средам с четырех до шести. Записаться можете у моего секретаря.

Словно в ответ на его слова дверь распахнулась, пропуская Венди с подносом. Нет, все-таки она несносна!

— Я не просил кофе.

— Это для мисс Скитер. Рита, я давняя поклонница вашего творчества, и хотела сказать...

— Венди! — Перси сдерживался уже из последних сил. — Вот когда вы будете работать на мисс Скитер, то сможете обсуждать ее творчество и варить ей кофе. Но пока извольте выполнять мои распоряжения, а мисс Скитер сейчас пройдет с вами и запишется на прием.

— Фи, молодой человек, вы меня разочаровываете. Неужели слухи о ваших высоких умственных способностях настолько преувеличены? Или вы просто напуганы? Кстати, милая, — она обернулась к Венди, — можете поставить кофе на стол и быть свободны.

— Не смейте распоряжаться в моем кабинете! — Перси вскочил со стула так резко, что самолетики испуганно разлетелись по комнате, спеша спрятаться по углам.

— Но мы же не хотим, чтобы кто-то еще узнал нашу маленькую тайну?

Ярко накрашенные губы изогнулись гнуснейшей из улыбочек, но Перси сразу успокоился. Шантаж? Не на того попала, голубушка. На Перси Уизли компромата у тебя нет просто потому, что быть его не может. Должно быть, почувствовав, что к помощнику Министра возвращается уверенность, Рита встала с дивана и подошла к нему. Маленькая, тщедушная, несмотря на высоченные каблуки, она едва доставала невысокому Перси до подбородка.

— Тайны есть у всех, и не обязательно страшные или позорные. Они могут быть любыми, даже синенькими и с завязочками.

Этого Перси не ожидал. Мысли заметались по кругу. Кто? Толстоватый? Робардс? Если Пий, то это провокация, и нужно срочно звать авроров. А если Гавейн? Но в чем смысл? Он же сам предупредил, что о папке лучше на время забыть, и вдруг такое! Может быть, об этом он и хотел предупредить, но не мог сделать этого яснее?

— Немедленно покиньте мой кабинет, или вас выкинут отсюда авроры. О нашем разговоре я немедленно доложу Министру! — резким движением руки Перси отодвинул журналистку с дороги и направился к двери.

— Это не провокация, Перси, и я готова принести Непреложный Обет, что говорю правду. Да, не улыбайтесь, я готова играть в открытую. Мы напечатаем статью по вашим материалам, вы напишите ее сами, и я не внесу ни одного изменения, не оговорив его с вами. А свидетелем моей клятвы станет ваш друг, Гавейн Робардс.

И тогда дверь бесшумно отворилась. В первый раз Гавейну удалось застать Перси врасплох.

События последующих дней он вспоминал с трудом. Больше всего это походило на сон: все вокруг мелькало, шумело, толкалось и несло его в своем диком водовороте, уже не спрашивая согласия. Рука чужой неприятной женщины в его ладони, тихий вкрадчивый голос Гавейна, тонкий луч, связавший их руки.

«Что я делаю?»

Потом — квартира Робардса, огромная, полупустая, только удобные диваны вдоль стен. И, что непривычно, магловский телевизор. Хотя сейчас такие появились уже у многих. Втроем они аппарировали сюда из дома Перси, быстро забрав с собой синюю папку. В темноте, тайно, как воры, даже не оставив записки Пенни, и эта мысль не давала ему сосредоточится. Нет, он явно сошел с ума, не посоветовавшись с ней. Пенни не требовала отчета, Перси самому было необходимо ощущать ее поддержку, наверное, после разрыва с семьей.

Рита бегло перелистывала страницы, изредка довольно урча, как кошка над блюдцем сметаны. Гавейн молчал, развалившись в кресле и поигрывая волшебной палочкой. Словно сторож, а не друг. Ощущение, что он влип во что-то мерзкое, не отпускало.

— Вкусно, как же вкусно-то! — Скитер с уважением посмотрела на Перси. — Да тут материала на целую серию, читатели будут рыдать.

Уизли перевел взгляд со знакомых страниц на журналистку. Что делать дальше, он не представлял.

— И чего мы ждем? Пиши! Могу дать свое перо, — Рита протянула Перси огромное ядовито зеленое нечто, брать в руки которое почему-то не хотелось.

— А что писать? — Перси растерялся.

— Что хотел рассказать нашим читателям, то и пиши!

Взяв со стола кусок пергамента и обычное перо, Перси задумался. Конечно, ему приходилось писать большие серьезные обзоры по вопросам выработки единых стандартов, но вот так, сразу…

Ровные строчки быстро покрывали пергамент. Оцепенение прошло. Оказалось, что писать статью не так уж и сложно!

— Мда… — стоящая за плечом Рита и неслышно подошедший Гавейн переглянулись. — Журналист из тебя, скажем прямо, никакой.

Это было по-настоящему обидно. Статья получалась доходчивой, с грамотной подачей материала, интересными статистическими выкладками, цитатами из законов…

— Придется тебе самой…

— Ну уж нет, мы принесли обет! — Перси даже задохнулся от возмущения. — Ты обещала, что не напечатаешь ничего, не согласовав со мной!

— И не напечатаю, но этот материал в Пророке за моей подписью не выйдет. Такое читать никто не станет!

— В Пророке? Неужели вы думаете, что Пий разрешит это напечатать?

Робардс улыбнулся. Нехорошо так.… И Уизли сжался на стуле, убедившись окончательно, что за спинами этих двоих стоит кто-то еще. Сильный настолько, что Пию придется не сладко. И тут Перси представил, что случится на следующий день. Да Пий его не просто вышвырнет из Министерства, тут бы в Азкабан не загреметь. Он перевел растерянный взгляд на Гавейна:

— Робардс!

— Не бойся, я своих не бросаю, а ты теперь наш, — Перси ни слову не поверил, но деваться было некуда, и он кивнул:

— Я согласен. Но если мне не понравится статья…

— Понравится! — Скитер самодовольно усмехнулась.

И оказалась права! Перси так точно никогда бы не написал. Непонятно, где она раздобыла такую фотографию Натаниэля Бьюни, но она сразу приковывала взгляд. Милый седой старик в мантии целителя из больницы Святого Мунго, улыбающийся приветливо и следка смущенно. И дверь палаты за его спиной. Чувствовалось, что Натаниэль рад оказанному ему вниманию, но спешит спасать чью-то жизнь. Внизу — биография, сухая, словно Перси написал ее сам. Сотни благодарных вылеченных пациентов, множество статей в английских и зарубежных научных журналах, пособия, монографии. Жена, тоже лекарь, двое детей. Вернее, уже один. Старший умер, спасая людей во время эпидемии.

Но дальше! Хотя эту грустную историю он слушал на собственной кухне всего несколько дней назад, в душе все перевернулось. Нет, все-таки он прав! Нельзя допускать, чтобы уважаемого целителя ни за что лишали палочки и не разрешали даже забрать свои скромные сбережения из банка. Тем более, что и он, и жена — полукровки, так что на них даже не действует закон о маглорожденных.

Сжав зубы, Перси кивнул Рите и, брызгая чернилами, размашисто подписал пергамент и тут же зажмурился, ослепленный фотовспышкой.

— Последний штрих, не обижайся! — на стол легла свежая колдография. — То, что надо. Глаза горят, челюсть мужественно выпячена, настоящий борец со злом, все девушки будут в восторге!

После такой оценки Перси стало стыдно. За то, что именно об этом он подумал, глядя на колдографию.

Вчера утром Гавейн встретил Перси уже на первом этаже, и они вошли в кабинет младшего помощника Министра плечом к плечу. Венди еще не было.

— Напечатали? — слова застревали в горле, ужасно хотелось откашляться, но Перси знал, что не поможет.

Робардс молча кивнул. Он вообще был сегодня не похож на себя — молчаливый, собранный, похожий на хищного зверя в засаде. И одетый в боевую форму, как рядовой аврор: черная обтягивающая водолазка, свободные брюки, заправленные в высокие зашнурованные ботинки. Черная мантия струилась за плечами до пола.

— Сам-то не прочитал? Страшно? — опять эта странная улыбка. Не презрительная, нет, так улыбается взрослый ребенку, испугавшемуся темной комнаты.

— Не знаю. Страшно было весь вчерашний день, когда я мог что-то изменить. А сейчас уже не могу.…Не хотел читать при Пенни, она и так чувствует, что происходит что-то… — Перси замолчал, не в силах подобрать слова. Пенни не просто чувствовала, она ждала, что он сам расскажет. Он не рассказал ничего.

— Не можешь, и вчера уже не мог. Но ты еще скажешь мне спасибо.

Хотелось верить, но еще больше хотелось вернуть время назад и выкинуть Скитер за дверь.

В кабинете их никто не ждал, только цветы на подоконнике дружно повернули головки к вошедшим и закивали, приветствуя. Пенни это умиляло, Робардса смешило, Перси мечтал полить их какой-нибудь гадостью.

Привычно усесться в удобное вертящееся кресло. Что делать дальше? Хотелось убежать домой, забрать с собой Пенни и уехать куда-нибудь на край света. Или, зарыдав, спрятаться за могучее плечо Гавейна. Но Уизли лишь начал тупо разворачивать самолетики, один за другим, и складывать под тяжелое пресс-папье.

В дверь постучали. Этот робкий стук Перси узнавал всегда, но сейчас едва не вскрикнул.

— Мистер Уизли, вас срочно вызывает Министр! — глаза Венди были полны ужаса. Вот она точно прочла статью.

— Идем, — Гавейн легко соскочил со стола и направился к двери, на секунду всем телом прижав к проему секретаршу. Девушка сдавленно пискнула и покраснела, провожая его восторженным взглядом. М-да, похоже, места в девичьем сердце хватает не только для него.

За дверью их ждали. Шестеро авроров, явно из гвардии, подчиняющейся лично Робардсу. Все как на подбор — под два метра, плечи такие, что за дверные косяки становится страшно. Насупленные брови и полное отсутствие мысли в холодных глазах. Где их только делают? Может это и правда боевые големы?

Гавейн быстрым упругим шагом направился по коридору. Перси семенил рядом, не попадая в ритм. Двое великанов непостижимым образом оказались перед ними, по одному — сбоку, остальные — сзади. Тяжелые литые подошвы отбивали ритм, как на параде.

В приемную они так и вошли. Луиза, личный секретарь Пия, даже не поздоровавшись, мышью нырнула в кабинет Министра и затаилась. Гавейн и авроры замерли на месте. Нет, нормальные люди так не умеют, они хотя бы дышат и моргают, а эти.…Будто их выключили.

Заинтригованный, Перси пропустил момент, когда все семеро внезапно ожили и сделали по три шага вперед. У них что, коллективный разум? Робардс тихо шевельнул палочкой, и дверь открылась. Перси ожидал, что они так и войдут, всей толпой, но стоявшие впереди громилы как по команде сделали шаг в сторону.

Гавейн промаршировал к столу и замер, даже не поздоровавшись. Перси гордо замер рядом. Пауза затянулась.

— Ой, здравствуйте, господин Министр! — Уизли только тут сообразил, что вызвали именно его, а не Гавейна. — И вы, Долорес. Чудесный день, не правда ли?

Сидевшему за огромным старинным столом Пию Толстоватому день таковым явно не казался, хотя в пустых голубых глазах как всегда не отражалось ничего. А вот Амбридж…Она пыталась вести себя как обычно, только глазки все время перебегали с лица Перси на Гавейна. Будь он один, было бы ясно — ему несдобровать, но присутствие Робардса путало ей все карты.

— Перси, мальчик мой, ну как же ты мог? — растянув жабий рот в подобии улыбки, заныла Амбридж. — Мы же оказали тебе такое доверие, а ты, вместо того, чтобы прийти к нам и самому все рассказать…

Страх прошел, разом. Да они их боятся! Спрятались за дверью и не знают, что делать. Хотя Перси понимал, что боятся они отнюдь не его, но думать так было приятно.

— Я все рассказал Министру, но он не стал меня слушать, — Перси заметил, что расставил ноги, как Гавейн.

— Министр не может успевать реагировать на все жалобы. Ты должен был прийти ко мне…

— Нет, — голос Робардса прозвучал совершенно спокойно и негромко, но Амбридж подпрыгнула так, что бантик на голове встрепенулся, как бабочка, готовая взлететь.

— Простите? — улыбка наивной девочки не сработала. Голема ей не проймешь.

— Он не должен был приходить к вам. Это ваши ошибки, и вы должны их теперь объяснить.

— Кому, собственно? Уж не вам ли? — Пий неожиданно вступил в разговор.

— Пока не знаю, решение не принято.

— Какое решение? — Долорес не выдержала первой. Вскочив, она заметалась по комнате, как перепуганная курица:

— Вы забываетесь. Да кто вы такой? Я немедленно вызову Яксли и авроров, и тогда разберемся, кто тут что будет решать.

— Яксли нет. Свои полномочия он передал мне. А авроров я сам могу позвать, если пожелаете.

Долорес замерла, словно оценивая уровень нанесенного ей урона. Затем спокойно прошла к креслу, села, нелепо свесив коротенькие жирные ножки, не достающие до пола, и улыбнулась. Спокойно, словно признав, что первый раунд остался за противником.

— Так мы ничего не добьемся. Гавейн, мы на одной стороне. Я не знаю, кто за вами стоит, но мы еще можем договориться. Чего вы хотите? — теперь, когда она начала торговаться, Перси успокоился окончательно. Правда, Пий вызывал у него большие сомнения. По логике он не должен был молчать.

— Комиссию по расследованию злоупотреблений. Во главе с Персивалем Уизли. Созданную по распоряжению Министра.

— А иначе? — голос Пия прозвучал глухо, почти не слышно.

— Иначе она будет создана не по распоряжению Министра.

Больше Робардс не сказал ни слова. Кивнув Перси, он молча вышел из кабинета, даже не попрощавшись. Растеряно пробормотав что-то через плечо, Уизли припустил следом.

В приемной авроры, развалившись в удобных креслах, попивали чаек. Расслабленные, улыбающиеся. Луиза за столом, тая от восторга и радостно повизгивая, рассказывала им очередную байку. В дверь каждую минуту, словно самолетики, влетали стайки юных и не особо министерских дев, приносящих или забирающих какие-то никому не нужные бумажки. Судя по доносящемуся из-за двери перешептыванию, там была уже очередь. Мачо благосклонно внимали, поигрывая нечеловеческими мускулами и изредка как по команде вскидывая вверх левую бровь. Даже отвечали — низкими, звучными, наверняка исключительно мужественными голосами. Тогда за дверью раздавался очередной тихий стон. В ответ вверх в очередной раз взлетало шесть левых бровей. О, Мерлин!

При виде Перси Лиз приняла ужасно оскорбленный вид. Странно, у них всегда были хорошие ровные отношения. И при разговоре с Министром она не присутствовала — выскочила за дверь сразу, как Гавейн ее открыл. Весь остальной цветник замер на месте, словно под действием

Аресто Моментума. Только глаза опустил.

Авроры приветливо улыбнулись. Без намека на панибратство. Вообще без всякого намека, словно не они несколько минут назад прикрывали его в коридоре и наблюдали, как Робардс взламывает дверь. Нет, все-таки не големы.

— Ты у себя будешь? Я зайду. Ребята, чаи гонять в обед надо!— голос Гавейна вернул его на землю. Что же дальше? Перси растеряно смотрел вслед выходящим аврорам. Они шли вразвалочку, о чем-то болтая, спокойные, дружелюбные молодые люди. Просто очень крупные.

В коридоре было непривычно многолюдно. Перси быстро шел к своему кабинету, не поднимая глаз. За спиной шушукались.

Уизли…

Пророк.…

Читала, конечно,…

Я что, дура, по-твоему?

В кабинете его уже ждала стопка писем. И когда только успели? Перси достал из-под пресс-папье стопку бывших самолетиков и, с наслаждением порвав на мелкие кусочки, отправил в мусорную корзину.

— Венди!

Секретарь возникла на пороге, словно ждала под дверью, но боялась войти.

— Мистер Уизли! Я хотела сказать, что хочу, чтобы вы знали, что я на вашей стороне! Что бы они ни говорили, молчать дальше было нельзя, кто-то был должен, просто обязан сказать... — да, ее срочно нужно отправить на какие-нибудь курсы. С такой полной неспособностью выразить свои мысли девочка так и застрянет в секретарях. — Я горжусь вами и сделаю все, чтобы они...

— Спасибо, я понял. А пока приготовьте мне кофе.

Девочка растеряно захлопала глазами и выскочила за дверь. Похоже, он снова ее обидел. Возможно, Пенни права, и он нечуткий, но младший помощник Министра таковым быть и не должен.

Кофе Венди принесла вместе с новой кипой писем, и Перси принялся разбирать корреспонденцию. И, разумеется, почти вся она касалась статьи в Пророке. Чувствуя себя Гарри Поттером, Перси принялся за ответы, а письма все прибывали и прибывали. Хвалебные, благодарственные, или наоборот, обвиняющие в лицемерии за долгое молчание…

Потом пошли посетители. Вначале забежавшие будто бы по делу коллеги и знакомые, затем — совершенно чужые люди. Все они спешили выразить свое восхищение и поддержку, но через какое-то время у Перси уже в голове гудело от одних и тех же слов, запечатленных на бумаге или вливающихся в уши.

— Спасибо, спасибо, спасибо… — только и успевал говорить или выводить он.

Рабочий день был окончательно сорван. Когда ближе к вечеру в кабинет завалился волшебник с радио, Перси уже ничему не удивлялся. Почти не слушая собеседника, он согласился на свое участие в передаче, отправил служебную записку Долорес — в том, что она будет возражать против его отсутствия, он сомневался — и, опустошенный, отправился домой.

Пенни там не оказалось. Она регулярно оставалась ночевать у одинокой матери — в отличие от Перси она была единственным ребенком в семье, а отец ее погиб еще во время Первой Магической войны — но в этот раз ее отсутствие неприятно царапнуло. Действительно ли миссис Кристалл заболела, или Пенни обиделась, что он ничего не сказал ей?

Сегодняшний день не оказался легче. Утром — радио, днем работа… Работа! Он работал уже несколько часов как одержимый! Ненужные бумаги летели под стол, остальные раскладывались стопками на диване и стульях. Стол был завален раскрытыми фолиантами: сводами законов, циркулярами, должностными инструкциями.…Во всем этом Перси разбирался неплохо, да что там скромничать — отлично разбирался, но такой объем.…

В животе заурчало, притом не в первый раз. Нет, обедать он не будет, иначе застрянет тут до ночи. И еду даже некуда поставить. Венди обязательно попытается помочь, и он снова ее обидит. Да и самолетиков новых тут только не хватало.

О Мерлин, сколько же он потерял времени без толку с этим шоу! Но теперь хотя бы не надо отвечать на письма.

— Сегодня у нас особенный гость! — длинная тощая ведьма плотоядно облизнула узкие губы цвета свежепролитой крови. — Человек, не побоявшийся сказать правду! Кто же он? Кто?

За спиной взметнулись транспаранты с одним словом — кто? И студия послушно завопила. Так вот как делают эти радиошоу? Сплошное надувательство. Неужели люди в зале не знают, на встречу с кем они пришли?

— Скандалы, интриги, расследования! Показать то, что скрыто! — возопил молодящийся красотун, встряхивая непослушными, старательно уложенными, локонами. В очках. И зачем они ему? Хочет быть похож на Поттера или выглядеть умнее?

— Вот он, наш герой! Встречайте! Младший помощник Министра магии Персиваль Уизли!

Вопли оглушили. Свет бил в глаза. Ведущие бестолково аппарировали по сцене, взмахивая мантиями и волосами, выстреливая вопросами:

— Что придало вам смелость выступить против линии Министерства?

— Почему именно сейчас?

— Что ждет Долорес Амбридж?

— Вы надеетесь занять ее пост?

Ответов никто не слушал. Перси честно пытался рассказать о невероятной загруженности аппарата, отсутствии квалифицированных кадров, невозможности наладить работу Визенгамота, но лишь охрип. Так что оставалось лишь тупо повторять, что создаваемая Министерством комиссия во всем разберется, перекосы будут устранены, общественность в скором времени оповещена.…В каком скором? Да эту комиссию еще собрать надо, согласовать.…Пару законников из Международного бюро магического законодательства, кто-нибудь из Визенгамота, пару ребят из отдела обеспечения магического правопорядка…

Ведущие уже потеряли к Перси всякий интерес и теперь пели хором. Зал послушно вторил. От темы обсуждения проблем полукровок разговор странным образом переместился к обсуждению последних модных новинок. Волшебник уже всерьез обдумывал возможность тихонько аппарировать в Министерство, пока всем не до него, но неожиданный визг ведущей оборвал приятные предвкушения обеда и плодотворной работы:

— Ну, обнимитесь, обнимитесь же! Я знаю, вы так давно ждали этой возможности!

Увы, это была не Пенни, а больше никого обнимать почему-то не хотелось. Хотя Натаниэлю он был искренне рад. Старик семенил навстречу все в той же старенькой мантии целителя, которая была на нем в вечер их первый встречи. Смущенно косясь на зрительский зал, он протянул руку Перси.

— Не так, не так должна была произойти наша встреча, но я боялся… Я трус, мистер Уизли, и совсем не герой. Надо было прийти в Министерство и поблагодарить лично, но я… — голос старика задрожал.

«Только бы он не расплакался, а то завтра это будет по всем газетам», — подумал Перси и неловко обхватил старика за понурые плечи, пытаясь загородить собой.

— Смотрите, смотрите все! Как трогательно! Я сейчас разрыдаюсь… — завывал ведущий. Зал почему-то взорвался аплодисментами.

Тем временем кошмар продолжался. Ведущие аппарировали, набитый под завязку зал — нашли себе развлечение! — по команде издавал вопли восторга или изумления. Казалось, шоу не кончится никогда, и перерыв на рекламу Перси воспринял как подарок небес.

— Мистер Уизли, я хотел сказать, что никак не ожидал, что вы… — зашептал ему на ухо Натаниэль, присев на диван рядом. Он, видимо, тоже не хотел разговаривать в эфире, и выбрал момент перерыва, чтобы выразить благодарность.

В другое время Перси бы преисполнился гордости и осознания собственной значимости, но последние дни окончательно его утомили. Не так представлял он долгожданный момент опубликования своей папки!

…Молодой человек в темном костюме и в стильных очках спускается с кафедры, сдержанные рукопожатия и дружеские похлопывания по плечу коллег, жалкая улыбка Амбридж, восхищение на лице Гавейна и слезы восторга в глазах матери…

А вместо этого! Его, помощника Министра, как щенка притащили к этому самому Министру, выбили для него создание Комиссии, которой он не может заниматься по причине нахождения на этом бессмысленном шоу! Перси не покидало ощущение, что все его мечты опошлили и принизили. В своем строгом костюме он казался самому себе пятном от неосторожно пролитого кофе на лимонной обивке студийных диванов.

— Это мой долг, мистер Бьюни….

Все еще 19 апреля 1998 года

Колеблясь между "тик" и "так", как между "был" и "не был",

Скрипач повис, бледней прокисшего над ним неба.

И комната промокла изнутри фисташковым светом,

И наверху смеются горьким и густым снегом.

 

Григорий Данской, «Интермедия в темпе падающего снега»

 

В камине громко трещали поленья. Гермиона сидела на диване, завернувшись в плед, и опять занималась тем же, чем и раньше — искала для Марка оправдания. И, естественно, находила. Что, собственно, он подчеркнул в свитках? Известные ему имена и названия. О Дамблдоре и Гарри знают все. О Бузинной палочке он тоже мог читать, но из этого не следует, что он и правда думает, что Дары Смерти существуют. Но почему тогда Марк ни о чем ее не спросил?

Хотя ответ очевиден. Скорее всего, она бы тоже не призналась, что слушала чужой бред. И вообще, имеет ли она право ждать откровенности от человека, которому сама постоянно врет?

И в то же время она понимала, что все не так просто. Что-то она упустила, но думать об этом было выше ее сил. За окном садилось солнце, ветер шумел в листве. Скоро Марк зажжет свечи, как раньше. Гермиона расслабилась и позволила разговору увлечь себя.

— …Темный Лорд… забавно.

— Они обожают величать себя всякими лордами и принцами, — вспомнился похожий на встрепанную ворону Снейп с его вечно сальными волосами. Дай волю Волдеморту — он себя провозгласит королем. Чтобы все забыли, что он — полукровка, сын полусумасшедшей и очарованного магла.

— Называть себя можно как угодно, интересно, что его так называют другие… Что он представляет из себя, если перед ним склоняются представители древнейших фамилий?

— Как пафосно! — Гермиона хихикнула. — Прости.

— Что именно тебя так развеселило?

— За ним идут те, для кого смысл жизни — убивать и сеять хаос. И при чем здесь вообще — древнейшие они, чистокровные или полукровки? Чистота крови — чушь, и не говори мне, что она имеет хоть какое-то значение.

— Сама по себе? Вообще-то да, но сейчас разговор не об этом. Задумайся на минуту — столетиями, еще до принятия Статута о Секретности, такие семьи управляли английским магическим сообществом в рамках Совета волшебников. Малфои, Мраксы, Лестрейнджи…

— Малфои и Лестрейнджи? Да они же Пожиратели смерти! А Мраксы вообще сумасшедшие.

— Милая Пенни, истории все равно, нравятся ли нам персонажи. Она такая, как есть. Ее можно забыть, исказить, но с хрониками этого не сделаешь. Осталось слишком много фактов — книги, воспоминания очевидцев, документы. Многое уничтожено, но далеко не все. Если есть желание узнать, что было на самом деле, и знать, где искать…

— А ты конечно знаешь! — это дурацкое обращение, “милая Пенни”, бесило невероятно. И вообще, он — враг, и расслабляться нельзя ни на минуту.

— Знаю, но не уверен, что это нужно тебе. Пенни, ты чудесная девушка. Добрая, честная, умненькая. Не задаешь вопросов, просто слушаешь то, что говорят люди, которым ты доверяешь. Тебе так проще и комфортнее, вот так и живи. Поверь, это намного легче, потому что если привычный мир рухнет, построить на обломках что-то новое будет непросто.

— Так поэтому ты и живешь один? Строишь новый мир?

* * *

Они встретились на границе антиаппарационного щита, там, где камни спускались к морю.

Билл молча протянул руку. Непривычно хмурый и ссутулившийся, между бровями — глубокая складка.

— Как ты? — слова вырвались сами собой. Чужим голосом — неотрепетированные, свои.

— Нормально, — брат вздрогнул, словно от холода. — Держимся. Оливандер только что доделал палочку для Луны, та счастлива. Так что, видишь, есть и хорошие новости.

Луна счастлива. Значит, девчонки выбрались? Только не позволить чужому непослушному лицу дернуться, только сохранить прежний ровный тон!

— Восемь галеонов сэкономили, куда уж лучше! — ответил Рон, потому что надо было что-то ответить, надо было увидеть кривоватую улыбку Билла. Улыбки не было. — Гарри?

— Он тебе не сказал, куда отправился? На него это похоже, никогда никому ничего не говорит. Орден спрятал его в деревне, Гарри тренируется с Отрядом Дамблдора. Удрать в леса пока не пытался, вот и еще одна хорошая новость.

Гарри нашелся и, похоже, объединился с Орденом. Почему же на брата страшно смотреть? Таким он его никогда не видел — отрешенным, погасшим, словно прошло девять лет, а не дней.

— Гермиона?

— Ни-че-го, — звуки нарушали тишину, зависали в воздухе, отчаянно не желая собираться во что-то осмысленное. Рон чувствовал их, не понимая, и от них веяло такой пустотой и безысходностью, что хотелось упасть на землю и взвыть, протяжно, по-звериному.

— Они как сквозь землю провалились. Луна несет какую-то чушь, что с ней все хорошо. Девочка явно не в себе, а виноват во всем я, только я, понимаешь? — бормотание Билла перешло в шепот, бывший громче любого крика.

О чем это он? При чем тут Билл? Это он как крыса нырнул за Гринграсс, оставив Гермиону совсем одну?

— Я отпустил их одних, ничего не спросив! Я думал, что они знают, что делают, и теперь не знаю, где их искать! А Луна даже не может ничего объяснить по-человечески!

— Вы ее ищете? — голос застревал в горле, губы не слушались.

— Аберфорт? — неожиданно Билл сделал шаг назад, поднимая палочку. — Что происходит?

Время еще не могло выйти, но Рона начало трясти, словно обратное превращение уже началось. Да он сейчас разрыдается, как мальчишка!

— Успокойся, все нормально, — слова давались с огромным трудом, но Рон понимал, что Аберфорта эта информация не подкосила бы. А себя он сейчас выдаст. Хорошо еще, если брат не шарахнет по нему проклятием, приняв за шпиона.

— Все хорошо, просто я надеялся... — Оставаться здесь было невыносимо до дрожи. Он хотел знать — что ж, теперь он все знает. Оставалось успокоить брата — и уйти:

— Ты знаешь, приходил твой Рон ко мне сегодня, живой и здоровый. Про Гермиону спрашивал. У него все в порядке, действует по плану Дамблдора. Сам понимаешь, мне мало что рассказал, не один Гарри сейчас никому ничего не рассказывает.

— Так этот поганец… — начал Билл и замолчал. Провел ладонью по лицу, словно снимая паутину. — Что с ним было?

— Не знаю, сказал, что торопится, — Рон понял, что устал. Да и время поджимало.

— Просил передать, чтобы не волновались. И еще, уж не знаю, откуда он узнал, но Блейз Забини и Теодор Нотт затеяли что-то непонятное. Вербуют молодежь, создают какую-то организацию. Один из них — точно Пожиратель, так что все серьезно. Сейчас им нужна Чанг, через нее попытаются выйти на Поттера, только не спрашивай — как. Просто следите за ней и за Джинни и не делайте резких движений. Я не знаю, что задумал твой брат, но он сильно рискует.

Как же он хотел произнести эти слова еще сегодня утром! Намекнуть, что выполняет секретную героическую миссию в стане врага. Но теперь все это показалось ребячеством. Он не герой, а обыкновенный трус.

— Хорошо, я все запомнил. Ты увидишь Рона? — Билл уже пришел в себя.

— Надеюсь. Передать что-нибудь?

— Да. Скажи, что мы найдем ее. И что я в него верю, — Билл на секунду запнулся. — И еще, Аберфорт, прости, что был так резок, не знаю, что мне померещилось. Нервы… — наконец на его губах заиграла долгожданная усмешка.

— Проехали, — отмахнулся Рон и уже собрался аппарировать, но тут вспомнил, зачем, собственно, он приходил. — Чуть не забыл. У тебя случайно нет Сыворотки Правды?

Билл только покачал головой.

— Постараюсь раздобыть, но на скорый результат не рассчитывай.

* * *

Вечер подкрался неслышно, как кошка на мягких лапах. Гермиона даже не заметила, как на столе появилась еда и зажглись свечи. Марк был изумительным рассказчиком — он заставлял забыть обо всем. Перед глазами возникали картины — древние, незнакомые, непонятные. Но Гермиона чувствовала, что все, что он говорит — правда.

— Я так и не узнал, чья это была идея. Думаю, кого-то из представителей волшебных семей Европы. Скорее всего — Испании, она больше других пострадала от инквизиции. Тут учебники не лгут. Для нас, волшебников, все это было мышиной возней. Но люди гибли сотнями, тысячами. И, как ни парадоксально, это тоже чаще всего были волшебники. Хотя как посмотреть… Ты знаешь, что такое волшебник?

— Ну, есть несколько определений. Это человек, наделенный волшебной силой.

— Не совсем, — Марк сидел в кресле, по-прежнему откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Его лицо было бесстрастным. — Оборотни — волшебники, хотя людьми в полном смысле слова не являются.

— Да, тут нужно уточнить, что они должны быть человекоподобными, но это некорректно.

— Не то слово… Тем более что это тоже неверно. Гоблины и вейлы наделены волшебной силой и похожи на людей, но не имеют права владеть волшебной палочкой, про вампиров я даже говорить не буду. Так что определение должно звучать как-то типа «человекоподобные, умеющие обращаться с волшебной палочкой, и лояльные Конфедерации магов».

Гермиона хмыкнула, но Марк даже не улыбнулся и продолжил:

— А кем будет являться ребенок, у которого сила пробудилась, но дать ему палочку и научить ей владеть некому?

— Как это некому? Он получит приглашение в школу волшебства, если не записан туда с рождения. А палочку можно купить!

— Сейчас — да, а раньше? Лет пятьсот назад?

— Школам не меньше. Хогвартсу вообще тысяча лет. Разве не всегда дети получали приглашения?

— Нет, — дрожащее пламя свечей играло на гранях бокалов. Лицо Марка тонуло в тени — незнакомое, усталое. Теперь он казался намного старше, и девушке не верилось, что еще вчера она могла с ним кокетничать. — И да. Видишь ли, маглорожденные маглорожденным рознь. Были те, что окружали волшебников — в те времена в чести было холодное оружие, объединения маглов при магическом владении были обычным делом. Прислуга, жители окрестных деревень, платящие дань за покровительство и предметы, наделенные слабым волшебством. Защищать их интересы было выгодно, до определенного предела, разумеется. А когда среди них рождался маг... Потенциально он был продвинутой боевой единицей.

А вот у других… У них вообще не было шансов. Магия пробуждалась, и для них это было началом конца. Таких детей объявляли одержимыми дьяволом, или вообще нечистью. В лучшем случае их пытали, в худшем просто убивали. Хотя не знаю, что в таком случае лучше…

— Но неужели волшебники не могли им помочь?

— Пенни, тогда волшебников было слишком мало. В европейских странах, оказавшихся во власти Инквизиции, — всего несколько десятков тысяч. Старые чистокровные семьи, которые жили своей жизнью и не смотрели по сторонам. Потому что иначе жить было слишком страшно.

— Но почему? В учебниках же писали…

— Что писали в ваших учебниках? Пенни, перестань… подумай сама. Волшебницу хватают, бросают в тюрьму и подвергают пыткам, которых ты себе даже представить не можешь. И длится это не час и не день, и не неделю. Выкручивают суставы, дробят кости, вырывают язык… Ты уверена, что хочешь слушать дальше? Или тебе по-прежнему ближе сказочка про некую ведьму, которую десятки раз сжигали на костре, а она чувствовала только приятную щекотку? Наверное, глядя на десятки женщин и девочек на соседних кострах, которым никто не мог помочь…

Гермиона сжалась от его слов, как от удара. Услужливое воображение опять не подвело: площадь, женские фигуры, привязанные к столбам. Истерзанные, только на веревках и держатся. Мешки на головах. Связанные руки. У них нет сил даже плакать и проклинать тех, кто приговорил их к смерти. Как тут можно спастись? Если только кто-то с палочкой не будет рядом и во время пыток, и сейчас, во время казни.

Но тогда это не забавная история из учебника. Это история болезни.

— Сколько же их погибло? — севший голос показался чужим.

— Не знаю. И никто не знает, Пенни… Десятки тысяч.

— И никого не спасали? Вообще никого?

— Спасали, конечно, и многих. Но это было трудно. Помочь удавалось только детям, совсем маленьким. Тогда люди были не такие, как сейчас… Безграмотные, суеверные, запуганные… Они и правда верили, что их дети и они сами одержимы. Принимали пришедших волшебников за посланцев дьявола. Предпочитали убить своих детей, но не отдать. Взрослые… их не удавалось ничему научить. Они не могли себе представить, что жизнь может быть другой.

Но Международная Конфедерация Магов постановила — спасать. Удалось создать простейшее заклятие, с помощью которого любого потенциального волшебника можно было найти, и началось…. Чистокровные семейства стран-участниц принялись ловить их — всех без разбора, и «спасать». Забирая детей у родителей, вытаскивая их из тюрем, пыточных камер и костров. Сперва лечили — часто долго, годами — потом тех, кого удавалось выходить, пытались учить.

Сжатый кулак с силой ударил по подлокотнику кресла, и тут же пальцы разжались, но всего на несколько секунд, а затем странным хищным движением вцепились в кожаную обивку, словно сжали горло невидимого врага. Это движение почему-то привлекло внимание Гермионы. В нем было что-то странное, неправильное. Как будто она уже видела этот жест, но где? Когда?

Безразличное лицо превратилось в маску. Кто же ты, Марк? Почему тебе так больно? Сама не понимая, что делает, Гермиона схватила тяжелую бутылку, наполнила темным вином бокал и пододвинула собеседнику. Марк вздрогнул и улыбнулся.

— А вот это совсем не девичье дело. Вообще мы выбрали не самую приятную тему для разговора.

— Это точно, — но она не выбирала. Почему-то все их разговоры были какими-то непредсказуемыми. Ей хотелось ни к чему не обязывающей легкой болтовни, чтобы собраться с силами и мыслями. А вместо этого... — Но мы уже не можем ее поменять, правда?

— Решать тебе.

— Их не смогли научить, — это был не вопрос. Она сама это понимала. Тот день, когда она узнала о себе правду, был самым радостным в ее жизни. Она больше не была обыкновенной зубрилкой. Она была волшебницей, феей. А для них… Кем они стали в тот день, когда узнали правду? Проклятыми? Людьми, оторванными от жизни, пусть тяжелой, но понятной, своей?

— Их учили читать и понимать то, что происходит вокруг. Смотреть на мир другими глазами. Детей-сирот разбирали по семьям, с ними было проще всего. Молодежь тоже постепенно привыкала к новой жизни, а вот взрослые люди и старики… Но им хотя бы дали возможность дожить остаток жизни в тишине и покое.

Но была еще одна проблема, та, о которой охваченные порывом чистокровные не подумали. В некоторых странах инквизиции почти не было. Там маглорожденных было слишком много, и они не были так запуганы. А вот сказки слышали — о рыцарях Круглого Стола, королевстве, которое им отдаст добрый волшебник… Они надеялись, что, став магами, смогут жить другой жизнью — стать богатыми, влиятельными, отомстить врагам. А когда поняли, что все не так.… Понимаешь, Пенни, мы все знаем, что хорошо, а что — плохо. Нельзя отнять чужой дом или жену. Нельзя сделать деньги из воздуха. Нужно учиться, работать и добиваться всего постепенно — но они этого не понимали. Их опасно было учить реальной магии, особенно боевой, они были слишком агрессивны, и их было слишком много. В наших семьях было по одному-двум детям, а они плодились, как кролики. И их детей нужно было учить и кормить.

Когда они поняли, что из чашки можно сделать ежа, но нельзя превратить медь в золото, то почувствовали себя обманутыми. Они так и не смогли стать настоящими волшебниками. Злые, обиженные на весь мир, завистливые… Никто не ожидал, что они — такие. Думали, что станут их учить, наставлять, и скоро они поймут… но они не поняли. Они хотели только одного — отобрать все. Жить в замках, владеть артефактами...

Тогда и появились в школах ограничения. Теперь там учили только тому, что не могло сделать этих людей реально опасными. Естественно, это не нравилось ни маглорожденным, ни старым семьям. Начались бунты. Целые толпы грязнокровок штурмовали древние цитадели, но безуспешно. Их приходилось усмирять — сперва мягко, потом все более жестоко. Они смирились, но любви к тем, кто нашел их, спас и кормил все это время, у них не прибавилось.

Вот тогда и был введен Статут о Секретности. Были созданы законы, которые определяли, как жить, работать, учить детей. Что делать со сквибами, чем занять всю эту массу людей и держать их в узде. Платил за все, разумеется, Совет Волшебников.

Но и этого было мало. Международная Конфедерация Магов была создана на идеях гуманизма и просвещения. Не знаю, действительно ли они не понимали, куда все это ведет, или просто каждый боялся показаться темным тираном. А Конфедерация требовала учитывать мнение новичков. Мнение! К тому времени даже в странах, где костры пылали постоянно, чистокровное и «новое» общество сравнялись. А ведь маглорожденные продолжали прибывать! И их стали допускать во власть.

Твоей родной Британии досталось едва ли не сильнее всего. Там чистокровные быстро остались в меньшинстве, но власть пока сохраняли. Маглорожденным позволили выражать свое мнение через Визенгамот, но ключевые позиции оставили за собой. Это было разумно: выходцы из другого мира, социальной среды не могли принимать взвешенные решения. К тому времени Британией управляло Министерство — как думали члены Совета Волшебников, всего лишь кость, брошенная Конфедерации Магов. Но вышло иначе. Главы родов были непривычны к постоянной работе, бюрократической машине, навязанной им Конфедерацией. Кабинет заполонили полукровки, ставленники магических семей, лениво дергавших их за ниточки из роскошных поместий.

Но прецедент был сформирован, приживалы почувствовали вкус власти.

И грянуло.

Им удалось провести проект, отнимающий у представителей Совета право вето. До этого те могли просто утопить неудобный закон, но теперь… Совет Волшебников превратился в церемониальный атавизм.

Тогда старые семейства были только за: возиться с этими людьми у них уже не было сил. Они просто самораспустились, хотя могли бороться. Думаю, Совет надеялся, что их попросят вернуться, но вышло иначе.

Новички просто не поняли, что они потеряли. К тому времени представители Совета уже не имели видимого значения. После их ухода не разразился экономический кризис, и стены Министерства не рухнули. А у маглорожденных была работа, школа для детей, какие-то дома… Они что-то умели и считали себя волшебниками. Но настоящее волшебство осталось только в старых семьях. Теперь оно передавалось из поколения в поколение.

И тогда началась новая война, уже за знания. Полукровки, поняв, что им не сравняться со старыми семьями, решили отобрать силу и у них. Обидно же чувствовать собственную неполноценность!

А раз не можешь ты — значит, нужно не дать и другим!

* * *

Чай остывал в чашках. Пора было поблагодарить хозяйку за гостеприимство и удалиться, но никто не двигался с мест. Дамы жужжали тихо и успокаивающе, как шмели, пахло уютом и немного сиренью.

Элеонора обсуждала что-то с миссис Фосетт, благообразной старушкой с неуемной страстью к причудливым шляпкам. Та изредка кивала, соглашаясь, и бирюзовые страусиные перья кивали вместе с ней. Временами спокойное течение вечера нарушало рыгание Мюриэль.

Нарцисса покосилась на орхидею, парящую в падающем из окна свете. Желание подойти рассмотреть диковинку было неистребимым, но не хотелось пасть жертвой очередной колкости со стороны Мюриэль. Со старухи станется опять назвать ее огородницей, не видящей ничего кроме своих лопат и горшков.

— Тоже удивляешься, как могла по всему этому скучать?

Киара подкралась бесшумно — при ее-то комплекции! — и замерла у левого подлокотника, с интересом натуралиста рассматривая гостей.

— Наоборот. Мне нравится это чувство, будто время остановилось.

— А остановившееся время лучше рассматривать издали, как орхидею?

Нарцисса опустила ресницы.

— Время не рассмотреть, Киара. Оно уходит прежде, чем мы успеваем это осознать. А здесь…

— Здесь мы будто мухи в янтаре, — по-кошачьи сощурила подведенные глаза Киара. — Что-то изменилось, Нарцисса. Я не могу это объяснить, но я чувствую, а чутью своему я привыкла доверять.

— Пожалуй, ты права, — Нарцисса сама чувствовала — что-то сдвинулось, словно лавина в горах. Или муха в янтаре вдруг открыла глаза?

Она оглянулась вокруг и вдруг остро почувствовала, что время не просто замерло, а повернуло вспять. Чаепитие у Элеоноры, прием в Малфой-Мэноре, новоселье в новом поместье Лорда. В начале весны такое даже представить себе было сложно, а вот двадцать лет назад…

Да, она прекрасно помнила Повелителя в те годы. Высокого красивого мужчину с завораживающим низким голосом. Они все были в него немного влюблены. За его идеи стоило умереть, и за ним шли все, кому было тесно в рамках, выставленных Министерством. Кто задыхался в этом затхлом мирке. Когда же из вождя он превратился в ужас? И неужели тот, прежний Волдеморт, в которого до сих пор влюблена Белла, жив?

— Статья в Пророке, ты читала?

— Да, — разумеется, она читала статью и потом долго сидела, прикрыв глаза, пытаясь понять. Но тогда не смогла связать все нити. Игра началась, и в этом сомнений не было. Только какой ход был первым? И у кого, Мерлин побери, в руках карты?

— Зачем Элеонора собрала нас, и почему именно сейчас? Не отвечай, ты не должна отвечать, а я не должна была спрашивать. Прости, нервы.

Рассмеялась и отошла к остальным. А она осталась в своем кресле наедине с орхидеей и своими мыслями.

В камине опять взметнулось пламя; Нарцисса, сидевшая ближе всех к камину, начала подниматься, чтобы встретить гостей и тем развеяться, но села обратно.

Не стоит. Не с этими гостями.

На ковре, оправляя одежду, стояли миссис Салливан с дочерью и миссис Селвин.

Последовал уже привычный обмен любезностями, который, кто бы сомневался, опять нарушила Цецилия:

— Анита, я так волновалась. Тогда, на приеме, вам стало плохо, и я места себе не находила, даже думала написать, справиться о вашем здоровье. Как вы себя чувствуете?

Анита застыла, обернулась на мать, будто в поисках опоры:

— Спасибо, все в порядке, миссис Гринграсс.

— Ну и слава Мерлину! Как там наш малыш, — проворковала Цилла, протягивая руку к ее животу. — Можно?

Анита, густо покраснев, растерянно кивнула. Придя сюда, она явно не рассчитывала сразу оказаться в центре внимания, тем более с такой пикантной стороны.

— Садитесь, моя дорогая, и разрешите за вами поухаживать. Вам сейчас необходимо усиленное питание, уж я-то знаю, о чем говорю.

Анита жалобно взглянула на мать, но Роксана не сочла нужным прийти дочери на помощь. Нарцисса ее понимала: женщине, вступившей в брак на шестом месяце беременности, нужно привыкать к повышенному вниманию и шепоткам за спиной. Хотя Гринграсс вряд ли понимала, в какую неудобную ситуацию ставит Аниту, и просто действовала в присущем ей стиле, они все, дипломатично игнорировавшие сам факт беременности, выглядели едва ли не смешнее.

— Спасибо, миссис Гринграсс, спасибо, не стоит беспокоиться…

Беспокоиться действительно не стоит, девочка, про которую весь магический мир знает, что она увела мужа у Беллатрисы Блэк. В которую один из влиятельнейших Пожирателей смерти влюблен до такого состояния, что просил разрешения на развод у самого Темного Лорда. Пусть мир знает, так будет лучше для всех…

Нарцисса сама не помнила, когда впервые увидела Аниту Салливан. Слишком много праздников было в те времена, когда казалось, что выше Малфоев только Повелитель, и так будет всегда.

Ничем не примечательная темноволосая девочка, часто — с книгой, несмотря на уговоры родителей сторонившаяся компании сверстников, часто попадалась ей на глаза, но никаких чувств не вызывала. Слишком взрослая, чтобы в будущем стать невестой Драко, слишком маленькая, чтобы воспринимать ее всерьез.

В последние годы судьба развела их, как казалось, бесповоротно. Салливаны, никогда излишне громко не кричавшие о своих симпатиях, все же склонялись к линии Министерства. Встречаясь на чаепитиях Элеоноры, Роксана и Нарцисса неизменно вежливо раскланивались, но не более. Потом, с отъездом Норы на воды, прервалась и эта тонкая нить.

А тем временем, девочка росла…

В тот день Нарцисса даже не сразу узнала смеющуюся молодую женщину на магической фотографии. Влюбленную и любимую, крепко прижавшуюся к своему избраннику, в доме которого они проводили обыск. Мальчишке повезло, в бою он угодил под смертельное заклятие. Уцелевших пытали Белла и Долохов, но даже они смогли узнать не много. Перетряхивая ящики стола, книги и одежду, они искали хоть какие-то улики. Почему Нарцисса тогда спрятала фотографию? Она и сама не ответила бы на этот вопрос. Но отправить эту глупую влюбленную девочку на смерть? За любовь нельзя убивать.

Тогда она никому не рассказала о своей находке, даже Люциусу. И вновь увидела Аниту Салливан уже среди Пожирателей смерти. Зачем девочка это сделала? Решила отомстить?

Или просто найти свое место в новом мире?

— Что Вам угодно, миссис Малфой? — удивления в голосе Аниты не было. Наверное, решила, что ей хотят дать какое-то поручение. А что еще она могла подумать, когда домовиха Малфоев аппарировала ее посреди ночи к Пожирательнице Смерти?

В оранжерее было тихо, только едва слышно капала вода из поливочных установок. Нарцисса молча протянула Аните фотографию.

Неверие, испуг, щемящая нежность… Будто во сне Анита провела рукой по разбитому стеклу. Юноша и девушка на фотографии радостно замахали руками.

— Чего вы хотите?

— Через несколько дней Рудольфус Лестрейндж попросит аудиенции у Темного Лорда и скажет, что он отец вашего ребенка. Вы подтвердите это, как и то, что вы любите друг друга и встречаетесь более полугода. Повелитель предоставит ему развод, и вы сочетаетесь браком.

Анита покачнулась, погладила живот. Отступила к резной скамейке и молча села.

— Зачем вам это?

— Рудольфус получит повод для развода, вы — общественное положение и отца своему ребенку.

А также крепкое плечо, за которым можно спрятать не одну маленькую тайну…

— А если я откажусь?

— Вы не откажетесь, — улыбнулась Нарцисса. Ощущения, что она совершает подлость, не было. Только легкое удовлетворение, словно непростой пасьянс наконец сошелся.

Теперь Анита прятала от нее глаза. Подойти? Нет, не стоит. Нарцисса Малфой не станет общаться с женщиной, разрушившей брак ее сестры. Как и устраивать сцену.

Удобный момент, чтобы попрощаться и уйти.

* * *

Ей опять стало зябко. Закутавшись в плед, Гермиона невидящим взглядом уставилась на свечу. Услышанное не укладывалось в сознании. Отбирать детей у родителей? Но она же читала магловские книги. Родители не отдали бы детей посланникам дьявола, не те были времена. Даже теперь не все маглы готовы отослать своих отмеченных судьбой отпрысков в Хогвартс. Вот ее родители поняли все сразу! Гордость за них наполнила сердце, но тут же снова пришла боль. Согласились бы они на все это, зная, что ждет и ее, и их самих? Или они поверили в добрую сказку про светлое будущее своей единственной дочери? А было ли оно? В принципе какая разница, стала бы она стоматологом или проработала всю жизнь в Министерстве? Наверное, родители представляли будущее своей дочери как непрекращающуюся волшебную сказку.

Или… или их заставили в это поверить?

— Пенни, я опять все сделал не так! — Марк уже успокоился. Свечи заливали комнату мягким светом, разгоняя страх по углам. Ставшая родной комната. И человек, почти ставший другом. Только у нее больше нет друзей, нет семьи, нет ничего. Даже волшебства.

— Я должен был тебя развлекать, а вместо этого… Наверное, все потому, что у меня не было младшей сестры — я совершенно не способен веселить барышню твоего возраста. А тебе нужно расслабиться. Но я, кажется, придумал! — в светлых глазах застыл смех. — Хотя это и не самое разумное, зато быстро и действенно. Рискнем? Ты мне доверяешь?

Если на свете и был кто-то, кому Гермиона доверяла меньше, чем Марку, то это был Волдеморт. Но она почему-то кивнула.

…Сосуд был выточен из черного дерева. Неровный и явно старинный, он напоминал аромалампу, которую она видела у своей бабушки: такая же полая сердцевина со свечой внутри, и маленькая круглая плошка наверху, чуть покачивающаяся на тонких цепочках. Только огонек, словно зажегшийся сам, был мертвенно зеленый. Положенная наверху шепотка сухих трав сразу же начала тлеть, и зеленоватый дым начал заполнять комнату, сгущаясь под люстрой.

— И что дальше? — Гермиона не чувствовала ничего, кроме любопытства.

— Подожди, — Марк снова опустился в кресло так, что они оказались на равном расстоянии от сосуда.

— Я даже запаха не чувствую. А что ты туда положил?

— Сложная смесь, ты вряд ли даже слышала о большинстве ингредиентов. Это древняя африканская магия, шаманы курили ее на кострах, чтобы услышать голоса предков.

Гермиона фыркнула и принюхалась. Нет, по-прежнему ничего. Профессор Трелони была бы в восторге и уже вещала бы всякие ужасы.

— Может быть, мы пока поговорим? Пока к нам не явились духи предков? Я все-таки не верю, что так долго удавалось скрывать такие факты.

— А их никто специально и не скрывал. Просто сейчас доступны лишь избранные труды старых ученых, остальные не переиздаются. Но их и не прячут. Зачем, если никто даже не догадывается, что они существуют. Но давай не будем об этом. Просто расслабься и помолчи. Думай о чем хочешь, но лучше о приятном. И глаза закрой.

Гермиона откинулась на спинку дивана. Помолчать она была согласна, даже с радостью. А подумать есть о чем, хоть и не хочется. Ей тепло, уютно, не страшно настолько, что даже хочется спать. С трудом подняв голову и открыв глаза, она уставилась на Марка. Дыма было уже столько, что казалось, она смотрит на него через зеленую мутную воду. Уснул он, что ли?

Да, похоже, все это — такая же чушь, как уроки прорицания. Или у нее просто нет таких предков, духи которых смогли бы ей помочь?

Гермиона устроилась поудобнее и зевнула. Может уйти к себе и лечь спать пораньше? Жаль, что книга осталась в спальне, хотя читать в этом дыму…

Хорошо хоть, не воняет.

20 апреля 1998 года

Такая глупая надежда,

На то, что завтра станет легче.

Уж, коль рыдать, так безутешно,

Немая птица станет певчей.

Весна в Сан-Бликко, «Виноваты оба»

Тяжелое бронзовое кольцо с головой леопарда гулко бухнуло по литой пластине, и, словно отвечая, в доме нежно запели колокольчики. Дверь неслышно отворилась, будто Нэнси ждала за ней.

— Я всю ночь не спала. Конечно, ты уже взрослый, но все равно мог бы и предупредить…

Ненужные слова, неуместная забота. Не говоря ни слова, Рон мягко отстранил стоявшую в дверях пожилую женщину и вошел в холл. Солнце лилось из высоких окон, весело скользя лучами по отполированному дереву перил.

— Блейз! — сперва он даже не сообразил, что теперь это его имя. Остановился, не оборачиваясь. — Мальчик мой, родной, что случилось? — от этих слов внутри все перевернулось, горло свело судорогой. Так могла бы сказать мама.

— Ничего, Нэнси, все нормально. Извини, я и правда забыл, — быстро подняться по лестнице и захлопнуть за собой дверь. “Мальчик мой родной”… Да, мама так бы и сказала. Обняла бы, прижала к себе. И жалела бы, искренне, до слез — его, ничтожество, которое опять все испортило.

Как же он мечтал вернуться героем, преподнести Ордену страшные тайны Пожирателей! А теперь возвращаться незачем и некуда, да и все, что он узнал, уместилось в пару фраз — даже не ясно, запомнил ли их брат. Мама раскудахчется, отец промолчит, Фред и Джордж пожмут плечами. Они и не ждали от него ничего другого.

Заперев дверь заклятием, Рон прижался к ней спиной, ощущая тепло нагретого солнцем дерева. Хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть эту комнату с огромным, от пола до потолка, окном, широкой кроватью, удобными креслами и коллажами на стене. Он никогда и помыслить не мог о такой. Как и о том, что в его комнату никто не сможет войти, если не позвать. Тихие шаги в коридоре замерли у его двери. Нэнси. Почему этой женщине, прислуге в богатом доме, да еще и сквибу, позволено вести себя, словно она — член семьи? С трудом подавив желание распахнуть дверь, Рон замер, затаив дыхание. Шаги удалялись. Тихонько скрипнула лестница — это вторая ступенька сверху, а это — третья снизу. Как странно, он уже начал привыкать к этому дому — его шорохам, запахам, крику ласточек, свивших гнездо под самой крышей.

Глаза чесались, но, к счастью, это было единственным последствием бессонной ночи. Тогда ему не помогло ничего — ни бутылка огневиски, ни разбитый о стену стул. Он так и просидел всю ночь на полу, прижавшись спиной к замызганной стойке бара в Кабаньей голове. Где может скрываться Гермиона? И жива ли она? Нужно возвращаться домой, и как можно скорее. Но оттуда его отправят к Гарри и будут следить, чтобы они не удрали совершать очередные подвиги. Раньше никому в голову не приходило им мешать, что же изменилось?

Гарри его простит, он всегда все понимал. Как же все-таки здорово, когда можно идти за кем-то и принимать почести, если все удалось, и попрекать, если что-то пошло не так! Теперь Рон на все смотрел другими глазами.

Партия, которую он решил разыграть самостоятельно, пошла слишком не так, чтобы он имел право судить. Тем более судить Гарри, столько преодолевшего. Сможет ли он пережить потерю Гермионы, как Гарри смог пережить смерть Сириуса? Потерю… Будто чемодан на Кингс-Кросс забыл! Но признать, что Гермиона погибла, не получалось. Она прошла слишком долгий путь, чтобы вот так бесславно кануть, исчезнуть для друзей и врагов. Орден Феникса продолжал поиски, Министерство Магии — выпуск листовок с ее фотографией и надписью «Разыскивается!». Но это уже ничего не меняло…

Роном владело странное отупение, мысли вяло копошились в голове. Нужно было что-то решать, но сам процесс выбора казался глупым и бессмысленным. Создавалось ощущение, что от него ничего не зависит, все события последних недель, да что там — лет, — происходили как будто помимо его воли. Стоило остаться одному, чтобы понять это.

В глаза бил падающий из окон свет, и Рон встал, оттолкнувшись от двери. Сел в кресло, пощелкал пультом телевизора — раньше он видел такие только у отца, и зачем приспособление маглов Блейзу? — по привычке подергал левой бровью.

Когда не получается поступать правильно, нужно как минимум действовать честно. Для начала — в отношении спасших его Гринграсс. Он ничего не скажет орденцам о роли сестер в произошедшем, а Забини... Опытный аврор на его месте, не задумываясь, устранил бы помеху ради высшей цели, но у Рона не поднялась бы рука убить однокурсника, пусть и пошедшего не той дорогой.

Гарри поступил бы так же.

И эту партию он доиграет до конца. Слишком долго он обманывал себя, собираясь задержаться еще «на денек». Наверно, боялся узнать правду, чувствовал, что все не так радужно, как он хочет себя убедить. Теперь же ничего уже не имеет значения, и его жизнь — в первую очередь. Неизбежность провала пугала его меньше, чем необходимость вернуться к Гарри, к безысходности, к одиночеству на двоих, которое, безусловно, наступит в отсутствие с ними Гермионы.

— Я остаюсь, — лишь тихий шепот.

— Я остаюсь, — громче сказал он, но ничего не изменилось. Или… Рон будто проснулся. Будто заново ощутил шероховатую ткань подлокотника под пальцами, тепло солнца на небритой щеке, все свое тело до последнего заусенца.

— Я остаюсь и скоро умру, — но чудесное чувство не проходило. Наоборот, ощущение, что все это продлится недолго, наполнило его азартом, который мало с чем можно сравнить. Разве что с квиддичем, но перед матчем ты боишься проигрыша, а чего бояться, когда проигрыш неизбежен? Можно только наслаждаться красотой полета, преодолением препятствий, маленькими победами над противником…

Рывком подскочив к шкафу, Рон распахнул дверцы. Выхватил пару приглянувшихся костюмов, кинул их на кровать, вспомнил, что не был в душе, направился туда, выскочил обратно, оставляя мокрые следы, выключил телевизор…

В голове роились неясные планы. Как вести себя с Флинтом, что сказать Сандре, как привести своих ребят в дом. Не забыть спросить, как сдали зачет Виктория и Оливия. Сделать комплимент Дафне. Держаться рядом с Чжоу. И еще тысяча подобных мелочей, выстраивающихся в голове в некое подобие аляповатой картины.

В зеркале перед ним отражался представительный молодой человек — классические брюки, рубашка, яркий пиджак и платок на шее. Блейз, такой, каким он его увидел в тот день в Косом переулке, когда… Об этом он думать не будет.

Расчесав черные кудри, Рон выпустил одну вьющуюся прядь на лоб. Распрямил плечи, чуть откинул назад голову, вышел из комнаты:

— Нэнси, свари мне, пожалуйста, кофе покрепче!

* * *

«…Эта история — еще одна монета в копилку правонарушений Министерства. Сколько же всего их было? Это покажет время и наша специальная рубрика «Невинные жертвы»! Оставайтесь с нами!»

Роберт Эйвери отложил газету и устало прикрыл глаза. Последний раз такая лавина публикаций на одну тему была в ноябре тысяча девятьсот восемьдесят первого года, когда обезумевший от ужаса магический мир осознал, что Темный Лорд пал и бояться больше некого. Сколько обличительных статей, страстных речей и благородного негодования последовало! Каждый считал своим долгом тявкнуть из норы, что он бы никогда не поддержал, он же видел и всегда понимал!.. Конечно, видели и понимали. Так же, как и совсем недавно видели и понимали, что людей арестовывают десятками и тащат в Азкабан просто так, по надуманным обвинениям. Зная, что магию нельзя украсть: она у тебя либо есть, либо нет. Но молчали, дрожали, покупали документы, подтверждающие чистоту их крови.

Если бы тогда, почти двадцать лет назад, вся эта ярость была направлена против Пожирателей Смерти, их бы смыло, как волной. Однако сокрушил Лорда младенец. Нелепо! Не герои из Ордена Феникса, не блистательный Дамблдор, а несмышленыш, который даже не понял, что сделал.

— Что-то смешное пишут? — Ли неслышно проскользнула в гостиную и пристроилась на подлокотник его кресла.

— Смешное? Пожалуй… — Почему она так решила? Неужели он улыбался?

— Прости, я не почувствовала тебя, а просто посмотрела, — только она умела сказать так. Его девушка из Отдела Тайн, невыразимка, вечная загадка. — Тебе тревожно?

— Да, я не понимаю, что происходит.

— Почему? Разве это разрешили не вы?

Обычно они не говорили о том, что их разделяло. О его принадлежности к Пожирателям Смерти и о тайнах, которые она надеется разгадать на работе. Хотя раньше пытались. Он — о том, что рамки, в которые их загнало Министерство, душат и ломают их жизнь, она — о мировой гармонии, энергии созидания и смерти. Потом Лорд вернулся, разговоры прекратились, остался лишь страх и робкий лучик надежды, что все еще будет хорошо.

— В этот раз я знаю не больше твоего, Лиен. И мне это не нравится, — обняв жену за талию, он стянул ее с подлокотника к себе на колени. Она тут же завозилась, как котенок, устраиваясь поудобнее, и, положив голову ему на плечо, тихо сказала:

— Раньше ты говорил, что хочешь быть подальше от всего этого. Что изменилось?

— Слишком многое, родная. Это проще — подчиняться приказу, даже если он жесток и непонятен. Потому что мы слишком далеко зашли. Но кто отдает приказы сейчас? И куда мы идем?

— Я видела Лорда у нас дома, когда он приходил к Георгу, и на приеме у Малфоев тоже. Он ужасен, но не кажется безумным.

— Сейчас — да, но ты не видела его раньше, и в этом твое счастье.

Ли не ответила. Бабочка, севшая на ладонь, которую он так боялся испугать неловким движением. Девушка-сказка, наигрывающая странные мелодии на инструменте с одной струной. Видящая то, что ему не дано увидеть никогда. Что он может объяснить ей, невыразимке?

После окончания Хогвартса он просто не мог не присоединиться к Пожирателям — ведь он был сыном своего отца, а для того Лорд был почти братом. Они все тогда были готовы идти за ним — юноши с горящими глазами, верящие, что будущее нового мира, справедливого и прекрасного, в их руках. Наивные романтики, такие же, как те, что пошли за Гриндевальдом.

Но прекрасная птица их мечты захлебнулась в потоках пролитой ими крови, и начался кошмар: их словно закружило огромное колесо, ломая жизни, коверкая души. Они убивали, и убивали их. Уйти он уже не мог: это значило предать отца и тех, кто прикрывал спину, кто умер или умрет завтра за их общую ошибку. Не осталось ничего: ни веры, ни надежды, — впереди была лишь смерть. И когда все вдруг закончилось, Роберт не испытал ничего — ни боли, ни радости.

Он был готов понести наказание. Бывших соратников бросали в Азкабан, они сопротивлялись, лгали, пытались оправдаться. Он не пытался, и именно ему повезло: мертвые молчаливы, а у живых не хватило доказательств для его заключения.

Сперва они — те, кто остался на свободе — сторонились друг друга, но потом опять сблизились. Они все еще были сильны, богаты и влиятельны, не так, как раньше, но шепот за спиной стал затихать. Жизнь брала свое, а уцелевшим в этой кровавой мясорубке хотелось покоя. Только отец по-прежнему ждал Тома Реддла, не понимая, что тот умер уже давно, гораздо раньше, чем чудовище по имени Волдеморт.

Время шло, боль притуплялась, но жизнью назвать это было нельзя. А потом появилась она — хрупкая девочка из отдела Тайн с черной косой до пояса и странным именем — Лиен. Он не имел права ее любить, даже просто находиться рядом. Но она не слушала его исповеди, лишь зажимала его рот теплой ладошкой:

— Это был не ты, забудь, все забудь. Это был сон, и он в прошлом.

Он так хотел в это верить! И смог заставить себя забыть. Лишь в ночных кошмарах прошлое еще пыталось вернуться. Но потом прошло и это. Мир обрел новые краски, а счастье оказалось тем, чего можно добиться не только путем войны и политических реформ. Оно пряталось в улыбке Лиен, первом неуверенном слове их дочурки Ким, прикосновении сухой руки отца. В домашнем уюте и совместных ужинах, солнечных днях и длинных ночах.

Но оказалось, что кошмар не ушел, а лишь затаился на время, чтобы вырваться на волю с новой, невиданной силой. И Роберт снова не мог отступить, спрятаться. Отец, который никогда не уехал бы из Англии, Лиен со своими невыразимцами, Ким — они связали его крепче Черной метки. Да и не было на Земле места, где Лорд бы их не смог найти. И тогда…

Статус крови жены никогда не волновал Роберта. Чистокровная, полукровка, да хоть маглорожденная — она все равно оставалась для него единственной. Но он понимал, что ее наивные рассказы про отца-магла и мать, всего год прожившую в их деревне и бросившую ее сразу после рождения, не устроят Комиссию по учету магловских выродков. Да, ее отец рассказывал о невероятных таинствах, проводимых ее матерью, но кем она была на самом деле — волшебницей, знахаркой или обычной магловской шарлатанкой? Нет, защитить Лиен он мог, лишь оставаясь в ближайшем окружении Лорда, так высоко, что никому даже в голову не могло прийти поинтересоваться статусом крови его супруги.

И вновь завертелось кровавое колесо. И вновь выхода не было.

— Как прошло чаепитие у Элеоноры? — прервал тягостное молчание Роберт. — Тебе было весело?

— Да, но, по-моему, я зря пришла с цветами, здесь это не принято. Ты должен был меня предупредить! — Лиен шутливо дернула его за ухо.

— Что не запрещено, то разрешено. Делай то, что тебе нравится, иначе умрешь от скуки.

— Наверное, ты прав… — Ли выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Нарциссе Малфой цветок очень понравился: я заметила, она не сводила с него глаз, но почему-то так и не подошла рассмотреть, словно стеснялась. И эта ужасная старуха, злая и глухая, она все время пыталась кого-нибудь унизить, но все вели себя так, словно не замечали этого.

— Мюриэль? Она всегда была редкостной стервой, но ей уже лет сто, так что перевоспитывать ее поздно. Неужели тебе никто не понравился?

— Цилла.

— Кто?

— Цецилия Гринграсс. Она сама предложила звать ее по имени. Мне не следовало соглашаться?

— Почему же? Пусть будет Циллой. Меня удивило другое. Чем она могла тебе приглянуться?

— Она милая, и говорит то, что думает. И всех любит, старается помочь, найти доброе слово. Она сказала, что я могу к ней заходить в любое время, а не только в приемные часы, как к Элеоноре.

— Я думал, ты подружишься с Анитой Лестрейндж, вы же ровесницы.

— Анита тоже милая, — Ли задумчиво кивнула, — но она какая-то тихая и испуганная. У нее скоро будет ребенок, она должна быть счастлива и открыта миру, а она словно ждет беды. Рядом с ней неспокойно.

Неожиданная оценка. Роберту Анита нравилась — хрупкая, немногословная, действительно нуждающаяся в защите. С Рудольфусом ей будет хорошо. Но чего ей бояться теперь, когда он рядом? Может быть, Беллы? Или ей просто неловко чувствовать себя в центре внимания и слышать шепотки за спиной?

Но шепотки утихнут — уж он-то это знает. У людей слишком короткая память. А любовь и правда может быть долгой — это он знает тоже.

* * *

На столе остывала недопитая чашка кофе — вторая, каков прогресс! — а время ползло медленно, как обожравшийся соплохвост. Дафны все не было. Еще никогда Рон не ждал ее с таким нетерпением, но стоило помнить, что ей этого показывать нельзя.

Откинувшись на стуле, Рон надкусил булочку и положил ее на тарелку. Пусть считает, что он ел, и ее визит застал его врасплох. Пройдясь по кухне, Рон еще раз посмотрел на часы. Пол-одиннадцатого, все приличные чистокровные девочки уже встали и почистили зубки. Настало время повидать женихов, не правда ли?

Рон откусил от булочки еще кусочек. Вкусно! Главное, чтобы Тори со своей отравой не добралась до его кухни!

— Доброе утро, я не помешал? — раздался сзади неуверенный голос. Высокий, но определенно мужской. Рон резко обернулся. — Нэнси впустила меня…

— Чай? Кофе? — Мерлин, а это еще кто такой?

— Ирвин, ты же любишь булочки? — Зашедшая следом за незнакомцем Нэнси спасла положение. Перед ним стоял, нелепо покачиваясь, тот самый незадачливый хозяин развалюшки, продавший свою совесть за ремонт. — Или сандвичи?

— Я только что позавтракал, спасибо, — все та же извиняющаяся интонация. Рон усмехнулся, Ирвин — как же его фамилия, Дафна ведь говорила — окончательно смешался.

Страх оплошать куда-то испарился — остался лишь азарт, как у охотника при виде дромарога. Правда, его добыча выглядела не так внушительно: тощий, похожий на подростка юноша с огромными голубыми глазами и длинным изогнутым носом не украсил бы коллекцию ни одного охотника. Стоптанные ботинки, мантия из секонд-хенда…

— Как ты?

— Отлично, жаль, вчера не смог пойти с вами, на работе…

— А в доме как? Я все хочу заглянуть, и никак не получается. Сам понимаешь… — перебил Рон. Нашел о чем жалеть, придурок.

— Конечно, понимаю, Блейз, — Ирвин неловко примостился на краешек стула, словно боясь, что его прогонят. — Я и не думал обижаться, просто… Я тебе так благодарен, ты даже не можешь себе представить! Я никогда и предположить не мог, что у меня будет свой дом. Не подумай, у меня классные родители, я очень их люблю, но… я хочу что-то свое. Место, где я могу побыть один, где никто не будет меня учить жить. Где будут собираться мои друзья… у меня же никогда не было друзей, а сейчас…

Идиот. У тебя и сейчас никого нет. Неужели непонятно — этим друзьям ты не нужен! Ты — просто пешка в игре, купленная задешево, за пару добрых слов и обещание помощи. Продажное ничтожество! Рон едва удерживал на лице выражение участливого интереса.

— Не благодари меня, ведь друзья для того и нужны, чтобы помогать, — покровительственная самодовольная улыбка. Как же этот дурак похож на щенка — нескладного, виляющего хвостом в ожидании, что его погладят. — Рассказывай подробно, что уже сделано.

— На первом этаже уже чисто. Всю мебель пришлось выкинуть, докси все погрызли. Стены, правда, ободранные, но их можно покрасить, и кинуть какой-нибудь ковер и подушки на пол, чтобы было на чем сидеть. Потом я смогу купить стулья, пока не получается…

— Блейз, ты еще не готов? Я же сказала, что зайду с утра. Нас ждут через двадцать минут! — Дафна. Как у нее получается все время появляться не вовремя? Еще недавно он так ее ждал, сейчас же она может спутать все карты.

— Привет, дорогая! Какая прекрасная неожиданность. Кофе? — широко улыбнувшись, Рон отодвинул стул от кухонного стола. — Рекомендую булочки, они еще теплые. С маслом так просто тают…

— Какие булочки? Мы опаздываем! Мы же решили собраться у нас, посмотрим скульптуры Эби и картины, которые она привезла из Парижа, потом — пикник на лужайке...

Действительно, они обсуждали это вчера в кафе, но сегодняшнего Рона, обновленного и дерзкого, перспектива рассиживаться на травке у Гринграссов не прельщала. Вместо того, чтобы бояться раскрытия, он предпочитал рискнуть и отправиться наконец в дом Ирвина, в котором сходились все нити странной игры, затеянной Блейзом.

— Вы решили? И давно все решаете вы? Мне кажется, ты слегка забылась, — бровь отработанным движением взлетела на положенное место, отрепетированная гаденькая улыбочка искривила губы. На скулах девушки выступили красные пятна.

— Я забылась? А может быть — ты? Вообще-то если бы не я, тебя бы давно уже… — запнулась и прикусила язычок. Вовремя. Злобно перевела взгляд с него на Ирвина, словно только что его заметила. Бедолага покраснел до корней волос и пробормотал:

— Доброе утро, Дафна. Прости, я вам помешал…

— Ирвин, ты же знаком с моей невестой. Не стоит так смущаться — это просто игра в нашу будущую семейную жизнь. А теперь, любимая, успокойся и выслушай меня. Я тебе, конечно, благодарен за помощь, но пикник отменяется. Сейчас мы отправимся к тебе, заберем ребят, а потом — к Ирвину. Ему нужна помощь. Первый этаж практически готов, нужно только поклеить обои и решить вопрос с мебелью. А вот на втором, как я понимаю…

Удивительно, но как только разговор перешел в деловое русло, Дафну словно подменили. Банкирша, одно слово. Чуть сдвинув брови, она присела на краешек заботливо отодвинутого «женихом» стула и вынула из сумочки блокнот.

— Ирвин, извини, но ты уверен насчет обоев? Может быть, лучше штукатурка? И что с полом?

Это оказалось даже скучнее, чем разговоры Нарциссы и Эби о розах. Рон, скрывая зевок, налил себе кофе и потянулся за булочкой. Кофе — это, конечно, не тыквенный сок, но с сахаром и сливками пить вполне можно. Жаль, что Блейз сливок не наливает. Хотя мог же у него измениться вкус? Нет, рисковать не стоит.

— Уже одиннадцать вообще-то. Если мы собираемся встретиться с ребятами, нам надо поторапливаться.

* * *

Проклятый дождь, наконец, прекратился, и жаркое весеннее солнце быстро просушило землю. Тренировка прошла веселей: падать в грязь под проливным дождем сил больше не было. Хотя ошибок было намного меньше, ребята прогрессировали на глазах. Даже Невилл смотрелся неплохо. Раньше Гарри не поверил бы, что Лонгботтом способен на такое, но по сравнению с Майклом, Терри, Сьюзен, Ханной и Симусом он отставал, и заметно.

Хуже всего было то, что учить эту пятерку дальше было нечему. Им еще не хватало уверенности и скорости в принятии решений, но по технике они уже приблизились к нему. Нужны были свежие идеи, а их не было. Бытовые заклятия и правда пробивали щит, но чтобы проверить их в действии, нужны были добровольцы. А желающих испытать на себе заклятие газонокосилки или отпаривания одежды не было. От уменьшения же обуви на два размера испытуемый падал на землю как подкошенный, так что, теоретически, уменьшение на пять размеров можно было приравнять к Круциатусу.

Утром опробовали заклятие Сектумсемпра на окороках, утащенных из кладовки Кричера. Оно произвело впечатление, даже у Симуса загорелись глаза. Но больше у Гарри в запасе ничего не было.

Симус. О нем Гарри думал постоянно. Он был должен, просто обязан, сказать ему про Дина сразу, но забыл. Симус этого не поймет, Гарри бы и сам на его месте не понял. Как объяснить, что голова гудит, словно котел с кипящим снадобьем, и кажется — еще секунда, и будет взрыв?

Почему Дамблдор лгал?

Что предпримет Снейп?

Где сейчас Рон и Гермиона?

Как достать крестраж из банка?

И что ему делать с этой командой, свалившейся на голову так внезапно? И каждый из них — человек, со своими проблемами, бедами, заскоками, с которыми теперь он обязан считаться. А сил на это нет.

Все-таки надо с Симусом поговорить, но тот явно избегал разговора: при встрече отводил глаза и словно боялся оставаться наедине. Стал проводить больше времени с Майклом и Терри, хотя раньше постоянно болтался с Эрни. Возможно, дело в том, что Макмиллан в тренировочных боях сильно отставал. Если это так, надо срочно что-то делать: команда не должна распадаться на элиту и слабаков. Сильные обязаны помогать, тянуть до своего уровня, а не задирать нос.

Лаванда и Парвати, как и прежде, все время вместе, и каждую свободную минуту посвящают своим гаданиям. Раньше остальных это забавляло, сейчас — стало раздражать. Хотя, возможно, ему так показалось — в комнате девочек он редкий гость.

— Гарри! Гарри! — крик Невилла отвлек его от раздумий. Что опять случилось? Схватив волшебную палочку, он рывком распахнул дверь. По лестнице кто-то поднимался.

— Билл? — вот кого он никак не ожидал увидеть. — Откуда ты?

— Да вот решил вас проверить. Как вы тут устроились?

Столпившиеся у подножия лестницы ребята, раскрыв рты, таращились на Билла. Ну да, конечно, они же его не знают.

— Ребята, это Билл Уизли, старший брат Рона, — внизу раздалось приветливое гудение.

— Гарри, поговорим потом. Сперва надо познакомиться с твоим отрядом, — развернувшись, Билл сбежал вниз по лестнице.

— Идем в столовую. Ты обедал? — Ханна, как всегда, сперва хотела убедиться, что все сыты.

— У Гарри есть домовик, он готовит лучше, чем в Хогвартсе!

Все радостно закивали. Ну какие же они еще дети!

— Я недавно пообедал, — улыбнулся Билл. — А гостиная тут есть?

* * *

Дом, широкий и коренастый, темным пятном выделялся на фоне светлых соседних фасадов. Его нельзя было назвать красивым, но внушительным — несомненно. Огромный прямоугольник, сложенный из кирпича и местами увитый виноградом, бросал тень, достигающую другого края улочки. Покосившаяся каминная труба стремилась вверх, будто грозя небу пальцем. Дом напоминал покрытый мхом валун, который так долго пролежал на одном месте, что стал частью пейзажа.

Ожидавший увидеть полуразвалившуюся деревянную лачугу, Рон был удивлен. Да что там, поражен: дом был гораздо больше, чем у Забини! Правда, ему недоставало его элегантности, но кто станет об этом думать, прожив всю жизнь в Норе?

— Да-а… — задумчиво протянула Бекка. — В нем что-то есть. Осталось понять, что именно.

— Как минимум — монументальность,— усмехнулся Феликс. — Что в нем было раньше?

Рон пожал плечами. Наверняка Ирвин рассказал Блейзу историю этого монстра, но он — не Блейз.

Тяжелая дубовая дверь распахнулась, пропуская ребят в огромный пустынный холл. Казалось, по нему гуляет холодный ветер. Пахло грибами и плесенью. Стены из красного кирпича были покрыты беловатым налетом. На уровне второго этажа шла балюстрада, перила местами обвалились, но даже в полумраке можно было понять, что они деревянные и резные.

— Почему тут так холодно? — Чжоу повела плечами. В белом платье, обшитом кружевами, и соломенной шляпке она выглядела здесь нелепо. Бедняжка, она собиралась на пикник, а вместо этого…

Хотя и остальные смотрелись не лучше. Только Дафна успела переодеться, когда они аппарировали к воротам поместья Гринграссов, где их уже ждала вся компания. Новость, что пикник отменяется, приняли без энтузиазма, но спорить с Забини не решились.

— Есть здесь кто-нибудь? — крик Кэрол эхом пронесся по холлу. Сверху словно в ответ посыпалась какая-то труха. Вдали послышались шаги. Рон незаметно достал из кармана волшебную палочку, заметив боковым зрением, что остальные последовали его примеру. Кто его знает, что могло затаиться в темных углах? Шаги приближались мучительно долго, затем раздался оглушительный грохот, шум падения и чей-то вопль:

— Какая сука оставила здесь ведро с краской?

Дафна нервно хихикнула, а Бекка откровенно расхохоталась:

— Это свои, точно.

Обтирая руки о рваные джинсы, в холл вошла Сандра.

— Мерзость какая! Еще и воняет!

— Воняет — ладно, но этот тухлый болотный оттенок! Что вы ею красите? — Бекка в своем репертуаре. Нет чтобы помочь бедолаге отчистить одежду.

— Ничего мы не красим. Это ведро тут живет. Самозародилось из кучи мусора.

— Не бойся, милая, оно больше не будет караулить нас по темным углам! Я его убил! — вынырнувшего из коридора парня Рон не знал.

— Дик, ты мой герой!

Этим двоим явно не было холодно, и скучно — тоже. Неожиданно Рон остро почувствовал, что дом не хочет пускать его в себя, он здесь — чужой, лишний.

— В полку героев прибыло. Встречайте подкрепление! — бодрого приветствия не получилось: голос вяз в этом огромной пространстве, как муха в сиропе, слова прилипали к нёбу.

— Какие люди! — Эдди Кармайкл, и он тут?

— Красивые люди, новые, чистые! — Этот Дик тут явно главный приколист. Надо бы запомнить.

— Это ненадолго. Вы откуда такие? — Сандра наконец догадалась достать волшебную палочку, и теперь старательно очищала с ее помощью джинсы.

— Думали на пикник сходить, но почувствовали, что без нас вы точно пропадете. Чем занимаетесь, кроме драк с ведрами? — постарался поддержать шутливый тон Рон.

Он был рад, что первой в доме ему встретилась Фосетт, а не Монтегю или, того хуже, Флинт. Сандра производила впечатление девушки милой и непосредственной: высокая, немного нескладная, с широкой искренней улыбкой. Но то, что она принадлежала к ближайшему окружению Блейза, заставляло быть настороже. Рон помнил разговор в магловском кафе после отъезда школьников и рвение, которое проявляла Фосетт. А также то, как он говорил, что приведет свою компанию в дом в тот же день — обещание, которое он не выполнил.

— Наверное, спускаем лишнюю энергию. Посмотри сам: выкинули съеденные докси ковры — под ним оказался гнилой линолеум. Содрали линолеум — обнаружили гнилые доски. Уберем их — и что найдем?

— Думаю, качественный перегной. Блейз, как ты думаешь, здесь лучше разбить цветник или лужайку?

— В такой темнотище? — ребята сложились пополам от дикого хохота. Их энтузиазма Рон не разделял. Его план состоял в том, что он явится, пусть и с опозданием, и в присущей Забини манере тут же решит все проблемы. Но что тут можно сделать, он не представлял.

— Снять пол? Этот пол? Милочка, да ты помешалась, — Бекка выглядела искренне возмущенной. — Это дуб, доскам не меньше двухсот лет. Посмотри на их длину и ширину! Поверь, достать такие сейчас практически невозможно! Пол надо реставрировать, и он украсит собой любой каталог. Я даже знаю, кто сможет это сделать. Правда, это будет стоить…

— Об этом не волнуйтесь, я помогу, — вклинилась Дафна. Возникла неловкая пауза.

— Ну что ты, Дафна, мне неудобно просить тебя! Давайте лучше сделаем простой деревянный пол, — попытался отказаться Ирвин.

— Зачем? Если затраты для нас не вопрос, эту красоту стоит сохранить. Да и вообще, ребята, если мы делаем не бюджетный вариант, то тут есть простор для фантазии, — достав из кармана свиток и черное перо, Бекка деловито промаршировала через комнату к ближайшему окну и разложила пергамент на подоконнике.

Похоже, этическая сторона вопроса ее более не волновала. Пускай Ирвин мучается угрызениями совести — Бекка же явно собиралась работать. Вся компания, включая аборигенов, сгрудилась вокруг. И то ли у окна было теплее, то ли бремя ответственности ушло — Рон почувствовал, что расслабляется. Бекка будет думать, Дафна — платить, Ирвин — страдать, а блистательный Блейз Забини — лишь тонко улыбаться и играть бровями.

— Ирвин, каким ты видишь свой будущий дом?

— Не знаю, — голос прозвучал еле слышно. Ирвин хрипло откашлялся и сказал чуть громче: — Я об этом не думал.

— Странно… А что здесь было раньше?

— Пансион для волшебников, но это было давно. Потом прабабушка начала болеть, говорят, она была не в себе, но я здесь никогда не был. Дом начал разваливаться, постояльцы разъехались. Она оставила себе только одну комнату, все остальное пришло в полное запустение. Я сам был поражен, когда после ее смерти выяснилось, что дом завещан мне.

— Ну что ж, осмотрим фронт работ, — Бекка хлопнула в ладоши и вскочила.

Черные глаза задорно блестели, несусветное платье — будто она надела разом с десяток полупрозрачных рубашек — развевалось вокруг, мерцая в полутьме холла. Разрезы на платье съезжали в сторону, и Рону постоянно казалось, что еще секунда — и на всеобщем обозрении окажется то, что ему не полагается видеть, а девушке — показывать. Но мгновение проходило, из разреза проглядывала ткань очередной «рубашки», и из груди его вырывался вздох — облегчения или разочарования, этого он сам не знал. Бекку же, казалось, ее наряд ничуть не стеснял: она резвой козочкой носилась по холлу, изредка подбегая к подоконнику сделать пометку на пергаменте.

— Этот дом строился не как пансион, верно? — легко постукивая палочкой по красному кирпичу стены, Бекка то ли спрашивала кого-то, то ли рассказывала сама. — Его строили для большой семьи, ведущей светский образ жизни. Во время приемов здесь толпились гости, вдоль стен располагались столики и диваны. Пол был темный, почти черный. Стекла окон — наборные, из кусочков разноцветного стекла, посмотрите, несколько даже сохранилось, вон там, на втором, верхнем, ярусе окон.

Представить это было сложно, почти невозможно. Неужели Бекка все это видит? Или просто дразнит их? Неужели тут действительно могло быть светло, тепло от солнца, ложившегося на пол разноцветными полосами? Этот дом был нужен и любим, в него стремились и по нему скучали?

— Люстра, огромная, или несколько, свисала низко. Танцевали здесь, а по бокам, — Бекка махнула рукой в сторону темневших проемов, — тянулись анфилады комнат. Вот здесь был камин, его зачем-то забили фанерой.

— Откуда ты знаешь? — ошеломленно прошептала Оливия. Или Виктория? Рон постоянно их путал.

— Этот дом слишком похож на человека. А мне для того, чтобы понять кого-то, нужно его мысленно раздеть, а потом нарядить в одежду, сшитую только мной и для него. И тут то же самое. Я должна почувствовать душу, а потом найти для нее одежду.

— Странно. Когда я вижу, например, Забини, мне почему-то тоже хочется его мысленно раздеть. Но одевать…

Кэрол в своем духе. Рон смутился, остальные дружно рассмеялись, включая Дафну:

— Мечтай дальше!

— И все-таки, Ирвин, — Бекка опять стала серьезной и деловитой. — Чего ты хочешь? Можно вернуть холлу первоначальный вид. Красивый уютный зал для большой семьи. Когда-нибудь, когда у тебя будет много детей…

— Дети? — Ирвин выглядел озадаченным. — Нет, об этом я пока не думаю. Я хочу, чтобы тут могли собираться все мои друзья. И всем было хорошо, для каждого бы нашелся уголок.

Друзья? Что он знает о дружбе, этот нелепый мальчишка с пронзительными глазами и щенячьей преданностью людям, которые того не стоят?

Дружба — это совсем не круто. Это как крестраж, как часть души, безвозвратно отданная в руки другому человеку. Хрупкое равновесие между несколькими жизнями, которое может разрушить любой неосторожный шаг. И тогда ты остаешься один, без смысла и цели. Существуешь, но не живешь, превратившись в подобие себя прежнего.

Чтобы вместить друзей, не нужен огромный дом, достаточно сердца. Но оттуда ты их не вытравишь уже никогда.

— Значит, ты хочешь, чтобы у тебя могли собираться большой компанией… — Бекка задумчиво укусила кончик пера. — Есть у меня мысль на этот счет, потом обсудим. Но что ты хочешь для себя? Ты выбрал место для спальни? А еще можно сделать кабинет, библиотеку…

Кабинет и библиотека никого не заинтересовали. Ребята по одному-по двое расходились по холлу. Кэрол изящными движениями пальца указывала Феликсу на куски фанеры, которыми была обита нижняя часть стены, а тот не менее элегантными взмахами палочки разносил их в мелкую щепу.

— Бомбарда!

В чем смысл этого развлечения, Рон понял, лишь вспомнив об обещанном Бекки камине. Но пока ему удавалось оставаться не найденным.

К обнажившимся участкам стены опасливо приближались Оливия и Виктория. Одна из них старательно рисовала в воздухе странные знаки, вторая, почти уткнувшись носом в стену, что-то внимательно выискивала. Валентин, заложив руки за спину, стоял ровно посреди холла, задрав голову и медленно покачиваясь с пятки на носок. Версий, что это могло означать, у Рона не было.

У окна остались Бекки, Ирвин, Рон с Дафной и Чжоу, за спиной которой мрачной тенью маячил Роджер, непривычно молчаливый и подавленный. Чанг демонстративно игнорировала его присутствие. Куда делись Сандра, Дик и Эдди, Рон не заметил.

— И все-таки, может, стоит сделать доходный дом? Ты заработал бы немало денег!

— Нет, это не мое, — Ирвин решительно покачал головой. — Постоянно следить за домом, заниматься готовкой и уборкой…

— Ну, это не самое страшное. Тебе могли бы попасться жильцы вроде меня. Я своей квартирной хозяйке задолжала за три месяца, она меня уже не кормит, хорошо, что не выгоняет, — легкомысленно рассмеялась Бекка.

— Тебе негде жить? — Дафна испуганно ахнула.

— Да не выгонит она меня, иначе не получит ничего. А после выставки в Хогсмиде дела у меня пойдут отлично, я не сомневаюсь. Сейчас все тоже неплохо, но все деньги уходят на новую коллекцию. Кстати, как вам мое платье? — вскинув руки вверх, девушка закружилась на месте, будто собираясь аппарировать. Обнаженное тело мелькнуло сквозь тонкую ткань, но опять совсем не в тех местах.

— Невероятно, — восхитилась Чжоу. — Оно произведет фурор.

Протянув руку, Чжоу коснулась невесомой ткани рукава.

— Ну, это так, пробный образец. Проверяла кое-какие идеи. Скажите-ка мне, какие мысли оно у вас вызывает?

— Дождь, — неожиданно сказала Дафна. Дождь? О чем она? Это платье вызывает множество мыслей, большинство из которых он ни за что не произнес бы вслух. Но они точно не о дожде.

— Да, — тихо выдохнула Чжоу. — Теплый, летний…

— Вот он! — от рева Феликса все подпрыгнули, выхватив палочки.

— Кто?

— Камин, мы нашли его! Бекки, ты была права! — Кэрол радостно захлопала в ладоши.

Пол покрывали куски фанеры, в воздухе стояла пыль, кружащаяся в свете солнца. Камин величественно возвышался над этим хаосом — когда-то роскошный, теперь — обшарпанный, потемневший от времени и сажи. Невозможно было поверить, что когда-то через него прибывали нарядные гости.

Бекка чуть поклонилась, будто принимая заслуженные овации:

— С холлом я пока закончила, пойду осмотрю остальной дом. Феликс, Кэрол, раз вам так понравилось отдирать фанеру, может, продолжите? Стены надо оштукатурить, а для этого сперва надо избавиться от всего лишнего.

Раздав руководящие указания, Бекка нырнула в соседнюю комнату, даже не обернувшись проверить, выполняют ли их. Что за самоуверенная особа! Ребята последовали за ней, оставив пораженных Феликса и Кэрол растерянно хлопать глазами.

Они оказались в помещении, неожиданно маленьком после огромного пространства холла. От сырости штукатурка стен внизу потемнела и местами обвалилась, наверху ее покрывали лохмотья обоев, рисунок которых было не разобрать.

— Как жаль, — Бекка палочкой разогнула скрутившийся от влаги лоскут. — Сюда мы опоздали. Может, обои тоже можно было сохранить.

— Все это следует сжечь. Я вообще не уверена, что в этом доме можно будет жить. Споры плесени болезнетворны, могут развиться заболевания дыхательных путей, — внезапно подала голос Оливия.

— Ерунда, ребята здесь уже вторую неделю работают, и никто не заболел. Это просто сырость, — неуверенно сказала Дафна. — В любом случае, надо попытаться.

Соседняя комната ничем не отличалась от предыдущей, но следующая… Тут не надо было уже подключать воображение, слишком много всего сохранилось.

— Несчастная старуха жила здесь, — в пустоту сказал Валентин. Никто не ответил: все стояли, подавленные видом этого жилища.

Продавленная кровать в углу, заваленная стопкой отсыревших одеял. Серая подушка, покрывало, темно-зеленое с золотистой бахромой, свисало до пола, сбитое к ногам. Изящный туалетный столик с потемневшим зеркалом и полувыдвинутыми рассохшимися ящиками. Вдоль одной стены — шкаф; сквозь раскрытые дверцы виднелись стопки позеленевшего от сырости белья и кучи какой-то рухляди.

На покосившемся столе стояли мутные стаканы, у окна высилась гора коробок из-под пиццы и валялись пустые бутылки из-под сливочного пива. На единственном уцелевшем стуле висело несколько мантий. Так вот где расположились Сандра и ее компания!

Здесь было теплее и суше, чем в других комнатах, даже витал легкий запах то ли духов, то ли высушенных трав. Как ни странно, обои сохранились, но выцвели настолько, что даже Бекка не проявила к ним интереса. Единственным нетронутым временем предметом была большая колдография на стене. Миловидная женщина с круглым лицом, в соломенной шляпке и зонтиком в руках приветливо махала им рукой.

— Это она? — молчавшая до сих пор Чжоу провела носовым платком по раме. Пыли не было.

— Не знаю. У нас не сохранилось ни одной колдографии, — Ирвин махнул рукой в ответ. Женщина засмеялась и послала ему воздушный поцелуй.

— Вот отсюда и можно будет начать. Просушим стены заклятиями, поменяем обои, приведем в порядок пол, починим мебель, и получится милый будуар, — Спокойствие Бекки было непоколебимо.

— Нет, я не смогу здесь находиться. Да и будуар мне не нужен…

— Ирвин, не дури, это розовое дерево. После реставрации все это будет стоить кучу денег.

— Верю, но пока я не готов этим заниматься. Отнесем все в какую-нибудь кладовку, и пусть лежит. Возможно, позже… Но начать я бы хотел с гостиной, если это возможно. Раз уж вы все мне помогаете, пусть у вас будет место, где можно отдохнуть.

Ирвин покосился на пустые коробки и бутылки, грудой наваленные у окна. Он ничего не сказал, но Рон понял, что ему неприятно, что все собираются в комнате его покойной родственницы. Было ли это уважением к смерти или заботой о комфорте приятелей, Рон не знал.

— Гостиная располагалась в начале анфилады, через которую мы прошли, верно? Можно оставить ее там, восстановить — маленькую и уютную. А можно… — Бекка повысила голос и выдержала паузу, привлекая всеобщее внимание. — Устроить гостиную в холле!

Все уставились на нее.

— Смотрите, это самое большое помещение. Может получиться неожиданно. Подновим стены, где кладка безнадежна — отштукатурим, можно сделать на стенах фрески. Вдоль одной стены поставим диваны. Несколько журнальных столиков, бра, а на полу — татами. Это вроде матрасов. Да, это как раз то, что нужно.

— Диваны я могу предложить хоть сейчас, — вмешалась Дафна. — У меня полно лишних. И кресла есть, и столики. Можно пойти к нам и выбрать. Еще есть ковры…

— Лишние диваны?

— Ну да. Наш дом — словно улей. Мы все время пристраиваем новые комнаты. Он уже расползся, как тесто из котла. Я даже не знаю, что находится в старых помещениях в центре, но диваны там точно есть.

Все еще 20 апреля 1998 года

Мука решенья порою смешна.

Пусть все невечно и тленно,

В графике каждая точка важна,

Каждая точка бесценна.

Каин Л., «Я выбираю второе»

Когда они аппарировали к воротам поместья Гринграсс, день уже перевалил за полдень. Высоко стоящее солнце нещадно палило, а апельсиновые деревья стояли слишком далеко друг от друга, чтобы скрыть ребят в тени.

— Кадки… — задумчиво протянула вышагивающая впереди, рядом с Роном и Дафной Бекка. — Никак не могу решить: деревья в кадках — это оригинально или глупо?

— Только не говори моей маме, она в восторге от своей задумки, — похоже, Дафну слова Бекки не задели — она, кажется, и сама считала эту идею нелепой и не скрывала этого.

Бекка улыбнулась:

— Ну что ты, у меня есть представление о правилах приличия.

Кто-то сзади закашлялся, Рон сам с трудом удержался от смешка. Беспардонность была так же свойственна Бекке, как черные волосы или способность колдовать.

Гравий похрустывал под ногами, тени от апельсинов сменялись освещенными участками. Очертания дома становились все отчетливей, и Рон, впервые видевший его при свете дня, смотрел во все глаза.

Трехэтажный сзади, к аллее он спускался одноэтажной террасой, вынесенной вперед; по бокам тут и там были натыканы башенки. Никакой симметрии или логики в их расположении не было, как и во всем остальном здании — местами верхние этажи были продлены дальше нижних, зависая в воздухе, местами нижние расползались так далеко от дома, что на ум приходило только сравнение Дафны с убежавшим тестом. На этом фоне Нора казалась воплощением изящества и вкуса.

Крыло сестер Гринграсс располагалось с левой стороны дома и имело отдельный вход: найти туда дорогу через центральные комнаты было невозможно. Одноэтажное, спереди почти полностью выполненное из стекла, оно нестерпимо ярко сверкало в свете солнца.

— Добро пожаловать, — сказала Дафна, взмахом палочки распахивая входную дверь. Помещение, где они оказались, Рон узнал мгновенно — гостиная, в которой они обнаружили бесчувственного Блейза четыре дня назад. Казалось, с тех пор прошла целая вечность, однако тут все было по-прежнему — вычурно и подавляюще роскошно.

— Какая красота, — выдохнула Чжоу. В свете падающего через стеклянный полукупол солнца гостиная действительно смотрелась потрясающе. Дафна немного виновато улыбнулась:

— Вы не устали? Можем перекусить, прежде чем отправляться на поиски, — все решительно покачали головами. Тайны поместья Гринграссов привлекали их явно больше, чем состояние собственных желудков.

Движением волшебной палочки, сдвинув один из диванов, Дафна коснулась ей в нескольких местах стены, и та расступилась, открывая проход в узкий длинный коридор с гладкими стенами и невысоким потолком. Чуть впереди помигал и загорелся небольшой беловатый, зависший в воздухе шар. Конец коридора тонул во тьме.

— Нам сюда, — зачем-то сказала Дафна, хотя это было и так понятно. Стена за ними бесшумно сомкнулась. Шар освещал путь всего на пятнадцать-двадцать футов вперед, но как только Дафна доходила до границы светового пятна, впереди загорался новый шар, словно указывая дорогу.

— Здорово, в больнице святого Мунго по ночам коридоры освещают так же! Не думала, что подобное можно встретить где-то еще, — радостно воскликнула Оливия. Рон не нашел, что ответить. Ничего оригинального он в этом не увидел.

Дальше они шли молча. Шары загорались и гасли, стоило им пройти под ними, и потому коридор казался бесконечным. Неожиданно свет вспыхнул не впереди, а с боков — они дошли до перпендикулярного коридора, и шары вспыхнули по всей его длине. По дальней стене шло множество дверей.

— Слева нет ничего для нас интересного, так что выбирайте любую дверь справа или по центру.

— А что находится слева? — не смогла сдержать любопытство Кэрол. А может быть, это была попытка отомстить за то, что Дафна попыталась забыть их с Феликсом в доме, мстя за глупую шутку про раздевание Забини, которая, в свою очередь, последовала за сценой в кафе. Уф-ф… как же все у девчонок сложно!

— Наши детские комнаты. Там нет того, что нам нужно, — холодно повторила Дафна.

Пожав плечами, Кэрол толкнула рукой ближайшую дверь. Там оказалась спальня. Широкая двуспальная кровать под балдахином, комод темного дерева, пара кресел на изогнутых ножках. Не то. Эти вещи, хоть и красивые, решительно не подходили. В соседней комнате была библиотека. Здесь нашлось несколько простых стульев, скамеечка и складная лестница.

Викки так же приглянулись шторы в цветочек, по мнению Рона — совсем не интересные. Но все ее дружно поддержали — ведь это означало, что желание сжечь дом со всем его содержимым она решила отложить. Выбранные вещи решили сразу левитировать в коридор, чтобы потом спокойно разобрать.

Поиски оказались занятием интересным, и теперь по всему дому слышался топот, хлопанье дверей, смех и крики:

— Смотри, какой стол! Ирвин, иди сюда!

— Кожаные диваны — это не чересчур?

— Классные светильники, на цепях, то, что надо!

— Давайте эту хрень возьмем. Не знаю, что это такое, но она прикольная!

— И эти статуэточки. Они такие милые…

Самому Рону приглянулись два торшера, огромный сундук и лохматая шкура.

— Далеко не расходитесь, тут легко заблудиться, а у вас нет карты. И где-то там есть скрытые порталы, они могут перенести в центр дома и я вас не найду! — откуда-то слева раздался голос Дафны. В соседней комнате заржал Феликс ? то ли решил, что это шутка, то ли у него был иной повод для веселья.

— Думаю, нам надо вернуться в коридор и посмотреть, что мы собрали. Может быть больше и не надо, — Валентина охотничий азарт, похоже, не коснулся.

Прихватив с полки маленькую тяжелую фигурку оленя, отбивающегося рогами от нападающих собак, а заодно и всю полку, — а что, полка лишней не будет! — Рон пошел обратно. Не сразу, но нашел знакомый коридор, и даже присвистнул от удивления: собранные вещи высились почти до потолка. Гора диванов, кресел, кушеток, столов и столиков, свернутые ковры, шторы с карнизами, книги, табуретки, какие-то цепи и шнуры, шкафы и рулоны обоев. Идея, вначале показавшаяся разумной, таковой явно не оказалась.

Рассмеявшись, Рон затаился в соседней комнате, ожидая Бекку.

— М-да… — похоже та так опешила от неожиданности, что даже растеряла свой командный тон. — И как теперь все это разбирать?

В дверях застыли потерявшие дар речи Викки и Оливия.

— Осторожно! — раздался истошный крик из соседней комнаты. Чжоу? Что с ней опять случилось? Рон обернулся и едва успел упасть на колени: из соседней комнаты, тихо покачиваясь и музыкально позвякивая, по воздуху плыл огромный черный рояль. Взмахнув палочкой, Рон успел опустить его перед дверью. И тут же прижался к стене: следом прилетела очередная стайка стульев и образовала непроходимый завал на крышке рояля. Возможности попасть в коридор больше не было.

— Эй вы! Остановитесь немедленно! Больше ничего не берем! Все сюда! — позабыв обо всех Сонорусах, попытался докричаться до компании Рон.

Викки и Оливия подошли сразу, Ирвин ? парой минут позже. Кэрол и Феликса пришлось ждать минут пять. Они пришли вместе, задумчивые и какие-то помятые.

— Куда вы забрели? Сколько вас можно ждать? Нашли что-нибудь интересное?

— Мы нашли кровать, — Кэрол мечтательно улыбнулась и равнодушно посмотрела на баррикаду из мебели, наглухо перекрывшую выход в коридор.

— Кровать? Для Ирвина?

— Нет, она ему не подойдет. Двуспальная и такая мягкая… — Феликс довольно осклабился, а Викки густо покраснела:

— Бесстыдники!

— Ханжа! — мгновенно парировала Кэрол. — Или завидно?

— Да замолчите вы, наконец! — похоже, Бекки впервые не знала, что теперь делать. — Как теперь все это разбирать? Я не понимаю, откуда столько вещей набралось. Я выбрала всего три дивана, четыре кресла, десяток стульев, скамеечки, еще совсем новые деревянные панели в упаковке, полки… — и так и замерла, открыв рот.

— Ну да, мы тоже примерно сколько же. Каждый, — улыбнулась Оливия. Кэрол угрюмо кивнула.

— И сколько же у нас теперь диванов? — захлопала ресницами Чжоу.

— Сейчас узнаем. Акцио диваны! — радостно выкрикнул Ирвин.

Из прихожей раздался угрожающий гул, будто где-то в вышине стронулась лавина. Пол под ногами мелко задрожал. Что-то тяжело ударило в угол двери со стороны коридора. Стулья с рояля посыпались на пол, и в дверь полезли они — огромные, ощетинившиеся ножками и торчащими пружинами диваны. Перемалывая все на своем пути, таща за собой месиво из штор и какой-то рухляди.

— Протего! — только успел крикнуть Рон. Чудовищная куча с диким грохотом обрушилась к их ногам, окутав всех облаком пыли.

— Мои статуэточки… — задыхаясь от кашля простонала Чжоу. — Они погибли!

— Мои шторки… — вторила Виктория.

— Метлы. Я нашел целых пять Чистометов и еще две сломанные Молнии на запчасти, — отчеканил Валентин. — Ирвин, я тебя убью!

— Не надо, он сейчас сам выпьет яду! — сморщилась Дафна. — Все живы? А где Роджер?

Роджера не было. Рон вообще не мог вспомнить, когда видел его в последний раз.

— Роджер! — хором закричали Дафна, Оливия и Викки. Даже Кэрол проявила некое подобие интереса и внимательно осмотрелась по сторонам, словно Дэвис мог стоять рядом.

— Он остался в коридоре. Этот придурок всегда все делает не так! — злобно прошипела Чжоу.

— И мы завалили его мебелью. Он погиб там, под завалами. В куче мебели и твоих скульптурок. Довольна?

— Роджер!!! — истошно завопил Ирвин. — Нет, я не верю! Только не это!

— Роджер!!! — присоединились Оливия и Виктория. — Потерпи! Мы тебя спасем! Только молчи и не шевелись, чтобы сломанные кости не смещались!

— Кости… — побледнев, Чжоу прислонилась к стене и начала тихо по ней сползать.

— Идиоты, вы там живы? — голос, усиленный заклятием, заставил всех подпрыгнуть. Хотя и сильно искаженный, но все равно узнаваемый. Голос безвременно погребенного, сломанного Роджера.

Идиоты хором испустили радостный вопль:

— Мы в порядке! А ты где?

— Я с той стороны, в коридоре, почти у гостиной.

— Как ты там оказался?

— Смело отступал от летящей рухляди. Вы знаете, что вы маньяки?

— Они знают! — расхохоталась Кэрол. — И ханжи.

— Это Роджер? — неуверенно спросил Ирвин, еще не веря в это чудо.

— Думаю, что он. Или его призрак. Но призрак вряд ли обозвал бы нас идиотами и спрятался в коридоре. Он парил бы тут, капая кровью из ран и потрясая какой-нибудь вазочкой.

— Роджер! — кажется, он придумал, как им выбраться. — Открой дверь в гостиную и начинай левитировать вещи туда по одной. Заодно чини и расставляй по порядку, там полно места.

— Как? Ты с ума сошел?

— Вингардиум Левиосой, если невербалкой не можешь. Потом — Репаро. Зато в следующий раз трижды подумаешь, прежде чем решишь отлынивать от работы.

— Но это же займет весь день!

— Ну, так не теряй времени! — радостно выкрикнула Чжоу.

— Вообще-то мы можем пойти в обход, там есть еще один коридор! — внезапно сообразила Дафна.

— Я и не сомневался, но Роджер-то об этом не знает!

— Думаю, нам не стоит особенно торопиться….

* * *

— Садись, — Билл огляделся, выбирая место. Кровать, стул и маленький журнальный столик — вот и вся обстановка крошечной мансарды, где теперь обосновалась надежда магического мира. Сам Избранный устроился на подоконнике, уперев подбородок в колени.

Гарри изменился. Не просто повзрослел или похудел — стал вообще другим. Исчезла детская доверчивость во взгляде, застенчивая улыбка. Раньше бы он расспрашивал про Нору, маму, Фреда и Джорджа. Теперь лишь вежливо ждал, когда гость объяснит причину своего визита.

Неожиданно Билл понял, что не знает, с чего начать. Что родители, братья и Джинни сейчас скрываются у Мюриэль? Нет, он не хочет говорить с Гарри о сестре, о ее погасших глазах и исчезнувшей улыбке. О том, с каким ужасающим спокойствием она ждет своего совершеннолетия, чтобы вступить в Орден и примкнуть к их борьбе.

Нет, он решительно не понимал, как начать разговор. Перед ним был не Гарри. Этого человека он не чувствовал и не представлял его реакции на свои слова. Что Гарри ответит на вопрос о Роне? Сможет ли ответить?

Что происходит с Роном, Билл перестал понимать уже давно. С того момента, когда осенью тот внезапно возник на пороге их дома. Билл сперва решил, что случилось что-то непоправимое. Брат был не похож на себя — исхудавший, оборванный, обозленный. И так и не захотел ничего объяснить. Поселился в каморке под потолком, сидел там весь день, а по ночам бродил из угла в угол, не давая уснуть.

— С Гарри и Гермионой все нормально. А я больше не могу…

И все. Чем ему помочь, Билл не знал. Так продолжалось неделю, потом брат заговорил. Путано, с длинными паузами. Наверное, по другому он не мог — слишком много тайн всегда было вокруг них с Гарри. И Билл ничего не понял, кроме того, что у Рона не выдержали нервы, и тот бросил друзей. Понять и принять этого он не мог, но Рон всегда был слишком слабым. Наверное, все они были в этом виноваты. Мальчишке никогда не давали возможности делать то, что он хотел, и он просто шел следом. Сначала — за братьями, потом — за Гарри. Видимо, это был не его путь.

Потом Рон исчез, так же неожиданно, как появился. А через несколько месяцев вернулся с раненой Гермионой на руках. Той ночью Билл увидел брата с другой стороны — решительного, уверенного в своих действиях. Он даже не сразу понял, что Рон опять оставил Гарри, а не находится здесь по его поручению.

Но день расставил все по своим местам. Признание Рона оставило чувство легкой горечи, и Билл сам не мог объяснить себе ее причину. Что его разочаровало: то, что Рон опять оставил Гарри, их последнюю надежду? Или что даже этого придержаться не смог, вновь бросившись его искать?

Последнее оказалось роковым. Рон и Гермиона пропали, и сколько не бился Билл, ничего больше узнать у Луны не удалось.

— С ними все хорошо! — повторяла она уверенно. Однако время шло, и верить в это становилось все труднее.

Визит Аберфорта всколыхнул угасшую уже надежду. Рональд, его непутевый младший брат, жив. И опять влез во что-то опасное по распоряжению покойного Дамблдора, похоже, на этот раз в одиночку.

И чем это может закончиться, один Мерлин знает. Но с чего это началось, мог рассказать Гарри Поттер, и в поиске ответов Билл аппарировал в Эсселби.

— Я понимаю, что ты не можешь рассказать мне всей правды, — стул был жестким и неудобным, но говорить стоя было еще хуже, — но раньше, когда я знал, что Рон не один, мне было спокойнее. Я не прошу, чтобы ты рассказал мне суть задания Рона, просто скажи…

— О чем ты?

— О задании Дамблдора, которое выполняет мой брат, — Билл почувствовал, что начинает злиться.

— Дамблдор дал нам одно поручение, которое мы выполняли вместе. У Рона не было какого-то отдельного задания.

— Но тогда… — растерялся Билл, — чем же он занят?

— Я не знаю. С того момента, как мы расстались в Кабаньей голове, я о них ничего не слышал. Рон с Гермионой ушли…

К тому, что Гарри ничего не знает, Билл готов не был. Ему почему-то казалось, что кто-то обязательно сообщит Гарри о произошедшем с Роном и Гермионой в Косом переулке, но, похоже, Орден Феникса предпочел беречь Избранного от плохих вестей. Имел ли он право идти против их решения?

— …я был не прав, или мы оба, — Билл с опозданием понял, что Гарри продолжал говорить. — Это был их выбор, и я не думаю, что мы должны вмешиваться…

— Гарри, подожди. Я должен тебе кое-что рассказать.

Вернуться мыслями в прошлое оказалось легче, чем он ожидал. Вечер той среды сам собой встал перед глазами. Они с Флер сидели в гостиной, когда за окном раздался хлопок аппарации. Дина Томаса он увидел тогда впервые, Луну запомнил еще со свадьбы. Висящего на их плечах старика знал, наверное, весь магический Лондон.

— Помогите, ему плохо! — Дин шарил глазами по сторонам. Тогда Билла поразило не столько их внезапное появление, сколько отсутствие у всех троих волшебных палочек.

Расспрашивать было некогда. Олливандера устроили в гостевой спальне на втором этаже. Он был не так плох, только измучен и напуган. Дин и Луна сидели в гостиной. Да, именно тогда ему особенно четко показалось, что девушка не совсем нормальна. Она была слишком спокойна для человека, чудом избежавшего смерти.

— И тогда Рон как заорет: "Н-е-е-т!" — новый хлопок за окном прервал рассказ Дина на полуслове. Тот подпрыгнул на диване, его рука метнулась к карману мантии и застыла.

— Билл, помоги!

Рон стоял на поляне, прижав к себе Гермиону. Билл успел заметить только безвольно болтавшуюся руку и бледную щеку, перепачканную кровью, как Флер с неожиданной силой подхватила девушку и внесла в дом.

Потом они с братом вдвоем стояли под дверью спальни и молчали. Рон был спокоен. Тогда это казалось странным, потом Билл понял — брат принял решение.

— С ней все в по’ядке. Не знаю, кто лечил эту ’ану, но свое дело он знал, — Флер деловито вытирала руки передником. Рон молча кивнул, прошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Утром Гермиона пришла в себя. О чем они с Роном говорили, Билл не знал, но брат опять изменился. Уверенность оставила его, он был растерян и подавлен. Затем оба исчезли, как потом выяснилось — вернулись в Кабанью голову. Но ничего не узнали — Аберфорт не захотел им помочь.

Что произошло, Билл узнал только вечером. История повторилась, Рон снова оставил Гарри. И снова раскаялся в своем поступке. Теперь он хотел только одного — найти друга. Наверное, им стоило поговорить, но тогда Билл был уверен, что брат должен сам в себе разобраться. Правильно ли он поступил? Провожая Рона, Гермиону и Луну в Косой переулок, он еще верил, что да.

— Косой переулок? Они искали меня там? Почему? — неожиданно перебил его Гарри.

— Они ждали тебя у Гринготтса, если быть точнее. Гермиона сказала…

— Гермиона — умница, а я был прав, — вскочив с подоконника, Гарри заметался по комнате, но, заметив, что Билл не разделяет его энтузиазма, спросил: — Что было дальше?

— На них напали Пожиратели. Луна так и не смогла толком объяснить, что произошло, но с них свалилась мантия, и Гермиону узнали. Рон остался невидим, а за ними началась погоня. По сути, это все что, я знаю. Луна вернулась в Ракушку — и не спрашивай, как ей это удалось без волшебной палочки — а Рон с Гермионой пропали. По крайней мере, так считалось до этой ночи.

— Они вернулись к Аберфорту? — Гарри опять присел на подоконник.

— Нет. Я не знаю, где Рон. Он заходил к Аберфорту и оставил послание для меня. А Гермиона… Гарри, она исчезла.

— Что? — тихо переспросил Гарри, словно не веря. Вот почему Орден не рассказывал ему о произошедшем. На что решится Гарри, осознав, что Гермиона пропала?

— Пока не нашли, — спокойно, как маленькому, сказал Билл, — но мы делаем все возможное.

— Что говорит Луна? — не сорвался. Но видно было, что парень держится из последних сил.

— Что ей удалось спрятать Гермиону там, где ее не найдут, что она в безопасности.

— Где-то в Косом переулке?

— Да не знаю я! Луна несет какую-то чушь и только улыбается. Но она и про Рона говорила, что ему удалось спастись, и сам видишь…

— Рон. Что с ним? Что именно сказал Аберфорт?

— Сейчас, — Билл на мгновение прикрыл глаза, сосредотачиваясь. — Просил не волноваться. Сказал, что Забини и Нотт занялись какими-то странными делишками, и один из них — Пожиратель смерти. И еще. Они надеются выйти на тебя через Чжоу Чанг и Джинни. И что Рон сильно рискует.

— Ничего не понимаю. При чем тут Чжоу? И как Рон мог узнать что-то про Нотта и Забини? Он прячется в Косом переулке?

— Луна говорит, что его там нет.

— Луна? — Гарри недоверчиво улыбнулся. — Откуда она может это знать?

— Не может. И убежать из Косого переулка через антиаппарационные щиты и без волшебной палочки не могла. И спрятать Гермиону так, чтобы никто не мог найти — тоже.

— Но прошло десять дней. Почему мне не рассказали все сразу?

— Сперва мы ждали, что они вернутся, потом…

— Они мои лучшие друзья! Они пропали, пытаясь меня найти! Ты был обязан…

— Он мой брат, Мерлин тебя побери! Не рассказывай мне, что я должен был делать!

— Прости, — Гарри снова соскочил с подоконника, но так и остался стоять у окна, глядя в стекло. Помолчал минуту, словно приходя в себя или собираясь с мыслями. — Нотт мог стать Пожирателем, как его отец, да и Забини, думаю, тоже. Я хорошо его помню по Клубу Слизней. Такие очень легко продают душу.

Лица Гарри Билл не видел, но голос звучал ровно. Парень явно справился с собой и пытался думать логически. Только пальцы нервно катали по подоконнику серебряный цилиндрик. У Рона тоже был такой.

— У Ордена на обоих есть информация. Последнее время они действительно проявляют странную активность. И еще одна странность. Несколько дней назад в Пророке появилась статья о том, что Министерство Магии допускало множество нарушений. Сейчас начато расследование действий Комиссии по учету магловских выродков. И начал его Перси.

— Твой брат? И ему это позволили?

— В том-то и дело. Сам понимаешь, сейчас никто не написал бы такое, если бы не был уверен, что его поддержат кто надо.

На Орден Феникса выход статьи повлиял странно: неверие, страх, надежда, все смешалось. Патронусы и совы носились между орденцами, как оглашенные. Каждый видел в произошедшем свой смысл, свою перспективу, и торопился поделиться ими с другими. Но приказ сверху был однозначен — ждать и ничего не предпринимать.

— Пока мы будем выжидать, они обратят общественность против нас! — пророчил Эрик Верн, молодой парень, не так давно вступивший в Орден. Многие из его идей казались Биллу вполне здравыми, но руководство в лице Кингсли и Минервы оставалось непреклонным.

Биллу последствия выхода статьи виделись двояко. С одной стороны, это могло означать смену политического курса, во что верилось с трудом. С другой — попытку выманить Орден из подполья. В таком случае решение выжидать казалось самым разумным, но отдавать инициативу в руки Пожирателей мучительно не хотелось.

Но ход уже был пропущен. Плакатами с изображением Перси и Бьюни были заклеены все оживленные места Магической Британии, общественный резонанс достиг небывалых пределов. Зачем это нужно Пожирателям, неясно, но, как бы то ни было, Орден позволил им это сделать. Позволил заявить о собственных преступлениях! Смешно! Но смешно отчего-то не было.

— Ничего не понимаю. А чем заняты Забини и Нотт?

Как объяснить это, Билл не знал. Вначале, зимой, все выглядело так невинно, что Орден даже не сразу обратил свое внимание на происходящее. После Рождественских каникул Забини не вернулся в Хогвартс, решив закончить обучение самостоятельно. Блажь, не более. Затем — его возросшая общительность, затягивающая в свои сети все больше и больше людей.

Вечеринки у Забини, Монтегю, Ноттов, Флинтов и других чистокровных семей, на которые приглашались выпускники других факультетов. Жизнь Забини и его друзей неуклонно превращалась в череду праздников и развлечений, его популярность росла. Несмотря на недовольство родителей, бывшие пуффендуйцы и когтевранцы рвались к своим новым чистокровным друзьям, а те неизменно были рады их видеть. Казалось, что в этом напуганном, ежеминутно ждущем беды мире появился островок веселья и безопасности. И родители с горечью понимали — только там их детям ничего не угрожает, и терпели все — безобразную магловскую одежду, то, что их дети могли вернуться домой только под утро и нетрезвыми, прогулы занятий и откровенное хамство. Забини мог не только защитить, но и помочь в поисках работы, с учебой и деньгами. Теперь жизнь их детей всецело зависела от него, и Забини начинали ненавидеть.

Потом разрозненные компании начали объединяться. То ли влиятельным семьям надоело терпеть эти бесконечные сборища под своей крышей, то ли ребята и правда решили помочь Ирвину, но в последнее верилось с трудом. Что там происходило, никто в Ордене не знал, но молодежь практически переселилась туда. Билл чувствовал, что они опять опоздали — не меньше тридцати человек полностью выпали из-под контроля. Кто-то тратил на этот нескончаемый праздник огромные деньги, и в этом должен был быть какой-то смысл. И только сейчас, после выхода статьи в Пророке, они стали догадываться, какой.

Из дома, словно птичьи стаи, вылетали организованные группы. Обычно под предводительством Флинта или Монтегю. Они появлялись везде, где собирались волшебники, быстро наклеивали на стены плакаты с изображениями Натаниэля Бьюни и Перси, выкрикивали лозунги в поддержку Комиссии по расследованию злоупотреблений и снова исчезали за стенами дома. Кто-то начал игру, и если Забини или Нотт стали Пожирателями, становилось понятно, кто. Да, информация, переданная Роном, была бесценна. Но что с ней делать, Билл не представлял.

— Наша ошибка в том, что мы позволили им подумать, что под крылышком у Пожирателей можно отсидеться, — неожиданно произнес Гарри. — Люди должны понять — то, что исходит от Тома Риддла, не может быть во благо. За все придется платить.

— И как им это объяснить? — неожиданность подхода поразила. Об этом они не подумали.

— Через их родителей. Через их знакомых. Наш мир слишком мал, все знают друг друга. Как только люди поймут, что их дети нашли не защиту, а большой геморрой на свою задницу, они сами побегут оттуда.

— А если нет?

— Тогда наше дело им показать, что дом опасен. И быть рядом с Забини страшнее, чем сидеть под крылышком у родителей, — Гарри нехорошо улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что мы должны объявить им войну? Это же дети…

— Тогда мой отряд — тоже. Но мы готовы вступить в бой хоть сегодня.

* * *

Вернуться в дом получилось только под вечер. Работали споро, при этом особую прыть показали, как ни странно, Кэрол с Феликсом. Бекки долго примеривалась, прежде чем выбрать предмет для переноски, а починив, еще долго рассматривала, то подходя вплотную, то отойдя к самой стене. Чжоу мебель не интересовала — только вазочки и статуэтки. Оливия с Викторией сперва проверяли каждый предмет на наличие проклятий и каких-то спор. Роджер искал повод оказаться рядом с Чжоу, не находил и впадал в тоску. Валентин сначала честно работал, но неожиданно заявил, что пока его не покормят, он делать ничего не будет.

Пришлось сделать перерыв. Дафна исчезла на несколько минут, а затем появилась, подгоняя волшебной палочкой целую стаю подносов. Помощью домовиков она не воспользовалась — то ли постеснялась, то ли боялась, что те расскажут родителям, во что они превратили гостиную. Да, выглядела комната презабавно — тридцать четыре дивана, двадцать одно кресло, больше пятидесяти столов. Ковры, шторы, полочки и прочую ерунду считать было лень. Часть вещей отправили обратно, но все равно зал напоминал магазин перед распродажей. Но пока было решено оставить все, как есть — переправить вещи в дом, где пол до сих пор был не восстановлен, не было никакой возможности.

В холле было пусто, но справа доносились голоса. В той части дома Рон еще не был, хотя, возможно, с нее следовало начать. Здесь было заметно суше и теплее, вдоль стен вразнобой стояли лавки, стулья, табуретки и кресла. Середину помещения занимал длинный стол, застеленный выцветшей скатертью до пола, заставленный тарелками, кувшинами с тыквенным соком и коробками с пирогами. Возможно, вся эта мебель сохранилась от старых жильцов, либо была собрана на ближайших помойках.

После холла потолок казался низким, а стены.… В первый момент Рон не обратил внимания на эти криво повешенные огромные плакаты. Перси Рон узнал сразу. С гладко зачесанными волосами и в костюме тот склонился над листом пергамента, затем внезапно сжал челюсти так, что заходили желваки, что-то черкнул внизу свитка и перевел взгляд на них. От неожиданности Рон едва не сделал шаг назад. Он видел эту колдографию в Пророке, но увеличенная, она производила гораздо большее впечатление. Соседнюю стену занимал огромный портрет из той же статьи — целитель, имени которого Рон не помнил.

— Кто это? — незаметно подошедшая сзади Кэрол воззрилась на плакаты.

— Ты что, статью не читала? — невысокий парень, похожий на белку, удивленно переводил глаза с Рона на девушку. ? Это Натаниэль Бьюни, с его истории все и началось.

Разговор привлек внимание. Все, кто был в комнате — не менее двадцати человек, парни и девчонки — перестали переговариваться и жевать и удивленно уставились на вновь прибывших.

— Кэрол, не придуривайся, не смешно, — устало бросила Дафна. Кэрол пожала плечами и подошла к столу с закусками. Рон был рад, что «невеста» вмешалась. Насколько можно было судить по плакатам, в курсе текста статьи были все присутствующие в доме кроме его компании. Флинт, Фосетт и Монтегю времени явно зря не теряли. — Как тут дела?

— С утра возимся с этим старьем, пока вы где-то прохлаждаетесь, — «белка» начал раздражать. Мог бы быть и повежливее с самим Блейзом Забини.

— Вас тут с утра не было, мы аппарировали отсюда в полдень. Вопрос с ремонтом пола и мебелью решали.

— Я не хотел ничего сказать… — попытался сдать назад коротышка, но Рон демонстративно отвернулся.

— Где Сандра?

— Они в кабинете с Маркусом, Грэхемом и Людо.

Кто такой Людо и где находится этот самый кабинет, Рон не представлял, так что уверенно кивнул, выбрал кресло поновее и расположился в нем.

Почему-то Рон не был готов к тому, что большинство расположившихся в комнате будут ему не просто знакомы, но и симпатичны. Они вместе играли в квиддич, смеялись над проделками близнецов. Они были понятны и близки, и думали так же, как он. И как они оказались здесь, позволили собой манипулировать, втянуть в эти грязные игры? Почему им тут так хорошо и весело, они уплетают пироги, хохочут и расписывают стены надписями «Перси Уизли — наш герой!»?

Но более всего его поразили двое. Они сидели с краю от остальных на продавленном диване, о чем-то негромко переговариваясь. И если Кормака Маклаггена Рон еще готов был увидеть — тот никогда ему не нравился — то Алисию Спиннет… Это в голове не укладывалось. И гриффиндорцы здесь!

— Блейз! Вот ты где! — неожиданно на пороге возникла Сандра. — А мы в кабинете были, думали, ты уже не придешь.

— А я только-только. Идем.

Блейз решительно поднялся и прошел к девушке.

— Как ведро? Больше не сталкивались? — Сандра молча покачала головой. Выглядела она осунувшейся и какой-то расстроенной. — Флинт разорялся, что ты не появляешься столько дней.

— Я пришел, как только смог. Дел было невпроворот. Зато можешь меня поздравить — я решил вопрос с ремонтом. Мебель уже выбрана и будет доставлена сюда, как только сделаем пол.

— Здорово, — безо всякой радости ответила девушка. — Но Флинту-то какая разница. Он давит на Людо, тот того и гляди взорвется.

— А сами они ни на что уже не способны? — Рон уже ничего не понимал. Ну да, два дня не приходил, зато сегодня за пару часов решил все вопросы. И кто такой, тролль его дери, этот Людо?

Ответ на свой немой вопрос Рон получил незамедлительно. Навстречу ему, что-то говоря через плечо спешащим за ним Флинту и Монтегю, несся сам Людо Бэгман. Огромный, толстый, похожий на рассерженную осу. Рон почувствовал, что губы сами расплываются в глупой восторженной улыбке.

— Блейз! Ты что себе вообразил? — это было как ушат холодной воды за шиворот. Зато Рон сразу вспомнил, кто он и где находится.

— Я тоже рад тебя видеть. Маркус, Грэхем, идите к ребятам. Нам с Людо надо поговорить, — оставалось надеяться, что фирменная улыбочка Блейза получилась. Во всяком случае, Монтегю ускорил шаг, и Флинт, пару секунд промедлив, присоединился к нему.

— Идем в кабинет, — Рон постарался, чтобы это прозвучало приказом. Так он выиграет пару минут и хоть узнает, где находится этот проклятый кабинет.

Итак, Людо тоже с ними. Грубый, неумный, веселый, он умудрялся вечно влипать во всякие истории. Неудивительно, что его занесло сюда. Но как ему объяснить, что то, что здесь происходит — не квиддич?

Кабинетом оказалась комната, где они уже были — та, с фотографией на стене. Людо бесцеремонно плюхнулся на кровать, где рассталась с жизнью бедная старушка, и уставился на Рона.

— Я слушаю, — Рон остался стоять, скрестив руки на груди. Где-то он слышал, что это должно нервировать собеседника. Или наоборот, нервирует, если тебе не предложили сесть?

— Мы так не договаривались! — Людо уже не кричал. — Я должен был просто развлекать этих придурков, а не вести эти разговоры о политике. То, что ты заплатил мои долги, не дает тебе права заставлять меня сидеть в этом склепе…

— А где ты собирался сидеть? В гостиной Гринграсс?

Бэгман смешался. Заерзав на кровати, он растеряно смотрел на Рона снизу вверх. Всякая симпатия к этому человеку тут же испарилась — значит он не доверчивый простак, а пришел сюда ради денег. Отлично понимая, что делает. Возможно и разговоры о том, что раньше он был с Пожирателями, были правдой?

— Но мы могли бы собираться у тебя…

— А зачем мне таскать к себе домой всякий сброд? — фраза прозвучала довольно двусмысленно, и Людо покраснел.

— Но все равно я не понимаю, почему должен разжевывать эту статью и объяснять этим придуркам, что они должны теперь чувствовать. Может мне еще и по городу с ними бегать, расклеивая плакаты?

В мозгу будто что-то щелкнуло. Вспомнился разговор с Ноттом в Чессингтоне, в котором они гадали, что же должно скоро случиться. Как теперь понимал Рон, ожидаемым событием была статья, но тогда никто об этом не подозревал. Кто же мог отдать Людо приказ «разжевывать статью», если Забини к моменту ее выхода уже лежал в собственном шкафу?

— А кто тебя об этом просит? Занимайся своим делом — води хороводы, пой песни. Можешь над лужайкой полетать, там где-то пара метел старых валяются.

Удар не прошел мимо. Людо аж затрясся от ярости:

— Мальчик, не забывай, с кем ты разговариваешь!

— Это ты по-моему забыл, на кого работаешь. Кто тебе сказал разбирать с ними статью? — вопрос прозвучал резко, как команда. И Людо ответил, не раздумывая:

— Флинт. Но Блейз, я думал, что помогаю тебе… И он не в то, чтобы велел… — заканючил Людо. Ему явно не были нужны проблемы.

— Ладно, забудь, я не обиделся. Ты добрый малый, Людо, и всем позволяешь садиться тебе на шею. Ты — наша звезда и гордость, вот и звезди. А статьи — действительно не твое дело.

— Вот и я о том же! — Людо распрямил необъятные плечи и, выпятив живот, выплыл из комнаты. — Я — звезда, и не забывай об этом, Блейз!

* * *

Мир переворачивается. Гермиона летит к звездам, и они зовут ее тихими голосами. Их язык ей незнаком — она даже не знала, что звезды умеют говорить, и у них разные голоса — они то шуршат, как осенние сухие листья по асфальту, то тихо звенят говором старинного хрусталя. Оказалось, что небо только кажется черным — у него нет цвета, оно — бездна, колодец, темнота, и на его дне живут луна и звезды, и сейчас они зовут ее, чтобы объяснить то, чего она не понимает.

Гермиона оглядывается. Земля тихо таяла вдали — такая маленькая, далекая, одинокая. «Не бойся, я вернусь! Я люблю тебя, здесь мой дом, родные, друзья…»

.Правда, дома уже нет, родные далеко и не вспомнят о ней, друзья растерялись в пути.. Или это она потерялась? А как бы было хорошо сейчас лететь вместе! Гарри бы точно понял то, что говорят звезды — он всегда все понимает, или чувствует. А она…

Может Марк прав, и она способна понять только то, что напечатано на бумаге и подсунуто ей под самый нос? Но звезды так мудры…они помогут. Рядом очутилась Луна. Они уже не летят, а стоят на лугу, заросшем высокой сочной травой, сквозь которую краснеет клубника. Или все равно летят? У снов свои законы, а она спит.

— Прости меня, Луна…я не смогла тебе помочь! Я даже не знаю, что произошло, но я не хотела тебя бросать одну!

— Ты и не бросила…. — голос подруги шуршит порывом ветра. Луг исчез. Исчезло все — остался только холодный и призрачный лунный свет. Он уносит все краски и тихо шевелит длинные волосы Луны, превратившиеся в сгустки белого света. Ее кожа светится, в глазах ? покой и всезнание, как у звезд. И как она прекрасна! Даже странно, что раньше никто этого не замечал.

— Я не знаю, как это все случилось… Я так за тебя боюсь!

— Не стоит! Что они могут сделать луне? Я выше этого, я над миром, я просто наблюдаю,— опять тихий смех.

— Ты не можешь быть луной, ты же моя подруга!

— Разве? Твои друзья — Рон и Гарри. А я — так… Но я все понимаю, со мной трудно дружить. Я странная, я не похожа на вас. Ты никогда мне не верила…

— Но это ничего не меняет! — странно, но именно то, что Луна была права, ранило больше всего. Хотелось спорить, оправдываться, как будто это могло что-то исправить.

— Конечно, не меняет. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Ты такая, какая есть, и ты все делаешь правильно. Ничего не бойся — все идет так, как и должно.

Легкое прикосновение к ее ладони. Как тогда, в магазине. И точно так же, как там, ладонь выскальзывает из рук.

— Прощай! — голос тает позади, лицо Луны растворяется в серебристой дымке. И неожиданно черты ее лица начинают странно меняться. Длинные волосы исчезают, огромные глаза становятся меньше и теряют свое странное выражение.

Это уже не Луна…

Это…

Это же Рон!

— Рон! Рон, я здесь! — но он не слышит. — Посмотри на меня!

Все бесполезно… Она не может ничего изменить. Остановить, обнять… он все дальше и дальше. Сквозь слезы на глазах Гермиона наблюдает, как родное лицо начинает меняться: кожа странно темнеет, прямые волосы завиваются крупными кольцами, глаза наливаются темнотой ночного неба.

Кто это? Она не может разглядеть…

Узнать…

Вспомнить.

А лицо продолжает меняться, кожа опять белеет, в глазах зажигаются красноватые отблески огня, губы кривятся в странной улыбке.

Но это же… Марк?

Нет, он совсем другой. Или именно такой? Гермиона ничего о нем не знает, но он не должен быть здесь, так близко. Это место Рона. Ей опять становится страшно. Хорошо было бы стать луной, она могла бы плыть по небу, смотреть на всех сверху вниз, и никто не причинил бы ей зла!

Сделав шаг вперед, Гермиона отталкивается ногой от земли и начинает плавно подниматься вверх, к звездам, прочь от этого человека. Да, так нужно ? она же должна была что-то понять…

Марк не трогается с места. Это ее сон, и он должен уйти. Только бы ей удалось хоть на мгновение отвести от него взгляд, и уже почти растворившееся в холодной дымке лицо исчезнет, сотрется из памяти! Ей так нужно лететь дальше!

Но она не может. Тело наливается свинцом, ей не уйти. Внезапно Марк поднимает глаза. Он далеко, но совсем рядом. Или все-таки не он? Длинные волосы туманом льются по плечам, тени ложатся под скулы. Лицо становится молодым и неожиданно знакомым.

Резко откинув голову назад, он хохочет — звуков не слышно, но Гермиона чувствует в смехе что-то безумное. Оттолкнувшись обеими ногами, внезапно взлетает вслед за ней…

И тогда все встает на свои места.