Severus' Dreams (джен)

Долгое время Гарри продолжал сидеть, держа Тима у себя на коленях и находя утешение в теплом присутствии сына. Наконец он уложил ребенка обратно на кровать, откинув прядь светлых волос с закрытых глаз. Расслабившись во сне, Тим походил на милого невинного ангелочка с картины, скрывая отголоски тьмы, прятавшиеся за застенчивой улыбкой и голубыми глазами.

— Папа? — прошептал Тим, напугав Гарри, который думал, что ребенок заснул.

— Да?

Ребенок потянулся и взял Гарри за руку, сжав ее.

— Я люблю тебя, — Тим сонно вздохнул, а затем его дыхание стало глубже.

— Я тоже тебя люблю, сынок, — раздался его надтреснутый голос. Он спустился вниз, зная, что сна ему после такого не видать.

На кухне в эти ранние утренние часы было темно и холодно. Кричер завозился у камина, когда Гарри не предпринял попытки сделать это самостоятельно.

— Оставь, как есть, — сказал он хрипло, когда домашний эльф попытался зажечь лампы, и махнул куда-то в сторону двери. — Иди спать.

В свете огня глаза эльфа странно мерцали.

— Возможно, Кричеру стоит разбудить хозяйку Джинни? — с сомнением прохрипел он, распознав настроение своего хозяина.

Гарри покачал головой. Не нужно было, чтобы и Джинни с ним тут сидела.

— Возможно, Кричер мог бы принести хозяину…

— Кричер, — его голос прозвучал резко под властью раздражения. — Иди спасть, — бедное существо вздрогнуло. — Пожалуйста, — чуть мягче добавил Гарри, стыдясь того, что поднял голос.

Долю секунды эльф не шевелился, склонив голову на бок, словно ища способ обойти прямой приказ. Он медленно кивнул, явно не желая оставлять Гарри одного, но все же щелкнул пальцами, с тихим треском исчезая.

Протяжно вздохнув, Гарри поставил чайник на плиту. Часы пробили четыре раза, когда он уселся за стол с чашкой в руках, чувствуя себя старым, задеревенелым и подавленным. Его подмывало отправиться наверх в кабинет и налить себе стакан огневиски, но он знал, что после увиденного в разуме Тима воспоминания, ему не хватит и целой бутылки.

За последние четыре года смерть Смита заняла почетное место среди кошмаров Гарри. Смит стал первым человеком, которого ему довелось убить, даже через войну Гарри удалось пройти, не замарав руки чужой кровью. Сегодня он впервые подумал о случившемся без сожаления. Мерлин знает, если бы он мог, он бы воскресил этого ублюдка, только чтобы убить его еще раз.

Возможно, ему стоило навестить могилу Смита, чтобы плюнуть на нее. А пока что ему надо было поговорить с Фиби, когда она придет к ним, и желательно без присутствия рядом Джинни. Этот последний случай, скорее всего, лишь без нужды напугает ее.

Последний кошмар Тима был одной из самых странных вещей, что пережил Гарри за долгое время. Коснувшись разума ребенка, он почувствовал в нем иное присутствие. Раз или два он же ощущал нечто подобное, но раньше это присутствие было смутным и младшего самого Тима.

Фиби говорила, что это были симптомы подавленных Тимом воспоминаний. На ум Гарри приходил лишь самоналоженный Конфудус. Дадли же называл это “диссоциацией”. (1) С мрачной улыбкой он отмечал, что был знаком с этим механизмом.

Гарри содрогнулся, думая о брошенных Дадли намеках на то, что происходило между ним и Верноном в то время, когда Гарри либо был спокойно заперт, либо находился в школе. После двух лет совместной терапии с Дадли Гарри был рад тому, что ему приходилось терпеть лишь грязный рот и жестокий нрав Вернона.

Дадли описывал это явление, как своеобразную блокировку воспоминаний, но он упоминал и о том, что человеческий разум мог блокировать части себя так, что казалось, словно в теле была не одна личность. Когда происходящее с Тимом становилось слишком серьезным, он словно бы решал, что это на самом деле происходило не с ним, создавая того, кто мог бы с этим справиться.

Сегодня в разуме Тима Гарри коснулся трех отдельных сущностей, которые в то же время каким-то образом были Тимом. Одна из них была маленьким ребенком, ясно помнящим о том, как его едва не убили, другая — пугающе холодным одиннадцатилетним мальчиком, отрицающим, что подобное когда-либо с ним происходило, а третья… третья, очевидно, пыталась удержать вместе тело и душу, не потеряв при этом какое-то подобие рассудка.

Порой за прошедшие годы Гарри бывало смотрел в эти глаза и видел в них пугающую пустоту, которую до этого момента он до конца не понимал. Его окатывала волна холода, когда он вспоминал об увиденной им сцене и эмоциях, исходивших от сына, — о холодном прикосновении ненависти, которой было не место в разуме ребенка. Ненависти к Смиту, который едва не убил его, и ненависти к Мэри, матери, которая, казалось, бросила его.

Это напомнило ему о воспоминании о юном, привлекательном Томе Риддле, сидевшем на своей кровати в приюте при первой встрече с Дамблдором.

С ледяной ясностью Гарри представил себе взрослого Тима, источающего злобную силу. Биологический отец мальчика происходил из длинной цепочки могущественных волшебников, и Тим демонстрировал признаки того, что он был как минимум не слабее самых великих из них.

Что мешало Тиму принять решения, которые поведут его по этому пути?

Из давно минувшего прошлого в голове Гарри раздались слова Дамблдора:

— Ты, если говорить коротко, защищен своей способностью любить.

Несмотря на все яростные порывы магии Тима, она никогда никому не вредила. Даже парня своей мамы, продававшего ей наркотики, он трансфигурировал, а не убил. Тим как-то сказал, что это сделал Темный человек.

Фиби заверила и Джинни, и Гарри, что чтобы там ни происходило, Темный человек не желал Тиму вреда. Она сказала, что в действительности его очень беспокоило благополучие мальчика и что ей нужно провести небольшое исследование перед тем, как она сможет точно сказать им, кем на самом деле был Темный человек.

Сегодня Гарри как никогда близко подошел ко встрече с этой темной фигурой, хотя во сне она была лишь смутной тенью. Он почувствовал, как эта сущность резко отстранилась прочь и полностью оградилась окклюменцией, когда он заглянул в разум Тима после сна. Подобный тип окклюменции был непривычен Гарри, хотя был совершенно типичен для его приемного сына. Эмоции стирались и прятались за стеной рациональности. Рациональности, которая, на вкус Гарри, была неестественна для ребенка, что уж говорить о полноценной окклюменции в одиннадцать лет? Это было почти что неслыханно.

Он размышлял о том, что говорили ему Фиби и Дадли. О том, как эти прочие сущности каким-то образом по-прежнему были Тимом, а не “духами”, как назвала их Фиби. Честно говоря, из того, что он успел почувствовать до того, как Темный человек скрылся от него, тот действительно был таким же, как Тим. Никто никогда и не утверждал, что Тим выставлял свои чувства на показ, его сложно было прочесть даже в лучшие времена. Гарри вспомнил, как маленький ребенок спокойно сидел со Смитом, натянув на лицо фальшивую улыбку, в ожидании шанса на побег. У Тима были все задатки хорошего шпиона.

Волосы на затылке Гарри зашевелились при этой мысли.

Что ж, напомнил он себе в попытке успокоиться, окклюменция в одиннадцать лет была так же неслыхана, как и телесный патронус в тринадцать.

В его голову непрошено полезли воспоминания о той ночи на третьем курсе, когда он встретил Сириуса. Ему хватило тридцати минут, чтобы довериться совершенно незнакомому человеку и согласиться переехать жить с ним. Черт, да Гарри был настолько готов довериться Сириусу, что практически полностью отверг версию событий Снейпа еще до того, как они раскрыли Петтигрю.

Тим был куда мудрее в этом смысле, он не привязывался моментально к первому же взрослому, который проявлял к нему интерес. То, что Тим по-прежнему мог кому-либо доверять, было свидетельством его устойчивости к происходящему. Или же это было следствием защиты Темного человека.

Сон Тима… он был запутанной смесью исполненных пожеланий и настоящих воспоминаний. Сложно было в этом разобраться, наблюдая за произошедшим со стороны.

Пустая стеклянная банка подлетела к нему в ответ на призыв. Гарри поднял палочку ко лбу и сосредоточился. Воспоминание об увиденному отделилось от его разума длиной серебристой нитью, которую он опустил в открытую банку, осторожно закрыв крышку.

Чай в его чашке успел остыть. Он поднялся, чтобы налить себе еще, когда огонь в камине полыхнул зеленым. Отбросив чашку, Гарри схватился за палочку и выкрикнул еще до того, как злоумышленник полностью материализовался:

— Expelliarmus!

Из камина вывалился Джеймс, палочка которого покатилась по полу. Потеряв равновесие лишь на секунду, юноша подскочил на ноги, выставив руки ладонями вперед.

— Мерлинова борода! Это всего лишь я, папа! — воскликнул он.

Гарри выронил палочку, глупо уставившись на старшего сына.

Джеймс наклонился, чтобы поднять собственную палочку, а затем смерил Гарри сердитым взглядом.

— Что, мне здесь больше не рады? — угрюмо спросил он. — Не волнуйся, я скоро исчезну. Только поговорю с мамой. А еще я хочу повидаться с Тимом. Я ему обещал.

Ссора с Джеймсом не относилась к тем вещам, которые Гарри мог вынести в данный момент.

— Не мели чушь, — раздраженно вздохнул он, поднимая чашку с пола и усаживаясь обратно за стол. — Ты меня напугал. — Он глянул на часы: — Я не ждал, что кто-то заявится сюда в пять утра.

Джеймс сердито посмотрел на отца.

— Ну, а я не ожидал, что кто-то будет сидеть здесь в пять утра, — огрызнулся он.

Гарри закрыл глаза.

— Джеймс. Пожалуйста. У меня сейчас нет на это сил, — его голос прозвучал надломлено, и он запустил руку в свои седеющие волосы. Сняв очки, он потер глаза и водрузил их обратно на место, после чего вновь посмотрел на Джеймса. — Сядь уже.

Опешивший от тона отца, молодой человек присмотрелся к нему повнимательнее. Спустя секунду он нетерпеливо взмахнул палочкой в сторону лампы у них над головой, явно чувствуя, что света огня было недостаточно.

— Кошмарно выглядишь, — заявил он.

В иной раз Гарри ответил бы с сарказмом на недостаток такта у сына, но не этим утром.

— Плохо спал, — тихо сказал он вместо этого.

— Очевидно, — голос Джеймса смягчился, став заботливее. — Работа? — Джеймс знал, что та часто была причиной гарриной бессонницы.

— Нет. Твой брат.

К удивлению Гарри Джеймс кивнул с обеспокоенным видом.

— Кричер сказал, что у Тима была плохая ночь.

— Что? — резко спросил Гарри. — Когда?

— Не кричи на Кричера, — предостерег его Джеймс, словно искренне беспокоился об этом. — На днях, когда я был здесь, я сказал ему отыскать меня, если Тиму будет плохо. — Он наполнил пустой чайник и поставил его на плиту. — Мне не хотелось, чтобы Тим думал, что я его избегаю, — задумчиво закончил он, садясь напротив отца.

— О.

Они уставились друг на друга, на лице Джеймса невольно появилось серьезное выражение.

— Кричер сказал, что к нему приходила Фиби? — напряженно спросил он. — Что случилось? По словам Кричера, она просила, чтобы здесь был я, дядя Рон или еще кто-нибудь, если тебе куда-то придется уйти. Она считает, что замешана темная магия?

— Она не уверена. Она думает, что это, вероятно, не темная магия как таковая, — тихо сказал Гарри, — но, возможно, тут замешена магия, имеющая отношение к темной стороне. — Фиби хотела, чтобы в доме с ребенком постоянно находился аврор. На самом деле Гарри даже в голову не пришло, что Джеймс теперь был полностью обученным аврором. — Ты… не против?

— Не говори глупостей, — чуть ворчливо отозвался Джеймс. Он понизил голос, словно боялся, что их кто-то подслушает. — Еще Кричер сказал, что Темный человек вернулся.

Гарри кивнул.

— Тим тебе о нем говорил?

— Ну, раньше он о нем часто болтал, — тихо сказал Джеймс. — Особенно, когда ты болел в то первое лето.

Это было что-то новенькое.

— И что же он о нем говорил? — осторожно спросил Гарри, не желая спугнуть этот неожиданный источник информации.

Джеймс задумался на мгновение, прежде чем так же осторожно дать ответ.

— Он говорил… он говорил, что Темный человек рассказывал ему всякое. Был один раз… сразу после того, как тебя снова положили в Мунго с пневмонией… помнишь?

Гарри кивнул. Это случилось после его короткой прогулки под летним дождем, окончательно убедив его в необходимости уехать в командировку на Гаити.

Неуютно поерзав на стуле, Джеймс тихо продолжил:

— Мы были… ну… мы беспокоились о тебе. Бабушка все повторяла, что с тобой все в порядке… но, честно говоря… Ал и Лили были до смерти напуганы.

Гарри читал между строк, догадываясь, что его старший сын тоже был напуган.

— Так вот, Тим… он был самым спокойным из нас… это было немного странно. Я тогда подумал, что это из-за того, что он не понимал, что происходит. Ну, знаешь, я просто предположил, что он толком не знал, что такое пневмония. — Джеймс замолчал, качая головою. — Ну, как оказалось, я ошибался… Однажды ночью я проснулся, а он сидел здесь внизу и с кем-то разговаривал. Сначала я подумал, что он говорит с Кричером, но потом увидел, что здесь больше никого нет. А сам Тим доедал шоколадное печенье, — он чуть улыбнулся. — Я уселся рядом с ним, подумав, что ему, возможно, было немного одиноко из-за того, что тебя с мамой не было. Помню, как сказал ему, что с тобой все будет хорошо… А он вроде как закатил глаза. Наверное, он подумал, что я веду себя немного по-идиотски, я ведь толком не понимал, через что ему на тот момент пришлось пройти.

Гарри мог представить, как шестнадцатилетний Джеймс пытался прочесть ободряющую речь маленькому Тиму. Возможно, даже с нотками высокомерия. Возможно, с множеством заверений о том, что Джеймсу лучше было знать, что происходит.

Был у Тима особый тон, которым ему всегда удавалось положить конец подобным вещам. Он прямо выкладывал факты, пресекая доброжелательные, но снисходительные заверения.

Джеймс опустил взгляд в стол, и Гарри затаил дыхание, чтобы не сбить его с мысли. В допросе свидетеля молчание было одним из самых полезных инструментов. Спустя долгое мгновение Джеймс заговорил вновь.

— Он спросил меня, видел ли я чью-либо смерть, — Гарри испугали тени в обычно беззаботных глазах сына. — Я сказал, что не видел. И тогда он поведал мне о том, как умерла его Нана. Он сказал, что она умерла от пневмонии. А затем рассказал о том дне, когда ты убил Смита. Он сказал, что Темный человек пока что во всем был прав.

— О чем ты? — резко перебил его Гарри, испуганный мыслью о том, что мальчик мог произносить пророчества. Возможно, в семье Смитов была кровь провидцев.

Чуть беспомощно пожав плечами, Джеймс ответил:

— Я о том, что Тим знал, что с тобой все будет в порядке. Он сказал, что Темный человек был рядом, когда умерла Нана и когда Смит похитил его. И что именно от него он узнал, что нужно позвать Кричера. И Темный человек сказал, что с тобой все будет в порядке, а значит, так все и должно было быть. И он был совершенно спокоен на этот счет.

— А ты нет? — Гарри уловил странную интонацию в голосе сына. И снова ему пригодился многолетний опыт ведения допросов.

— Папа. Это был второй раз за тот год, когда ты чуть не умер. Конечно же, мы не были “спокойны”.

Гарри тихо фыркнул.

— Ой, да все было….

— Не так плохо? — огрызнулся Джеймс. — Нет, конечно же, нет. Тетя Гермиона не приходила за нами в школу, чтобы мы могли побыть с семьей, пока ждали новостей о том, жив ты или мертв. А дядя Рон не проделал дыру в ковре в гостиной, потому что целительница Патил выставила его из больницы, отправив домой поспать. А бабушка и дедушка не провели три дня, ежечасно получая сов от мамы с новостями о твоем состоянии, — закончил он со злостью.

— Я… я не знал… — запинаясь, произнес Гарри.

— Нет. Конечно же, ты не знал, — устало сказал Джеймс. — Бедный Тим. Когда ты угодил в Мунго в первый раз, он проплакал весь день после того, как мама привела его домой. Он все повторял, что, если ты умрешь, это будет его вина. Что бы мы ни говорили, нам не удавалось его переубедить. Пока ты не очнулся, он был убежден, что ты наверняка умрешь. Я постоянно вытаскивал его из шкафа. Он не отзывался даже на просьбы Лили. А затем, когда Смиты заявили, что хотят, чтобы он жил с ними, он вообще перестал с кем-либо разговаривать. Он был так напуган, постоянно разбивал зеркала своей магией. Бабушка говорила, что это свидетельствовало о том, как сильно помогло ему зелье Снейпа. Без него бы, говорила она, он бы разнес весь дом. Наверное, когда все улеглось, он был совершенно измотан. А к тому времени, как ты слег с пневмонией, он настолько привык беспокоиться о тебе все время, что это, должно быть, вылилось в противоположную реакцию, понимаешь?

Гарри кивнул. То лето плохо отложилось в его памяти. Единственное, что он помнил ясно, это тот день, когда они получили окончательное одобрение на усыновление, и ужасную ссору с Джеймсом незадолго до того, как они уехали в Порт-о-Пренс.

— В общем, мы много разговаривали, пока я учил его летать на метле.

Их прервал свист чайника. Гарри поднялся, чтобы заварить чай.

— О чем? — гораздо проще было говорить с Джеймсом, когда они не сидели лицом к лицу, а потому Гарри принялся доставать из шкафов все необходимое для приготовления завтрака. Ему так и не удалось разгадать секрет шотландских блинчиков Кричера, так что он взялся за яичницу и бекон.

— Ну, мы много говорили о тебе. Он раз за разом рассказывал мне, как ты убил Смита. Я спросил об этом маму, и она сказала, что ему нужно было выговориться об этом и мне не стоило ему мешать.

Тим никогда не говорил об этом с Гарри.

— Что он об этом говорил? — он приготовился услышать то, что не особо хотел слышать, но что могло быть важно.

Джеймс вздохнул.

— Ну… он просто повторял мне эту историю, понимаешь? Он повторял, как думал, что ты за ним не придешь, но Темный человек сказал ему, что ты обязательно появишься. А еще он говорил, что Темный человек напомнил ему, что он мог позвать Кричера.

— А он говорил, почему сомневался, что я приду за ним? — ровным голосом спросил Гарри.

— Он просто посчитал, что социальные работники отправили его обратно к отцу. Говорил, что знал детей, с которыми это случилось. — Джеймс сделал паузу. — Знаешь, я ведь до того даже толком не задумывался о темных волшебниках, — его голос стал задумчивым. — То есть я, конечно, знал все эти истории о тебе и о войне, но они никогда не казались мне реальными. Но Тим… из-за его историй мне начали сниться кошмары.

— Правда?

— Да. Правда. Ну, точнее мне начал сниться кошмар. Он всегда одинаковый. Тем летом он снился мне по несколько раз за неделю. Да и порой еще бывает. После него я всегда просыпаюсь в холодном поту.

— И о чем он?

Джеймс помедлил.

— Ты подумаешь, что это глупо.

— Конечно же, нет, — заверил его Гарри. — Мне и самому, знаешь ли, снится много плохих снов, — он осторожно старался держаться спиной к мальчику… хотя, скорее, уже к юноше, напомнил он самому себе.

— Да, ну, наверное, у тебя на то хватает причин, — пробормотал Джеймс тем голосом, которым говорил всегда, когда сомневался, что в его словах была хоть какая-то мудрость. Он вздохнул поглубже и продолжил: — Ну, начинается все довольно неплохо. Во сне я всегда гораздо старше и присматриваю за маленьким ребенком. Обычно рядом всегда Лили, но порой это мама. Внезапно я понимаю, что сейчас случится что-то ужасное. Я говорю Лили, чтобы она забирала ребенка… Порой ты тоже в этом сне, но я знаю, что с тобой что-то не так… словно ты ранен или болен и не можешь помочь. А затем кто-то входит в дверь. Ну, они ее взрывают, и комнату заполняет дым. Я не вижу, кто это, знаю только, что это не совсем люди, понимаешь?

Гарри перевернул яичницу и украдкой оглянулся через плечо. Джеймс взволновано постукивал волшебной палочкой по столу, полностью сосредоточившись на своем рассказе.

— Я понимаю, что моя волшебная палочка осталась в соседней комнате. И у меня из головы не идет мысль, что один из моих друзей продал меня и что я сейчас умру. Я все говорю Лили, чтобы она аппарировала, но кто-то наложил на дом чары, и у нее ничего не получается, — он снова замолчал.

Волосы на затылке у Гарри встали дыбом.

— Это все? — спросил он.

— Последнее, что я вижу во сне, это яркая вспышка зеленого света, которая меня убивает, — закончил Джеймс. Его голос прозвучал глухо.

Завтрак был готов. Гарри разложил его в две тарелки и принес их на стол. Несколько минут они молча ели, пока Джеймс не заговорил снова.

— А в нашей семье были провидцы? Ну, то есть с твоей стороны? Мама говорит, что в ее семье не было.

Гарри медленно покачал головой, думая, как странно было то, что он и сам только что задавался тем же вопросом по поводу Тима.

— А что?

— Я… этот сон всегда кажется мне таким реальным. Я все боюсь, что это какое-то видение, — Джеймс обхватил себя руками, словно ему было холодно. Он отвернулся.

— Сомневаюсь, — тихо ответил Гарри. — Когда он снился тебе в последний раз?

Молодой аврор тихо фыркнул, все еще не смотря на него.

— Этой ночью. Только в этот раз там был Тим. Он был старше, как я сейчас, но я знал, что это он. Он встал между мной и нападающими. Его убили вместо меня. Я проснулся в панике, а затем появился Кричер. Я обрадовался, а то иначе бы я, наверное, поднял бы на уши все защитные чары дома, пытаясь удостовериться, все ли с ним в порядке. Кричер сказал, что я смогу зайти через каминную сеть.

— Защитные чары на доме? — недоуменно переспросил Гарри. — Не глупи, мы бы не стали менять защиту.

Время от времени Гарри замечал, что Джеймс был похож на Рона. Это был один из тех случаев, поскольку его кожа раскраснелась от злости.

— Ты сам так сказал.

Гарри смутно вспомнил, что где-то в процессе их перепалки в Мунго Джеймс заявил, что порой желал, чтобы Гарри не был его отцом. Гарри же прокричал в ответ, что в таком случае им стоило изменить чары на доме и плюнуть на него.

Гарри расстроенно прижал руки к лицу. Едва ли это можно было назвать блестящим примером родительского воспитания с его стороны, но сложно было оставаться хорошим отцом, когда ребенок был на добрых шесть дюймов выше тебя.

— Джеймс, — сказал он сквозь прижатые к лицу руки. — Прости. Я не должен был этого говорить. — Он опустил руки и посмотрел на сына. — Я даже представить не могу, что сделаю нечто подобное. Никогда. Да и можешь ли ты представить, чтобы твоя мать мне это позволила? Я просто… Мерлин… Просто я так испугался. Когда мы получили ту сову из Мунго…

— Со мной все было в порядке. Эта была лишь царапина на голове. Ты же знаешь, как сильно они кровоточат.

— Дело не в этом, — резко оборвал его Гарри, но затем сделал глубокий вдох. Ничего хорошего не получится, если они снова примутся кричать друг на друга. — Послушай, — тихо сказал он. — Я бы не вынес, если бы с тобой что-то случилось.

— Папа. Я знаю, что ты не хотел, чтобы я становился аврором, — тихо сказал Джеймс. — Я знаю, ты считаешь, что я недостаточно хорош и что несерьезно отношусь к тренировкам, но Рос говорит…

Эта мысль никогда не приходила Гарри в голову. Могло ли так быть, что Джеймс считал, что причиной переживаний Гарри была его неуверенность в способностях сына? Он бросился прояснить это недопонимание.

— Нет… все совсем не так. Джеймс, Рос говорит… ну, да все говорят, что ты просто невероятен в… ну… во всем.

— Но ты сам этого не знаешь, так? — усмехнулся Джеймс. Гарри никогда и ни при каких условиях не соглашался смотреть, как Джеймс сражается на дуэли.

— Нет. Прости. Я не могу этого вынести, — тихо признался Гарри. — Это слишком близко. Наверное, я просто… — он замолчал, закрывая глаза, а затем вновь их открывая. — К тому времени, как мне исполнилось столько же лет, сколько и тебе, я потерял слишком много людей. Прошли годы, пока я смог смотреть, как твоя мама играет в квиддич за “Гарпий”. Дело не в том, что я сомневаюсь в твоих способностях. Просто я… единственный способ для меня справиться с этим — это поменьше об этом думать, понимаешь? Почему, ты думаешь, я сказал Рос, что не хочу, чтобы ты работал в моем департаменте?

Джеймс отвернулся и пробормотал себе под нос:

— Я думал, что ты считаешь, что я недостаточно хорош.

Гарри потрясенно уставился на сына.

— Как ты мог такое подумать? Я ведь просто… Я бы был тебе паршивым наставником, пусть даже и косвенно, — он нервно засмеялся. — Ты бы даже носу не показал за пределы кабинета. Помнишь, когда ты был маленький, твоя мама с дядей Роном учили тебя плавать?

— Угу, ты говорил, что слишком плохо плаваешь, чтобы учить кого-то.

Посмотрев на свои руки, которые он неосознанно стиснул в замке, Гарри ответил:

— Я не мог смотреть, потому что так бы переживал за тебя, что это обернулось бы катастрофой. — Юноша в ответ на это лишь недоверчиво фыркнул. — Я серьезно, Джеймс. Если бы с тобой что-то случилось… — Гарри замолчал, делая глубокий вдох. — Но так ведь нельзя жить, верно? Так что по этой же причине я не смотрю, как ты тренируешься, и попросил, чтобы тебя назначили в другой департамент.

— О, — на лице Джеймса отразилось удивление.

Гарри понял, что это был самый длинный и серьезный разговор между ними с тех пор, как Джеймсу было четырнадцать.

— Ты помнишь, как украл мою метлу? — кажется, после этого они перестали говорить друг с другом о чем-либо, кроме квиддича.

Джеймс осторожно кивнул.

— Я сорвался тогда, потому что был напуган. Мне до сих пор снятся кошмары об этом. Я все еще просыпаюсь по ночам, потому что мне кажется, что у окна сидит сова из Мунго. — Внезапно в его горле встал ком, и он понял, что утирает глаза под линзами очков. — И тут однажды она действительно прилетает. И ты весь в крови, я не мог думать ни о чем, кроме… — его голос надломился. Он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки.

— Папа? — тихо сказал Джеймс.

— Да? — отозвался Гарри, по-прежнему не открывая глаз.

Сильные руки обняли его за шею, и Джеймс притянул его к себе в неловком объятии.

— Прости, — прошептал он. Он сел обратно и налил им обоим еще чая, вероятно, слегка смутившись своему порыву.

— Если ты не менял чары, — сказал Джеймс спустя пару минут, — то почему Кричер сказал мне воспользоваться камином?

Гарри чуть улыбнулся.

— Потому что он, похоже, устал от наших ссор. Он знал, что я здесь. Я сказал ему идти спать. Полагаю, перед этим он сделал небольшой крюк.

Джеймс тоже улыбнулся.

На лестнице послышались легкие шаги, оглашая появление Тима. Он зашел на кухню, одетый в халат и тапочки. Когда он заметил Джеймса, его лицо засветилось.

— Джеймс! — воскликнул он. — Ты вернулся насовсем?

Гарри тоже с надеждой посмотрел на Джеймса.

— Ага, — сказал тот, когда Тим опустился рядом.

С лестницы доносился тихий шум, указывавший на то, что остальные обитатели дома тоже проснулись. Поднявшись, чтобы приготовить завтрак для всех остальных, Гарри улыбнулся самому себе. Вскоре за столом появилась зевающая Лили, а Ал просил Кричера сварить ему кофе. Зашла Джинни, обняв его сзади, пока он готовил. Целых пять минут Гарри позволил себе наслаждаться прекрасной обыденностью раннего утра в компании своей семьи.

(1) Диссоциация — психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. В результате работы этого механизма человек начинает воспринимать происходящее с ним так, будто оно происходит не с ним, а с кем-то посторонним. Такая «диссоциированная» позиция защищает от избыточных, непереносимых эмоций.