Severus' Dreams (джен)

Эти рождественские каникулы выдались в Хогвартсе необычайно холодными.

Большой зал в этом году не был украшен рождественскими деревьями, хотя в учительской и больничном крыле елки все же поставили. Персонал школы сторонился обычного для этого времени года веселья, предпочитая собираться в более уединенных местах.

Кэрроу отправились встречать канун Рождества пьянкой вместе с внутренним кругом Темного лорда. Северус тоже появился на этом сборище, но быстро нашел повод уйти. К счастью, всем была известна его нелюбовь к попойкам, а потому никто и не подумал обижаться.

Да и Амикус помог, поведав Темному лорду о действиях Северуса. Он, не переставая посмеиваться, в красках описал, как Северус якобы домогался до девчонки Уизли, что весьма позабавило Темного лорда.

Темный Лорд ухмыльнулся (при виде чего у любого нормально человека стыла кровь) и сказал:

— Видишь, Северус, все так, как я и говорил. В твоем распоряжении лучшие женщины. Ты оставишь ее для себя?

Северус склонил голову, направив свои мысли к тому, что якобы происходило с мисс Уизли той ночью. Темный лорд едва не захихикал от радости при мысли об унижении и насилии над девочкой.

К тому времени, как Северус выбрался с празднества Пожирателей Смерти, ему хотелось принять душ.

Больше обычного.

К счастью, мисс Уизли, кажется, понимала, что единственное, что сдерживало Амикуса от исполнения его угроз, это предполагаемый интерес Северуса к ней. Она ни разу не оспорила самые мрачные предположения своих друзей на этот счет.

Время от времени Северус ловил на себе ее взгляд в Большой зале.

Но теперь она уехала домой вместе с остальными учениками. В этом году никто из них не остался. Совсем. Это было довольно необычно, но и времена нынче тоже были необычные.

Северус зашел через главный вход, закрыв и заперев за собой двери взмахом палочки. На мгновение он пожалел, что не может отправиться вниз к подземелья в свои старые комнаты. Вместе этого он устало побрел вверх по лестнице к кабинету директора.

Проходя мимо больничного крыла, он услышал голоса Филиуса и Минервы, украдкой беседовавших с Поппи. В былые дни он бы присоединился к ним. В былые дни там бы был Дамблдор, пригласивший бы его присоединиться.

Минерва открыла дверь лазарета как раз вовремя, чтобы заметить, как Северус проносится мимо. Она не вымолвила ни слова, чтобы поприветствовать его, но при виде него ее глаза полыхнули ненавистью. Она быстро отвернулась, словно ей было невыносимо смотреть на него, и поспешила вниз к своему кабинету.

Северус ничем не подал виду, что заметил их. Он чувствовал на спине взгляды Филиуса и Поппи. Но сам он не смотрел ни вправо, ни влево, хотя от его сердца словно откололи еще один маленький кусочек.

Наконец он добрался до безопасности собственной комнаты, зайдя куда, он запер за собой дверь. Он рухнул в кресло позади стола и с облегчением призвал к себе бутылку крепкого алкоголя.

Этой ночью Темный лорд его точно не позовет. И не из-за какого-то дурацкого праздника, а потому, что этот ублюдок был занят разработкой какой-то схемы по поимке проклятого мальчишки. Сегодня ночью Темный лорд встречался со своими шпионами и информаторами.

Но едва ли будет мудро напиться настолько сильно, насколько ему хотелось. Сидя в кресле, Северус спрашивал себя, было ли ему еще дело до того, что мудро, а что — нет.

Но он так и не успел прийти к какому-то решению, поскольку в дверь тихо постучали.

Северус взмахнул палочкой, открывая дверь.

— Войдите, — позвал он, даже не потрудившись подняться.

Это была Поппи. Она обвела комнату взглядом, вероятно, проверяя, не было ли здесь еще кого-то. Она прошла через дверь, зайдя ровно настолько, чтобы закрыть ее позади себя.

— Чем я обязан подобному сюрпризу? — холодно спросил Северус. — У нас возникла очередная проблема, требующая моего немедленного вмешательства?

— Нет, Северус, спасибо, — тихо ответила она. — Я пришла лишь пожелать тебе счастливого Рождества.

Она работала в школе еще до того, как Северус начал здесь учиться, и всегда была довольно добра к нему. Но в этом году все их общение сводилось к ненависти и едва скрываемому презрению со стороны всего персонала школы.

Поэтому ее пожелание поставило его в тупик.

— Это все? — все тем же холодным тоном спросил он.

Что любопытно, она улыбнулась ему.

— Я знаю, как хорошо защищены твои комнаты, Северус, — она держала руки за спиной, словно что-то пряча.

— Если ты пришла убить меня, то должен тебе напомнить, что я, скорее всего, одолею тебя в дуэли. Жаль будет убивать тебя. Ученики по-прежнему нуждаются в твоих умения, — ядовито ответил Северус. Он искренне надеялся, что дело не дойдет до палочек, да еще и в канун Рождества.

Поппи вытянула руки вперед, показав, что держала в них небольшую серебряную коробочку.

— Северус, — тихо сказала она. — Пожалуйста. Сейчас Рождество, и я подумала… — она замолчала. — Я хотела отдать тебе это.

Северус моргнул, когда она поставила маленькую перевязанную серебряную коробочку на его стол, отметив лишь, что она назвала его “Северусом”, а не “директором”, как делала весь семестр.

Он уставился на коробку, которая размерами не превышала колоды карт.

— Довольно тривиальный способ избавиться от меня, тебе не кажется? — усмехнулся он. — Она взорвется в тот же миг, что я к ней прикоснусь?

Поппи посмотрела ему прямо в глаза.

— Я бы так не поступила, — тихо сказала она. — Мне сложно представить кого-то, кто смог бы защитить детей, если тебя не станет.

Северус почувствовал, как ускоряется его пульс.

— Мне нет никого дела до этих паршивцев, — прошипел он. — Я делаю лишь то, что велит мне Темный лорд.

Она кивнула, и глаза ее заволокли тени.

— Да, это я вижу. Но я вижу и другие вещи, — она отошла от его стола. — Знаешь, едва ли Кэрроу заметят, если Злой Директор вдруг заведет привычку наведываться в больничное крыло с проверками и критикой в адрес моей лаборатории зелий. Мой кабинет защищен не хуже твоего.

Северус уставился на нее.

— Другие учителя уйдут завтра, чтобы отпраздновать Рождество в Хогсмиде. Я сказала им, что ужинаю вместе с другом. Понимаешь, из-за этой войны он переживает ужасно трудные времена. — Поппи двинулась в сторону двери: — Если захочешь найти меня, я буду в своем кабинете в пять.

Северус снова моргнул.

— Неужто ты приглашаешь меня на рождественский ужин? — медленно спросил он.

Поппи замерла, держась за дверную ручку.

— Да, приглашаю, — лишь сказала она и, открыв дверь, направилась вниз по лестнице, оставив Северуса наедине с серебряной коробочкой.

Быстрым взмахом палочки Северус проверил ее на следы Темной магии и проклятий. Но в коробочке была заключена лишь целительная магия.

Стиснув зубы, он не мог перестать думать, во что же играла Поппи. Она что, пыталась распрощаться с собственной жизнью? Даже если она и заподозрила в нем двойного агента, ей не было смысла так рисковать.

Он открыл коробку. Внутри оказался мерцающий флакон с зельем, к горлышку которого был привязан ярлычок.

”Легкость сердца”.

Северус надолго уставился на дымчатое серебристое зелье, кружившее внутри флакона.

“Легкость сердца” было могущественным зельем с обманчиво безобидным названием. Из-за вызываемой им зависимости его применение было ограничено Министерством Магии. Сказки магглов, в которых рассказывалось о людях, чьи души улетали в Земли молодости, основывались как раз на воздействии этого зелья. Сам Северус его никогда не варил и уж точно никогда не принимал.

В Мунго это зелье применяли для излечения серьезной депрессии и магического шока. При правильных обстоятельствах это зелье творило чудеса. Северус не мог не задаться вопросом, где же Поппи его раздобыла.

Небольшая доза погружала того, кто принимал зелье, в сон примерно на четырнадцать часов, даруя ему чудесные сновидения. По крайней мере, так говорили. В этих снах принимающий зелье видел именно то, что ему было нужно, что унимало ту боль, которая его одолевала.

Северус взмахнул палочкой, запирая дверь. Его не покидало чувство, словно он что-то отпускает, когда он поднял небольшой флакон, откупорил его и вылил его содержимое к себе в рот.

Белый взрыв отбросил Северуса назад, сбив с ног. Лишь большой опыт сражения в дуэлях позволил ему удержать палочку в смертельной хватке. Со смешанным чувством облегчения и сожаления, он почувствовал, как его голова ударилась о твердый камень. Облегчение было вызвано тем, что его участию во всей этой омерзительной неразберихе пришел конец. Сожалел же он о том, что его дела еще не были завершены.

Он надеялся, что Пожиратели Смерти никогда не узнают, что его убила Поппи. Школа нуждалась в ней как никогда.

Следующее, что он осознал, это то, что он лежит на спине, в кровати. Его глаза покрывало что-то теплое, влажное и мягкое. В одной руке он по-прежнему держал волшебную палочку. А другую руку кто-то крепко сжимал.

Повязка на его глазах пахла целебными зельями, которые он использовал при ожогах. Значит, произошел несчастный случай? Или ему не повезло быть найденным Кэрроу до того, как зелье Поппи успело покончить с ним? Возможно, это Нарцисса держала его за руку? В конце концов, она была перед ним в долгу.

— Что?.. — попытался было спросить он, но замолчал, потому что голос, раздавшийся из его горла, принадлежал не ему. Это был высокий, чистый, детский голос.

— Ш-ш-ш, — тихо произнес девичий голос. — Не говори. Целый котел с зельем взорвался прямо тебе в лицо.

Должно быть, это она держала его за руку.

— Л-лили? — выдохнул Северус, чувствуя, как горит горло. Похоже, он с лихвой глотнул того, что взорвалось ему в лицо.

— Да. Это я. Говорю же тебе, помолчи, — упрекнула она его.

Северус почувствовал, как задрожало его тело. Так, значит, он умер? И теперь был рядом с Лили?

Нет. Это лишь сон. Он должен помнить об этом. Что бы ни случилось, он должен помнить, что все происходящее лишь вызванные зельем галлюцинации, скорее всего, почерпнутые из его собственного подсознания. Его собственный разум увлек его в те времена, когда он еще не успел совершить своих ужасных ошибок.

По другою сторону от него раздался голос другой девочки.

— Я позову мадам Помфри.

Северус вдохнул поглубже, его горло сжималось от боли, имевшей мало отношения к несчастному случаю с зельем.

— Жаль, что такое случилось в последний день семестра, — продолжала говорить Лили, еще крепче сжав его руку. — Но сегодня утром придет папа, чтобы забрать нас. Ты проспал весь вчерашний день.

Это было бессмысленно. О чем она говорила?

Северус еще раз напомнил себе, что все это было сном, а сны обязаны быть странными.

— Хорошо, мистер Поттер, — раздался успокаивающий голос Поппи. — Как вы себя чувствуете?

Северус не мог скрыться от проклятых Поттеров даже в собственном сне. Он раздраженно вздохнул, прислушавшись к голосу, который должен был раздаться следующим, чтобы понять с кем он имел дело — с Гарри или Джеймсом Поттером.

Но ответа не последовало.

Лили чуть потрясла его.

— Ты что, снова заснул? — добродушно спросила она. — Мадам Помфри хочет знать, как ты себя чувствуешь.

— Я… я… — заикаясь, произнес Северус в полнейшем недоумении. — Я в порядке? — его голос звучал слишком юным и испуганным. Он не хотел говорить так, словно бы задавал вопрос.

— Глаза все еще болят? — спросила Поппи.

Северус осторожно покачал головой.

— Хорошо, похоже, компресс можно снимать, — мягко произнесла Поппи. Он почувствовал, как она поднимает повязку с его глаз. — А теперь медленно открой глаза. Свет я погасила.

Он медленно заморгал, давая глазам привыкнуть к тусклому свету. Он лежал на одной из больничных кроватей, окруженной ширмами. Он посмотрел в сторону Лили и едва не заплакал от разочарования. Девочка, сидевшая рядом с ним на кровати и державшая его за руку, была не Лили Эванс.

Девочка в свою очередь облегченно улыбнулась, и ее карие глаза засияли.

— Я так беспокоилась! — радостно сказала она, пожимая его руку. Голос у нее был точно, как у Лили. Но вот все остальное… У нее были карие глаза и темно-рыжие волосы, совершенно не похожие на медь волос его Лили. Он отдернул руку.

— Лили? — прошептал он, ощущая, как разбивается все внутри него. Даже в его снах ему не было даровано то, что так сильно желало его сердце.

— Да, Тим? — вопросительно откликнулась девочка.

Северус покачал головой, заметив, что на девочке была мантия Хаффлпаффа. Другая девочка с темно-каштановыми волосами, ясными голубыми глазами и в мантии Рейвенкло опустилась на стул рядом с его кроватью. Они обе выжидательно уставились на него. Последний раз детям удавалось его так смутить, когда он сам еще был ребенком. Он перевел взгляд на свои руки.

Но эти руки ему не принадлежали. В одной из них все еще была зажата его палочка, но пальцы, сжимавшие рукоятку, были меньше, чем должны были быть. И хотя пальцы сами по себе по-прежнему были длинными, они не были столь же бледными, как у его собственных рук. И не было пятен и мозолей, покрывавших его руки. Это были руки маленького мальчика, а не мужчины.

Из-за ширмы показалась Поппи. Северус был шокирован тем, какой старой она была. Она постарела на двадцать, может, даже на тридцать лет с того момента, как он видел ее в последний раз пять минут назад. Она протянула ему флакон с зельем:

— Это для твоего горла, — энергичным тоном заявила она, а затем повернулась к девочке в мантии Рейвенкло. — Идите, мисс Бартон. Поезд скоро отправляется. Уверяю вас, с вашими кузенами ничего не случится до тех пор, когда их отец придет за ними.

— Да, мадам Помфри, — ответила девочка. Она наклонилась к Северусу и обхватила его руками. Он отдернулся, выставив вперед руку, в которой держал палочку, но она, похоже, не обратила на это внимания, быстро обняв его за плечи. Затем она развернулась, чтобы обнять девочку из Хаффлпаффа. — Папа и Папочка сказали, что мы придем к вам в канун Рождества, — поведала она. — Тогда и увидимся, — и она умчалась через дверь.

— Ну, ладно, мистер Поттер, — сказала мадам Помфри. — Теперь вы можете встать и одеться, если хотите.

Северус озадаченно уставился на нее. Она смотрела прямо на него.

— Вы обо мне? — промямлил он, поскольку она, очевидно, ждала ответа.

Мадам Помфри нахмурилась.

— Конечно же, о тебе, дорогой, — она достала палочку и взмахнула ей, обеспокоенно цокнув. Когда она снова заговорила, тон ее был очень мягким: — Ты можешь сказать мне свое имя, милый?

В голове у Северуса быстро проносились мысли. Все это было лишь сном. Однако какой-то глубинный инстинкт подсказал ему держать свою истинную личность в тайне. Как знать, на сколько он застрял в этом сне.

В итоге он решил покачать головой.

— Я… я не уверен, — с сомнением ответил он.

Мадам Помфри и фальшивая Лили переглянулись.

— Ты знаешь, где ты? — спросил мадам Помфри, в ее голосе появились нотки беспокойства.

— В Хогвартсе? — рискнул ответить Северус.

Мадам Помфри кивнула, а затем задала следующий вопрос:

— Что последнее ты помнишь?

Ну, если самое последнее, то…

— Что-то взорвалось? — спросил Северус.

Поппи серьезно кивнула.

— А до того?

— Кажется, я выпил одно из ваших зелий, — сказал Северус. Если все это входило в ее планы, он хотел, чтобы она знала, что эту подробность он помнил.

— Нет, это было после того, как профессор Булстрод принесла тебя сюда, — сказала девочка-которая-не-была-Лили.

— Лили? — окликнул их мальчик постарше. Северус покрепче сжал палочку. Голос этого мальчишки очень напоминал младшего Поттера, хотя и не совсем точно. — Как Тим?

Девочка из Хаффлпаффа обеспокоенно посмотрела на Северуса.

— Он очнулся… но…

Мальчик с зелеными глазами просунул голову за ширму. Когда он зашел к ним, Северус заметил, что на нем тоже была мантия Рейвенкло и значок старосты. А еще они с девочкой, похоже, были близкими родственниками, даже несмотря на его черные волосы и зеленые глаза. Он широко улыбнулся Северусу и сказал:

— Папа разговаривает с директрисой и профессором Булстрод.

Мальчик говорил так, словно Северус должен был понимать, о ком шла речь, так что он просто кивнул.

— Кажется, мне лучше поговорить с вашим отцом, — обеспокоенно сказала мадам Помфри. — Пригляди за ним пару минут, — обратилась она к мальчику.

Мальчик перевел взгляд на не-Лили.

— В чем дело? — спросил он, усаживаясь на кровать рядом с ней, чтобы приглядывать за Северусом.

— Он не помнит некоторые вещи, — ответила девочка, закусив губу в совершенно такой же манере, как делала Лили. — Но меня-то ты узнаешь, верно, Тим? — обеспокоенно спросил она.

Северус медленно кивнул. Ему не хотелось ее расстраивать. Она была достаточно похожа на Лили, чтобы у него отпало желание причинять ей боль.

Даже если все это и было сном.

— А что насчет меня? — спросил мальчик, нахмурив брови. На вид он был примерно курсе на шестом и, судя по его внешнему виду, мог бы сойти за брата Поттера.

Северус даже не осмеливался предположить, кем он был, а потому просто покачал головой.

Зеленые глаза наполнились беспокойством.

— А мадам Помфри говорила в чем причина проблем с его памятью? Дело в зелье?

— Нет, она не сказала, — расстроенным голосом ответила девочка.

— Наверное, так и есть, — подбодрил ее мальчик. — Помнишь, как Джеймс упал с метлы? Он пролежал в отключке целую неделю, а потом еще день или два не мог ничего понять. — Он повернулся к Северусу: — К Рождеству с тобой все будет в полном порядке, вот увидишь.

— Мне… мне лучше одеться, — пробормотал Северус, внезапно осознав, что сидит в пижаме в присутствии двух детей, ведущих себя с ним крайне фамильярно. А ведь девочка даже при лучшем раскладе едва ли была старше четвертого курса.

— Помощь нужна? — заботливо уточнил мальчик.

— Нет, — огрызнулся Северус. — Спасибо, — чуть более цивилизовано добавил он.

Но ни мальчик, ни девочка не спешили воспринимать его вспыльчивость близко к сердцу, обменявшись снисходительными взглядами. Если уж на то пошло, то его ответ их даже, похоже, по какой-то причине успокоил.

— Видишь, Лили, — шепнул мальчик, направившись за ширму. — В его мозге все просто немного перепуталось. С ним все будет в порядке.

Северус осторожно соскользнул с кровати. Это стало для него шоком (очередным в длинной цепочке). Он был низким. На стуле лежала сложенная школьная мантия с гербом Слизерина. Он недоумевал, как этот крошечный наряд мог на него налезть, но, глянув на себя вниз, понял, что его тело, как и руки, принадлежало маленькому мальчику. А вместо черных волос, обрамлявших его лицо, в глаза ему лезли светлые локоны.

Он стащил с себя пижаму и натянул штаны и свитер, отказываясь уделять слишком много внимания данному аспекту сна. Набросив мантию, он поднял свою волшебную палочку с кровати, куда до этого положил ее. Он внимательно присмотрелся к ней. Это действительно была его палочка. Та же самая палочка, что выбрала его в магазине Олливандера много лет назад.

Собравшись с силами, он повернулся, чтобы взглянуть в небольшое зеркальце, лежавшее на прикроватном столике. На него, представляя картину искреннего удивления, уставились голубые глаза. Светлые волосы волнами обрамляли его лицо — розовые круглые щеки и мягкий, почти ангельский рот. Ребенок в зеркале был куда симпатичнее его самого, когда он был ребенком. Такие дети заставляли женщин охать и ахать.

Судя по небольшому росту и мягкости линии подбородка, ребенок был первокурсником. Иных подробностей тела, в которое отправил его этот сон, Северус выяснять не собирался.

— Тим? — окликнул кто-то. В этот раз это был голос взрослого, мужчины. — Можно мне зайти?

— Эм… да, — отозвался Северус, проклиная дрогнувший детский голос.

Появление мужчины, показавшегося из-за ширмы, едва ли должно было удивить его. Но все же Северус невольно сделал шаг назад.

На лице мужчины появились морщины, и он стал выше, чем при их с Северусом последней встрече (хотя, возможно, это был лишь зрительный обман из-за их разницы в росте). Но все же его нельзя было ни с кем спутать с этим-то очками и растрепанными волосами, а прямо под взлохмаченной черной челкой Северус разглядел шрам.

Северус едва не вскрикнул, сдержавшись в последний момент.

Так вот во что решила сыграть Поппи. Эта пытка была куда изобретательнее тех, что он ожидал от нее. Этот сон обернется кошмаром прежде, чем зелье убьет его. Поппи прекрасно знала, каким было детство Северуса. И теперь он был обречен на его повторение, вот только роль Тобиаса Снейпа должен был исполнить Поттер.

— Мистер Поттер, — сказал Северус, напряженно хватаясь за остатки собственного достоинства.

Лицо Поттера застыло. Он очень медленно подошел к кровати и опустился на нее.

— Ох, Тим, любимый, — тихо сказал он. — Неужели мы вернулись к этому вновь?

Быстрый разговор с Поппи едва ли мог подготовить Гарри к угрюмому ребенку, ждавшему его в больничном крыле. Все внутри него сжалось, когда мальчик наградил его убийственным взглядом и назвал “мистером Поттером”. Тим не делал этого много лет. Так он себя вел, только начав жить с Поттерами, когда боялся хоть чем-то показать, что действительно поверил в то, что останется с ними навсегда.

Тим уставился на Гарри прищуренным, недоверчивым взглядом, плотно поджав губы.

— А как я называю вас обычно? — палочку он держал в руке, словно ожидал, что в любой момент ему придется защищаться.

— Обычно ты зовешь меня “папой”, — мягко ответил Гарри. — С тех пор, как тебе было семь.

Тим уставился на Гарри, словно пытаясь увидеть сквозь него. Похоже, слова Гарри не успокоили его, в действительности вид у него стал еще более настороженным.

Гарри продолжал сидеть на кровати, чтобы не нависать над ребенком.

— Мадам Помфри говорит, что у тебя небольшие проблемы с памятью, — все так же мягко продолжал он. — Она говорит, что ты ударился головой, когда то зелье взорвалось.

Тим осторожно кивнул.

— Но меня ты помнишь? Хоть немного? — упрашивающе спросил Гарри. — А свою сестру?

Тим скрестил руки на груди и задрал подбородок вверх, но вид у него при этом был очень неуверенный.

— Мою… сестру? — наконец тихо спросил он.

Гарри надеялся, что Лили их не подслушивала.

— Лили, — кивнув, пояснил он недоумевающему ребенку.

В ярких голубых глазах мелькнуло нечто темное и печальное, но так же быстро испарилось. Гарри подавил вздох. Он прекрасно знал это настроение Тима. За всей этой отстраненностью скрывался испуганный мальчик, пытавшийся не показать своего страха. Если он действительно не мог толком вспомнить свою приемную семью, то не было ничего удивительного в том, что он боялся.

Поппи сказала, что у Тима было сотрясение мозга. Когда зелье взорвалось ему в лицо, его отбросило назад, и он, очевидно, ударился головой о каменный пол подземелий. К счастью, сотрясение не считалось серьезной травмой в магическом мире, хотя оно и могло приводить к временной потере памяти и путанице в голове. По крайней мере, так сказала ему Поппи. По ее словам, магии Тима потребуется несколько дней, максимум неделя, чтобы залечить повреждения. От них же в это время требовалось обеспечить ребенку спокойствие и комфорт.

Гарри надеялся, что она была права, но все же не мог не бояться за своего сына. Тим во многом все еще был очень хрупок. У него до сих пор время от времени бывали кошмары и случались спонтанные выбросы магии, когда он был чем-то расстроен. Было даже время, когда они боялись, что Тим был слишком хрупок, чтобы отправиться в Хогвартс, но прошлым летом, как и полагалось, регистрационная книга создала для него письмо. С момента прибытия в школу мальчик справлялся со всем как минимум не хуже других детей Поттеров.

Тим наградил его скептическим взглядом.

— Я этого не помню, — он продолжал стоять, скрестив руки на груди, так и не опустив палочку вниз. Поппи поведала Гарри, что Тим не отпускал палочку все то время, что лежал без сознания. Скорее всего, магия Тима использовала ее, чтобы собрать себя воедино и исцелить раны ребенка.

— Ничего страшного, — быстро заверил его Гарри. — Мадам Помфри говорит, что проблемы с памятью после случившегося это нормально. Она сказала, что ты помнишь Хогвартс?

Тим кивнул.

— Как считаешь, ты справишься с путешествием через каминную сеть? — спросил Гарри. — Ты ведь помнишь о каминной сети, верно?

Тим напряженно кивнул, и Гарри немного расслабился. Он-то боялся, что Тим не будет ничего помнить о магии.

Гарри встал, протянув руку ребенку, который на секунду уставился на нее, прежде чем все-таки ее принять.

Минерва тоже зашла, чтобы переговорить с Поппи. Тим замер, когда они вышли из-за ширмы. Его глаза вновь стали огромными.

— Тим? — тихо спросил Гарри. — Все хорошо? — он потянул маленького мальчика за руку, чтобы продолжить идти вперед.

— Это… эм… профессор МакГонагалл? — тихо спросил Тим, словно беспокоясь, что, задавая вопросы, навлечет на себя неприятности.

— Да, это директриса, — ответил Гарри, пытаясь говорить так, словно все было нормально. Но даже сам он слышал беспокойство в собственных словах. Его несколько расстраивало, что Тим помнил Минерву, но не свою семью.

Но, возможно, это было хорошим знаком. Возможно, воспоминания ему навевала обстановка. Возможно, когда они попадут домой, Тим начнет вспоминать и их.

Миневра услышала свое имя и подошла к ним.

— Тим? Как ты себя чувствуешь? — добродушно спросила она.

— Я в порядке, профессор, — вид у Тима был напряженный, когда он говорил это.

Минерва оглянулась на Гарри, а затем сказала:

— Профессор Булстрод рассказала мне, что ты, скорее всего, предотвратил гораздо более серьезный взрыв.

Миллисента поведала об этом и Гарри. Похоже, кто-то из одноклассников Тима решил проверить, что будет, если бросить ненужный ингредиент в чужой котел. Тим заметил это и оттолкнул другого первокурсника в сторону, наложив на котел очень хорошие охлаждающие чары. Но зелье все равно отреагировало, и Тим попал под его взрыв.

— Пятьдесят баллов Слизерину, — довольно сказал Минерва.

Тим моргнул и чуть улыбнулся странно взрослой, ироничной улыбкой.

— Я не помню, что случилось, — признался он.

Минерва кивнула.

— Мадам Помфри сказала мне, что ты ударился головой. По ее словам, через пару дней с тобой все будет в порядке, — в голосе Минервы слышались легчайшие нотки беспокойства. Прошло много времени с тех пор, как в школе случался серьезный несчастный случай с зельями. Такого не было с тех самых пор, как здесь начал преподавать профессор Снейп, а Миллисента продолжила его традицию, заправляя на своих уроках все с той же железной хваткой.

— Мы позовем Эрни на каникулах, чтобы он взглянул на него, — решительно заявил Гарри Минерве.

— Это очень хорошая идея, — ответила она, улыбнувшись ему. — Что ж, тогда пойдемте, воспользуетесь камином в моем кабинете.

Гарри улыбнулся двум другим своим детям и кивком головы показал им следовать за ними.

— Пойдемте, мама нас ждет.

Гарри продолжал держать Тима за руку, в большей степени успокаивая себя, чем ребенка. Но Тим не стал отдергивать руку.

Альбус и Лили последовали за ними, оживленно споря о квиддиче всю дорогу до кабинета директрисы. Они оба играли за команды своих факультетов, которые в данный момент шли ноздря в ноздрю по баллам.

Минерва и Гарри обменялись обеспокоенными взглядами поверх головы Тима, но ни слова не сказали. Когда они добрались до движущейся лестницы, Гарри посмотрел вниз на ребенка, вид у которого до сих пор был совершенно потерянным.

Тим замер, не дойдя до двери.

— Тим? — спросил Гарри.

Мальчик снова смерил его сердитым взглядом, а затем покачал головой, словно отмахиваясь от назойливой мысли. Он поджал губы и глубоко вдохнул, словно собираясь с силами.

Главный кабинет школы мало изменился за прошедшие годы. Минерва добавила парочку личных штрихов, но основной доминантой комнаты по-прежнему оставались портреты бывших директоров и директрис. И вся эта галерея устремила благосклонные взгляды на Гарри и его детей, когда они зашли внутрь.

Кроме портрета профессора Снейпа.

— Поттер? — спросил он с легкой усмешкой. — Почему этот ребенок держит мою палочку?

Тим напрягся и поднял кончик волшебной палочки в защитном жесте, словно боялся, что кто-нибудь попытается отобрать ее у него.

На вопрос, явно позабавленная им, ответила Минерва:

— Ты оставил ее школе, Северус. Поручив передать ее подающему надежды в зельеварении студенту. Палочка выбрала его.

— И он подает надежды? — спросил портрет у Минервы.

— Настолько, что помнит изучаемые на третьем курсе охлаждающие чары, которые он применил, чтобы предотвратить взрыв в кабинете зельеварения, — самодовольно ответила Минерва.

— Хм, — портрет пронзил Тима проницательным взглядом. — В чем разница между аконитом и клобуком монаха? — рявкнул он, обращаясь к мальчику.

Гарри открыл было рот, чтобы посоветовать портрету пойти порычать на кого-нибудь еще, но Тим вдруг холодно ответил:

— Это одно и то же.

Похоже, у Тима не было проблем с почерпнутыми из книг знаниями, потому что уголок рта Снейпа дернулся вверх.

— Значит, один из Поттеров все же не совсем потерян для науки зелий.

Ал и Лили, похоже, были глубоко оскорблены данным заявлением. Гарри же это лишь позабавило, и он покачал головой:

— Не обращайте на него внимания, — сказал он детям. — Он любую оценку ниже “Превосходно” считал разочарованием. Но он умудрился выучить меня на “Выше ожиданий” за С.О.В., — улыбнулся Гарри портрету, не сумев удержаться. — Все, кто учился в классе у Снейпа, всегда получали С.О.В. за зелья, включая и кое-кого с моего курса, за кем числился длинный список расплавленных котлов, — но имя этого человека Гарри называть не собирался.

— Папа? — вдруг спросил Альбус. — Это тот Северус, в честь которого меня назвали?

Гарри кивнул.

— Да.

— Вы назвали своего сына в честь него? — запинаясь, вымолвил Тим. — Но он…

Порой Тима расстраивали совершенно неожиданные вещи. Что ж, по крайней мере, это вырвало мальчика из его угрюмого, испуганного молчания.

— Он ведь был героем войны, верно, папа? — вставил Альбус. Затем он обернулся к Тиму, гордо улыбнувшись. — Меня назвали в честь двух бывших директоров, — сказал он.

— Так он был вашим другом? — спросил Тим, с недоумением разглядывая Гарри. Он, наверное, не мог представить, чтобы кто-то дружил с этим неприятным человеком с портрета.

Гарри засмеялся.

— Едва ли. Я был слишком похож на твоего брата и просто сводил его с ума. Но спроси об этом свою тетю Рос. Он был главой Слизерина, когда она училась в школе. Члены его факультета очень любили его. И он был лучшим другом моей мамы, когда они учились в школе.

Минерва вздохнула, послав Гарри грустную улыбку.

— Я все еще скучаю по нему. Мне по-прежнему жаль, что он не мог рассказать мне обо всем в тот ужасный год… — она умолкла, покачав головой. — Я становлюсь сентиментальной, — извинилась она перед Гарри. — Скоро праздники, в это время всегда думаешь о потерянных друзьях.

Гарри понимающе кивнул. Он глянул на Тима, который за время их разговора побелел как простыня.

— Так, пойдемте, — поспешно сказал он. — Тим, думаю, будет лучше, если я понесу тебя. Судя по виду, чувствуешь ты себя не очень хорошо.

Ребенок кивнул и позволил взять себя на руки без единого слова протеста.

Гарри бросил горсть летучего пороха в камин и сказал:

— Площадь Гриммо!

Сложно было помнить, что все это было лишь навеянным зельем видением. Обычно Северус понимал, что видит сон. Он знал, что спит и мог разбудить себя, когда сон обращался кошмаром. Это был один из навыков, усваиваемых с окклюменцией. Во сне всегда были знаки, указывающие, что это был именно сон. Пробелы, резкие прыжки между событиями и обрывы сцен. Люди, говорящие странные вещи. А даже если это не помогало, он всегда искал источник света. В его снах свет никогда не отбрасывал теней.

Но происходящее с ним было чем-то совершенно иным. Здесь не было прорех в ткани реальности, как было бы в обычном сне. Все его органы чувств продолжали работать. Он почувствовал запах каминной сети и жесткое приземление в конце. И Поттера, крепко державшего маленькое тело, в котором в данный момент обитал Северус. Все происходящее говорило ему о том, что его окружала реальность.

Его мать тоже держала его так, когда он был маленьким, но отец никогда.

Северус отмахнулся от этой мысли еще до того, как она успела оформиться в его голове.

Поттер осторожно опустил его на пол, когда они вышли из камина. Помещение лишь отдаленно напоминало кухню в доме на площади Гриммо. Мебель была та же, но, судя по ее виду, кто-то старательно ее надраил. В воздухе витал запах булочек, запекавшихся в печи.

— Все хорошо? — заботливо спросил Поттер, наклоняясь, чтобы заглянуть Северусу в лицо.

Северус напряженно кивнул, хотя ничего хорошего в происходящем не было. Сам Темный лорд не мог бы придумать видение столь же ужасное, как это.

Поттер, обеспокоенно нахмурившись, не сводил с него глаз. Опустив руку на плечо Северуса, он провел его в глубь комнаты в сторону от камина, чтобы дать дорогу другим детям. Первой появилась Лили, выпрыгнув из камина.

— О-о-о! Кричер что-то печет! — воскликнула она, принюхавшись.

— Это вы там? — раздался женский голос. Северус услышал, как кто-то бежит вниз по лестнице. Он обернулся, увидев, как в комнату влетела женщина. Он с испугом понял, что это Джинни Уизли, которую он лишь на прошлой неделе защитил от Амикуса. Она, как и все, кого он узнал, была на двадцать лет старше. Она превратилась в прекрасную женщину, чье лицо засветилось при виде них.

Лили бросилась к ней:

— Мама!

Камин снова активировался, и из него вышел старший ребенок, Ал. Он отряхнулся и повернулся, чтобы обнять мать, когда та закончила приветствовать Лили.

Рука Поттера все еще покоилась на плече Северуса, когда Уизли повернулась, чтобы поцеловать Поттера, а затем наклонилась обнять его. Северус дернулся и отшатнулся назад, не сумев совладать с собой. Уизли с недоумением оглянулась на Поттера, а затем снова посмотрела на него, но на объятьях все же настаивать не стала.

— Тим? — неуверенно обратилась она к нему.

— Он довольно сильно ударился головой, — тихо пояснил Поттер. — Ему трудно вспоминать некоторые вещи. Он узнал Лили и назвал меня “мистером Поттером”, но Ала он, похоже, не узнает.

Уизли… нет, теперь она была миссис Поттер, понял Северус, обеспокоенно нахмурилась.

— Пошлю сову Эрни. Я боялась, когда Поппи написала нам… — она замолчала и послала Северусу обеспокоенную улыбку. — Ничего страшного, Тим. Бладжеры не раз хорошенько ударяли меня, так что я потом даже имя свое вспомнить не могла несколько дней. Все утрясется.

Если ребенок, в теле которого он теперь обитал (или завладел им? Хотя мысль это была мало приятной), обычно звал Поттера “папой”, то она, должно быть, была его мамой. По какой-то причине Северусу захотелось утешить ее точно так же, как до этого было с Лили.

— Уверен, со мной все будет хорошо, мама, — сказал он ей, надеясь, что эти слова не слишком отличались от того, как обычно разговаривал этот ребенок.

Хотя, напомнил он себе, это едва ли имело значение, ведь все это было сном.

Она широко улыбнулась и потянулась, чтобы взять его за руку, вместо того, чтобы вновь вторгаться в его личное пространство. Лишь только тогда он заметил, что все еще держит палочку в руке. Никто ему и слова не сказал, но Северус почувствовал внезапную неловкость. Он засунул палочку во внутренний карман мантии.

— Как насчет того, чтобы что-нибудь перекусить? — спросила женщина. — Кричер как раз достает булочки из духовки, а я заварю чай.

Северус осторожно кивнул. Рука Поттера направила его к скамейке у стола. Там стоял пожилой эльф, прислуживавший Блэкам. Северус гадал, что же он тут делает. Ему даже в голову бы никогда не пришло, что Поттер оставит это существо после того, какую оно сыграло роль в смерти Блэка.

Северус знал и других домашних эльфов. Возможно, Кричер был здесь из-за того, что воображению Северуса не удалось представить, что в этом доме будет прислуживать кто-то иной. Хотя в этом сне, видении или чем там все это было домашние эльфы могли и вовсе оставаться невидимыми, как они делали в Хогвартсе.

Возможно, скоро тут появится и Блэк, ищущий возмездия.

Кричер поставил перед Северусом тарелку с двумя булочками и баночку с малиновым вареньем.

— Спасибо, — пробормотал Северус.

Домашний эльф дернулся, посмотрев на него.

— Мастер Тим сегодня сам не свой, — сказал он.

Поттер, сидевший рядом, кивнул.

— Да, ты прав, Кричер. С ним случился несчастный случай, и он ударился головой.

Кричер подозрительно прищурился, но комментировать не стал. Возможно, никто в этом доме раньше не благодарил этого домашнего эльфа.

Северус отвесил себе мысленный пинок.

Это. Все. Сон.

Здесь не было прошлого или будущего. Люди вокруг него были ненастоящими. Ему нужно помнить об этом. Возможно, если он позабудет это, ему никогда не удастся выбраться. Они были лишь пыткой, уготовленной ему Поппи, чтобы показать ему, кем он никогда не будет и чем никогда не будет обладать. Как он мог быть так глуп?

Комната опасно накренилась. Он зажмурился из-за внезапно ставшего слишком ярким света.

— Тим? — Северус распахнул глаза. Теперь напротив него сидела Джинни Поттер.

— Что? — резко спросил он, искривив рот в усмешке. Внезапно он обрадовался тому, что еще ничего не успел съесть. Иначе бы его стошнило. Он поднял руку к своей раскалывающейся голове.

— Милый, ты дрожишь, — сказала она, потянувшись, чтобы коснуться его лба. — Тебе нужно прилечь, — заявила она.

Он бы огрызнулся, но трудно было быть устрашающим, когда в тебе всего четыре фута роста.

— Пойдем. Ты же слышал, что сказала твоя мама, — подхватил его на руки Поттер.

Северус стиснул зубы. Конечно, не помогало еще и то, что маленькое тело, в котором он застрял, похоже, действительно страдало от последствий удара по голове. Путешествие по лестнице стало для него испытанием. Уже на полпути его скрутило от сухих спазмов.

Поттер усадил его на ступеньку. И он, и его жена оба были рядом, положив руки ему на спину. Он отмахнулся от них, потому что от их прикосновений ему становилось только хуже. К его большому удивлению, они действительно отстранились. Северус же уселся, склонив голову к коленям.

— Пойду свяжусь с Эрни через камин, — сказал Джинни. — Останешься с ним?

Должно быть, Поттер кивнул, поскольку Джинни поспешила вниз по лестнице.

— Эй, Тим? — судя по голосу, Поттеру только что пришла в голову какая-то идея. — Где твоя палочка?

Северус пощупал мантию. Как только он коснулся деревянной рукоятки, его тошнота начала утихать.

На его спину вновь легла рука, но в этот раз ему не стало из-за этого плохо.

— Помогло?

Северус осторожно кивнул.

— Ты, похоже, и правда умудрился хорошенько стукнуться. Думаю, твоей магии нужна твоя волшебная палочка, чтобы направлять себя, — сказал Поттер. — Давай проверим, смогу ли я отнести тебя до кровати, — Поттер снова его поднял.

Они подошли к одной из спален. Северусу было интересно, как Поттеры заботились о своем, очевидно, приемном сыне. Пока что они представляли из себя буквально картину родительской преданности, но это ничего не значило. Он повидал много семей, таивших неприятные секреты.

И снова Северусу пришлось одернуть себя. Происходящее не было настоящим.

И Северус наконец-то увидел доказательство того, что все это было лишь крайне реалистичным сном. Комната, в которую они зашли, была настолько похожа на ту, какую бы хотел иметь Северус в свои одиннадцать лет, что ее просто наверняка почерпнули из его воображения.

Комната была очень опрятной. Одну из стен от пола до потолка занимал книжный шкаф, а в углу к стене была прислонена метла. На комоде стояли фотографии, люди на которых махали ему. Некоторых из них он даже узнал. Среди фотографий были две неподвижные магловские. Кровать была заправлена серебристо-зеленым покрывалом. Настоящий Поттер никогда не допустил бы подобного в своем доме, уж в этом Северус был уверен.

В другом углу примостился плюшевый дракон — свидетель более юных дней владельца комнаты. На стене расположилась коллекция карточек из шоколадных лягушек. На прикроватном столике стоял камень, зачарованный давать свет. Потолок был выкрашен в голубой цвет, и на нем были изображены облака. Разглядывая их, Северус заметил, как они плывут по нарисованному небу и между ними то и дело проносится маленькая птичка.

Изголовье кровати тоже служило полкой под книги. Поттер опустил его на кровать и повернулся, чтобы достать из комода пижаму. Отдав ее Северусу, он спросил:

— Тебе нужна помощь?

Северус ответил ему сердитым взглядом.

Поттер лишь вздохнул.

— Я тогда пойду вниз и проверю, связалась ли мама с целителем Эрни, хорошо? — он поднялся и полуприкрыл за собой дверь.

Покрывало под его рукой казалось новым. Книги на полке представляли собой смесь магловских и магических изданий. В некоторых книгах Северус узнал названия из собственного детства, но лишь в некоторых.

Северус стянул с себя мантию и надел пижаму. Он был осторожен, стараясь по возможности не выпускать волшебную палочку из рук.

Вместо того, чтобы забраться в кровать, он отправился обследовать книжный шкаф, испытывая любопытство при мысли о том, что мог поместить туда его собственный разум.

На одной из магловских фотографий была изображена молодая светловолосая женщина, счастливо улыбавшаяся в камеру. Рядом с ней располагалась фотография, на которой были изображены Тим, Джинни и Гарри Поттеры. Они разрезали огромный торт и все вместе смеялись. Пока он наблюдал за ними, маленький мальчик обхватил руками Поттера, который подхватил его, и они вместе принялись махать Северусу.

На другой фотографии было двое детей, которых Северус уже видел, они стояли вместе с еще одним мальчиком, которому на вид было на пару лет больше Ала. Самый старший опустился на колено рядом с Тимом, словно делясь с ним каким-то секретом. Люди на портрете увидели его и встали все вместе, чтобы тоже ему помахать.

— Ищешь, что почитать?

Северус подскочил на месте. Людям не часто удавалось подкрасться к нему.

Но так было в его старом теле… или, точнее, в его собственно теле из реальности. Это же тело из сна не обладало рефлексами, отточенными годами шпионской деятельности. Хотя, возможно, это был еще один знак, который он искал, — едва ли в реальности Поттер мог двигаться столь тихо.

— Прости, — сказал Поттер, — не хотел тебя пугать. — Он зашел в комнату и откинул покрывало с кровати. — Что хочешь почитать? Я принесу. Целитель Эрни скоро придет, но он хочет, чтобы ты прилег.

Северус кивнул, осторожно забравшись в кровать. Поттер укрыл его.

— Надеюсь, тебе нравится покрывало, — чуть улыбнувшись, сказал он. — Твоя тетя Рос намеревается утопить тебя во всем зеленом и серебряном.

— Тетя Рос?.. — рискнул спросить Северус, гадая, кого же имел в виду Поттер. Среди Уизли не было никого с таким именем. Возможно, какая-то тетка по браку?

На лицо Поттера вновь вернулось беспокойство.

— Она тоже училась в Слизерине, помнишь? — Поттер подоткнул вокруг него одеяло.

Северус лишь покачал головой, немного озадаченный. Этот сон продолжал развиваться совсем не в том направлении, куда, по его мнению, должен был.

— Вы не против, что я в Слизерине? — он знал, что у многих детей были проблемы из-за того, что они попадали не на те факультеты. Он-то думал, что Уизли и Поттеры устроят истерику по поводу того, что их сын (пусть и приемный) вдруг угодил на ненавистный факультет.

Поттер протянул руку и откинул волосы с глаз Северус, а затем улыбнулся.

— Мы же уже это проходили. Мне нравится, что у меня теперь полный набор.

Северус покачал головой.

— Но… но все думают, что слизерницы сплошь темные волшебники, — выпалил он, ничего не понимая.

Поттер угрюмо кивнул, на его лице внезапно появилось выражение, словно что-то обрело для него смысл.

— Тебя кто-то беспокоил из-за этого? — спросил он.

— Я… не знаю… — заикаясь, ответил Северус.

Поттер снова нахмурился.

— Послушай, если тебя кто-то беспокоит, скажи своему брату или сестре, договорились?

— Я… я не… — Северус решил, что лучше всего будет помолчать. Ситуация становилась слишком трудной и непонятной.

— Если такое случится, скажи профессору Булстрод, хорошо? Или, как я сказал, можешь сказать Алу, если тебе кажется, что ты не можешь поговорить со старостой со своего факультета, — покачал головой Поттер. — Я не хочу, чтобы ты из-за этого беспокоился, понимаешь? — Поттер наклонился и взял его за ту руку, в которой не была зажата палочка. — Нет ничего плохого в Слизерине. Темные волшебники учились на всех факультетах, просто так уж получилось, что последний из них был слизеринцем. Один из величайших героев войны тоже учился в Слизерине. И его палочка досталась тебе.

Северус кивнул, чувствуя непривычное давление эмоций в груди. Он попытался отмахнуться от них, вновь напомнив себе, что это был сон. Но этот сон брал над ним вверх. Он был таким чертовски реальным. У Северуса не осталось и тени сомнения в том, что он застрял здесь. С каждой секундой, что он проводил здесь, он все сильнее убеждался в реальности происходящего, а его прошлая жизнь, с войной и Темным лордом, начинала казаться сном.

Внезапно Северус вспомнил, что китайский волшебник Чанг Цзу описывал, как ему довелось выпить “Легкость сердца”. Он писал что-то о сне, в котором он был бабочкой, и что при пробуждении он не мог понять, что именно было реальностью.

Северус мог лишь посочувствовать ему.

— Я правда считаю, что проблема заключается в травме головы, — сказал Эрни МакМиллан Джинни и Гарри, обеспокоенно маявшимся под дверью в комнату Тима. Обычно они приходили в кабинет Эрни в Мунго, но Гарри не гнушался прибегать к бесстыдным просьбам об одолжении, чтобы его дети получали самое лучшее лечение, когда были больны. На Эрни до сих пор была мантия целителя, поскольку он прибежал сразу же, как только покончил с последним пациентом, назначенным к нему на это утро.

Эрни специализировался на исцелении мозга и нервной системы. Он вел дело Тима с тех самых пор, как вылечил его от последствий Круциатуса четыре года назад, когда мальчик только начал жить с Поттерами. В действительности дело Тима и другие подобные ему заслужили Эрни определенную репутацию. К тому же на его счету был ряд успешных случаев по возвращению воспоминаний, утерянных в результате несчастных случаев, ран и неправильно исполненных заклинаний стирания памяти.

— Повреждения довольно обширные, но исключительно физические, — продолжал Эрни. — Я просмотрел отчет Поппи и не думаю, что этот эффект оказало на него взорвавшееся зелье, — тут целитель помедлил.

А когда целители так медлили, новости никогда не бывали хорошими. Внутри Гарри все сжалось, а Джинни схватила его за руку. Он сжал ее руку в ответ.

— Так что, думаю, — медленно продолжил Эрни, — учитывая, что мы имеем дело с простой механической, а не магической раной, пара дней на стандартных исцеляющих зельях приведут его в норму.

— Но?.. — подтолкнул его Гарри, желая, чтобы Эрни просто взял и выложил уже все, как есть.

— Возможно, это пустяк, — брови Эрни сосредоточенно нахмурились. — Просто я… просто я по-настоящему поражен, какую активность проявляет магия Тима. Такой уровень магической активности можно обычно встретить лишь у довольно могущественных взрослых волшебников. — Продолжая обеспокоенно хмуриться, он оглянулся на дверь в комнату мальчика. — Это побудило меня проверить его на магические повреждения, но я ничего не нашел. Я беспокоюсь, что мог что-то упустить.

Джинни кивнула.

— Да, но Тим всегда был особым случаем, верно? — она оглянулась на Гарри в поисках поддержки.

— Ну, его магия, бывало, устраивала те еще зрелища, — признал Гарри. — В первый раз, когда я его увидел, Тим превратил человека в таракана. Сомневаюсь, что много семилетних детей способны на такое.

На лице Эрни появилось задумчивое выражение, сменившееся облегчением, словно он решил какую-то загадку.

— Полагаю… да… Чисто физическая рана могла бы преждевременно пробудить до этого дремавшую магию. Это вроде условного рефлекса на ранние магические раны. — Эрни покосился на Гарри: — С тобой ведь всегда так и было, насколько я понимаю.

Гарри лишь пожал плечами, больше беспокоясь о своем сыне, чем о неких силах, которыми он, Гарри, мог обладать в детстве.

— То есть ты думаешь, что он потерял память не навсегда? — спросил он, возвращая разговор обратно к сути.

Целитель кивнул.

— Да. Дело обстоит не хуже, чем при серьезных травмах из-за квиддича. По моему мнению, стоит ожидать, что он будет несколько дезориентирован от недели до десяти дней, учитывая, что о пол он ударился затылком. Поппи сказала, что его мозг значительно оттек к тому моменту, как она дала ему первое зелье, так что все было довольно серьезно. Будь он магглом, он бы умер. — Эрни неуютно переминался с ноги на ногу. — Сказать по правде, нам стоит поблагодарить богов, что магия Тима настолько сильна. Иначе он бы до сих пор лежал в коме.

Джинни кивнула. Как она и говорила Тиму, на ее счету было не мало полученных во время квиддича травм.

— И что нам теперь делать? — спросила она.

— Все как обычно, — ответил Эрни, достав из кармана кусок пергамента и написав на нем инструкции. — Я пропишу исцеляющее нервы зелье, его нужно принимать два раза в день. Пусть волшебная палочка будет с ним. Вы правы в том, что она помогает сфокусировать магию. Если он почувствует себя хорошо, то завтра он может подняться с кровати. Если его состояние ухудшится, то свяжитесь со мной через камин или пошлите патронуса, если меня не будет на месте. — Эрни протянул пергамент Джинни. — Не оставляйте его одного следующие несколько дней. А по ночам пусть за ним приглядывает домашний эльф.

Джинни с Гарри с ухмылкой переглянулись. Как бы Кричер ни заботился о детях, они никогда не позволяли ему сидеть с ними, когда те болели. В отличие от многих родителей из чистокровных семей Гарри с Джинни предпочитали лично держать руку на пульсе.

Гарри вздохнул поглубже и решился задать вопрос, беспокоивший его с того самого момента, как Тим назвал его “мистером Поттером” и посмотрел на него с закрытым, испуганным выражением на лице.

— Как думаешь… эти события отбросят его назад? — он сглотнул. — Эти раны могут вновь активировать нанесенные Круциатусом повреждения?

Никому еще не удавалось получить столь сильные повреждения от этого проклятья и полностью оправиться, как было с Тимом. Многие подозревали, что во время последнего года войны были и другие, на кого накладывали Круциатус столь же часто, но всех их тайно излечил с помощью своего зелья Снейп. Так что Тим был единственным их практическим случаем подобного рода, если не считать Алису Лонгботтом.

— Небольшая встряска мозга едва ли обесценит действие зелья, Гарри, — уверенно заявила Джинни. Она всегда верила в это зелье больше его. И Гарри вовсе не хотелось думать о причинах этого. — У меня ведь никогда не было с этим проблем.

Целитель кивнул.

— Верно. Говорю же вам, насколько я вижу, это исключительно физическая травма. Я вернусь завтра и проверю его состояние. Думаю, стандартного исцеляющего зелья хватит. Не думаю, что нам потребуется что-то более конкретное, — сказал Эрни. — Только не удивляйтесь, если он… ну, будет вести себя немного странно, пока к нему не вернется память.

— О чем ты? — обеспокоенно спросила Джинни. Она обхватила Гарри за пояс, а он в ответ обнял ее за плечи. В прошлом у них уже был опыт со “странным поведением” Тима. И больше им через это проходить не хотелось.

— Ну, это одна из причин, по которым я не хочу, чтобы вы оставляли его одного, — сказал Эрни, скрещивая руки и опираясь на стену. — Травмы головы очень непоследовательны в своем воздействии. Вы заметите, что он, вероятно, будет помнить большинство людей, но не будет помнить свои с ними взаимоотношения.

— Так и было в школе, — подтвердил Гарри. — Он знал почти всех, но не знал, какое место занимает среди нас. Снова начал называть меня “мистером Поттером”,

— К сожалению, травматичные воспоминания сильнее прочих. Сейчас он может помнить тебя лишь как “мистера Поттера”. Еще у него, скорее всего, будут кошмары или даже флэшбэки, пока его память полностью не восстановится. Он будет угрюмым, раздражительным, возможно, даже плаксивым. Все это совершенно нормально после таких ран. На нем можно использовать легилименцию, если вы считаете, что это поможет ему успокоиться. Честно говоря, я не люблю пользоваться успокаивающими зельями после травм головы. Из-за них пациенты становятся вялыми.

Гарри и Джинни синхронно кивнули.

— Не нужно волноваться, если он будет дезориентирован день или два. Он может задавать странные вопросы, даже, может быть, не сможет вспомнить, как справиться с каким-нибудь трудным делом. Отвечайте на все его вопросы, какими бы своеобразными они ни были. Скорее всего, это подстегнет его память. Если покажется, что ему становится хуже, а не лучше, сразу же свяжитесь со мной, хорошо?

— Да, — ответил Гарри. — Я посижу с ним первым? — спросил он Джинни.

— Так, — сказал Эрни, отталкиваясь от стены. — Я тогда вас оставлю. Дайте знать, если понадоблюсь вам.

Джинни просмотрела список зелий.

— Отправлю за ними Кричера, — она в последний раз приобняла Гарри, а затем отпустила его и начала спускаться вниз, чтобы проводить Эрни. — Гарри? Хочешь, я попрошу Кричера принести вам обед наверх? — спросила она.

— Да, иди, — кивнул Гарри. Он улыбнулся Эрни и направился в комнату Тима.

— Я приду и подменю тебя, когда мама доберется до нас, — сказала Джинни через плечо. — Она только что написала, что останется у нас на ночь.

Гарри улыбнулся. На Молли всегда можно было положиться.

Дверь в спальню мальчика по-прежнему была приоткрыта, как ее и оставил Гарри, выйдя в коридор. Тим сидел на кровати все в том же положении, притворяясь, что читает. Гарри знал, что он наверняка подслушивал разговор взрослых. Он, в конце концов, и сам бы так поступил. Гарри не стал накладывать чары тишины, потому что в этом случае Тим бы, наверное, решил, что умирает, а взрослые просто не хотят говорить ему правду.

И на его месте Гарри бы вновь решил точно так же.

Тим поднял глаза, словно действительно был поглощен книгой. Да этот ребенок становился прекрасным актером. Наверное, у Ала нахватался.

— Что сказал целитель? — его голос прозвучал расчетливо спокойно, скрывая страх. В глазах Тима вновь появился пустой и слишком взрослый для него взгляд, который был хорошо знаком Гарри. Этакий взгляд старой души, уставшей от мира. Взгляд, который ждал худшего.

Гарри уселся в кресло-качалку рядом с кроватью и посмотрел Тиму в глаза, только тогда заговорив.

— Да ладно тебе, Тим, — сказал он, криво усмехнувшись. — Не надо говорить мне, что ты ничего не слышал.

Мальчик сжал губы и словно к чему-то приготовился, будто ждал, что Гарри ударит его за то, что он подслушивал.

— Я слышал… кое-что, — настороженно ответил он.

— Итак, целитель Эрни считает, что у тебя сотрясение мозга. Твоя магия исправит все через пару дней, — заверил его Гарри. — До тех пор он не хочет, чтобы ты оставался один, на случай если у тебя вдруг закружится голова или тебя снова начнет тошнить.

Тим уставился на него, ничего не говоря.

— Хочешь сыграть в шахматы? — напряженно спросил Гарри.

Тим покачал головой, продолжая осмотреть на него.

— Ладно, — Гарри достал палочку и призвал один из пергаментов, которые он читал в своем кабинете. Порой Тиму просто нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Гарри подумал, что мальчику будет проще, если сам он, Гарри, займется каким-то делом.

Тим не пошевелился. Он не сводил глаз с Гарри. Напряженность во взгляде ребенка сводила с ума.

Наконец появился Кричер с подносом.

— Хозяйка Джинни говорит, что хозяин Гарри и хозяин Тим должны поесть, — прохрипел эльф. Удивительно, но у Тима не нашлось улыбки даже для старого эльфа, хотя он и пробормотал слова благодарности, когда тот передал ему тарелку с супом.

Кричер чуть склонил голову, а затем наклонился и что-то шепнул мальчику на ухо.

Тим дернулся назад, чем-то потрясенный, а Кричер заговорщически ему улыбнулся.

— Ни о чем не беспокойтесь, маленький хозяин, — погладил Кричер мальчика по руке. — Все будет нормально, вот увидите, — и он с треском исчез.

Гарри улыбнулся сам себе. Много лет назад он бы ни за что не поверил, как хорошо умел Кричер обращаться с детьми. По какой-то причине он всегда знал, что сказать детям, когда они грустили или беспокоились из-за чего-то.

Тим обратил свое внимание к еде, и Гарри тоже взялся за ложку, продолжая читать свой отчет.

— М-м-м… папа? — сказал Тим через некоторое время. Он использовал это слово, словно старался угодить Гарри.

И Гарри знал, что так оно, скорее всего, и было. Тим ненавидел расстраивать других людей.

— Да?

Тим поставил свою тарелку на прикроватную тумбочку. В руках он держал свою волшебную палочку, пристально изучая ее взглядом.

— Почему эта палочка у меня?

— Ты не помнишь? — спросил Гарри.

Тим покачал головой.

Гарри улыбнулся.

— Ну, как и сказал портрет, она когда-то принадлежала Северусу Снейпу. Он был директором Хогвартса, величайшим зельеваром двадцатого столетия, героем Второй войны с Волдемортом, главой факультета Слизерин и хорошим другом моей мамы.

Тим снова уставился на Гарри, молча ожидая продолжения.

— Ты помнишь, как сильно ты болел, когда только начал жить с нами? — тихо спросил Гарри.

— Наверное? — в голосе мальчика не было уверенности.

— Ну, я просматривал записи профессора Снейпа в поисках того, что могло бы помочь, и его палочка тоже была у меня. Она позвала тебя. Ты помнишь это?

В этот раз ребенок просто покачал головой.

— Ну, в то время мы беспокоились, что ты никогда не сможешь контролировать свою магию, но твоя тетя Луна сказала, что этот случай доказывал обратное. Эта палочка одна из лучших, знаешь, — сказал Гарри. — Профессор МакГонагалл мне как-то раз сказала, что она знала лишь одного волшебника более великого, чем Северус Снейп, и им был сам Дамблдор.

Тим уставился на него большими глаза, разинув рот. И вновь у Тима не возникло проблем с воспоминаниями об истории, которую он почерпнул из книг. Сложно было поверить, что в одном веке могли жить два настолько сильных волшебника, как Снейп и Дамблдор. Гарри запоздало понадеялся, что его рассказ о том, чью палочку Тим унаследовал, не вскружит мальчику голову.

Гарри потянулся и отколол со стены карточку Северуса Снейпа из шоколадной лягушки, которая была закреплена рядом со Слизерином (Тим организовал их в алфавитном порядке).

— Смотри, у тебя есть его карточка.

Тим взял ее и на мгновение погрузился в чтение информации и статистики на обороте.

— Тут написано, что у него есть биография, — с неожиданной срочностью сказал Тим. — У нас есть эта книга?

Гарри кивнул, взмахом палочки призвав книгу из своего кабинета.

— Ты так превратишься в свою тетю Гермиону, — добродушно заметил Гарри, радуясь, что Тим стал больше походить на себя. Живого и любопытного, перескакивающего с проекта на проект. К концу каникул Тим будет знать о Северусе Снейпе все, что о нем только было известно.

п/п: по-моему, автор немного преувеличивает насчет силы Северуса и совершенно забывает о том, что Том тоже едва ли был слабаком. но каждый имеет право на свое мнение.

Боль в голове Северуса буквально ослепляла. Яркие геометрические узоры из света затмили его взгляд, пульсируя с каждым ударом сердца. И хотя свет в комнате был приглушен, его все равно было слишком много. Северус попытался не двигать головой, вновь закрыв глаза. Узоры никуда не пропали, но свет добавлял агонии силы.

Вдруг необъяснимым образом откуда-то донесся детский плач. Его голова болела так сильно, что он не мог думать. Он бы рявкнул на ребенка, чтобы тот затих, но не смог отыскать сил побороть бьющий в его затылок нож.

Северуса окатил страх, ему не принадлежащий. Он уже испытывал нечто подобное, когда заходил слишком далеко во время легилименции. Он переживал чужие чувства и воспоминания. Но не понимал чьи именно.

Разум был очень юн. Возможно, ученик? Порой он помогал Поппи с раненными детьми, так что это имело смысл. Он был сильным окклюментом и обычно не допускал подобного переплетения разумов.

Этот разум был поврежден. Вокруг него пульсировала магия, исправляя повреждения разума и физическую структуру, в которой он обитал. Магия ребенка была неорганизованна, но сплочена. А еще очень сильна. Должно быть, это ее необузданная сила сбила Северуса с толка, затащив внутрь разума этого раненного ребенка. Лучше всего в этой ситуации поможет исцеляющий сон. Северус окружил себя собственной силой, выставляя барьер между собой и болью ребенка. Ему удалось вернуть достаточный контроль над своим физическим телом, чтобы почувствовать зажатую в руке волшебную палочку. Он сосредоточился, намереваясь наслать легчайшие чары сна.

Но ребенка захватили болезненные воспоминания. Слабого заклинания было недостаточно. Воспоминания в столь неспокойном состоянии были слишком сильны, потревоженные целительными механизмами самого мозга. Страшные, непонятные образы маленьких убогих комнатушек. Их было слишком много, и каждая из них была столь же ужасна, как и все остальные. Разум ребенка сосредоточился на светловолосой женщине. Она кричала на черноволосого и голубоглазого мужчину. Мужчина поднял волшебную палочку, и женщина в агонии упала на пол. Мужчина перевел палочку на владельца воспоминания.

Боль в голове Северуса удвоилась, а плач превратился в вопль. Теперь боль была столь же сильна, как и при любом Круциатусе Темного лорда.

Северус попытался полностью покинуть разум ребенка. Но, к его испугу, у него ничего не вышло. И дело было не в том, что его здесь что-то держало, просто ему некуда было уйти.

Северус постарался сориентироваться, где он находится, мысленно перебирая одну дурацкую идею за другой, пока не добрался до последнего воспоминания, имевшего смысл.

Хогвартс. Поппи. Ее зелье. Что-то взорвалось. И за тем этот безумный сон. Он был заключен в теле ребенка.

Но теперь, очевидно, пробудился законный владелец тела. Ребенок был в замешательстве и, похоже, слишком поглощен агонией в своей голове, чтобы обратить внимание на присутствие другого разума, хотя Северус был уверен, что мальчик его почувствовал.

Следующее мгновение подтвердило, что ребенок действительно чувствовал Северуса.

— Ох, черт, все настолько плохо? — заговорил ребенок вслух, но Северус знал, что обращался тот к нему. Он не знал, как реагировать ни на это замечание, ни на то, что их с ребенком разумы отделял лишь тончайший барьер.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — раздался женский голос. Мягкие руки коснулись его лба. Он почувствовал, как она двигает его, пока не свернулся клубочком у нее на коленях. Возможно, она левитировала его — точно он не мог сказать.

— Мама? — теперь уже заговорил ребенок с ней. — Что..?

— Ты ударился головой. Помнишь? — прошептал женщина.

— Н-нет… — запинаясь, ответил ребенок. — Это… отец..? Он…? Он снова тебя бил? Ты…? — Северус почувствовал легкую дрожь в конечностях. В разуме ребенка слово “отец” ассоциировалось с огромным страхом. Северус вспомнил, как его точно так же утешала его собственная мать после очередных побоев отца.

— Кричер? — прошептала женщина. Северус узнал голос Джинни Поттер. — Принеси то зелье от боли, которое прописал Эрни. — Затем она обратилась к ребенку: — Тим, это я. Твоя мама Джинни, — ее голос чуть дрогнул. — Тебе просто снится сон, — Джинни потянулась, взяв его маленькую руку, в которой он держал палочку, в свою большую. — Вот, ты чувствуешь свою палочку?

Северус ощутил пульсацию волшебной палочки.

— Да, — всхлипнул ребенок. — Голова болит... — мальчик умолк.

— Я знаю, — погладила его по волосам Джинни. — Все хорошо, — она едва заметно укачивала его. — Тебе снилась твоя другая мама?

— Прости, — ребенок еще ближе прильнул к женщине. — Он тоже там был. Он… он… — ребенок не смог продолжить. Северус удивился, заметив, что ребенок старался взять себя в руки, инстинктивно очищая разум от нахлынувших эмоций, чтобы совладать таким образом с болью.

— Все хорошо, милый, — повторила она и обхватила его обеими руками, крепко обняв. Северус был удивлен — ему казалось, что ребенок был слишком взрослым для подобного обращения, пусть даже он и был болен.

С другой стороны, не Северусу было судить о подобном.

Ему по-прежнему казалось, что в его (их?) голову воткнули раскаленный металлический прут. И где, черт возьми, только носило этого эльфа с нужным зельем. Северус сделал вдох, контроль над магией явно был поделен между ним и ребенком. С некоторым усилием он мысленно произнес заклинание, чтобы убаюкать разум ребенка. Им не было смысла страдать вместе. Ребенок не стал ему сопротивляться. Удивительно, но он доверял Северусу по меньшей мере в той же степени, что и его слизеринцы в лучшие дни. Разум мальчика расслабился, погрузившись в сон, дав Северусу возможность направить мысленные усилия на борьбу с болью.

Треск огласил возвращение эльфа. Джинни переместила несопротивляющееся тело ребенка. К его губам прислонили стеклянную бутылочку, и Северус сглотнул.

Люди никогда по-настоящему не ценят отсутствие боли, думал он. Зелье уменьшило его агонию до тупой ноющей боли.

— Тим, любимый? — позвала Джинни. — Ты можешь открыть глаза?

Северус осторожно подчинился. По его мнению, он находился слишком близко к лицу женщины. Он вздрогнул и отстранился. Она, кажется, поняла причину его неудобства. Улыбнувшись уголком рта, она сказала:

— Просто подними на меня взгляд на секунду, Тим.

Она откинула влажные волосы с его лица, поднимая свою палочку. Он понял, что она проверяла реакцию его зрачков. Ее брови сошлись на переносице, а рот сжался в обеспокоенную линию. Джинни опустила его с коленей обратно на кровать, укутав в одеяло.

— Expecto patronum.

Северус не разглядел ее патронус — слишком быстро он вырвался из ее палочки, выскочив через занавешенное шторами окно. После этого она заклинанием освежила его пропитанные потом простыни и пижаму. У этой женщины явно был опыт обращения с больными и раненными детьми.

Последнее, что помнил Северус с прошлого вечера (был ли это прошлый вечер? По его ощущениям, да), как заснул в этой комнате с сидящим рядом сорокалетним Гарри — будь он проклят — Поттером. Обеспокоенным отцом, приглядывающим за больным ребенком.

Северус ожидал, что проснется в своем кабинете (если вообще проснется) с жутким похмельем от принятых им галлюциногенов.

— Мне нужно еще раз посмотреть на твои глаза, милый, — сказала Джинни, ей явно не понравилось то, что она увидела в первый раз. Она подняла свою зажженную палочку и вновь проверила сначала один, а затем и другой его глаз. Она поджала губы: — Целитель Эрни придет через пару минут, милый, — лишь сказала она. — Как думаешь, у тебя получится съесть что-нибудь?

Северус не рискнул покачать головой.

— Нет, — сказал он вместо этого.

— А как насчет чая? — спросила она с несколько излишней жизнерадостностью. Джинни взбила подушки, чтобы он мог удобно сесть. Когда после этого движения его голова не взорвалась, Северус чуть расслабился. Она налила ему чай из чайника, стоявшего на подносе на небольшом столике, и протянула ему. Северус взял чашку, сделав осторожный глоток.

Шторы были задернуты, и по их краям пробивался дневной свет. Судя по всему, день снаружи был ясным, что было бы болезненно для его чувствительных к свету глаз. Северус был благодарен за этот предусмотрительный жест. У него было чувство, что головная боль могла вернуться в полную силу в любой момент.

Джинни опустилась обратно в кресло-качалку.

— Как спалось?

Северус пожал плечами. Несколько абсурдно было видеть сон о сне. Да все происходящее было весьма абсурдно. Он продолжал пить чай, надеясь, что не расстанется с ним в скором времени. Сквозь вкус молока и сахара он чувствовал привкус исцеляющего зелья. Он различил дикий бадьян, девичью траву, пион и таволгу. Северус начал перечислять про себя остальные ингредиенты и шаги приготовления зелья. Он много лет использовал этот трюк, чтобы успокаивать самого себя.

— О чем задумался? — мягко спросила Джинни.

Северус снова пожал плечами, не осмеливаясь говорить. Все свидетельствовало о том, что его первоначальная оценка ситуации была неверна. Он никогда не ощущал реальной боли в снах. И они никогда не были столь продолжительными и живыми. Так что, учитывая, что происходящее казалось реальностью, будет мудро относиться к нему соответствующе.

Если все действительно было так, то ему нужно было узнать некоторые вещи.

Он допил чай и протянул чашку обратно Джинни. В одной руке он сжал палочку. Постукивая ею по кровати, он раздумывал, как лучше всего будет получить нужную ему информацию.

— Хочешь, я тебе почитаю? — спросила Джинни. — Если у тебя болит голова, то тебе, наверное, самому лучше этого не делать. Хочешь, я продолжу читать книгу, которую ты начал вчера вечером?

Северус осторожно кивнул

Джинни взяла книгу, лежавшую в изножье кровати.

— На чем ты остановился? — спросила она.

Северусу не удалось продвинуться далеко. Слишком большое количество целебных зелий погрузили его в сон. До того, как его глаза закрылись, он одолел лишь две страницы. Насколько он помнил, Поттер забрал книгу у него из рук и укрыл его одеялом. Но вспомнить, что ему все же удалось прочесть, теперь не удавалось.

Но не успела Джинни начать читать, как они услышали с кухни звук сработавшей каминной сети.

— Это целитель Эрни, — волнуясь, сказала Джинни.

Северус не помнил, чтобы, будучи девочкой, Джинни Уизли страдала нервозностью. Совсем наоборот. Молли Уизли могла быть грозной, словно медведица, защищающая своих детей, но и у нее не было склонности к излишнему драматизму из-за болезней. Так что едва ли Джинни могла вести себя так, сама став матерью.

— Все в порядке? — отважился спросить он.

Она нахмурилась, словно думала, что он слишком быстро уловил ее настроение.

— Мне не нравится, что у тебя так сильно заболела голова, — просто ответила она.

Северус тоже не мог сказать, что его это устраивало.

Зашел МакМиллан, которого к ним проводил домашний эльф, наградивший Северуса едва ли не обвиняющим взглядом, а затем с хлопком исчезнувший из комнаты.

— Спасибо, что так быстро пришел, Эрни, — с облегчением сказала Джинни.

— Без проблем, Джинни, — ответил МакМиллан. — Говорил же тебе послать за мной, если возникнет какая-нибудь проблема. Что случилось?

— Он проснулся с ужасной головной болью, — сказала Джинни, кивая в сторону Северуса. — И посмотри на его глаз.

МакМиллан присел на кровать, посветив палочкой Северусу в глаза.

— Насколько сильной была головная боль?

— Настолько, что ему приснился Смит, — ответила Джинни надломленным голосом. — Он проснулся, думая, что я его другая мама.

Целитель побелел как простыня, услышав слова Джинни. Он повернулся к Северусу.

— Мне нужно наложить несколько диагностических заклинаний, хорошо? — сказал он ребенку.

— Хорошо, — ответил Северус. Он знал МакМиллана. Хаффлпаффец с характерными для этого факультета терпением, выдержкой и настойчивостью. Он был одним из тех, кто доставлял Кэрроу много проблем. Если бы пришлось выбирать, над чьим недостатком мозгов посмеяться, то Эрни МакМиллан едва ли был бы среди первых кандидатов.

МакМиллан достал нечто вроде очков ювелира.

— Просто закрой глаза, — сказал он.

Северус почувствовал, как он склонился над ним.

— Хм, — сказал МакМиллан спустя мгновение. — Головная боль? И она началась резко?

— Кажется, да, — ответила за него Джинни. — Он спокойно спал, а затем закричал.

— Тим?

— Да, — согласился Северус.

— Самая худшая головная боль, что у тебя бывала? — спросил МакМиллан.

— Наверное? — поскольку владелец тела спал, Северус ничего у него спросить не мог.

— Это… — целитель помедлил. — Ты мог бы сказать, что боль была столь же сильной, как и от Круциатуса? — очень тихо спросил он. Возможно, он не хотел, чтобы Джинни слышала его.

Северус слегка шокировано открыл глаза, чтобы посмотреть на МакМиллана. Откуда ребенку было знать подобное? Но Северусу ответ был известен.

— Да, — прошептал он в ответ.

Мужчина кивнул.

— Джинни? — обратился он. — Боюсь, у него небольшое кровотечение. Мне нужно наложить несколько заклинаний, — МакМиллан оглянулся на нее через плечо, поднимая очки вверх. — Такое порой бывает при травмах головы, — сказал он. — Кажется, что они заживают, а потом вдруг какой-нибудь кровяной сосуд лопается.

— Почему исцеляющее зелье не помогло? — голос Джинни прозвучал громче, чем хотелось бы Северусу, и его искажал страх. Северуса подмывало детально просветить эту женщину о различиях между тем, чего можно было добиться с помощью зелий, а чего — заклинаниями.

— Я остановлю кровотечение, а зелья разберутся с тем, что не может сделать его природная магия, — сказал целитель. Он снова обернулся к Северусу и взмахнул палочкой, приподнимая изголовье кровати, чтобы ему было удобнее сидеть. МакМиллан вновь опустил очки на глаза. — Тим? — сказал он. — Ощущения могут быть немного странными, но больно быть не должно. Если голова снова начнет болеть, сразу же говори мне, договорились?

Северус кивнул, про себя подумав, что целитель, похоже, был хорошо знаком с мальчиком и его историей болезни.

Целитель поднес палочку к виску Северуса, пробормотав заклинание. Поначалу Северус ничего не почувствовал. Другой разум тревожно зашевелился, а затем с удивительной внезапностью сбросил сонные чары.

Северус приготовился, что магия ребенка атакует или, быть может, даже попытается его прогнать, но та никак не отреагировала. В действительности его присутствие не доставляло ребенку никакого дискомфорта, хотя Северуса несколько сбило с толку то, что он вот так просто, в промежутке между двумя вдохами, внезапно превратился лишь в пассажира в теле этого ребенка.

— Ц-целитель Эрни? — спросил ребенок, удивившись, с его точки зрения, внезапному появлению мужчины.

— Тим? — рассеяно отозвался МакМиллан, все еще сосредоточенный на своих заклинаниях.

— Как давно вы здесь? — спросил Тим (Северус догадался, что мальчика звали именно так).

— Около десяти минут, — ответил мужчина. — Разве ты не помнишь, как я пришел? — кажется, его это не слишком обеспокоило.

— Нет, помню, как болела голова…

Целитель кивнул.

— Я пришел, чтобы это исправить. — Кажется, он был доволен проделанной работой: — Как ощущения?

— Лучше? — неуверенно сказал мальчик.

— Он выглядит лучше, чем за все то время, что прошло с его возвращения домой, — подтвердила Джинни, вставая, чтобы взглянуть на мальчика из-за плеча целителя.

— А я давно дома? — недоуменно спросил Тим.

— Милый, ты не помнишь? — обеспокоенно начала Джинни.

Целитель перебил ее:

— Все хорошо, я же говорил вам, что подобные раны оказывают странный эффект, — он ободряюще улыбнулся. — Ты ударился головой, и у твоей магии возникли кое-какие проблемы с исправлением последствий.

— О, — мальчик откинулся назад, все еще недоуменно смотря на взрослых.

Северусу пришло в голову, что, возможно, произошедшее стало результатом того, что зелье Поппи сработало наоборот. Возможно, вместо того, чтобы убить его, оно каким-то образом заключило дух Северуса в его волшебной палочке? А теперь он по случайности переместился в тело мальчика, когда магия ребенка ослабла?

Эта мысль заставила Северуса содрогнуться от отвращения (конечно, на самом деле он не мог вздрогнуть, ведь собственного тела у него не было, но дрожь все же проникла в тело ребенка, чувствительного к его эмоциям).

Неужто он теперь был таким же существом, что и Темный лорд? Существом, у которого не хватило достоинства умереть, как полагается? О, боги, ему в голову пришла идея куда хуже той, что могла бы уготовить ему Поппи: что, если Кэрроу обнаружили его тело, и Темный лорд поместил нечто, от него оставшееся, в волшебную палочку? Что, если это было ловушкой, сродни проклятому дневнику?

Если дело обстояло так, то, возможно, ему удастся уговорить ребенка выдать его присутствие? Учитывая, что у обоих старших Поттеров был опыт с одержимостью Темным лордом, они едва ли станут колебаться и быстро избавятся от Северуса.

Но что, если у них не получится сделать это, не навредив мальчику?

— Где папа? — резко спросил Тим. По чувствам, связанным с этим словом, Северус понял, что “папа” и “отец” были совершенно разными людьми.

Джинни улыбнулась ребенку:

— Он на работе. Он вернется домой пораньше. Ал и Лили в Норе.

— Джинни, — целитель закончил с диагностическими заклинаниями. — Думаю, теперь с ним все будет нормально, — он расправил мантию и поднялся.

— Так что случилось? — напряженно потребовала ответа Джинни.

— Как я и говорил, один из кровеносных сосудов ослаб, — пожал плечами МакМиллан. — Такое бывает в первые семьдесят два часа после сотрясения.

— Мама? — тихо позвал мальчик. — Кажется, я есть хочу, — эти слова он сказал тихо, неуверенно. — Похоже, я останусь в кровати на весь день? Я ведь начал читать какую-то новую книгу, верно? — он замолчал, возможно, отчасти помня, что Северус читал что-то прошлым днем. — Где она?

Джинни заулыбалась. Она присела на краешек кровати на то самое место, что недавно занимал МакМиллан, и протянула ему его книгу.

— Я попрошу Кричера тебе что-нибудь принести.

— Что-нибудь полегче, — предупредил целитель. Затем он обратился к ребенку: — Держи свою палочку при себе. Твоя голова все еще заживает.

Тим отыскал ее и убрал под подушку.

— Я был на уроке зельеварения? — медленно спросил он. — Кажется, я помню… да… Кто-то чуть не подорвал котел.

Джинни кивнула.

— Ты не помнишь, как попал сюда? Ты был без сознания до вчерашнего утра. Твой папа пришел и забрал тебя. Ты просыпался и разговаривал вчера вечером.

Мальчик покачал головой.

— Я не помню, — тихо сказал он.

— Не стоит удивляться, — пришел на помощь ребенку МакМиллан. — Он мог очнуться не до конца. Он был совершенно дезориентирован, когда я осматривал его вчера. — Ободряющим тоном он сообщил им обоим: — Вы ведь знаете, как бывает после ударов бладжера. Порой нужно несколько дней, чтобы полностью прийти в себя.

Появился домашний эльф, очевидно, подслушивавший весь их разговор. На принесенном им подносе стояла достаточно простая еда, которой бы хватило, чтобы накормить целое больничное крыло. Существо пристально всмотрелось ребенку в глаза, а затем облегченно улыбнулось. Прошлым вечером эльф понял, что разум в теле мальчика принадлежал совсем не Тиму. Однако, по причинам, известным лишь самому эльфу, он не стал выдавать секрет Северуса.

Кричер шепнул ему:

— Кричер знает, что маленький хозяин не в себе. Кричер думает, маленький хозяин нуждается в другом хозяине.

Поведение ребенка сводило его с ума. Северус поспорил бы и на свою палочку, и на свою несуществующую руку, в которой он эту палочку обычно держал, что ребенок его чувствовал, хотя и ничем не показывал, что его беспокоит постороннее существо в голове.

Северус измучил свой метафорический мозг, пытаясь вспомнить все, что ему было известно об одержимости и существах на это способных. Все прочитанные им книги однозначно сходились в том, что человек, которым овладевали, обязан был дать на это разрешение. А насколько Северус помнил, сам он не искал способа завладеть чем-то, кроме своего собственного, очевидно, давно мертвого тела, так что, возможно, он был заблудшей душой?

Люциус в ярких красках описал Северусу воскрешение Темного лорда. ”Меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение”. Так описывал свое состояние Темный лорд после неудачного Смертельного проклятья.

Взрослые разговаривали между с собой, стоя на пороге комнаты Тима и обсуждая дальнейшие возможные последствия травмы головы, хотя Джинни явно была более чем компетентна в данном вопросе.

”Ну, она тренировала не одного игрока в квиддич”. Эта мысль лениво проплыла сквозь разум Северуса, словно принадлежала ему самому. Он ничего не понимал. Джинни Уизли, насколько он помнил, в квиддич играла, выступая на позиции ловца или охотника.

”Мама была охотником в молодости, — промелькнула согласная мысль. — Хотя она была запасным ловцом”. Разум Северуса заполнили новые ассоциации и впечатления. Ощущение рукоятки метлы, Джинни, сидящая позади ребенка во время полета над небольшим фруктовым садом. Запах теплого морского воздуха и соленой воды. Толпа испачканных, усталых и довольных Поттеров, числа которых практически хватало, чтобы создать собственную квиддичную команду. Трое детей, в двух из которых Северус узнал Лили и Альбуса Поттеров. Третий был постарше, уже на самом деле молодой человек.

”Это Джеймс, — уведомила его еще одна лениво возникшая мысль. — Разве ты его не помнишь?”

Ребенок не просто знал о присутствии Северуса, его это еще и нисколько не беспокоило. Более того, мальчику, похоже, было интересно пообщаться с ним.

Из последних слов выросли новые ассоциации, когда разум ребенка принялся перебирать воспоминания, словно проверяя, все ли было на своих местах. Образы мелькали быстрее, а чувства, связанные с ними, были сильнее. Во многих из них были люди, которых Северус смутно узнавал. Всех Уизли он выделял по волосам. Хагрида было сложно с кем-то спутать, да и сам он едва ли изменился. А в одном из воспоминаний мальчик одного возраста с Альбусом Поттером помогал ребенку разобраться с домашней работой по трансфигурации, волосы у него были настолько светлыми, что он просто обязан был быть Малфоем.

Должно быть, ребенок уловил удивление Северуса, поскольку в их голове прозвучала мысль: ”Все верно, это Скорпиус Малфой. Он ужасно умный. И у его отца такие же светлые волосы”. Перед Северусом возникла сцена, в которой взрослый Драко Малфой, лишь едва заметно выдававший свое волнение, стоял на платформе 9 и 3/4 вместе со Скорпиусом, одетым в мантию Рейвенкло, скакавшим рядом с сыном Поттера и пышноволосой девочкой, которая могла быть дочерью Грейнджер.

”Ты о тете Гермионе? Она пользуется этим именем, работая с магглами. Все говорят, что они с Розой похожи”.

Поскольку разговор происходил в разуме ребенка, Северус получал полное впечатление Тима о каждом упомянутом человеке, будь то неприязнь или привязанность. Опыт Тима и его мысли о других людях в большей степени были заключены в чувства или даже образы, нежели в слова.

По какой-то причине голос тети Гермионы напоминал ребенку о темных и безопасных уголках. Его мама Джинни пахла летом, а руки у нее были самыми мягкими и прохладными. Дядя Рон в сознании ребенка был чем-то высоким, за чем можно было спрятаться. Поттер же, по мнению ребенка, был едва ли не святым.

Последний образ Северус отказался воспринимать. Ему хватило общения со святым Поттером до конца его жизни. Он надеялся, что когда этот ребенок достигнет переходного возраста, он задаст Поттеру по полной.

”Почему ты сегодня такой злой?” — подумал ребенок.

Северус сосредоточился, закрывая от него свой разум. Ему совершенно не нравилось, как перемешивались их мысли. Поток детского сознания отдалился, превративший в приглушенный шум, но никаких посторонний эмоций Северус больше не ощущал.

Вернулась Джинни, закончив говорить с целителем. Она уселась рядом с ребенком на кровать.

— Чувствуешь себя получше? — тихо спросила она.

Тим кивнул, чуть улыбнувшись ей.

— Но моя голова все равно какая-то странная, — признался он.

”А как иначе”, — подумал Северус, осторожно держа эту мысль при себе.

— Целитель Эрни сказал, что такое возможно, — согласилась Джинни. — Говорит, что беспокоиться не стоит. Если у тебя снова заболит голова, дай мне знать. — Она оглянулась на поднос, принесенный Кричером. — Супа? — спросила она. — Его ты запросто сумеешь съесть.

Ребенок кивнул. Она взмахнула палочкой и миска взлетела, опустившись к ребенку на колени.

Северус порадовался тому, что Джинни явно не намеревалась помогать Тиму больше, чем то требовалось. Он и без того был унижен сложившимися обстоятельствами, чтобы вынести еще и кормящую его с ложечки женщину (Нет, не его. Ребенка), что запросто могла бы ему устроить, например, Молли Уизли. Вместо этого Джинни тихо сидела рядом, а через минуту вновь возобновила разговор:

— Ну, так что, почитать тебе книгу?

— А ты можешь начать с начала? — тихо спросил Тим. — Я не помню, что прочитал вчера вечером.

Джинни улыбнулась.

— Конечно, любимый. Знаешь, это ведь твой папа написал вступление. Хочешь, чтобы я начала с него?

Тим кивнул, погружая ложку с супом в рот.

Вряд ли это будет приятным чтением, если к книге приложил руку Поттер. Северус помнил биографию Дамблдора и догадывался, что и книга о нем самом, без сомнения, наверняка была в схожей манере напичкана всяческими домыслами.

— ”Северус Снейп был загадкой для всех, кому довелось его знать, — начала читать Джинни. — Гениальный человек, обладавший невероятным талантом к обману, чьи последние годы жизни были посвящены победе над Волдемортом. Ученики и коллеги часто описывали его как холодного человека с острым и порой жестоким умом. Широко известно, что между мной и профессором Снейпом никогда не было согласия. Однако в тот последний и самый трудный год войны он нес на своих плечах ношу, сломившую бы практически любого”.

Северус не догадывался к чему вело это беспорядочное повествование, но иного выбора, как слушать, у него не было. Ребенку проклятые выдумки были интересны, и Северус мог заставить Джинни замолчать, лишь силой взяв контроль над его телом.

— ”И все же верность профессора Снейпа была непреклонна. В тот страшный последний год войны главной целью профессора Снейпа стала безопасность его учеников. Его показная жестокость скрывала проделываемую им опасную работу. Бесчисленному количеству учеников удалось избежать серьезных ран и даже смерти лишь благодаря его усилиям”, — Джинни перестала читать, посмотрев на ребенка затуманенным взглядом.

Тим посмотрел на нее в ответ.

— Что? — спросил он.

Она печально посмотрела на мальчика.

— Просто мне… мне трудно вспоминать об этом времени, — сказала она. — В тот год я была в школе.

Тим склонил голову набок.

— Что случилось?

Северус ожидал, что она отмахнется от расспросов ребенка. Может быть, скажет ему, что эта история не годилась для того, чтобы рассказывать ее маленьким мальчикам.

Но Джинни ничего подобного не сделала.

— Его назначили директором, а в школе появились ужасные люди, брат и сестра по имени Кэрроу, которым поручили следить за всем. Им нравилось разбрасываться Круциатусом по сторонам. Они даже научили ему других учеников.

— Мой отец тоже научился ему тогда? — очень тихо спросил ребенок.

Джинни вздохнула, потянувшись, чтобы забрать у Тима пустую тарелку.

— Думаю, да, — ее голос был столь же тих.

— Они ведь накладывали его на тебя, да? — это скорее было утверждение, чем вопрос.

Джинни спокойно кивнула.

— Но профессор Снейп дал мне изобретенное им зелье, чтобы мне не было плохо, — она покачала головой. — Он вечно притворялся плохим.

Северус фыркнул. Он действительно был гнусным ублюдком, никакого тут притворства не было.

Но он не был безумен и не был злым.

Джинни же продолжала:

— Мы не понимали, что он присматривает за нами. Ему приходилось притворяться одним из них, — она вновь покачала головой. — У меня была мысль, что творилось что-то странное. Он несколько раз мешал Кэрроу навредить мне. А один раз даже… — она помедлила. — Кэрроу отвел меня в кабинет директора, мне было так страшно. Я думала, что они сделают со мной что-то ужасное.

— Что-то хуже, чем Круциатус? Что, например? — охнул мальчик, увлеченный ее историей.

— Я и сама не знала. Просто понимала, что это будет что-то ужасное, — выкрутилась Джинни.

Северуса порадовало, что она еще окончательно не лишилась благоразумия. Какими бы открытыми отношения в семье ни были, едва ли было уместно рассказывать столь юному мальчику, что его мать едва не изнасиловали. — Но Снейп… он сказал ему поискать себе другое занятие, а затем заставил меня выпить то зелье…

Мальчик влез в ее описание:

— То самое, что вам пришлось дать мне?

Она кивнула.

— Из-за него я потеряла сознание, потому что мне нужно было столь же много, как тебе. А затем, когда я очнулась, он отнес меня к мадам Помфри и сказал ей, что я ранена. Но она то видела, что на самом деле это было не так. Так что она тоже начала сомневаться в нем. Она потом рассказывала мне, что знала Снейпа с тех пор, как ему самому было одиннадцать, и никак не могла понять, как он стал таким плохим. Но когда он начал приводить к ней учеников и говорить ей, что они были ранены куда сильнее, чем было на самом деле, она догадалась, что он продолжал шпионить для нашей стороны.

— Но почему об этом не догадался еще кто-нибудь? — спросил мальчик.

Женщина улыбнулась, но улыбка ее была печальной.

— Это длинная история. Эту главу профессору Лонгботтому помогла написать профессор МакГонагалл.

Северус наконец разглядел, что было написано на обложке книги. Прошлым вечером он выпил столько зелий, что даже и не заметил, кто был автором.

Невилл — чтоб его — Лонгботтом.

Если бы в данный момент тело контролировал Северус, он бы по чему-нибудь ударил.

Лонгботтом был ответственен за описание его жизни? Это был единственный человек, по его мнению, кто подходил на эту роль даже хуже Поттера.

Видно, злости Северуса нужно было как-то себя выразить. Маленькие вещицы, находившиеся в комнате, начали зловеще подрагивать.

— Тим? Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Джинни, доставая палочку, чтобы положить конец надвигающейся магической буре.

Сквозь все щиты Северуса громко донесся мысленный голос ребенка:

”Да ты успокоишься уже?”

Ребенок сделал глубокий вдох, словно чтобы помочь Северусу с этим, и, похоже, каким-то образом вырвал у него контроль над магией.

— Прости, — пробормотал мальчик, обращаясь к Джинни. — Голова все еще какая-то странная.

— Ничего страшного, — улыбнулась она, обнимая его одной рукой. — Этого стоило ожидать. Целитель Эрни сказал, что такое может случаться пару следующих дней. Он говорит, что беспокоиться не надо, это все из-за того, что твой мозг исцеляется. Ты, должно быть, устал сильнее, чем думал. Почему бы тебе не прилечь и не поспать?

Мальчик кивнул. Джинни помогла ему лечь и тщательно укутала в одеяло.

— Я буду рядом, — сказала она, указав на кресло-качалку. Она переместилась туда и взялась за оставленное вязание.

Северус укрепил свои щиты и принялся размышлять о возмездии Поппи.

Северус с легкостью мог бы взять контроль над телом, пока разум ребенка спал. Похоже, сам он мог действовать независимо от биологии Тима. Ни тело, ни магия ребенка не создавали для Северуса никаких барьеров. Вероятно, после создания им щитов вокруг собственного разума ребенок перестал ощущать его. Возможно, он даже решил, что Северус был лишь мимолетной фантазией, связанной с травмой головы.

Все это Северус выяснил, когда ребенок задремал. Когда глаза Тима закрылись, Северуса тоже потянуло в сон, но тяга эта не была сильна. Прошлым вечером лишь устоявшаяся привычка, а не настоящая потребность, погрузила его с сон, когда тело сдалось под действием целебных зелий. Видимо, именно поэтому он контролировал тело мальчика, когда Тим ударился головой.

В этот же раз Северус был слишком занят, пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации, чтобы уснуть вслед за разумом Тима. Хотя находиться в спящем теле было несколько страшно. Все органы чувств отключились, оставив Северуса с ощущением, словно его поместили в одиночную камеру. Возможно, в одну из клеток Темного лорда.

Крайне заманчиво было открыть глаза, потянуться и взяться за ту книгу, что оставила рядом Джинни. Однако подобное искушение могло привести к неприятным последствиям. Кто знает, как бы это отразилось на ребенке? Даже если бы он разбудил тело, чтобы просто почитать, это наверняка бы негативно сказалось на исцелении мальчика. Северус помнил, что одержимость Темным лордом очень тяжело сказывалась на тех, в чьем теле он обитал.

В то время как разум мальчика переключился в замедленный ритм сна, Северус начал мысленно конструировать место для себя. Иначе ему бы грозило быстро сойти с ума.

Это заставило его задуматься о том, могли ли неоднократные перемещения Темного лорда по телам людей и животных повредить его разум. Возможно, это внесло свою лепту в его текущее безумие, оказывающее влияние на его планы, в той же степени, что и расколотая душа.

Северус создал мысленную проекцию собственного тела, визуализировав в руке свою волшебную палочку. Приложив еще одно небольшое усилие, он представил свои комнаты в подземельях Хогвартса. Со вздохом Северус опустил свое воображаемое тело в воспоминание о своем любимом кресле.

Он не знал, сколько просидел так, погрузившись в глубокие раздумья. С какой бы стороны он ни смотрел на ситуацию, наилучшим выходом из нее было каким-то образом указать Поттерам на свое существование. Уж наверняка найдется кто-нибудь, кто сумеет освободить ребенка от нежеланного пассажира и даровать Северусу столь давно желаемый им покой.

— Привет, — раздался голос, напугав его. Даже не подумав, он направил палочку в сторону входа в гостиную. Там в мантии с гербом Слизерина и легкой улыбкой на лице стоял маленький голубоглазый мальчик. — А здесь неплохо, — заметил Тим, с интересом оглядывая комнату и совершенно не обращая внимания на палочку Северуса.

Северус моргнул. Учитывая, насколько сильным были его ментальные щиты, мальчик никак не мог отыскать путь в это убежище. Северус медленно опустил палочку.

Тим зашел в комнату, словно ему тут было самое место, что, подумал Северус, было правдой. В конце концов, они находились в его голове.

Мальчик уселся на диван.

— Я раньше не видел этого места, — сказал он. — Похоже на Хогвартс.

Северус оторопело кивнул.

— Да, я жил там раньше, — тихо сказал он.

— Это ведь где-то рядом с общежитием Слизерина, верно? В подземельях… рядом с кабинетом зельеварения, — он закинул ногу на ногу, уперевшись локтями в колени и опустив на них подбородок. Он смотрел на Северуса, словно ждал, что тот что-то скажет. — Почему ты здесь? — наконец спросил он напрямую.

— Полагаю, что в данный момент ты спишь, — уклонился от ответа Северус. — Так что логично будет предположить, что я тебе снюсь.

Тим серьезно кивнул.

— Это так, но ты ведь не просто сон. И никогда им не был. Обычно ты показываешься, лишь когда случается что-то плохое.

— Ты уже видел меня раньше? — совсем сбитый с толку спросил Северус. Мог ли он каким-то образом просыпаться в ребенке раньше, а теперь ничего об этом не помнить?

— Ну… да, — ребенок склонил голову на бок. — Ты пришел из-за того, что я ударился головой?

— Вероятно, — тихо ответил Северус.

Тим нахмурился, и в его глазах появилась сосредоточенность.

— Что-то не так?

— Я не уверен. Возможно, — сказал Северус. — Не думаю, что мне здесь место.

Мальчик невыносимо раздражающе пожал плечами.

— Но ты ведь всегда был здесь.

Профессор резко перевел на мальчика взгляд.

— О чем ты?

— Целительница Фиби говорит, что ты часть меня. Она сказала, что мне нужен был кто-то, кто бы за мной присмотрел, и поэтому мой разум создал тебя, — медленно ответил Тим, обдумывая свои слова. — Но я не совсем ей верю. Ты знаешь куда больше меня. Моя Нана говорила, что ты ангел.

Северус фыркнул.

— Едва ли меня можно назвать ангелом. — Слова мальчика обеспокоили его куда больше, чем ему хотелось признавать. — И почему тебе было нужно, чтобы за тобой кто-то присматривал?

Тим уставился на него большими и теперь еще, кажется, несколько испуганными глазами.

— Ты не помнишь?

— Насколько мне известно, мы с тобой раньше не встречались, и я совершенно точно не помню, чтобы мы делили твое тело и разум, — огрызнулся Северус.

— О ЧЕМ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЫ ДУМАЛ?

Громкий мужской крик прервал их разговор.

Тщательно сконструированный Северусом образ распался на кусочки, когда Тим резко проснулся с колотящимся сердцем. Ребенок соскочил с кровати, словно бы ища, куда сбежать.

— МЕРЛИНОВА ПАЛОЧКА! ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТЕБЯ УБИЛИ? У НАС НЕ ПРОСТО ТАК СУЩЕСТВУЕТ РЕГЛАМЕНТ!

Разум ребенка просыпался гораздо медленнее тела. Тим стоял посреди комнаты, дико озираясь по сторонам, пока окончательно не проснулся.

Похоже, в мире Тима разговоры на повышенных тонах не означали ничего хорошего.

Судя по свету, день клонился к вечеру, и солнце садилось. За окном, с которого отдернули шторы, медленно падали большие снежинки.

— Тим? — раздался голос Альбуса Поттера. Другой мальчик стоял у двери, приоткрытой всего на пару сантиметров.

Ребенок все еще дрожал с головы до ног, чуть приподняв руки в защитном жесте. Северус догадался, что Тим не совсем понимал, где находится. Альбус тоже это понял, медленно двинувшись вперед.

— Все хорошо, Тим, ты дома, — сказал он, подходя к ребенку, словно в к раненному животному.

— Кто кричит? — спросил Тим. Он обхватил себя руками, но, когда подошел Альбус, назад не отшатнулся. Ал был гораздо выше Тима, уже практически достигнув пика своего роста. Он обхватил Тима рукой и повел его обратно к кровати.

— Папа и Джеймс. Ну, из себя выходит по большей части папа, — ответил Ал. — Мама получила сову из Мунго пару часов назад. Наверное, Джеймса ранили на работе. Она отправилась в Мунго, чтобы побыть с папой, пока Джеймса залатывали. Они втроем только что вернулись, — Ал уложил младшего мальчика в кровать.

Голоса, доносившиеся снизу, притихли до громкости обычного разговора. Им не было слышно, о чем шла речь, но, судя по всему, обсуждение было довольно напряженным. Ал отошел к двери, прислушиваясь.

Спустя мгновение он покачал головой:

— Папа сходит с ума. А мама пытается его успокоить, — по тому, как это было сказано, Северус заключил, что подобное было редкостью. Вспомнив Молли Уизли и ее знаменитые тирады, не говоря уже о периодически посылаемых директору вопиллерах, Северус запросто мог поверить, что Джинни пошла по стопам своей матери.

Так что же такого натворил Джеймс, чтобы так расстроить Поттера?

Голоса снова стали громче:

— Это был худший год моей проклятой жизни! — взревел Поттер. — Не говори о том, чего ты не понимаешь! — продолжил Поттер уже умеренным тоном, но он, видимо, начал подниматься по лестнице. — Если бы это зависело от меня, то тебя бы отстранили от работы на месяц!

— Ну, так ведь решать не тебе, верно? — отозвался сердитый голос. — С тобой ведь нет никакого толку говорить?

Поттер зарычал, явно стоя прямо за дверью.

— Нет, черт возьми! Не об этом!

Альбус оглянулся на Тима. У Северуса мелькнула мысль, что, если судить по тому, как напряжено было его лицо, Тим, должно быть, был белее мела. Тело мальчика сотрясала дрожь, а его дыхание ускорились.

— Ладно, — сказал другой голос. — Я буду у дяди Рона, — на лестнице раздались грохочущие шаги, а затем сработал камин.

— Эм, папа? — сказал Альбус, тихо приоткрыв дверь чуть пошире.

— Что? — рявкнул Поттер.

— Ты, эм, вчера снял заглушающие чары с двери и снова их не накладывал, — извиняющимся тоном ответил мальчик. — И, ну…

Северус услышал вздох Поттера.

— Черт.

На минуту он затих. Северус предположил, что он пытался успокоиться.

— Простите, мальчики, — сказал Поттер совершенно другим тоном, заходя в комнату. — Тим?.. — взгляд зеленых глаз мужчины смягчился при виде состояния ребенка. — Ох, милый, прости меня.

Он присел на кровать. Северус заметил, что двигался он медленно, словно боялся напугать Тима. Он протянул руку, откидывая челку с глаз ребенка.

— Все хорошо, — заверил он. — Мы с Джеймсом… ты ведь нас знаешь. К утру все снова будет в порядке, — но в голосе Поттера уверенности не было. — Как твоя голова?

— Нормально, — пробормотал мальчик, все еще дыша слишком часто.

”Все было нормально, пока ты не напугал его до полусмерти”, — язвительно подумал Северус.

— Я не хотел, чтобы ты слышал, как мы кричим, — в голосе Поттера слышалось искренне раскаяние.

— Что случилось с Джеймсом? — спросил Альбус.

Поттер провел рукой по волосам, взлохматив их еще сильнее.

— Его просто зацепило проклятьем. С ним все будет в порядке.

— Тогда к чему были все эти крики? — надавил Альбус.

— Спроси Джеймса, — мрачно ответил Поттер, давая понять, что больше он на эту тему говорить не желал. Он замолчал и продолжил уже гораздо более мягким тоном. — Кажется, Кричер собирался накрывать на стол. Почему бы тебе не пойти поужинать, а я посижу с твоим братом.

Альбус кивнул и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Ребенок расслабился. Его стремление доверять Поттеру, очевидно, было сильнее страха. В противном случае Северус мог бы поддаться искушению и проверить, удастся ли ему заставить магию ребенка работать на себя. Он гадал, что же такого случилось с Тимом, что сделало его таким пугливым.

Но мальчик потянулся и взял Поттера за руку. Тот улыбнулся ему, хотя лицо его было сковано беспокойством.

— Так как ты на самом деле? — спросил он.

— Я… голова все еще болит, — признался Тим.

Мужчина серьезно кивнул.

— Слышал, утро у тебя выдалось непростое.

— Мне… снова приснился Смит, — прошептал Тим. — Голова болела так сильно, что я подумал… — он замолчал, сглотнув. По его телу пробежала дрожь. — То есть… — он снова замолчал и так больше и не заговорил.

Поттер обнял Тима за плечи и прижал к себе.

— Ох, сынок, — тихо сказал он.

Тело ребенка сотрясла еще одна волна дрожи. Северуса так и подмывало заглянуть в его разум, чтобы посмотреть, что же такого ужасного с ним случилось.

Тим прильнул к Поттеру, схватившись одной рукой за его мантию и черпая силы из этого контакта.

— Мне снилось, что он делал больно мне и маме, — прошептал мальчик. — Все казалось таким реальным.

Так кто-то действительно накладывал на мальчика Круциатус.

Поттер крепко прижал ребенка к себе и кашлянул, прочищая горло.

— Меня пару раз ранили на работе, и меня точно так же отбрасывало в плохие сны. И с твоей мамой такое было.

Ребенок больше ничего не говорил, просто сидел, впитывая тепло отцовских объятий.

”Ты хотел сказать “папиных”, — промелькнула яростная мысль мальчика в разуме Северуса. — Отец был законченным ублюдком, если ты забыл”.

И снова Северуса потрясло, с какой легкостью ребенок подслушивал его мысли.

— Папа? — позвал Тим спустя долгое время — столь долгое, что Северус решил, что Поттер наверняка задремал.

— Да, Тим? — судя по голосу, сна у Поттера не было ни в одном глазу.

Ребенок помедлил:

— Кто-то в школе сказал, что ты однажды умер. Это правда?

Это заявление словно бы ударило Северуса под дых. Он не понимал, почему не вспомнил об этом раньше. Конечно, Поттер должен был умереть… Если он все еще был жив, то, значит, и Волдеморт все еще должен был быть где-то там. Но все указывало на то, что Темный лорд больше не представлял угрозы.

Неужели это все все-таки было сном?

Гарри протяжно вздохнул, одним лишь этим звуком выражаю всю свою усталость. Этот вопрос не стал для него неожиданностью. Как бы сильно они с Джинни ни пытались оградить детей от взгляда общественности и от того, какую роль они сами сыграли в прошедшей войне, все они рано или поздно спрашивали его об этом.

В случае Джеймса это произошло в первом же письме домой из Хогвартса. В Гриффиндоре портрет Гарри висел прямо в факультетской гостиной, и сокурсники Джеймса с радостью поведали ему эту историю.

Альбус же дождался конца первого курса. Прежде чем прийти к Гарри, он прочел обо всем в библиотеке и обсудил со Скорпиусом и Розой. Ему больше Гарри было известно о том, что писали в книгах по истории. Альбус лишь (что было для него характерно) хотел свериться с первоисточником.

Когда дело дошло до Лили, Джинни и Гарри решили проявить больше инициативы, рассказывая ей историю по кусочкам и фрагментам в течение нескольких лет, поскольку мальчики так или иначе бы в какой-то момент подняли эту тему.

Что же до Тима… ну, как и во всем остальном, в этом вопросе Тим был совершенно другим. Гарри часто ловил себя на мысли, что, как ни странно, в этом ребенке он видел гораздо больше своих черт, чем в своих родных детях.

Люди частенько отмечали, что Джеймс был таким же любителем рискнуть, как и Гарри (эти слова каждый раз заставляли его вздрогнуть), а Альбус был его вылитой копией. Но по характеру Ал больше походил на Джинни с этой своей тягой опекать слабых и потрясающим умом. Гарри мог лишь заключить, что Джеймс был похож на своего дедушку. Ну, а чего еще стоило ожидать от ребенка, названного в честь Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. О чем они вообще думали? Лили была вся в Уизли, начиная от рыжих волос и заканчивая взрывным характером, порой Гарри казалось, что она вот-вот превратится в свою бабушку.

Тим же был тихим, даже в чем-то застенчивым ребенком. Он всегда предпочитал понаблюдать за другими, прежде чем самому пробовать что-то новое. Чувствительный, странно зрелый и настороженно относящийся к новым людям. Гарри совсем не удивился, когда его распределили в Слизерин, хотя ребенок подходил любому факультету. Как и Ал, Тим обладал поразительным умом. Обстоятельства его жизни потребовали от него огромной храбрости и стойкости духа, и ко всему прочему он был наделен непоколебимым чувством достоинства и справедливости. Возможно, причиной тому было его понимание, что мир вокруг был по определению несправедлив. Однако Тим стремился показать себя гораздо сильнее других, скорее всего, из-за того, что другие всегда жили в спокойной и уютной атмосфере.

Что любопытно, Гарри также выяснил, что в Слизерине училось множество полукровок. Он бы сам в это ни за что не поверил, но после войны, когда он наконец-то удосужился прочесть “Историю Хогвартса”, он обнаружил, что Слизерин традиционно был факультетом полукровок, несмотря на все предполагаемые предрассудки Салазара на этот счет.

Тим еще ни разу не задавал подобных вопросов, как не спрашивал и о статусе Гарри в магическом мире. Мальчику было известно, что он был аврором, но помимо визитов к его начальнице Рос, которую ребенок очень любил, работа Гарри, казалось, его интересовала мало.

Гарри предполагал, что это было связано с тем, что Тиму не нравилось говорить о событиях, сопровождавших его усыновление. Тиму были совершенно не интересны разговоры о темных волшебниках, поскольку он на личном опыте испытал, на что те были способны. Ему хватало и знания о том, что его родители не дадут его в обиду.

Его интересовали другие аспекты гарриной жизни. Так два года назад Тим застал Гарри врасплох, начав расспрашивать о книге, в которой Дадли описывал их детство и которая в свое время перекочевала в книжный шкаф ребенка. Это случилось как раз тогда, когда они вернулись в Англию после продолжительного пребывания на Карибах. Кожа Тима светилась бронзовым загаром, а волосы выгорели до платины Малфоев. Он все еще был маленьким, но обладал проворством и силой, приобретенными за два года, проведенных за плаваньем в теплом океане.

Он достал книгу в первый же вечер после прибытия домой.

— Это ведь о тебе, верно? — сказал он Гарри, который пришел уложить его спать.

Гарри подумывал ответить отрицательно, поскольку эта история все еще отзывалась в нем болезненно, чтобы пересказывать ее кому-то из детей. Но за время войны у него выработалась стойкая аллергия на секреты и ложь.

— Да, — просто ответил он.

Тим долго на него смотрел, а затем сказал:

— Твои тетя и дядя, кажется, были законченными мерзавцами.

Со временем Тим перерос свою привычку исторгать потоки ругательств, но порой в порыве сильных эмоций она давала о себе знать.

— Да, — согласился Гарри.

— Вы поэтому меня взяли? — тихо спросил Тим.

— Поначалу, возможно, — осторожно ответил Гарри. — Но оставили мы тебе потому, что полюбили.

Ребенок лишь наградил его скептичным взглядом.

— Некоторые люди рождаются со своими семьями, — поспешил объяснить Гарри. — Но такие люди, как мы с тобой, должны сами находить свои семьи. Сначала я нашел дядю Рона и тетю Гермиону. А затем моего крестного отца. Затем бабушку и дедушку Уизли, и твою маму, — Гарри улыбнулся, заметив как скептичное выражение на лице Тима постепенно сменяется застенчивой улыбкой. — А теперь в моей семье столько человек, что я даже и не знаю, что мне со всеми ними делать.

Его ответ, очевидно, удовлетворил Тима, поскольку больше он этот вопрос не поднимал.

А теперь ребенок хотел узнать о войне.

Гарри не знал, с чего ему начать.

— Я и сам до конца не уверен, что случилось, — наконец сказал он. — Это было… странно. — Ему не было точно известно, что Тим уже знал о войне, а потому он спросил: — Что ты хочешь узнать?

— Говорят, что твоих родителей убил темный волшебник, — ответил Тим. — И что он не смог убить тебя, и что у тебя иммунитет к Непростительным проклятьям, и что темный волшебник убил тебя, а ты вернулся, — все это он сказал очень быстро, едва делая паузы между словами.

Гарри покачал головой.

— У меня нет иммунитета к Непростительным, просто Волдеморт связал нас вместе. Его магия не действовала на меня, как положено… поначалу из-за того, что моя мама заградила меня от предназначенного мне Смертельного проклятья, а затем… — Гарри невольно содрогнулся. Даже спустя все эти годы воспоминание о кладбище все еще преследовало его в кошмарах. — Он похитил меня и использовал мою кровь в темном заклинании, чтобы заполучить себе больше силы, — Гарри опускал большие куски истории, в большей степени оберегая себя, нежели Тима. — А потом, три года спустя, он бросил в меня Смертельное проклятье, и оно… каким-то образом сработало не так, как надо.

— Ты сражался с ним? — едва слышно выдохнул мальчик. — Так ты умер?

Как можно было объяснить ребенку всю эту неразбериху? Гарри сделал глубокий вдох.

— Ну, он сделал так, что он не мог умереть. Он поместил кусочки себя в разные предметы, чтобы сохранить себе жизнь. И случайно он поместил один такой кусочек в меня. Когда я об этом узнал, то понял, что единственным способом избавиться от него было позволить ему меня убить.

Гарри вновь содрогнулся, вспоминая о том, как узнал, что ему нужно было позволить Волдеморту убить себя. Как Снейп отдал ему свои воспоминания, пока его жизнь утекала вместе с кровью по полу Визжащей хижины.

”Возьми их”.

Когда-то ему регулярно снились сны о смерти Снейпа. Ему потребовалось много лет, чтобы перестать просыпаться в холодном потому, слыша отдающиеся в голове последние слова Снейпа: ”Посмотри на меня”.

В первые годы после войны он обдумывал эти слова, разбирал их по частям с почти безумной дотошностью. Он мог лишь догадываться, что в последние мгновения Снейп пытался отыскать утешение в глазах матери Гарри.

— Так ты умер? — уставился на него большими глазами Тим.

Гарри пожал плечами.

— Я не знаю. Мне так и не удалось разобраться, что же именно произошло. Я… — Гарри помедлил. Он никогда раньше не рассказывал своим детям эту часть, но по какой-то причине ему казалось, что Тиму нужно было это узнать. — У меня было своего рода видение. Я разговаривал с профессором Дамблдором. На тот момент он был уже год как мертв, но он объяснил мне, что я сделал и что мне еще нужно сделать. А затем он сказал мне, что я могу вернуться.

— Каково это было? — спросил Тим едва ли не шепотом.

— Там было… безопасно, — ответил Гарри. — Я был в бегах целый год. Мы голодали и замерзали всю зиму. К тому моменту я так устал от всего, что просто хотел, чтобы все поскорее закончилось.

По-прежнему шепотом Тим задал следующий вопрос:

— Почему ты вернулся?

— Полагаю, я должен был, — задумчиво ответил Гарри. — Я очнулся, и магия Волдеморта больше на меня не действовала. Честно говоря, я мало что помню о последней битве. Кажется, после нее я проспал целую неделю, — Гарри чуть улыбнулся, хотя ему совсем не нравилось вспоминать то время.

— Кто сказал тебе, что ты должен умереть? — в голосе Тима послышались напряженные нотки.

Гарри опустил взгляд на его лицо, прежде чем ответить.

— Профессор Снейп. Ну, он не совсем сказал мне это, он отдал мне свои воспоминания. — Эта часть последней битвы всегда казалась Гарри самой странной. То, как Снейп явно предвидел свою кончину. Он оставил Омут памяти там, где Гарри мог его найти, а сам Гарри оказался рядом, когда он умирал. В тот момент Гарри все еще думал, что Снейп был ответственен за смерть Дамблдора. Если бы он наткнулся на Снейпа при других обстоятельствах, он бы даже слушать его не стал. Но каким-то образом последняя воля умиравшего зельевара поколебала его суждения.

— Зачем? Как? — голос Тима прозвучал непривычно резко.

— Он умирал. Волдеморт ранил его, — Гарри невольно представил в голове эту сцену. Он содрогнулся, пытаясь отогнать воспоминания о давящем со всех сторон туннеле, голосе Волдеморта и ужасных звуках, издаваемых Снейпом, когда Нагайна укусила его в шею. — Это было ужасно. Но все же профессор Снейп каким-то образом воспользовался заклинанием, чтобы превратить свои воспоминания в то, что я мог бы поместить в Омут памяти. В них все объяснялось.

— Темный лорд узнал, что он был предателем? — захваченный историей спросил мальчик.

Гарри задался вопросом, уж не называли ли до сих пор слизеринцы между собой Волдеморта “Темным лордом”.

— Нет. Волдеморт так ничего и не узнал. Понимаешь, он думал, что, украв волшебную палочку Дамблдора из его могилы, он станет неуязвимым. Затем он решил, что палочка Дамблдора отказывалась работать в его руке, потому что его убил профессор Снейп. И тогда он подумал, что, если убьет профессора, особые силы палочки перейдут к нему. Но это не сработало, потому что Дамблдор на момент своего убийства уже умирал. Он попросил профессора Снейпа ему помочь, чтобы палочка так и осталась ему верна. Но Волдеморт решил, что хозяином палочки стал профессор Снейп.

Гарри взглянул вниз, чтобы посмотреть, успевал ли Тим за его рассказом, и заметил, что глаза у ребенка подозрительно блестели.

— Все хорошо?

Тим покачал головой.

— Я не знаю… просто вдруг почувствовал, словно… не знаю, — мальчик кашлянул, прочищая горло. — Это очень грустно.

Гарри кивнул. После пережитого им самим Тим часто глубоко переживал потери других людей.

— Не знаю, стоит ли мне продолжать рассказывать об этом, если это тебя расстраивает.

— Нет. Как все закончилось? — поспешно спросил Тим. — Как так получилось, что ты не умер?

Гарри подавил вздох, он знал, что Тим не оставит этот вопрос.

— Я сразился с Волдемортом. Но я не убивал его, он вновь попытался наслать на меня Смертельное проклятье. Но палочка Дамблдора не работала в его руке, и его заклинание срикошетило в него самого.

— Но ты хотел его убить? — спросил Тим этим своим странно напряженным тоном.

Гарри медленно покачал головой.

— Нет. Я использовал Смертельное проклятье лишь раз, — серьезно сказал он. И вновь он рассказал Тиму больше, чем другим детям, когда тем было по одиннадцать. Но мальчик был свидетелем того единственного раза, когда Гарри убил другого человека. Обычно об этом они говорили только в кабинете у Фиби.

Тим кивнул, прижимаясь к Гарри поближе. Кажется, на сегодня у него вопросы закончились. Спустя пару минут тело Тима расслабилось, а дыхание замедлилось. Три дня на целебных зельях имели склонность оказывать на людей такое воздействие.

Гарри уложил ребенка в кровать и приглушил заклинанием свет, заняв место в кресле-качалке. Откинув голову назад, он позволил себе задремать.

Лишь несколько часов спустя его разбудила Молли.

— Гарри, дорогой? — позвала она, тихо постучав в дверь, сообщая о своем присутствии. — Ты ничего не ел этим вечером.

Гарри сонно открыл глаза.

— М-м-м?

Она снисходительно улыбнулась ему.

— Я уже отправила Джинни спать. Почему бы тебе тоже не пойти в кровать? Я с ним посижу.

Гарри покачал головой, потирая глаза основаниями ладоней.

— Нет, все хорошо, Молли. Сомневаюсь, что я усну.

Молли зашла в комнату, трансфигурировав одну из подушек в еще одно кресло-качалку.

— Что ж, тогда я посижу с тобой, — мягко сказала она ему. — Как он? — спросила она, кивая на спящего мальчика.

— Лучше. Ал рассказал тебе, что мы с Джеймсом кричали прямо по дверью и что я забыл вернуть на место заглушающие чары? — Гарри чувствовал себя ужасно. Он знал, что сейчас Тиму меньше всего нужно было, чтобы его будил звук злых мужских голосов.

Молли кивнула, призывая свою сумку с вязанием. Некоторое время она ничего не говорила, лишь спицы мелькали в ее руках.

— Джеймс вернулся? — тяжело спросил Гарри.

Молли покачала головой.

— Нет, Гермиона прислала сову. Он останется у них, пока вы оба не остынете.

— Возможно, это к лучшему, — отозвался Гарри, откидываясь на спинку кресла. — Господи, как ты это выносила, Молли? — спросил он. Ему стало ужасно стыдно за все то беспокойство, что они с Роном доставили Молли.

Она подняла на него взгляд, усмехнувшись.

— Клянусь, что это не я тебя прокляла, Гарри.

— Прошу прощения? — с недоумением посмотрел он на нее.

— Материнское проклятье, — спокойно ответила она.

Гарри покачал головой.

— Ты меня запутала, — улыбнулся он одним уголком губ.

— “Пусть твои дети будут такими же, как ты сам”, — замерцали глазами Молли. — Хотя я могла пожелать такого бедняжке Джинни.

Мягкий юмор Молли слегка облегчил груз вины, сдавивший грудь Гарри.

— Так он такой же, как я?

— В некоторых моментах, — Молли чуть склонила голову на бок. — Как его ранили?

— Ну, знаешь, он должен был лишь наблюдать за подозреваемым и ждать подкрепления. Но он потерял терпение и, когда ему показалось, что подозреваемый собирается аппарировать, ввязался в драку в одиночку, — Гарри сжал кулаки, подавляя страх, который норовил удушить его изнутри.

— Ему удалось сразить его?

— Да, что обиднее всего, — прорычал Гарри. — Вместо того, чтобы получить выговор за нарушение протокола, ему удалось провести свой первый арест всего через полгода после полноценного вступления в должность аврора. Весть департамент просто в восторге, а ведь подобное безрассудство не доведет его до добра. Но он, естественно, думает, что я реагирую слишком остро, — Гарри судорожно вздохнул. — Он припомнил мне войну и парочку историй, которыми Рон забил его голову. Ну, и я, вроде как, сорвался.

Молли сочувственно кивнула.

Гарри криво усмехнулся:

— Если кто меня и проклял, то это Снейп. Кажется, я припоминаю, как он не раз сходил с ума из-за моего безрассудства. И, Господи, он ведь пытался научить меня окклюменции. Вот же был кошмар. Бедняга.

— Рон все подает так, что вы с ним были образцовыми учениками, — с ухмылкой заметила Молли.

— У меня память получше, чем у Рона, — угрюмо отозвался Гарри. — Я помню, как полжизни провел, едва не сходя с ума от страха. И получше него помню, как мы не раз были на волоске от гибели.

Они снова замолчали. Гарри позволили себя закрыть глаза.

Кажется, было уже очень поздно, когда Гарри разбудило хныканье Тима. Эрни говорил им ожидать чего-то подобного, но от этого ему не стало легче при виде сидящего в кровати сына, чьи тихие всхлипы перерастали в крик, пока им постепенно завладевал ночной ужас.

Гарри соскочил с кресла, опуская руки на плечи Тима.

— Ш-ш-ш… любимый, тебе снится сон, — сказал он, осторожно встряхнув ребенка.

Глаза Тима были широко открыты, но он ничего перед собой не видел. Из его рта вырывались такие крики, словно кто-то пытался убить его. Прошло несколько лет с тех пор, как ему снились столь сильные кошмары. Гарри заглянул Тиму в глаза, используя мягкое прикосновение легилименции, чтобы прогнать страх, как делал уже сотни раз.

Разум Тима резко отстранился от него. В этом состоянии он никогда поначалу не мог понять, кем был Гарри.

— Это всего лишь я, — сказал Гарри и мысленно, и вслух. — Все хорошо, ты дома, ты в безопасности.

Разум Тима уже не был столь же открыт, как раньше. Но это было нормально: когда дети взрослели, у них пропадало желание пускать людей в свой разум.

Когда Тим проснулся, вырвавшись из пут пытавшего его видения, Гарри почувствовал, как он мысленно оттолкнул его, пытаясь прогнать. Удивившись этому, Гарри мягко отстранился. Это было что-то новенькое, возможно, у Тима был природный талант к окклюменции. Это бы его не удивило, учитывая склонность Тима к скрытности.

Ребенок окончательно проснулся, разглядев, что происходит вокруг него. Но спустя мгновение глаза Тима закрылись вновь, и он опустился обратно на кровать.

Лишь только тогда Гарри осознал, что Молли, должно быть, либо отправилась домой, либо ушла спать в гостевую комнату, оставив Гарри в кресле-качалке с накинутым поверх одеялом. Гарри устало превратил кресло в раскладушку и улегся на нее.

п/п: не до конца уверена про историю палочки. либо автор специально опустила деталь про Малфоя, либо слегка подзабыла канон (что маловероятно, учитывая что история довольно тщательно вписана в канонные рамки)

Любимым местом Тима в доме было местечко на лестнице, ведущей со второго этажа наверх к спальням. Это была ступенька, располагающаяся ровно посередине. Его Нана как-то рассказывала ему стихотворение о средней ступеньке, но он помнил только небольшой кусочек:

”Я не вверху

И не внизу,

Посередине я сижу”. (1)

Там он и сидел, слушая, когда папа придет домой. Мама наконец-то разрешила ему встать с кровати. Лили и Ал шумно играли в Подрывного дурака в гостиной. Они звали его к себе, но через пару партий он прокрался сюда, на свое любимое место для раздумий.

Он раздумывал, стоило ли говорить папе, что Темный человек вернулся.

Темный человек не появлялся с тех пор, как Тима усыновили.

Конечно же, он обсуждал Темного человека с целительницей Фиби во время их еженедельных встреч. Он рассказал ей, как всегда слышал его голос в голове и как он говорил Тиму что делать, когда дела шли скверно.

Фиби сказала ему, что Темный человек был помощником, которого создал он сам. Некто, кто приглядывал за ним, когда рядом не было взрослых. Она заверила его (после пары диагностических заклинаний), что Темный человек каким-то образом был частью его самого. Как, возможно, тень его будущего взрослого “я”.

Он спросил у нее, почему Темный человек был таким… ну… темным. Она ответила, что черный был цветом защиты и что он поглощал вредоносную магию, что, полагал Тим, имело смысл. Темный человек чаще всего появлялся, когда их с мамой навещал Смит.

Тим не видел целительницу Фиби с начала семестра, хотя она часто писала ему. Возможно, ему стоило попросить маму назначила им встречу. Эта странная травма головы давала ему на то много причин в оправдание.

Да и сам семестр выдался непростым. Может быть, Темный человек вернулся из-за этого.

В Большом зале повисло гробовое молчание, когда Тима распределили в Слизерин. Тим помнил шокированные выражения на лицах присутствующих, с которыми было встречено заявление Распределяющей шляпы, и как он изо всех сил старался не показать свою нервозность под их испытывающими взглядами.

Он сделал два шага к столу Слизерина, когда со стороны Рейвенкло, Хаффлпаффа и Гриффиндора раздались аплодисменты. Его брат, сестра и многочисленные кузены и кузины продемонстрировали свое одобрение. Тим отыскал взгляд Лили, а затем и Ала. Они улыбнулись ему, в то время как остальная часть школы, казалось, преодолела сковавшее ее оцепенение. Они улыбнулись ему ободряюще, и все снова стало почти что хорошо.

Остаток праздника был наполнен весельем, и товарищи по факультету начали приветствовать новых слизеринцев. В ту ночь он заснул настолько крепко, насколько это было возможно в спальне с восемью другими мальчиками. Он был измотан: распределение должно было занять целую вечность, поскольку в школу прибыло шестьдесят новичков. Однако Тим подозревал, что кто-то похимичил со временем (он сделал мысленную пометку расспросить об этом тетю Гермиону при встрече).

Но о том, насколько именно все были шокированы его распределением, он узнал лишь на следующий день. По пути на завтрак один из старост принялся очень серьезно расспрашивать его, будут ли у него из-за этого проблемы с родителями. Тим заверил его, что беспокоиться не о чем.

И он бы просто забыл об этом, но после первого же урока зельеварения профессор Булстрод тихо отвела в его в сторонку в коридоре, чтобы спросить, не нужно ли ей написать его родителям и все объяснять. Вот тогда-то он занервничал.

Он честно не знал, что ей ответить. Если уж даже учителя беспокоились, то, может быть, повод для беспокойства был?

К счастью, мимо проходила директриса. Она захотела перемолвиться парой слов с преподавательницей зельеварения, но у Тима возникло смутное чувство, что нас самом деле она спасала его. Она добродушно улыбнулась ему и сказала:

— Уверена, у вас есть дела, мистер Поттер?

А затем Тим услышал, как профессор МакГонагалл зашептала:

— Милли, я понимаю, что ты плохо знаешь Гарри и Джинни, но, уверяю тебя, они не будут возражать против этого.

Но Тим не мог перестать беспокоиться. Он с нетерпением ждал первого письма из дома, в котором мама и папа, заверили его, что все действительно в порядке. А папа еще и упомянул, что тетя Рос была просто вне себя от счастья.

После этого семестр протекал хорошо. Пока тот идиот ни решил бросить фейерверк в чужой котел. Это было последнее, что запомнил Тим перед тем, как проснулся с ужаснейшей головной болью, из-за которой ему показалось, что этот ублюдок Смит снова использовал на нем свою волшебную палочку.

Сильную боль сопровождали страшные кошмары.

Но мама была рядом, как и Темный человек.

Мама укачивала его, разговорами отвлекая от боли. Темный человек шепнул заклинание, и Тим не стал сопротивляться, с благодарностью погрузившись в лишенный боли сон.

Следующим, что осознал Тим, был целитель Эрни, стоявший прямо перед ним и залечивающий его голову.

Голова больше не болела, но Тим все еще ощущал присутствие Темного человека на задворках своего сознания. Он источал злость и страх. Раньше Тим и не подозревал, что Темного человека вообще что-то могло напугать, и это в свою очередь напугало его самого.

Несколько раз в его мысли проникало слово “одержимость”. Тим вспомнил, как на Таити хунганы и мамбо, с которыми работал папа, говорили об одержимости. (2) Как-то вечером за ужином он спросил у него об этом. Мама побледнела и вышла из комнаты. Она ненавидела говорить о Темной магии, а тема одержимости, как сказал папа, расстраивала ее особенно.

Тим одолжил у папы пару книг по этой теме, несмотря на протесты мамы. В этом плане он всегда мог на него рассчитывать. Когда бы он ни задавал ему вопрос, папа всегда говорил ему правду, какой бы страшной или темной она ни была.

Тим сомневался, что Темный человек был кем-то вроде бокоров, завладевавших людьми, хотя Темный человек время от времени и брал контроль в свои руки. Так бывало всегда, когда должно было случиться что-то ужасное.

Тим содрогнулся, вспоминая, как Темный человек не раз вставал на пути Круциатуса, защищая его. После того, как Смит уходил, от мамы не было никакого толку. Порой Тиму самому приходилось ухаживать за ней: поднимать с пола и вести на поиски ее лекарства. Пару раз Темный человек просто отправлял Тима спать и сам разбирался с Мэри.

Так мог ли Темный человек быть хунганом? Хунганы и мамбо тоже могли овладевать людьми, но они обычно делали это, чтобы помочь людям. С чего бы какому-то незнакомому хунгану посылать свой дух на помощь к Тиму?

Эта загадка была не по зубам Тиму, и, хотя он и чувствовал Темного человека, ему вряд ли удастся добиться от него больше ответов, чем обычно.

(1) Поэма “На полпути” Алана Милана

(2) Хунган и Мамбо — это креольские слова, обозначающие жрецов и жриц. Здесь они используются автором как эквиваленты европейским волшебникам и ведьмам. А Бокорами обычно называют темных волшебников.

Ночью над Лондоном пронеслась буря, окутав город столь обильным снежным покровом, какого здесь не видывали несколько лет. С местечка на окне, где Тим свернулся клубочком с книгой после завтрака, открывалась прекрасная картина.

Лили и Альбус этим утром отправились к своим бабушке и дедушке, тщательно укутанные в теплые мантии. Северус же предпочитал наблюдать за зимними пейзажами из окна, сидя поближе к ревущему пламени очага, и потому обрадовался, когда никто даже не заикнулся о том, чтобы отправить Тима вместе с братом и сестрой. Вместо этого к ним должен был прийти целитель и провести быстрый осмотр.

Прошла неделя с тех пор, как он оказался заточен в этом теле, и два дня с того момента, как мальчику позволили подняться с кровати. Северус так и не продвинулся к разгадке того, как он здесь очутился и как освободить мальчика от своего присутствия. Что уж там, он ведь даже до сих пор не выяснил, чем теперь являлся. Но в одном он теперь был уверен: происходящее не было сном. Многого он еще понять не мог, но в этом у него сомнений не осталось.

Темный лорд описывал пережитый им опыт в качестве бестелесного существа как болезненный и пугающий. Опыт же Северуса, если он был тем же, был совершенно иным. Хотя его несколько пугало то, что он имел так мало контроля над телом, в котором теперь обитал, Северус не испытывал никакой боли, кроме той, что ощущало само тело.

Его заключение в теле ребенка было совсем не таким ужасным, каким могло бы быть. Относись Тим к другому типу детей, Северус бы наверняка лишился рассудка в крайне короткие сроки. Но, к счастью, Тим обладал схожим темпераментом. У этого маглорожденного мальчика была богатая внутренняя жизнь, подпитываемая книгами, историями и музыкой, отчасти показавшимися Северусу знакомыми. Также у Тима была удивительно обширная коллекция книг для ребенка его возраста. Очевидно, Поттер обращался с собственной библиотекой довольно легкомысленно, поскольку на полках Тима нашлись книги, явно принадлежавшие аврору.

А еще мальчик пугающе спокойно относился к Северусу, кажется, считая взрослого волшебника по большей части плодом собственного воображения, из-за чего он даже не пытался скрыть свои мысли от пришельца. Из-за этого Северусу было трудно не прислушиваться к внутренним монологам ребенка, постоянно шепотом раздающимся у него в ушах. Что беспокоило его еще больше, так это его собственные мысли, утекающие в разум ребенка, чему он тоже помешать никак не мог. Время от времени Тим отвечал на тот или иной вопрос, посещавший разум Северуса.

Северус проводил большую часть времени, наблюдая за семьей Тима. Он ожидал, что жизнь среди отпрысков Поттера и Уизли будет полна шуточек и розыгрышей. Честно говоря, он даже думал, что, чисто из соображений собственной безопасности, ему придется защищать маленького чувствительного мальчика от старших детей. Однако, как выяснилось, оба ребенка, все еще жившие в доме, имели гораздо больше общего с Эвансами, нежели с Поттерами или Уизли (с Прюитам Северус знаком не был).

Мальчик, Альбус, был старостой Рейвенкло. Обычно все его разговоры начинались с фразы “Я тут прочитал одну статью…”, а сам он, если судить по частоте с которой он о них говорил, явно проводил все свое свободное время в Хогвартсе в компании своей кузины и сына Малфоев.

Лили же была так похожа на ту, в чью честь ее назвали, что у Северуса до боли сжималось горло. Она была такой же милой и забавной, какой и его Лили, и с невероятной заботой присматривала за своим младшим братом.

Оба ребенка по очереди сидели с Тимом, пока тот лежал в кровати, развлекая его играми в плюй-камни, шахматы и подрывного дурака. И никто из них даже не пытался дразнить малыша, хотя причиной тому могли быть его травмы.

Возможно, именно благодаря этому днем разум Тима был наполнен довольно банальными мыслями. Но вот ночью все обстояло совсем по-другому. Ребенку едва ли удавалось проспать больше часа или двух, когда его разум захватывали кошмары и ночные ужасы. Часто в этих снах присутствовали черноволосый мужчина и светловолосая женщина, которые снились Тиму перед первым пробуждением.

По крайней мере, у кошмаров был сюжет и смысл. Северус обнаружил, что мог проникать в них и что, как только ребенок ощущал его присутствие, его сон приобретал более мирный характер. Обычно ребенок даже не помнил, что ему что-то снились.

Но вот с ночными ужасами все обстояло совершенно по-другому. Они происходили лишь из беспричинного, подавляющего страха, загонявшего ребенка в гипнотическое состояние где-то между сном и пробуждением. И каждый раз их сопровождало чувство, что где-то в комнате рядом с ними находится нечто ужасное.

Трижды за эту неделю ребенок садился в кровати, заходясь криком, но проснуться у него никак не получалось. Ужас ребенка столь сильно воздействовал на Северуса, что он чувствовал, словно его опутывали заклинанием, единственным эффектом которого была сильная, подавляющая паника. Если бы кому-то удалось создать подобное заклинание, то это творение незамедлительно бы пополнило ряды Непростительных. Северус никак не мог взять в толк, как ребенку удалось сохранить здравый рассудок, если подобное с ним случалось постоянно.

А так оно, похоже, и было. При каждом подобном случае на помощь мальчику приходил Поттер. Каждый раз он использовал легилименцию, чтобы вырвать ребенка из цепких лап страха. И навык этот был хорошо отработан.

Хотя и не настолько, чтобы заметить присутствие Северуса.

Прошлой ночью это произошло снова, очевидно, обеспокоив взрослых настолько, что они вновь послали за целителем Эрни. Тот появился утром при первой же возможности и теперь тихо беседовал с Поттерами на кухне.

”Как думаешь, о чем они говорят?” — явно обращаясь к Северусу, подумал ребенок.

Северус же упрямо его проигнорировал, и мысли ребенка вновь превратились в тихое бормотание. Мальчик выглянул в окно, наблюдая, как падает снег.

”А ты знаешь, что прошло шесть лет с тех пор, как умерла Нана?” — вдруг словно из ниоткуда раздалась мысль Тима. И вместе с этой мыслью накатила волна старого горя.

— Эй, Тим? — в дверях гостиной появился Поттер. Этим утром он, очевидно, на работу не собирался, поскольку на нем был свитер и джинсы вместо мантии, которую он надевал, отправляясь в Министерство. — Как ты себя чувствуешь?

Тим улыбнулся.

— Я в порядке, — на самом деле мальчик был довольно напряжен. — О чем вы говорили с целителем Эрни?

Поттер пересек комнату, опустившись на подоконник рядом с ребенком.

— О тебе и твоей голове, — просто ответил он. — Он говорит, что твои кошмары скоро должны пройти, — Поттер обхватил Тима за плечи. — Он уверен, что все это из-за того, что твой мозг поправляется. — Поттер сделал паузу. — Но все же он разрешил мне аппарировать с тобой… если ты все еще хочешь, чтобы я тебя отвел?

Северус гадал, о чем шла речь, поскольку, насколько он помнил, они не обсуждали никаких планов.

Тим резко вдохнул.

— Сегодня суббота? — спросил он. — Я потерял счет дням.

Поттер сжал его плечо.

— Не переживай, ты много спал в последние дни, так что в этом нет ничего удивительного.

— Когда мы пойдем? — спросил ребенок.

— Как только ты будешь готов. К нам на ужин придут гости, так что нам стоит вернуться пораньше.

Тим кивнул, вставая.

— А кто придет? — спросил он, когда они направились вниз.

— Лонгботтомы и профессор МакГонагалл, — ответил Поттер. Все время, пока они шли, он продолжал обнимать мальчика за плечи.

Тим кивнул, обрадовавшись этому известию. Похоже, для него эти гости были желанными. Интересно, размышлял Северус, завел ли Лонгботтом жену и детей или же просто Августа все еще была жива.

Они не стали терять время и быстро собрались. Северус счел интересным, что, куда бы они ни направлялись, эта вылазка вызвала в Тиме смесь гораздо более сложных эмоций, чем обыкновенный детский энтузиазм. Какой бы ни была цель их путешествия, Тим хотел отправиться туда, но это место ассоциировалось у него с грустью. Грустью, которая теперь примешивалась к застарелому горю, которое проступило отчетливее.

Поттер трансфигурировал их с мальчиком мантии в магловские зимние куртки. Джинни проводила их до двери, наказав быть осторожными и не опаздывать.

Они аппарировали в унылый переулок позади мрачного здания. Выйдя оттуда, они зашагали по тихой улочке. Место, в котором они оказались, напомнило Северусу тупик Прядильщиков. В этом когда-то приличном районе, в котором проживал рабочий класс, витала та же атмосфера запущенности, как и в старом фабричном городке.

Мальчик и его папа шагали в уютном молчании. Северус не мог не сравнивать эту прогулку с поведением своего собственного отца. Если Тобиас замолкал, то, значит, на него находили раздумья, ничем хорошим для окружающих не заканчивавшиеся. Да и Северус никогда просто ради удовольствия не прогуливался с этим старым пьяницей.

Завернув за угол, они попали на чуть более оживленную лицу, граничащую с панельным многоквартирным домом. Северус не представлял, что Поттер с мальчиком тут позабыли. В столь ранний час на улице виднелась лишь пара человек. Они молча шли мимо блоков квартир, во многих из которых вместо нормальных штор окна закрывали куски картона, фольга или бумага. Стены были исписаны граффити, а на дороге валялся мусор, завершая убогую картину.

У дверей дома скорчился молодой маггл, дрожавший явно не только от холода. Он не сводил глаз с Поттера и мальчика, словно оценивая, насколько легкую мишень они представляли. Рука Поттера взлетела вверх, опустившись в защитном жесте на плечо Тима. На кой черт, он притащил сюда ребенка?

”Ты правда не помнишь? — подумал Тим, обращаясь к Северусу. — Как странно. Мы ведь неподалеку от того места, где я жил с Наной и мамой”. Разум ребенка наполнил поток образов. Пожилая женщина в аккуратном маленьком домике. Та же женщина, тяжело дышавшая, лежа на больничной кровати, в то время как к ней были присоединены какие-то трубки и аппараты. Медсестра, прогоняющая мальчика и светловолосую женщину в коридор, в то время как врачи тщетно пытались вернуть пожилую женщину к жизни.

Тим вздохнул.

Поттер опустил взгляд на ребенка.

— О чем задумался? — наконец спросил он.

— Просто… думаю, — ответил Тим, беря Поттера за руку. — Я думал о том времени, когда умерла Нана.

Поттер кивнул.

— Ты был довольно мал. Что ты об этом помнишь? — серьезно спросил он.

— Большей частью больницу. Мама была… у нее был не лучший период. Она, кажется, уехала встретиться с отцом. Она оставила меня с Наной, но Нана заболела. Женщина по соседству вызвала скорую помощь, и я оказался у нее, пока не отыскали маму. Тогда мы поехали в больницу. Кажется, нам позвонили и сказали, что маме стоит приехать, — Северуса несколько обеспокоило, насколько безэмоционально мальчик говорил об этом.

С минуту Поттер молчал, пока наконец не произнес самую банальную фразу.

— Тебе, должно быть, было страшно.

Тима показная бестолковость Поттера не обеспокоила. Он лишь кивнул, сжав руку отца.

— Ага.

Наконец они добрались до небольшой полуразрушенной церквушки, позади которой располагалось кладбище. Они, похоже, прекрасно знали, куда шли, пробираясь по свежевыпавшему снегу в самый конец.

Поттер достал палочку и пробормотал заклинание, смахивая снег с двух каменных надгробий. Похоже, для этих двоих происходящее было сродни ритуалу, поскольку Тим спокойно ждал, пока Поттер наколдует два букета лилий и отдаст ему. Мальчик опустил их в две каменные вазы, который стояли здесь именно для этой цели.

— Маме стало так плохо после того, как умерла Нана, — печально сказал мальчик.

Испытываемая ребенком боль начала затягивать Северуса точно так же, как и его ночные ужасы. И ее внутри ребенка хватало, чтобы потонуть с головой, и сколько бы Северус ни пытался, у него не получалось оградиться от нее.

— А плохо, что я скучаю по Нане больше, чем по маме? — осипшим голосом спросил Тим.

— Я так не думаю, — тихо отозвался Поттер. — Порой происходящее складывается непросто.

— Я всегда так сердился, что мама забирала меня от Наны, — всхлипнул Тим, и Поттер протянул ему платок. — Хотел бы я… — мальчик умолк. Он всхлипнул снова, и Поттер обнял его одной рукой. Мальчик замер всего на секунду, но Поттер не стал убирать руки, и Тим расслабился, уткнувшись ему в бок.

Этот тихий мужчина совсем не походил на тот образ, что рисовал себе Северус, представляя повзрослевшего Гарри Поттера. В его воображении взрослый Поттер был некой вариацией на тему Сириуса Блэка, безрассудный и безответственный, отнюдь не этот спокойный и надежный отец семейства, поведший своего сына на могилу бабушки снежным субботним утром.

Возможно, сказывалось влияние Альбуса. Ну, уж явно не его опекунов. На пятом курсе Поттера Северусу стало очевидно, что жизнь мальчишки в доме его родственников была далеко не такой идеалистичной, как он предполагал. Сцены, увиденные им в разуме Поттера, обеспокоили его настолько, что он даже поднял этот вопрос в разговоре с Люпиным и Уизли после того, как Блэк умудрился проститься с жизнью.

Изначально он намеревался поговорить лишь с Уизли, но Люпин и аврор Тонкс тоже оказались в доме. Он сообщил им о проявляемой Дурслями тенденции к дурному обращению с племянником. Он не хотел чересчур драматизировать, но в итоге напряженным тоном поведал Люпину, что не обрек бы на существование, которое представляла из себя жизнь Поттера у этих магглов, даже пса.

Люпин побледнел, поняв скрытый намек. В Слизерене было широко известно, что мистер и миссис Блэк были жестоки по отношению к своему старшему сыну.

Пока их уроки окклюменции еще продолжались, Северус подумывал пойти к директору и потребовать, чтобы мальчишку отправили в более безопасный дом, но, поймав Поттера в своем Омуте памяти, он отложил эти мысли. В противном случае ему пришлось бы объяснять, что он больше не намеревался учить этого паршивца.

Удивительно, но, насколько Северусу было известно, Поттер ни разу не упомянул о том, что видел в Омуте. Это обстоятельство до сих пор приводило его в замешательство. Он-то ждал, что близнецы Уизли растрендят об этом в одном из выпусков этого их “Поттеровского дозора”.

Они стояли в снегу до тех пор, пока Тим ни задрожал. Поттер тут же сказал:

— Пойдем, любимый. Ты замерз, — и притянул ребенка поближе к себе.

Ему наверняка было известно, что ребенку вовсе не было холодно. На их куртки были наложены согревающие чары. Тим утер платком нос. Поттер тактично промолчал о слезах в глазах мальчика.

Северус про себя фыркнул — старина Тобиас отвесил Северусу подзатыльник за то, что он заплакал, когда хоронили его собственную бабушку.

Должно быть, Тим частично уловил его мысль, поскольку в их голове пронеслось: ”Ты мне раньше говорил, что он (образ Поттер прояснил, о ком шла речь) совсем не такой, как отец”. За последним словом последовал новый поток образов. В методах воспитания черноволосого мужчины, которого мальчик в своих мыслях называл “отцом” и “тем ублюдком”, было много общего с подходом Тобиаса Снейпа. А у матери-магглы мальчика, похоже, было много общего с Эйлин.

”Зачем мы пришли сюда?” — спросил Северус ребенка, из любопытства поступившись своей осторожностью.

”Я же тебе говорил: шесть лет назад в этот день умерла Нана, — ответил мальчик. — Папа всегда приводит меня сюда. С самого первого Рождества после нашего возвращения в Англию”.

Он послал Северусу несколько образов. Тим, расстроенно свернувшийся в гостиной в своем любимом кресле. Под жарким солнцем Карибов было легко игнорировать наступление Рождества, легко игнорировать ненавистную дату. За те два года, что он не ощущал сокрушительного веса своего горя, Тим начал полагать, что оно отпустило его навсегда.

Лили присела рядом с ним, чтобы узнать, из-за чего он так грустил, а он резко отослал ее прочь. После этого с ним пришли поговорить Джинни и Поттер, уговаривая рассказать, что его так расстроило.

Прошло еще несколько дней, пока кто-то из них о чем-то догадался. У самого Тима не нашлось слов, чтобы объяснить, что с ним происходило.

”А тебя не было рядом, чтобы помочь”, — с укором сказал ребенок Северусу.

Северус не знал, как на это реагировать.

Через его мысли пронесся еще один поток образов и эмоций: очевидно, это тете Гермионе и целительнице Фиби удалось разобраться, что беспокоило мальчика, когда они выяснили точную дату смерти Наны.

Рождество было трудным временем года для Тима.

— Ты готов? — спросил Поттер спустя, казалось, долгое время. Тим позволил увести себя обратно в сторону церкви.

— А можно мы еще посетим Годрикову впадину? — спросил Тим.

Поттер опустил на ребенка взгляд, чуть нахмурив брови.

— Откуда ты узнал о Годриковой впадине?

Мерлин, Северусу нужно было лучше защищать свои мысли. Он только подумал о могиле Лили и о той ночи, когда она умерла. Мальчик схватился за этот образ и обнаружил новое название.

— Там ведь похоронены твои родители, да? — тихо ответил Тим. — Я… должно быть, прочитал об этом.

Поттер покачал головой, все еще продолжая хмуриться.

— Надо будет поговорить с директрисой о тех книгах, что она держит в школьной библиотеке, — его взгляд помрачнел, приобретя совершенно нечитаемое выражение.

Северус напрягся, гадая, уж не решил ли Поттер, что мальчик перешел границу. Он мысленно приготовился к выговору.

К удивлению Северуса (но не Тима), Поттер лишь печально улыбнулся.

— Ладно.

Он огляделся по сторонам, убеждаясь, что на улице кроме них никого не было, а затем взял на руки мальчика, который все еще был достаточно мал для подобных вещей. Мгновение, и вот они уже стоят у совершенно другой церкви.

Снежный покров здесь был глубже, а старая и замысловатая церквушка была выложена из камня. В Годриковой впадине проживало довольно много волшебников, а потому буквально на каждом камне здесь лежали постоянные чары для отвода глаз. Никто бы не увидел, как они аппарировали сюда.

В этом городке падал мягкий пушистый снег из тех, что быстро укрывали волосы и ресницы. Северус бывал здесь дважды. В первый раз в ту ночь, когда мерла Лили, и еще раз, чтобы возложить цветы на ее могилу.

Поттер опустил Тима вниз, и они, виляя среди могил, укрытых снегом, двинулись вперед. Это было старое кладбище с рядами возвышающихся надгробных камней. Они подошли к тем, на которых были выбиты имена Джеймса и Лили Поттеров.

Будь Северус в своем теле, он бы заплакал. На камнях была написана какая-то чушь о победе над смертью. Читая ее, он чувствовал, как в его сердце словно втыкают острый прут. Никто не мог одолеть смерть.

Поттер поднял палочку, наколдовывая венок из рождественских роз, который опустил на могилу.

— В первый раз я пришел сюда в канун Рождества во время войны, — тихо сказал он Тиму. — Я был с тетей Гермионой.

— Никто никогда не приводил тебя до этого? — спросил Тим. Этот же вопрос беспокоил и Северуса.

Поттер покачал головой, но не потрудился пояснить. А затем внезапно он сказал:

— Пойдем, я покажу тебе кое-что, — Поттер взял его за руку и повел ребенка обратно к укрытой под снегом улице.

Фиби всегда советовала Гарри, что, если дети задают какой-то вопрос, они готовы услышать на него ответ. Дадли был с ней в этом согласен, хотя и предостерегал его, что отвечать нужно именно на те вопросы, которые дети задают на самом деле.

Когда Гарри сам еще был ребенком, он всегда страстно желал, чтобы окружавшие его взрослые придерживались подобных взглядов. Из-за вечно повторяемой тетей Петунией мантры, чтобы он не задавал ей никаких вопросов, Гарри чувствовал себя брошенным, а помешательство Дамблдора на тайнах не раз подвергало его (и других людей) жизнь опасности. Другие же взрослые, присутствовавшие в его жизни, так настойчиво пытались защитить его, что подслушивание разговоров и шпионские игры стали для него сродни хобби. Гарри совершенно не хотелось, чтобы его дети последовали по этим его стопам.

Порой, общаясь с детьми, ему трудно было доверять собственным инстинктам, но с практикой все стало несколько проще. Странно, но ему легче было разрешать ситуации, связанные с Тимом, чем иметь дело с проблемами, которые возникали у него с Джеймсом. Джинни любила говорить, что Гарри и Джеймс были похожи совсем не тем, чем нужно.

При мысли о Джеймсе сердце Гарри сжалось — тот с ним до сих пор не разговаривал. Вчера молодой человек заглядывал домой, чтобы повидаться с матерью и младшими детьми, но ушел прежде, чем Гарри вернулся с работы. Поздно вечером Джинни перекинулась парой слов с Гарри, сказав, что, по ее мнению, он должен был извиниться перед сыном.

— С каждым годом ты все больше походишь на мою мать, — огрызнулась она. — Ему двадцать лет, он не ребенок.

Даже Рон говорил Гарри, что он ведет себя необоснованно. Старый друг заглядывал к ним прошлым вечером, чтобы обсудить этот вопрос и попытаться привести сложившуюся ситуацию к какому-то мирному решению, жалуясь, что оба Поттера вели себя, как ослы.

Да, Джеймс не был ребенком, но Джинни с Роном не могли понять, насколько хрупким порой казался Гарри тот безопасный мир, что он для себя построил. Он хорошо усвоил, что все вокруг могло исчезнуть в мгновение ока.

В этом они с Молли действительно были похожи. Молли потеряла двух братьев и родителей во время первой войны, а во второй лишилась сына.

Гидеон и Фабиан входили в первоначальный состав Ордена феникса и были убиты во время рейда. Молли рассказала ему об этом одним поздним вечером, вскоре после окончания войны, когда он еще жил в Норе. Тот год выдался суетным и трудным. Артур часто допоздна задерживался в Министерстве, и Молли не ложилась, дожидаясь его. У Гарри же были большие проблемы со сном, и вместе они частенько тихонько пили чай на кухне.

В один из таких вечеров Молли рассказала Гарри, что ее братьев убили, когда она была беременна Фредом и Джорджем. От них не осталось практически ничего, что можно было похоронить.

Молли понимала его тягу просыпаться посреди ночи и заглядывать в спальни детей, проверяя дышат ли они и прогоняя тем самым собственные страхи. Она поняла его, когда в последний раз, когда он прогонял боггарта из шкафа, тот принял форму его старшего ребенка, лежащего холодным и неподвижным на полу.

Джеймс считал себя неуязвимым, а Гарри не знал, как совладать с мыслью о том, что его сын день за днем подвергает себя опасности. Его пробивал озноб при воспоминании о том, как он прибыл в Мунго, судорожно пытаясь пробиться к Джеймсу. Когда их наконец-то пустили в палату после того, как Рос закончила разбираться с Джеймсом, на его мантии все еще виднелись следы крови. Но вместо бледного, потрясенного молодого человека, которого ожидал увидеть Гарри, зайдя внутрь (особенно после выговора, полученного от Рос), пред ним предстал Джеймс, радостно болтавший с симпатичной молодой целительницей, поившей его зельями для восполнения кровопотери. Для того, кого только что отругали за нарушение дисциплины, молодой аврор был чересчур горд собой.

Гарри неохотно признал, что отстранение на неделю было достаточным наказанием. К тому же он сам слышал — и это принесло ему некоторое удовлетворение, — как Рос отчитывала своего нового аврора за неподчинение приказам. Они, наверное, не поссорились бы, не отнесись Джеймс ко всему произошедшему с таким высокомерием, назвав родительскую заботу обыкновенной паранойей. Поведение сына столь сильно напоминало Гарри о Сириусе, что все его мысли крутились лишь вокруг того, как его крестный провалился сквозь вуаль. Он не намеревался спорить с Джеймсом, правда не намеревался.

Гарри вздрогнул, вспомнив, как назвал Джеймса безрассудным и безответственным. А по прибытии домой их ссора переросла в соревнование по тому, кто кого перекричит, когда Джеймс упомянул войну, сказав, что не Гарри было говорить о соблюдении протокола, ведь он сам в семнадцать лет гонялся за темным волшебником.

Нынче немногое могло вывести Гарри из себя, но у Джеймса, казалось, был дар находить его болевые точки.

Гарри вздохнул, посмотрев на своего младшего ребенка, шагавшего рядом. Тима расстраивало то, что Джеймс с Гарри ссорились. Они с братом друг друга очень любили.

Когда Тим только начал жить с ними, он довольно сильно побаивался Джеймса. Гарри полагал, что причиной тому было то, что Джеймсу на тот момент уже было шестнадцать и в глазах Тима он был взрослым мужчиной. Проявляя терпение, которого Гарри в нем прежде не видел, Джеймс решительно настроился завоевать Тима. В их первое лето вместе он взял на себя физиотерапию Тима, скрывавшуюся под играми в квиддич, которому он учил маленького мальчика. Он ходил с Джинни и Тимом на каждую встречу с целителем, заявляя, что, раз Гарри был привязан к кровати, он должен помогать матери.

Все дети были близки между собой, но Джеймсу, похоже, с лихвой перепало гарриной “тяги к спасению людей”.

Гарри покачал головой, прогоняя эти мысли, и глубоко вздохнул, вынуждая себя вернуться к насущным вопросам.

— Ты наверняка услышишь, что обо мне рассказывают всяческие странные вещи, если этого уже не случилось, — тихо сказал он мальчику.

Тим кивнул.

— Я слышал… кое-что, — на мгновение он замолчал. — Но во многом именно то, о чем я тебе говорил.

Гарри услышал это его ”во многом”, даже не сомневаясь, что ребенок знал куда больше, чем хотел ему показать. Так уж проявлялась его скрытность.

— Ну, тогда ты знаешь общую суть, — сказал ему Гарри. — Просто помни, что люди говорят обо мне много того, из-за чего я кажусь куда могущественнее, чем есть на самом деле.

Гарри провел Тима за руку через Годрикову впадину, пока они не дошли до разрушенного дома. Вздох ребенка огласил ту самую секунду, когда Тим разглядел памятник.

— Здесь убили моих родителей, — тихо сказал ему Гарри. Остатки дома все еще стояли на месте. Таблички и надписи, покрывавшие его стены, тоже были тщательно сохранены.

Тим пробежал пальцами по словам на одной из табличек.

— Почему он не убил тебя?

Гарри пожал плечами, все еще смотря на дом.

— Моя мать загородила меня от проклятья, которое должно было меня убить. Из-за этого проклятье сработало неправильно и отскочило обратно в него. Честно говоря, во всем этом моей заслуги мало. Все дело было в моей маме. Из-за случившегося он не мог даже прикоснуться ко мне. Поэтому-то меня и отправили жить к тете и дяде… потому что моя тетя была последним живым родственником моей мамы… А кровь моей мамы меня защищала.

Они простояли там еще несколько минут, молча смотря на дом. Гарри гадал, сумел ли Тим понять рассказанную им историю. Он и сам не понимал, чего хотел этим добиться, кроме как ясно дать ребенку понять, как относиться ко всем этим безумным историям о “знаменитом Гарри Поттере”, которые ему доведется услышать в школе. Он не планировал этого, но после того, как Тим спросил о родителях Гарри, это решение показалось ему правильным.

Гарри помнил, как больно ему было, когда он обнаружил, что Ариана Дамблдор была похоронена в Годриковой впадине и что Дамблдору даже в голову не пришло взять его с собой, чтобы показать могилу родителей. Он помнил, как размышлял о том, что, знай он, что рядом был кто-то, кто мог бы понять его потерю, ему стало бы легче.

— Папа? — неуверенно спросил Тим, хотя взгляд, которым он посмотрел на Гарри, был резок. — Ты всегда говорил, что моя мама-маггла пыталась защитить меня. Ты правда в это веришь?

Гарри спокойно посмотрел в голубые глаза ребенка.

— Да, верю.

О Мэри можно было много чего сказать, в том числе и о ее зависимости от наркотиков, и о мелком воровстве, но Гарри действительно верил, что она по-своему пыталась защитить ребенка. Полуобезумев от проклятий, накладываемых на нее мерзавцем Смитом, Мэри все равно прикладывала все усилия, чтобы оградить ребенка от самого худшего. Лишь только так можно было объяснить то, что Тим все еще был жив, особенно если вспомнить истории, рассказанные ребенком в спокойной атмосфере кабинета Фиби.

— Думаю, поэтому она изначально и отвезла тебя к твоей Нане.

Изучив дело Тима, они выяснили, что Агнес Доусон была бабушкой Мэри Доусон, которую растила после смерти ее матери. Гарри не мог не задаваться вопросом, не намеревались ли Мэри изначально оставить Тима со старушкой насовсем, спрятав его тем самым от Смита. Когда ребенка отправили жить в семью волшебников, Мэри приложила все усилия, чтобы помешать Смиту найти мальчика.

— Хагрид рассказал мне, что ты не знал о том, что ты волшебник, пока он не принес тебе твое письмо.

Гарри улыбнулся. Хагрид рассказывал эту историю всем его детям, как только те поступали в Хогвартс.

— Все верно, — ответил он. — Мой дядя не позволял мне прочитать мое письмо. Он даже проехал через полстраны в попытке сбежать от сов.

— Почему? — спросил Тим, все еще сверля Гарри своим пронзительным взглядом.

— Они ненавидели магию, — просто ответил Гарри. — Кажется, они считали, что им удастся выбить ее из меня.

Тим глубоко вздохнул, как делал всегда, прежде чем рассказать один из своих самых больших секретов.

— Я всегда прятал свою магию от Смита, — он отвернулся от Гарри, посмотрев на руины дома.

Когда стало понятно, что мальчик больше ничего не скажет, Гарри заговорил сам:

— Это было очень умно.

Маленьким детям было чертовски трудно сдерживать свою магию, а с повреждениями, нанесенными Тиму проклятьями его отца, это было и вовсе по истине удивительно, но об этом Гарри предпочел умолчать.

— Как тебе это удалось?

Тим нервно переминался с ноги на ногу.

— Темный человек рассказал мне, как это сделать. Он сказал, что если Смит узнает о моей магии, он заберет меня с собой, — Тим задышал чаще, ссутулившись и засунув руки в карманы, бессознательно пытаясь стать меньше. — У меня никогда не получалось долго сдерживаться, но и Смит никогда не оставался слишком надолго.

Гарри очень осторожно обхватил ребенка руками, краем сознания подумав, что то, как ребенок доверчиво прильнул к нему, показывало, насколько большой путь они прошли за последние четыре года.

Тим и раньше говорил о Темном человеке. Когда он был младше, он называл его своим ангелом.

Рассказы Тима о том, как Темный человек время от времени брал контроль, заставили Джинни понервничать. Фиби провела пару тестов и заверила Поттеров, что то, что описывал Тим, было лишь защитным механизмом, изобретением детского воображения. Целительница объяснила Гарри и Джинни, что Темный человек был тем, что она называла “внутренним помощником” — способом ребенка справиться с переживаемым им непростым опытом. Если Тим не мог вспомнить того, что происходило с ним, когда Темный человек брал контроль в свои руки, то лишь потому, что он просто-напросто блокировал эти воспоминания.

За время многочисленных бесед с Дадли Гарри тоже обнаружил у себя немало заблокированных воспоминаний. Если бы в детстве он обладал более живым воображением, то мог бы и сам придумать себе защитника. Но Дурслям не нравилась не только магия, но и любые проявления воображения. Дадли помнил, как им с Гарри никогда не позволяли играть в выдуманные игры, в которых был хоть какой-то намек на что-то фантастическое. Помнил Дадли и о том, как одалживал комиксы у друга из школы, и как этот друг однажды подарил ему на Рождество экземпляр “Властелина колец”, и как Вернон высмеивал этот подарок (и друга), пока Дадли ни выбросил его. Вернон утверждал, что Дадли не любит читать и что книга была дурацким подарком. А в следующей четверти Дадли поссорился с другом и больше с ним никогда не разговаривал.

Неудивительно, что все детство Гарри считал Дадли тупым, ведь Вернон и Петуния приложили много усилий к тому, чтобы в это поверил сам Дадли.

Тим же, напротив, жил и дышал фантастикой еще до того, как оказался в мире волшебников. Почти ничто магическое его не удивляло, потому он, казалось, прочел все сказки магглов, в которых рассказывалось о волшебниках и ведьмах. Так что не было ничего удивительного в том, что в качестве защитника для себя он создал именно волшебника.

Хотя каждый раз, когда ребенок рассказывал ему о Темном человеке, перед мысленным взором Гарри возникал образ усмехающегося ему Северуса Снейпа.

Тим снова заговорил, нарушая молчание.

— Смит часто… делал всякие вещи, чтобы заставить меня показать магию.

Гарри сглотнул.

— Да? — волосы на его затылки встали дыбом от одного лишь этого просто заявления. К сожалению, для волшебных семей было практически нормой издеваться над детьми, чтобы заставить их проявить магию. Мысли Гарри обратились к истории Невилла о том, как его выкинули из окна.

Но дядя Невилла никогда не использовал на нем Непростительного проклятья.

Мальчик содрогнулся всем телом, и Гарри обнял его чуть покрепче.

— Ты ведь сюда приходишь в канун Рождества, верно? — внезапно спросил Тим.

Гарри удивился тому, что мальчик догадался об этом. Он действительно делал это в одиночку почти каждый год. Раз или два вместе с ним приходила Джинни, но в большинстве случаев он был один. Как бы занят он ни был, он всегда находил время принести цветы на могилу своих родителей в Рождество.

— Да, — Гарри замолчал, обдумывая свои дальнейшие слова. — Есть еще одно место, куда я хожу. Еще не канун Рождества, но это не так уж и важно. Отправимся туда перед тем, как вернуться домой? Там же и пообедаем.

Ребенок поднял на него взгляд и кивнул.

Гарри огляделся по сторонам. На заснеженной тихой улице они по-прежнему были совершенно одни. Он наклонился и поднял мальчика, крепко прижав его к себе, а затем аппарировал.

Аппарация Поттера принесла их прямиком к границе владений Хогвартса. Мужчина опустил Тима обратно на ноги, и они прошли через открытые главные ворота. Но вместо того, чтобы направиться по аккуратно расчищенной дороге к замку, Поттер повел их вправо, к замерзшему озеру.

С трепетным ужасом Северус догадался, куда именно они направлялись.

Ему, конечно же, не удалось посетить похороны Альбуса. Да и не то чтобы ему сильно этого хотелось — ничто не могло облегчить горе Северуса из-за потери (самоубийства? убийства из сострадания?) друга и наставника. После захвата Министерства и снятия с него всех обвинений в убийстве Дамблдора, Северус мог бы отправиться к гробнице, чтобы выразить свое уважение. Едва ли кто-то стал бы задавать ему вопросы из-за этого. Те, кто верил в глупую пропаганду “Пророка”, не увидели бы в этом ничего плохого, а сам Темный лорд предположил бы, что он пошел туда позлорадствовать. Но Северус так и не воспользовался этой возможностью.

Когда его сделали директором Хогвартса, ему удавалось даже не смотреть в сторону могилы Альбуса. К счастью, ее не было видно из окна директорского кабинета, и чтобы увидеть ее нужно было бы целенаправленно свернуть с его обычного пути. А этого он никогда не делал. Честно сказать, это место со временем начало вселять в него ужас.

Хватало и того, что портрет Альбуса висел в кабинете, зачарованный так, чтобы и дальше передавать ему инструкции и советы. Северус дважды за день подумывал о том, чтобы его сжечь.

А теперь Поттер намеревался отвести их к этому проклятому месту. Если бы он мог, то уперся бы пятками в землю и отказался бы идти дальше, представив все как детскую истерику. Но, к его ужасу, хотя Тим безошибочно почувствовал его ужас и отвращение к этому месту, он крепко держал под контролем и свое тело, и их магию. Ребенок хотел отправиться туда, куда вел его папа.

Северус наконец-то определился с ответами на свои вопросы “что” и “где”: как он и подозревал, его прокляли и отправили в ад.

Естественно, его персональный ад не мог обойтись без чертова Гарри Поттера, проживающего свой счастливый конец истории прямо у него на глазах. Северус не мог понять, как он мог чувствовать, что внутри него все распадается на отдельные фрагменты, если в действительности внутри него ничего не было. Он не мог даже испытать облегчения, отдавшись во власть истерики.

Тим глубоко вздохнул и всхлипнул.

Шагавший рядом с ним мужчина резко перевел на него взгляд.

— Ты в порядке? — тихо спросил он.

Мальчик кивнул. Он потянулся и взял Поттера за руку. Этот контакт успокоил тело, которое Северус делил с мальчиком, что все равно никак не отразилось на его душевных страданиях.

Они неторопливо двигались сквозь снег вперед. Снегопад закончился, и утренние облака расступились, позволив зимнему полуденному солнцу осветить окрестности, хотя здесь все равно было холоднее. Поттер достал палочку и небольшими взмахами принялся прокладывать дорожку в снегу, избавив их от необходимости продираться сквозь сугробы до самого озера. А еще он самую малость поднял температуру окружавших их согревающих чар.

Почему-то Северуса вновь удивила эта неочевидная демонстрация навыков Поттера. Поттер, которого он помнил, никак не мог совладать с невербальными заклинаниями и не удосуживался озаботиться удобством других людей. Но его согревающие и снегорасчищающие чары были в стиле Лили: ничего кричащего и впечатляющего, зато выполнены хорошо и без видимых усилий. Северус чувствовал крепкий контроль Поттера над согревающими чарами, поднявший температуру лишь на пару градусов. В снегу под взмахами палочки появлялась ровная тропинка, комфортная как раз для прогулки вдвоем. В действительности подобные заклинания были довольно замысловатыми и сложными в изучении, если у человека не хватало должного терпения. Северус предполагал, что — особенно учитывая выбранную им профессию аврора — Поттер был склонен к большой впечатляющей магии, а не к маленьким домашним заклинаниям, на которых обычно специализировались домохозяйки, целители и зельевары.

Поттер напевал себе под нос странную простенькую мелодию — детскую колыбельную. Кажется, он и сам не замечал, что делает это. Тим мелодию, очевидно, знал, потому что и сам начал ее напевать. И это ребенок и их тело тоже сочли успокаивающим.

Северус резко оборвал эту мысль. Это было не “их тело”, а тело мальчика, а он был в нем лишь пассажиром. Северус мысленно содрогнулся, вспомнив о Темном лорде и о том, что происходило с Квиреллом. Неужели Северус тоже в конечном итоге начнет торчать из затылка ребенка? Он вновь содрогнулся.

Его дрожь передалась телу Тима, и Поттер вновь опустил руку на плечо мальчика.

— Вот мы и пришли, — тихо сказал он.

Перед ними из снега возвышались две массивные гробницы. Одна принадлежала Альбусу и была изготовлена из чистейшего белого мрамора, а примерно футах в двадцати от нее стояла точно такая же гробница из черного мрамора. Северус гадал, кем был этот павший герой. Возможно, Шеклболт? Во время войны он возглавлял довольно большое и удивительно (по крайней мере, для Пожирателей смерти) успешное движение сопротивления.

Между могил виднелась высокая широкоплечая фигура Хагрида, расчищавшего снег.

— Привет, Хагрид, — жизнерадостно окликнул его Поттер.

Гигант обернулся, и его лицо озарилось улыбкой.

— Гарри! Не думал, что увижу тебя раньше Рождества. — Взгляд великана переместился на мальчика: — Здорова, Тим.

Хагрид не изменился совершенно, насколько видел Северус. Лишь, возможно, его волос местами коснулась седина, а улыбчивые морщинки стали чуть глубже.

Поттер дружелюбно улыбнулся и пожал плечами.

— Просто решил выказать уважение чуточку раньше.

Тим серьезно кивнул.

— Мы ходили на могилу моих мамы и Наны, чтобы отнести цветы.

Улыбка Хагрида стала грустной и сочувствующей.

— Да, в это время всегда скучаешь по людям, — он протянул руку и похлопал Гарри по плечу. — Ну, я вас одних оставлю, — его голос был добрым и мягким. — Если вы зайдете ко мне на чашечку, то я поставлю чайник, — полувеликан говорил так, словно это было частью ритуала Поттера. Скорее всего, так оно и было — Хагрид всегда был неисчерпаемым источником поддержки для всех, кому она была нужда. Он обращался с теми, кому нанесли душевную рану, с той же заботой, что и со своими ручными монстрами, какими бы резкими, язвительными и обозленными люди ни были.

Хагрид был одним из тех, кто внимательно наблюдал за Северусом во время его бытности директором.

— Спасибо, но, думаю, после этого нам пора будет возвращаться домой, — Поттер глянул на мальчика. — Тим лишь пару дней, как встал с кровати.

Хагрид кивнул.

— Слышал, ты предотвратил взрыв на уроке зельеварения, — сказал он, гордо улыбнувшись ребенку.

Тим пожал плечами.

— Я не помню.

Гигант похлопал Тима по плечу с гораздо большей аккуратностью, чем Поттера до того.

— Ну, ничего, такое бывает, если хорошенько встряхнуть мозги, — он чуть хитро ухмыльнулся. — Заставь своего папу рассказать тебе парочку историй. Он свои мозги растрясал не раз.

Поттер чуть покраснел и послал Хагриду слегка укоризненный взгляд.

— Не надо ему подсказывать, у него и своих безумных идей хватает.

Хагрид лишь рассмеялся.

— Насчет других спорить не стану. Они пошли в Уизли. А этот вот… он больше в тебя, — Хагрид задумчиво замолчал. — Разве что его не ловили за ночными дуэлями и беготней за троллями, — он подмигнул Гарри и помахал им обоим, а затем развернулся и направился в сторону своего дома.

У Северуса никак не укладывалось в голове, как этого тихого, прилежного мальчика можно было сравнивать с Поттером.

— Как я могу быть на тебя похожим? — тихо спросил Тим, но затем заговорил громче. — Я ведь на самом деле не… — он умолк, и Северус услышал лишь мысленное окончание фразы: ”Я на самом деле не твой сын”.

Поттер, похоже, тоже услышал эту мысль, а может быть, эта тема просто поднималась не в первый раз. Он опустил взгляд на Тима, и в уголке его рта притаилась легкая улыбка. Он опустился на колено прямо перед Тимом, чтобы заглянуть мальчику в глаза.

— Тимоти Риз Доусон Поттер, — тихо сказал он, беря ребенка за руки, — ты мой сын, и неважно, как ты им стал. То, кого ты любишь и кто любит тебя, гораздо важнее того, чья кровь течет по твоим венам.

Поттер по-прежнему не боялся демонстрировать свои чувства. Его глаза были полны гордости и любови. Отец Северуса никогда так на него не смотрел. Эйлин любила своего сына, но никогда не пыталась ни рукой, ни палочкой защитить его от вспыльчивого нрава Тобиаса. Она и сама была настолько угнетена дурным обращением мужа, что Северусу не раз приходилось самому заботиться о ней.

Единственным человеком, в чьих глазах Северус видел этот теплый свет, была Лили, пока он все не испортил.

— Люди говорят, что настоящий Поттер бы никогда не попал в Слизерин, — прошептал Тим. Эта мысль уже давно закрадывалась в его голову, беспокоя куда больше постороннего существа, обитавшего на задворках его разума.

Поттер улыбнулся одним уголком рта.

— Ну, они точно совершенно не знают, о чем говорят. Распределяющая шляпа очень хотела отправить меня в Слизерин.

— Да ладно, — воскликнул потрясенный Тим. Северус гадал, были ли слова мужчины правдой или же он все выдумал, чтобы подбодрить ребенка.

— Да, мне пришлось ее отговаривать. Сказал ей, чтобы отправила меня куда угодно, но только не туда, — улыбка Поттера была искренней. — Понимаешь, тогда я знал о Слизерене только то, что там учился Волдеморт. А еще я познакомился с кое-кем, кто был уверен, что его распределят на Слизерен, и мне он очень не понравился. С другой стороны, я только встретил твоего дядю Рона, а вся его семья была в Гриффиндоре.

— О.

Поттер снова улыбнулся с непонятным сожалением на лице.

— Шляпа говорила мне, что я могу стать великим и что Слизерин поможет мне в этом. Я не послушал, и она отправила меня в Гриффиндор. В то время я радовался тому, что не попал на факультет Снейпа. Я часто задаюсь вопросом, что бы случилось в противном случае. Уверен, это бы обернулось катастрофой, хотя, возможно, все сложилось бы по-другому, — он пожал плечами и встал, посмотрев в сторону черной могилы. — Люди сложные существа.

С этим Северус был согласен.

Внимание мальчика привлек плоский серый камень между гробницами.

— Что это? — спросил он.

Северус мог лишь предположить, что студенты не часто приходили сюда, раз Тим, похоже, ничего не знал об этом месте.

Камень представлял из себя сплющенный обелиск примерно в два раза выше Поттера, на котором был выгравирован список имен. Расположены имена были без очевидного для Северуса порядка, хотя он знал их все. Большинство имен принадлежало тем, кто учился на шестом-седьмом курсе в то время, когда Северус был директором, другие же — членам Ордена феникса.

Поттер подошел к камню и пробежал пальцами по именам Ремуса Люпина и Нимфадоры Тонкс-Люпин.

— Это имена тех, кто погиб в Битве при Хогвартсе, — тихо сказал Поттер.

Тим подошел к нему, уставившись на имена. Северус примерно прикинул, что в этом списке было порядка пятидесяти-шестидесяти имен. Следующее имя, которого коснулся Поттер, принадлежало Фреду Уизли.

При виде этих имен Северус содрогнулся, и дрожь эта передалась телу ребенка.

Поттер встрепенулся, словно вырывая себя из непростых воспоминаний.

— Но я привел тебя сюда не за этим, — он отвернулся от обелиска в сторону черной гробницы.

На табличке, прикрепленной к одной из ее сторон, было выгравировано:

Северус Тобиас Снейп

Январь 1959 — Май 1998

“В истинном золоте блеска нет”

— Я знаю это стихотворение! — радостно воскликнул Тим. (1)

Поттер кивнул, на его лице вновь появилась грустная улыбка.

— Да, его предложила твоя тетя Гермиона. Оно подходит. — Поттер вновь достал волшебную палочку (Северус даже не заметил, что он ее убирал). Пара взмахов, и в его руках появился наколдованный будет красно-желтых лилейников, который он опустил на приступку гробницы. Яркие цветы резко контрастировали с черным камнем и белым снегом. — Он был, наверное, самым сложным человеком, которого мне доводилось встречать.

Северус был не просо изумлен, происходящее потрясло его до глубины души.

Поттер же продолжал:

— После войны мы похоронили его рядом с Дамблдором, потому что он сделал для нас очень много. О половине того, что он совершил, мы никогда и не узнаем.

Тим пощупал карман куртки в поисках волшебной палочки.

— Мама рассказала, что он спас ее от чего-то ужасного.

Поттер кивнул, его лицо помрачнело.

— Он спас не только ее. А еще он создал зелье, исцеляющее от Круциатуса. Я многим ему обязан, — он вновь обнял сына одной рукой.

— О нем говорят так, словно… словно был не очень добрым.

— Хороший не значит добрый, — ответил Поттер. — Это как с Мэри… она сделала все, что смогла, но она была… — он умолк, пытаясь подобрать нужные слова.

— Наркоманкой, — спокойно подсказал ребенок. Северус вздрогнул, в его разуме возникли сцены из кошмаров мальчика.

Помолчав, Поттер вздохнул.

— Да. А Снейп был… ну, о нем можно было сказать много чего. По большей части неприятного. Но в конечном итоге всю его жизнь определили те люди, которых он любил. Волдеморт пал благодаря Снейпу. Если бы не он… ну… думаю, никого бы из нас тут не было.

— Если бы не он, мне бы не стало лучше, верно? — тихо спросил мальчик.

Поттер медленно покачал головой.

— Не думаю, что кто-то, кроме него, мог бы изобрести это зелье. Спроси Невилла о том, как Снейп крал у всех носовые платки. Мы считаем, что к концу войны он поил этим зельем половину школы.

Поттер говорил о зелье ”Слезы”. Северус действительно воровал чужие платки, чтобы собирать слезы горя. Мерлин знает, их всегда хватало.

— Пойдем, нам пора. Твоя мама говорила нам не опаздывать, — наконец сказал Поттер.

Он взмахнул палочкой, наколдовывая точно такой же букет, что он положил у черной могилы, и опустил его на гробницу Альбуса. Он вел себя тихо, хотя Северус был уверен, что Поттер поведает ребенку ”Сказания об Альбусе Дамблдоре”. Но вместо этого они молча направились обратно по той же дорожке, которой пришли.

(1) Цитата на могиле:

All that is gold does not glitter,

Not all those who wander are lost;

The old that is strong does not wither,

Deep roots are not reached by the frost.

From the ashes a fire shall be woken,

A light from the shadows shall spring;

Renewed shall be blade that was broken,

The crownless again shall be king

В истинном золоте блеска нет,

Не каждый странник забыт;

Не каждый слабеет под гнетом лет —

Корни земля хранит.

Зола обратится огнем опять,

В сумраке луч сверкнет,

Клинок вернется на рукоять,

Корону Король обретет!

(Дж.Р.Р. Толкиен, “Властелин колец”, пер. Гриншпун)

п/п: Из тех переводов, что я нашла в сети, этот мне ближе всего, поскольку соблюдены все отсылки. Я бы глянула в свой печатный талмуд, но он, к сожалению, за пару тысяч километров от меня.

Тим и Поттер заглянула на обед в “Три метлы”, где по-прежнему всем заправляла Розмерта. После этого они аппарировали в “Нору”, обитель Артура и Молли Уизли, которую, похоже, захватила толпа детей. Северус насчитал по меньшей мере шестерых: пышноволосую девочку, представлявшую из себя точную копию Грейнджер, мальчка с каштановыми волосами и длинным носом Рона Уизли, сына Малфоя, Лили, Альбуса и темноволосую девочку, которая была рядом с Тимом, когда Северус впервые проснулся в этом теле.

Аппарировав в передний двор Уизли, они оказались практически в самом центре оживленной снежной битвы, к которой и Тим, и Поттер с удовольствием присоединились. Северус гадал, уж не выжил ли Поттер из ума окончательно, подвергая Тима риску вновь получить травму, пока не заметил, что ни один снежок до ребенка не долетал. Похоже, Поттер тайком наложил на мальчика отталкивающие чары.

Когда заходящее солнце окрасило небо в красно-золотые оттенки, Тим ускользнул с поля боя. Как и Северус, он предпочитал принимать участие в подобных играх лишь ограниченными дозами. Этот день измотал его, и ему хотелось провести немного времени наедине с собой, чтобы поразмыслить.

Северус с интересом отметил, что даже посреди снежного сражения Поттер, похоже, ни на секунду не спускал глаз с детей. Когда Тим покинул группу, Поттер на мгновение встретился с ним взглядом. Ребенок улыбнулся, и Поттер улыбнулся ему ответ, ободряюще кивнув, явно понимая потребность ребенка в уединении и тишине, чтобы переварить события этого дня.

Тим отправился на кухню, где замер при виде толпы собравшихся там взрослых. Взрослая Гермиона помогала Молли разливать чай. Артур стоял в углу со светловолосым мужчиной, которого Северус не знал. Но больше всего Северуса потрясло то, что за кухонных столом вместе с женщинами семейства Уизли сидела Нарцисса Малфой.

Молли подняла взгляд, когда Тим зашел к ним, приветственно улыбнувшись мальчику. Гермиона же и Нарцисса были поглощены разговором, как и двое мужчин в углу. Не отвлекаясь от беседы, Молли призвала чайную чашку и поставила ее вместе с тарелкой шоколадного печенья перед пустым стулом. Тим уселся на него и, тихо поблагодарив ее, принялся пить чай.

Из потока мыслей мальчика у Северуса сложилось впечатление, что тот слегка благоговел перед Нарцисой. Она же в свою очередь улыбнулась ему, но более никак его не поприветствовала. В ее мире, знал Северус, дети должны были быть на виду, но не слышны. Должно быть, поведение Тима особо располагало ее к мальчику. Драко с его бурным нравом стал для нее целым испытанием, когда был совсем мал.

С позиции Тима Северус смог хорошенько рассмотреть своего старого друга. Она была все так же худа, а волосы ее отливали платиной, но вокруг ее рта и глаз виднелись морщинки. Она держалась все с тем же аристократизмом, хотя и явно постарела. В действительности она выглядела даже старше Молли Уизли, которая была по меньшей мере на десять лет ее старше. Северуса удивляло, что она настолько открыто демонстрировала свой возраст.

Он взглянул на крой ее мантии. Та была куда менее шикарной, чем в былые годы. Возможно, Нарцисса оказалась в стесненных обстоятельствах, и у нее не было денег на дорогие чары омоложения. Простые маскирующие чары были не в ее стиле, поскольку постоянно истощали магические ресурсы, отчего, по ее словам, у нее болела голова.

— Как твой муж, Нарцисса? — заботливо спросила Молли, протягивая ей чашку чая. Молли всегда была хорошей хозяйкой и ради гостьи вспомнила о своих чистокровных манерах и осанке.

Нарцисса вздохнула.

— Завтра его отправляют домой. Целители говорят, что… — она замолчала, сглотнув. — Ну, мы, очевидно, хотели, чтобы он был с нами в Рождество… А затем… что ж… — она вновь умолкла, проглатывая подступающие слезы.

Две другие ведьмы переглянулись, но не стали перебивать, дав Нарциссе возможность перевести дыхание и взять себя в руки. Она продолжила чуть охрипшим голосом:

— Мы решили, что будет лучше, если после этого он останется дома. Мы сможем обеспечить ему комфорт. Он так сильно хочет вернуться домой. Целители говорят, что времени осталось немного. Драко… Они с Ханной сейчас подготавливают все необходимое в доме.

— Мне очень жаль, дорогая, — мягко произнесла Молли.

Нарцисса отрывисто кивнула.

— Да, что ж… в конечном итоге мы все платим за наши ошибки, — в ее голосе послышалась горечь. — Я говорила ему… — ее глаза сверкнули внезапным гневом. — Спустя столько лет… после всего того, через что мы прошли… служа Темному… — она снова замолчала, прикрыв рот ладонью, словно чтобы не дать себе сказать лишнего.

Повисло неловкое молчание. Молли быстро поднялась, пробормотав что-то про чайник. Эта тема явно была не из тех, что они готовы были обсуждать за столом.

Нарцисса опустила руку ото рта и взялась за свою чашку с чаем — Северус отметил, что сегодня Молли достала для гостей хороший фарфоровый сервиз. Спустя мгновение взгляд Нарциссы остановился на Тиме. Сдержано улыбнувшись, она с очевидно напускной жизнерадостностью обратилась к нему:

— Твой день с отцом прошел хорошо?

— Да, миссис Малфой, — серьезно кивнул Тим.

— Куда вы ходили? — спросила она, явно стремясь увести разговор подальше от себя.

— Мы… ну… — Тим умолк и оглянулся на Молли и Гермиону.

Последняя быстро подключилась к их разговору.

— Гарри водил Тима на могилу бабушки. Они всегда ходят туда в этот день.

Тима благодарно улыбнулся ей.

Нарцисса же одобрительно кивнула.

— Ты хороший ребенок, — подобные традиции были важны для чистокровных семей, ценивших свою родословную. — Драко ненавидел навешать семейный склеп, — она обернулась к остальным. — Приятно видеть, что некоторые из нас продолжают чтить старые традиции. Так это родственники со стороны Смитов?

Гермиона покачала головой.

— Нет, Доусонов, — спокойно сказала она. Заметив недоумевающий взгляд пожилой ведьмы, Гермиона пояснила: — Его магловской семьи, — маглорожденная ведьма приподняла бровь, словно предостерегая Нарциссу от возможных комментариев.

Та намек поняла.

— Я так понимаю, что тебя распределили в Слизерин, — сказала Нарцисса Тиму, найдя новую тему для разговора.

Гермиона, казалось, задержала дыхание, в то время как Тим утвердительно кивнул.

— Я тоже училась в Слизерине, как и мой муж, и сын, — гордо сказала мальчику Нарцисса. — Со стороны Блэков в нашей семье все были слизеринцами.

— Дядя Тед гриффиндорец… Тетя Андромеда ведь была Блэк? — тихо спросил Тим. — А Скорпиус рейвенкловец.

Нарцисса вздохнула.

— Да, что ж…

— Ох, честно слово, давайте не будем углубляться во все это, — наградила Гермиона сердитым взглядом Нарциссу.

— Тетя Рос была слизеринкой, — с чуточку большим энтузиазмом заметил Тим. — О! А знаете, кто еще сказал мне, что учился в Слизерене?

— Кто, милый? — спросила Молли, сердито посмотрев на двух других женщин.

— Мадам Помфри.

Северус никогда об этом ничего не слышал. Поппи была помоложе Минервы, но ненамного. Ей было примерно столько же, сколько и Хагриду, но она ни разу на памяти Северуса не упоминала о своей принадлежности к какому-либо из школьных факультетов.

Тим был явно доволен тем, что ему удалось удивить женщин тем, что они — и даже тетя Гермиона — не знали. Он ухмыльнулся:

— Она сказала, что давным-давно было множество целителей, окончивших факультет Слизерина, хотя теперь, говоря о целителях, люди обычно представляют хаффлпаффцев. Но мадам Пофмри говорит, что один слизеринец-целитель так прославился, что магглы даже используют его символ для обозначения своих целителей. Это волшебная палочка с двумя змеями. Называется Ка… Каду… — запнулся он на незнакомом слове.

— Кадуцей, — на автомате подсказала Гермиона, уставившись на ребенка.

Тим радостно кивнул.

— Да. После Хогвартса этот слизеринец отправился в волшебный колледж для целителей, а затем в магловский и стал врачом... — он покосился на Молли и Нарциссу, — так магглы называют своих целителей. Он стал врачом короля Эдуарда, кажется, Четвертого, затем королевы Мэри, а потом королевы Елизаветы Первой. Понимаете, он был полукровкой и считал, что у магглов тоже должны были быть хорошие целители, и удивлялся, сколько всего можно было сделать без магии, но он научился многим способам лечения, которые работали хорошо, только если у человека была волшебная палочка, так что есть множество методов, которые плохо работают на маггалах. Но множество целебных растений воздействуют на магглов точно так же, как и на нас, — тут ребенок внезапно осознал, что разговаривает не только с тетей и бабушкой, но и с Нарциссой. Его одолела застенчивость, и он замолчал, всецело сосредоточившись на своем чае.

— Это тебе рассказала мадам Помфри? — пораженно спросила Гермиона.

— Угу, — ответил Тим. — Элеанор попросила своего папу поискать информацию об этом в сети, и он сказал, что у магглов есть исторические записи об этом человеке.

По взгляду Гермионы Северус видел, что ее прямо распирало от желания сбежать в ближайшую библиотеку.

В этот момент в кухню ввалились остальные дети, в десять раз повысив уровень шума. В доме развернулись довольно хаотичные прощания. Нарцисса со Скорпиусом ушли через переднюю дверь после того, как мальчик крайне формально поблагодарил Молли и Артура за гостеприимство. Темноволосая девочка обняла всех, пообещала вернуться в Рождество, а потом точно так же вышла через переднюю дверь со светловолосым мужчиной, тоже обнявшим всех на прощание. Гермиона собрала свою парочку детей и отбыла через камин на кухне. Лили и Альбус последовали за ней.

— Как думаешь, у тебя получится самому пройти через каминную сеть? — тихо спросил Поттер.

Тим кивнул. Его приемные бабушка и дедушка по очереди обняли его на прощание, пообещав, что они увидятся на рождественском ужине, если не раньше.

— Идите приведите себя в порядок, — сказала Джинни, как только они вывалились из камина. — Гости прибудут через пару часов. — Она окинула Тима критическими взглядом. — А тебе нужно прилечь.

Тим кивнул, хотя и закатил глаза, пробурчав:

— Ма-а-ам, я слишком взрослый, чтобы спать днем.

— Не спорь, — отрезала Джинни, быстро обняв его, когда он пробегал мимо. — В кровать.

Северус в отличие от Тима видел, что Джинни понимала, что ребенок ни за что бы не признался в своей слабости.

Прошел по крайние мере час, прежде чем домашний эльф появился в комнате, разбудив ребенка.

— Маленькому хозяину пора вставать, — прохрипел он. — Пришли гости, и Кричер помогает мисс Джинни накрыть ужин на стол.

— Спасибо, Кричер, — сказал Тим, садясь и потирая глаза. Он заснул в свитере и джинсах поверх покрывала. Изначально он хотел просто почитать, но заснул практически в ту же минуту, как лег.

”Слишком взрослый для того, чтобы спать днем, говоришь?” — весело подумал Северус, хотя он и сам умудрился заснуть вместе с мальчиком.

”Ой, да заткнись ты”, — подумал Тим в ответ.

— Мало того, что надо мной трясется мама, — заметил он вслух, обращаясь к Кричеру, — так еще теперь и этот в моей голове.

Домашний эльф кивнул.

— Вероятно, маленькому хозяину все еще нужен другой хозяин? — его голос выдавал нервозность. — Возможно, маленькому хозяину надо поговорить с хозяином Гарри?

Тим кивнул, замерев, по его телу и разуму прокатилась волна едва ли не страха при мысли об этом. Северус почувствовал, что и сам замер. Все указывало на то, что Кричер все это время знал о его присутствии, но решил, что он был частью семьи.

— Ты же не думаешь… — Тим помедлил, — что со мной… ну… что-то не так? Нет ведь? — обеспокоенно спросил он. По какой-то причине в его голове возник образ закрытого отделения Мунго. — Из-за этого удара по голове я снова заболею?

Слово “заболею” сопровождалось образами, к которым Северусу совершенно не хотелось присматриваться повнимательнее. Все они были связаны с неприятным количеством боли.

Пожилой эльф уставился на Тима, смотря словно бы сквозь него. Северус спрашивал себя, что же он видел.

— Кричер считает, что маленькому хозяину нужно поговорить с хозяином Гарри, — в этот раз его хриплый голос прозвучал беспрекословно.

Тим кивнул и спросил:

— Думаешь, мне стоить спросить их прямо сегодня?

Кричер кивнул.

— Хозяин Гарри и хозяйка Джинни будут знать, что делать.

— Тогда я поговорю с ними сегодня.

Северус едва не вскрикнул победно. Хватит и одного диагностического заклинания аврора, чтобы выявить бестелесного духа в ауре мальчика. Кроме того, существовало множество заклинаний, которые могли избавить мальчика от постороннего присутствия и попутно даровать Северусу столь желаемый им покой.

Решив с этим, мальчик расчесал волосы и надел свежую рубашку, заглянув в зеркало, чтобы удостовериться в чистоте лица. Он проскакал вниз по лестнице до гостиной, откуда доносились голоса взрослых.

— Надеюсь, вы не против, что я увязалась за Минервой и Невиллом, — говорил кто-то. Северус был весьма уверен, что уже слышал этот голос раньше, но никак не мог вспомнить, кому же он принадлежал.

— Нет-нет, профессор Булстрод, я так рада, что вы пришли, — ответила Джинни. — Я так обрадовалась, когда Минерва мне написала. У нас всегда найдется место для еще одного гостя, — в ее голосе действительно слышалась радость, что стало для Северуса очередным сюрпризом.

Тим улыбнулся. Северус уловил, что мальчику очень нравилась глава его факультета (о том, что она возглавляла Слизерин, он узнал, подслушивая мысли ребенка). Тим замер у двери, гадая, скажут ли взрослые что-нибудь про него.

— Ох, пожалуйста, зовите меня Милли, — сказала она. — Эм… пока Тим не пришел, я бы хотела спросить у вас… ну… Я знаю, что отношения между нашими факультетами оставляют желать лучшего и… Я все спрашиваю себя, могу ли я сделать что-нибудь, чтобы вам было проще?

— Милли, — донесся голос Поттера, несмотря на нотки юмора, говорил он наотрез, — нас это совершенно не беспокоит.

— Милли беспокоится из-за того, что за последние несколько лет было несколько учеников, нарушивших семейные традиции, — вмешалась Минерва. — Вы же знаете, как некоторые люди реагируют на подобное. И для нас всех, честно говоря, это стало шоком.

— Война закончилась почти двадцать пять лет назад, — отрезал Поттер. — Тот же факультет, на котором учился Волдеморт, окончили такие люди, как Эрика Рослин, Поппи Помфри и Северус Снейп. Надеюсь, Поттер, попавший на твой факультет, не всколыхнул старые обиды?

— Ну, я застала его за дракой с какими-то рейвенкловцами, — заговорила Милли чуть тише. — Боюсь, мне пришлось снять с него пару баллов. Его Летучемышиный сглаз не даст никому спуску.

Джинни захихикала.

— О, Мерлин. Должно быть, это стало для них сюрпризом.

Послышалось приглушенное фырканье присутствующих и смех Лили и Альбуса.

— Где он этому научился? — раздался еще один женский голос.

— Я… ну… как-то раз, может быть, показала его детям, — смущенно призналась Джинни.

Снова раздался смех.

Тим решил, что больше он ничего интересного не услышит, а потому зашел в комнату.

Минерва и взрослая Миллисента Булстрод сидели вместе на диване. Директриса улыбалась своим мыслям, словно бы сказанное было какой-то шуткой в их узком круге. Северуса вновь поразило, насколько сильно она постарела. Но, судя по всему, сидя на диване в гостиной Поттеров, она чувствовала себя совершенно комфортно, словно бывала здесь частенько.

Милли, напротив, по-прежнему была напряжена и сидела, сложив руки на коленях, будто явилась сюда на собеседование или на экзамен. С возрастом она стала куда привлекательней, чем была в детстве. Она сидела прямо, не пытаясь скрыть свой рост. Хотя она по-прежнему было довольно широка в плечах и бедрах, ее мантия цвета аметиста удачно все сглаживала. На ее голове красовалась шляпа того же цвета, а волосы были забраны сзади. Когда она улыбалась, ее улыбка касалась глаз, чего Северусу прежде видеть не доводилось.

Северус хорошо помнил, как она страдала от депрессии, как не могла найти свое место среди сверстников. Все хогвартские годы она провела, бродя по школе с неизменно хмурым выражением. Ее родители принадлежали старой чистокровной семье, переживающей не самые лучшие времена, из-за чего они возлагали на нее множество надежд, плохо сочетавшихся с природными склонностями девочки. Когда в школе начала заправлять Амбридж, Милли присоединились к ее Инквизиционному отряду, потому что эта ужасная женщина пообещала ей место ассистентки другой ассистентки в своем отделе.

По мнению Северуса, пойдя этим путем, Булстрод бы впустую растратила свой талант. Она была из тех редких учеников, кто по-настоящему понимал природу зелий. Но, похоже, после войны Булстрод последовала его совету и нашла мастера, который всему ее обучил.

— Здравствуй, Тим, — донесся голос Невилла Лонгботтома со стороны кресла, стоявшего у двери.

Без какого-либо намека на застенчивость Тим обернулся и улыбнулся.

— Привет, Невилл, — сказал он тихо.

Лонгботтом тоже сильно изменился, хотя его лицо так и осталось круглым и мальчишеским. Его мантия была сдержанной: небесно-голубого цвета без какого-либо узора. Возможно, с ее помощью он хотел придать себе больше значимости. Он улыбнулся мальчику в ответ.

— Как твоя голова?

— Лучше, — ответил Тим. Он не стоял пояснять, поскольку все взрослые обернулись к нему. Все они приветственно заулыбались мальчику, в то время как Тим нервно прошествовал и встал рядом с Поттером, приобнявшим ребенка.

Невилл не стал настаивать на ответе.

— Кажется, мисс Алисе нужен партнер, — сказал он, кивнув в сторону стоящего в углу стола. Там сидели Лили и Альбус, играя в карточную игру с никем иным, как с Алисой Лонгботтом.

Женщина подняла взгляд. Ее глаза были чуть затуманены, но она явно осознавала происходящее вокруг. Она улыбнулась ребенку.

— Иди помоги мне. Лили и Ал собирались научить меня новой игре, но нам нужен четвертый.

Одета Элис была в ярко-голубую мантию того же оттенка, что и ее глаза. Рукава и ворот были отделаны белым мехом. Ее белые волосы были заплетены в косы и закреплены на подобие короны. Она подобрала карты, которые раздал ей Альбус.

В конце первой войны Беллатриса Лестрейндж запытала Алису до безумия. В последний раз, когда Северус видел ее, она находилась на постоянном пребывании в Мунго. Одета она была в халат, а волосы ее были коротко острижены сотрудниками больницы, не желавшими распутывать их после того, как Алиса порой месяцами не позволяла никому расчесывать их. Она не осознавала ничего, кроме самой себя, и не могла ни с кем общаться, что уж говорить об играх. Ей едва хватало сил, чтобы самостоятельно взять ложку и покормить себя.

— Ты похожа на Снежную королеву, — сказал Тим Алисе. Северус чувствовал, что ребенку очень нравилась эта женщина. Тим уселся и взял свои карты, чтобы рассмотреть их.

— Снежную королеву? — заинтересовано спросила Лили.

— Это сказка, которую читала мне Нана, — сказал им тихо Тим.

Лили и Альбус осторожно переглянулись. Алиса же посмотрела на ребенка с сочувствием. Она потянулась и погладила его по руке.

— Я не знаю эту сказку. Почитаешь мне как-нибудь?

Тим покачал головой.

— У меня нет этой книги. Я и не помнил о ней до этого момента, — он пожал плечами, опуская глаза в карты. — Во что мы играем? — спросил он, меняя тему и жалея про себя, что вообще упомянул обо всем этом.

Альбус тут же подскочил и начал объяснять Алисе правила игры. Северуса потрясло, как быстро она словила суть, хотя, когда дело дошло до подсчета очков, Тиму пришлось ей помочь.

— Я просто не могу удержать их в голове, — смеялась она.

Будь Северус в своем теле, он бы, наверное, повалился со стула, услышав этот звук. За шестнадцать лет Алиса Лонгботтом ни разу не смеялась.

Персонал больницы говорил ему, что ее одолевали ночные ужасы, из-за которых она выскакивал из кровати и кричала, пока они не переносили заклинанием Зелья для сна без сновидений в ее тело. В противном случае она кричала до тех пор, пока не сажала голос. Большую часть времени больничный персонал тратил свое время, мешая ей навредить себе или успокаивая ее после кошмаров, но порой ее магия вырывалась наружу в попытке защитить ее. Но крыло, в котором держали пациентов, живущих в больнице постоянно, было зачаровано поглощать подобные выбросы.

Конечно, из-за того, что она не могла говорить, не было никакой возможности узнать, насколько она осознавала происходящее вокруг.

Теперь же Альбусу пришлось терпеливо объяснять ей правила, хотя было очевидно, что дети ее обожали. Спроси его кто, Северус бы ответил, что, несмотря на морщины и белизну волос, вела себя Алиса, скорее как подросток. Она очень напоминала ту популярную в Хогвартсе девочку, которой когда-то была.

Северус мысленно покачал головой, гадая, что же могло вызвать столь поразительное выздоровление.

Они сыграли несколько партий, прежде чем Кричер позвал всех к столу. Тим уселся между Алисой и Джинни. По какой-то причине на столе оказалось на одну тарелку больше нужного.

— Ох, прости, Кричер, — внезапно сказала Джинни. — Я забыла тебе сказать, что Джеймс прислал сову, — она обменялась нечитаемым взглядом с Поттером, нахмурившимся в ответ. — У него не получается прийти.

— Какая жалость, — сказал Невилл, явно упустив скрытый подтекст между Джинни и Поттером. — Я надеялся с ним повидаться.

С опаской наблюдая за Поттером, будто ожидая взрыва, Кричер зашел в комнату и убрал со стола лишнюю тарелку.

Каждый год в рождественские каникулы Поттеры хотя бы раз звали к себе на ужин Минерву и других членов персонала Хогвартса, нашедших время заглянуть к ним. Гарри положил начало этой традиции в первый же год после окончания школы, пригласив Минерву, Хагрида и Поппи, чтобы показать им последние результаты реконструкции дома на площади Гриммо. Обычно его детям нравилась компания директрисы, которая, когда они покидали пределы школы, превращалась в их пусть и строгую, но добрую тетушку.

Этот ужин стал первым, который Джеймс решил пропустить. Джинни посылала ему сову, прося вернуться домой хотя бы на этот вечер. Но о том, что Джеймс прислал ответ, она ни разу не упоминала, из чего Гарри заключил, что в ответном письме было что-то, что, по ее мнению, лишь только расстроило бы его. Джинни зачастую выступала на позиции загонщика в отношениях между ними.

Гарри просто не мог понять, что творилось между ним и сыном. Прошлым вечером Рон уверил его, что все это было лишь периодом, который ему нужно пережить.

— Ты же помнишь, каково это было, — говорил он. — Думаю, он ощущает необходимость соответствовать репутации своего папы. Он угомонится.

Вот только это был один из тех случаев, когда совет Рона оказался бесполезен. Если бы Джеймс решил податься в профессиональный квиддич, то Гарри, возможно, и поверил бы, что он в конечном итоге угомонится. Но нет, этот мальчишка решил гоняться за темными волшебниками. Джеймс всегда был чересчур диковат, по мнению Гарри. С самого раннего детства он наслаждался риском ради самого риска.

Да и, если уж на то пошло, у Гарри не получалось вспомнить, каково ему было в свое время, о чем он и сказал Рону. Он помнил лишь облегчение, которое испытал, когда наконец-то осознал (не без помощью Фиби), что, будучи аврором, он не был обязан лично разбираться с каждым темным волшебником, попадавшим под радары Аврората.

С угрюмым выражением Гарри взялся за вилку. Еда, как и все, что готовил Кричер, была изумительна, но гаррин аппетит подвел его.

Тим тоже больше возил вилкой по тарелке, чем на самом деле ел. Гарри знал, что этот день потребовал от ребенка много сил. Он проспал два часа после их возвращения домой. Гарри совершенно не нравилось, что ребенок по-прежнему выглядел столь изможденным. Эрни, конечно, успокаивал их, но это не мешало Гарри с Джинни беспокоиться.

Алиса весело болтала с детьми, словно и сама была подростком. Она была очень популярна среди учеников Хогвартса с тех самых пор, как Невилл перевез ее туда два года назад. Зелье “Слезы” сотворило в ее случае настоящее чудо. Пусть ее разум так и остался поврежденным, за последние четыре года ее прогресс значительно превзошел самые смелые ожидания окружающих. “Мисс Алиса”, как звали ее ученики, с легкостью помогала с уроками первым, вторым и третьим курсам, а также ассистировала Поппи в больничном крыле. Ей нравилось находиться в окружении детей. Порой ее по-прежнему охватывали необъяснимая тревога и ужас, но с каждым годом это происходило все реже и реже.

Гарри не переставал сожалеть, что они не нашли это зелье раньше, но, по крайней мере, Августа дожила до тех дней, когда Алиса заговорила вновь. Это утешило пожилую женщину в последние годы ее жизни.

В миллионный раз Гарри произнес короткую мысленную молитву, взывая ко всем тем, кто мог его слушать, чтобы они уберегли душу Северуса Снейпа, где бы он ни был.

Джинни пнула его по ноге под столом.

— М-м-м? — рассеяно промычал Гарри.

— Минерва задала тебе вопрос, — многозначительно ответила Джинни.

— Ох, простите, — он почувствовал, как его щеки заливаются краской. — Я немного задумался.

Минерва снисходительно улыбнулась — ей всегда удавалось заставить его почувствовать себя так, словно ему снова было пятнадцать лет.

— Я спросила, можешь ли ты в этом году произнести небольшую речь на поминальной службе у мемориала в мае? Это будет двадцать пятая годовщина.

— Хм, — ему едва удалось удержаться от того, чтобы сразу же отвергнуть ее предложение. — Эм… а вы спрашивали Рона? — попытался уклониться он.

— Спрашивала. И он пообещал сказать пару слов, как и Гермиона, но было бы просто потрясающе, если бы тоже появился там. — Она подняла руку, не давая ему ответить прежде, чем она закончит свою мысль. — Тебе не нужно произносить длинную речь, хватит и пары слов. — Она хитро улыбнулась: — Можешь, произнести ту же речь, что ты написал на первую годовщину. Ты давно не говорил на публику, никто и не вспомнит. Невилл и Луна тоже участвуют.

Тут вмешался Альбус:

— Почему ты никогда не говоришь на поминальных службах, папа?

Лили, Тим и Алиса обратили свое внимание к ним. Милли, судя по всему, тоже навострила уши, заслышав вопрос.

Гарри неловко пожал плечами.

— Просто я не люблю все это. Ты же знаешь, что я ненавижу публичные выступления.

Тим с любопытством склонил голову набок, а в его глазах отразилась та пугающая зрелость, что иногда демонстрировал этот ребенок.

— В школе говорят, что ты очень знаменит. Мне никто не верил, когда я рассказал, что тебе не нравятся все эти статьи в “Пророке” и фотографии с известными людьми на стенах. Ну, то есть, — кивнул Тим на Джинни, — у мамы ведь есть фотография, где ее команде вручают Кубок мира, с министром и все такое.

Гарри оглянулся на Джинни, понимающе улыбнувшуюся ему в ответ.

— О, твоя мама куда более знаменита, чем я, — сказал он, криво усмехнувшись. — Квиддич куда интереснее давних войн, как по мне.

— Ага, но, папа, — сказал Альбус, — о тебе написано в книгах по истории. Говорят, что у тебя иммунитет к Непростительным и много еще чего в таком же духе.

Лили кивнула:

— Да, говорят, что ты мог бы стать Министром магии.

Очевидно, что именно эта болтовня и вскружила голову Джеймсу.

— У меня нет иммунитета к Непростительным, Ал, — тихо сказал Гарри сыну. — Мы это уже обсуждали. И едва ли найдется что-то, чего мне хотелось бы меньше, чем должность Министра, — он содрогнулся от одной только мысли.

— Ну, тогда почему ты смог убить Волдеморта, когда у других это не получалось? — Альбус не собирался отступать.

Алиса что-то невнятно вскрикнула, вздрогнув при звуке ненавистного имени и опрокинув свой кубок с водой.

— Ох, Мерлин, п-простите, — кажется, она не знала, что делать с устроенным ей беспорядком.

— Все в порядке, мама, — мягко сказал Невилл. Он достал свою палочку и, пробормотав заклинание, избавился от пролитой воды. Милли поставила кубок Алисы на место и погладила ее по руке в материнском жесте.

— Простите, мисс Алиса, — пристыженно произнес Ал. — Я забыл.

Алиса слегка истерично засмеялась.

— Не беспокойся, Ал, — сказала она. — Я просто все не могу к этому привыкнуть. Что можно произносить… — она явно сделала над собой усилие, — “В-вол-дем-морт”… — запинаясь продолжила она, — вслух.

Сидевшие за столом взрослые переглянулись, и на их лицах неуверенно расцвели улыбки. Алиса впервые смога произнести это слово. Это была огромная победа, равная по значимости самому первому слову, произнесенному ей после принятия “Слез”.

Невилл обнял мать одной рукой.

— Ты молодец, мама, — прошептал он. Алиса прикрыла рот рукой, словно ждала, что сейчас случится нечто ужасное. Когда минула целая минута, а ничего страшного так и не произошло, она опустила руку ото рта, и на ее лица отразились такие радость и счастье, что Гарри пожалел, что под рукой не было фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот момент.

Миневра даже прослезилась под властью момента и прокашлялась прежде, чем заговорить.

— Вот поэтому ты и должен прийти на панихиду, Гарри. Столько человек пострадало в той войне. Нельзя позволять людям забывать о том, что ты совершил.

— Нет, они не должны забывать о том, что к победе приложило руку множество других людей, — категорично заявил Гарри. — Армия Дамблдора, бойцы сопротивления Шеклболта, Орден. Это была их победа. Мне лишь не повезло быть магически связанным с этим ублюдком.

Краем глаза он заметил, что Лили и Ал ловили каждое его слово.

— Тогда об этом тебе и нужно сказать, — решительно заявил Невилл. Он вновь взялся за нож с вилкой и вернулся к ужину. — Я буду говорить о Снейпе и о его вкладе в войну, — он покосился на мать. — Я не хочу, чтобы об этом забывали.

— Снейпе? — с любопытством переспросила Алиса.

— Да, Алиса, — ответила Минерва. — Ты ведь помнишь его, Северус Снейп? Он учился на курс помладше тебя. Он стал зельеваром.

— Ах, да, конечно, я его помню, — согласилась Алиса. — Он приходил навещать нас в больницу каждую неделю.

Невилл поперхнулся.

— Что?

Алиса кивнула, и на ее лице появилась легкая улыбка.

— Ему нравилось приходить и читать мне. У него был прекрасный голос. Знаете, когда мы еще учились в школе, я все никак не могла понять, что Лили в нем нашла, — она задумчиво нахмурилась. — Он разбил ей сердце, когда положил конец их отношениям. Она проплакала несколько дней.

— Положил конец отношениям? — удивленно переспросил Гарри. Ему никогда не приходило в голову расспросить Алису о событиях предшествовавших ее травме — он не знал, как она отреагирует.

— Ну, она неохотно говорила об этом, — вздохнула Алиса. — Но конец того семестра она провела без конца тоскуя. Он пытался вновь наладить с ней связь, но она этого не позволила. Я тогда решила, что он, должно быть, закрутил с кем-то другим, наверное, с какой-нибудь слизеринкой. Она так мне и не рассказала.

Так, значит, его мать не рассказала окружающим, что же произошло между ней и Снейпом.

Алиса тем временем продолжала:

— Иной причины, по которой она могла так расстроиться, что больше не желала видеть его, мы придумать не смогли.

— Так у них все было серьезно? — пораженно спросил Гарри.

— О, да. Мы все считали, что они в итоге станут парой. Большинству девочек с Гриффиндора он не нравился, но мне кажется, причиной тому был его статус полукровки, — Алиса бросила Гарри извиняющийся взгляд. — Мы все знали, что твой отец хотел с ней встречаться. Кто-то из девочек даже спросил ее, почему она тратит свое время на Снейпа, когда за ней ухаживает наследник чистокровной семьи, которому нет дела до ее магловского происхождения. Лили так на нее разозлилась. Они ужасно поссорились. Ну, мы все задавались тем же вопросом, но считали, что будет грубо спрашивать об этом напрямую. Наверное, из-за того, что она была маглорожденной, она толком не понимала, что в окончании их отношений со Снейпом не было ничего плохого. Ну, в конце концов, она ведь начала встречаться с Джеймсом, только чтобы заставить Снейпа завидовать.

Речь Алисы становилась все быстрее, как это бывало порой, когда она чересчур перевозбуждалась из-за чего-то. Она словно боялась, что, если замедлится, слова улетучатся из ее головы.

— На самом деле нам всем казалось очень странным то, что она отдавала предпочтение полукровке, когда за ней ухаживал чистокровный мальчик. — А еще Алиса часто повторяла свои слова по несколько раз. — Нет, ну, правда, кто так делает? К тому же она была маглорожденной, а это уже понижало ее шансы. Если бы у нее родились дети, их бы всегда видели только как детей маглорожденной матери. В те дни все боялись, что у детей маглорожденных могли родиться сквибы.

Невилл коснулся руки Алисы. Важно было помнить о том, что она была лишена внутреннего ограничителя и имела склонность говорить все, что приходило ей на ум.

— Ох, прошу прощения, Гарри, — она поняла, что несколько пересекла черту.

Гарри мягко улыбнулся ей.

— Все в порядке, Алиса. Я потратил последние двадцать пять лет, пытаясь переубедить людей в этом, — вздохнул он, смирившись со своей судьбой. — Минерва, если вы так уж этого хотите, то я приду и скажу пару слов только ради вас.

Минерва в ответ лишь ухмыльнулась.

— Мама? Что ты имела в виду, когда говорила, что Снейп навещал тебя? — с любопытством спросил Невилл.

— Ох, он приходил, кажется, раз в неделю. Он всегда был очень добр.

— Снейп? Добр? — уставился Невилл на мать. — Ты уверена, что это был он?

— Профессор Снейп всегда был очень добр ко мне, — тихо сказала Милли. — Невилл, я знаю, что вы с ним… не ладили… но тебе не довелось узнать, каким он мог быть. Он всегда был очень добр с нами.

— Я знаю это, Милли, — ответил Невилл. — И ты, и каждый слизеринец, с которым я разговаривал, говорили мне об этом. Я просто не могу сопоставить эти два образа. Именно поэтому эту главу для книги я попросил написать Рос.

Алиса согласно кивнула и внимательно посмотрела на Невилла.

— Он рассказывал мне, как ты справляешься в школе. Рассказал, как ты плавил котлы чуть ли не на каждом уроке. — Она отвернулась от Невилла. Ее взгляд остановился на Минерве. — Он рассказывал мне… — ее брови сошлись на переносице, пока она пыталась вспомнить детали этих давних бесед. — Он рассказывал мне много того, что я не могу вспомнить. По большей части о том, как шли дела у Невилла. Но был один раз… я запомнила, потому что он был так напуган и опечален. Он сказал, что случилось нечто ужасное. Я не помню что, только что он был очень расстроен. Случилось нечто ужасающее. Он сказал, что ему опасно здесь находиться, со мной и Фрэнком. — Она замолчала, задумавшись. — Он сказал, что кто-то умер и что его сделали директором. Он был совсем этому не рад и сказал, что ты на него очень злишься, Минерва. Он сказал, что ты наговорила ему ужасных вещей.

Алиса полностью сосредоточилась на воспоминаниях.

— Знаете, кажется, после этого он навещал нас всего раз или два. Он сказал мне, что работает над зельем, после которого больше не будет больно и все перестанет быть таким… — Алиса содрогнулась, казалось, подыскивая нужное слово, — трудным. Он сказал, что на это потребуется много времени и чтобы я не забывала, что мне ничего не грозит и никто нам больше не навредит. Он сказал, что проследит за этим.

После ее слов повисло неловкое молчание. Никто не знал, что сказать. Алиса же была готова расплакаться.

Гарри помнил, как после войны Невилл удивлялся, что Пожиратели смерти не тронули его родителей. Они с Августой боялись, что Беллатриса будет их пытать чисто ради удовольствия.

Очевидно, это было еще одно тайное деяние Снейпа.

Тим встал и повернулся к пожилой женщине.

— Мисс Алиса? — тихо сказал он, дергая ее за мантию.

Она повернулась к нему, улыбнувшись сквозь слезы, и Тим шагнул вперед в ее распростертые объятья. Гарри не слышал, о чем они перешептывались.

Сидевшая рядом с ним Джинни всхлипнула. Да и сам Гарри испытал смутное желание высморкаться.

— Ты хороший мальчик, — тихо сказала Алиса, когда Тим отпустил ее и сел обратно на свое место.

После ужина они переместились в гостиную. Взрослые болтали о всяких пустяках, а Алиса с детьми вновь взялись за карты. Гарри больше молчал, наблюдая за детьми и угрюмо размышляя о своем согласии произнести речь на поминальной церемонии. Он не делал этого уже двадцать лет.

На часах было уже почти десять, когда Минерва, Милли, Невилл и Алиса попрощались с ними. Дети давно разбрелись по кроватям, утомленные насыщенным днем.

— Странно, что Снейп навещал Алису, — сказала Джинни, сидя на диване, закинув ноги на журнальный столик. — Как думаешь, Августа об этом знала?

— Должно быть, — ответил Гарри. — Хотя она, наверное, думала, что он заходил лишь изредка, только чтобы собрать необходимую информацию для своего исследования.

Джинни кивнула с задумчивым видом. Гарри налил ей чаю из принесенного Кричером чайника и передал чашку. Сев рядом с ней, он закинул руку на ее плечо.

— Папа? Мама? — в дверях гостиной стоял Тим, одетый лишь в пижаму. Он оперся о дверной косяк, скрестив руки на груди. — У вас есть минутка? — спросил он напряженно.

— Конечно, милый, — Джинни пододвинулась, чтобы освободить ему местечко между ними.

— Что случилось? — спросил Гарри у сына.

— Ну, — Тим закусил губу, медля с ответом. Гарри и Джинни обменялись обеспокоенными взглядами у него над головой. — Помните, я рассказывал вам о Темном человеке?

— Да, — ответил Гарри.

Тим вздохнул поглубже.

— Ну, он вернулся. В мою голову. Он там с тех самых пор, как я ударился головой.

С лица Джинни схлынули все краски. Она подняла свою палочку со столика и положила ее на колени.

— Что значит “вернулся”? — медленно спросил Гарри, нащупывая свою собственную палочку.

— Ну, то есть… вернулся. Говорит со мной и… — Тим пожал плечами. — Он из-за чего-то злится, но в этом нет ничего нового. А еще ему страшно. Я не знаю из-за чего.

Джинни прикрыла глаза и сделала несколько глубоких, успокаивающих вдохов. Гарри внезапно вспомнил, как Дадли рассказывал ему о “триггерах”. Как и в случае с дементорами, триггеры могли внезапно отбросить человека к ужасным событиям, случившимся с ним много лет назад.

— И что же он говорит? — тихо спросил Гарри мальчика. Джинни открыла глаза, ее губы были сжаты в решительную линию.

— Да немного. Он просто здесь.

Джинни опустила руку на плечо Тима, по-прежнему держа палочку.

— Милый? — сказала она, мягко сжав его плечо. — С тобой бывало так, что ты не мог вспомнить, что ты делал? Вроде провалов в памяти?

Гарри почувствовал, как внутри него все ухнуло вниз, когда мальчик кивнул.

— Когда, например? — голос Джинни был лишь едва заметно выше обычного.

— Ну, я не могу вспомнить ничего, что случилось между тем утром, когда взорвалось зелье, и тем, когда целитель Эрни залечивал мою голову. Ну, кроме головной боли.

Оба взрослых тут же расслабились. Это, скорее, походило на последствия травмы головы.

— Он пару раз использовал мою магию, как раньше, но ни разу еще после возвращения не брал контроль в свои руки. Кажется, он боится навредить мне.

— С чего он это взял? — осторожно спросил Гарри.

Тим задумчиво нахмурился.

— Я не уверен. Он просто считает, что для меня так будет плохо. Он совершенно точно уверен, что ему здесь больше не место.

— Здесь?

Ребенок постучал пальцем по своему виску.

— В моей голове.

— Ясно, — Гарри достал палочку из рукава. — Не шевелись с минутку, любимый, — сказал он. — Я просто хочу наложить пару диагностических заклинаний, убедиться, что не происходит ничего странного, — ну, более странного, чем рассказы сына о том, что в его голове кто-то был.

Было одно сложное заклинание, которое Рос привезла с собой с Гаити сразу после окончания войны и которое теперь вошло в стандарты обучения авроров. Гарри пробормотал заклинание, взмахнув волшебной палочкой в раскрывающем жесте.

— Koute m 'non! Mwen sorselri limy? a nan majik sa a pitit ou a. Moutre m 'k? sa a timoun nan ak nanm. Revele f? m 'relasyon l' yo. Moutre m 'fanmi l'. Moutre m 'zanmi l' ak rayisab l 'yo. Moutre m 'ki te kite mak yo sou nanm li. Moutre m 'fwonty? ki separe peyi k? l'. (1)

Магическая аура Тима засветилась своими переливчатыми цветами вокруг ребенка. В ней преобладали оттенки синего, перемежающиеся с серебром и золотом. Золото принадлежало Джинни, аура которой окутывала ребенка, как и должно было быть в случае матери. Серебро же принадлежало самому Гарри.

В синеве виднелись и другие цвета. Они обозначали следы на душе тех людей, которых Тим любил и которые любили его в ответ. Гарри в очередной раз подумал про себя, как прекрасно это заклинание. На поверхности проступили лавандовый цвет души Лили и глубокий зеленый оттенок Ала, мгновение спустя снова скрывшись в синеве, словно солнечные блики на воде. Огненно красный, означавший Джеймса, отчетливо виднелся среди синевы, его влияние было почти так же сильно, как у серебра Гарри и золота Джинни. В синеве виднелись и другие цвета, некоторые из которых Гарри смог разобрать по исходящим от них ощущениям.

Он не нашел ни намека на тьму и не обнаружил никакого постороннего присутствия. Ни единого следа того, что кто-то или что-то “катился верхом” на ребенке. Края ауры были нетронуты, а цвета поблескивали в синевы мальчишеской души, словно яркие рыбки, не смешиваясь с ней, что указывало на то, что границы разума ребенка были невредимы. Гарри не увидел следов длительного воздействия легилименции и ничего, вроде Империуса. Серебро и золото родителей были отделены именно настолько, насколько это должно было быть у одиннадцатилетнего ребенка, а ржавый оранжевый оттенок Смита, к счастью, практически полностью испарился из ауры ребенка.

Чуть сильнее углубившись в заклинание, Гарри разглядел проблески золота, не принадлежавшие Джинни. Это, должно быть, были следы Наны Тима. Мальчик всегда говорил, что Джинни была на нее похожа. Следы Мэри Доусон отразились оттенками фиолетового, чем-то схожими с Лили.

Джинни тоже видела появившееся вокруг ребенка сияние и принялась осматривать его со своей стороны в поисках смешавшихся цветов и сгущавшихся теней. Ничего не найдя, она покачала головой. Это лишь немного успокоило ее — всегда существовала возможность, что постороннее присутствие могло спрятаться или уклониться от воздействия подобного рода магии.

— Может быть, мне послать сову целительнице Фиби? — спросила Джинни, когда Гарри завершил действие заклинание. Одной из причин, по которой Фиби смогла взяться за дело Тима, было то, что она специализировалась на помощи людям, пострадавшим от действия Темной магии. Она знала куда больше диагностических заклинаний и могла подсказать им, что делать дальше.

Тим кивнул, нервно закусив губу.

— Мне бы этого хотелось.

Гарри обнял ребенка одной рукой, а другую опустил на плечо Джинни.

Долгое время они втроем молча сидели на диване. Джинни подобрала ноги под себя, но поза ее теперь была куда напряженнее.

Когда через некоторое время Гарри опустил взгляд на сына, тот уже крепко спал, уткнувшись ему в бок.

— Я отнесу его наверх, — тихо сказал он Джинни. — Я наложу следящие чары на его комнату.

Она кивнула, призывая пергамент и перо.

— Я поднимусь, как только отправлю сову Фиби, — ответила она.

(1) С гаитянским языком у меня как-то не очень, так что адаптирую труды гугл транслейта:

Услышь меня! Я заклинаю свет магии этого ребенка. Покажи мне этого ребенка и его душу. Яви мою связь с ним. Покажи мне его семью. Покажи мне его друзей и врагов. Покажи мне, кто оставил свой след в его душе. Покажи мне границы.

Заклинание, которое использовал Поттер, было незнакомо Северусу, как и язык, на котором оно было произнесено, но суть его была очевидна. Он почувствовал, как оно заставило душу мальчика засветиться цветами. Почувствовал вспышки его (их?) магии. Он не понимал, почему не была видна его собственная душа. Ведь должна же была его запятнанная и потрепанная душа показаться черной окаемкой, контрастирующей с чистой синевой мальчика? Возможно, это и случилось. Вполне возможно, что Поттеры ждали эту Фиби, чтобы изгнать его. Учитывая возраст ребенка, вряд ли бы они прямо сказали ему, что в него вселился злой дух.

Что любопытно, заклинание подействовало и на родителей мальчика, показав Северусу души Джинни и Поттера. Возможно, это случилось из-за того, что их души были крепко переплетены с душой ребенка.

Она сияла гриффиндорским золотом. Ее сердце пылало огнем, ярким и горячим, без намека на хитрость и обман. Среди пламени виднелись и другие цвета — ее семья и друзья, догадался Северус.

Душа же Поттера подтверждала теорию о том, что противоположности притягиваются. Его душа сверкала тем же лунным серебром, которым сияли патронусы, неподвижным, как лесной пруд. Там, где дух Джинни полыхал и вздымался, душа Поттера мягко мерцала и переливалась. В ней были глубина и тени, наличие которых зельевар бы никогда не заподозрил у мальчишки, которого когда-то знал. Следы любимых Поттера были погружены глубоко, плавая и перемещаясь под поверхностью.

У Северуса мелькнула смутная мысль о том, как бы выглядела душа Лили.

Было очевидно, что после стольких лет брака между Джинни и Поттером образовалась сильная стабильная связь. Их души тянулись друг к другу, их цвета смешивались словно масло и вода, не проникая друг в друга. Северус инстинктивно распознал в них людей со здоровыми личностями, не подавляющими друг друга.

Поттер очень долго изучал душу ребенка, прежде чем отменить заклинание, дав Северусу равное количество времени на изучение его самого.

После этого измотанное тело ребенка потребовало сна. Поттер подхватил мальчика с привычной легкостью. Северус же вернулся в свои воображаемые подземелья, созданные им на задворках детского разума, чтобы дождаться там наступления утра.

Оба родителя и домашний эльф заглядывали к мальчику несколько раз за ночь. При жизни Северус всегда спал чутко (что как минимум раз спасло ему жизнь), и Тим, похоже, разделял ту же особенность. Когда в комнату зашла Джинни, опустившись в кресло-качалку и завернувшись в шаль, Тим чуть приоткрыл глаза, наблюдая за тем, как она вяжет, пока снова не заснул.

Некоторое время спустя в комнату зашел Поттер, поплотнее укутав ребенка в одеяло. Спящий разум Тима заметил его присутствие и отреагировал, погрузившись в более глубокий сон.

Северус был поражен уверенностью ребенка в том, что теперь, когда он адресовал возникшую у него проблему родителям, та обязательно будет решена.

— Ну да, — Тим вновь очутился у двери в воображаемое подземелье, напугав Северуса своим появлением. Ребенок стоял, облокотившись на дверной косяк, и в этот раз был одет в магловскую одежду.

Северус почувствовал, как его рот растягивается в усмешке.

— Что, они никогда тебя не подводили? — оскалился он.

Маленький мальчик с серьезным видом покачал головой.

— Никогда.

В ответ Северусу захотелось зарычать, будто перед ним был очередной безмозглый ученик, как он рычал на Лонгботтома, когда тот взрывал очередной котел, как рычал много раз на Поттера. Этот ребенок смотрел на него точно так же, как смотрел когда-то Поттер, в его глазах не было страха, лишь настороженность.

Раньше Северуса до безумия раздражало то, что Поттер столь редко выказывал свой страх перед ним. Но так было до того, как начались их уроки окклюменции, во время которых он обнаружил причину тому — по сравнению с дядей мальчишки, учитель, не имевший права прикасаться к нему, едва ли мог считаться существенной угрозой. Поттер проявлял страх только перед угрозой отстранения или исключения. После увиденных воспоминаний это обрело для Северуса смысл.

Хуже всего были найденные им запертые на задворках разума воспоминания, которые мальчишка заблокировал полностью. Если бы их обнаружил Темный лорд, Поттер бы превратился в хныкающую пустую оболочку всего за тридцать секунд. Вспоминая об этом, Северус задавался вопросом, что именно знал Дамблдор о жизни Поттера. Помимо защиты от постороннего вмешательства, окклюменция могла научить Поттера отгораживать разум и от последствий собственной травмы на необходимое для выполнения его задачи время.

Поттер считал, что во время их уроков Северус вел себя, как законченный садист, но это было не совсем правдой. Если бы Северус действительно был садистом, он бы вытащил на поверхность одно из этих воспоминаний о поистине отвратительных вещах, которые довелось повидать Поттеру. Вещах, которые его разум в акте самозащиты, похоронил настолько глубоко, что даже дементоры не могли до них дотянуться. Вещах, по сравнению с которыми меркли даже смерть его родителей и ужасы, произошедшие на кладбище. В конце концов, Смертельное проклятье действовало быстро.

Но Дамблдор был, очевидно, прав хотя бы в одном, что касалось Поттера. Даже теперь, когда ему было уже за сорок, душа Поттера по-прежнему оставалась чистой и незапятнанной. Лишь только уловки его собственного разума, думал Северус, могли сохранить его таким. Только так можно было объяснить то, что этот человек не стал новым Темным лордом.

Еще год назад Северус и не подумал бы об этом, но теперь его не переставал мучить вопрос, знал ли Дамблдор, куда Поттер возвращался каждое лето. Возможно, в своем неком викторианском духе Дамблдор решил, что мальчику-спасителю не повредит укрепить дух. Безусловно, в школе старик давал Поттеру неслыханную свободу, но это было лишь частью плана по преждевременному развитию сильных сторон мальчишки.

Сказать по правде, в безумных выходках Поттера Дамблдор был виноват гораздо больше самого мальчишки. Весь этот цирк с Квиррелом был задуман и реализован директором. А после воссоединения Ордена они узнали (потому что Блэк был рад поделиться этой историей) о том, как именно Грейнджер и Поттер помогли Блэку сбежать от Министерства. В обоих случаях директор дал детям поиграться с могущественными магическими предметами.

А вспомнить следующий год: Поттеру так никто и не сказал, что правила Турнира позволяли ему в начале каждого испытания отказываться от участия в них. Но Министерство было настолько очаровано Мальчиком-который-выжил, что позволило разыграть события Турнира Трех Волшебников так, чтобы поймать шпиона, присутствие в школе которого подозревал Дамблдор.

Северусу пришло в голову, что истинной причиной, по которой Темный лорд должен был бояться Дамблдора, была не его сила, а его беспощадность. Дамблдор любил Поттера. Старый волшебник любил многих людей, на что Риддл был неспособен, но от этого все происходящее казалось еще ужаснее, ведь Дамблдор жертвовал теми, кого любил, ради высшего блага.

Северус не мог и дальше сидеть под испытывающим взглядом ребенка. Он встал и начал мерить комнату шагами. Тим опустился на диван, наблюдая за его метаниями.

— Хотел бы я, чтобы ты рассказал мне, в чем дело, — наконец тихо сказал мальчик. — Ты меня пугаешь, — но по его виду этого по-прежнему нельзя было сказать. Он был спокоен, даже безэмоционален.

— Прошу прощения, — ответил Северус, удивив самого себя. Было в Тиме что-то, что вынуждало его не только сдерживать собственную едкость, но и вовсе смягчать речь. — Это не входило в мои намерения.

— Я знаю, — Тим поднял ноги на диван, уперевшись локтями в колени. — Но ты ведь все равно не скажешь, из-за чего ты так расстроен?

— Нет, — Северус повернулся к мальчику спиной, уставившись в пламя воображаемого очага. — Это не твоя забота, к тому же я не уверен, что хочу обсуждать эту тему с человеком твоего возраста.

— Ты всегда говоришь что-то в этом роде, — проворчал Тим. — Может, ты и не хочешь говорить об этом, но ты в моей голове, и вопрос, как я понимаю, касается меня, а я уже не маленький.

Северус обернулся.

— Сколько времени я здесь нахожусь? — спросил он с любопытством.

Ребенок пожал плечами.

— Ты всегда был здесь. Ну, то есть последние несколько лет тебя не было. Ты говорил, что теперь, когда мама с папой меня нашли, ты мне больше не нужен. Ты исчез вскоре после того, как папа убил того ублюдка.

— Мистер Поттер убил твоего отца? — потрясенно переспросил Северус, точно зная, кого имел в виду Тим.

Из глаз ребенка исчезли эмоции, а на лицо вновь опустилась пустая маска.

— Ты должен это знать. Ты был там, — его голос отдавал холодом.

Как и сам Северус, Тим сбегал от эмоций, когда те грозили его переполнить.

— Боюсь, что я этого не помню, — признал он.

— Как странно, — в голосе Тима промелькнула нотка беспокойства. Он склонил голову набок, уставившись на Северуса прищуренным взглядом. — Не понимаю, как ты мог это забыть.

— Не уверен, что мне есть что на это ответить. Я не помню события, которые ты упомянул, и, если уж на то пошло, мы вообще никогда не встречались, — Северус даже не усмехнулся.

— Тогда почему ты в моей голове? — с вызовом бросил мальчик.

— Я не знаю, — зелеьевар со вздохом опустился в кресло.

Тим и Северус уставились друг на друга.

На следующее утро Тим проснулся уже поздним утром. Его беспокоили воспоминания о разговоре, состоявшемся у него с Темным человеком во сне.

Северуса слегка забавляло то, как Тим называл его.

Мальчик оделся и направился на кухню, откуда доносился голос его матери и еще одного человека, которого Северус не знал.

”Это Джеймс”, — промелькнула радостная мысль Тима.

— Все дело в том, что ты вспомнил о войне, — сказала Джинни в том момент, когда Тим зашел на кухню.

Джеймс сидел за столом со своей матерью и поглощал завтрак, который Кричер накрывал на стол. У него были глаза Джинни и рост Уизли, но черные волосы Поттера. Он обернулся, заслышав появление Тима.

— Привет, парень! — воскликнул юноша.

Тим бросился к старшему брату.

— Где ты был? — требовательно спросил он, обнимая его. — Тебя не было здесь с тех пор, как я вернулся домой.

Джеймс неловко заерзал, в то время как Джинни наградила его многозначительным взглядом.

— Я заходил, но ты спал. Я был очень занят на работе, — сказал он.

Тим всмотрелся в лицо брата.

— Ты ведь на меня не обиделся? — тихо спросил он, не сводя с него внимательных глаз. Северус чувствовал глухую боль в сердце Тима, его страх перед тем, что Джеймс, которого ребенок боготворил, отвергнет его.

— За что..? — этот Джеймс, очевидно, был таким же тугодумом, как и его дед.

Тим скрестил руки на груди и сделал шаг назад.

— За то, что меня распределили в Слизерин, — пробормотал он. — Несколько человек мне сказали, что ты… ну... — Тим помедлил, оглянувшись на Джинни. — Они сказали, что тебе это не понравится.

Джеймс потянулся и со слегка изумленным видом взял мальчика за руки.

— Нет-нет, Тим. Все совсем не так. Прости. Послушай, меня это не волнует.

В горле мальчика встал ком.

— Но тебя не было все каникулы. Ты ведь обещал, — он замолчал, с трудом сглотнув, не желая, чтобы старший брат видел его слезы.

Джинни наградила своего старшего сына взглядом, ясно говорившим “Я же тебе говорила”. Молодой человек покраснел.

— Прости. Я был очень занят на работе.

— Вот только на прошлой неделе тебя отстранили, — неодобрительно вставила его мать.

— Ну, я думал, что мне лучше скрыться на какое-то время, — тихо признался Джеймс. — Но я на тебя не обижался, ничего такого, — сказал он своему приемному брату. — И я заходил в среду. Но ты проспал весь день.

— Ты снова поссорился с папой, — прямо заявил Тим.

Джеймс пожал плечами.

— Ну, да… — он посмотрел на мать, словно ища поддержки. — Ты же знаешь папу… Разошелся на пустом месте.

Джинни цыкнула.

— Это не пустое место, Джеймс. Он беспокоился. Я уже тебе говорила, что не стоит при нем упоминать войну.

— Да что его так задело-то? — упрямо спросил Джеймс. — Я лишь указал ему на то, что не делаю ничего того, чего он сам не делал. Судя по рассказам, он и сам в свое время не раз “нарушал протокол”.

С крайне серьезным видом Джинни склонилась над своей чашкой.

— Ты проводишь слишком много времени с дядей Роном, — сказала она тихо. — Тебе лучше расспросить тетю Гермиону о том годе, что они провели в бегах. Она тебе расскажет совсем другую историю. — Джинни перевела взгляд на Тима. — Твой отец… он не любит говорить об этом. И тебе это известно. Если хочешь узнать о войне больше, можешь прочесть рукопись, над которой мы работаем с Минервой. Я даже не знаю, смогу ли я это объяснить, — сказала она. — Мы были на войне. Это было странное время.

Судя по виду, Джеймс собирался сказать еще что-то, но тут открылась входная дверь в дом. Северус услышал голоса Поттера и незнакомой женщины.

— Так, я пошел, — резко поднялся Джеймс. Он обнял Тима: — Я вернусь в канун Рождества, но немного припозднюсь, хорошо?

— То есть ты собираешься и дальше продолжать избегать своего отца? — нетерпеливо уточнила Джинни. Она тоже поднялась, чтобы обнять старшего сына на прощанье.

— Только пока он не остынет, — ответил Джеймс, уже бросая горсть летучего пороха в камин. — Мне все равно надо на работу.

— Клянусь, в следующий раз я приклею его к стулу, — прорычала Джинни, ни к кому конкретно не обращаясь, когда Джеймс исчез в изумрудном пламени.

— Джин? Фиби пришла, — позвал Поттер со стороны лестницы. — Мне надо на работу на пару часов. Рос только что прислала сову, — Поттер, очевидно, и не догадывался, что Джеймс только что был здесь.

Джинни усмехнулась со странным удовлетворением. Северус гадал, что же забавного она тут нашла.

— Ладно, — откликнулась она, в то время как гостья спустилась по лестнице к ним. — Здравствуй, Фиби, — широко улыбнулась Джинни.

Фиби оказалась невысокой, полноватой женщиной с круглым лицом и очень темной кожей. Поначалу Северусу показалось, что ее волосы были заплетены во множество маленьких косичек, забранных в конский хвост. Но, присмотревшись, он понял, что это были не косички, а тонкие, аккуратные веревки из волос, по текстуре напоминавшие сваленную шерсть. Ее мантия была почти что слизеринского зеленного цвета с золотой каймой по краю — сочетание, носить которое после первой войны осмеливались лишь немногие, даже если они и не учились в Хогвартсе.

— Привет, Джинни, — ответила женщина тихим высоким голосом. — Привет, Тим. Как ты себя чувствуешь? — она говорила с американским акцентом, хотя именно такого произношения Северусу еще не доводилось слышать. Ее речь была не такой резкой и быстрой, как он слышал. Хотя нельзя сказать, что он был знаком с большим количеством американцев, да и в самой стране он никогда не бывал.

Тим ослаб от облегчения, которое принесло ему долгожданное появление целительницы.

— Я в порядке, — ответил он тихо, садясь.

— Спасибо большое, что пришла к нам, Фиби. Надеюсь, мы не помешали твоим планам? — сказала Джинни, наливая гостье кофе и подталкивая к ней сахар и молоко.

— Нет-нет, — улыбнулась та, тоже садясь. — Рос вся в работе. У них там какое-то срочное дело.

— Они все срочные, — закатила Джинни глаза, протягивая Фиби чашку с кофе.

— Мы будем беседовать тут, Джинни? Или нам лучше пойти в комнату Тима? — спросила Фиби, размешивая сахар. Добавив молока, она сделала глоток.

Кричер поставил перед Тимом сосиски и яичницу, и мальчик принялся ковыряться в еде.

”Тебе нужно больше есть”, — подумал Северус, обращаясь к ребенку.

Тим закатил глаза, повторяя за Джинни.

— Вообще-то, — сказала та тем временем, — мы… ну… думали, что будет лучше, если ты воспользуешься кабинетом Гарри.

— Вот как? — брови Фиби взлетели вверх. Она перевела взгляд на Тима. — У тебя снова возникли проблемы с магией? — мягко спросила она.

Тим покачал головой.

— Не совсем.

Северус увидел, как карие глаза женщины остановились на тарелке, стоявшей перед ребенком, и что она явно заметила, что мальчик больше играл с едой, чем на самом деле ел.

— Это сложно объяснить, — вздохнула Джинни. — Он… ну…

— Темный человек вернулся, — перебил ее Тим. — И он беспокоится и злится. Он не хочет здесь быть.

— И о чем же он беспокоится, милый? — спросила целительница.

— Я не знаю, — ребенок бросил попытки что-либо съесть и взялся за чашку с чаем. — Но он точно думает, что ему здесь не место.

Фиби кивнула.

— Ясно, — терпеливо произнесла она.

— Гарри наложил k? revele, — вставила Джинни, нахмурившись. — Но оно не показало ничего постороннего.

Фиби уставилась в свою чашку с кофе.

— Думаешь, он что-то упустил?

Северус мысленно зарычал. Конечно же, Поттер что-то упустил. Северус даже не пытался скрыть свое присутствие.

— Темный человек думает, что да, — робко огласил Тим.

— Неужели? А что еще он говорит? — спросила целительница заинтересовано. Она посмотрела на Джинни: — Пойдем-ка в кабинет твоего папы и поговорим об этом, хорошо?

К тому моменту, когда они поднялись в кабинет, домашний эльф уже принес туда поднос с кофе.

— Спасибо, Кричер, — сказала Фиби, вновь наполняя свою чашку.

Северус принялся тайком осматриваться кругом, пока Тим примостился на небольшом диванчике. Обычно дети не заходили в кабинет Поттера. Зайдя сюда, они пересекли сильные защитные чары. Северус чувствовал, что нужны они были для того, чтобы удержать вещи внутри, а не за тем, чтобы не впустить сюда что-то снаружи. Оно и понятно: на полках стояли гримуары, которые могли представлять опасность в неправильных руках, а также всяческие магические безделушки, которые Поттер, вероятно, использовал для работы.

А еще эта комната лучше других годилась для того, чтобы сдержать любую темную магию, которая могла оказаться в ребенке.

Фиби опустилась на стул с подлокотниками, словно делала это уже не в первый раз.

— Итак, милый, не хочешь рассказать мне, что происходит? — спросила она своим тягучим сладким голосом. Она подперла подбородок одной рукой, опустив другую, в которой все еще держала чашку с кофе, на подлокотник, словно готовилась просидеть так до тех пор, пока ребенок не заговорит.

Тим сделал глубокий вдох и закусил губу.

— Темный человек вернулся, — сказал он.

— Ты это уже говорил, — терпеливо ответила Фиби. — Как это произошло?

Тим покачал головой.

— Я не знаю. И он тоже. Может быть, это из-за того, что я сильно ударился головой?

Целительница кивнула, но ничего не стала говорить.

— Он все беспокоится, что навредит мне. Он считает, что должен быть мертв. Ну, он прямо очень хочет быть мертвым. Он устал от жизни. — Северус и не догадывался, что мальчик уловил эти его мысли. — Кажется, — продолжил ребенок, — он ждет, что вам удастся его прогнать.

— Зачем же мне это делать? — поскольку кожа у целительницы была очень темной, Северусу сложно было судить наверняка, но все же ему показалось, что она слегка побледнела, услышав слова ребенка о желании Северуса просто умереть. По крайней мере, после этого в ее голосе появились осторожные нотки.

Тим пожал плечами, отворачиваясь.

— Ты хочешь, чтобы он ушел? Он тебя пугает? — Фиби отбросила свою расслабленную позу, схватив чашку двумя руками и подавшись вперед, не сводя с ребенка напряженного взгляда. Сознания Тима коснулось легчайшее прикосновение легилименции.

Северус инстинктивно закрыл свой разум, отвлекая себя на малозначащие детали. Ее ногти были выкрашены в тот же зеленый оттенок, что и ткань мантии, с маленькими узорами из золотых крапинок. Тот же узор повторялся и на мантии, и родом он был явно не из Европы и даже не из Азии. Возможно, откуда-то из Южной Америки?

Мысленный толчок Фиби был встречен и отклонен ничего незначащими образами. Ее брови сошлись на переносице. Отставив кофе в сторону, она, не сводя глаз с мальчика, потянулась за своей волшебной палочкой в карман мантии. Указав ею на чашку, она пробормотала согревающее заклинание. Закончив с этим, она не стала убирать палочку, опустив вместо этого ее на колени.

Тим покачал головой.

— Ну, он меня немного пугает, но я совсем не хочу, чтобы он уходил, и не хочу, чтобы он… ну… умер, — вместо того, чтобы посмотреть на целительницу, ребенок опустил взгляд, дергая торчавшую из бокового шва штанов ниточку.

Фиби сделала глубокий вдох, кажется, приняв какое-то решение.

— Как думаешь, я могу с ним поговорить?

”Ну?” — подумал Тим про себя.

Северус задумался на мгновение. Его инстинкт прятаться был силен, но был ли у него какой-нибудь иной способ разрешить сложившуюся ситуацию? По крайней мере, эта Фиби показалась ему вполне компетентной. А еще она излучала магическую энергию, не уступавшую по силе магии Минервы. Ей должно было хватить сил избавить мальчика от присутствия Северуса, особенно учитывая, что он не планировал оказывать никакого сопротивления.

Но нужно было подумать и о ребенке.

— Он не хочет говорить в моем присутствии, — раздраженно сказал Тим. — Он опять развел свое “Нельзя расстраивать мальчика”. — Усмешка Тима была достойна самого Северуса. — Вечно он так. Он считает, что есть вещи, о которых мне знать не следует.

— Звучит довольно неприятно, — согласилась Фиби. — Что ж, я здесь и смогу помочь тебе справиться со всем, что мы узнаем.

Если бы все было так просто.

— Он настаивает, — вздохнул Тим сокрушенно.

Фиби подняла палочку.

— А что, если мы ненадолго погрузим тебя в сон? — спросила она. — Его это устроит?

Северус задумался. Возможно, она сможет изъять его из этого тела до того, как ребенок проснется вновь.

Тима эта идея не обрадовала.

— Обещаете, что не сделаете ничего, не сказав мне? — спросил он целительницу с подозрением.

Та с серьезным видом кивнула.

— Не буду. Ну, если только не случится ничего плохого.

Ребенок, похоже, всецело ей доверял.

— Ладно, — неохотно согласился он.

— Давай ты приляжешь, милый, — мягко сказала она.

Тим притянул к себе диванную подушку и положил ее под голову. Фиби указала на него палочкой и пробормотала заклинание. Глаза Тима закрылись, и его разум погрузился в глубокий сон. В следующее мгновение глаза ребенка открыл уже Северус. Он сел и устремил на женщину взгляд.

— Здравствуйте? — заинтересовано оглядела его Фиби.

Северус вежливо кивнул.

— Здравствуйте, — он гадал, не закралась ли в ее голову мысль, что все это было лишь игрой ребенка. Если все было так, то ее ждал немалый шок. К сожалению, он не знал, как начать этот разговор.

— Так вы расскажете мне, что происходит? — спросила Фиби, вновь принимая свою позу слушателя, подперев подбородок рукой.

— Боюсь, что я и сам до конца не уверен, — начал он. Глаза Фиби расширились, когда она уловила изменения в ритме и тембре детского голоса. Детская физиология ограничивала возможности его манеры речи, что Северус остро ощущал. Голос всегда был его самой сильной чертой, мощной защитой и могущественным оружием, которое он усердно оттачивал. Однако точно так же, как он научился говорить так, чтобы даже его шепот разносился до самых уголков классной комнаты, он мог заставить детский голос работать на себя.

— Я очнулся в этом теле и не имею ни малейшего представления, как здесь оказался и как мне отсюда уйти. Мне здесь, очевидно, не место. Я более чем уверен, что мое тело похоронено в гробнице.

— Ага, — целительница обхватила палочку пальцами, медленно кивая. — Так у вас есть имя? — ее расслабленности как не бывало. Она была готова в любой момент подскочить и защищать себя. Ее глаза были прищурены и ловили каждое его движение. Северус чувствовал, как собирается ее сила, натягиваясь словно струна. С некоторым удовлетворением он понял, что она была одной из тех ведьм, кто прятал свою силу за милым фасадом и приятными манерами. Но теперь перед ним сидела женщина, которой уже доводилось иметь дело с темными силами.

— У меня есть причины считать, что будет не совсем разумно делиться подобной информацией, — мрачно ответил Северус.

— Почему? Я связана клятвами целителя. Одна из них призвана помешать мне рассказать обо всем, что произойдет в этой комнате, за ее пределами.

Северус нервно встал, принявшись мерить комнату шагами под пристальным взглядом Фиби.

— Да, но что насчет этого ребенка? — спросил он.

— Если я сочту эту информацию для него опасной, я не стану говорить об этом, — сказала она. — Но так уж получилось, что я считаю, что большинство секретов оказывают довольно негативное влияние. Согласитесь, он тоже в это замешан.

Северус посмотрел на нее, приподняв бровь. Интересно, как это выражение смотрелось на лице голубоглазого светловолосого мальчика.

— Я крайне сомневаюсь, что ему нужно знать о том, что в его теле обитает темный волшебник, — усмехнулся он.

— Темный волшебник? Так вот кто вы такой? — она взяла свой остывший кофе в левую руку и сделала еще один глоток. — Мы будем играть в двадцать вопросов, или вы сразу мне скажете, что вам нужно? — ее правая рука сжалась на палочке.

Северус остановился и посмотрел ей в лицо.

— Чего я хочу, мадам, так это чтобы меня как можно скорее отправили по ту сторону завесы.

— Вы хотите умереть? — спросила она, делая осторожный глоток. Ее голос прозвучал совершенно нейтрально, словно он всего лишь заявил о своем намерении аппарировать в Хогсмид. — Почему? — ее глаза следовали за ним из стороны в сторону, когда он вновь принялся метаться по комнате.

— Я не хочу умирать. Я уже мертв. Я дух, настолько сбившийся с пути, что мне даже не удалось понять, как отыскать приличное место, в котором я мог бы обосноваться. Так что ваша задача заключается в том, чтобы изгнать меня как можно скорее, — огрызнулся он.

— О, — она направила на него волшебную палочку и пробормотала долгую цепочку слов, по звучанию напоминавших то заклинание, что Поттер использовал прошлым вечером.

Вокруг них появился тот же свет. Похоже, это заклинание работало как на том, кто его накладывал, так и на его объекте, потому что вокруг Фиби появилась зеленая, цвета свежих листьев аура. Северус прекратил свои метания, чтобы рассмотреть ее.

— Я тоже должен видеть результат этого заклинания? — взял вверх его академический интерес.

— Что вы видите? — спросила она.

— Ваш дух зеленый. И… — Северус попытался выразить свои впечатления словами, — от него веет… словно бы жарким летним днем где-то на… — он умолк, не зная толком, как описать это.

Фиби кивнула.

— Как на болоте, — усмехнувшись подсказала она. — Под этой зеленью скрывается множество аллигаторов, — ее усмешка стала немного жутковатой, но затем на ее лице вновь появилось серьезное выражение. — Вы видите это потому, что наши сердца связаны. Я работаю с Тимом уже почти четыре года, — сказала целительница, уставившись на и сквозь него. — Это заклинание показывает сердца и отношения. Характеризует нашу душу. А еще оно проявляет заразу, — она резко опустила палочку, обрывая заклинание.

— Заразу? — переспросил Северус, сбитый с толку.

— Духов. Потерянные души. Сущности, которые овладевают другими, — кивнула она. — Вы видели душу Тима, когда я накладывала заклинание? — спросила она.

Северус был заинтересован и не стал возражать против смены темы.

— Я почувствовал, как она сияет, и видел ее в своем сознании. Она синяя, словно воды океана под теплым солнцем.

Фиби кивнула.

— Значит, вы чувствуете и видите. А вы хороши, большинству людей требуется много практики для подобного. О что насчет вас? Себя вы видите?

Он покачал головой.

— Полагаю, человек не может видеть себя, если только не держит зеркало.

— Хм, — вид у целительницы был задумчивый. — Если бы вы могли видеть свою ауру, то какой бы она была?

А действительно, какой?

— Словно тень. Темной и холодной.

— Это слегка мелодраматично, вам так не кажется?

— Почему бы вам просто не сказать мне? — раздраженно фыркнул Северус. — Вы ведь ее видели.

— Не уверена, что вы мне поверите, — тихо сказала Фиби.

Северус глухо зарычал.

— Это просто смешно. Выкладывай уже, женщина.

Ведьма изогнула бровь, смерив его взглядом.

— Прошу прощения? Мне кажется, вы не в том положении, чтобы что-то требовать, — от ее голоса повеяло холодом.

Он со вздохом упал на диван.

— Ладно, — с возмущением медленно произнес он. — Я со всем уважением прошу вас предать остатки моей истерзанной души вечной тьме, или проклятью, или еще чему. В случае невозможности прошу передать меня тому, кто сможет это сделать.

— Так-так, и почему же, по-вашему, сэр, вы должны быть прокляты? — она, похоже, допила свой кофе и вновь наполнила чашку.

— У меня нет ни малейшего желания отвечать на этот вопрос, — холодно ответил он.

Она глубоко вздохнула.

— Понимаете, проблема в том, что я не вижу рядом с Тимом иной души, кроме его собственной. Возможно, если вы скажете мне свое имя или дадите мне другую зацепку, я смогу во всем разобраться.

Северус посмотрел на нее сквозь прищур. Имена даровали огромную власть, из-за чего Темный лорд и приложил столько сил, чтобы сделать свое имя непроизносимым.

— Северус Тобиас Снейп, — пересилил он себя.

— Прошу прощения? — на ее лице появилось слегка озадаченное выражение.

— Это мое имя, — сухо уведомил он ее. — И, насколько я могу судить, я мертв вот уже почти двадцать пять лет.

Она оторопело моргнула.

— Тот самый Северус Снейп? — спросил она.

— Если вы имеете в виду Северуса Снейпа, бывшего зельеваром, а позже директором Хогвартса, то да, — неохотно признал он.

— О, — она сделал еще один глоток кофе. Она использовала свою чашку как предлог потянуть время. Она посмотрела ему прямо в глаза, и, когда ее заклинание вновь коснулось его мысленных барьеров, он впустил ее. Он чувствовал, как она роется внутри, перебирая образы из его жизни. С отточенной легкостью она отыскала самое острое и болезненное воспоминание. Его поднятая палочка, вспышка зеленого света, падающее тело. Раз уж она так хотела узнать, почему он был проклят, то почему бы и не показать ей.

— Ого, — охнула она, отстраняясь. — Что это было? — она смотрела на него большими испуганными глазами. Он видел, как сжалась ее рука вокруг волшебной палочки.

Он снова подскочил, не зная иного способа справиться с волнением. Его сбивало с толку то, что он был столь невысоким, что его шаги были столь маленькими, что одет он был в магловскую одежду, которая не взлетала и не кружилась вслед за его движениям, не скрывала его.

— Это было… — он умолк, потому что тело, в котором он обитал, гораздо легче было довести до слез, чем его собственное, а он не желал рыдать на глазах у незнакомого человека. Он двигался по комнате, измеряя пол ровными шагами.

— Слишком трудно говорить об этом прямо сейчас? — мягко спросила целительница, возвращая на место свою маску безмятежности. Эта женщина давно привыкла контролировать собственные эмоции перед лицом чужих травм.

При жизни Северус не видел толка в целителях разума. Большинство из них были мелкими ничтожными снобами, тратившими слишком много времени на разговоры о чужих семейных проблемах. Он всегда считал, что большинство из них лишилось бы чувств, едва заслышав его рассказ о днях, проведенных в рабстве у Темного лорда. Но эта ведьма явно была покрепче них.

— Да, — буркнул он. — Возвращаясь к насущной проблеме... Теперь, когда вы знаете мое имя, вы можете отделить меня от ребенка?

— Не уверена, что у меня это получится, — сказала Фиби спустя минуту.

— Что ж, наверняка в Аврорате найдется кто-нибудь, способный на это, — сердито огрызнулся Северус.

— Возможно… — неуверенно отозвалась она. — Но позвольте задавать вам вопрос: что последнее вы помните перед тем, как очнулись здесь?

Северус остановился и закрыл глаза.

— Поппи… она дала мне одно зелье. — Он замолчал, продолжив уже полным боли шепотом: — Полагаю, именно оно меня и убило.

— Когда это было?

В канун Рождества. В тысяча девятьсот девяносто седьмом.

— Знаете, мне известно, что где-то здесь есть экземпляр биографии, написанной Невиллом. Вы ее читали?

Он покачал головой. Она лежала в комнате Тима, но после первой попытке прочесть ее его храбрость оставила его.

— Позвольте мне задать вам еще один вопрос. Тим говорил о вас с тех самых пор, как я впервые с ним познакомилась. Где вы были все это время?

— Он ошибается, — ответил Северус. — Я очнулся в этом теле, когда ребенок ударился головой. Скорее всего, я был привязан к моей чертовой палочке.

— Кто же это сделал?

Так и не открыв глаз, Северус ответил:

— Темный лорд, очевидно.

— Нет. Я так не думаю, — прямо сказала Фиби. — Видите ли, мне известно, что Северус Снейп умер в мае 1998 года. И к тому времени Волдеморт был уже не в том состоянии, чтобы кого-то к чему-то привязывать.

Северус резко открыл глаза.

— Тогда как вы объясните мое присутствие здесь? — прорычал он.

— Ну… я почему-то думаю, что вы часть его, — Фиби внимательно наблюдала за выражением его лица, чтобы проследить его реакцию.

— Не говорите глупостей, — сказал ей низким голосом. — Я явно не одиннадцатилетний мальчик.

— Нет, — спокойно согласилась она, — но вы и не потерянный дух. В этом теле обитает только одна душа.

— Возможно, в таком случае кто-то поопытнее должен применить диагностическое заклинание, — ледяным тоном заявил ей Северус.

— Прости, милый, Мамау умерла пару лет назад, а заклинательницы лучше нее я не встречала. Если у нас с Гарри ничего не вышло, то помочь могла только она. В этом теле обитает единственная душа, которая была здесь всегда.

Чудесно, они все были некомпетентны.

Фиби разглядела его явное недоверие.

— Думаю, сейчас мы перейдем к более философским темам, — на ее лице появилась слегка грустная улыбка, хотя костяшки ее пальцев по-прежнему были белыми из-за того, с какой силой они сжимала свою палочку. — Равнозначен ли разум человека его душе?

Северус вспомнил разговор, который состоялся у них с Дамблдором перед тем, как старик умер.

— Разум? — переспросил он. — Кажется, мы говорили о душах.

И все же он оцепенело покачал головой.

Она кивнула.

— Так может ли так быть, что ваша душа именно там, где она и должна быть?

— Тогда почему остальная часть меня здесь? — потребовал он ответа.

На долю секунды Северус увидел под маской спокойствия этой женщины ее истинное выражение: страх. Она по-настоящему боялась за ребенка и чувствовала себя не в своей тарелке.

— Я правда не знаю ответа на этот вопрос, — тихо сказала она.

Они уставились друг на друга.

Наконец Фиби произнесла:

— Мне нужно спросить, — она сглотнула, словно во рту у нее пересохло. — Кажется, нам потребуется некоторое время, чтобы разобраться с этой проблемой. Вас можно оставить одного?

— Прошу прощения?

— Я хочу знать, собираетесь ли вы вредить Тиму? — она, похоже, серьезно рассматривала подобную возможность.

— Мадам, позвольте вас упокоить, — серьезно ответил Северус, — у меня нет ни малейшего желания вредить этому ребенку.

Она подалась вперед, встретившись с ним взглядом.

— Но вы ведь понимаете, что, навредив этому телу, вы навредите и ему, верно? — эти слова сопровождались очередным прикосновением легилименции.

— Я прекрасно это понимаю, — тихо сказал он. Он хотел рявкнуть, что не был глупцом, но так и не смог выкинуть из головы образы жертв Темного лорда. Истерзанные пустые оболочки, остававшиеся от них после того, как он оставлял их.

Она кивнула.

— Я… эм… думаю, мне лучше перекинуться парой слов с Тимом.

Северус кивнул и быстро скрылся на задворках детского сознания, чтобы обдумать состоявшийся разговор. Он не стал слушать, что женщина говорила мальчику. Хватило и спокойной уверенности ребенка в том, что взрослые, присутствовавшие в его жизни, во всем разберутся.

Северус заключил, что взрослые, окружавшие Тима, была куда полезнее тех, что окружали его самого в детстве.

Через некоторое время целительница закончила разговаривать с мальчиком. Фиби настояла на том, чтобы ребенок обязательно что-нибудь съел после их встречи. Обеспокоенной же Джинни она сказала:

— Я вернусь завтра.

— О, нет. О, нет. Он вернулся. Пожалуйста, я не хочу, чтобы он возвращался.

Звук детского плача отвлек Северуса от размышлений, захвативших его, пока он сидел в своих воображаемых покоях в подземельях Хогвартса.

Тиму снова снился кошмар, что было совсем неудивительно после долгого и напряженного разговора с целительницей.

Вздохнув поглубже, собираясь с силами, Северус открыл иллюзорную входную дверь в сновидения Тима. По ощущениям это напоминало погружение в Омут памяти.

Дверь привела его в гостиную невзрачной маленькой квартирки. Ковер когда-то, должно быть, был бежевым, как и непонятного цвета шторы, висевшие на окнах. Все внимание в помещении сосредотачивал на себе постер с изображением женщины в средневековом платье, плывущей по черному озеру в маленькой лодчонке. Неподвижность картины говорила о том, что это было пристанище магглов, а не дом волшебников. По комнате был разбросан мусор. За гостиной, в небольшом закутке в четыре квадратных фута, располагалась кухонка. Раковина была завалена посудой, а на полу валялись коробки из-под пиццы и прочей выносной еды из кафе, некоторые из которых почти даже попали в мусорное ведро. Столы же были завалены пустыми банками из-под пива и газировки вперемешку с сигаретными бычками и пеплом.

В центре комнаты, рядом с диваном, стояла детская кроватка с золотоволосым голубоглазым малышом примерно восемнадцати месяцев от роду, беспокойно теребившим свое одеяльце одной рукой и прижимавшим мягкую игрушку к груди другой. Рядом с ним лежала пустая бутылочка, а по распространявшемуся по комнате запаху было очевидно, что ребенку пора было сменить подгузник.

Из-за закрытой двери донеслись голоса, становившиеся все громче. Ребенок уставился на дверь и через мгновение захныкал, зовя свою мамочку.

— Нет! Заткнись! Пожалуйста, замолчи! — зашептал кто-то. Присмотревшись, Северус разглядел одиннадцатилетнего Тима, присевшего на корточки рядом с кроваткой спиной к нему и пытавшегося привлечь внимание малыша. — Ш-ш-ш, он тебя услышит… Пожалуйста, замолчи. — Тим встал, потянулся и с большим усилием взял малыша на руки. Он неуклюже сел, усадив ребенка к себе на колени. — Ты должен вести себя тихо, маленький, — прошептал он.

Вой ребенка затих, сменившись приглушенными всхлипами, а затем тихим агуканьем. Похоже, малыша вполне устроило внимание Тима.

— Прости, — продолжал шептать Тим ребенку. — Я не знаю, что делать.

Северус неуверенно шагнул вперед и опустил руку на плечо мальчика. Тим резко дернулся, почувствовав прикосновение. Подняв взгляд на Северуса, он расслабился, поняв, кто был рядом.

— Ты должен нам помочь, — прошептал он. — Отец здесь. Он будет… он…

Что бы мальчик ни пытался сказать, он не смог подыскать нужных слов. Его голос застрял в горле, когда он молча закрыл рот. Малыш уткнулся в плечо старшего мальчика, дрожа от страха и похныкивая.

— Заткнись, маленький ублюдок! — донесся голос мужчины из соседней комнаты.

Не стоило сомневаться, что случится нечто ужасное, если этот человек выйдет к ним из спальни.

— Ты спишь, дитя, — Северус опустился на колени перед Тимом и заглянул ему в глаза. — Это не по-настоящему, — прежде, когда Северус оказывался в ловушке одного из детских кошмаров, эти слова помогали.

Тим замотал головой.

— Нет! — он вытянул руку и схватил Северуса за ворот мантии. — Ты не понимаешь. Пожалуйста. Он навредит малышу. Пожалуйста, не дай ему навредить малышу, — очевидно, реальность сна прочно захватила его сознание.

— Не дам, — успокоил Северус мальчика, зная, что никакие его слова не будут иметь для Тима значения, если мальчик не поймет, что все это было сном.

— У этого ублюдка есть волшебная палочка. Он может накладывать заклинания. Настоящие заклинания, — Тим говорил так, словно считал необходимым убедить Северуса в своей правоте.

Северус мрачно улыбнулся.

— Как и я, — в доказательство он показал ребенку собственную палочку.

Дверь позади Северуса с грохотом открылась, ударившись о стену. Появившийся на пороге мужчина был красив, с темными волосами и глазами того же цвета, что и у Тима. Он был чем-то разъярен. На нем были лишь магловская футболка и боксеры, но в руке его была зажата волшебная палочка. Северус загородил детей от него, но этот монстр из детского сна даже не заметил его присутствия.

Малыш завыл от страха, и мужчина прошел сквозь Северуса, надвигаясь на детей. Тим часто задышал, но опустил малыша на пол и встал навстречу мужчине, держа собственную палочку наготове. Без единой тени сомнения ребенок поднял ее и, сдавлено всхлипнув, выдавил:

— Avada Kedavra.

Северус почувствовал прикосновение магии к коже — горячий, обжигающий ветер. Луч света, вырвавшийся из палочки, был достаточно ярок, и в реальном мире заклинание должно было бы сработать.

Зеленый свет прошел прямиком через сердце мужчины, но, несмотря на всю заключенную в нем энергию, он не помешал нападавшему пройти сквозь Тима и схватить малыша. Мужчина встряхнул младенца, закричавшего еще громче. Мужчина же зарычал и затряс его сильнее, отчего голова малыша замоталась из стороны в сторону.

В комнату с воем ворвалась женщина, попытавшаяся обойти мужчину и забрать своего ребенка. Она была одета в розовый шелковый халат. Похоже, крики ребенка прервали порыв страсти. Она выхватила ребенка и поспешно опустила его в кроватку.

Мужчина ударил ее по лицу, отчего она потеряла равновесие, но все же устояла на ногах. Женщина заговорила с мужчиной хнычущим, успокаивающим тоном. Северус не понимал, что она говорила, но, что бы это ни было, после этого мужчина повернулся к ней с усмешкой и притянул ее к себе, обхватывая рукою.

Ребенок задышал спокойнее, и на его лице теперь едва ли отражалась хоть толика страха. Глаза Тима, безотрывно следившие за мужчиной и женщиной, стали пугающе холодными. Волосы на затылке Северуса встали дыбом — в глазах ребенка было не больше эмоций, чем у ручной змеи Темного лорда.

Малыш же прекратил завывать и теперь просто лежал, тихо похныкивая. Насколько же серьезно он был травмирован, что так внезапно замолчал, гадал Северус. Женщина больше не пыталась подойти к маленькому ребенку, а тон ее стал затейливый, с претензией на обольстительность. Она коснулась щеки мужчины тыльной стороной ладони, улыбнувшись сквозь слезы, и повела его к спальне.

Мужчина и женщина вновь покинули комнату.

Тим уставился на малыша.

— Он умрет, — без выражения огласил он. Малыш тем временем задрожал, его тело охватили судороги.

Возможно, все это было лишь сном Тима, но Северуса не покидало ужасное чувство, что, если в этом сне малыш умрет, вместе с ним погибнет какая-то частичка Тима.

— Нет, этого не случится. Я не позволю, — Северус быстро двинулся вперед, взяв малыша на руки. Он провел волшебной палочкой над ним, словно тот был настоящим младенцем из плоти и крови, а не призраком из сна.

К счастью, в этом сне малыш был волшебником. Его природная магия отчаянно пыталась исправить нанесенный телу ущерб, но в системе кровеносных сосудов были разрывы, и мозг начал отекать. Если бы у Северуса был доступ к лаборатории, он мог бы хотя бы отчасти поправить ситуацию. А поскольку происходящее было сном, он, вероятно, мог бы и полностью исцелить малыша, пожелай он того.

Северус снова посмотрел на Тима. Творилось то, чего зельевар совершенно не понимал, но про себя он решил, что будет воспринимать все происходящее, словно реальность.

Держа малыша одной рукой, другую, в которой все еще была зажата волшебная палочка, он вытянул вперед:

— Иди сюда. Возьми меня за руку. Нам нужно аппарировать.

Если бы это действительно был Хогвартс, Северус ни за что бы не смог аппарировать прямиком в больничное крыло. Однако для того, чтобы убедить спящий разум Тима в том, что лечение сработает, его собственный разум тоже должен был в это поверить.

Больничное крыло, созданное Северусом, очень походило на то, которое он запомнил по 1998 году с легчайшим намеком на рождественские празднования. Мальчик охнул и пошатнулся, когда они приземлились.

— Боюсь, мадам Помфри в данный момент нет на месте, — сказал Северус. Он опустил раненного ребенка на кровать и наложил на него заклинание для облегчения дыхания. — Присмотришь за ним, пока я схожу за всем необходимым?

Тим уселся рядом с малышом и кивнул, смотря на него большими глазами.

Северус пожелал, чтобы в шкафу с зельями оказался тоник для нервов, зелье препятствующее кровотечениям и мазь от синяков. На всякий случай он решил, что также там должно было стоять еще и успокаивающее зелье.

Все эти зелья были призваны лишь усиливать эффект естественных магических процессов. Магия малыша и сама могла со всем этим справиться, но с помощью зелий это случится быстрее, как если бы процессы подпитывала магия другого волшебника. Северус боялся говорить разуму и магии Тима, пока они пребывали в состоянии сна, что они должны сделать что-то, чего не начали делать сами по себе. Кто знает, как это повлияет на ребенка?

— Сэр? — позвал Тим. — Малыш!

Северус бросился назад, обнаружив, что ребенка вновь охватили судороги. Он не стал тратить время и с помощью заклинания перенес зелья в тело малыша. Лицо ребенка приобрело пугающе синеватый оттенок. Маленький мальчик рядом с Северусом охнул, отворачиваясь.

— Все слишком плохо, — безэмоционально сказал он.

Из горла Северуса вырвался рык, после чего он, глубоко вздохнув и стараясь не думать о риске для тела и разума ребенка, пожелал, чтобы разорванные артерии затянулись, а повреждения нервов исцелились. В реальном мире это бы ни за что не сработало, но в своих собственных снах Северус давно научился менять окружающую действительность. Тут сработал тот же принцип.

Маленькое тельце расслабилось, его дыхание выровнялось, а лицо сменило синеву сначала на красный, а затем и розоватый оттенок. Спустя еще пару минут малыш беспокойно зашевелился, а затем открыл глаза. Точно такие же глаза, как и у Тима.

Крошечная версия Тима пронзительно завыла, вынудив одиннадцатилетнего Тима обеспокоенно обернуться.

Северус улыбнулся, он давно уже не чувствовал себя так хорошо.

— Плач — это хороший признак для младенцев, — про себя же он подумал, что для ребенка хорошим признаком было проявление любых эмоций. Любопытно было стоять рядом с двумя версиями одного и того же ребенка, пусть даже это и был сон. Северус поднял малыша на руки и прижал к плечу.

— Пойдем.

Тим взял Северуса за руку, и они аппарировали в спальню Тима в доме на площади Гриммо. Северус не смог придумать иного места, где бы Тим ощущал себя в большей безопасности.

Северус опустился в кресло-качалку вместе с плачущим ребенком. Он проверил, нужно ли было сменить малышу подгузник, но нужды в том не было. Это лишь еще раз подтвердило нереальность происходящего.

Северус принялся напевать монотонную колыбельную, чтобы успокоить ребенка. Он не раз слышал, как Нарцисса напевала эту мелодию Драко.

Тим опустился на кровать, уставившись на Северуса с малышом леденящим взглядом. Через некоторое время крики малыша стихли.

— Он в порядке, — прошептал Северус Тиму.

Мальчик кивнул.

В следующее мгновение малыш испарился.

— Ты спишь, — заявил Северус.

Ребенок покачал головой.

— Я, возможно, и сплю, но не малыш. Малыш почти умер. Я не помню, когда ты в первый раз пришел мне на помощь, — Тим обхватил колени руками, приняв защитную позу. — Возможно, это был он.

Северус уставился на ребенка. Волосы на его затылке снова зашевелились.

— Чему мы только что стали свидетелями? Это произошло на самом деле?

Тим кивнул.

— Да. Я не помню этого, но малыш помнит.

— Дитя… Тим… ты понимаешь, что этот малыш — это ты… ведь так?

Мальчик покачал головой.

— Нет, это не я. Я волшебник.

— Но все дети-волшебники когда-то были младенцами, как и все остальные люди, — тихо сказал мальчику Северус.

— Нет, — ребенок резко закачал головой.

Северус оставил свое кресло, опустившись на колени перед ребенком. Эти глаза по-прежнему светились голубым льдом, а мягкая линия рта была плотно сжата.

— Нет ничего хорошо в том, чтобы притворяться, что подобные вещи не являются частью тебя, Тим, — Северус всматривался в детское лицо в поисках хотя бы легчайшего намека на то, что его слова имели эффект.

— Отвали, — процедил ребенок. — Можешь перестать притворяться, что тебе есть дело.

Этот злой Тим был для Северуса в новинку. Все вещи в комнате начали зловеще подрагивать.

— Уходи, — прорычал ребенок.

— Почему ты так злишься? — спросил Северус, хватаясь за соломинку в попытке успокоить мальчика, пока его магия не разбушевалась в полную силу.

Но вместо ответа мальчик отчаянно взвыл.

Комната погрузилась во тьму, но вой не прекратился.

— Тим? — раздался голос Поттера. — Ш-ш-ш, ты в безопасности, любимый. Ты дома. Все хорошо.

Тело Тима подняли и опустили на колени к Поттеру. Ребенок сопротивлялся, но мужчина, похоже, был к этому готов. Он крепко завернул его в одеяло, удерживая дергающиеся конечности ребенка, словно пеленая младенца.

— Ш-ш-ш, — Поттер запел ту же самую тихую колыбельную, которую только что пел малышу сам Северус.

Через некоторое время, когда мальчик затих, он пробормотал:

— Папа? Менясейчасстошнит.

Рядом с ними появилось пластиковое ведро, в которое ребенок исторг содержимое своего желудка.

— Лучше? — тихо спросил Поттер. — Хочешь поговорить об этом? — он помог взмокшему ребенку выбраться из кровати. Быстрый взмах палочки высушил пижаму от холодного пота.

Тим резко покачал головой. Он дрожал, словно от сильного холода, стуча зубами. Поттер снова взмахнул палочкой, возвращая одеяла обратно на кровать. Оставив одно, он согрел его заклинанием и завернул в него ребенка.

— Голова болит? — спросил Поттер.

— Н-нет, — Тим не мог перестать клацать зубами.

Поттер отстранился, заглядывая ребенку в лицо.

— Что не так? — он внимательно вгляделся ребенку в глаза, и Северус ощутил легкое прикосновение легилименции.

Образы из детского сна вырвались на поверхность, хотя сам Северус в них представлял собой лишь нераспознаваемую темную фигуру. Но что было видно ясно, так это младенца, дрожащего и брошенного взрослыми.

Поттер побледнел и сильнее прижал ребенка к себе.

— Кричер? — позвал он. — Ты не принесешь нам, пожалуйста, успокаивающее зелье?

— Я рад, что этот ублюдок мертв, — произнес Тим пустым, безэмоциональным голосом.

— Я тоже, — тихо ответил Поттер.

Долгое время Гарри продолжал сидеть, держа Тима у себя на коленях и находя утешение в теплом присутствии сына. Наконец он уложил ребенка обратно на кровать, откинув прядь светлых волос с закрытых глаз. Расслабившись во сне, Тим походил на милого невинного ангелочка с картины, скрывая отголоски тьмы, прятавшиеся за застенчивой улыбкой и голубыми глазами.

— Папа? — прошептал Тим, напугав Гарри, который думал, что ребенок заснул.

— Да?

Ребенок потянулся и взял Гарри за руку, сжав ее.

— Я люблю тебя, — Тим сонно вздохнул, а затем его дыхание стало глубже.

— Я тоже тебя люблю, сынок, — раздался его надтреснутый голос. Он спустился вниз, зная, что сна ему после такого не видать.

На кухне в эти ранние утренние часы было темно и холодно. Кричер завозился у камина, когда Гарри не предпринял попытки сделать это самостоятельно.

— Оставь, как есть, — сказал он хрипло, когда домашний эльф попытался зажечь лампы, и махнул куда-то в сторону двери. — Иди спать.

В свете огня глаза эльфа странно мерцали.

— Возможно, Кричеру стоит разбудить хозяйку Джинни? — с сомнением прохрипел он, распознав настроение своего хозяина.

Гарри покачал головой. Не нужно было, чтобы и Джинни с ним тут сидела.

— Возможно, Кричер мог бы принести хозяину…

— Кричер, — его голос прозвучал резко под властью раздражения. — Иди спасть, — бедное существо вздрогнуло. — Пожалуйста, — чуть мягче добавил Гарри, стыдясь того, что поднял голос.

Долю секунды эльф не шевелился, склонив голову на бок, словно ища способ обойти прямой приказ. Он медленно кивнул, явно не желая оставлять Гарри одного, но все же щелкнул пальцами, с тихим треском исчезая.

Протяжно вздохнув, Гарри поставил чайник на плиту. Часы пробили четыре раза, когда он уселся за стол с чашкой в руках, чувствуя себя старым, задеревенелым и подавленным. Его подмывало отправиться наверх в кабинет и налить себе стакан огневиски, но он знал, что после увиденного в разуме Тима воспоминания, ему не хватит и целой бутылки.

За последние четыре года смерть Смита заняла почетное место среди кошмаров Гарри. Смит стал первым человеком, которого ему довелось убить, даже через войну Гарри удалось пройти, не замарав руки чужой кровью. Сегодня он впервые подумал о случившемся без сожаления. Мерлин знает, если бы он мог, он бы воскресил этого ублюдка, только чтобы убить его еще раз.

Возможно, ему стоило навестить могилу Смита, чтобы плюнуть на нее. А пока что ему надо было поговорить с Фиби, когда она придет к ним, и желательно без присутствия рядом Джинни. Этот последний случай, скорее всего, лишь без нужды напугает ее.

Последний кошмар Тима был одной из самых странных вещей, что пережил Гарри за долгое время. Коснувшись разума ребенка, он почувствовал в нем иное присутствие. Раз или два он же ощущал нечто подобное, но раньше это присутствие было смутным и младшего самого Тима.

Фиби говорила, что это были симптомы подавленных Тимом воспоминаний. На ум Гарри приходил лишь самоналоженный Конфудус. Дадли же называл это “диссоциацией”. (1) С мрачной улыбкой он отмечал, что был знаком с этим механизмом.

Гарри содрогнулся, думая о брошенных Дадли намеках на то, что происходило между ним и Верноном в то время, когда Гарри либо был спокойно заперт, либо находился в школе. После двух лет совместной терапии с Дадли Гарри был рад тому, что ему приходилось терпеть лишь грязный рот и жестокий нрав Вернона.

Дадли описывал это явление, как своеобразную блокировку воспоминаний, но он упоминал и о том, что человеческий разум мог блокировать части себя так, что казалось, словно в теле была не одна личность. Когда происходящее с Тимом становилось слишком серьезным, он словно бы решал, что это на самом деле происходило не с ним, создавая того, кто мог бы с этим справиться.

Сегодня в разуме Тима Гарри коснулся трех отдельных сущностей, которые в то же время каким-то образом были Тимом. Одна из них была маленьким ребенком, ясно помнящим о том, как его едва не убили, другая — пугающе холодным одиннадцатилетним мальчиком, отрицающим, что подобное когда-либо с ним происходило, а третья… третья, очевидно, пыталась удержать вместе тело и душу, не потеряв при этом какое-то подобие рассудка.

Порой за прошедшие годы Гарри бывало смотрел в эти глаза и видел в них пугающую пустоту, которую до этого момента он до конца не понимал. Его окатывала волна холода, когда он вспоминал об увиденной им сцене и эмоциях, исходивших от сына, — о холодном прикосновении ненависти, которой было не место в разуме ребенка. Ненависти к Смиту, который едва не убил его, и ненависти к Мэри, матери, которая, казалось, бросила его.

Это напомнило ему о воспоминании о юном, привлекательном Томе Риддле, сидевшем на своей кровати в приюте при первой встрече с Дамблдором.

С ледяной ясностью Гарри представил себе взрослого Тима, источающего злобную силу. Биологический отец мальчика происходил из длинной цепочки могущественных волшебников, и Тим демонстрировал признаки того, что он был как минимум не слабее самых великих из них.

Что мешало Тиму принять решения, которые поведут его по этому пути?

Из давно минувшего прошлого в голове Гарри раздались слова Дамблдора:

— Ты, если говорить коротко, защищен своей способностью любить.

Несмотря на все яростные порывы магии Тима, она никогда никому не вредила. Даже парня своей мамы, продававшего ей наркотики, он трансфигурировал, а не убил. Тим как-то сказал, что это сделал Темный человек.

Фиби заверила и Джинни, и Гарри, что чтобы там ни происходило, Темный человек не желал Тиму вреда. Она сказала, что в действительности его очень беспокоило благополучие мальчика и что ей нужно провести небольшое исследование перед тем, как она сможет точно сказать им, кем на самом деле был Темный человек.

Сегодня Гарри как никогда близко подошел ко встрече с этой темной фигурой, хотя во сне она была лишь смутной тенью. Он почувствовал, как эта сущность резко отстранилась прочь и полностью оградилась окклюменцией, когда он заглянул в разум Тима после сна. Подобный тип окклюменции был непривычен Гарри, хотя был совершенно типичен для его приемного сына. Эмоции стирались и прятались за стеной рациональности. Рациональности, которая, на вкус Гарри, была неестественна для ребенка, что уж говорить о полноценной окклюменции в одиннадцать лет? Это было почти что неслыханно.

Он размышлял о том, что говорили ему Фиби и Дадли. О том, как эти прочие сущности каким-то образом по-прежнему были Тимом, а не “духами”, как назвала их Фиби. Честно говоря, из того, что он успел почувствовать до того, как Темный человек скрылся от него, тот действительно был таким же, как Тим. Никто никогда и не утверждал, что Тим выставлял свои чувства на показ, его сложно было прочесть даже в лучшие времена. Гарри вспомнил, как маленький ребенок спокойно сидел со Смитом, натянув на лицо фальшивую улыбку, в ожидании шанса на побег. У Тима были все задатки хорошего шпиона.

Волосы на затылке Гарри зашевелились при этой мысли.

Что ж, напомнил он себе в попытке успокоиться, окклюменция в одиннадцать лет была так же неслыхана, как и телесный патронус в тринадцать.

В его голову непрошено полезли воспоминания о той ночи на третьем курсе, когда он встретил Сириуса. Ему хватило тридцати минут, чтобы довериться совершенно незнакомому человеку и согласиться переехать жить с ним. Черт, да Гарри был настолько готов довериться Сириусу, что практически полностью отверг версию событий Снейпа еще до того, как они раскрыли Петтигрю.

Тим был куда мудрее в этом смысле, он не привязывался моментально к первому же взрослому, который проявлял к нему интерес. То, что Тим по-прежнему мог кому-либо доверять, было свидетельством его устойчивости к происходящему. Или же это было следствием защиты Темного человека.

Сон Тима… он был запутанной смесью исполненных пожеланий и настоящих воспоминаний. Сложно было в этом разобраться, наблюдая за произошедшим со стороны.

Пустая стеклянная банка подлетела к нему в ответ на призыв. Гарри поднял палочку ко лбу и сосредоточился. Воспоминание об увиденному отделилось от его разума длиной серебристой нитью, которую он опустил в открытую банку, осторожно закрыв крышку.

Чай в его чашке успел остыть. Он поднялся, чтобы налить себе еще, когда огонь в камине полыхнул зеленым. Отбросив чашку, Гарри схватился за палочку и выкрикнул еще до того, как злоумышленник полностью материализовался:

— Expelliarmus!

Из камина вывалился Джеймс, палочка которого покатилась по полу. Потеряв равновесие лишь на секунду, юноша подскочил на ноги, выставив руки ладонями вперед.

— Мерлинова борода! Это всего лишь я, папа! — воскликнул он.

Гарри выронил палочку, глупо уставившись на старшего сына.

Джеймс наклонился, чтобы поднять собственную палочку, а затем смерил Гарри сердитым взглядом.

— Что, мне здесь больше не рады? — угрюмо спросил он. — Не волнуйся, я скоро исчезну. Только поговорю с мамой. А еще я хочу повидаться с Тимом. Я ему обещал.

Ссора с Джеймсом не относилась к тем вещам, которые Гарри мог вынести в данный момент.

— Не мели чушь, — раздраженно вздохнул он, поднимая чашку с пола и усаживаясь обратно за стол. — Ты меня напугал. — Он глянул на часы: — Я не ждал, что кто-то заявится сюда в пять утра.

Джеймс сердито посмотрел на отца.

— Ну, а я не ожидал, что кто-то будет сидеть здесь в пять утра, — огрызнулся он.

Гарри закрыл глаза.

— Джеймс. Пожалуйста. У меня сейчас нет на это сил, — его голос прозвучал надломлено, и он запустил руку в свои седеющие волосы. Сняв очки, он потер глаза и водрузил их обратно на место, после чего вновь посмотрел на Джеймса. — Сядь уже.

Опешивший от тона отца, молодой человек присмотрелся к нему повнимательнее. Спустя секунду он нетерпеливо взмахнул палочкой в сторону лампы у них над головой, явно чувствуя, что света огня было недостаточно.

— Кошмарно выглядишь, — заявил он.

В иной раз Гарри ответил бы с сарказмом на недостаток такта у сына, но не этим утром.

— Плохо спал, — тихо сказал он вместо этого.

— Очевидно, — голос Джеймса смягчился, став заботливее. — Работа? — Джеймс знал, что та часто была причиной гарриной бессонницы.

— Нет. Твой брат.

К удивлению Гарри Джеймс кивнул с обеспокоенным видом.

— Кричер сказал, что у Тима была плохая ночь.

— Что? — резко спросил Гарри. — Когда?

— Не кричи на Кричера, — предостерег его Джеймс, словно искренне беспокоился об этом. — На днях, когда я был здесь, я сказал ему отыскать меня, если Тиму будет плохо. — Он наполнил пустой чайник и поставил его на плиту. — Мне не хотелось, чтобы Тим думал, что я его избегаю, — задумчиво закончил он, садясь напротив отца.

— О.

Они уставились друг на друга, на лице Джеймса невольно появилось серьезное выражение.

— Кричер сказал, что к нему приходила Фиби? — напряженно спросил он. — Что случилось? По словам Кричера, она просила, чтобы здесь был я, дядя Рон или еще кто-нибудь, если тебе куда-то придется уйти. Она считает, что замешана темная магия?

— Она не уверена. Она думает, что это, вероятно, не темная магия как таковая, — тихо сказал Гарри, — но, возможно, тут замешена магия, имеющая отношение к темной стороне. — Фиби хотела, чтобы в доме с ребенком постоянно находился аврор. На самом деле Гарри даже в голову не пришло, что Джеймс теперь был полностью обученным аврором. — Ты… не против?

— Не говори глупостей, — чуть ворчливо отозвался Джеймс. Он понизил голос, словно боялся, что их кто-то подслушает. — Еще Кричер сказал, что Темный человек вернулся.

Гарри кивнул.

— Тим тебе о нем говорил?

— Ну, раньше он о нем часто болтал, — тихо сказал Джеймс. — Особенно, когда ты болел в то первое лето.

Это было что-то новенькое.

— И что же он о нем говорил? — осторожно спросил Гарри, не желая спугнуть этот неожиданный источник информации.

Джеймс задумался на мгновение, прежде чем так же осторожно дать ответ.

— Он говорил… он говорил, что Темный человек рассказывал ему всякое. Был один раз… сразу после того, как тебя снова положили в Мунго с пневмонией… помнишь?

Гарри кивнул. Это случилось после его короткой прогулки под летним дождем, окончательно убедив его в необходимости уехать в командировку на Гаити.

Неуютно поерзав на стуле, Джеймс тихо продолжил:

— Мы были… ну… мы беспокоились о тебе. Бабушка все повторяла, что с тобой все в порядке… но, честно говоря… Ал и Лили были до смерти напуганы.

Гарри читал между строк, догадываясь, что его старший сын тоже был напуган.

— Так вот, Тим… он был самым спокойным из нас… это было немного странно. Я тогда подумал, что это из-за того, что он не понимал, что происходит. Ну, знаешь, я просто предположил, что он толком не знал, что такое пневмония. — Джеймс замолчал, качая головою. — Ну, как оказалось, я ошибался… Однажды ночью я проснулся, а он сидел здесь внизу и с кем-то разговаривал. Сначала я подумал, что он говорит с Кричером, но потом увидел, что здесь больше никого нет. А сам Тим доедал шоколадное печенье, — он чуть улыбнулся. — Я уселся рядом с ним, подумав, что ему, возможно, было немного одиноко из-за того, что тебя с мамой не было. Помню, как сказал ему, что с тобой все будет хорошо… А он вроде как закатил глаза. Наверное, он подумал, что я веду себя немного по-идиотски, я ведь толком не понимал, через что ему на тот момент пришлось пройти.

Гарри мог представить, как шестнадцатилетний Джеймс пытался прочесть ободряющую речь маленькому Тиму. Возможно, даже с нотками высокомерия. Возможно, с множеством заверений о том, что Джеймсу лучше было знать, что происходит.

Был у Тима особый тон, которым ему всегда удавалось положить конец подобным вещам. Он прямо выкладывал факты, пресекая доброжелательные, но снисходительные заверения.

Джеймс опустил взгляд в стол, и Гарри затаил дыхание, чтобы не сбить его с мысли. В допросе свидетеля молчание было одним из самых полезных инструментов. Спустя долгое мгновение Джеймс заговорил вновь.

— Он спросил меня, видел ли я чью-либо смерть, — Гарри испугали тени в обычно беззаботных глазах сына. — Я сказал, что не видел. И тогда он поведал мне о том, как умерла его Нана. Он сказал, что она умерла от пневмонии. А затем рассказал о том дне, когда ты убил Смита. Он сказал, что Темный человек пока что во всем был прав.

— О чем ты? — резко перебил его Гарри, испуганный мыслью о том, что мальчик мог произносить пророчества. Возможно, в семье Смитов была кровь провидцев.

Чуть беспомощно пожав плечами, Джеймс ответил:

— Я о том, что Тим знал, что с тобой все будет в порядке. Он сказал, что Темный человек был рядом, когда умерла Нана и когда Смит похитил его. И что именно от него он узнал, что нужно позвать Кричера. И Темный человек сказал, что с тобой все будет в порядке, а значит, так все и должно было быть. И он был совершенно спокоен на этот счет.

— А ты нет? — Гарри уловил странную интонацию в голосе сына. И снова ему пригодился многолетний опыт ведения допросов.

— Папа. Это был второй раз за тот год, когда ты чуть не умер. Конечно же, мы не были “спокойны”.

Гарри тихо фыркнул.

— Ой, да все было….

— Не так плохо? — огрызнулся Джеймс. — Нет, конечно же, нет. Тетя Гермиона не приходила за нами в школу, чтобы мы могли побыть с семьей, пока ждали новостей о том, жив ты или мертв. А дядя Рон не проделал дыру в ковре в гостиной, потому что целительница Патил выставила его из больницы, отправив домой поспать. А бабушка и дедушка не провели три дня, ежечасно получая сов от мамы с новостями о твоем состоянии, — закончил он со злостью.

— Я… я не знал… — запинаясь, произнес Гарри.

— Нет. Конечно же, ты не знал, — устало сказал Джеймс. — Бедный Тим. Когда ты угодил в Мунго в первый раз, он проплакал весь день после того, как мама привела его домой. Он все повторял, что, если ты умрешь, это будет его вина. Что бы мы ни говорили, нам не удавалось его переубедить. Пока ты не очнулся, он был убежден, что ты наверняка умрешь. Я постоянно вытаскивал его из шкафа. Он не отзывался даже на просьбы Лили. А затем, когда Смиты заявили, что хотят, чтобы он жил с ними, он вообще перестал с кем-либо разговаривать. Он был так напуган, постоянно разбивал зеркала своей магией. Бабушка говорила, что это свидетельствовало о том, как сильно помогло ему зелье Снейпа. Без него бы, говорила она, он бы разнес весь дом. Наверное, когда все улеглось, он был совершенно измотан. А к тому времени, как ты слег с пневмонией, он настолько привык беспокоиться о тебе все время, что это, должно быть, вылилось в противоположную реакцию, понимаешь?

Гарри кивнул. То лето плохо отложилось в его памяти. Единственное, что он помнил ясно, это тот день, когда они получили окончательное одобрение на усыновление, и ужасную ссору с Джеймсом незадолго до того, как они уехали в Порт-о-Пренс.

— В общем, мы много разговаривали, пока я учил его летать на метле.

Их прервал свист чайника. Гарри поднялся, чтобы заварить чай.

— О чем? — гораздо проще было говорить с Джеймсом, когда они не сидели лицом к лицу, а потому Гарри принялся доставать из шкафов все необходимое для приготовления завтрака. Ему так и не удалось разгадать секрет шотландских блинчиков Кричера, так что он взялся за яичницу и бекон.

— Ну, мы много говорили о тебе. Он раз за разом рассказывал мне, как ты убил Смита. Я спросил об этом маму, и она сказала, что ему нужно было выговориться об этом и мне не стоило ему мешать.

Тим никогда не говорил об этом с Гарри.

— Что он об этом говорил? — он приготовился услышать то, что не особо хотел слышать, но что могло быть важно.

Джеймс вздохнул.

— Ну… он просто повторял мне эту историю, понимаешь? Он повторял, как думал, что ты за ним не придешь, но Темный человек сказал ему, что ты обязательно появишься. А еще он говорил, что Темный человек напомнил ему, что он мог позвать Кричера.

— А он говорил, почему сомневался, что я приду за ним? — ровным голосом спросил Гарри.

— Он просто посчитал, что социальные работники отправили его обратно к отцу. Говорил, что знал детей, с которыми это случилось. — Джеймс сделал паузу. — Знаешь, я ведь до того даже толком не задумывался о темных волшебниках, — его голос стал задумчивым. — То есть я, конечно, знал все эти истории о тебе и о войне, но они никогда не казались мне реальными. Но Тим… из-за его историй мне начали сниться кошмары.

— Правда?

— Да. Правда. Ну, точнее мне начал сниться кошмар. Он всегда одинаковый. Тем летом он снился мне по несколько раз за неделю. Да и порой еще бывает. После него я всегда просыпаюсь в холодном поту.

— И о чем он?

Джеймс помедлил.

— Ты подумаешь, что это глупо.

— Конечно же, нет, — заверил его Гарри. — Мне и самому, знаешь ли, снится много плохих снов, — он осторожно старался держаться спиной к мальчику… хотя, скорее, уже к юноше, напомнил он самому себе.

— Да, ну, наверное, у тебя на то хватает причин, — пробормотал Джеймс тем голосом, которым говорил всегда, когда сомневался, что в его словах была хоть какая-то мудрость. Он вздохнул поглубже и продолжил: — Ну, начинается все довольно неплохо. Во сне я всегда гораздо старше и присматриваю за маленьким ребенком. Обычно рядом всегда Лили, но порой это мама. Внезапно я понимаю, что сейчас случится что-то ужасное. Я говорю Лили, чтобы она забирала ребенка… Порой ты тоже в этом сне, но я знаю, что с тобой что-то не так… словно ты ранен или болен и не можешь помочь. А затем кто-то входит в дверь. Ну, они ее взрывают, и комнату заполняет дым. Я не вижу, кто это, знаю только, что это не совсем люди, понимаешь?

Гарри перевернул яичницу и украдкой оглянулся через плечо. Джеймс взволновано постукивал волшебной палочкой по столу, полностью сосредоточившись на своем рассказе.

— Я понимаю, что моя волшебная палочка осталась в соседней комнате. И у меня из головы не идет мысль, что один из моих друзей продал меня и что я сейчас умру. Я все говорю Лили, чтобы она аппарировала, но кто-то наложил на дом чары, и у нее ничего не получается, — он снова замолчал.

Волосы на затылке у Гарри встали дыбом.

— Это все? — спросил он.

— Последнее, что я вижу во сне, это яркая вспышка зеленого света, которая меня убивает, — закончил Джеймс. Его голос прозвучал глухо.

Завтрак был готов. Гарри разложил его в две тарелки и принес их на стол. Несколько минут они молча ели, пока Джеймс не заговорил снова.

— А в нашей семье были провидцы? Ну, то есть с твоей стороны? Мама говорит, что в ее семье не было.

Гарри медленно покачал головой, думая, как странно было то, что он и сам только что задавался тем же вопросом по поводу Тима.

— А что?

— Я… этот сон всегда кажется мне таким реальным. Я все боюсь, что это какое-то видение, — Джеймс обхватил себя руками, словно ему было холодно. Он отвернулся.

— Сомневаюсь, — тихо ответил Гарри. — Когда он снился тебе в последний раз?

Молодой аврор тихо фыркнул, все еще не смотря на него.

— Этой ночью. Только в этот раз там был Тим. Он был старше, как я сейчас, но я знал, что это он. Он встал между мной и нападающими. Его убили вместо меня. Я проснулся в панике, а затем появился Кричер. Я обрадовался, а то иначе бы я, наверное, поднял бы на уши все защитные чары дома, пытаясь удостовериться, все ли с ним в порядке. Кричер сказал, что я смогу зайти через каминную сеть.

— Защитные чары на доме? — недоуменно переспросил Гарри. — Не глупи, мы бы не стали менять защиту.

Время от времени Гарри замечал, что Джеймс был похож на Рона. Это был один из тех случаев, поскольку его кожа раскраснелась от злости.

— Ты сам так сказал.

Гарри смутно вспомнил, что где-то в процессе их перепалки в Мунго Джеймс заявил, что порой желал, чтобы Гарри не был его отцом. Гарри же прокричал в ответ, что в таком случае им стоило изменить чары на доме и плюнуть на него.

Гарри расстроенно прижал руки к лицу. Едва ли это можно было назвать блестящим примером родительского воспитания с его стороны, но сложно было оставаться хорошим отцом, когда ребенок был на добрых шесть дюймов выше тебя.

— Джеймс, — сказал он сквозь прижатые к лицу руки. — Прости. Я не должен был этого говорить. — Он опустил руки и посмотрел на сына. — Я даже представить не могу, что сделаю нечто подобное. Никогда. Да и можешь ли ты представить, чтобы твоя мать мне это позволила? Я просто… Мерлин… Просто я так испугался. Когда мы получили ту сову из Мунго…

— Со мной все было в порядке. Эта была лишь царапина на голове. Ты же знаешь, как сильно они кровоточат.

— Дело не в этом, — резко оборвал его Гарри, но затем сделал глубокий вдох. Ничего хорошего не получится, если они снова примутся кричать друг на друга. — Послушай, — тихо сказал он. — Я бы не вынес, если бы с тобой что-то случилось.

— Папа. Я знаю, что ты не хотел, чтобы я становился аврором, — тихо сказал Джеймс. — Я знаю, ты считаешь, что я недостаточно хорош и что несерьезно отношусь к тренировкам, но Рос говорит…

Эта мысль никогда не приходила Гарри в голову. Могло ли так быть, что Джеймс считал, что причиной переживаний Гарри была его неуверенность в способностях сына? Он бросился прояснить это недопонимание.

— Нет… все совсем не так. Джеймс, Рос говорит… ну, да все говорят, что ты просто невероятен в… ну… во всем.

— Но ты сам этого не знаешь, так? — усмехнулся Джеймс. Гарри никогда и ни при каких условиях не соглашался смотреть, как Джеймс сражается на дуэли.

— Нет. Прости. Я не могу этого вынести, — тихо признался Гарри. — Это слишком близко. Наверное, я просто… — он замолчал, закрывая глаза, а затем вновь их открывая. — К тому времени, как мне исполнилось столько же лет, сколько и тебе, я потерял слишком много людей. Прошли годы, пока я смог смотреть, как твоя мама играет в квиддич за “Гарпий”. Дело не в том, что я сомневаюсь в твоих способностях. Просто я… единственный способ для меня справиться с этим — это поменьше об этом думать, понимаешь? Почему, ты думаешь, я сказал Рос, что не хочу, чтобы ты работал в моем департаменте?

Джеймс отвернулся и пробормотал себе под нос:

— Я думал, что ты считаешь, что я недостаточно хорош.

Гарри потрясенно уставился на сына.

— Как ты мог такое подумать? Я ведь просто… Я бы был тебе паршивым наставником, пусть даже и косвенно, — он нервно засмеялся. — Ты бы даже носу не показал за пределы кабинета. Помнишь, когда ты был маленький, твоя мама с дядей Роном учили тебя плавать?

— Угу, ты говорил, что слишком плохо плаваешь, чтобы учить кого-то.

Посмотрев на свои руки, которые он неосознанно стиснул в замке, Гарри ответил:

— Я не мог смотреть, потому что так бы переживал за тебя, что это обернулось бы катастрофой. — Юноша в ответ на это лишь недоверчиво фыркнул. — Я серьезно, Джеймс. Если бы с тобой что-то случилось… — Гарри замолчал, делая глубокий вдох. — Но так ведь нельзя жить, верно? Так что по этой же причине я не смотрю, как ты тренируешься, и попросил, чтобы тебя назначили в другой департамент.

— О, — на лице Джеймса отразилось удивление.

Гарри понял, что это был самый длинный и серьезный разговор между ними с тех пор, как Джеймсу было четырнадцать.

— Ты помнишь, как украл мою метлу? — кажется, после этого они перестали говорить друг с другом о чем-либо, кроме квиддича.

Джеймс осторожно кивнул.

— Я сорвался тогда, потому что был напуган. Мне до сих пор снятся кошмары об этом. Я все еще просыпаюсь по ночам, потому что мне кажется, что у окна сидит сова из Мунго. — Внезапно в его горле встал ком, и он понял, что утирает глаза под линзами очков. — И тут однажды она действительно прилетает. И ты весь в крови, я не мог думать ни о чем, кроме… — его голос надломился. Он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки.

— Папа? — тихо сказал Джеймс.

— Да? — отозвался Гарри, по-прежнему не открывая глаз.

Сильные руки обняли его за шею, и Джеймс притянул его к себе в неловком объятии.

— Прости, — прошептал он. Он сел обратно и налил им обоим еще чая, вероятно, слегка смутившись своему порыву.

— Если ты не менял чары, — сказал Джеймс спустя пару минут, — то почему Кричер сказал мне воспользоваться камином?

Гарри чуть улыбнулся.

— Потому что он, похоже, устал от наших ссор. Он знал, что я здесь. Я сказал ему идти спать. Полагаю, перед этим он сделал небольшой крюк.

Джеймс тоже улыбнулся.

На лестнице послышались легкие шаги, оглашая появление Тима. Он зашел на кухню, одетый в халат и тапочки. Когда он заметил Джеймса, его лицо засветилось.

— Джеймс! — воскликнул он. — Ты вернулся насовсем?

Гарри тоже с надеждой посмотрел на Джеймса.

— Ага, — сказал тот, когда Тим опустился рядом.

С лестницы доносился тихий шум, указывавший на то, что остальные обитатели дома тоже проснулись. Поднявшись, чтобы приготовить завтрак для всех остальных, Гарри улыбнулся самому себе. Вскоре за столом появилась зевающая Лили, а Ал просил Кричера сварить ему кофе. Зашла Джинни, обняв его сзади, пока он готовил. Целых пять минут Гарри позволил себе наслаждаться прекрасной обыденностью раннего утра в компании своей семьи.

(1) Диссоциация — психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. В результате работы этого механизма человек начинает воспринимать происходящее с ним так, будто оно происходит не с ним, а с кем-то посторонним. Такая «диссоциированная» позиция защищает от избыточных, непереносимых эмоций.

— Джинни? — Гарри замер у двери, держась за дверную ручку и вопросительно смотря на жену. — Ты уверена, что не против этого? — спросил он в пятнадцатый раз за это утро.

Джинни лишь закатила глаза.

— Не глупи, — раздраженно отмахнулась она. — Здесь же Джеймс, да и Рон заглянет чуть позже. Фиби сказала, что будет где-то часам к трем. Так что просто постарайся быть дома к этому времени. Честное слово, думаю, пять минут мы без тебя переживем. — Заметив, что лицо Гарри по-прежнему отражало неуверенность, она не выдержала: — О, да ради же… Иди уже! — воскликнула она раздраженно, прогоняя его взмахами рук.

По понедельникам Дадли и Гарри традиционно старались обедать вместе. Гарри уже было намеревался отменить встречу, но Джинни настояла, чтобы они максимально придерживались обычной домашней рутины. Не будет ничего хорошего в том, если Тим начнет чувствовать, что мешается у них под ногами.

Да к тому же разговор с Дадли, скорее всего, значительно поможет Гарри. Сложно представить, как бы они жили, не будь в их жизни Дадли и Филиппа.

— Ладно-ладно, ухожу, — судя по тону Гарри, решение это шло в разрез его здравому смыслу, но он все равно направился на улицу.

— Мальчики? — окликнула она Джеймса и Тима. — Мне нужно поработать этим утром. Меня можно беспокоить только в случае, если в доме начнется пожар. Да и то, только если из-за этого сгорят мои пергаменты, ясно?

Хихиканье Тима и бодрое “Да, мам” Джеймса были для ее ушей, словно музыка. С каким же облегчением она узнала, что Гарри с Джеймсом наконец-то во всем разобрались.

Альбуса и Лили не будет весь день, поскольку они договорились встретиться с Эленор и Скорпиусом в Косом переулке. Нарцисса предложила пойти с ними, раз на днях они все гостили в доме у Молли. Филлип тоже должен был отправиться с ними. Про себя Джинни жалела, что не будет присутствовать при этой встрече. Придется потом послать Филиппу сову и спросить его мнение о Малфоях.

Она уселась за свой стол и достала дневники, присланные Минервой. В них были все записи директрисы за время войны, а также ее переписка с Дамблдором и другими членами Ордена. Минерва послала их, чтобы помочь Джинни с написанием книги.

Дневник за последний год войны была гораздо толще остальных. В тот год Минерва могла доверить свои мысли лишь ему.

Джинни открыла его на том месте, где она остановилась в последний раз.

”24 декабря 1998

Я только что наткнулась в коридоре на Северуса. Не думаю, что он слышал наш разговор, хотя, возможно, он настолько уверен во власти своего господина, что ему нет до этого дела.

Не знаю, сколько еще я смогу это выносить. В один прекрасный день я просто вызову его на дуэль, и тогда нам всем придет конец. И даже если я выиграю, этот ублюдок наверняка пошлет за мной кого-то покомпетентнее Кэрроу.

Если бы не дети, я бы давно это сделала. Я чувствую, как схожу с ума.

Бывают дни, когда мне приходится напоминать себе о том, кто именно убил Дамблдора, потому что Северус внезапно кажется мне почти тем же человеком, что я когда-то знала. В иные же дни… у меня не остается никаких сомнений в том, кто он такой.

Не знаю, как мне теперь смотреть в лицо Молли и Артуру. Джинни начала вести себя безрассудно, и, уверена, это имеет прямое отношению к тем часам, что она проводит в личном кабинете Северуса. Он и не пытается скрыть то, что делает там с девочкой, но, по крайней мере, Кэрроу не позволено к ней прикасаться.

По словам Поппи, нам стоит радоваться хотя бы тому, что Северус не склонен к насилию. Ну, иному насилию, чем само это действо”.

Джинни содрогнулась, вспоминая об этом. Порой в своих кошмарах она до сих пор видела Кэрроу.

Она взялась за перо.

”Мы никогда не узнаем, чего профессору стоила защита студентов, но”

Она не могла продолжать дальше. Она написала и перечеркнула несколько фраз, прежде чем со вздохом опустить перо.

Прошло двадцать пять лет, она по-прежнему не могла говорить об этом.

Единственный раз она заговорила об этом публично во время посмертного суда по делу Снейпа.

Джинни отыскала статью из “Пророка”, посвященную церемонии вручения Ордена Мерлина. Вырезка пожелтела со временем, но фотография Гарри все еще была отчетливо видна. Он заметил, что она смотрит на него, и утер нос платком, чтобы улыбнуться сквозь слезы.

На тот момент прошла всего неделя или две с того момента, как ее мама пригласила Гарри вернуться в Нору. Теперь эти дни вспоминались с трудом, но они были наполнены похоронами, мемориальными службами, церемониями награждения, речами и ужинами с министром. И все это освещалось “Пророком” и Волшебным радио.

После церемонии вручения Ордена Мерлина Гермиона с Роном отправились в Австралию, чтобы решить, что делать с ее родителями. А Гарри…

Гарри был раздавлен.

В каком-то смысле это можно было сказать о них всех, но после отъезда Рона и Гермионы, Гарри почти пугающе отстранился ото всех. Они, конечно же, звали его с собой, но он отказался, сказав, что ему нужно было заново привыкнуть жить на одном месте.

В действительности же ему вообще нужно было привыкнуть жить. Он прятался в одиночестве на площади Гриммо целых три дня, пока Джинни не отправилась вызволять его оттуда. Она нашла его в самой ожидаемой позиции в подобных ситуациях: его выворачивало наизнанку после ночи глухого пьянства.

К счастью для него, его конституция не позволяла ему напиваться, и он совершенно не выносил алкоголь. Даже в эти дни он не мог выпить больше одного стакана, чтобы его ни замутило.

Но факт оставался фактом: они едва не потеряли Гарри. Каждые похороны, каждые поминки, каждое интервью и речь, казалось, погружали его все глубже в пучину депрессии.

Но она писала не об этом. Если не считать, что именно об этом речь и шла.

Последний год войны был странным периодом, казавшимся одним долгим кошмаром. В то время никто толком не понимал, что Министерством никто не руководит. Никто не думал, что Битва при Хогвартсе будет единственной битвой. Никто не предвидел, что со смертью Волдеморта армия Пожирателей Смерти просто развалится.

Ну, возможно, Гарри так и думал, но больше в это никто не верил. Новый режим казался несвержимым. Они все отправились на битву, веря, что присоединятся к сопротивлению Шеклболта, или сбегут из страны, или же просто умрут.

По крайней мере, так думали те, кто вообще об этом задумывался.

Все закончилось так внезапно, что у них не было времени толком это осмыслить. Даже спустя столько лет это до сих пор казалось чем-то нереальным.

Джинни никогда не относилась к тем, кто вел дневники, но в ее голове остались воспоминания столь отчетливые, словно события в них произошли лишь вчера.

По какой-то причине первый год Тима в Хогвартсе всколыхнул их все, чего не было с другими детьми. Что ж, Тим часто заставлял ее вспомнить о чем-то.

Она пролистала другие пергаменты, стопку старых писем. Одно из них было от Луны и касалось слушания по делу Малфоев. Луна сыграла ключевую роль в том, что Нарциссу и Драко не отправили в Азкабан, она даже попросила снисхождения для Люциуса.

Джинни и забыла, что Луна писала столь открыто о своем времени в плену. Надо будет отправить ей сову и спросить, можно ли будет использовать ее письма в книге.

Ее глаз зацепился за отрывок письма:

”Слышала, Гарри хочет очистить имя Снейпа. А ты знала, что я не раз задавалась вопросами на его счет, пока была в поместье Малфоев? Он несколько раз навещал мистера Оливандера, и было очень странно видеть, сколь сильно он переживал за нас. Он сказал Драко следить за тем, что нам дают достаточно еды и воды, ведь Темный лорд сильно разозлится, если мы вдруг умрем”.

Снова Снейп. Защищал тех, кого мог. Даже когда он бы сослужил лучшую службу, просто бросив своих с Пожирателями Смерти.

В дверь робко постучали.

— Что горит? — спросила она, не поднимая глаз.

Джеймс просунул голову за дверь.

— Еще ничего, — ответил он. — Тим снова прилег поспать. У тебя есть минутка?

Вздохнув, Джинни опустила письмо. У нее все равно не получалось ничего написать, пока мысли были заняты беспокойством о Тиме.

— Да, любимый. В чем дело? — она полностью сосредоточилась на нем, отмахнувшись от воспоминаний о давно минувших днях.

Джеймс зашел, закрыв за собой дверь, и пододвинул свободный стул.

— Что происходит с Тимом? — спросил он без предисловий. — Ты сказала, что дело в его голове, но из-за травм головы люди не начинают слышать голоса.

Его лицо было омрачено беспокойством — он никогда так сильно не походил на своего отца, как в моменты беспокойства.

— Фиби говорит, что еще точно не знает причины, — тихо призналась Джинни. — Она сказала, что происходящее, возможно, стало следствием сотрясения.

— Но само по себе это не пройдет? — спросил Джеймс. Он выглянул в окно, за которым виднелось серое небо, напряжено крутя волшебную палочку в руках.

— Ну, Фиби должна была провести дополнительное исследование. Она сказала… — Джинни замолчала, сделала глубокий вдох и призналась: — Она думает, что, возможно, происходит что-то странное. Она вернется сегодня днем.

— Странное? — резко переспросил Джеймс. Его взгляд снова обратился к лицу матери. — В каком плане странное?

Джинни пожала плечами, ощущая свою беспомощность.

— Она не сказала.

— Но она хотела, чтобы я, папа или еще кто-нибудь был рядом? — надавил Джеймс.

Джинни кивнула.

— Темный человек вернулся, а она до сих пор не уверена, что он такое.

— Да, папа так и сказал, — тихо ответил Джеймс.

Джинни вспомнила первый раз, когда Джеймс увидел Тима, это было в день похорон Мэри. В тот день он был тих и серьезен, слушал, как отец и дядя Рон обсуждали дело Мэри. Джинни часто задумывалась о том, что Джеймс решил выбрать карьеру аврора именно из-за Тима.

— Она совершенно уверена в доброжелательности его намерений, — сказала Джинни, пытаясь убедить себя в той же степени, что и Джеймса.

Молодой человек кивнул.

— Как продвигается книга? — спросил он, явно желая сменить тему.

— С трудом, — вздохнула Джинни.

Они с минуту помолчали, не зная, что еще сказать. Их взгляды устремились к окну и серому небу за ним.

— Хозяйка Джинни, — донесся квакающий голос Кричера из-за двери. — Мадам Фиби вернулась.

Сама гостья стояла рядом с Кричером. Она улыбалась, что дало Джинни понять, что новости, должно быть, были хорошими или, по крайней мере, не ужасными. Или Джинни просто хотелось в это верить, чтобы унять свое беспокойство.

— Простите, что помешала, — сказала Фиби со своим тягучим американским акцентом. — Мне показалось, что вы не захотите ждать ответа.

Сегодня она была одета в светло-зеленую мантию, а ее шею обхватывало крупное серебряное ожерелье, красиво контрастирующее с ее темно-коричневой кожей. Ее длинные ногти были выкрашены в зеленый цвет и украшены изящными серебристыми узорами. Ее тонким аккуратным дредам вернулся их естественный серебристый цвет под стать всему остальному.

Джинни знала, что зеленый был любимым цветом Фиби, но про себе всегда гадала, уж не потому ли целительница так часто носила цвета факультета Рос, чтобы напомнить аврорам, с которыми она работала, что не все слизеринцы обратились ко тьме.

Она встала и подошла к ней.

— Спасибо тебе большое, — она обняла Фиби, ответившую ей тем же. Джинни завела ее в комнату. — Что ты можешь нам сказать?

Фиби покосилась на Джеймса. Тому потребовалась секунда, чтобы понять намек, и он тут же подскочил с места.

— Я тогда дам вам все обсудить. Хотите, чтобы я его разбудил?

Фиби покачала головой.

— Дай ему еще пару минут. Я хочу поговорить с твоей мамой. Но мне, наверное, надо будет поговорить с ним до того, как твой папа вернется домой.

Кабинет Джинни располагался на самом верху дома. Изначально тут был чердак-мансарда, оборудованный в начале 19 века оконными решетками, но теперь это была аккуратная маленькая комнатка, выкрашенная в жизнерадостный кремовый оттенок, ловивший дневной свет. Тут было тихо без всяких заглушающих чар, и можно было вполне уютно разместиться вдвоем, чтобы поговорить, хотя когда здесь собиралась больше народу, помещение стразу начинало казаться тесным.

Джинни прикрыла дверь и усадила Фиби на стул, который занимал Джеймс, а сама вновь уселась за свой стол, уперевшись в него локтями.

— Итак? — все ее беспокойство, казалось, отразилось в одном лишь этом слове.

Фиби сцепила руки, опустив их на колени, и чуть подалась вперед.

— Прошу прощения за всю эту загадочность, — сказала она. — Я пыталась выяснить, как это произошло и как все исправить.

— Как произошло что? — потребовала Джинни ответа. — Ты так и не сказала, что это, по-твоему, такое, — она сжала кулак.

Фиби вздохнула и отвернулась.

— Я не знаю, как это объяснить… Я думаю, что тело Тима стало пристанищем для…

Худшие страхи Джинни подтвердились, и она резко вдохнула, обеими руками прикрывая рот.

— Пристанищем? Хочешь сказать, что он одержим? — ее голос едва ли не срывался в визг. — Как такое может быть? Ведь ke revele...

Фиби взяла руки Джинни в свои. Она, как и Джинни, привстала со своего места.

— Послушай меня, милая, мы во всем разберемся. Я лишь хочу, чтобы ты села и дала мне все объяснить.

Джинни отстранено отметила, что американский акцент Фиби стал отчетливее.

— Так объясняй, — она ненавидела себя за то, как дрожал ее голос, и сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

Фиби не выпустила ее рук.

— Ты когда-нибудь слышала о зелье “Легкость сердца”? — спросила она, смотря своими карими глазами прямо на Джинни.

Джинни покачала головой, зелья не были ее коньком.

— Его порой используют на людях, страдающих от сильной депрессии. К нему прибегают в случае, когда иные меры не помогают. — Она замолчала. — Оно может вызывать зависимость и обладает некоторыми… странными… побочными эффектами.

— Ты предлагаешь нам использовать его на Тиме? — Джинни не совсем улавливала, к чему был этот разговор. Фиби хотела, чтобы эти непонятные побочные эффекты положили конец одержимости?

Фиби покачала головой, глубоко вздохнула и сказала:

— Я только что от мадам Помфри. Видишь ли, в 1997 она дала профессору Снейпу дозу этого зелья. В канун Рождества. Двадцать пять лет назад.

— И какое это имеет к этому отношение? — требовательно спросила Джинни. Она высвободила руки и встала, принявшись мерить комнату шагами.

— Ну, понимаешь, в данный момент в голове Тима обитает еще одна сущность. Тим говорит, что это Темный человек, но я думаю… — она умолкла, делая еще один медленный вдох и, кажется, собираясь с силами. — Эта сущность в его голове заявляет, что она Северус Снейп.

Джинни почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь, и все прочие слова, что могла сказать Фиби, потонули в шуме, ревущем у нее в ушах. В глазах потемнело. Она могла думать лишь о том, как просыпалась, не зная, где была до этого и откуда взялась кровь на ее мантии.

Перед ее глазами промелькнула сцена того, как она лежала на холодном и твердом полу, уставившись в потолок Тайной комнаты. Гарри был рядом, покрытый собственной кровью и чернилами из дневника.

В ее голову закрались и более мрачные воспоминания. Воспоминания о тех вещах, которых в действительности не случалось, фантазиях шестнадцатилетнего Волдеморта. Они были отвратительнее всего, что на самом деле случилось с Джинни, но эти кошмары довлели над ее жизнью много лет.

Она отдаленно услышала, как Фиби позвала Кричера. К ее губам что-то прижали, и она узнала вкус огневиски. Она рефлекторно сглотнула, чувствуя жар напитка, проходящего сквозь нее.

Она была в своем доме, не в Хогвартсе. Она была в безопасности. В этот раз одержима была не она, и ради сына ей нужно было взять себя в руки.

Ее сын. Ее пронзила совершенно иная волна беспокойства.

Она обхватила стакан с напитком, который держала Фиби, осознав, что вновь сидит в своем кресле. Она с трудом сглотнула и ударила себя по щеке свободной рукой.

— С-спасибо, — ее зубы стучали от пронзившего ее холода. Но виски постепенно прогонял это чувство.

— Лучше? — спросила Фиби осторожно. Она опустилась обратно, поднимая руку с плеча Джинни, которое она сжимала.

Джинни смущенно кивнула.

— Прости. Твои слова… слегка напугали меня, — прошептала она. Она кашлянула, прочищая горло. — П-продолжай. Что нам теперь делать?

Целительница кивнула, хотя вид у нее по-прежнему был обеспокоенный.

— Думаю, эта сущность не столько овладела Тимом, сколько просто… путешествует вместе с ним.

— Но… Снейп умер, — категорично заявила Джинни. — И Луна говорит, что палочка была чиста. Так что такого Тим мог отыскать, что в нем содержалась частичка Снейпа?

— Что ж, тут то и вступает в свою роль зелье, — Фиби перекинула свои серебристые волосы через плечо и откинулась на спинку стула. — Видишь ли, похоже, что профессор Снейп, с которым я говорила, вовсе и не мертв. — Фиби не сводила глаз с Джинни. — Последнее, что он помнит, это канун Рождества 1997 года. Тот вечер, когда мадам Помфри дала ему это зелье. Думаю, он переместился во времени.

— О, Мерлин, — Джинни прикрыла рот рукою.

— Так, просто успокойся. Он готов к сотрудничеству с нами. Честно говоря, он беспокоится о Тиме не меньше нашего, если верить его словам. Он считает, что мадам Помфри отравила его, и хочет лишь упокоения.

— Так… что теперь?

— Ну, если слова мадам Помфри правда, то у этого заклинания есть ограничения. Она предполагает, что он вернется в свое время примерно в Рождество. Думаю, лучшее, что мы можем сделать, это сказать ему об этом, а ему придется просто подождать.

— Почему она считает, что все будет именно так?

— Она рассказала, что говорила со Снейпом в Рождество. Но, по ее словам, он так и не рассказал ей, что ему приснилось. Сказал лишь только, что, если ее спросят об этом, сказать, что “все закончится к Рождеству”. — Фиби встала, наконец оторвав взгляд от Джинни. — Это зелье может оказывать довольно серьезное воздействие. Невозможно предсказать, каков будет его эффект. — Она обернулась, сложив руки за спиной и направившись к окну. — Порой оно убивает, — она вновь замолчала, просто смотря в окно. — Ты знала, что именно оно убило Фрэнка Лонгботтома?

— Нет, не знала, — тихо ответила Джинни. — То есть… я знала, что это случилось из-за какого-то экспериментального зелья… Невилл мне говорил, что Августа все-таки дала разрешение опробовать его… Именно поэтому они не спешили пробовать зелье Снейпа.

Фиби вздохнула и кивнула.

— Я выступала консультантом в этом деле. В то время мы думали, что оно не оказало на Алису никакого эффекта, но, как выяснилось, оно ей помогло. К несчастью, полагаю, что Фрэнк хотел лишь покоя. Никогда нельзя точно сказать, что именно положит конец человеческой боли. То есть, — она обернулась, криво улыбнувшись, — насколько мне удалось понять, профессор Снейп пребывает в полнейшем недоумении из-за того, почему он оказался здесь. — Ее выражение вновь стало серьезным. — Думаю, это заклинание не отзовет его назад, пока не сочтет его желание исполненным. Я догадываюсь, что он здесь не только для того, чтобы насладиться радостями Рождества.

— Гарри, — предположила Джинни. — Могу поспорить, что он здесь из-за Гарри, — это было более чем логично. — Но… почему он в голове у Тима? Почему он здесь не во плоти? И почему Тим?

— Между Тимом и Снейпом явно есть некое сходство. В противном случае палочка Снейпа никогда бы его ни выбрала, — сказала Фиби приглушенным голосом, словно боясь, что их подслушают. — И Минерва, и мадам Помфри мне сказали, что Тим напоминает им Снейпа, когда тот сам еще был учеником школы. Путешествие во времени в собственном теле потребовало бы огромного количества магии, но с разумом все гораздо проще. Он словно эхо. Возможно, его притянула палочка Тима. Хотя… — она помедлила, — насколько я понимаю, между вашей семьей и профессором Снейпом висит немалый долг.

Джинни кивнула.

— Мы бы никогда не смогли расплатиться перед ним, даже будь он жив, — ее голос был очень тих. — Думаю, половина магической Британии могла бы сказать то же самое. Но почему не сработал проявитель духов?

Фиби поджала губы.

— У меня есть пара мыслей на этот счет. Очевиднее всего было бы сказать, что во времени перенесся лишь разум, а душа осталась в его теле. В конце концов в 1997 году он был еще жив.

— Так… что? Он просто своего рода наблюдатель? — Джинни почувствовала, как узел, сжимавший ее внутренности, начал ослабевать. Возможно, происходящее и не было такой уж катастрофой.

— Я думаю, нам стоит поговорить с ним до того, как Гарри вернется. Кричер сказал, что он ушел повидаться со своим кузеном?

Джинни кивнула, и внутри нее все снова сжалось. Все это наверняка сильно по нему ударит.

Фиби позвала Кричера, пока они шли вниз в кабинет Гарри — кабинет Джинни не был защищен от темной магии, а целительница хотела, чтобы все было максимально безопасно.

— Ты не скажешь Тиму, что мы с его мамой хотим с ним поговорить? — спросила она домашнего эльфа. — И как насчет чашечки кофе для меня?

Кричер кивнул и с треском испарился.

Тим поднялся по лестнице, чуть зевая. Джеймс с напряженным видом поднялся вслед за ним.

— Ты иди, Джеймс, — добродушно сказала ему Фиби. — Мы, наверное, просидим тут довольно долго.

— Я буду в своей комнате, если вдруг понадоблюсь вам, — пробормотал молодой человек, ссутулившись и наградив Тима обеспокоенным взглядом. Судя по его шагам, он не ушел дальше пролета второго этажа. Джинни даже не сомневалась, что, как только дверь кабинета закроется, он тут уже усядется рядом с палочкой наготове.

Тим уселся на свое любимое место на маленьком диванчике, и Джинни опустилась рядом с ним. Он обеспокоенно глянул на нее, отчего она взволновано задумалась, что же выдавало ее лицо.

— Что не так, мама? — спросил Тим высоким и напряженным голосом.

Ответила ему Фиби.

— Думаю, я разгадала, кто и что такое этот твой Темный человек, — мягко сказала она. — И я думаю, он был напуган и злился из-за того, что потерялся.

— Потерялся? Как он мог потеряться? Он же всегда был здесь, — запротестовал Тим. — Тогда откуда он взялся? Он хунган? Я все думал об этом.

Фиби переглянулась с Джинни, которая молча кивнула в ответ.

— Я считаю, что он пришел из прошлого, — сказала ведьма мальчику. — Не думаю, что он намеренно послал сюда свой разум. Но, так или иначе, думаю, нам нужно с ним поговорить.

На лице Тима появилось любопытно задумчивое выражение, а его взгляд устремился куда-то за правое плечо Фиби. После этого он встряхнул головой и снова посмотрел ей в лицо.

— Он не хочет говорить, пока здесь мама, — сказал он извиняющимся тоном.

Джинни собиралась подняться и уйти, но Фиби покачала головой.

— Думаю, ему нужно поговорить и с твоей мамой, и с твоим папой.

Голубые глаза Тима расширились.

— Он этого совсем не хочет.

— Милый? — сказала Фиби еще мягче, не сводя с него внимательных карих глаз. — Можно я погружу тебя ненадолго в сон?

— Обещаете, что не сделаете ничего, не сказав мне? — на всякий случай уточнил Тим.

— Конечно, — заверила его Фиби. — Но должна предупредить тебя, что его может утянуть обратно туда, где его место, даже без нашей помощи. Я дам тебе шанс попрощаться, если у меня будет такая возможность.

— Ладно.

Фиби пробормотала заклинание, и Тим привалился к Джинни, крепко заснув.

— Ты не вернешься назад, если и дальше продолжишь прятаться, — колко заметила Фиби. Это удивило Джинни, Фиби никогда не говорила столь резко с детьми, да и со взрослыми крайне редко.

Пару секунд Тим не шевелился, но затем его тело напряглось, и он отстранился. Он встал, внезапно показавшись выше, а его движения более не принадлежали одиннадцатилетнему мальчику, став изящнее и обдуманнее.

Сложив руки за спиной, он отошел к камину, остановившись перед ним. Джинни увидела почти что неосознанное движение, которым он проверил наличие палочки в рукаве свитера. Гарри делал то же самое.

— Я не до конца понимаю, чего вы намереваетесь добиться этим разговором, — сказал голосом, который одновременно принадлежал Тиму и нет. Он был глубже, почти достигая баритона, хотя голос Тима еще не начал меняться. А еще он был точнее и выверенне — результат многих лет практики.

Он повернулся, и Джинни ощутила, как земля уползает у нее из-под ног. Светлые локоны и голубые глаза никуда не делись. Как и детское лицо, которое едва начало избавляться от детской пухлости, и мягкий ангельский ротик. Но вот усмешки на лице своего сына ей еще видеть не доводилось.

Он перевел взгляд на Фиби.

— Полагаю, это своего рода… — он помедлил. — Что? Месть? Правосудие? Почему бы вам просто не изгнать меня? — он скрестил руки на груди, сощурив глаза. — Возможно, вы чувствуете, что она заслужила некоего… — он попытался подыскать нужное слово, — завершения? Разве не так вы, целители разумов, называете подобные встречи? Вечно лепечете о том, как это важно для исцеления? — он усмехнулся, произнося последние слова с холодным сарказмом, на которой Тим не был способен даже в худшие свои дни.

Правдивость слов Фиби была отражена в каждом жесте и слове мальчика. Он держался точно так же, как и зельевар в тот последний год. Змея, свернувшаяся кольцами и готовая броситься на тебя в любую секунду.

Но где-то позади этого гнева был нечто, что Джинни видела и в тот последний год, но была еще слишком юна, чтобы понять.

Он переместил прищуренный взгляд голубых глаз Тима на нее.

— Ну, так вперед, мисс Уизли, — он усмехнулся в самой неприятной из возможных манер, которые позволяли привлекательные черты детского лица Тима. — Или мне стоит называть вас “миссис Поттер”, — он склонил голову на бок, словно это ей было одиннадцать лет, а он насмехался над ее притворством. — Давайте, обвиняйте меня, выплескивайте все те чувства, что вы наверняка испытываете, чтобы мы могли поскорее с этим покончить.

— С-с этим?.. — запинаясь пробормотала Джинни, беспомощно посмотрев на Фиби.

Человек, говоривший голосом Тима, зарычал в очень снейповской манере, и на долю секунды на его лице отразилась чистая ярость, быстро спрятавшая за более сдержанным презрением.

— С этим! — он резко взмахнул правой рукой, словно указывая на них троих. — С этим… этим экзорцизмом, — выплюнул он, — или изгнанием, или что вы там планируете сделать.

Ярость вернулась вновь, и юный голос сорвался на крик, напомнив Джинни о том, как профессор кричал на тех, кто нарушал меры безопасности в его лаборатории.

— Чем раньше вы приведете кого-то компетентного, кто сможет изгнать меня, тем раньше я смогу спокойно умереть, чтобы вы могли и дальше жить своей чудесной жизнью!

Северус поднял подбородок и хмуро посмотрел на женщин, зная, что эффект, скорее всего, был совершенно испорчен лицом Тима. Он резко отвернулся, чувствуя себя глупо, стоя вот так перед этими женщинами в теле ребенка. Еще больше его волновал вопрос, было ли разумно для Джинни слышать вещи, которые он мог ей наговорить, из уст ее приемного сына.

Он повернулся к Фиби.

— Как вы считаете, если наложить заклинание иллюзии, чтобы придать мне более подходящий вид, оно не окажет пагубного влияния?

Темнокожая женщина задумчиво свела брови.

— Думаю, это, возможно, даже поможет нам в этом разговоре. Почему бы вам не наложить его?

— Ты не думаешь, что могут возникнуть проблемы, если он использует магию Тима? — обеспокоенно спросила Джинни.

— Думаю, магия Тима не будет возражать, — сказала Фиби.

Северус кивнул. Он взмахнул палочкой, накладывая стандартные чары иллюзии. Они были двусторонними, не только делая его выше, но и давая ему соответствующие ощущения.

— Так-то лучше.

Джинни уставилась на него, выпучив глаза. Обе ее руки прикрывали рот, поскольку она, без сомнения, мысленно переживала все те вещи, творившиеся в его кабинете, в которые он заставил ее поверить.

— Профессор Снейп.

Он вновь скрестил руки и усмехнулся. Он хотел сказать что-нибудь резкое и остроумное, но вспомнил, что и так ходил по тонкой грани. Если Джинни хоть на секунду забудет, что он по-прежнему находился в одолженном у Тима теле, она могла в порыве ярости навредить мальчику. Он не стал бы винить ее за желание прикончить его, учитывая, что, по ее мнению, он с ней сделал. Все необходимое он нашел в ее болезненных воспоминаниях о старшем мальчике. Он лишь поместил себя на его место. И пусть не было ничего хорошего в том, что ей пришлось пережить подобное, ему, по крайней мере, не пришлось создавать почву для совершенно новой травмы.

— Профессор… — по щекам женщины побежали слезы. Она нетерпеливо утерла их. — Я не могу в это поверить. — Она посмотрела на целительницу. — Что нам теперь делать?

Северус вмешался прежде, чем Фиби успела ответить.

— Я не отрицаю, что вы в праве требовать расплаты, — резко сказал он. — Но прошу вас не забывать, что я все еще нахожусь в теле ребенка.

Ее лицо исказило недоумение.

— Расплаты? За то, что вы спасли меня от Кэрроу? Или за то, что вы поили Невилла своим зельем, чтобы он не превратился в растение, как его родители? Или за то, что вы не дали Луне умереть в подземельях Малфоев?

Он стиснул зубы, отказываясь принимать участие в этом пересмотре истории.

— Позвольте напомнить вам, что я изнасиловал вас.

Она отшатнулась, словно он ее ударил. Тяжело дыша, Северус ждал реакции. Уж наверняка после такого эта Фиби наконец-то изгонит его.

— Мне не нужно возмездие, профессор, — голос Джинни прозвучал очень мягко, и в него закрались совершенно неуместные нотки… симпатии? — Я помню, что происходило в вашем кабинете. Вы ни разу ко мне не прикоснулись. Или вы о тех воспоминаниях, что вы создали? Они вовсе не были основаны на реальности. — На ее губах появилась горькая улыбка. — Профессор, эти воспоминания были фантазиями Тома Риддла, оставшимися в моей голове. Ничего из этого в действительности не было.

Это ему в голову даже не приходило. Перспектива того, что ему на самом деле придется совершить это действо, была ему отвратительна. Он бы, конечно, сделал это, если бы ему пришлось, но сначала он воспользовался легилименцией, чтобы попытаться отыскать у нее пугающее воспоминание сексуального характера. И был безмерно рад, отыскав у нее воспоминание о домогавшемся ее старшем мальчике со слизеринским галстуком. И не одно. Он просто вставил себя в этот сценарий вместо незнакомого мальчика.

Тот факт, что лицо мальчишки ему было не знакомо, его не смутил. Большинство шести— и семикурсников были способны менять свою внешность, чтобы избежать наказания. Особенно учитывая изобретательность нападавшего на нее. Безусловно его обеспокоило то, что нечто подобное могло произойти во времена Дамблдора.

Но больные фантазии, навеянные дневником-крестражем, все объясняли. Объясняло это и то, что ее магия даже не попыталась защитить ее. В те времена он списал все на отчаянье.

— И вы так в этом уверены? — это была слабая попытка, но больше ему сказать было нечего. Он хотел, чтобы это оказалось правдой. Одной ужасной ношей будет меньше. Ему нужно было потыкать это, проверить, убедиться, что все останется, как есть. — Возможно, это я навеял вам эту идею.

— Нет, — тихо сказала Фиби. — Я была одним из целителей, призванных во время слушания. Мы обнаружили фальсификацию. К тому же показания целителей гласили, что в действительности подобных ран у Джинни никогда не было, что более чем убедительно доказало, что вы защищали ее.

— И как же вы обнаружили подделку?

— Профессор, — надломленная улыбка Джинни сменилась в равной степени надломленным смехом. — Тот дневник… Риддл настолько глубоко проник в мою голову… Никакие ваши действия не могли навсегда изменить эти воспоминания. Разве что вы бы провели добрую часть школьного года, проникая в мое сознание с помощью легилименции каждый день по несколько часов.

Эта мысль тоже никогда не приходила ему в голову.

— Я точно знала, что это воспоминание было поддельным, когда вы в первый раз отвели меня к Поппи.

Неудивительно, что она пялилась на него во время приемов пищи в Большом зале. Неудивительно, что она особо не противилась, когда он “приглашал” ее в свой кабинет, что он делал каждый раз, когда внимание Кэрроу начинало плохо на ней сказываться.

— Я все никак не могла это понять. Пока не закончилась война. — Ее голос надломился на последнем слове. — Но тогда уже было поздно благодарить вас.

Он отвернулся от плачущей женщины. Он не знал, что сказать, хотя и испытал облегчение от того, что она очистила его имя. По крайней мере, от этого преступления.

— Профессор? — сказала Джинни, немного успокоившись. — Простите.

”За что, во имя всего святого, она извиняется?”

Но не успел Северус спросить, что же она имела в виду, как снизу донесся голос:

— Джинни? Фиби? Джеймс сказал, что вы хотели, чтобы я вернулся пораньше. — Поттер был дома. Он поднялся по лестнице. Открыл дверь. — Так что происходит..? — он замер, и лицо его посерело. Кажется, он даже пошатнулся на месте.

Северус резко произнес:

— Поттер. Возьми себя в руки.

Это, кажется, вырвало его из шока. Не сказав ни слова, он зашел внутрь. Осторожно прикрыв за собой дверь, он опустился рядом с Джинни, взяв ее за руку и уставившись на Северуса. И хотя ему было за сорок, а в волосах его поблескивала седина, выражение на его лице принадлежало недоумевающему школьнику, забывшему прочитать главу к уроку.

— Что он здесь делает? — слабым голосом спросил Поттер, переведя взгляд на Фиби.

Та чуть улыбнулась.

— Возможно, тебе стоит спросить об этом его, — она кивнула на Северуса.

Северус ответил:

— Я не знаю, каким образом оказался здесь. Я бы предпочел, чтобы меня как можно скорее отправили назад. — Он очень устал. Он опустился на незанятый стул у стола. — Я не знаю, как сделать это самостоятельно. Это, — он указал на свое лицо, — иллюзия.

— Вы Темный человек Тима, — сказал Поттер. Это было утверждение, не вопрос.

— Что ж, так он считает. Я же думаю, что его разум просто изобрел эту мысль, чтобы защитить его.

Поттер покачал головой.

— Нет, — вид у него был ошеломленный. — Вы… — он нахмурил брови. — Нет, неважно.

— Что? Выкладывай, — огрызнулся Снейп.

Их прервала Фиби.

— Думаю, нам нужно обсудить существующую проблему, — поспешно сказала она. — Нужно отыскать то, что удовлетворит “Легкость сердца”.

— Что? — Поттер переключил свое внимание на Фиби. — Какое это имеет отношение к “Легкости сердца”?

Фиби уселась на стул с подлокотниками, взяла со стола свой кофе и сделал большой глоток.

— Мадам Помфри дала профессору Снейпу дозу “Легкости сердца” в канун Рождества 1997 года. Оно перенесло его сюда. Возможно, из-за их с Тимом сходства. Он не сможет вернуться обратно в свое время, пока заклинание не будет удовлетворено.

— Погодите. Где Тим?

Потребовалась минута, чтобы Фиби пересказала Поттеру последние события, произошедшие в его отсутствие.

— И что же его удовлетворит? — спросил Поттер, когда она закончила свой рассказ.

Фиби опустила взгляд в свою чашку.

— Я не знаю. Это зелье должно облегчать боль того, кто его принимает. — Она встретилась взглядом с Северусом: — У вас есть идеи о том, что может сработать, профессор?

— Облегчить мою боль? — он едва не засмеялся. — Что-то ничего не приходит в голову, кроме сладкого забвения.

— Профессор Снейп, — сказал Поттер, подавшись вперед. — Все, что вы захотите — все, что я смогу вам дать, — ваше.

Снейп вздохнул.

— Конечно, Поттер. Я знаю, что ты сделаешь все, чтобы спасти своего сына. — По какой-то причине этот простой факт очень расстроил Северуса. Тело, в котором он по-прежнему был заключен, было гораздо более склонно к слезам, чем его собственное. По крайней мере, так он себе сказал, обнаружив необходимость утереть влагу с лица. Он надеялся, что иллюзия это скрывала.

Поттер медленно покачал головой.

— Я даже близко не приблизился к тому, чтобы отыскать способ отплатить вам за все, что вы для нас сделали.

— Сделал для вас? Ну да, полагаю, речь о защите твоей жены… Ну, и студентов, вероятно.

Поттер перебил его:

— Ради нас вы рисковали своей жизнью каждый день. Вы умерли, спасая нас всех. Если бы не вы, Волдеморт бы не пал.

— Что?

— Ваши воспоминания. Если бы вы не… О, Мерлин, — Поттер замолчал, и его глаза озарились осознанием. — Конечно. Для вас этого еще не было. — Он повернулся к женщинам: — Вы нас не оставите на пару минут? — Встретившись глазами со Снейпом, он спросил: — Вы ведь не возражаете?

— Нет. Чем меньше свидетелей, тем лучше.

Джинни понимающе улыбнулась. На лице же Фиби отразилось беспокойство.

— Ты ведь позовешь меня, если я тебе понадоблюсь?..

— Да, спасибо, Фиби.

— Что ж, думаю тогда мы пойдем проверим, не сварил ли Кричер еще кофе, — и они с Джинни покинули комнату, оставив Поттера и Северуса наедине.

Когда неуютное молчание начало затягиваться, Поттер произнес:

— Это так странно. У меня чувство, словно я начинаю понимать, что здесь происходит.

— Не хотите ли поделиться вашими мыслями с классом, мистер Поттер?

Поттер засмеялся, словно счел ответ Северуса забавным.

— Я просто подумал, что мне снилось много странных снов о вас, когда Тим только начал жить с нами. Они стали одной из причин, вдохновивших меня на изучение ваших записей о зелье “Слезы”. Вы и Тим… с тех пор, как он начал жить с нами… Есть в нем что-то, что заставляет меня думать о вас. Даже Минерва с Поппи говорят о том же. — Он покачал головой. — Но меня не оставляет чувство, что я что-то упускаю.

Северусу никогда не хватало терпения слушать людскую болтовню. Он перестал метаться по комнате, облокотившись на стол, полуприсев на него.

— Уверен, что ты упускаешь множество вещей, Поттер. Будь так добр, переходи к сути.

— Можно мне кое-что спросить?

— Можно. Хотя я не гарантирую ответ, — приглушенно ответил Северус.

— Почему вы защищали Алису?

Столь внезапная смена темы сбила его с толку. Поттер как всегда был неорганизован. Северус помедлил, эту историю ему рассказывать не хотелось. Однако теперь не было смысла хранить секреты. Ведь он был мертв уже двадцать пять лет.

— Она была… — он пытался подыскать правильное слово, — она была добра ко мне.

— О чем вы?

— Она была школьной старостой и обладала этим хваленным гриффиндорским чувством справедливости, но, в отличие от других, применяла его ко всем, а не только к членам своего факультета. Это было одной из причиной ее популярности. Она была одним из тех редких подростков, которых по-настоящему можно назвать хорошими. — Северус вновь начал шагать по комнате, мельтеша взад и вперед перед диваном, словно читал лекцию перед аудиторией. — Когда твой отец и его шайка нападали на меня, а она была рядом, она всегда их останавливала. Однажды она даже поговорила об этом с МакГонагалл, и этих мелких гадов для разнообразия наказали. Я плачу по своим долгам.

— То есть вы годами рисковали жизнью, чтобы защитить того, кто просто проявил к вам доброту? — лицо Поттера исказилось, словно он проглотил что-то кислое, но взгляд его уперся в пол. Он заговорил вновь, обращаясь скорее к себе, чем к Северусу. — Черт, да она ведь была не так уж и добра. Просто лишь проявила элементарную порядочность. — Поттер перевел взгляд на Северуса. — У вас все еще есть шанс спастись.

— Что?

— В 1997 вы еще живы. Вам не нужно умирать в 1998. Если бы вы захотели, то могли бы все изменить.

— Если я решу так поступить, то кто знает, каким станет мир?

— Но… разве ты не хотите жить?

Северус задумался об этом. Хотел ли он жить? Насколько он видел, ничего хорошего его не ждало. Если Волдеморт победит, его действия в конечном итоге когда-нибудь всплывут наружу. А если выиграет сторона Поттера? Его будет ждать долгая череда судов и, возможно, заключение в Азкабане. Это была не та битва, на которой он хотел бы сражаться.

— Не думаю, что хочу этого, — болезненно признал он. — Я… устал. Возможно, будет лучше, если я умру. Позволь моему имени забыться на пыльных полках истории.

Поттер встал, посмотрев ему в лицо.

— Нет. Я потратил последние двадцать пять лет, делая все, чтобы вас запомнили как героя светлой стороны.

— Я не знаю, что на это ответить, — Северус глубоко вдохнул и задал вопрос, которого так боялся. — Как я умру, Поттер?

— Вас убьет Волдеморт.

— Значит, меня раскрыли?

— Ах, — аврор скрестил руки, словно эта история нагоняла на него дрожь. Он тихо заговорил: — Нет. Он думал, что Старшая палочка верна вам, потому что вы убили Дамблдора. Он натравил на вас Нагайну. В Визжащей хижине. Я все видел.

Только тогда до Северуса вдруг дошло, как же Поттер постарел. Каждая морщинка на его лице, каждый седой волосок были заслужены.

— Вы отдали мне свои воспоминания, — продолжал Поттер все тем же тихим голосом.

Это напугало Северуса.

— Зачем мне было это делать? — требовательно спросил он. — Какие воспоминания? Как ты вообще понял, что с ними делать?

— Вы отдали мне некоторые воспоминания о моей маме. И о Дамблдоре, сказавшем вам, что я должен умереть, чтобы Волдеморта можно было убить. Вы оставили Омут памяти на своем столе. — Поттер посмотрел ему в глаза, даже не вздрогнув. — Словно вы ждали, что я его найду.

— Потрудись объяснить, каким образом это помогло тебе? — с подходящей подобной чуши усмешкой Северус вновь принялся мерить комнату шагами.

— Я знал, что должен позволить Волдеморту убить меня. И он сделал это.

— И все же, вот он ты.

Долгий вздох. Поттер уселся обратно, уперевшись локтями в колени и опустив подбородок на руки.

— Волдеморт связал нас магически. Из-за этого я не мог нормально умереть. А затем… — пауза. — Ну, думаю, его сильно выбило из колеи то, что я вновь восстал из мертвых. Он был совершенно не в себе. Я одолел его на дуэли.

Семнадцатилетний Поттер одолел Темного лорда на дуэли? Поттер наверняка что-то не договаривал.

— Когда это произошло?

— В мае 1998-го. Я… хм… не уверен, что мне стоит вдаваться в детали… Это может все изменить.

— И все же ты сказал мне, что я не обязан умирать, — фыркнул Северус от нелогичности его слов.

— Угу. Это кажется глупым. Я просто… — Поттер вновь встал, чтобы посмотреть ему в глаза. — Профессор? Я всегда хотел сказать вам, что то, как Дамблдор обращался с вами, было неправильно. Он никогда не присматривал за вами, когда вы были студентом. Он просил от вас слишком многого, когда вы оставили Волдеморта, и напоминал вам о ваших ошибках долгое время спустя после того, как вы постарались их исправить. Я сожалею об этом, — взгляд Поттер устремился к двери, но затем он расправил плечи и вновь посмотрел Северусу в лицо. — И мне очень жаль, что я был таким гнилым мелким засранцем. Для вас я имею в виду.

— Я… не знаю, что на это ответить.

Поттер кивнул.

— Да. Я лишь желаю, чтобы нашелся способ все это исправить. Желаю, чтобы был способ, которым я мог бы загладить свою вину.

— Я мертв, Поттер. Я понял этот в тот самый момент, как выпил то зелье. Я испытываю лишь облечение от того, что все это не было замыслом Темного лорда. Я бы крайне расстроился, если бы Тим пострадал, — краем сознания Северус ощутил, что Тим начал ворочаться.

— Я рад, что ты стал отцом этому мальчику. Ему это нужно. — И вновь Северуса поразил возраст Поттера. Он был по меньшей мере на десяток лет старше Северуса. Того же возраста, что был отец Северуса, когда у него случился сердечный приступ. Он никогда по нему особо не скучал. У Тоби было куда больше общего с биологическим отцом Тима, чем с Поттером. — Хотел бы я… — Северус умолк и отвернулся, ошеломленный внезапным осознание, что в его жизни так и не появился отец, который бы спас его. Что Альбус в каком-то смысле был ничем не лучше Тоби.

— Чего? — Поттер опустил руку на плечо Северуса с той же легкостью, с какой делал это для Тима. — Чего ты желаешь?

Северус закусил язык прежде, чем позволил столь откровенно сентиментальной глупости возникнуть в его разуме. Но у него было гораздо меньше контроля над подвластным эмоциям телом Тима, по щекам которого бежали слезы и которое пыталось найти утешение в теплой отцовской руке на плече.

Наконец Северусу пришлось утереть маленький поток. Поттер тактично отстранился и отвел взгляд, в то время как Северус отвернулся и достал платок.

Приведя себя в порядок, он опустился на диван.

— Finite, — сказал он, сжав переносицу. Тим проснется с головной болью. Оставалось лишь надеяться, что это никак не осложнит процесс исцеления его сотрясения.

Северуса охватила усталость, какой он не ощущал с тех пор, как стал частью Тима.

— Поттер. Я устал, — сказал Северус. Он откинул голову назад, чтобы взглянуть на резной деревянный потолок. — Тебе с целительницей нужно понять, как отправить меня назад туда, где мне место, — он закрыл глаза Тима. — Уверен, вдвоем вы сможете что-нибудь придумать.

Перед Северусом возникла белая гробница Альбуса. Он оглянулся по сторонам, позади него были серый обелиск и его собственная черная гробница. Вокруг маленького мемориала возвышались высокие сугробы, но с брусчатки снег был расчищен.

Худощавый светловолосый мужчина в темно-зеленой мантии стоял, разглядывая имена на обелиске.

— Здравствуйте? — Северус не был до конца уверен, что на самом деле присутствовал здесь.

Мужчина обернулся, и Северус с облегчением услышал:

— Ты, — человек улыбнулся, казалось, обрадовавшись, увидев Северуса. — Ты сказал, что мы еще встретимся, — он нахмурился, когда Северус ничего не ответил. — Это я. Тим.

Взрослый Тим. Тим, которому было не меньше лет, чем самому Северусу. А возможно, и больше. Сложно было сказать наверняка.

— Я рад, что ты пришел.

— Я не понимаю, — наконец произнес Северус, чувствуя себя потерянным, выжатым и безнадежно уставшим. — Разве эта целительница не отправила меня назад туда, где мне место?

Тим приблизился к Северусу.

— Ты в порядке? — он взмахнул рукой, и появился стул, на который он усадил Северуса.

— Совершенно точно, нет. Я ожидал, что вернусь на свое положенное место. Не сюда, — он махнул в сторону могил. — Не еще дальше в будущее. Я все еще в твоей голове?

Тим покачал головой.

— Обычно, нет. Что последнее ты помнишь? — мрачно спросил он.

— Я говорил с целительницей. И Поттером.

Тим задумчиво кивнул.

— Это было давным-давно. Но я не удивлен, что ты появился сегодня.

— О чем ты?

Тим отвернулся, и с его лица исчезли все эмоции.

— Папа умирает. Наверное, мое подсознание наколдовало тебя, потому что… ну… — его губы сжались в белую линию.

— И ничего нельзя поделать? — медленно спросил Северус почти против своего желания. Ему было мало дела до Поттера, но ему не нравилось видеть Тима столь расстроенным.

Тим вновь посмотрел на него, угрюмо улыбнувшись.

— Нет. Он не хочет больше ничего пробовать. И я не могу его винить. Просто это тяжело.

— Тим? Проснись, — кто-то тряс их. — Тим? Папа тебя зовет.

Дезориентированный, снова став пассажиром в теле Тима, Северус испытал легкое головокружение. Тим сел.

— Что?

Теперь он стал выше, но его тело так и осталось худощавым и угловатым. Он откинул с глаз светлые волосы.

Над ним стояла средних лет ведьма с темно-рыжими волосами в мантии целителя. Поначалу Северус принял ее за Джинни Уизли.

— Папа зовет тебя. Ему хуже, — по ее лицу бежали слезы. — Тим… я думаю… — ее голос надломился. — Просто иди.

— Ладно, Лили, я иду.

Тим спал в одежде поверх покрывала. Он взял палочку и наложил на себя освежающие чары. Спальня, в которой Тим спал, была все той же, но в ней не осталось личных вещей.

У кровати Поттера сидел значительно повзрослевший Джеймс.

— Привет, Тим, — устало сказал он. Он поднялся, неловко обняв брата. — Полагаю, у нас очередные изменения планов. Лили тебе сказала?

Тим кивнул.

— Можешь остаться с ним ненадолго?

— Угу. Ты иди, поспи немного.

Тим уселся на стул, который занимал Джеймс.

— Привет, папа.

У человека, лежавшего в кровати, были совершенно белые волосы, аккуратная белая борода и шрам Поттера. Он открыл блуждающие зеленые глаза, ярко контрастирующие с серостью лица. Его дыхание вырывалось из груди с влажным хрипом.

Глаза Поттера отыскали Тима, и его брови недоуменно нахмурились.

— Ты? Что ты здесь делаешь? — Он молча смотрел на него с минуту, а затем чуть улыбнулся: — Значит, время уже пришло?

— Папа? — чуть громче сказал Тим, опуская руку на плечо Поттера. — Это я.

Затуманенные глаза сощурились, сосредотачиваясь на Тиме. Внезапно брови старика взлетели вверх.

— Ох, ну, конечно! — его голос был полон удивления. — Я должен был понять все раньше.

— Понять… что?

— Темный человек вернулся. Верно?

Тим и Северус в равной степени были поражены этим заявлением.

— Я просто… Мне просто приснился сон о нем. Как ты узнал?

Старик кивнул.

— Не беспокойся об этом. — Его глаза вновь убежали прочь от лица Тима, и он, казалось, позабыл, что тот сидел рядом. Его руки сжали простыни, и он тихо забормотал. — ...блдор, — послышалось Северусу. — ...не с вами разговариваю.

— Папа? Тебе что-нибудь нужно? Лили сказала, что ты меня звал, — Тим попытался вернуть отца в настоящее.

— Да, любимый, — Поттер встряхнулся, с усилием возвращая себя назад. — Я хотел тебе сказать, что мантия переходит к тебе.

— Ко мне? — пораженно переспросил Тим. — Но Джеймс…

— У него есть своя собственная. Я купил ему ее много лет назад. Но я хотел, чтобы тебе досталась старая. Почему-то это мне кажется правильным. А еще я хотел попрощаться.

Тим кивнул, его горло сжалось.

Глаза Поттера закрылись. Тревожный хрип, вырывавшийся из его груди, казалось, лишь стал еще хуже.

— Ты не сходишь за своей сестрой, чтобы она принесла мне еще того зелья?

— Конечно, — Тим встал и наклонился, чтобы обнять отца.

— Берегите друг друга, — прошептал Поттер.

В коридоре, тихо разговаривая, стояли Альбус, Джеймс и Лили.

— Папе нужно еще одно зелье, — сказал Тим.

Лили кивнула.

— Я отнесу, — она призвала бутылочку, выхватив ее из воздуха, и зашла в комнату.

— Я скучаю по маме, — сказал Джеймс, утиравший глаза основанием ладони. — Наверное, я не удивлен, что… — он не смог договорить.

Альбус кивнул.

— Мы всегда знали, что он не продержится долго после того, как ее не станет.

— Сев? — позвал чей-то голос откуда-то рядом с Тимом. — Нам пора.

Тихий вскрик из спальни вынудил всех обернуться.

— Папа!

Трое мужчин обеспокоенно переглянулись и поспешили в спальню.

Как ни странно, несмотря на то, что Тим ушел в комнату отца, Северус остался стоять в коридоре. На его плечо опустилась холодная рука.

Северус обернулся. Перед ним стоял пожилой Гарри Поттер в красной с золотым мантии. Он был здоровее и крепче, чем когда лежал в кровати, но на вид ему по-прежнему было не меньше девяноста лет. Взгляд его зеленых глаз более не был затуманен, он был ясен и остр.

— Что происходит? — с грустью произнес Северус.

Стены, окружавшие их, растворились. Они стояли в белом тумане посреди белой пустоты.

— Пойдем, — сказал Поттер, беря его под локоть. — Должен сказать, ты немало меня шокировал. Я уж подумал, что ты пришел за мной. Но, похоже, это я должен сначала отвести тебя домой.

Слишком растерявшись, чтобы что-то предпринять, Северус позволил старику вести себя.

Пока они шли, мир вокруг, казалось, начал обретать форму. Перед ними появилась мощенная дорога и каменная стена с расположившимися вдоль нее скамьями. Сквозь туман проклюнулись лучи солнца.

— Пойдем, — вновь повторил Поттер. Он повел их к скамейке. Когда они опустились на нее, он заглянул Северусу в лицо. — Зелье хочет вернуть тебя назад в твое время, но сначала нам нужно поговорить.

— А если я не хочу возвращаться? — там его ничего не ждало.

Поттер подался вперед и по-отцовски погладил Северуса по руке.

— Тогда ты не обязан этого делать. Утром мадам Помфри обнаружит тебя мертвым в твоем кабинете. Для тебя война наконец окончится.

Эта перспектива была столь заманчивой, что здесь наверняка должен был быть какой-то подвох.

— И что будет потом?

— Я не знаю, — Поттер опустил взгляд. — Уверен, что в конце мы все-таки выиграем.

— Гарри, — раздался еще один голос. — Если он не вернется обратно, может погибнуть еще больше людей.

По мощенной дорожке к ним уверенно шел Альбус Дамблдор, одетый в синюю мантию с желтыми звездами на подоле. Выглядел он куда лучше, чем Северус видел его со времен возвращения Волдеморта.

Поттер поднялся, устремив взгляд в лицо директора, который был гораздо выше него.

— Я все еще разговариваю не с вами, — прорычал он. Обернувшись к Северусу, он сказал: — Если ты решишь вернуться назад, то только по своему выбору, а не из-за его манипуляций.

— Что такого плохого я сделал? — в голосе Дамблдора послышалась боль. — Я лишь…

— Делали все ради высшего блага. Да-да, я уже слышал, — отмахнулся от него Поттер. — И делали вы это с помощью тайн и лжи. Я до сих пор сомневаюсь, что цель оправдывает средства. — Старик помолчал. — Профессор Дамблдор, думаю, вам нужно кое-то сказать профессору Снейпу.

На щеках Дамблдора зарделся румянец.

— Ты совершенно прав, Гарри, — сказал он. Повернувшись к Северусу, он грациозно склонил голову: — Мне так и не представилось возможности поблагодарить тебя, мой мальчик. Я безмерно благодарен тебе за то, что ты для меня сделал.

Тоже покраснев, Северус пробормотал в ответ что-то невнятное.

— Что ж. Вскоре мы с тобой поговорим вновь, Северус, — мягко улыбнулся Дамблдор.

— Тогда, наверное, до встречи, — ответил Северус.

— До встречи, — и высокий человек, обернувшись, ушел прочь, растворившись в белом тумане.

Северус сидел, ничего не говоря, просто наслаждаясь спокойствием солнечного дня. Поттер, похоже, тоже никуда не спешил.

— “Ответь мне, дух, — сказал Северус, лишь отчасти шутя. — Предстали ли мне призраки того, что будет, или призраки того, что может быть?”

Поттер, ухмыльнувшись, ответил:

— “Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенному концу. Но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим”. (1)

— Не думал, что тебе интересен Диккенс.

— Ал читал мне с тех пор, как я заболел, — его улыбка померкла, и он вздохнул. — Я буду скучать по детям. — Он продолжил более серьезным тоном: — Думаю, что для тебя случившееся лишь возможность. Сказать по правде, я бы предпочел, чтобы ты не возвращался. Нелегко отправлять сына на войну.

— Прошу прощения?

— Разве ты еще не понял?

— Понял что?

Вместо ответа Поттер взмахнул палочкой, и перед ними появилось зеркало. Сначала Северус увидел лишь свое обычное отражение и старика, которым стал Поттер. Но затем, столь незаметно, что сложно было точно сказать, когда это произошло, черные волосы посветлели, а темные глазами стали голубыми. В зеркале перед ним отражался повзрослевший Тим.

”В этом теле обитает только одна душа”.

— Но… как?

— Думаю, нам нужен был шанс исправить то, что было между нами. Тим — этот тот человек, которым ты станешь.

— Но… он не я.

На губах Поттера заиграла легкая улыбка.

— Мы меняемся, Сев. Но мы остаемся теми, кто мы есть. Тиму нужна была защита, и твоя душа заглянула в собственное прошлое. Ты стал его Темным человеком — тенью его взрослой личности.

— Так меня снова вышвырнут? Когда я больше не буду нужен? — это мысль ударила его под дых. Ужасная правда его жизни.

Покачав головой, Поттер мягко ответил:

— Если ты вернешься назад, чтобы поговорить с собой семнадцатилетним, он все еще будет тобой?

— Да.

— Значит, следуя этой логике, Тим — это по-прежнему ты. Твоя собственная будущая жизнь. Даже твоя палочка узнала своего хозяина, разве ты не помнишь?

— Я не имею ни малейшего понятия о том, что ты имеешь в виду.

Поттер погладил свою аккуратную белую бороду.

— Мне кажется, что мы, возможно, встречаемся в неправильном порядке, — задумчиво произнес он.

Северус сидел, размышляя обо всем, что вытекало из слов Поттера. О том, с какой легкостью он слушал внутренние монологи мальчика. О том, как Тим огораживался от происходящего, когда его что-то пугало. Как естественно слушалась его воли магия мальчика. О тончайшем барьере, разделявшем их, о собственных мыслях, утекавших в сознание мальчика, и мыслях ребенка, которые он слышал в ответ. Так быть не должно было, ведь Северус был опытным окклюментом. Да ради Мерлина, мальчику ведь даже нравились те же книги, что и ему.

Солнце в небе переместилось, клонясь к вечеру. Они просидели здесь в тишине, наслаждаясь компанией друг друга, не один час.

— Думаю, мне пора возвращаться в свой кабинет, — сказал Северус.

Старик печально кивнул.

— Да, — он встал. — Я могу пройти с тобой часть пути.

Мощенная дорожка петляла. Вокруг них возник темный лес. Солнечный день сменился угрюмыми красками.

— Скажи мне, Поттер, чем Тим занимается в своей жизни?

— Сев, если бы ты мог стать кем угодно, кем бы ты был?

— Я мечтал стать исследователем. Хотя до конца и не уверен чего именно.

Поттер широко улыбнулся.

— Ты стал исследователем. Не буду портить тебе сюрприз и говорить, что именно ты исследуешь.

Посреди дороги появилась дверь. Она обладала невероятным сходством с дверью директорского кабинета.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — внезапно сказал Поттер. Он ссутулился, превратившись в дряхлого старика. — Я… — посмотрев на Северуса увлажнившимися глазами, он проглотил слова, которые собирался сказать, и распрямил плечи. Из-за того, что он был ниже Северуса, ему пришлось тянуться, чтобы обнять своего сына, как отцы всегда обнимают своих сыновей, уходящих на войну.

— Папа… — прошептал Северус.

— Я так горжусь тобой. Ты по-прежнему самый храбрый человек, которого мне довелось знать. — Его отец поднял взгляд вверх, смотря на него, в его глазах в равной степени сияли гордость и боль. — Обещаю тебе, Сев, в конце ты не будешь один.

Произнеся эти загадочные слова, он отступил назад. Северус резко кивнул, повернулся к двери и шагнул во тьму, простиравшуюся за ней.

(1) Чарльз Диккенс, “Рождественская песнь”

Рождество прошлого

Когда Северус проснулся, сквозь шторы на окнах его кабинета проглядывали лучи утреннего солнца. Кто-то, наверное, домашний эльф, набросил на него ночью одеяло. В его голове вновь возникли строчки из Диккенса. Он не смог вспомнить, что же сказал Эбензер Скрудж после пробуждения.

Часы показывали 11:00.

— Какой сегодня день? — спросил он вслух.

Повисло короткое молчание, а затем один из портретов ответил:

— Рождество.

Он проспал около четырнадцати часов, как и должно было быть при такой дозировке зелья. Если поспешить, у него как раз хватит времени навестить Алису и Фрэнка.

Помедлив у главных дверей замка, он повернул в сторону озера. Там, у могилы Дамблдора, Хагрид терпеливо расчищал с белого мрамора снег, выпавший за ночь.

— Директор, — довольно вежливо поприветствовал его полувеликан.

— Хагрид.

Гробница смотрелась одиноко без маленькой площадки, на которой вместе с ней располагались небольшой обелиск и точно такая же черная гробница. Внутри него с новой силой заныла рана, оставшаяся после потери друга и наставника. Северус пошатнулся под грузом собственного горя.

На его плечо, удерживая его на месте, опустилась большая рука.

— Все в порядке, профессор? — тон Хагрида навеял воспоминания о более радостных временах. Грудь болезненно сдавило. Северус хотел хоть с кем-то разделить свою ношу.

Но это было опасно, и не только для него. Воспоминание о Хагриде двадцать лет спустя вернуло его спине стальную осанку. Он не отступит, не сейчас, когда был так близко к тому, чтобы положить конец этой истории.

— Не неси чушь, — огрызнулся он, смерив ледяным взглядом удерживавшую его руку, поскольку не мог заставить себя посмотреть в лицо полувеликану. — Отпусти меня.

Хагрид отдернул руку, словно обжегшись.

Повисло неловкое молчание, пока Северус хрипло ни выдавил:

— Уверен, тебе есть чем заняться.

— Да-да, конечно.

Оставшись один, Северус приблизился к могиле.

— Скоро, Альбус.

Поддавшись импульсу, он наколдовал букет белых калл, перевязанный белой и зеленой лентами с отчетливо видневшейся печатью Слизерина. Он опустил его на приступку могилы. Наличие печати было важно — с ней подобный жест сочтут простой насмешкой.

Он повернулся, чтобы уйти, пройдя мимо Хагрида, разгребавшего дорожку до своей хижины.

— Счастливого Рождества, директор, — эти слова прозвучали грубо и сухо. Северус не стал отвечать.

В полдень в Мунго было еще не так много народу. Большинство посетителей приходили в послеобеденное время, как и жертвы рождественский празднований. Августа Лонгботтом никогда не появлялась раньше двух часов, чтобы навестить своего сына и невестку.

Северус прошел мимо стойки информации, точно зная, куда ему нужно было идти. Этот визит он совершал еженедельно в течение пятнадцати лет. Целители бросали в его сторону испуганные взгляды, но не делали попыток его остановить. И, что еще лучше, поспешили скрыться в другом направлении.

— Здравствуй, Алиса. Фрэнк, — сказал Северус, усаживаясь на стул напротив Алисы. Она тоже сидела на стуле, уставившись в пространство.

Ее взгляд сосредоточился на нем, и в нем мелькнула искра осознанности.

— Тебя долго не было, — сказала она сухим надтреснутым голосом, которым давно не пользовалась.

В одном этом предложение было больше слов, чем она произнесла за все последние пятнадцать лет.

Он шокировано ответил:

— Я… да. Я не мог прийти раньше… Я…

Она странно улыбнулась. Едва заметной, жуткой улыбкой.

— Все хорошо, Тим. Мы встречаемся в неправильном порядке, — она погладила его по руке. — Не правда ли странно, что именно дарует человеческому сердцу легкость? — она оглянулась на своего мужа, лежавшего на спине, уставившись в потолок.

— Да, — сумел выдавить Северус. — Я… не могу остаться надолго. Я лишь хотел… — он был крайне рад тому, что это отделение больницы практически пустовало, а целители предпочли сбежать подальше от него. Если бы они услышали, что Алиса заговорила, они бы устроили чересчур большую шумиху.

— Пожелать мне счастливого Рождества?

— Да.

Ее улыбка изменилась. Она озарила ее лицо точно так же, как было после того, как ей впервые удалось произнести имя Темного лорда.

— Счастливого Рождества, Тим, — она наклонилась вперед и обняла его. — Ты такой храбрый, — прошептала она.

Отпустив его, она начала что-то тихо напевать себе под нос, и ее взгляд устремился прочь.

— Алиса? — мягко позвал Северус. Ответа не последовало. Он взял ее за руку, а она посмотрела мимо него прежним затуманенным взглядом. — Я хотел сказать тебе, что работаю над зельем, которое поможет тебе. Это случится через много лет, но ты пока будешь здесь в полной безопасности.

Он встал, не стоило и дальше испытывать судьбу, оставаясь здесь слишком долго. Он наклонился, поцеловав ее в лоб. Отстранившись, он вновь заметил в ее глазах осознанность:

— Спасибо, Северус, — и искра угасла вновь.

Он вернулся в Хогвартс, проведя следующие несколько часов за написанием писем, которые отдал почтовой сове, чтобы та отнесла их в Гринготтс.

В коридорах по-прежнему было необычайно холодно, когда Северус направился в кабинет мадам Помфри. Из-за того, что в замке не осталось ни одного ученика, домашние эльфы не разжигали огонь во многих очагах.

Путь до кабинета показался ему дольше обычного. Он ворвался в больничное крыло с крайне недовольным видом на случай, если за ним кто-то наблюдал. Он сомневался, что Кэрроу уже вернулись, но все же у него не было причин расслабляться. Ровно в 16:55 он громко постучал в дверь кабинета мадам Помфри.

Открыв ему, медсестра смерила его настороженным взглядом.

— Директор? — от ее тона могла бы застыть вода в стакане.

— Я желаю провести проверку вашего запаса зелий, мадам Помфри, — он скрестил руки на груди, изображая крайнее недовольство.

— Директор, сегодня же Рождество, — возразила она усталым и обиженным тоном.

— Мне плевать на этот дурацкий день, — холодно парировал он. — Я вам говорю, что желаю осмотреть ваши зелья, — он надеялся, что она не передумала.

— Тогда, полагаю, вам стоит зайти внутрь, — мадам Помфри отступила в сторону и махнула рукой, приглашая его к себе. Как только дверь за ними закрылась, она обернулась к нему и спросила совершенно иным тоном: — Как вы, директор?

Северус странным образом не мог найти слов. После того, как он столько времени разыгрывал свою роль, он уже и не знал, как отойти от нее. Он опустился на стул у ее стола.

— Хотите услышать полную правду? Я устал.

Он с удовлетворением отметил, что мадам Помфри не спешила полностью отбрасывать в сторону свою осторожность. В ответ она лишь кивнула.

Долгое время они просто смотрели друг на друга.

Наконец Северус нарушил повисшее в воздухе напряжение. Он улыбнулся ей.

— Мне стоит поблагодарить тебя за твой подарок. Где ты его взяла?

Мадам Помфри чуть расслабилась.

— Это не то зелье, которое обычно можно отыскать в моем шкафу, тут не поспоришь. Однако вчера утром, когда я проверяла свои запасы зелий, я нашла его в дальнем углу шкафа, и на нем было твое имя.

Северус уставился на нее.

— Прошу прощения?

— Ты осведомлен о чарах, наложенных на замок для защиты директора, верно?

Он смутно осознавал, что кабинет директора окружали какие-то защитные заклинания.

Их разговор прервали появившиеся в кабинете стол и два стула. Еще секунда, и на столе появился рождественский ужин на двоих со всеми должными украшениями.

— Почему бы нам ни присесть и не продолжить разговор за едой?

Северус опустился за стол. Домашние эльфы слегка разошлись, готовя уединенный ужин для двоих, поскольку в замке больше не осталось никого, для кого бы они могли готовить. Он налил себе бокал вина.

— Пожалуйста, объясни, какое это имеет отношение к нашей текущей ситуации и найденному тобой незаконному зелью?

Она заняла свое место.

— Я могу лишь предположить, что замок хотел, чтобы оно попало к тебе. Такое уже случалось. Замок присматривает за директором.

— Как Минерва часто любит бурчать себе под нос, я не настоящий директор, а лишь выскочка.

Мадам Помфри улыбнулась.

— Нет. Если бы ты не был достоин этого места, то кабинет директора не открылся бы тебе, как было с этой ужасной Амбридж, — она протянула ему свой бокал, чтобы он его наполнил. — Цель замка присматривать за учениками, учителями и самим собой. — мадам Помфри окинула его оценивающий взглядом и лишь затем продолжила: — Сомневаюсь, что еще кто-то в этой школе осознает, что это значит, даже Минерва. — Она немного помолчала, словно проверяя, поспевал ли он за ее мыслью. Когда он ничего не ответил, она раздраженно фыркнула: — Это значит, что директора нельзя убить на территории замка.

— Кажется, я опроверг этот миф, — его голос прозвучал резко под властью вины.

Она кивнула, опуская взгляд.

— Дамблдор был так болен, — в ее голосе послышалась боль. — Я знала его куда дольше, чем ты, Северус. Я видела, как им постепенно овладевает слабость. Я знала, что он никогда не желал погибнуть медленной смертью. Школа бы ни за что не позволила ему пасть от руки предателя.

Замерев на месте, Северус спросил:

— Кто-нибудь еще из персонала школы сумел сопоставить эти факты?

— Нет, — печально улыбнулась мадам Помфри, поднимая взгляд. — Я сочла, что будет гораздо безопаснее, если я оставлю эти новости при себе.

— А что насчет тебя?

— Я слизеринка, Северус. Быть той, кого другие недооценивают, это мое прикрытие, — она вновь наполнила свой бокал. — И, думаю, никто не будет лишний раз задавать вопросов, если директор полюбит измываться надо мной из-за того, что я возражаю против того, как он обращается с одной конкретной рыжеволосой ученицей. Ты всегда можешь прийти сюда, пусть даже лишь ради чашечки чая или дружеского плеча. — На ее лице отразилось смирение: — Но, если ты чувствуешь необходимость в этом, ты можешь стереть воспоминание об этом вечере из моего разума.

Так ему и стоило поступить. Ситуация была слишком опасной, он не мог позволить себе иметь друзей. И то же можно было сказать о снах, приснившихся ему прошлой ночью. Он не мог позволить себе цепляться за надежду, которую они ему дали.

Но Алиса… Она подтвердила, что хотя бы часть из этого была правдой. Ведь так?

И все же хотя бы на мгновение он мог оставить свой страх в стороне и насладиться этим рождественским ужином. Он поднял бокал:

— Счастливого Рождества, Поппи.

* * *

Рождество настоящего

Сидя в своем кабинете в канун Рождества с бокалом огневиски, Гарри размышлял о событиях последней недели. Тиму стало гораздо лучше, хотя он воспринял близко к сердцу тот факт, что Темный человек исчез, даже не попрощавшись.

Дети вместе с Джинни отправились в предпраздничный поход по магазинам. Гарри же, не особо любивший толпы и всеобщее веселье, остался дома.

Неожиданный стук в окно заставил его подскочить на месте. Это была всего лишь почтовая сова. Наверное, принесла запоздавшие поздравления с наступающим Рождеством.

В клюве у совы было три конверта. Один был адресован ему, второй — Джинни, а третий — Тиму. На вид пергамент был старым.

Он открыл письмо, адресованное ему. В нем мелким почерком профессора Снейпа было написано:

”Поттер,

Если ты читаешь это, то все мои надежды оправдались. Я передал эти бумаги под опеку гоблинам. Я указал, чтобы эти письма доставили тебе в канун этого Рождества, но только при условии, что они смогут также доставить письмо Тимоти Ризу Доусону Поттеру.

Хотя я завещал большую часть своих вещей Хогвартсу, я владею несколькими предметами, которые желаю передать тебе и твоему сыну Тиму. Ключ от моего счета в Гринготтсе и завещание будут переданы тебе после наступления нового года. Пожалуйста, прими мою благодарность.

Искренне твой,

Северус Снейп”

Гарри уставился на пергамент, не зная что чувствовать, имея на руках вещественное доказательство того, что Снейп действительно был в теле Тима.

Несколько часов спустя Гарри по-прежнему сидел в своем кабинете, устремив взгляд в окно, хотя теперь он пил просто чай.

— Тим? — крикнул он вниз по лестнице. — Тебе принесли письмо.

Мальчик, громко топая, взбежал вверх, его щеки раскраснелись после прогулки по улице.

— Правда?

— Ага. Оно от… — Гарри не знал, как все объяснить. — Просто зайди и открой его.

Тим красноречиво приподнял одну бровь в немом вопросе. Гарри был уверен, что ребенок наверняка тренировал это выражение перед зеркалом или же мускулы его лица привыкли к тому, как их использовал Снейп. Он не мог вспомнить, чтобы раньше ребенок выглядел так по-снейповски.

Открыв письмо, Тим уселся на диван, чтобы прочесть его. Постепенно на его губах заиграла грустная улыбка.

— Что там написано? — спросил Гарри через пару минут, не сумев удержаться.

Не произнеся ни слова, его приемный сын протянул ему письмо. Глаза ребенка подозрительно заблестели, и он с трудом вздохнул. Гарри тактично не обратил внимания на подступающие слезы. Вместо этого его взгляд опустился на письмо.

”Дорогой Тим,

Я рад, что ты можешь прочесть это. Я должен принести извинения за свой внезапный уход. Магия поступает так, как ей заблагорассудится, не всегда обращая внимания на наши желания.

Прежде всего, я бы хотел заверить тебя, что мы еще встретимся. Так что это не столько прощание, сколько обещание новой встречи.

Во-вторых, у меня есть счет в Гринготтсе, который я завещал твоему папе с условием, что все перейдет к тебе после твоего семнадцатилетия. Ключ от счета будет передан тебе и ему после Нового года. В нем нет ничего значимого, лишь мелочи, которые, как я думаю, будут тебе полезны.

Я очень рад, что мне представилась возможность провести с тобой немного времени.

Искренне твой,

Темный человек”

Входная дверь открылась и закрылась, огласив появление Дадли, Филлипа и Элеанор. А шум камина дал понять, что прибыли и остальные гости. Ни Тим, ни Гарри не пошевелились. Лишь только некоторое время спустя они ощутили, что могут вновь присоединиться к шумной толпе внизу.

* * *

Рождество будущего

В эти рождественские каникулы в Хогвартсе было необычайно холодно. И хотя в Большом зале возвышалось двенадцать рождественских елей, а праздничные гирлянды украшали каждый коридор, профессор Поттер, шагая в сторону своих комнат в подземельях, чувствовал, как холод проникает глубоко под кожу до самых его костей.

Его остановил обеспокоенный голос:

— У тебя все хорошо, Тим?

Он обернулся, попытавшись натянуть на лицо вежливую улыбку.

— Все нормально, директриса.

Профессор Лонгботтом подошла ближе, окидывая его пристальным взглядом.

— Мы с Невиллом гадали, не хочешь ли ты присоединиться к нам сегодня за ужином?

— Не уверен, что я сейчас расположен к чье-либо компании.

Ее улыбка отражала понимание.

— Если ты передумаешь, мы будем у себя весь вечер.

— Спасибо, Милли.

Он направился вниз по лестнице, больше по пути никого не встретив, даже привидений. Зайдя в свои комнаты, он опустился в любимое кресло и начал разбирать письма, дожидавшиеся его на столе.

Большинство писем выражали соболезнования в связи со смертью его отца. Была там и пара записок от адвокатов по поводу имущества. И письмо от Джеймса со временем семейного ужина завтра.

Он бросил их все обратно на стол. Он хотел чем-то занять себя, но в голову ничего не приходило. Он подумывал просто включить компьютер, но в этом настроении даже интернет не смог бы его отвлечь.

Он беспокойно поднялся, налив себе выпить. Внутри него поднялась застаревшая боль. Смерти мамы и папы, последовавшие одна за другой, вызвали все это на поверхность. Смерть Мэри. Смерть его Наны. Ужасное чувство одиночества. Он снова сел.

Его беспокоило не только это. Всю последнюю неделю после смерти папы ему снились совершенно ужасные сны. Снова и снова во сне он оказывался на Астрономической башне, направлял на кого-то волшебную палочку, а затем смотрел, как этот человек падает. Затем сон менялся, и ему снилась уже его собственная смерть. Он просыпался, задыхаясь.

Он поднялся, чтобы вновь наполнить свой бокал.

Вернувшись к своему креслу, он заметил на столе маленькую серебристую коробочку, перевязанную зеленой лентой. Должно быть, ее принес кто-то из домашних эльфов. Не зная, чем себя еще занять, он открыл ее. Внутри оказался небольшой флакон с серебристым зельем и надписью “Легкость сердца”.

С какого черта кто-то решил отправить ему опасное зелье, чье применение было строго ограничено? Он достал волшебную палочку и просканировал подарок. У него было не много врагов, но было бы чистой воды безумием принимать все за чистую монету.

Заклинание не показало ничего плохого. Ну, ничего кроме непонятно кем присланного запрещенного зелья.

На дне коробки лежало письмо, написанное незнакомым мелким почерком.

”От прошлого будущему. На тот день, когда оно тебе понадобится. Темный человек

Это было более чем странно. Насколько Тиму было известно, о его диссоциативном расстройстве знали лишь члены семьи и его целитель разума. Чувство, что в его теле обитает несколько отдельных личностей, не беспокоило его с самого детства. И все же в это Рождество случилось что-то странное.

В ту ночь, когда умер папа, ему приснился сон о Темном человеке. Могло ли это быть связано?

Он уставился на флакон с зельем, гадая, был ли сегодня именно тот день, когда это зелье было ему необходимо.

— Тим? Ты там? — позвал его кто-то из камина. — Ты сегодня не придешь? — это была Бетти Селвин, аврор, работавшая с Джеймсом. Она имела в виду рождественскую вечеринку в Министерстве, на которую должен был отправиться Джеймс и на которую он звал его с собой. — Я надеялась тебя увидеть.

— У меня просто нет сил общаться с большим количеством людей, — опустился Тим перед очагом. — Прости.

Она была примерно на десять лет младше Тима. Они познакомились, когда она начала работать в отделе Джеймса. Будучи консультантом по Темной магии, Тим частенько виделся с ней, заходя в Министерство. Она всегда находила время, чтобы поговорить с ним. Джеймс уже не один месяц твердил ему, что Бетти была в него влюблена.

Сложно было пожимать плечами, когда твоя голова торчала из огня, но у Бетти это получилось.

— Не беспокойся, Тим. Я знаю, что вечеринки это не твое даже в самые хорошие дни. Наверное, я на самом деле и не ждала, что ты… Я просто волновалась, что ты проводишь канун Рождества в одиночестве. Можно я зайду к тебе? Или ты мог бы прийти ко мне. Мы могли бы просто выпить по чашке чая или заняться еще чем-нибудь.

Бетти была довольно популярна, из-за чего он и не воспринимал слова Джеймса всерьез. Она могла бы провести канун Рождества с кем угодно, если б захотела. Его тронуло, что она хотела провести его с ним.

Чашка чая с темнокожей, большеглазой девушкой-аврором с мягким голосом показалась ему именно тем, что ему нужно было в данный момент.

— Да, замечательная идея, — возможно, в другой раз они могли бы не только выпить по чашечке чая, но это было лишь начало.

Коробочка с серебристым зельем осталась лежать забытой на столе. Сегодня был не тот день.

п/п: Ну вот, почти четыре месяца спустя и подошла к концу эта серия. Надеюсь, эта часть показалась вам не менее интересной, чем предыдущие, и смогла ответить на все ваши вопросы (а если нет, то пишите, попробуем разобраться вместе))).

Ну, а я вновь прощаюсь с вами до новых переводов, надеюсь, таковые еще будут ;)

P.S. Мне будет очень приятно, если вы оставите отзыв или комментарий, если вам понравилось