Лживые жесты (гет)

На следующее утро ее разбудил резкий стук чего-то тяжелого о стекло, и Лили, сонно зевнув, приподнялась с кровати, а потом увидела сову, которая мерно и ритмично постукивала по окну. Это был красивый, пушистый белый филин, и она, засмотревшись, не сразу поняла, что нужно впустить птицу, иначе она если не разобьет стекло, то точно всех разбудит.

Откинув одеяло, Лили стремительно преодолела расстояние и впустила гордого филина в помещение, однако он, выпустив из клюва надежно запечатанное письмо, пролетел по всей комнате, а потом с шелестом вылетел наружу. Лили, минут пять смотревшая вслед птице, с удивлением запустила руку в волосы, думая, что, возможно, здесь какая-то ошибка: кто бы стал ей писать во Франции: разве что Джеймс или Алфита. Но у них не было такого шикарного филина.

Переместив робкий взгляд на конверт, Лили с почему-то замирающим сердцем медленно протянула руку и подняла письмо с пола, а потом зачарованно уставилась на красивые каллиграфические завитушки, что выводили ее имя и адрес, а внизу, в графе отправителя значилось имя — Скорпиус Малфой. Сердце у нее замерло, когда она дрожащими руками резким, нервным движением разорвала конверт и стала внимательно вчитываться в строки:

«Кажется, наша встреча вышла слегка сумбурной: предлагаю сегодня в пять у того же ресторана попытать удачу и вновь сделать вид, будто мы стали случайными заложниками обстоятельств и намеренно не искали наших встреч».

— С.М.

Лили сглотнула, ошарашенно присев на кровать. Прошлый вечер тусклыми воспоминаниями всплывал в воспаленном сознании, и только одно было явно, словно и не пила она никакого абсента, — это были спокойные, холодные серые глаза, смотревшие будто в саму ее душу. Бросив быстрый взгляд на настенные часы и осознав, что уже было половина первого, Лили с ужасом выбежала из своей комнаты в ванную и с озадаченным видом стала рассматривать свое отражение. Ее помятый вид, спутанные волосы и синяки под глазами заставили Поттер слегка скривиться, а понимание, что времени чертовски мало, лишь взбодрило, и она стала усиленно приводить себя в порядок.

Когда волосы лежали крупными прядями на плечах, а синяки пропали под слоем косметических чар, Лили, накинув домашний халат спустилась вниз, откуда разносился запах свежесваренного кофе, и, присмотревшись, она вдруг заметила Флер, которая легкими взмахами палочки левитировала тарелками и другой посудой.

— Лили, mon cher! — радостно протянула она, обернувшись, и тут же на столе появились тарелки с разнообразными яствами. Лили, улыбнувшись приветливо, робко присела на краешек стула и стала с интересом накладывать себе различную еду.

Тетя Флер, весело щебеча на смеси французского с английским, наконец отставила все свои кастрюльки и, подперев подбородок руками, немного озадаченно посмотрела на Лили, видимо, ожидая каких-то пожеланий или просьб. Сколько Поттер себя помнила, Флер всегда была такая: эмоциональная, но при этом одухотворенная своими чувствами, она относилась с заботой ко всем без исключения родственникам, и в моменты своего альтруизма ее и без того красивое лицо преображалось до неузнаваемости — красота вейлы была ничем перед красотой искренне любящей женщины, ласково смотревшей на окружающих.

— Луи сегодня не будет, — пролепетала она, подмигнув Лили, и Поттер прикусила губу, думая о том, как можно более деликатно сообщить тете, что ее тоже не будет, возможно, даже сегодня ночью. — Этот паршивец уехал на работу и, судя по всему, вернется не раньше семи. Рабочая неделя, — вздохнула Флер, посмотрев куда-то в сторону. — Ах, и когда только вернется Билл?

Отпив немного кофе, Лили внимательно наблюдала за ней, а потом, мысленно пожелав себе не краснеть и не смущаться, уверенно проговорила, очаровательно улыбнувшись:

— Тетя, я… боюсь, мне придется уйти в четыре.

— О, — только и нашлась Флер, посмотрев на нее оценивающим цепким взглядом, и Лили поняла: той ясно все без слов.

— И… — протянула Лили, отведя слегка подбородок в сторону, при этом не отрывая своего взгляда от безмятежной женщины напротив. — Меня может не быть сегодня ночью.

Повисло молчание, и Лили, усиленно сжимая руки на своих коленях, отчего-то начинала волноваться. Это так напоминало ей те смущающие разговоры с матерью, которых она лишилась уже вот как года три, и это незнакомое чувство стыда перед старшим переполняло ее изнутри.

Наконец, усмехнувшись, Флер бодро протянула:

— Что ж, в таком случае надеюсь увидеть тебя хотя бы в среду…

— Нет! Я вернусь завтра, — поспешно добавила Лили, а потом, прикусив губу, почувствовала себя самой настоящей дурой. И с чего она вообще решила, что не вернется сегодня вечером?

Когда на часах было без пяти четыре, Лили, распахнув дверцы шкафа, стала скептически оценивать ту немногую одежду, что она взяла с собой: белый сарафан с открытой спиной казался ей слишком… не к месту, а бледно-голубое платье до колен — слишком простым. Усиленно пыхтя, она перебирала одежду за одеждой, пока в самой глубине шкафа не мелькнуло что-то зеленоватое, и, дернув ткань на себе, пред ней престало изумрудное платье с небольшим треугольным вырезом. На нем россыпью цвели белые розы, оно едва доходило до колен, и Лили, скептически покрутившись перед зеркалом, подумала о том, что был смысл сделать вид, будто она и вовсе не готовилась к их встрече.

Застегнув черные замшевые полусапожки и накинув такого же цвета пальто, Лили выбежала из своей комнаты, отчего-то радостно крикнув сидящей на диване Флер, что меланхолично перелистывала страницы журнала:

— Au revoir!

Улыбаясь своим мыслям, Лили неспешно шла по улице, не обращая внимания ни на кого: какая-то легкость заставляла ее идти вперед, и она, всеми силами пытаясь спрятать свою улыбку за широким воротом пальто, слегка размахивая сумкой, продолжала свой неспешный шаг. Времени было еще очень много: струсив, она вышла почти за час, хотя до ресторана при трансгрессии было не так много пути, но, оказавшись в Париже, она почему-то почувствовала странное влечение к тому, чтобы пойти посмотреть на набережную реки Сено, хотя и находилась она совсем в другой стороне. Потребность посмотреть на искрящуюся водную гладь, вызвала внутри нее дрожь, и Лили, круто развернувшись, медленным шагом направилась к реке.

Лили ничего не ожидала от этой встречи, на самом деле, ей было просто радостно увидеть его насмешливые, лукавые глаза, а томик Жестов, лежавший у нее в сумке, отчего-то грузом лежал на душе — она знала, что ее подделка, сделанная впопыхах, уже растворилась, а какое-то седьмое чувство, говорившее ей, что данная книжка не просто обычный родословный том, привело ее к тому, что она мечтала отдать «Жесты» ему. Сжав сильнее ручку сумку, Лили вышла наконец к знакомому мосту, и, задержав дыхание, слегка замедленным шагом подошла к нему, потому что вдруг среди вороха цветных мантий и шармбатонских шляп, она увидел высокую, облаченную в черное фигуру, меланхолично смотревшую в воду.

— Скорпиус, — отчего-то нерешительно позвала Лили, и он, словно очнувшись от столетнего дрема, дернулся и круто развернулся, сузив глаза, словно ожидая опасности и нападения. И только наткнувшись на ее пытливый взгляд, он, мрачно усмехнувшись, произнес, отвернувшись:

— Давно не виделись, Поттер.

Примостившись рядом с ним, она также облокотилась об узорчатую решетку, и, поджав губы, бросила на него холодный взгляд:

— Как ты нашел меня?

— Очевидно же, что ты приехала к кому-то из своих многочисленных родственников…

— Да нет, не очевидно, — холодно протянула Лили, а потом победно усмехнулась: — По-моему, кто-то потратил на добычу этой информации чертовски много времени.

— Да? — наигранно ласково протянул Малфой, повернув к ней голову. В его глазах сверкало едва заметное раздражение, смешанное со злостью, что лишь раззадорило Лили. — Что ж, в таком случае, этот кто-то, видимо, очень хотел с тобой встретиться.

— И самое главное: для чего, — подхватив его тон, прошептала она, и он, озадаченно поглядев на нее, устало вздохнул, проговорив:

— Не знаю, что у тебя за энергия или чары такие, Поттер, но стоит нам встретиться tet-a-tet, как я начинаю сильно уставать и жалеть, что вообще куда-то пошел.

— Восприму это как комплимент, — развернувшись и медленно направившись вдоль моста, бросила Лили, зная, что вот сейчас он точно, непременно пойдет за ней. И так действительно было: мерный стук трости раздавался за ее спиной, и, не сдержавшись, она посмотрела на него. Трость в его руках была не той, что в Англии, и почему-то именно в этот момент она вспомнила, как Джейк говорил, что Скорпиус тайно возвращал себе конфискованные правительством вещи.

Он тоже остановился, посмотрев на нее, и, озаряемый светом, Скорпиус вдруг предстал пред ней как будто больным: его глаза больше не искрились той опьяняющей опасностью, он выглядел как человек, который заставлял себя жить, дышать, куда-то идти — это впечатление выбило у нее воздух из легких.

— Что ты делал все это время, Скорпиус? — тихо, болезненно протянула Лили, чувствуя, что готова расплакаться. Какая-то тоска силками сковало ее сердце, когда она все пристальнее всматривалась в это лицо и видела там только усталость и какую-то боль.

Усмехнувшись, Скорпиус, приподняв брови, спокойно ответил:

— Тратил свою жизнь впустую, пил, изредка ходил по шлюхам и навещал время от времени родителей, — и, словно ему стало тяжело говорить, он остановился, взяв побольше воздуха легкими, а потом холодно добавил: — Я удовлетворил твое любопытство?

— Вполне, — яростно прошептала Лили, почувствовав неконтролируемую ненависть внутри себя. И как она только могла подумать, что он, Скорпиус Малфой, любит ее? Эта мысль показалась ей до того абсурдной сейчас, когда она стояла напротив него и видела в его глазах холодное безразличие, что Лили, не сдержавшись, подошла к нему ближе и проговорила быстро: — Зачем ты вообще захотел встретиться?

— А зачем ты решила меня найти?

— Я…

— Что, скажешь, приехала повидаться с родственничками? — холодно проговорил он, улыбаясь сильнее, сверкнув не по-доброму глазами, в которых так и читалась ярость. — Дорогая Лили, кажется я говорил уже не раз: не стоит мне врать. Я слышу все твои мысли за версту и, о ужас, весь тот вечер в ресторане ты думала обо мне.

— Ну, Малфой, — с ненавистью прошептала она, ударив его кулачком по плечу, но он даже не шелохнулся, смотря на нее своим ледяным взором, когда ей хотелось, чтобы вместо этого застывшего насмешливого выражения лица появилась боль, та самая, которая иногда сквозила в серых глазах. — Какая же ты сволочь!

— Правда что ли? — рассмеявшись коротко, протянул он, слегка склонив голову набок, будто специально вызывая в ней новый приступ неконтролируемой злости. — А я когда-то был другим? Если тебе нужен добрый, надежный паренек, Поттер, то ты немного ошиблась страной: Томас ждет тебя в Англии, и, думаю, сейчас находится в пучине депрессии. Бедняга, я вот иногда думаю, что бы сделал на его месте. Как жаль, что такого никогда не будет — я не настолько жалок.

Звук раздавшейся пощечины оглушил Лили, и она сквозь слезы увидела лишь свою занесенную руку и безмятежное лицо Малфоя, которое в момент исказилось: сквозь это безразличие прорисовывалась такая ярость, что Поттер даже испуганно сжалась, ей отчего-то показалась, что сейчас он ее точно убьет или искалечит, разве Малфои прощают такое хоть кому-то?

Но ничего не происходило. Приоткрыв глаза, она посмотрела на Скорпиуса, который каким-то странным взглядом изучал ее: в этом сером, поистине английском тумане проблескивала странная эмоция страха, которую она не видела у него даже тогда, когда ему огласили приговор на суде. Сглотнув, Лили, распахнула глаза, непроизвольно сильнее сжала ручку сумки, выжидательно смотря на него.

— Уезжай, Поттер. Ничего хорошего не выходит из наших встреч.

— Потому что ты, Малфой, всегда говоришь и делаешь то, что считаешь правильным, а не то, что действительно бы хотел! Ты заложник своего мировоззрения, — с отчаяньем бросила Лили и, приоткрыв сумку, стала искать среди содержимого книгу.

— А не кажется ли тебе, что ты хочешь думать, будто это так? Не выдумала ли ты себе Скорпиуса Малфоя, несчастную жертву трагических обстоятельств? — эмоционально проговорил он, и его глаза сверкнули знакомым блеском. — Ты проецируешь на меня свою любовь к Альбусу: поначалу я слишком напоминал его тебе, вот и ты стала любить меня. На самом деле, тебе нравится во мне лишь образ твоего умершего брата: что уж сказать, у нас есть определенное сходство.

Лили замерла, удивленно смотря на него, видя какую-то болезненную эмоцию, и оцепенение так сковало ее, что не было сил даже ответить. Неужели Скорпиуса раздражала одна только мысль, что она видит в нем Альбуса, что ее чувства к нему — лишь психологическая ловушка, в которой она хотела спастись от чувств к брату? Ошарашено вздохнув, она замотала отчаянно головой, и он, прикрыв глаза, бросил, прежде чем развернуться:

— Я позвал тебя попрощаться. Окончательно, Лили. Признаться, моя ошибка: я думал, что если не навещу тебя после своего освобождения, то ты никогда не пойдешь искать меня. Но… Ты упорнее, чем я считал, — слегка усмехнувшись, Скорпиус меланхолично посмотрел на нее, а потом резко повернул голову, тем самым встав к ней спиной. — Уезжай, Поттер. Все это с самого начало было слишком… сложным и ненужным.

— Нет! — воскликнула Лили, видя, как на секунду дрогнула его спина. Ей казалось, что почва стремительно уходила у нее из-под ног, когда как теперь она еще более явно видела его чувства. Скорпиус действительно был влюблен в нее, и зная это… как она могла его отпустить?

Стоя спиной к ней, он, остановившись, сжал сильнее трость и посмотрел на текучую гладь, а потом спокойно, размеренно проговорил с полным отсутствием эмоций:

— Тогда как тебе это: я сделал так, чтобы Роза Уизли нашла это письмо. Это я подстроил все так, чтобы письмо было без защиты и в твоем доме. А потом я же убедил Альбуса, что ему нужно сдаться властям… только вот из-за того, что он доверял Демиану, а не мне, я просчитался, и не смог забрать документы. Когда его задерживали, а я не знал, что это именно этот день, я пришел к нему за ними, но облава авроров порушила все мои планы. И тогда мне пришлось обратиться к тебе, Поттер, — сильнее сжав трость в своих руках, Скорпиус спокойным, безразличным голосом спросил, не поворачиваясь: — Как тебе такая правда? Все еще любишь меня, несмотря на то, что я разрушил всю твою жизнь? Стал виновником смерти твоего брата?

Дыхание оборвалось уже после первых его слов. Лили стояла, распахнув глаза, чувствуя внутреннюю истерику и горечь, и теплые, мелкие слезинки вдруг забежали по ее лицу. Легкие болели: было так тяжело, словно они наполнились до основания свинцом. Злость, кромсающая внутренности, с такой силой навалилась на нее, что Лили, не сдержавшись, присела на корточки и безмолвно вскрикнула, сильнее сжавшись в комок.

И Скорпиус, стоявший напротив нее, смотревший в эту чертову реку, даже не пытавшийся убежать или куда-то скрыться, представлялся ей страшной глыбой. А страшно было от того, что среди этой злости и ненависти по-прежнему жила любовь, от которой она не могла избавиться. И, когда он занес ногу для шага, Лили яростно выкрикнула, сильнее сжав руку в кулак, не контролируя ни свои эмоции, ни свои мысли:

— Разве Люциус Малфой хотел бы, чтобы ты вырос таким?

Он так явственно вздрогнул, что Лили, ослепленная своими и его эмоциями, резко встала на ноги и вынула томик Жестов, сжав его до побеления костяшек.

— Откуда? — ошарашенно бросил он, круто развернувшись и увидев книгу в ее руках. Лили молчала, тяжело дыша, чувствуя даже некоторую слабость от этих болезненных эмоций. Вдруг подул сильный ветер и мелкие дождевые капли полились с неба. Люди, что-то вскрикивая, стали стремительно покидать набережную, потому что дождь с каждой минутой становился все сильнее, и Лили, мокрая, обозленная, со слипшимися волосами, которые спутались и теперь застилали ей частично обзор, подошла к нему, схватила с силой его руку и вложила в нее томик.

Медленно развернувшись, она тяжелым шагом побрела прочь, чувствуя себя побитой собакой, все время отчаянно думая, что вся ее жизнь — череда роковых ошибок, что она вечно и всегда любила не тех. И от этого мерзкого чувства внутри своей души не было покоя: сердце разрывалось от боли и осознания предательства. Оно просто дробилось на мелкие куски.

Когда чья-то тяжелая рука легла ей на плечо и заставила развернуться, Лили вздрогнула, сильнее заплакав, чувствуя, что не может больше сдерживать слезы, а холодный промозглый дождь лил с такой неукротимой, жестокой силой, что ей становилось слишком холодно. И только горящие серые глаза напротив заставили ее непроизвольно поддаться к нему ближе, уткнуться лбом в его грудь, а потом почувствовать, как очертания улицы пропадают, а вместо них плавно вырисовываются мрачные своды просторной комнаты, в которой было так тихо, словно в могиле.

Аккуратно взяв ее под локоть, Скорпиус отвел ее ближе к окну, а потом, скинув с ее плеч мокрое пальто, громко позвал:

— Тилли, сюда, — маленький домовик в красивом, на шотландский мотив, костюме появился в комнате, и Лили отчего-то сжалась, почувствовав прохладу: платье, хоть и не промокло, было все-таки легковатым для этой комнаты, ведь в ней стоял тяжелый, холодный воздух. — Просуши пальто и помоги мисс Поттер снять сапоги.

Безвольная и обессиленная, Лили села в кресло напротив Скорпиуса и удивленно на него посмотрела. Ее переполняли странные, противоестественные чувства, когда он оценивающим взглядом прошелся по ее открытым ногам, и она непроизвольно сильнее натянула подол своего платья. Тяжелая тишина не приносила ей облегчения, но и плакать не было сил: Лили просто ждала. Смотрела. Пыталась понять. Зачем? И, видимо, этот вопрос так сильно прорезался в ее лице, что Скорпиус, переведя свой взгляд в сторону, мрачно усмехнулся.

— Знаешь, Лили, когда родители без ума друг от друга, иногда выходит так, что их ребенок… остается будто один. И вроде бы они и его любят тоже, но какая-то странная, непомерная тяга, привязанность друг к другу перебивает все. Они бессознательно замечают только свои чувства, живут в своем выдуманном мирке и не могут трезво оценивать ни людей, ни обстоятельства, — спокойно протянул Скорпиус, и его взгляд был до того пустым, что Лили поежилась. Он говорил спокойным, ровным голосом, но с каждым произнесенным словом его лицо теряло привычное безразличие, обнажая ненависть, — и я из такой семьи. Мои родители так любят друг друга, что я не выдерживаю их присутствия больше часа. Меня выворачивает наизнанку, Лили. Потому что они ничего не замечают: право, моя мать пошла против своей семьи, выйдя замуж за отца, даже ее сестра Дафна перестала с ней общаться, оттого все мое детство прошло то в Малфой-мэноре, то во Франции: я даже не виделся до Хогвартса с Корвусом, и, конечно, ничего и никогда не слышал о своей кузине.

Замолчав, Скорпиус вдруг перевел свой взгляд на нее и как-то странно усмехнулся, слегка прищурившись. В его взгляде было так много разнообразных чувств, что Лили, завороженная, молча сидела и смотрела на него, пытаясь все их понять.

— Я избалованный ребенок: ничего в моей жизни меня не волновало и ничто не являлось ценностью. Чего бы я ни захотел, всего добивался: захотел изучать зелья — мне наняли лучшего профессора; решил заняться квиддичем — и отец выписал мне новейшие метлы. От природы так получилось, что у меня не было никаких трудностей, а даже если и было то, что мне давалось тяжело, я бросал все силы и в порыве азарта добивался-таки своего. В итоге: лучший ученик по зельеварению, все пророчили мне карьеру прадеда Абраксаса, который прославился на этом поприще. И поначалу мне было очень интересно: я ходил в запретную секцию, изучал и варил втайне запрещенные зелья, а потом неизменно блистал на уроках, все время уделывая эту заучку Уизли, — ухмылка на его губах стала шире, когда взгляд — меланхоличнее. Казалось, мыслями Скорпиус уже был не здесь и даже не замечал Лили. Все выглядело так, будто ему нестерпимо хотелось говорить и говорить, и было абсолютно плевать кому и при каких обстоятельствах.

— Но только мне стало скучно, еще на седьмом курсе Хогвартса я понял, что меня это совсем не волнует, и когда я поступил в лучший университет во всем магическом мире, чтобы доказать себе, что нет для меня в этом мире преград и невозможного, то я просто бросил его. Бросил, видя, как некоторые все ставили на кон, чтобы туда поступить; видя, как некоторые ломали себе жизни, морально гнили прямо на глазах от того, что все их труды оказались напрасными. Но. Я. Бросил. Потому что это больше не имело для меня ценности. Зелья теперь ничего не значат для меня, я чувствую лишь отвращение к ним и всему этому. Мне просто до ужаса было скучно и ненавистно все, чем я когда-либо занимался.

— То есть, ты хочешь сказать, что действительно сделал это все… из-за скуки? — робко протянула Лили, и он улыбнулся, даже слегка наклонившись к ней корпусом, а потом тихо прошептал:

— О нет, я мстил.

— За кого? — таким же шепотом проговорила Лили, и тут понимание мелькнуло стрелой в сознании: конечно же. За Люциуса Малфоя.

Скорпиус кивнул, а потом, встав с кресла, подошел, слегка прихрамывая, к Лили, и протянул ей руку, которую с волнующимся сердцем она приняла и поднялась к нему.

— Да, ничего не имело ценности, кроме одного: моего деда. Это он меня всему научил: пока родители, увлеченные своими жизнями и чувствами, пребывали в своем дивном мирке, он давал мне наставления, формировал мой характер и готовил к тому, чтобы всегда побежать, — Скорпиус, одной рукой подняв перед ее лицом томик, взволнованно проговорил: — Эту книгу он не отдал моему отцу, нет, наверное, дед видел во мне себя и хотел, чтобы я был сильным и жил, согласно этому кодексу, а значит, добивался всего. Только ничего не вышло: я повторил отчасти его судьбу и теперь не могу даже пойти к нему на могилу. Потому что он завещал быть похороненным в этой чертовой тоскливой Англии.

Яростнее сжав том, он отпустил ее руку и направился к настенному трельяжу, куда, выдвинув первый ящик, положил драгоценную книгу, и Лили отчего-то поежилась, чувствуя холод, когда он отошел от нее.

Не сдержавшись, она, повернувшись к нему так, чтобы можно было видеть его всего, эмоционально бросила:

— Ты мстил правительству, потому что Локантус посадил твоего деда, не так ли?

— Именно! — яростно ответил Скорпиус, круто развернувшись. Было непривычно видеть столько разнообразных эмоций в его лице, потому что они искажали Скорпиуса до неузнаваемости. — Он всегда относился к нам плохо, потому что моего отца защитил сам Гарри Поттер, и он не платил ему огромные суммы за свое освобождение. А вот деду было сложнее: он просидел два года после войны, а потом, опять же благодаря твоему отцу, был выпущен. Моя бабушка слишком долго и упорно писала письма великому Гарри Поттеру с просьбой об одной единственной услуге, и он сдался, — рассмеявшись коротко, Малфой с силой сжал руку в кулак, а потом, словно опомнившись, быстро отцепил пальцы, пытаясь придать лицу спокойствие и леность. Впрочем, тщетно. — Вот тогда Локантус уже ни на шутку разозлился: и спустя десять лет после суда над Пожирателями и того, как мой дед отсидел срок, он забрал его обратно в Азкабан. Сказал, что Люциус Малфой ненадежный человек в эпоху, когда идет сближение с магглами и что мы, Малфои, по-прежнему поддерживаем идеологию Пожирателей, хотя, видит Мерлин, как же плевать нам было на этих магглов!

Резко замолчав, Скорпиус отвернулся к трельяжу и облокотился руками о него, слишком часто задышав. Было так больно смотреть на него, что Лили, не сдержавшись, медленно подошла к нему и положила робко свою ладонь на его широкую спину, и он весь вздрогнул, не отрывая своего взгляда от деревянной лакированной поверхности.

— Твой брат любил заводить разговоры в гостиной Слизерина о мести Правительству. Его интересовала геройская история и лавры, и поначалу я не обращал на это внимание: Поттер вообще меня всегда бесил своим желанием прославиться где бы то ни было. Он, наверное, и на Слизерин поступил лишь для того, чтобы выделиться, — усмехнувшись, Скорпиус оттолкнулся от деревянной поверхности, и внимательно посмотрел на Лили. — Все в Жесте было моим: и название, и план, и доказательства. После того, как я понял, что нет у меня ничего, кроме желания отомстить этому сопливому уроду за смерть моего деда. Я жил ради этого! Впервые я чувствовал интерес к этой чертовой жизни! И поэтому Альбус был идеален для роли предводителя: он прекрасный оратор. Только вот…

Тишина, повисшая в ту же секунду, заставила Лили сильнее всмотреться в малфоевские черты. Непроизвольная жалость к нему и сострадание так сильно переполняли ее, что она, забывшая на секунду об Альбусе, погладила его по руке, видя в Скорпиусе загнанного зверя.

— Зачем ты сдал Альбуса? — решительно протянула она тогда, когда тишина уже слишком раздражала воспаленные нервы, а жаление оправдать его прорисовывалось так отчетливо, что она, подавшись к нему ближе, схватила его плечи руками.

— Что, хочешь оправдать меня? — с какой-то яростью проговорил Скорпиус, не скидывая ее рук, но и не обнимая. Его глаза опять яростно сверкнули, придав Лили какую-то странную, извращенную уверенность:

— Ты никогда не делаешь ничего просто так, поэтому ответь: зачем?

— Потому что он стал с медленно сходить с ума со своим тщеславием, — быстро проговорил Скорпиус, блеснув глазами. — Он хотел убить его, когда весь Жест существовал для справедливой мести перед всем народом! Он хотел устроить теракт в тот день, когда Локантус должен был встретиться с представителями магглов, в день, когда в одном этом министерском помещении было людей больше, чем, наверное, даже на пресс-конференции, ведь это эпохальное событие! — тяжело задышав, он вдруг притянул Лили к себе ближе, отчаянно пытаясь найти что-то в ее глазах. — Я ужасный человек, да, но не больной психопат, готовый убить сотни людей. Все, чего я хотел, — справедливости. И чтобы мой дед гордился мной, ведь впервые Малфой занял не выгодную сторону, а борьбу против мошенников, которые растрачивали волшебные богатства. И кто ж знал, что я сама создам еще большее зло в лице Альбуса Поттера, для которого после смерти родителей не существовало больше никаких границ.

И опять молчание повисло в комнате, только теперь Лили чувствовала, как земля мерно уходит из-под ног. Закрыв глаза, она почувствовала подступающие к горлу слезы и, отпустив свои руки с его плеч, прикрыла половину лица ладонью, отрывисто дыша. Было страшно и больно, и сейчас она ненавидела себя за то, что стоит здесь и зачем-то пытается разобраться в этом всем. Стало ли ей лучше от правды? Была ли хотя бы капля счастья в том, чтобы понять, насколько ты заблуждался во всех и вся?

Открыв глаза, она печально посмотрела на Скорпиуса, который внимательно следил за всеми ее эмоциями, и вид у него был до того напряженный, что Лили, не сдержавшись, как-то болезненно и при этом ласково улыбнулась, смотря на него, чувствуя, как от одного только его вида ее всю переполняет какой-то странный, противоестественный покой.

— И ты пытался меня отправить обратно? — тихо прошептала она, чувствуя, как он свел скулы от эмоций. — Запирая внутри себя все эти эмоции, ты разрушал не меня, а себя, Скорпиус…

— Я сдал твоего брата, Лили, — вдруг напомнил он, и Лили, опустив на секунду глаза, вдруг подняла их и посмотрела с такой горечью, что его руки на талии дрогнули.

— Если бы ты не рассказал мне, из-за чего, то тогда я бы точно возненавидела тебя, а потом и себя. Но теперь, зная все это… хотя, может ты мне врешь?.., но таково мое сердце: я люблю, и моя любовь будет вечно верить и нуждаться в тебе. Не надо отвергать мои чувства, Малфой. Я никогда не видела в тебя Альбуса, никогда. Все это время я любила тебя потому что ты был единственным, кто понимал меня. Действительно понимал.

И, подавшись навстречу к нему, она обвила его напряженную шею и аккуратно поцеловала, чувствуя, что с каждой секундой поцелуй становился все жарче, а тело — разгоряченным, и среди этого вороха чувств, эмоций, Лили думала лишь об одном: что жить в этом мире, полном страданий и боли, иллюзий и лживых жестов, без этих сильных рук, обнимающих ее талию, ведущих куда-то за собой в другую комнату, просто невозможно.

В этом мире просто нужно кого-то любить.

Или хотя бы что-то.

И как всегда Лили выбирала то, что было тяжелее всего: любить Скорпиуса Малфоя.

* * *

Первые солнечные лучи, проникавшие в комнату, медленно ползли от тюли к шкафу, а затем, словно смущенные своим озорством, они медленно поплыли по всей комнате, останавливаясь иногда на скомканной кровати, где среди вороха постельного белья спал, поджав под себя подушки, Скорпиус, и Лили, сильнее вцепившись в одеяло, которым укутывалась, с неосязаемой лаской и волнением смотрела на него. Было так сладостно просыпаться и видеть его, спящего и умиротворенного, что у нее просто замирало сердце, и чтобы не разбудить его, она робко присела на кресло у кровати и внимательно смотрела на него.

Размеренно дыша, он иногда что-то ворчал про себя, и Лили, не сдерживаясь, улыбалась себе и не могла нарадоваться: ей было так хорошо и радостно, что она боялась только одного — засмеяться в голос.

Часы показывали почти десять, когда он, повернувшись к ней лицом, приоткрыл сонно глаза, и Лили, не сдержавшись, ласково улыбнулась, а потом, присев на кровать, все так смотря на его лицо, тихо произнесла:

— Кто бы знал, что опасный Скорпиус Малфой такая соня?

Малфой усмехнулся, а потом, резко привстав и завалив ее на кровать, весело ответил:

— Насчет опасного советую не шутить. Ведь еще немного, и тебе придется брать ответственность за свое поведение.

— И в какой же форме? — кокетливо протянула Лили, аккуратно пробежав кончиками пальцев по его слегка выпирающим ключицам, а потом, не сдержавшись, она резко провела языком по одной из них и весело усмехнулась.

— Я серьезно, Поттер. Такими темпами я тебя вообще никуда не отпущу.

— А может, я и не хочу никуда уходить?

Он фыркнул, перекатившись на спину, и Лили, опьяненная какой-то радостью, задумчиво посмотрела на потолок, когда лучик солнца прошелся по ее лицу. Легкость и какая-то воздушность переполняли ее — прямо сейчас она могла перевернуть весь этот чертовый мир и добиться всего, что только пожелает.

Улыбнувшись сильнее, Лили подумала, что вот теперь все будет точно нормально: она больше никогда его не оставит, ничто не сможет стать у нее на пути, потому что без него ее ждет такая пустота и тоска, что вправе удушиться. Повернув голову к Скорпиус, она заметила, что он разглядывал ее своим холодным взглядом, только Лили теперь знала, что холод не приравнивался безразличию. Это лишь его глупая попытка скрыть собственные чувства. Улыбнувшись сильнее, Лили прошептала тихо, медленно сцепив свою руку с его и облизнув на секунду губы:

— А сейчас… есть ли что-нибудь ценное для тебя сейчас?

Хмыкнув, Скорпиус отвел свой взгляд куда-то в сторону, и Лили с замиранием сердца следила за ним, пытаясь считать все его эмоции. Но тщетно. Он лишь смотрел каким-то задумчивым взглядом, словно пытаясь что-то прикинуть, и с каждой секундой она чувствовала, как внутри нее каплей за каплей появлялась какая-то грусть.

И вдруг он резко посмотрел на нее серьезным взглядом и проговорил тихо, так, чтобы даже озорные солнечные лучи не смогли ничего услышать, чтобы весь мир в своей постоянной житейской спешке и погоне за несущественным не мог посмеяться над искренностью его слов. Вернее слова, потому Скорпиус сказал лишь одно:

— Есть.