Забытое пророчество (гет)

Геримиона Грейнджер-Уизли, «золотая девочка» из «золотого трио», «самая умная выпускница Хогвартса за последние сто лет», начальник юридического отдела министерства, была в затруднении. Она не любила состояние, когда чего-то не понимала, от этого у нее портилось настроение и в голову приходили несвойственные ей мысли, заставляющие сомневаться в правильности выбранного жизненного пути, а уж сомнения Гермиона не любила еще больше.

Давным-давно, сразу после Победы, она четко распланировала их с Роном будущую жизнь, и все получилось именно так, как она хотела. Понимая, что муж не может и не хочет делать большую карьеру, она всячески помогала ему на первых порах, когда он стал компаньоном Джорджа по магазину волшебных приколов и вредилок. Не в последнюю очередь, благодаря ее советам, магазин перерос в прибыльный бизнес с несколькими филиалами и доходом, позволяющим семье Уизли жить если не роскошно, то навсегда забыть о материальных затруднениях. Она снисходительно улыбалась, когда Рон покупал очередную гоночную метлу себе, или новую волшебную кастрюлю для Молли, радуясь, что может позволить себе эти ненужные, но заманчивые покупки. Ведь в детстве у него не было такой возможности, а теперь есть, это ли не счастье?

Роза и Хьюго (а она сразу сказала, что не собирается повторять судьбу свекрови и у них будет двое детей, мальчик и девочка) были отлично воспитаны и уже сейчас обещали стать первыми учениками в Хогвартсе. Гермиона с неодобрением наблюдала безалаберное и бессистемное воспитание маленьких Поттеров, так как Гарри, не получивший в детстве родительского тепла, безбожно их баловал, а Джинни, тоже не получившая достаточно тепла, но по другой причине, часто была неоправданно строга.

Верная своим принципам, Гермиона не позволила мужу обзавестись домашними эльфами, даже когда у них появилась такая возможность. При этом хозяйство у нее работало, как часы, небольшой уютный дом сверкал чистотой, постельное белье было накрахмалено, еда была вкусной, полезной и разнообразной. Гермиона все делала на «превосходно», и хотя потратила много времени и сил на овладение бытовыми чарами, не жалела об этом, особенно когда ставила в тупик саму Молли, собаку съевшую на этих самых чарах.

Гермиона закрыла папку с документами, которые собиралась просмотреть на выходных. Работа не шла на ум, и она прислушалась к себе, пытаясь сформулировать причину своего беспокойства. Впрочем, долго формулировать не пришлось, так как беспокойство имело вполне конкретное имя: Гарри.

«Гарри, драккл его возьми, снова Гарри, и опять Гарри! — возмущался Рон во время их редких ссор. Причина ссор почти всегда была одна и та же: Рона бесило, что у жены и лучшего друга постоянно есть какие-то тайны, что было неизбежно, учитывая должности, которые они занимали в министерстве. Нет, он не ревновал, просто за столько лет не смог до конца смириться, что в их «золотом трио» он являлся, в сущности, лишним, играя даже не вторую, а последнюю роль. «Друг Избранного» — этот титул прочно приклеился к нему, и, в целом, смирившись с судьбой, время от времени Рон раздражался, горячился и кипятился, но затем быстро остывал, опять становясь тем простодушным и немного смешным мальчиком, которого «золотая девочка» когда-то наметила себе в мужья.

Во время размолвок Гермиона обычно отмалчивалсь, а потом против воли возвращалась к тем беспокойным, но удивительным месяцам, когда они сначала втроем, потом вдвоем, а потом опять втроем скитались по лесам и пустошам, охотясь за крестражами, а за ними, в свою очередь, охотилась вся волдемортова рать. Они ограбили волшебный банк и вырвались оттуда на драконе! Неужели это было с ней?

Однажды Гарри, смеясь, рассказал о своем разговоре с Малфоем, когда они вдруг пришли к выводу, что история магической Британии могла бы повернуться по-другому, узнай Мальчик-который-выжил о своей принадлежности к волшебной аристократии раньше. Гермиона сначала нахмурилась, так как открыто не одобряла новое увлечение друга историей и генеалогией древних семей, а также его изменившиеся взгляды на многие аспекты магического сообщества. А потом она представила, что было бы, если бы в ту рождественскую ночь, в убогой холодной палатке, когда было так страшно и тоскливо, она положительно ответила бы на немой вопрос в глазах Гарри, пригласившего ее на танец.

Пожалуй, жизнь магической Британии была бы другой, если бы она стала Гермионой Поттер, соединив свои амбиции и талант со статусом и талантом Гарри, а также гринготтским золотом Поттеров и Блэков. Уж она бы не тратила волшебные галеоны на бессмысленные побрякушки, а давно была бы уже если не министром (она понимала, что с ее происхождением это маловероятно и трезво оценивала свои шансы), то супругой министра точно.

Гермиона вздохнула, удивляясь, куда завели ее размышления о проблемах друга. А то, что у него большие проблемы, она поняла на приеме у Райанов, с удивлением и негодованием наблюдая, каким взглядом он смотрел на эту девчонку, и как она смотрела в ответ. Мерлин, да это просто неприлично! Было такое ощущение, что эти двое набросятся друг на друга прямо посреди зала, полного народа, под прицелом колдокамер! Вспомнив, что Мерлин имеет самое прямое отношение к Бриде Райан, Гермиона расстроилась еще больше.

Вчера, когда обе семьи собрались у Поттеров для встречи нового года, Гермиона улучила момент и отозвала друга в сторонку, намереваясь высказать все, что она думала.

— Гарри, что ты творишь, включи мозги! — начала она, как обычно без предисловий.

Гарри молчал. Он вообще стал молчаливым и отстраненным с появлением Райанов в Англии, а уж после визита в Хогвартс и этого дурацкого поединка, так повредившего, по мнению Гермионы, его реноме, до него вообще было невозможно достучаться. Гермиона даже всерьез подозревала, не обошлось ли здесь без какого-то злокозненного колдовства, но, украдкой проведя магическую диагностику начальника Аврората, убедилась, что никакого проклятья на нем нет.

— Гарри, — продолжала Гермиона высказывать наболевшее, — подумай! Во-первых, мы почти точно знаем, чья она дочь, и каким образом появилась на свет. Во-вторых, она просто тебе не подходит. Я не ханжа, и прекрасно могу понять, что ты устал от семейной рутины, но если о твоем увлечении прознают репортеры, твоя репутация будет уничтожена навсегда! Подумай о детях, наконец.

— Правда, можешь понять? — с любопытством спросил Гарри. — Тебе тоже бывает так тоскливо и одиноко с Роном, что хочется запустить в себя авадой? И как ты выходишь из положения?

— Я считаю, что применение непростительных заклятий неприемлемо ни под каким предлогом, — на автомате отчеканила она и спохватилась. — Гарри, дело не во мне. Я никого не интересую, но вспомни, кто ты такой, какая на тебе лежит ответственность!

— А может быть, я не знаю, кто я такой, и вот уже двадцать пять лет все только и делают, что пытаются мне это втолковать, каждый на свой лад! И все-таки, скажи, Герми, что ты делаешь, когда тебе плохо? Мы никогда не обсуждали твой брак, и я надеюсь, что ты счастлива, но невозможно же быть счастливым двадцать четыре часа в сутки.

— Я счастлива двадцать четыре часа в сутки, — твердо ответила она, понимая, что разговор не получился. Ей не удалось вразумить его. И что теперь будет?

Гермиона вдруг опять вспомнила палатку, которая еле держалась под напором декабрьского ветра, хриплые, едва различимые звуки волшебного радиоприемника, мальчика с зелеными глазами и шрамом в виде молнии на лбу, робко задающего свой безмолвный вопрос, и ее охватило чувство такой безвозвратной потери, что она не сразу смогла нацепить на лицо приветливую улыбку и вернуться в гостиную, чтобы продолжить празднование нового года.