Забытое пророчество (гет)

Шрам не беспокоил Гарри уже девятнадцать лет. Все было хорошо.

Гарри Джеймс Поттер, самый известный, знаменитый и уважаемый человек в волшебном мире, почувствовал, как перед глазами расплываются цветные круги, а голову тонкой невидимой раскалённой иглой пронзает боль. Боль была такой, что он с трудом удержался от стона, но пропала так же неожиданно, как и пришла. Так, и что это было?

Хорошо, что Джинни и дети, занятые сутолокой прощания перед отъездом в Хогвартс, не заметили его состояние. Джеймс, Альбус и Роза Уизли уже в вагоне, машут родителям из окна, взволнованные, но довольные. Рон и Гермиона с гордостью улыбаются дочери и машут в ответ. Джинни задумчиво смотрит на сыновей, прижимая к себе Лили, а на лице грустная, но светлая улыбка. Что ж, ещё один год прошёл, ещё один год начался. Не удивительно, что мама троих детей, двое из которых учатся в Хогвартсе, а третья ходит в начальную школу для детей-магов, отмеряет время учебными семестрами и каникулами.

Джинни, его Джинни, красивая и добрая, любящая и понимающая, яркая в юности и светящаяся спокойным очарованием к своим тридцати шести годам. Волшебники живут дольше и стареют позже, чем маглы, но она выглядит точно на свой возраст, и уже начинает полнеть, как ее мать Молли. Но это, впрочем, не портит миссис Поттер, а, напротив, придаёт ей определенный шарм зрелой, уверенной в себе и в будущем женщины, чей высокий статус в волшебном мире вызывает зависть одних и уважение других.

Сердце Гарри давно уже не замирает при виде жены, как это было в первые годы их брака. Впрочем, вместе со страстью ушли и ссоры, непонимание, обиды. Их неизбежная притирка друг к другу (в слишком уж разной среде прошло их детство), закончилась с рождением Лили, и последние девять лет наполнены тихим ровным светом домашнего очага, которого у него никогда не было, и о котором он так мечтал. Правда, время от времени тихий ровный свет очага искрит и полыхает так, что от него хочется держаться подальше, но аврорская служба позволяет бывать дома не так уж и часто.

Все хорошо у самого молодого за последние сто лет главы волшебной службы безопасности, Аврората, которому уверенно прочат пост министра магии в недалёком будущем. Мерлин, все действительно хорошо, и карьера идёт в гору, и верные друзья всегда рядом, и шрам не беспокоит уже девятнадцать лет.

Вторая вспышка боли была такой же сильной, но Гарри, кажется, был готов к ней. Был готов, может быть, потому, что подсознательно ждал чего-то подобного все эти счастливые девятнадцать лет? Он подумает об этом позже, а сейчас, цепким профессиональным взглядом окинув платформу 9.3/4, он постарается понять, не связана ли болезненная пульсация шрама с чем-то, имеющим отношение к «Величайшему темному волшебнику двадцатого столетия», как любили выражаться авторы Ежедневного пророка в преддверии юбилея окончания Второй магической войны. Чем-то или кем-то? Гарри отлично помнил, что активизация шрама происходила при контакте с Волдемортом, непосредственном, визуальном, или же ментальном, когда он мог видеть мысли Волдеморта в виде четких образов.

Так, и кто у нас здесь Волдеморт? В голове взорвался фейерверк, когда Гарри поймал взгляд черноволосой девушки в ничем не примечательной магловской одежде: джинсах и лёгкой кожаной курточке. Девушка уже взобралась на подножку вагона, и теперь нетерпеливо выслушивала последние наставления невероятно красивой, изысканно одетой по самой последней волшебной моде, женщины.

— Мама, я все знаю, я уже совершеннолетняя, и это мой не первый год в школе. Я столько слышала об этом знаменитом Хогвартсе, что, кажется, ничего нового там для меня не будет! Все, пока, поцелуй дедушку!

Она быстро, но внимательно взглянула на Гарри, улыбнулась и скрылась в вагоне. На мгновение у него перехватило дыхание, и перед глазами возникло другое лицо — лицо юноши из дневника-крестража и воспоминаний Дамблдора, красивое, тонкое лицо с такими же глубокими, внимательными темными глазами. Хогвартс-экспресс издал оглушительный свисток (третий и последний, а Гарри и не заметил двух предыдущих) и медленно тронулся вдоль перрона, постепенно набирая скорость.

Поттеры и Уизли не торопясь пошли к выходу с волшебной платформы в город. Гарри и Гермиона, которым вместе надо было добраться до министерства магии, немного отстали, пропуская вперёд остальных.

— Гермиона, мне пришла в голову дикая мысль: у Волдеморта могли быть дети? То есть, конечно, могли, но вдруг были?

В обеденный перерыв Гарри и Гермиона вышли перекусить в небольшое магловское кафе рядом с министерством. Кафе называлось Фиалка, и интерьер был оформлен в соответствующем стиле, мило, ненавязчиво и уютно. Во время обеда там было многолюдно, так как в этом районе было много офисных зданий, но, по счастью, обеденный перерыв работников министерства магии и магловских клерков не совпадал, поэтому, когда Гарри и Гермиона устроились за неприметным столиком в углу и сделали заказ, им никто не мешал обсудить утреннее происшествие.

— Гарри,- начала Гермиона без предисловий, — я запросила данные в Отделе тайн о физическом и магическом состоянии тела Волдеморта после его гибели. Та девушка, которую ты считаешь причиной активности шрама, не может быть его дочерью. Ты сказал, что она упомянула о совершеннолетии, но при этом едет на обучение в Хогвартс, ей должно быть примерно семнадцать-восемнадцать, значит родилась уже после его гибели. Даже если допустить, что она была зачата в последние дни его жизни, и каким-то образом удалось скрыть ее настоящий возраст, по заключению невыразимцев, тело Волдеморта после Возрождения было соткано из темномагической субстанции, он просто физически не мог иметь детей. Кстати, ты помнишь все эти слухи о том, что Беллатриса Лестрейндж якобы была его любовницей? Брррр! Повторяю, после его возрождения это было невозможно физически. А маховики времени, во-первых, уничтожены, а, во-вторых, они могли перенести человека в прошлое только на несколько часов.

— Гермиона, спасибо! — Гарри почувствовал облегчение. Какой-бы странной и дикой не была мысль о потомках Волдеморта, унаследовавших его магическую связь с Поттером, он на какое-то время почти поверил этому.

— Кстати, как тебе удалось так быстро получить ответ из отдела тайн?

— О, не беспокойся, наш юридический отдел как раз пересматривает многие аспекты жизни магического сообщества в последний год перед падением Волдеморта. К юбилею, возможно, планируется амнистия некоторых пожирателей, отсидевших в Азкабане не менее пятнадцати лет и не замеченных в особых зверствах.

— И как с этим связан твой запрос о состоянии тела этого упыря? — спросил Гарри. Слухи об амнистии ходили давно, предполагалось провести ее еще к прошлому юбилею Победы. Хотя волшебное сообщество стало намного демократичнее, все еще слишком сильно было влияние волшебной аристократии, почти поголовно поддержавшей идеи чистоты крови во времена Волдеморта. Элита магического мира не могла смириться, что ее лучшие представители, оставшиеся в живых, отданы на расправу дементорам в Азкабане. Недавнее назначение министром магии Эдварда Флинта, семья которого была в первых рядах Пожирателей Смерти, знаменовало новый этап в отношении к войне и ее последствиям.

— Специалисты нашего отдела полагают, что будет не лишним акцентировать тот факт, что он, в сущности, не был человеком, когда отдавал приказы убивать и мучить волшебников и маглов. Гермиона нахмурилась.

— Гарри, повторяю, эта девушка не может быть его дочерью, но кто она такая? Почему Хогвартс для нее новое место учебы? Ведь ученики других магических школ не часто переводятся туда на старших курсах.

— Она говорила без акцента и прощалась с матерью, которая явно принадлежит к высшим кругам магической знати, но мне она не знакома.

— Гарри, а ты настолько теперь вхож в эти самые круги? — улыбнувшись, спросила Гермиона, намекая на изменившиеся взгляды друга.

Гарри хмыкнул в ответ. После войны семьи полукровки Поттера и многочисленных предателей крови Уизли автоматически взлетели на вершину волшебного сообщества. Не все представители чистокровной магической аристократии восприняли это с энтузиазмом, хватало и насмешек исподтишка, и слухов, и сплетен, однако нападать впрямую на семью и друзей Избранного никто не осмеливался, а слухи и сплетни не выходили за пределы древних родовых замков, где коротали дни оставшиеся на свободе родственники сторонников Темного Лорда.

Из четверки друзей, связанных теперь и родственными узами, только Джинни быстро вписалась в высшее общество и с удовольствием принимала участие в благотворительных балах и приемах в министерстве по случаю Рождества и Дня Победы. Гарри долгое время был равнодушен к своему изменившемуся статусу, но в последние годы его все больше интересовало наследие многих поколений его предков, как Поттеров, так и, в особенности, Блэков. В отличие от жены, его привлекала не внешняя сторона принадлежности к волшебной аристократии, а тайны, которые скрывала в себе многовековая история его семьи.

Уизли остались верны своим юношеским идеалам. Гермиона, выросшая в магловской семье среднего достатка, так и не стала своей для волшебной элиты, впрочем, никогда не стремясь к этому. Рон тоже не пытался преодолеть застарелую вражду по отношению к высшему обществу, обществу Малфоев, Лестрейнджей, Ноттов, Паркинсонов, которое много лет третировало его семью, несмотря на чистокровное происхождение Уизли. И пусть старшее поколение этих уважаемых когда-то семей погибло или было приговорено к десятилетиям в Азкабане, а среднее поколение вело себя тише воды, ниже травы, публично демонстрируя безоговорочное принятие изменений в волшебном мире, для Рона все эти господа были не просто чужими, как для его жены. Подсознательно они так и остались если не врагами, то соперниками, что и было продемонстрировано мистером Уизли, преуспевающим совладельцем магазина «Волшебные вредилки», в напутственном слове дочери Розе.

Гермиона смотрела на Гарри с нежностью и тревогой. Когда он рассказал о происшествии на вокзале, она ни на секунду не усомнилась в его словах. Шрам, знаменитый на всю страну и за ее пределами, не мог заболеть просто так. Или мог? В конце концов, это все лишь давно затянувшаяся рана странной формы, утратившая свой сакральный смысл. Возможно ли, что боль в голове вызвана какими-то другими, более понятными и легко объяснимыми причинами?

— Гарри, а как вообще у тебя здоровье, бывают головные боли?

— Гермиона, как аврор, я прохожу ежегодный медицинский осмотр, и с моим здоровьем, физическим, психическим и магическим, все в полном порядке.

— Ну что ж, подождём. Этот случай или совпадение, или у Тома Риддла были другие родственники, которые вряд ли имеют отношение к прошедшей войне и вашей ментальной связи.

Гермиона поднялась и сняла с вешалки свой светлый плащ.

— В любом случае, держи меня в курсе, хорошо? И надо постараться узнать, кто эта женщина с дочерью.

О том, чтобы Гермиона не говорила ничего Джинни и Рону, даже упоминать не пришлось. У двоих участников «золотого трио», а теперь «золотого квартета», работавших на ответственных постах в министерстве, было много тайн от любимых супругов, и с каждым годом их становилось все больше.

Информация о женщине и девушке на платформе 9.3/4 недолго оставалась тайной. Вечером, дома, в ожидании ужина Гарри развернул Ежедневный пророк, который не успел просмотреть утром, в суете сборов и проводов мальчиков. На первой полосе красовалась большая колдография и броский заголовок: «Возвращение на Родину: семья Райанов снова дома!».

Заметка под снимком гласила: «Достопочтенный лорд Лехри Райан , один из богатейших и знатнейших волшебников Британских Островов, вернулся домой после десятилетий жизни на чужбине в сопровождении дочери, леди Эньи Бронаг Райан и внучки, мисс Бриды Елизаветы Райан. Подробности см. на стр. 4».

На указанной странице в лучших традициях Риты Скитер, с непередаваемой смесью подобострастия и нахальства, рассказывалось, что Лехри Райан, покинувший страну с женой и маленькой дочкой в 1979 году, из-за опасений быть втянутым в Первую магическую войну, и все эти годы живший в роскоши и уединении на острове в Атлантике, возвращается, чтобы занять достойное место в Визенгамоте, среди представителей наиболее древних и славных магических родов Великобритании и Ирландии. Также на странице были колдографии покойной жены лорда Райана, его поместья на острове Амелия близ Флориды, его замка в Антриме, Северная Ирландия и его дома в Лондоне.

Так вот кто были женщина и девушка на платформе… Леди Энья Бронаг Райан и мисс Брида Елизавета Райан. Интересно, кто отец девушки и где он? Леди Энья вдова или разведена? Судя по тому, что она и ее дочь носят фамилию деда, можно подумать, что чистокровная волшебница родила внебрачного ребёнка и не скрывает этого, что очень и очень не характерно для волшебной знати, остающейся на редкость консервативной даже в двадцать первом веке.

Гарри вернулся к колдографии на первой странице. Богатейшее и знатнейшее семейство? Во время Второй магической войны все чистокровные волшебники, кроме предателей крови, вроде Уизли и Боунсов, были, так или иначе, на стороне Волдеморта. Кто-то примкнул к нему из страха, опасаясь за жизнь близких, кто-то искренне разделял его убеждения, их было много, но фамилия Райан, казалось, не упоминалась ни одной из противоборствующих сторон.

С колдографии на Гарри смотрел высокий представительный человек лет шестидесяти пяти, с коротко подстриженными светлыми волосами и надменным, ничего не выражающим лицом. Справа высокомерно улыбалась его дочь, леди Энья, ослепительно красивая и холодная, как Снежная королева. А слева (и тут сердце Гарри пропустило удар), такая же высокая и стройная, как дед и мать, но черноволосая и темноглазая, внимательно смотрела прямо на него Брида Елизавета, и если бы не разговор с Гермионой, у Гарри не возникло бы сомнений, кого напоминает ему эта молодая девушка.

— Гарри, с каких пор сплетни в Ежедневном пророке стали для тебя важнее ужина? Джинни заглянула в гостиную, — я тебя уже третий раз зову!

— Прости, задумался. Он поднялся и пошёл в столовую.

Ужин прошел непривычно тихо, Лили была задумчива, Джинни как будто на что-то сердилась, а Гарри не мог отделаться от странного тревожного чувства, навеянного встречей на вокзале и заметкой в газете. Кричер, почувствовав настроение за столом, двигался бесшумно и обиженно поджал губы, когда увидел, что тарелки обожаемых хозяев пусты только наполовину.

Джинни ушла спать раньше обычного, а Гарри остался в кабинете, решив расспросить Кричера о загадочном семействе Райанов.

— Кричер, ты помнишь такого волшебника, лорда Лехри Райана? Он чистокровный.

— Разумется, хозяин. Кричер ещё не выжил из ума, чтобы не помнить такого волшебника. Семья Райанов не уступает в знатности, богатстве и чистокровности благороднейшему и древнейшему семейству Блэков! Сами-то они ирландцы. Достойный господин, а его жена из Малфоев, двоюродная сестра господина Люциуса.

— Вот как? Почему он уехал из Англии?

— Кричер не знает, хозяин, не его это дело судить о поступках волшебников, да только он слышал однажды, как госпожа Вальбурга говорила господину Ориону, что лорд Райан не захотел выбирать сторону в первой войне. Он отказался быть сторонником Того-кого-нельзя-называть, уж не знаю почему. Такому знатному да чистокровному самое место и было при Тёмном лорде. —

Кричер осекся. — Прошу прощения, хозяин Гарри. Ничего в этом хорошего не было, лорд Райан поступил умно и дальновидно, не то, что бедные бывшие хозяева Кричера.

— А его дочь, ты слышал о ней?

— Нет, хозяин, я по правде, и не знал, что у них дочка народилась, видно совсем маленькая была, кода они из Англии уехали. Красавица стала, Кричер видел в Пророке, и внучка есть, в Хогвартсе теперь будет учиться, на последнем курсе. Они только позавчера прибыли в Англию, навещали Малфоев, их домовик мне и рассказал.

— Спасибо, Кричер, иди отдыхай.

Гарри долго сидел за письменным столом, рассеянно глядя на привычные вещи: письменный прибор в виде магловского автомобиля, подаренный тестем, колдографии с улыбающимися и махающими руками в объектив женой и детьми, миниатюрные модели метел. Ещё утром он думал, что самое важное событие этого дня, 1 сентября 2017 года, — отъезд в Хогвартс его мальчиков, особенно Альбуса, который поехал туда впервые, но теперь его не покидало ощущение, что с сегодняшнего дня его жизнь бесповоротно изменится, и перемены эти не принесут его близким радости.

Хогвартс-экспресс набирал скорость. Брида стояла у окна и чувствовала себя так, как будто ехала в самую лучшую школу чародейства и волшебства не первый раз, а, как и полагалось бы в ее возрасте, на седьмой курс. Она прочитала все, что только возможно, об истории и современности Хогвартса, а также о первой и второй магических войнах, в которых не участвовала ее семья, но которые имели к ней самое прямое отношение.

Год назад, когда ей исполнилось шестнадцать (а день рождения у неё 31 июля, как и у Избранного), Брида твёрдо сказала маме и дедушке, что хочет завершить обучение только в Хогвартсе, и вообще, пора ей побывать на земле предков, в Англии и Ирландии. Мама ничего не сказала, только вздохнула, она давно поняла, что спорить с Бридой бессмысленно и даже вредно. Дедушка пожал плечами и поставил условие: закончить Ильверморни экстерном, за один год два последних курса. Как сложится в Хогвартсе, ещё неизвестно, учитывая характер внучки и консервативные традиции британской школы, которые могут войти в противоречие друг с другом и помешать ей получить аттестат.

Было нелегко, но блестящие способности и невероятный по силе магический дар Бриды помогли ей уверенно сдать выпускные экзамены и получить аттестат с отличием. Так что формально она уже не ученица, а совершенно самостоятельный человек, и в Хогвартсе могла бы претендовать на место не студентки, а ассистента преподавателя, ну, допустим защиты от тёмных искусств, если, конечно, у неё была бы необходимость работать. В этом была бы своеобразная ирония, интересно, проклятье отца, в своё время не получившего эту должность, распространялось бы на неё?

Бриде было одиннадцать, когда она узнала о своём происхождении, фантастическом даже по меркам волшебников. Дедушка счёл, что она достаточно взрослая, чтобы знать о своём отце, которого как-бы не существовало до этого времени. Нет, девочка, конечно, знала, откуда берутся дети, и отец обязательно должен быть у каждого ребёнка, но она никогда не страдала от его отсутствия и не задавала вопросов, просто приняла, как данность, что в их маленькой семье есть дедушка, мама, Брида, и так и должно быть.

Дедушка верно оценил рационализм и уравновешенность внучки, а ведь то что она узнала, могло бы привести в ужас и недоумение и взрослого волшебника. Итак, она, Брида Елизавета Райан, не только умница и красавица, единственная наследница богатого и могущественного чистокровного рода, ведущего начало от самого Мерлина, но ещё и единственный ребёнок печально известного Волдеморта, мага, совершенно необоснованно называвшего себя лордом, с непримечательным магловским именем Том Риддл, впрочем, являвшегося наследником славной, хоть и пришедшей в упадок семьи Гонтов, потомков Салазара Слизерина. Более того, родилась она через два года после смерти своего отца в результате невероятного стечения обстоятельств, неслыханных даже в волшебном мире.

Брида приняла объяснения дедушки, а маму ни о чем не спрашивала. Она знала, что леди Энье известно о разговоре, но между собой эту тему они не поднимали. Возможно, мать ждала, что девочка будет задавать вопросы, но Брида не любила спрашивать, предпочитая находить необходимые сведения сама. Да и о чем тут спрашивать? Ее отец — самый страшный темный маг современности, безумный социопат, развязавший две войны, погубивший множество волшебников и обычных людей, одержимый идеей мирового господства, «достойный» конкурент по сомнительной славе такого монстра, как Гриндевальд. И что теперь? Это просто факт, и повода для гордости, также как и повода пустить в себя авадой, девочка не видела.

Брида читала не только учебники по новейшей магической истории, но и многочисленные мемуары очевидцев и участников войны, она изучила все, что могла найти, о знаменитом Гарри Поттере, Избранном, которому суждено было избавить мир от ее отца. Знала она и о таинственной связи между ними, проводником которой был шрам в виде молнии, след несостоявшегося убийства годовалого ребёнка, который привёл к первому развоплощению Волдеморта. Читая все эти книги, изучая подшивки старых газет, Брида не испытывала ненависти к Гарри Поттеру, так же как симпатии к своему отцу и его Пожирателям смерти, ею скорее руководил инстинкт исследователя, который пытается сложить воедино факты, свидетельства, события, явления тех дней.

Брида оторвалась от пейзажа за окном. Оказывается, поезд уже отъехал далеко от Лондона, и за окном мелькали холмы, перелески, небольшие деревеньки, непонятно на первый взгляд, магические или магловские. Ярко, совсем не по-осеннему светило солнце, и Брида подумала, что если бы у неё был стереотип об английской погоде, то он бы разрушился за эти три дня, что она провела в Англии.

Ученики давно уже разошлись по купе, надо и ей искать место, включаться в жизнь школы волшебства и чародейства, которая по традиции начинается уже в Хогвартс-экспрессе. Вон как посматривают на незнакомку два парня, одетых в школьную форму с красно-желтыми гриффиндорскими галстуками. Да и на перроне в ожидании поезда, они с мамой не остались без внимания любопытных. Статья в Пророке вышла утром, и, к счастью, волшебники, занятые проводами детей в школу, не успели как следует понять, кого они видят на перроне, да и дедушка на всякий случай принял меры, чтобы его дочь и внучку не осаждала толпа репортеров. Хотя, пялились на них безбожно, честно говоря.

Леди Энья и Брида представляли собой удивительный контраст: холодная, невозможно красивая платиновая блондинка в элегантной мантии и драгоценностях, которые издалека кричали о гоблинской работе, и такая же невозможно красивая брюнетка, с темно-синими, почти чёрными глазами и яркой улыбкой, в магловских джинсах, простой чёрной футболке и кожаной куртке. Энья казалась эталоном волшебницы, как их рисуют в детских книжках, а Бриду на первый взгляд не отличишь от обычной девчонки ее возраста. Ну, на второй-то взгляд, конечно, отличишь. Брида так же похожа на обычную маглу, как ее джинсы от Гуччи на купленные в масс-маркете.

Брида вздохнула, подхватила свой чемоданчик, в который, благодаря чарам незримого расширения, входило намного больше, чем он мог вместить на первый взгляд, и заглянула в приоткрытую дверь ближайшего купе:

— Здравствуйте! У вас есть свободные места?

Две девушки и парень повернули к ней головы.

— Конечно, входи. Мы уже думали, что ты всю дорогу простоишь в коридоре, — приветливо улыбнулась девушка с карими глазами и чёрными вьющимися волосами, небрежно падающими на плечи.

— Я Бьянка Забини, а это, — кивнула она в сторону остальных, — мои друзья, Фрейя и Гай Мак Нейры. Фрейя и Гай, очень похожие друг на друга каштановыми волосами и спокойными лицами, благовоспитанно улыбнулись и кивнули.

— Приятно познакомиться, Брида Райан, — представилась Брида, опускаясь на сиденье рядом с Бьянкой и левитируя чемоданчик на багажную полку.

— О, ты могла бы не представляться, — весело сказала Бьянка, — моя мама, прочитав в утреннем Пророке о вашем прибытии в Англию, уже придумывает покрой сногсшибательного вечернего платья, собираясь на рождественский бал в замок твоего деда!

— Бьянка, может быть, лорд Райан не планирует никаких балов, или не предполагает приглашать твоих родителей, — сухо заметил Гай.

— Ну, это же не я собираюсь, верно? Хотя, кто бы отказался побывать в знаменитом Олдерфлите? — озорно подмигнула Бьянка.

— Бьянка! — Не выдержала на этот раз Фрейя, — ну как не стыдно, что о тебе подумает Брида?

— Подумаю, что Бьянка совершенно права, — сказала Брида, — дедушка действительно хочет дать приём в честь возвращения на родину, и, скорее всего, там будет куча народа, особенно знатных и чистокровных волшебников, в число которых, насколько я знаю, входят Забини, да и Мак Нейры тоже.

— Быть чистокровным сегодня скорее не преимущество, а недостаток, — задумчиво проговорил Гай, — мы с сестрой учимся на Слизерине, я на седьмом, Фрейя — на шестом курсе, и, поверь, сполна испытали на себе неприязнь других студентов.

— Да? Слизерин по-прежнему считается оплотом темных магов? А я думала, что через столько лет вражда забыта, и английское магическое сообщество преодолело последствия войны.

— Увы, — вздохнула Бьянка, — лично я, хотя и чистокровная, рада, что шляпа отправила меня на Рейвенкло. Папа тоже был рад, лучше слыть самой умной, чем потенциальной поклонницей чёрной магии.

— Интересно, — спросила Фрейя, — ты тоже будешь проходить распределение на факультет, вместе с первокурсниками? Это так необычно, студенты из других школ редко переводятся на последний курс.

— О, Брида, ты ведь училась в Ильверморни, — воскликнула Бьянка, — расскажи об этой школе.

Брида кратко рассказала о своей прошлой школе, умолчав, однако, что уже получила аттестат и удивляясь, как мало английские волшебники знают о своих сверстниках в других странах. Ей-то дедушка ещё в раннем детстве рассказал обо всех известных магических школах, не так уж их много в мире, и у нее был выбор, куда поехать учиться.

— Итак, ты училась на факультете Птицы Грома, символом которого является душа, а для студентов характерен авантюризм? — спросила Бьянка. — Значит, ты душевная искательница приключений? — Бьянка засмеялась. — Ну что же, скоро узнаем, куда отправит тебя наш старый пыльный шляпный артефакт.

— Я читала, что знаменитому Гарри Поттеру шляпа предложила как раз Слизерин, но он выбрал Гриффиндор, — сказала Брида.

— На самом деле это редкое явление, чтобы шляпа предлагала выбор, — сказал Гай, — да и вообще, личность Поттера настолько обросла легендами и вымыслами, что трудно понять, как было на самом деле. Его старший сын на Гриффиндоре, и, хотя он всего лишь третьекурсник, он полностью оправдывает репутацию папочки, нарушая все мыслимые и немыслимые правила.

— Гай, — одернула брата Фрейя, — не стоит обсуждать семью Национального Героя так открыто.

Подошло время обеда, ребята с удовольствием перекусили сэндвичами, взятыми из дома, и сладостями, которые развозила на тележке пожилая добродушная колдунья. Остаток дороги прошел в молчании. Бьянка, извинившись, ушла в соседнее купе к подружкам по факультету, Гай задремал, а Фрейя уткнулась в толстую книгу с рунами на обложке. Брида задумалась, прокручивая в уме разговор с попутчиками. Надо же, за полчаса непринужденной болтовни она узнала о Хогвартсе и магической Англии больше, чем за годы изучения книг и газет. Как живучи, оказывается, предрассудки и предубеждения! О, какая сенсация бы разразилась, знай ее соседи по купе, кто она такая и зачем на самом деле так стремилась в Англию.

Неторопливо покидая вагон, Брида снова увидела давешних гриффиндорцев, один из которых откровенно рассматривал ее, а другой, напротив, смущался и прятал взгляд. Ослепительно улыбнувшись, она тряхнула блестящими волосами, и с ледяным достоинством (мамина школа!) прошествовала мимо них к карете, запряженной, если верить рассказам, фестралом. К счастью, Брида ещё не видела смерть, а, следовательно, и не видела печальных лошадей волшебного мира.

К удивлению, Хогвартс не произвёл на Бриду должного впечатления. Ну замок, ну волшебный, ну потолок в виде звездного неба и привидения в нагрузку. Дедушкин Оллдерфлит, в котором она первый раз побывала позавчера, сразу по прибытии в Британию, по размеру, величию и средневековой атмосфере ничуть не уступающий Хогвартсу, тоже не очень ей понравился. Это мама в восторге от всего древнего и величественного, а Брида предпочитала просторные светлые строения современного дизайна, как и магловскую одежду, скромную на вид, но неприлично дорогую.

Дедушка тоже придерживается теории, что магия не зависит от антуража, так же как и палочка не обязательна для произнесения заклинаний, да и произносить их совсем не обязательно. Бриде легко давалась невербальная и беспалочковая магия, и она рано усвоила, что не обязательно быть одетым в неудобную мантию, носить остроконечную шляпу и жить в доме без элементарных удобств, если магия составляет саму суть волшебника, струится по его венам вместе с кровью. Хотя, кто поспорит, величие Хогвартса и великолепие поместий чистокровных аристократов производит неизгладимое впечатление на тех, на кого оно должно быть произведено.

Вместе с первокурсниками Бриду провели в зал, где на высоком табурете их поджидала та самая распределительная шляпа. Хотя девушка ощущала на себе любопытные взгляды учеников и преподавателей, момент, когда прозвучала ее фамилия, прошел почти не замеченным. Все приходили в себя от скандальной сенсации: Альбус Поттер, второй сын Национального Героя, был отправлен на Слизерин!

«Нет, это просто удивительно», — думала она, садясь на табурет и осторожно надевая шляпу, изрядно засаленную и грязную, а ведь ещё дедушка сетовал на то, что уже в его время она нуждалась в чистке. — «Можно ещё понять детей, для них распределение по факультетам забавная игра, но как преподаватели могут серьёзно относиться к тому, что факультетом определяется, вступит ли человек на путь Света или Тьмы! Как я, однако, выразилась высокопарно, не иначе влияет пребывание в Англии!».

В голове неожиданно раздался странный голос, казалось, не имеющий возраста и пола, и Брида поняла, что наступил долгожданный момент: шляпа решала ее судьбу на ближайший год. «Так-так-так, юная леди, я и предположить не могла, что встречусь с наследницей волшебника, оставившего такой след в истории … но как это возможно, мисс Райан, или, точнее, мисс Риддл? Поистине, пути магии неисповедимы…»

— Уважаемая Шляпа, — тихо сказала Брида, решив быть вежливой, — не могли бы вы определиться побыстрее? В мои планы не входит привлекать повышенное внимание к моей персоне, по крайней мере, пока.

— Да, моя дорогая, внимание вам ещё будет обеспечено, и его будет столько, что вам остаётся только посочувствовать. Ну что же, вы достойны редкой привилегии, выбор за вами. Прямой потомок самого Мерлина и Слизерина имеет право поступить на любой факультет. Напоминаю, что Слизерин символизирует хитрость и целеустремленность, Гриффиндор — храбрость, Рейвенкло — ум, Хаффлпаф — трудолюбие и верность.

— Спасибо за напоминание, уважаемая Шляпа. Приехав в Британию, я хочу по возможности следовать традициям, поэтому, согласно традициям моей семьи, пусть будет…

— Слизерин! — закричала шляпа, и Брида легко вскочила с табурета, направляясь к столу теперь уже своего факультета.

Слизеринцы, которых было заметно меньше, чем учеников других домов, встретили ее дружелюбно, Гай и Фрейя приветственно помахали рукой, ловя на себе удивлённые взгляды: и когда они успели познакомиться с новой звездой Хогвартса? А то, что Брида будет звездой, ни у кого не вызывало сомнений, так как к вечеру новость о возвращении в Британию загадочного лорда Райана с дочерью и внучкой облетела все магическое сообщество, включая привидения Хогвартса.

Впрочем, директор Мак Гонагал, пристально взглянув на девушку, подумала, что с ней не должно быть хлопот. Внучка лорда Райана, с отцом которого, кстати, нынешний директор училась в одно время в Хогвартсе, вела себя сдержанно и спокойно, очевидно, с детства привыкнув к повышенному вниманию, уделяемому ее семье. И ничего страшного, что она поступила на Слизерин, много лет спустя после войны все ещё пользующийся дурной славой, ведь там учились ее дед и прадед. Девочка имела блестящие рекомендации из Американской магической школы, известной своими демократическими традициями, а Райаны никогда не отличались нетерпимостью к полукровкам и маглам, хотя браки заключали только с чистокровными волшебниками.

Брида села рядом со Скорпиусом Малфоем, с которым успела познакомиться во время короткого пребывания в Малфой Мэноре, поскольку дедушка решил с самого начала поддерживать полузабытые родственные связи. Бабушка Елизавета, которая умерла задолго до рождения Бриды, приходилась кузиной Люциусу Малфою, заключённому после суда над Пожирателями в Азкабан и отсидевшему уже почти двадцать лет. Дядя Драко говорил, что вопрос амнистии в отношении его отца практически решён, и он является одним из первых кандидатов на освобождение к юбилею Победы.

— Брида, как здорово, что ты с нами, — воскликнул Скорпиус, — приступая к ужину после окончания распределения и короткой приветственной речи директора. — Представляешь, Альбус Поттер тоже на Слизерине, мы познакомились в поезде и даже уже подружились! Обычно сдержанный Скорпиус был ужасно рад, что новообретнные родственница (и какая родственница!) и друг (и какой друг!) будут рядом.

— Приятно познакомиться, Альбус, — обратилась к Поттеру Брида, — надеюсь, ты не пожалеешь о выборе Шляпы, а твоя семья будет тобой гордиться.

— Спасибо, Брида, — улыбнулся черноволосый мальчик в очках, к счастью, не круглых. — Надо же, утром на перроне папа как раз говорил, что не огорчится, если я попаду на Слизерин. Ты жила в Америке?

— Училась в Америке, — ответила Брида, — а жили мы много лет в поместье дедушки на острове близ Флориды.

— Ты переехала, потому что твой дедушка решил жить в Англии? — поинтересовался Поттер.

— Скорее, это он переехал, потому что я решила жить в Англии, — улыбнулась Брида.

После ужина старосты факультетов долго объясняли первокурсникам правила и порядки Хогвартса, а Брида вместе с другими старшекурсницами прошла в свою спальню. Она была рада, что в просторной комнате оказалась всего четыре кровати. Ее соседками стали шестикурсница Фрейя Мак Нейр и семикурсницы Грета Гойл и Эмма Уотсон. Познакомившись и быстро разложив вещи, Брида решила немного подышать свежим воздухом и, поскольку до отбоя был ещё целый час, она прошла по коридору подземелий, пересекла огромный холл с эмблемами факультетов и песочными часами, сейчас пустыми, и вышла на парадное крыльцо.

Смеркалось. Было тихо и почему-то грустно. Брида закрыла глаза и подставила лицо еле заметному вечернему ветерку. События сегодняшнего невозможно длинного дня мелькали в голове. Хогвартс-экспресс, толпа на перроне, знакомство с однокурсниками, распределение, маленький Альбус Поттер, пытающийся примириться с выбором шляпы, опрокинутое лицо его отца, когда он встретился с ней взглядом на платформе … Стоп. Интересно, если шрам дал о себе знать, мог он догадаться о ее связи с Волдемортом?

— Смотри, Невилл, новая Слизеринская принцесса уже устала от душных подземелий, — раздался громкий голос уверенного в себе человека, не привыкшего говорить шепотом и стесняться в выражениях.

Брида открыла глаза. Двое парней из вагона опять оказались рядом. Тот, кого назвали Невиллом, на вид скромный и застенчивый, слегка покраснел.

— Не имею чести быть представленной, — в лучших традициях настоящих чистокровных стерв начала она, — но хочу вас заверить, мистер Гриффиндорец, я не привыкла быть «новой» или «старой». Только единственной!

— Ого! Круто, — весело засмеялся парень. У него было смуглое приятное лицо и обаятельная улыбка.

— Что ж, разрешите представиться, высокородная леди, я Джон Томас, полукровка, а это Невилл Лонгботтом, сын героя войны и чистокровка не хуже вас. Он сражен вашей красотой и вполне достоин составить вам компанию где-бы то ни было, включая завтрашний урок зельеварения!

— Джонни, перестань, пожалуйста! — застенчивый Невилл, кажется, рассердился. Смотреть на него было забавно.

— Спокойной ночи, мальчики, — Брида излучала доброжелательность и всепрощение. — До завтра!

К обеду следующего дня глава Аврората Гарри Поттер имел на столе полный отчёт о семье Райанов, но заняться им он смог только к вечеру. Предупредив Джинни, что задержится на работе (что совсем не было сюрпризом, сюрпризом были дни, когда Национальный герой приходил домой сразу после окончания рабочего дня) и невнимательно выслушав ее привычное ворчанье, Гарри удобно устроился за огромным рабочим столом, освободив место для бумаг по Райанам.

Начать он решил с лорда Абердина Райана, отца нынешнего главы рода и однокашника Волдеморта, учившегося на Слизерене. Личность была с одной стороны, предсказуемая, типичный представитель магической знати со всеми присущими этой знати привычками и предрассудками. С другой стороны, было нечто, в обычную картину не вписывающееся.

Во время первой магической войны лорд Абердин умудрился сохранить нейтралитет, что было почти невозможно для человека его статуса. В 1979 году вместе с семьей сына он покинул страну, вернувшись в Британию после падения Волдеморта, жил тихо и уединенно в фамильном замке в Северной Ирландии. В 1995, после возрождения Волдеморта, опять уехал из страны, а вскоре после этого бесследно исчез при невыясненных обстоятельствах. Судя по американским волшебным газетам, ходили слухи о неких экспериментах, проводимых лордом Абердином в подвальной лаборатории поместья на острове Амелия, но какого рода были эксперименты, и что произошло на самом деле, выяснить не удалось, или, что вернее всего, семья тщательно сохранила тайну его гибели.

Гарри вдруг подумал, что сейчас старшему Райану, как впрочем, и Тому Риддлу, был бы 91 год, что по меркам волшебников, является только началом старости. Волшебники живут примерно в два раза дольше, чем маглы, хотя и взрослеют раньше. Не случайно, совершеннолетие у них наступает в семнадцать, а в восемнадцать они вполне готовы к браку и рождению детей не только физически, но и психологически. В семнадцать лет средний волшебник выглядит на двадцать два, а в тридцать лет — на все сорок. Зато после сорока процесс старения у маглов ускоряется, а у магов замедляется, и если сравнивать тех и других в девяносто лет, то волшебника можно принять за сына обычного человека. Трудно представить девяностолетнего магла-директора такой огромной школы, как Хогвартс, а Мак Гонагал прекрасно справляется со своими обязанностями, хотя и собирается на покой после празднования юбилея Победы.

Интересно, а ведь Минерва училась с ними обоими, хотя и на другом факультете, — мелькнула у Гарри мысль, — надо будет расспросить ее при случае.

Итак, лорд Лехри Райан, нынешний обладатель титула и состояния, изрядно приумноживший его во время отсутствия в Англии. В 1979 году ему было всего двадцать семь, но Кричер не зря назвал его дальновидным человеком. Но почему он не вернулся вместе с отцом, когда Волдеморт сгинул, оставив Гарри на память знаменитый шрам, а волшебная Британия праздновала первую победу? Ответ напрашивался сам собой: чтобы не бежать заново после возрождения Волдеморта. Не верил в его смерть, знал о крестражах? Поистине, осторожный и дальновидный человек! А, может, просто понравилась жизнь на южном острове, или оттуда было удобнее вести многочисленный и разнообразный бизнес в волшебном и обычном мирах?

Леди Елизавета, урожденная Малфой, умерла в 1988, когда их дочери Энье было 10 лет, согласно отчету, она страдала тяжёлым пороком сердца, и самая лучшая медицина, как магическая, так и магловская, была бессильна. Однако, странно, почему в семье Райанов всегда только один супруг и один ребенок? Их дочь начинала учебу в Шармбаттоне, но после пятого курса в школу не вернулась, продолжив обучение дома под присмотром самых выдающихся специалистов волшебной педагогики.

Энья Райан, потрясающе красивая, богатая и умная, не знала отбоя от поклонников, но в 1998 году она исчезла с небосклона светской жизни, то ли отправившись в длительное путешествие, то ли медитируя в Тибете, то ли проходя лечение в клинике для душевнобольных — версии в колонках светской хроники не отличались единодушием, а лорда Райана о дочери спрашивать не осмеливались. Снова блистать на балах и приемах она стала лишь в 2000 году, шокировав чопорную волшебную аристократию внебрачной беременностью.

Отец ребенка, девочки, родившейся 31 июля 2000 года, так и не был установлен, а сплетни скоро утихли, так как обычно строгий лорд Лехри и не подумал изгнать безнравственную дочь, видимо, не считая, что внучка является пятном на репутации семьи. Обществу пришлось примириться с тем, что тайна леди Эньи никогда не будет раскрыта, хотя все единодушно были уверены, что гордость и воспитание не позволили бы аристократке волшебного мира связаться с маглом, и все решили, что отцом Бриды является некий могущественный волшебник, занимающий видное положение и почти наверняка женатый.

Гарри встал, прошёлся по кабинету, плеснул огневиски из бутылки, всегда хранящиеся в правой тумбе письменного стола. История Райанов, конечно, занимательна, и понятен интерес желтой прессы к этой семье, но вопросов после изучения отчёта возникло больше, чем ответов. И не было ответа на самый главный вопрос: почему шрам, который не беспокоил его девятнадцать лет, дал о себе знать резкой болью в присутствии девочки, никак не связанной с Волдемортом и ужасами магического противостояния?

Стояла невнятная октябрьская погода, хмурое небо в окрестностях волшебной деревушки Оттери-Сент-Кэчпоул, казалось, раздумывало, пустить ли слезу в виде дождика или продолжать хмуриться просто так. Гарри трансгрессировал у покосившихся ворот дома Луны Лавгуд, сразу после войны ставшей Лонгботтом, и быстро направился к дому. Вероятность, конечно, невелика, но если теща Молли узнает, что единственный обожаемый зять был неподалёку от Норы и не заглянул в гости, скандала не избежать.

Лавгуды и Уизли были соседями с незапамятных времён, их дома были похожи друг на друга безалаберностью и живописной запущенностью, также как были похожи и истории их семей, чистокровных, но лояльно относящихся к неволшебникам, «предателей крови», как называли их во времена Волдеморта.

Луна и Невилл поженились сразу после Победы, это время вообще отличалось огромным количеством браков и рождений детей, как будто волшебники, уцелевшие во время волдемортовского террора, спешили жить и оставить потомков. Невилл, неожиданно для многих и вопреки воле его властной бабушки, избравший профессию аврора, погиб при задержании банды остатков Пожирателей через два года, так и не увидев своего сына, родившегося уже после его смерти.

Луна с малышом вернулась к отцу, где они и жили почти как до войны, только не вдвоем, а втроём. Мистер Лавгуд продолжал заниматься журналом Придира, полностью отказавшись от новостей политики и сосредоточившись на магической зоологии и биологии. Луна работала в одном из самых секретных подразделений самого секретного отдела Министерства, Отдела тайн — подразделении редчайших и неожиданных находок и артефактов, с головой уйдя в работу и воспитание сына.

Накануне Луна пригласила Гарри домой, пообещав интересное дополнение к тем сведениям, что уже были у него о семье Райанов. За почти два месяца пребывания в Британии лорд Лехри прочно вошёл в жизнь магического сообщества. Он дал продуманное и безупречное по содержанию интервью самому влиятельному изданию волшебного мира, побывал на аудиенции у министра Флинта, а его дочь приняла участие в благотворительном вечере в пользу маглорожденных волшебников, не имеющих средств на подготовку к учебе в Хогвартсе. Ходили слухи, что его избрание в Визенгамот дело практически решённое.

Двери лучших волшебных домов были открыты перед ними, многие вспомнили, что Райаны так или иначе в родстве со всеми известными магическими фамилиями, но отец и дочь не злоупотребляли гостеприимством и большую часть времени проводили в замке Олдерфлит, приводя его в порядок и возвращая замку жилой вид после почти сорокалетнего отсутствия хозяина. Брида Елизавета училась в Хогвартсе, предсказуемо поступив на Слизерин.

Луна легко обняла Гарри, приветствуя, и провела на кухню, беспорядок в которой только увеличился со времени последнего визита Поттера.

— Садись, Гарри, я приготовила мятный чай и имбирное печенье, — Луна расставила на столе тарелку с выпечкой и большие кружки с рисунком кого-то или чего-то непонятного, но симпатичного, возможно, мозгошмыгов, и села напротив. Луна почти не изменилась за эти годы, только вместо длинных волос носила теперь короткую прическу, которая неожиданно ей очень шла.

— А где мистер Лавгуд? — спросил Гарри.

— Папы нет дома, — кратко ответила Луна, и они обменялись понимающим взглядом. Ксенофилиус не мог себе простить, что, беспокоясь за судьбу похищенной пожирателями дочери, хотел выдать «золотое трио», прекрасно понимая, что их ждет верная смерть. Гарри несколько раз говорил старику, что все понимает и не держит зла, но тот предпочитал избегать встреч.

— Итак, что ты хотела рассказать о Райанах, чего не мог узнать глава Аврората? — за шутливым тоном Гарри не мог скрыть тревогу, а чуткая Луна не могла этого не заметить.

— Гарри, я знаю тебя всю сознательную жизнь и понимаю, что ты не стал бы беспокоиться без причины, но ты сам не свой с появлением этих Райанов. Не хочешь рассказать?

— Извини, пока нет. Это так заметно?

— Так, Джинни ты тоже ничего не сказал. Только Гермионе, значит дело серьёзное, — задумчиво проговорила Луна. — Уж не заинтересовала ли тебя одна из прекрасных леди?

Луна и не подозревала, как она права, но Гарри скрыл замешательство за улыбкой.

— И какой бы из них я мог заинтересоваться, по-твоему?

— Конечно, Бридой, мой Невилл без ума от нее, как впрочем, и половина старшекурсников Хогвартса, судя по его письмам. А другая половина тоже без ума, но тщательно скрывает это.

— Луна, ты полагаешь, мне не хватает подростковых любовных переживаний? Увы, я давно вышел из этого возраста.

— Не думаю, Гарри, именно нехватка любви губит ваши отношения с Джинни. Ой, извини ради Мерлина, я не то хотела сказать. — Луна виновато смотрела на него, но слова были произнесены, и Гарри тяжело вздохнул. Странным образом, заговорив о любви, Луна напомнила ему Дамблдора с его туманными намеками на «самое сильное оружие в мире».

— Луна, разреши мне самому разобраться с моей личной жизнью, если там есть с чем разбираться, — в его тоне против воли появились резкие и нетерпеливые нотки.- Так что там с Райанами?

— О, Гарри, ты не представляешь, какая это интересная семья! — Луна, казалось, уже забыла о своей бестактности, так же как и о чае, остывающем в кружке.

— Оказывается, род Райанов ведёт начало от самого Мерлина, они единственные прямые потомки!

— Звучит фантастически, разве у Мерлина были дети? Да жил ли сам Мерлин? Насколько я знаю, роль Мерлина в волшебном мире подобна роли Христа в магловском, в него можно верить, но доказать существование нельзя.

— Тем не менее, это так. В моем отделе хранится копия свидетельства о рождении некого Гилмора Райана, жившего в 18 веке, с приложением волшебного фамильного дерева, из которого явно следует, что Райаны — прямые потомки Мерлина. Причём в каждом поколении всегда есть один наследник мужского пола, поэтому фамилия Райанов не сгинула в глубине веков, как многие другие знатные волшебные династии.

— Ты говоришь, в отделе хранится копия, оригинал, очевидно, у самих Райанов. — Гарри задумался. — Это все?

— Нет, Гарри, есть ещё кое-что. Мать лорда Лехри, Дива Райан покончила с собой через год после рождения первенца, в 1953 году.

Гарри знал, что среди волшебников практически не встречалось самоубийств. Убийства, тёмные проклятия, хитрые сглазы, этого на своей авторской службе он навидался достаточно, но, пожалуй, ни разу не сталкивался с добровольным уходом волшебника из жизни. Даже Дамблдор обставил своё, в сущности, самоубийство, как убийство, втянув в игру Драко и Снейпа.

— Разумеется, было проведено расследование, но молодые супруги по свидетельствам друзей и родни, жили очень дружно, а лорд Абердин, отец Лехри, с ума сходил от горя. Тем не менее, я нашла воспоминания домашнего эльфа, который слышал, как накануне Дива и Абердин страшно поссорились, и знаешь, Гарри, предмет ссоры достаточно интересный.

— А это точно было самоубийство? — спросил Гарри, заинтересованный новыми фактами о загадочной семье.

— Да, Дива оставила записку, в которой просила прощения у сына. У сына, но не у мужа, заметь.

— А ссорились-то они из-за чего?

— О, домовик слышал, что была не просто ссора, а скандал, когда Абердин обнаружил, что его жена принимает противозачаточное зелье, не сказав ему. Она не хотела больше детей, Гарри.

— И умерла потому, что он заставлял ее рожать? Звучит, мягко говоря, странно.

— Вот тут мы подбираемся к самому интересному. В пылу ссоры Дива кричала, что не собирается производить детей, так как боялась, что родится девочка.

— Бред! Значит, мальчиков она была готова рожать? Какая-то жуткая дискриминация, даже для чистокровных снобов, помешанных на наследниках, это чересчур.

— И это ещё не все, Гарри. Вскоре после похорон жены Абердин вызвал на магический поединок своего друга, скромного продавца из Лютного переулка, Тома Риддла, и чуть не убил его.

— Жаль, что не убил, мир бы избавился от этого ублюдка намного раньше! — не сдержался Гарри.

— Оправившись от ран, Том Риддл уехал из Англии и вернулся через много лет, уже Волдемортом и главой Пожирателей смерти. Лорд Абердин больше не женился, растил сына и редко бывал в обществе. Вот такая история, Гарри.

— Я уже почти два месяца пытаюсь разобраться, и чем дальше, тем больше выясняется странного и непонятного, — проговорил Гарри.

— Разобраться в чем, Гарри? Ты точно не хочешь сказать, чем тебя заинтересовали эти люди? — встревоженно спросила Луна. — Или ты не хочешь сказать, потому что … Гарри, твой шрам! Дело в шраме! Я заметила на вокзале, как тебе больно, ты еле на ногах устоял, и подумала, что не может же тебе стать больно ни с того, ни с сего … ты увидел дочь и внучку Райана и….

— Луна, ты меня пугаешь! — воскликнул Поттер. — Да, это так, Салазар меня возьми! Я увидел эту Бриду, и мне показалось, слышишь, ПОКАЗАЛОСЬ, что со шрамом что-то не так.

— И ты подумал, что она может быть связана с Волдемортом, теперь я понимаю, — Луна впадала во все большую задумчивость. — Но она не может быть его дочерью, и ты хочешь докопаться, в каком родстве она может с ним состоять. Думаешь, леди Энья может быть его дочерью, а Брида внучкой?

— Ты упомянула, она общается с Невиллом? — перевёл разговор Гарри.

— Он без ума от нее, я же говорю. Весь Хогвартс от нее без ума, включая, кстати, твоего Альбуса. Разве мальчики тебе не писали?

Писали? Гарри не знал. Переписку с детьми вела Джинни, иногда она пересказывала содержание писем Джеймса и Альбуса, но, наверное, как обычно, Гарри был невнимателен. В последнее время он приходил домой только ночевать.

— Луна, спасибо тебе за все. Я пойду. Наверно, все это ерунда, не стоящая внимания. Шрам не беспокоил меня девятнадцать лет, а значит, магическая Британия может спать спокойно, нового Темного лорда или леди не предвидится.

— Гарри, а почему бы тебе не встретиться с Бридой Райан ещё раз?

— И под каким предлогом мне вызвать в Аврорат молодую девушку, студентку Хогвартса, наследницу могущественной семьи? — скептически отозвался Гарри.

— Ты можешь поехать туда сам, можно организовать встречу с Национальным героем для всех желающих, заодно и своих сыновей навестишь.

— Я подумаю, Луна, ещё раз спасибо.

Гарри поцеловал подругу в щеку на прощанье и вышел за дверь.

Невилл Лонгботтом младший, сын героя войны, обожаемый ребенок, единственная надежда и отрада прабабушки, деда и мамы, потерявших всех своих близких, пропал. В тот день ярко светило совсем летнее солнце, был наполнен запахами и звуками перрон, сверкал черно-алый Хогвартс-экспресс, готовый пуститься в привычный путь, сыпал остротами неугомонный Джонни, весело смеялись однокурсницы-гриффиндорки Летиция Уизли и Сюзи Боунс. Вещи уже давно в вагоне, поезд вот-вот тронется. Мама задумчиво улыбалась, глядя на него снизу вверх, а он почувствовал, что его жизнь никогда не будет прежней, ибо навстречу шла ОНА. Вот так неожиданно вошла Брида в жизнь скромного домашнего мальчика, мечтавшего, конечно, как и все подростки, о неземной любви, но совершенно не готового ее встретить в реальной жизни.

Девушка шла в сопровождении ослепительно красивой дамы, они обе приковывали к себе внимание толпы, разные, но в то же время удивительно похожие.

— А это ещё кто? — присвистнул Джон Томас, а Летиция и Сюзи взглянули на незнакомку, оценивая стоимость ее скромного, на первый взгляд, наряда. Девушка, ни на кого не глядя, и совершенно не беспокоясь, какое впечатление она производит, попрощалась с матерью и скрылась в вагоне.

Позже Невилл видел, как она долго стояла в коридоре, погружённая в свои мысли, не торопясь искать место в купе. Джонни уже разузнал о ней все, что мог, точнее, все, чем поделились ребята, видевшие статью в Пророке утром. Брида — какое удивительное имя, и как ей подходит, по-ирландски — Возвеличенная. Невилл, в отличие от отца, равнодушный к травологиии, унаследовал интерес матери ко всему странному и необычному. Он и был больше похож на мать, со светлыми волосами и задумчивыми глазами чуть навыкате, только высоким ростом пошел в отца.

— Спорим, она попадет к змеёнышам? — спросил Джонни, беззастенчиво разглядывая девушку у окна. Как будто подтверждая эту мысль, незнакомка зашла в купе к Мак Нейрам и Забини и скоро непринуждённо обещалась с новыми знакомыми, что было видно через приоткрытую дверь.

Украдкой бросая на Бриду заинтересованные взгляды, Невилл смотрел, как она прошла распределение и села за слизеринский стол, вступив в разговор с Малфоем и младшим Поттером. Сердце его сжалось, когда он подумал о пропасти, разделяющей их, но позже, вечером, столкнувшись с Бридой на крыльце и увидев ее ободряющую улыбку, он воспрянул духом.

А почему, собственно, между ними пропасть? Почему нельзя просто общаться и, возможно, даже дружить, тем более у них много совместных уроков? Как-то само собой получилось, что Невилл и Брида оказались за одной партой на уроке зельеварения на следующий день. Невилл сидел один, и ему как раз не хватало пары для совместных проектов, так что профессор Мортон, недавно сменивший на этом посту ушедшего на пенсию Горация Слизнорта, предложил новенькой составить компанию гриффиндорцу.

С первых дней стало ясно, что Брида Райан претендует на звание первой ученицы Хогвартса. Впрочем, она не претендовала, а просто заняла это место с непринужденностью истиной принцессы. Она вызывала восхищение одних и зависть и неприязнь других, хотя, открыто их никто не выказывал. Невилл, стараясь понять природу своего чувства к Бриде, как-то мысленно составил список достоинств и недостатков звездной слизеринки, придя в отчаяние, так как никаких изъянов просто не смог найти. Брида была для него загадкой, и часто, украдкой любуясь ею на совместных занятиях, он пытался разгадать, что же кроется за этим прекрасным лицом с тонкими правильными чертами, внимательным взглядом темно-синих глаз (сначала он думал, что они чёрные, но в один прекрасный день с непонятным восторгом сделал открытие, что ее глаза таят в себе немыслимую синеву океанских глубин), улыбкой румяных губ, которые напрашивались на пошлое сравнение с лепестками розы.

Главная загадка Бриды была в ее мнимой обыденности, подчеркнутом отсутствии намёка на тайну. Доброжелательная, приветливая со всеми, она ни с кем не сходилась близко, и к концу октября обзавелась кучей приятелей со всех факультетов, но ни одной подруги у нее не было. Чаще всего ее видели с Бьянкой Забини с Рейвенкло и, как ни странно, с первокурсниками Скорпиусом Малфоем и Альбусом Поттером. Для мальчишек она стала кем-то вроде старшей сестры, всегда готовой помочь с уроками и рассказать интересную историю. Брида много путешествовала, причем магловским транспортом, и не только Скорпиус с Альбусом, но и многие ребята постарше с удовольствием слушали ее рассказы, особенно об американской школе волшебства Ильверморни.

Невилл поудобнее устроился на берегу Чёрного озёра. Стояла необычайно тёплая погода для конца октября, полным ходом шла подготовка к Хэллоуину, одному из главных праздников в Хогвартсе, и огромные тыквы весело сияли на солнце оранжевыми боками у сторожки лесничего.

Сегодня необычный день, после двух уроков занятия отменили, и студенты разбрелись по своим гостиным, стараясь придумать наиболее интересный вопрос для встречи с самим Гарри Поттером, Героем магического мира и кумиром большинства ребят. Невилл, один из немногих по-настоящему близких семье Поттеров людей, вопросы задавать не собирался и просто наслаждался прекрасной погодой и внезапным отдыхом посреди учебной недели.

— Вот ты где, — Брида подошла к нему, и он вскочил, от неожиданности не зная, что сказать.

— Невилл, ты обещал мне конспекты по трансфигурации за прошлый год, — напомнила Брида, — хочется посмотреть, есть ли различия в программах за шестой курс.

— Да, конечно, я сейчас сбегаю, — Невилл торопливо вскинул сумку на плечо, но Брида его остановила.

— Потом принесёшь, давай пока посидим здесь, в школе такая суета. Приезд Национального героя не частое событие, насколько я поняла? — с едва уловимой иронией произнесла она.

Невилл обновил согревающие чары на пожухлой траве, расстелил свою мантию и приглашающие похлопал на ней.

— Садись, пожалуйста.

Они помолчали. Брида была особенно задумчива сегодня, ее блестящие волосы были заплетены в аккуратную косу, взгляд сосредоточенно остановился на глади Чёрного озера.

— В Хогвартсе так красиво, я раньше считала, что все школы более или менее одинаковы, но это место обладает удивительным…- она запнулась, подбирая слово — удивительной притягательностью.

— Хогвартс — не просто школа, это один из источников изначальной магии, — сказал Невилл. — Не случайно, последняя битва состоялась именно здесь. Для Волдеморта было делом принципа заполучить Хогвартс, в свое время он ведь стремился к должности преподавателя защиты от темных искусств, ты знаешь об этом?

Они опять помолчали.

— Я думала, что имя Темного лорда под запретом в Англии, а ты так спокойно говоришь о нем, — сказала Брида, с любопытством посмотрев на Невилла.

— Как раз имя можно произносить спокойно вот уже девятнадцать лет. Это раньше его назвали Сами-знаете-кто и Темный лорд. Хотя, никаким лордом он не был, просто взбесившийся полукровка, жаждущий славы и власти.

— Ого, — хмыкнула Брида, — интересная критика Волдеморта с позиций чистоты крови!

— Я много думал, — признался Невилл, — почему за ним пошли представители знатных семей, некоторые ведь погибли, не оставив следа, как Лейстренджи.

Прабабушка говорит, что лорд Райан поступил удивительно мудро, покинув страну. Она, кстати, помнит его, и твоего прадедушку тоже.

— Волдеморт хотел преподавать в Хогвартсе, интересно, почему, — проговорила Брида.

— Не знаю, но думаю, что если бы тогдашний директор Дамблдор принял его на работу, может быть, он отказался бы от мечты о мировом господстве?

— Ради Хогвартса? — улыбнулась Брида. — Возможно. Кстати, ты ведь знаком с Гарри Поттером?

— С детства, мой отец был его другом и учился с ним на одном курсе, с Роном и Гермионой Уизли тоже.

— Он действительно великий волшебник?

— Брида, дядя Гарри самый замечательный человек, которого я знаю, и самый удивительный волшебник! — горячо сказал Невилл. — Вот сама скоро увидишь.

— Брида, Брида, я тебя везде ищу! — к ним, запыхаясь подбежал счастливый Альбус Поттер. — Привет, Невилл, — кивнул он молодому человеку. — Брида, пойдём, я познакомлю тебя с папой до встречи со студентами, он уже познакомился со Скорпиусом, и я видел, они понравились друг другу! Папа совсем не расстроился, что я попал на Слизерин, как и говорил. Ой, смотри, он идет сюда!

К ним медленно приближались Скорпиус Малфой и знаменитый Гарри Поттер. Брида с Невиллом поднялись.

— Папа, позволь представить мою подругу Бриду Райан, — торжественно провозгласил Альбус. — Она помогает нам с уроками и знает столько интересного!

— Приятно познакомиться, мисс Райан, я много слышал о вашей семье, — Гарри Поттер осторожно пожал протянутую руку.

— И мне приятно познакомиться, мистер Поттер, — они были почти одного роста и взгляд темно-синих глаз Бриды встретился со взглядом всем известных в магической мире зелёных глаз. — Я тоже много слышала о вашей семье.

Повисло странное молчание. А Невиллу вдруг показалось, что он пропал во второй раз, уже окончательно и безнадёжно.

Когда Гарри Поттер вошёл в большой зал, который с помощью магии был за считанные минуты переделан из обеденного в актовый, там собралась практически вся школа. Брида сидела недалеко от невысокого помоста, отдаленно напоминающего сцену, окружённая другими слизеринцами, которые довольно сдержанно приветствовали Национального Героя. Ученики других факультетов, особенно гриффиндорцы, чуть с ума не сошли, аплодируя Поттеру и поедая глазами своего кумира. Декан Гриффиндора, профессор Диггори, едва успокоила своих подопечных и заняла место в первом ряду среди других преподавателей.

Брида приготовилась смотреть и слушать. Гарри Поттер оказался таким, каким она его себе представляла, и в то же время, совершенно другим. Встреча у озера показала ей, что герой чувствовал напряжение, здороваясь с ней, и, очевидно, ждал реакции шрама на ее присутствие. Разумеется, болевых ощущений, как на вокзале, не последовало, так как Брида предварительно закрыла свое сознание, использовав окклюменцию. Дедушка обучил ее и легиллименции, но она редко пользовалась своим умением, так как считала, что лучше не знать, какие именно мысли находятся в голове у собеседников.

В некоторых случаях никакой легилименции и не нужно, чтобы увидеть обожание Невилла и тревогу Гарри Поттера. А вот окклюменцию, обратную сторону умения читать чужие мысли, то есть умение мысли скрывать, она использовала часто, иногда даже бессознательно.

Собираясь в Англию, дедушка предупредил, что ей придётся столкнуться с людьми, знавшими ее отца, девятнадцать лет не такой большой срок, чтобы волшебники забыли о Второй магической войне, да и Первая война у многих хорошо сохранилась в памяти. Даже в Хогвартсе были те, кто знал ее отца не только под именем Волдеморта, но и как Тома Риддла, например, директор Мак Гонагал, учившаяся с ним на одном курсе. Был ещё Гораций Слизнорт, к счастью, ушедший на пенсию как раз в этом году, перед приездом Райанов.

Поэтому ментальный щит окклюменции у Бриды опускался автоматически, при малейшем намеке, что разговор может затронуть Темного лорда. А уж на уроках современной истории волшебного мира, если кто-нибудь попытался бы заглянуть девушке в голову, увидел бы только летний пейзаж с ромашками и васильками на зелёной траве. Искусством подменять мысли и воспоминания такими вот картинками она овладела в совершенстве, начав практиковаться сразу после разговора с дедушкой о ее происхождении.

Впрочем, кому в Хогвартсе могло прийти в голову проникать в сознание студентки? Да и специалистов такого уровня в школе просто не было. Природная магия Бриды, прямого потомка двух величайших столпов волшебного мира, Мерлина и Салазара Слизерина, позволяла ей с легкостью осваивать самые сложные и причудливые заклинания, казалось, ей и учить- то их не надо, будто она знала их с рождения, и просто вспоминала.

Брида отвлеклась от размышлений. Встреча с Национальным героем была в самом разгаре. Гарри Поттер, среднего роста, но казавшийся выше благодаря подтянутой фигуре и аврорской форме, терпеливо отвечал на многочисленные вопросы студентов, искренне улыбался, время от времени остроумно шутил. Брида видела, какой гордостью и обожанием светились лица его сыновей. Было видно, что Поттеру на самом деле интересно общаться с детьми, наверно, он просто отдыхал от нелегкой и неблагодарной работы, ведь пост главы полиции волшебного мира означал не только громадную власть и влияние, но и отсутствие нормальной жизни и постоянное напряжение.

Брида вспомнила, какой жгучий интерес она испытала, впервые узнав о волшебнике, победившем самого могущественного Темного мага двадцатого века («взбесившийся полукровка», — вспомнила она слова Невилла). Как сложилась судьба Мальчика-который-выжил во взрослой жизни? И каково же было ее разочарование, когда она узнала, что герой волшебного мира удовлетворился должностью в министерстве, завёл троих детей и не имеет никаких смелых амбиций! А как же его уникальный волшебный потенциал?

— Тратить такой дар на поимку мелких и даже крупных преступников и есть настоящее преступление, — презрительно высказалась Брида, когда ей было лет четырнадцать.

— Дорогая моя, — шутливо ответил дедушка, — надеюсь, что ты не собираешься преобразовывать волшебный мир? За шутливым тоном девочка уловила вполне серьёзную тревогу и рассердилась.

— Дед, ну что ты, в самом деле! Я знаю, о чем ты подумал. Но мир ведь все равно меняется, и меняют его люди. Стремление вершить великие дела не обязательно должно сопровождаться реками крови. Я только говорю, что глупо отрицать свое предназначение и погрязнуть в скучной мещанской жизни, как Поттер!

— Девочка моя, я, как никто другой, понимаю его. Наша семья слишком дорого заплатила за так называемое предназначение! — Всегда спокойный и сдержанный, лорд Лехри был непривычно взволнован. — Мой отец бесследно пропал, моя мать покончила с собой, пытаясь не выполнить это проклятое предназначение, а моя дочь сломала себе жизнь, пытаясь его выполнить!

— Дедушка, — тихо сказала Брида, — я знаю, ты имеешь в виду пророчество, но ведь если бы оно не исполнилось, меня бы не было на свете. Неужели ты был бы этому рад?

— Конечно, нет, я счастлив, что ты есть, и что ты именно такая, какая есть, Брида! — Дедушка посмотрел ей в глаза. — Ты мое сокровище, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива.

Встреча с Гарри Поттером подходила к концу. Декан Гриффиндора профессор Диггори поднялась и вышла на помост, встав рядом с гостем.

— Ну что же, все вопросы заданы? Напоминаю, что уважаемый мистер Поттер обещал провести тренировочную магическую дуэль с автором самого интересного, по его мнению, вопроса!

Она обвела взглядом зал. Все молчали.

Брида подняла руку.

— Мисс Райан, прошу вас.

— Мистер Поттер, вы верите в пророчества? — В полной тишине прозвучал ее вопрос.

Когда Гарри Поттер решил последовать совету Луны и посетить Хогвартс, он и не предполагал, что получит столько удовольствия от общения со студентами и собственными сыновьями. Джеймс сдержанно, как взрослый, пожал отцу руку, внутренне светясь от гордости, но стараясь показать, что быть сыном самого известного волшебника современности пустячное дело.

Гарри знал, что Джеймс Сириус с лихвой оправдывает имена, данные ему при рождении, с блеском продолжая традиции нарушителей спокойствия, которыми были отец и крёстный. Джинни не раз сетовала, что Джеймс мог бы учиться лучше и вести себя спокойнее, но Гарри подозревал, что жалуется она скорее ради приличия, а в глубине души восхищается сыном, и готова прощать ему все шалости. Справедливости ради надо сказать, что Джеймс никогда не переходил границы, и в целом, Гарри тоже был доволен своим старшим сыном, который при всех недостатках был открытым, добрым и честным мальчиком.

Альбус Северус обладал совершенно другим, более сложным характером, так что Гарри не был удивлён его распределением на Слизерин. Он давно избавился от детского предубеждения к «змеиному» факультету, и часто его раздражали шутки и подколки Рона, так и не сумевшего изжить предубеждение по отношению к слизеринцам. Когда Альбус написал домой, что подружился со Скорпиусом Малфоем, Джинни встревожилась, опасаясь, не повредит ли дружба сына с внуком заключённого в Азкабан военного преступника карьере Гарри. Пришлось провести с ней «воспитательную» беседу, которая не улучшила их отношения, в последнее время становившиеся все напряженнее.

С приездом Райанов Гарри почти перестал появляться дома, поглощённый решением загадки шрама. Он как будто бы отпустил тормоза, перестав сглаживать конфликты и предотвращать размолвки, чем занимался на протяжении всех восемнадцати лет семейной жизни. В их отношениях всегда лидировала Джинни, энергичная и яркая, а он подстраивался под ее настроение, постоянно вынужденный оправдываться непонятно в чем. Только недавно он понял, что их пара копировала модель семьи Уизли, в которой властная Молли, казалось, полностью посвятившая себя мужу и детям, на самом деле полностью контролировала их жизнь. Гарри теперь понимал, почему Артур в свободное от работы время пропадает на заднем дворе под предлогом изучения магловской техники. Гарри катастрофически стало не хватать воздуха в отношениях с женой, а ее, казалось, все устраивало и она решительно не хотела замечать его изменившиеся чувства.

Как поступить с открытием, что не все благополучно в их семье, Гарри ещё не решил. Он по-прежнему любил Джинни, не представлял себе жизни без нее и детей, да и годы брака, который он искренне мог назвать счастливым, нельзя было просто перечеркнуть.

Накануне поездки в Хогвартс он лежал без сна рядом со спящей Джинни и вспоминал время, когда одна мысль о возможности делить постель с любимой девушкой, приводила его в восторг и трепет, он дождаться не мог дня свадьбы, когда не нужно будет прятаться и стесняться, а можно открыто обнять друг друга. И вот теперь он просто лежит, и меньше всего ему хочется, чтобы Джинни проснулась, и не дай Мерлин, потянулась к нему с объятиями.

Гарри был верен жене, хотя за годы службы в Аврорате представлялось немало возможностей завести необременительную интрижку с красивыми и соблазнительными ведьмами. Джинни никогда не узнает, что в начале карьеры у мужа было несколько случаев, когда сердце его едва не дрогнуло (да, именно сердце, ибо он так и остался романтиком), и он почти поддался искушению.

В Хогвартсе он, к удовольствию Альбуса, познакомился с младшим Малфоем, который, несмотря на фамильное сходство с отцом и дедом, оказался славным парнишкой, а по взглядам, которыми обменялись его сын и Скорпиус, Гарри понял, что их связывает настоящая дружба. И Альбус представил ему Бриду.

Заметив, как она идёт к нему по берегу, поднявшись с мантии, на которой они сидели с Невиллом, Гарри внутренне напрягся, приготовившись к приступу боли, но ничего не почувствовал. Неужели тогда на вокзале ему показалось? Он пожал ей руку, вглядываясь в спокойное красивое лицо с глазами удивительного темно-синего оттенка. Ее губы улыбались, когда она сказала, что много слышала о его семье, и в этой ничего не значащей фразе ему почудился какой-то неуловимый подтекст, нечто многозначительное и таинственное.

«Это всего лишь школьница, почти ребенок», — убеждал он себя, — а инстинкт аврора действовал на опережение, и он уже касался щупальцем легиллименции ее разума. Легиллименция ещё со времён уроков Снейпа давалась ему лучше окклюменции, и Гарри был поражён, наткнувшись на непроходимое препятствие в сознании Бриды. Впрочем нет, препятствием (а у опытных окклюментов это, как правило, разных размеров и форм стены), то, что он увидел в сознании девушки, назвать было нельзя. Бескрайний летний луг, голубое небо, отражающееся в синеве колокольчиков и васильков, покой и безмятежность. Не может быть, чтобы семнадцатилетняя девчонка обладала таким умением скрывать мысли! Наверно, это обрывок воспоминаний о лете, ничего больше. А что он ожидал увидеть? Волдеморта, дающего ей с того света задание поднять мятеж чёрных магов в Британии? Испытывая неловкость, Гарри напомнил, что вся школа собралась в большом зале и ему пора идти.

Встреча прошла на удивление весело, и, охватывая взглядом множество мальчишеских и девчоночьих лиц, Гарри привычно удивился той симпатии, которую ему дарили совершенно незнакомые люди. Да, он Национальный герой, знаменитый светлый волшебник, равный Дамблдору, победивший большое зло, именно благодаря ему стало возможным рождение многих из этих детей, особенно полукровок и маглорожденных. Но никто не знает, как тяжело быть вечным заложником своей славы и своего предназначения, и как грустно ему порой от того, что жизнь проходит, а он упускает самое главное.

Брида Райан сидела недалеко от помоста, на котором он стоял, погружённая в свои мысли, казалось, она не видела и не слышала Гарри, и ему вдруг стало обидно, что ей не интересны вопросы студентов и его ответы. «Так, я становлюсь похож на артиста, который обижается на недостаток внимания публики», — подумал он с сарказмом по отношению к себе. — «Или мне неприятно, что красивые девушки больше не уделяют мне внимания?»

Встреча подходила к концу. Декан Гриффиндора профессор Диггори предложила задавать последние вопросы, и Гарри уже приготовился выбрать соперника для магической дуэли, наверно, кого-нибудь из рейвенколвцев или хаффлпафцев, из соображений магической политкорректности. Хотя бы вон ту оживленную брюнетку, кажется, дочь Забини и Паркинсон.

Неожиданно Брида поднялась и в полной тишине задала свой вопрос, верит ли он в пророчества.

— Мисс Райан, если отвечать кратко, то не верю, но при этом, именно благодаря одному их них, я совершил главное дело всей моей жизни. Вот так получилось.

Пока большой зал подвергали очередной магической трансформации, на этот раз из актового в дуэльный, оживление, характерное для сегодняшнего дня, перешло в ажиотаж. Гриффиндорцы шумно выражали разочарование выбором Поттера слизеринки в качестве соперника; слизеринцы приободрились и сдержанно обсуждали магические умения новенькой, в которых они успели убедиться на уроках ЗОТИ; рейвенкловцы скептически пожимали плечами, считая дуэль пустой тратой времени, поскольку шансы противников были вопиюще не равны; а простодушные хаффлпафцы просто радовались предстоящему зрелищу. И все факультеты оживленно прикидывали, сколько секунд продержится лучшая ученица Хогвартса против Национального героя.

Обитатели портретов тоже присутствовали, при этом Полная дама чуть не упала в обморок от волнения, а Чёрный рыцарь поднял забрало, чего он не делал уже много лет. Все четыре факультетских привидения маячили где-то под потолком, а полтергейст Пивз с уханьем носился среди студентов, внося дополнительную сумятицу.

Судья, преподаватель ЗОТИ профессор Кэрриган, напомнил присутствующим правила магического поединка, и из его палочки вырвалось серебристое облачко, превратившись в огромный прозрачный купол, ограждающий зрителей от случайного заклинания. Прозвучал гонг, приглашая дуэлянтов.

Соперники поднялись на подиум и отсалютовали друг другу волшебными палочками. Выбрав Бриду, Гарри вовсе не склонен был ее недооценивать. Во-первых, по своему опыту он знал, что в семнадцать лет способный волшебник вполне готов защитить себя, а при необходимости и напасть. Брида с отличием закончила американскую магическую школу, где была лучшей во всем, в том числе и среди членов школьного дуэльного клуба. А, во-вторых, у наследников древних чистокровных родов всегда есть в запасе парочка фамильных проклятий, которыми они владеют в совершенстве, и которые не проходят в школе.

Гарри быстро прикинул ход поединка, намереваясь атаковать девушку несколькими эффектными, но безвредными заклинаниями, разоружив ее напоследок своим фирменным экспеллиармусом. Он был готов позволить сопернице атаковать и даже собирался пропустить несколько выпадов, чтобы сгладить девочке горечь поражения и сделать дуэль более зрелищной. Но к тому, что произошло в считанные доли секунды с начала поединка, он готов не был. Мощный невербальный экспеллиармус Бриды заставил его пошатнуться, а в следующий миг его палочка, описав дугу, оказалась в руке у девушки. Она ударила без подготовки, без предупреждения, легко, играючи выполнив сложное заклинание.

Началось что-то невообразимое!

— Великий Гарри Поттер проиграл девчонке! Девчонка разоружила Начальника аврората! — дурным голосом завопил Пивз, а волшебники на портретах дружно выдохнули. Полная Дама все-таки упала в обморок, но никто не торопился приводить ее в чувство, а Чёрный рыцарь медленно соединил закованные в броню руки, что, по-видимому, должно было означать аплодисменты.

— Это нечестно, — закричал Джеймс, — отец не успел подготовиться!

Студенты, стоящие в задних рядах вообще ничего не поняли, и только сейчас осознали, что дуэль закончилась, едва начавшись.

— Все верно, мистер Поттер, — сохраняя невозмутимость, обратился к Джеймсу профессор Кэрриган, — поединок уже начался, когда мисс Райан применила заклинание.

Бриду окружили слизеринцы и Бьянка Забини, поздравляя и восхищаясь ее реакцией. Девушка, казалось, ошеломлённая своей победой, уверяла, что все произошло неожиданно, и разоружить самого Гарри Поттера ей удалось совершенно случайно. Однако Гарри видел, что смущение Бриды — притворство, даже не очень убедительное, ее глаза сияли от удовольствия, а рука слишком уверенно сжимала трофей.

Гарри не беспокоился, что его знаменитая палочка из остролиста обрела нового хозяина, так как заранее был обговорен тренировочный, а не боевой статус дуэли. Тем не менее, чувствуя дискомфорт от того, что его верное оружие находится в чужих руках, он подошёл к Бриде и поздравил ее с победой, вопросительно глядя на палочку и тем самым намекая, что победительнице пора бы уже вернуть ее владельцу.

— Спасибо, мистер Поттер, — сказала Брида, возвращая ему оружие, — это огромная честь для меня — получить урок магического мастерства от героя волшебного мира, хотя, откровенно говоря, я надеялась, что поединок продлится дольше.

Гарри, с трудом сохранив спокойное выражение лица, кивнул, и, стараясь держаться особенно прямо, спиной ощущая насмешливые взгляды, покинул зал.

Среди старшекурсников раздалось хмыканье, кто-то присвистнул, поражённый дерзостью Бриды, профессор Кэрриган удивленно поднял брови, не найдя, однако, к чему придраться, а Брида, как ни в чем не бывало, поправила мантию и в сопровождении смеющейся Бьянки направилась к выходу. Полная дама на протрете от возмущения не находила слов и опять была на грани обморока.

Гарри, переваривая услышанное, направлялся в кабинет Мак Гонагал, с намерением поговорить об Абердине Брайане, с которым она училась на одном курсе. Какова дерзость, а он ещё хотел пожалеть девчонку и думал, как бережнее обставить ее поражение. Если бы можно было вернуться к началу поединка, сейчас он бы мог применить непростительное!

Горгулья на входе в кабинет директора приоткрыла дверь, не спрашивая пароль, и Гарри оказался в просторном, но уютном помещении, знакомом с детства. За время пребывания в директорском кресле Минерва Мак Гонагал почти ничего не поменяла в интерьере кабинета, и в нем по-прежнему ощущалось присутствие Великого светлого волшебника. Мельком взглянув на стену над столом, Гарри обнаружил, что Дамблдор отсутсвует на портрете, а Снейп никогда и не появлялся в своей раме во время визитов Поттера.

— Садись, Гарри, рада, то ты нашёл время навестить Хогвартс, как у тебя дела? — приветливо спросила Мак Гонагал, сделав глоток из расписной чашки с ароматным чаем и жестом предлагая Гарри присоединится к чаепитию.

— Спасибо, Директор, — Гарри расположился в удобном кресле и с удовольствием взял в руки свою чашку, которая бесшумно материализовалась перед ним из воздуха.

— Как всегда, много работы. Вы же знаете, грядёт юбилей Победы, все министерство стоит на ушах, готовя нечто грандиозное.

— Например, амнистию Пожирателей смерти, включая Люциуса Малфоя и Рабастана Лейстренджа, — неодобрительно поджала губы Мак Гонагал.

— Новый министр считает, что пора перейти к новому этапу послевоенной жизни, — сухо сказал Гарри, давая понять, что не намерен обсуждать решения магических властей, ему хватало споров и дискуссий на эту тему во время визитов к родителям Джинни.

— Возможно, он прав, ведь уже много лет волшебная Британия живет спокойно, благодаря тебе, Гарри.

— Не только мне, — Гарри всегда хотел быть справедливым, — мы все внесли посильный вклад в победу. Но, Минерва, я хотел бы поговорить не об этом.

— Понимаю, тебя интересуют успехи мальчиков. У них все в порядке, не беспокойся.

— Минерва, я хотел бы узнать ваше мнение об одном человеке, вы учились с ним на одном курсе.

— Надеюсь, не о Томе Риддле? Все, что могла, я рассказала ещё во время Первой магической войны, — вздохнула Мак Гонагал.

— Вы помните Абердина Райана?

— Прадеда Бриды? — удивилась директор. После сегодняшнего поединка я думала, ты будешь спрашивать о ней. Блестящая студентка с невероятным магическим потенциалом!

Гарри не стал уточнять, что за два последних месяца он разузнал о мисс Райан все, что мог, включая имя парня, с которым она встречалась в Ильверморни.

— Ну что сказать об Абердине? — задумчиво продолжила Мак Гонагал. — Древний чистокровный род, богатство, связи, хотя, знаешь, Райаны никогда не отличались излишним снобизмом и поддерживали отношения с полукровками и даже маглорожденными. Впрочем, вступали в брак только с равными, здесь они следовали традициям.

— Он дружил с Риддлом? — затаив дыхание, спросил Гарри.

— Нет, что ты. И дело не в том, что в школе Том был скромным сиротой-полукровкой, просто они были слишком разными. Абердин — импульсивный, увлекающийся, нетерпеливый, если чего-то хотел, то должен был получить это немедленно. Впрочем, если не получал сразу, быстро остывал. Да, одна общая черта у них была — одержимость разными редкими артефактами и любовь к истории.

— Видимо, на этой почве они и сошлись, когда Риддл работал в антикварной лавке в Лютном переулке и собирал коллекцию бесценных вещей, принадлежащих великим волшебникам прошлого.

— Возможно, я мало встречалась с Абердином после окончания школы, мы вращались совершенно в разных кругах. Самоубийство его молодой жены наделало много шума, говорили, что он очень изменился после ее смерти.

— Интересно, Риддл знал, что Райан — прямой потомок самого Мерлина? — задумчиво спросил Гарри. — Если так, то его, одержимого своим родством с Салазаром Слизерином, это не могло не заинтересовать.

— Муж моей сестры Афины, Виктор Крейг, как-то рассказывал, что уже после смерти жены видел Абердина в компании Риддла, и они разговаривали на повышенных тонах. Абердин был эмоциональным человеком, никогда не стеснялся в выражениях, и зять говорил, что Риддлу было явно неловко в его компании и он озирался по сторонам, боясь стать объектом внимания. Дело было в Дырявом котле, если я правильно помню. Кажется, они обсуждали какое-то пророчество.

— Опять пророчество! — воскликнул Гарри, вспомнив вопрос Бриды. Был ли в ее вопросе какой-либо подтекст? Почему во всем, что говорит и делает эта девушка, ему чудятся скрытые смыслы?

— Да, с Волдемортом постоянно связаны какие-то пророчества, — проговорила Мак Гонагал. — Видимо, уже тогда он коллекционировал их, наряду с ценными артефактами.

Мысли крутились и сталкивались в голове у Гарри, когда он ступил в камин в кабинете директора и вышел в каминном зале министерства. Итак, Риддл и Абердин Райан говорили о каком-то пророчестве, а Брида задала ему о пророчестве вопрос. Гарри не представлял, как связаны эти факты, но чувствовал, что разгадка тайны, не дающей ему покоя с начала сентября, приближается. К сожалению, Виктора Крейга уже не спросишь о подробностях услышанного разговора, он погиб в финальной битве в Хогвартсе, как и многие другие волшебники. Надо поговорить с Гермионой, ее аналитический ум здесь как нельзя кстати.

Лорд Лехри Райан готовился к рождественскому приему в замке Олдерфлит, который одновременно должен был стать празднованием его возвращения на родину. Завтра вечером здесь будет толпа гостей — представителей знатных британских чистокровных семей, влиятельных служащих министерства, включая самого министра Флинта, известных в магическом мире деятелей искусства и звёзд квиддича.

Приём обещал стать самым грандиозным светским мероприятием сезона, и репортеры всех волшебных изданий также получили на него приглашения. Лорд Лехри опустился в кресло у горящего камина, и возникший с бесшумным хлопком домовик, поставил на столик поднос с бокалом огневиски. Домовые эльфы Олдерфлита чуть с ума не сошли от радости, что хозяева наконец-то вернулись домой, ведь как ни сильна была бытовая магия этих преданных помощников, замок медленно приходил в запустение, не ощущая ауры его волшебных владельцев.

Лорд Лехри до сих пор не знал, правильно ли он поступил, пойдя на поводу у внучки и решив вернуться в Британию. За тридцать восемь лет, проведённых за границей, он, по правде сказать, не испытывал ни малейшей ностальгии, а во время обеих войн смотрел на события на родине с брезгливым недоумением. Как могли волшебники, которые кичились чистотой крови и знатностью родов, пресмыкаться перед жалким полукровкой без роду и племени? «Ваш Лорд-как-его-там» — так презрительно отзывался Райан о «самом ужасном тёмном волшебнике», когда обсуждал английские дела с немногими друзьями, которые навещали его на острове Амелия. «Взял бы лучше фамилию матери», — говорил он, — «у Гонтов было больше оснований называться лордами». И ему становилось смешно, когда гости при этих словах начинали испуганно озираться, как будто монстр мог достать их и в поместье Райана.

Вообще-то, он мог. Лорд Лехри не был склонен преуменьшать магическую силу и жестокость человека, а потом и не совсем человека, который по невероятному стечению обстоятельств приходился ему зятем. Да, и запись о браке Эньи в министерстве имелась, так что на самом деле она не леди Райан, а миссис Риддл. Только датирована запись была 1946 годом, и лорд Лехри никогда не собирался обнародовать тот факт, что его дочь вышла замуж за тридцать два года до своего рождения. В свое время ему пришлось дать солидную взятку министерскому чиновнику отдела регистрации браков, который согласился изъять сведения из архива, а потом, на всякий случай, подчистить ему память.

Внизу послышались голоса, и в гостиной появилась дочь, а за ней быстрой походкой вошла внучка, только что приехавшая из Хогвартса на каникулы.

— Дедушка, здравствуй! — Брида крепко обняла его и он, как обычно, растаял от сияния темно-синих глаз, блеска волос, запаха нагретого солнцем летнего луга, который следовал за внучкой, подобно шлейфу. Лорд Лехри не переставал удивляться, как Брида, дочь своих родителей, бездушного монстра и ледяной статуи, получилась такой … тёплой, что ли. Правда, тогда и Риддл ещё не был монстром, и Энья ещё не превратилась в Снежную Королеву.

— Как успехи, дорогая моя? — поинтересовался он у внучки. — Впрочем, наслышан, в Визенгамоте не без злорадства обсуждали твой поединок с Поттером, все-таки героев не очень-то любят после того, как они спасли мир.

Брида засмеялась. Интересно, дошло ли до уважаемых членов Визенгамота ее дерзкое замечание по поводу боевых навыков Поттера?

Вечером, когда Брида уже почти легла спать, осталось только поудобнее взбить подушку, в дверь осторожно постучала мать.

— Можно войти? Ты не могла бы уделить мне немного времени? — сухо, в своей обычной манере спросила она.

— Что случилось? — Брида подумала, что сейчас последует краткая, но жесткая нотация о ненадлежащем поведении юной леди, и постаралась вспомнить, в чем она провинилась за последнее время. Впрочем, причина для неудовольствия матери всегда найдётся.

Но Энья неожиданно улыбнулась и ещё более неожиданно спросила:

— Разве должно что-то случиться для разговора матери с дочерью?

«Вообще-то да», — подумала Брида, — но вслух ничего не сказала. Она никогда не была близка с мамой, в отличие от деда, и можно было по пальцам одной руки пересчитать их задушевные разговоры в стиле «дочки-матери».

— Я тебя слушаю, — сказала она, теребя оборку на ночной сорочке.

— Брида, я давно должна была тебя спросить, но мне не хватало духа, — начала мать. Редко кто мог видеть леди Энью, эту ледяную принцессу, такой взволнованной. — Скажи, зачем ты настояла на возвращении в Англию? Чего ты хочешь? Что у тебя на уме, доченька?

Вот даже как. «Доченькой», кажется, ее назвали впервые в жизни.

— А ты как думаешь, мама? — осторожно спросила она.

— В том-то и дело, что я не знаю, что думать! Я боюсь даже догадываться, что кроется за твоими поступками!

— Боишься? Ты боишься? Мама, ты не побоялась отправиться в прошлое, чтобы исполнить это дурацкое пророчество, рискуя никогда не вернуться и сгинуть во времени и пространстве, как прадедушка! Да, я знаю, что он не умер, а потерялся, Мерлин знает, в каких глубинах вселенной!

— Брида, принимать решения и делать ошибки самой гораздо легче, чем наблюдать, как это делает твой ребенок! — воскликнула Энья.

— Вот именно, ты не думала о дедушке, ведь он с ума, наверно, сходил от неизвестности эти два года, что ждал тебя из прошлого, не зная, вернёшься ли ты.

— Я думала о том, чтобы спасти ему жизнь! И в любом случае, я исполнила это пророчество, освободив тем самым свою семью от обязательств перед магией, — устало, как будто заученные наизусть строки стихотворения, сказала Энья. — Ничто больше не довлеет над Райанами и их потомками. Так что ты задумала?

Брида решительно поднялась. В конце концов, рано или поздно мама узнает, все узнают.

— Мама, я хочу вернуть пирамиду Мерлина. Для этого мне нужен официальный доступ к наследию отца, так что скоро наша тайна перестанет быть тайной.

Невилл не хотел идти на рождественский приём, который устраивал Лорд Райан в своем замке. Мама, получившая приглашение наряду с другими начальниками отделов министерства, не настаивала, только грустно улыбнулась и сказала: «Ну вот, придется идти одной». Приглашённые будут с супругами или друзьями, мало кто придёт поодиночке, и Невилл, скрепя сердце, разрешил сводить себя в ателье мадам Малкин и терпеливо ждал, пока мама выберет ему новую парадную мантию. Ради матери он был готов и на большее, чем посещение глупого скучного мероприятия, среди напыщенных самодовольных снобов.

Ну ладно, допустим, не только снобов, ведь семьи многих из его приятелей по Хогвартсу тоже получили приглашения, так что скучать, может быть, не придется. И он сможет беспрепятственно любоваться Бридой, а может быть, даже осмелится пригласить ее на танец. После того октябрьского дня, увидев Бриду рядом с Гарри Поттером, он не мог отделаться от мысли, насколько органично они смотрелись рядом. Кто такой, в сущности, Невилл Лонгботтом, чтобы претендовать на внимание этой девушки? Вот дядя Гарри или кто-то, ему подобный, действительно достоин ее. Невилл жадно следил за приготовлениями к магическому поединку, с восхищением наблюдая за обоими участниками, словно созданными для дуэлей, приключений и всеобщего обожания. Он даже не удивился, когда Брида на первой же секунде поединка разоружила Национального героя, и как же тот смотрел на нее, когда она, счастливая и гордая своей победой, принимала поздравления одноклассников…

Некоторые студенты говорили, что Поттер нарочно поддался девушке, но Невилл слишком хорошо его знал, чтобы поверить в это. Нет, все было по-честному, это был поединок равных, достойных друг друга противников, просто удивительно, как другие не заметили как будто пробежавшую между ними искру, как будто мелькнувшую на пересечении взглядов синих и зелёных глаз молнию! Невилл ступил на скользкий путь в своих размышлениях.

После войны консервативные нравы волшебного мира, на несколько десятилетий отстававшего в плане моральных ограничений от магловского, стремительно разрушались. Если ещё двадцать лет назад добрачные связи строго порицались или, при их наличии, тщательно скрывались, сейчас никого не удивляло, что студенты старших курсов Хогвартса, посещая по выходным волшебную деревеньку Хогсмид, не только пили сливочное пиво в Трёх Метлах и лакомились мороженым у Флориана Фортескью. Стало вполне допустимым снять на несколько часов комнату в одной из многочисленных маленьких гостиниц, уединившись с подругой или другом совсем не для чаепития.

Раннее, по сравнению с маглами, взросление, знание противозачаточных зелий и заклинаний, многие из которых проходят уже на пятом курсе, общая установка на ранние браки и быстрое рождение наследников, если страсть помешала вовремя вспомнить о зелье, способствовали тому, что часто юноши и девушки сразу после окончания школы устраивали свадьбу. А помолвки иногда заключались ещё раньше, во время учебы. Как ни странно, отношения были довольно крепкими и серьезными, так как в большинстве случаев за молодыми колдунами и ведьмами стояли их семьи, готовые в случае чего проклясть обидчика или обидчицу каким-нибудь замысловатым фамильным проклятьем или наслать хитрый сглаз, который невозможно снять иначе, чем после свадебной церемонии.

К сожалению, с приходом в магический мир маглорожденных, не знакомых с многовековыми традициями волшебников, несущих чуждый этому миру образ жизни, увеличилось количество внебрачных детей и разбитых сердец. Дед Ксенофилиус говорил, что одной из причин, почему многие достойные маги попались на крючок идеологии чистой крови, было как раз стремление защитить своих детей от негативных сторон мира простецов.

Невилл попытался представить, как Брида в воскресенье спешит в Хогсмид чтобы заняться любовью в номере какой-нибудь гостиницы, и не смог. Прежде всего, потому, что среди студентов не видел никого, с кем бы она могла это сделать. Уж точно ни с кем из признанных красавцев и ловеласов Хогвартса! А если с дядей Гарри? Невилл даже покраснел, оглянувшись по сторонам, не подслушал ли кто-нибудь его грешные мысли. Ой, ему показалось, или тетя Джинни как-то странно смотрит на него?

Он решил отвлечься, рассматривая убранство парадного зала Олдерфлита. Его великолепие поражало воображение, и, хотя многие из гостей сами были владельцами подобных замков, казалось, что они попали в сказку, даже для волшебного мира удивительную и фантастическую. На танцевальном пространстве среди невесомо порхающих искрящихся снежинок кружились пары, верхушка огромной ели с волшебными игрушками терялась где-то под потолком, среди звёзд и мелькающих время от времени комет и метеоров.

— Невилл, ну как тебе праздник? — Брида вдруг очутилась рядом, держа в обеих руках по бокалу шампанского. Ее глаза сияли ярче обычного, волосы были убраны в простую, но изящную прическу, а платье Невилл все равно не смог бы описать, оно струилось, переливалось и мерцало. Он молчал, не в силах ничего сказать.

— Хорошо, будем считать, что тебе нравится, — озорно улыбнулась она, протягивая ему бокал.

— С Рождеством, Невилл!

— С Рождеством, Брида, — выдохнул он и залпом выпил пузырящийся напиток, не чувствуя вкуса. И пропал в очередной раз.

Рождественский прием был в самом разгаре. Давно закончилась краткая официальная часть с пафосным поздравлением министра Флинта и ответным витиеватым выражением благодарности лорда Лехри, были оценены изысканные блюда, приготовленные для фуршета как домовиками, так и лучшими волшебными кулинарами, а теперь цвет магической аристократии наслаждался концертом группы Ведуньи, танцами и злословием.

«Золотое трио» плюс Джинни с комфортом расположилось за маленьким столиком в укромном углу, глядя на разряженную толпу и негромко переговариваясь. Гермиона была в строгом черном платье, которое делало ее выше и стройнее, а Джинни — в темно-зеленом, весьма смелого покроя, выгодно подчеркивающим ее рыжие волосы и зрелые формы. Гарри покосился на новое изумрудное ожерелье, которое соблазнительно покоилось на ее высокой груди, и вздохнул. Джинни, выросшая в более чем скромных условиях небогатой многодетной семьи Уизли, быстро привыкла к богатству и роскоши, с удовольствием опустошая сейфы Поттеров и Блэков в Гринготтсе, доставшиеся Гарри по наследству от родителей и крестного.

Разумеется, ему не было жалко золота, а сам он, выросший в спартанской обстановке у Дурслей, привык с детства довольствоваться малым, но последнее время его все чаще раздражало отсутствие вкуса и меры в пристрастии супруги к огромным драгоценным камням и декольтированным нарядам на грани приличия.

— Уважаемые гости, — раздался усиленный сонорусом голос хозяина. — Следующий танец — вальс, сочиненный моим предком, одним из первых волшебных композиторов, перенявших магловские музыкальные традиции, обязателен для всех. Приглашают как кавалеры, так и дамы!

Четверка друзей увидела, как к ним направляются леди Энья и Брида.

— Посмотрите на них, настоящие вампирши, — с неприязнью произнесла Джинни, — выпьют человека досуха и даже не заметят.

— Держу пари, — сказал Рон, — что леди Энья пригласит тебя, Гарри, героям всегда достается самое лучшее.

— Ну, Ронни, ты тоже у нас герой, а самое лучшее у моего мужа уже есть, это я! — засмеялась Джинни.

Как будто подтверждая ее слова, леди Энья присела в изящном книксене перед Роном.

— Мистер Уизли, позвольте пригласить вас, — произнесла она, очаровательно улыбнувшись.

Герой-номер-два поднялся, смущенно оглянувшись на жену и сестру, как-бы спрашивая у них разрешения, и поплелся на танцпол, конфузясь от близости этой невероятно красивой и невероятно холодной волшебницы.

Брида молча стояла перед Поттером, ожидая, когда он поднимется и возьмет ее под руку. Как во сне Гарри понял, что они оказались среди танцующих, успев мельком удивиться, как такое большое количество кружащихся пар не сталкивается друг с другом, не иначе здесь задействовано какое-то мудрёное колдовство. Его рука лежала на талии девушки, и сквозь непонятный, тонкий, но плотный материал платья, он чувствовал тепло ее тела и, казалось, ток разогнавшейся по сосудам крови.

Брида была почти одного роста с ним, и когда ее глаза оказались так близко, на одном уровне с его глазами, шрам пронзила резкая боль, заставившая Гарри сильнее сжать руку девушки.

— Мистер Поттер, не сопротивляйтесь, — раздался ее тихий голос, — если вы расслабитесь, шрам не будет болеть. Вы привыкли, что он реагирует на опасность, а я не представляю для вас опасности.

Казалось, он оглох, ослеп и потерял дар речи. Речь вернулась первой.

-Мисс Райан, сказать, что я удивлен, значит, ничего не сказать. Вам не кажется, что вы должны объясниться?

— Если хотите, мистер Поттер, я отвечу на все ваши вопросы, если они касаются лично меня. Только праздник не совсем подходящее время для этого, вы не находите?

— Кто вы? Как вы связаны с ним? — сейчас его волновал только один вопрос.

— А что вам приходит в голову первым делом, мистер Поттер? Самый простой ответ иногда самый верный, — ответила Брида.

— Почему шрам не болел в Хогвартсе, вы применили окклюменцию?

— Да, пришлось, — беспечно отозвалась она. — В мои планы не входило вывести вас из строя еще до поединка.

— А вы были так уверены, что я выберу именно вас?

-Да, я была уверена, что задам самый интересный вопрос. Мистер Поттер, забудьте свои подозрения хоть на пять минут, повторяю, я не представляю угрозы ни лично вам, ни волшебному миру. — Давайте просто потанцуем, — умоляюще добавила она.

Гарри стало неловко. Ведь Брида совсем еще девочка, а он мешает ей наслаждаться праздником, охваченный неуместным сейчас азартом оперативника. Шрам действительно перестал болеть, когда он последовал совету и изгнал из сознания настороженность и страх, охватывающие его всякий раз, когда он думал о причине болезненной реакции. Мельком он увидел Джинни, с довольным видом вальсирующую с лордом Лехри, и Гермиону в паре с министром Флинтом. Лицо Гермионы было серьезно, она внимательно слушала, как министр что-то говорит ей, видимо, рассматривая танец как продолжение служебного совещания.

Гарри перевел взгляд на девушку в его объятиях. Мерлин, кажется удивительно правильным, само собой разумеющимся касаться ее, сжимать ее талию, чувствовать дыхание ее губ, видеть так близко сияющие темно-синие глаза, которые смотрят на него доверчиво и смело. Почему она так смотрит? Как будто ей тоже доставляет радость быть рядом с ним, как будто она понимает его, как будто знает о нем что-то такое, чего он не знает о себе сам. Почему она стала появляться в его снах, улыбаясь грустно и светло, безмолвно намекая на что-то давно ушедшее и забытое, похороненное в толще воспоминаний, то, что просто необходимо вспомнить, так как от этого зависит сама жизнь?

Гарри не заметил, как музыка смолкла и танец закончился. Он все еще продолжал сжимать талию Бриды, не в силах отнять руку и ощутить пустоту, не имеющую смысла без ее присутствия.

В сгустившейся тишине часы пробили полночь.

— С Рождеством, мистер Поттер! — счастливая улыбка осветила лицо девушки, сделав его еще прекраснее, хотя это казалось невозможным.

— С Рождеством, Брида, — ответил он, в восторге понимая, что вся его прежняя жизнь необратимо катится под откос, а впереди ждет восхитительная пропасть, в которую можно лететь долго, так и не достигнув дна.

И наткнулся на озадаченный, недоуменный, укоризненный взгляд Гермионы.

Энья Райан ненавидела Рождество так сильно, как только можно ненавидеть что-то, не имеющее к тебе прямого отношения. Ненависть вообще-то была чужда ее уравновешенной, холодноватой натуре, скептически воспринимающей сильные чувства вроде страсти, вожделения, азарта. Но Рождество она ненавидела, поскольку два раза в жизни этот праздник приносил ей боль и страдания, которые невозможно ни забыть, ни отпустить. Особенно второй раз…

После разговора с дочерью Энья снова вспоминала события вечера 24 декабря 1997 года, когда она весело простилась с подругами на окраине магической части Фернандины-Бич, центра острова Амелия, где находилось их поместье, трансгрессировав прямо к двери дома. Отец, наверно, сердится, что она опаздывает к рождественскому ужину, хотя гостей не предвиделось, и они просто намеревались съесть по кусочку индейки и разойтись по своим комнатам.

Последнее время в доме царила гнетущая атмосфера, получая известия из Англии, отец был сам не свой, а его паранойя насчет охранных чар вокруг и внутри дома достигла апогея. Со времени исчезновения дедушки Абердина (для общества пришлось наскоро придумать версию неудавшегося эксперимента с зельями, что объясняло похороны в закрытом гробу, ибо тела-то никакого не было), от Эньи не скрывалось, что он не просто проводил опыты с опасными и запрещенными ингредиентами, а пытался, ни много, ни мало, разработать заклинание времени. В отличие от хроноворотов, которые переносили человека только на пару часов назад, лорд Абердин был одержим идеей вернуться в прошлое на много лет и спасти жену, предотвратив ее самоубийство.

Энья также догадывалась, что помимо любви к бабушке Диве им руководила ненависть к приятелю, Тому Риддлу, тогда еще не носившего печально известного имени Волдеморт («Лорд-как-его-там», презрительно называл его папа). А ненавидеть Абердин умел, и Энья сомневалась, что попав в прошлое, он первым делом предотвратил бы смерть бабушки. Нет, сначала он любым способом довершил бы начатое — убил Риддла, что не удалось сделать ему в первый раз.

Накануне своего исчезновения лорд Абердин обмолвился, что он как никогда близок к успеху, но видимо, что-то пошло не так, и дедушка просто исчез из наглухо запертой подвальной лаборатории, а Энье с отцом оставалось гадать, в каком измерении, в какой параллельной реальности блуждает сейчас лорд Абердин. Они были уверены, что он жив, поскольку волшебный портрет, висевший в кабинете деда, остался просто нарисованным изображением, ведь оживают портреты только после смерти волшебника.

Дедушка, зная, каким рискованным делом он занимается, оставил воспоминания, прояснившие многие мотивы его поведения, в частности, маниакальную одержимость безопасностью Эньи, начиная лет с четырнадцати. Именно он настоял, чтобы она оставила учебу в Шармбаттоне после пятого курса, и просто выходил из себя, когда внучка без спроса покидала поместье на Амелии, сильно смахивающее на неприступный бункер по части охранных заклинаний.

Лорд Лехри и его дочь узнали также о пророчестве, связывающим потомков Мерлина и Салазара, причем эти потомки, в силу специфики предсказания, должны были быть противоположного пола. Таковых на данный момент в целом мире было двое — девятнадцатилетняя красавица и богатая наследница Энья Райан и годящийся ей в дедушки Том Риддл, отвоевавший сомнительный титул «самого ужасного темного волшебника двадцатого века» у дряхлого Гриндевальда.

Энья замешкалась, прежде чем открыть дверь. Ей показалось, что в магической ауре дома что-то неуловимо и опасно изменилось. Конечно, она не чувствовала ставших уже привычными охранных чар, специально настроенных на владельцев поместья и реагировавших на входе едва уловимой вибрацией воздуха, когда хозяева появлялись дома! Может быть, ей лучше не входить? Но отец должен был быть дома, она обязана убедиться, что с ним все в порядке. Энья вошла в дом и прислушалась, вытащив палочку из кармана мантии и будучи готовой в любой момент пустить ее в ход.

Все было на первый взгляд спокойно, из гостиной доносились невнятные голоса. Неужели папа все-таки пригласил кого-то в гости? Она решительно прошла по коридору и замерла на пороге гостиной. Отец в странной, изломанной позе лежал у дальней стены, его лицо было испачкано кровью, кровь была на воротнике белоснежной рубашки, заливала мягкий серый джемпер.

Ни о чем не думая, Энья бросилась к нему, но была остановлена холодным, каким-то нечеловеческим, потусторонним шипящим голосом.

-Здравствуйте, мисс Райан, я так давно мечтал с вами познакомиться. Заново познакомиться. С Рождеством, Бронаг!

Палочка Эньи выскользнула из ее руки и сама собой приземлилась у ног сидящего в кресле у камина человека. Она вгляделась в скрытое капюшоном черной мантии лицо, пытаясь узнать непрошенного гостя, но он сам медленно откинул его, и Энья похолодела от ужаса. Перед ней собственной персоной был самый страшный темный волшебник двадцатого века, без кавычек и без иронии, с которой в ее семье привыкли упоминать его имя.

Энья прислушалась к неровному дыханию отца, который находился в глубоком обмороке.

-Не беспокойтесь, он жив. Пока жив, — подчеркнул Волдеморт, — и от вас зависит, останется ли ваш отец жить и дальше.

— Что вам нужно? — как ни странно, она ощущала какое-то неестественное спокойствие. Последствия шока?

— Вы уже знаете о Пророчестве? — спросил он.

Энья кивнула, боясь поверить промелькнувшей в голове мысли. Нет, это слишком омерзительно, если этот маньяк пришел сюда затем, чтобы … сделать то, что предполагало это проклятое пророчество, да она лучше вытерпит самые изощренные пытки, лучше умрет, чем …

Ужас и отвращение, отразившиеся на ее лице, заставили Волдеморта невесело рассмеяться.

— Нет, мисс Райан, дорогая моя Бронаг, я, право, не настолько ужасен, чтобы сделать то, о чем вы подумали. Да и, откровенно говоря, я просто физически не способен на подобные действия. О чем и не жалею, ибо считаю занятие так называемой любовью, — он произнес это слово с гадливостью, — напрасным и обременительным.

— Но тогда чего вы хотите от меня? Откуда вы знаете мое второе имя? — Энья не любила свое второе имя, и мало кто даже из знакомых знал его. Голова у нее шла кругом, она с трудом могла сконцентрироваться на разговоре, а на задворках сознания трепетало облегчение, пополам с беспокойством за отца.

— Подойди сюда, — резко произнес он, поднимаясь с кресла.

Девушка выполнила приказ, отстраненно удивившись, что может двигаться.

Волдеморт рывком притянул ее к себе, и она снова похолодела от ужаса и отвращения, близко увидев его неживые красные глаза, обтянутый потрескавшейся кожей голый череп, ноздри приплюснутого змеиного носа.

— Смотри, — опять приказал он, вынимая откуда-то кулон в форме прозрачной хрустальной пирамидки на недлинной серебряной цепочке. — Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — прошептала Энья, которую снова захлестнула паника.

Волдеморт оттолкнул ее и опять засмеялся невеселым, каким-то надтреснутым смехом.

— Вы, Райаны, прямые потомки великого Мерлина, настолько самодовольны и нелюбопытны, что даже не даете себе труд познакомиться со своим наследием. Этот напыщенный дурак, Абердин, окончательно свихнулся, изобретая заклинание времени, так ему хотелось убить меня, а ведь вам не нужно никакое заклинание, чтобы попасть в прошлое.

По мере произнесения этой речи Волдеморт, казалось, становился все безумнее, если, конечно, это было возможно. Он как будто забыл о присутствии Эньи, и она затаила дыхание, прикидывая расстояние до двери. Может быть, стоит рискнуть? Но что будет с папой?

— Слушай, что я говорю, девчонка! — в высоком холодном голосе Волдеморта промелькнула ярость. — Вам, Райанам, достаточно этой безделушки и капли вашей драгоценной чистой волшебной крови, — он произнес это, издевательски кривя тонкие губы, — чтобы очутиться в любом моменте прошлого!

Энья молчала. Она смутно начинала догадываться, чего хотел от нее Темный лорд, и понимала, что выбора у нее нет.

— Вы хотите, чтобы я отправилась в прошлое и там встретилась с вами? — напрямик спросила она. — Но ведь это значит, что вы уже знали меня когда-то, а пророчество не было исполнено, ведь, насколько известно, у вас нет наследников. Меня звали Бронаг?

— Все правильно, я рад, что мне не пришлось долго объяснять. Я встретил Бронаг летом 1946 года, а в Рождество она бесследно исчезла, и я потратил немыслимые усилия, чтобы напасть на ее след. Все, что я знал, это то, что она дальняя родственница Райанов, но у Абердина, моего однокурсника и единственного представителя этой семьи, не было ни сестер, ни кузин. Когда я понял, что ты пришла из будущего, я думал, что ты будешь его дочерью, но эта глупая курица Дива покончила с собой, когда узнала, что ее возможной дочери предстоит исполнить пророчество и произвести на свет волшебника, который потрясет основы магического мира.

— Почему я, то есть та Бронаг, исчезла? Что-то пошло не так? — спросила Энья, приняв для себя окончательное решение.

— Я не знаю, но я предпринял определенные шаги, чтобы выполнить пророчество. Подойди сюда, не бойся, — он говорил спокойным тоном, ярость исчезла из его голоса, когда он понял, что Энья согласна.

Когда девушка приблизилась, Волдеморт вернул ей палочку, невербальным заклинанием подняв ее с пола.

— Есть условие, путешествие во времени должно быть добровольным, кровь, взятая насильно, не сможет активировать пирамиду.

— Откуда вы все это знаете? — Против воли Энья заинтересовалась артефактом.

— Эта пирамида принадлежала основателю вашего рода, Мерлину, и ты не поверишь, но дух Мерлина и рассказал мне о принципе ее работы, — в его тоне сквозило самодовольство, а Энья подумала, что не хочет знать, каким образом Волдеморт общался с духом великого светлого волшебника.

— У меня тоже есть условие, — твердо сказала она. — С папой ничего не должно случиться.

— Хорошо, даю слово, — небрежно сказал Волдеморт. — В конце концов, твой отец заслужил это уже тем, что не пытался помешать изначальной магии вершить судьбу волшебного мира, как твои дед с бабкой.

— Что я должна делать? — спросила Энья. А про себя подумала: «До недавнего времени папа просто не знал ни о каких пророчествах».

— Надень кулон, рассеки ладонь и приложи пирамиду к порезу. Я не знаю, как именно произойдет перемещение, я ведь жалкий полукровка, — насмешливо сказал он, — и не имею чести принадлежать к потомкам великого Мерлина.

Энье показалось, что в этих словах прозвучала неприкрытая зависть, видимо Волдеморт не мог примириться с мыслью, что ему не удастся воспользоваться бесценным артефактом, сама магия сопротивляется тому, кто, казалось бы, овладел всеми ее гранями.

— Но как я попаду именно в то время, которое вам нужно? — спохватилась Энья.

— Я же говорю, я предпринял меры, пирамида настроена на определённую дату, тебе ни к чему знать, как именно я это сделал. Обратного хода нет, предупреждаю сразу.

Ну что же, она предполагала что-то подобное. Боясь передумать, девушка быстро надела на шею кулон и уверенно нанесла себе рану режущим заклинаньем. Пирамидка вспыхнула всеми гранями, когда она приложила ее к окровавленной ладони, и последнее, что она запомнила в этот рождественский вечер, был крик ее отца, который пытался встать на ноги: «Энья, нет, не смей!»

Она вернулась домой на Рождество 1999 года, и первое, о чем она спросила у отца, было: «Где Том»? Услышав ответ, она потеряла сознание.

Гарри Поттер, самый знаменитый волшебник современности, глава Аврората, образцовый до недавних пор семьянин, собирался на свидание с девушкой. Он уверял себя, что встреча, назначенная Бридой, носит деловой характер, ведь на приеме она обещала ему ответить на все вопросы, касающиеся ее связи с Волдемортом. Но в глубине души он прекрасно понимал, что загадка Райанов уже не занимает его так сильно. Во-первых, Гермиона, с которой он поговорил сразу после визита к Мак Гонагал, нашла вполне убедительную и логичную разгадку, а, во-вторых, он поверил Бриде, что боль в шраме не предвещает никакой катастрофы.

Кем бы ни была эта девушка, ее появление не несет угрозы волшебному миру, чего не скажешь о нем лично. Только вот угроза Гарри Поттеру никак не связана с черной магией, ну, если конечно, не считать результатом темномагического воздействия чувство, с каждым днем все сильнее прорастающее в его сердце и с которым у него уже не было сил, а, главное, желания бороться.

Гарри подумал, что версию с приворотом исключать нельзя, и автоматически припомнил все моменты, когда Брида могла подлить ему в напиток какую-нибудь гадость, коих он насмотрелся во время всей службы более, чем достаточно. Зелье не обязательно должно выглядеть, как амортенция, ее как раз довольно легко распознать и ей балуются подростки на старших курсах Хогвартса, да и не обязательно это должно быть зельем. При очевидных магических способностях Бриды, Мерлин знает, какими заклятьями овладела к своим семнадцати годам эта колдунья, если только она унаследовала от своего отца талант, а главное, решимость применить темные чары. Гарри почему-то не сомневался, что унаследовала.

Поттер уже давно, еще со времен войны, не испытывал смущения и страха даже перед непростительными заклинаниями, а почти двадцать лет в Аврорате и вовсе избавили его от излишней щепетильности в применении любых заклятий. Конечно, свой самый знаменитый поединок он выиграл, применив любимый экспеллиармус, в котором он достиг совершенства, но если бы противостояние с Волдемортом случилось сейчас, он бы без колебаний и с удовольствием ударил авадой. Да, за эти годы он научился страстно желать причинить врагам боль, а ведь еще Беллатриса первой сказала ему, что как раз это и является залогом эффективности непростительных заклятий.

За время службы в Аврорате Гарри мастерски овладел не только непростительными, но и со спокойной совестью научился лгать, хитрить и плести интриги. Возможно, в нем заговорила, наконец, кровь Блэков, его ближайших родственников, известных темных волшебников, да и не зря Шляпа в свое время хотела отправить его на Слизерин.

Как-то на одном из приемов он случайно разговорился с Драко Малфоем. Беседа продолжилась в Дырявом котле, и за очередным бокалом огневиски они порассуждали, что было бы, если бы Гарри, попав в волшебный мир, сразу узнал, что Нарцисса Блэк, как и сумасшедшая Беллатриса, приходится ему троюродной сестрой, а Драко, соответственно, троюродным племянником. История магического сообщества могла бы пойти по совершенно иному пути, единодушно решили они.

Гарри иногда задумывался, почему Дамблдор и Уизли не говорили ему о родственных связях с другими волшебными семьями, ведь сам он долго не знал, что практически все волшебники так или иначе приходятся друг другу родственниками и свойственниками, но предпочитал не докапываться до ответа. Все случилось, как случилось, и ничего уже не изменишь. Гарри, в отличие от Джинни, был рад дружбе сына со Скорпиусом, так как ему хотелось, чтобы дети чувствовали себя частью волшебной элиты, к которой принадлежали по праву рождения, и гордились этим.

«Еще немного, и я, полукровка, заговорю о чистоте крови», — иронически подумал он — «и меня объявят новым Темным лордом».

Кровь… Ее значение в волшебном мире трудно было переоценить. Гарри прошел долгий путь от отвращения и неприятия всего, что было связано с применением крови (а также других, скажем так, физиологических жидкостей) в заклинаниях и зельях, пока ему пришлось признать, что самыми сильными были именно чары, завязанные на магии крови. А сила такой магии неизбежно зависела от древности рода, это был факт, с которым никак не желали мириться поборники реформ, настаивающие на равенстве всех волшебников, включая маглорожденных в первом поколении.

Гермиона при всем своем таланте и трудолюбии, а также сильном магическом даре, укрепленном браком с чистокровным волшебником, решительно отказывалась признавать роль кровных связей в волшебном мире. Кстати, Гарри в свое время тоже испытал шок, узнав, что средневековые поверья о том, что сила ведьмы возрастает при правильном первом сексуальном контакте, являются абсолютно верными. Именно неприятие подругой подобных аспектов магии привело к тому, что она предпочла бумажную работу в юридическом отделе, став настоящим экспертом в области магического права. Она выбрала теорию, а не практику, и была, казалось, удовлетворена своим выбором.

Гарри взглянул на себя в зеркало. К счастью, он не разучился носить магловскую одежду, джинсы и теплая куртка делали его похожим на тысячи других людей, проводящих выходной день в парке Хэмпстед-Хит на севере Лондона, где Брида назначила ему встречу в два часа.

Джинни выглянула в прихожую, недовольно посмотрев на него.

— Не забывай, что к шести часам родители ждут нас на обед, — раздраженно сказала она. Джинни теперь почти всегда пребывала в состоянии раздражения, но ему было все равно. На все ее упреки он отвечал равнодушным молчанием и старался поменьше бывать дома, благо работа предоставляла для этого большие возможности. Оба понимали, что назревает решительное объяснение, но никто не хотел его начинать. Им становилось все труднее скрывать свои изменившиеся отношения от детей, и если мальчики были заняты тем, как бы поинтереснее провести каникулы, то встречая недоуменный взгляд таких же, как у него, зеленых глаз дочери, Гарри чувствовал себя последним негодяем.

Их отчуждение достигло апогея после возвращения от Райанов. Джинни была в хорошем настроении, возбужденная танцами, шампанским и атмосферой праздника. Дети были у Уизли, и Джинни, напевая что-то веселое, на ходу стянула тесное платье, отшвырнув его в сторону, и подошла к мужу, призывно и немного пьяно улыбаясь, закидывая руки ему на шею.

— Я так устала, — томно произнесла она, а в глазах плясали чертики, когда-то сводящие его с ума. Изумруды на ее обнаженной груди приглашающе вспыхнули.

-Давай тогда спать, — Гарри постарался придать голосу нежности и заботы, но получилось плохо. Все-таки он был на четверть бешеным Блэком, а не скользким Малфоем и притворяться мог только по служебной необходимости. Он осторожно снял руки жены, стараясь не вдыхать запах духов, смешанный с запахом ее разгоряченного тела.

— Что с тобой? — пристально вглядываясь в его лицо, спросила Джинни. Он молчал, и, очевидно, в этом молчании она прочитала нечто такое, что заставило ее резко отстраниться и скрыться в ванной, от души хлопнув дверью.

Потом, лежа без сна, он слышал ее рыдания, заглушенные шумом воды, но пребывал в странном оцепенении, снова и снова вспоминая ощущение под рукой переливающейся материи, из которой было сшито платье Бриды, боясь дать волю воображению, которое услужливо подсказывало, что бы он почувствовал, если бы платья не было.

Пробормотав, что он и хотел бы забыть о новогоднем обеде у тещи и тестя, да разве ему дадут это сделать, Гарри вышел на крыльцо дома на Гриммо и трансгрессировал в Хэмпстед-Хит.

Геримиона Грейнджер-Уизли, «золотая девочка» из «золотого трио», «самая умная выпускница Хогвартса за последние сто лет», начальник юридического отдела министерства, была в затруднении. Она не любила состояние, когда чего-то не понимала, от этого у нее портилось настроение и в голову приходили несвойственные ей мысли, заставляющие сомневаться в правильности выбранного жизненного пути, а уж сомнения Гермиона не любила еще больше.

Давным-давно, сразу после Победы, она четко распланировала их с Роном будущую жизнь, и все получилось именно так, как она хотела. Понимая, что муж не может и не хочет делать большую карьеру, она всячески помогала ему на первых порах, когда он стал компаньоном Джорджа по магазину волшебных приколов и вредилок. Не в последнюю очередь, благодаря ее советам, магазин перерос в прибыльный бизнес с несколькими филиалами и доходом, позволяющим семье Уизли жить если не роскошно, то навсегда забыть о материальных затруднениях. Она снисходительно улыбалась, когда Рон покупал очередную гоночную метлу себе, или новую волшебную кастрюлю для Молли, радуясь, что может позволить себе эти ненужные, но заманчивые покупки. Ведь в детстве у него не было такой возможности, а теперь есть, это ли не счастье?

Роза и Хьюго (а она сразу сказала, что не собирается повторять судьбу свекрови и у них будет двое детей, мальчик и девочка) были отлично воспитаны и уже сейчас обещали стать первыми учениками в Хогвартсе. Гермиона с неодобрением наблюдала безалаберное и бессистемное воспитание маленьких Поттеров, так как Гарри, не получивший в детстве родительского тепла, безбожно их баловал, а Джинни, тоже не получившая достаточно тепла, но по другой причине, часто была неоправданно строга.

Верная своим принципам, Гермиона не позволила мужу обзавестись домашними эльфами, даже когда у них появилась такая возможность. При этом хозяйство у нее работало, как часы, небольшой уютный дом сверкал чистотой, постельное белье было накрахмалено, еда была вкусной, полезной и разнообразной. Гермиона все делала на «превосходно», и хотя потратила много времени и сил на овладение бытовыми чарами, не жалела об этом, особенно когда ставила в тупик саму Молли, собаку съевшую на этих самых чарах.

Гермиона закрыла папку с документами, которые собиралась просмотреть на выходных. Работа не шла на ум, и она прислушалась к себе, пытаясь сформулировать причину своего беспокойства. Впрочем, долго формулировать не пришлось, так как беспокойство имело вполне конкретное имя: Гарри.

«Гарри, драккл его возьми, снова Гарри, и опять Гарри! — возмущался Рон во время их редких ссор. Причина ссор почти всегда была одна и та же: Рона бесило, что у жены и лучшего друга постоянно есть какие-то тайны, что было неизбежно, учитывая должности, которые они занимали в министерстве. Нет, он не ревновал, просто за столько лет не смог до конца смириться, что в их «золотом трио» он являлся, в сущности, лишним, играя даже не вторую, а последнюю роль. «Друг Избранного» — этот титул прочно приклеился к нему, и, в целом, смирившись с судьбой, время от времени Рон раздражался, горячился и кипятился, но затем быстро остывал, опять становясь тем простодушным и немного смешным мальчиком, которого «золотая девочка» когда-то наметила себе в мужья.

Во время размолвок Гермиона обычно отмалчивалсь, а потом против воли возвращалась к тем беспокойным, но удивительным месяцам, когда они сначала втроем, потом вдвоем, а потом опять втроем скитались по лесам и пустошам, охотясь за крестражами, а за ними, в свою очередь, охотилась вся волдемортова рать. Они ограбили волшебный банк и вырвались оттуда на драконе! Неужели это было с ней?

Однажды Гарри, смеясь, рассказал о своем разговоре с Малфоем, когда они вдруг пришли к выводу, что история магической Британии могла бы повернуться по-другому, узнай Мальчик-который-выжил о своей принадлежности к волшебной аристократии раньше. Гермиона сначала нахмурилась, так как открыто не одобряла новое увлечение друга историей и генеалогией древних семей, а также его изменившиеся взгляды на многие аспекты магического сообщества. А потом она представила, что было бы, если бы в ту рождественскую ночь, в убогой холодной палатке, когда было так страшно и тоскливо, она положительно ответила бы на немой вопрос в глазах Гарри, пригласившего ее на танец.

Пожалуй, жизнь магической Британии была бы другой, если бы она стала Гермионой Поттер, соединив свои амбиции и талант со статусом и талантом Гарри, а также гринготтским золотом Поттеров и Блэков. Уж она бы не тратила волшебные галеоны на бессмысленные побрякушки, а давно была бы уже если не министром (она понимала, что с ее происхождением это маловероятно и трезво оценивала свои шансы), то супругой министра точно.

Гермиона вздохнула, удивляясь, куда завели ее размышления о проблемах друга. А то, что у него большие проблемы, она поняла на приеме у Райанов, с удивлением и негодованием наблюдая, каким взглядом он смотрел на эту девчонку, и как она смотрела в ответ. Мерлин, да это просто неприлично! Было такое ощущение, что эти двое набросятся друг на друга прямо посреди зала, полного народа, под прицелом колдокамер! Вспомнив, что Мерлин имеет самое прямое отношение к Бриде Райан, Гермиона расстроилась еще больше.

Вчера, когда обе семьи собрались у Поттеров для встречи нового года, Гермиона улучила момент и отозвала друга в сторонку, намереваясь высказать все, что она думала.

— Гарри, что ты творишь, включи мозги! — начала она, как обычно без предисловий.

Гарри молчал. Он вообще стал молчаливым и отстраненным с появлением Райанов в Англии, а уж после визита в Хогвартс и этого дурацкого поединка, так повредившего, по мнению Гермионы, его реноме, до него вообще было невозможно достучаться. Гермиона даже всерьез подозревала, не обошлось ли здесь без какого-то злокозненного колдовства, но, украдкой проведя магическую диагностику начальника Аврората, убедилась, что никакого проклятья на нем нет.

— Гарри, — продолжала Гермиона высказывать наболевшее, — подумай! Во-первых, мы почти точно знаем, чья она дочь, и каким образом появилась на свет. Во-вторых, она просто тебе не подходит. Я не ханжа, и прекрасно могу понять, что ты устал от семейной рутины, но если о твоем увлечении прознают репортеры, твоя репутация будет уничтожена навсегда! Подумай о детях, наконец.

— Правда, можешь понять? — с любопытством спросил Гарри. — Тебе тоже бывает так тоскливо и одиноко с Роном, что хочется запустить в себя авадой? И как ты выходишь из положения?

— Я считаю, что применение непростительных заклятий неприемлемо ни под каким предлогом, — на автомате отчеканила она и спохватилась. — Гарри, дело не во мне. Я никого не интересую, но вспомни, кто ты такой, какая на тебе лежит ответственность!

— А может быть, я не знаю, кто я такой, и вот уже двадцать пять лет все только и делают, что пытаются мне это втолковать, каждый на свой лад! И все-таки, скажи, Герми, что ты делаешь, когда тебе плохо? Мы никогда не обсуждали твой брак, и я надеюсь, что ты счастлива, но невозможно же быть счастливым двадцать четыре часа в сутки.

— Я счастлива двадцать четыре часа в сутки, — твердо ответила она, понимая, что разговор не получился. Ей не удалось вразумить его. И что теперь будет?

Гермиона вдруг опять вспомнила палатку, которая еле держалась под напором декабрьского ветра, хриплые, едва различимые звуки волшебного радиоприемника, мальчика с зелеными глазами и шрамом в виде молнии на лбу, робко задающего свой безмолвный вопрос, и ее охватило чувство такой безвозвратной потери, что она не сразу смогла нацепить на лицо приветливую улыбку и вернуться в гостиную, чтобы продолжить празднование нового года.

Гарри Поттер трансгрессировал на окраину лондонского парка Хэмстед-Хит. Первый день нового года был пасмурный, но теплый, накрапывал мелкий дождик, не раздражающий, а скорее, успокаивающий. Брида назначила встречу у творения Нери, гигантского стола со стулом, но, наверняка, в выходной день там было слишком много народа, чтобы просто появиться из воздуха. Гарри надел капюшон куртки и не торопясь пошел к скульптуре, до назначенного времени было еще двадцать минут.

Когда после визита к Мак Гонагал он обсуждал с Гермионой все, что им удалось узнать о Райанах, подруга четко разложила по полочкам факты и предположения, и Гарри был уверен, что ее версия недалека от истины. Короткий разговор с Бридой на балу подтвердил гипотезу Гермионы, хотя девушка не сказала ничего определенного.

— Гарри, — в своей обычной манере приступать сразу к делу, сказала подруга, — я признаю, что была неправа, когда думала, что мисс Райан не может быть дочерью Волдеморта. — Я руководствовалась положением, что эта девочка могла быть зачата только с помощью путешествия во времени, а все хроновороты, во-первых, уничтожены, а, во-вторых, они могли переносить человека в прошлое на несколько часов, не больше. Но я не учла того, что она является прямым потомком самого Мерлина. Мало кому известно, но прямые потомки великого волшебника могут перемещаться во времени с помощью некого артефакта. Что он собой представляет, я не знаю, но очевидно, что именно он позволил леди Энье зачать ребенка с Томом Риддлом, когда тот был еще обычным человеком. Это основное, деталей, я, разумеется, не могу предоставить.

— А какова роль ее отца? — спросил Гарри, — думаешь, он мог пойти на это? Гарри было даже представить жутко, что нечто подобное могло бы приключиться с Лили, да он бы любого заавадил, если бы его дочери угрожала опасность.

— Я не знаю деталей Гарри, — повторила Гермиона.

— А пророчество? Как ты думаешь, что оно собой представляет?

— Я думаю, что в пророчестве каким-то образом связаны потомки Мерлина и Салазара Слизерена. Учитывая все эти чистокровные заморочки, — она произнесла это с ядовитой интонацией, еще раз давая понять, что не одобряет все возраставшего увлечения друга наследием предков, — можно предположить, что оно касается наследников, которые должны выполнить некую миссию. Уж ты-то, Гарри, должен знать это лучше меня.

Гарри задумался. Версия Гермионы была логичной и объясняла невероятный магический потенциал Бриды, если она аккумулировала в себе магию двух могущественных волшебных родов. Только вот зачем она появилась в Англии? Чего она хочет?

Гарри подошел к странной скульптуре, которая выглядела не как произведение искусства, а как предметы мебели в доме какого-нибудь великана. Народа, против ожидания, было немного, видимо, маглы отдыхали после бурно проведенной новогодней ночи. Он заметил Бриду издалека и удивился, какая она разная, каждый раз другая. Это был четвертый раз, когда он видел ее, отстраненно подсчитал Гарри, не веря в это число, настолько эта девушка заполнила все его мысли и воображение.

Первый раз, на вокзале, она была похожа на магловскую девчонку, старшеклассницу или студентку, далекую от волшебного мира. В Хогвартсе она была строгой и задумчивой во время встречи в большом зале, потом стремительной, как молния и опасной во время дуэли, а на рождественском приеме — обольстительной, как истинная колдуньтя. Сегодня на Бриде были узкие брюки и скромное темное пальто, на блестящих волосах, собранных в хвост, осели капельки влаги. Ничто в ней не выдавало родство с самым великим светлым и самым известным темным волшебниками. Но эта подчеркнутая обыденность, казалась, скрывала в себе какую-то волнующую и тревожную тайну.

— Не думала, что в Лондоне дождь, — улыбаясь, произнесла она, — кто-бы мог ожидать, да? Здравствуйте, мистер Поттер!

— Добрый день, Брида, — ответил он, ощущая, как приятно ему произносить ее имя.

Они остановились под гигантским столом, как под навесом, наблюдая за моросящим дождем. Вдалеке бабушка с внуком играли с собакой на сочной, совсем не зимней, траве, рядом с ними, под такой же гигантской моделью стула стояла, обнявшись, влюбленная парочка.

Брида заговорила первой.

— Что ж, задавайте свои вопросы, мистер Поттер, вы же за этим пришли.

Ему показалось, что в ее голосе прозвучала легкая обида.

— Вы дочь Риддла? — прямо спросил он.

-Да, — так же прямо ответила она.

Гарри перевел дух, самое главное было сказано.

— Ваша мать отправилась в прошлое, чтобы встретиться с ним? С помощью какого-то редкого фамильного артефакта или заклинания?

— И снова да, мистер Поттер. Ваша подруга миссис Уизли действительно самая умная ведьма за последние сто лет, — улыбнулась Брида. — Дедушка говорит, что это редкий случай, когда Ежедневный пророк говорит правду. Это ведь она догадалась?

— Как лорд Райан допустил это? — задал Гарри интересующий его вопрос. — Он не производит впечатления безумца, помешанного на темной магии.

— Мама была вынуждена сделать это, в том числе, чтобы спасти ему жизнь. Волдеморт умел быть убедительным, вам ли не знать.

— А пророчество, вы знаете его содержание?

— Да, дедушка рассказал все, когда мне было одиннадцать. — Брида состроила нарочито важное и серьезное лицо и «потусторонним» голосом произнесла: «Потомки Мерлина и Салазара соединятся, чтобы произвести на свет волшебника, который потрясет основы магии. Само время будет способствовать его рождению». Как вы уже поняли, это я. На всякий случай, что бы ни значили слова о потрясении магии, я точно не сторонник массовых репрессий.

Гарри ожидал чего-то подобного.

— Интересно, когда и кем было произнесено пророчество?

— Не знаю, насколько мы поняли, впервые о нем узнал Абердин Райан, мой прадед. Теоретически, мать и отец могли быть любыми, но обязательно прямыми потомками великих волшебников. Например, Меропа Гонт и кто-то из мужчин Райанов, или ее брат Морфин и кто-то из нас по женской линии. Хотя, тогда было бы непонятно, при чем здесь время.

— Вы много размышляли об этом, Брида, — Гарри почувствовал острую жалость к девушке, ему были близки ее переживания. Он сам столько времени провел, думая о пророчестве Трелони, связавшем его с Водемортом и лишившим родителей. И хотя он вырос сиротой, а у Бриды была богатая, влиятельная и любящая семья, их судьбы были похожи, они оба были Избранными, и избранность эта была связана с Томом Риддлом.

Брида молча вышла из-под навеса и пошла по зеленой траве в сторону деревьев. Дождь кончился, и народа вокруг стало больше. Поттер вдруг остро почувствовал ее одиночество и вспомнил, как Невилл, рассказывая о школьных делах, обмолвился, что Брида Райан не с кем не сходится близко, хотя приятелей и поклонников у нее хоть отбавляй. А в Ильверморни, вспомнил Гарри, почувствовав неприятный укол ревности, у нее был парень.

— Здесь есть кафе, магловское, может быть, мы выпьем по чашке кофе? — Гарри догнал ее, дотронувшись до рукава пальто.

— Вы хотите еще что-то узнать, мистер Поттер? Наверно, о том, как можно отправиться в прошлое? Этого я вам не скажу, да и сейчас это невозможно, — она произнесла эти слова равнодушным тоном, но в них сквозила какая-то неясная грусть.

— Может быть, я хочу пригласить вас, чтобы представить хоть ненадолго, что у нас свидание, — очертя голову, выпалил он.

— Ну, если у нас свидание, — она заметно повеселела, — тогда бы я не только выпила кофе, но и съела что-нибудь.

Они устроились за столиком у окна, и в ожидании, пока принесут заказ, бросали друг на друга короткие любопытные взгляды, понимая, что их отношения переходят на какую-то новую стадию. На Бриде был свитер из мягкой пряжи, подчеркивающий ее невысокую грудь и тонкую талию. Гарри вспомнил, что несколько дней назад он держал эту талию в своих руках, и ему так захотелось снова испытать это ощущение, что он сжал под столом руки в кулаки.

Девушка вдруг нахмурилась. — Вы задали мне столько вопросов, мистер Поттер, что я, наверно, тоже должна спросить что-нибудь. Но я не могу придумать, что. Я, наверно, кажусь вам глупой.

— Нет, — тихо ответил Гарри. — Это я, наверно, кажусь вам глупым, старым и смешным.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. И стена, словно разделяющая их, рухнула. Кирпичиками в этой стене были время и пространство, проклятья и пророчества, их семьи и наследие их предков.

— А знаете …, — начала Брида,

— А знаете …, — одновременно сказал Гарри, и они опять засмеялись.

За окном темнело, в уютном кафе зажглись лампы, Брида и Поттер сидели напротив друг друга, наложив на столик отводящие и заглушающие чары, и говорили, говорили, говорили. Об обеде у тещи Гарри решил забыть.

Гарри Поттер теперь жил двумя жизнями. В первой жизни он ходил на службу, по мере сил обеспечивая безопасность волшебного мира, общался с семьей и коллегами, решал какие-то мелкие ежедневные проблемы, не особо вникая в их смысл. Он отстраненно фиксировал странные взгляды, которые бросали на него в министерстве; он терпеливо выслушивал доводы Гермионы, которая все наставляла его на путь истинный; он лишь рассеянно похлопал по плечу заместителя Робардса, пытавшегося завести разговор об опасности, таящейся в увлечении солидных волшебников средних лет молоденькими ведьмами; он чуть не проклял какого-то репортера, попытавшегося задать ему вопрос, не связанный с расследованием очередного громкого преступления.

С Джинни они так и не поговорили, но как-то само собой получилось, что, возвращаясь поздно вечером домой, Гарри шел не в спальню, а в кабинет, где и оставался до утра, иногда засыпая, иногда грезя наяву и покидая дом на Гриммо ранним утром. Единственным якорем, привязывающим его к бывшему дому Сириуса, была Лили. Разговаривая с ней, глядя в ее зеленые глаза, такие же, как у него самого, он испытывал тоскливое чувство вины и тревоги, понимая, что долго так продолжаться не может, и рано или поздно придется принимать решение. Оставалось только радоваться, что мальчики были в Хогвартсе, а Ежедневный пророк каким-то чудом (Гарри подозревал, что исключительно усилиями первого помощника министра Перси Уизли) хранил молчание. Кричер разрывался между преданностью хозяину и хозяйке, в конце концов, встав на сторону Джинни, которую вообще-то недолюбливал.

Другая жизнь Гарри Поттера была полна удивительных открытий и обретений. Неделю назад, например, он узнал, что Брида не любит сыр, а позавчера разобрался в системе организации обучения в Ильверморни. Они встречались ненадолго почти каждый вечер, если у Гарри не было непредвиденных служебных дел, а воскресенья проводили вместе с утра до вечера. Небольшая изящная сова Бриды стала своей в Аврорате, иногда по нескольку раз в день принося ее короткие смешные записки. В Хогвартс после каникул она не вернулась, посчитав, что провела там достаточно времени, чтобы почувствовать себя британкой. «Дедушка был прав, — смеясь, сказала она, — когда заставил меня получить аттестат в Ильверморни, он не зря сомневался, что я долго выдержу в Хогвартсе».

Во время прогулок Гарри показывал девушке магловский Лондон, который он успел подзабыть за время пребывания в волшебном мире, и они вместе открывали для себя уютные кафе, живописные парки, небольшие магазинчики со всякой всячиной, так же как и всемирно известные достопримечательности. По воскресеньям они предпринимали более длинные путешествия, чаще всего в Годрикову впадину, проводя целый день в старом доме Поттеров, который Гарри давно привел в порядок, но бывал там редко.

Гарри удивляло, как органично вписывается Брида в мир простецов, не испытывая никаких затруднений с магловскими, одеждой, деньгами, обычаями. Брида рассказала, что с раннего детства дедушка готовил ее к жизни в обоих мирах, к тому же в Америке нет такой разницы между образом жизни магов и маглов, как в Англии, обязательным является лишь соблюдение статута о секретности.

Еще Брида не любила использовать магию в быту, не применяя ее для таких удобных, ставших естественными для Гарри, заклинаний, вроде открытия дверей, подогрева воды и прочего. Внимательно глядя на него, она однажды пояснила, что слишком уважает волшебство, составляющее саму ее суть, чтобы пришивать им пуговицы.

— А что ты считаешь достойным волшебства? — Гарри стало любопытно, он не припоминал, чтобы кто-то из его знакомых высказывал подобные мысли.

— То, для чего собственно и рождаются ведьмы и колдуны, серьезно сказала Брида. — Спасение человеческой жизни, исправление фатальных ошибок истории, создание гениальных произведений, оказывающих влияние на жизнь людей. Ведь многие великие люди были магами, хотя некоторые и не знали об этом, например, Шекспир.

Против воли Гарри вспомнились слова Оливандера, которые он произнес, впервые увидев маленького Поттера в своей лавке: «Этот волшебник творил великие дела, ужасные, да, но и великие». Брида как будто прочитала его мысли, а может, и прочитала, легиллименцией, как и окклюменцией, она пользовалась автоматически, иногда не осознавая этого.

— Гарри, ну когда уже ты перестанешь приписывать мне намерения Волдеморта? Они перешли на «ты» как-то незаметно и естественно, разницу в возрасте Гарри не ощущал вовсе, более того, иногда Брида казалась ему умудренной опытом старшей сестрой, или второй Гермионой.

— Брида, — откликнулся он. — Я иногда не понимаю тебя, как не понимаю, зачем все-таки ты приехала в Англию? Чтобы поучиться полгода в Хогвартсе? И не говори, что это было решение лорда Райана, у меня сложилось впечатление, что в вашей семье именно ты являешься главной.

— Господин Главный аврор, повторяю еще раз, я не представляю угрозы никому и ничему и не надо смотреть на меня такими глазами, как будто вы собираетесь отправить меня на костер! — шутливо сказала Брида. А Гарри подумал, что, несмотря на спокойный, уравновешенный характер и немного отстраненное, ироничное отношение к себе и к жизни, Брида как раз и была бы одной из первых жертв охоты на ведьм.

Их отношения развивались медленно, пролетела зима и начало весны, был уже апрель, а они только-только перешли от держанья за руки и легких поцелуев в щеку к более крепким объятьям и менее невинным поцелуям. Брида никогда не заводила разговор о семье Поттера, за что он был ей благодарен, так как понимал двусмысленность их отношений. Он слишком любил ее, чтобы тривиально сделать своей любовницей, но с каждой их встречей ему становилось все труднее сдерживать себя, когда он видел, как темнеют ее и без того темно-синие глаза, становясь почти черными, как рдеют сочные губы, горящие от его поцелуев, как вздрагивает маленькая грудь, словно созданная для его ладоней. Ее волосы обволакивали шелковой сетью, пахнущей летним лугом, а руки, касаясь его, вызывали целую гамму неизведанных ощущений.

Любила ли его Брида? Гарри боялся задать этот вопрос, так как любой ответ предполагал нарушение сложившегося положения дел, которое могло привести к самым неожиданным последствиям. Гарри инстинктивно чувствовал, что вскоре хрупкое равновесие его жизни должно нарушиться.

Это произошло в конце апреля.

В Годриковой впадине стояла теплая, почти летняя погода, и Гарри с Лили с удовольствием погуляли по волшебному городку, поели мороженого на главной площади, зашли на кладбище, навестив могилы Поттеров. На кладбище Гарри с удивлением не обнаружил в сердце привычной боли, с которой он всегда размышлял о родителях. Надо же, подумал он, они ведь годились мне в дети, когда погибли, они были чуть постарше Бриды.

Брида сегодня была занята, он не уточнил, чем, хотя и немного удивился. Покинув школу, она вела праздный и уединенный образ жизни в Олдерфлите, не появляясь на светских мероприятиях и не встречаясь с приятелями, которых у нее, впрочем, было немного. Гарри знал, что Невилл Лонгботтом влюблен в девушку, это было написано у него на лице, когда он, зимой побывав вместе с матерью в гостях у Поттеров, восторженно описывал пребывание Бриды в школе.

Гарри также знал, что леди Энья вернулась в Америку, и, насколько он понял по отдельным словам Бриды, между ними произошла серьезная ссора. Девушка охотно рассказывала о своей семье, но только о том, что касалось ее истории, какие отношения связывают Райанов сейчас, Гарри не представлял.

Лежа на диване, Гарри лениво перелистывал какую-то книгу из библиотеки, собранной старшими Поттерами, наблюдая, как Лили возится с волшебной раскраской, купленной во время прогулки. Вдруг он заметил, что камин вспыхнул зеленым светом, и вскочил с дивана, гадая, кто, кроме Бриды, мог знать, что он проводит выходной в доме родителей. Хотя камин был подключен к сети, никто, кроме самого Гарри и его гостьи, им не пользовался.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — раздался негромкий уверенный голос, и из камина, отряхивая темную мантию, вышел лорд Лехри Райан. — А вы, мисс, очевидно, Лили, очень приятно вас видеть.

Лили отложила раскраску и с любопытством смотрела на высокого пожилого волшебника, так внезапно возникшего в гостиной.

— Здравствуйте, лорд Райан, — напряженно проговорил Гарри, в любой момент готовый нажать углубление в ножнах, приспособленных для ношения волшебной палочки в рукаве.

— Мистер Поттер, не могли бы вы уделить мне немного времени? — спросил Райан, сделав вид, что не заметил движение хозяина.

— Прошу вас, — сказал Гарри, — снова опускаясь на диван и указывая гостю рукой на кресло возле камина.

— Может быть, вы хотите чая, сэр? — неожиданно вмешалась Лили, почувствовав себя вежливой хозяйкой, чему Гарри ужасно удивился.

— Спасибо, юная леди, но я ненадолго, — серьезно ответил лорд Райан, — мне нужно обсудить некоторые деловые вопросы с вашим отцом.

— Поняла, — вздохнула девочка, собирая волшебные карандаши и раскраску. — Папа, я буду у себя. Было приятно познакомиться, лорд Райан.

Лили неторопливо вышла из гостиной, заставив Гарри испытать гордость за дочь. И где она только научилась манерам? Он стал подозревать, что много не знает о своих детях.

Лорд Райан расположился в кресле и задумчиво посмотрел вслед девочке.

— Она очень похожа на вашу мать, мистер Поттер. Когда ваши родители поступили в Хогвартс, я его заканчивал, но профессор Слизнорт уже тогда рассказывал о таланте Лили Эванс даже старшекурсникам.

— Вас не смущало, что маглорожденная колдунья была лучшей? — спросил Гарри.

— Перестаньте, мистер Поттер, вы же узнали о нашей семье все, что только мог узнать глава британского Аврората. Райаны никогда не отличались нетерпимостью к маглам, — слегка раздраженно сказал гость.

Повисло молчание, которое лорд Райан нарушил первым.

— Что вы знаете о моей внучке, мистер Поттер? Как вы, конечно, догадались, я хочу поговорить о ней.

— Я знаю достаточно, лорд Райан. Все, что мог узнать начальник британского Аврората плюс то, что мисс Райан рассказала сама.

— Брида рассказала вам, в результате чего она появилась на свет? — резко спросил Райан.

— Я знаю о пророчестве, путешествии в прошлое леди Эньи, и кто отец мисс Райан. Подробности мне не известны, — так же резко ответил Поттер. — Как вы могли допустить, чтобы это произошло с вашим ребёнком? — не удержался он от вопроса.

Лорд Райан задумался. — Я много раз задавал себе этот вопрос, особенно те два года, что ничего не знал о судьбе Эньи. Пророчества, если в них верить, обладают собственной логикой и силой, и все происходящие события начинают неотвратимо вести к их исполнению. Думаю, что вы знаете об этом. Пророчество было известно в нашей семье на протяжении веков, но мой отец, поверив в него, запустил механизм реализации. Однако, благодаря ему, у меня есть Брида, и об этом я точно не жалею.

— Когда леди Энья отправилась в прошлое, и в какой его момент? — Гарри против воли было интересно распутать этот клубок тайн.

— Она отправилась в лето 1946 года, а произошло это на Рождество 1997, — задумчиво ответил лорд Райан. — Вернулась Энья на Рождество 1999 года. Мы не знаем, почему так получилось. Волдеморт — он поморщился, произнеся это имя, — сам настраивал пирамиду.

— Какую пирамиду? — не понял Гарри, с жадностью воспринимая детали перемещения леди Эньи, о которых он не знал. Надо же, она знала Риддла сразу после окончания Хогвартса.

Лорд Лехри взглянул на него, иронично прищурившись. — Вы же узнали все, что мог узнать начальник Аврората плюс поклонник Бриды.

— С мисс Райан нас связывают исключительно дружеские отношения, — сухо ответил Гарри, некстати вспомнив, что не далее, как позавчера, прощаясь с Бридой у дома Райанов, он целовал ее шею, ощущая губами нежную кожу и тоненькую жилку под ней, а когда она тихо застонала, выгнувшись в его руках, и то ли намеренно, то ли случайно, прижавшись к его …кхм, нижней части тела, он почти потерял голову.

— Мистер Поттер, — пристально вглядываясь в покрасневшего внезапно хозяина, сказал Райан — вы совсем не знаете мою внучку. Она все равно сделает, то, что хочет сделать, но вам лучше держаться подальше. Собственно, за этим я и пришел, просить вас прекратить с ней всякие отношения. Я понимаю, что вы увлечены ею, но стоит ли ради этого разрушать жизнь вашей семьи? Я подозревал и сейчас убедился, что Брида не совсем откровенна с вами, наверно, она расскажет вам все, но будет уже поздно. Еще раз, убедительно прошу, нет, умоляю. — голос его дрогнул, — порвать с моей внучкой все связи, даже дружеские, — он особенно подчеркнул это слово, — немедленно. После Белтайна будет поздно.

— При чем здесь Белтайн? — ухватился ничего не понявший Поттер за последнюю фразу.

— Спросите об этом у Бриды, а я вас предупредил, — холодно произнес лорд Райан, подходя к камину и зачерпывая в руку летучий порох. — А лучше не спрашивайте, просто поверьте мне.

Через секунду он исчез в холодном зеленом пламени.

Быстро свернув воскресную прогулку, Гарри, переместился с Лили домой, заблокировав затем на всякий случай камин в Годриковой впадине, и заперся в кабинете, лихорадочно размышляя. Он серьезно воспринял слова лорда Лехри, так как в глубине души не доверял Бриде, хотя сам не мог бы объяснить, почему. Так, она что-то от него скрывает? Это было очевидно с самого начала их отношений, взять хотя бы цель ее приезда в Англию, но Гарри никогда не настаивал, если девушка о чем-то говорить не хотела. В конце концов, у него самого было достаточно тайн.

Райан говорил о Белтайне, который наступал через неделю, 1 мая, но каким образом праздник начала лета может объяснить загадки поведения Бриды? Что он вообще знает о нем? В волшебном мире шумно и весело отмечали Рожедество, лишенное того смысла, который в него вкладывают маглы, и Хеллоуин, который навсегда ассоциировался у Поттера с гибелью родителей. Гарри вздохнул. Сколько лет прошло, он, казалось, полностью вписался в волшебный мир, даже терпимее стал относиться к идеологии чистоты крови, понимая, хотя и не принимая ее глубокий смысл, но все равно время от времени магия подкидывала ему загадки, ставящие в тупик. И лорд Райан говорил о какой-то пирамиде, очевидно, артефакте, с помощью которого происходит перемещение в прошлое. Брида ничего ему не рассказывала об этом, ощутив укол обиды, подумал он. Он вспомнил, что первого января (о, какой скандал закатила Джинни, когда он проигнорировал обед у Уизли!) Брида обмолвилась, что сейчас путешествие в прошлое невозможно. Это как-то связано с пресловутой пирамидой?

Гарри почувствовал, что ему срочно нужно с кем-то поговорить. Обычно в таких ситуациях это была Гермиона, но представив себе ее укоризненное, но торжествующее лицо, на котором будет написано «Я же тебе говорила», он, неожиданно для себя ступил в камин, называя адрес Лавгудов.

Луна Лонгботтом была дома и ничуть не удивилась появлению Гарри. Мистера Лавгуда не было видно.

— Проходи, Гарри, рада тебя видеть, — спокойно сказала она, в прошлый раз у меня было имбирное печенье, а теперь клубничное, я как знала, что ты заглянешь.

Они опять прошли на кухню, и Гарри вспомнил свой визит к Луне в октябре, поражаясь, как много всего произошло в его жизни с того времени.

Луна разлила по кружкам ароматный чай, предложила Гарри печенье, и устроилась поудобнее, приготовившись слушать.

— Луна, прости, я не знаю, зачем я, собственно пришел, но мне необходимо кое-что узнать. Я только не знаю, как это сформулировать, но что ты знаешь о роли Белтайна в волшебном мире? — запинаясь, начал он. — Ну, то есть я знаю, что это древний языческий праздник начала лета, но вроде бы его не особо празднуют? Он совершенно запутался в этих «знаю — не знаю».

— Как поживает мисс Райан? — неожиданно спросила Луна. — Я так рада за тебя, Гарри.

Гарри закашлялся, поперхнувшись крошкой печенья.

— Ты уверена, что нужно радоваться? — спросил он, не тратя время на отрицание очевидного.

— Конечно, ты снова стал похож на того Гарри Поттера, который вел у нас занятия в Ордене Феникса и учил меня применять Патронус. Ты живешь, а не просто исполняешь долг перед обществом, — уверенно ответила Луна.

— Спасибо, Луна, но все так запуталось, — вздохнул он, почувствовав неожиданное облегчение от того, что кто-то его не осуждает.

-Гарри, ты знаешь о Днях силы, Джинни говорила тебе? — Луна опять задала неожиданный вопрос.

— Это как-то связано с Белтайном? Что это значит?

— Вы с Джинни поженились после ее окончания Хогвартса, а ты не помнишь, когда вы стали по-настоящему близки? Я имею в виду конкретный день.

Он помнил. После войны, он, воспользовавшись своей привилегией Национального героя, не стал возвращаться в Хогвартс, а сдав формальные экзамены, поступил на курсы авроров. Джинни вернулась в школу на седьмой курс, и Гарри даже сейчас, когда все было так плохо и обещало стать еще хуже, с теплотой вспоминал их редкие встречи в Хогсмите и на Гриммо, когда ее отпускали на выходные. Он никогда бы не стал настаивать на близости и был готов ждать до свадьбы, но в тусклый и мрачный вечер 31 октября, когда у Гарри было, как всегда в этот день, плохое настроение, Джинни сама предложила перейти на новый этап в их отношениях.

Утром ее глаза сияли каким-то особенным блеском, а когда Гарри в очередной раз гостил в Норе, Молли посмотрела на него так, что он, испытывая мучительную неловкость, понял: она знает. Приготовившись к худшему, он был поражен, когда будущая теща погладила его по растрепанным волосам, и одобрительно улыбнулась.

— Ты знаешь, что магическая сила и способности ведьмы возрастают после потери девственности, поэтому важно, с кем и когда это произойдет, — мечтательно произнесла Луна, откусив от печеньки. — Существуют так называемые Дни силы, особенно благоприятные для этого. Их высчитывают довольно сложным способом, но в году есть несколько дней, когда ничего высчитывать не надо, сама Природа помогает волшебницам. Это дни зимнего и летнего солнцестояния, Самайн и Белтайн.

Поттер был ошеломлен. Вот, значит, как. Они его использовали для повышения своего магического потенциала, как … он даже слово подобрать не может, как кого! Вот, значит, чем объясняется сдержанность Бриды, когда они уже были почти готовы перейти границу… она просто ждет подходящей даты. Конечно, она пропустила зимнее равноденствие и Самайн, а до летнего еще далеко, все рассчитала, все обдумала. С другой стороны, мысль, что Брида еще девственница, принесла облегчение, в глубине души его смущало, что она окажется более опытной, чем он сам. Но ее расчет был ему неприятен, хотя, может быть, он преувеличивает?

-Гарри, ты не мог знать об этом, в волшебных семьях такие вещи передаются от более старших женщин младшим, а в Хогвартсе, сам понимаешь, этого не проходят. Луна допила чай и засмеялась. — Гермиона не верит в глупые суеверия чистокровок, а ведь их с Роном свадьбу Уизли назначили на 21 июня!

Луна деликатно умолчала, но само собой подразумевалось, что их правильная подруга не позволила бы до свадьбы ничего лишнего. «Конечно, — Гарри иронически хмыкнул, не выразив, однако свои мысли вслух, — Герми на «превосходно» ознакомилась с теорией и легла в постель не иначе, чем предварительно прочитав пару-тройку соответствующих книг».

Они помолчали. Луна, казалось, хотела что-то сказать, но передумала.

-Ну что ж, ты снова помогла мне, Луна, — Гарри поднялся и направился к камину. — Спасибо.

-Передай мисс Райан, что если ей скучно сидеть дома, я готова взять ее на работу, в отделе Тайн как раз освободилось место стажера, — снова удивила Гарри миссис Лонгботтом. — Конечно, жалованье крошечное, но ведь деньги для нее вряд ли важны. До свидания, Гарри, заходи в любое время.

Гарри вернулся домой и растянулся на диване в кабинете, стараясь уложить в голове события сегодняшнего дня. Надо же, две волшебницы выбрали его, посчитали достойным для выполнения такой «ответственной» миссии. Может, молва не преувеличивает, и он действительно так хорош? — с сарказмом подумал Национальный герой. Интересно, Брида — дочь Волдеморта, а Джинни — дочь Молли Уизли. От этого неожиданного сопоставления Гарри чуть не упал с дивана.

Брида последний раз пристально вгляделась в большое старинное зеркало в своей спальне в Олдерфлите. До полуночи оставалось несколько минут, и скоро в ее жизни может начаться новый этап. Она в любом случае сделает то, что задумала, то, что являлось ее целью приезда в Англию, но ей очень хотелось, чтобы воспоминания об этой ночи помогли пережить будущую сенсацию, в которой ей отведена главная роль.

Она встретилась с Поттером на следующий день после визита к нему лорда Райана. Гарри был мрачен и озабочен, часто поглядывал на часы. Волшебная Британия готовилась к скорому празднованию юбилея Победы, и у Аврората было особенно много работы, так как наряду с текущими делами добавилось хлопот по обеспечению безопасности многочисленных гостей из других стран. Впрочем, Брида понимала, что настроение Гарри испорчено совсем другими вещами.

— Брида, — он посмотрел на нее так, как будто хотел прочитать все ее скрытые мотивы, — ты точно ничего не хочешь мне сказать?

— Гарри, я люблю тебя, — медленно произнесла она, как-бы взвешивая каждое слово, — я люблю тебя и хочу тебя, во всех смыслах.

— И ждешь Белтайна, как Дня силы, — с горечью сказал он, но Брида видела, что ее признание взволновало его.

— Да, — не стала отрицать она. — Я хочу, чтобы мой первый раз с тобой, и вообще первый раз, — она с вызовом посмотрела на него, — был особенным и запомнился надолго. Да, я ведьма, и я верю в силу природы, которая помогает колдуньям в эти дни. Не думала, что для тебя это станет открытием.

Гарри отчего-то стало стыдно, и тут же захотелось попросить прощения, но он не все еще выяснил.

— Я чувствовал себя таким идиотом, когда лорд Райан дал понять, что я совсем не знаю тебя.

— Я просто не хотела тебя втягивать…

— Втягивать во что? — перебил он ее, — Брида, ты очень дорога мне, и мне тяжело сознавать, что ты скрываешь от меня что-то важное.

Она задержала дыхание, и как в омут бросилась в ответ.

— Я хочу заявить о своих правах на наследство отца. Я хочу вернуть пирамиду Мерлина. Первое скоро взорвет магическое сообщество, второе должно остаться между нами.

Гарри был ошеломлен, хотя и подозревал что-то подобное. Но сколько у него опять возникло вопросов! Он решил начать с более легкого.

— Пирамида Мерлина — это тот самый предмет, с помощью которого можно переместиться в прошлое?

— Да, и сделать это могут только прямые потомки Мерлина, то есть мы, Райаны. Смешно, но мы узнали об этом от Волдеморта, — сказала Брида.

— Значит, Волдеморт с помощью этой пирамиды отправил твою мать в 1946 год, потом она вернулась, а пирамида осталась у него? Но как тогда она смогла вернуться?

— Мы не знаем. Она просто появилась дома через два года, на Рождество 1999 года, а в июле родилась я. Пирамиды при ней не было.

Гарри не решился расспрашивать подробности, но Брида сама ответила не его незаданный вопрос.

— Мы с ней никогда не обсуждали все это, мне рассказал дедушка. Знаешь, мне кажется, что она и не хотела возвращаться, потому, что полюбила его. Как ни странно.

Гарри не находил в этом ничего странного. Сколько лет было Риддлу летом 1946 года? Еще не было и двадцати. Молодой человек из дневника-крестража настолько очаровал маленькую Джинни, что она едва не погибла.

— Но разве после него осталось наследство? — вдруг спохватился Поттер.

— А разве нет? — вопросом на вопрос ответила Брида. — Вот я и хочу убедиться.

Гарри задумался. Тело Волдеморта было уничтожено, после предварительного исследования, разумеется. Тогда-то и было установлено, что от человека в нем остался только облик, да и то относительный. Дом Риддлов в Литтл-Хэнгтлоне стоял заколоченный, лачуга Гонтов просто не пригодна для жизни, своей резиденцией он сделал Малфой-Мэнор, а для хранения крестражей пользовался сейфом Беллатрисы. Неужели они что-то упустили? Появление кровного родственника, да еще такого близкого, могло пролить свет на какие-то новые аспекты существования этого упыря, — в Гарри заговорил аврор.

— Я старалась не заводить друзей в Англии, не хочу, чтобы они пострадали, когда станет известно, чья я дочь, — продолжила Брида, — и уж тем более, я не хочу, чтобы пострадал ты и твоя семья. Мама категорически против, поэтому она и уехала.

— И ты готова, возможно, разрушить свою жизнь ради этой пирамиды? Неужели ты хочешь воспользоваться ей? — с удивлением спросил Гарри.

— Я не знаю, — ответила Брида. — Сначала надо до нее добраться. И дедушка будет рядом, хотя он тоже против.

Гарри похолодел, внезапно подумав, не может ли быть пресловутая пирамида еще одним крестражем? В извращенной логике Волдеморта, нечто, принадлежащее самому Мерлину, — самый подходящий предмет, чтобы заключить частичку души.

— И ты думала, что я позволю тебе пройти через это одной? Дементор знает, какие опасности могут скрываться за этими поисками, — глядя ей в глаза, спросил Гарри. — Герой я, или кто, в конце концов? — А потом обнял так крепко, что почувствовал все ее косточки. Нет, он не мог отказаться от нее.

— Гарри, я буду ждать тебя в полночь первого мая в своей комнате в Олдерфлите, — отстраняясь, сказала девушка. — Там есть камин, видимо, мои предки специально имели камины в спальнях, чтобы принимать возлюбленных, — улыбнувшись, добавила она. — Если ты не придешь, я пойму.

— И не обратишься к Невиллу, чтобы не упустить День силы? — Гарри почти не шутил.

— Мне никто не нужен, кроме тебя, — твердо скала Брида. — Но я рассмотрю этот вариант в следующий раз.

В зеркале Брида увидела отражение вспыхнувшего камина и обернулась. Гарри выходил, отряхивая одежду и беглым взглядом осматривая комнату. Увидев обнаженную Бриду, он застыл. Девушка подошла сама и скользнула в его объятия, замирая от ставшего таким родным запаха, ощущая прохладу его кожи, биение сердца, шероховатость ткани рубашки.

В постели, перед самым последним шагом, он помедлил, умирая от желания войти и боясь причинить ей боль.

— Не бойся, — шепнула Брида, — просто сделай это. И он сделал.

На следующее утро Гарри переселился в Годрикову впадину. Сначала он даже не хотел появляться дома, попросив Кричера доставить самое необходимое, но решил, что это будет совсем уж подло по отношению к жене. Джинни выслушала его внешне спокойно, но он видел, как в ней клокотала ярость.

— Вот, значит, как, — сквозь зубы сказала миссис почти-не-Поттер, — мы знаем друг друга с детства, женаты почти девятнадцать лет, у нас трое детей, мои родители любят тебя больше, чем собственных сыновей, а ты собираешься бросить все и жить с этой ТЕМНОЙ ТВАРЬЮ в доме, где ее отец убил твоих родителей!

Это было неожиданно, видимо не зря Гермиона последнее время стала частой гостьей в доме на Гриммо, интересно, а остальные Уизли знают?

— Джинни, — сказал Поттер, — все, что ты скажешь обо мне, будет правдой, и ты не сможешь обвинить меня больше, чем я сам себя виню. Но остаться с тобой я не могу, это не правильно по отношению к тебе и детям.

Джинни, казалось, была на грани срыва. — Гребаный ты герой, ты всегда поступаешь правильно! Ненавижу тебя, и не думай, что я буду молчать! Все узнают, кто ты такой на самом деле!

Потом было празднование юбилея Победы с многочисленными речами, открытием новых памятников, народными гуляньями и фейерверками, а в придачу волшебное сообщество потрясли две сенсации: освобождение некоторых Пожирателей Смерти, включая Люциуса Малфоя, и расставание идеальной с виду четы Поттеров. Имя Бриды опять не всплыло чудом, Гарри подозревал, что лорд Райан потратил немало галеонов и, возможно, заклятий, чтобы сдержать волшебную прессу.

Так что, когда Брида заявила о своих правах, это прошло незамеченным для широких масс. Когда она обратилось в Визенгамот с заявлением о признании ее права на наследство покойного (хотелось бы надеяться) мага Тома Марволо Риддла, именуемого Волдемортом, это заявление тут же оказалось на столе министра. После короткого, но информативного совещания с начальником юридического отдела Гермионой Уизли и своим первым заместителем Персивалем Уизли, Эдвард Флинт решил, что ещё одна сенсация повредит политике министерства и его личной карьере, и решил, во-первых, отложить рассмотрение дела, а, во-вторых, рассмотреть его малым составом Визенгамота, на закрытом заседании без участия прессы.

В ожидании суда Брида неожиданно для Гарри заинтересовалась предложением Луны поработать в ее отделе стажером. Она очень ответственно отнеслась к своим обязанностям и прекрасно нашла общий язык с начальницей. К тому же Отдел тайн, как самое засекреченное подразделение министерства, имел отдельный вход, иначе служащие министерства, особенно прекрасная его половина, просверлили бы в ней дыры своими любопытными взглядами. В министерстве, конечно, знали об их романе, и не сказать, что это повредило репутации Национального героя, здесь Гермиона ошиблась.

Они решили, что Бриде лучше переехать в Годрикову впадину, хотя она уверяла, что лорд Райан с удовольствием (в чем Гарри сильно сомневался) готов предоставить незаконной чете дом в Лондоне. После Белтайна Брида стала увереннее, задумчивость почти исчезла из ее глаз, она даже возобновила отношения с приятелями по Хогвартсу. У них в гостях побывала Бьянка, и Гарри с удивлением обнаружил, что ему приятно общаться с дочерью Забини и Паркинсон. Они провели несколько часов, попивая сливочное пиво (Гарри — огневиски) и непринуждённо болтая обо всем на свете.

Рассмотрение дела Бриды было назначено на первое июля. Гарри Поттер, как глава Аврората, мог присутствовать на заседаниях, также как и министр магии. В этот раз Флинт отправил первого заместителя, не желая иметь отношение к вердикту судей, каким бы он ни был. Кроме того, на заседании присутствовала Гермиона, погруженная в какие-то пергаменты, и почему-то представитель гоблинов, финансистов волшебного мира. Член Визенгамота лорд Райан, как лицо заинтересованное, на заседании присутствовал, но в принятии решения участвовать не мог. Встретившись взглядом с Поттером, он холодно кивнул. Гарри показалось, что Райан что-то хотел ему сказать, но передумал.

Огромный зал Визенгамота, построенный в виде амфитеатра, казался пустым, судьи собирались медленно. Обычно Верховный суд рассматривал несколько дел сразу, но сегодняшнее носило особый характер, даже не из-за своей сложности и запутанности, а имени волшебника, казалось бы, похороненного и забытого, но неожиданно пробудившего самые тяжелые воспоминания.

Наконец Верховный чародей Эрнест Хоукворт-младший занял свое место на возвышении, а секретарь, маленький тщедушный колдун с большим носом и важным видом, имени которого Гарри не знал, огласил причину сегодняшнего заседания.

— Рассматривается дело по иску мисс Бриды Елизаветы Райан, претендующей на наследство Тома Марволо Риддла, ныне покойного. Истицу прошу пройти к трибуне.

Гарри только сейчас заметил Бриду, которая все это время стояла у входа, как-бы не желая привлекать к себе внимание, растягивая последние минуты перед тем, как полностью изменить свою жизнь. Высокая и стройная, она уверенным шагом прошла к трибуне, высоко подняв голову, серьезно и внимательно глядя прямо в лицо судьям. Она была одета в длинную темную мантию строгого покроя, волосы были гладко причесаны, и сейчас она особенно сильно напоминала Того-о-ком-все-пытались-забыть в молодости. Среди судей прокатился потрясенный вздох.

Далее была изложена суть дела, выслушаны свидетельские показания и просмотрены воспоминания деда истицы. Вопрос о том, почему в архиве министерства отсутствует запись о бракосочетании, поднят не был. Сама леди Энья так и не появилась, и свои воспоминания предоставить отказалась.

Судьи были настолько шокированы, смущены и озадачены, что Гарри явственно ощущал, как в зале сгущается напряжение и тревога, последствия которых могут быть непредсказуемы. Он всей душой хотел бы помочь Бриде, но понимал, что единственное, что он может сделать, — смотреть и молчать.

Появление на свидетельской трибуне гоблина, представившегося Крабблдуком, заведующим особо секретным отделением Гринготтса, окончательно добило присутствующих. Крабблудк ссобщил, что двадцать лет назад покойный Том Риддл, именуемый Волдемортом, арендовал в банке небольшую ячейку, которую могут открыть только его прямые наследники.

— Но почему вы молчали об этом? — воскликнул Верховный чародей.

— Гоблины не вмешиваются в дела волшебников, — презрительно ответил Крабблдук, — ячейка оплачена на сто лет вперед, до конца этого срока еще много времени.

Во время совещания судей Гарри, послав к дементорам сдержанность и правила приличия, подсел к Бриде, крепко обняв ее и чувствуя, как расслабляется она в его руках и как торопливо

стучит ее сердечко. Гермиона, заметив это, сделала большие глаза, а лорд Райан отвернулся.

— Осталось совсем немного, милая, — прошептал Гарри, — ты держишься великолепно. Она слабо улыбнулась. Выставить на всеобщее обозрение самые сокровенные тайны твоей семьи — занятие, что и говорить, тяжелое. Гарри задумался: «Если она пошла на такое, чтобы заполучить эту пирамиду, которой еще не ясно, как пользоваться, то на что она готова пойти ради большего?». И опять вспомнились давние слова Оливандера о волшебнике, который творил ужасные, но великие дела.

Вердикт Визенгамота оказался отрицательным. Ввиду неоднозначности ситуации, а также исключительной опасности покойного Тома Риддла, доступ к его мифическому наследству запрещен впредь до выяснения дальнейших обстоятельств и особого распоряжения властей магической Великобритании.

Брида вскочила, напряжение, которое она испытывала со времени приезда в Англию, часто не отдавая себе в этом отчета, прорвалось. Гарри тоже поднялся и на всякий случай приготовил палочку, радуясь, что палочка Бриды была изъята при входе на время разбирательства.

— Нет, Брида, не надо! — воскликнул лорд Райан, с ужасом вспомнив обстоятельства, при которых он так же безуспешно пытался остановить дочь.

Брида стремительно вышла на середину зала и остановилась у трибуны. Она преобразилась, спокойствие слетело с нее, темно-синие глаза метали молнии.

— Уважаемые члены Визенгамота, — громким без всякого соноруса голосом произнесла она. — Я надеялась получить право на наследство моего отца законным путем, но вы не оставили мне выбора. Я не хочу больше ждать. Я просто пойду и возьму все, что мне причитается, нравится это кому-то или нет.

— Мисс Райан, — с достоинством произнес Хоукворт-младший, — мы не отказываем вам, а лишь хотим удостовериться, что возможные последствия вашего запроса не повредят волшебному сообществу! Ваше поведение недопустимо и скандально, особенно для вашего возраста. Вы должны подчиниться решению Визенгамота.

— Волшебному сообществу вредит косность, нерешительность и несостоятельность его членов, — Брида внезапно успокоилась, — вы даже не представляете, какие возможности таит в себе магия, и не вам указывать, что я должна делать.

Она внезапно выбросила вверх обе руки, резко сжав и разжав кулаки. Все замерли, когда волшебные палочки судей Визенгамота синхронно вылетели у них из рук, кружась, поднялись под потолок, а затем крупными ромашками бесшумно разлетелись по залу. Наблюдая за невиданной, невозможной картиной, Гарри отстраненно заметил, что для этого удивительного колдовства Бриде не понадобились ни палочка, ни заклинание.

Брида улыбнулась такой знакомой, озорной улыбкой, и неторопливо вышла из зала. Палочки судей тут же приняли обычный вид.

На следующий день было созвано экстренное совещание у министра с участием всех заинтересованных сторон. Флинт был раздосадован неожиданным открытием, что Брида в совершенстве владеет невербальной и беспалочковой магией. Принадлежа к древней чистокровной семье, он знал, что использование палочки и произнесение заклинания вслух не обязательно, и много веков назад так и было. Но сегодня система волшебного сообщества была отстроена таким образом, что маги не утруждали себя совершенствованием своих умений, предпочитая пользоваться проводником в виде волшебной палочки и четко проговаривая слова заклятий, так как это позволяло использовать меньшее количество энергии. Если о талантах Бриды станет широко известно, это может полностью изменить сам образ жизни волшебников, начиная от школьного образования и заканчивая индустрией производства волшебных палочек.

В конце концов, происшествие в Визенгамоте решили скрыть, благо все присутствующие не имели желания о нем распространяться. Бриде разрешили посетить Гринготтс, втайне надеясь, что ячейка Риддла не откроется, и все утрясется само собой. Ее будет сопровождать лорд Райан, Гермиона Уизли и сам министр. Сведения об отце Бриды и путешествиях во времени тем более не должны были просочиться за пределы узкого круга посвященных.

После совещания, оставшись один, Флинт ругал себя за то, что не смог разглядеть потенциал внучки лорда Лехри, видя в ней лишь красивую и избалованную богатую наследницу, вскружившую голову Национальному герою. Министр с досадой швырнул на стол очередную папку с документами. Опять Поттер, драккл его подери. Почему этот человек неизменно появляется в центре всех значимых событий волшебного мира? Почему именно он, победивший Волдеморта, оказался связанным с его дочерью?

Флинт ненавидел змееголового ублюдка, разрушившего его семью, всеми фибрами души. Его дядя и двоюродный брат были одними из самых преданных последователей Темного лорда, брат погиб в финальной битве, а дядя умер в Азкабане задолго до того, как амнистия стала возможна. Да и не было бы у него шансов на освобождение, в отличие от Малфоя и прочих более умеренных пожирателей. Эдвард, представитель младшей ветви семьи, учился в Дурмстранге и носа не казал на родину, пока Герой не победил Злодея. Тем не менее, теплых чувств к Поттеру он не испытывал и с долей злорадства не включил его в число сопровождающих Бриды. А вот он пойдет и своими глазами убедится, так ли велика опасность для магической Британии с появлением дочери Темного лорда, как шепчутся по углам в министерстве. Слухи распространялись по министерству со скоростью света, несмотря на все предосторожности.

Утром следующего дня компания встретилась у дверей волшебного банка, и, чтобы не привлекать внимания посетителей своей эксклюзивностью, быстро прошла в кабинет к Крабблдуку. Гарри, узнав, что его присутствие не запланировано, и не подумал возражать и настаивать, жизнь приучила его поменьше ввязываться в бессмысленные препирательства. Разумеется, он не мог отпустить Бриду одну, и отправился в банк под мантией невидимкой, удивляясь, как министр не предусмотрел такую возможность — история приключений «золотого трио» была известна каждому школьнику, а третий и последний Дар Смерти играл в ней не последнюю роль.

Прошлой ночью Брида была необыкновенно страстной, чем удивила Гарри. Их близость не отличалась излишней пылкостью, с первых дней войдя в привычное спокойное русло, Брида никогда не проявляла инициативу, предпочитая принимать, а не дарить ласки. Но после происшествия в Визенгамоте, едва они оказались дома, она лихорадочно обняла Гарри, помогая ему избавиться от одежды, нетерпеливо обрывая пуговицы на рубашке, покрывая жадными поцелуями лицо, шею, грудь. В течение этой ночи, когда он время от времени выныривал из душного, сладкого дурмана, сходя с ума от ритма, заданного партнёршей, ему казалось, что он занимается любовью с самой магией. Утром Брида удивленно разглядывала царапины и укусы на его теле, как-бы не веря, что их нанесла она сама.

— Прости, милый, — смущенно сказала она, — не ожидала, что я способна на такое.

— Не то чтобы я был против, — улыбаясь, сказал он, — надеюсь, ты не представляла на моем месте этих болванов из Визенгамота.

Крабблдук, виду не показав, что его впечатлило обилие высокопоставленных посетителей, заметил, что глубокоуважаемым миссис Уизли и господину министру придется остаться наверху, так как ячейка зачарована на появление наследника, в крайнем случае, его родственников, и трудно предсказать, как отреагируют неизвестные и, вероятно, опасные, чары на посторонних. Затем он предложил мисс Райан и лорду Райану погрузиться в тележку и отправиться по рельсам на самый нижний уровень подземного хранилища. Гарри пристроился четвертым, не особо беспокоясь, что его присутствие будет раскрыто, вряд ли Флинт решился бы выгнать его при гоблинах, в его интересы совсем не входило демонстрировать несогласованность структур внутри министерства. Гарри, кстати, очень не понравился оценивающий взгляд, которым Флинт смотрел на Бриду, министр был видным мужчиной и сильным волшебником, к тому же свободным. Гарри тихонько вздохнул, привыкая к мысли, что ревность и страх потерять свое сокровище будет преследовать его, очевидно, до конца жизни.

Тележка, дребезжа, остановилась у нужной секции, в которой находилось лишь несколько небольших ячеек, и гоблин протянул Бриде ключ от одной из них. Гарри в который раз посетовал на собственную недогадливость, но кто мог предположить, что Воддеморт запросто арендует сейф в банке, как последний грязнокровка? Он затаил дыхание, ожидая, когда Брида откроет дверцу, даже не строя предположений, чего им ожидать, но, на всякий случай, не выпуская из руки волшебную палочку. Судя по выражению лица лорда Лехри, у того были схожие мысли.

Когда девушка вставила ключ в замок, ее рука засветилась голубоватым светом, а дверца подернулась рябью и бесшумно раскрылась. Сначала им показалось, что в сейфе ничего нет, но затем стало видно, что прямо посередине одиноко лежит небольшой дымчатый стеклянный шарик, похожий на те, что Гарри видел в зале с пророчествами. На сейфе не было ни эффектных темных заклятий, ни хитрых чар, только стандартное заклинание родства.

Брида посмотрела на то место, где стоял Поттер и сказала:

— Гарри, ты можешь снять мантию-невидимку, меня нервирует, что ты здесь, но я тебя не вижу.

Лорд Райан воспринял появление главного Аврора из воздуха со странным выражением лица, а Крабблдук презрительно заметил, что другого и не ожидал от волшебника, ограбившего самый неприступный банк.

Брида нерешительно взяла шарик в руки.

— Что я должна делать, — растерянно спросила она, — может быть, разбить его?

Но в ту же минуту хранилище наполнил негромкий голос, и Гарри вздрогнул: этот голос он узнал бы и через сто лет. Лорд Лехри напрягся и шумно выдохнул, и только гоблин оставался бесстрастным.

— Я обращаюсь к тем, кто услышит мои слова, — разнеслось под сводами хранилища. — Может быть, это будешь ты, Энья, хотя я привык называть тебя Бронаг, а, может быть, это будет мой долгожданный наследник или наследница. Вчера я отправил тебя в прошлое, чтобы ты встретилась со мной, и мы исполнили пророчество, связавшее потомков Мерлина и Салазара. Я не знаю, когда ты вернешься и вернешься ли. Может быть, ты останешься там со мной, и эти слова никогда не будут услышаны, так как будущее изменится.

После того, как ты исчезла, я не переставал тебя искать, так же как и нашего ребенка, о котором я узнал за секунду до того, как ты просто растворилась в воздухе, а твой кулон в виде пирамиды так и остался лежать в шкатулке на столике в спальне. Мне понадобилось почти пятьдесят лет, чтобы найти тебя, а на след ребенка, если он или она были, мне напасть не удалось. Родился ли он? Я не знаю.

Гарри и лорд Райан переглянулись: значит, Энья успела сказать мужу, что она беременна? Понятно, почему Риддл не смог обнаружить наследника, ведь Брида родилась уже после его смерти.

— Когда я уничтожу мальчишку Поттера, — продолжал голос, — я еще раз проверю все возможности, которые я мог упустить, и мы встретимся. Но если я никогда не увижу тебя, знай, что ты навсегда осталась моим самым лучшим воспоминанием. Пирамида Мерлина останется в нашем доме в Ламбете , который появится только в присутствии наследника.

Голос умолк, а шарик покрылся трещинами и бесшумно осыпался пылью под ноги Бриды. Какое-то время все молчали, первой заговорила Брида.

— Это должна была услышать мама …

— Энья говорила, что перед свадьбой они приобрели домик в Ламбете, но когда мы попытались его разыскать, на месте дома ничего не было, задумчиво произнес Райан. — Неужели все так просто?

Когда они покинули хранилище и поднялись в кабинет Крабблдука, Флинт и Гермиона, с трудом скрывая нетерпение, обратились к ним за разъяснениями. Появлению Поттера Флинт не удивился, и Гарри подумал, что он недооценивает министра. Сам он был в растерянности и смятении, тоскливо спрашивая себя, сколько же еще загадок оставил самый ужасный темный волшебник двадцатого века.

Было решено, что в подозрительный дом Волдеморта будет отправлена целая экспедиция, состоящая из наследницы, ее деда и отряда авроров во главе с Гарри Поттером, для их сопровождения. Мало ли что может скрываться в неизвестном доселе логове монстра, и Флинт уже прикидывал свою выгоду от того, что два предыдущих министра, включая героя войны Кингсли Шеклболта, прошляпили такое важное обстоятельство.

Гермиона настаивала, чтобы все, присутствующие при вскрытии ячейки Риддла, предоставили свои воспоминания о саморазрушенной записи его монолога для хранения в архиве отдела магического права. Но лорд Райан сказал, что в силу возраста и беспокойства за внучку его мысли во время посещения Гринготтса носят обрывочный характер и не выстраиваются в логическую цепочку, а у гоблина, как и у Гарри, просить воспоминания было себе дороже. Брида не возражала, изящно подправив картинку таким образом, что упоминание о пирамиде Мерлина в ней отсутствовало.

Леди Энье рассказали о завещании Риддла, но она категорически отказалась приехать в Лондон, не желая ворошить прошлое, которое все равно нельзя вернуть. Даже если загадка пирамиды Мерлина будет разгадана, и у кого-то из Райанов получится ею воспользоваться, — дала понять леди Энья, — она этого не сделает. Слишком велика вероятность, что тогда будет сформировано совершенно другое будущее, в котором не будет места ее дочери. Впрочем, она дала адрес дома, так как трансгерссировать туда было нельзя и нужно было добираться магловским транспортом.

Гарри подозревал, что если бы у Бриды появилась возможность попасть в прошлое, она бы не упустила такой шанс, но его успокаивало то, что ей были присущи уравновешенность и расчет, и сначала она исследует фамильный артефакт и убедится в его безопасности. Пока все они ждали, чтобы в министерстве согласовали день посещения дома Волдеморта.

Брида разбудила его рано утром 1 августа, она была полностью одета и выглядела решительно и собранно. Накануне они вдвоем отпраздновали их общий день рождения, восемнадцать и тридцать восемь лет, и Гарри с трудом открыл глаза, чувствуя во всем теле приятную ломоту — последствие некоторых деталей этого празднования.

— Гарри, — сказала Брида, — я не буду ждать, пока в министерстве решат, что я имею право увидеть дом моего отца, и пойду туда прямо сейчас. Я говорю тебе, потому что не хочу ничего от тебя скрывать.

Едва рассвело, в призрачном свете раннего утра она казалась выше и старше, и Гарри в очередной раз удивился тому, какой разной может быть эта девушка. Ничего сейчас в ней было от игривой девчонки, которая несколько часов назад, дурачась, кормила его с ложечки именинным тортом, а потом слизывала крошки с его губ.

— Ты не пойдешь одна, — твердо сказал он, быстро одеваясь, — я с тобой.

— Гарри, я уверена, что мне нечего опасаться, дом отца не причинит мне вреда.

Его неприятно резануло, как легко Брида назвала Волдеморта отцом, раньше она не использовала это слово по отношению к Риддлу. Или он не замечал?

Не ответив, он проверил наличие волшебной палочки и, взяв Бриду за руку, трансгрессировал к вокзалу Ватерлоо, откуда можно было на такси доехать до известного им адреса.

Сонный молчаливый таксист совсем не удивился, что приехав по указанному адресу, они не обнаружили названный номер дома. Высадив ранних пассажиров у дома с соседним номером, он развернулся и уехал. Они остались стоять на узкой, пустынной в этот час улице, застроенной старинными мрачными особняками.

Брида медленно подошла к неширокому запущенному газону, зажатому между стенами, и палочкой осторожно сделала надрез на кончике пальца, выдавив каплю крови на траву. Сначала ничего не произошло, но через пару минут они почувствовали вибрацию воздуха, которая становилась все сильнее, а затем перед глазами возник небольшой двухэтажный особняк из красного кирпича, аккуратно вписавшийся в пространство между соседними домами. Сильные отводящие чары, такие же, как на доме Блэков, надежно защищали особняк как от маглов, так и от волшебников.

Они поднялись по ступенькам невысокого крыльца и оказались перед белой дверью с прозрачным окошком наверху. Брида приложила окровавленный палец к замку, и ее руку, так же как и в банке, охватило голубоватое свечение, а дверь открылась. Преодолевая невидимое сопротивление воздуха, продолжавшееся не более секунды, они вошли в прихожую, из которой вели две двери, в кухню и гостиную, впереди была лестница на второй этаж.

Молча они ходили по этому дому, казалось, сошедшему с картинки из журнала о послевоенной Англии. Везде царили чистота и порядок, ни пылинки, ни соринки не виднелось на мебели и полу. На маленькой кухне в глаза бросился набор начищенных медных кастрюль и сковородок, и Брида удивленно произнесла:

— Неужели мама сама готовила еду? Видимо, только Волдеморт и мог заставить ее.

На каминной полке стояла черно-белая колдография. Молодой человек и девушка стояли на фоне министерства магии, сдержанно улыбаясь в камеру, но за этой сдержанностью таилось спокойное счастье. Парень поворачивал голову к девушке, с затаенным восхищением глядя ей в глаза, а она дарила такой же восхищенный взгляд в ответ.

Скромное жилище молодой пары было таким по-хорошему заурядным, но в то же время уютным и приятным, что если бы Гарри раньше кто-то сказал, что здесь жил тот, кого называли Темным лордом, он рассмеялся бы в ответ.

В секретере нашлось свидетельство о браке, датированное 31 октября 1946 года, так же как и аттестат Тома Риддла об окончании Хогвартса, со сплошными «превосходно» напротив каждого предмета. В шкатулке на туалетном столике оказалась и пресловутая пирамида Мерлина — прозрачный кулон на серебряной цепочке, от которого веяло древней и странной магией. На гранях пирамиды были видны еле заметные линии, похожие на царапины, видимо, с их помощью каким-то образом происходила настройка артефакта на определенную дату в прошлом.

— Интересно, как пирамидка оказалась в шкатулке, если он отправил с ее помощью маму в прошлое? — спросила Брида.

Гарри пожал плечами, это была лишь одна из многих загадок в этой истории, объяснить которые, видимо, мог только тот, кому уже не суждено это сделать.

В шкатулке также находились простенькие сережки с агатами и старинный браслет в виде змеи с изумрудными глазками. Брида покачала головой, представить, что леди Энья могла надевать эти более чем скромные украшения, было невозможно. Гарри подумал, что необходимо проверить вещи на наличие темных чар.

Он прошел в ванную, испытывая странные, спутанные чувства, в которых решил разобраться позднее. Сейчас его беспокоила вернувшаяся боль в шраме, которая становилась с каждой минутой все сильнее, о чем он не хотел говорить Бриде, не желая мешать ей осматривать жилище родителей. Гарри открыл кран, не ожидая, что вода польется, но кран, фыркнув и выплюнув сначала ржавые брызги, затем выпустил тонкую холодную чистую струйку. Он набрал воды в ладони, собираясь освежить пылающее лицо, но наткнулся на отражение в зеркале, висящем над раковиной.

Это был он и не он. У человека в зеркале был более уверенный вид, более жесткое, властное лицо, немного сумасшедший взгляд, полный бесшабашного веселья. Этот Гарри Поттер, сразу видно, не стал бы заниматься ежедневной рутиной в Аврорате, заполняя бесконечные отчеты и терпеливо допрашивая шушеру из Лютного переулка, а дома выслушивая упреки жены и тещи. Волшебник в зеркале был похож на портреты из особняка благороднейшего и древнейшего семейства Блэков, одна из которых была его бабушкой. У Гарри перехватило дыхание, когда он заметил, как уверенно рука другого Поттера сжимает пятнадцатидюймовую палочку из бузины. Он знал, что сердцевина у палочки — волос фестрала .

«Что это? — подумал Гарри, с трудом удерживаясь от крика, такой сильной стала боль в шраме, а сознание куда-то уплывало, и прежде, чем окончательно потеряться в беспамятстве, он успел подумать: «Неужели у Волдеморта было зеркало Еиналеж?»

Гарри Поттер умирал. Вот уже неделю он лежал в глубокой магической коме, и с каждым днем ему становилась все хуже. Главный врач госпиталя Святого Мунго Флавий Фробишер только что с приличествующим случаю выражением лица объявил, что счёт пошел на часы и надо бы послать за родными.

Колдомедики испробовали все, что предоставляла в их распоряжение волшебная медицина, даже обращались к магловским специалистам. Как с магловской, так и с магической точек зрения пациент был совершенно здоров, не было обнаружено ни хронических болезней, ни черного колдовства.

Дом в Ламбете был вдоль и поперёк исследован на предмет темных проклятий, но был признан абсолютно безопасным. Брида подверглась допросу в Аврорате, на ее палочку было наложено заклинание приори инкантатем, ей вновь и вновь задавали одни и те же вопросы, пока не вмешался Флинт и не приказал прекратить допрос. Но только для того, чтобы продолжить его уже в своем кабинете вместе с Гермионой. Они, в отличие от дежурных авторов, знали, что Брида владеет беспалочковлй магией, и приори инкантатем может быть бесполезен.

Брида выглядела спокойной, снова и снова повторяя одну и ту же историю, как, услышав звук падения, прибежала в ванную и увидела Поттера без сознания. Она целиком брала на себя ответственность за несанкционированное посещение дома, подчеркивая, однако, что этот дом является ее собственностью и не представляет никакой опасности.

В конце концов, ее оставили в покое, так как лорд Райан грозился поднять скандал международного масштаба, а он это сделать мог, так как обладал громадным влиянием во всем волшебном, и не только волшебном мире.

Гермиона, казня себя за то, что не смогла уберечь друга от роковой страсти, которую, несомненно, считала причиной всех несчастий, составила список того, что можно было бы предоставить магическому сообществу, и того, что должно было остаться тайной для посвящённых. Первый список оказался совсем коротким, и включал в себя роман Гарри с наследницей лорда Райана, который был предметом пересудов всего министерства, а министерские сотрудники, конечно, делились с родными и друзьями. Это скрыть не удастся, особенно на фоне громкого разрыва четы Поттеров.

Остальное: происхождение Бриды, ее способности, заседание в Визенгамоте, наследство Волдеморта и, самое главное, некий артефакт, с помощью которого можно было перемещаться во времени, не должно было стать известно широкой публике. Министр одобрил этот список, добавив от себя, что нужно рассмотреть, чтó именно будет более уместным по отношению к министерским служащим, посвящённым в тайну, или имеющим собственные догадки: легкий непреложный обет, зелье забвения с выборочным эффектом или частичное стирание памяти.

Общественности было объявлено, что Национальный герой пострадал, выполняя совершенно секретное задание, связанное с не поддающимися огласке подробностями. Вся магическая Британия, затаив дыхание, следила за состоянием его здоровья, не желая верить, что волшебник, столько раз избегавший смерти, неминуемо закончит свою жизнь в таком молодом возрасте.

Сдерживая рыдания, Гермиона завершила разработку стратегии поведения министерства в условиях чрезвычайной ситуации и трансгрессировала в Мунго. У входа толпились репортеры различных волшебных изданий, как британских, так и зарубежных, но внутрь их не пускали. Гермиона быстро прошла в палату, где угасал Герой магического мира, ее лучший друг и, как она отчетливо понимала теперь, самый дорогой человек на свете.

В палате были только Джинни и Рон. Джинни сидела у постели мужа, держа его безжизненную руку и напряженно вглядываясь в спокойное, отрешенное лицо. Она не плакала. Знаменитые очки Гарри лежали на прикроватном столике, и видеть его лицо без них было непривычно и странно. Рон топтался рядом, то приобнимая сестру за плечи, то горестно вздыхая, как будто подавляя рыдания. Гермиона подошла к ним, крепко обняв обоих, и они постояли, каждый в одиночку и все вместе осознавая новую реальность: они остаются не вчетвером, а втроём.

— Где дети? — спросила Гермиона.

— Они с отцом в соседней палате, — ответил Рон. — Маме дали успокоительное, она ведь любит Гарри, как сына.

В дверь тихонько постучали, и, не дожидаясь, ответа, в палату вошла Луна Лонгботтом. За ней медленно, с непроницаемым выражением лица шла Брида.

Увидев ее, Джинни возмущённо воскликнула: Луна, как ты могла привести сюда эту тварь?

Рон успокаивающим жестом положил руку на плечо сестре.

— Добрый день! — спокойно отреагировала Луна, — мисс Райан говорит, что она может помочь Гарри, и я ей верю.

Джинни хотела что- то сказать, но осеклась, найдя в себе силы не поднимать скандал. Она отошла от кровати и прислонилась к стене, устало прикрыв глаза.

Брида с таким же непроницаемыми выражением лица подошла и замерла, вглядываясь в лицо Гарри, и Гермиона невольно задалась вопросом, что чувствует сейчас эта девушка, кометой ворвавшаяся в их жизнь и перевернувшая привычное представление о многих важных вещах.

Брида продолжала пристально смотреть на неподвижного человека на кровати, и у Гермионы зародилось какое-то смутное подозрение. Что задумала эта странная колдунья? Почему так сверкают ее глаза, что шепчут ее губы, зачем сжимаются в кулаки маленькие изящные руки?

— Что происходит? — забеспокоился Рон и двинулся к девушке, но был отброшен внезапно поднявшимся вихрем. Воздух в палате дрожал и почти видимо закручивался в гигантскую спираль, никому не позволяя приблизится к кровати.

— Сделайте что-нибудь, — крикнула Джинни, эта тварь нас всех уничтожит!

Но никто не мог двинуться с места. Они оцепенело наблюдали, как Брида, упав на колени и воздев руки, нараспев проговаривала последние слова какого-то неизвестного заклинания. Гермиона расслышала только заключительные слова «…Et dabit homo commutationem».

Вихрь успокоился, все снова могли пошевелится, и Джинни бросилась к мужу, не обращая внимания на распростертую на полу Бриду, та была в глубоком обмороке. Все произошло в считанные секунды.

Дверь распахнулась, и в палату почти вбежал лорд Райан. Увидев внучку в бессознательном состоянии, он бессильно выругался, понимая, что в очередной раз опоздал.

— Что это было? — растерянно спросил Рон?

— Лорд Райан, если я не ошибаюсь, это было заклинание обмена? — с любопытством спросила Луна. — Никогда не думала, что увижу его применение.

— Заклинание обмена? То самое? — вмешалась Гермиона.

— Посмотрите на Гарри, он дышит! Он сейчас очнется! — воскликнула Джинни.

— Да, миссис Поттер, — с горечью произнёс лорд Лехри, беря на руки Бриду, по-прежнему находящуюся без сознания, — ваш муж будет жить и не вспомнит о том, что послужило причиной его болезни. Моя внучка отдала свою магию в обмен на его жизнь. Такой талант, такие силы, и все впустую.

— Заклинание обмена, — прошептала потрясённая Гермиона, — его же применяли за всю историю лишь несколько раз.

Лорд Райан, не сказав ни слова, бережно прижал к себе внучку и трансгрессировал с ней прямо из палаты.

В этот момент Гарри открыл глаза и приподнялся на постели.

— Я в Мунго? Что случилось? — удивленно спросил он.

Гарри Поттер вернулся домой на следующий день, когда колдомедики окончательно убедились, что он совершенно здоров. Дети бросились к нему, облепив со всех сторон, Джинни радостно улыбалась, готовая простить, забыть и начать новый этап в их жизни. Он помнил, что до своей внезапной болезни, причину которой так и не установили, почему-то увлёкся молодой красивой девушкой, на время приехавшей в Англию из Америки, но с ее отъездом воспоминания становились все слабее, и постепенно события последнего года подернулись сумеречной дымкой. Шрам больше не беспокоил его. Все было хорошо.

В одном из самых живописных уголков острова Амелия расположено роскошное поместье, окруженное тропической растительностью. Несмотря на то, что оно принадлежит волшебникам, на нем отсутствуют чары ненаходимости, и немногочисленные соседи, владельцы таких же шикарных резиденций, разбросанных по побережью Атлантики, знают, что там живет пожилой представительный господин с дочерью и внучкой. Недавно в доме появился маленький ребенок, но кто из этих двух красивых женщин является его матерью, соседям не известно, а задавать вопросы о личной жизни в этом кругу не принято.

Немногие волшебники, которые удостаиваются чести быть приглашенными к лорду Райану, знают, что в результате несчастного случая его внучка Брида лишилась магической силы и превратилась в сквиба. Девушка приспособилась к новой жизни и сейчас учится в университете Флориды в Гейнсвилле. Американские маги гордятся своим демократизмом и толерантностью, в отличие от Великобритании, здесь не отрекаются от родственников-сквибов, поэтому они находят это совершенно естественным.

Маленький Киниод Гарольд Райан редко видит свою маму, но пока не скучает по ней. К нему приставлен целый штат домовых эльфов, а когда он подрастет, ему найдут самых лучших магловских и магических наставников, прадедушка твердо намерен избежать ошибок, допущенных при воспитании его бабушки и мамы.

По вечерам леди Энья, менее всего похожая на бабушку, часто сидит на террасе, спускающейся к берегу океана. Рукой, обвитой старинным браслетом в виде змеи она покачивает коляску, в которой сладко спит наследник нескольких могущественных волшебных родов, а вторая рука задумчиво теребит кулон на серебряной цепочке — прозрачную хрустальную пирамидку. Погруженная в свои мысли и воспоминания, леди Энья не замечает, что иногда малыш просыпается, но лежит смирно и молчит, зачарованный змейкой, которая таинственно подмигивает ему изумрудными глазками.