Наследницы (джен)

Анни снилось, что она бежит по улицам Изумрудного города, пытаясь выбраться к центру, к дворцу, и всё время оказывается в тупике. Уже ночь, в узких улочках лишь кое-где светятся окна домов, а Анни никак не может найти путь во дворец, и всё так зловеще… И кто-то идёт следом за ней, посмеиваясь злорадно…

— Мама! Ма-а-ама! — пыталась отчаянно позвать Анни, и ей казалось, что она громко кричит, и мама сейчас услышит и придёт… А за спиной кто-то шептал: не услышит. И не поможет. Но Анни не верила и снова звала…

Анни резко проснулась и тут же поняла, что нисколечки она не кричала. Это во сне кажется, что кричишь. А на самом деле, ну, может, стонешь едва слышно…

За окном и впрямь была ещё ночь. Анни неотвратимо тянуло снова в сон, но засыпать было страшно: вдруг кошмар продолжится? Сколько бы Анни ни хорохорилась и не отмахивалась небрежно — «всего лишь сны, что вы со мной, как с маленькой?», — на самом деле она терпеть не могла эти ночные кошмары. А сейчас было как-то особенно жутко.

Можно было мысленно позвать Элли, но Анни не стала этого делать. Если позовёт — то Элли уж точно не успокоится и станет переживать. Лучше уж самой как-то отвлечься, переждать, а потом уже дальше спать. Может, кошмар и не вернётся.

Анни успокоилась, прикрыла слипающиеся глаза и не заметила, как снова провалилась в сон. И снова он был пугающим: снилось, что она сидит на кухне Изумрудного дворца, что-то ест, и вдруг из-под шкафа вылезает чья-то рука — Анни роняет от испуга на пол кусок хлеба, рука хватает его и исчезает. Анни наклоняется посмотреть, что это, рука высовывается снова и чуть не хватает её за ногу. Анни пугается, бежит в парк, встречает там отца и рассказывает ему о человеке под шкафом, из-за которого она теперь ни за что не пойдёт на дворцовую кухню… Всё это было настолько реальным, что Анни даже уверилась поначалу, что это всё происходит на самом деле. Но вдруг во сне она озадачилась: а почему вокруг, в парке Изумрудного дворца, лежит снег? Разве он здесь бывает? Ведь он только в горах! Сознание тут же подкинуло услужливо: ну да, разговор в парке с отцом, конечно же, ей снится, но рука-то на кухне под шкафом действительно была! Но если рассуждать логически: разве может в кухне под шкафом кто-то сидеть? Там каменный пол из крупных плит (гранит или мрамор, Анни точно не знала), не мог никто в него закопаться.

Огромным усилием воли Анни удалось вытолкнуть себя из сна окончательно. Или сон из себя. Правда, неприятное ощущение, что её кто-то схватил за ногу, не проходило ещё долго.

Почему мы так боимся страшных снов? Ведь они не причиняют нам никакого вреда. Но мы не хотим, чтобы они нам снились. Мы боимся…

Анни заставила себя не спать. Странное дело: вроде и кошмары сами по себе, если их просто описать, не страшные. Но это ощущение ужаса она не могла забыть. Ощущение, будто рядом кто-то очень страшный. От которого надо бежать, но он не позволит…

Спать хотелось ужасно, но Анни встала, зажгла свечу, взяла книжку и начала читать. Буквы путались перед глазами, но она упрямо заставляла себя проснуться: время от времени вставала, ходила по комнате, даже сделала зарядку… Пока не начало светать, она боролась со сном, а потом он наконец и сам отступил.

Но Анни чувствовала себя ужасно уставшей.

Полдня она ползала, как сонная муха. На уроке магии, который проводила с ней Элли после обеда, она первым делом задала вопрос:

— А есть какое-нибудь бодрящее заклинание? Ну, чтобы спать не хотелось.

— Есть, — кивнула Элли. — Но оно опасное.

— Чем опасное? — нахмурилась Анни.

— Его нельзя применять много раз подряд. Можно взбодрить себя раз, ну два, но потом надо всё-таки отдохнуть по-человечески. Собственно, по-другому уже и не получится: всё равно рухнешь, — сказала Элли. — Заклинание всё-таки будет тянуть много сил из тебя же самой.

— А если кто-нибудь другой на меня направит?

— Всё равно для тебя это будет вредно, — покачала головой Элли. — Ну, то есть, если его применить к тебе больше, чем два раза подряд. Ни тело, ни тем более мозг не могут функционировать без отдыха, даже на магии. Иначе начнётся просто разрушение и того и другого.

— И на сколько хватает этих двух раз? Сколько времени я смогу не отдыхать?

— Двое суток, — сказала Элли. — Плюс то время, которое пройдёт до того, как ты применишь первое заклинание.

— Ух ты, ну это достаточно много… А ты его на себе применяла? — полюбопытствовала Анни.

— Да. Пришлось, после битвы с Пакиром, — кивнула Элли. Анни глубокомысленно протянула:

— А-а… Ну ты меня научи этому заклинанию, — попросила она. — Я буду знать, что его нельзя применять часто.

Элли с беспокойством взглянула на дочь:

— Что-то у тебя глаза красные. Плохо спала?

— Ничего страшного, — тут же отрезала Анни. — Всё хорошо.

— Ага, и бодрящее заклинание тебе просто так понадобилось, ради любопытства, — хмыкнула Элли. Анни огрызнулась:

— Тебе трудно просто научить? Обязательно снова проблему раздувать?

Элли подняла брови:

— А почему такой тон?

— Ой, ну вот давай ещё к тону придираться! — вспылила Анни. И уже тише, надувшись, заявила: — Я просто в самом деле не выспалась. Но ничего страшного в этом нет.

— Ладно… — вздохнула Элли. — Значит, слушай заклинание и запоминай, два раза повторять не буду во избежание ненужного эффекта… Да, и отрабатывать будем раз в неделю, не чаще.

Анни кивнула.

У Анни начались проблемы с учителем музыки. Сеферон был требовательным, но спокойным учителем, никогда не кричал и не был сторонником тупой зубрёжки, объяснял всё понятно и без лишних слов. За это Элли его и выбрала шесть лет назад. Анни, правда, проучилась с удовольствием только первые два года, а потом начала лениться, но Элли сказала: раз уж начала дело, так закончи его, а не бросай на середине. Закончи хотя бы курс местной музыкальной школы. В Изумрудном городе, конечно, учили музыке значительно слабее, чем в Школе Искусств Розовой страны, но Элли устраивал и этот уровень: она же не на сцену дочь готовит, а просто для общего развития… Ну, а об Анни уже всё сказано.

До окончания местного курса музыкальной школы ей оставался всего год, но Анни, хотя и не протестовала открыто и категорично, принялась как будто специально делать всё, чтобы превратить уроки музыки в сущий кошмар. Она упрямилась, отказывалась что-либо соображать, практически не слушала объяснения и словно нарочно играла хуже, чем могла бы, путая всё на свете и самовольничая везде, где только можно: «а мне так удобнее», заявляла она, и никто не мог ничего поделать. О самостоятельной подготовке к занятиям вообще не было и речи: Анни и раньше готовила домашние задания кое-как, а теперь и вовсе их не делала — словно из принципа. Сеферон был терпелив, тем более что в ученицах сама принцесса… И всё-таки Анни отлично понимала, что его терпение на грани.

И ей было ужасно любопытно, когда оно кончится. А когда кончится — что будет? Скандал? Её будут к чему-то принуждать? Или всё-таки оставят в покое? Она знала, что Сеферон жалуется и её родителям, и ей опять-таки было любопытно: ну и что дальше будет?

— Мне не нравится это произведение, — говорила она на уроке. — Оно неудобное и слишком трудное.

— Это произведение для вашего уровня владения инструментом, ваше высочество, — сдержанно отвечал Сеферон. — Я не могу вам дать программу легче, чем вы можете сыграть. Это противоречит моим педагогическим принципам и не пойдёт вам на пользу.

— Тогда я не буду играть сложные куски, — заявила Анни. — В конце концов, я же не концерты давать буду! Мне кажется, я вообще могла бы уже не учиться музыке! — вызывающе добавила она. Сеферон равнодушно поклонился:

— Как вам будет угодно.

Он развернулся и покинул музыкальный кабинет. Анни с изумлением смотрела ему вслед. Это что? Ей вот так вот раз — и уступили?

— Ну и чего было сразу возмущаться? — пробормотала она. Уставилась в ноты, нажала на клавиши. В Волшебной стране играли на клавесинах, хотя Энни уже рассказала мастерам про рояли — правда, так как Энни сама не была музыкантом и никогда музыке не училась, то и принцип устройства рояля могла описать очень смутно, поэтому его ещё не сделали.

— Да сыграю я эту серенаду, подумаешь, — буркнула Анни снова вслух. — Подумаешь, какие обидчивые…

Она разобрала ноты до конца (произведение было не очень длинным). Но учитель не вернулся, и Анни сама пошла к матери.

— Мам, а куда господин Сеферон ушёл? Он что, больше не придёт?

Элли строго посмотрела на дочь:

— Знаешь, Анни, мне сегодня было очень неудобно перед господином Сефероном, — сказала она с некоторой жёсткостью. — Ты действительно решила бросить музыку?

— Да что сразу бросить, — буркнула Анни. — Ничего я не решала…

— Ты уж определись: либо ты будешь доучиваться, либо нет, — Элли отвернулась к столу, за которым работала. — Если тебе действительно так тяжело, я, конечно, не буду тебя принуждать. Музыка и в самом деле не самый необходимый предмет для будущей королевы Изумрудного города.

Анни видела, что мама сердится.

— Да я ж не говорю, что тяжело… — снова забормотала она.

Ну не объяснять же, что ей просто невыносимо хочется покапризничать. Тем более что она и сама это нетвёрдо осознаёт. Ей хочется как-то настоять на своём, но вот на чём именно — она и сама не знает. А главное, что потом делать, после того, как настояла…

— Так мне извиняться перед господином Сефероном за тебя? — снова взглянула на неё Элли. — Или попрощаться с ним?

Анни было страшно не по себе от этого взгляда. И от этого тона. «Извиняться за тебя», надо же… Вот умеет мама строить фразы, от которых чувствуешь себя отвратительной девчонкой!

Правда, признаваться в этом всё равно не хочешь.

— Только ты ему скажи, чтобы он не давал мне такие сложные задания, — наконец сказала она, словно оправдываясь. Элли усмехнулась:

— Ну нет, дорогая моя, в вопросах программы я полностью доверяю господину Сеферону. Он твой учитель и ему виднее, какие задания тебе давать. Так что же?

Анни молчала, обиженно отвернувшись. Сострой из себя обиженную — авось мамино сердце и растает. Мамино сердце не растаяло вопреки всем её надеждам, но хотя бы сердиться на неё перестали. Учителя музыки позвали снова, он взглянул на Анни сурово и сдержанно, но ничего не сказал, а она весь следующий урок провела вполне себе тихо и вежливо. Хотя пожалела уже, что согласилась доучиться. Но с другой стороны… А если бы не согласилась? Если бы родители и впрямь позволили ей бросить музыку? Тогда что? Анни не знала.

Не в музыке дело, конечно. Просто сложно было представить, что было бы, если бы родители ей уступили. И что б она тогда делала с этой уступкой?

Анни раздирали противоречия, и она понятия не имела, что с ними делать.

А на следующий день у учителя литературы вдруг оказались облиты клеем страницы учебника. Совершенно случайно. Просто тюбик с клеем стоял рядом на столе — надо было подклеить страницы какой-то книги… И Анни внезапно стало ужасно интересно, как он отреагирует и что будет делать. Она, конечно, даже не прикасалась ни к клею, ни к учебнику.

Ну, в смысле, не прикасалась руками. Ведь для волшебницы это необязательно.

— О нет! — воскликнул в отчаянии учитель. — Это редкий экземпляр!

— Редкий экземпляр учебника? — удивилась Анни, глядя на растекающуюся белую лужицу и замерев, словно бы в растерянности.

— Да! — воскликнул учитель. — Это пособие у нас одно на всю школу. Что же мне делать?

— Давайте я отнесу маме, она что-нибудь придумает, — предложила Анни.

— О! Буду вам очень благодарен, — взмолился учитель. — Мне совершенно неоткуда взять другой.

«В следующий раз оболью клеем что попроще, — подумала Анни, аккуратно беря книжечку за край обложки. И тут же испугалась своей мысли: — Да зачем вообще обливать что-то клеем?».

«А что такого? — тут же пришла другая мысль. — Разве не любопытно наблюдать за реакцией?».

«Что ж я такая злая становлюсь», — тут же оборвала себя Анни с неприязнью. И снова пришла оправдывающая мысль:

«И ничего особенного».

Клей был вычищен, пособие было возвращено учителю в целости и сохранности, даже новее и аккуратнее, чем было. А Анни всё никак не могла разобраться со своими мыслями и поступками.

— Переходный возраст, говоришь, — сказал Аларм Энни. — А долго он обычно продолжается?

— Зависит от многих причин, — авторитетно объяснила Энни. — Обычно годам к шестнадцати проходит. Ну, годам к девятнадцати точно. В редких случаях — в двадцать с лишним.

— Я рос без всякого переходного возраста, — поморщился Аларм.

— Так у тебя и детства толком не было, — насмешливо ответила Энни. Элли подняла руки, прекращая спор.

— Это не имеет никакого значения. Меня интересуют сны Анни, — сказала она. — Энни, ты говорила, что тебе удалось с ней побеседовать по душам? Почему же она тебе доверяет, а нам нет? — с отчаянием и обидой добавила Элли. Энни снисходительно улыбнулась:

— Ничего особенного. Это возраст такой, со временем тоже пройдёт. Что касается снов, — она посерьёзнела, — тут, конечно, есть над чем задуматься. Какой-то голос, который диктует ей, как поступить… Хотя должна заметить, что до сих пор Анни не выходит за рамки обычного подросткового бунтарства. Так что вряд ли этот голос на неё как-то влияет.

— А мне кажется, она совершенно на себя не похожа, — не согласился Аларм. — Вспомните, какой она была ещё буквально в прошлом году. Никаких капризов и скандалов.

— Это нормально, — твёрдо сказала Энни. Аларм с сомнением посмотрел на неё — не поверил, но спорить не стал, потому что снова заговорила Элли:

— Может, на Анни и впрямь кто-нибудь влияет? Что это за голос такой? Чей он? Если это магия, то чья-то очень сильная. Кто это может быть?

— Давайте у Ланги спросим, — предложила Энни. — Вдруг она что-нибудь почувствует.

— А если это она сама? — вздрогнула Элли. Энни страшно удивилась:

— Да ты что? С чего бы Ланге влиять на Анни? Она же наш друг. Ты что, ей не доверяешь?

— А может, это та девочка, Дарина? — тут же выдвинула новую версию Элли.

— Даринке-то оно тем более ни к чему, — отмахнулась Энни. — У неё своих проблем куча, ещё только не хватало ей к Анни приставать. Она там всё от спонтанных трансформаций чего под руку попало никак избавиться не может. А чего вы на меня так смотрите? Я к Стелле в гости летаю, она мне рассказывает. Да Дарина просто и не умеет влиять на чужие сны. Она ещё слишком слабая волшебница и совсем ребёнок, ей десять лет, неужели вы думаете, что она на такое способна?

— А Корина? — коротко предположил Аларм.

Энни наморщила лоб:

— С Корины, конечно, станется. Но она разве так умеет? По-моему, её магические возможности весьма ограничены.

— Да, Корина слабовата для такого, — согласилась Элли. — Хотя я бы поставила на первое место среди подозреваемых именно её…

— Научиться она не могла? — уточнил Аларм. Элли пожала плечами:

— Откуда бы? Ну разве что просто раньше не применяла… Но всё равно, влияние на сны — это очень сильная магия. И особенная. Даже я ею не владею, — призналась она. Энни с удивлением уставилась на сестру:

— Ты? Разве ты не умеешь?

— Нет, — с сожалением развела руками Элли. — Умела бы — давно бы вмешалась…

— Стелла умеет! — внезапно воскликнула Энни. — Она ведь моей внучке сны посылала… Ну, чтобы вызвать меня сюда.

— Так может, попросить её? — предложил Аларм. — Пусть посмотрит, что там у Анни за голос в голове.

— Погоди, мы голос или сны обсуждаем? — не поняла Элли.

— Это одно и то же, — сказала Энни. — Они взаимосвязаны.

Элли задумалась.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Стелле я доверяю. Только единственное условие: пусть Стелла прилетит сюда, а не Анни к ней.

— Почему? — изумилась Энни.

— А вдруг Анни снова с этой Дариной столкнётся? — передёрнула плечами Элли. — Нет уж, я предпочту перестраховаться.

— Ты предвзята к девочке, — сказала Энни. — Она ж не виновата, что у неё такая магия.

— Мне всё равно, кто виноват, — чуть резко ответила Элли. — Но каждая её встреча с нашей дочерью заканчивалась плохо для Анни. Нет, никаких поездок в Розовую страну.

— Ну да, а то Дарина там её на каждом шагу караулит, — сказала Энни с лёгким сарказмом. — И что, Анни теперь на всю жизнь запрещено к Стелле в гости летать?

— По крайней мере, пока у этой Дарины магия в норму не придёт, — проворчала Элли, которой уже стало неловко за свою категоричность. — А там посмотрим.

— Ладно, — вздохнула Энни. — Тогда свяжись со Стеллой и сама с ней договаривайся.

Элли кивнула и закрыла глаза: самым простым способом для неё пообщаться с кем-то была телепатия. Аларм и Энни терпеливо ждали, следя за её лицом: Элли во время мысленного общения могла хмуриться и улыбаться, словно собеседник мог её видеть. Элли действительно в какой-то момент чуть-чуть нахмурилась, но потом даже кивнула, словно беседовала со Стеллой лицом к лицу.

Наконец она открыла глаза.

— Стелла очень загружена на этой неделе и не сможет прилететь к нам, — сказала она. — Но предлагает встретиться у Ланги в Чёрном дворце.

— О, на дне рождения? — оживилась Энни. День рождения имелся в виду у Ланги. Элли кивнула:

— Да, она там будет.

— Вот это да! — восхитилась Энни. — А чего Стелла-то там забыла? Она ж никогда в Подземную страну не летала.

— Ну во-первых, не так уж никогда, а во-вторых, Стелле нужны книги для Дарины, и Ланга согласилась с ней поделиться, — объяснила Элли. — А тут просто повод удачный нашёлся.

— Ха, это точно, — согласилась Энни. — Я даже могу догадаться: Ланга наверняка не имеет ни малейшего желания праздновать свой день рождения, а тут мы к ней все вместе ка-ак нагрянем неожиданно! А вы полетите? — она перевела взгляд с Элли на Аларма.

— Мы нет, — покачала головой Элли, переглянувшись с Алармом. — Но с Анни можешь отправиться ты.

— Подозреваю, что Том тоже напросится, — добавил Аларм. Энни радостно подпрыгнула:

— Ну и отлично! Как раз очень удачно складывается, заодно и с Лангой обсудим…

— Надеюсь, Чёрный дворец выстоит после такого нашествия, — пошутил Аларм. — Столько шумных и буйных особ в него ещё не попадало.

— Пфе! Подумаешь, не так уж нас будет и много, — фыркнула Энни. — А Чёрный дворец видал времена и пострашнее. Я так давно там не была, — мечтательно добавила она. — Интересно, что там произошло за это время.

— И раз уж вы с ребятами полетите, то, полагаю, будет правильным предложить ещё и Весе отправиться с вами, — добавила Элли. — Полагаю, она тоже будет рада Лангу навестить, тем более в её день рождения.

— Это само собой, — с энтузиазмом кивнула Энни.