Доверять нельзя убить (джен)

Пронизывающий ветер бросал в лицо солёные едкие брызги. Волны бились о скалы, Себастьян погрузил в них руки по локоть и держал, пока не онемели от холода. Морозные иглы вгрызлись в кости, пробирались вверх, к плечам и позвоночнику. Они дарили извращенное ощущение жизни, той, что бьётся вокруг, за краем плотного мрака.

— Моран! Идиот, только кожа начала заживать, — прошипел Джим, меняя повязки. — Ещё раз полезешь к воде — прибью. Поскользнуться и приложиться виском о скалы — глупая выйдет смерть, не находишь?

Себастьян молчал. Руки Джима замерли, пуская по нервам болезненный ток — не хуже ледяной воды. Себастьяну порой казалось, что только эти пальцы, то цепкие, то невесомо-ласкающие, связывают его с миром. И голос. Они раз за разом расплетали густую тьму, заставляя чувствовать, двигаться, жить.

Напоминая, что Джим нуждается в нём.

— Моран. Ты дал мне слово остаться.

Ладони Мориарти сдавили виски. Проклятье.

— Босс. — Себастьян облизнул потрескавшиеся губы. — Я просто хотел вспомнить, каково это — чувствовать что-то всем телом. Увидеть кожей.

Повисла тяжёлая пауза. Потом Джим отмер и сноровисто закончил перевязку, наложив толстый слой мази под бинты.

— Идём в зал, — приказал он сухо. — Сегодня тебя ждёт кое-что новенькое.

Себастьян двинулся за ним, безошибочно находя дверные проёмы и обходя мебель. Поначалу он мучительно путался, запинался об углы и не мог найти выход: сгорая от стыда, обходил комнату по периметру, ведя рукой по стене. Джим ни разу не помог. Не подсказал, но и не усмехнулся. Лишь раз за разом бросал хладнокровно:

— Сосредоточься. Запоминай расположение и падай, пока не пройдёшь свободно.

Себастьян был признателен за эту жестокость — в ней читалось уважение. Позже, когда отпала необходимость в львиных дозах обезболивающего, Джим начал тренировки. Именно тогда Себастьян уверился, что зачем-то нужен Мориарти.

В крошечном доме из четырёх комнат и кухни был спортзал. Без окон, переоборудованный из двух спален. Себастьян уже привычно скинул футболку и обувь, оставаясь лишь в джинсах, босыми ногами ступил на шероховатые татами.

— Разминка — как обычно, — скомандовал Джим из угла справа: опять устроился там по-турецки на матах и наблюдает. Себастьян усмехнулся, вспомнив, как на первом занятии бездумно подошёл на голос, уселся рядом и ощупал Джима, с ног до головы. От гладких, холодных пяток, узких запястий с выпуклыми венами на тыльной стороне, до костлявых плеч и встрёпанной макушки. Джим не шарахнулся и не послал к чертям, не проронил ни звука. Через минуту Себастьян крупно вздрогнул, словно очнулся от кошмара. Отдёрнул руки и скорчился, обхватив голову и проклиная животную, первобытную жажду контакта, а Джим молча поднялся.

«Уйдёт, обзовёт извращенцем и будет прав. Пристрелит, как бешеную собаку».

Но позади раздался шорох, и твёрдое тепло прижалось к спине. Ладони Джима накрыли судорожно стиснутые пальцы Себастьяна.

— Убедиться в том, что живёшь и чувствуешь — не слабость, Бастиан, — выдохнул Джим, и волна щекотки прошла от основания шеи до копчика.

«Бастиан». Не «Моран» — впервые за многие годы. Дыхание Джима согревало затылок, запах кофе, одеколона и чего-то неуловимого, присущего лишь Мориарти, окутывал, как дурман.

— Ты научишься чуять людей, как тигр: по запаху и теплу, по малейшему шороху, — промурлыкал Джим. — Ты должен угадывать препятствия на расстоянии, шестым чувством, а если не сумеешь, — острые ногти вонзились в кожу головы, а голос полоснул, как нож, — не сумеешь — нас убьют. У тебя есть четыре месяца, Бастиан. Встать.

Так начались тренировки.

Разминка — традиционный комплекс упражнений на силу и гибкость. Пресс, растяжка, отжимания. Бокс с грушей. С двумя грушами, которые раскачиваются на канатах, закреплённых на потолке. И с трёмя. Себастьян ходил весь в синяках, пока не научился на слух, по движению воздуха угадывать летящую грушу и уворачиваться — и падать, едва успев сгруппироваться, потому что Джим подкрался сзади и поставил подсечку. Они не покидали зал часами. Джим приносил воду, давал выпить совсем немного, и снова гонял беспощадно. Язвил, понукал, жалил словами и меткими, злыми ударами из мрака. Себастьян зверел, желая одновременно придушить Джима и пустить себе пулю в висок.

Хуже всего было на улице: Мориарти вытаскивал его в бар, бросал у дверей, отправлял одного в туалет — прошло немало дней, прежде чем Себастьян различил его присутствие за спиной и понял, что никогда не оставался один. По воскресным дням они приходили заранее к мессе и кружили в толпе, раскланиваясь и слушая сплетни. В церкви Джим подсаживался туда, где соседей побольше, а после изматывал вопросами: «Кто сидел рядом? Здоров он или болен? Нервничал или нет, опасен ли в драке?»

И тьма колыхалась вокруг, оживая запахами, оттенками дыхания, шлейфом эмоций на грани обоняния и осязания.

Но к исходу второго месяца Себастьян обнаружил, что темнота его больше не сковывает. Не пеленает, как душное одеяло. Джиму всё реже удавалось подкрасться незамеченным, в толпе Себастьян лавировал почти так, словно был зрячим.

В часы отдыха Джим нагружал его другим.

— Нам нужен код, Бастиан. Шифр, вроде азбуки Морзе, только лучше. Сгодится всё: щёлканье клавиш, скрип ботинок на асфальте, шорох ногтей по стене. Ключевые фразы, заключённые в звуках. Чем-то похожим пользуются в спецназе, но я усовершенствовал систему.

С этого момента желание пристукнуть Джима стало постоянным. Он не давал и минуты покоя.

Они пили чай на кухне, и Джим печатал что-то в ноутбуке.

— Моран, ты оглох? — ясно, Себастьян задумался и пропустил шифрованную фразу в щёлканье клавиатуры.

— Мне повторить? — это Себастьян проворонил послание в стуке ложечки о стекло чашки. Джим, когда возмущался, говорил пронзительно-высоким голосом, ввинчивающимся в уши. Себастьян стискивал зубы, чтобы не ответить отборным матом, и цедил с тщательно скрываемым бешенством:

— Повтори, Джим.

А однажды такая же дробь разбудила его среди ночи: прохладные пальцы настойчиво плясали на ключицах.

«Противник близко. Уходим».

Себастьян подскочил, как подброшенный пружиной. В мозгу вспыхнуло колючее: «Что, проверим, чего ты стоишь, полковник?»

Они спали одетыми — переодевались в «ночные» брюки и футболки, как раз на такой случай.

— Вещи собраны, — объявил Джим. — Старосте посёлка я сказал, что тебе стало плохо и мы едем в больницу. В машину, Бастиан.

И снова гудел асфальт в кромешной тьме, сгустки воздуха от встречных машин со свистом били в стекло. Мориарти хранил молчание, а Себастьян то и дело сглатывал сохнущим горлом. Он инстинктивно прислушивался, понимая, что это бесполезно, что не он прикрывает Джима, а тот увозит его от смерти. Иллюзия уверенности, собственной нужности развеялась в мерном гудении климат-контроля. Низкий звук пульсировал в мозгу, рождая головную боль. Джим убил столько времени на калеку, непонятно когда занимался своими делами — а толку?

— Бастиан. — Пальцы сжали бедро, жёстко, до синяков. — Достань из бардачка пистолет.

Мгновенная дрожь прострелила тело. Ни разу с того злополучного дня Себастьян не держал в руках оружия. Гладкий металл привычно лёг в ладонь: вальтер. Его собственный, тот самый, из которого он палил наугад, ослеплённый страшной болью, корчась от мысли, что Джим в опасности… который отбросил, не помня как… Себастьяна застрясло. Проклятье!

— Держи пистолет при себе, Моран.

— Но, босс… — отвратительно чувствовать себя обезьяной с гранатомётом: опасна, лишь потому что неадекватна, но один меткий выстрел — и останется только кровавая лужа.

— С каких пор ты перечишь мне, Моран? — оборвал Джим. Арктический лёд дышал в его тоне. — Считай это разминкой к новой тренировке.

— Да, босс, — возражения отпали сами собой. Ствол вальтера нагрелся в ладони, и Себастьян замер, кожей впитывая позабытое чувство уверенности. Силы. Если Джим считает, что ему стоит доверить оружие — так и есть. Глупость? Слепая вера? Может быть, но Себастьян знал: чем бы ни руководствовался Мориарти, его конечная цель окажется достойной. Достойной того, чтобы погибнуть за неё, применив все те навыки, которые Джим подарил ему. Погибнуть… обретя окончательную свободу.

Телефон Мориарти тонко звякнул.

— Филипп сообщил, что мы оторвались, Бастиан, — сказал Джим, — но пистолет не убирай.

Гудение климат-контроля стало незаметным, головная боль прошла.

* * *

Им пришлось сменить место жительства ещё два раза, и всегда это были деревушки в богом забытых уголках Англии. Всюду местные жители здоровались с Джимом, как со старым знакомым, расспрашивали участливо о самочувствии старшего брата.

— Легенду надо создавать годами, Моран. Заранее, — разъяснил Джим шокированному Себастьяну. — Помнишь, я каждый месяц отлучался дня на два-три? Обживал дома. Ходил к мессе и в бар. Рассказывал местным, какой у меня чудесный старший брат, только — какое несчастье! — он нездоров…

— Никаких калечных незнакомцев, — восхитился Себастьян. — Только давным-давно больной брат. А если бы ранили тебя?

Мориарти по-мальчишески хихикнул.

— Такие места тоже есть. Там ты здоров, по легенде, просто очень много работаешь, и мне никак не удаётся вытащить тебя на отдых. А я ужасно люблю природу!

Во всех домах их ждал оборудованный спортзал. Тренировки всё усложнялись, к ним прибавилась работа с оружием. Первое занятие Себастьян предпочитал не вспоминать — но вскакивал в поту среди ночи, потому что ему снилось, что…

— Прикрути глушитель, — велел Джим после разминки, вкладывая в его руку вальтер. Сердце гулко стукнуло в рёбра. Себастьян привычным движением собрал пистолет, отвёл дуло вниз и чуть в сторону.

— Встань в торце, справа. Не двигайся. Отлично, — мягкие шаги прошуршали по татами. — Напротив тебя мишень, на уровне моей головы, — в голосе Джима сквозило предвкушение, и Себастьян напрягся: шорох раздался совсем рядом, прохладные ладони накрыли руку с пистолетом. Колючие мурашки пробежали от кисти вверх.

— А сейчас, Бастиан, ты будешь стрелять, — мурлыкнул Джим, обжигая щёку дыханием. Себастьян нервно облизнул губы, невольно вбирая запах сигарет и кофе. — Целься точнее, Бастиан, если не хочешь вышибить мне мозги, — острые ногти впились в запястье и тут же исчезли. — Хотя ты ведь об этом мечтаешь уже четвёртый месяц, х-ха…

— Ты псих, босс, — выдавил Себастьян. Ладонь с пистолетом одеревенела. Он напряг слух, пытаясь определить, где же чёртов Мориарти, но напрасно. Тот словно сквозь землю провалился, даже дыхание не различалось. Проклятье, он ведь умеет замирать, как хищник в засаде! Не найдёшь, пока не наткнёшься случайно. Твою мать, Джим, да твою же мать…

Себастьян медленно поднял пистолет, обхватил второй рукой. Мелкая дрожь пульсировала в пальцах. Дьявольщина… Чувства отказывали. К чёрту! Прислушаться. Обернуться, медленно, принюхиваясь, мысленно покрывая ругательствами ублюдочную темноту вокруг. Сжать вальтер, пытаясь унять дрожь.

Не выходит.

— Сукин ты сын, — выругался Себастьян, рывком опуская пистолет. Вытер взмокший лоб уголком футболки, повёл плечами. В мозгу вспыхнуло раздражённое: «Сбрось напряжение, Бастиан. Сколько раз тебе повторять? Расслабься, почувствуй темноту. Она дышит, Бастиан, и если ты скажешь, что я дебил или романтик, я прострелю тебе ногу. Полежишь недельку — начнёшь прислушиваться к миру».

— Сукин сын, — повторил Себастьян другим тоном. Он представил, как Джим стоит сейчас напротив него, выдыхая медленно и неслышно, как подрагивают уголки губ в азартной усмешке. Как пульсируют расширенные зрачки и чернота плещется в блестящих глазах… которых Себастьян больше никогда не увидит. Странно признавать, но взгляд Джима гипнотизировал его, вызывая всегда одну и ту же картину: разлитая на песке горящая нефть, душный дым, языки пламени, как змеи, ползущие по тёмному пятну… Опасность. И миллионы долларов, обращённые в прах по чьей-то прихоти.

Джим мог спалить Букингемский дворец просто от скуки. Или нет?

Непредсказуемость с привкусом безумия. Свобода. Себастьян слушал голос Мориарти и видел горящую нефть.

— Глупый способ самоубийства, Джим, — оскалился он, вновь поднимая пистолет. Противная дрожь в руках пропала бесследно. — Хуже, чем свалиться в воду со скалы.

Темнота вокруг ожила. Густой мрак колыхался, пронизанный запахами и звуками: резина — это снаряды и татами. Едва заметный шлейф: кофе и сигареты, качается, манит, извивается… Себастьяну казалось, что он видит петляющую дорожку пыльцы — в воздухе распылили наркотик по имени Джим Мориарти. Сквозь стену доносились приглушённое потрескивание и редкий шорох колёс. Где-то залаяла собака, ветер вздохнул, упругой волной лизнув стену дома.

Себастьян плотно обхватил вальтер снизу, повёл стволом, прослеживая сплетение звуков и запахов. Склонил голову набок, приоткрыв рот. Едва различимый шелест слышится правее… аромат кофе ведёт туда же… Себастьян мягко переступил босыми ногами, смещаясь влево. Палец привычно лёг на курок, щелчок предохранителя взорвал тишину. Есть! Чуть резче, на грани слышимости — вздох справа.

Адреналин толчками пульсировал в венах, но руки обрели прежнюю твёрдость. Себастьян быстро облизнулся, осознавая, что скалится в жуткой улыбке — как когда-то, лёжа на мокрой от дождя крыше, наблюдая за жертвой в оптический прицел.

Вдох, длинный, спокойный, и не прерываясь — плавное движения пальца на курке.

Выстрел.

Жестяной звон.

Приглушённое аханье справа.

Секундный ужас ледяной волной пронзил тело: неужели?..

Довольный голос мгновенно согрел:

— Ты восхитителен, Бастиан, как всегда.

— Твою мать! — с чувством выругался Моран, отшвыривая пистолет и закрывая лицо руками. Его снова затрясло. Темнота навалилась холодной липкой паутиной, и Себастьян рухнул на колени, на миг потеряв ориентацию в пространстве.

— Бастиан, Бастиан, — горячие отчего-то руки, быстрые, уверенные, пробежали по плечам, притиснули к груди, в запах горького одеколона — почти неразличимого раньше, и кофе. — Ты попал почти в яблочко, Бастиан, ты в курсе? И нашёл меня, безошибочно. Слышишь? Всё в порядке. Я здесь, живой, всё хорошо, — беспорядочный шёпот обволакивал, заглушая шум крови. Себастьян судорожно вздохнул, приходя в себя. И замер, осознавая, что фактически лежит на груди у Джима, как сопливый пацан, а тот бормочет всякую ерунду, совсем не похожую на обычные жёсткие команды и скупые похвалы.

Себастьян попытался неловко отодвинуться. Джим осёкся на полуслове. Убрал руки — на миг стало пусто и холодно.

Проклятье.

— Выпьем, — буднично предложил Джим, вставая. — Потом перекусим и продолжим. Ты же не думаешь, что противник будет ждать полчаса, пока ты его унюхаешь?

Привычная язвительность отрезвила, но почему-то больно царапнула сердце. Чёрт, да что за бред?

— Виски или коньяк, Моран? — донёсся из кухни беззаботный голос.

— Я сам сделаю, босс, — крикнул Себастьян, на ощупь найдя вальтер и поставив его на предохранитель. Сразу надо было это сделать — вот дерьмо, так утратить контроль! А Джим… нет, не думать. Его тёплый тон, забота, почти ласка — психологический трюк, не более того.

— Ты заснул там, что ли, Бастиан? — капризный окрик полоснул по нервам. Себастьян усмехнулся и вышел из зала.