Сказочные этюды (джен)

«Дождь идёт» — так называлась французская песня, раздававшаяся из трубы патефона. Пластинка была новая, но на ней уже образовалось несколько точек. «Уши надеру», — подумала Лиза в адрес младшей сестры, обожающей ставить иголку в середине пластинки. Ни Лиза, ни сестра не знали ни слова по-французски, но обожали этот язык и записывали слова с пластинки русскими буквами. Получалась чушь, но как здорово было подпевать неизвестному певцу!

Обе девушки знали, что у них никогда не будет возможности выучить французский язык: в школе преподавали только немецкий, а по окончании школы в институте можно будет изучать только тот язык, что был в школе. Ну, может быть, разрешат дополнительно изучать ещё английский. В том, что в институт они поступят, Лиза с сестрой не сомневались — обе были отличницами, но французского языка в их городе не преподавали, и от этого делалось грустно. Грустно иметь мечту, которая не сбудется.

У Лизы были и другие мечты. Конечно, она хотела стать хорошей комсомолкой и вместе со всеми строить социализм. Ещё она хотела после школы выйти замуж, чтобы родить маме внуков. Ну и стать хорошим специалистом тоже хотела — это было самое главное. Правда, она ещё не знала, кем будет работать, но это и неважно, ведь любой труд почётен.

Но поздней ночью, когда сестра, наболтавшись, засыпала, Лиза начинала мечтать о других вещах — странных, которые бывают только в книгах. Например, ей хотелось летать. Не на самолёте, а так — раскинув руки, парить в ночном небе и смотреть с высоты на леса и поля. Ей хотелось дружить с фантастическими существами, которых на самом деле нет, но такими прекрасными.

А самым тайным желанием, которого она стыдилась, была мечта о вечной жизни. Хотеть бессмертия было в её глазах чем-то неприличным: столько героев сложили свои головы в битве за мир, а она будет жить вечно? Нет, об этих мыслях ни в коем случае никому нельзя рассказывать, даже сестре. Хороший человек ни за что не будет мечтать о подобных глупостях.

Стоял тихий летний вечер. Лиза была дома одна и могла слушать музыку сколько угодно. Они жили на первом этаже, и по выходным многие открывали окна и включали патефон. Пластинок было целых шесть, в основном бодрые советские песни. Но Лизиной любимой (и самой затёртой) всё равно была эта, с двумя французскими песнями.

Выждав с минуту, Лиза не утерпела, села на диван возле тумбочки и снова накрутила пружину патефона. Пружина была старой и довольно сильно искажала голос певца — пластинка крутилась немножко быстрее, чем нужно, но Лизе нравилось и так. Патефон имелся далеко не у всех, и она чувствовала себя счастливой, что может просто взять и послушать пластинку. С замиранием сердца она аккуратно опустила иглу на вертящийся чёрный диск. Это была обычная швейная игла, обломанная и слегка затупленная наждаком, чтобы не царапала пластинку. Три иголки, бывшие в комплекте с патефоном, давно потерялись.

Раздался треск от многочисленных прикосновений иголки, потом первые аккорды, и после долгого вступления вновь зазвучали знакомые слова: «Il Pleut Sur La Route…» Лиза кружилась по комнате, и ей казалось, вместе с ней кружится весь мир. Сатиновые цветастые занавески колыхались от ветра. Уютная и привычная комната будто превратилась в сказочный дворец: белая кружевная скатерть на крошечном столике превратилась в мраморный камин, старая фотография на стене — в роскошную картину, а керосиновая лампа — в волшебный светильник.

Вдруг кто-то с улицы вспрыгнул на подоконник. Лиза взвизгнула от неожиданности, но успокоилась, увидев, что это всего лишь ребёнок: мальчик лет восьми с конвертом в руках. Впрочем, одет он был куда как более странно — так одевались придворные во времена Шекспира. Лиза даже не знала, как называется такая одежда.

— Тебе письмо! — сказал мальчик и протянул Лизе конверт. — Прочитай тогда, когда почувствуешь, что время пришло!

— Какое время? Что ты несёшь? — строго спросила Лиза. — Кто тебе разрешил залезать в чужие дома? Вот сейчас отшлёпаю!

— Тебе послание из сказочного мира, — ответил мальчуган, ничуть не испугавшись. — Выбери правильное время, чтобы прочитать его.

То ли музыка сделала своё дело, то ли слишком долго Лиза мечтала о сказочных мирах, но она вдруг ему поверила и взяла конверт. Ребёнок выглядел так необычно — что, если он и вправду пришёл из сказки?

— А как я пойму, что время пришло? — спросила она более доброжелательно.

— Это же так просто! — рассмеялся мальчик. — Неужели ты не сможешь решить такую лёгкую задачу? Только смотри не ошибись! — он подмигнул Лизе и спрыгнул на улицу.

Девушка быстро выглянула в окно, посмотрела направо, потом налево, но мальчик словно сквозь землю провалился. С тумбочки донёсся отвратительный скрежет, и Лиза бросилась к патефону. Подняв и завернув наверх изогнутую металлическую трубу, она смотрела, как докручивается пластинка, и думала о полученном письме.

Конверт был маленький, склеенный из шелковистой на ощупь бумаги и без единой буковки. Приглядевшись, Лиза заметила, что он плавно меняет цвет и размер: узор шевелился, становясь то розовым, то сиреневым, то тёмно-синим, а сам конвертик то рос, то сжимался. Ей не пришло в голову, что в таком конверте может оказаться что-то плохое, антисоветское, из-за чего посадят всю семью. Вот если бы он был просто из белой бумаги — тогда другое дело, но такой… Таким мог быть только конверт из сказки.

«Когда же придёт время? — думала Лиза. — Во всяком случае, спешить точно не стоит. Нужно набраться терпения и дождаться, пока в моей жизни не произойдёт что-то очень важное. И тогда я прочитаю послание!»

Но какое событие в жизни самое важное? Может быть, свадьба? Или поступление в институт? Нет, наверно, окончание института. А может быть, рождение ребёнка? Нет, вряд ли, ведь детей может быть несколько. Наверно, это что-то связанное с работой. Может быть, повышение квалификации… Решив подумать позже, Лиза спрятала переливчатое письмо в связанную из открыток шкатулку, где она хранила свои сокровища, и пошла разжигать керосинку. Что-что, а картошка должна быть сварена вовремя.

* * *

Робот-пылесос ползал по паркету, похожий на большую черепаху. Затхлый запах почти выветрился из квартиры, старые тряпки были выброшены, окна — вымыты, и усталая Лиза присела отдохнуть. Разбирая вещи покойной прабабушки, она нашла в картонной шкатулке неимоверно грязный золотой кулон топорной работы, аляпистую брошь, осколок чугунной пластинки и письмо в заклеенном конверте с сургучной печатью. «Хлам», — подумала она, но на всякий случай разорвала конверт.

В нём была пожелтевшая записка, сделанная чернилами: «Приходи завтра к пяти вечера на Лесную к зданию почты. Ровно в пять посреди улицы откроются ворота в сказку. Их будешь видеть только ты. Войдя в сказку единожды, ты сможешь возвращаться туда столько раз, сколько захочешь, как одна, так и вместе со своими родными и друзьями. Но не опаздывай, потому что в десять минут шестого ворота закроются навсегда! С любовью, эльфы.

10 июля 1939 года»