Страшная сказка (джен)

Наступил тёплый золотой вечер. Азеф дремал на полу, спокойный, расслабленный. Весь сегодняшний день он не отходил от Ады: не мешал, не лез под ноги, не требовал внимания. Но постоянно был поблизости.

Наконец все приготовления были завершены. Лёка спал, как он любил — уткнувшись носом в подушку. Ба снова возилась с чем-то на кухне; пару раз за сегодняшний день Аде показалось, что у неё глаза на мокром месте, но говорить с Адой Ба об этом явно не желала.

Свет в зале был выключен; солнце село, но было ещё достаточно светло. Ада так устала; вот присесть на диван, только на минуточку…

Низкое, глухое ворчание спугнуло сон. Как? Неужели она умудрилась заснуть?

В окно веранды ярко светила невероятно огромная, круглая, синеватая луна.

Азеф, утробно ворча, крался к двери на улицу, пригнувшись, стелился около самого пола. Шерсть, хоть и короткая, встала дыбом: вдоль спины появился «панк». Насторожённые уши, бесшумное, медленное, плавное, текучее движение. Весь кот, как стрела, был нацелен на входную дверь.

Ада подошла к двери, прислушалась: ни звука. Но казалось, что обещавший прийти — здесь. Заболел затылок, тупой болью, как будто голову Ады пытались пригнуть вниз, а она сопротивлялась. Действительно наступила эта неестественная тишина, или это она оглохла, и просто не слышит ничего? Рука сама тянулась к засову — нужно было открыть, посмотреть, что там. Если ничего нет, она просто закроет дверь, и всё.

Решительно отодвинув засов, Ада распахнула дверь и шагнула на крыльцо. Он был здесь; высоченная тёмная фигура за границей соляного круга. Она сделала усилие, чтобы рассмотреть фигуру гостя подробнее: сумеречный свет, какая-то сиреневая дымка мешали. Лохматые, длинные волосищи, густая, пышная борода почти до колен, одежда — какие-то невнятные многослойные лохмотья. И — как-то внезапно — Ада увидела его глаза, словно он держал их полуприкрытыми, а теперь открыл: горящие, жёлтые, как у огромной кошки. Ему было нужно что-то отдать, тогда он уйдёт, но Ада почему-то забыла, что…

Внезапно рядом раздался жуткий вопль, чистый, басовитый: Азеф вылетел на крыльцо, распушившись до предела. Хвост трубой, спина выгнута дугой, вся шерсть дыбом — и он орал! Так он не орал даже по весне.

Ада вдруг обнаружила, что почти переступила соляной круг навстречу пришельцу — и поспешно шагнула назад. Страховидло рванулось за ней, протянуло руку — похожую на человеческую, только с огромными, загнутыми чёрными когтями — и на внутренней стороне предплечья, на бледной сероватой коже Ада увидела какой-то рисунок. Она уже видела его раньше — тут что-то за спиной Ады грохнулось, зазвенело, как колокол, потом ударилось ещё раз, и ещё. Рука, тянувшаяся к Аде, добралась до солевого круга — и Ада увидела маленькие синие молнии, электрические разряды, впившиеся в эту руку. Лохматая заросшая рожа приоткрыла рот, показав торчащие верхние и нижние оранжевые клыки, огромные, как у тигра, послышался стон, рука отдёрнулась. Пришелец спрятал глаза, как-то словно уменьшился, согнулся.

— Уходи, — сказал ясный мальчишеский голос.

Лёка стоял на крыльце, прямой, как струнка, уверенный, окружённый тёплым, сияющим светом — не только падавшим из распахнутой на веранду двери, но словно своим собственным.

— Уходи, — повторил он.

И все трое: Лёка, Ада и обнаружившаяся на крыльце Ба — выпавшая у неё из рук чугунная сковорода ещё покачивалась на земле около дома — сказали хором:

— Уходи.

Пришелец, наклонившись ещё ниже, повернулся — и, пригнувшись, словно большая обезьяна, рванул в сторону от дома. Сиреневый туман скрыл его, и только издалека донеслось тоскливое: «Отда-ай…»