Убийственная шутка (гет)

1

Октябрь 1984 года. Этот месяц запомнился жителям Дерри, к сожалению, как один из самых худших в году. Прежде всего, дело было в погоде. Казалось, что природа впала в затяжную депрессию, из которой никак не желает выходить, и даже если б её послали на приём к лучшему психотерапевту, он едва ли смог бы ей помочь. Небо заволокло сплошными серыми тучами, дождь шёл практически без остановки каждый день, лишь иногда прерываясь, чтобы дать людям пару часов обсохнуть. Солнце стало таким нечастым гостем, что когда оно вдруг выглядывало на несколько минут, все дети с радостными криками выбегали на улицу, потому что они больше всех устали от столь отвратительной погоды, им до смерти надоело бегать по лужам и выслушивать от родителей ругань по поводу того, что они в очередной раз испачкали свою одежду. Да и школа достаточно сильно нагнетала обстановку: раньше у всех несчастных, кто заперт в её стенах, была надежда на то, что после последнего звонка, возвещающего о долгожданной свободе, они со всех ног помчатся прочь, наслаждаясь тёплыми солнечными лучами и любуясь синевой неба с его облаками, принимающими причудливые формы, но, увы, у них больше нет такой возможности, и теперь жизнь за пределами ненавистного здания почти ничем не отличалась от жизни внутри, иными словами, их лишили последней капли счастья. У остальных жителей города настроение было не лучше: после работы они потеряли возможность наслаждаться теплом и пением птиц во время прогулки по парку. Иногда казалось, что город вымер: на улице нельзя было встретить ни души. Даже владельцы собак и то старались не высовывать носа из своих домов. Казалось, что сам Дерри впал в депрессию. Всё жители с нетерпением ждали хотя б одного солнечного дня, но он все не наступал и не наступал. Метеорологи неустанно обещали улучшения погоды, однако его не было, из-за этого горожане, и без того злые, становились ещё угрюмей. Единственным плюсом во всей этой ситуации было то, что все могли больше времени проводить вместе с семьёй дома. Да и предприниматели получали больше выгоды от подобной погоды: люди, которым не посчастливилось выйти за порог, бежали именно в Торговый центр или близлежащие магазины. А где посетители, там и спрос, там же и прибыль. И все же настроение у всего города было под стать ситуации на улице: отвратительным. Никто ещё не знал, что вскоре они пожалеют о том, что сетовали на дожди и всеобщую скуку, потому что спокойные деньки в Дерри подходили к концу. Надвигалась долгая ночь.

Хуже всего в эти дни жилось Пенелопе. Казалось, что Дерри решил проверить её на прочность. И проверка эта очень сильно воздействовала на её нервную систему. Этот город и так ей не нравился: Майкл постоянно слышал от неё, что она чувствует, как здесь затаилось что-то плохое (эти её слова бросали его в дрожь), Пенелопа приезжала почти каждые выходные, и эти поездки для неё были хуже поездок в Ад. Теперь же Пенелопа постоянно таскала с собой упаковку «Алпразолама». Майкл некоторое время не мог понять, для чего ей нужно столь сильное успокоительное, но очень скоро он получил ответ на свой вопрос. И пожалел, что вообще его узнал. Потому что в тот момент ему казалось, что его сердце разорвется на части.

Это было самое начало октября. Пенелопа в очередной раз вернулась из Ороно и, разумеется, прямиком направилась к библиотеке. По дороге она встретила Майкла, который очень удачно жил недалеко от её дома. Они шли вместе по улице, когда небо заволокло тёмными тучами. Это сильно удивило Майкла, потому что буквально пару минут назад было относительно светло и сквозь облака проглядывало нечто похожее на солнечные лучи. Пенелопа заметно побледнела и замедлила свой шаг. «Всё в порядке?» — тотчас же спросил у неё Майкл, но она вначале не ответила, а лишь смотрела на чёрное небо. «Я… Мы… мы можем пойти побыстрее?» — проговорила она спустя несколько секунд давящей на уши тишины. «В чем дело?» «Я… я не…». Пенелопа не успела договорить, как вдруг вспыхнула яркая молния и отчётливо прогремел гром, после чего первые капли дождя упали на землю, и буквально в считанные минуты асфальт под ногами превратился в подобие небольшой речки. Пенелопа вдруг содрогнулась всем телом, схватила Майкла за руку (он удивился, с какой силой она это сделала) и со всех ног помчала вперёд. «Ты чего? У меня же есть зонт, встань под него!» — крикнул он ей. «Прошу, пожалуйста! Уведи меня отсюда! — к его изумлению, в голосе её прозвучали слезы и истерика. — Прошу!» Он едва поспевал бежать за Пенелопой, она развила невероятную скорость. Когда молния вспыхнула снова, а за ней последовал раскат грома, Пенелопа вскрикнула и ускорила шаг. Она вымокла до нитки, но продолжала бежать, глядя перед собой. У неё была явная паника. Пенелопа с разбегу врезалась в двери библиотеки и, впечатав свое лицо в стекло, соскользнула вниз, после чего неожиданно быстро вскочила на ноги и дёрнула ручку на себя. В этот момент снова вспыхнула молния и послышался гром, Пенелопа вскричала и что есть силы навалилась на дверь. Та повиновалась, и несчастная вбежала внутрь. В тот момент Пенелопе было все равно на правила, которые категорически запрещали бегать по библиотеке (повсюду для детей весели плакаты типа «БЕЖАЛ, УПАЛ, ОЧНУЛСЯ — ГИПС!» или «ПО КОРИДОРУ БЕГАЮТ ЛИШЬ ИДИОТЫ! БУДЬ УМНЕЕ: СОХРАНЯЙ ТИШИНУ!»), она со всех ног припустила к нужному ей кабинету, стараясь держаться подальше от окон. Майкл, тяжело дыша, пытался идти за ней следом. Он слышал, как Пенелопе пару раз крикнули замечания, но понимал, что ей в тот момент было не до них. Ей повезло, что у неё были ключи: как раз за неделю до этого Майкл сделал ей дубликаты. Пенелопа удивительно быстро открыла дверь и захлопнула её за собой, да так, что Майкл едва не ударился головой. Он зашёл следом за ней и увидел её, забившуюся в самый тёмный угол комнаты, прижимающую кровоточащий нос, бледную как смерть, трясущуюся, со слезами на глазах. Она в тот момент походила на забитого маленького щенка, пытающегося спрятаться от опасностей всего мира. Она вжалась в комок, обхватив колени руками и ни на что не реагируя.

— Ты… в порядке? — тихо спросил Майкл, чувствуя себя полнейшим идиотом: вопрос очень глупый, потому что ответ на него был до ужаса очевиден.

— Родители… автокатастрофа… — прохрипела Пенелопа и закрыла лицо руками.

Майкл присел рядом с ней на корточки. Он догадался о том, что с её родителями что-то случилось ещё когда она сказала, что живёт с тётей, но что конкретно, до этой минуты он не знал. Пенелопа никогда не поднимала эту тему. Однажды он попытался аккуратно поинтересоваться у неё, но она промолчала и перевела разговор в другое русло. Сейчас же, когда Майкл увидел её, бьющуюся в истерике, он понял, что не хочет знать, что с ними случилось.

— У тебя кровь идёт, — тихо сказал он. Пенелопа не реагировала. Майкл со вздохом поднялся, взял лёд из холодильника, сложил в платок и передал ей. Пенелопа продолжала сидеть в том же положении, не обращая на него никакого внимания. Майкл аккуратно потряс её за плечо, но никакого эффекта это не дало. Лишь через пару минут Пенелопа подняла голову и вытерла слезы и кровь руками, размазав их по лицу.

— У меня… в сумке… — еле выговорила она, все ещё содрогаясь от рыданий.

— Что? Что искать в сумке? — спросил Майкл, обрадовавшийся тому, что она подала голос: слушать, как она плачет, было невыносимо.

— Л-лекарство…

Майкл перевернул все карманы, прежде чем он заметил упаковку успокоительного. Когда он пытался достать таблетку дрожащими руками, то чуть не уронил её на пол. Он протянул её Пенелопе со стаканом воды.

— Лёд приложи к носу, — напомнил он. Пенелопа кивнула со всхлипом.

— П-прости… — пробормотал она спустя несколько минут: успокоительное начало действовать, поэтому она уже могла более-менее разговаривать, не сотрясаясь от рыданий. — Я… я просто давно уже не попадала… под грозу… Обычно мне везёт, — она невесело усмехнулась.

Майкл содрогнулся от её смеха.

— Тебе лучше? — спросил он.

— Лучше… Лучше ли мне… боюсь, что лучше мне никогда не станет, — вздохнула Пенелопа. — Я живу так десять лет. И ничего за это время не изменилось.

— А что тебе врачи говорят? Это можно вылечить же как-то?

Пенелопа вновь начала смеяться. Смеяться и плакать одновременно.

— Они мне прописали эти чёртовы таблетки и сказали, что все в моих руках, — сказала она. — Может, мне нужно чаще ходить в грозу по улице, чтобы… не знаю… типа привыкнуть что ли… Но разве к этому можно привыкнуть? Разве я могу выкинуть из головы воспоминания? Ты не поверишь, Майкл, но я почти не помню самой аварии. Лишь то, что ей предшествовало… А все равно у меня истерика каждый раз.

Майкл хотел, чтобы она замолчала. Ему невыносимо было слушать её дрожащий голос, смотреть в её ярко-изумрудные глаза, ему хотелось или сбежать или наоборот прижать её к себе и утешить, но Пенелопа неумолимо продолжала. Он не сомневался, что она прекрасно чувствует, каково ему сейчас. И, быть может, это ей приносило облегчение. По крайней мере, теперь не ей одной было плохо.

— У меня жизнь в тот день оборвалась, Майкл, — нижняя губа Пенелопы затряслась. — А ведь это был прекрасный весенний день… первое апреля…

2

Первое апреля… Лучшей даты для шуток от жизни и не придумаешь. А ведь первое апреля 1974 года было и вправду прекрасным весенним днем: ярко светило солнце, по небу плыли белоснежные облака, погода стояла на редкость тёплая. В машину село трое: мужчина, женщина и девочка. Мужчина и женщина весело переговаривались между собой, девочка любовалась природой за окном. «Нам не помешает пару дней отдохнуть, это точно, — рассмеялась женщина. — Поживём за городом, Пенни увидит на настоящий лес». «Надеюсь, ты не забыла моё средство от комаров, а то они съедят меня живьём», — хохотнул мужчина. «А я увижу оленей?» — восхищённо спросила девочка, воображая себе встречу с этими величественными животными. «Если повезёт, то увидишь». Девочка подумала, что ей непременно должно повезти, потому что по-другому просто невозможно. Сегодня её день, а, значит, она обязательно встретит оленей. «Эх, сколько всего я смогу рассказать в школе, когда мы вернёмся! — мечтательно произнесла девочка. — Эти воображалы, Джесси и Рейчел, просто обзавидуются! Они-то видели оленей разве что в зоопарке!» «Не факт, что мы встретим их, солнышко», — покачала головой женщина. «Встретим — встретим, не сомневайтесь! — воскликнула девочка. Она выхватила из-за пазухи блокнот и карандаш. — Вот таких вот встретим! — она попыталась изобразить оленя с красным носом. — Как у Санта-Клауса!» «Да, но Санта-Клаус живёт не в Америке, а в Лапландии, это на другом континенте, милая». «Он после Рождества вполне себе может позволить себе отпуск. Что, он не мог в Америку прилететь?» — звонко рассмеялась девочка, продолжив рисовать. Её родители начали смеяться вместе с ней. «А что, вдруг мы и Санта-Клауса встретим, — сказал мужчина. — Было б неплохо. Я б попросил у него зарплаты побольше, а работы поменьше». «Санта-Клаус работает только в Рождество, папа!» — хихикнула девочка. «На Рождество он мои желания не исполнит. Может, исполнит в апреле?!» В машине вновь раздался смех…

Вечер. Небо вдруг заволокло тёмными тучами, оно стало почти чёрным. Девочка поежилась. Хоть внутри автомобиля ей было тепло, но она чувствовала, как похолодало снаружи. Где-то вдалеке прогремел гром. «Гроза начинается, милый, — подала голос женщина. — Может, нам стоит остановиться? Переждем и поедем дальше. Пенни устала». «Я не устала!» — возразила девочка, впрочем, сделав широкий зевок. Глаза у неё слипались, и она изо всех сил старалась держать их открытыми. «Где мы тут остановимся? Нет, поедем дальше, — возразил мужчина. — Осталось не так уж и много. Через пару часов будем на месте». Женщина вздохнула, покачала головой и протянула девочке плед. «Укройся и поспи», — сказала она. «Мам. Возьми, — девочка протянула ей рисунок с красноносым оленем. — Это тебе». «Ох, спасибо, милая». Девочка улыбнулась и свернулась калачиком на заднем сидении. Думая о том, как она встретит настоящего оленя и размышляя о том, будет ли у него красный нос или обычный, она закрыла глаза.

Звуки дождя, барабанящего лобовое стекло с невероятной силой… Ослепляющая вспышка молнии…

«ПОВОРАЧИВАЙ, ПОВОРАЧИВАЙ НАЗАД! ОСТОРОЖНЕЙ!»

«Я ПОТЕРЯЛ УПРАВЛЕНИЕ!»

Крики страха… Резкий удар… Дикая боль… Чьи-то руки вытаскивают её из обломков машины… Последнее, что видит девочка, — чьей-то силуэт, возвышающийся над ней. Она не могла понять, кто оказывает ей помощь, глаза уже заволакивало туманом. Она запомнила лишь то, что у него была странная прическа и, кажется, рыжие волосы. А после этого — темнота…

Когда девочка открыла глаза, её ослепил яркий свет электрических ламп. Повсюду слышались чьи-то разговоры и звуки шагов, но почему-то до ушей они долетали с большим трудом.

— Слава богу, очнулась, — будто бы издалека прозвучал голос тёти. — Пенни, как ты?

Свет ламп стал ярче, все звуки усилились. Перед глазами встала более чёткая картинка. Девочка слегка приподнялась и оглянулась.

— Где мама? — спросила она, повернувшись к тёте. Та смотрела на неё с улыбкой, но на щеках у неё были дорожки слез.

— Ты лежи, тебе нельзя вставать…

Девочке не понравился её голос. Она чувствовала, что что-то не так. И что с глазами тёти, почему они такие красные?

— Где моя мама? — чуть громче произнесла девочка. — Я хочу к маме! Тётя, отведи меня.

— Пенни…

— Мне нужна моя мама! — девочка хотела вскочить, но ей помешали трубки, отходящие от её рук к капельницам. — Где она?! Где мама?! И где мой папа?!

У тети затряслась нижняя губа, и она отвернулась.

На шум прибежал врач. Девочка повторила свой вопрос, едва не срываясь на крик.

— Пенни, вернись, пожалуйста, в постель, — прозвучало вместо ответа. Девочке не нравилось то, какие лица у врача и тёти.

— Что вы скрываете от меня?! — вскричала девочка, начиная плакать. — Где моя мама, где папа, где они?! Отведите меня!

— Нам лучше сказать ей, — тихо произнесла тётя, стараясь не удариться в истерику. — Я не могу это слушать…

— Девочка слишком слаба, — возразил врач. — Мы только что сделали ей переливание и зашли раны, ей нельзя волноваться… Ей ещё повезло, что ничего не было сломано, иначе б могли не спасти…

Девочка быстрым шагом подошла к обоим и схватила их за руки.

— Что с ней? — спросила она едва слышно. — Что с моей мамой?

— Я… Пенни, она… — залепетала тётя, испугавшись взгляда своей племянницы.

У девочки возникло предположение, но оно было столь ужасным, что она сразу же отогнала эти мысли прочь. «Должно быть, маму положили в другую палату, — сказала она себе. — Сейчас они отведут меня к ней и папе. И все будет хорошо».

— Когда придёт моя мама? — девочка строго посмотрела на врача. — Говорите!

— Она не придёт, Пенни, — проговорил врач, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Хорошо, тогда отведите меня к ней, если она не может, — голос девочки стал ещё жёстче. — И где мой папа? Когда он придёт?

— Он тоже не придёт….

— Где мои родители? ОТВЕЧАЙТЕ! — девочка что есть силы сжала руку врача.

— Пенни… их больше нет.

— Как это нет? — девочка удивлённо отошла на шаг назад. — А где они?

Тётя приглушенно начала рыдать. Девочка заметила это. Она сделала ещё шаг назад.

— Почему ты плачешь? Все же живы, все хорошо! — девочка попыталась улыбнуться. Её тётя вдруг упала в кресло, качая головой. Девочка вновь повернулась к врачу. Один глаз её начал нервно дёргаться, нижняя губа затряслась.

— Где мои родители?! — закричала она. — Почему их нет?!

— Пенни, твои мама и папа погибли. Их больше нет. Прости меня.

Девочка отошла к стенке, не сводя глаз с врача.

— Вы лжете, — от ярости у неё на глазах навернулись слезы. — Это все неправда. Это неправда! НЕПРАВДА! — закричала она со всей мощью своего детского голоса. — ОНИ ЖИВЫ! Моя мама не могла умереть! Мой папа не мог умереть! Они живы, слышите?! Я хочу к ним! ОТВЕДИТЕ МЕНЯ К МОИМ РОДИТЕЛЯМ!

Девочка, крича это, быстрым шагом пошла к выходу, не видя, впрочем, куда она идёт: перед глазами у неё стояли слезы.

Врач кинулся за ней, пытаясь остановить её. Девочка начала кричать ещё громче: «МАМА! ПОЖАЛУЙСТА! ОТВЕДИТЕ МЕНЯ К НЕЙ! МА-А-МА!» Она почувствовала, как ей ввели под кожу шприц. Пытаясь бороться с действием лекарства, девочка все ещё продолжала кричать, но с каждой секундой все тише и тише. Ноги у неё подкосились, и она сползла на пол, где её подхватил врач. «Я хочу к маме», — прошептала девочка, плача. Но перед глазами у неё уже вновь встал знакомый туман…

3

— …в тот день моя жизнь остановилась, Майкл, — подытожила свой рассказ Пенелопа. По её щекам текли реки слез, но она, будто бы издеваясь и над собой, и над своим собеседником, не думала заканчивать. Видимо, она давно никому не выговаривалась. Майкл вдруг обнаружил, что сидит, приобняв Пенелопу, а она, сложив голову ему на плечо, говорила куда-то в пустоту, словно самой себе. — Эта авария перечеркнула все: моё прошлое, моё настоящее и, судя по всему, моё будущее. Хотя мне было всего восемь лет! Иногда мне кажется, что лучше б меня не вытаскивали из-под этой чёртовой машины, — она всхлипнула, Майкл прижал её к себе ещё сильнее. — Я очень хочу к маме…

Я тебя прошу, прекрати, прекрати! Я не могу больше слушать это! Я мужик, который готов вот-вот расплакаться!

У Майкла было дикое желание заткнуть уши. У него в голове звучали крики девочки, зовущей свою мать. Он словно видел эту картину собственными глазами, и ему в какой-то момент стало дурно. Майкл боялся, что его сердце просто не выдержит такого напряжения.

Пенелопа — удивительный человек, Майкл понял в этом ещё в первый день знакомства (стоит только вспомнить, какое воздействие на него оказали её глаза). Но сейчас он окончательно убедился в правильности одного своего предположения: Пенелопа действительно может ощущать чувства других людей и управлять ими. Потому что ту боль, которую испытывает она, теперь испытывает и он. Она будто бы передала все то, что у неё накопилось внутри, ему. На какой-то миг Майкл вдруг увидел аварию глазами той девочки, глазами Пенелопы, и едва сам не взвыл. Он понятия не имел, откуда в Пенелопе эти способности, ровно как не мог понять, как он может ощущать её присутствие (а он его ощущал, он в этом не сомневался), но ясно одно: все то, что произошло и происходит, — не случайность. А что же это тогда? Это ещё предстояло узнать…

— Молли же тебе как мать, разве нет? — тихо спросил он. — Она тебя очень любит.

— Я не говорила о ней ничего плохого… Но… — Пенелопа шумно высморкалась в носовой платок. — Всё же это не моя мама. Маму мне никто не заменит… — у неё снова затряслась нижняя губа. Успокоительное действовало, но пока что не до конца, поэтому Пенелопа не могла сдержать слез. Майкл понял, что ему срочно нужно что-то делать.

— Слушай, а я вдруг вспомнил. Ты же машину водишь, верно? — попытался он её слегка отвлечь. — Как же ты ездишь в грозу?

Пенелопа, к его огромному удивлению, рассмеялась.

— Ты знаешь, это очень странно, но я ни разу не попадала в грозу будучи в машине. Ни разу за все десять лет. Обычно в это время я нахожусь в помещении. А если вдруг на улице, то моментально нахожу, куда зайти. Мне просто катастрофически везёт. Бывают же на свете чудеса!

Майкл заметил, что у Пенелопы достаточно резко меняется настроение, что тоже его насторожило.

Не женщина, а сплошная загадка, ей богу. Понять бы, что это все значит…

Одно Майкл знал наверняка: Пенелопа даже не догадывалась, какое воздействие оказывает на окружающих. Она ощущала себя самой что ни на есть обычной девушкой. Она однажды пожаловалась ему, что ей не нравится в себе практически все. Майкл ахнул, когда она сказала, что она задумалась о том, чтобы купить линзы, потому что всегда мечтала о карих глазах. «Это странно, — сказала она, хихикнув. — Но меня напрягает цвет моих глаз. На него все таращатся как не знаю, кто… А карие глаза такие красивые… естественные что ли».

На твои глаза таращатся, потому что с их помощью ты оказываешь воздействие на людей.

Майкл не хотел думать об этом, но ему постоянно в голову приходила одна и та же мысль: Пенелопа — человек, но глаза у неё не человеческие. Иной раз ему хотелось пошутить, что этот гребаный клоун восемнадцать лет назад, видимо, все же поимел какую-то женщину (да простит Майкла мама Пенелопы за такие слова), а родившийся девочке повезло, и она от него унаследовала только глаза. И то её глаза хотя бы красивые.

Майкл долго думал, сказать ли Пенелопе о том, что она ни в коем случае обыкновенной девушкой не является. Но что-то подсказало ему (вернее, кто-то в его голове произнёс: «Ещё не время», что заставило его слегка вздрогнуть, но потом он убедил себя в том, что это был голос или его разума, или его совести), что делать этого пока что не следует. Пенелопа и так напугана этим чёртовым городом. И гроза эта ещё как нельзя вовремя… Такое впечатление, что эта гроза появилась специально. Дерри чувствует ваши страхи. И воплощает эти страхи в жизнь. В Дерри нельзя бояться. Никогда.

4

Но, к сожалению, это не единственное, с чем пришлось столкнуться Пенелопе. И, к сожалению, это испортило жизнь горожанам намного сильнее, чем ужасная погода. По правде говоря, жителям Дерри не привыкать к подобным капризам природы, они уже способны терпеть многое. За все время существования города каких только катаклизмов не случалось. Взять, например, наводнение в 1974 году, засушливое лето 1958 года или холодную зиму 1931 года. «Подумаешь, погода, — ворчали старики. — Что, боитесь себе яйца отморозить? Да и хорошо, если отморозите: идиотам лучше не размножаться. А умные наплюют на эту чёртову погоду и пойдут по своим делам дальше». Нет, температурой воздуха и осадками или их отсутствием людей уже не удивишь… В Дерри есть вещи и пострашнее.

Двадцатое октября 1984 года. Майкл ждал этой даты всегда с содроганием. В этот день он брал в библиотеке книги, написанные известным писателем Биллом Денбро, садился и начинал читать, подолгу глядя на каждую строчку. Он вспоминал дни, когда Билл Денбро был Заикой Биллом, который принял его, Майкла, мальчика-ниггера, в их компанию, который для него всегда был вождём, бесстрашно идущим вперёд, с которым всегда можно было отправиться на поиски приключений, на охоту или на войну, не боясь за свою жизнь… Он вспоминал свое детство. Майкл старался не думать о лете 1958 года, потому что оно наполнено слишком кошмарными воспоминаниями, но оно запомнилось ему и хорошими моментами, и именно эти моменты у него и всплывали в голове каждый раз, как он пролистывал книги Билла. Двадцатое октября — эта дата для Билла Денбро на всю жизнь помечена чёрным, хоть он её и не вспоминает, как полагал Майкл. Именно в этот день ровно двадцать семь лет назад Билл лишился своего младшего брата. Майкл не хотел думать об этом, но каждый год эта дата не давала ему покоя. Джорджи было всего шесть лет… И он погиб страшной смертью. Он был найден у водостока по Уитчем-стрит Дэйвом Гарденером, который услышал его крик. Гарденер схватился за дождевик на спине мальчика, вытащил его на мостовую… и начал кричать сам, когда тело Джорджа повернулась у него в руках. Левая сторона дождевика стала ярко-красной. Кровь лилась в водосток из рваной дыры в том месте, где была левая рука мальчика. Круглая головке плечевой кости, отвратительно яркая, торчала из порванной материи. Ни полиция, ни врачи не смогли установить точную причину его гибели. Звучит странно, не правда ли? Никто так и не узнал, кто убил ребенка таким жестоким образом. Никто, кроме Майкла.

Господи, скажи мне, что эта тварь сдохла. Во имя всех, кто был убит этим монстром.

— Я люблю этого писателя, — послышался сзади голос Пенелопы. Майкл не шелохнулся. Он заранее знал, что она подошла к нему. Вернее сказать, он почувствовал это. За тот месяц, что они знакомы, Майкл уже привык к тому, что сердце у него начинает биться быстрее с приближением Пенелопы, что бы это ни значило. — Читала у него недавно «Черную стремину». Гениально, я бы сказала.

— Да… а мы ведь и не знали, каким он станет великим писателем, — проговорил Майкл, не отрывая глаз от книги.

— Ты скучаешь по Биллу, не так ли?

И снова Пенелопа безошибочно определила душевное состояние своего собеседника. Майкла это действительно пугало. Он ведь даже не сказал ей, что дружил с Биллом в детстве.

А что если она научится мысли читать? Мне тогда придется следить не только за тем, что я говорю, но и за тем, о чем думаю. Б-р-р…

— Я скучаю по тому времени, когда был беззаботным мальчишкой, — невесело усмехнулся Майкл. — Мое детство нельзя назвать веселым, но я бы с удовольствием вернулся хотя б на один день.

— Какие у вас были игры с Биллом? — Пенелопа села рядом.

Играли в игру «Убей Пеннивайза или сдохни сам». Очень увлекательная. Рекомендую.

— Типичные мальчишеские, — улыбнулся Майкл. — Ну, ты знаешь… Войнушка, стрелялки, петарды…

— А девочки у вас были?

— Была. Одна. Беверли… — Майкл на мгновение закрыл глаза. Образ рыжеволосой девочки ярко встал перед ним. Он до сих пор помнил до мельчайших подробностей, как она выглядела: ее улыбку, ее глаза, ее волосы, ее начавшие наливаться груди, ее ноги… Дальше он вспоминать не стал, потому что покраснел. Пенелопа хихикнула.

— Ох уж эти подростковые гормоны, не правда ли? — ухмыльнулась она.

А затем Пенелопа вдруг резко прекратила смеяться. Она медленно поднялась со своего места и подошла к окну. На улице была удивительно прекрасная погода для столь ужасного месяца: светило солнце, по небу проплывали яркие облака. Лицо Пенелопы потеряло свои краски, оно стало цвета белоснежной стены, к которой она прислонилась, лишь ее глаза выглядели странным неестественно ярким пятном. Пенелопа напряженно всматривалась в деревья, затем ее взгляд перешел на дома, а после — на проезжую часть. Она положила руки на грудь. Видимо, ей было трудно дышать. Пенелопа смотрела в окно несколько минут, по ее телу пробежала дрожь. Майкл, не на шутку испугавшийся, хотел побежать за водой, но Пенелопа так же неожиданно отошла от окна и села на свое место и улыбнулась.

— Ты… В порядке? — неуверенно спросил Майкл.

— Да. Просто как-то резко стало тяжело дышать. И чувство было такое, словно меня что-то испугало. Сердце так застучало… Это нормально. Врачи называют это «паническими атаками», — сказала Пенелопа, пожав плечами. — Может, мне уйти в психиатрию, пока не поздно? — хохотнула она. — А что? Или я буду лечить, или меня. Очень удобно.

Майкл улыбнулся ей, но на душе у него скребли кошки. Да и Пенелопа явно не до конца верила своим словам. Они оба не понимали, что произошло, однако у Майкла было ощущение, что это не сулит ничего хорошего. Однако он постарался взять себя в руки. Пенелопа не должна знать, что может случиться в этом чертовом городе. Лучше оставить ее с мыслями о том, что у нее случилась паническая атака. Кто знает, вдруг Пенелопа оказалась права и это всего лишь ложная тревога?

Чем меньше ей известно, тем целее будет.

Остаток дня об этом инциденте не вспоминали. Майкл, желая отвлечь Пенелопу от размышлений, попросил ее помочь ему с документацией. Это скучная работа, но, к сожалению, делать ее необходимо, потому что иначе администрация города три шкуры спустит с библиотеки. Майкл иногда шутил про себя, что администрация способна мучить людей не хуже Пеннивайза, а в отдельных случаях ему бы стоило поучиться у профессионалов, сидящих в своих кабинетах и создающих видимость того, что им не наплевать на жителей Дерри. Кэрол Деннер время от времени приносила новые бумаги на подпись или чашку горячего кофе. В эти моменты Майкл старался не смотреть ей в глаза, потому что Пенелопа непременно начинала фыркать, а он — краснеть и ненавидеть себя. Пенелопа, разумеется, с первой встречи поняла (вернее, почувствовала), что Кэрол ему нравится, она любила пошутить на эту тему. Вот и сейчас, когда симпатичная библиотекарша начала приближаться, Пенелопа шепнула: «Гляди, твоя ненаглядная летит к нам на крыльях любви. Как бы не сбила таким ветром. Слушай, Ромео, пригласи уже свою Джульетту на свидание. Тошно смотреть». Майкл улыбался и качал головой. Он знал, что ему в который раз придется спустя некоторое время потерпеть неудачу. А терять Кэрол совсем не хотелось. Уж лучше наблюдать за ней издалека.

Однако вечером Майкл заметил, что что-то не так с посетителями. Все они приходили, о чем-то перешептываясь и явно что-то обсуждая, при этом лица у них были крайне обеспокоенные. Краем уха Майкл услышал: «…да-да, ее нашли на Нейболт-стрит, возле двадцать девятого дома. Вся в крови, с множеством переломов… бедная девочка…»

Нейболт-стрит 29. Господи. Только не это.

Майклу очень хорошо был знаком этот дом. Он никогда не забудет, как двадцать пятого июля 1958 года зашел туда вместе с твоими друзьями. И как еле вышел живой. Майкл помнил, что он там увидел. И как это пыталось убить их всех. При упоминании этого дома по его телу пробежали мурашки. Погода — ничто по сравнению с тем, что обитало в этом доме. И это что-то точно испортит жизнь всему городу. Точнее сказать, заберет эту жизнь. У Майкла быстро забилось сердце. Это отразилось на его лице, потому что Пенелопа тотчас же спросила, что случилось. Он не успел ей ответить, как к ним подошла Кэрол Деннер. Майкл хотел было подать ей знак, чтобы она молчала и ничего не говорила, потому что догадывался, что она сейчас скажет, а Пенелопе лучше до поры до времени не знать о произошедшем, но Кэрол уже произнесла:

— Вы не слышали? Погибла пятилетняя девочка. Мэгги Альбрехт. Об этом сейчас все судачат.

Майкл простонал. Он уже слышал это имя и не один раз. Более того, он знал эту девочку. Их познакомила Пенелопа. Он резко повернулся к ней. Пенелопа минуту поглядела на Кэрол, после чего выронила листы с документами, которые держала в руках.