Убийственная шутка (гет)

1

Вот дерьмо…

Именно такими были мысли Пенелопы Кладес, когда она впервые ступила на землю Дерри. И Пенелопа имела все основания так думать: для человека, приехавшего из большого города, такого, как Бостон, Дерри будет казаться чем-то, что едва ли больше деревни, со своими небольшими зданиями, половина которых бог знает какого года постройки, со старыми автомобилями, обветшалыми лавочками и не совсем приветливыми стариками. Конечно, в Дерри были и новые дома, в частности, особенно сильно выделялся огромных для этого городишки размеров Торговый центр, который как-то нелепо смотрелся на фоне остальной архитектуры. Так же глаз цеплялся за недавно построенные банки, что придавало Дерри вид делового центра, и сразу же появлялось некое сходство с мегаполисами типа того же Бостона или даже Нью-Йорка, но все же Дерри оставался самим собой — провинциальным городом штата Мэн. Пенелопа почувствовала каждой клеточкой своего тела, насколько ей здесь будет невыносимо. Она так привыкла к тому, что она называла «цивилизацией», что находиться в месте, подобном Дерри, она считала просто недопустимым. Здесь нечего делать молодой девушке, коей она являлась. Она всю жизнь прожила в крупном мегаполисе, всю жизнь смотрела на небоскрёбы, слышала шум дорог и громкую музыку из баров, всю жизнь не испытывала проблем с общественным транспортом и всю жизнь ездила на полюбившемся ей метро. От Дерри подобной роскоши можно не ждать. С автобусами здесь всегда было непросто, а такси каждый раз вызывать просто невозможно. Единственным средством передвижения, доступным Пенелопе здесь, будет велосипед. Велосипед и машина тёти, если тётя будет в добром расположении духа. Но хуже всего дело, конечно, обстояло с кругом общения. Этого круга у неё здесь просто не будет. По крайней мере, именно так она считала, когда впервые здесь очутилась. Пенелопа не могла себе представить, что сможет подружиться с кем-то в этом городе. Она заранее ощутила, что ей будет неловко общаться с кем-либо в Дерри, во-первых, потому что её мировоззрение, её мысли и чувства крайне разнятся с таковыми у горожан, а во-вторых, потому что она видела чёткую разницу между её материальным положением и материальным положением окружающих её людей: даже самые зажиточные жители города казались ей бедняками без гроша. Нет, Пенелопа никогда не кичилась тем, что выросла в обеспеченной семье, просто в Бостоне эта граница ощущалась ею совсем по-другому. А в Дерри… в Дерри все иначе. Она ещё ни дня не прожила здесь, но была уверена, что в этом городе её жизнь резко изменится. И не понятно, изменится ли в хорошую сторону…. Пенелопа не без иронии отметила, что название Дерри созвучно со словом «дерьмо». Она уже чувствовала, что не хочет оставаться здесь ни на минуту.

По своей воле в Дерри едва ли кто может очутиться. Или ты рождаешься в этом городе, или жизнь решает сыграть с тобой злую шутку. Пенелопа родилась и выросла в замечательном городе Бостоне и не думала о том, что когда-нибудь ей придётся покинуть это место. Но у судьбы, очевидно, оказались другие планы. Пенелопа, лишившаяся обоих родителей в детстве в результате автокатастрофы, проживала вместе со своей тетей Молли Кладес, владелицей сети парфюмерных магазинов. Бизнес Молли шёл в гору и, казалось бы, у неё не было причин покидать Бостон ради какого-то провинциального городка. Однако когда Пенелопа выросла, Молли уже было за пятьдесят, она внезапно осознала, что устала от шумного мегаполиса и решила обосноваться в тихом и уютном местечке, чтобы продолжать вести бизнес на стороне и спокойно встретить старость. Её племянница к тому времени закончила школу, и теперь было необходимо выбрать место её дальнейшей учёбы. Молли не хотела уезжать слишком далеко от Бостона, ведь главный её магазин находился именно там, а потому попросила Пенелопу рассматривать университеты в близлежащих штатах. Так выбор пал на университет штата Мэн, который к 1984 году успел стать одним из самых престижных по стране. Пенелопа надеялась, что они переедут в Ороно, город, где он расположен, но у Молли были несколько другие планы. Её взгляд пал на развивающийся Дерри. Дерри разрастался постепенно, тихо, не слишком привлекая к себе внимание, словно стеснялся своего успеха. Этим он и понравился Молли. Она подумала, что будет неплохо попытаться развить там свою сеть магазинов, ведь у неё практически не будет конкурентов (если они вообще будут), да и цены на недвижимость порядком ниже. Проще говоря, чисто экономическая выгода. Молли быстро приобрела себе хорошее жилье на окраине города и выкупила в новом Торговом центре достаточное пространство для строительства магазина. Пенелопа же должна была учиться в университете Мэна и приезжать к ней на выходные. И она была не в восторге от такого решения. «Класс, тащиться туда-сюда почти каждую неделю на поезде с приятно пахнущими попутчиками», — ворчала Пенелопа. Она по непонятной причине обожала ездить на метро и терпеть не могла наземные электрички. «Почему сразу на поезде?» — рассмеялась Молли, услышав её. «Потому что по-другому до этой срани не доехать». «Пенни, выбирай выражения». «А как мне иначе называть ту дыру, в которую ты так жаждешь переехать?» «Это вовсе не дыра, и ты об этом прекрасно знаешь. Дерри практически ничем не отличается от Бостона».

Практически ничем не отличается от Бостона… Или у Молли крыша едет, или крыша едет у тех, кто так отозвался ей о Дерри.

«Ага. Точно так же деревня от мегаполиса практически не отличается», — саркастически хмыкнула Пенелопа. «Всё равно ты по большей части будешь жить в Ороно. А в Дерри будешь приезжать на выходные по возможности», — Молли, казалось, начала терять терпение. Она сидела в кресле-качалке с видом женщины, которая пытается заключить не самую простую сделку и которая порядком начинала уставать от бестолковых клиентов. В руке она держала дымящуюся сигарету марки «Лаки страйк», пепел с которой аккуратно падал в пепельницу с эмблемой сети парфюмерных магазинов «Кладес флэйвор» — подарок от одного из её заместителей на прошлое Рождество. На столе рядом стоял бокал с виски со льдом — в последние годы Молли пристрастилась к хорошему виски «Дэлмор», что было следствием нервной работы с целью удержать бизнес на плаву. Впрочем, нельзя было сказать, что это как-то пагубно отразилось на её здоровье, напротив, казалось, что бокал с виски придавал ей некий шарм. Да и пила она не то чтобы сильно много: лишь слегка причмокивала губами грамм по сто ежедневно, таким образом растягивая себе удовольствие. У Пенелопы нервно задергался глаз. Тётю она любила, но она терпеть не могла, когда к её мнению остаются абсолютно равнодушными. Если у Молли мысли о «Кладес флэйвор», то в этом мире её уже ничто больше волновать не будет. Даже если случится атомный взрыв, она скорее будет думать о том, как ей сохранить свои магазины. Поэтому нет ничего удивительного в том, что она осталась глуха к словам племянница. «Впервые я надеюсь, что выходных у меня будет поменьше», — вздохнула Пенелопа. Она всем своим нутром ощущала, что ни за что не хочет находиться в Дерри дольше одной минуты. Причём она не до конца понимала, почему именно она так жаждет убраться подальше от этого города, у неё лишь было чувство, что ей там лучше не появляться.

Единственное, что слегка порадовало Пенелопу — это то, что первые две недели учёбы ей было позволено прожить в Ороно, чтобы познакомиться с одногруппниками, преподавателями и обжиться в квартире (по доброте душевной или из беспокойства за племянницу Молли сняла для неё одну комнату недалеко от университета, полагая, что Пенелопа будет днями и ночами сидеть за книгами и заниматься. Эх, какими же порой наивными могут быть взрослые! Пенелопа явно не собиралась сутками напролёт учиться, нет, она с радостью будет использовать свое жилье для ночных тусовок. Она посчитала даром богов то, что у неё будет большой холодильник. «Я уже вижу, как он ломится от пива, текилы и чипсов», — мечтательно протянула Пенелопа про себя, когда впервые его увидела. А ещё у неё руки чесались включить на полную громкость пластинки с хитами Куинн, Дип Перпл и Роллинг Стоунс. И ей было плевать на замечания соседей. Горло её желало кричать до осипения. Короче говоря, начало своей студенческой жизни Пенелопа собиралась назвать: «Ешь, пей, но не борзей» (имея в виду, что сильно шуметь все же не стоит, ведь соседи могут пожаловаться Молли, и тогда лавочка будет закрыта). А ещё тётя сделала ей неожиданный подарок, когда уезжала в Дерри. «Ты тут жаловалась на то, как ненавидишь поезда, — сказала она с улыбкой. — Я тут подумала и решила, что тебе не придётся ездить на поезде ко мне». «А как ещё тогда добраться в эту ж… (Пенелопа осеклась, увидев лицо тёти) в этот город?» — спросила Пенелопа, недоверчиво прищурив глаза. Молли с видом Санта-Клауса, раздающего долгожданные подарки, протягивает ей ключи от своей машины. «Ты девочка уже взрослая, пора тебе начать ездить самой». Пенелопа издала пронзительный визг счастья и кинулась обнимать её. Она обожала этот старенький Форд Мустанг шестьдесят девятого года выпуска, не сильно бросающийся в глаза, но лёгкий в управлении и быстрый, и мечтала о том дне, когда ей будет дозволено сесть за его руль. Молли с улыбкой смотрела на свою племянницу. Да, возможно, она отдала ей не самый лучший и новый автомобиль (а у неё их было несколько, как и подобает всем зажиточным гражданам), но она знала, что Пенелопа от него без ума. В тот момент Молли лишь думала о том, как же вовремя её девочка получила права. А Пенелопа про себя помолилась о том, чтобы не разбить автомобиль в первые минуты вождения. «У меня ведь руки из задницы растут, ну нельзя мне доверять такие дорогие вещи», — с усмешкой подумала она про себя. В общем, первое сентября тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года Пенелопа Кладес встретила в самом что ни на есть прекрасном расположении духа. И счастлива она была ровно четырнадцать дней, которые провела, как она сама потом говорила, «с вредом для тела, но с пользой для души», участвуя во всевозможных вечеринках, устроенных её одногруппниками. Даже преподаватели, казалось, ещё проснулись от «летней спячки» не до конца, раз практически не загружали своих студентов. Однако, как гласит истина, все хорошее рано или поздно заканчивается. И оно закончилось пятнадцатого сентября 1984 года, когда Пенелопа Кладес впервые ступила на землю Дерри.

2

В тот день с утра и до самого вечера Дерри выглядел как самый обычный провинциальный городок. Люди ходили его улицам, по дорогам ездили машины и мотоциклы, между ними сновали проворные велосипедисты. Дети с невероятно грустными лицами открывали двери школы и выбегали оттуда спустя несколько часов, радостно крича о своём освобождении, надеясь на то, что больше никогда туда не вернутся (ходить в школу в субботу — это вдвойне ужасно, не находите?) Старики сидели на лавочках в парках и обсуждали последние новости, подчерпнутые из свежего выпуска «Дерри Ньюс» или же бранились на бестолковые передачи по телевизору, которые, впрочем, они все смотрели с большой охотой, а если эти две темы уже были обговорены, то не было ничего лучше, чем с руганью обращаться к молодёжи и говорить, что «раньше такие невоспитанные свиньи не ходили по этой земле, куда только родители смотрят». Магазины работали в привычном для них режиме, то есть обслуживали днем пару-тройку случайных покупателей, в основном, школьников, если дело касалось продуктовых, или тех же пенсионеров, которые непременно обязаны были возмущаться по поводу цен, и с нетерпением ждали вечера, когда все жители города шли с работы или выходили на свет божий после хорошего отдыха дома, на любимом диване у телевизора. Птицы скакали по веткам деревьев, громко чирикая — радовались хорошей погоде. А погода и впрямь была хорошая: солнечно, на небе ни облачка, тепло, словно лето ещё не успело попрощаться и хотело задержаться подольше. Одним словом, этот день был самым что ни на есть обыкновенным, и он ни у кого из горожан не остался в памяти, поскольку не произошло ровным счётом ничего интересного. Однако именно этому дню суждено было стать поворотным в судьбе Дерри. Пятнадцатое сентября 1984 года ознаменовало начало новой жизни для этого города. Правда, об этом пока ещё никто не догадывался. В том числе и Пенелопа Кладес.

Пенелопа впервые ехала на своём автомобиле на столь длительное расстояние. Не то чтобы Дерри сильно далеко находился от Ороно, всего-то в паре часов езды, но эти пара часов длились невероятно долго, и их вполне хватило, чтобы возненавидеть Дерри больше всего на свете. Пенелопа с её «топографическим кретинизмом», как она выражалась, очень долго петляла и не могла найти нужную ей дорогу, а когда наконец-то нашла, то все равно каждые несколько секунд смотрела на карту, боясь вновь свернуть не туда. Когда она увидела перед собой вывеску «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ДЕРРИ!», она облегченно вздохнула.

Ну, здравствуй, Дерри, сволота такая. Поверь мне, я не хотела тебя посещать, так что наша с тобой неприязнь обоюдная. Давай я просто проживу тут спокойно до завтрашнего вечера и свалю как минимум на неделю, идёт? Чем меньше мы с тобой видимся, тем лучше для нас обоих.

Пенелопа даже не стала смотреть на названия улиц, мимо которых проезжает. Она все рано их не запомнит. Она видела лишь нужные ей повороты, а когда не смотрела на карту, то поворачивала голову по сторонам, оглядываясь на дома вдоль проезжей части. Несмотря на такой замечательный день, настроение у Пенелопы было чернее тучи. У неё было странное чувство внутри. Словно ей не следует быть в этом городе. Словно он не такой дружелюбный, как кажется. Словно самым верным решением будет развернуть машину и умчаться отсюда как можно скорее. Постепенно Пенелопа уговорила себя успокоиться, но все же это ощущение покинуло её не до конца. Она была очень рада, что добралась до дома тёти в целости и сохранности (ей почему-то казалось, что если она остановится, то на неё непременно нападут).

Кто знает, чего можно ожидать от этого чертового города?

Молли не поскупилась на расходы, когда покупала себе новый дом в Дерри. Изначально она хотела его построить, но потом, поддавшись на уговоры (мольбы) Пенелопы, она выкупила его у одной семьи и обустроила на свой лад (Пенелопе и так было не комфортно ощущать себя эдакой богачкой, ей хватало того, что в Бостоне у неё были из-за этого проблемы, когда дети отказывались с ней дружить, потому что ощущали некоторое неравенство между их семьями. Если в Бостоне, достаточно крупном мегаполисе, где много обеспеченных семей, она столкнулась с подобным, то что будет в Дерри? Страшно представить. Даже если она будет приезжать сюда раз в пару недель. Ей бы не хотелось, чтобы жители вымещали на ней свой праведный гнев за то, что они едва сводят концы с концами, а она и её тётя утопают в роскоши). Их новый дом располагался не так далеко от центра, как надеялась Пенелопа (она хотела как можно меньше сталкиваться с горожанами), но название улицы, на которой он расположен, ей понравилось — Джексон-стрит. Она считала себя скорее поклонницей рока, чем поп-музыки, но она была вынуждена изменить свое мнение после того, как в 1982 вышел альбом Майкла Джексона, который аж два года держится на верхушках всех чартов. Эти мысли заставили её улыбнуться.

Хочу поскорее включить свою музыку и исчезнуть из этой реальности хотя б на пару часов.

В целом, дом выглядел очень даже неплохо, и Пенелопа была вынуждена это признать. В глаза горожанам он бросался лишь тем, что был окружён высоким кирпичным забором, и это несомненно успокоило Пенелопу, которая почему-то боялась, что к ней могут проникнуть посреди ночи. Спустя несколько недель все её страхи относительно нападений подтвердятся, причём так, что она будет дёргаться от каждого шороха, но сейчас она могла ничего не бояться. Ворота открылись, и Пенелопа, молясь, чтобы она не поцарапала машину об какой-нибудь угол, въехала на территорию. Перед её взором предстал небольшой двухэтажный коттедж нежно-кремового цвета, его балконы утопали в пышной зелени, а по его стенам полз плющ. Вокруг него располагалась большая лужайка, на которой непременно будут расти цветы весной и летом, её окружали яблони и вишни, а по середине находился прудик с фонтаном. Нашлось место даже для бассейна. В общем, типичный коттедж зажиточного человека. Но Пенелопе здесь понравилось. Она вдруг почувствовала себя в безопасности. На её лице даже появилась улыбка.

Смогу спрятаться здесь от всех. Так, что меня никто не увидит. Разве не шикарно?

Пенелопа ещё не подозревала, как ошибалась в своих словах. Но узнает она об этом, как уже было сказано, лишь спустя несколько недель. В любом случае, в Ороно она будет чувствовать себя куда лучше. Дерри ей все равно не нравился. Вздохнув, Пенелопа вышла из машины и по тропинке, вымощенной гравием, зашагала ко входу, где её уже ждала тётя с протянутыми руками. Молли была одета в свой любимый фиолетовый махровый халат, к которому прилагались два обязательных атрибута — леопардовые тапочки и длинная изящная сигаретная трубка в зубах. Несмотря на домашнюю одежду вид у неё был как у деловой женщины, которая в любую минуту готова принять очередного клиента или заключить сотую по счету сделку. Иными словами, выглядела она, что называется, «с иголочки». Даже пучок на её голове и то был сделан с невероятной аккуратностью. Пенелопа иной раз поражалась тому, как Молли любит себя и свою работу. Таких принято называть «трудоголиками» и «бизнесвумен».

Господи, пошли мне такую же самооценку и такое же обожание своего дела.

— Пенни, дорогая, наконец — то ты доехала, — Молли заключила племянницу в крепкие объятия. — Ну, как ты добралась? Не заблудилась нигде? — она издала лёгкий смешок.

Ну, что ты, тётя, я просто раз пятьсот заворачивала не туда и ехала лишние километров десять, пока не нашла нужную дорогу до этого чертового города, который я уже ненавижу всем сердцем!

— Всё хорошо, — выдавила из себя Пенелопа. — Просто устала немного. Пробки, знаешь ли… да и дорога новая… и на машине не ездила почти ни разу… Ничего, скоро привыкну.

— А как тебе Дерри? Понравился?

ДЕРЬМО!

— Пока не успела понять.

— Первое впечатление бывает обманчиво, помни об этом, — Молли, кажется, угадала настроение Пенелопы, раз издала добродушный смешок, будто бы она разговаривала с неразумным маленьким дитя. — Разложи свои вещи, отдохни, а затем сходи и погуляй по городу, изучи его, так сказать.

Я НЕ ХОЧУ ЕГО ИЗУЧАТЬ, Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ЗДЕСЬ, МОЖНО Я ПОЕДУ НАЗАД?!

Пенелопа выдавила из себя очередную улыбку и поплелась наверх, где для неё уже была заготовлена её комната. Большинство её вещей уже было перевезено сюда, поэтому она была ничуть не удивлена, когда зашла и увидела, что всё уже было разложено по местам: Молли постаралась создать для своей племянницы комфортные условия, поэтому позаботилась о том, чтобы эта комната выглядела так, как того хотела Пенелопа. Особенно порадовало Пенелопу то, что все её плакаты остались в целости и сохранности и висели на стене возле кровати. Рядом с кроватью стоял огромный книжный шкаф, сверху донизу заполненный книгами, причём каждая полка соответствовала определённому направлению. На самом верху расположилась так называемая «классика»: увесистые романы Виктора Гюго, Александра Дюма, с ними соседствовали Джейн Остин и Шарлотта Бронте — то, что, казалось бы, соседствовать не может; поэзия Гёте и Шекспира, произведения Марка Твена, в частности, «Приключения Тома Сойера», зачитанные до дыр; Оскард Уаилд с его «Портретом Дориана Грея», вызвавшим неоднозначную реакцию у маленькой Пенелопы (вернее, скорее, сильнейшее отвращение), которая попыталась прочесть его из любопытства, когда ей было около десяти; произведения Джека Лондона, от которых или становилось жутко, или хотелось плакать; и даже «Война и мир» Льва Толстого, хотя эти четыре тома были, пожалуй, единственными книгами, которые Пенелопа не осилила до конца — поклонницей русской классики она явно не была, а вот Молли читала Толстого с обожанием. Средняя полка была создана «для удовольствия», поскольку на ней расположились все любимые комиксы Пенелопы про Бэтмена и Человека-паука, целая коллекция произведений про Нэнси Дрю и, главное, там стояли все грампластинки с музыкой. Нижняя полка — относительно новая, книги на ней были приобретены сравнительно недавно, для учёбы, и были посвящены психологии. Возле шкафа расположился столик — «алтарь музыканта», как его называла Пенелопа, потому что там были самые её дорогие сокровища: проигрыватель для грампластинок, фотография Куинн с подписями всей группы и маленький рисунок кота, сделанный собственноручно великим Фредди Меркьюри. Для такого большого поклонника творчества этой группы Пенелопа была счастливейшим человеком, поскольку не каждый может похвастаться такой коллекцией. А все благодаря её тёте.

Родители Пенелопы погибли в автокатастрофе, когда девочке было всего восемь лет. Эта трагедия навсегда оставила отпечаток в памяти Пенелопы, хотя помнит она её довольно-таки смутно. Иной раз Пенелопа пытается восстановить в голове события того рокового вечера, но перед её глазами лишь сверкает молния, гремит гром, затем слышатся крики, происходит удар, жгучая боль… а после она видит лишь очертания больничной палаты. По словам Молли, девочка ещё долго пребывала в шоке после случившегося, ни с кем не хотела говорить и все время звала маму. На восстановление психики ребёнка потребовался не один год. И вот тут-то на помощь и пришла легендарная группа Куинн, которая устроила турне по США в 1977 году. Пенелопа ещё с раннего возраста любила их песни, поэтому не было ничего удивительного в том, что она пришла в себя после того, как Молли сказала, что отведет её на концерт, и была на седьмом небе от счастья. Но ей было невдомек, что она не только получит возможность послушать их песни, но и сможет увидеть их воочию. Ей повезло, что Молли, чей бизнес в те годы процветал и сделал её тётю одной из знаменитейших бизнесвумен страны, выпускала линию духов, которую очень любила жена одного из музыкантов. Как раз благодаря этой жене Молли смогла получить билеты на концерт на хорошие места, а так же провести свою племянницу в гримерную, где представила всей группе. Пенелопа помнит тот день, словно это было вчера. Она помнит, как тётя, не дав ей очнуться от переполнившего её счастья после выступления, взяла её за руку и с улыбкой провела по коридору. «Куда мы идём? А?» — все спрашивала Пенелопа, но в ответ получала лишь улыбку и слова: «Скоро все увидишь». Они остановились возле железной двери с подписью «КУИНН», Молли постучалась, ей открыла миловидная женщина. «А, это вы! Проходите!» «Вот, решила сделать племяннице подарок, — Молли вывела Пенелопу вперёд, которая с удивлением переводила взгляд с одного взрослого на другого. — Иначе она меня не простит». Женщина рассмеялась, взяла Пенелопу за руку и завела в комнату. «Ребята, сделайте ребёнку приятное, — хохотнула она. — Это племянница Молли Кладес, которая вас обожает». Кажется, тогда Пенелопа поняла, что значит остановка сердца. Её сердце действительно перестало биться на пару секунд. Она забыла, как дышать. Она видела перед собой своих кумиров и не могла понять, снится ей это или нет. В тот момент из её головы вылетели все плохие мысли и воспоминания о смерти родителей, она лишь смотрела на улыбку Фредди Меркьюри и пыталась выдавить из себя слова приветствия. Сидевший рядом с ней Роджер Тейлор звонко рассмеялся, а Джон Дикон подошёл к ней и протянул ладонь. «Будем знакомы», — сказал он и улыбнулся. Пенелопа вспыхнула до самых корней волос и дрожащей рукой пожала её. Она все ещё не верила в реальность происходящего. Молли непринуждённо болтала с женщиной, которая их впустила, они обе наблюдали за развернувшейся перед ними картиной и старались не смеяться во весь голос. Джон Дикон проводил Пенелопу к остальным участникам группы, каждый из Куинн начал разговаривать с ней, спрашивать про учёбу и увлечения, показывать свои инструменты или фотографии, а Пенелопа старалась не упасть в обморок и не раскраснеться окончательно. Когда Фредди Меркьюри услышал от неё, что из всех животных она больше всего любит кошек, он протянул ей листок с рисунком, который выполнил за пару минут, со словами: «Это тебе, брат-кошатник, храни его и помни, что лучше котов никого существует на свете».

Рядом со столиком стояло пианино — после той встречи Пенелопа попросила Молли научить её играть любимые песни. Теперь Пенелопа исполняет «Богемскую рапсодию» в кругу друзей и, глядя на фотографию и рисунок, улыбается: Фредди Меркьюри может ею гордиться. Ну и, разумеется, в её комнате стоял большой шкаф для одежды, в котором Пенелопа любила прятаться, когда была маленькой: ей казалось, что там находится вход в волшебную страну Нарнию и что вот-вот она войдёт туда и будет пить чай с добродушным фавном Тумнусом и вместе со львом Асланом спасать нарнийцев от чар злобной Белой Колдуньи. Также по всем углам сидели плюшевые медведи и куклы — по словам Пенелопы, это были её самые-самые лучшие друзья, с которыми она никогда не чувствует себя одинокой. Она отметила про себя, что письменный стол находится возле окна, вид из которого выходит на прудик с фонтаном: Молли отдала своей племяннице лучшую комнату в доме. Заниматься здесь будет одним удовольствием.

Все-таки у меня лучшая тётя на свете.

Пенелопа разложила свои вещи на кровати и вышла, решив немного размяться и изучить коттедж сверху донизу. Но больше ничего примечательного в доме она не увидела: все выглядело слишком обычным и до боли знакомым. Казалось, что их жилище из Бостона перевезли в Дерри. Пенелопа даже на секунду подумала, что её разыгрывают и что никакого переезда не было. Вздохнув, она хотела было выйти на улицу, как вдруг заметила дверь, за которой была лестница, ведущая в подвал. У Пенелопы вдруг возникло чувство, что ей не следует туда спускаться, но ноги уже сами несли её. Она очутилась посреди тёмного помещения, пахнущего плесенью и сыростью, в котором стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь скрипучим покачиванием одной-единственной лампочки на потолке. Здесь хранились различные инструменты и соленья, а так же старые вещи, которые жалко выкидывать. Пенелопа сглотнула. Ничего страшного в этом подвале не было, но ей почему-то стало не по себе. У неё было впечатление, что здесь до неё уже кто-то побывал. Она уловила какой-то странный запах, который никак не могла распознать, кажется, он смутно отдавал канализацией и чем-то ещё, и этот запах Пенелопе, мягко говоря, не понравился, как только она почувствовала его, то мелкая дрожь пробежала по всему телу, и Пенелопа тотчас же вскочила по лестнице наверх.

Не буду туда больше спускаться от греха подальше. Молли права, лучше я прогуляюсь по городу.

Пенелопа выбежала на улицу и направилась по дороге наугад. Она не знала, куда ей нужно идти, решила довериться воле случая. У неё не было ровно никакого желания изучать этот город. Почему — то Пенелопе было неспокойно шагать по тихой улице. Машины сновали туда-сюда по проезжей части, пешеходы шли куда-то по своим делам, солнце ярко светило на небе, освещая всем путь — словом, это был самый обыкновенный день, но у Пенелопы на душе скребли кошки. Сердце её бешено стучало, она чувствовала, что вот-вот может дать деру от любой опасности. Но какую опасность она ждёт? Что может с ней случиться?

Да что же это с тобой такое, Пенни? Ты же не в логове зверя, чтобы пугаться каждого шороха.

Желая отвлечься от плохих мыслей, Пенелопа начала вертеть головой из стороны в сторону, осматривая здания. Она удивилась количеству новых банков и магазинов, на мгновение Дерри ей чем-то напомнил родной Бостон, если б не старые дома, стоящие между ними, с покосившимися и выцветшими вывеска и граффити на стенах. Пенелопа свернула, и теперь по её левую руку был небольшой парк, где на детской площадке резвились дети, а на лавочках сидели старики и с жаром что-то обсуждали, держа в руках газеты. Одна девочка случайно пнула мяч ей под ноги. «Прошу прощения!» — пискнула она, подбежав. «Ничего страшного. Вот, держи», — улыбнулась Пенелопа и протянула мяч. Девочка понравилась ей. Она была похожа на живую куколку: волнистые волосы её были светлые — светлые и буквально сияли на солнце, а большие голубые глаза были цвета неба; щёчки её слегка подрумянились от быстрого бега. На ней было красивое платьице розового цвета, а на ножках — белые носочки и чёрные туфельки. Маленький ангелочек.

— А почему ты одна гуляешь, где твои родители? — спросила девочка с любопытством. — Мама мне говорит, что одной гулять нельзя…

— Мне уже можно, я взрослая, — хохотнула Пенелопа, стараясь скрыть тот факт, что вопрос про родителей ей не понравился.

— Я бы хотела быть взрослой, — вздохнула девочка. На вид этой малышке было не больше пяти лет, и Пенелопа искренне ей завидовала. Когда ей было столько же, её родители были рядом с ней…

— Поверь мне, лучше оставаться маленькой, — улыбнулась Пенелопа. — У взрослых столько проблем и забот… А тебе нужно лишь играть, учиться, кушать и спать вовремя.

— Зато взрослые делают то, что пожелают, — девочка недовольно насупила носик. Пенелопа заулыбалась ещё шире.

Почему она такая милая? Почему я не могу быть такой же?

— Как тебя зовут? — спросила Пенелопа, присаживаясь на корточки рядом с ней.

— Мэгги. Мэгги Альбрехт.

— Я Пенелопа. Можно просто Пенни.

Мэгги вдруг поморщилась.

— Лучше Пенелопа. Мне не нравится «Пенни».

— Вот как? Почему? — рассмеялась Пенелопа.

Мэгги некоторое время помолчала.

— Он пугает меня. Ночью. Когда я спать ложусь, — вдруг сказала она. — Он у меня под кроватью. Зовёт меня и предлагает шарик. Он мне снится. Мне страшно.

Пенелопе стало не по себе от её слов.

— Ты о ком? — непонимающе спросила она. — Кто тебя пугает? У тебя монстр под кроватью? Но монстр тебя тронуть не может, когда ты под одеялом, ты же знаешь это?

— Я знаю. Он меня поэтому не трогает. Но он очень хочет, чтобы я высунулась и взяла шарик.

— Что за шарик?

— Красивый. Розовый. Он знает, что я люблю розовый цвет. И что люблю шарики.

— Ты не хочешь взять у него шарик?

— Я боюсь его. Я ему не доверяю.

— А при чем здесь имя «Пенни»?

— Он говорит, что его зовут Пеннивайз. «Пенни» очень созвучно…

Пенелопу передернуло от имени «Пеннивайз». Она не знала, почему именно оно ей не понравилось, но она всем своим нутром ощутила, что Пеннивайз опасен, кем бы и чем бы он ни был. Но Пенелопа быстро себя успокоила, сказав себе, что, скорее всего, Мэгги его себе придумала (дети ведь часто верят в подкроватных монстров).

— А как он выглядит, твой монстр?

— Я… я не знаю, — девочка содрогнулась всем телом. — Я видела лишь два больших жёлтых глаза под кроватью…

— Почему ты решила рассказать о нем мне, а не маме?

— Мама не верит. Мама говорит, что это все выдумки, — нижняя губа Мэгги затряслась, а в глазах заблестели слезинки. — Или ты тоже мне не веришь? Я думала, ты мне поможешь…

Сердце Пенелопы сжалось. Она даже почувствовала нечто вроде стыда за то, что усомнилась в словах малышки.

— Я тебе верю. И я постараюсь тебе помочь. Знаешь, как мы можем сделать? У тебя ночник есть?

— Есть. А он тут при чем?

— А ты поставь его на пол возле своей кровати. Ты ведь знаешь, чего больше всего боятся монстры?

— Чего?

— Они боятся света. А ночник — это источник света, ведь так? Монстр не сможет тебя пугать, потому что он сам будет напуган.

Мэгги радостно закричала и захлопала в ладоши.

— Ты гений! — воскликнула она. — Гений! Гений!

Пенелопа раскраснелась от удовольствия.

— Надеюсь, это поможет, и ты больше не будешь бояться, — сказала она.

— Спасибо тебе, спасибо! — Мэгги кинулась обнимать её. Пенелопе на мгновение показалось, что у этой малышки за спиной крылышки, что доказывает, что она настоящий ангел. Пенелопа даже забыла, что до этого была зла на весь мир за то, что судьба забросила её в этот захолустный, богом забытый городок.

— Не за что, — Пенелопа погладила её по голове. — Ладно, беги к маме, она, должно быть, тебя ищет.

— А ты ещё придёшь гулять в этот парк?

— Приду.

— А когда?

— Не знаю. Я тут по выходным буду.

— Приходи, пожалуйста, я буду ждать тебя!

— Ну, раз ты просишь…

— А куда ты сейчас идёшь?

— Я… я не знаю. Видишь ли, я только приехала, и я не знаю города. А куда ты больше всего любишь ходить?

Мэгги на мгновение задумалась

— Я очень люблю ходить в библиотеку! — воскликнула она.

— О, тут есть библиотека? — Пенелопа была несказанно рада услышать эту новость. Что-что, а читать она любила.

Неужели в этом чёртовом городе есть хоть что-то хорошее?

— Ага. Она замечательная, я там жить готова!

— А что тебе в ней нравится больше всего?

— Нам там читает сказки миссис Уиллис. Я очень люблю её, она здорово рассказывает. Мне даже кажется, что она волшебница!

— А где находится библиотека?

— Вон там, — Мэгги пальчиком указала на дорогу, в конце которой виднелось белоснежное здание.

— Тогда, пожалуй, я пойду туда. А ты беги к маме.

— До встречи! — девочка напоследок обняла Пенелопу, взяла мячик и со всех ног побежала к лавочкам, где её ожидала мать.

Пенелопа некоторое время с улыбкой посмотрела ей вслед, думая о том, что мечтает быть такой же милой куколкой, и направилась к библиотеке.

Пенелопа ахнула, когда увидела перед собой это величественное строение. Она не ожидала, что в такой глуши что-то может поражать свой архитектурой. Тому, кто проектировал библиотеку, удалось поставить в тупик внимательного наблюдателя противоречиями: каменная солидность в определённой степени уравновешивалась изящество арок и колонн; здание выглядело массивным, как банк, и при этом лёгким и воздушным. Девушка, завороженная этой красотой, уверенно пошла вперед. Она нашла вход во взрослую библиотеку, открыла дверь, обитую железом, с прорезью для книг и ступила в тишину.

Её рот медленно открылся в изумлении. Внутри здание продолжало поражать своим величием и великолепием. Пенелопа, пересекая широкий зал, выстланный линолеумом с красно-чёрным рисунком, уже почти что стершимся, старалась шагать неслышно — по центру взрослую библиотеку венчал купол, и все звуки усиливались. Пенелопа вертела головой по сторонам, стараясь разглядеть все до мельчайших подробностей. Её в восторг привели даже винтовые железные лестницы, которые вели к стеллажам с книгами. Она быстро пошла к подковообразному столу.

Я немедленно должна завести здесь карточку и набрать столько книг, сколько унесу.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — обратилась к ней библиотекарша. Краем глаза Пенелопа заметила на столе табличку: «Кэрол Дэннер».

— Э-э… Мне нужно завести библиотечную карточку.

— Ваша имя и фамилия?

— Пенелопа. Пенелопа Кладес.

— Живёте в Дерри?

— Да. Вернее… Я в этом городе только по выходным…

— Но все же живёте здесь?

— Да, у тёти.

— Называйте адрес.

— Джексон-стрит, дом двадцать семь.

— Хорошо, — библиотекарша невероятно быстро записывала нужную информацию, Пенелопа не успевала отвечать ей на все вопросы. — Будете сегодня брать книги?

— Да… да, хотелось бы.

— Какие именно?

— Ну… — Пенелопа на мгновение замялась. — Давайте «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей» Дейла Карнеги, «Человека в поисках смысла» Виктора Франкла, «Феномен человека» Пьера Тейяр де Шардена и-и… хм… ай, черт с ним, «Белого клыка» Джека Лондона для разнообразия.

Библиотекарша несколько удивлённо взглянула на неё.

— Интересуетесь психологией? — спросила миссис Дэннер.

— Учусь на психолога в университете Мэна.

— А… Хорошо, сейчас вам выдадут ваши книги.

Пенелопа поразилась тому, как здесь быстро ищут книги. Она стояла буквально минут пять, и вот небольшая стопка уже перед ней. Узнав, где читальный зал, она поблагодарила миссис Дэннер и направилась в нужную ей сторону. Она ещё думала самой поискать что-нибудь, коли она сюда пришла.

Проведу здесь весь день, но зато буду счастлива.

Найдя нужный ей стеллаж, она начала карабкаться по лестнице, оглядывая корешки книг. Глаза буквально разбегались, хотелось унести абсолютно всё. Пенелопа, обречённо вздохнув, начала набирать книги себе в руки, сгибаясь под их тяжестью. Она не знала, как она их унесёт, но чувствовала, что не простит себе, если не сможет пролистать в хотя б пару страниц. Уверенная, что крепко держится на ногах, Пенелопа начала спускаться. Но вдруг её ботинок соскальзывает со ступеньки. Пенелопа, ахнув, пытается удержать равновесие, книги из её рук начинают валиться, и в следующее мгновение она уже летит вниз. Пройдя животом по нескольким ступенькам, она кубарем сваливается с лестницы и приземляется на спину. Прямо под ноги удивлённого темнокожего мужчины, который секунду назад подошёл к этому стеллажу.

Жизнь в Дерри всегда была неспокойной. Иногда кажется, что этот город воздействует на твое подсознание, и ты живешь в вечном напряжении, с мыслями о том, что вот-вот должно случиться что-то плохое. Постоянное ощущение опасности медленно пожирает тебя изнутри. Это словно неизлечимая болезнь, от которой нет спасения, и ты становишься жертвой этой болезни. Люди в Дерри уже привыкли к подобному состоянию. Для них вопрос «А жизнь всегда такое дерьмо, или это только кажется?» является скорее риторическим. Если подойти на улице к какому-нибудь старожилу и спросить, нравится ли ему Дерри, тебе непременно ответят, что хуже этого города нет на свете, но они его любят таким, какой он есть (вернее, он тебе скажет: «Мальчик, я жил здесь еще когда тебя не было в яйцах у твоего папаши и живу здесь до сих пор, тебе не кажется, что ты задаешь идиотские вопросы? Я ненавижу этот гребаный город, но и люблю его одновременно, иначе ноги моей б тут не было. А теперь проваливай отсюда и не порти мне этот прекрасный день своей тупой физиономией»). Жители этого города достаточно странны, чтобы простой обыватель смог их понять. Они научились закрывать глаза на те вещи, на которые, казалось бы, как раз закрывать глаза не следует. Например, они достаточно спокойно относятся к таким явлениям, как жестокость, агрессия и…убийства. С убийствами в Дерри дела обстоят достаточно напряженно. Раз в несколько лет обязательно находят парочку (десятков) трупов людей, причем иной раз эти трупы так обезображены, что полиция не желает их фотографировать, чтобы никого не шокировать. Хуже всего то, что чаще находят мертвых детей. И никто не может сказать, кому потребовалось убивать невинных детишек, некоторым из которых едва ли исполнилось пять лет. Но почему-то расследования всех преступлений происходят достаточно скомкано, дела быстро закрываются, виновных или не находят вовсе или находят, но в этом случае создается впечатление, что полиции просто требовался человек, которого можно сделать козлом отпущения. Взять хотя бы знаменитые массовые убийства детей в 1958 году. В них обвинили сошедшего с ума двенадцатилетнего подростка Генри Бауэрса. Старики еще помнят, как после вынесения приговора «Ньюс» опубликовала передовицу под названием «Конец долгой ночи в Дерри». В статье были приведены главные улики: ремень в комоде Генри, принадлежавший Патрику Хокстеттеру; школьные учебники в стенном шкафу Генри, некоторые выданные пропавшему без вести Белчу Хаггинсу, другие — пропавшему без вести Виктору Криссу (обоих знали как близких друзей Бауэрса); и — самая обличающая — трусики, засунутые в матрац Генри через разрез в чехле, трусики Вероники Грогэн, как выяснили по метке прачечной. Генри Бауэрс, заявлялось в «Ньюс», и был тем монстром, который наводил ужас на Дерри весной и летом 1958 года. Так же Генри был обвинен в убийстве своего отца, которого весь город знал, как полоумного Буча Бауэрса (насчет его смерти особенно никто не горевал, кто-то даже радовался во весь голос, что «этот псих отправился на тот свет, где ему самое место»). Генри признал свою вину полностью и был отправлен в Огасту, а потом, в 1979 году, был переведен в «Джуннипер-Хилл». Люди были успокоены тем, что преступник найден и справедливо наказан. И никому в голову не пришло, что едва ли двенадцатилетний подросток, даже такой мускулистый, как Генри, мог с такой изощренностью убивать детей. Даже будучи психопатом. Но жители получили, что хотели, и Дерри снова зажил спокойно. Но самое удивительное было в том, что вскоре все произошедшее в 1958 году было забыто абсолютным большинством горожан, лишь старожилы сохранили остатки памяти о тех днях. Так было в Дерри всегда. Все плохое очень быстро забывается, словно его и не было. Словно кто-то не хочет, чтобы об этом помнили…

Такие мысли занимали Майкла Хэнлона почти каждый день. Он был одним из немногих в Дерри, кто родился в этом городе, вырос и, вероятнее всего, состарится и умрет. Многие рано или поздно предпочитают уехать по определенным причинам, и эти причины всегда возникают внезапно. Но судьба распорядилась так, чтобы он всю жизнь провел здесь. Возможно, это был единственный человек, кто любил Дерри по-настоящему. Иной раз он прогуливается по до боли знакомым улицам и любуется зданиями, которые стоят по обеим сторонам дороги, смотрит на то, как дети играют в парке, слушает брань стариков, наблюдает в окна первых этажей, как работают люди, и в такие моменты по его жилам разливается тепло, и он ощущает невероятный прилив нежности к Дерри. На мгновение он забывает о том, кто обитает в этом городе. Ему не хочется думать ни о чем плохом, он просто радуется жизни. Свернув с Канзас-стрит на Костелло-авеню, Майкл идет к, пожалуй, самому величественному строению, когда-либо созданному человеком (по крайней мере, в Дерри!) — библиотеке. Интересно, есть ли еще кто-нибудь, кто любит библиотеку так же, как он? Он часто видит детей, которые бегут на перегонки по лестнице и кричат друг другу, чтобы они поторапливались, потому что мисс Уиллис скоро начнет читать сказку (а читает она их и вправду замечательно, особенно когда берет в руки тряпичные куклы и разыгрывает целое представление), видит подростков, которые горячо спорят о том, кто самый интересный персонаж во «Властелине Колец», видит взрослых людей, которые рассуждают о поэзии Шекспира, видит пожилых людей, которые обсуждают последние прочтенные ими детективы, но едва ли они испытывают такую любовь к этому зданию, как он. Майкл пожертвовал многим, в том числе и, возможно, своим благополучием, чтобы вернуться в Дерри после учебы в университете и получить работу в библиотеке. Нынче он занимает должность старшего библиотекаря, и иногда ему кажется, что счастливее человека, чем он, в этом городе не найти. Главное не думать о том, что спокойствие, которое он сейчас ощущает, мнимое, и что в этом городе обязательно случится что-нибудь плохое.

Как только наступил 1984 год, на душе у Майкла стало тревожно. Бывали моменты, когда у него возникало такое чувство, словно он сидит в вагонетке на американских горках и поднимается вверх, что он вот-вот достигнет той отправной точки и начнет ускоряться все быстрее и быстрее и с оглушительной скоростью полетит вниз. Первые полгода прошли без происшествий, но у Майкла было ощущение, что это лишь затишье перед бурей. Он стал часто сидеть у себя в кабинете в библиотеке и пролистывать страницы своего блокнота, в котором вел записи об истории Дерри. С тех самых пор, как он закончил университет Мэна, у него появились мысли о том, чтобы изучить родной город с самого момента появления и по сегодняшний день, но по каким-то причинам он начал заниматься этим лишь недавно и пока что не слишком далеко продвинулся. Словно что-то специально мешало ему. Майкл искренне верил, что его записи помогут ему в дальнейшем… Но о том моменте, когда они ему понадобятся, он старался не думать. Он вообще надеялся, что они ему никогда не пригодятся. Ну, разве что для публикации книги.

Июль 1984 года. Его можно считать началом конца. Вопрос был лишь в том, конца чего. С каждым днем странное беспокойство нарастало внутри Майкла, его американские горки были готовы лететь вниз. С пятнадцатое по двадцать первое июля проводился ежегодный фестиваль «Дни Канала», и он вполне себе удался, с этим соглашалось большинство жителей Дерри: положительно сказался и на нравственном облике города, и на его имидже… и на кошельке. Недельный фестиваль проводился в честь столетия открытия Канала, который пересекал центр города. Благодаря сооружению Канала в Дерри активизировалась торговля лесом в 1884-1910 годах. Канал положил начало процветанию Дерри. Майкл в эти дни старался радоваться вместе с жителями и отбросить прочь свои ненужные страхи и, надо сказать, у него это получилось. Он не мог оставаться в стороне от всеобщего веселья. Он немало потрудился для этого фестиваля, а именно разместил в центре города Музей дней Канала, заполнив его с помощью горожан всевозможными экспонатами, начиная от старых фотографий и любительских фильмов и заканчивая различными инструментами, которыми пользовались лесорубы, детскими игрушками и даже меню столовой 1890-х годов. Все были безмерно благодарны Майклу: многим не до конца была известна история строительства Канала и города в целом (если вообще была известна), а Майкл смог превратить библиотеку в эдакий музей, где на каждом шагу все узнавали что-то новое о родном Дерри. А старожилы с превеликим удовольствием рассматривали до боли знакомые предметы и делились байками из своей молодости с теми, кто их был готов слушать. «Как же все-таки иногда хорошо жить, — думал Майкл. — Жить и радоваться жизни. Несмотря ни на что». Вечером двадцать первого июля он засыпал с мыслями о том, что наконец-то ему стало более-менее спокойно на душе. Как вдруг…

На следующий день все заголовки газет пестрели надписью: «ЖЕСТОКОЕ УБИЙСТВО ГОМОСЕКСУАЛИСТА». Майкл услышал эту новость, когда был еще спросонья, он по своему обыкновению налил себе чашку кофе, поставил яичницу на плиту и включил радио, которое буквально прокричало ему это. Протерев глаза, он сделал громкость побольше. Адриан Меллон, журналист, недавно получивший заказ от «Нью-Ингленд байуэйз» написать большую статью о Канале и с этой целью приехавший в Дерри, проживший в этом городе шесть месяцев, был избит и убит по предварительному сговору компанией из трех человек, один из которых был несовершеннолетним: Джоном Гартоном, Стивеном Дюбеем и Кристофером Ануином. Ни для кого не секрет, что в Дерри проживали люди, которые ненавидели гомосексуалистов всем сердцем. В Бэсси-парке постоянно можно было увидеть граффити типа «ПОКАЖИ МНЕ СВОЙ ЧЛЕН, ГОМИК, И Я ТЕБЕ ЕГО ОТРЕЖУ» или «ЗАГОНИМ ГВОЗДИ В ГЛАЗА ВСЕХ ПЕДИКОВ (ВО ИМЯ ГОСПОДА)!» Да и стычки между «нормальными» и «гомиками» происходили довольно-таки часто, в полицию то и дело поступали жалобы о побоях. Но чтобы забить насмерть… Такого еще не случалось никогда. Если верить показаниям бойфренда Меллона, Дона Хагарти, в двадцать минут одиннадцатого они вместе вышли из бара «Сокол», держась за руки (это было их большой ошибкой, но в тот момент они думали лишь друг о друге), и направились по Мосту Главной улицы, где их подрезал автомобиль, в котором сидели три обвиняемых. Джон Гартон потребовал у Адриана Меллона шляпу с надписью «Я ❤ Дерри», после чего он и его компания начали избивать молодого человека, и в конце драки они выбросили его с моста в воду. Когда Меллона достали из-под моста через Канал, на его лице застыла гримаса ужаса. На его теле было обнаружено семь колотых ран (у одного из нападавших был нож) и следы укусов, причем из правой подмышки был вырван большой кусок мяса. Майкл поперхнулся кофе, пока слушал данную новость. До его ноздрей долетел запах горелого (яичница на плите начала превращаться в угольки), но он не шевельнулся со своего места. «Господи, что им сделал этот чертов педик? — думал он. — Избить человека только потому что он сует свой член не в девку, а в мужика? Это сродни… Сродни тому чтобы избить человека с темным цветом кожи, к примеру». Майкл хорошо знал, что такое «быть не таким, как все». Сколько в детстве он претерпел издевательств от Генри Бауэрса за то, что был чернокожим? Сколько его отец пережил в свое время? Ниггер… Чертов ниггер. Он слышит это всю жизнь. И тут этот Адриан Меллон, которого убили просто за то, что он был педиком. Майкл не питал особой симпатии к геям, но в тот момент в его жилах закипела ярость. Он успел пожелать убийцам Меллона всего самого наилучшего, в том числе казни на электрическом стуле, как вдруг у него в голове прозвенел тревожный звоночек.

На теле были следы укусов, говорите? Был вырван большой кусок мяса, говорите?

Он медленно поднялся со своего места.

Неужели эти трое были настолько психи, что отрывали от живого человека целые куски собственными зубами?

Майкл в рассеянности подошел к плите и убрал с нее сковородку. От его яичницы осталась лишь одна сажа.

Эта невероятная жестокость, с которой он был убит… Неужели они были способны на подобное?

Он взял вилку в руки, насадил на нее маленький черный кусочек со сковородки и поднес ко рту. Поперхнувшись и изрядно выругавшись, он все выплюнул и отошел от плиты.

Эта жестокость кажется мне такой… нечеловеческой…

По венам медленно начинает разливаться страх.

Тело Меллона нашли под мостом… А вдруг Меллон был еще жив, когда его сбросили? А вдруг эти укусы появились… после?

Рука, держащая кружку с кофе, отчаянно застрялась.

Сколько прошло времени? Это был 1958 год, а сейчас 1984… Боже мой. Двадцать шесть. То есть… почти двадцать семь. О нет. Нет, только не это, Господи, нет!

Майкл начал ходить туда-сюда по кухне.

Неужели… неужели мы тогда не одержали победу? Нет, Оно было слишком серьезно ранено, нет, быть того не может… А вдруг это случайное совпадение и только? Вдруг те трое говнюков и вправду были просто мразями и психопатами?

Он схватился руками за голову и, пытаясь успокоиться, сел на диван.

Господи. Прошу тебя. Пусть это будет лишь совпадение. Не дай этому кошмару вновь повториться.

2. Новые знакомства всегда приятны

Весь остаток лета никаких подобных происшествий не случалось. Однако Майкл уже не мог спокойно спать. По ночам его мучили кошмары прошлого. Днем его не покидало ощущение тревоги, близкое к панике. Ему казалось, что он никогда не был так близок к Господу, как сейчас, потому что ежеминутно молился. Молился, чтобы его страхи не подтвердились. Он часами сидел в библиотеке или в читальном зале, или в своем кабинете, пролистывал записи в блокноте и делал новые пометки дрожащей рукой. Иногда ему казалось, что он сейчас поднимет голову и увидит перед собой ненавистное лицо в белом гриме с ухмылкой на красных губах и с сатанинским блеском в желтых глазах. А когда он шел по улице и видел детей с воздушными шариками, он был готов кричать. Майкл был уже готов обратиться к психотерапевту, однако в последний момент остановил себя, потому что в этом не было никакого смысла. Лишь он сам сможет себе помочь. Но как? Как избавиться от этих страхов? Как выкинуть из головы ужасные воспоминания из прошлого?

Но пятнадцатого сентября все резко изменилось. Правда, Майкл поймет это лишь спустя несколько месяцев. Но то утро он запомнит надолго. Еще бы, ведь это было первое утро, когда он проснулся не из-за кошмарного сна. Он удивился тому, что выспался. Для него такое состояние было столь непривычно, что он вначале подумал, что все еще спит. Затем попытался вспомнить, что ему снилось, и пришел к выводу, что не помнит из своего сна ровным счетом ничего. Майкл глянул на пустой пузырек из-под снотворного и решил, что во всем виновато лекарство, а, соответственно, удивляться нечему. Пожав плечами, он направился готовить завтрак.

Когда Майкл пришел на работу, было девять утра. Посетителей пока что было мало, поэтому он направился в свой кабинет, попросив Кэрол Дэннер принести ему чашечку кофе. Кэрол ему нравилась — это была общительная и миловидная девушка, которая, ко всему прочему, обожала свою работу. Но так сложилось, что их отношения дальше деловых не зашли. У Майкла в принципе личная жизнь как-то не складывалась, и он никак не мог понять, в чем же здесь дело. Он вначале думал, что тут виной его скромные доходы, но ведь в Дерри нет людей, которые много бы зарабатывали. Потом Майкл посчитал, что, быть может, у него проблемы из-за его характера. Однако с девушками познакомиться ему никогда не составляло труда, а после он с ними очень хорошо дружил и все близилось к логическому продолжению, но по каким-то причинам все эти девушки пропадали из его поля зрения, уезжали из города или находили себе другую половинку. Майкл мог бы сказать, что это лишь совпадения и случайности, но когда двадцать с лишним лет происходит одно и то же, возникает повод задуматься… У него создавалось впечатление, что его жизнью кто-то управляет. В такие моменты ему становилось не по себе. Но не время думать о грустном. Майкл тряхнул головой, придя в себя, как раз вовремя, когда Кэрол принесла ему кофе.

— Доброе утро, мистер Хэнлон, — поздоровалась она с лучезарной улыбкой. — Вы сегодня дома ночевали?

В последнее время у Майкла появилась привычка спать на работе. Он так погружался в свои записи, что не замечал, как наступала ночь. А в кабинете по случаю стоял очень удобный диван.

— Да. А то люди решат, что мой дом пустует, — усмехнулся он. — Благодарю за кофе, Кэрол.

— Вы сегодня хорошо выглядите. Не то что пару недель назад.

— Я просто смог наконец-то выспаться.

— Что же вас так тревожит в последнее время?

— Не бери в голову. Все в порядке, — Майкл сделал приличный глоток.

— У нас тут новые поступления книг, мистер Хэнлон. Я подумала, вы бы хотели взглянуть на них.

— Откуда они?

— А, пара книжных магазинов прислала книги, которые, по их словам, «дефектные».

— В каком смысле?

— Какие-то проблемы с обложками и страницами.

Майкл вначале думал отказаться идти, ему хотелось посидеть в тишине и спокойствии, но вдруг он почувствовал, что просто обязан выйти и пройти в читательский зал.

— Что ж, — он встал со своего места. — Все же лучше, чем сидеть здесь. Пошли.

Кэрол, все так же улыбаясь ему, махнула рукой в знак того, чтобы он шел за ней следом. Она провела его к стеллажам, возле которых стояла пара коробок. «Вот, посмотрите, можете прочесть. Какие скажете оставить, те и оставим. А мне нужно идти работать», — Кэрол секунду-две постояла возле него, а затем бодрым шагом направилась к своему столу. Майкл проводил ее взглядом.

Она не идет, а летит на невидимых крыльях. Эх, потрясающе.

Тряхнув головой и избавившись от наваждения, Майкл принялся копаться в коробках. Как он и ожидал, книги были достаточно в плохом состоянии и явно пролежали не один год на дальних полках в ожидании, что их купят. В основном это были классические произведения типа сонет Шекспира или справочников по садоводству, в потрепанных мягких переплетах и с пожелтевшими страницами, но «мусорной» литературы не существует, как говорил себе Майкл. Кому-нибудь да пригодятся. На худой конец их можно отдать в детскую библиотеку, чтобы дети учились делать оригами. Это кощунство, но в любом случае лучше, чем выбрасывать.

Внезапно у Майкла быстро забилось сердце. Это длилось всего пару секунд, но этих секунд ему хватило, чтобы изрядно побеспокоиться. Он не жаловался на свое здоровье — в свои тридцать девять он, может, и выглядел гораздо старше, но тело у него было крепкое, поэтому эта внезапная тахикардия его очень удивила. И ведь у него ощущал никакого волнения или страха, откуда взялось учащенное сердцебиение? А затем он что-то почувствовал… Майкл медленно поднялся на ноги. С самого утра ему казалось подозрительным, что у него «все хорошо», что куда-то пропала паника, которая возникла у него с момента убийства Адриана Меллона, а на ее смену пришло странное спокойство, но сейчас, сейчас он чувствовал нечто другое. Он никак не мог описать это словами, у него не было подобных ощущений с тех пор, как… Он внезапно четко услышал, как открылась дверь библиотеки, и его голова инстинктивно туда повернулась. Он ожидал увидеть там ненавистный ему силуэт, то и дело появляющийся у него в кошмарах. Но увидел лишь девушку, которая направилась по читательскому залу вперед. Майкл выдохнул.

Майки, тебе пора к психоаналитику, ей-богу. Шарахаешься от каждого шороха.

Он даже рассмеялся. Но смех его быстро прекратился, поскольку то ощущение, которое его напугало, стало еще больше. Правда, теперь он не был уверен, что чувствует присутствие этого гребаного клоуна. Но все же здесь что-то было не так. И ему это явно не нравилось.

Да что за черт такой? Так и с ума сойти недолго! Может, все дело в снотворном, которое я принял? А вдруг мне все это снится? Мне кажется, это самое логичное объяснение тому, что происходит. Господи, впервые хочу сказать это, но если я увижу сейчас падлу Пеннивайза, то буду ему рад. Я хотя б буду знать, что это за хрень такая происходит!

Пытаясь как-то отвлечься, Майкл вернулся к своим книгам и продолжил их перебирать. Это помогло ему, но только ненадолго: его сердцебиение начало по какой-то причине учащаться. Возможно, причина была в том, что он начал не на шутку паниковать, однако он был уверен в том, что не ощущает никакого страха. Это было странно, но он чувствовал непонятную смесь внутреннего спокойствия и волнения. По крайней мере, только так он и мог охарактеризовать свое состояние. Майкл, не в силах удержаться на месте, встал. Ему вдруг почему-то захотелось пройти дальше по читательскому залу. Его внутренний голос неожиданно велел ему идти к стеллажам с книгами. Решив довериться своей интуиции, Майкл повиновался и вперед, оглядываясь по сторонам. Это было странно, но он явно кого-то искал, правда, не понимал, кого. С каждой секундой он убеждался в том, что ему пора к врачу, потому что это ненормально.

Поздравляю, брат, ты сошел с ума. Теперь ты поедешь в «Джуннипер-Хилл», где по тебе скучает дорогой твой любимый товарищ Генри Бауэрс. И вы будете жить с ним в одной палате, принимать одни и те же лекарства, жрать одну и ту же похлебку и пахать одни и те же грядки, пока санитары с инъекциями сильного снотворного не разлучат вас.

Майклу казалось, что с каждым шагом сердце у него начинает биться все быстрее и быстрее. Он даже в какой-то момент испугался, что оно разорвется от напряжения. Он не понимал, куда его несут ноги, он лишь знал, что двигается в правильном направлении. Он лихорадочно оглядывался по сторонам, словно искал хоть какую-нибудь подсказку, но видел лишь людей, шагающих туда-сюда или сидящих за столами и читающими книги. Майклу хотелось лишь одно: чтобы это побыстрее закончилось. И в тот самый момент, когда он подумал об этом, он неожиданно услышал чей-то сдавленный крик, а затем ему под ноги упала девушка. Та самая, которую он видел входящей в библиотеку. Майкл поднял голову наверх и увидел лестницу, ведущую к книгам, после чего вновь обратил свой взор на девушку, скорчившуюся на полу от боли.

— Ты не сильно ушиблась? — спросил он, присев рядом с ней на корточки.

— Уф-ф! — девушка пыталась перевернуться на бок. Видимо, у нее на мгновение перехватило дыхание.

— Давай помогу, — Майкл взял девушку за руку. — Попробуй встать.

— С-спасибо, — прохрипела девушка и попыталась приподняться.

— Всегда пож… — Майкл оссекся, когда посмотрел этой девушке в лицо.

Ее глаза… Боже. Ее глаза…

Он завороженно смотрел в них несколько секунд. Он никогда не видел глаза такого цвета. Вначале он подумал, что она носит линзы, но затем присмотрелся и понял, что они настоящие. Удивительно, на что способна мать природа. Глаза девушки были ярко-изумрудного цвета. Майклу в голову пришло достаточно грубое, но меткое сравнение: ей будто вместо роговиц вставили два камушка и поместили зрачок сверху. Дети, когда рисуют, часто делают своим персонажам нереальные цвета глаз. И глаза этой девушки тоже казались нереальными. Сама она не обладала какой-либо приметной внешностью: каштановые волосы, черты лица, скажем, не сильно выдающиеся, средний рост, самое что ни на есть обычное телосложение, но ее глаза… В них было что-то такое, что заставило Майкла на некоторое время выпасть из реальности. Они одновременно и восхищали его и… пугали. На одно мгновение он увидел в них странный блеск, и этот блеск до ужаса напомнил ему блеск других глаз. Желтых глаз. Желтых глаз на белом загримированном лице. Но глаза девушки смотрели на него не с желанием растерзать, в них не было лютой злобы и ненависти, в них он ощущал человеческое тепло. Ему в голову неожиданно пришло новое странное сравнение.

Как-будто на меня смотрит Пеннивайз, решивший почему-то надеть линзы, который вдруг стал преисполнен чувством благодарности по отношению ко мне.

— Может, хватит таращиться на мои глаза? Вы вроде мне помочь хотели.

Майкл подпрыгнул от неожиданности.

— Ч-что? — рассеянно спросил он.

— Вы считаете, что у меня красивые глаза. Спасибо, конечно, но мне сейчас не до этого.

Как… Как, черт возьми, она узнала, что я думаю по поводу ее глаз? Я что, смотрел в них, как идиот, несколько минут?

— Э… Д-да, конечно, — Майкл даже заикаться начал от столь неловкой ситуации. Он помог девушке привстать. — Спина сильно болит?

— Чувствую себя семидесятилетней бабкой, которая не может разогнуться из-за мучающего ее радикулита, — выдохнула девушка.

— Тебе нужно присесть. У меня в кабинете есть аптечка, может, тебе лучше принять обезболивающее.

— Только познакомились с женщиной и уже ведете ее к себе в кабинет? Оригинально, — хмыкнула девушка. Майкл на некоторое время покраснел. Она, заметив это, начала смеяться. — Знаю, у меня ужасное чувство юмора. Простите.

— П-пойдем, я провожу тебя. Кэрол! — крикнул он своей подопечной. — Принеси мне две чашки горячего чая в кабинет!

— Но вы же вроде кофе предпочитаете, нет? — тотчас же спросила девушка.

Майкл резко затормозил.

— Откуда ты…откуда ты знаешь? — он повернулся к своей спутнице.

Я же вроде не говорил ей о кофе. Как она могла узнать?

— Ну… Просто библиотекарша несколько удивилась, когда вы попросили чай. Я и подумала…

Майкл выдохнул.

— А… Ну, да, я вообще кофе больше люблю. Но против чая ничего не имею.

Однако смутные сомнения у Майкла все же остались. Что-то было не так с этой девушкой. Он это ощущал всем своим нутром. К нему пришло внезапное понимание того, что она не просто так свалилась ему под ноги, что именно ее он и искал. Но почему? Кто она? На вид ей было не больше восемнадцати, она в каком-то смысле была еще ребенком, так почему рядом с ней он испытывает такие странные чувства? И ее глаза… Они не давали Майклу покоя. В них было что-то, что его буквально гипнотизировало. Сердце его по-прежнему бешено стучало. Удивительно, но, кажется, он побаивался эту девушку. А все потому, что на одно мгновение в ее глазах он углядел нечто нечеловеческое.

Но ведь это явно не Пеннивайз. Эту гниду я узнаю под тысячей масок. Она человек. Я чувствую это. Но что-то в ней не то. Бред какой-то… Может, я вправду начал сходить с ума? Почему она меня пугает? Что опасного может быть в этой девочке?

— Вы в порядке? — голос девушки послышался будто бы издалека.

— А? Д-да… Пойдем.

Майкл помог девушке подняться по ступеням и завел ее в свой кабинет. Он боялся, что она видит то, как он на нее таращится, но он ничего не мог с собой поделать. Так дети смотрят на особенно интересную игрушку в магазине: с восхищением, но и с некой опаской, потому что ранее ее никогда не видели. Девушка плюхнулась на свободное кресло, поморщившись от боли. В приглушенном свете лампы ее глаза сверкали. Майклу стало не по себе, и он поспешил включить все освещение. Девушка внезапно обратила на него свой взор и начала пристально рассматривать его лицо, при этом она почти не моргала. Майкл почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.

Кэрол в тот момент буквально спасла его. Он боялся, что еще немного, и он просто выбежит из комнаты, потому что пристальный взгляд этих ярко-изумрудных глаз пробирал его до костей. Майкл буквально вскочил и подбежал к своей подопечной. Он заметил, как девушка посмотрела на него в этот момент, она слегка приподняла бровь в изумлении и было видно, что она все поняла. Он был готов провалиться сквозь землю.

— Спасибо, — сказала девушка, когда он протянул ей чашку чая.

— Тебе дать обезболивающее? — спросил Майкл, садясь на диван напротив нее.

— Нет. Думаю, не нужно. Это скоро пройдет. Я уже привыкла к подобным происшествиям. Я просто жутко неуклюжая, — хохотнула девушка, делая глоток.

— С тобой такое не в первые?

Девушка еще громче рассмеялась.

— Да со мной такое постоянно! — воскликнула она. — Я ходячее несчастье.

— Что ж. Как зовут-то тебя?

— Пенелопа Кладес. Друзья зовут просто Пенни. А вас как?

Майкла вдруг передернуло.

«Пенни»… Как же это похоже по звучанию на… «Пеннивайз»…

— Я Майкл Хэнлон. Работаю здесь старшим библиотекарем. А ты… Ты переехала сюда недавно, да? Раньше я тебя в библиотеке не замечал.

— О… — Пенелопа на мгновение задержала свой взгляд на Майкле. — Да. Я сегодня здесь первый день.

— Вот как? Что ж, и каковы у тебя первые впечатления о Дерри?

Пенелопа некоторое время помолчала.

— Вам сказать честно?

— Говори, — Майкл улыбнулся. Его почему-то позабавил ее виноватый вид, словно она боялась его обидеть.

— Отстой, — выдохнула Пенелопа. — Простите. Вы ведь любите этот город.

— Я согласен с твоим мнением, — Майкл рассмеялся. — Дерри — это клоака. Но я люблю его таким, какой он есть. А что тебе конкретно в нем не понравилось?

— Если честно, то… все.

— Расскажи, что ты подразумеваешь под «все»?

— Я… Я не знаю… — Пенелопа начала смотреть на обои на стене. Ее взгляд стал стеклянным. — Это очень странный город… Я хочу сказать… У меня почему-то такое чувство, словно мне здесь лучше не находиться.

Майкл перестал смеяться и начал внимательно ее слушать.

— В каком смысле? — спросил он. Одной рукой он нащупал диктофон в своем кармане и включил его. Ему почему-то показалось, что очень важно записать этот разговор, чтобы затем зафиксировать в своих записях.

— Я не знаю, мистер Хэнлон. Но меня пугает этот город. С ним что-то не так. У меня такое чувство, словно… Словно здесь присутствует незримая сила. Она повсюду. Даже сейчас, среди нас с вами. Она ждет своего часа. И она явно не сулит нам ничего хорошего. Я ощущаю в воздухе опасность… Я боюсь, мистер Хэнлон. Мне было страшно идти по улице. Я не знаю, что меня так пугает. Но я вправду боюсь.

Майкл почувствовал, как у него снова начинают бежать мурашки по спине. Он понимал, что так обеспокоило Пенелопу, потому что ощущал то же самое, что и она. Разница лишь в том, что она только что приехала сюда.

Что ж, зато я теперь точно знаю, что я не сумасшедший.

Но это едва ли его обрадовало. Это значило, что в городе действительно что-то есть. А, быть может, Пенелопа ошиблась? В конце концов, многие люди, когда меняют место проживания, испытывают страх перед неизвестным им городом, куда переезжают. Тем более, что Пенелопа еще слишком молода, для нее это явно стресс. Когда она обустроится здесь и привыкнет ко всему, то может перестать бояться Дерри. Майкла эти мысли слегка успокоили. Однако один тревожный звоночек в его голове все же прозвенел: «Ей здесь не место».

— Скажи, а как ты очутилась в нашей глуши? — добродушно хохотнул он, пытаясь скрыть свою тревогу. — Ты здесь учишься в школе? Сколько тебе лет?

— Мне восемнадцать. Нет, я учусь в университете Мэна, я здесь живу у тети.

Взгляд Пенелопы Майклу не понравился. У него было чувство, что она видит его насквозь и знает, что он что-то скрывает.

— У тети? Погоди… — фамилия Пенелопы ему была смутно знакома. Да, точно, он где-то ее слышал.

— Моя тетя Молли Кладес, — словно прочтя его мысли, ответила ему Пенелопа.

— Ага! Она владелец парфюмерной сети?

Майкл был наслышан о том, что некая обеспеченная особа по имени Молли Кладес купила дом на Джексон-стрит и арендовала большое помещение в Торговом центре под свой магазин. Все женщины в Дерри буквально с ума начали сходить от новости о том, что в их городе будут продаваться духи столь известной марки. Это изрядно повеселило (и, надо сказать, поволновало) все мужское население.

Пенелопа перевела свой взгляд обратно на Майкла и замолчала на некоторое время. Эта тишина действовала Майклу на нервы. Ему было так не по себе от взгляда своей собеседницы, что у него вновь начали возникать свои мысли о побеге.

— Мистер Хэнлон… Вас что-то тревожит, — медленно произнесла Пенелопа.

— Нет, я просто… — Майкл осекся. Пенелопа не спрашивала его, а утверждала. От этого ему стало совсем дурно. — С чего ты взяла?

— Вы так таращитесь на меня, словно боитесь. Да и… У вас явно какой-то груз на душе. В чем дело, скажите?

— Я тебя не боюсь, нет. Просто…

— Просто вам не по себе от моего взгляда.

Майкл чуть не свалился с дивана после ее слов.

Мамочки. Она читает мысли. Она читает мысли! Боже!

— Понимаешь, я… Я не хочу тебя обидеть, нет… Но просто у тебя взгляд тяжелый. Еще и цвет этот… Я глаза такого цвета никогда не встречал, правда.

— Всем людям становится некомфортно общаться со мной из-за этого, — вздохнула Пенелопа. — Вы не первый, кто мне это говорит…

— Слушай, а на кого ты учишься в университете Мэна? — спросил ее Майкл после небольшой паузы, желая отвлечь от грустных мыслей. — Я сам учился в этом университете и до сих пор вспоминаю его с нежностью, — он улыбнулся.

— На психолога.

Эта профессия ей точно подойдет.

— А сюда, значит, приезжаешь на выходные, да?

— Да… Мистер Хэнлон, — Пенелопа снова пристально на него посмотрела, вызвав новую волну мурашек по спине. — Скажите мне правду. Мне стоит бояться этого города? Вы его боитесь?

Майкл прекрасно осознавал, что она видит его насквозь и понимает, что Дерри — не то место, где можно чувствовать себя в тишине и спокойствии. Однако он не хотел говорить ей правду.

Лучше ей не знать о том, что здесь происходит. Я все еще молюсь о том, чтобы мои страхи не подтвердились. Пенелопе же повезло, что она живет в Дерри не постоянно. Так будет безопасней для нее.

— В любом городе следует соблюдать осторожность, — он ответил ей голосом строгого родителя, поучающего своего отпрыска. — У тебя стресс, это понятно. Новый дом, непривычная обстановка, все дела… Тебе просто надо привыкнуть. А хочешь… я дам тебе работу в библиотеке? Мне помощница б не помешала, — эта мысль пришла к Майклу внезапно. Он вдруг услышал внутренний голос: «Тебе нужно быть поближе к Пенелопе. Вы с ней сегодня столкнулись неспроста». Этот голос не был похож на его собственный и не был похож на голос этого гребаного клоуна, он его никогда не слышал прежде, но у него было чувство, что он знает, кто его обладатель, вернее, он слышал про него… Майкл тряхнул головой. Возможно, это было всего лишь наваждение. Но Пенелопу взять на работу стоит. В конце концов, он видел, сколько книг она набрала, когда упала по неаккуратности, она явно любит читать.

Как он и ожидал, Пенелопа буквально расцвела от его предложения.

— Я… Я буду очень рада! — ахнула она. — Меня ваша библиотека привела в такой восторг, что я готова поселиться в ней!

— Что ж, отлично. И тебе не придется скучать в нашем захолустье, и мне помощь будет.

— Быть может, вы в таком случае проведете мне экскурсию по библиотеке?

— С радостью. Если у тебя спина больше не болит.

— Я в порядке, — Пенелопа вскочила на ноги. Видимо, мысль о том, что ей будет разрешено проводить в библиотеке столько времени, сколько она захочет, придала ей сил. Майкл улыбнулся.

— Тогда пройдемте со мной, миледи, — он указал на дверь. Пенелопа, сияя от счастья, побежала на выход, а он последовал за ней.

Майкл теперь совершенно точно знал, что теперь ему предстоит сделать несколько вещей. Во-первых, ему нужно удостовериться в правоте своей догадки относительно того, что кошмар вновь возвращается в Дерри (он старался об этом не думать). Во-вторых, ему нужно узнать Пенелопу по ближе. Она здесь оказалась явно не просто так. И то, что его так напугало в ней… Ее глаза, которые ему, видимо, уже не дадут покоя никогда… Это прозвучит глупо, но ему захотелось узнать, что не так с ее глазами, почему они оказывают на людей (в частности, на него) такое действие. И почему она способна читать мысли других? А она способна на это, Майкл не сомневался. По крайней мере, Пенелопа совершенно точно ощущает чувства окружающих. И, судя по всему, даже не догадывается об этом. И в-третьих… Ему предстоит выяснить, как Пенелопа может быть связана с тем ужасом, что, быть может, вновь проснулся в Дерри. Он ведь не забыл, как на долю секунды увидел в ее глазах блеск глаз Пеннивайза.

1

Октябрь 1984 года. Этот месяц запомнился жителям Дерри, к сожалению, как один из самых худших в году. Прежде всего, дело было в погоде. Казалось, что природа впала в затяжную депрессию, из которой никак не желает выходить, и даже если б её послали на приём к лучшему психотерапевту, он едва ли смог бы ей помочь. Небо заволокло сплошными серыми тучами, дождь шёл практически без остановки каждый день, лишь иногда прерываясь, чтобы дать людям пару часов обсохнуть. Солнце стало таким нечастым гостем, что когда оно вдруг выглядывало на несколько минут, все дети с радостными криками выбегали на улицу, потому что они больше всех устали от столь отвратительной погоды, им до смерти надоело бегать по лужам и выслушивать от родителей ругань по поводу того, что они в очередной раз испачкали свою одежду. Да и школа достаточно сильно нагнетала обстановку: раньше у всех несчастных, кто заперт в её стенах, была надежда на то, что после последнего звонка, возвещающего о долгожданной свободе, они со всех ног помчатся прочь, наслаждаясь тёплыми солнечными лучами и любуясь синевой неба с его облаками, принимающими причудливые формы, но, увы, у них больше нет такой возможности, и теперь жизнь за пределами ненавистного здания почти ничем не отличалась от жизни внутри, иными словами, их лишили последней капли счастья. У остальных жителей города настроение было не лучше: после работы они потеряли возможность наслаждаться теплом и пением птиц во время прогулки по парку. Иногда казалось, что город вымер: на улице нельзя было встретить ни души. Даже владельцы собак и то старались не высовывать носа из своих домов. Казалось, что сам Дерри впал в депрессию. Всё жители с нетерпением ждали хотя б одного солнечного дня, но он все не наступал и не наступал. Метеорологи неустанно обещали улучшения погоды, однако его не было, из-за этого горожане, и без того злые, становились ещё угрюмей. Единственным плюсом во всей этой ситуации было то, что все могли больше времени проводить вместе с семьёй дома. Да и предприниматели получали больше выгоды от подобной погоды: люди, которым не посчастливилось выйти за порог, бежали именно в Торговый центр или близлежащие магазины. А где посетители, там и спрос, там же и прибыль. И все же настроение у всего города было под стать ситуации на улице: отвратительным. Никто ещё не знал, что вскоре они пожалеют о том, что сетовали на дожди и всеобщую скуку, потому что спокойные деньки в Дерри подходили к концу. Надвигалась долгая ночь.

Хуже всего в эти дни жилось Пенелопе. Казалось, что Дерри решил проверить её на прочность. И проверка эта очень сильно воздействовала на её нервную систему. Этот город и так ей не нравился: Майкл постоянно слышал от неё, что она чувствует, как здесь затаилось что-то плохое (эти её слова бросали его в дрожь), Пенелопа приезжала почти каждые выходные, и эти поездки для неё были хуже поездок в Ад. Теперь же Пенелопа постоянно таскала с собой упаковку «Алпразолама». Майкл некоторое время не мог понять, для чего ей нужно столь сильное успокоительное, но очень скоро он получил ответ на свой вопрос. И пожалел, что вообще его узнал. Потому что в тот момент ему казалось, что его сердце разорвется на части.

Это было самое начало октября. Пенелопа в очередной раз вернулась из Ороно и, разумеется, прямиком направилась к библиотеке. По дороге она встретила Майкла, который очень удачно жил недалеко от её дома. Они шли вместе по улице, когда небо заволокло тёмными тучами. Это сильно удивило Майкла, потому что буквально пару минут назад было относительно светло и сквозь облака проглядывало нечто похожее на солнечные лучи. Пенелопа заметно побледнела и замедлила свой шаг. «Всё в порядке?» — тотчас же спросил у неё Майкл, но она вначале не ответила, а лишь смотрела на чёрное небо. «Я… Мы… мы можем пойти побыстрее?» — проговорила она спустя несколько секунд давящей на уши тишины. «В чем дело?» «Я… я не…». Пенелопа не успела договорить, как вдруг вспыхнула яркая молния и отчётливо прогремел гром, после чего первые капли дождя упали на землю, и буквально в считанные минуты асфальт под ногами превратился в подобие небольшой речки. Пенелопа вдруг содрогнулась всем телом, схватила Майкла за руку (он удивился, с какой силой она это сделала) и со всех ног помчала вперёд. «Ты чего? У меня же есть зонт, встань под него!» — крикнул он ей. «Прошу, пожалуйста! Уведи меня отсюда! — к его изумлению, в голосе её прозвучали слезы и истерика. — Прошу!» Он едва поспевал бежать за Пенелопой, она развила невероятную скорость. Когда молния вспыхнула снова, а за ней последовал раскат грома, Пенелопа вскрикнула и ускорила шаг. Она вымокла до нитки, но продолжала бежать, глядя перед собой. У неё была явная паника. Пенелопа с разбегу врезалась в двери библиотеки и, впечатав свое лицо в стекло, соскользнула вниз, после чего неожиданно быстро вскочила на ноги и дёрнула ручку на себя. В этот момент снова вспыхнула молния и послышался гром, Пенелопа вскричала и что есть силы навалилась на дверь. Та повиновалась, и несчастная вбежала внутрь. В тот момент Пенелопе было все равно на правила, которые категорически запрещали бегать по библиотеке (повсюду для детей весели плакаты типа «БЕЖАЛ, УПАЛ, ОЧНУЛСЯ — ГИПС!» или «ПО КОРИДОРУ БЕГАЮТ ЛИШЬ ИДИОТЫ! БУДЬ УМНЕЕ: СОХРАНЯЙ ТИШИНУ!»), она со всех ног припустила к нужному ей кабинету, стараясь держаться подальше от окон. Майкл, тяжело дыша, пытался идти за ней следом. Он слышал, как Пенелопе пару раз крикнули замечания, но понимал, что ей в тот момент было не до них. Ей повезло, что у неё были ключи: как раз за неделю до этого Майкл сделал ей дубликаты. Пенелопа удивительно быстро открыла дверь и захлопнула её за собой, да так, что Майкл едва не ударился головой. Он зашёл следом за ней и увидел её, забившуюся в самый тёмный угол комнаты, прижимающую кровоточащий нос, бледную как смерть, трясущуюся, со слезами на глазах. Она в тот момент походила на забитого маленького щенка, пытающегося спрятаться от опасностей всего мира. Она вжалась в комок, обхватив колени руками и ни на что не реагируя.

— Ты… в порядке? — тихо спросил Майкл, чувствуя себя полнейшим идиотом: вопрос очень глупый, потому что ответ на него был до ужаса очевиден.

— Родители… автокатастрофа… — прохрипела Пенелопа и закрыла лицо руками.

Майкл присел рядом с ней на корточки. Он догадался о том, что с её родителями что-то случилось ещё когда она сказала, что живёт с тётей, но что конкретно, до этой минуты он не знал. Пенелопа никогда не поднимала эту тему. Однажды он попытался аккуратно поинтересоваться у неё, но она промолчала и перевела разговор в другое русло. Сейчас же, когда Майкл увидел её, бьющуюся в истерике, он понял, что не хочет знать, что с ними случилось.

— У тебя кровь идёт, — тихо сказал он. Пенелопа не реагировала. Майкл со вздохом поднялся, взял лёд из холодильника, сложил в платок и передал ей. Пенелопа продолжала сидеть в том же положении, не обращая на него никакого внимания. Майкл аккуратно потряс её за плечо, но никакого эффекта это не дало. Лишь через пару минут Пенелопа подняла голову и вытерла слезы и кровь руками, размазав их по лицу.

— У меня… в сумке… — еле выговорила она, все ещё содрогаясь от рыданий.

— Что? Что искать в сумке? — спросил Майкл, обрадовавшийся тому, что она подала голос: слушать, как она плачет, было невыносимо.

— Л-лекарство…

Майкл перевернул все карманы, прежде чем он заметил упаковку успокоительного. Когда он пытался достать таблетку дрожащими руками, то чуть не уронил её на пол. Он протянул её Пенелопе со стаканом воды.

— Лёд приложи к носу, — напомнил он. Пенелопа кивнула со всхлипом.

— П-прости… — пробормотал она спустя несколько минут: успокоительное начало действовать, поэтому она уже могла более-менее разговаривать, не сотрясаясь от рыданий. — Я… я просто давно уже не попадала… под грозу… Обычно мне везёт, — она невесело усмехнулась.

Майкл содрогнулся от её смеха.

— Тебе лучше? — спросил он.

— Лучше… Лучше ли мне… боюсь, что лучше мне никогда не станет, — вздохнула Пенелопа. — Я живу так десять лет. И ничего за это время не изменилось.

— А что тебе врачи говорят? Это можно вылечить же как-то?

Пенелопа вновь начала смеяться. Смеяться и плакать одновременно.

— Они мне прописали эти чёртовы таблетки и сказали, что все в моих руках, — сказала она. — Может, мне нужно чаще ходить в грозу по улице, чтобы… не знаю… типа привыкнуть что ли… Но разве к этому можно привыкнуть? Разве я могу выкинуть из головы воспоминания? Ты не поверишь, Майкл, но я почти не помню самой аварии. Лишь то, что ей предшествовало… А все равно у меня истерика каждый раз.

Майкл хотел, чтобы она замолчала. Ему невыносимо было слушать её дрожащий голос, смотреть в её ярко-изумрудные глаза, ему хотелось или сбежать или наоборот прижать её к себе и утешить, но Пенелопа неумолимо продолжала. Он не сомневался, что она прекрасно чувствует, каково ему сейчас. И, быть может, это ей приносило облегчение. По крайней мере, теперь не ей одной было плохо.

— У меня жизнь в тот день оборвалась, Майкл, — нижняя губа Пенелопы затряслась. — А ведь это был прекрасный весенний день… первое апреля…

2

Первое апреля… Лучшей даты для шуток от жизни и не придумаешь. А ведь первое апреля 1974 года было и вправду прекрасным весенним днем: ярко светило солнце, по небу плыли белоснежные облака, погода стояла на редкость тёплая. В машину село трое: мужчина, женщина и девочка. Мужчина и женщина весело переговаривались между собой, девочка любовалась природой за окном. «Нам не помешает пару дней отдохнуть, это точно, — рассмеялась женщина. — Поживём за городом, Пенни увидит на настоящий лес». «Надеюсь, ты не забыла моё средство от комаров, а то они съедят меня живьём», — хохотнул мужчина. «А я увижу оленей?» — восхищённо спросила девочка, воображая себе встречу с этими величественными животными. «Если повезёт, то увидишь». Девочка подумала, что ей непременно должно повезти, потому что по-другому просто невозможно. Сегодня её день, а, значит, она обязательно встретит оленей. «Эх, сколько всего я смогу рассказать в школе, когда мы вернёмся! — мечтательно произнесла девочка. — Эти воображалы, Джесси и Рейчел, просто обзавидуются! Они-то видели оленей разве что в зоопарке!» «Не факт, что мы встретим их, солнышко», — покачала головой женщина. «Встретим — встретим, не сомневайтесь! — воскликнула девочка. Она выхватила из-за пазухи блокнот и карандаш. — Вот таких вот встретим! — она попыталась изобразить оленя с красным носом. — Как у Санта-Клауса!» «Да, но Санта-Клаус живёт не в Америке, а в Лапландии, это на другом континенте, милая». «Он после Рождества вполне себе может позволить себе отпуск. Что, он не мог в Америку прилететь?» — звонко рассмеялась девочка, продолжив рисовать. Её родители начали смеяться вместе с ней. «А что, вдруг мы и Санта-Клауса встретим, — сказал мужчина. — Было б неплохо. Я б попросил у него зарплаты побольше, а работы поменьше». «Санта-Клаус работает только в Рождество, папа!» — хихикнула девочка. «На Рождество он мои желания не исполнит. Может, исполнит в апреле?!» В машине вновь раздался смех…

Вечер. Небо вдруг заволокло тёмными тучами, оно стало почти чёрным. Девочка поежилась. Хоть внутри автомобиля ей было тепло, но она чувствовала, как похолодало снаружи. Где-то вдалеке прогремел гром. «Гроза начинается, милый, — подала голос женщина. — Может, нам стоит остановиться? Переждем и поедем дальше. Пенни устала». «Я не устала!» — возразила девочка, впрочем, сделав широкий зевок. Глаза у неё слипались, и она изо всех сил старалась держать их открытыми. «Где мы тут остановимся? Нет, поедем дальше, — возразил мужчина. — Осталось не так уж и много. Через пару часов будем на месте». Женщина вздохнула, покачала головой и протянула девочке плед. «Укройся и поспи», — сказала она. «Мам. Возьми, — девочка протянула ей рисунок с красноносым оленем. — Это тебе». «Ох, спасибо, милая». Девочка улыбнулась и свернулась калачиком на заднем сидении. Думая о том, как она встретит настоящего оленя и размышляя о том, будет ли у него красный нос или обычный, она закрыла глаза.

Звуки дождя, барабанящего лобовое стекло с невероятной силой… Ослепляющая вспышка молнии…

«ПОВОРАЧИВАЙ, ПОВОРАЧИВАЙ НАЗАД! ОСТОРОЖНЕЙ!»

«Я ПОТЕРЯЛ УПРАВЛЕНИЕ!»

Крики страха… Резкий удар… Дикая боль… Чьи-то руки вытаскивают её из обломков машины… Последнее, что видит девочка, — чьей-то силуэт, возвышающийся над ней. Она не могла понять, кто оказывает ей помощь, глаза уже заволакивало туманом. Она запомнила лишь то, что у него была странная прическа и, кажется, рыжие волосы. А после этого — темнота…

Когда девочка открыла глаза, её ослепил яркий свет электрических ламп. Повсюду слышались чьи-то разговоры и звуки шагов, но почему-то до ушей они долетали с большим трудом.

— Слава богу, очнулась, — будто бы издалека прозвучал голос тёти. — Пенни, как ты?

Свет ламп стал ярче, все звуки усилились. Перед глазами встала более чёткая картинка. Девочка слегка приподнялась и оглянулась.

— Где мама? — спросила она, повернувшись к тёте. Та смотрела на неё с улыбкой, но на щеках у неё были дорожки слез.

— Ты лежи, тебе нельзя вставать…

Девочке не понравился её голос. Она чувствовала, что что-то не так. И что с глазами тёти, почему они такие красные?

— Где моя мама? — чуть громче произнесла девочка. — Я хочу к маме! Тётя, отведи меня.

— Пенни…

— Мне нужна моя мама! — девочка хотела вскочить, но ей помешали трубки, отходящие от её рук к капельницам. — Где она?! Где мама?! И где мой папа?!

У тети затряслась нижняя губа, и она отвернулась.

На шум прибежал врач. Девочка повторила свой вопрос, едва не срываясь на крик.

— Пенни, вернись, пожалуйста, в постель, — прозвучало вместо ответа. Девочке не нравилось то, какие лица у врача и тёти.

— Что вы скрываете от меня?! — вскричала девочка, начиная плакать. — Где моя мама, где папа, где они?! Отведите меня!

— Нам лучше сказать ей, — тихо произнесла тётя, стараясь не удариться в истерику. — Я не могу это слушать…

— Девочка слишком слаба, — возразил врач. — Мы только что сделали ей переливание и зашли раны, ей нельзя волноваться… Ей ещё повезло, что ничего не было сломано, иначе б могли не спасти…

Девочка быстрым шагом подошла к обоим и схватила их за руки.

— Что с ней? — спросила она едва слышно. — Что с моей мамой?

— Я… Пенни, она… — залепетала тётя, испугавшись взгляда своей племянницы.

У девочки возникло предположение, но оно было столь ужасным, что она сразу же отогнала эти мысли прочь. «Должно быть, маму положили в другую палату, — сказала она себе. — Сейчас они отведут меня к ней и папе. И все будет хорошо».

— Когда придёт моя мама? — девочка строго посмотрела на врача. — Говорите!

— Она не придёт, Пенни, — проговорил врач, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Хорошо, тогда отведите меня к ней, если она не может, — голос девочки стал ещё жёстче. — И где мой папа? Когда он придёт?

— Он тоже не придёт….

— Где мои родители? ОТВЕЧАЙТЕ! — девочка что есть силы сжала руку врача.

— Пенни… их больше нет.

— Как это нет? — девочка удивлённо отошла на шаг назад. — А где они?

Тётя приглушенно начала рыдать. Девочка заметила это. Она сделала ещё шаг назад.

— Почему ты плачешь? Все же живы, все хорошо! — девочка попыталась улыбнуться. Её тётя вдруг упала в кресло, качая головой. Девочка вновь повернулась к врачу. Один глаз её начал нервно дёргаться, нижняя губа затряслась.

— Где мои родители?! — закричала она. — Почему их нет?!

— Пенни, твои мама и папа погибли. Их больше нет. Прости меня.

Девочка отошла к стенке, не сводя глаз с врача.

— Вы лжете, — от ярости у неё на глазах навернулись слезы. — Это все неправда. Это неправда! НЕПРАВДА! — закричала она со всей мощью своего детского голоса. — ОНИ ЖИВЫ! Моя мама не могла умереть! Мой папа не мог умереть! Они живы, слышите?! Я хочу к ним! ОТВЕДИТЕ МЕНЯ К МОИМ РОДИТЕЛЯМ!

Девочка, крича это, быстрым шагом пошла к выходу, не видя, впрочем, куда она идёт: перед глазами у неё стояли слезы.

Врач кинулся за ней, пытаясь остановить её. Девочка начала кричать ещё громче: «МАМА! ПОЖАЛУЙСТА! ОТВЕДИТЕ МЕНЯ К НЕЙ! МА-А-МА!» Она почувствовала, как ей ввели под кожу шприц. Пытаясь бороться с действием лекарства, девочка все ещё продолжала кричать, но с каждой секундой все тише и тише. Ноги у неё подкосились, и она сползла на пол, где её подхватил врач. «Я хочу к маме», — прошептала девочка, плача. Но перед глазами у неё уже вновь встал знакомый туман…

3

— …в тот день моя жизнь остановилась, Майкл, — подытожила свой рассказ Пенелопа. По её щекам текли реки слез, но она, будто бы издеваясь и над собой, и над своим собеседником, не думала заканчивать. Видимо, она давно никому не выговаривалась. Майкл вдруг обнаружил, что сидит, приобняв Пенелопу, а она, сложив голову ему на плечо, говорила куда-то в пустоту, словно самой себе. — Эта авария перечеркнула все: моё прошлое, моё настоящее и, судя по всему, моё будущее. Хотя мне было всего восемь лет! Иногда мне кажется, что лучше б меня не вытаскивали из-под этой чёртовой машины, — она всхлипнула, Майкл прижал её к себе ещё сильнее. — Я очень хочу к маме…

Я тебя прошу, прекрати, прекрати! Я не могу больше слушать это! Я мужик, который готов вот-вот расплакаться!

У Майкла было дикое желание заткнуть уши. У него в голове звучали крики девочки, зовущей свою мать. Он словно видел эту картину собственными глазами, и ему в какой-то момент стало дурно. Майкл боялся, что его сердце просто не выдержит такого напряжения.

Пенелопа — удивительный человек, Майкл понял в этом ещё в первый день знакомства (стоит только вспомнить, какое воздействие на него оказали её глаза). Но сейчас он окончательно убедился в правильности одного своего предположения: Пенелопа действительно может ощущать чувства других людей и управлять ими. Потому что ту боль, которую испытывает она, теперь испытывает и он. Она будто бы передала все то, что у неё накопилось внутри, ему. На какой-то миг Майкл вдруг увидел аварию глазами той девочки, глазами Пенелопы, и едва сам не взвыл. Он понятия не имел, откуда в Пенелопе эти способности, ровно как не мог понять, как он может ощущать её присутствие (а он его ощущал, он в этом не сомневался), но ясно одно: все то, что произошло и происходит, — не случайность. А что же это тогда? Это ещё предстояло узнать…

— Молли же тебе как мать, разве нет? — тихо спросил он. — Она тебя очень любит.

— Я не говорила о ней ничего плохого… Но… — Пенелопа шумно высморкалась в носовой платок. — Всё же это не моя мама. Маму мне никто не заменит… — у неё снова затряслась нижняя губа. Успокоительное действовало, но пока что не до конца, поэтому Пенелопа не могла сдержать слез. Майкл понял, что ему срочно нужно что-то делать.

— Слушай, а я вдруг вспомнил. Ты же машину водишь, верно? — попытался он её слегка отвлечь. — Как же ты ездишь в грозу?

Пенелопа, к его огромному удивлению, рассмеялась.

— Ты знаешь, это очень странно, но я ни разу не попадала в грозу будучи в машине. Ни разу за все десять лет. Обычно в это время я нахожусь в помещении. А если вдруг на улице, то моментально нахожу, куда зайти. Мне просто катастрофически везёт. Бывают же на свете чудеса!

Майкл заметил, что у Пенелопы достаточно резко меняется настроение, что тоже его насторожило.

Не женщина, а сплошная загадка, ей богу. Понять бы, что это все значит…

Одно Майкл знал наверняка: Пенелопа даже не догадывалась, какое воздействие оказывает на окружающих. Она ощущала себя самой что ни на есть обычной девушкой. Она однажды пожаловалась ему, что ей не нравится в себе практически все. Майкл ахнул, когда она сказала, что она задумалась о том, чтобы купить линзы, потому что всегда мечтала о карих глазах. «Это странно, — сказала она, хихикнув. — Но меня напрягает цвет моих глаз. На него все таращатся как не знаю, кто… А карие глаза такие красивые… естественные что ли».

На твои глаза таращатся, потому что с их помощью ты оказываешь воздействие на людей.

Майкл не хотел думать об этом, но ему постоянно в голову приходила одна и та же мысль: Пенелопа — человек, но глаза у неё не человеческие. Иной раз ему хотелось пошутить, что этот гребаный клоун восемнадцать лет назад, видимо, все же поимел какую-то женщину (да простит Майкла мама Пенелопы за такие слова), а родившийся девочке повезло, и она от него унаследовала только глаза. И то её глаза хотя бы красивые.

Майкл долго думал, сказать ли Пенелопе о том, что она ни в коем случае обыкновенной девушкой не является. Но что-то подсказало ему (вернее, кто-то в его голове произнёс: «Ещё не время», что заставило его слегка вздрогнуть, но потом он убедил себя в том, что это был голос или его разума, или его совести), что делать этого пока что не следует. Пенелопа и так напугана этим чёртовым городом. И гроза эта ещё как нельзя вовремя… Такое впечатление, что эта гроза появилась специально. Дерри чувствует ваши страхи. И воплощает эти страхи в жизнь. В Дерри нельзя бояться. Никогда.

4

Но, к сожалению, это не единственное, с чем пришлось столкнуться Пенелопе. И, к сожалению, это испортило жизнь горожанам намного сильнее, чем ужасная погода. По правде говоря, жителям Дерри не привыкать к подобным капризам природы, они уже способны терпеть многое. За все время существования города каких только катаклизмов не случалось. Взять, например, наводнение в 1974 году, засушливое лето 1958 года или холодную зиму 1931 года. «Подумаешь, погода, — ворчали старики. — Что, боитесь себе яйца отморозить? Да и хорошо, если отморозите: идиотам лучше не размножаться. А умные наплюют на эту чёртову погоду и пойдут по своим делам дальше». Нет, температурой воздуха и осадками или их отсутствием людей уже не удивишь… В Дерри есть вещи и пострашнее.

Двадцатое октября 1984 года. Майкл ждал этой даты всегда с содроганием. В этот день он брал в библиотеке книги, написанные известным писателем Биллом Денбро, садился и начинал читать, подолгу глядя на каждую строчку. Он вспоминал дни, когда Билл Денбро был Заикой Биллом, который принял его, Майкла, мальчика-ниггера, в их компанию, который для него всегда был вождём, бесстрашно идущим вперёд, с которым всегда можно было отправиться на поиски приключений, на охоту или на войну, не боясь за свою жизнь… Он вспоминал свое детство. Майкл старался не думать о лете 1958 года, потому что оно наполнено слишком кошмарными воспоминаниями, но оно запомнилось ему и хорошими моментами, и именно эти моменты у него и всплывали в голове каждый раз, как он пролистывал книги Билла. Двадцатое октября — эта дата для Билла Денбро на всю жизнь помечена чёрным, хоть он её и не вспоминает, как полагал Майкл. Именно в этот день ровно двадцать семь лет назад Билл лишился своего младшего брата. Майкл не хотел думать об этом, но каждый год эта дата не давала ему покоя. Джорджи было всего шесть лет… И он погиб страшной смертью. Он был найден у водостока по Уитчем-стрит Дэйвом Гарденером, который услышал его крик. Гарденер схватился за дождевик на спине мальчика, вытащил его на мостовую… и начал кричать сам, когда тело Джорджа повернулась у него в руках. Левая сторона дождевика стала ярко-красной. Кровь лилась в водосток из рваной дыры в том месте, где была левая рука мальчика. Круглая головке плечевой кости, отвратительно яркая, торчала из порванной материи. Ни полиция, ни врачи не смогли установить точную причину его гибели. Звучит странно, не правда ли? Никто так и не узнал, кто убил ребенка таким жестоким образом. Никто, кроме Майкла.

Господи, скажи мне, что эта тварь сдохла. Во имя всех, кто был убит этим монстром.

— Я люблю этого писателя, — послышался сзади голос Пенелопы. Майкл не шелохнулся. Он заранее знал, что она подошла к нему. Вернее сказать, он почувствовал это. За тот месяц, что они знакомы, Майкл уже привык к тому, что сердце у него начинает биться быстрее с приближением Пенелопы, что бы это ни значило. — Читала у него недавно «Черную стремину». Гениально, я бы сказала.

— Да… а мы ведь и не знали, каким он станет великим писателем, — проговорил Майкл, не отрывая глаз от книги.

— Ты скучаешь по Биллу, не так ли?

И снова Пенелопа безошибочно определила душевное состояние своего собеседника. Майкла это действительно пугало. Он ведь даже не сказал ей, что дружил с Биллом в детстве.

А что если она научится мысли читать? Мне тогда придется следить не только за тем, что я говорю, но и за тем, о чем думаю. Б-р-р…

— Я скучаю по тому времени, когда был беззаботным мальчишкой, — невесело усмехнулся Майкл. — Мое детство нельзя назвать веселым, но я бы с удовольствием вернулся хотя б на один день.

— Какие у вас были игры с Биллом? — Пенелопа села рядом.

Играли в игру «Убей Пеннивайза или сдохни сам». Очень увлекательная. Рекомендую.

— Типичные мальчишеские, — улыбнулся Майкл. — Ну, ты знаешь… Войнушка, стрелялки, петарды…

— А девочки у вас были?

— Была. Одна. Беверли… — Майкл на мгновение закрыл глаза. Образ рыжеволосой девочки ярко встал перед ним. Он до сих пор помнил до мельчайших подробностей, как она выглядела: ее улыбку, ее глаза, ее волосы, ее начавшие наливаться груди, ее ноги… Дальше он вспоминать не стал, потому что покраснел. Пенелопа хихикнула.

— Ох уж эти подростковые гормоны, не правда ли? — ухмыльнулась она.

А затем Пенелопа вдруг резко прекратила смеяться. Она медленно поднялась со своего места и подошла к окну. На улице была удивительно прекрасная погода для столь ужасного месяца: светило солнце, по небу проплывали яркие облака. Лицо Пенелопы потеряло свои краски, оно стало цвета белоснежной стены, к которой она прислонилась, лишь ее глаза выглядели странным неестественно ярким пятном. Пенелопа напряженно всматривалась в деревья, затем ее взгляд перешел на дома, а после — на проезжую часть. Она положила руки на грудь. Видимо, ей было трудно дышать. Пенелопа смотрела в окно несколько минут, по ее телу пробежала дрожь. Майкл, не на шутку испугавшийся, хотел побежать за водой, но Пенелопа так же неожиданно отошла от окна и села на свое место и улыбнулась.

— Ты… В порядке? — неуверенно спросил Майкл.

— Да. Просто как-то резко стало тяжело дышать. И чувство было такое, словно меня что-то испугало. Сердце так застучало… Это нормально. Врачи называют это «паническими атаками», — сказала Пенелопа, пожав плечами. — Может, мне уйти в психиатрию, пока не поздно? — хохотнула она. — А что? Или я буду лечить, или меня. Очень удобно.

Майкл улыбнулся ей, но на душе у него скребли кошки. Да и Пенелопа явно не до конца верила своим словам. Они оба не понимали, что произошло, однако у Майкла было ощущение, что это не сулит ничего хорошего. Однако он постарался взять себя в руки. Пенелопа не должна знать, что может случиться в этом чертовом городе. Лучше оставить ее с мыслями о том, что у нее случилась паническая атака. Кто знает, вдруг Пенелопа оказалась права и это всего лишь ложная тревога?

Чем меньше ей известно, тем целее будет.

Остаток дня об этом инциденте не вспоминали. Майкл, желая отвлечь Пенелопу от размышлений, попросил ее помочь ему с документацией. Это скучная работа, но, к сожалению, делать ее необходимо, потому что иначе администрация города три шкуры спустит с библиотеки. Майкл иногда шутил про себя, что администрация способна мучить людей не хуже Пеннивайза, а в отдельных случаях ему бы стоило поучиться у профессионалов, сидящих в своих кабинетах и создающих видимость того, что им не наплевать на жителей Дерри. Кэрол Деннер время от времени приносила новые бумаги на подпись или чашку горячего кофе. В эти моменты Майкл старался не смотреть ей в глаза, потому что Пенелопа непременно начинала фыркать, а он — краснеть и ненавидеть себя. Пенелопа, разумеется, с первой встречи поняла (вернее, почувствовала), что Кэрол ему нравится, она любила пошутить на эту тему. Вот и сейчас, когда симпатичная библиотекарша начала приближаться, Пенелопа шепнула: «Гляди, твоя ненаглядная летит к нам на крыльях любви. Как бы не сбила таким ветром. Слушай, Ромео, пригласи уже свою Джульетту на свидание. Тошно смотреть». Майкл улыбался и качал головой. Он знал, что ему в который раз придется спустя некоторое время потерпеть неудачу. А терять Кэрол совсем не хотелось. Уж лучше наблюдать за ней издалека.

Однако вечером Майкл заметил, что что-то не так с посетителями. Все они приходили, о чем-то перешептываясь и явно что-то обсуждая, при этом лица у них были крайне обеспокоенные. Краем уха Майкл услышал: «…да-да, ее нашли на Нейболт-стрит, возле двадцать девятого дома. Вся в крови, с множеством переломов… бедная девочка…»

Нейболт-стрит 29. Господи. Только не это.

Майклу очень хорошо был знаком этот дом. Он никогда не забудет, как двадцать пятого июля 1958 года зашел туда вместе с твоими друзьями. И как еле вышел живой. Майкл помнил, что он там увидел. И как это пыталось убить их всех. При упоминании этого дома по его телу пробежали мурашки. Погода — ничто по сравнению с тем, что обитало в этом доме. И это что-то точно испортит жизнь всему городу. Точнее сказать, заберет эту жизнь. У Майкла быстро забилось сердце. Это отразилось на его лице, потому что Пенелопа тотчас же спросила, что случилось. Он не успел ей ответить, как к ним подошла Кэрол Деннер. Майкл хотел было подать ей знак, чтобы она молчала и ничего не говорила, потому что догадывался, что она сейчас скажет, а Пенелопе лучше до поры до времени не знать о произошедшем, но Кэрол уже произнесла:

— Вы не слышали? Погибла пятилетняя девочка. Мэгги Альбрехт. Об этом сейчас все судачат.

Майкл простонал. Он уже слышал это имя и не один раз. Более того, он знал эту девочку. Их познакомила Пенелопа. Он резко повернулся к ней. Пенелопа минуту поглядела на Кэрол, после чего выронила листы с документами, которые держала в руках.

1

Счастливая маленькая девочка, громко хохоча, бежала по улице вместе со своими друзьями. Сегодняшний день был полон радостей: погода наконец-то улучшилась, так что можно было поиграть в догонялки или в мяч, в школу не нужно было идти, так как был выходной (девочка еще не успела возненавидеть школу так, как другие ученики, она только-только узнала, что это такое, но вставать рано она не любила), мама подарила ей красивый маленький резиновый мячик желтого цвета, такой, который можно было пинать и не бояться испортить новые туфельки, и уже несколько недель подряд ее не пугал монстр под кроватью. Эту девочку звали Мэгги Альбрехт, и она совершенно не догадывалась, что вечером она не будет смотреть любимые мультфильмы по телевизору и есть пиццу, что она не будет рисовать перед сном и что мама не будет читать ей сказку на ночь. Потому что вечер для Мэгги не настанет никогда. Ей было пять лет и, к сожалению, ей не было суждено прожить дольше.

У Мэгги Альбрехт было все, что можно было пожелать: любящие родители, веселые подруги, добрые преподаватели, которые считали ее настоящим ангелочком и, конечно же, огромное количество игрушек и книжек. Жизнь ей омрачало лишь странное существо у нее под кроватью, пытавшееся с ней заговорить почти каждый раз, как она ложилась спать. Мэгги всегда видела лишь его желтые светящиеся в темноте глаза, однако пару раз она замечала руку в белой перчатке, пытавшейся ухватить ее за ногу, когда она ложилась спать, а один раз даже смогла разглядеть, что у того монстра ярко-рыжие волосы. И, самое главное, она постоянно слышала его голос. Мэгги иной раз отказывалась спать в своей комнате, потому что он пугал ее. Мама у нее была замечательной женщиной, но она почему-то не хотела верить в подкроватного монстра, говорила, что это все детские выдумки и что Мэгги необходимо взрослеть. Папа, проявивший чуть больше интереса к этой проблеме, пару раз заглянул под кровать и, сказав, что ничего не увидел, уходил. «Как же ты не видишь, папочка? Вон же его глаза!» — кричала Мэгги и показывала в темное пространство, где светились ярко-желтые глаза и весело подмигивали ей. Папа смеялся и отвечал: «Хорошо, давай так, я сделаю вид, что тебе поверил, а ты перестанешь доставать нас с мамой этим монстром, идет?» Мэгги обиженно убегала прочь. Но однажды в ее маленькую головку прокралась мысль о том, что, быть может, взрослые не могут видеть это существо. Это не на шутку испугало Мэгги, потому что она чувствовала, что этот монстр когда-нибудь утащит ее и съест. Внешне он казался дружелюбным, даже назвал свое имя — Пеннивайз, но в его голосе слышалась злоба и жажда крови. И вот, в один прекрасный день Мэгги, игравшая в парке в мяч под присмотром матери и параллельно думающая о своей проблеме, столкнулась с удивительной девушкой. Вначале глаза этой девушки ее напугали, Мэгги на миг показалось, что это тот самый Пеннивайз, следящий за каждым ее движением и для этой цели поменявший обличие (а то, что он способен так сделать, Мэгги не сомневалась) но затем она присмотрелась и почувствовала небывалое облегчение. Глаза девушки были невероятно красивого цвета: изумрудные, Мэгги на секунду застыла, завороженно смотря в них. Внезапно Мэгги почувствовала, что эта девушка сможет ей помочь. И вправду: Пенелопа (так звали ее новую знакомую) подсказала ей, чтобы она поставила ночник возле кровати, и после этого Пеннивайз перестал пугать ее по ночам. Мэгги была уверена на сто процентов, что дело было не только в том, что монстр боится света, но и в том, что Пенелопа как-то косвенно на него повлияла.

Пенелопа стала для Мэгги кем-то вроде кумира. К счастью, Дерри — городок небольшой, а потому Мэгги часто видела ее по выходным. Вместе они играли в мяч или в куклы, иногда к ним присоединялся библиотекарь Майкл, которого Мэгги тоже полюбила, пусть не так, как Пенелопу. Мэгги все пыталась понять, кто такая Пенелопа, но у нее это не получалось. Мэгги почему-то решила, что Пенелопа — не человек, но и не то чудовище, которое обитало под кроватью. Кто же тогда это? Может быть, добрая фея? Да, именно, это фея, это волшебница, которая уничтожила злого монстра и спасла Мэгги! Другого объяснения насчет того, почему Пеннивайз вдруг отступил, у Мэгги не было. В конце концов, Мэгги была всего лишь маленькой девочкой и мыслила так, как мыслят все дети в ее возрасте. И ведь Пенелопа в самом деле не была похожа на обычного человека: глаза странного цвета, взгляд, буквально пронзающий насквозь, удивительное умение ощущать чувства своего собеседника и доброта и отзывчивость (Мэгги знала, что эти качества даны далеко не всем представителям человечества, это она почерпнула из книг). Нет, это определенно фея!

Сегодня Мэгги во второй раз вышла на улицу после долгой болезни: целую неделю ей пришлось сидеть дома, потому что из-за этой ужасной погоды она простудилась. Вчера, когда мама впервые позволила ей недолго погулять, она встретила Пенелопу, они вместе поиграли с ее новым мячиком, и Мэгги хотела было подарить ей один из ее рисунков, но не успела — ее уже уводили домой. Мэгги надеялась, что, быть может, на этот раз ей повезет, и она снова повидает свою любимую добрую фею, но пока что в парке она не замечала знакомого силуэта. Зато она встретила подруг, это значительно подняло ей настроение, и они все вместе начали играть в футбол. Мэгги радовал еще тот факт, что мама на этот раз с ней гулять не пошла, а это означало, что можно пару раз ругнуться на своих друзей и можно быстро бегать (мама всегда говорила ей, что она должна быть аккуратна с платьем и туфлями, поэтому сильно гоняться за мячом ей было не позволено). К сожалению, именно этот факт и стал причиной ее страшной гибели. «Глядите, неудачники, как нужно бить!» — крикнула Мэгги и изо всех сил пнула по мячу. Он взлетел высоко-высоко в небо и приземлился на противоположную сторону парка. «Ого, не хило!» — воскликнула одна из ее подруг. «Учитесь, пока я жива!» Мэгги, высунув язык, хохоча, побежала за мячом. Как только Мэгги начала приближаться к нему, вдруг из-за кустов появилась бродячая собака и, с лаем кинувшись на мяч, она схватила его зубами и побежала по улице. «Эй! Нет, стой! — ахнула Мэгги и помчалась за собакой. — Отдай, это мое!» Подруги попытались поспеть за ней, но Мэгги бегала гораздо быстрее, чем они, поэтому они тут же отстали. «Мэгги, вернись! Ве-е-рни-и-сь!» Однако Мэгги их уже не слышала. Будь в парке ее мама, она б остановила ее и повела домой, но сейчас ее не было рядом. Мэгги бежала за собакой по странно тихой улице — обычно в это время люди прогуливаются туда-сюда, тем более, что погода сегодня была на редкость хорошая, но сейчас почти никого не было — и кричала ей: «Отдай мой мячик! Моя мама убьет меня!» Собака лишь прибавляла скорость.

Мэгги раньше никогда не заходила так далеко от дома. Нейболт-стрит находилась на самой окраине города, именно сюда ее и привела погоня за собакой. Мама всегда говорила, что нельзя гулять одной в незнакомых местах. Мэгги стало не по себе. Ей очень захотелось вернуться обратно, но она не сбавляла свой шаг: она видела перед собой лишь ту ужасную собаку, забравшую ее мячик, который необходимо вернуть любой ценой. Мэгги знала, что если мама услышит о потере, то накажет и запретит выходить на улицу на пару дней. Мэгги чуть ли не заплакала, когда подумала об этом. Собака вдруг свернула, Мэгги посмотрела, куда она побежала и резко затормозила. Дом двадцать-девять по Нейболт-стрит когда-то был аккуратным красным коттеджем «Кейп-код». Но теперь красная краска выцвела до бледно-розовой и облупилась, образуя отвратительные проплешины, которые выглядели, как язвы. Окна глядели пустыми глазницами, забитыми досками. Большинство кровельных плиток слетело. Слева от дома высокий дощатый забор, некогда сверкавший белизной, а теперь мутно-серый, под цвет низкого неба, пьяно кренился над густым кустарником. На улице не было ни души. Мэгги сглотнула. Ей совсем не хотелось идти к этому дому, он внушал ей опасения. Собака с мячом в зубах проползла под крыльцом и была такова. Мэгги в нерешительности осталась у калитки. «Мама меня убьет… — по ее щекам потекли слезы. — Я не хочу туда идти, мне страшно. Но мне нельзя возвращаться без мяча… Что делать?»

Внезапно из двери дома высунулась рука в белой перчатке и помахала Мэгги. Мэгги ахнула. Она узнала эту руку. Сердце бешено застучало, Мэгги попятилась назад. Она была готова вот-вот дать деру, ей было очень страшно. Дверь распахнулась. Но на пороге не стояло чудовище, как того ожидала Мэгги, нет, на пороге стоял…клоун. У клоуна были ярко-оранжевые волосы, торчащие в разные стороны, лишь на большом лбу у него было нечто вроде лысины, лицо было загримировано в белый цвет, губы и нос были выкрашены в красный цвет, причем от губ к глазам шли красные полосы, напоминающие слезы. Глаза были узнаваемо желтого цвета. Клоун был одет в белоснежный шелковый костюм, который украшали оранжевые пуговицы-помпоны. Такие же помпоны были и на причудливых ботинках.

— Привет, Мэгги, — поздоровался он. — Красивый мячик, — он весело подкинул мяч Мэгги вверх. — Хочешь вернуть его?

— Да, отдайте, пожалуйста, — проговорила Мэгги.

— Я вижу, ты славная девочка, Мэгги, наверное, у тебя много друзей? — улыбнулся клоун. Хоть улыбка его была и приветливой, но у Мэгги от нее волосы поднялись дыбом.

— Трое. Не считая одноклассников, — Мэгги попыталась улыбнуться в ответ.

— Хочешь шарик, Мэгги? У меня их много. Красные, желтые, зеленые…

— Мне мама запрещает брать что-либо у незнакомцев.

— О, так ведь мы не незнакомцы, — хохотнул клоун. От этого смеха у Мэгги все похолодело внутри. — Помнишь меня? Я Пеннивайз, Танцующий клоун. Я некоторое время жил у тебя в комнате.

— Почему ты был у меня под кроватью?

— О… Это долгая история, — мечтательно закатил глаза Пеннивайз. — Ты же любишь историю про волшебную страну Нарнию, не так ли? В книге был вход в шкафу, ведь так? А у тебя под кроватью был вход в мой цирк. Я звал тебя туда, помнишь? Ты же чувствовала запах жареных орешков, мармелада, сахарной ваты и попкорна, верно? Но ты не пошла. Это меня обидело, и я решил уйти.

— Ты ушел, когда я поставила ночник возле кровати.

— Он слепил меня! — пожаловался Пеннивайз. Он состроил грустное выражение лица. — Это было ужасно! Мне показалось, что мне в глаза светит солнце, таким ярким был этот ночник!

Мэгги усмехнулась про себя. Ночник сам по себе довольно тусклый, здесь явно было дело в Пенелопе.

— А нечего было пугать меня! — Мэгги показала язык. — Будешь знать! Если надо будет, Пенелопа и не так еще тебя отделает!

— Пенелопа? — глаза клоуна округлились. На его лице отобразилось крайнее недоумение. — Кто такая Пенелопа?

— Моя подруга. И она волшебница. Стоит ей сказать хоть слово, и от тебя мокрого места не останется! — топнула Мэгги ножкой, гордо вздернув нос. — Это она сказала мне про ночник!

Пеннивайз явно был очень удивлен ее словами. На одну секунду в его глазах мелькнуло нечто напоминающее страх.

— А как давно ты с ней дружишь? — спросил он. Лицо его выражало крайнюю заинтересованность.

— Она недавно переехала в Дерри. Да и какая разница? Ты ведь боишься ее, — хмыкнула Мэгги.

К ее изумлению, клоун захохотал.

— Как можно бояться того, кого не знаешь? Другое дело, когда ты знаком со своим страхом. Не правда ли, Мэгги? — на его лице появилась широкая ухмылка. Мэгги перестала улыбаться. Она почувствовала, как ужас стынет в ее жилах.

— Мне… Мне, наверное, пора домой, — проговорила она нерешительно.

— А мячик не заберешь? — Пеннивайз показал ее мяч. — Иначе мама тебя убьет. Вот, держи, — он ухмыльнулся еще шире и протянул его Мэгги.

Мэгги некоторое время смотрела то на Пеннивайза, то на свой мяч. Больше всего на свете ей сейчас хотелось быть дома возле камина, кушать пиццу и смотреть мультфильмы. Или читать книгу. Про ту же Нарнию. Иначе говоря, делать что угодно, но не стоять здесь, перед этим страшным домом, и разговаривать с этим клоуном, от которого в жилах стынет кровь. Мэгги думала было повернуться и со всех ног побежать прочь, но какая-то сила удерживала ее, она смотрела Пеннивайзу в глаза и не двигалась. Клоун подмигнул ей, подкинул мяч вверх и снова протянул ей, будто специально дразня. Мэгги нерешительно сделала шаг вперед. Пеннивайз продолжал улыбаться. «Бери, — прошептал он. — Или он не так уж сильно тебе нужен? Ты только свистни. Я отдам его своему псу, он ему пришелся по душе». Мэгги не могла позволить, чтобы ее мяч был отдан какой-то бродячей собаке. У нее в слюне наверняка тысячи микробов! Что такое эти «микробы», Мэгги себе представляла смутно, но мама всегда говорила ей, что микробы есть на всех грязных поверхностях и именно микробы вызывают всякие страшные болезни. Мэгги протянула руку к мячу, Пеннивайз, чья ухмылка стала какой-то зловещей, медленно начал отходить в дом, продолжая держать мячик перед лицом Мэгги. Мэгги инстинктивно почувствовала, что ей не следует идти за ним, но ее по-прежнему удерживала какая-то сила. У Мэгги в голове внезапно мелькнула мысль о том, что Пеннивайз может гипнотизировать людей. Мэгги шла за ним, одновременно пытаясь заставить себя развернуться и бежать со всех ног прочь. Но ее нога уже оказалась на пороге дома. Еще миг, и она вошла в парадную. И в ту же секунду дверь за ней захлопнулась.

Мэгги, услышав это, ахнула и кинулась открывать ее, но она не поддавалась. Позади вдруг послышался странный шорох. Мэгги развернулась и вдруг увидела перед собой нечто с горящими глазами, острыми как бритва зубами, протягивающее к ней когтистые лапы и рычащее. Именно так она всегда и представляла монстра, который живет у нее под кроватью. Мэгги закричала что есть силы и побежала прочь от него. Внутри дома было темно хоть глаза выколи, но она вдруг заметила, что может выпрыгнуть в окно, если вскарабкается на него. Выбора у нее особо не было, она слышала рычание монстра у себя за спиной. «Пенелопа, помоги мне, прошу тебя», — проскочило у Мэгги в голове. Она отчаянно верила, что ее подруга придет и спасет ее. Но рассчитывать на это у нее не было времени: Пенелопа вряд ли сможет прочесть ее мысли, а если каким-то невероятным образом она и сделает это, то вряд ли успеет добраться до Нейболт-стрит. Мэгги, крича и плача одновременно, подбежала к разбитому окну и, к своему облегчению, заметила гору досок под ним. Она начала лезть наверх. Рычание монстра становилось все ближе и ближе. Доски под Мэгги внезапно обвалились, но она успела ухватиться за подоконник. Приложив невероятные усилия для столь маленькой девочки, она смогла вскарабкаться. «Пенелопа, где же ты? — думала Мэгги. — Мне очень нужна твоя помощь! Помоги мне, прошу! Он же убьет меня!» Мэгги было страшно прыгать вниз, но еще страшнее было оставаться в этом доме. У нее не было выбора.

Как только Мэгги хотела спрыгнуть, она почувствовала, как чьи-то челюсти сомкнулись у нее на лодыжке. Тело ее пронзила резкая нестерпимая боль. Мэгги закричала. Она чувствовала, как кровь из ран льется во все стороны. Затем Мэгги услышала хруст, и в эту же секунду она свалилась из окна на землю. Из ноги, вернее, из того, что от нее осталось, фонтаном хлестала кровь. Мэгги уже не могла кричать, она посадила себе голос. Но она продолжала ползком добираться до дороги. Она надеялась, что ее увидит приближающаяся машина и спасет. Однако на улице не было ни души. Никто не слышал ее криков. Никто не придет к ней на помощь. Мэгги ползла по траве, оставляя кровавые следы. Сил у нее уже почти не оставалось. Сознание начинало уплывать. Папа когда-то рассказывал ей о людях, которые лишились конечностей, он говорил, что они могут погибнуть от потери крови. Мэгги очень боялась, что ее ждет такая же участь. «Пенелопа, — кричала она у себя в голове. — Помоги! Ты можешь, я знаю!» Внезапно чья-то рука схватила ее за вторую ногу и потащила назад. Мэгги пыталась брыкаться, но безуспешно. Ее перевернули на спину, и перед ней снова возникло лицо клоуна, исказившееся в жуткой гримасе. По губам его стекала кровь. Ее кровь.

— Ты не оценила моего гостеприимства, а, Мэгги? — проворковал Пеннивайз. — Нехорошо, очень нехорошо. Мамочка тебя не научила, что так себя вести нельзя?

Мэгги собрала остаток сил, чтобы с вызовом посмотреть ему в лицо.

— Тебе недолго осталось править балом, — прорычала она. Мэгги не понимала, что она говорит, она не знала, откуда у нее взялись эти слова в голове, но что-то подсказывало ей, что она все делает все верно. Или кто-то подсказал ей. — Твое время на исходе. Она здесь. Она в городе. Она пришла, чтобы уничтожить тебя. Пенелопа. В ней твоя смерть.

Мэгги видела, как преобразилось лицо Пеннивайза от этих слов. Но перед глазами ее уже вставал туман…

Часом позже тело Мэгги Альбрехт будет найдено на дороге.

2

— Это… это неправда, — медленно проговорила Пенелопа. — Нет, этого не… не может быть, нет…

Она сползла на пол, закрывая лицо руками. Пенелопа узнала, что жизнь скоротечна, когда потеряла родителей. Но она не представляла, что судьба может настолько зло пошутить, что решит забрать маленькую пятилетнюю девочку. Самое страшное то, что еще буквально вчера Пенелопа играла с Мэгги. Мэгги перед прощанием обняла ее и сказала, что любит. Кто бы мог подумать, что на следующий день этот ангелочек и вправду окажется на небесах… Пенелопа достала из кармана платок, чтобы вытереть слезы, и потянулась за таблеткой успокоительного.

— Как это случилось? — тихо спросил Майкл.

— Говорят, ее сбила машина. Водителя, что сделал это, пытаются найти, — пожала плечами Кэрол. — Ее нашли на дороге. Говорят, вся в крови была. А еще страшно то, что у нее не было одной ноги. Все полагают, что ее переехал огромный грузовик, не иначе…

— Хватит! — вскричала Пенелопа, хватаясь руками за голову. — Я не могу это слышать!

Пенелопа подбежала к окну и распахнула его, чтобы подышать воздухом. У нее было странное чувство. Она вдруг вспомнила, что несколько часов назад у нее случилась так называемая «паническая атака». Пенелопа тогда не обратила на нее внимание, но сейчас ей в голову пришла неожиданная мысль.

А что если я каким-то образом ощутила момент смерти Мэгги? Этот чертов город… Мне не нравится, как он воздействует на меня.

— Надеюсь того, кто это сделал, найдут, — проговорил Майкл, бледный как смерть.

— Ты знаешь, кто это мог быть? — спросила Пенелопа, поворачиваясь к нему. Глаза ее свернули. Она инстинктивно чувствовала, что он знает.

— Я… — Майкл замялся. — Нет, не знаю.

— У тебя есть предположения? — Пенелопа подошла к нему и посмотрела в лицо. Она ощутила, как он содрогнулся.

— Никаких. Но я надеюсь, что мы вскоре узнаем, кто это сделал.

Пенелопа отошла от него на шаг.

Он лжет. Он смотрит мне в глаза и лжет. Он знает, что я и эта девочка были друзьями, и все равно лжет. Почему?

Пенелопа давно заметила, что Майкл что-то от нее скрывает. Она это нутром чувствовала. Она видела, как его что-то тревожит, как он иной раз пересматривает свои записи или с каким-то напряжением читает газеты, смотрит новости по телевизору или слушает радио. Майкл явно чего-то ожидает, но чего? Пенелопа пыталась расспросить его, но в ответ получала лишь: «У меня все в порядке, я просто устал». Пенелопа понимала и то, что ему прекрасно известно об ее подозрениях. Майкл каждый раз старался избегать ее взгляда. Пенелопа так же давно заметила, что его беспокоят ее глаза. И это ее раздражало. Люди почему-то всегда пялятся на Пенелопу и пытаются рассмотреть цвет ее глаз. Как-будто им нечем заняться. Она же не смотрит на них с вытянутым лицом, когда видит странные прически, одежду или дефекты внешности. Но, видимо, такова была ее судьба. Причем люди мало того, что подолгу пялятся на Пенелопу, так еще и явно начинают избегать ее взгляда, когда заговаривают с ней. Пенелопа не могла понять, в чем причина таких нелогичных поступков. И, видимо, никогда не поймет. Придется ей смириться с тем фактом, что все же у нее есть что-то необычное во внешности. «Блин, куплю себе цветные линзы и успокоюсь наконец-то», — ворчала Пенелопа про себя.

Сейчас ее должна была волновать только Мэгги. Мэгги… Этот белокурый ангелочек. Пенелопа отказывалась верить в то, что больше никогда не увидит улыбку этой девочки и не услышит ее звонкий голосок. Она вдруг начала корить себя за то, что не оказалась рядом в тот момент, когда Мэгги погибла. Это было глупо, но Пенелопа считала, что если б каким-то невероятным образом очутилась на той проклятой улице, то спасла б эту несчастную. Глаза Пенелопы залились слезами. Она почувствовала отголоски той боли, которую испытала, когда потеряла родителей. Хоть Мэгги и не была ей так дорога, как мать и отец, все равно Мэгги была частью ее жизни. Можно сказать, в Дерри Пенелопу удерживали лишь библиотека, Майкл и эта девочка, лишь они заставляли Пенелопу думать, что этот город не такой уж и дерьмовый. Но Дерри оказался еще более дерьмовым, чем она предполагала. В Дерри есть смерть.

Пенелопа внезапно вспомнила, как Мэгги говорила ей о подкроватном монстре и о том, что он исчез, стоило ей включить ночник. Пеннивайз… Это имя будто бы имело какую-то силу. Пенелопа знала, что подкроватных монстров не существует, однако имя «Пеннивайз» не давало ей покоя. Оно ее пугало. Она вдруг поняла, что какая-то частичка ее души знала, что с Мэгги может что-нибудь случиться. Пенелопа чувствовала, что Дерри — это не просто город (или клоака, как она его называла), он будто бы являлся живым существом, и это существо время от времени наводит свои порядки. Но что же такого сделала ему маленькая пятилетняя девочка? Что там говорят люди? Ее сбил грузовик?

Мне одной кажется, что здесь что-то не так?

Пенелопа еле выпросила у Молли разрешения остаться в городе еще на один день. Она хотела присутствовать на похоронах Мэгги Альбрехт. Молли говорила, что Пенелопе не место на столь ужасном мероприятии, что ей следует вернуться в Ороно, потому что там ее ждут одногруппники и учеба, это поможет ей отвлечься, но Пенелопа была неумолима. «Если я не провожу Мэгги в последний путь, это будет значить, что я предала ее», — сказала она. «Пенни, это всего лишь маленькая девочка…» «Всего лишь маленькая девочка?! Она была моей подругой!» «Ей было всего пять лет! А тебе восемнадцать!» «И что?! Дружбе, как и любви, все возрасты покорны. Молли, как ты не понимаешь?!» Молли действительно не понимала. Эта женщина так была погружена в дела «Кладес флэйвор», что едва ли замечала, с кем общается ее племянница. Молли знала лишь то, что если Пенелопа что-то решила, то ничто и никто в мире не сможет остановить ее. Поэтому двадцать второго октября 1984 года Пенелопа стояла вместе с Майклом и несколькими десятками горожан напротив церкви, где шло отпевание несчастной Мэгги Альбрехт. Жители Дерри были шокированы гибелью этой девочки, особенно когда увидели ее обезображенное тело. Полиция и врачи заключили, что смерть наступила от обильного кровотечения, вызванного потерей конечности. Так же были обнаружены множественные ушибы и переломы, которые были получены, вероятно, во время столкновения с грузовиком. То, что это грузовик, никому сомневаться не пришлось: иначе невозможно объяснить тот факт, что девочка лишилась ноги. Доктор Джон Уэббер, осматривавший тело Мэгги, не был до конца уверен, что именно грузовик оторвал ей ногу, поскольку характер раны был таков, что создавалось впечатление, будто эту ногу откусили. Однако если привлечь к следствию некую тварь, которая вначале напала на девочку, после чего бедная Мэгги попала под колеса, то дело станет совсем запутанным. Поэтому Джон Уэббер принял решение проигнорировать свои предположения. Шеф полиции Эндрю Рейдмахер, так же внимательно изучавший тело Мэгги и тоже обративший внимание на характер раны, принял такое же решение. «Городу не нужна лишняя паника, — сказал он. — Ни к чему беспокоить жителей беспочвенными страхами. И так достаточно того, что у нас водители сбивают насмерть маленьких девочек». Виновника аварии искать не пришлось: он сам заявился в полицию с чистосердечным признанием. Им оказался сорокалетний Стивен Аллен, работающий водителем грузовиков компании «Хаус репейрс», специализировавшейся на строительных инструментах для ремонта. Стивен являлся одним из жителей Дерри, которым просто чертовски не повезло в этой жизни. С самого рождения его преследовали одни неудачи. Родился он на два месяца раньше срока, врачи говорили, что младенец слишком хилый и не способен дышать самостоятельно, никто не верил, что он выживет. Когда ему исполнился год, его отец, играючи, подкинул его вверх и уронил. Стивен получил травму головы, которая стала причиной его небольшого слабоумия. «Глупенький Стивви», — так называли его соседи в округе. В три года мальчик выпал из окна второго этажа, когда пытался достать палкой осиное гнездо, в результате чего получил перелом позвоночника, который сросся не особо удачно, поэтому Стивен ходил, чуть сгорбившись. В восемь лет на Стивена напали местные хулиганы, отобрали у него новые пластинки с песнями Луи Армстронга и сломали ему нос. С тех пор нос у Стивена был кривой. Старшеклассники, те, что умели читать и невероятным образом дошли до романа «Собор Парижской богоматери», дали ему кличку «Квазимодо», хотя у Стивена почти ничего общего с этим героем не было. В двенадцать лет Стивена сбил мотоциклист и раздробил ему кости правой ноги, из-за чего Стивен слегка прихрамывал. В шестнадцать лет Стивен впервые в жизни напился, да так, что решил холодной зимней ночью прогуляться по реке Кендускиг, протекавшей в Дерри, и свалился под лед. Его вытащили, но он получил обморожение и воспаление легких и лежал в больнице несколько месяцев. Школу он закончил лишь в двадцать лет: его несколько раз оставляли на второй год ввиду особенностей его умственного развития. Преподаватели отзывались о нем, как о добром, но, увы, слабоумном мальчике, который с трудом научился читать и считать. После школы Стивен устроился работать официантом в небольшом кафе на окраине Дерри. Кафе это прогорело спустя год. Затем Стивен попытал счастья и пошел кассиром в продуктовый магазин «Чип энд фрэш». В магазине случился пожар через два года. После магазина Стивен работал уборщиком в Общественном центре Дерри, но в эти пять месяцев он почему-то слишком часто болел, а потому был уволен. Следующие десять лет Стивен кочевал из одного предприятия Дерри в другое, исполняя обязанности разнорабочего, пока не добрался до «Хаус репейрс». К тому времени он каким-то невероятным чудом получил права (никто из жителей до сих пор не имеет ни малейшего понятия, как этот слабоумный был способен водить машину, тем более грузовик) и был принят в штат в качестве водителя, коим и проработал до злополучного 1984 года. У Стивена не было ни жены, ни детей. Некоторые поговаривали, что он в свои сорок оставался до сих пор девственником. У него был лишь кот по кличке Мистер Клин, получивший это прозвище за то, что каждые пять минут он вылизывал свою шерсть, но Мистер Клин однажды не сильно удачно перешел дорогу и его сбил автомобиль, это произошло за полгода до рокового двадцатого октября. Стивен Аллен был известен в Дерри не только своим просто катастрофическим невезением, но и тем, что пил не просыхая. Правда, к бутылке он притрагивался лишь когда ему не нужно было идти на работу, грузовик он водил (во всяком случае, старался) лишь в трезвом состоянии. Начальство угрожало его уволить, но за семь лет так этого и не сделало. Видимо, махнуло рукой. Жители Дерри часто плюют на проблемы других. Двадцатого октября случилось нечто из ряда вон выходящее: Стивен напился прямо перед тем, как выйти на работу. По словам Стивена, он не помнил, что его сподвигнуло на этот поступок. «Я, короче, зашел в бар, чтобы опохмелиться (вчера что-то перебрал), сел за барную стойку, пропустил стаканчик пива, гляжу, а рядом сидит парень какой-то странный. В клоунском костюме. Ну, думаю, дела, до Хэллоуина еще далеко, репетирует что ли. Парень этот мне вроде как подмигнул и предложил выпить вдвоем. Больше ничегошеньки не помню». Полиция решила, что клоуна Стивен выдумал, или у него начались галлюцинации от чрезмерного употребления спиртного. Далее Стивен вспомнил, как пришел на работу (странно, что никто не заметил, что он еле на ногах держится), сел в грузовик и поехал. Следствие заключило, что смерть Мэгги Альбрехт наступила в промежутке между 14:00 и 15:00, Стивен же был за рулем с 12:00. То есть, около двух или трех часов он спокойно ездил по городу без каких-либо происшествий. По словам Стивена, он отвез заказы на улицы Чартер-стрит и Канзас-стрит, но после этого у него в голове туман, он помнит лишь то, как очнулся вечером в собственной кровати, и тогда по радио передавали, что тело пятилетней девочки было найдено на дороге возле Нейболт-стрит. «Я сразу почувствовал, что что-то не то, — сказал Стивен, всхлипнув. — Утром я проверил колеса грузовика и обнаружил на них кровь. И решил сразу же обратиться в полицию. Я правда не хотел, чтобы так вышло, я не собирался сбивать эту малышку!» — всхлипы превратились в рыдания. Позже Стивен Аллен будет признан виновным и отправлен в Шоушенскую тюрьму штата на семь лет.

Пенелопа, когда увидела тело Мэгги, едва не потеряла сознание. Мэгги по-прежнему выглядела ангелочком, который будто бы спал, однако на лице у нее румянца уже не было, на смену пришла ужасная бледность. Врачи промыли и зашили рану на месте оторванной конечности, чтобы она не выглядела так страшно, но каждый раз, как люди заглядывали в гроб, они охали. Пенелопа всеми фибрами своей души ненавидела Стивена Аллена. Она хотела растерзать его, как он растерзал колесами своего чертового грузовика несчастную Мэгги. Она пожелала ему самой лютой смерти, на которую может быть способна Вселенная (Стивен умрет в Шоушенской тюрьме после того, как его сокамерник, позже признанный невменяемым, откусит ему палец и изобьет до смерти, думая, что перед ним убийца его жены, которому он в свое время всадил топор в голову). Пенелопа медленно подошла к Мэгги, чувствуя, как ее тело сотрясает дрожь.

Если ты слышишь меня, то прости меня, пожалуйста, за то, что не оказалась рядом.

Пенелопа наклонилась, чтобы поцеловать Мэгги в лоб, и остановилась. Она ощутила странный запах. Этот запах исходил от маленького тельца девочки, но он явно не принадлежал ей. Пенелопа долго пыталась понять, что может так пахнуть, и неожиданно пришла к выводу, что это запах гнили и канализации. Канализации… Но ведь Мэгги не была в канализации, она погибла на дороге. Значит, этот запах оставил грузовик? Однако едва ли его колеса могли проехаться по сточным водам. Что же это такое? Пенелопа огляделась. У нее возникло ощущение, что этот запах чувствует лишь она.

Или я сумасшедшая, или у всех вокруг резко случился насморк.

Пенелопа в замешательстве стояла у гроба. Ей было тяжело дышать, запах был столь невыносим, что к горлу подступала тошнота. Люди, которые находились возле нее, явно ничего подобного не ощущали: многие подходили к Мэгги, наклонялись к ней, целовали в лоб и уходили. И никто ни разу не поморщился. Пенелопа содрогнулась. Ей и вправду начало казаться, что она сходит с ума. Она читала о различных видах галлюцинаций у людей. Эти галлюцинации могут возникать в моменты сильного эмоционального напряжения, когда мозг, по-видимому, пытается перезапуститься и сбросить это напряжение…или что-то вроде того. Наверное, у Пенелопы сейчас подобное состояние. Но эта вонь в одно мгновение стала такой нестерпимой, что Пенелопе пришлось зажать себе рот, чтобы содержимое желудка не выплеснулось наружу. Стараясь делать глубокие вдохи, она вдруг обратила внимание на то, что у Мэгги рука сильно сжалась в кулачок. Мэгги явно что-то держала. У Пенелопы возникло чувство, что это «что-то» предназначалось именно ей. Потому что никто из людей этого явно не заметил. А ведь тело Мэгги подвергли тщательному изучению… Это казалось полным абсурдом, бредом сумасшедшего, но Пенелопа, оглянувшись по сторонам, протянула руки к телу и, слегка поморщившись, разжала пальцы в кулачке. Она нащупала помпон оранжевого цвета.

Меня терзают смутные сомнения…мне начинает казаться, что история с грузовиком не до конца описывает причину гибели Мэгги.

Пенелопа отошла в сторонку и, убедившись, что на нее никто не смотрит, поднесла помпон к свету. Она внезапно ощутила тот же канализационный запах.

Что это вообще за помпон такой, откуда он здесь взялся? И почему, Господи Иисусе, от него так воняет?

Пенелопа хотела было показать свою находку Майклу, но на полпути она резко остановилась. Она прекрасно знала, что Майкл что-то скрывает от нее. Она на инстинктивном уровне чувствовала, что таким образом он пытается ее от чего-то уберечь. Но от чего? Дерри — город дерьмовый, с этим не поспоришь, однако если он и вправду опасен, то не лучше бы было знать об этой опасности? Предупрежден значит вооружен. Разве нет? Пенелопа внезапно ощутила приступ ярости. Если Майкл догадывается об истинной личности убийцы Мэгги и не говорит об этом, то он поступает просто по-свински. Пенелопа сжала помпон в руках.

Я тогда сама найду эту дрянь.

А еще у Пенелопы возникло ощущение того, что в этой истории каким-то образом замешан некий Пеннивайз… Который, возможно, является чем-то большим, чем просто подкроватным монстром.

3

Хэллоуин — долгожданный праздник для многих детей. В этот день юные сорванцы могут размалевать свои лица так, чтобы старики, случайно сталкивающиеся с ними на дороге, начинали креститься и хвататься за сердце, и совершенно беспрепятственно совершать маленькие шалости вроде битья посуды, скидывания пакетов с водой на головы незадачливых или поджигания петард под ногами, сваливая все свои проделки на «полтергейстов». Ну и, конечно, какой ребенок не будет рад горе сладостей? Все дети обходили каждый из жилых домов и кричали в окна: «КОШЕЛЕК ИЛИ ЖИЗНЬ!» Деньги обычно никто не получал, зато конфет им отсыпали добрую горсть, такую, что в течение всей следующей недели очередь к ведущему стоматологу, Роберту Торрэсу, стояла немаленькая. Подростки любили Хэллоуин просто за то, что можно было вырядиться «настоящим пугалом» и наслаждаться тем, что от тебя все шарахаются. Для некоторых девушек это была возможность надеть самые короткие юбочки, такие, чтобы из-под ткани проглядывали кружевные трусики, и сделать просто до безобразия яркий макияж. Мальчишки как раз их и называли «пугалами», потому что порой они выглядели страшнее, чем любой самый качественно сделанный костюм. А для многих взрослых это был лишний повод напиться. Все бары в Дерри в этот день продавали коктейли с достаточно интересными названиями, у кого на что хватило фантазии: «Сопли тролля», «Мохнатый пупок», «Пот оборотня», «Сок вампира». Большинство предпочитало заказывать лишь старую добрую Кровавую Мэри, потому что только для этого напитка был полностью известен состав. Ходили слухи, что в коктейли могут подмешать травки «для полного погружения в волшебство этой ночи». Видимо, поэтому в барах было необычайно много народу. А если среди горожан находились «убежденные трезвенники», то они могли пойти в парк и насладиться представлениями под открытым небом, съесть добрую порцию сахарной ваты или жареной кукурузы и покататься на аттракционах. Одним словом, Хэллоуин для Дерри был огромным долгожданным поводом для радости. После того печального события с Мэгги Альбрехт всем была необходима хорошая встряска.

Пожалуй, лишь один человек в Дерри был не рад этому празднику. Пенелопа Хэллоуин не любила. Можно даже сказать, что она его ненавидела. Потому что неизменно каждый год хотя бы пара человек наряжалась в то, чего она боялась больше всего на свете…

— Эй, ты в порядке? — будто бы из далека послышался голос Майкла.

— А? Что? — Пенелопа очнулась от своих мыслей.

— Я говорю, сладкой ваты не хочешь?

— Д-да… Была б не против.

Майкл настоял на то, чтобы она сходила с ним на праздник и поучаствовала во всеобщем веселье. Он хотел, чтобы она развеялась после истории с Мэгги, которая ощутимо потрепала ей нервы. Пенелопа надеялась, что останется в Ороно, но университет выделил им два выходных как раз на период Хэллоуина (за что Пенелопа любила своих преподавателей, так это за понимание: они поняли, что почти все их студенты воспринимают Хэллоуин как неплохой повод выпить и затусить в хорошей компании, что значило, что на следующий день едва ли кто дойдет на пары, поэтому было принято решение дать студентам два дня «для прихода в чувства»), и Молли попросила свою племянницу приехать к ней. Пенелопа очень хотела отказаться, но внезапно почувствовала, что просто обязана быть в Дерри в этот день. Пенелопу порой пугали собственные мысли относительно этого города, он имел на нее довольно-таки странное влияние. Сейчас, гуляя с Майклом по парку и глядя на веселящихся вовсю горожан, Пенелопа не ощущала ничего, кроме тревоги. Она оглядывалась по сторонам, ожидая увидеть кого-нибудь в этом дурацком костюме, который непременно вызовет у меня истерику.

— Улыбнись хотя б ненадолго, — хмыкнул Майкл. — Представь себе, что у тебя нечто вроде свидания. Разве так нужно общаться со своим кавалером? Где смех, где радость, где веселье?

— На хер иди, а, — фыркнула Пенелопа. — Какое свидание? С сорокалетним мужиком, который мне в отцы годится? Смешно.

— Я бы мог сейчас сильно обидеться, да настроение слишком хорошее.

— Давай я представлю себе, что гуляю по парку с ниггером, который в честь этого праздника может достать нож и прирезать кого-нибудь. Вы же, ниггеры, только и ждете возможности, чтобы пролить кровь белых, а, ниггер? — ухмыльнулась Пенелопа. В обычное время она старалась не опускаться до расистских шуточек, но сейчас момент был как нельзя сказать подходящий. У нее было настроение острить насчет Майкла. Это хоть как-то отвлекало ее от неприятных ощущений, вызванных ожиданием идиотов в этих дурацких костюмах.

— В таком случае, я могу себе представить, что иду рядом с ведьмой, которую не дожег костер инквизиции в свое время, и она в любую минуту может наслать на меня проклятие, — хмыкнул Майкл. Обычно он был чувствителен к шуткам про цвет своей кожи, но в конкретной ситуации они его рассмешили. Все же он понимал, что Пенелопа говорит не со зла.

Пенелопа и Майкл были, фактически, единственными людьми без костюмов. Пенелопа разве что надела на голову большую черную шляпу, как у ведьмы. Майкл сам тоже не был поклонником этого праздника, но сегодня у него была цель отвлечь Пенелопу от мыслей о Мэгги, и ему на целых полчаса удалось это сделать. Но тут пришла новая напасть.

Пенелопа еще в конце дорожки заметила то, что ей явно не понравится. Она замедлила шаг. Внезапно сердце бешено застучало, как после долгого бега. На улице стало все происходить как в замедленной съемке: прохожие, шедшие мимо, практически остановились на месте, голоса стали приглушенными, и до Пенелопы не долетали обрывки фраз, она перестала понимать, что вокруг нее, она лишь смотрела вперед, ее взгляд будто бы специально сфокусировался в ту точку. Пенелопа увидела клоуна, раздающего детям шарики. Клоун был одет в причудливый белоснежный шелковый костюм с оранжевыми пуговицами-помпонами в тон к волосам причудливой формы, лицо у него было белее, чем его одежда, лишь губы и нос были красного цвета. Клоун улыбался, и улыбка у него была жуткая. Очень немногие дети брали у него из рук шарики, многие плакали. Пенелопа, разглядев клоуна, остановилась на несколько секунд. Сердце у нее стучало так, что было готово выпрыгнуть из груди, она тяжело дышала.

Черт, так и знала. Ненавижу Хэллоуин.

Клоун неожиданно повернулся к ней. Улыбка у него на лице стала еще шире. Пенелопа буквально оцепенела от страха.

— Майкл… Идем отсюда, пожалуйста, — еле выговорила она, дергая своего спутника за рукав.

— Что случилось?

— Просто идем.

Пенелопа схватила его за руку и потащила в сторону. Напоследок она обернулась и увидела, что клоун все еще смотрит на нее. У Пенелопы все внутри похолодело. Но она постаралась взять себя в руки и скрыть свой испуг. Ни к чему сейчас портить настроение Майклу, который так старается ее развеселить.

— Ты точно в порядке? — спросил Майкл, когда Пенелопа вывела его в другую часть парка.

— Да, в полном. Просто… Я не очень люблю большое скопление народу. И мне музыка уже по ушам ездит.

Майкл ей поверил не до конца, Пенелопа это сразу почувствовала. У него на лице все еще оставалась тень сомнения, но задавать еще какие-либо вопросы он не решился.

В девять часов вечера Майкл предложил ненадолго заскочить в библиотеку. Обычно библиотека работает максимум до семи, но в Хэллоуин Майкл решил открыть ее двери на всю ночь и назвал это мероприятие «Ночью в музее» (правильнее, конечно, было назвать «Ночь в библиотеке», но это не так хорошо звучало), в рамках которого люди могли приходить, читать книги на тематику ужасов и мистики, детям устраивали кукольные спектакли, а в специально отведенных залах демонстрировали старые фильмы ужасов: «Женщина-змея», «Отель ужасов», «Птицы», «Продолговатый ящик» и многие другие. Пенелопа вначале думала отказаться, но затем, вспомнив о том гребаном клоуне, решила, что от греха подальше лучше и вправду переместиться. Ей почему-то чудилось присутствие этого клоуна во всем парке.

Надо же сделать такой костюм, что меня до сих пор трясет. Сволочь!

Пенелопа обрадовалась, увидев, что людей в библиотеке поменьше, да и громкой музыки не было. Она подумывала присоединиться к просмотру фильмов или взглянуть на детские спектакли, как услышала голос Майкла:

— Слушай, я отойду ненадолго, ладно? Я вспомнил, что оставил в кабинете документацию на столе.

Пенелопа резко повернулась к нему. «Иди вместо него», — вдруг прозвучал голос у нее в голове. Она вздрогнула.

Это что сейчас было?

«Иди вместо него. Не теряй времени».

— Подожди! — крикнула Пенелопа. Она не понимала, чей голос сказал это ей (она была готова снова списать это на какую-нибудь паническую атаку), но внезапно ощутила, что именно ей нужно идти в кабинет, не Майклу. — Давай я схожу.

— Пенелопа…

— Я бегаю гораздо быстрее, чем ты, — подмигнула она и толкнула Майкла в плечо. — И вообще, тебя беречь надо. Возраст уже не тот, знаешь ли.

Майкл хотел было ей возразить, но Пенелопа громко засмеялась и побежала по лестнице наверх.

Весь энтузиазм Пенелопы пропал, когда она увидела перед собой дверь. К ней вдруг вернулось то ощущение страха, сердце снова бешено застучало, а дыхание стало тяжелым. Она чувствовала, что в кабинете что-то есть. Вернее сказать, кто-то, потому что она явно ощущала присутствие живого существа. Пенелопа не хотела открывать эту дверь. Она знала, что внутри ее не ждет ничего хорошего. Ей хотелось бежать прочь со всех ног. Казалось, что все происходящее — это всего лишь дурной сон, но он был слишком реалистичный.

Да брось, ты себе все напридумывала. Как маленькая, ей-богу, боишься каждого шороха.

Пенелопа повернула на себя ручку. Дверь медленно открылась. Сердце стало стучать еще сильнее. Здесь явно кто-то есть. Пенелопа прижала руки ко рту.

— Майки… Привет, Майки! Эй, Майки, как делишки?! — послышался ехидный голос. — Я ждал тебя! Ты что-то слишком долго. А я хотел поздравить тебя с этим чудным праздником и подарить тебе шарик. Я знаю, ты любишь шарики! Любишь, потому что они летают! И ты тоже скоро будешь летать! Мы все будем летать!

Пенелопа подумала, что сейчас лишится рассудка от страха. Она усилием воли заставила себя протянуть руку и включить свет.

Спиной к ней стоял тот самый клоун, которого она видела в парке. Она безошибочно узнала его по волосам и шелковому костюму. Клоун держал в руках красный воздушный шарик. Пенелопа, увидев его, обомлела от ужаса и сделала шаг назад. Клоун, услышав ее, повернулся. На его лице была жуткая гримаса, глаза у него сверкали. Но как только его взгляд пал на Пенелопу, его ухмылка исчезла, на ее место пришло явное недоумение.

— А где Майки? Он должен был прийти сюда, — произнес клоун с удивлением, на мгновение выйдя из своего пугающего образа. Видимо, появление Пенелопы застигло его врасплох. Но для Пенелопы это была последняя капля. Она громко закричала и что есть ног пустилась по лестнице.

Пенелопа налетела на Майкла, когда он шел к одному из столов со стопкой книг в руках. Они оба очутились на полу. Люди изумленно посмотрели на них, кто-то начал смеяться, кто-то покрутил у виска.

— Ты че творишь? — ахнул Майкл, потирая ушибленный бог.

— Майк! — заорала Пенелопа не своим голосом, бледная как смерть. — Скажи мне, какого хрена в твоем кабинете забыл этот чертов клоун?!

1

Случилось что-то новое.

Оно не помнило, как Оно появилось, Оно лишь знало, что существовало до создания самой Вселенной. Оно попало на Землю еще до того, как зародилось человечество, и провело в спячке многие тысячелетия в ожидании... Оно осознавало свое величие и свою мощь, но даже не знало своего имени, а до сравнительно недавнего момента — и своего пола. Оно вело удивительно простую жизнь: просыпалось, чтобы поесть, и засыпало, чтобы видеть сны. Для Оно Дерри представлял собой предубойный загон, где вместо овец находились люди. Люди служили любимой пищей для Оно. Оно питалось прежде всего не физической плотью, а страхами. Люди обладали удивительной глубиной воображения, что придавало пище отменный вкус. Оно с течением времени открыло для себя великую истину: никакие перемены или сюрпризы не нужны. И никакой новизны тоже не нужно. Оно хотело только есть, и спать, и видеть сны, и снова есть. Однако случилось что-то новое.

Вначале эти дети… Сосунки, объединившиеся между собой, решившие, что им по силу победить Оно. Почти каждую сотню лет появляются те, кто пытается бросить вызов Оно. Оно даже задавалось вопросом, а не стоит ли за этим кто еще, поскольку иногда им удавалось заставить уйти Оно в спячку. Оно не сильно страдало от того, что нужно лишний раз поспать, но все же Оно это тревожило. И вот, семеро детей, которые должны были стать хорошей пищей для Оно, сделали невозможное: они чуть не убили Оно. Благодаря этим детям Оно впервые ощутило само, что такое страх и ненависть. Оно раньше никогда ничего не чувствовало по отношению к людям, кроме желания убить и съесть, как люди ничего не чувствуют к овцам. А теперь Оно само смогло побывать на месте жертвы. И Оно было зло. Оно было очень зло. Оно ушло в спячку на двадцать семь лет, чтобы восстановить свои силы. Оно жаждало мести. Оно жаждало крови. И теперь Оно пробудилось. Оно твердо решило, что те семеро дорого заплатят за то, что они сделали. Оно впервые в жизни пришлось что-то планировать, что разозлило Оно еще сильнее — Оно не привыкло к тому, что что-то может идти не так. Оно знало, что шесть из семи уехали в другие города и стали успешными и знаменитыми людьми, но один остался в Дерри. И это одновременно и усложняло, и упрощало задачу. Оно не хотело, чтобы этот так называемый «Клуб Неудачников» узнал раньше времени о том, что Оно проснулось, иначе, как бы Оно не хотелось об этом думать, Оно может грозить опасность. Оно начало кормиться, но Оно впервые за всю свою жизнь начало планировать свои убийства так, чтобы люди разбирались между собой и чтобы этот гребаный библиотекарь не догадался ни о чем. Адриана Меллона Оно забрало с удивительной легкостью и, воодушевившись, уже было праздновало победу… но почему-то всегда находиться какое-то «но». Это «но» нашлось и сейчас.

Вновь случилось что-то новое. И это «что-то», как это не странно, заставило Оно на время переключить свои мысли и свой взор с «Неудачников» на другой объект.

Пенелопа.

В один прекрасный день Оно проснулось, почувствовав невероятно сильный запах человеческой плоти, и запах этот распространился по всему городу. Оно было удивлено. Удивление, кстати, тоже относилось к чувствам, которое Оно в полную узнало благодаря «Неудачникам», но удивляться может любое существо, поэтому Оно на этот счет не злилось. Так вот, Оно было удивлено, потому что не могло найти источник этого запаха. А запах был столь сильным, столь желанным, что сводил с ума. Что еще более странно: запах мог вдруг исчезнуть совсем, а затем снова появиться. Это нервировало Оно, Оно злилось. Это все равно что перед самым носом голодного человека держать свежеприготовленную жареную куриную ножку, дразнить ею и убирать из виду, когда человек был готов наброситься. Как только Оно переставало чувствовать этот запах, успокаивалось и ложилось вздремнуть, он вдруг вновь ударял в нос с новой силой, Оно открывало глаза и с ненавистью смотрело в сторону Дерри. Оно описывало свое состояние как близкое к лишению рассудка. В такие моменты Оно как никогда ощущало свой голод, но утолять его было опасно, ведь библиотекарь может обо всем догадаться, а было еще слишком рано… Но спустя месяц подобной пытки (месяц для Оно — это ничто, как для человека одна секунда, но с появлением этого запаха дни стали удивительно длинными) Оно не выдержало.

Пенелопа.

Оно любило заранее выбирать своих жертв. И очень любило играть с ними. Оно являлось ко многим детям в Дерри, принимая вид то призраков, то насекомых, то монстров под кроватью, лакомясь щепотками страха и готовясь к настоящему пиршеству. Но что-то пошло не так, когда Оно в очередной раз пришло к Мэгги Альбрехт.

Пенелопа.

Глупенькая девочка поставила ночник в надежде, что свет отпугнет ее подкроватного монстра. Оно вначале рассмеялось, когда увидело это. Однако Оно стало не до смеха, когда Оно подползло ближе и почувствовало, как с каждым шагом свет слепит все сильнее и сильнее. И в один прекрасный момент свет начал сиять с такой силой, что Оно вынуждено было покинуть комнату. У себя в логове Оно пыталось прийти в себя и, рассуждая логически, убеждало себя в том, что ночник не может никого слепить, это же ночник в конце концов. Однако факт оставался фактом: свет его действительно слепил Оно. И Оно теперь не могло вернуться, потому что девчонка не убирала этот чертов ночник. Оно злилось. И Оно не понимало, что произошло.

Пенелопа.

Но Оно было голодно, очень голодно, Оно срочно нужно было подкрепиться, и Оно решило убить ту девчонку, которая довела Оно до белого каления. К тому моменту тот странный запах так сводил с ума, что Оно не могло ни о чем более думать, даже о своих заклятых врагах, которым поклялось отомстить. Оно больше всего злило то, что Оно не может найти его источник. Это ведь явно человек, так в чем проблема? Оно знало всех людей в Дерри, однако ни один из них не источал подобный аромат. Кто же этот таинственный неуловимый человечишка? Оно сказало себе, что когда найдет его, то убьет самым жестоким образом, потому что никому не позволено так издеваться над величайшим существом во Вселенной. Оно решилось и напало на Мэгги Альбрехт. И вот, когда девочка уже истекала кровью, став легкой добычей, она произнесла то, что впервые в жизни удивило и испугало Оно не на шутку.

«Твое время на исходе. Она здесь. Она в городе. Она пришла, чтобы уничтожить тебя. Пенелопа. В ней твоя смерть».

Мэгги до этого момента упомянула некую Пенелопу, но Оно тогда не придало особого значения ее словам. Подруга и есть подруга, какое Оно до этого дело? Однако после предсмертной речи Мэгги Оно впало в ступор.

Кто такая Пенелопа?

Оно вдруг осознало, что в Дерри до этого момента не было ни одного носителя этого имени. Мэгги сказала, Пенелопа переехала недавно. Но кто это такая? Оно не помнило, чтобы встречало ее. Оно впервые в жизни столкнулось с человеком, о котором не имеет абсолютно ни малейшего понятия, словно Оно имеет дело с призраком. Но Пенелопа была опасна, Оно это поняло сразу. Потому что именно ее стараниями ночник ослепил Оно. Но как ей удалось? Как она способна причинять боль Оно? Она ведь даже не знает о существовании Оно… Или знает?

Что Пенелопе известно?

Оно жаждало встретить эту загадочную Пенелопу и во всем разобраться. Слишком много нового произошло в жизни Оно, и это было весьма скверно. Теперь у Оно было две проблемы: странный запах, от которого, кажется, уже в прямом смысле начала ехать крыша, и Пенелопа. Как это не удивительно, Оно получило ответы на свои вопросы в один день.

Оно любило Хэллоуин. Это был праздник страха. А страх — самая лучшая пища. И Оно могло беспрепятственно гулять посреди людей, облачившись в любимое обличие — в клоуна. Оно в образе Пеннивайза стояло и раздавало детям шарики. Нет, это не была акция невиданной щедрости, просто Оно таким образом запоминало детей в лицо и про себя отмечало потенциальных жертв. И вдруг… Запах. Запах стал сильнее, гораздо сильнее. Он был таким, что Оно побоялось, что лишится рассудка и чувств. Что такое обморок, Оно не знало и не хотело знать, хватало проблем и без того. Запах становился все четче, наполнял ноздри до краев, заставлял все тело напрячься в ожидании… Оно закрыло глаза, чтобы ощутить каждой клеточкой этот чудный дурманящий аромат. А затем Оно повернуло голову.

Впереди Оно увидело девушку, которая, стоило ей взглянуть на клоуна перед ней, застыла и резко побледнела, колени у нее задрожали. Рядом с ней стоял этот гребаный библиотекарь. Она вдруг дернула его за руку и поспешила увести прочь. Оно улыбнулось своей кошмарной улыбкой. Оно, к сожалению, не успело понять, кто же из этих двоих источник столь сильного запаха. Но Оно сделало кое-какие предположения.

Будет чудно, если это исходит от этого библиотекаря. Как раз будет возможность поквитаться за все.

Оно вдруг передумало и решило, что пора бы нанести визит этому старому мальчику. Пусть зовет своих чертовых друзей в Дерри. Зачем откладывать на потом то, что можно сделать сейчас? Оно не было склонно принимать решения в спешки, но Оно было так зло в тот момент, что позабыло обо всем, о чем думало накануне. Оно было так голодно, что было бы не против разорвать своих врагов на части и полакомиться их плотью. Особенно приятно будет убивать этого гребаного библиотекаря, чье тело издавало столь вкусный аромат. Но опять все пошло не так, как того хотело Оно.

Пенелопа.

Оно ожидало Майкла Хэнлона у него в кабинете. Оно знало, что рано или поздно этот гребаный библиотекарь поднимется. И Оно уже предвкушало эту встречу. Оно хотело увидеть собственными глазами, как этот ничтожный человечишка раскрывает рот от ужаса, как начинает дрожать всем телом, как каждая его клеточка источает прелестный запах страха. Оно не собиралось убивать Майкла Хэнлона сейчас, нет, слишком рано, он должен позвать своих друзей, и тогда начнется настоящий пир, и месть будет свершена. Оно услышало, как кто-то поднимается по лестнице, и этот запах, преследовавший Оно столько времени, с новой силой ударил в нос, да так, что Оно вновь было готово испытать ощущение, близкое к обмороку. Оно в тот момент открыло для себя новое чувство — нетерпение и даже что-то похожее на волнение. Еще никогда Оно не жаждало человеческой плоти так, как сейчас. Вот дверь открылась… Вот зажегся свет… Оно повернулось, чтобы посмотреть в глаза наглецу, когда-то посмевшему бросить вызов величайшему существу во всей Вселенной. И вот тогда Оно ощутило, что такое удивление, в полную силу.

В дверном проеме стояла та самая девушка, которую Оно увидело в парке рядом с тем гребанным библиотекарем. Тогда Оно почти не обратило на нее никакого внимания, только почувствовало, что она очень боится клоунов (что не могло не позабавить Оно, ведь обличие Пеннивайза у Оно было излюбленным), но сейчас Оно было сбито с толку. Девушка пронзительно закричала и со всех ног припустила прочь от кабинета. Оно, почуяв волну страха, покачнулось, ибо этот аромат был столь силен, что на мгновение вывел разум из строя.

Кто эта девчонка? Почему я о ней ничего не знаю?

Понимание появилось так же внезапно, как и эта девушка.

Пенелопа.

Оно было озадачено не на шутку. Оно представляло себе Пенелопу как взрослую, уверенную в себе женщину, а встретило неприметную серую мышку, девушку, которая еще одной ногой была в детстве. Это ее нужно бояться? Это она-то опасна? В голове не укладывается. Оно, бывало, недооценивало человеческие способности, как в случае с этой чертовой семеркой, но в данной конкретной ситуации Оно просто не могло понять происходящего. Ах, если б можно было хотя б на пару секунд задержать эту девчушку, Оно б изучило ее и сделало б кое-какие выводы… А это идея. Необходимо встретиться с ней. Лицом к лицу. Ощутить запах, исходящий от ее тела, каждой своей частичкой. Посмотреть ей в глаза, прочесть все ее мысли и страхи, понять, кто она такая. И затем убить. Да-да, убить. Съесть. Проглотить целиком. Слишком дурманящий аромат. Слишком велик соблазн. Слишком силен голод. Да и подстраховаться не помешает… Оно бы не хотело, чтобы Пенелопа доставила дополнительные проблемы, хватает и этого дурацкого «Клуба Неудачников». Возможно, это слишком поспешное решение, но Оно сейчас было плевать на логичность или нелогичность своих действий, Оно лишь хотело подкрепиться, устранить все помехи и снова лечь спать, так, чтобы никто не побеспокоил.

До встречи в Аду, Пенелопа Как-тебя-там. И поверь мне, эта встреча состоится раньше, чем ты думаешь.

2

— Что у тебя в кабинете забыл этот чертов клоун?! — крича, повторила свой вопрос Пенелопа. Она вся дрожала и выглядела бледной как смерть. Майкл ошарашенно глядел на нее, потирая ушибленный бок.

— Какой клоун? — вначале не поняв ситуации, спросил он. — Ты о чем?

— Не знаю я! Придурок какой-то! С размалеванным лицом и в белом костюме! Тебя учили закрывать двери, чтобы никто не зашел?! — Пенелопу все еще трясло. — Он вообще тебя поджидал, тварь такая! Господи, лучше б вправду ты туда пошел!

Майкл предпринял попытку подняться, но, услышав последние два предложения, повалился на колени.

— Что ты сейчас сказала? — тихо спросил он. Его лицо приобрело расцветку стен позади него. — Меня поджидал?

— Да. И очень удивился, не увидев тебя.

— А… Как он выглядел конкретно?

— Ты думаешь, я стояла и разглядывала его? Ну, нос был красный. И губы. И он еще зачем-то нарисовал от глаз красные слезы или что-то типа того… Придурок короче. Костюм белый. Воротник был прикольный такой у него. Слушай, я как его увидела, я заорала и убежала оттуда от греха подальше. Хочешь посмотреть на него, иди и взгляни. Только меня в это не впутывай.

Майкл молча посмотрел на лестницу, ведущую к его кабинету. Внутри него закипал страх, но голосок в его голове твердил ему: «Ты знал. Ты всегда знал это. Ты чувствовал. И чувства твои тебя не обманули». Ему бы очень хотелось сказать себе, что это всего лишь дурной сон, от которого он вот-вот проснется, но, к сожалению, это была реальность. Майкл тяжело вздохнул. Он всегда боялся того дня, когда его страхи подтвердятся, он жил в постоянном ожидании того, что однажды он увидит перед собой клоуна, оскалившего зубы в жуткой ухмылке, держащего в руках шарик и говорящего: «Приветик, Майки! Соскучился по мне? А я вот по тебе очень! Хочешь шарик, Майки? Он летает. И ты тоже скоро будешь летать!» Майкл поднялся на ноги. У него еще сохранялась призрачная надежда на то, что Пенелопа увидела не Пеннивайза, а просто какого-нибудь подростка, у которого отвратительное чувство юмора и который решил, что если его не пустили в зал библиотеки с газировкой и бургером, то ему необходимо отомстить злому библиотекарю и напугать его до смерти. Однако тотчас же в голове вновь зазвучал голосок: «Она знала, Майкл. Пенелопа знала. Знала, что тебя кто-то ждет. Почувствовала. И она пошла туда вместо тебя, потому что так было нужно. Она должна была увидеть Оно своими глазами. Но она не поняла, кто это был. Пока не поняла. Но поймет. И очень скоро».

Майкл повернулся к Пенелопе. Перед ним стояла обычная восемнадцатилетняя девушка, коих много в каждом городе, с обычными желаниями и обычным укладом жизни. Она была одета в обычную одежду, волосы у нее были обычного цвета, лицо у нее имело обычные черты, она всем своим видом говорила, что она самая что ни на есть обычная. Однако проблема в том, что обычной она не являлась. Как бы ей этого не хотелось. Майклу показалось абсурдным идея о том, что эта, еще, по сути, девочка может помочь ему с решением, так сказать, его проблемы, если можно данную ситуацию назвать всего лишь проблемой. Но он всем своим нутром чувствовал, что Пенелопа сыграет немаловажную роль в дальнейшем. Правда, ему бы не хотелось знать, какую именно. Майкл понимал, что ему это, мягко говоря, может не понравиться. Да и, чего греха таить, он успел так привыкнуть к Пенелопе и проникнуться к ней как к человеку, что он ощущал всем телом, как ему за нее страшно. Ей всего восемнадцать. Ей еще жить и жить. Она ничем не отличается от погибшей Мэгги, они с ней обе еще дети.

Пенелопа. Бога ради. Беги. Тебе не место в этом городе.

— Ты в порядке? — будто бы издалека послышался голос Пенелопы.

— Да. В полном.

Майкл ненавидел всеми фибрами души, когда Пенелопа так на него смотрела. В такие моменты ее глаза сияли ярче, чем лампы во всем зале. И свет этот пронзал насквозь не хуже рентгена.

— Ты знаешь, кто этот клоун? — Пенелопе не требовалось задавать этот вопрос, потому что она заранее знала ответ. Но она хотела услышать правду.

Майкл чувствовал себя так, словно он бьется в агонии. Ему было невыносимо стоять и смотреть в глаза Пенелопы, ему очень хотелось рассказать ей все и в то же время очень не хотелось. Но ему на помощь вновь пришел странный голос в его голове.

«Не смей ей ничего рассказывать. Слишком рано. Она должна узнать сама. И никак иначе».

Но ведь… Но ведь Оно убьет ее, как пить дать! Она должна знать, что происходит в этом чертовом городе! Это слишком опасно!

«Не спорь. Делай, что велено. Пока ты должен молчать. Придет время, когда вы оба узнаете всю правду. Сейчас твоя задача заткнуться и не показывать ей своего беспокойства».

— Не знаю, — в конце концов еле выговорил Майкл. Вообще, чисто технически он даже сказал правду, потому что ему не было известно до конца, что из себя представляет Оно. И Пенелопа, видимо, тоже это почувствовала, потому что глаза ее стали сиять чуть слабее. Она поверила.

— Скажи мне… Почему ты был ему нужен?

— Видимо, просто кто-то решил подурачиться. Есть у нас в Дерри идиоты, любящие попугать своей рожей всех и вся.

— Раз так, то почему пугать надо было именно тебя?

— Может, так смешнее. Взгляни на меня. Я взрослый сорокалетний мужик, работающий библиотекарем, известный во всем городе историк-любитель. Грех не подшутить как-нибудь.

Майкл всем нутром ощущал, что несет полнейшую чепуху и что Пенелопе это прекрасно известно. Она склонила голову чуть на бок.

— Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.

Одна фраза, а имеет столько мощи. Майклу показалось на мгновение, что свет в зале стал чуть менее ярким, потому что глаза Пенелопы начали гореть еще сильнее, чем прежде. Майкл в который раз увидел в ее взгляде взгляд Пеннивайза. Он поежился. В его ушах зазвучал ненавистный голос: «Ха-ха-ха! Майки! Это моя цыпочка, Майки! Эта девочка достанется мне! Мы с ней хорошо повеселимся! Она будет летать там, внизу! И ты тоже скоро будешь летать!»

— Ты о чем? — Майкл втянул голову в плечи. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, которого отчитывает строгая учительница за плохое поведение.

— Майкл… Скажи мне правду.

У Майкла возникло острое желание сбежать на край света от этого взгляда.

— Я правда не знаю, кто этот придурок в клоунском костюме. Понятия не имею.

Майкл знал, что голос его прозвучал, мягко говоря, не убедительно. Его мысли нашли отражение на лице Пенелопы, чьи глаза сузились до кошачьих щелочек. Майкл отшатнулся, когда увидел ее взгляд.

— Майкл…

— Так, схожу-ка я в кабинет, посмотрю, может, этот придурок еще там. Спрошу, что ему надо.

Почти наверняка Пенелопа поняла, что он от нее просто сбегает, но у него не было выбора. Майкл быстрым шагом пошел к лестнице, стараясь сделать вид, что он спокоен. Сердце его бешено стучало, он каждой своей жилкой ощущал подступающий к нему страх. Ему хотелось кричать. Звать на помощь. Бежать отсюда куда-нибудь. Уехать на другой конец света. Подальше от Дерри. Подальше от Оно. Подальше от Пенелопы. Подальше от этой чертовой жизни. Ноги Майкла уже принесли его к кабинету. Дверь была открыта нараспашку. Внутри никого не было. Майкл включил свет и огляделся. К своему огромному удивлению, он в комнате не нашел ровным счетом ничего. Ни записки, ни чертового воздушного шарика. Ничего. Это было странно. Этот гребаный клоун обожает как-нибудь подшутить, показать, что он был здесь, передать привет каким-нибудь образом. А сейчас ноль. Майкл медленно подошел ко столу и сел на стул. Он чувствовал в воздухе знакомый отвратительный запах стоков канализации. Клоун был здесь. Оно было здесь. Но Майкл ощутил и кое-что еще… В голове вдруг прозвучали слова его друга Билла Денбро, сказанные почти двадцать семь лет назад:

«Я думаю, Оно боится нас».

Оно боится. Оно крайне удивлено и, кажется, напугано. Только вот причиной беспокойства Оно теперь был не «Клуб Неудачников», а Пенелопа. И Оно ничего не стоит совершить еще одно убийство, тем более, что Оно очень зло и голодно.

Ей конец. Оно убьет ее.

Майкл почувствовал, как одна слезинка скатилась по его щеке.

3

Пенелопа боялась клоунов больше всего на свете. Она не знала, откуда у нее появился этот страх, мама и тетя говорили ей, что это у нее с самого раннего детства. Когда Пенелопе было три года, родители впервые решили отвести ее в цирк. А какому ребенку он не понравится? Яркие огни, веселая музыка, удивительные животные, ловкие акробаты и, конечно же, вкуснейшая в мире сладкая вата. Но дети, разумеется, больше всего на свете любят цирк из-за клоунов, поскольку клоуны дарят им улыбки и смех. В зале раздался громкий хохот, когда на сцену вышел забавный паренек в нелепом желтом костюме, в колпаке, странных ботинках и красным носом на лице, и начал корчить всякие рожи и жонглировать мячиками и ронять их. Однако Пенелопа не рассмеялась. Ровно до этого момента она испытывала к цирку такую же любовь, как и другие дети. Но с появлением клоуна улыбка ее исчезла. Секунда-другая, и Пенелопа, заливаясь слезами и дрожа от страха, закрывает лицо руками и умоляет маму уйти. Больше родители ее в цирк не водили. Казалось бы, боязнь клоунов должна была отступить, Пенелопа ведь их с тех самых пор и не видела. Однако после гибели своих отца и матери ее страх только усилился. Пенелопа часто говорила, что она, должно быть, чокнутая, поскольку у нее слишком сильные фобии. Но если грозу понять можно, то боязнь клоунов была необъяснимой. Пенелопа даже была уверена в том, что клоуны ее пугали куда больше. Но не могла понять, почему.

Пенелопа сразу поняла, что перед ней стоял непростой клоун. Она не могла объяснить это словами, она чувствовала это на инстинктивном уровне. Еще ни один клоун не вызывал у нее такой паники. Поэтому Пенелопа спросила Майкла, знает ли он его. Но Майкл не ответил. Майкл сказал, что понятия не имеет о том, кто это. С одной стороны, Пенелопа поняла, что он говорит правду. Но с другой, ясно ощутила то, что он что-то не договаривает. Вообще, Майкл был каким-то странным в последнее время. Особенно после гибели Мэгги. Он пытался показать, что с ним все хорошо, сваливал все на усталость, но ему не повезло, что Пенелопа чувствует то, что чувствует ее собеседник. Он ей лгал. Лгал, глядя прямо в глаза. Лгал, когда ему прекрасно было известно, что значила та несчастная девочка для Пенелопы. Пенелопа злилась. Она пару раз хотела надавать ему по щекам, прижать к стенке и спросить, что все это значит. Майкл все больше времени начал пропадать в своем кабинете, оставляя Пенелопу в гордом одиночестве. И он постоянно носил с собой свой странный блокнот, куда постоянно что-то писал. Этот блокнот он никому не показывал и всячески старался прятать его от Пенелопы. Пенелопа не была склонна лезть в чужие дела, но сейчас ее разрывало от злости и любопытства. Она понимала, что Майкл намеренно скрывает свои записи от Пенелопы, но не могла понять, зачем ему это нужно. И сейчас, когда Майкл сбежал от нее, Пенелопа была готова кричать, швырять вещи со столов на пол и топать ногами от злости и собственного бессилия. Она ощутила жжение в глазах, по щекам вот-вот собирались потечь слезы.

Хватит скрывать от меня все, я уже не маленькая девочка, ты, темнокожий говнюк! Скажи мне правду! Чего ты боишься?! Что в этом городе тебя так пугает?!

Пенелопа знала, что страхи Майкла связаны с Дерри. И какой-то своей частичкой понимала, что он просто пытается ее уберечь, поэтому предпочитает молчать. Но разве можно быть в безопасности, ничего не зная? Это все равно что отправить человека покорять Эверест, не рассказав ему о возможных последствиях. Пенелопу это невероятно злило. Ей казалось, что Майкл считает ее ребенком, который не сможет постоять за себя. Но ведь ей не пять лет, она — не Мэгги. И все же что-то с этим городом было не так. После убийства Мэгги Пенелопа ощутила это как никогда. На утро похорон она проснулась с мыслью о том, что в Дерри вновь наступила долгая ночь, но Пенелопа не понимала значения этих слов. И этот клоун… Пенелопа не могла отделаться от чувства, что когда-то его уже видела. Особенно знакомой казалась его прическа. Но память упорно продолжала хранить молчание. Внезапно голову пронзило неожиданное воспоминание. Пенелопа потянулась рукой к карману куртки и вытащила оранжевый помпон, от которого все еще смердило канализацией. У того клоуна были точно такие же помпоны… И в голове вдруг отчетливо прозвучало:

Пеннивайз.

Пенелопа швырнула помпон от себя на стол, чувствуя, как страх вновь закипает внутри нее.

Убийца! Он убийца! Он убил Мэгги!

Эта мысль казалась абсурдной, но абсолютно верной. Не зря этот клоун ей так не понравился… Но теперь вопросов возникало еще больше. Кто это такой? Что он делает в канализации? И что, простите, он сделал с ногой этой бедной девочки? Неужели откусил?

Психопат какой-то!

Впрочем, Пенелопу неожиданно отпустила ненависть, которую она испытала, поняв, кто мог приложить руку к смерти Мэгги. Потому что она почувствовала невероятное любопытство.

Кто это такой?

И имя. Пеннивайз. Оно казалось таким странным и одновременно знакомым. У Пенелопы появилось ощущение, что она слышала это имя еще до того, как его произнесла Мэгги.

Кто этот Пеннивайз?

Пенелопа до жути боялась клоунов. Но еще ни один клоун не вызывал у нее такого неподдельного интереса. Она медленно положила помпон обратно к себе в карман. Она знала, что видит этого клоуна не в последний раз и что следующая их встреча состоится совсем скоро. И не ошиблась.

Десятое ноября 1984 года. Пенелопа несколько задержалась на учебе в своем университете, поэтому приехала на неделю позже. Но что поделать, если преподаватели вдруг решили давать вдвое больше работы. Студент ради автомата пойдет на все. Вот и Пенелопе пришлось корпеть над учебниками и заниматься нудной зубрежкой, хотя душа требовала гулять с одногруппниками и веселиться в клубах. Пенелопу нельзя было назвать нерадивой ученицей, плохие отметки она в жизни не получала, просто она впервые вкусила свободу и хотела побольше насладиться этим незабываемым вкусом. В Дерри ее ждало известие, которое ее очень огорчило: Молли срочно вызвали в соседний город по делам «Кладес флэйвор», поэтому сутки Пенелопе предстояло прожить одной. Пенелопа невероятно скучала по тете, к тому же, в городе ей по-прежнему не особенно есть чем заняться — библиотека ей нравилась, но рутины Пенелопа не выносила. Чтобы хоть как-то разнообразить свою унылую жизнь, Пенелопа взяла с собой учебник по философии и направилась в Бэсси-парк, к Каналу, где можно было посидеть на лавочке, послушать чириканье воробьев и ругань пенсионеров и поучить уроки. Тоска смертная, но лучше, чем сидеть безвылазно в одном и том же помещении. К тому же Майкл сегодня с утра торчал у стоматолога — у бедняги разболелся зуб.

Не жизнь, а гадство какое-то!

Пенелопа открыла книгу и углубилась в чтение. Погода в тот день была удивительно солнечной и теплой. С деревьев уже осыпались все листья, природа вовсю готовилась к приходу зимы. Уже вот-вот должны были прийти первые заморозки. Горожане не были рады тому, что скоро им придется надевать теплые пуховики и двигаться как неуклюжие пингвины, но мысль о том, что зимой есть Рождество, грела им душу. Пенелопа еще не догадывалась, что этот спокойный день очень скоро для нее закончится. И что через пару дней ей придется идти в университетскую библиотеку с повинной, потому что учебника своего она больше не увидит. А пока Пенелопа перелистывала страницу за страницей, думая о том, что она ненавидит, когда жизнь становится такой серой. Как говорится, мысли материальны и их стоит опасаться. Пенелопа вскоре это поймет.

Внезапно сердце у нее зашлось в бешеном ритме. Совсем как в день, когда была убита Мэгги. Дышать стало тяжело. Пенелопа испугалась не на шутку, она начала лихорадочно искать свои успокоительные таблетки. Эти панические атаки успели здорово ей надоесть. Тем более, что она помнила, когда испытала подобное в последний раз, это усиливало панику во сто крат. Людей на улице почему-то не было, это казалось Пенелопе ужасно подозрительным, ведь это был выходной, суббота, два часа дня. Куда все вдруг исчезли? Пенелопа поежилась. Ей стало страшно не на шутку, хотя вокруг ничего не происходило. И вдруг…

— Пенни! Пенни!

Голос. Голос, прозвучавший с берега реки. Удивительно знакомый голос. Пенелопа не слышала его с тех пор, как…

Пузырек с таблетками выпал у нее из рук. Это был голос ее матери.

Пенелопа качнула головой. Видимо, это все ей снится. Ее мама погибла десять лет назад на ее глазах. Она не может сейчас стоять на берегу реки и произносить эти слова.

Похоже, у меня неслабые такие глюки начались…

Пенелопа еще раз потрясла головой и начала складывать вещи в сумку. Но…

— Пенни! Девочка моя!

Пенелопа, не веря в реальность происходящего, медленно пошла к реке. Тело ее дрожало, ноги еле передвигались, Пенелопа отчаянно пыталась убедить себя в том, что это всего лишь сон. Пока не заметила силуэт, который в последний раз видела десять лет назад.

— Мама… — еле выговорила Пенелопа. Мать ее выглядела так же, как и в день своей гибели. Красивая, высокая темноволосая женщина с кудрявыми волосами и глазами цвета неба. Одевалась она всегда просто, но элегантно. Черный плащ, джинсы, коричневые сапоги, в руках ее любимая сумочка из крокодиловой кожи — Пенелопа помнила все, даже то, что у нее на губах была бордовая помада. И белоснежная улыбка, которой так не хватало все эти годы…

— Пенни, ты стала такой красивой, — произнесла мама, с нежностью глядя на свою дочь. — Я так горжусь тобой, моя девочка.

— Мама… — по щекам Пенелопы ручьем потекли слезы. Этот голос постоянно звучал в ее снах, она отчаянно мечтала хотя бы раз услышать его наяву, и теперь ее мать стоит перед ней, улыбается и говорит ее имя. Быть может, все то, что было — это лишь иллюзия? Кошмар? И сейчас Пенелопа проснется восьмилетней в своей теплой кровати, а рядом будет сидеть мама, читающая ей книгу? Ей бы очень этого хотелось. Пенелопа б отдала все на свете, чтобы ее мать вновь была с ней рядом. — Как ты… Ты же умерла, как ты можешь быть здесь?

— Я всегда была с тобой. Ты не знала? Я никуда не уходила. Я не умерла. Я просто теперь живу здесь.

— Где это «здесь»?

— Это красивое место, не правда ли? — мама обвела рукой вокруг Канала. — Чудный пейзаж. Чудная река. Чудный город.

— Мама…

Пенелопа почувствовала, что что-то не так. Она это поняла, когда увидела свою мать, но с каждой секундой ее не покидало ощущение того, что ей нужно как можно скорее уносить оттуда ноги. Однако она словно бы приросла к земле, она плакала и смотрела на свою маму, в которой отчаянно нуждалась все эти годы.

— Подойти ко мне, Пенни. Я так скучала по тебе, доченька, — в глазах матери блеснули слезы. — Обними меня. Ну же. Дай мне посмотреть на тебя как следует.

— Мама… — Пенелопа чувствовала, что сейчас у нее случится истерика. Она, улыбаясь, двинулась к своей матери, протянув к ней руки. Ее перестало волновать в тот момент абсолютно все, даже включая тот факт, что ее мать погибла.

Но когда Пенелопа сделала пару шагов, в нос ей ударил тот невыносимый запах канализации, и он по мере приближения становился все четче и четче. И исходил он от… Матери. Пенелопа взглянула ей в лицо и увидела странный блеск в ее глазах. Нечеловеческий блеск. Это была ее мама и в то же время она ею не являлась. Это была лишь оболочка. Но голос, внешность, жесты… Она была так похожа на ее мать, что Пенелопа была готова наплевать на все, ей просто хотелось вновь ощутить материнское тепло. Даже если после этого ее может ожидать смерть. Странные мысли, но Пенелопа почему-то подумала, что если не уйдет оттуда, то погибнет. Как Мэгги.

Мэгги! Вспомнив о ней, Пенелопа вдруг очнулась.

Это все не правда. Это не твоя мама. Твоей матери уже давно нет в живых. Я знаю, что ты не хочешь это признавать, но это правда. А тебе нужно сейчас же бежать оттуда. СЕЙЧАС ЖЕ!

— Пенни, подойти ко мне, пожалуйста, — в голосе матери слышались рыдания. Этот звук разрывал сердце Пенелопы на части, она сама была готова задохнуться от слез. — Мне так тебя не хватало.

— Мне тоже не хватало тебя, мамочка, — прохрипела Пенелопа, продолжая шагать вперед.

— Пенни, милая, я так люблю тебя. Если б ты знала, как я скучала по тебе.

Пенелопа не выдержала. Это было выше ее сил. Она подбежала к матери и прижалась к ней. Ей было все равно, что последует за этим, она лишь хотела обнимать свою маму и плакать, уткнувшись ей в плечо. Пенелопа почувствовала, как ее гладят по голове, от этого ее рыдания лишь усилились.

— Я тоже люблю тебя, — еле выговорила она, давясь слезами. — Мама, не бросай меня больше, пожалуйста! Они сказали, ты ушла! А я знала, что это не правда! Ты не могла уйти!

— Я никогда тебя не бросала, Пенни. Я мечтала о том дне, когда вновь увижу мою девочку. Когда мы с ней будем вместе.

— Пойдем домой, мама! — надрывалась Пенелопа. — Молли будет рада узнать о том, что ты жива и невредима! Пойдем домой, пусть закончится этот кошмар!

— Мы будем вместе с моей Пенни. И Пенни сможет научиться летать. Она будет летать там, внизу.

Голос матери резко изменился. Нежностью от него больше не веяло. От него у Пенелопы волосы на голове встали дыбом. Когда она прижалась к матери, она ощутила аромат ее любимых духов, но теперь она ощущала не его, а все ту же канализацию. Канализацию и запах разлагающихся трупов. Пенелопа перестала плакать.

— Мама? — тихо спросила она. Пенелопа попыталась высвободиться из объятий, но руки матери крепко прижимали ее к себе.

— Она будет летать. Майкл Хэнлон, Билл Дэнбро, Бэн Хэнском, Ричи Тозиер, Стэнли Урис, Эдди Каспбрэк, Беверли Марш — все, все будут летать там, внизу. Но сначала Пенни. А затем она научит летать остальных.

Голос матери с каждой фразой звучал удивительно низко и грубо, словно… Словно этот голос принадлежал не ей.

— Мама, что с тобой?

— Ты же моя девочка, Пенни? Ты же хочешь быть со своей мамочкой?

Пенелопа открыла глаза и подняла голову. И обнаружила, что на месте ее матери стоит тот самый клоун, которого она видела в кабинете Майкла.

— Ты будешь летать там, внизу, — прорычал клоун. — Как и все остальные.

Пенелопа закричала так, что если б ее услышал обычный человек, то он, возможно, лишился бы слуха, поскольку его барабанные перепонки наверняка б лопнули. Она отпрянула от клоуна и попятилась назад, молясь, чтобы она не упала на землю. Клоун смотрел на нее и улыбался своей зловещей улыбкой, от которой становилось, мягко говоря, не по себе. Небо внезапно заволокло черными тучами, вдалеке вспыхнула молния. Начиналась гроза. Пенелопа столкнулась с двумя своими самыми жуткими кошмарами. Ее сердце билось так, что еще минута такой работы, и оно разорвется от напряжения. Мышцы сковал страх, было невозможно вздохнуть. Пенелопа споткнулась об какую-то корягу и распласталась на земле. Клоун пронзительно захохотал.

— Куда же ты идешь, Пенни? Ты выглядишь какой-то грустной! Хочешь, я развеселю тебя? Я подарю тебе шарик!

— Пошел на хрен! — Пенелопа удивилась самой себе, когда смогла прокричать это, она думала, что от страха все силы покинули ее тело. — Засунь себе свой шарик в одно место и отвали от меня!

Гримаса клоуна стала еще более страшной.

— Тебе не убежать от меня, Пенни, — улыбнулся он. — Бежать ты больше не сможешь. Ты сможешь летать.

Пенелопа перевернулась на живот, но вдруг почувствовала, как чья-то очень цепкая рука схватила ее за ногу. Смутно осознавая происходящее, Пенелопа внезапно поняла, что клоун изначально находился на достаточно большом от нее расстоянии, которое преодолел за долю секунды.

Господи, он что, может телепортироваться? Или у меня от страха уже крыша едет?

— ПОМОГИТЕ! — что есть мощи заорала Пенелопа. — ПОМОГИТЕ КТО-НИБУДЬ! ПОМОГИТЕ МНЕ!

— Тебе никто не поможет, Пенни, — проворковала тварь сзади. — Тебе не скрыться от меня.

Пенелопа почувствовала, как ее тащат назад. Она отчаянно пыталась зацепиться за что-нибудь, но тщетно. Клоун был слишком силен. Для него она была не более, чем пушинка. Но вдруг в руке Пенелопы оказалась толстая палка.

— Не поможет, говоришь? — тихо сказала Пенелопа. — Тогда я себе сама помогу.

Когда клоун подтащил ее к себе, она размахнулась и что есть мощи ударила его по голове. Клоун, рыча от злости и боли, отпрянул. Пенелопа, ни секунды ни медля, вскочила на ноги и со всей скоростью, на которую она способна, помчала по улице. Пенелопа знала, что клоун побежит за ней, она почувствовала это. Он хотел убить ее. Как до этого убил Мэгги. Псих он обычный или нечто совершенно иное, Пенелопе не было известно, но выяснять это она и не собиралась, Ей просто нужно было бежать как можно скорее.

Майкл! Надо позвонить Майклу! И в полицию! Срочно!

Молния вспыхнула снова, на сей раз ярче. Гром прогремел столь громко, что на пару секунд оглушил Пенелопу. Начался сильный ливень. Пенелопа закричала что есть мощи. Ей никогда не было так страшно, как в тот момент. Сердце уже билось так, что начало болеть. Пенелопу пугали мысли о том, что у нее может случиться инфаркт, но еще больше ее пугали мысли быть жестоко убитой. Пенелопа мчалась по улице, крича о помощи и пытаясь найти телефонную будку. Людей вокруг почему-то не было, это вызывало еще более сильную панику. Набегу Пенелопа попыталась принять успокоительное, но все таблетки посыпались на дорогу. Выругавшись и плача от страха и усталости, она продолжала бежать. Вдруг ей навстречу вышел случайный прохожий — какой-то пожилой мужчина, на которого она благополучно налетела. «Глаза разуй, девочка! — сердито крикнул он. — Смотри, куда прешь!» «Прошу вас! Прошу, помогите! — взмолилась Пенелопа, рыдая. — За мной гонится маньяк в костюме клоуна! Он хочет убить меня! Прошу, вызовите полицию!» «Девочка, ты что, с дуба рухнула что ли? Иди учи уроки и не выдумывай всякую ерунду! Ну, что за молодежь нынче пошла! Бездельники одни и лодыри!» Мужчина грубо оттолкнул Пенелопу и отправился дальше по своим делам. Пенелопа застыла в изумлении на пару секунд. Но из ступора ее вывел силуэт клоуна, приветливо машущего ей рукой с другого конца улицы. Пенелопа закричала пуще прежнего и побежала дальше. Она невероятно сильно устала, но знала, что если остановится, то погибнет. Говорят, во время стресса в кровь поступает увеличенное количество адреналина, и человек становится способным на то, чего в обычной жизни он не способен. Так вот, Пенелопа никогда не была хорошим бегуном, но сейчас ее скорости позавидовал бы любой олимпийский спортсмен. Она заставляла себя дышать и заставляла свое сердце работать. Пенелопа ни разу еще не ощущала такой жажды жизни. Она уже и забыла о том, что буквально несколько минут назад жаловалась себе на то, что живет очень уж тоскливо. Ей нужно было добежать до телефонной будки любой ценой.

По пути Пенелопа встретила еще несколько прохожих, но все они отвечали ей примерно так же, как и тот старик. Это очень сильно удивляло ее. Пенелопа не знала, что жители Дерри научились игнорировать любого рода происшествия, даже такие. Все теперь зависело лишь от нее самой. Молнии сверкали все ярче и ярче, гром гремел сильнее и сильнее, дорога становилась скользкой от воды, Пенелопе было трудно бежать, но она смотрела лишь вперед и молилась о том, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Впереди она увидела долгожданную телефонную будку и, чуть ли не крича от радости и облегчения, на ходу начала доставать монеты. Она едва не уронила их всех, но сумела удержать и отчаянно трясущимися руками опустила их в аппарат. За долю секунды Пенелопа набрала номер.

— МАЙКЛ! — закричала она в трубку. — МАЙКЛ, ПРОШУ, ПОМОГИ МНЕ! ОН ГОНИТСЯ ЗА МНОЙ, МАЙКЛ, ОН УБЬЕТ МЕНЯ!

— Он тебе не поможет, — послышался на том конце трубки смех клоуна. — Он тебя даже не слышит. Этот придурок сейчас сидит у стоматолога и ставит себе пломбу. Надеюсь, ему туда занесут какую-нибудь инфекцию. А ты, Пенни, ты не сбежишь от меня, ты слишком медленно бегаешь.

Пенелопа отшвырнула трубку от себя как раз вовремя, чтобы увидеть, как из нее вылетает пластмасса и вылезает настоящая человеческая рука в белой перчатке. Пенелопа заорала не своим голосом и побежала вдоль по улице.

Домой! Мне нужно домой! Я смогу там спрятаться!

Другого варианта у Пенелопы и не было. Она понадеялась, что мощный забор защитит ее. В любом случае, она уже выбивалась из сил, и с каждым метром действительно становилась все медленней и медленней. Пенелопа не помнила, как очутилась так быстро у своего дома, видимо, у нее открылось второе дыхание. Пытаясь бороться с приступами истерики, Пенелопа лихорадочно начала искать в своей сумке ключи от ворот. Она слышала приближающиеся шаги клоуна и его смех. Пенелопа кричала и плакала одновременно, молясь всем богам, чтобы она спаслась. Наконец-то Пенелопа услышала знакомое бряканье, достала ключи и дрожащими руками попыталась вставить их в замок. «Пенни, твой психоз тебе сейчас вряд ли поможет!» — услышала она визгливый смех. Пенелопа ахнула и, выругавшись, сумела повернуть ключ, забежать за дверь и закрыть ее за собой. После этого Пенелопа, ни секунды ни медля, побежала в дом и, заперев его на все ставни, отбежала подальше, на кухню, тем самым спрятавшись от окон.

— В-все…в-все х-хор-рош-шо… В-все б-будет х-хорошо… — сдавленно говорила Пенелопа самой себе, пытаясь бороться с приступами истерики. Она закрыла лицо дрожащими руками. — Мой дом — моя крепость, мой дом — моя крепость, мой дом — моя крепость…

— Ну, как, помогает? — послышался насмешливый голос прямо возле нее.

Пенелопа повернулась и увидела перед собой смеющееся лицо клоуна. Пенелопа закричала что есть мощи и попыталась бежать, но его рука уже схватила ее и отшвырнула в сторону шкафа. Пенелопа, пролетев несколько метров, ударилась плашмя и распласталась на полу. Охнув от боли, она на четвереньках поползла в другую комнату, но клоун перегородил ей дорогу.

— Я же тебе сказал, Пенни, ты не сможешь убежать от меня, — хихикнул он. — Ну что, пора летать?

Клоун схватил ее за горло и прижал к стенке, так, что с потолка посыпалась штукатурка. Пенелопа задыхалась. Она пыталась освободить его хватку, но это было бесполезно.

— Отпусти…меня… — прохрипела Пенелопа, отчаянно хватаясь за свою жизнь.

У клоуна появился странный голодный блеск в глазах.

— Какой…чудный…вкусный…страх…— проговорил клоун, улыбаясь. С его губ спустилась капля слюны. Клоун вдруг приблизился к Пенелопе, послышалось странное рычание, и его зубы из человеческих внезапно превратились в целый каскад из острых как бритва клыков. Пенелопа обомлела от ужаса.

— Нет! — прокричала она, цепляясь за его руку и пытаясь отсоединить его пальцы от своего горла.

Клоун поднял голову и посмотрел ей в глаза, видимо, стараясь насладиться каждой частичкой ее страха, прежде чем он приступит к трапезе. И остановился.

Глаза. Его глаза. Они были столь яркими, что могли осветить своим сиянием половину комнаты. Они были удивительно желтого цвета, цвета солнца и огня. И взгляд этот пронзал насквозь не хуже рентгена. Казалось, что он смотрит в самые глубины твоей души. Пенелопа замерла на месте, прекратив все попытки высвободиться. Она смотрела ему в глаза. И видела в них тысячи огоньков. Внезапно у нее в голове прозвучал голос клоуна, который одновременно и не был его голосом, это было явно что-то другое, что-то похожее на…мысли…

Глаза. Ее глаза. Они светятся зеленым светом. Я ощущаю исходящее из них излучение. Оно пронзает меня насквозь. Я вижу тысячи ярких огоньков. Что это такое?

Пенелопа почувствовала, как их тела пронзает нечто, похожее на электрический ток.

1

Оно чувствовало жажду плоти как никогда прежде. Зубы так и хотели вцепиться в эту нежную кожу, разорвать её на части, почувствовать вкус свежей крови и мяса, пропитанного насквозь ароматным страхом. Слюна начала капать изо рта, желудок заурчал, а живот скрутило от голода. Одно движение рукой, и жизнь покинет это маленькое и беспомощное тельце, стоит только чуть больше сомкнуть пальцы. Однако Оно не могло пошевелиться. Оно в данный момент видело перед собой лишь два глаза, сверкающих огнями тысячи звёзд, излучающих ослепительно зелёный свет. Это было некое подобие гипноза, сна, от которого невозможно очнуться. Оно видело в этих глазах целую Вселенную. Оно показалось, что Оно не чувствует ног, Оно летит далеко-далеко по бескрайнему космосу, за пределы Солнечной системы, за пределы Млечного пути, мимо Оно мелькают планеты, звезды, астероиды и кометы, Оно глядит вперёд и наблюдает за тем, как медленно, но верно приближается к своему родному дому, и на границе миров уже заметно свечение мёртвых огней. Мертвые огни! В её глазах мёртвые огни! Но как это возможно? Разве эта девчонка — не человек? Оно ощущает её запах, Оно слышит её мысли, она не может быть не человеком. И все же… В её глазах мёртвые огни. Мертвые огни, принадлежащие только Оно, ибо Оно и является этими мёртвыми огнями. Как это возможно? Как только Оно заметило их, то почувствовало, как по телу пробежала судорога, похожая на электрический разряд. А это что такое? Быть может, волнение? Тоска по дому? Чего греха таить, иногда Оно действительно не доставало родных мест, хотя Оно помнило их довольно-таки смутно, ведь Оно покинуло их ещё с момента рождения Вселенной. И теперь в глазах этой девчонки Оно видело свой дом. Свои мёртвые огни. Что все это значит?

Запах, исходящий из тела девушки, был столь силен, что даже находясь в трансе Оно чуяло его. И этот запах действительно сводил с ума. Подпитанный сильным страхом, он был столь соблазнительным и аппетитным, что Оно было готово лишиться рассудка. Оно очнулось в тот момент, когда было готово подлететь к границе, отделяющей Вселенную от родного дома. Оно разозлилось не на шутку. Оно вдруг поняло, что впервые в жизни осознало, что значит тоска по Родине. Хотя, наверное, это можно назвать скорее словом «ностальгия». В любом случае, Оно не нравилось происходящее. Казалось, что злиться больше уже некуда, но Оно в тот момент достигло невероятной отметки бешенства. Оно очень хотелось взять и заставить эти два глаза потухнуть навсегда. И Оно было голодно, безумно голодно. Оно огромным усилием воли заставило себя вернуться в реальность. И вновь увидел беспомощного человечка, который изо всех сил цеплялся за свою жизнь, девочку, плачущую от страха и отчаяния, дрожащую всем телом, будто травинка на ветру. По её лбу текла струйка крови — следствие сильного удара об шкаф. Оно завороженно посмотрело на эти алые капли, Оно ощутило сильнейший запах крови, жажда плоти стала просто невыносимой. Оно вжало свою жертву к стенке. И вдруг в голове раздался голос, отличающийся от привычного внутреннего голоса. Чужой голос. Голос этой девчонки.

«Отпусти меня, пожалуйста».

Оно застыло в изумлении. Оно показалось, что это сказали два ярко-зеленых глаза. Оно внезапно ослабило хватку, тело почему-то в какой-то момент перестало слушаться его обладателя.

«Отпусти, пожалуйста, я хочу жить!»

Напряжение в пальцах стало слабее, девчонка начала дышать чуть свободней.

«Отпусти, отпусти, отпусти!»

Оно, стараясь слушать свой разум, вновь сомкнуло свои пальцы на шее своей жертвы. Казалось бы, всего одно движение, и все. Можно даже не заморачиваться и сразу вцепиться ей в горло.

Зубы так и жаждали рвать её кожу и мышцы на части. Однако Оно не могло это сделать. Оно приблизилось достаточно близко к девушке, чтобы та буквально обомлела от страха и была готова лишиться рассудка, но что-то мешало впустить клыки в её тело. Свободной рукой Оно коснулось бегущей струйки крови. Быть может, если Оно почувствует этот вкус, то сможет сделать то, зачем Оно сюда пришло? Оно слизнуло языком алую каплю на своей руке… а затем неожиданно почувствовало невероятно отвратительный горький вкус, да такой, что к горлу подошёл рвотный рефлекс.

— Только не на меня! — крикнула девушка, видимо, заметив перемену. Оно отпрянуло от неё, зажимая руками рот и изо всех сил стараясь оставить содержимое желудка внутри организма. Впервые в жизни Оно не смогло съесть человека. Более того, вкус этого человека, даже пропитанный как следует страхом, не показался Оно восхитительным, он вызвал крайнее отвращение и рвотные позывы. Что же это такое?

Оно повернулось к своей уже бывшей жертве и глянуло на неё со всей ненавистью, на которую было способно.

— Ты кто такая? — прорычало Оно, буквально трясясь от гнева.

— Пенелопа Кладес, если речь идёт об имени. Назови и ты свое.

У Оно вдруг появилось желание громко (и истерично) смеяться. Эта резкая перемена в настроении удивила Пенелопу не на шутку, она прижалась к стенке, будто надеялась просочиться сквозь неё.

— У меня много имён, — произнесло Оно с ухмылкой. — Я полагаю, одно моё ты знаешь наверняка.

— Пеннивайз… — тихо произнесла Пенелопа, говоря скорее самой себе и стараясь отвести взгляд.

— Да, точно. Я Пеннивайз, Танцующий клоун, — захохотало Оно, качнув головой. — Пеннивайз, познакомься с Пенни. Пенни, познакомься с Пеннивайзом. Теперь мы знакомы, — улыбка Оно стала ещё шире. В глубине души Оно, возможно, и осознавало, что ведёт себя прямо скажем по-идиотски, но кто не ведёт себя по-идиотски в стрессовых ситуациях?

Страх Пенелопы внезапно пропал, а на его место пришли гнев и ненависть. Оно очень хорошо почувствовало это. Даже слишком хорошо. Обычно Оно ощущает эмоции других людей, но не настолько сильно. Более того, отголоски этих чувств отдались внутри Оно. И Оно заранее поняло, что Пенелопа сейчас скажет.

— Ты убил Мэгги Альбрехт, — прорычала она. Глаза её при этом сверкнули, и на долю секунды Оно увидело, как в них ярче вспыхнули мёртвые огни.

«Я тебя ненавижу, тварь. Ты убил маленькую, ни в чем не повинную девочку. Гори в аду, мразь!»

Оно продолжало улыбаться, стараясь не рассмеяться во весь голос. Оно никогда прежде не испытывало такой спектр эмоций. Веселье и шок. Это что-то новенькое. И Оно это ох как не нравилось. А ещё в Оно все больше и больше просыпалось сильнейшее любопытство, связанное со странным объектом со светящимися глазами.

— Мэгги жива. Она летает там, внизу. И ты тоже сможешь летать, — проворковало Оно, с искренним удовольствием вспоминая, как поедало сочное, ещё тёплое тельце Мэгги Альбрехт, из которого сочились кровь и страх. Ах, а какое было мясо… нежнейшее. Как в лучшем ресторане.

Пенелопа затряслась от гнева, а из её глаз брызнули слезы.

— Ей было пять лет, мразь! — крикнула она. — Пять! Она только жить начала! А ты… ты мало того, что убил, так ещё и сожрал?! — она закрыла лицо руками. — И меня хотел убить, да? Да, мразь? Ты хотел меня убить? Давай. Убей. Не зря ты гнался сюда столько времени, — Пенелопа выпрямилась и распушила волосы. — Я постараюсь сделать так, чтобы перед смертью нанести тебе такую боль, которую ты будешь всю жизнь помнить, — её рука потянулась к ножу, лежащему на столе.

Оно изо всех сил старалось не рассмеяться во весь голос. Эти перемены в настроениях девчонки очень сильно веселили. Особенно когда она постаралась сделать вид, что храбрая и что готова всадить нож, она думает, что сможет отомстить за Мэгги. Как глупо. Сразу видно, что она ещё ребёнок. Ребёнок, который не понимает или не хочет понимать реалии этой жизни. Оно потому и предпочитало детей, их проще пугать и проще заманивать в ловушку.

А затем до Оно кое-что дошло. После этого улыбка мгновенно пропала с лица. Оно ведь не говорило, что съело ту девочку, Пенелопа уже заранее знала это. Откуда? Догадалась? Или…

— Положи нож. Ножи детям не игрушка, — нараспев сказало Оно. — Порежешься ещё. Или кто-нибудь тебя порежет…

— За что ты убил её? — нижняя губа Пенелопы затряслась. — Что она тебе сделала?! Ей было всего пять!

— Мэгги мечтала научиться летать.

— Да прекрати ты свою шарманку про полёты! ОТВЕЧАЙ МНЕ!

Тело Оно пробила дрожь. Это было странное и просто отвратительное ощущение. Последние слова отдались в голове громким звоном. В мыслях вдруг возникла картинка: маленькая собачка, типа чихуахуа, стоит рядом с большим и грозным рычащим львом, пытается напугать его, тявкает, скалит зубы, однако вынуждена склониться и подчиниться. Самое страшное заключалось в том, что этой собачкой сейчас было Оно. Удивительно, но, кажется, Оно начало бояться этой девчонки. Бояться не так, как «Клуба Неудачников», нет, природа этого страха была непонятна Оно, так же как и была непонятна дрожь по всему телу. Сказать, что это не нравилось Оно, значит, ничего не сказать. Когда Оно услышало этот крик Пенелопы, разум вдруг помутился и возникло невероятно сильное желание рассказать всю правду. Но Оно сумело взять контроль над собой.

— Если не хочешь разделить участь бедной Мэгги, то лучше уезжай из этого города, — рыкнуло Оно, да так громко, что Пенелопа попятилась назад. — Иначе ты тоже научишься летать.

Оно знало, что эти слова звучат глупо. Пенелопа никуда не уедет. Оно чувствовало, что у неё есть некая связь с Дерри, почти такая же, как и у самого Оно. И это ещё больше пугало. Оно думало, что Оно — единственный представитель своего вида. Но эта девчонка… с одной стороны человек, а с другой… не совсем… Оно ощутило, что Пенелопа улавливает настроения и чувства других людей. Так же, как и Оно, разница лишь в том, что у неё это выходит слабее. Пока. Хуже всего было то, что, кажется, Пенелопа читает мысли Оно. У Оно ещё с первого взгляда на неё так показалось. Сейчас Оно было почти убеждено в этом. Пенелопа боялась Оно. Но и Оно боялось её.

— Скажи, кто ты, — произнесла Пенелопа, держась за стену. — Почему ты убиваешь детей? Почему ты ешь их? Кто ты, что способен на подобное?!

— Меньше знаешь, крепче спишь, — буркнуло Оно, отступив на два шага назад. Оно так не нравилась вся ситуация, что Оно решило для себя, что лучше всего будет поскорее унести ноги.

Пенелопа внезапно прищурила глаза и сделала несколько осторожных шагов вперёд. Оно почувствовало, что в спектре её эмоций появилось нечто новое — неуверенность. Неуверенность и что-то неопределённое.

— Мы раньше… не встречались? — спросила Пенелопа, всматриваясь в лицо Оно.

— В каком смысле? — Оно даже слегка растерялось от подобного вопроса.

— Просто… у меня впечатление, что я где-то уже тебя видела.

Оно внимательно посмотрело на Пенелопу. Оно помнило всех людей, которых когда-либо встречало. Особенно тех, кого убивало или хотя б на чью жизнь покушалось. А эту девчонку Оно видит впервые. Хотя подождите… Оно присмотрелось еще тщательней. Это лицо. О боги, это лицо, оно вроде такое незнакомое, а вроде и…нет… Оно где-то видело это лицо. Но это было, видимо, очень давно. Оно напрягло свою память изо всех сил. Оно не могло жаловаться на склероз, да и старо было не очень, Оно было всего около пятнадцати миллиардов лет, для представителей расы, к которой Оно принадлежало, это ничто, Оно может вполне себе прожить еще столько же, если не больше, так что проблем с воспоминаниями у Оно не было. Однако Оно не смогло ничего вспомнить. Вообще. Совсем. Как-будто кто-то заблокировал эти воспоминания. Оно сделало шаг назад. Только Оно способно заставлять других забывать о своем существовании. Эти «Неудачники», уехавшие из Дерри, они ведь не помнят ровным счетом ничего о том, что было летом 1958 года. Но сейчас… Сейчас Оно само попало в собственную ловушку. Оно не помнит. И Пенелопа не помнит. А ведь они должны были вспомнить, как вспомнят «Неудачники», когда вновь столкнутся со своими кошмарами. Но этого не произошло. Значит, должно быть что-то еще. Но что?

Или у меня едет крыша, или эта девчонка действительно не совсем человек. А кто же тогда? Интересно прозвучит вопрос: «Слушай, а ты, часом, не из моей деревни, которая находится на другом конце Вселенной? Чисто случайно. Ты больно на меня похожа, поэтому я не могу тебя сожрать. А жаль, потому что я ОЧЕНЬ хочу тебя сожрать.

Неожиданно в голове Оно вновь раздался голос, который принадлежал не Оно, а Пенелопе. Ее мысли. Оно слышало ее мысли. Пусть и не полностью, отрывками (как она наверняка улавливает мысли Оно), но все же.

«Или у меня едет крыша, или это…не совсем человек… Однако такое невозможно, нет».

— Если б ты меня видела, ты бы здесь сейчас не стояла, — ухмыльнулось Оно, стараясь скрыть замешательство и крайнюю степень бешенства.

— Однако ты явно озадачен. Я права?

Только не это. Не хватало еще, чтобы эта девчонка начала лезть в голову, читать все мысли и чувства, что там хранятся. Нет-нет, барышня, вам это с рук не сойдет, это конфиденциальная информация и принадлежит только ее обладателю.

Оно посмотрело на Пенелопу, и та отшатнулась, поскольку прочла в лице Оно такой гнев, что затряслась от страха и вжалась в стену. Девчонка и так сильно боится клоунов. Что ж, после этой встречи она станет бояться их еще больше. Хотя куда уж больше. Сейчас главное быстро смыться отсюда, иначе можно выдать свою природу, а Пенелопе знать об этом не нужно. Правда, в глубине души Оно что-то подсказывало, что она узнает это и довольно скоро. Не дура же она в конце концов, она ведь видела, как Оно вначале приняло обличие ее матери, а затем стало клоуном. Что ж, но и Оно узнает кое-что об этой девчонке, она может не сомневаться в этом. Оно ничего не сказало ей. И так было сказано достаточно. Оно забавы ради напоследок вновь приняло облик ее матери. «Пенни, милая, будь осторожна! — нараспев произнесло Оно. — Лучше бы тебе оставаться со своей тетушкой и не соваться в Дерри, если не хочешь научиться летать!» Пенелопа, увидев это преображение, закричала и закрыла лицо руками. Как предсказуемо. Кажется, она все еще считает, что все происходящее — дурной сон. Наивная дурочка. Вскоре ей предстоит узнать, что все это — ужасная реальность.

Теперь Оно точно не сможет уснуть. Оно перемещалось туда-сюда по своему убежищу, пребывая в крайней степени волнения. Мысли Оно целиком и полностью заняла эта странная Пенелопа Кладес. Боги, это сводит с ума! Оно теперь так сильно ощущало ее запах, словно она сейчас стоит где-то рядом. А ее страх… О, ее страх — это нечто фантастическое. Никогда страх не был таким славным, таким вкусным, таким желанным… И таким несытным. Оно чувствовало, что требуется еще одна порция. Больше, больше, нужно больше страха! Больше страха этой девчонки! Плоть ее Оно есть не может, но страхом питаться вполне себе получится. А перед глазами все еще маячили два ярко-изумрудных огонька, которые доводили до дрожи во всем теле. Ужасное ощущение. Непонятное. Странное. Чуждое. Синонимов много, а смысл один. Оно знало, что нужно избавиться от Пенелопы как можно скорее. Но как? Убить ее Оно не сможет. Разве что можно попытаться сделать это не своими руками, однако шанс на успех невелик. Оно было убеждено, что имеет дело с чем-то (точнее сказать, с кем-то), напоминающим Оно (глупо звучит, не правда ли?), и это крайне беспокоило Оно, у Оно впервые за свою долгую жизнь накопилась масса вопросов в голове, от чего она была готова взорваться. Оно не должно убивать Пенелопу до тех пор, пока не выяснит все. Это было что-то новое, но это было что-то любопытное. Оно по природе своей консервативно, но данный случай необходимо изучить от и до. Чтобы впредь подобного не случалось. А потом ее необходимо уничтожить. Оно знало, что от Пенелопы нужно избавиться. Оно чуяло исходящую от нее опасность. Оно пока никак не могло себе представить, чем же конкретно опасна эта еще, по сути, маленькая девочка, но достаточно было мыслей и ощущений по этому поводу. Оно долго думало, как же можно узнать о Пенелопе поподробней и пришло к невероятному умозаключению. Впервые в жизни Оно решило познакомиться с человеком. А выбора-то особо и не было. Оно должно изучить эту странную особь женского пола, как люди изучают только что обнаруженного ими интересного зверька. Осталось решить маленькую проблему. Оно никогда не знакомилось с людьми. Как же быть в такой ситуации? Еще ведь необходимо сделать все так, чтобы Пенелопа ничего не заподозрила.

Настал черный день. Нужно идти в библиотеку. Иначе я никогда не смогу понять людей так, как мне сейчас нужно.

Глупо, глупо, очень глупо! Что бы сказали родители?! Эти величайшие существа во Вселенной не были бы рады тому, что замыслило их чадо! Но Оно просто не знало, как можно поступить иначе. Тем более, что, возможно, Оно совершило ошибку, что не изучило людей на должном уровне. Оно всегда в них видело еду, но никогда не смотрело на них, как на нечто большее. А Пенелопа явно была чем-то большим. Новшества — это ужасно.

2

Пенелопа смотрела в эти два желтых глаза, не в силах шелохнуться. Казалось, что свет вокруг померк, и лишь эти два глаза освещали все помещение. Пенелопа не чувствовала своих ног, тело перестало ее слушаться, ей показалось, что она куда-то летит, огоньки, которые она видела, становились все ближе и ближе… Она присмотрелась внимательней. Пенелопа вдруг поняла, что уже не находится у себя в комнате, она летит, летит по бесконечному пространству космоса, она пролетает мимо планет и звезд, мимо астероидов и комет, мимо целых галактик, она летит куда-то вперед, и где-то вдалеке она видит нечто наподобие стены, а за ней — какую-то туманность и странный яркий свет. Вдруг ее кто-то оттянул резко назад. «Еще не время, Пенни, — произнес чей-то голос. — Тебе нельзя туда. Возвращайся». Пенелопа вдруг почувствовала, что вновь стоит на полу своей комнаты, а перед ней находился все тот же клоун, который держал ее за шею и точно так же смотрел ей в глаза. «Теперь вы связаны», — вновь зазвучал голос.

Что происходит? Кто говорит это?

Ответа не последовало. Но Пенелопу уже начало волновать несколько другое. У нее возникли странные ощущения. Она смотрела на клоуна и чувствовала, что у него с ней есть нечто общее. Пенелопа боялась его, однако одновременно и не боялась. В тот миг страх отошел на другой план. У Пенелопы в голове возникла тысяча вопросов, но вначале ей необходимо освободиться. Она ощутила, что клоун может читать ее мысли. Она не поняла, как она это сделала, ей показалось, что она слышит отголоски собственного голоса в его голове. И, о чудо, хватка его руки стала чуть слабее. Однако клоун боролся с собой. Пенелопа откуда-то знала, что он сейчас чувствует то, что чувствует и она. Клоун приблизился к ней так близко, что на миг Пенелопе все же показалось, что она лишится рассудка от страха, ей было известно, что он хочет сделать. Мысленно она просила отпустить ее, но клоун контролировал свой разум. Рукой он коснулся ее лба и вытер струйку крови. Пенелопа заранее знала, зачем он это сделал. Ее передернуло, когда она увидела, как он пробует ее кровь на вкус. И поняла, что с ним случилось, как только он это сделал. Она постаралась отпрянуть, ее отвращение было столь велико, что у нее у самой к горлу подступила тошнота.

Пенелопа внезапно осознала, кто стоит перед ней. Она вдруг вспомнила слова Мэгги Альбрехт об ее подкроватном монстре. Пеннивайз… Пеннивайз в роли чудовища, живущего в комнатах детей под их кроватями и пугающего их. Пеннивайз в роли клоуна. Пеннивайз в роли ее матери. Пенелопа ненавидела его. Она боялась его. И очень хотела узнать, кто это такой. У Пенелопы возникло странное ощущение того, что перед ней не человек. Однако она не хотела в это верить. Она никогда не верила россказням о пришельцах с других планет или о сверхъестественных существах типа оборотней или призраках, она знала, что их не существует. Но Пеннивайз… Кто такой Пеннивайз? Что он такое? Может быть, это какие-то очень искусные трюки? Но ее мать… Пенелопа была уверена, что видела свою мать. Слышала ее голос. Чувствовала ее прикосновение. Как это объяснить? Как объяснить то, что ее матерью был Пеннивайз? У Пенелопы все еще сохранялось предположение, что у нее просто поехала крыша. Она не хотела верить в реальность происходящего. Пенелопа не любила Дерри всем сердцем и теперь понимала, почему. Она чувствовала, что что-то или кто-то обитает в этом городе, она ощущала его присутствие, и теперь перед ней стоял источник всех страхов. Пенелопа была в замешательстве. Почему она знала об его существовании здесь? Почему он убивает детей? Почему он ест их? И почему он способен менять обличия?

Когда Пенелопа услышала фразу «Я Пеннивайз, Танцующий клоун», то внезапно ее голову пронзила боль. Эти желтые глаза, этот голос, эти слова… Это уже когда-то было. Она отчетливо на пару секунд увидела силуэт Пеннивайза, склонившегося над ней, смеющегося, улыбающегося своей ужасной улыбкой и произносящего это… Но Пенелопа не могла вспомнить ничего. Быть может, это эффект дежавю? Однако Пенелопа была уверена, что видела эти глаза и раньше. Это было так странно, что Пенелопа запуталась в своих нынешних ощущениях. Удивительно, но она чувствовала, что Пеннивайз испытывает нечто подобное. Их мысли и чувства в этот момент были максимально близки. Они оба боялись друг друга и ненавидели. И обоим хотелось узнать друг о друге получше. Чтобы затем уничтожить друг друга. Пенелопа знала, что это он убил несчастную Мэгги. И мечтала о том, чтобы отомстить за свою маленькую подругу. Ей бы очень хотелось увидеть, как Пеннивайз корчится в мучениях, молит о пощаде и истекает кровью…

Я узнаю об этом подонке все, что можно, а затем раскрою его башку о ближайший камень. И плевать я хотела на полицию и закон. Эта мразь не должна ходить по этой земле.

Пенелопа ясно ощущала то, что Пеннивайз изо всех сил старается скрыть, кто он на самом деле. Как и ощущала то, что он ее начал побаиваться. Это не могло не радовать ее. Правда, радость быстро исчезла, поскольку Пенелопа понимала, что это ей нужно бояться. Она чувствовала всю опасность, исходящую от него. Все прочнее в ее голове закреплялась мысль о его нечеловеческой натуре, но Пенелопа пыталась изгнать ее прочь. Может, это всего лишь психопат, у которого окончательно поехала крыша? Пенелопа видела в фильмах, что маньяки — сумасшедшие люди и способны на все. Это бы тогда худо-бедно объяснило тот факт, что он убивает и ест людей. И все же… И все же мысль о том, что Пеннивайз — нечто отдаленное от человека, казалась ей гораздо правдивей. Пенелопа очень хотела понять хотя бы наполовину о том, кто он такой, но Пеннивайз, явно ощутивший ее любопытство, поспешил скрыться, оставив ее в полнейшем замешательстве. Спровоцировав новую истерику с ее стороны. Когда Пенелопа вдруг вновь увидела и услышала свою мать, она закрыла лицо руками и стала кричать. Она надеялась в глубине души, что это ей все снится. Но это была реальность. Кошмарная реальность, которую не покажут ни в одном фильме ужасов. Слишком страшно. Слишком странно. Слишком любопытно.

Когда он исчез, а Пенелопа несколько пришла в себя, то вдруг захотелось, чтобы Пеннивайз вернулся. Она себя на миг ощутила ученым-биологом, открывшим новый вид животного, который нуждается в срочном тщательном изучении. Но это было лишь на миг. За эти несколько минут она пережила столько, сколько не переживает ни один человек за всю свою жизнь. У Пенелопы подкосились ноги, и она упала на пол. К ней вновь вернулись ее страхи и паника. Она начала звать на помощь, но никто не приходил. Перед глазами вставал туман. А в голове звучал смех клоуна…

1

Пенелопа почувствовала, как кто-то трясёт её из стороны в сторону, и медленно открыла глаза. Несколько секунд она пыталась сфокусировать свое зрение на лице своей тёти, но даже сквозь туман было заметно, как Молли побледнела. Стены в доме были не такими белыми, как Молли сейчас. Пенелопа не знала, сколько она пролежала на полу, но, судя по тому, что в комнате горит свет, уже был вечер.

— Пенни? Пенни, что с тобой? — тараторила Молли, испугавшаяся не на шутку.

Пенни… Почему это прозвище теперь так созвучно с «Пеннивайз»? Раньше Пенелопа не замечала этого. А сейчас имя «Пенни» имело какую-то силу, которую невозможно было понять, но можно было почувствовать. Пенелопа ощущала себя довольно-таки странно, она не знала, как описать свое состояние. С одной стороны, она все ещё не отошла от шока и ужаса, обморок был спровоцирован сильнейшим нервным напряжением, голова раскалывалась на части, а тело все болело от ушибов и порезов, но с другой стороны Пенелопа никогда себя не чувствовала такой живой. По её жилам разлилась удивительная сила, придающая ей энергию, Пенелопе казалось, что она теперь может сворачивать целые горы. Все ее органы чувств странным образом обострились: она отчетливо слышала шелест листвы на улице, хруст веток, на которые садятся птицы, слышала, как бегут дети по дороге и как неспешно шагают за ними взрослые; в нос залетали всевозможные запахи, природу половины которых она не могла понять; она могла разглядеть маленькие капельки пота на лице своей тети и мельчайшие пылинки на комоде. Сердце громко стучало. Что-то изменилось с тех самых пор, как её взгляд пересекся со взглядом того странного клоуна. Что-то изменилось в ней самой. Но она не могла до конца понять, что.

— Всё в порядке, — пробормотала Пенелопа, поднимаясь с пола и отряхиваясь. Быть может, все эти изменения спровоцированы мощным выбросом адреналина. Пенелопа читала, что в моменты сильного стресса все органы чувств обостряются в разы.

— Почему ты лежала на полу, милая? У тебя глаза опухшие, о, боги, что случилось?

— Да так… ничего, — Пенелопа отвела взгляд. Правду, разумеется, она не могла сказать. Но и молчать тоже было нельзя. — Все, как обычно. Была гроза, — Пенелопа подняла голову к окну и посмотрела на небо, на котором не было ни облачка.

Молли некоторое время помолчала. Ей не требовалось говорить, чтобы описать свои чувства, Пенелопа и так все поняла. Или ощутила. В ее голове разом появились мысли о том, что сейчас испытывает Молли. Переживание. Сострадание. Тревога. Беспокойство. Страх.

— Я надеялась, с течением времени это пройдет, — Молли села в кресло, закрывая лицо руками. — Прошло уже десять лет, а ничего не изменилось. Я думала, врачи тебе помогут…

— У каждого есть свои фобии, в этом нет ничего страшного, — Пенелопа обхватила себя руками. — И фобии эти могут быть как ярко выраженными, так и не очень. Кто-то боится пауков, кто-то боится прививок. А я боюсь гроз.

— Ты боишься их не так, как человек с обычной фобией, дорогая. Это травма. Психологическая травма. И с ней нужно бороться. Но за десять лет она почему-то никуда не делась…

— Не все возможно излечить, — пожала плечами Пенелопа, вздохнув. — Да и таблетки помогают вообще-то, они сильнодействующие, — она попыталась выдавить из себя некое подобие улыбки.

— Быть может, тебе стоит снова сходить к психотерапевту? Поговорить с ним? — Молли встала с кресла и взяла свою племянницу за руки. — Это же ненормально в конце концов.

Пенелопа пропустила ее слова мимо ушей. Взгляд ее был сосредоточен на лице Молли. Казалось, что Пенелопа видит ее в первый раз. Во всяком случае, она никогда не замечала, что глаза у нее голубые-голубые, в тон морю, фотография которого у нее всегда висит над рабочим столом — напоминание о лучшем отпуске в ее жизни, когда Молли была еще студенткой и поехала с подругой на первые заработанные ими деньги в Испанию. Молли помнила, как нелегко было работать официанткой в маленьком захолустном баре на окраине города, как ей приходилось ежедневно сталкиваться с пьяными посетителями, пытающимися залезть ей под юбку, как вместо чаевых она получала лишь пару центов, потому что хозяин был отвратительно жаден и старался забрать всю выручку себе, как тяжело было таскать подносы с тяжелеными бокалами пива, как она брала в руки тряпку и, пытаясь побороть в себе отвращение и тошноту, неумолимо подступающую к горлу, убирала пролитый алкоголь и лужи рвоты с пола, как большую часть зарплаты отдавала родителям, чтобы они могли покупать учебники и канцелярские принадлежности для сестренки, которая в то время пошла в девятый класс. Но любой труд в конце концов будет вознагражден. Два года Молли и ее подруга, которая работала вместе с ней, копили нужную сумму, и, наконец, летом 1958 года, когда им обеим было двадцать два, они смогли сесть в самолет, который доставил их к вратам рая. Целых две недели они наслаждались лучами палящего солнца и теплыми водами Средиземного моря и, как говорится, «отрывались по полной»: посещали ночные клубы, знакомились с мужчинами, которые с удовольствием угощали их парочкой коктейлей, пробовали марихуану, сбегали от полицейских, ездили по всевозможным экскурсиям и ныряли за разноцветными кораллами и ракушками. Пенелопа чувствовала, что спустя столько лет в Молли все еще живет та оторва, которой она была когда-то, и именно это и помогает ей столь успешно вести свой бизнес, потому что она не боится рисковать и пробовать новое. Пенелопа рассматривала каждую морщинку на ее лице и впервые осознала, что ее тетя уже не так молода, как раньше. Молли тщательно следила за своей внешностью и в свои сорок восемь выглядела так, что любые студентки ей позавидуют, но годы все же брали свое. Пенелопа вдруг ощутила нотку странного запаха, не похожего на запах от любимых тетиных духов, исходящего прямиком от ее тела, и в ее голове пронеслась мысль: «Это аромат приближающейся старости». Пенелопа могла разглядеть мельчайшие частички пигмента помады на губах Молли. Она даже смогла распознать, какой марки была помада — Молли всегда покупала только дорогую косметику типа «Шанель», чтобы подчеркнуть свой статус. Пенелопа никогда не видела лицо человека столь отчетливо, как сейчас. Будто бы ей в глаза вставили увеличительные линзы. Грубое сравнение, но удивительно меткое. Пенелопа очнулась, когда ощутила, что в Молли нарастает тревога.

— А? Нет, не нужно, — отмахнулась Пенелопа. — Это мне никогда не помогало. Без мозгоправов обойдемся.

— С тех самых пор, как мы переехали в Дерри, ты сама не своя, — покачала головой Молли. — Тебя вечно что-то тревожит, я вижу. Тебе не нравится здесь, верно? Этот город давит на тебя.

Этот город настоящее ДЕРЬМО!

— Просто еще не привыкла. Наверное, — неуверенно протянула Пенелопа, вновь поворачивая голову к окну.

Да, я не привыкла встречать клоунов, которые хотят сожрать меня и которые расчленяют моих друзей!

— Я думала, что работа в библиотеке пойдет тебе на пользу, но, видимо, я ошиблась…

— Нет, что ты! — поспешила возразить Пенелопа. — Если б не библиотека, я б здесь с ума сошла от скуки!

— Но тебе это не помогает справиться с нервным напряжением. Учеба, переезд… Это все стресс, я понимаю. Может, тебе лучше пока не приезжать в Дерри? Заняться подготовкой к сессии? В конце концов, ты уже взрослая и вполне сможешь прожить без меня месяц или больше, — невесело хохотнула Молли, впрочем, тепло улыбаясь.

— Да, ты права, пожалуй. Мне нужно взбодриться и отвлечься, — кивнула Пенелопа.

На самом деле Пенелопа просто хотела как можно скорее оказаться подальше от этого чертового города. Она знала, что если еще раз столкнется с Пеннивайзом, то ее психика может не пережить такого. Пеннивайз… Все тело содрогалось при одной мысли о нем. Все произошедшее казалось таким нереальным, что Пенелопа на секунду была готова поверить, что все это было лишь сном. Однако царапины на коже говорили об обратном. И глаза. Его глаза все еще отчетливо были перед ней. Эти большие, желтые хищные глаза, в глубине которых была видна целая Вселенная с мириадами ярко светящихся звезд. Что это было? Пенелопа много читала о воздействие наркотиков на организм человека, в частности, на то, как они влияют на сознание. Вдруг Пеннивайз просто накачал её какими — то веществами, и у неё пошли такие галлюцинации? Но что-то внутри неё подсказывало, что все, что она видела, — это не плод её воображения. Космос. Галактики. Планеты. Край света. Странная стена. Мёртвые огни… Пенелопа не могла понять, что конкретно она наблюдала. Она содрогнулась, вспомнив, как вдалеке заметила оранжевый свет, который Пеннивайз про себя назвал «мёртвыми огнями». Этот свет внушал ей такой ужас, что сердце её на пару секунд остановилось (по крайней мере, ей так показалось), однако в то же время казался таким…знакомым… родным. Пенелопа чувствовала, что её человеческий разум очень сильно мешал ей в данный момент понять суть происходящего. Человеческий! Пеннивайз выглядел как человек, одетый в костюм клоуна, но мысли его отличались от человеческих. Это было трудно понять, ещё труднее объяснить, но факт оставался фактом: что-то с этим клоуном было не так. Клоун — часть Дерри. Дерри — город, с которым происходит нечто странное. В Дерри твои страхи обретают жизнь. И Пенелопа наверняка знала, что причина кроется в Пеннивайзе, хотя и не понимала её. Пенелопа упала в кресло, схватившись руками за голову.

Это все сон. Господи, скажи, что мне это снится. Что я под наркотой. Что у меня поехала крыша. Что угодно. Лишь бы это не оказалось реальностью.

В голове Пенелопы внезапно зазвучал голос, отличающийся от её собственного. Голос Пеннивайза.

»… опять случилось что-то новое. Опять. ОПЯТЬ!…почему бы им всем не оставить меня в покое?!.. Одни сплошные проблемы!..убить их всех, убить их всех…они все научатся летать….»

Пенелопа ахнула. Казалось, что Пеннивайз говорит это сзади неё, но его не было в этом доме. Это были его мысли. Пенелопа была абсолютно в этом уверена, ей подсказывал это инстинкт или что-то близкое к нему. Пенелопу эти мысли испугали не на шутку. Меньше всего на свете ей бы хотелось узнать, о чем думает маньяк перед совершением очередного преступления.

Но ведь слышать мысли другого человека невозможно… Такое лишь в сказках встречается. Магии не существует. Потусторонних сил не существует. Инопланетян не существует. Оборотней не существует. Это лишь сказки для детей. Это мне все снится. Да. Другого объяснения у меня нет.

Пенелопа в глубине души понимала, что на самом деле старается убедить себя в этом. Ей было проще поверить в то, что все происходящее — сон, чем смириться с тем, что Пеннивайз так же реален, как, скажем, её тётя или Майкл. Пенелопе казалось, что она вот-вот впадет в очередную истерику. Она внезапно вскочила и побежала к себе в комнату лихорадочно собирать вещи.

Валить отсюда. Подальше от этого чертового города. Мне моя психика дороже.

Пенелопа ещё не догадывалась, что теперь она такая же неотъемлемая часть Дерри, как и сам Пеннивайз.

2

У Майкла было чувство, что что-то изменилось. Это было похоже на навязчивую идею, никак не желающую выйти из головы. Ощущение страха не пропало, но оно стало чуть менее выраженным. Как будто бы настало временное облегчение после тяжёлой и продолжительной болезни. Войдя в библиотеку в то утро одиннадцатого ноября 1984 года, Майкл впервые за несколько месяцев хотел сказать, что у него настроение не близко к суицидальному. Ещё вчера он боялся за жизнь несчастной Пенелопы. Он устал вставать с утра с тяжёлым чувством, прислушиваться к голосу диктора из радиоприёмника и ожидать новости о том, что на окраине города было найдено окровавленное расчлененное тело восемнадцатилетней девушки. Каждый раз, когда он видел Пенелопу, у него будто камень с души падал. И каждый раз, когда они прощались, он молился небесам, чтобы это было не в последний раз. Майкл понял, что действительно что-то произошло, когда это ощущение отчаяния, близкое к панике, частично, но покинуло его. Однако его кое-что насторожило. Насторожило как раз в тот момент, когда Пенелопа вошла в библиотеку, потому что ощущение её присутствия стало сильнее, гораздо сильнее обычного. Он фактически увидел, как она подходит к двери, толкает её и входит внутрь, хотя сидел в своём кабинете. У Майкла на мгновение сердце рухнуло вниз. Что-то здесь явно не так.

Пенелопа выглядела чуть бледней, чем обычно, но в целом походила на саму себя: те же непослушные каштановые волосы, свисающие с плеч, те же любимые старые джинсы и серая кофта, то же выражение лица: смесь восторга и удивления с капелькой тоски. Но как только Пенелопа подошла поближе, Майкл заметил первое изменение. Глаза. Глаза были не изумрудные. Глаза были цвета травы в яркий солнечный день. Как будто кто-то взял и добавил в них жёлтый оттенок. Кто-то. И походка. Майкл пригляделся к ней и обратил внимание на то, что Пенелопа идёт выпрямившись. Раньше она слегка сутулилась и ступала как-то неуклюже, теперь же её шаг был лёгок и был строго по прямой линии. Что-то здесь явно не так.

— Привет, Майки, — поздоровалась Пенелопа с той же улыбкой, что и всегда. Голос у неё не изменился, это слегка успокоило Майкла. Но только слегка.

— Здравствуй. У тебя все в порядке? — Майкл решил сразу же идти в наступление. Чем быстрее он получит ответ на свой вопрос, тем быстрее ему станет легче. Или не станет.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто… мм… — Майкл не знал, что ему сказать. Глупо прозвучит, если он произнесет что-то вроде: «Слушай, я просто параноик и считаю, что на тебя в любой момент должен напасть этот монстр и разорвать тебя на куски, половину из которых он сожрёт, а половину выбросит, как выбрасывают из дома ненужный хлам, а ещё у меня срабатывает паучье чутье, поэтому хочу знать, все у тебя в порядке или не все».

— Впрочем, не важно, — резко оборвала его Пенелопа. Тут-то Майкл и заметил, что улыбается она как-то неестественно, вымученно, если можно так сказать. Взгляд у нее был мрачнее тучи. — Я пришла сюда, чтобы попрощаться.

— В каком смысле?

— Я уезжаю.

— Так рано? То есть… я хочу сказать, что ты обычно вечером уезжаешь…

— Просто мне нужно уехать.

Взгляд Пенелопы так и говорил, что ей не нужно, а хочется уехать и как можно быстрее. Майкла это озадачило.

— Точно все в порядке? — неуверенно спросил он.

— Я… — Пенелопа на глазах начала терять самообладание. Она была чем-то очень сильно напугана, но она не желала делиться подробностями произошедшего. Впрочем, Майкл был не такой дурак, чтобы сразу не догадаться, о чем шла речь. — Мне нужно ехать. Да. И как можно скорее.

— Пенни, подожди! — Майкл схватил её за руку. У Пенелопы при упоминании имени «Пенни» появилось такие выражение ужаса на лице, что он застыл на мгновение. Майкл и сам не понял, почему решил назвать её Пенни. Вырвалось практически неосознанно. — Расскажи мне, что случилось.

В этом не было никакой нужды, потому как все было ясно как божий день. Но Майкл надеялся, что Пенелопа поделится с ним своими переживаниями. Однако она этого не сделала. Она отпрянула от него на шаг.

— Я должна ехать. Не знаю, когда вернусь. Но точно не скоро.

Майклу очень хотелось остановить её и хотя бы попытаться успокоить, но любой подобный шаг показался бы глупостью. Майкл сам помнил свою первую встречу с этим монстром, это случилось в далёком 1958 году, но перед его глазами все ещё мелькала та страшная птица, пытавшаяся его схватить и, по-видимому, утащить в свое гнездо, чтобы там разорвать на части. Иногда Майкл просыпался в холодном поту и с криками, на секунду или две ощущая себя тем маленьким мальчиком, которому постоянно доставалось за то, что он ниггер, который не имел друзей и который едва не погиб от рук неизвестного ему существа будто бы в отместку за то, что у него кожа не белого цвета. Тело в такие мгновения ныло так, словно его буквально несколько часов назад избил Генри Бауэрс. И ему было страшно. Страшно, потому что он знал, что скоро он вновь встретится со своими кошмарами лицом к лицу, и это создание с отвратительной клоунской ухмылкой попытается убить его снова. Говорить Пенелопе, что все будет хорошо — это все равно что говорить человеку на последней стадии рака, что он скоро поправится и заживёт полноценной жизнью. Пенелопа знала даже больше, чем Майкл, как опасен Пеннивайз, хоть и не понимала, кто это.

«Не переживай. Она вернётся. Ибо теперь она тоже часть Дерри».

Ей бы лучше подальше держаться отсюда.

«У неё это уже не получится».

В каком смысле?

«Ни тебе, ни ей пока не время знать всю правду. Твоя задача сейчас лишь в одном: продолжай собирать информацию по крупицам, изучай историю Дерри. Изучай историю Пенелопы».

Пенелопа имеет отношение к истории Дерри?

«Со временем ты все поймёшь. А теперь не задавай глупых вопросов. Отпусти её. У девочки шок. И ещё. Не говори ей ни про какие убийства»

А будут новые?

«Просто делай то, что велено»

В подобные моменты Майкл ощущал себя спятившим с ума. Он не знал, чей голос звучит у него в голове, ему было известно лишь то, что ему это не нравится.

Пенелопа изменилась. Почему она изменилась?

«Тебе показалось».

Но… её глаза… походка…

«Тебе показалось».

Больше голос не сказал ничего. Майкл некоторое время стоял в ступоре, пытаясь понять, действительно ли ему показалось или же голос пытается обмануть его. К этому моменту Пенелопа отошла от него ещё на пару шагов, промолчала несколько секунд, затем произнесла что-то похожее на слова прощания и помчалась прочь из библиотеки. Майкл в полном замешательстве посмотрел ей вслед. С появлением этой девушки жизнь в городе резко изменилась, хотя внешних проявлений этих изменений пока не было, но Майкл явственно ощущал это. Пенелопа вернётся, а что будет, когда она вернётся? И почему Оно не убило её, почему она, хоть и напугана до полусмерти, жива и здорова? Слишком много вопросов. И ни одного ответа. Майкл, почесав в затылке, направился в свой кабинет, где у него, возможно, находился единственный источник хоть какой-либо информации — его записная книжка.

3

Оно было в замешательстве. Оно было в бешенстве. Оно никогда ещё не испытывало подобный спектр чувств. Оно это не нравилось. Всё новое — это плохо, особенно когда пытаются коренным образом изменить твою жизнь. Насильно. Эта девчонка… Она не желала выходить из головы. Она раздражала словно комар, издающий писклявые звуки прямо у твоего уха, которого ты никак не можешь отогнать, от чего становишься злее и злее. Оно вначале хотело успокоиться и обдумать все на свежую голову, но… разве тут успокоишься. Оно никогда не сталкивалось с человеческим существом, которое могло б вызвать подобную реакцию. Оно не давало покоя, что что-то в этой девчонке является родственным самой сущности Оно. Однако такого быть не может, верно? Оно — последний представитель своей династии. Много миллиардов лет назад, когда Вселенная только зародилась, сородичи Оно господствовали во всех мирах. Однако со временем их род начал угасать. Оно было уверено, что осталось теперь совсем одно. Родители Оно умерли ещё до начала времен, к моменту появления вселенной Оно уже существовало, но было столь маленьким и беспомощным, что едва ли могло повлиять на свою судьбу. Огорчало ли Оно то, что кроме Оно, больше никого из вида не существует? Едва ли. Оно и так было хорошо. Но эта девчонка… Она перевернула все с ног на голову. Не порядок. Оно знало, что не может убить только того, кто принадлежит к роду Оно. Пенелопа — человек, в этом не было никаких сомнений, однако… однако Оно не смогло её убить, вкус её крови вызвал невероятное отвращение с рвотными позывами. И запах… запах, который сводит Оно с ума. Оно так и не смогло до конца постичь природу этого запаха. Что-то в организме девчонки было явно не человеческое. Но что? Что в её генах такого? Кто её родители? Кто родители её родителей? Все это необходимо узнать. И желательно от самой Пенелопы (просто так явно проще). Оно скрепя сердце пришло к выводу, к которому пришло сразу же после встречи: необходимо с ней познакомиться поближе. Придётся изучить человеческую психологию (как это ужасно, Оно надеялось, что учиться не придётся, и так было хорошо!).

Оно укрепилось в своём мнении поскорее все разузнать о своей, так сказать, проблеме, когда Пенелопа уехала из города, и Оно это очень сильно ощутило. Оно теперь знало, что испытывают люди, зависимые от наркотических веществ, когда их лишают этих якобы радостей жизни. Ломка. У Оно случилась натуральная ломка. С исчезновением запаха Пенелопы у Оно начался странный психоз. Оно не могло ни о чем думать, Оно только хотело хотя б на секунду ещё раз вдохнуть этот запах. Оно металось по своему убежищу из стороны в сторону, Оно не находило себе места. Оно в такие мгновения люто ненавидело ту девчонку, Оно размышляло о том, какую мучительную смерть ей можно подарить в конце. Беспокойство Оно отражалось на погоде в городе и на настроении жителей: небо заволокло тёмными тучами, каждый день шёл то ливень, то падал сильный град, ветер порой вырывал деревья с корнями; люди чувствовали то странную ярость, то полную апатию. Пациенты в больницах от подобного эмоционального напряжения начали умирать гораздо чаще: их системы органов, особенно сердечно-сосудистая система, не выдерживали подобного напряжения. Поэтому в те недели если человек попадал в реанимацию, то с вероятностью в 100% через пару дней или даже часов он оказывался на том свете. Были и те, кто в скором времени оказывался в психиатрической лечебнице, если их организмы были достаточно сильными. А чаще всего вначале больные попадали в палату, обитую войлоком, а потом их выносили вперёд ногами из морга. Но больше всего страдали дети: их психика более устойчива к перепадам настроения, однако они не могли справиться с таким ярким спектром эмоций, они чаще плакали и хватались за голову, капризничали, отказывались есть и не могли уснуть. Дерри и Оно ожидали возвращения Пенелопы. Оно не знало, когда Пенелопа вновь приедет в город, Оно лишь было известно, что она обязательно вернётся. Оно пыталось как-то отвлечь себя, но у Оно не получалось ни задремать, ни даже поохотиться: Оно не могло нормально питаться. Оно было вынуждено довольствоваться животными, преимущественно крысами в своей канализации, потому что совсем жить без пищи Оно не могло. Это была отвратительная жизнь, поскольку животные для Оно по питательности были равны листьям салата для человека. Если не хуже. Спустя две недели такого существования (Оно все откладывало столь неприятный момент на потом) Оно взвыло и, смирившись с неизбежным, решило направиться в библиотеку. Это и для пользы дела нужно, и хотя б ненадолго сможет отвлечь.

Оно практически никогда в жизни не брало книги в руки. Читать, однако, Оно умело: Оно постепенно эволюционировало вместе с людьми и обучалось тому, чему обучались они. Книги для Оно вначале представляли интерес как необычная диковинка, но очень скоро Оно стало к ним равнодушным. Оно литература не требовалась, Оно прекрасно читало нужную информацию в головах людей. Но ни разу за период своего существования на Земле Оно не задумывалось о том, чтобы изучить психологию человечества на глубоком уровне. Оно это было и не нужно: Оно знало лишь то, как управлять разумом человека и как заставлять его пугаться до смерти. Теперь же Оно были нужны несколько другие знания. О том, как люди общаются между с собой, о том, как строят разного рода отношения, как проникаются доверием к друг другу. В общем, абсолютно, на взгляд Оно, мусорная информация, которая, увы, сейчас очень нужна. Что ж, в будущем наверняка она тоже пригодится, лишних знаний, как правило, не бывает. Оно знало обо всем этом понемногу, это нужно было Оно, чтобы являться в кошмарах, связанных с прошлым, но сейчас Оно предстояло углубиться в эту тему, возможно, максимально. Можно даже выразиться, что Оно было необходимо почувствовать себя человеком. Это ужасная мысль, но что поделать? Другого выхода ведь не было.

И вот, спустя две недели Оно вышло на поверхность и направилась в сторону библиотеки Дерри. Впервые в жизни Оно пришло в город не с целью покормиться, наоборот, с целью пока что мирного сосуществования. Это отвратительно, но, увы, пока ничего нельзя сделать. Оно решило не привлекать к себе внимание и приняло образ обыкновенной женщины почтенного возраста. В Дерри едва ли жители замечают друг друга, особенно когда дело касается пенсионеров, поэтому сгорбленная старушка лет семидесяти точно не будет представлять для публики никакого интереса. Правда, Оно затем вспомнило, что Оно не видимо для тех, кто не знает о его существовании или не верит в него (в столь нервной ситуации много что можно позабыть!) и хотело было расслабиться, но в библиотеке ведь обитает ненавистный Майкл Хэнлон. Этот маскарад для тебя, Майки. Попробуй что-то сделать бедной старушке. Оно просочилось в двери библиотеки и неспешно направилось вдоль полок. Оно не испытывало никакой приязни по отношению к посещению, в котором находилось, Оно было абсолютно равнодушно к так называемому великолепию этого здания. Книжные шкафы тянулись по бесконечно длинному залу, Оно неспешно шагало вперёд, пытаясь понять, а что, собственно, необходимо читать. Оно ведь практически не было знакомо ни с писателями, ни с жанрами, ни с литературой в целом.

Нужно рассуждать логически. Мне необходимо узнать, что творится в голове у девчонки. Так. Это психология, верно? Значит, нужно искать что-то со словом «психология». Или со словом «женщины».

Оно начало мотать головой из стороны в сторону, пытаясь найти название секции. Обычно люди, которые не знают, какая им нужна книга, обращаются за помощью к библиотекарям, но почти для всех работников здесь Оно представляет собой лишь пустоту да лёгкое дуновение ветерка. А Майкл Хэнлон наверняка что-нибудь да заподозрит, если Оно попытается что-нибудь спросить у него. Рисковать в столь важном деле ни в коем случае нельзя. Оно притормозило свой шаг возле достаточно обширной секции под названием «женские романы».

А это еще что такое?

Оно обратило внимание на то, что здесь сидят исключительно женщины лет так за тридцать. Книги у них в руках все были в цветных обложках, почти везде было изображение или влюблённой пары, или чего-то не определённого, цветовая гамма состояла из оттенков красного, розового, белого и жёлтого. Многие переплёты были достаточно потрепанными, что говорило о том, что их берут довольно-таки часто. Женщины были невероятно увлечены чтением; казалось, их ничто не могло оторвать от текста, их лица постоянно меняли эмоции, становились то печальным, да такими, что у некоторых тушь текла от слез, то такими радостными, что Оно содрогалось от звуков их смеха. Оно, нахмурившись, протянуло руку к одной из полок и взяло первую попавшуюся книгу в руки. С неё на Оно смотрели мужчина и женщина, заключившие друг друга в какие-то неестественные объятия. Женщина была со странно закатанными глазами, мужчина одной рукой придерживал её за горло, а второй обхватывал область талии. На заднем фоне было что-то типа богатого особняка. Название гласило: «Сладкий обман». Автор: «Анна Броукенхарт». Оно несколько минут просто смотрело на эту обложку и пыталось понять, что Оно сейчас держит в руках. Оно перевело взгляд на читающих женщин. Оно поразилось тому, с каким увлечением они всматриваются в каждую строчку.

Ну… судя по всему, это читают только женщины… и пишут это женщины… Может, это то, что мне нужно? Коли это пишут женщины для женщин. Наверняка тут подробно все о женской психологии. Логично, верно? Что ж, посмотрим-посмотрим.

Оно осторожно опустилось на стул и открыло первую главу книги. Оно очень не нравилось то, что Оно делает (а Оно предпочитало делать лишь то, что Оно по душе), но Оно взяло себя в руки и, привыкнув к шрифту и буквам, начало читать.

Оно вначале просто не понимало, о чем идёт речь. Вообще. Оно только знало, что главную героиню зовут Луиза. И вроде как она работала служанкой в особняке богатого господина. Её мысли были описаны столь туманно, что Оно пропускало целые абзацы. Оно успокаивало себя тем, что мысли женщин понять трудно, к ним привыкнуть нужно. Однако спустя некоторое время все стало гораздо хуже. Когда к истории подключился хозяин особняка. «… Луиза не могла спокойно смотреть в эти пронзительно голубые глаза Диего, по телу её пробегала странная дрожь, дыхание перехватывало, колени подкашивались, Луиза была готова упасть в обморок. Она молила небеса о том, чтобы её страдания закончились, она устала каждую ночь видеть во снах, как Диего прижимает её к себе и шепчет ей на ухо: «Я люблю тебя, дорогая, мне нет дела, кто ты, я просто хочу быть с тобой». А Диего, настоящий Дьявол, спокойно смотрел на неё и продолжал говорить, и от ноток его голоса у Луизы все сжималось внутри, она боялась, что вот-вот лишится рассудка. Луиза изо всех сил старалась удерживать себя на ногах и запоминать задания, которые давал ей Диего, но сознание у неё постепенно отключалось, она могла думать лишь о синих глазах Диего, о его голосе и о его сильных руках, которыми он водил в воздухе, указывая то на одну дверь, то на другую»…

— Бред какой-то, — вслух произнесло Оно. Оно продолжало не понимать происходящего. Может, стоит прочесть дальше, тогда станет чуточку ясней?

»… Луиза стояла на краю скалы, смотря на уходящее за горизонт солнце. Слезы одна за другой катились по её щекам, она молила о том, чтобы её страдания поскорей закончились. Она не могла понять, почему Диего женится на этой стерве, на Донне, которой от него нужны лишь деньги. Она, Луиза, любит его не за то, какое у него состояние, а за то, какой он, любит его чистую душу и доброе сердце, она просто хочет быть у его ног всю свою жизнь и умрёт за него, если потребуется. Но Диего упорно не замечает её, он видит лишь пышногрудую длинноногую пустоголовую расчетливую красотку Донну. А Луизе придётся жить под одной крышей с их семьёй, убирать их постели, готовить для них и смотреть на то, как растут их дети (если таковые, конечно, будут, в чем Луиза несколько сомневалась, поскольку знала, что Донна детей ненавидит, но вполне себе могла родить их для укрепления своих позиций). Нет, это невозможно, это невыносимо, это слишком больно, у Луизы сердце разрывалось на части при одной только мысли об этом. Нет, она не будет с этим жить. Она лучше умрёт. Смерть спасёт её от этих терзаний. Луиза подошла к самому краю скалы. Ещё один шаг, и все для неё будет кончено. Один шаг до её спасения. Луиза закрыла глаза…

Но что это? Вдруг чьи-то руки обхватили её сзади и оттащили в сторону. Луиза подняла голову и увидела перед собой бледное как мел лицо Диего.

— Боже мой, что ты собиралась сделать?! — крикнул он. — Зачем?!

— Как ты нашёл меня?

— Это не важно, Луиза! Ты не должна была пытаться сделать это с собой, ты должна жить!

— Мне нет жизни в мире, где ты не со мной! Ты любишь Донну, и моё сердце разрывается на части!

— Луиза, я не люблю Донну и никогда по-настоящему не любил! Боже, я люблю ТЕБЯ! И только тебя! И всегда любил, с самой первой встречи! Я не хочу жениться на этой стерве, я хочу жениться на тебе! Ты — моё все, ты моя жизнь, мой воздух, моя любовь, будь со мной выходи за меня!»…

Оно прочитало последние несколько абзацев несколько раз, но едва ли поняло хотя бы половину.

— Почему у меня такое чувство, что это роман про умственно отсталых? — вновь вслух спросило Оно. — Может, нужно читать внимательней? Может, я просто ещё не вникаю до конца? Что, что здесь происходит, почему тут все так странно? Ладно… у меня только начало книги, поглядим, что будет дальше.

Дальше, как известно, было хуже.

»… Диего взял её лицо в свои руки, такие мягкие и нежные, будто его кожа была полностью сделана из тончайших нитей шёлка. Луиза стояла к нему так близко, что могла посчитать количество морщин на его лице. Диего медленно приближался к ней, она уже чувствовала его дыхание на себе, ей в нос ударил запах его одеколона — запах родом из самого рая, запах любви, запах счастья. Диего не спешил, он, видимо, хотел растянуть каждую секунду этого незабываемого мгновения, чтобы насладиться сполна. Луиза в один момент закрыла глаза, чтобы ощутить каждой клеточкой своего этот момент. Она почувствовала, как губы Диего легко, а затем более уверенно касаются её губ. Ах, у его губ был столь невероятный вкус, что у Луизы закружилась голова. Луиза думала, что сейчас упадёт в обморок, но руки Диего крепко держали её. Его губы продолжали настойчиво целовать её, его язык блуждал у неё во рту, выписывая всевозможные пируэты. У Луизы в какой-то момент подкосились ноги, она вся дрожала от восторга и волнения. Этот поцелуй, он был подарен Ангелом из Рая, он доставлял самое что ни на есть внеземное наслаждение, Луиза желала лишь того, чтобы это никогда не заканчивалось. Губы Диего внезапно отвлеклись от её губ и переключились на её шею, Луиза томно вздохнула, прикрывая глаза…»

Лицо Оно вытянулось. Оно захлопнуло книгу.

Господи… как же это… мерзко…

Оно старалось подавить ощущение тошноты, поступающее к горлу. Оно представило себе картину, которую только что прочитало, и Оно при этих мыслях передернуло. Оно в своей жизни не раз видело, как люди целуются, это зрелище неизменно вызывало чувство сильнейшего отвращения, а читать об этом было ещё хуже.

Люди, вы удивительно мерзкие существа! Так, ладно, а что там дальше — то будет?

Оно раскрыло книгу, предварительно перелистнув несколько страничек с того ужасного момента. Однако дальнейшее повествование оказалось куда хуже того, что Оно уже прочитало.

»… Луиза почувствовала, как руки Диего прижимают её к себе, его пальцы скользят по её обнажённому телу, на которое ещё пару секунд назад было надето платье.

— Я люблю тебя, Луиза, — горячо прошептал Диего ей на ухо. — Я хочу быть с тобой всю свою жизнь, я хочу владеть тобой полностью и без остатка. Мы всегда будем вместе, я тебя никогда не брошу.

— О, Диего, я не могу жить без тебя, душа моя, любовь моя, — ахнула Луиза, прослезившись от счастья. — Я твоя и только твоя. Навсегда.

Диего развернул её к себе и посмотрел ей в глаза. Луиза задрожала от нетерпения, ей хотелось, чтобы Диего взял её здесь и сейчас, показал, как сильно он её любит и жаждет, она была готова лишиться сознания от волнения.

— Ты доверяешь мне? — прошептал он едва слышно.

— Ты — это весь мой мир, — сказала Луиза. — Поцелуй меня, Диего! Я вся твоя, я принадлежу тебе!

Диего охотно выполнил её просьбу, его разгоряченные губы начали блуждать по телу Луизы, заставляя её стонать от удовольствия. Луиза чувствовала весь жар, исходящий от тела Диего, и буквально изнывала от желания. Она обхватила ногами его бедра и приблизила его к себе. Она чувствовала, как твёрдый стержень Диего упирается ей в голень, она жаждала почувствовать его внутри себя.

— Ах, Диего, я больше не могу! — вскрикнула Луиза, не выдержав. — Сделай это, сделай это со мной! Возьми меня, я вся уже горю, прошу тебя!

Луиза закричала от восторга, когда Диего поцеловал её шею и вошёл в неё, зарычав от удовольствия. Он начал двигаться быстро и уверено, показывая все свое непреодолимое желание. Луиза обхватила руками его тело, оставляя на нем царапины, она требовала, чтобы он не останавливался ни на секунду.

— Боже, я люблю тебя, Луиза! — выдохнул Диего.

— Ах, Диего! — крикнула Луиза. — Не смей останавливаться! Ах, Диего, Диего! Я люблю тебя!

Диего ускорился, заставив Луизу буквально визжать от наслаждения, он был ненасытен как настоящий лев, Луиза чувствовала его разгоряченное дыхание на себе, она пыталась двигаться в такт ему. В один момент Луиза вскричала от нарастающего блаженства, по её телу пробежала судорога, Диего издал протяжный стон и, обессиленный, лёг на неё сверху. Луиза, тяжело была и переводя дыхание, с улыбкой начала перебирать волосы на его голове. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой, ей казалось, что её сердце вот-вот разорвется от переполняющих его эмоций. Если это сон, говорила себе Луиза, то пусть он никогда не закончится…»

Оно, дойдя до конца, захлопнуло книжку, отшвырнуло её подальше от себя, отскочило от стола и зажало себе рот руками, чтобы побороть рвотный рефлекс.

Я больше не хочу изучать женщин, нет, это слишком противно!

Оно бочком двинулось к стенке, подальше от места, где лежала эта чёртова книга.

Это мерзко, мерзко, мерзко!

Оно знало, как размножаются люди. Оно знало, как они строят семьи и рожают детей. И все эти процессы всегда вызывали у Оно невероятное отвращение. Но читать об этом, вникать в, так сказать, самую суть людских отношений было настолько ужасно, что Оно боялось, что теперь ещё долго не уснёт. Оно и так в своей жизни часто читало мысли людей, связанные с половым инстинктом, и каждый раз старалось затем забыть о том, что Оно прочитало. А тут… книга. Написанная женщиной. Об отношениях. Как же это мерзко!

И это называется «изучать женскую психологию»?! Нет, это выше моих сил!

Впрочем, Оно быстро успокоилось, заверив себя, что, во-первых, Оно, можно сказать, впервые читает книги о женщинах, во-вторых, все равно поняло не слишком многое и, в-третьих, это лишь одно произведение из огромной тысячи. Путь к пониманию такого существа, как особь женского пола, тернист. Оно давно заметило, что мысли женщин разительно отличаются от мыслей мужчин. У мужчин они всегда чётко и понятно сформулированы, а у женщин в голове черт знает что творится. Необходимо приложить колоссальные усилия, чтобы понять женщин. Оно вздохнуло и, пообещав себе, что убьёт Пенелопу в конце самым жестоким и изощренным способом, на которое способно, вернулось ко столу и взяло в руки другую книгу…

Оно разрывалось на части от желания разрушить библиотеку с уничтожением всей литературы и от желания отправить ненавистную девчонку на тот свет, однако одновременно с этим Оно постепенно привыкало к написанному и начинало даже оценивать слог автора, а также сам сюжет. Конечно, все казалось Оно чушью, однако некоторые ценные моменты Оно для себя все же вынесло. Прежде всего, Оно узнало, что женщины грезят о большой любви, о семье и об идеальном мужчине, эдаком Аполлоне, красивом, высоком, умном, обеспеченном, чтобы на руках носил, был с чувством юмора и поддерживал интересы своей избранницы. Так же Оно поняло, что все люди, в независимости от половой принадлежности, возраста и социального статуса, способны влюбляться, и, влюбляясь, совершенно теряют голову и лишаются рассудка и способны рассказывать объекту своего вожделения все свои самые сокровенные тайны. Вот это было Оно и нужно. Это будет очень славно, если девчонка сама, по-хорошему все о себе расскажет, чтобы Оно не тратило львиную долю своих сил на допрос, силы пригодятся для другого. Всё оказалось довольно — таки просто. Нужно лишь принять облик этого «мужчины мечты» и, используя весь шарм и обаяние (этого у Оно не занимать, Оно в этом не сомневалось) усыпить бдительность Пенелопы. Это как раз ещё и решало проблему того, что девчонка способна читать мысли Оно. Она никогда в жизни не догадается, кто перед ней, если будет думать лишь о своих инстинктах. Это же славно, не правда ли? И решает абсолютно все проблемы. Психология все-таки великая вещь! А если Оно ещё и побольше книг прочитает, то Оно не составит никакого труда осуществить свой замысел, который заключался в удивительно простой вещи: необходимо было влюбить Пенелопу Кладес в себя.

1

Лес. Вокруг был бескрайний зеленый лес. Поверни голову направо, и увидишь лес. Обернись назад, и тебя будет окружать лес. Пройди вперед, и перед собой ты будешь видеть лес. Лес простирался на сотни миль, не было известно, где он начинается и где заканчивается. Пенелопа шла, оглядываясь по сторонам, не понимая, куда она идет, ноги сами несли ее, она словно повиновалась чьему-то неведомому зову. Однако она знала, где она находится. По крайней мере, ей не составило труда представить, что на месте деревьев находятся знакомые дома и улицы. Здесь должен быть Дерри. Пенелопа подняла голову и присмотрелась к зелени, окружавшей ее. Таких растений она никогда не видела, а приглядевшись, что за некоторые деревья она приняла гигантские папоротники. Где-до вдалеке шумела река. Пенелопа удивленно смотрела вокруг себя, пытаясь понять происходящее. Она была в Дерри и одновременно не была в Дерри.

Мне кажется, или это…прошлое?

Стояла страшная жара. Не такая, какая иногда стоит летом, нет, Пенелопа с подобной жарой никогда прежде не сталкивалась. Пенелопе казалось, что с ее одежды пот можно выжимать и его наберется несколько ведер. Было ужасно душно и было тяжело дышать. Низкий туман, молочный и густой, заполнял низины и стелился по земле, обтекая ноги. Пенелопе приходилось останавливаться, чтобы перевести дух и отдышаться. Во время таких пауз она могла наблюдать за животными, которые то и дело появлялись в поле зрения. Подобных существ Пенелопа никогда не видела. Ей вдруг вспомнилась ее детская энциклопедия окружающего мира, раздел, где говорилось о том, какие животные и растения обитали на Земле с начала времен. Судя по местной флоре и фауне, Пенелопа оказалась сейчас примерно за двести миллионов лет до так называемой нашей эры. Это был, возможно, Юрский период, период, когда на Земле еще не существовало птиц, а среди млекопитающих не было такого разнообразия, они только начали появляться и были «примитивными» — яйцекладущими и сумчатыми. Господство тогда принадлежало насекомым и динозаврам. Вспомнив об этом, Пенелопа ускорила шаг. Ей совершенно не хотелось встречаться даже с самым мелким из них, а про крупных хищников, таких, как тираннозавр, лучше вообще умолчать. Вид гигантских гусениц и огромных стрекоз с размахом крыльев в несколько метров был не лучше. В какой-то момент Пенелопа уже была готова перейти на бег.

Но ведь мне нечего бояться, верно? Они меня не замечают. Это сон, не более… Однако он слишком реален, чтобы казаться таковым.

В любом случае Пенелопе происходящее нравилось все меньше и меньше. Она решила двигаться на шум воды, повинуясь странной силе, которая вела ее. С каждым шагом сердце начинало стучать все сильнее и сильнее. Кровь пульсировала в голове. Внутри нарастал страх. Страх. Страх висел в воздухе, он ощущался всеми живыми существами. Пенелопа заметила, что животные куда-то убегают. Позади нее послышался треск веток, и она с изумленными глазами увидела, как стая невообразимо огромных трицератопсов несется прочь. Они были точь-в-точь как на картинке в ее детской книжке, разве что их тела не были окрашены так же ярко. Где-то вдалеке она заметила бронтозавров, напряженно смотрящих в небо. Насекомые постарались забиться в норы и дупла деревьев. Все животные издавали кричащие звуки, Пенелопа даже зажала уши руками, чтобы не оглохнуть. А затем вдруг настала тишина. Странная, неестественная тишина. Она давила на уши куда сильнее любого самого сильного крика. Тишина нарушалась лишь мерным урчанием реки. В этой тишине висело ожидание, тишина ждала, когда же что-то свершится. Пенелопа прислонилась к стволу ближайшего дерева, чувствуя, как по ее телу пробежали мурашки.

Это затишье перед страшной бурей…

Внезапно Пенелопа поняла, что тишины больше нет. Ей на смену пришла ровная низкая вибрация, она постепенно нарастала и давила на барабанные перепонки. Пенелопа ощущала ее стопами, эта вибрация покалыванием поднималась к лодыжкам и икрам, превращая сухожилия в камертоны. И вибрация становилась все сильнее и сильнее. Пенелопа подняла голову к небу и поняла, что вибрация исходит с неба. Солнце расплавленной монетой горело в ореоле тумана. Пенелопа вжалась в дерево, словно надеялась, что сможет просочиться внутрь его ствола и спрятаться. Вибрация тем временем обрела голос: грохочущий рев, который набирал силу, пока не стал оглушающим. Пенелопа зажала уши руками и закричала, но не услышала собственного крика. Она в ужасе смотрела на небо, наблюдая за тем, как облака осветились запылавшим красным огнем, а затем как горящий падающий объект пробил их, стремительно приближаясь к земле. Налетел горячий ветер невероятной силы, дымный и удушающий. Объект в небе стал столь ярким, что Пенелопа отвернулась, боясь ослепнуть. Краем глаза она заметила, как с него срывались дуги электрических разрядов, оставляя за собой гром.

Эта штука в небе похожа на звездолет… Просто я не знаю, как ее еще назвать!

Послышался взрыв — ревущий звук, за которым земля содрогнулась. Пенелопу сбило с ног, и она ползком начала двигаться от яркого пламени и колонны дыма, поднимающейся в небо. Животные стали убегать подальше от того места, куда приземлился тот странный объект. Пенелопа хотела было бежать вместе с ними, но ее ноги перестали ее слушаться. Она внезапно почувствовала, что должна оставаться на месте и ждать. Сердце ее билось так часто, что было готово вот-вот разорваться. Все звуки почему-то стали тише, Пенелопа слышала лишь собственное дыхание и пульсацию крови в голове. Затем появился еще один звук. Посреди кратера, который образовался на месте падения объекта, возникло движение, Пенелопа слышала хруст веток и шорох земли. Она сделала несколько шагов назад, пристально глядя в дым. В тумане блеснуло два глаза. Два желтых глаза. А затем Пенелопа заметила очертания чьего-то силуэта, по размерам едва ли превосходившем кошку. Это существо стало медленно выбираться на поверхность. Сквозь дым Пенелопа не могла рассмотреть его внешность целиком, она видела лишь то, что оно было, кажется, черного цвета. Оно было, если можно так выразиться, крошечным, возможно, оно являлось еще детенышем, однако от него исходили невероятная злоба, жестокость и страшная жажда крови. Оно было очень голодно. Желтые глаза существа вдруг устремились на Пенелопу. Пенелопа замерла на месте, всматриваясь в столь знакомый блеск, видя звезды и отголоски мертвых огней.

Эти глаза я уже видела… У странного клоуна с белым лицом и рыжими волосами…

Существо моргнуло. Пенелопа протянула руку, желая коснуться его.

И в этот же миг Пенелопа проснулась.

2

— Пенни, эй, Пенни, просыпайся! — послышался весёлый голос над ухом. Он вначале звучал будто бы вдалеке, но затем звук постепенно начал нарастать. Пенелопа почувствовала, как её дергают за плечо.

— Ч-что… что такое? — проговорила Пенелопа, заморгав глазами.

— Вставать пора. Одиннадцать утра, как никак, милая.

— Только вот давай без этого, пожалуйста…

Пенелопа привстала с постели и сонным взглядом оглянулась по сторонам. Да, вчера они явно хорошо погуляли. На полу валялись пустые бутылки из-под пива «Бадвайзер», осколки от, судя по всему, бутылок водки и целые лужи разлитого алкоголя. На столе были разбросаны чипсы, фисташки и попкорн. На подоконнике валялась недокуренная сигарета «Лаки страйк» — Пенелопа накануне одолжила (точнее сказать, взяла без спроса) пачку у Молли, зная, что тетя едва ли заметит пропажу, поскольку дома у них всегда есть запасы. В воздухе помимо запаха спирта висел невыносимый запах рвоты — без этого ни одна хорошая пьянка не обходится, верно? Пенелопа смутно припомнила, как придурок Чарли «Швабра» Аддамс, получивший свою кличку за очень высокий рост, худобу и прическу, напоминающую швабру для мытья полов, на спор выпил подряд три банки пива, когда до этого в жизни не употреблял такого количества алкоголя, и украсил содержимым своего желудка все ковры в коридоре, после чего отрубился, и его пришлось вести в больницу. Пенелопа подняла глаза наверх и увидела, что изрядная часть люстры на потолке отсутствует. А это ее рук дело. Она не рассчитала силы и случайно попала мячом не в корзину, висящую на стене, а в несчастную люстру. Вздохнув, Пенелопа перевела взгляд на стену. На обоях, к счастью, их веселое пребывание в квартире не отразилось, иначе пришлось бы делать целый ремонт… Техника тоже не пострадала. Особенно Пенелопа переживала за телевизор, она вспомнила, как ребята по очереди играли в приставку, и Рейчел Грин так разозлилась на свой проигрыш, что кинула в экран бутылку. Удивительно, но даже царапинки не осталось. Возможно, это потому что Рейчел никогда особой силой не отличалась. Пенелопа, шатаясь, направилась на кухню. Голова невероятно сильно раскалывалась, словно по ней очень усердно били молотком.

Никогда… больше… не буду… столько… пить…

Пенелопа обнаружила холодильник открытым нараспашку. Внутри, разумеется, ничего не было, кроме одного маленького кусочка заплесневелого сыра. А ведь еще вчера все полки ломились от еды и выпивки. Пенелопа тогда еще подумала, что они едва ли смогут съесть хотя бы половину и что их еще хватит на целую неделю. Недооценила она возможности студентов, которые были твердо настроены устроить себе праздник жизни в свой законный выходной… Выругавшись, Пенелопа трясущейся рукой налила себе стакан воды.

— На, держи, полегчает, — в воду плюхнулась таблетка, немедленно зашипев, едва коснувшись ее.

— Благодарю…

— Тебя мамочка не учила, что нужно знать меру, а? В следующий раз будешь знать, как хлестать водку на пару с такими придурками, как Грегори Гиббсон и Тони Уорлок.

— Джесс… Давай не сейчас, — Пенелопа схватилась руками за голову. — У меня настроение было паршивое, вот и перебрала.

— Ну, да, бухать — это лучший способ отвлечься от проблем.

— Кто бы говорил.

— Я, в отличие от некоторых, проснулась без похмелья.

— Потому что алкоголь ты заменила сексом. Я тебя просила не делать это на моей кровати!

— У тебя кровать не скрипит и куда мягче моей. И вообще ты моя должница. Пока ты тут дрыхнешь, я убираю квартиру за тебя. За чистку ковров, кстати, ты скидываешься.

Пенелопа вздохнула и подняла взгляд. Ее подруга Джессика смотрела на нее с ухмылкой, которая не предвещала ничего хорошего.

— Если ты такая счастливая, потому что смогла провести ночь с Вероникой, то, пожалуйста, отверни свою рожу, у меня и так рвотные позывы, — мрачно отозвалась Пенелопа, снова глядя на свой стакан.

Пенелопа иной раз удивлялась тому, как она смогла ужиться под одной крышей с Джессикой. Все дело было в том, что Джессика — лесбиянка, и ее личная жизнь была куда более бурной, чем у доброй половины университета. Парни могли позавидовать тому, как ей с легкостью удается снимать очередную девушку на одну ночь. Возможно, секрет крылся во внешности Джессики. Горячая афроамериканка с пышными черными кудрями, округлыми формами и бархатным голосом. Тут любой не устоит. Любой, кроме Пенелопы. Пенелопа была убеждена в том, что ей не нужны никакие отношения ни с кем. Ей хватило ошибок, совершенных в школьные годы. С Джессикой у них существует строгий договор, согласно которому Джессика не будет предпринимать никаких попыток с целью соблазнить Пенелопу, иначе Пенелопа выгонит ее из квартиры несмотря на то что они подруги. Тем не менее Джессика иногда в шутку заявляла, что еще немного, и Пенелопа сама набросится на нее, ведь «кто сможет пройти мимо такой сексапильной красотки».

— Ладно, хватит дуться. Ты мне лучше ответь на один вопросик.

— Ну?

— А кто такой Пеннивайз? — при этих словах Джессика улыбнулась во все тридцать два зуба.

Пенелопа поперхнулась водой и закашлялась.

— В…каком смысле? — прохрипела она.

— Ну, ты во сне постоянно повторяла «Пеннивайз». Неужели у тебя появился парень в Дерри, а, подружка? — хихикнула Джессика. — Ну-ка выкладывай, кто это?

— Не важно…

Пенелопа не мигая смотрела на стену перед собой. Она на мгновение забыла, что ей снилось, но теперь сон вновь встал перед ее глазами. Папоротники, сосны, динозавры, жара… Огненный объект, несущийся к земле на огромной скорости… Будто бы в сознании Пенелопы кто-то снимал документальный фильм про гибель динозавров от метеорита. Этот сон был таким реалистичным, что Пенелопе было очень трудно поверить в то, что ее мозг был способен создавать такие картинки в ее воображении. Она могла бы списать такие сновидения на то, что она перебрала с алкоголем, однако она смутно осознавала, что алкоголь здесь был не при чем. В голове пронеслась мысль: «Я видела прошлое». Но как это возможно? В мире не существует машины времени, способной перенести человека на миллионы лет назад. И все-таки каким-то образом ночью Пенелопа смогла на несколько мгновений очутиться на земле, по которой люди будут ходить еще очень нескоро. И это существо… Существо с желтыми глазами, которое выползло из клубней дыма и огня. Существо, прибывшее откуда-то из космоса. Что это была за тварь, которую так испугались все животные? Они чувствовали всю опасность, исходящую из, казалось бы, маленького неприметного черного комочка, и бежали от него прочь, будто бы знали, что с ними случится, если они останутся. Пенелопа была готова поклясться, что ни в одной книжке ни один зоолог не сможет описать вам существо, которое она видела в своем сне. И это создание смотрело в ее глаза с нескрываемой злобой и ненавистью, готовое наброситься в любой момент на свою жертву и терзать ее зубами, пока она не испустит дух. Жуткое зрелище. Однако Пенелопа не боялась его. Она не могла описать чувства, которые испытывала, глядя в его страшные желтые глаза, она лишь ощущала, как колотится ее сердце. В голове навязчиво крутился вопрос: «Что общего у этой твари и у Пеннивайза? Неужели Пеннивайз — это вот это создание? Но как это возможно?» Пенелопа протерла глаза. Ее мысли казались ей таким бредом, что она всерьез забеспокоилась, а не начала ли она сходить с ума. В конце концов, она не верила в сказки про оборотней, вампиров и внеземных существ. Временно Пенелопа смогла убедить себя в том, что ее сон — это просто сон. Обыкновенный кошмар, который снится большинству людей, переживших какое-то сильное потрясение.

— Как это не важно? Милая, ты завела себе парня, а мне ничего не сказала? — ахнула Джессика.

— Это не мой парень! — рявкнула Пенелопа, заставив подругу подскочить от неожиданности.

— Ты во сне называла имя «Пеннивайз». Чье оно?

— Какая разница?

— Милая, что ты скрываешь от своей подруги, мм? Ты побледнела.

— Просто мне нужно поменьше смотреть ужастиков и поменьше пить, — Пенелопа вздохнула и зажгла сигарету.

— Тебе не кажется, что за последние сутки ты и так попортила себе здоровье? — Джессика выхватила дымящую сигарету и вышвырнула ее в окно. — Что скажет твоя тетя, если узнает, что ее племянница курит как паровоз и пьет как лошадь?

— Всего-то на одни выходные ушла в отрыв, что такого?

— Ну, да, ты так мне на прошлой неделе тоже говорила.

Пенелопа вздохнула и отвела взгляд. Она и сама заметила, как стала чаще пропадать на всевозможных мероприятиях, будь то подготовка к бесполезнейшему концерту в университете или же вечеринка одногруппников «до упаду». И она прекрасно знала, в чем причина. В Дерри. С тех самых пор, как Пенелопа уехала с твердым намерением возвращаться туда как можно реже, жизнь пошла наперекосяк. Первые несколько дней Пенелопа прожила очень даже счастливо, радуясь, что после встречи с этим психопатом она осталась целой и невредимой, а это, если честно, можно прописать в личные достижения. Она с удовольствием начала посещать пары, гулять с друзьями, она смогла с головой окунуться в знакомую студенческую атмосферу, и постепенно Пеннивайз начал казаться ей чем-то вроде кошмарного сна. Но это было ненадолго. Пенелопа вдруг стала замечать, что все чаще смотрит в окно, всматриваясь в горизонт, будто бы надеясь увидеть очертания знакомых домов или же ожидая заметить силуэт клоуна, держащего в руках шарики и машущего ей (от этих мыслей по телу пробегали мурашки). Ночью, стоило ей попытаться заснуть, как перед ней вновь вставало эта страшное лицо с отвратительной гримасой, запах канализации ударял ей в нос, она чувствовала, как на плечо ей капатает слюна, и два желтых огонька буквально прожигали ее взглядом. В ушах все еще звучал злобный смех. Пенелопа вскрикивала и просыпалась. Вскоре эти кошмары оставили ее (видимо, это все были последствия столь сильного нервного потрясения), однако желтые глаза все равно продолжали ее преследовать. Пенелопе не давал покоя яркий свет, который Пеннивайз назвал «мертвыми огнями». Что это такое? И почему он так манил ее, когда она впервые его увидела? Душа будто бы разделилась на две частички, одна из которых кричала: «Уходи оттуда, не смей, это смертельная ловушка!», а вторая говорила, чтобы она шла на их зов. Пока неведомая сила не оттолкнула назад и не заставила Пенелопу очнуться. И этот чертов клоун… У Пенелопы было чувство, что голова разорвется от такого количества вопросов. Что это значит «теперь вы связаны»? Почему она смогла понять мысли этого психопата? Пенелопа читала про людей, способных заглядывать в разум своих собеседников, но ей казалось это все выдумками. И его сущность, которая явно не принадлежала человеку…

Только не говорите мне, что эта мразь еще и инопланетная, мне и так кажется, что психушка по мне плачет.

Чтобы отвлечься от своих размышлений, Пенелопа решила проводить как можно больше времени с друзьями. А это автоматически значило, что она будет ходить с ними на вечеринки, пить и веселиться до утра. Ей вначале показалось, что это хорошо. Смех, танцы, музыка — разве это не прекрасно? Что еще нужно молодой душе студента? Но затем Пенелопа обнаружила, что пропускает стаканчик текилы или водки один за другим. Это происходило на автомате, рука будто бы сама тянулась за очередной порцией. Лишь спустя некоторое время до Пенелопы дошло, что она пытается таким образом усыпить свое сознание, чтобы не думать ни о клоуне, ни о Дерри. Не думать ни о чем.

В качестве альтернативы Пенелопа избрала путь «прилежного студента», согласно которому она будет занимать свое время участием в общественно-полезных работах. А на носу как раз был концерт в честь дня рождения университета. Помогать в подготовке к этому мероприятию — занятие отвратительное, это автоматически означало, что Пенелопа будет задерживаться чуть ли не до поздней ночи в концертном зале, слушая крики рассерженного заместителя ректора и ругань студентов, дерущихся за право первым репетировать тот или иной номер. Пенелопе, к счастью, хватило мозгов не лезть выступать на сцену, но ей было поручено украсить зал, а эта работенка тоже была не из легких. Однако это все же лучше, чем постоянно гулять и пить, верно? В конце концов Пенелопа поступила учиться, а не веселиться.

Дальше все стало хуже, намного хуже. Дело было вовсе не в жутком похмелье, нет, Пенелопа удивительно быстро приходила в себя. Но теперь к воспоминаниям и ночным кошмарам прибавилось новое обстоятельство. Голос. Голос, который вначале звучал будто бы вдалеке, едва слышимый шепот, постепенно нарастающий и нарастающий и в конце концов превратившийся в постоянный шум, давящий на барабанные перепонки.

«Пенни… Возвращайся в Дерри. Возвращайся. Пенни, пора учиться летать. Возвращайся. Дерри тебя ждет, Пенни…»

Дошло до того, что Пенелопа переставала слышать своих собеседников, преподавателей на парах, всех людей вокруг, она слышала только этот голос снова и снова. Один раз дошло до того, что она обнаружила, что ее трясет Джессика из стороны в сторону, а вокруг стоят удивленные одногруппники и профессор философии. «Пенелопа, эй, очнись! — кричала Джессика. — Да что с тобой? Эй!» «Что, что такое?» — Пенелопа замигала глазами. «Ты неожиданно встала, подошла к окну и начала пристально всматриваться, ни на что не реагируя…» «Правда? Я… Я как-то не… не помню…» «Девочка, видимо, перенапряглась, — профессор положил ей руку на плечо. — У нее синяки под глазами, она плохо спит. Ей бы день-два отдохнуть. Не нужно так себя нагружать учебой, дорогая, до добра это не доведет». Пенелопа едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Она тратила на зубрежку материала лишь половину своих ночей. Но улыбка пропала с лица Пенелопы, когда она вышла в коридор и вновь начала слышать этот чертов голос…

Размышления ее прервал громкий телефонный звонок. Пенелопа схватилась за голову.

— Господи, кто посмел звонить сейчас? — проворчала она. — Не до того нам…

— Это, наверное, Майкл. В который раз, — ехидно хмыкнула Джессика.

— Майкл? — Пенелопа подняла взгляд.

— Да. Он звонит практически каждый день, спрашивает, как ты. Удивительно, зачем ты ему так понадобилась, м? — Джессика хитро прищурила глаза. — Я вначале думала, что это он твой загадочный бойфренд из Дерри, ты ведь постоянно о нем рассказываешь. Но после того, как ты по ночам стала называть имя Пеннивайза, я начала теряться в догадках. Или ты крутишь с двумя одновременно? — она засмеялась.

— Нет у меня парня в Дерри, отстань! Майкл — это мой друг. Ему сорок лет, Господи!

— Ну, мало ли, вдруг ты предпочитаешь мужиков постарше.

— Иди в задницу, пожалуйста…

Пенелопа медленно подошла к телефону, но звонок уже прекратился. Она могла бы перезвонить, но рука ее опустилась, так и не коснувшись трубки. Удивительно, но за все эти недели Пенелопа едва ли вспомнила о существовании Майкла. Она думала лишь о клоуне и о Дерри. И по какой-то причине она ни разу не слышала, как он звонит ей…

Боже, как некрасиво с моей стороны… И что такое нашло на меня? Как я могла забыть о своем друге?

— Милая, тебе б найти себе кого-нибудь, а то пропадешь так. В твоем случае, мужика.

Пенелопа хотела было съязвить что-нибудь в ответ, но в ушах снова зазвучал столь надоевший ей голос, и она, схватившись руками за голову, плюхнулась на стул. Этот зов слушать было невыносимо. Более того, самое худшее заключалось в том, что с каждым днем Пенелопе все сильнее и сильнее хотелось сесть в машину и вернуться в Дерри. Это было похоже на ломку, ее тело трясло, по ночам становилось труднее засыпать, в сознании была лишь одна мысль: «Нужно возвращаться». Пенелопа старалась отогнать эту затею, но этот голос сводил ее с ума, она мечтала о том, чтобы это закончилось. Она не собиралась становиться очередной жертвой этого клоуна, нет, она хочет еще пожить.

Пенелопа внезапно вскочила на ноги.

— Библиотека. Мне нужна библиотека, — сказала она, не совсем понимая, впрочем, что она говорит.

— В каком смысле? Какая библиотека? Ты о чем? Ты квартиру убрать не хочешь, нет?

— Я… Я должна идти в библиотеку.

Пенелопа, не слыша крики удивленной подруги, начала на ходу одеваться и, не помня как, обнаружила себя, бегущей по улице. У нее возникло неожиданное непреодолимое желание попасть в библиотеку, чтобы найти информацию о Дерри. Будто бы кто-то приказал ей сделать это. Не совсем понимая, что происходит, Пенелопа в мгновение ока очутилась у входа в университетскую библиотеку — одной из крупнейших в городе. Еще в самый первый учебный день студентам рассказывают о том, что практически нет ни одной книги, копия которой не хранилась бы здесь, за исключением, быть может, совсем старых изданий. Речь, разумеется, идет об американской литературе, но шедевры зарубежной классики так же могут присутствовать. А еще в библиотеке хранятся очерки об истории всех городов штата Мэн. Это и нужно было Пенелопе. У нее внезапно появилась мысль найти заметки о странных убийствах и исчезновениях людей в Дерри и посмотреть, когда это началось. Если Пеннивайз не совсем обычный человек (не совсем человек в принципе), то, быть может, он делает это не первый год… Но почему тогда его никто не остановил? Наверняка же были свидетели. Пенелопа вспомнила о том, что полиция постановила, что убийцей Мэгги Альбрехт является неприметный водитель грузовика. Может быть, Пеннивайз всегда совершает убийства таким образом, что след выводит на совершенно других людей? Но как у него получается каждый раз выходить сухим из воды? Все это слишком странно. На мгновение Пенелопе показалось, что она просто не может проснуться от очередного сна.

— Что? Книги об истории Дерри? — переспросила библиотекарша, непонимающе хлопая глазами.

— Да. Все, какие есть. Пожалуйста.

— Но у нас нет их.

— Как это нет?

— Видите ли… По какой-то причине никто не вел записи об истории этого города. Дерри развивается практически незаметно ото всех. Я могу предоставить заметки о строительстве крупного торгового центра там, о заключении каких-либо договоров с другими городами, могу попытаться найти упоминания в книгах про прочие населенные пункты, но информации об истории вы не найдете. Лишь название.

— Как же это так? У вас есть информация даже про самый маленький городок штата Мэн!

— Это странно. Дерри развивается незаметно ото всех. Никто не знает практически ничего об этом месте.

— И даже нет ничего про убийства в этом городе?

— Убийствах? — библиотекарша удивленно протерла очки. — Там происходят убийства? Правда?

Пенелопа внимательно посмотрела собеседнице в глаза. Нет, она не врет. Она действительно ничего не знает. И никто не знает. Пенелопа отступила на пару шагов назад.

Странный город, который не хочет, чтобы о нем было известно другим… Здесь явно что-то не так.

В голову Пенелопы вдруг прокралась мысль о том, что ее послали в библиотеку как раз именно за тем, чтобы она не нашла никакой информации и чтобы она с вероятностью уже сто процентов вернулась в Дерри, потому что она обязана получить ответы на все свои вопросы. Очень хитрый ход. Пенелопа в гневе ударила кулаком по столу, заставив библиотекаршу подскочить и рассерженно зашипеть на нее. Голос в ее голове сейчас зазвучал как нельзя сказать отчетливо.

«Дерри ждет тебя, Пенни».

К этому голосу внезапно прибавился другой. Не злой и холодный, но удивительно успокаивающий, будто бы с Пенелопой говорит некто вроде ее отца.

«Возвращайся в Дерри, дорогая, время пришло. Ты не сможешь убежать от того, что тебе уготовано».

Пенелопа прислонилась к стене, чувствуя, как начинает колотиться ее сердце.

Прекрасно, я начала слышать несколько голосов. Галлюцинации? Видимо, мне точно нужен психиатр. Я ненавижу этот чертов город. Дерри. И Пеннивайза вместе с ним…

Но на ее лице при этих мыслях появилась странная улыбка.

3

Оно не могло уснуть. Оно мучила рана, которую нанесли эти проклятые дети. Она не желала зарастать, точнее, делала это чересчур медленно, болела, доставляя ужасную боль и неудобства. Оно надеялось поспать положенные двадцать семь лет, чтобы прийти в себя и с новыми силами начать войну против тех, кто посмел бросить Оно вызов, но, видимо, повреждения были слишком сильными. Оно ворочалось во сне, корчилось, стонало. Вместе с Оно страдал и Дерри. Люди жаловались на мигрень, скачки давления, многие попали в больницу с аппендицитом, гастритом и язвой желудка, у кого-то зашлось сердце; все чаще жители мучились от бессонницы, некоторые даже постепенно сходили с ума… Пока нездорово Оно, нездоровы и горожане. И голод. Оно очень хотело есть. Оно нужны были силы для восстановления, а силы эти берутся только из пищи. Оно, недовольно ворча, окончательно проснулось.

Мне необходимо заснуть. Я хочу спать. И я хочу есть. Что ж, придется совершить небольшие вылазки в город, чтобы подкрепиться. И срочно спать.

Оно спало всего девять лет. Это все равно что человеку поспать полчаса. Оно было ужасно зло. Оно было готово рвать и метать, крушить все подряд, наслаждаясь своим гневом, но у Оно не было сил на все это. Оно никогда еще не чувствовало себя таким беспомощным. Оно даже не было уверено, что сможет кого-то как следует напугать, чтобы ощутить ни с чем не сравнимый вкус страха. Но ведь чем-то нужно питаться, верно? Животные не смогут утолить чувство голода, Оно требовались люди. В таком состоянии детей будет испугать крайне трудно, про взрослых лучше вообще умолчать. Что же делать?

Необходимо выбрать жертву помладше…

Оно не любило питаться совсем маленькими детьми. Слишком мало мяса. Слишком непитательный страх. Но в данной ситуации выбирать не приходилось. Оно медленно выбралось на поверхность. Оно могло бы проявить фантазию и поразмышлять над своим обликом, но сейчас у Оно не было сил даже думать. На землю Дерри в который раз ступил клоун Пеннивайз. Огромным плюсом этого образа было то, что его боятся абсолютно все: начиная от грудничковых детей и заканчивая стариками. Взрослые, конечно, чаще всего просто смеются над ним, считая его каким-то чудаковатым парнем, который готовится к Хэллоуину, но даже им хочется убежать на край света, когда они видят его улыбку. Очень удобно. Сейчас эти взрослые расхохотались бы да колик, если бы увидели старину Пеннивайза, медленно перемещающегося по улице, шатающегося, словно пьяный, прислоняющегося к деревьям, тяжело дыша. Жалкое зрелище. Оно ненавидело все, что с ним происходит в данный момент так сильно, что будь у него силы, то Оно б разрушило половину города в гневе. Но сейчас Оно могло лишь еле переставлять ноги, радуясь, что на улице уже поздний вечер и едва ли его кто увидит. Оно знало, что все жители разошлись по домам. У Оно хватило сил заставить их так сделать.

Внезапно Оно почувствовало странное, почти непреодолимое желание двигаться в направлении Страуфорд парка, возле которого находилось отделение Главного госпиталя Дерри. Это было очень странное желание, поскольку Оно не любило питаться на территории больницы. Умирающие от болезней люди были жутко невкусными, особенно их плоть, насквозь пропитанная спиртом и лекарствами. Однако Оно шло туда, словно Оно что-то звало. Оно услышало рев автомобиля и обернулось. К дверям госпиталя на всех парах мчалась машина, Оно увидело перепуганного до полусмерти мужчину и женщину на заднем сидении, умоляющую ехать еще быстрее. Страх этого мужчины был до ужаса непитательным, поскольку мужчина боялся за свою жену. У входа курили санитары, наслаждающиеся тишиной ночи, но спустя мгновение, когда мужчина выбежал к ним навстречу и начал кричать и звать о помощи, они сорвались с места и побежали к автомобилю. Оно наблюдало за тем, как все трое вытаскивают женщину, кладут ее на носилки и увозят внутрь. Оно успело заметить ее большой живот и почувствовать запах крови в воздухе. Видимо, женщина должна была вот-вот разродиться. Оно передернуло от таких мыслей. Однако в следующее мгновение Оно двинулось ко входу, ощущая все тот же непреодолимый зов.

За что Оно ненавидело больницы еще, так это как огромную кучу запахов, которые просто-напросто сбивали с толку. Здесь смешалось все: аромат крови, спирта, мочи и экскрементов, пота, еды из буфета, женских духов, моющих средств для пола; из морга доносился аромат смерти и начавших разлагаться трупов. У Оно моментально закружилась голова, стоило Оно вступить на порог. И как теперь искать то, ради чего Оно пришло сюда? Оно начало блуждать по этажам, чувствуя себя так, словно Оно потерялось в непроходимых джунглях и никак не может найти свет вдалеке, чтобы идти на него в поисках выхода. Чем дольше Оно здесь пребывало, тем сильнее начинала кружиться голова и тем больше давала о себе знать незажившая рана. Оно поняло, что не сможет дальше подниматься на верхние этажи, потому как совершенно не было сил. В отчаянии Оно пришлось войти в первую попавшуюся палату, оказавшуюся палатой отделения травматологии. Оно про себя порадовалось, что, во-первых, здесь лежат не умирающие старики, а, во-вторых, что у них нет никаких инфекций. Плоть у тех, у кого внутри развивается болезнь бактериального или вирусного характера, просто отвратительна.

— Эй, парень, ты кто такой? — обратился к Оно мужчина, лежавший у самого входа. У него, судя по всему, был открытый перелом задней конечности, его нога была закреплена так, чтобы он даже пальцем не мог пошевелить, чтобы кости верно срослись.

— Что за дела, откуда здесь посетители посреди ночи? — воскликнул второй мужчина, у окна. У него к перелому ноги добавился перелом позвоночника. Оно, чувствуя их боль, улыбалось до ушей.

— Я пришел развеселить вас. Я Пеннивайз, Танцующий клоун! — хихикнуло Оно.

— Что? Клоун? Ты серьезно? Это не смешно, парень, отделение психиатрии у нас находится выше!

— Да че с ним разговаривать? Псих это! Дружище, вызови медсестру…

Через пару мгновений Оно, довольное, вышло из палаты и направилось дальше. На утро вся больница будет потрясена, найдя Джека Ричарсдсона и Мэттью Карлайла мертвыми. Никто так и не узнает, от чего у этих двоих остановилось сердце в одно и то же время. Они не страдали никакими заболеваниями прежде и на сердечно-сосудистую систему никогда не жаловались. Им обоим было не больше сорока лет, они оба были счастливо женаты и имели успешные карьеры, а травмы получили по нелепой случайности: Джек Ричардсон сломал ногу, попав под колеса скорой помощи, а Мэттью Карлайл полез на дерево за котенком и упал. Вскрытие покажет, что у них одновременно случился инфаркт, но никаких предпосылок для инфаркта не было. И с тех самых пор пойдут слухи о том, что в больнице обитает нечистая сила, призрак пациента, лежавшего в психиатрии и покончившего жизнь самоубийством, который по ночам ходит по коридорам в поисках жертв и уносит других пациентов в мир иной за собой, чтобы ему на том свете не было скучно.

Оно не утолило свой голод, Оно лишь подкрепило свои силы, но этого пока было достаточно. Оно внезапно снова почувствовало тот зов, очень отчетливо, и побежало по ступенькам вверх. И очутилось у входа в родильное отделение.

Что за чертовщина привела меня сюда?

Оно вдруг догадалось, что идет по следам той женщины, которую привезли на его глазах. Но Оно впервые в жизни видело эту женщину. Оно знало, что она и ее муж не живут в Дерри, потому как Оно было известно о всех жителях этого города. Что же зовет Оно в таком случае?

Оно услышало громкие крики на другом конце коридора. В нос ударил сильный запах крови и…смерти. Оно подошло к двери палаты и заглянуло внутрь. Оно увидело то, что очень бы не хотело увидеть, а именно женщину, сидящую на кресле с раздвинутыми ногами (самое страшное заключалось в том, что Оно было отчетливо видно, что из нее выходит, от этого зрелища Оно едва не вывернуло наизнанку), возле нее бегают врачи в панике с окровавленными руками. Рядом стоит бледный как полотно мужчина, пытающийся не потерять сознание. Оно почувствовало, что Оно пришло именно в правильное место, однако пока не понимало, что Оно здесь нужно. Спустя несколько мгновений врачи вытащили тело ребенка. Оно закрыло глаза, чтобы не упасть вместо мужчины. Запах смерти стал гораздо отчетливее. Этот ребенок родился мертвым.

— Что, что с моим сыном? — вскричала женщина. — Дайте мне его, прошу!

— Простите, мэм, мы ничего не смогли сделать. Ваш сын мертв.

Идиоты врачи. Вы б ничего и не сделали. Этот ребенок умер еще в утробе.

Женщина начала плакать, но затем ее лицо исказила гримаса боли, а из горла вырвался очередной крик.

— Это моя дочь! Спасите хотя бы мою дочь! — между схватками смогла произнести она.

Ты что, еще рожать собралась? Господи, только не это…

На сей раз все шло, так как полагается. Оно с остолбенелым выражением лица наблюдало за тем, как тело той женщины рождало новую жизнь. И Оно убедилось в том, что трупы с оторванными конечностями и вываленными кишками наружу — это ничто по сравнению с тем зрелищем, что сейчас стоит перед глазами. Оно хотело отвернуться, но было не в силах сделать это. То, как ребенок выходит из своей матери — это не просто отвратительно, это гораздо хуже. Когда врачи взяли на руки окровавленный кричащий комочек, Оно почувствовало, как пища подступает к горлу, и изо всех сил зажало рот руками, глубоко дыша. Но когда Оно подняло взгляд на ребенка, Оно замерло на месте. Тот зов, который Оно ощущало, исходил из этого маленького отвратительно корчащегося человечка.

— Ваша дочь здорова, мэм, — произнес один из докторов. Женщина заплакала.

— Пенелопа… Она будет Пенелопой, — тихо сказала она. В следующее мгновение женщина закатила глаза и потеряла сознание.

— Мэри? Мэри, что с тобой?! — сразу же вскричал мужчина.

— Она потеряла слишком много крови. Нужно везти ее на переливание. Нэнси, пожалуйста, останься с ребенком.

Команда врачей и мужчина немедленно вывезли кресло из палаты и побежали к лифту. Оно, некоторое время с удивлением поглядев на них, бесшумно прокралось в палату. Медсестра, которой поручили следить за новорожденной, уложила ее в бокс и присела рядом. Оно внушило ей, чтобы она отправилась за чашкой кофе. Оно медленно подошло к ребенку. Весь в крови, ужасный на вид, сморщенный, кричащий… И вот ради этого люди создают семьи и рожают? Оно, конечно, было выгодно, чтобы люди плодились и размножались, ведь дети составляют основу рациона Оно, однако… Однако в первые минуты свой жизни дети просто омерзительны.

Ребенок внезапно перестал плакать и посмотрел на Оно. Оно сразу же замерло на месте. Эта девочка, судя по всему, испугалась, потому что в ее крошечных глазках Оно видело неподдельный ужас. Оно мрачно ухмыльнулось. Да, а вот этим страхом можно питаться. Оно ощутило, как бешено стало стучать его сердце. От этой малышки исходил невероятно вкусный аромат, Оно вдыхало его с неподдельным наслаждением.

Но почему мне нужно было идти сюда, к этому ребенку? Мне совершенно не хотелось смотреть на то, как он рождается, это мерзко, мерзко!

Оно, склонив голову на бок, вдруг потянуло руки к ребенку и подняло его. Девочка замерла от ужаса и широко распахнула глаза. Мыслей у нее в голове пока не было, поскольку она только родилась и не понимала происходящего. Оно улыбнулось. Однако улыбка быстро исчезла с лица, когда Оно увидело, что зеленые глаза девочки внезапно превратились в ярко-изумрудные, стоило Оно посмотреть на нее. Девочка неожиданно стала смеяться. Оно, совершенно сбитое с толку, положило ребенка на место. Оно услышало голоса приближающихся людей и поспешило убраться из палаты прочь. Когда Оно уходило, девочка внезапно начала плакать…

4

Оно, вздрогнув, проснулось. Это был странный сон. А странен он был тем, что это было воспоминание. Воспоминание, которое почему-то исчезло из головы Оно на многие годы. Оно не страдало потерей памяти, нет, Оно было всего лишь около пятнадцати миллиардов лет, Оно вполне могло бы прожить еще столько же. Но Оно забыло. И вспомнило о той встрече по какой-то причине лишь сейчас. Оно внезапно поняло, что запах Пенелопы ощутило уже тогда, просто Оно подумало в тот момент, что это запах крови и страха и не поняло, что именно он и зовет его. Но ни тогда, ни сейчас Оно не знало, кто такая Пенелопа и почему Оно с ней связано. Оно очень хотело, чтобы она вернулась. Оно звало ее. Мысленно Оно каждый день называло ее имя и просило вернуться в Дерри. Оно не было уверено, что она слышит этот зов, поскольку его влияние ограничивается лишь территорией этого города, но надеялось, что ждать осталось недолго. И Оно не ошиблось. Спустя четыре недели Оно наконец-то ощутило знакомый запах. Пенелопа вновь ступила на землю Дерри.

1

Питер Пэнгборн всегда мечтал о скейтборде. Почти каждую ночь ему снилось, как он учится выполнять различные трюки, а все девочки в округе сбегаются на его представление, громко кричат и хлопают в ладоши, и среди их радостных лиц особенно ярко выделяется лицо Ребекки Мортон, буквально переполненное счастьем и восхищением. Когда он шел в школу, то по дороге представлял себе, как он летит на своем четырехколесном друге быстрее любого автомобиля, перепрыгивая через бордюры. На уроках, вместо того, чтобы слушать преподавателей, Питер рисовал в тетради кого-то, отдаленно напоминающего его, стоящего на столь вожделенной доске на колесиках. Для Питера скейтборд стал чем-то вроде навязчивой идеи, он стал одержим им. Но скейтборд, разумеется, был лишь верхушкой айсберга. Если спросить Питера, кем он видит себя в будущем, он непременно ответит: «Хочу быть каскадером и исполнять опасные для жизни трюки!» Скейтборд нужен был для азов, так сказать, чтобы в дальнейшем переключиться на нечто поопасней — на велосипед и мотоцикл. Однако скейтборд оставался лишь мечтой, поскольку мама Питера, достопочтенная вдова и член управления города Роуз Пэнгборн не одобряла увлечения сына. Она всегда говорила, что «порядочные мальчики не прыгают по препятствиям, лома себе ноги, а сидят дома и читают книги, чтобы натренировать свой разум, ведь наш мозг дарован нам природой не просто так. Сила и у животного есть». Питер с радостью бы поспорил с ней, однако, когда тебе всего десять лет, едва ли родители станут сильно прислушиваться к твоим словам. Проще всего будет покорно кивать головой и соглашаться. Питер так и поступал.

Роуз Пэнгборн нельзя было назвать строгой матерью. Напротив, она позволяла своему единственному, а потому очень любимому сыну такое, чего обычно матери не позволяют, например, гулять допоздна, покупать любые игрушки, какие вздумается, есть все, что он захочет. Она всегда свято верила в то, что Питер — это воплощение всего самого доброго и светлого, что только есть в этом мире. С тех пор, как ее муж, достопочтенный Гарольд Пэнгборн, скончался от опухоли мозга, у нее не было особых радостей в жизни. Наибольшей ее радостью, разумеется, был Питер. К счастью, он не рос до ужаса грубым и избалованным мальчишкой, нет, в округе все тоже души в нем не чаяли, особенно за его талант к строительству. Иной раз Питера позовут соседи, чтобы он помог собрать им шкаф, забить полку, смастерить поделку для ребенка, и Питер был очень рад почувствовать себя полезным. А затем Питер вернется домой к матери, которая непременно накормит его любимым пирогом с вишней, напоит горячим чаем и вместе с ним почитает журнал о механике. Роуз не смыслила ровным счетом ничего в, как она говорила, «этих гайках», но Питер был рад ей объяснить. Скейтборд — это был единственный камень преткновения. Роуз очень боялась, что ее сын покалечит себя и, не приведи Господь, убьет. Да, она позволяла Питеру все. Кроме скейтборда.

А для Питера скейтборд был сродни радуге на небе: таким же долгожданным и таким же недосягаемым (вы вряд ли сможете дотронуться до радуги, верно?). Он часто проходил мимо магазина спортинвентаря «Мистер Спортс» и буквально пожирал глазами витрину, где, будто бы назло, был выставлены совсем новенькие скейтборды, видимо, завезенные для продажи на Рождество. Питеру иногда казалось, что сквозь стекло он чувствует их запах. Они непременно должны пахнуть резиной и деревом. Питер грустно посмотрел на их ценники. Самый дешевый обойдется в двадцать пять долларов. Соседи иногда платили ему денежку, не пару центов, но один-два доллара точно, однако все равно его карманных денег ему пока не хватит. Однако, подсчитав в уме, сколько ему примерно осталось, Питер повеселел. Возможно, после Рождества он сможет приобрести долгожданного четырехколесного друга. Он старался не думать о том, что когда придет настоящая зима с ее снегом и сугробами по колено, то о катаниях на скейтборде придется забыть аж до следующей весны.

Седьмого декабря у Питера был день рождения. И это был самый ужасный день рождения из всех, что у него были, поскольку в этот день предстояло идти в школу. В прошлом году мать разрешила ему не посещать занятия в свой праздник, но, к сожалению, на сей раз фортуна отвернулась от него — Питер плохо написал контрольную по географии и ему предстояло ее переписать. «Это несправедливо, несправедливо! — кричал Питер, срываясь на слезы. — Позвольте мне хотя б раз в году не посещать это гребанное заведение!» «Питер, не выражайся, — строго одернула его Роуз. — День рождения есть день рождения, однако двойку будь добр исправить. Поступи как мужчина. Мужчины никогда не откладывают решение проблемы на потом, нет, они стойко переносят все испытания, свалившиеся им на голову». Питер, понурив голову, понял, что спорить бесполезно. Он старался одеться как можно медленнее, надеясь, что мать передумает в последний момент, но Роуз быстро поняла уловку сына. Она рассмеялась. «И не надейся. Ты пойдешь в школу», — с этими словами она застегнула ему куртку. Питеру в тот момент показалось, что ему надевают петлю на шею. Он вздохнул, всем своим видом показывая, как он сейчас страдает, и вышел из дома.

Удивительно, но день оказался не таким уж паршивым, каким он казался в самом начале. Одноклассники приветствовали его громкими криками и фальшивым пением «С днем рождения тебя», и на Питера посыпались горы сладостей и конфетти, а затем он утонул в дружеских объятиях. Та самая Ребекка Мортон на перемене подошла к нему и, отчаянно краснея и пряча глаза в пол, подарила самодельную открытку и, быстро чмокнув в щеку, убежала прочь. Питеру в тот момент показалось, что он упадет в обморок, и душа его помчится прямиком в рай. Он представил себе, что в него попала стрела купидона, а над головой летают сердечки, как в детских мультиках. Мисс Барбара Гибни, учительница географии, к которой Питер шел как на казнь, и невидимая веревка уже сдавливала его шею, с улыбкой приветствовала его и сказала: «Питер, я знаю, что у тебя сегодня за день. Ты славный мальчик, и я думаю, что в тот день ты получил двойку не специально, а потому что переволновался или что-то в таком духе…» «Мисс Гибни, я просто забыл, что у нас контрольная, — заревел Питер, вытирая слезы. — Честно, я готов сегодня…» Питер был готов исключительно потому что мать села с ним рядом и заставила выучить параграфы учебника от корки до корки, но преподавательнице такие подробности знать было не обязательно. «Я тебя не ругаю, — рассмеялась Барбара Гибни, гладя мальчика по голове. — Бывает со всеми. Питер, в честь дня рождения я разрешаю тебе не переписывать контрольную. Я тебе так «пять» поставлю». Питер едва не запрыгал от радости на месте, он не чувствовал себя таким счастливым даже после поцелуя Ребекки. Возможно, все дело было в том, что буквально пару дней назад Питер помог сыну Барбары, Джеймсу, поставить внезапно отлетевшую цепь на велосипед, но какая разница? «Пять» есть «пять». Питер улыбнулся и помчался по коридору школы, крича: «Бог есть! Бог е-есть!».

Дома же его ждал невероятно приятный сюрприз. Стоило ему войти в комнату, как внезапно зажегся свет, его друзья и мама закричали: «С днем рождения!» и громко затрубили в дудки. Кто-то хлопнул несколько хлопушек. На стене висел огромный плакат: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МАСТЕР ПИТЕР!», под потолком летали воздушные шарики. На кровати лежало множество коробок, завернутых в красивую праздничную обертку. Питер не сдержался и начал хохотать, вопить и хлопать в ладоши. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. И в тот миг он позабыл обо всем плохом, что с ним случалось в последнее время. И даже странный клоун с оранжевыми помпонами и забавными ботинками, но с такой мерзкой ухмылкой вылетел у него из головы.

Этого клоуна Питер видел лишь один раз в своей жизни, но ему хватило этого, чтобы вздрагивать при одной мысли о нем. Встреча с ним произошла сравнительно недавно, около двух или трех дней назад, и Питер так испугался, что на всякий случай перестал выключать свет перед сном. Когда это случилось, Питер шел со школы и, вместо того, чтобы пойти кратчайшим путем, решил немного прогуляться. Ноги сами понесли его вдоль Канала. Погода была не самой лучшей: хотя никаких осадков не было (повезло, что на небе не было ни облачка), холод стоял достаточно сильный. А возле Канала так тем более. Еще и ветер подвывал, да так, будто бы он хотел в конце концов повалить парочку деревьев в парке. Питера это не остановило. Он как раз получил свою злополучную двойку и оттягивал момент, когда ему придется войти в дом и сообщить об этом матери. Питер медленно шел вперед, тяжело вздыхая и проклиная свою судьбу. Как вдруг…

— Эй, Питер, чего такой невеселый?!

Крик послышался со стороны реки. Питер удивленно поднял голову и оглянулся по сторонам. Он увидел того клоуна, стоящего прямо на воде, но не тонущего. Ярко-рыжие волосы, белое лицо под цвет костюма, под глазами что-то вроде кровавых слез, оранжевые помпоны, нелепые ботинки — этот образ вставал у Питера каждый раз, стоило ему закрыть глаза. Но самое отвратительное было как раз в улыбке клоуна. Она была похожа на кровожадный оскал. Питер заметил, что клоун держит в руках связку шариков. Но шарики почему-то не колеблются от сильного ветра. У клоуна даже ни один волосок не пошевелился. Странно это все…

— Вы кто? — спросил Питер, таращась на клоуна как на пришельца.

— Я тот, кто сможет развеселить тебя, Питер! Хочешь шарик? Он поднимет тебе настроение! Тебе какой, зеленый или желтый? А, быть может, красный? Или синий? Или сразу все? — клоун, громко хохоча, запрыгал на одной ноге. Вода нисколько не вздрогнула под ним. Все это было еще более странно. — Пеннивайз знает, как развеселить детей, о да, Пеннивайз это умеет! Пеннивайз ведь лучший друг всех детей в Дерри! Он и твой друг, Питер!

— Я вас не знаю. Вы не мой друг, — Питер попятился назад.

— Но я ведь знаю тебя, Питер! И ты можешь узнать меня! — клоун захохотал еще громче. — Ну, так что же ты? Возьми шарик! Видишь, как он летает? И ты тоже сможешь летать, как он! Мы все здесь летаем! — ухмылка на лице клоуна стала еще шире и еще кровожаднее.

Питер, завопив что есть мочи, со всех ног припустил прочь. Он еще долго слышал крики клоуна сзади: «Питер, не убегай, поиграй с клоуном! Поиграй с Пеннивайзом! Ну, куда же ты, Питер?!»

«Пеннивайз… псих какой-то, — подумал Питер, когда подходил к своему дому. — Имя жуткое. И сам он жуткий. Брр».

Питер, едва заметив подарки на своей кровати, сразу же кинулся к ним, чувствуя, что если он немедленно не узнает, что в них, то просто умрет от любопытства. В этом году улов получился отменный. Новые кроссовки, коробочка для завтрака с изображением Бэтмена, коллекция комиксов про Человека-паука, набор машинок, настольная игра про пиратские сокровища — все это подарили друзья, и Питер буквально визжал от восторга, глядя на свое богатство.

— А свой самый главный подарок не хочешь развернуть? — улыбнулась Роуз, глядя на своего счастливого сына. Она держала в руках большую коробку, завернутую в желтую бумагу.

— Что за вопрос?! Конечно, хочу! — Питер немедленно побежал к матери. Через пару мгновений его крик было слышно на всю округу, ведь он держал в руках столь желанный скейтборд.

— Я подумала, что раз ты так сильно хочешь его, то я тебе подарю его, — сказала Роуз, когда сын кинулся обнимать ее. — Только ты мне пообещаешь, что будешь осторожен и не покалечишь себя. Хорошо?

— Да-да, хорошо, мамочка, спасибо! — Питеру не хватало дыхания, чтобы выразить свой восторг.

Питер с радостью начал бы кататься на своем уже заранее любимом четырехколесном друге по всему дому, но мать, быстро раскусившая его план, отобрала у него скейтборд, сказав, что сейчас не время, поскольку нужно вначале заняться гостями. Это нисколько не огорчило Питера. Он был рад сыграть в новую настольную игру и опробовать новые машинки. Ну и, разумеется, он успел чертовски проголодаться, поэтому картошка фри и стейки, обильно политые кетчупом, были сейчас как нельзя кстати. А впереди был еще торт! Он превзошел все ожидания Питера. Большой, зеленого цвета (Питер очень любил зеленый), с двумя единичками посередине и одиннадцатью свечками. Роуз испекла его собственноручно. Она увлекалась кулинарией, и всякие торты и пирожные были ее коньком. Питер, задувая свечи, загадал, чтобы в следующем году мама отправила его в летний лагерь в Бостоне, где он бы смог научиться всем трюкам на скейтборде, о которых столько грезил. Однако ему было невдомек, что Бостон так и останется его мечтой. Питеру было не суждено дожить до следующего дня.

Когда праздник был уже позади и самые последние гости ушли, на долю Питера и его матери выпала нелегкая ноша — убрать весь беспорядок. Питер терпеть не мог уборку по дому. Ему казалось, что он скорее согласится построить небоскреб своими руками, чем пойдет подметать пол или чистить ковры. Иногда ему даже удавалось отвертеться от столь неприятного занятия, в моменты, когда у него была альтернатива починить стул, выкрасить забор или подстричь газон, но сейчас у него никаких альтернатив не было. Роуз скомандовала, чтобы он вымыл посуду. Сама Роуз отправилась наводить порядок в его комнате.

Мытье посуды… Питер ненавидел это больше всего. Как назло, у раковины стояла просто бесконечная гора тарелок и стаканов. Как будто у них ужинало не пять человек, а вся школа вместе с преподавателями и директором во главе. И все это предстояло отмыть руками… Питер удрученно вздохнул. Чем быстрее он покончит с этим, тем лучше. Ему уже хотелось очутиться в своей теплой постели, закрыть глаза, уснуть и видеть хорошие сны. К сожалению, кровать свою он уже никогда не увидит. А глаза он действительно вскоре закроет. Навсегда.

— Мам, я закончил! — крикнул Питер спустя полчаса (ему показалось, что он мыл посуду целую вечность). Роуз через некоторое время пришла на кухню. Однако Питер, стоило ему взглянуть на мать, мгновенно понял, что с ней что-то не так.

С Роуз после смерти мужа иногда случались так называемые «приступы плохого настроения». Она могла чувствовать себя счастливой и радостной, но уже через пару минут она могла ненавидеть весь этот мир. В большинстве случаев в такие моменты она просто уходила к себе в комнату, чтобы посидеть в тишине и успокоиться. Питер старался не приближаться к матери, когда это происходило, он знал, что если она не уйдет, то сорвется на него. И вот как раз сейчас был такой случай. Питер заранее приготовился выслушать поток ругани.

— Что-то ты быстро, — сказала Роуз, недоверчиво глядя на сына. Возможно, ее плохое настроение можно списать на усталость, тогда Питеру не о чем волноваться. Но что-то в ее глазах было такое, что его пугало. — Дай я проверю.

Роуз медленно подошла к раковине, открыла дверцы сушилки и придирчиво осмотрелась. Она вынула несколько тарелок и повертела их в руках, явно ища следы грязи, но, не найдя таковые, поставила их на место. Далее она проделала ту же процедуру со стаканами.

— Видишь, мама? Я действительно все помыл, — сказал Питер, чувствуя некоторую гордость за себя.

— Что ж, ты молодец, — вздохнула Роуз усталым тоном. — Тогда можешь идти к себе в комн… Так, а это что такое? — ее голос внезапно стал сердитым. Сердце у Питера рухнуло в пятки, когда мать взяла в руки сковородку, стоявшую на плите.

— Блин… Я забыл… — тихо проговорил он.

— Забыл, значит? Вот как? Или, быть может, намеренно проигнорировал ее?

— Мам, клянусь, правда забыл… не заметил…

— Не заметил… Ты вряд ли замечаешь, что происходит у тебя в собственном доме. Ты не замечаешь, как твоя мать пашет в поте лица, у тебя даже не возникает мыслей о том, чтобы помочь ей! — Роуз в гневе отшвырнула сковородку от себя, та с грохотом упала на пол. Питер подскочил от неожиданности.

— Я помог, я помыл посуду!

— Да что ты? Помог? Если бы я тебе не сказала, ты бы даже пальцем не пошевелил!

— Мам, я…

Питер не знал, как закончить ему эту фразу. Роуз выглядела как обычно, но в то же время и не как обычно. Он никогда не видел в ее глазах такой слепой ярости. Он невольно попятился назад.

— Тебе плевать на меня. Тебе плевать на то, как я горбачусь на работе. Я прихожу домой, надеясь отдохнуть, но и дома мне приходится горбатиться! Я драю здесь полы, готовлю еду, мою посуду, стираю, глажу, выбиваю ковры, протираю все полки, а ты просто смотришь на это, считая, что все так и должно быть, верно? — Роуз медленно направилась к нему. Гнев у нее все возрастал и возрастал, Питер чувствовал это. — Ты считаешь, что я должна помирать от усталости и что я не заслуживаю даже самой маленькой помощи?

— Я помогаю тебе, когда ты просишь…

— А когда не прошу, ты не будешь помогать? Ты считаешь, я каждый раз должна просить тебя о помощи?

— Нет, я пытаюсь тебе помочь, просто ты мне говоришь, что не нужно…

— А, то есть, ты самостоятельно вообще не способен принимать решения?

Питер спиной коснулся стены. Идти было дальше некуда. Он начал бочком двигаться к выходу из кухни, надеясь, что успеет убежать к себе в комнату.

— Я…

— Все «я» да «я». Мямля. Я надеялась, что ты будешь мне поддержкой и опорой. Что ты будешь мужчиной. Но, видимо, я ошиблась. Я вырастила эгоиста. Эгоиста и тряпку. Тебе плевать на меня. Ты с удовольствием помогаешь нашим вшивым соседям, да, я все вижу, ты очень любишь делать за них работу, и я знаю, почему. Тебе платят за это. Да, не думай, что я не знаю, что ты прячешь у себя под кроватью в коробке твои сбережения!

Это было неправдой. Питер помогал соседям исключительно по доброте душевной, он никогда не требовал деньги за свою работу. И матери всегда старался помочь. С Роуз было явно что-то не так… Может, следует вызвать «скорую»? У нее явно что-то с головой.

— Мамочка, ты устала за сегодня, я знаю… Давай ты приляжешь сейчас, отдохнешь? — с надеждой спросил Питер. — А я приберусь у себя в комнате…

Но Роуз его как будто не слушала.

— Твой отец был настоящим мужчиной, — продолжала она. Ее голос крепчал, из него исчезли все знакомые нотки, он не был похож на ее настоящий голос. — Я была за ним как за каменной стеной. Он был мне поддержкой и опорой. Он всегда помогал мне, когда я нуждалась в помощи. Он на руках меня носил. И где он теперь?! Он умер! И я осталась одна с мальчишкой, которому на меня плевать!

— Мне не плевать на тебя, мама…

— Тебе всегда было плевать на меня, Питер, — неожиданно зарычала Роуз. Питеру показалось, что еще немного, и ее глаза будут стрелять лазером, как в мультфильмах, которые он смотрит по телевизору каждое утро за завтраком. — Тебе было плевать на меня еще в утробе. Я не хотела тебя рожать. Мне хорошо жилось без обузы на своей шее. Но твой отец настоял. Я думала, что ты будешь похож на него. Но я ошиблась.

Питер побежал к двери кухни, но обнаружил, что та заперта. Он обернулся и увидел Роуз, которая держала в руках не понятно, откуда, взявшийся скейтборд.

— Мама, выпусти меня! — закричал Питер, испугавшийся не на шутку. Что бы не случилось с его матерью, она явно не в себе и ей срочно нужен врач. — Помогите, ПОМОГИТЕ! — он надеялся, что его крики услышат соседи и придут ему на помощь, как он приходит к ним по первому зову.

— Ты выпрашивал эту штуку у меня, верно? — мрачно усмехнулась Роуз, вертя скейтборд в руках. — Ты ведь так хотел его, правда? Канючил, умолял, чуть ли не на коленях ползал, чтобы я купила его тебе… Я убираюсь в доме почти каждый день, мою пол до дыр, а теперь ты будешь притаскивать эту штуку с улицы, оставляя вдвое больше следов грязи? Или будешь приходить с окровавленными коленками или выпачканными в земле, и мне придется вдвое чаще стирать?

— Нет, я буду аккуратно ездить, честно, мама! Выпусти меня!

— Я видела, как ты смотрел на него, — медленно произнесла Роуз. — Так любовно. Ты его любишь, верно? Конечно, любишь. Ты считаешь его своим лучшим другом. Ты никогда не смотрел с такой любовью на мать, как смотрел на эту деревяшку с четырьмя колесами. Быть может, ты уже имя придумал ему? Скажи, а если бы тебе Сатана предложил продать душу матери в обмен на этот чертов скейтборд, ты бы, не задумываясь, продал? Тебе он вправду важнее собственной матери?

— Нет, конечно, с чего ты вообще взяла?! Мамочка, приди в себя, пожалуйста!

— Ты врешь мне. Я это вижу по глазам твоим. Я чувствую это. Тебе плевать на меня, тебе плевать на всех. Тебе важен лишь этот скейтборд.

— Что ты такое говоришь, мама?! — Питер начал отчаянно трясти дверную ручку и наваливаться на дверь всем телом, чтобы она поддалась. — Что с тобой?! Ты не в себе!

Роуз неожиданно ухмыльнулась, и Питер замер на месте. Он уже видел эту ухмылку. Такая кровожадная ухмылка была у клоуна, которого он встретил на Канале…

— Чему ты хотел научиться, говоришь? — захихикала Роуз смехом маньяка, от которого у Питера волосы на голове встали дыбом. — Ты хотел научиться делать трюки на этой штуке? Зачем? Ты хотел научиться летать? Так вот, сейчас, Питер Пэнгборн, ты и вправду научишься летать.

С этими словами Роуз подошла вплотную к сыну и со всех сил опустила скейтборд ему на голову. Питер охнул и упал на пол. Он закричал, пытаясь отползти в сторону. Но Роуз мгновенно настигла его. Снова последовал удар. И снова. И снова. И снова. Кровь разбрызгивалась по стенам, она пропитала деревянное основание скейтборда, руки Роуз и ее одежда были в алых каплях. Питер уже не кричал, он ничком лежал на полу, его голова и лицо превратились в кровавое месиво. Роуз хотела нанести очередной удар, но промахнулась и попала скейтбордом по кирпичному основанию стены у двери. Скейтборд сломался пополам. Роуз молча посмотрела на тело сына и на брызги крови повсюду. Затем она медленно встала и, шатаясь, направилась к кухонным ящикам у раковины. Так же медленно трясущимися руками Роуз достала нож для резки мяса. «Пора летать», — прошептала она и перерезала себе горло.

2

Питер очнулся на холодном полу, ощущая невыносимый запах крови, от которого выворачивало наизнанку. Голова раскалывалась на части. Питер не мог подняться. Он даже не мог пошевелить руками, чтобы вытереть себе лицо. Он чувствовал, как кровь сочится из его ран. Он хотел позвать на помощь, но у него не было сил кричать. Краем глаза Питер заметил какое-то тело, лежавшее неподалеку. Он с ужасом узнал его. Слезы стекали по его щекам вместе с кровью.

Внезапно Питер услышал чьи-то шаги. Он слегка приподнял голову и увидел знакомый силуэт. Питер хотел отползти в сторону, но конечности не слушались его. Тем временем клоун с мерзкой улыбкой подходил все ближе и ближе.

— Привет, Питер! — сказал он, смеясь. — Ох, вижу, у тебя не поднялось настроение, верно? У тебя оно, кажется, еще больше упало. Мне грустно это слышать, — клоун состроил печальную мордочку. — Быть может, я все-таки смогу тебя как-то развеселить?

— Отстань от меня! — прохрипел Питер. Он всем своим нутром чувствовал, что этот клоун пришел сюда не для того, чтобы помочь ему. Питер каким-то образом понял, что во всем случившемся был виноват именно этот клоун, но ему никак не удавалось понять, каким образом клоун смог все это провернуть.

— Ты не рад меня видеть, Питер? Как же так? Я ведь твой друг! — клоун присел на корточки рядом с ним и провел рукой по израненному лицу, вытирая запекшуюся кровь. Питер попытался дернуться, но безуспешно.

— Что тебе нужно от меня?! — прошипел Питер, смотря ненавистному клоуну прямо в лицо.

— Я хочу помочь тебе, Питер! — хихикнул клоун. — Пеннивайз знает, как помогать детям, он ведь их лучший друг! Я помогу тебе научиться летать! Тебе для этого не понадобится даже скейтборд! Ты будешь летать, как Питер Пэн, обещаю тебе!

Питер знал, что жить ему осталось не дольше пары минут. Этот Пеннивайз, кем бы он ни был, вот-вот набросится на него. Питер был даже рад этому. Ему было слишком больно, и он хотел пасть в забвение как можно скорее. Он взглянул в горящие пламенем желтые глаза, чтобы посмотреть на то, как они забирают его жизнь. И вдруг в их проблеске Питер увидел очертания других глаз. Ярко-зеленых. От которых веяло теплом и добротой. А затем на пару секунд Питеру стал заметен чей-то силуэт… Это была девушка с каштановыми волосами…

— Пенелопа, — произнес Питер тихо. Он не знал, откуда у него появилось это имя в голове, он никогда прежде не видел эту девушку, однако ему почему-то было известно, как ее зовут.

— Что ты сказал? — у Пеннивайза в голосе послышалось изумление. Он немного отклонился назад, пристально глядя на Питера.

— Пенелопа, — повторил Питер, уже громче. — Ты боишься ее, верно? Дрожишь при упоминании ее имени? Ты правильно делаешь. Ты должен ее бояться. Потому что в ее лице придет твой конец.

Последним, что увидел Питер в своей жизни, было растерянное и напуганное лицо клоуна.

3

Оно испугалось. Оно было озадачено. Оно не понимало, что только что произошло. Оно знало, что этот мальчишка никогда не был знаком с Пенелопой и никогда не встречал ее. И все же он произнес ее имя за пару мгновений до своей смерти. Оно даже не успело убить его (а Оно так жаждало вцепиться зубами в его мягкую плоть так, чтобы он был еще жив, чтобы барахтался, стонал, пытался вырваться, всем своим телом выделяя вкусный и питательный страх) — у мальчишки остановилось сердце. Видимо, Оно немного опоздало и позволило своей марионетке, Роуз Пэнгборн, нанести слишком большое количество ударов. Оно, конечно, могло бы и само справиться, но с учетом последних обстоятельств нельзя, чтобы этот глупый библиотекарь, Майкл Хэнлон, сунул нос не в свое дело. Оно было бы радо, если бы и эта девчонка Пенелопа ни о чем не догадалась, но Оно знало, что она все поймет. Да и, если честно, Оно не любило предсказуемость. Оно нравилось расправляться с людьми на расстоянии, так, чтобы затем по городу шли слухи о некой нечистой силе, обитающей здесь, постепенно сводящей жителей Дерри с ума. Оно с удовольствием слушало эти рассказы и веселилось от души. Впрочем, у Оно быстро ушло хорошее настроение, ведь имя этой девчонки прозвучало от умирающего мальчика. Что-то здесь явно нечисто. Нужно как можно скорее привести свой план в исполнение. Но вначале нужно подкрепиться. Оно впервые за эти недели выбралось покормиться, потому что знало, что Пенелопа вскоре будет здесь. Оно чувствовало это. У Оно наконец-то проснулся аппетит.

Оно насытилось страхом достаточно сильно. Но теперь необходимо было насладиться и свежей плотью. Оно, с наслаждением вдыхая запах крови и смерти, приблизилось к телу и оторвало небольшой кусочек мяса от ноги — Оно решило растянуть себе пир. К тому же необходимо было запутать тупиц-полицейских, Пенелопу и Майкла Хэнлона, для этой цели Оно изменило свои зубы таким образом, чтобы они походили на человеческие. Пусть все считают, что Роуз Пэнгборн окончательно сошла с ума. Этими зубами было очень неудобно кусать, но в подобной ситуации ни в коем случае нельзя упускать ни одной мелочи. Оно наконец-то смогло нормально покормиться.

Однако Оно с удивлением заметило, что мясо не приносит такого удовольствия, как раньше. Спустя буквально пару небольших кусочков Оно поняло, что больше не может есть. Оно словно пережевывало ужасную горькую кашицу из жестких листьев. Вкус крови придавал некоторый аромат, но даже он пропал через какое-то время. Оно это очень не понравилось. Совсем не понравилось. Оно тысячелетиями питалось человеческой плотью, но сейчас Оно не могло съесть практически ничего. Быть может, сказывались последствия ужасной диеты из канализационных крыс, которыми Оно было вынуждено кормиться некоторое время? Организм был в стрессе после такого. Да, пожалуй, это самое логичное объяснение. Однако Оно смутно ощущало, что это тоже каким-то образом связано с Пенелопой.

Оно знало, куда пойдет Пенелопа по приезду в город. В библиотеку. Оно почувствовало это сразу же, как почувствовало ее запах. Пенелопа испытала неудачу, пытаясь найти информацию о любимом нелюбимом Дерри у себя в Ороно и теперь вернулась, чтобы изучить историю Дерри в самом Дерри (вполне себе логичный шаг, верно?). Оно еще не решило, стоит ли мешать ей в этом или нет, однако отвлечь ее от всех забот все же стоит. Едва ли Пенелопа сможет отыскать что-то дельное, ведь сами жители едва ли помнят о всех ужасах, произошедших в этом городе (Оно позаботилось об этом). Оно, вспоминая все то, что прочло накануне, решило, что нужно подстроить встречу так, чтобы она казалась случайной. Ведь именно так почти во всех романах находят свою «внеземную любовь»? Это еще «судьбой» называют, кажется. Так вот, нужно устроить эту судьбу для Пенелопы.

Оно не пришлось долго думать, в каком обличие предстать перед этой девчонкой. Оно знало, что у каждой женщины есть свой прообраз «принца на белом коне». Этот прообраз был и у Пенелопы. Оно понятия не имело, откуда в голове появилась такая картинка (видимо, какие-то мысли Пенелопы Оно смогло прочитать на расстоянии), но, впрочем, какая разница? Главное, чтобы сработало. Поэтому утром восьмого декабря 1984 года на ступени Городской библиотеки поднялся высокий юноша худого телосложения с темными волосами и серо-голубыми глазами. Кажется, женщины про такого парня скажут, что он модельной внешности (а мужчины назовут его «чертовым гомиком»). Не важно. Если Пенелопе нравятся такие, то пожалуйста. Ее проблемы. Оно знало, что сейчас взгляды почти всех горожан направлены на него. Еще бы, таких красивых юношей их городок давно не видел (Оно не могло не улыбаться, понимая, что с такой внешностью жертв будет искать еще проще, но об этом лучше не задумываться). Оно смеха ради подмигнуло какой-то девчушке, сидевшей на ступеньках библиотеки. Она затаила дыхание и прижала руки к груди, глядя на него, как на ангела, сошедшего с небес.

Да я просто душка. Что ж, Пенелопа Кладес, тебе точно конец. Ты вряд ли сможешь устоять.

Оно знало, что Пенелопа появится с минуты на минуту, Оно ощущало ее приближение. Теперь нужно придумать, что делать дальше? Оно припомнило, что «принц на белом коне» просто обязан быть галантным и должен поспешить на выручку при первой же возможности. А, кажется, таких еще «рыцарями» именуют. Да, отлично. Оно решило, что подстережет Пенелопу, когда та будет идти с книгами в читательский зал, и столкнется с ней. И книги поможет собрать, и познакомится. Гениальная идея. Впрочем, как и всегда. А пока Оно может посидеть, пролистывая какой-нибудь женский роман, повторяя пройденный материал. Оно постаралось проигнорировать удивленные глаза женщин, сидевших рядом с ним. Да, кажется, мужчины обычно такое не читают. Ну, что поделать, это ведь действительно крайний случай!

А вот и она. У Оно едва голова не закружилась, когда Оно ощутило запах входящей девушки. Пенелопа за эти четыре недели не изменилась. Разве что теперь у нее были круги под глазами. Оно наблюдало за тем, как она побежала к библиотекарше по имени Кэрол Дэннер (Оно было прекрасно известно, что Майкл Хэнлон готов стать ее верным песиком и ходить на задних лапках, при этих мыслях Оно не сдержало смешок), спустя несколько минут получила пару книг и бодрой походкой направилась к столам для чтения. Что ж, настал выход рыцаря ее мечты. Оно сделало вид, что смотрело по сторонам и не заметило, что она идет ему навстречу. Через мгновение произошел удар. Пенелопа не удержалась на ногах и упала на пол, охнув от боли. Книги посыпались у нее из рук.

— Смотреть надо, куда прете! — недовольно воскликнула Пенелопа. Однако, когда она подняла голову и увидела юношу, который сшиб ее, она помолчала несколько секунд. Кажется, она с удивлением начала рассматривать его. Еще бы, ведь перед ней парень ее мечты. Теперь настало время вежливо ей помочь.

— Миледи, вы не ушиблись? — Оно постаралось (безуспешно) сделать максимально вежливый голос и придать ему знаменитые бархатные нотки, от которых, как пишут в романах, женщины буквально сходят с ума. Вообще, кажется, обычно настоящие джентльмены говорят «леди», но «леди» звучит не так хорошо, как «миледи».

К удивлению Оно, слова эти не произвели должного эффекта. Пенелопа начала как-то странно смотреть на него. Без восхищения.

— С-спасибо, — произнесла Пенелопа, медленно поднимаясь на ноги и по какой-то причине таращась на своего собеседника, как люди обычно таращатся на какой-то диковинный объект.

— Я вам помогу! — Оно сразу же кинулось к ней и подало ей руку. Однако Пенелопа не приняла ее.

Так, нужно срочно что-нибудь сделать, чтобы как-то исправить ситуацию, все пошло не совсем по плану…

Оно вспомнило об одном характерном жесте из романов и попыталось пригладить свои волосы, ведь в книгах написано, что так делают «настоящие мачо». Но, судя по лицу Пенелопы, Оно выглядело немного по-дурацки. Что ж, это не получилось, но следующий шаг все вернет на свои места. Оно наклонилось, чтобы поднять какую-нибудь книгу с пола, и чуть само не упало. Однако Оно продолжало улыбаться и посмотрело Пенелопе в лицо. Оно знало, что когда мужчина и женщина некоторое время смотрят друг другу в глаза, то между ними пробегает какая-то искра. Оно понятия не имело, что это за искра, но понадеялось, что сработает. Вроде как дальше в романах после этой искры вспыхивает так называемое «пламя страсти». Оно тоже не поняло, что это такое, но Пенелопа уж точно должна это знать.

Да, Пенелопа действительно посмотрела в его глаза, и Оно уже успело обрадоваться. Но, кажется, никакая искра не пробежала. Пенелопа была спокойна как скала. Более того, она вдруг опустила взгляд и невозмутимо продолжила собирать книги. Оно думало от отчаяния попытаться заглянуть в ее разум, но это слишком опасно, тогда она мигом раскусит, кто стоит перед ней. И так Оно пришлось приложить огромные усилия, чтобы Пенелопа не увидела его «мертвых огней». И все-таки Оно смогло уловить одну ее мысль: «… Че это за придурок, Господи?»

В смысле «что это за придурок»? Почему придурок-то сразу?! Я ведь все делаю, как в книгах написано! Ладно, попробуем дальше. Может, с каждой девушкой работает свой способ?

Оно вспомнило, что иногда срабатывает такой прием, как «случайное касание рук возлюбленных» (ну и формулировка). Что ж, попытка не пытка. Оно начало внимательно следить за движениями Пенелопы, чтобы угадать, какую книгу она возьмет. Однако руки их так и не соприкоснулись, потому что Оно каждый раз опаздывало. Оно начинало злиться.

Пенелопа собрала все книги, встала и явно собралась уходить. Оно знало, что нужно в срочном порядке что-то придумать. Но что? Ага! Оно совсем забыло, что каждой женщине нужно сделать оригинальный комплимент! Обычно после такого в романах разговор клеится как надо.

— Миледи, вы так прекрасны, — Оно чувствовало себя полнейшим идиотом, когда говорило это, но отступать было уже поздно. — У вас мм… такие…

— Такие что?

— Такие уши красивые! Анатомически правильные. И… Какие пропорции у вашего подбородка!

Пенелопа буквально остолбенела.

— Э… У вас тоже подбородок ничего… — проговорила она с глазами, размерами похожими на два блюдца.

— Правда? — Оно эти слова вогнали в ступор. Оно начало задумчиво ощупывать свой подбородок. Вроде прозвучало, как ответный комплимент. Неужели сработало?

— Ага… — Пенелопа почему-то сделала пару шагов назад.

Оно вспомнило, что далее книги советуют куда-нибудь пригласить девушку. Однако тогда возникает очевидный вопрос: куда?

— Миледи, я… Я приглашаю вас пойти со мной в… в… в библиотеку! — выпалило Оно первое, что пришло в голову.

Пенелопа почему-то не улыбнулась и не оказалась на седьмом небе от счастья. Она продолжила странно таращиться на юношу перед ней.

— Эм… Мы типа уже в библиотеке, разве нет? — спросила она, приподняв брови.

Оно подумало, что это такой намек с ее стороны. По крайней мере, резкого «нет» она не сказала. Прекрасно, вроде как все идет по плану. Дальше нужно взять девушку за руку. И да, необходимо все время смотреть ей в глаза, все время, иначе ничего не получится! Оно почувствовало небывалое отвращение, когда представило себе, что касается руки этой девчонки, но выбора не было. Оно просто обязано сделать это. Однако Оно не учло одной вещи. Пенелопа держала книги в руках. И поэтому, когда Оно схватило ее за запястье, книги вновь полетели на пол. И теперь Оно оказалось в очень непростой ситуации: нужно не отпускать девушку и нужно поднять книги. Оно начало смотреть то на пол, то на Пенелопу, лихорадочно соображая, что делать.

— Отпустите меня, пожалуйста, — произнесла Пенелопа почему-то дрожащим голосом.

— Мм? — Оно с удивлением посмотрело на нее. Оно ощутило ее испуг. В другой раз Оно бы только обрадовалось тому, что сможет полакомиться свежей порцией страха, но сейчас Оно было совершенно сбито с толку.

Почему она боится, когда должна стоять и с восхищением пялиться на меня?!

— Сэр, вы сошли с ума? — Пенелопа попыталась вырвать свою руку.

Оно внезапно припомнило одну фразу специально для данной ситуации.

— Да, я определенно сошел с ума. Я сошел с ума по вам, миледи, — произнес он, улыбаясь, все еще пытаясь смотреть Пенелопе в глаза.

У Пенелопы волосы, кажется, начали медленно вставать дыбом на голове. Оно так и не поняло, по какой причине, но Оно уже устало пытаться разобраться в ее мозгах. Книги дальше пишут, что необходимо соприкоснуться с ней губами. Оно не просто не хотело этого делать. Одна только мысль вызывала рвотные позывы. Оно представило себе эту картину и, не в силах побороть отвращение, отпустило руку девушки, чтобы прикрыть свой рот.

Пенелопа, мгновенно воспользовавшись ситуацией, попятилась назад, явно с намерением бежать прочь. Ей уже было абсолютно все равно на книги, валяющиеся на полу. Оно поняло, что миссия как никогда близка к провалу.

Черт, черт, черт! Нужно СРОЧНО что-то делать! Так, быстро, необходим нейтральный разговор! Если женщина сразу не ведется, то поведется постепенно! О чем там нужно говорить?! А, знаю!

— Скажите… А как вам сегодняшняя погода? — неуверенно спросило Оно.

Пенелопа вновь вскинула брови, однако бежать передумала. Она явно разрывалась от переизбытка чувств, бушующих у нее в голове.

— Да, собственно, никак. Мрачновато, как всегда, — ответила она, подозрительно косясь на своего собеседника. — А вы что, не местный?

Оно не удержалось и фыркнуло.

— Да я коренной житель, — сказало Оно, улыбаясь. Пенелопа косилась на эту улыбку с явным ужасом. Оно подумало, что настало время для следующей фразы, которая как раз подходила под ситуацию. — И так как я здесь живу, то… Я давно наблюдаю за вами, — Оно едва не рассмеялось, подумав, что даже не соврало сейчас.

В романах пишут, что после подобной фразы женщины падают в обморок, потому что эти слова «сражают их наповал». Поэтому Оно уже приготовилось ловить Пенелопу. Однако она даже не думала падать.

— Скажите, вы в своем уме? — тихо спросила Пенелопа, снова сделав пару шагов назад, к стене.

— Мм…

Оно уже говорило фразу про «я сошел с ума по вам», поэтому зависло, в ступоре глядя на Пенелопу.

— Вы неадекватный? — повторила свой вопрос Пенелопа, уже чуть громче.

Оно не выдержало.

— Это ты неадекватная! — рявкнуло Оно, заставив Пенелопу вздрогнуть и буквально впечататься в стену. — Ты ведешь себя неправильно!

— Не поняла?

Оно в ярости схватило роман, который читало до ее прихода, и начало тыкать ей в лицо.

— Вот как ты себя вести должна! Я тут так стараюсь, а получаю в ответ «ноль»!

Пенелопа взяла у него из рук книгу и внимательно изучила обложку и содержание. Затем медленно подняла голову и посмотрела на Оно. Лицо у нее почему-то вытянулось.

— Ты что… Ты читаешь женские романы? — спросила она.

— Ну… Вообще-то да. В женских романах подробно написано о вашей женской психологии и о том, как с вами знакомиться.

К невероятному изумлению Оно, Пенелопа неожиданно начала истерически смеяться, хватаясь руками за живот.

1

Пенелопа не доверяла мужчинам.

Возможно, это глупо — испытывать неприязнь к противоположному полу, потому что, в конце концов, род человеческий продолжается лишь благодаря слиянию мужского и женского начал, но Пенелопа все же испытывала эту неприязнь. А во всем виновата дурацкая школа. Пенелопа заметила, что многие так или иначе не любят вспоминать о своих школьных годах. Всегда находится место для дурных воспоминаний, будь то воспоминания о противных учительницах преклонного возраста с нелепыми прическами и совершенным неумением одеваться, воспоминания о предметах, которые никак не хотели запоминаться или воспоминания об идиотах одноклассниках, непременно отравлявших и без того не шибко веселое пребывание в этой своеобразной тюрьме. Некоторые даже вспоминали об ужасных завтраках, подаваемых в столовой, которые имели такой вид, «будто их достали из мусорного бачка во дворе». Пенелопа же не хотела говорить о школе, потому что тогда б непременно пришлось упомянуть некоторые эпизоды из своей жизни, которые она б предпочла забыть. И она всякий раз удивлялась тому, как Джессика, лежа на кровати, с хохотом рассказывала о том, как она прогуливала уроки, чтобы сходить в кино и выпить пива во дворе или как она рисовала на партах всякие неприличные вещи, чтобы досадить преподавателям, которые ее выводили из себя. «Ну, а теперь ты скажи что-нибудь!» — этой фразой она постоянно заканчивала свою речь и поворачивалась к Пенелопе с пристальным взглядом. Пенелопа каждый раз отворачивалась и, смотря на стену, говорила со вздохом: «Нечего рассказывать. Учителя были обычные, одноклассники обычные. Уроки не прогуливала, на партах не рисовала». «Ага, то есть, за все эти годы, ты хочешь сказать, у тебя не было ничего интересного? Милая. Это, мать ее, школа!». «Было… Но такого веселья, как у тебя, точно не было». «Хотя б о подругах своих лучших расскажи, Мисс Я Не Умею Веселиться!». О лучших подругах… Пенелопа сразу же вспоминала одно имя, о котором мечтала забыть. Диана Уллман. И в голове мгновенно возникала мысль: «НЕНАВИЖУ!»

Пенелопа в десятом классе. Ей пятнадцать лет. Она сидит за последней партой и старается не привлекать излишнего внимания. Она в новой школе. Все люди вокруг — незнакомые. И только Диана Уллман подмигивает ей с соседнего ряда. С Дианой они познакомились еще в шестом классе и с тех пор, по удивительной, но счастливой случайности, учились вместе. Пенелопа попыталась выдавить из себя улыбку, но, посмотрев на входящих в класс людей, нервно заерзала на своем месте. Она устала. Устала смотреть на их удивленные лица, вечно обращенные в ее сторону. Устала от того, что все тыкают в нее и говорят: «Зацените, у нее глаза как у пришельца. Хэй, Пенни, ты че, марсианка?». Устала от того, что девочки брезгливо морщатся, глядя на ее худую фигуру, и говорят: «Фу, скелетище». Устала от того, что не может временами контролировать себя, и ее настроение начинает меняться чаще, чем у любого обитателя дурдома. Устала от того, что люди крутят вокруг виска, когда она предпринимает попытку пообщаться с ними и спрашивает об их эмоциях. Устала от того, что они начинают громко хохотать, слыша, что ее водили к психотерапевту: «Братцы, да она у нас чеканутая!». Все, конечно, потом привыкали к ней и даже проникались некоторой симпатией, но первые несколько месяцев всегда были адовыми. Пенелопа грустно вздохнула.

— Да не переживай ты так, — сказала Диана. — Если кто попробует посмеяться над тобой, я им рожу набью.

— Когда же закончится это дерьмо… — пробормотала Пенелопа, косясь на дверь кабинета. Она и Диана в первый день решили не опаздывать и пришли одними из первых. Теперь Пенелопа тоскливо наблюдала за тем, как всё новые и новые люди входят в класс. К счастью, на нее едва ли кто обращал внимание, все спешили познакомиться друг с другом и занять места получше.

— Какие воображалы, — брезгливо заметила Диана, косясь в сторону группы хихикающих девочек, искоса поглядывающих на тех, кто сидит на задних партах. — Думают, они тут самые умные, раз сели вперед. Черта с два. Если они считают, что лизать задницу учителям — это отличный способ получить наивысшие оценки, то они ох как заблуждаются…

— У преподавателей в природе заложено считать сидящих на первых партах умными и стремящимися к учебе, — пожала плечами Пенелопа. — Это мудрая тактика. Правда, она работает не так долго, если ты не стараешься учиться на самом деле, — она рискнула посмотреть в глаза одной из девочек. Та несколько секунд ошарашенно смотрела на Пенелопу, после чего поспешила отвернуться. Пенелопа вздохнула. «Хоть не стала смеяться и пальцем тыкать, и на том спасибо», — грустно подумала она.

В тот момент Пенелопе казалось, что ее очередной год в школе пройдет по старому сценарию. Однако она еще не знала, что вот-вот ее жизнь перевернется с ног на голову. А если точнее сказать, то буквально через мгновение. Ровно за секунду до этого Пенелопа вдруг задалась вопросом, а что если она ошиблась в своих размышлениях по поводу ближайшего будущего? Звонок на урок уже прозвенел, но в дверь громко постучались. Учительница, статная женщина лет шестидесяти, лицом чем-то напоминающая сердитого мопса, у которого на носу сидят очки-половинки, медленно повернулась к нарушителю спокойствия. Она уже открыла «Ромео и Джульетту» на первой странице и собиралась с чувством начать читать, чтобы даже самые бессердечные ее ученики смогли проникнуться этой трагедией. Появление опоздавшего в планы ее урока явно не входило. В «Ромео и Джульетте» нигде в действующих лицах не значился «нагло проспавший ленивец». В дверь снова постучали. Учительница вскинула глаза кверху.

— Да заходите уже! — ее руки, а вместе с ними и весьма внушительных размеров тело затряслись от гнева. Все ученики невольно вздрогнули, услышав ее голос. Он был достаточно неприятным для ушей, грубым, низковатым. В голову многим сразу же пришло новое сравнение: уже не с мопсом, а с жабой. Того и гляди сейчас вместо ругани они услышат громкое кваканье.

Дверь распахнулась, и в нее спокойной походкой вошел высокий светловолосый юноша, чья улыбка буквально озарила весь кабинет своим сиянием (хотя солнце и так достаточно сильно слепило глаза).

— Простите меня, пожалуйста, миссис Кингсли, — сказал он, не обращая никакого внимания на то, что миссис Кинсгли, увидев его, как она подумала, наглую ухмылку, была готова взорваться, и взрыв этот обещал быть пострашнее взрыва атомной бомбы над Хиросимой.

Пенелопа, до этого момента лежавшая на парте, закрыв свое лицо волосами, поднялась именно в тот момент, когда миссис Кингсли шумно вздохнула, чтобы остудить пар, скопившийся в ней, как в кастрюле с доведенной до кипения водой, и произнесла:

— Вы вообще смотрели на часы, молодой человек?! Урок начинается ровно в девять утра!

Пенелопе не раз приходилось видеть с утра подобные картины, потому она вначале и не придала значение происходящему. Однако она внезапно будто бы всем своим нутром ощутила гнев учительницы, словно она стояла рядом с ней и кричала на нее. Это было сложное чувство, и при всем желании она не смогла бы описать его. Отголоски ярости миссис Кингсли будто бы отзывались у нее в голове. Именно по этой причине она приподнялась с парты. Она на какое-то мгновение испугалась этого. Но больше ее пугала (и восхищала) невозмутимость парня, который продолжал улыбаться в свойской ему манере.

— Так прошло всего пять минут, — ответил он, выразительно посмотрев на часы.

— Вы считаете, что опоздание в пять минут — это допустимо?! — голос миссис Кингсли оглушил всех присутствующих. Девочки на первых партах отклонились назад с явным желанием отсесть как можно дальше. Диана невольно прыснула. Пенелопа же с беспокойством повернулась к парню.

Молчи, дурак! Пожалуйста, молчи!

— Я сделал это не намеренно. У меня вовсе не было желания опаздывать на ваш урок. Меня задержал мистер Гинсберг по поводу предстоящего бейсбольного сезона, — юноша невозмутимо пригладил волосы, продолжая так же спокойно и с улыбкой смотреть на раздувавшуюся точно шар миссис Кинсгли.

— О боже мой! — услышала Пенелопа краем уха неожиданный возбужденный шепот девочек. — Это же он, он! Кристофер Гордон!

— Да-да, точно! Как я могла не узнать его?! Его фото висит на стене почета! А еще новый выпуск школьной газеты ему посвящен!

— Он один из лучших питчеров* последних нескольких лет! Все противники боятся его, потому что он бьет одни страйки**! (*питчер — игрок, который бросает мяч; **страйк — ситуация в бейсболе, когда бэттер (бьющий) не нанёс удара при подаче)

— Ах, девочки, вы посмотрите на его улыбку! Я ослепла!

— А его волосы?! Вы видите это чудо, сотворенное природой?! Так и хочется потрогать!

— Вы только посмотрите на его фигуру!

Пенелопа закрыла уши руками, чтобы не слышать ничего этого. Хоть девочки все говорили едва слышным шепотом, в голове Пенелопы раздавался их восхищенный писк, словно они стоят прямо возле нее и изо всех сил кричат. Ни один специалист так и не смог объяснить причину, по которой у Пенелопы иногда случаются подобные «приступы», обычно они ограничивались словами о том, что все это последствия тяжелой психологической травмы, перенесенной в детстве. Пенелопа же была склонна считать, что это просто мать-природа решила добить ее окончательно. В конце концов Пенелопа начала мотать головой из стороны в сторону, чувствуя, что еще немного, и ее черепная коробка разорвется на части. К визгам добавился обеспокоенный шепот Дианы, который, к счастью, ненадолго перекрыл все остальные голоса:

— Пенни, ты в порядке?

— …не имеете право считать себя важной птицей, если являетесь звездой вашего так называемого бейсбола! — миссис Кингсли тем временем все повышала и повышала голос. — Вы здесь учитесь, молодой человек! Если вы пришли сюда не за знаниями, а чтобы мячики поотбивать, так идите, пожалуйста, в спортивный колледж!

— Миссис Кинсгли, клянусь, я не хотел ни в коем случае оскорбить вас своим недостойным поведением. И я могу торжественно пообещать вам, что подобного больше не повторится, — Кристофер продолжал поражать окружающих своей выдержкой. Улыбка ни на секунду не желала сходить с его лица.

Дурак, дурак! Прекрати улыбаться! Твоя улыбка кажется ей нахальной до неприличия!

У Пенелопы голова разрывалась от криков восхищенных девочек, от гнева миссис Кингсли, который уже вовсю прорывался наружу, от смеха Кристофера и от обеспокоенного шепота Дианы. Пенелопа отчаянно зажимала уши руками, чтобы остановить этот поток, но у нее ничего не выходило. Она закрыла глаза, стараясь самой не закричать от слепящей ее боли.

— Кристофер Гордон, я никому не позволю с собой разговаривать в подобном неуважительном тоне! Я немедленно вызову в школу ваших родителей!

— Миссис Кингсли! — вскричала Диана, прервав их пререкания. Ученики в классе начали возмущенно шептаться, потому что чем дольше Кристофер злил преподавателя, тем дольше не было урока, что значило, что им не придется слушать и без того печальную драму в исполнении отвратительно квакающего голоса. — Пенелопе плохо, ее нужно отвести к врачу!

— Что-что? — миссис Кингсли заморгала, будто бы очнувшись ото сна.

Пенелопа тем временем продолжала сидеть и мотать головой из стороны в сторону, прижимая руки к ушам изо всех сил. Девочки, повернувшись к ней, сразу же начали что-то обсуждать. Кто-то даже ткнул на нее пальцем. Пенелопа, внезапно поняв, что всеобщее настроение резко изменилось, открыла глаза и увидела, что все внимание было приковано к ней. И у всех в мыслях было лишь одно: «Она ненормальная что ли?». Ко всеобщему изумлению, по щеке Пенелопы скатилось несколько слезинок. Больше всего на свете она молилась о том, чтобы в этом классе никто и никогда не узнал о том, что у нее не все в порядке с психикой. Однако в первый же день она проявила себя во всей красе. Она снова не смогла держать себя в руках. Чаще всего ей удается контролировать свое сознание, но порой, когда эмоции окружающих слишком сильны, происходят эти «приступы». Психотерапевт говорил ей, что это ее своеобразная реакция на стресс, вызываемый подобной ситуацией. В который раз Пенелопа пожалела, что ее не отдали на домашнее обучение. Молли сочла неразумным лишать свою племянницу контакта со сверстниками. Что ж, теперь эти сверстники покажут свое радушие и любезность.

— Простите, я не хотела, — Пенелопа, явно потерявшая контроль над собой, начала плакать. Извиняться было очень глупо с ее стороны, но она слабо понимала, что говорит.

— Миссис Кингсли, позвольте, я отведу ее, — Диана помогла Пенелопе приподняться с места. Пенелопа, увидев лица своих одноклассников, поспешила спрятать глаза в пол. Она подумала, что ее горящие щеки сейчас будут видны за километр.

— А… Да-да… Конечно… — миссис Кингсли была явно сбита с толку, но, к счастью, она не стала ничего расспрашивать.

Этот сценарий Пенелопа проходила уже миллион раз. Врач осмотрел ее, дал успокоительное, позвонил ее тете, та пообещала, в свою очередь, связаться с психотерапевтом. Пенелопе оставалось лишь молча сидеть на кушетке и, уткнувшись взглядом в пол, тихо ненавидеть свою жизнь. Она могла бы уже и привыкнуть к тому, что у нее голова работает со сбоями, но разве ж к этому привыкнешь? Вначале ее утешила мысль о том, что учиться осталось не очень-то много, двенадцатый класс* * *

(* * *

в американской системе образования в школе двенадцать классов), в конце концов, был не за горами. Однако затем она представила себе ту же ситуацию, да только в университете… Плакать захотелось еще сильнее. Пенелопе осталось понадеяться, что с возрастом это пройдет.

Как же я устала от этого дерьма.

Пенелопа вышла из медицинского кабинета, думая о том, что если ее сейчас внезапно заберет смерть, она будет не против, поскольку в таком случае она избежит позора. Диана пыталась сказать ей что-нибудь успокаивающее, но Пенелопа ее не слышала. Ей очень хотелось домой. Запереться в своей комнате, спрятаться в шкафу и сидеть там до скончания веков. Она даже не обратила внимания, когда ее кто-то начал легонько трясти за плечи. Однако до ее сознания дошел голос, который явно не принадлежал Диане:

— Эй, ты в порядке?

Пенелопа заморгала и подняла взгляд. И ее буквально ослепила белоснежная улыбка Кристофера.

— А… Я… — она потеряла дар речи, глядя на него. Она отвыкла, что кто-то, кроме ее подруги, интересуется ее делами.

— Что это с тобой? Никак стресс из-за начала учебного года? Понимаю. Сам не хотел идти в эту помойку, — хохотнул Кристофер. Его смех буквально оглушил Пенелопу. У нее возникло желание провалиться сквозь землю.

— Не переживай, у нее случается такое. Не о чем беспокоиться, — ответила за подругу Диана. — Лучше дать ей успокоиться и побыть в тишине.

— Я должен поблагодарить вас за то, что вы прервали миссис Кингсли, а то я, боюсь, не ушел бы с урока живым, — рассмеялся Кристофер и похлопал вначале Диану, а затем Пенелопу по плечу. Пенелопа почувствовала, что еще немного, и она спрячется за спину Дианы, чтобы не показывать свои пылающие щеки.

— Ну, ты больше не опаздывай к ней, она какая-то ненормальная, — фыркнула Диана. — И вообще, по какой причине ты опоздал-то?

— Да мы с тренером обсуждали, как мы в будущем сезоне…

Пенелопа сделала несколько шагов в сторону, не желая участвовать в этом разговоре. Она никогда не умела поддерживать беседу с незнакомыми людьми, каждый раз она чувствовала себя неловко. Пока Диана и Кристофер вместе хохотали над веселой историей Кристофера, Пенелопа молча смотрела на него. Теперь, когда он стоял в близи, она смогла рассмотреть его хорошенько. Высокий, атлетичного телосложения (сказались годы в бейсболе), с пронзительными ярко-голубыми глазами, кудрявыми светлыми волосами (Пенелопа раньше думала, что таких юношей она может увидеть разве что на обложке журналов или в кино), казалось, у него не было ни одного недостатка во внешнем виде, кроме, разве что, носа с горбинкой, но даже это придавало ему некий шарм. Он был очень обаятелен и располагал собеседника к себе не только с помощью своей знаменитой улыбки, но и с помощью чувства юмора. Пенелопа видела, как проходящие мимо девочки с завистью смотрят на Диану. У них у всех в душе было желание познакомиться с этим парнем. Одним словом, Кристофер явно являлся главной звездой школы. Пенелопа сделала еще несколько шагов назад и, обхватив себя руками, села на скамейку. Никогда Пенелопа себя не чувствовала еще такой жалкой. Она б отдала все на свете за то, чтобы так же спокойно заводить новые знакомства, как это делает Кристофер или Диана. А еще за то, чтобы выглядеть, как обычная девушка. Пенелопа прикладывала немало усилий, чтобы не выделяться из толпы, однако всякий раз ее глаза ее выдавали.

Я ненавижу эту жизнь, Господи. Просто ненавижу.

В конце концов, Пенелопа предпочла встать и уйти, чтобы не понижать себе самооценку еще ниже и не портить себе настроение окончательно.

По прошествии нескольких недель у Пенелопы обнаружилась одна проблема. И нет, она не была связана с насмешками одноклассников (они, удивительно, быстро забыли о случившемся, правда, некоторые девочки, разумеется, иногда обсуждали Пенелопу, но, скорее, делали это от скуки). Эта проблема Пенелопе была не знакома прежде. Пенелопа надеялась, что она столкнется с подобным нескоро, когда она морально к этому подготовится, но жизнь никогда ни у кого не спрашивает разрешение. Все началось с того, что Пенелопа стала замечать, что при появлении Кристофера она теряет дар речи и краснеет. Точнее сказать, на это обратила внимание Диана, ведь в такие моменты Пенелопе было не до того. Пенелопа вначале списывала это на то, что ей неловко за то, что Кристофер, как и другие ребята в их классе, стал свидетелем ее «приступа». Однако затем Диана с улыбкой стала отмечать, что ее подруга все чаще начала смотреть в сторону Кристофера. Пенелопа сама не понимала, почему ей так хочется наблюдать за ним, но просто ничего не могла с собой поделать. Она завороженно смотрела на него, и лицо ее мгновенно становилось пунцовым. В голове почему-то невольно пролетала мысль: «Он никогда даже не посмотрит в мою сторону».

Особенно было тяжко в те моменты, когда Кристофер вдруг подходил к ней и Диане. Пенелопа тогда съеживалась в комочек и старалась отсесть как можно дальше. Чаще всего она просто вставала и уходила, едва заметив, что он приближается. Пенелопа знала из книг, что начинается после. Ей и раньше нравились мальчики, но такой симпатии у нее еще не было. И ей очень бы хотелось от этого избавиться. До добра подобное не доведет.

Нужно сказать, что Пенелопа и тогда уже не доверяла противоположному полу. Ей достаточно было того, что с ней случилось в девятом классе. Напасти почему-то поджидали ее одна за другой. А если б Молли догадалась отправить свою племянницу на домашнее обучение, то все было бы иначе… Говорят, что школа преподает нам уроки жизни. Что ж, Пенелопе достаются самые жестокие.

Его имя было Эндрю Уортон, но все ученики звали его иначе. «Мистер Придурок». «Последняя мразь». «Дерьмо на ножках». «Тварь бездушная». «Сукин сын». Было много кличек. И они очень ярко описывают ту ненависть, которую школьники испытывали к этому человеку. Эндрю Уортон был учителем физкультуры. Он был мужчиной тридцати семи лет спортивного телосложения и весьма высокого роста — в прошлом он был баскетболистом. Он был достаточно хорош собой, все девочки, впервые увидев его, так и верещали от восторга. Их любимым занятием стало обсуждение его мускулатуры и бархатного голоса, от которого, как они говорили, они сходили с ума. Однако стоило им познакомиться с мистером Уортоном поближе, как их восторг быстро сходил на «нет». Он был циничным, равнодушным, местами жестоким и грубым человеком, считавшим, что если ты не спортсмен, то ты не заслуживаешь уважения. Особенно доставалось на его уроках как раз девочкам, которых он постоянно называл «слабачками» и заставлял делать в два раза больше положенных упражнений. Пенелопа, едва увидев его, сразу же почувствовала, насколько он не хороший человек. Правда, тогда она еще не догадывалась, что он может оказаться еще хуже, чем она ожидала. На самом первом уроке она умудрилась поскользнуться и упасть во время бега. Мистер Уортон целых пятнадцать минут орал на нее и говорил, какая она бестолочь неуклюжая. Пенелопа была бы рада ему ответить, что она думает по поводу его отношения к ученикам, но вовремя придержала язык. Она лишь злобно посмотрела на него. И когда их взгляды пересеклись, то в глазах мистера Уортона что-то вспыхнуло. Он прекратил кричать на нее, махнул рукой в знак того, что с ней бесполезно разговаривать, и отошел. Пенелопа, хромая, села на скамейку, продолжая наблюдать за ненавистным ей преподавателем. Внутри нее появилось чувство, что от этого сумасшедшего лучше держаться подальше. И она оказалась права.

Эндрю Уортон был, пожалуй, самой нелицеприятной фигурой школы. Особенно сильно его недолюбливали старшеклассники, мечтавшие побыстрее сдать все экзамены и сбежать в университеты и колледжи, лишь бы оказаться вдали от «этого психопата». Мистер Уортон, будто бы наслаждаясь негативными эмоциями учеников, особенно любил нагружать именно старшеклассников, да так, что бедняги еле ползали в конце сдвоенного урока. Пенелопе было особенно тяжко. Человеку, который борется с анорексией, в принципе нелегко выполнять какие-либо серьезные физические нагрузки. Но мистера Уортона это мало волновало. Впрочем, некая человечность все же в нем была, потому что в конце концов он разрешил Пенелопе отдыхать тогда, когда ей это потребуется. Пенелопа была благодарна хотя бы за это. Оценки ее не улучшились, но теперь хотя бы она могла не бояться, что окончательно посадит здоровье. Другим же ее одноклассникам подобные поблажки не полагались. Диана в шутку говорила, что мистер Уортон такими нагрузками готовит их к участию в олимпийских играх в легкой атлетике. На что Пенелопа неизменно шутила, что, скорее, к паралимписким, если судить по их способностям.

Однако с течением времени Пенелопа стала замечать то, что ей очень сильно не понравилось. Мистер Уортон не сводил с нее глаз на уроках. Она то и дело ловила на себе его взгляд. Она никак не могла понять, смотрит он на нее с усмешкой, с задумчивостью или с презрением, но каждый раз у Пенелопы мурашки бежали по коже. Внутри нее появилось ощущение тревоги и опасности. Она ни с кем не могла поделиться своими переживаниями, даже с Дианой, но каждая физкультура приравнивалась для нее походу в ад. Иногда мистер Уортон позволял себе подойти к Пенелопе и похлопать ее по плечу, задав ей какой-нибудь вопрос, или же погладить по голове со словами: «Сегодня Пенни старалась изо всех сил, она молодец». Пенелопу буквально в дрожь бросало каждый раз, когда он касался ее. Его улыбка, которая неизменно появлялась при этих действиях, повергала ее в неописуемый ужас. Хуже всего было то, что постепенно девочки начали шептаться за ее спиной. Краем уха Диана однажды услышала, как они говорят, что «эта наша странненькая, походу дела, спит с мистером Главным Засранцем Школы, вы видели, как они смотрят друг на друга?». А когда оценки Пенелопы несколько улучшились (что являлось следствием серьезного разговора ее тети с директором школы), то у всех это мнение окончательно укрепилось. И теперь Пенелопа находила у себя в рюкзаке записочки типа: «ГЛАВНАЯ ШЛЮХА ШКОЛЫ», «ПОДСТИЛКА УОРТОНА», «ГОТОВА СПАТЬ СО ВСЕМИ РАДИ ОЦЕНОК» и так далее. Более того, некоторые особенно умные начали развешивать ее фотографии по школе с этими надписями. Хорошо, в дело вовремя вмешались другие преподаватели и наказали тех, кого застали за этим занятием. Но тогда ученики стали выкрикивать это, едва заметив Пенелопу в коридоре. Пенелопа впервые с момента гибели родителей стала задумываться о том, что ей хочется умереть. Она не понимала причину, по которой про нее пошли столь гнусные слухи. Она ненавидела Эндрю Уортона больше всех в школе. А чувство тревоги, обитавшее внутри нее, стало нарастать с каждым днем, да так, что она порой ночью не могла уснуть. Она жила с мыслью о том, что вот-вот случится что-то плохое. И она не ошиблась. Интуиция ее редко подводила.

В один день Эндрю Уортон был в совсем уж скверном настроении. Ученики уже привыкли к вспышкам его гнева, поэтому никто не удивился, когда он начал кричать раза в два громче обычного. Единственное, что слегка озадачило всех, — это то, что он сорвался даже на Пенелопу. Она по неосторожности уронила железный обруч, и тот с грохотом упал на пол. Мистер Уортон, кажется, сорвал голос, отчитывая Пенелопу за то, что у нее руки растут не из правильного места. В довершение ко всему он поставил ей неудовлетворительную отметку и велел после уроков зайти к нему в кабинет, чтобы «исправить это обидное недоразумение». Сердце у Пенелопы при этих словах было готово выпрыгнуть из груди. В голове начала стучать лишь одна мысль: «Не соглашайся. Бога ради, не иди туда. Не смей». Однако разве она могла перечить своему преподавателю? Эта отметка портила ей всю картину оценок. А ей очень бы не хотелось выслушивать в очередной раз лекцию от Молли по поводу того, что учиться нужно хорошо, иначе невозможно поступить в приличное учебное заведение. Поэтому Пенелопе пришлось заглушить голос разума, который, если б имел телесную форму, схватил бы ее за шиворот и оттащил назад, и, глубоко вздохнув, подчиниться и войти в столь ненавистную дверь с табличкой: «Эндрю Джеймс Уортон. Преподаватель физической культуры».

Он уже ждал ее внутри. Как дикий зверь, чувствующий приближение добычи, он, сверкая глазами, встал со своего места, когда увидел ее, будто готовый вот-вот наброситься на нее и растерзать на мелкие кусочки. На мгновение у него на лице появилась ехидная улыбка.

— А, пришла все-таки? — спросил он, скрестив руки на груди. — Я думал, ты не явишься.

— Вы же велели мне прийти, — стиснув зубы, ответила Пенелопа, с откровенной неприязнью глядя на него. — Говорите, что нужно сделать, чтобы исправить оценку, и мы с вами в расчете. Пол помыть? Маты потаскать? Мячи убрать? Протереть пыл с полок? Журналы заполнить? Или символически раз двести на скакалке пропрыгать?

Мистер Уортон медленно подошел к Пенелопе. В тот момент он до ужаса походил на хищника, подкрадывающегося к своей жертве. Голова Пенелопы начала внезапно раскалываться от боли, ее внутренний голос кричал ей: «УХОДИ ОТСЮДА, ДУРА!». Пенелопа сделала два шага назад.

— М-м, нет, я, думаю, найду тебе другое занятие, — тихо произнес мистер Уортон, растягивая слова. Пенелопа почувствовала, что волосы на ее голове встали дыбом. — Полы, полки, мячи… Это для моих нелюбимых учеников. А ты у меня любимая ученица.

— Да что вы? — Пенелопа приподняла бровь. — Если любимая, так чего ради оценки плохие ставите? Может, мы с вами договоримся? Вы мне — отличную успеваемость, я вам — улыбку при встрече.

— Понимаешь, ставить исключительно хорошие оценки любимым ученикам — занятие скучное. Получи ты «отлично», разве ты б стояла здесь, готовая решительно на все, чтобы исправить маленькое недоразумение?

Тон мистера Уортона Пенелопе очень не понравился. В голове произошел очередной взрыв боли, да такой, что она едва не вскричала. Последние слова почему-то эхом отразились внутри нее. А затем возникла мысль, которая вызвала настоящую панику: «Он намеренно поставил мне эту оценку, чтобы заманить меня сюда».

— Что вам нужно? — прошипела Пенелопа, сделав еще шаг назад. Краем глаза она заметила дверь позади себя. Если она выберет подходящий момент, то сможет сбежать от этого психа. Однако мистер Уортон будто бы прочел ее мысли, поскольку мгновенно обошел ее и встал за ее спиной, тем самым загораживая выход.

— Мне нужно, чтобы ты исправила свою ситуацию в журнале, только и всего. Ну же, Пенни, неужели ты хочешь иметь «неудовлетворительно» по физкультуре? — услышала Пенелопа тихий голос прямо возле своего уха. — Ты же хорошая девочка, верно? А хорошие девочки должны получать хорошие оценки.

— Отойдите от меня, — сказала Пенелопа ледяным тоном, стараясь унять дрожь по всему телу.

— Милая моя, тебе лучше не ссориться со мной, — улыбнулся мистер Уортон. — Ты должна слушаться меня, иначе у тебя возникнут проблемы. Ты же не хочешь этого, верно? Ты же хорошая девочка, да, Пенни?

— Не приближайтесь ко мне! — Пенелопа попыталась отскочить в сторону, но сильные руки грубо обхватили ее, не дав сдвинуться с места.

— Такая строптивая. Такая дерзкая. Такая храбрая. Другие б уже давно ползали на коленях и просили меня исправить оценку, готовые абсолютно на все. Но ты не такая, как все. Ты показываешь свой характер. Мне это нравится. Продолжай.

— Уберите свои руки от меня! — крикнула Пенелопа. Мистер Уортон в мгновение ока зажал ей рот.

— Знаешь, почему я обратил на тебя внимание, м? — вновь послышался тихий шепот возле ее уха. — Твои глаза, Пенни. Дьявол, я их вижу каждую ночь перед сном. Не знаю, носишь ли ты линзы или это чудо матушки-природы, но таких глаз я в жизни еще не встречал. И этот взгляд… В твоих глазах горит огонек. Он сводит с ума.

Пенелопа отчаянно барахталась, пытаясь освободиться. Она изловчилась и укусила мистера Уортона за палец. Он вскрикнул и на мгновение разжал руки. Пенелопа немедленно рванула со своего места, но ее схватили и прижали к стене.

— Отпустите! Пожалуйста, отпустите меня!

Рука мистера Уортона оказалась на ее горле и слегка сжало его.

— Не кричи. А то хуже будет, — сказал он строго, приблизившись к Пенелопе вплотную.

— Помогите, помогите! Кто-нибудь!

— Ш-щ, — его пальцы сдавили ее горло сильнее, и она перестала кричать. — Пенни, ты должна быть послушной девочкой. Если я сказал тебе молчать, значит, ты должна молчать.

Из глаз Пенелопы потекли слезы. Она смотрела на мужчину перед собой, ощущая сильнейшую ненависть.

Ты заплатишь за это. Богом клянусь, ты заплатишь за это, мразь. Чтоб ты сдох!

— Ну-ну, не нужно лить слезки, — мистер Уортон провел рукой по ее щеке. Пенелопа задрожала от гнева и отвращения. — Красивым девочкам не положено плакать, они должны улыбаться. И дарить свою красоту другим, — его рука коснулась ее груди. — Вроде девочка, а уже и не совсем, верно? Это часть взросления, Пенни. Ты скоро станешь женщиной. И ты должна знать, что мужчины хотят от красивых женщин.

— Мне четырнадцать лет, — прорычала Пенелопа. — Ты хочешь трахнуть несовершеннолетнюю четырнадцатилетнюю девочку. Знаешь, как это называется? Педофилия.

— Ты давно в зеркало смотрелась, милая? — улыбка мистера Уортона стала шире. — Ты уже не похожа на ребенка. Ты уже не маленькая девочка.

— Только попробуй меня тронуть. Я молчать не стану, я всем расскажу.

— И кто же поверит тебе? Ученицы? Они считают тебя моей любовницей. И, заметь, их не парит твой возраст. Директор школы? Она влюблена в меня еще с тех самых пор, когда она была обыкновенным преподавателем истории. Мне ничего не будет.

Я сделаю все, чтобы тебя упекли за решетку, тварь.

— Тебе это просто так с рук не сойдет…

— Пенни, я не понимаю, чем ты недовольна? — хохотнул мистер Уортон. Его рука начала медленно гладить ее грудь сквозь рубашку, отчего у Пенелопы едва не случилась истерика, потому что она осознавала свое безвыходное положение. — Чем я нехорош для тебя? Все девочки мечтают о парнях-спортсменах, разве нет? — его пальцы начали расстегивать пуговицы. Пенелопа хотела лягнуть его ногой в то место, где у него оттопырились штаны, чтобы причинить ему как можно больше боли, но он поставил свои ступни на ее туфли, лишив ее возможности двигаться. Одной рукой он перехватил ее ручки, казавшиеся миниатюрными по сравнению с его, и прижал их к стене, другая рука продолжила свое дело.

— Отпусти, отпусти, мразь! — шипела Пенелопа, барахтаясь.

— Ты сделаешь то, что от тебя требуется, а затем я тебя отпущу. С хорошей оценкой. Договорились?

Пенелопа хотела было снова крикнуть просьбу о помощи, но мистер Уортон, догадавшись о ее намерениях, ударил ее в живот, она икнула и скрючилась.

Кто-нибудь. Пожалуйста. Войдите сюда. Я прошу вас. Помогите мне.

— Мне не нравится, как ты себя ведешь. Ты не слушаешься. А непослушных девочек стоит наказывать, — тихо произнес мистер Уортон. — Я сейчас расстегну ширинку, и ты возьмешь в рот то, что я тебе дам. Затем ты молча (я подчеркиваю слово МОЛЧА) ляжешь на диван и сделаешь все, что я тебе скажу. Ты меня поняла? А если нет, то мне придется причинить тебе снова порцию боли, чтобы ты стала более послушной.

— Я тебе откушу с удовольствием то, что ты мне дашь, — с откровенной ненавистью выпалила Пенелопа, выпрямляясь во весь рост.

Мистер Уортон вздохнул и ударил ее кулаком по лицу. Пенелопа вскрикнула. Она почувствовала, как из носа начала сочиться кровь. Мистер Уортон затем схватил ее за волосы и начал трясти ее голову.

— Ты меня поняла? Ты все поняла? Ты будешь меня слушаться, хочешь ты того или нет. Слишком долго я ждал. Слишком долго я наблюдал за тобой. Мое терпение лопнуло. Я хочу получить свое.

Пенелопа постаралась прожечь его своим взглядом насквозь, чтобы он ощутил каждой клеточкой своего тела ее ненависть. Внезапно у нее в ушах зазвучали шумы, очень похожие на шумы радио, когда его пытаются настроить. Все внешние звуки стали звучать откуда-то издалека. В голове пронесся голос мистера Уортона: «…Я поимею ее во всех позах. Мне все равно, что случится со мной потом, я должен сделать это здесь и сейчас, я больше не могу терпеть…». Это испугало Пенелопу не на шутку. Ее гнев стал так силен, что ей показалось, что у нее потемнело в глазах.

— Я тебе сказала, отпусти меня! — крикнула Пенелопа и толкнула его. Удивительно, но ей удалось не просто сдвинуть его с места, но отшвырнуть в сторону, мистер Уортон врезался в шкаф с многочисленными кубками и сполз на пол. Пенелопа не знала, откуда у нее взялись силы, но ей в принципе было все равно.

Мистер Уортон был явно поражен, что такая хрупкая девочка смогла дать ему отпор. Но в мгновение ока он взял себя в руки. Пенелопа буквально ощутила, как адреналин ударил ему в голову. Если она сейчас не унесет ноги, то, возможно, она очутится следующим утром в больнице, если вообще доживет до следующего утра. Пенелопа развернулась и, воспользовавшись паузой, пока мистер Уортон пытался подняться, побежала что есть мочи к выходу. Ей повезло, что мистер Уортон забыл запереть двери.

Когда Пенелопа выбежала в коридор, она от шока не могла вымолвить не слова. Спустя несколько метров она завернула за угол и неожиданно столкнулась с девочками, которые всегда дразнили ее по поводу ее отношений с Эндрю Уортоном. Они оглянули ее с ног до головы, растрепанную, с полурастегнутой блузкой, потекшей тушью на лице, запыхавшуюся, и злорадно ухмыльнулись. «Вот ты и попалась, — сказала одна из них. — Дай угадаю. Бежишь из кабинета любимого?» Пенелопа хотела было упасть и начать просить о помощи, но чутье подсказало ей, что это бесполезно. В ответ она услышит лишь смешки и колкие замечания. Пенелопа, плача, оттолкнула их и побежала дальше. «Хей, смотрите, она, кажется, поссорилась с ним! Как же так?! Неужели он нашел себе шлюшку получше?! — крикнул ей кто-то вслед.

Пенелопе очень хотелось сказать самой себе, что эта история закончилась благополучно, негодяя наказали, а перед ней публично извинились. Но увы. Ни директор, ни его заместители не поверили ее словам. У нее не было никаких доказательств, что Эндрю Уортон приставал к ней, а он, разумеется, начал отрицать свою вину. Молли хотела подать заявление в полицию, но Пенелопа остановила ее, сказав, что это бесполезно. Дело в суде они скорее всего проиграют и будут вынуждены заплатить этому ублюдку компенсацию за моральный ущерб. Спустя несколько лет после этого происшествия Пенелопа стала считать, что нужно было все-таки рискнуть, но тогда ей казалось, что это решение единственно правильное. Пенелопа продержалась в школе недолго. Эндрю Уортон начал насмехаться над ней на своих занятиях и отпускать шутки достаточно вульгарного содержания, чем спровоцировал новую волну слухов. Даже преподаватели стали за спиной у Пенелопы говорить то, что стеснялись высказать ей в лицо. Причем никто почему-то не обвинял мистера Уортона в педофилии. Насколько могла судить Пенелопа, все думали, что она ему призналась в любви, он отказал ей, а она тем самым решила ему отомстить и пожаловалась директору на мнимые домогательства. В любом случае, Пенелопа спустя несколько недель была вынуждена покинуть школу и пройти дополнительный курс лечения у психотерапевта. А Молли на время пришлось убрать подальше все колюще-режущие предметы, потому что она застала свою племянницу с бритвой в руках. Пенелопе действительно очень хотелось в тот момент умереть.

Лишь спустя несколько лет, буквально за месяц до поступления в университет, Пенелопа услышала, что Эндрю Уортон был осужден на пожизненное заключение в тюрьме Шоушенк. Оказывается, то спустя год после ее ухода другая ученица подала заявление директору школы и в полицию по поводу домогательств и изнасилования со стороны этого преподавателя. В качестве доказательств она предоставила запись на диктофоне, где мистер Уортон говорил ей, что если она кому-нибудь заикнется о том, что он с ней сделал, то он убьет ее. Также на ее теле были обнаружены многочисленные синяки, а осмотр у гинеколога подтвердил, что она не является девственницей. Затем еще несколько учениц пришли с такими же жалобами. Выяснилось, что мистер Уортон домогался до девочек младше шестнадцати лет, запугивал их и вступал с некоторыми в сексуальную связь. Причем Пенелопа была первой, на кого он решился напасть. Видимо, после ее ухода он постарался заглушить свои гормоны с помощью других школьниц. Пенелопа от всей души пожелала смерти этому ублюдку. И он действительно вскоре скончался. Пятнадцатого сентября 1984 года, в день приезда Пенелопы в Дерри, Эндрю Уортон был найден повешенным в своей камере после того, как подвергся изнасилованию со стороны нескольких заключенных.

Пенелопа старалась не думать о Кристофере, вспоминая все произошедшее с ней, но с каждым днем это было труднее и труднее. Дошло до того, что он начал ей сниться. Он был похож на типичного принца на белом коне, о котором мечтает каждая девушка. Пенелопа даже подумала, что в диснеевских мультфильмах нарисованы неправильные принцы, поскольку они не были так красивы, как Кристофер. Диана начала разрабатывать тысячу коварных планов о том, как влюбить этого юношу в свою подругу, но Пенелопа лишь отмахивалась и отходила в сторону. Такая замухрышка с психическими проблемами точно никому не сдалась. Пенелопа поняла, что все очень плохо, когда она вдруг начала думать о том, что не все мужчины такие мерзавцы, а лишь один Эндрю Уортон. Это значило, что она в глубине души начала надеяться на симпатию со стороны Кристофера. Дело было дрянь.

Ее мечты, обычно не имевшие свойство сбываться, вдруг неожиданно осуществились. Хоть Пенелопа и была «шваброй на ножках» и «психованной Пенни», как ее нежно окрестили одноклассники, но она была умной. Точнее сказать, она просто все свободное время посвящала урокам. Пока все гуляли и резвились на улице, она сидела с кучей разнообразных учебников (периодически рыдая от того, что не может веселиться вместе со всеми) и занималась. У нее неожиданно проснулась любовь к математике. Возможно, потому что другие этот предмет не понимали. А Пенелопе нравилось, когда ее хвалят преподаватели, в предыдущей школе это происходило не часто. И однажды, когда она по своему обыкновению сидела на перемене за партой в гордом одиночестве и читала книгу, к ней подошел Кристофер.

— Можно тебя на минуточку, Пенни? Не сильно отвлекаю?

Его голос буквально оглушил Пенелопу. Она резко подскочила и немедленно стала пунцовой.

— Н-нет… — тихо произнесла она. — Чего ты хочешь?

— Мне нужна твоя помощь, — он сел рядом и ослепил Пенелопу своей лучезарной улыбкой. — Ты же у нас гений математики, верно?

— Ну… Я… Э…

— Да ну, брось, миссис Честер тебя чуть ли не боготворит, — Кристофер немного наклонился к Пенелопе, от чего у нее случилась временная остановка сердца и дыхания. — Я понимаю, что, возможно, это звучит нагло с моей стороны, но я бы хотел, чтобы ты мне помогла с домашними заданиями по математике. А я взамен могу… Хм… Могу договориться с мистером Гинсбергом, чтобы он тебя не нагружал! Я так понял, ты с физкультурой не в ладах.

Пенелопу больно кольнуло воспоминание об уроках с мистером Уортоном, но она быстро взяла себя в руки.

— Я… Я даже не знаю, — она опустила глаза в пол, чувствуя, что она б отдала все на свете за то, чтобы исчезнуть. — Диана тоже умная, ты мог к ней обратиться…

— У Дианы проблемы с математикой еще большие, чем у меня, — рассмеялся Кристофер. — Ну же, Пенни. Помоги любимому однокласснику!

— Любимому…однокласснику… — медленно проговорила Пенелопа без тени улыбки. Одноклассников она очень любила. Особенно за прозвища и насмешки в свой адрес. Кристофер, видимо, прочел ее мысли, потому что улыбка спала с его лица.

— Прости… Я понимаю, что тебе нелегко живется.

— Понимаешь? Сомневаюсь, — Пенелопа захлопнула книгу встала. — Вряд ли меня сможет понять самый популярный ученик школы, — она хотела было выйти в коридор, чтобы сесть в уголке и продолжить чтение, как Кристофер внезапно взял ее за руку. Пенелопа медленно повернулась к нему. Ей показалось, что ее лицо сейчас стало цвета спелого помидора.

— Не уходи. Я знаю, что многие наши ребята ведут себя как куски дерьма, но я же не такой. Я не считаю тебя психованной Пенни.

— Я…

Кристофер сжал ее руку еще сильнее.

— А хочешь, мы сходим куда-нибудь вместе? Если тебя увидят со мной, то перестанут дразнить. Наоборот, будут локти кусать.

— Я смотрю, ты у нас нарцисс.

— Кто?

— Нарцисс.

— Причем здесь цветок?

— Господи… — Пенелопа закатила глаза. — Книжек читать больше надо. Нарцисс — герой одного из древнегреческих мифов, которого погубила любовь к самому себе.

— Ты меня не готова воспринимать в положительном свете, ведь так? — улыбнулся Кристофер, хохотнув. — Я же не враг тебе, Пенни. Я не хочу, чтобы ты негативно относилась ко мне. Я все пытался с тобой заговорить, но ты же вечно убегаешь…

— Ты… Ты хочешь общаться со мной? — тихо спросила Пенелопа, не веря собственным ушам.

— Ну, а почему бы и нет? — снова хохотнул Кристофер. Пенелопе показалось, что она сейчас потеряет сознание.

Если это сон, Господи, то пусть он не заканчивается.

— Ну… Просто…

— А что тут странного? Я звезда школы. Ты тоже. Две знаменитости в разных сферах, — Кристофер легонько толкнул Пенелопу в бок. — Ну же, Пенни, улыбнись! Ты классная девчонка, хоть ты и считаешь иначе!

— Я…

— И вообще. Другие девочки тебе в подметки не годятся, — на редкость серьезно сказал Кристофер. Пенелопа еле удержалась на ногах. — Ты их видела? Накрашенные курицы без единого зернышка мозгов в голове. Ты хотя б читать умеешь. А еще… — он наклонился к ней так, что Пенелопа смогла почувствовать прикосновение его волос. Ей показалось, что еще секунда, и ей придется вызывать скорую помощь. — Я таких красивых глаз в жизни не видел.

Если я сейчас грохнусь в обморок, это будет величайшим позором в моей жизни.

— Что ж… Мм… Спасибо… — Пенелопа смогла выдавить из себя улыбку. Кристофер выпрямился и засмеялся.

— Ну, теперь-то ты мне поможешь с математикой?

— Нахал, — Пенелопа произнесла это, смеясь.

Пенелопа стала помогать Кристоферу с математикой, а он, сдержав обещание, договорился с преподавателем физической культуры. Еще Кристофер оказался прав насчет других девочек: они и в самом деле начали кусать локти, когда увидели, что мечта всей их жизни «тусуется с этой полоумной». Однако, к сожалению, это не избавило Пенелопу от насмешек. Скорее наоборот. Раньше окружающие просто потешались над ней, теперь же они ее ненавидели. Пенелопа иной раз боялась подходить к людям ближе чем на два метра, потому что чувствовала, что еще немного, и ее поколотят. Ей не было жаль испорченных тетрадей или учебников, но вот за свое физическое здоровье она переживала (итак с психикой проблемы, пусть хоть тело будет в относительном порядке). Впрочем, вскоре Пенелопа перестала беспокоиться по поводу озлобленных одноклассниц, поскольку спустя некоторое время Кристофер, впервые на ее памяти смутившись, пригласил ее в кино.

Все происходящее действительно было похоже на очень хороший сон. Буквально недавно Пенелопа убивалась по поводу того, что объект ее симпатии никогда не взглянет на нее, а теперь они ходят под ручку, обсуждают последние новости, делают домашние задания, читают книги и веселятся. Молли вначале не одобряла отношения в столь раннем возрасте, но ее племянница преобразилась, стала больше улыбаться и немного набрала вес, перестав быть похожей на ходячий скелет, а потому она вскоре отступила. Кристофер вызывал у нее кое-какие подозрения (ей очень не нравился его нарциссизм и вечная кокетливая улыбка на лице), но он научил Пенелопу радоваться жизни, а это автоматически делало его хорошим человеком. Пенелопа и вправду расцвела, подобно розе в саду тети, и впервые начала думать, что все у нее наконец-то хорошо. Спустя полгода Пенелопа была уверена в том, что не представляет жизни без этого юноши и даже стала ненароком мечтать о том, чтобы они вместе закончили школу, поступили в университет, пошли на работу, поженились и родили детей. Глупые фантазии глупой пятнадцатилетней девочки. Но на то и нужен подростковый возраст, чтобы витать в облаках и надеяться на счастливое будущее!

У каждой сказки есть два конца: хороший и плохой. Увы, конец у этой сказки будет достаточно печальным. Все началось с того, что Пенелопа стала замечать, что ее подруга Диана ведет себя как-то странно. Они вдруг перестали часто видеться и разговаривать по телефону, Диана то и дело куда-то пропадала. В школе Диана старалась избегать долгого общения с Пенелопой, ссылаясь на усталость и занятость. Когда Пенелопа пыталась спросить у нее, в чем дело, Диана или резко меняла тему разговора, или уходила. Кристофер тоже по какой-то причине не желал говорить о Диане. Пенелопа тогда приняла решение ничего не выяснять и оставить все как есть. «Быть может, у Дианы что-то случилось. У них всегда было в семье не гладко, — размышляла Пенелопа по вечерам перед сном. — Вдруг ее родители решили наконец-то развестись или что-то в таком духе? Она потом все расскажет». Позже Пенелопа поймет, что ее бездействие было большой ошибкой. А пока что она продолжила весело проводить время со своим молодым человеком. Эйфория и бушующие подростковые гормоны давали о себе знать, и в конце концов в один прекрасный вечер Пенелопа отдалась Кристоферу не только душой, но и телом. Виноват был алкоголь — родители Кристофера по рассеянности забыли спрятать от сына две бутылки шампанского. Пенелопа была безумно счастлива, потому что уже поставила на себе крест и думала, что останется до конца дней своих старой девой. А так она смогла в шестнадцать лет стать женщиной вместе с любимым человеком. Разве это не прекрасно? И ничего, что Пенелопа практически не запомнила с того вечера (впоследствии она дала себе обещание меньше пить, однако сдержать его не смогла). Но именно после этого все изменилось в худшую сторону.

Пенелопа ожидала, что теперь у них с Кристофером отношения перейдут на достаточно серьезный уровень. Но почему-то все произошло с точностью до наоборот. Как позже оказалось, тот их вечер был первым и последним. Буквально через пару дней, когда счастливая Пенелопа первой из всех влетела в класс на крыльях любви, она увидела, как Диана и Кристофер целуются в углу комнаты, думая, что их никто не побеспокоит. Когда они поняли, что находятся не одни, и повернулись к ней, Пенелопа вжалась в стену, молясь Господу, чтобы это было кошмарным сном. Но то, к сожалению, была реальность. Диана попыталась подойти к подруге и успокоить ее, но Пенелопа оттолкнула ее от себя, да так, что Диана отлетела к противоположной стороне. «Как ты могла? — тихо спросила Пенелопа, стараясь дышать ровно. — Как вы оба могли? Зная о том, через что я прошла? Вы… Ты же сама мне пыталась помочь! А теперь решила, что передумала и захотела отбить у меня парня?» «Пенни… Понимаешь, в чем дело… — начал Кристофер, с опаской косясь на обеих девушек. — Я как бы… Ну… И не планировал с тобой… Оно как-то так неожиданно получилось… Я хотел, чтобы ты мне помогла с учебой, только и всего. А ты решила, что я с тобой флиртую. Я с Дианой давно встречаюсь, мы просто не афишировали это». «Ты обманул меня, — прижала руки ко рту Пенелопа. — Ты… Ты ведь ходил со мной на свидания!» «Это ты расценивала их как свидания, для меня это были просто прогулки!» «Ты целовался со мной!» «Ты первая лезла!» «Я отдала тебе свою девственность!» «Мы напились!» «Пенни, детка, — вмешалась Диана. В ее голосе удивительным образом смешались насмешка и серьезность. — Это я попросила его ухаживать за тобой. Ты так убивалась, что на тебя не смотрят парни, что я решила, что тебе нужно помочь. Я не думала, что это может зайти так далеко. Ты уж прости, мы слегка перестарались». Пенелопа отошла к двери. «Вы… Вы… — голова ее начала раскалываться, а из глаз брызнули слезы. — Вы оба… Такие… Подонки…» «Вот только давай без этого, ладно? — произнесла Диана, закатив глаза. — Мы извиняемся. Все. Точка». В следующее мгновение на ее голову упали книги из шкафа. Кристофер с криком кинулся помогать ей. А Пенелопа выбежала в коридор, не видя от слез, куда она несется.

В тот день она действительно попыталась покончить с собой. Это был ужасно глупый и опрометчивый поступок, но подросткам свойственно чрезмерно эмоционально реагировать на все происходящее с ними. А Пенелопа от отчаяния просто не нашла другого выхода. Сейчас она себя корит за то, что была такой дурой и позволила тем двоим довести себя до такого состояния. Будь она умнее, она бы просто послала их куда подальше и продолжила бы жить, гордясь тем, что избавилась от таких подонков в своем кругу общения. Но увы. Шестнадцатилетняя Пенни была тряпкой, а потому решила, что ей проще всего умереть. Но Молли, почуявшая неладное, прибежала в ванную как раз, когда одно лезвие уже поранило вену на правой руке. Пенелопа в тот момент поняла, что любит свою тетю так, как никогда прежде. И шрам, оставшийся с тех пор, каждый раз напоминает ей о том, какой она была глупой и как она должна быть благодарна Молли за то, что она спасла ей жизнь.

Пенелопа смогла уговорить свою тетю отправить ее на домашнее обучение. Молли и сама понимала, что если ее племянница проучится в школе хотя бы один день, то ей придется стать постоянным обитателем психиатрических лечебниц. Диана попыталась помириться со своей подругой, но Пенелопа более не желала ее видеть. Что до Кристофера, то он ни разу не позвонил ей и не спросил, как у нее дела. Пенелопа проучилась дома ровно до конца двенадцатого класса. За это время она почти ничего не слышала о своих одноклассниках. Она лишь получила информацию о том, что Диана и Кристофер теперь не скрывали свои отношения. В сердцах она пожелала, чтобы Вселенная отомстила им за то, что они сделали. И, как это ни странно, Вселенная вняла мольбам Пенелопы. Пенелопа не пошла на свой выпускной, потому что не хотела видеть свою бывшую подругу и бывшего возлюбленного, но на утро в одной из газет она прочла, что подающий надежды спортсмен и звезда школы Кристофер Гордон разбился на мотоцикле, сев за руль в пьяном состоянии. А Диана Уллман не смогла поступить ни в один университет, потому что вместо подготовки к экзаменам ходила на свидания, и отправилась работать танцовщицей в стриптиз-бар, а оттуда перекочевала на панель. Об этом Пенелопа узнала от самой Молли, у которой есть связи в полиции.

Вы заслужили то, что заслужили, ублюдки.

2

Пенелопа размышляла о своем прошлом в тот момент, когда ступила на порог библиотеки. Она не знала, почему она вдруг решила испортить себе настроением мыслями о том дерьме, что произошло с ней в школе. Видимо, у Дерри есть свойство вгонять обитающих здесь людей в депрессию. Пенелопа, которая вначале радостно вбежала в холл библиотеки, даже успела позабыть о том, зачем пришла. У нее перед глазами все еще стояли лица Эндрю Уортона и Кристофера Гордона. Пенелопа пришла в такую ярость, что ударила ногой стойку, за которой сидела Кэрол Дэннер, чем изрядно напугала ее.

— Простите, я сегодня не в духе, — мрачно произнесла Пенелопа, потирая пальцы. — Обычно я более сдержанна.

— Д-да… Бывает… — пролепетала мисс Дэннер, все еще с опаской косясь на Пенелопу. — Какие вам принести книги?

— Про историю Дерри, пожалуйста.

— Любопытный выбор.

— Полагаю, что мне необходимо знать историю города, в котором я так или иначе проживаю периодически. Иначе это будет невежливо с моей стороны.

— Да, понимаю вас, — улыбнулась мисс Дэннер и легкой походкой направилась к стеллажам. Пенелопа невольно усмехнулась, вспомнив, как к ней относится Майк.

Через несколько минут Пенелопа получила долгожданные книги и направилась к столам. В ее голове все еще оставались образы Эндрю Уортона и Кристофера Гордона. Это очень злило ее.

Все, хватит. Никаких больше мужиков в своей жизни я не потерплю! Чтоб я еще раз связалась с кем-то противоположного пола!

И ровно в эту же секунду в нее врезался какой-то парень.