Приёмыш (джен)

Как там в моей любимой в детстве сказке было? "Наперёд никто не знает, где найдёт, где потеряет". Лучше не скажешь. Только зачем ждать милостей от капризной судьбы, словно какой-то попрошайка? Своей жизнью я стараюсь управлять сам. По мере возможностей, конечно. Слишком уж много кругом разных неучтённых факторов.

Глава 3. Ночные "откровения"

Тимур

Ночью мне снова снились кошмары. Видимо, я сильно кричал, потому что Артём, довольно грубо растолкав меня, сердито поинтересовался:

— Какого хрена посреди ночи блажишь, как будто тебя на куски режут? Спать людям мешаешь!

Каким это людям? Кроме него все спят, иначе бы здесь сейчас уже целое столпотворение началось. Кто кричал? Зачем кричал? Почему кричал? Но, судя по вязкой ночной тишине в квартире, мне пока везло. Никто кроме "братца" не проснулся. Так что возмущённые крики Артёма о разбуженных людях — явное преувеличение. Или он себя во множественном числе величает? Какое самомнение у человека раздутое.

Если я Артёма и разбудил, то это не так уж и страшно. Потерпит. Лишь бы родители мои вопли не услышали.

— Чего орал-то? — продолжал допытываться Артём.

Я ошалело тряс головой не в силах ответить что-либо внятное. Да любой бы на моём месте пребывал сейчас в полном неадеквате. Ложишься себе спокойненько — насколько это в моём случае возможно — спать, закрываешь глаза, ворочаешься с боку на бок, считаешь овец. Наконец мягко проваливаешься в долгожданный сон… И раз! Тебя со всей дури трясут да ещё что-то невнятное в ухо орут. Повышению эффективности мозговой деятельности подобное пробуждение явно не способствует. Поэтому я продолжал растерянно моргать, пытаясь сообразить, на каком свете сейчас нахожусь, а Артём продолжал возмущаться:

— Может, тебе, болезному, свет включить, чтобы бабайка под кроватью не мерещился? Или за ручку подержать, раз спать один боишься?

Заботливый какой! В другое время я бы нашёл, что ему ответить и куда послать. Но не сейчас. Спросонья ничего ещё не соображая, я только и смог, что гордо отказаться от его благородных предложений. Промямлил чисто на автомате:

— Спасибо. Не нужно. Я сам.

А как иначе? Первое, что я в детдоме усвоил: бескорыстной помощи не бывает. За всё потом приходится платить. И не факт, что цена даже самой невинной псевдо дружеской поддержки окажется тебе по силам.

Только вот я уже не в опостылевшем приюте для сирот, а в семье. И реакция на мои слова у "старшего" брата" оказалась вполне предсказуемой. Артём сдавленно фыркнул, пытаясь удержать рвущийся наружу смех. Видимо уж очень забавное зрелище я собой сейчас представлял. Заспанный, ничего не соображающий, но до усрачки гордый и самостоятельный. Смешно, наверное.

Только смеяться надо мной в открытую никто не стал. Артём тут же одумался и, снова сурово нахмурив брови, скептически уставился на меня. А я на него. Интересно мне кажется или «братец» действительно выглядит слишком довольным для того, кого так внезапно разбудили. Словно и не спал совсем. Хотя, может, он всегда таким бодрым и собранным выглядит. Я же не знаю. Это по мне всегда понятно, насколько хорошо я ночью спал. А ведь есть люди, которые в любое время дня и ночи свеженькие и цветущие, как после отдыха на Таити. Может Артём как раз к их числу и принадлежит?

Вместо того, чтобы, выполнив ответственную миссию по спасению меня от кошмаров, взять и уйти к себе, Артём присел на край письменного стола и начал меня пристально разглядывать. Не нагляделся ещё за вечер? Я ему что — неведома зверушка какая-то? Так и тянуло сказать: «Да вали давай уже к себе». Сам же только что возмущался, что спать ему не даю. А теперь похоже ему вдруг резко спать расхотелось, вот и расселся тут, как будто его сюда звали.

Но не выгонять же его на самом деле? Это не просто невежливо, но ещё и недальновидно. Он-то у себя дома, а как долго я здесь продержусь пока неизвестно. Поэтому пусть сидит сколько влезет, раз ему по ночам больше делать нечего. Я уж как-нибудь Присутствие Артёма перетерплю.

Молчание, повисшее в комнате, было почти осязаемым. Оно давило по нарастающей, как стремительно раздувающаяся подушка безопасности при дорожной аварии. Вроде бы и не больно, но очень неприятно. Следовало сказать что-то, хоть какую-то глупость, чтобы его нарушить. Но на общение меня по-прежнему совсем не тянуло.

Артём тоже к общению со мной не особо рвался. Поэтому мы просто молчали и пялились друг на друга, как два идиота. Странно, что несмотря на весьма позднее время, спать совсем расхотелось. То ли присутствие постороннего раздражало, то ли было страшно засыпать из-за того дерьма, что приснилось. Но выспаться как следует просто необходимо, иначе утром буду не человек, а овощ. Я попытался устроиться поудобнее. Взбил подушку. Завернулся в одеяло. Не помогло. Сна ни в одном глазу.

— Совесть спать не даёт? — вдруг проницательно усмехнулся пристально наблюдавший за моими мучениями Артём.

Меня будто током ударило. Сначала лютым холодом окатило с головы до ног, потом в нестерпимый жар резко кинуло. Показалось вдруг на миг, что "братец" всё-всё про меня знает. Все постыдные и страшные тайны, которые я и от себя самого в самом дальнем уголке памяти прячу. Откуда?! Да нет! Невозможно. Просто Артём решил воспользоваться подходящим моментом и попытался меня на сопливые откровения развести. Говорят, что ночью всех тянет на задушевные разговоры и чистосердечные признания. Вот только от меня такой глупости никто не дождётся. Если вещи, о которых лучше не вспоминать. И не рассказывать. Никому. И никогда.

Но перетрусил я в тот момент знатно. Думал уже: всё, конец... Еле-еле дёрнувшиеся в попытке прикрыть безобразный шрам на голове руки остановил и невозмутимое выражение лицу придал. Шрам надёжно под отросшими волосами спрятан, а предательскую седую прядь, выросшую на месте ожога, стилист в тон остальным волосам окрасил. Так что кроме собственной непослушной совести других предателей в обозримом будущем не предвидится. А совесть... Потерпит уж как-нибудь.

— Со своей совестью я давно договорился, так что беспокоить меня она не должна, — после небольшой заминки уверенно ответил Артёму.

Забавно. Вроде и отшутился, а ведь чистую правду сказал. Совесть иной раз только жить мешает. Вот и приходится заталкивать её куда подальше.

— А было о чём договариваться? — поинтересовался, хитро прищурившись, Артём.

— Само собой, — не менее хитро усмехнулся я в ответ. — Все мы нераскаявшиеся грешники.

Артём подозрительно покосился, но, поняв, что продолжения не последует, всё же наконец ушёл. Неужели он реально думал, что я прямо сейчас исповедоваться ему во всех смертных грехах начну? Наивный! Не на того напал! Меня даже дипломированный психолог разговорить не смог. Уж поверьте, он очень старался. Целых три месяца на меня потратил. Не вышло. Язык за зубами я при необходимости тоже держать умею. А тут какой-то Артём со своим красноречивым молчанием и изучающими взглядами. Мало этого, чтобы сокровенным поделиться захотелось. Ой, как мало.

Оставшись в одиночестве, попытался вспомнить, что же такое мне снилось. Не получилось, хоть я и изо всех сил старался. Всё как в тумане. Мелькают какие-то размытые образы, но в цельную картину складываться никак не желают. Вряд ли, конечно, сегодняшний кошмар существенно отличается от прежних. Но кто знает?

Все снившиеся мне ранее ужасы можно спокойно на две группы разделить. К первой можно отнести те сны, в которых за мной кто-то непонятный, но ужасный гонится и вот-вот схватить должен. Ко второй — те, где я в каком-то непонятном месте заперт, и мне нужно срочно оттуда выбраться, но сделать это никак не получается.

Мда, вот и пришла беда, откуда не ждали. Давно меня кошмары по ночам не мучали. Думал уже, что прошло всё. Последний приснился полгода назад. Я его до сих пор в мельчайших деталях помню.

Пожар. Я задыхаюсь в густом дыму, а за стеной голодным зверем яростно ревёт пламя. Дверь корёжит от нестерпимого жара, пластик течёт, как воск свечи. В отчаянной попытке спастись пытаюсь разбить окно стулом, но стеклопакет даже не трескается. И я колочу по нему снова и снова. Постепенно мои отчаянные усилия дают хоть какой-то результат. Тонкие трещины расползаются по оконной поверхности, как паутина…

На этом месте я и проснулся. От собственного крика, весь в слезах и соплях. Чем тот сон должен был закончится не знаю. Спасся я или сгорел заживо в пламени пожара? Хотя, это не так уж и важно. Сон он и есть сон. Ночные страхи живучи, но с первым лучом солнца они прячутся до следующей ночи.

Сегодня до слёз дело не дошло. Разбудили. Неприятно, конечно, что Артём теперь одно из моих слабых мест знает. Но это не смертельно. А вот сама ситуация с кошмарами и криками по ночам может стать для меня большой проблемой.

Во-первых, чувствую я себя после таких снов так, словно меня раз пять через мясорубку пропустили. Всё почему-то болит. Абсолютно всё. Вот и не верь после этого расхожему утверждению, что все болезни от нервов.

Во-вторых, моей новой семье вряд ли понравится вопли по ночам слушать. Хорошо, если только по врачам меня таскать начнут, а могут ведь и обратно в детдом вернуть. Или не смогут? Надо будет всё же поинтересоваться, что там в законе об усыновлении о подобном варианте развития событий сказано. А то я как-то всё происходящее на самотёк пустил. Обрадовался, видимо, что из детдома выбрался, поэтому и расслабился преждевременно.

И всё же странно, что кошмары именно сегодня вернулись. Помнится, в детстве тётя мне как-то говорила, что сон, приснившийся в первую же ночь на новом месте, обязательно сбудется. Верная дескать это примета. А мне кошмар приснился. Это значит — от будущего ничего хорошего и ждать теперь не стоит? Да как бы ни так! Всеи приметы нагло врут. И всё у меня будет просто офигенно!

Успокоив себя обещанием решить возникшие проблемы как можно скорее, задумался. Почему кошмары так внезапно вернулись? Должна быть какая-то разумная причина. Скорее всего, всё дело в стрессе. Новая семья, братец долбанутый, который за мной едва ли не по пятам ходит. ...

Приглядывается, гад. Такое впечатление, что в чём-то меня подозревает. Интересно, в чём? Неужели он думает, что я хочу его место занять? Наивный! Мне бы только до совершеннолетия здесь перекантоваться. Больше ничего и не надо.

А может, он всё же что-то разнюхал?! Нет, это у меня просто паранойя. И по поводу кошмаров грузиться не стоит. Давно уже со всеми проблемами самостоятельно справлялся — и с этой справлюсь. Побольше позитива и поменьше глупых воспоминаний о прошлом. Прекрасный рецепт на все случаи жизни. И с ночными кошмарами он справиться точно поможет. Раньше ведь помогало.

Заснуть я так и не смог. Лежал, ворочался. Думал обо всём и ни о чём конкретно. Душно что-то. Весь вспотел, хоть выжимай. Медленно сполз с кровати, стянул с себя влажную футболку, вытер ею пот, закинул в корзину для белья. Интересно, мне самому стирать придётся, или этим тоже домработница занимается? Лучше уж я сам как-нибудь. Не люблю, когда в моём грязном белье копаются. Причём, как в прямом, так и в переносном смысле.

Переодевшись в сухое, я вышел из комнаты и тихонько побрёл в сторону кухни. Захотелось вдруг попить чего-нибудь холодненького. Было темно, но не настолько, чтобы заблудиться даже в малознакомой квартире. Поэтому и свет в коридоре включать не стал. А зря. Слабо фосфорицирующие картины на стенах создавали жуткое впечатление. Хорошо, что я темноты никогда не боялся.Скорее, наоборот. Полумрак на меня всегда успокаивающе действовал. Такой вот парадокс. Вот и сейчас, пока добрёл до кухни, успокоился полностью. Стоит ли переживать о возможном будущем, если в настоящем у меня пока всё нормально? Конечно нет.

Уже открывая дверцу холодильника, чтобы сок или минералку достать, заметил огонёк сигареты и тёмный силуэт на фоне более светлого прямоугольника окна. Душа сразу в пятки ушла — подумалось вдруг, что мне в дополнение к кошмарам во сне уже и наяву призраки прошлого являться стали. Когда же узнал в неподвижной фигуре Артёма, даже обрадовался, что это именно он, а не очередные происки моей так неожиданно и не во время проснувшейся совести. Спи и дальше, дура неуёмная! Не было у меня другого выхода, понимаешь? Нелёгкий выбор: либо ты, либо тебя — всегда заканчивается в пользу себя любимого. Не смотря ни на что.

Стою у открытого холодильника и, забыв про мучавшую меня жажду, за Артёмом наблюдаю. Сидит себе спокойненько среди кактусов и курит в форточку. И как только уколоться не боится? Интересно, а его родители знают, что их чадо по ночам никотином травится? Или у них в семье подобное в порядке вещей считается?

Похоже, не так уж он спать хотел, как утверждал совсем недавно, раз до сих пор не спит, а на подоконнике с сигаретой зависает. Впрочем, не моё это дело. Пусть хоть всю ночь напролёт по квартире шатается. Мне-то что до этого? Я отвернулся, придирчиво изучил имеющиеся в наличии бутылки с соком, выбрав апельсиновый. Всегда его любил за приторную резкость и ароматно-пряную свежесть. Захлопнув дверцу, прислонился спиной к холодильнику, открутил крышку с бутылки и глотнул сок прямо из горлышка. Хорошо!

Заметил меня братец, по всей видимости, только что. И его реакция на моё появление была вполне предсказуемой. Артём, выбросив окурок в форточку, враждебно уставлся на меня:

— Чего припёрся, болезный? Всё-таки страшно одному, да?

Вот же дебил! Всё умиротворение, окутавшее меня пару минут назад, как рукой сняло. И надо же так уметь всё испортить! Он с рождения такой ущербный или это благоприобретённое? Да ещё вопросы задаёт дурацкие. Страшно-не страшно? Тебе-то что?

Так и захотелось сказать ему что-то ну очень «ласковое». Но, справившись с раздражением, ответил вполне миролюбиво:

— Да, не по себе как-то немного.

Зачем на пустом месте ссориться? Наверняка, будет ещё более достойный повод, чтобы отношения выяснить. А то странные они у нас какие-то получаются. Неоднозначные. С одной стороны мне немного жаль, что вечером я не удержался и всё же врезал Артёму. А с другой — отлично осознаю: по-другому тогда я просто не мог поступить. Он ведь сам меня спровоцировал. И скорее всего специально, чтобы выяснить границы дозволенного. Кто сказал, что здесь только я пытаюсь просчитывать возможные людские поступки? Вполне возможно, что «братец» тоже этим занимается. Но безнаказанно себя оскорблять всё равно ему не позволю. Только бы не перестараться — не хочу себе врага наживать. Поэтому попытаюсь терпеть его глупые шутки и подначки сколько смогу, притворяясь добрым и безобидным.

Но похоже подобным образом рассуждал не только я. И ответное участливо-показное дружелюбие со стороны Артёма меня сразу насторожило.

— Раз тебе тоже не спится — давай чаю попьём, — неожиданно предложил он. — С пирожками.

Интересненько! С чего это вдруг столько заботы? Поневоле насторожишься и будешь

ожидать какого-либо подвоха. Хотя Артём свои коварные намерения скрывать и не собирался:

— Посидим, пообщаемся. Нам ведь теперь под одной крышей жить, а я о тебе совсем ничего не знаю. Кроме того, что кулаками чуть что махать начинаешь.

Вот гад! И говорит, как пишет! Да его послушать, так я прямо отморозок какой-то , которому только дай кого-нибудь отпиздить. Ой, пардон. Побить.

Спокойно, Тимур, спокойно. Раз решил на провокации не поддаваться — терпи. Ударить не только кулаком, но и словом можно:

— А если бы тебя так кто назвал? Ты бы как отреагировал? По голове неразумного погладил и попросил больше так не делать?

Артём посмотрел испытующе, задумался, хмыкнул и неожиданно признался:

— Нет, я бы тоже от всей души врезал.

И, немного помолчав, решительно добавил:

— Не хотел тебя оскорблять. Само как-то вырвалось. Ляпнул, не подумавши. Извини.

Коротко и по делу. Что ж, одно положительное качество у Артема точно имеется. Свои ошибки он признавал. Только не один Артём весь тут такой из себя положительный. Надо же и мне соответствовать:

— И ты извини. Я тоже не хотел. Само вышло, — смиренно покаялся я.

Чистейшую правду, между прочим, сказал. Сама рука дёрнулась, сама ударила. А я что? Я ничего. Не хотел даже. Верите? Да главное, чтобы Артём поверил в моё искреннее раскаяние.

Несмотря на взаимные извинения, напряжение так и продолжало давить на мою неокркпшую психику. Хорошо ещё, что Артём честно сознался в своих намерениях, а то заладил вначале: чай да чай. Дал мне время хоть немного морально к допросу подготовиться. В том, что многочисленные и далеко не приятные вопросы вскоре последуют, я ни капли не сомневался. При всём желании не ответить на них я не мог, ведь мы только-только общаться нормально начали. А рассказывать про себя и свою жизнь я не любил.

Особенно про последние годы. Не то, чтобы я чего-то сильно стыдился, но и хвастаться особо нечем. Так что на все расспросы я предпочитал по возможности либо отмалчиваться, либо разговор на другие темы переводить. Поверьте: чем меньше знаешь, тем крепче спишь. У меня вон, похоже, вообще бессонница началась. Перемежающаяся кошмарами из прошлого. Зачем с кем-то ими делиться? И мне легче не станет, и другому человеку лишние проблемы с психикой.

Чай Артём действительно приготовил. Собственноручно! Я-то грешным делом думал, что он на кухне самостоятельно только ложку до рта самостоятельно донести способен. А тут такое рвение. «Братец» своими собственными рученьками залил воду в чайник, вскипятил его. Ополоснув крутым кипятком заварник, насыпал в него что-то отдалённо похожее на чай из аляповато яркой жестяной банки, залил горячей водой и оставил настаиваться под дурацкой тряпичной куклой. Надеюсь, он отравить меня не задумал?

Пока я подозревал Артёма во всех смертных грехах, он, выждав несколько минут, убрал «грелку» с чайника и разлил чай по кружкам. Потом ещё пирожки в большой миске на стол поставил. И всё это абсолютно молча, как будто разговаривать враз разучился. Также молча кивнул, приглашая присоединиться к угощению. Наверняка в молчанку играет, чтобы меня с толку сбить. Подождёт, пока я в «тёплой домашней» атмосфере расслаблюсь, а потом как спросит что-нибудь ужасное. Надо быть настороже.

Напиток оказался крепким и душистым, с бергамотом, как я люблю. И в меру горячим. Интересно, а Артём случайно этот сорт чай выбрал или уже успел откуда-то прознать про мои пристрастия? Кто знает. И не спросишь же. Бессмысленно. Потому что даже если я и поинтересуюсь — либо не ответит, либо просто соврёт. Кто же на подобные вопросы честно отвечает?

Разговор, несмотря на «тёплую домашнюю» атмосферу поначалу не клеился. Ну о чём почти незнакомым людям говорить? Однако постепенно, слово за слово, мы всё же разговорились. О чём беседовали? Да ни о чём и обо всём понемногу. О погоде, о городе, в котором мне теперь предстояло жить, о соседях. Потом Артём рассказал о своей поездке с семьёй в Египет прошлым летом, а я поделился полузабытыми впечатлениями о «диком» отдыхе с тётей на Камчатке в наше последнее лето вместе.

Вопрос прозвучал неожиданно, но вполне закономерно:

— Скажи, а как ты в детдом оказался?

— Когда тётя померла, меня туда сразу и отправили.

— Неужели никаких родственников не осталось, которые бы тебя к себе взяли?

— Остались. Но им и без меня проблем хватало.

— А родители твои, они…

Тут Артём как-то замялся. Замолчал, пытаясь видимо подобрать подходящие слова. Мне было понятно, о чём он сейчас думает. Дескать, бедный сиротка, без отца и матери, как бы не обидеть его случайно. Это не могло не радовать. Значит, не совсем он бесчувственное дерьмо. Хотя любопытство так и царапает его изнутри: "Спроси, спроси, спроси". Возможно, у нас и получится со временем общий язык найти. Не хотелось бы целый год, если не больше, враждовать. У меня более важные дела есть.

— С ними что-то случилось? — нашёл-таки нужные слова Артём.

Меня так и потянуло сочинить душещипательную историю "бедной сиротки", потерявшего в одночасье обоих родителей и долго мыкавшегося по белу свету, но... Врать, когда к тебе вполне по человечески относятся и даже сопереживаю, как-то уж слишком подло. Подробно расписывать свои «семейные» проблемы тоже не хотелось, поэтому я и ограничился сухим:

— Да живы они, успокойся.

И, заметив ошарашенный вид Артёма, поспешил пояснить:

— Пару лет назад точно живы и здоровы были. Думаю, что с тех пор ничего и не изменилось.

— Так почему ты тогда у тётки, а потом в детдоме жил, раз у тебя и отец, и мать есть?

— Да нафиг я своей матери не сдался, — пояснил непонятную Артёму я. — Она меня родила, чтобы отца на себе женить. А раз ничего не вышло — зачем ей обуза?

— А твой отец? — не унимался "братец".

— У него своя семья есть. Законная. Зачем ему случайно сделанный ребёнок?

— Вот так разве бывает? — Артём даже надкусанный пирожок в сторону отложил, настолько возмущён был. — Не в каком-то пиздастрадальном кино, а в реальной жизни. Чтобы оба родители живы, а ребёнок — в детдоме. Дикость какая-то!

— Согласен, — кивнул я. — Но, поверь, ещё как бывает. И не один я там такой был.

Я бы мог много чего рассказать ему про детей, родители которых пили или кололись. Для таких выродков ребёнок стоил дешевле, чем бутылка или доза. Про то, как в минуты просветления они навещали своё дитё, обещали исправиться и забрать ребёнка домой. Но эти благие намерения заканчивались очередным пьяным загулом или наркотическим дурманом. А ведь были и поистине ужасные истории, о которых и в криминальной хронике стараются не упоминать, чтобы народ не пугать. Я мог бы много чего порассказывать «братику». Только вот зачем? Чтобы понять, каково это, не услышать надо, а пережить.

— А как там в детдоме? — осторожно поинтересовался Артём.

— Нормально. Кормят, одевают, — говорить резко расхотелось, как не хотелось и вспоминать.

— Обрадовался, когда тебя усыновили? — продолжал удовлетворять своё любопытство Артём.

— Рад был, пока тебя здесь не встретил.

Такого он явно не ожидал, даже чаем поперхнулся:

— Ах ты, гадёныш!

— Как будто ты лучше.

От моего продуманного и взвешенного решения терпеть и притворяться белым и пушистым у этому моменту мало что осталось. Зато всё больше крепло желание опять ему врезать. За это осторожное опасливое любопытство. За то, что разбередил душу. Знаю, надо было снова промолчать, но не утерпел. Да я его почти ненавидел сейчас. Чего он мне в душу лезет? Туда я никого не пускаю — незачем.

«Братец» задумался, словно что-то про себя просчитывая и прикидывая. После решительно сказал:

— Ладно, чёрт с тобой! Глупо ругаться по пустякам. Мир?

— Скорее — перемирие. Временное, — не согласился на его предложение я. — А там посмотрим на твоё поведение.

Меня очень позабавили квадратные глаза Артёма, который от моей наглости аж дар речи потерял. Интересно, а на что он рассчитывал? Что я ему на шею брошусь со слезами благодарности и громким криком: «Братик!» Да не дождётся!

* * *

Небо за окном постепенно серело — приближался рассвет. Я всё ждал, когда же разговор плавно перейдёт к моим ночным крикам. Но так и не дождался. Странно. Неужели Артём понимает, что о таком лучше не спрашивать? А синяк у него под глазом между тем прямо на глазах наливался сочной фиолетовой синью, о чём я не преминул "братцу" злорадно сообщить. На свою голову, как оказалось. Этот гад потребовал, чтобы я ему фингал заретушировал. Сбегал куда-то по быстрому, сунул мне в руку карандаш для маскировки дефектов кожи (у мамани, наверное, стащил!) и, ни секунды не сомневаясь в своём праве, приказал:

— Мажь!

Ага, сейчас. Размечтался. Только шнурки поглажу. Нашёл визажиста-любителя.

— Тебе надо — ты и мажь!

Долго Аптём уговаривать не стал. Впечатал меня спиной со всей дури в стену так, что в голове зазвенело, и угрожающе зашипел прямо в ухо:

— Сказал — мажь, значит мажь. А то самого по стенке размажу!

И куда в миг подевалось всё его показное дружелюбие? Так и знал, что этот гад просто притворялся. Можно, конечно, было посопротивляться. И тогда неизвестно бы кому ещё больше бы досталось. Но, поразмыслив, я решил не сопротивляться. И фингал аккуратненько замазал. Трудно мне, что ли, в самом деле? Тем более, что в его появлении я виноват. Поэтому и злился на Артёма недолго. Понимал, что в чём-то он прав: раз виновен — исправляй. А отомстить и потом можно будет. И я даже знаю как.

Неожиданное явление Вадима Артемьевича времени на сладкие раздумья о том, что же я после сделаю с Артёмом, не оставило. Вошедший глава семейства радостно возвестил:

— Замечательно, что вы так рано проснулись. Сегодня едем все на дачу!