О встречах и чувствах (гет)

Виктор снял и набросил на плечи Гермионы пиджак — было прохладно, а трансгрессировать она почему-то отказалась. Было хорошо вот так просто идти с ней, совершенно естественно взявшись за руки. Она говорила о тех местах, где уже успела побывать, а он слушал и любовался.

И пытался думать трезво, что, находясь с ней рядом, было трудновато.

Он очень хотел пригласить Гермиону к себе, хотя бы на пару дней. Показать ей место, где родился и вырос. Познакомить ту, о который говорил с таким восхищением, с родными. Но с ней никогда не бывало просто, и Виктор банально боялся спугнуть зародившиеся между ними доверие своим напором. Да и не был он мастером складывать слова красиво. Лучше получалось действовать, чем говорить — общий порок всех мужчин их семьи.

Гермиону, которую он знал, заинтересовала бы библиотека в его доме.

Да и вообще Болгария — прекрасная страна.

— Ты молчалив, — Гермиона посмотрела на него почти с укором. Хотя, признаться, через поток ее болтовни было трудно вставить лишнее слово.

Они уже подходили к отелю, где должны были распрощаться. Она еще не знала точно, куда отправится, но остаться с ним значило сделать только хуже обоим. А Гермиона все же оставалась слишком гриффиндоркой для такого, пусть и научилась не бросаться на баррикады с открытым забралом. Наверное, повзрослела наконец. Именно потому, что соблазн забыться и позволить себе плыть по течению к Виктору был велик, она и собиралась уйти. Сжигать мосты Гермиона, пожалуй, научилась виртуозно.

— Через три дня у нас в семье будет праздник — юбилей у родителей, — Виктор осторожно сжал ее крохотные пальчики и продолжил: — Гермиона, я прошу тебя, едем со мной в Болгарию. Я хочу показать тебе свою родину, свой дом.

Ошеломление — вот что она почувствовала, как и беспомощность, от которой щемило в груди. Лгать вот так глаза в глаза она еще не научилась и, наверное, уже не научится. Но вместе с тем Гермиона не находила в себе сил сказать правду... Правду, которая подчас по-настоящему беспощадна. Она не находила сил вырвать свою ладонь из его руки, отступить и разорвать эти полуобъятия.

Виктор наклонился и осторожно поцеловал теплые губы, касаясь языком кромки зубов и нежной кожи. Гермиона была сладкой и била в голову не хуже медовой браги деда. Он притянул ее к себе ближе, пряча от налетевшего холодного ветра. Блестела в свете фонарей от прошедшего совсем недавно мелкого дождя брусчатка, мимо шли люди, кто-то засвистел, глядя на них, но все это было совсем не важно. Потому что он сейчас держал в своих руках воплощенную мечту, видение из грез, которое могло улетучиться в любой момент.

Хрупкие лопатки под его ладонями дернулись, и Гермиона начала кашлять. Она вытащила платок, прижала ко рту, и он с ужасом увидел на белой ткани красные капли.

Он поймал ее, когда она покачнулась, и, не задумываясь, подхватил на руки — до отеля оставалось не больше десятка шагов. Занести Гермиону в номер, а потом выяснить, что с ней. На шее под рубашкой была цепочка портала — активировать, и они окажутся в Софии, где есть отличный магический госпиталь св. Иоанна Рильского.

— Зелье в сумочке, — с трудом произнесла Гермиона, ненавидя себя за то, что он увидел ее такой. — Синяя крышка.

Виктор посадил ее в кресло и открыл злосчастный клатч, чтобы чуть не рухнуть в бездонную тьму с головой — мощнейшие чары расширения пространства, чисто женское колдовство. Он ругнулся.

— Акцио, флакон с синей крышкой, — Виктор поймал вылетевший флакон и, отвинтив крышку, напоил Гермиону, придерживая совсем обессилившую девушку за голову.

Опустился на колени, снял с нее туфли, а потом вновь подхватил на руки, чтобы устроить в постели. Ужасный кашель после приема зелья прекратился. Он, наверное, в десятый раз напомнил себе, укрывая ее, что не имеет права ничего требовать — например, ответа, какого хрена это было?! И как вообще она, больная, смогла отправиться путешествовать одна, да как ее вообще отпустили? Виктор чувствовал сильное желание накостылять бывшему сопернику по Турниру и тому... Уизли. Нет, он определенно никогда не поймет, как так можно... Тем более с той, что столько раз рисковала жизнью ради них.

— Не спрашивай, — Гермиона прижала палец к твердым губам. У него потемнели глаза и заострились черты лица. Виктор злился.

— Я не уйду, — твердо произнес он, касаясь губами ее лба, чтобы проверить температуру.

Гермиона засыпала, и он вытащил палочку, чтобы применить диагностирующие чары. За годы профессиональной игры Виктор наловчился производить их практически автоматически. Это, конечно, было не совсем этично по отношению к Гермионе, но он должен был понять, что с ней, и как помочь. Теперь Гермиона может сопротивляться сколько угодно, но он ее не оставит. Только не в таком состоянии.

Виктор отправил сияющего Патронуса-сокола тетке Цветане; судя по тому, что выявили чары, Гермиону поразило какое-то темное проклятие. Тетушка хоть и славилась неуживчивым нравом на всю Софию, но племянника, то есть Виктора, любила. И точно не откажется помочь, лишь бы наконец ее соколик женился. Тетя была ведьмой в том первозданном смысле, который вкладывали в это слово, она именно ведала и умела много такого, что современная магическая наука не признавала. А с доступом к закрытым секциям библиотеки Цветана Крам найдет решение.

Осталось уговорить Гермиону проявить немного благоразумия и отправиться с ним в Болгарию.

Интересно, сколько светит за насильственное похищение и удержание иностранной поданной? Но Виктор был готов пойти на крайние меры. Лучше пусть Гермиона его потом возненавидит, но будет жить, чем оплетавшая ее ауру дрянь завершит свое черное дело. И почему-то он был уверен: Гермиона не станет на него сердиться.

Виктор улыбнулся. Кажется, в этом на годовщину свадьбы он преподнесет подарок не родителям, а самому себе. Самый лучший подарок на всем белом свете.