О встречах и чувствах (гет)

Он даже не поверил своим глазам, когда увидел. Но нет, это она сидела в плетеном кресле на террасе — на столе книга и чашка кофе, ветер срывает вишневый цвет с деревьев, и белые лепесточки, кружась, падают, в том числе и на медовые кудри. Лежит маленький черный клатч, через спинку кресла перекинуто белое пальто, а сама она в открывающем плечи черном платье.

Виктор некоторое время стоял и пялился как дурак, как она поправляла тонкими пальчиками волосы или переворачивала страницы. Сердце гулко и тяжело билось в груди.

А ведь в последний раз они виделись еще на свадьбе Флер, и потом много месяцев из Британии не было хороших новостей.

Он тогда с непередаваемым облегчением прочел о том, что она выжила, и приказал себе забыть. Потому что смешно рваться к той, который уже не нужен. У Гермионы — пусть ее имя отдается гречишным медом на языке — своя жизнь, а у него своя. Виктор был не из тех людей, которые тратят жизнь на погоню за невозможными химерами. Пусть девочка... девушка под потолком из звезд снилась едва не каждую ночь, пусть недолго ее рука была в его руке.

Из него не выйдет Ромео, вздыхающего по своей Джульетте...

Виктор привык получать желаемое, добиваться, но не в этот раз.

Просто потому, что силу этой хрупкой кареглазой девушки успел оценить еще тогда, в Хогвартсе, пусть она была еще подростком. Силу, ум и особый, присущей только ей, Гермионе, свет. Он рано научился распознавать в людях фальшь, и вот в чего в ней не было ни грамма. Люди зачастую слепы и не замечают сокровищ, которые находятся рядом. Как тот рыжий недоумок, которого она предпочла.

Он принял ее выбор и отступил. Пережив и боль от несбывшегося, и чувствительный укол по самолюбию.

В конечном итоге жизнь — не ровная скатерть, все равно и споткнешься, и упадешь, как говаривала обычно его бабушка, нанося заживляющие зелье на в очередной раз разбитые колени тогда еще маленького Виктора.

Гермиона взяла чашку и захлопнула книгу.

Виктор отмер и решил подойти. В конце концов, он воспитанный мужчина и должен был хотя бы поздороваться. К тому же, если острое зрение ловца его не обманывало, то на миниатюрном пальчике не было обручального кольца.

Он легко вбежал по ступенькам и направился прямо к ней, прилагая максимальные усилия, чтобы волнение никак не отразилось на лице — многолетняя привычка держать покерфейс перед прессой пригодилась.

— Здравствуй, Гермиона, — произнес он на английском.

В медовых глазах, оттененных густыми ресницами, мелькнула растерянность, а затем радость. Она улыбнулась.

— Виктор... Я рада тебя видеть...

Он поцеловал протянутую для пожатия руку, по-ребячески ловко перевернув ее — не смог удержаться.

— Как ты в Праге, надолго? Я сяду?

— Присаживайся, конечно, — Гермиона мотнула головой, сбрасывая оцепенение и сердясь на себя за него.

Он всего лишь появился внезапно из ниоткуда и поцеловал ей руку... Кожа в том место словно горела. И что за дурость шла ей в голову? Гермиона посмотрела на Виктора: он стал выше, массивнее, что ли? Виктор и раньше впечатлял физической формой, а теперь просто-напросто подавлял. Вместе с радостью от встречи она чувствовала и неловкость. Гермиона совершенно не была готова встретить именно его, да и вообще не хотела, чтобы ее узнавали.

— Проездом, — она отпила кофе, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями. — Путешествую.

Виктор, слава Мерлину, оказался достаточно тактичен, чтобы не задавать лишних и неудобных вопросов. Просто заговорил о красотах Европы и Праги в частности. Разговор потек легко и непринужденно, так что скоро Гермиона расслабилась.

Прах их всех побери — и ее друзей, и этот дурацкий остров! Она испугана и явно не хочет говорить о своей жизни после того, как они расстались. Что там случилось? По осторожным оговоркам он понял, что Гермиона буквально бежала в Европу, только вот от чего или от кого? В любом случае нервозность, некоторая бледность и синяки под глазами говорили о многом. Так не выглядят те, кто поехал в путешествие для собственного удовольствия.

Виктор намеренно избегал новостей о ней, хотя газеты некоторое время писали о "Золотом Трио" часто и много. Не хотел травить душу, обоснованно полагая, что у Героини Войны, обретшей любовь, все должно быть хорошо. Тот рыжий простак и Поттер должны были о ней позаботиться, ведь Гермиона столько лет спасала их горящие задницы и пустые головы. Видимо, благодарность в список добродетелей английских джентльменов не входила.

— Погуляем? — предложил он, подавая ей сильную ладонь, и Гермиона неожиданно легко согласилась. Рядом с Крамом было спокойно. Почему бы и нет? Виктор — совершенно не тот человек, который мог желать ей зла; она еще хорошо помнила, как он ее опекал то недолгое время, что они встречались.

Гермиона вернулась в отель в приподнятом настроении. Сгрузила на столик в гостиной коробку с пирожными, усадила в кресло большого плюшевого медведя, которого ей выиграл Виктор. Часы на тонком запястье заиграли мелодию, и она, чувствуя, как медленно сползает с лица улыбка, выудила из сумочки флакон с зельем — пора принимать лекарство.

И все равно эти часы что они проверили вместе были такими чудесными...

Ладонь прошила короткая судорога. Гермиона сделала глоток, отдающей горечью и холодом жидкости, и быстро запила зелье водой. Нужно отдохнуть немного. Ведь она, сама не понимая, зачем, обещала Виктору ужин.

Она закрыла лицо руками, чувствуя как сквозь пальцы просачиваются первые слезинки.

Хватит врать — самой себе, по крайней мере. Давая согласие поужинать с Крамом, она хотела еще хоть ненадолго продолжить ту чудесную светлую сказку, в которой оказалась рядом с ним. Побыть немного счастливой, чуточку безрассудной и юной. Такой, какой была, когда они только встретились. И да, занудство никогда не мешало проявляться в ней безрассудству — стоит хотя бы вспомнить все их приключения.

Гермиона приняла душ, влезла в пижаму и устроилась в постели, зная, что через час, может, чуть позже, мерзкая слабость пройдет. Она ведь не хочет, чтобы Виктор по ее больному виду что-то заподозрил? Ей меньше всего нужны были жалость и, прах его побери, сочувствие.

Только один вечер, и Гермиона отправится дальше, унося с собой хорошие воспоминания о встрече с другом, которого она не забыла и который не забыл ее. Не так много, и это никому не навредит. Так что можно позволить себе самую чуточку побыть эгоисткой.

Ей снились пражские улицы, Староместская площадь и ярмарка, на которую они набрели случайно... Теплая ладонь Виктора и его взгляд.

Гермиона спала без кошмаров, чуть улыбаясь.

Проснулась она точно по звонку будильника, долго потягивалась и зевала, просто нежась в постели. А потом наполнила большую ванну, добавила пару капель косметического, лично сверенного ей зелья. Над водой взбилась розовая пена. Сегодня от нее будет пахнуть луговым цветами.

Полежав в ванне, Гермиона неторопливо вытерлась и, немелодично напевая, вытряхнула из сумочки платья в чехлах. Хорошо быть ведьмой: взмах палочки, и помятый наряд снова аккуратен и радует глаз без утюга. Он высушила волосы. С сомнением забросила туфли на высоких каблуках обратно. Лишние нагрузки ей были противопоказаны, поэтому она выбрала более удобный и безопасный вариант.

Повозилась с прической, как всегда злясь на непослушные волосы, но уложила кудрявое безобразие в приемлемые рамки. Сережки, платье, вечерний макияж, чуть более плотный, чтобы скрыть круги и бледность кожи.

Из зеркала на нее смотрела молодая женщина в светло-кремовом платье, которую вполне можно было назвать очаровательной.

Гермиона закрыла дверь номера и спустилась в холл, где возле лестницы уже ждал Виктор.

Время будто обернулось вспять, и вот снова она подала ему руку, спускаясь со ступенек.

Только он был не в парадной форме, а в костюме, да и она отнюдь не та девочка, собиравшаяся на первый в своей жизни бал.

Улыбка в темных глазах согрела, и Гермиона положила ладонь ему на сгиб локтя.

Виктор с трудом удержал руки на месте, хотелось подхватить ее и закружить. Но нельзя... Гермиона шла рядом, улыбаясь ему, и этого пока было довольно. Никаких планов, просто нужно радоваться тому, что есть сейчас. Пусть вся его натура восставала от мысли о том, что придется ее снова отпустить. Он любил опасность, риск, будораживший кровь азарт — что еще ждать от бывшего профессионального игрока? Но не в этот раз. Не с этой девушкой. Потому что именно она — Гермиона — дорога ему, а с теми, кто дорог, не играют в игры, их не принуждают, их не удерживают силой, какие бы буйные страсти не бушевали в груди.

У него были несколько чудесных часов, пролетевшие, стоит признать, как одно мгновение.

Он постарается, чтобы этот вечер Гермиона запомнила надолго и чтобы память о нем вызывала у нее улыбку.

Впрочем, где его решимость?

Раз уж она уехала на другой край света и рыжий ее отпустил так просто, значит, у них не все в порядке. И у него есть шанс. Главное, не быть безнадежным болваном и не напирать слишком сильно. Гермиона, насколько он помнил, на славу, богатство не велась просто потому, что она настоящая. Виктор еще помнил, как наблюдал за ней в библиотеке — в единственном спокойном месте, где не было ненормальных фанаток — такой трогательной и вместе с тем серьезной. Да он и обратил на нее внимание случайно, прячась от озабоченных девиц, которые, казалось, в его каюту были готовы пробраться.

Каким же он болваном ей, наверное, показался, когда приглашал и, волнуясь, забывал английские слова и безбожно коверкал ее имя. Потом был бал, где Виктор кружил ее в своих объятиях, и завистливые взгляды всех подряд. Острое желание дать расстроившему до слез Гермиону Рону в морду и прощание возле Башни. Неожиданный поцелуй в щеку, после которого Гермиона убежала, едва не потеряв туфлю, как Золушка из сказки.

Виктор не обольщался, он тот еще подарок, но иррационально именно для нее хотелось прыгнуть выше головы, из шкуры вылезти, чтобы быть рядом.

И словно для него и не было этих лет порознь.

Виктор снял и набросил на плечи Гермионы пиджак — было прохладно, а трансгрессировать она почему-то отказалась. Было хорошо вот так просто идти с ней, совершенно естественно взявшись за руки. Она говорила о тех местах, где уже успела побывать, а он слушал и любовался.

И пытался думать трезво, что, находясь с ней рядом, было трудновато.

Он очень хотел пригласить Гермиону к себе, хотя бы на пару дней. Показать ей место, где родился и вырос. Познакомить ту, о который говорил с таким восхищением, с родными. Но с ней никогда не бывало просто, и Виктор банально боялся спугнуть зародившиеся между ними доверие своим напором. Да и не был он мастером складывать слова красиво. Лучше получалось действовать, чем говорить — общий порок всех мужчин их семьи.

Гермиону, которую он знал, заинтересовала бы библиотека в его доме.

Да и вообще Болгария — прекрасная страна.

— Ты молчалив, — Гермиона посмотрела на него почти с укором. Хотя, признаться, через поток ее болтовни было трудно вставить лишнее слово.

Они уже подходили к отелю, где должны были распрощаться. Она еще не знала точно, куда отправится, но остаться с ним значило сделать только хуже обоим. А Гермиона все же оставалась слишком гриффиндоркой для такого, пусть и научилась не бросаться на баррикады с открытым забралом. Наверное, повзрослела наконец. Именно потому, что соблазн забыться и позволить себе плыть по течению к Виктору был велик, она и собиралась уйти. Сжигать мосты Гермиона, пожалуй, научилась виртуозно.

— Через три дня у нас в семье будет праздник — юбилей у родителей, — Виктор осторожно сжал ее крохотные пальчики и продолжил: — Гермиона, я прошу тебя, едем со мной в Болгарию. Я хочу показать тебе свою родину, свой дом.

Ошеломление — вот что она почувствовала, как и беспомощность, от которой щемило в груди. Лгать вот так глаза в глаза она еще не научилась и, наверное, уже не научится. Но вместе с тем Гермиона не находила в себе сил сказать правду... Правду, которая подчас по-настоящему беспощадна. Она не находила сил вырвать свою ладонь из его руки, отступить и разорвать эти полуобъятия.

Виктор наклонился и осторожно поцеловал теплые губы, касаясь языком кромки зубов и нежной кожи. Гермиона была сладкой и била в голову не хуже медовой браги деда. Он притянул ее к себе ближе, пряча от налетевшего холодного ветра. Блестела в свете фонарей от прошедшего совсем недавно мелкого дождя брусчатка, мимо шли люди, кто-то засвистел, глядя на них, но все это было совсем не важно. Потому что он сейчас держал в своих руках воплощенную мечту, видение из грез, которое могло улетучиться в любой момент.

Хрупкие лопатки под его ладонями дернулись, и Гермиона начала кашлять. Она вытащила платок, прижала ко рту, и он с ужасом увидел на белой ткани красные капли.

Он поймал ее, когда она покачнулась, и, не задумываясь, подхватил на руки — до отеля оставалось не больше десятка шагов. Занести Гермиону в номер, а потом выяснить, что с ней. На шее под рубашкой была цепочка портала — активировать, и они окажутся в Софии, где есть отличный магический госпиталь св. Иоанна Рильского.

— Зелье в сумочке, — с трудом произнесла Гермиона, ненавидя себя за то, что он увидел ее такой. — Синяя крышка.

Виктор посадил ее в кресло и открыл злосчастный клатч, чтобы чуть не рухнуть в бездонную тьму с головой — мощнейшие чары расширения пространства, чисто женское колдовство. Он ругнулся.

— Акцио, флакон с синей крышкой, — Виктор поймал вылетевший флакон и, отвинтив крышку, напоил Гермиону, придерживая совсем обессилившую девушку за голову.

Опустился на колени, снял с нее туфли, а потом вновь подхватил на руки, чтобы устроить в постели. Ужасный кашель после приема зелья прекратился. Он, наверное, в десятый раз напомнил себе, укрывая ее, что не имеет права ничего требовать — например, ответа, какого хрена это было?! И как вообще она, больная, смогла отправиться путешествовать одна, да как ее вообще отпустили? Виктор чувствовал сильное желание накостылять бывшему сопернику по Турниру и тому... Уизли. Нет, он определенно никогда не поймет, как так можно... Тем более с той, что столько раз рисковала жизнью ради них.

— Не спрашивай, — Гермиона прижала палец к твердым губам. У него потемнели глаза и заострились черты лица. Виктор злился.

— Я не уйду, — твердо произнес он, касаясь губами ее лба, чтобы проверить температуру.

Гермиона засыпала, и он вытащил палочку, чтобы применить диагностирующие чары. За годы профессиональной игры Виктор наловчился производить их практически автоматически. Это, конечно, было не совсем этично по отношению к Гермионе, но он должен был понять, что с ней, и как помочь. Теперь Гермиона может сопротивляться сколько угодно, но он ее не оставит. Только не в таком состоянии.

Виктор отправил сияющего Патронуса-сокола тетке Цветане; судя по тому, что выявили чары, Гермиону поразило какое-то темное проклятие. Тетушка хоть и славилась неуживчивым нравом на всю Софию, но племянника, то есть Виктора, любила. И точно не откажется помочь, лишь бы наконец ее соколик женился. Тетя была ведьмой в том первозданном смысле, который вкладывали в это слово, она именно ведала и умела много такого, что современная магическая наука не признавала. А с доступом к закрытым секциям библиотеки Цветана Крам найдет решение.

Осталось уговорить Гермиону проявить немного благоразумия и отправиться с ним в Болгарию.

Интересно, сколько светит за насильственное похищение и удержание иностранной поданной? Но Виктор был готов пойти на крайние меры. Лучше пусть Гермиона его потом возненавидит, но будет жить, чем оплетавшая ее ауру дрянь завершит свое черное дело. И почему-то он был уверен: Гермиона не станет на него сердиться.

Виктор улыбнулся. Кажется, в этом на годовщину свадьбы он преподнесет подарок не родителям, а самому себе. Самый лучший подарок на всем белом свете.

В воздухе была разлита душистая нега первого летнего месяца. Гермиона сидела в кресле-качалке и делала выписки из старой книги на латыни. Если Виктор смог ее переупрямить и приволочь сначала в Софию, а потом сюда, в родовое поместье, долечиваться, это вовсе не означало, что она согласилась отказаться от работы и удовольствий. Гермиона теперь, когда каждый вздох без зелья, которое притормаживало течение проклятия, не отдавался болью, частенько нарушала режим, чтобы почитать.

С самого юбилея четы Крам, с вечера, наполненного музыкой, танцами, с неба, полного огней магических фейерверков, она была паинькой.

Гермиона без нареканий пила отвары и сборы госпожи Цветаны и ощущала, что с каждым днем ей становится чуть легче. Магия, абсолютно отличная от того, к чему она привыкла, действовала безукоризненно. Гермиона купалась в студеной воде при зарождающейся луне, ходила босиком по укрытой утреней росой траве, оставляя на зеленых стеблях черные пятна своего проклятия.

Родина Виктора была чудесным краем, и она ощущала себя здесь словно на своем месте.

Виктор тихо прошел по дорожке к месту, где в тени липы устроилась любимая. У него в руках был букет цветов — так приятно было ее радовать. Он отлучался ненадолго по делам, оставляя Гермиону на матушку, отца и бабушку. Впрочем, в ее запале он никогда не сомневался, как и в способности переупрямить кого угодно.

Так что, найдя ее вместо сна в саду, Виктор совсем не удивился.

— Вернулся, — Гермиона улыбнулась ему и встала, делая пару осторожных шагов навстречу. И спокойно вздохнула, когда он уже привычно подхватил ее на руки, прижимая к груди. — Я получила письмо...

Виктор тут же насторожился. Его бы воля, и ни одна сова к ней бы не долетела. Он еще хорошо помнил их ссору перед приездом сюда — Гермиона едва не прокляла его, и он бы позволил ей это. Все, чтобы она согласилась попробовать нетрадиционное лечение, раз лучшие светила колдомедицины ничем не помогли. Его отчаянная, сильная Гермиона потеряла надежду после стольких неудач и просто перестала бороться. Уехала в никуда, чтобы увидеть мир перед концом. Уму непостижимо... Может, он действительно грубиян и тиран, чудовище... Какими только нелестными эпитетами не награждала его Гермиона, но он не отступил: все лучше, чем позволить ей медленно умирать.

Он сел на лавочку и устроил все никак не набирающую вес Гермиону у себя на коленях. Тетя уверяла, что та выздоровеет полностью, но для этого нужны время и забота. Будь Гермиона не такой сильной ведьмой, проклятие убило бы ее немного раньше. Так ее колдовское могущество сдерживало убивающую силу.

Виктор не спрашивал, как случилось, что она была проклята. Просто на вторую неделю пребывания в поместье, когда они сидели в этом саду, она сама рассказала невеселую историю, в которой ярко и полно отразилась чистая душа Гермионы. Не думая, без колебаний закрыть собой чужого ребенка — в этом была вся она. Яркая, умная, сильная, слабая его гриффиндорка...

— Гарри написал... Не хмурься, — она разгладила пальцем морщину у него на лбу. — И не злись, они не виноваты, я сама решила уехать куда глаза глядят.

У него на этот счет было совсем другое мнение, но озвучивать его... Спорить с Гермионой было трудновато, она легко обезоруживала его.

— Я ведь не только путешествовала, но искала средство вылечиться, — Гермиона поцеловала его в щеку. — Мне было ужасно страшно умирать вот так... Но я верила — совсем чуточку, — что шанс есть. И встретила тебя.

— Благодарю судьбу, что тогда решил прогуляться пешком, проветрить голову, и увидел тебя, любовь моя.

Гермиона так и не сказала ему ответных слов, не сделала признания. Ничего, он терпеливый и временами умный, подождет и каждый день будет говорить ей, что любит. Любит ее упрямство, острый язычок, всю от макушки до пяток. Со всеми капризами и дебилами друзьями, от которых, похоже, не избавиться.

В мире все же случаются чудеса без всякой магии, такие, как их встреча столько лет спустя.

— Я напишу, что почти излечилась, но не уточню, где нахожусь, — Гермиона зарылась пальцами в черные волосы. — Не хочу гостей.

Ведь в поместье они были практически одни. Госпожа Цветана проверяла пациентку пару раз в день. Родители Виктора уехали к морю на второй медовый месяц, а его дедушка и бабушка жили дальше на холме, в небольшом доме. Гермиону настолько тепло и естественно приняли, что все опасения и терзания исчезли сами собой.

— Отличная идея, — просиял Виктор. — Идем обедать, а потом прием лекарства и баиньки.

— Еще меня называли занудой, — проворчала Гермиона, сбрасывая нахальные руки со своей талии. — Мне нужно хоть иногда ходить самой, а то разучусь с твоими привычками.

Гермиона взяла оставленный букет и пошла к дому. Ей легко дышалось, руки не выворачивала судорога, и магия мощно и быстро струилась в теле. Рядом шел, поглядывая на нее, Виктор, и она была счастлива и спокойна. Не хотела думать о том, что же будет дальше, просто жила этими мгновениями.

Хотя если быть до конца честной, Гермиона знала, что обязательно скажет ему три коротких слова. И позволит надеть на палец кольцо. Предложение Виктор ей делал уже два раза, и на этом не собирался останавливаться. Она не знала, останутся ли они навсегда в Болгарии или вернутся в Англию... И думать об этом пока не желала.

В конце концов, не важно, где ты, главное, кто рядом с тобой.