Что ты видишь в темноте (джен)

Полдня просидеть в своем кабинете, готовя документацию и доклад к саммиту по урегулированию отношений между США и страной-агрессором (а также их союзниками с разных сторон). Саммит назначен был на 21:00. Закончив и пробежав по нескольку раз бумаги, Роланд подумал, что до начала саммита у него остается целых свободных четыре часа — редких в его забитом графике, когда он едва находил время, чтобы просто подумать о чем-то своем. Президент США переживал по поводу предстоящего саммита, так как его результаты должны были предотвратить ужасную мировую катастрофу, которая постепенно назревала в течение нескольких десятилетий, перерастая, подобно снежному кому, постепенно из культурно-этнических разногласий, в холодную войну, а затем из холодной войны в нескрываемую вражду и открытые угрозы. Первые зачатки разногласий между США и страной-агрессором, не предвещавшие тогда такого масштаба беды, зародились еще при прежних руководителях государств, причем инициатива вражды шла с обеих сторон. Роланд тогда был юн и учился в университете на факультете политологии, затем добился успехов, благодаря смекалистости, трудолюбию, усердию и предприимчивости, и он довольно быстро пробил прямую дорогу в парламент. Уже на первых ступенях карьерной лестницы он предлагал внушительные детально разработанные проекты реформ, которые существенно могли бы повысить эффективность торгово-промышленного, социально-экономического и культурного сотрудничества между США и странами-союзниками. Этот проект должен был задействовать достижения научно-интеллектуальной деятельности всего мира, при этом редуцируя проценты загрязнения окружающей среды, и главное — объединить людей всех национальностей во имя дружбы и гармонического существования. Роланд искренне верил в эту, на первый взгляд, утопическую идею, но не слепо, а с полным пониманием, что это идеал, но идеал, который должен быть перед глазами, во имя которого надо идти в политику. Роланд всегда говорил с улыбкой, когда его обвиняли в утопизме и наивности, что ничего нового по сути не сказал, но что правители, которые добивались в истории настоящих успехов и при которых страны действительно процветали, шли с идеалом в сердце в политику и трудились ради мира и блага по возможности каждого гражданина. Да, они не достигали утопии (чего добиваться в принципе глупо), но они активным трудом жили интересами людей и посвящали каждый день своего призвания, чтобы улучить существующее положение. А иначе зачем вообще идти в политику? Но Роланд вдавался не в пустую публицистику-риторику, а на протяжении почти всей своей жизни разрабатывал подробные планы реформ и социально-экономической системы. Пусть сейчас к его идеям относились с пренебрежением и даже враждой, он сердцем чувствовал, что однажды придет его час. И он смело шел вперед. Конечно, в период юности перед ним нередко вставали соблазны раствориться среди интересов своих коллег, большая часть которых шла в политику исключительно ради наживы.

Однажды товарищ его партии снисходительно-дружески улыбнулся и хлопнул Роланда по плечу, когда он поделился своими юношескими стремлениями и идеями: «Э-э-э, брат, уморил так уморил! — он расхохотался до слез, схватившись за живот. — Я думал, ты шутишь? Ты в самом деле думаешь, что все эти народные деятели работают на благо какой-нибудь полоумной бабушки с котами, которая вечно ноет из-за маленькой пенсии, или даже ради раскрытия потенциала молодых сил, как ты, как это освящается в прессе и в телеэфире? Вот этот с вот таким надутым пузом и объеденными щеками, — депутат комически надул щеки, — который сидит в парламенте с глубокомысленным видом за своим рабочим местом, а в это время под столом, тайком, как школьник, выискивает в интернете тур на личном вертолете на Сейшельские острова с белоснежным песком в роскошной вилле с золотыми унитазами на берегу океана и личным шеф-поваром? Он что, по-твоему, обеспокоен судьбой народа или будущим поколением, которому нечем будет дышать и не почему ходить, так как воздух и земля будут переполнены грязью и мусором? Его интересует только состояние вкуса соуса к запеченному мясу, которое подадут на Сейшельских островах, когда он благополучно туда долетит со своей женушкой и тремя пухленькими детишками. Только не думай, что я его осуждаю. По-моему, это естественно. Ась, демократия? В США? Хм, красивое название, подходит, я согласен. США — страна, которая ставит человеческие свободы, интересы, права выше всего — разумеется. А что, разве нет? А на рядового обычного депутата они разве не распространяются? — ехидно заметил коллега-депутат, пытливо вглядываясь в лицо Роланда. — Послушай, дружище, ты еще очень юн, но я хочу дать тебе совет. В тебе много потенциала, ты талантлив и упорен — ты добьешься успеха. Но запомни: в политике нужны свои люди, ты понимаешь? Свои. Либо ты добиваться успеха как все и получать немалый доход благодаря своему труду, либо… тебя уберут. Только с тобой точно ничего не случится плохого, не переживай. Я прозреваю, что ты добьешься успеха, хе-хе, непременно. Вот тогда вся твоя «мировая головная боль» мигом вылечится». Роланд испытывал разочарование, но он преодолел кризис и решил во что бы то ни стало идти дальше, трудиться и продвигать свой проект, любой ценой, даже ценой собственной жизни.

В 48 лет он стал президентом. Несмотря на потраченные годы на детальную разработку его политического проекта, он столкнулся с еще большим количеством проблем в президентском кресле. Вдобавок отношения между странами к его приходу к власти предельно накалились. Он не щадил себя, шел на любые какие были возможно уступки, лишь бы остудить бушующее пламя. Но страна-агрессор кинула вызов — беспощадный, бескомпромиссный.

Тот день должен был решить все. Роланд собирался с волнением и огромной надеждой, ведь на проект по урегулированию конфликта он выложил всего самого, пожертвовав уже ранее сначала одним дорогим близким человеком, а в тот день и вторым, которое чахнуло и страдало без него в одиночестве в больнице.

Итак, оставалось четыре часа. Роланд подошел к окну, в котором увидел призрачное отражение стройного пожилого мужчины с проседью в темных волосах, в его неизменно карих глазах застыла какая-то непроглядная темнота, лицо старчески огрубело и выглядело изможденным: «Неужели прошло 28 лет? Такое ощущение, будто я вчера всматривался в свое отражение и видел привлекательного статного молодого человека со смоляными волосами и пылким взглядом? Мне было 20. Куда канули эти годы? Кажется, я их просто-напросто утратил, перечеркнул, вместе с самим дорогим», — прошептал Роланд, взглянув прямо в глаза самой очевидной очевидности — впервые за многие годы и ужаснулся: он все потерял, и уже не вернуть того самого существенного, что составляло его жизнь.

Нет, он не прав. У него есть еще кое-что, вернее, кое-кто.

Стояла зима, поэтому к 17:00 часам уже довольно быстро стемнело. Он долго смотрел в темное полотно неба, где не проглядывала ни одна звездочка. На миг ему показалось, что что-то вспыхнуло на небе красным бликом, но это свет припарковавшегося автомобиля отпечатался на стекле офиса президента. Этот свет послужил ему сигналом: он принял решение заехать в больницу.

Роланд подошел к столу и поднял телефонную трубку.

— Кэтрин, прошу подать сейчас машину — мне необходимо выехать раньше по делам.

— Но, господин президент, разве вы забыли… — послышался мелодичный с примесью слащавости женский голос, который заставил Роланда в очередной раз поморщиться.

— Вы хотите сказать, я забыл о встрече государств перед лицом Третьей мировой войны? Вы шутите? — Роланд не смог сдержать раздражения, вызванного отчасти дотошными и при этом глупыми замечаниями секретарши, но в основном накатившими переживаниями как общегосударственного, так и личного характера (последнему аспекту он мыслями касался, кажется, тоже довольно давно). Но он постарался взять себя в руки. — Повторюсь: я выеду раньше на саммит, чтобы по дороге заехать по собственным неотложным делам — это не займет много времени. А затем сразу в назначенное место для переговоров.

— Хорошо, мистер Крейн, как прикажете, — женский голос пошел на уступку.

— Вот и отлично, — Роланд положил трубку и начал быстро натягивать на важные бумаги файлы и раскладывать их по папкам. Затем разложенные по папкам документы положил в портфель, застегнул его и направился к выходу, как телефон вновь зазвонил. Роланд ожидал, что его оповестят о готовности автомобиля.

— Я слушаю.

— Мистер Крейн, я очень сожалею, но вам придется отложить все свои дела и направляться на саммит. Лимузин подан, — категорично-вежливо доложил знакомый дотошный женский голос.

— Черт возьми, да в чем проблема? — вспылил Роланд, чувствуя, как внутри него все клокочет. Его руки начались трясти. Чем ближе по времени был саммит, тем сильнее его колотило. И сейчас как никогда, он чувствовал это сердцем, но не мог объяснить причину, ему необходимо было увидеть сына! Впервые, наверное, за несколько месяцев! Неужели сейчас, когда у него появились редкие заслуженные четыре часа, он не может подарить их собственному сыну? Ему казалось, что именно сейчас встреча с сыном — это для него вопрос жизни и смерти!

— Я правда очень сожалею, господин президент, — в голосе секретаря послышались нотки искреннего сочувствия, и Роланд в глубине души стыдился своей несдержанности, которой практически никогда не позволял выходить из под контроля и тем более выливаться на других, — но дорога занимает час-полтора, а в городе, в особенности в районе моста, пробка, тормозящая движение на часа два. Если вы не выедете сейчас, то непременно опоздаете.

— Хорошо, я понимаю, извините, — вздохнул Роланд. — Я выезжаю.

После минутного раздумья он в третий раз взял трубку и набрал номер.

— Алло? Центральная городская больница номер 1. Хирургическое отделение. Будьте добры, пригласите к телефону миссис Эшли.

— Подождите одну минуту.

В трубке зашуршало, а затем раздался голос пожилой дамы.

— Миссис Эшли у аппарата, я вас слушаю.

— Миссис Эшли, это Роланд Крейн.

— А, мистер Крейн! Очень рады вас слышать! — раздался громкий восторженный голос. — Но почему вы звоните по стационарному телефону? У вас же есть мой номер мобильного.

Роланд и в самом деле не знал, почему позвонил со стационарного телефона.

— Так получилось, извините за доставленные неудобства.

— Ну что вы, какие неудобства? Чем могу помочь вам?

— Я хотел… хотел узнать, как Уилл?

— У мальчика все по-прежнему. Правда, в последнее время он более замкнут в себе, не отрывается от экрана телевизора, когда вас показывают. Часто спрашивает о вас… Может, вы хотите поговорить с ним и лично узнать, как у него дела?

Слова начальницы хирургического отделения прошлись по сердцу как лезвие скальпеля.

— Нет-нет, не стоит… — Роланд запнулся. — То есть, я хотел сказать, что мне срочно нужно ехать по государственным делам. Я после… Завтра заеду.

— Как вам будет угодно, сэр.

— Но у меня будет большая просьба к вам. Пожалуйста, передайте Уиллу от меня серию книг К. С. Льюиса «Хроники Нарнии». Я немедленно распоряжусь через своего секретаря купить и доставить книгу в отделение. Я давно обещал сыну подарить это произведение. И скажите, что я… — Роланд опять запнулся, боясь этого слова, сам не зная почему, оно произносилось так мучительно сложно, — люблю его.

— Хорошо, мистер Крейн, не переживайте. Мы выполним вашу просьбу, можете на нас положиться. До свидания! — ответил мягкий и добродушный голос.

— До свидания…

Роланд замер с трубкой в руках, из которой доносились краткие повторяющиеся гудки, служившие аккомпанементом мелодии пустоты в душе.