Зеленые пальцы (джен)

Дни бредут за днями. Брану иногда кажется, что он никогда не дорастет до полутора метров. И так и будет сидеть дома. Томиться от жары и ожидания. А потом сразу уйдет с отцом в полевую вахту, получит ту злополучную картонку и никогда не вернется с башни обратно.

Зато когда появляется Мичор, вся печаль рассеивается, глупые мысли больше не лезут в голову. И даже привидевшиеся зеленые пальцы Нената не вспоминаются почти совсем. Тем более, что Мичор полон новых идей и готов низвергнуть их на голову Брана, как вулкан в старые времена окатывал кипящей лавой оказавшихся рядом с ним.

Идеи Мичора такие же бурлящие, как та жидкость. Он стянул в школе несмываемый красный маркер. И теперь горит нетерпением расписать стены под мостом эстакады. Мичор хочет изобразить там летящего дракона. Он уже показывал Брану проектные рисунки этого чудовища. Изображение было добыто из книжки, опять-таки найденной на одной из многочисленных помоек. Брану иногда кажется, что Мичор знает все городские помойки и может ориентироваться там в темноте и с закрытыми глазами, что не мешает ему регулярно и неустанно устраивать вылазки туда. Послушать Мичора, так он обнаруживает там несметные сокровища и богатства. Нет, конечно, рисунок дракона прикольный, но книжка, в которой он был, наполовину склеилась. На нее плеснули какой-то кислотой, и, поскольку сверху в тот момент там лежало что-то пластмассовое, то все это дело оплавилось и запеклось складками, отчего похоже, что дракон Мичора вылезает не то из пещеры, не то из полуразложившегося яйца. Кстати, запах от этой штуковины именно такой — удушающе-ужасающий. Мама потребовала немедленно выкинуть эту дрянь обратно. Так что Мичору пришлось перерисовать полюбившегося дракона и расстаться с вонючим кошмаром подлинника.

Может быть, именно тогда Мичору и приходит в голову замечательная идея изобразить драконов где-нибудь еще, да помасштабнее. Внести в его образ пару изменений-дополнений-улучшений. Например, пририсовать ему ласты, рога и очки. На очках Мичор особенно настаивает. Он говорит, что они защищают глаза этой твари от вредных лучей и песчаной пыли. Мичор долго размышляет над тем, где бы изобразить столь великолепного чудовища, а потом понимает, что лучше всего это сделать под эстакадой. Очкастый кошмар будет парить над двором, вселяя ужас в чуждые элементы, типа Рошая. И окончательно и бесповоротно утвердит первенство обитателей дома Брана над всем этим бетонным великолепием. Особенно, если нарисовать дракона под эстакадой. С проходящих поездов гордого чудовища будет не видно, зато он отчетливо откроется во всей красе своих перистых крыльев именно снизу, из двора. И, натыкаясь на твердый кулак охламонов из шайки Рошая можно будет ловить подбадривающий и сочувственный взгляд драконьих глаз. Опять-таки, под эстакадой чаще всего бывает тень. И значит, зверь не так уж скоро выцветет на палящем безжалостным солнце. А теперь Мичор еще и несмываемый маркер раздобыл. Такая удача! В мелких полутемных лавочках района Брана, конечно, можно найти мелки. Но они такие же бледные и тихие, как держатели этих лавочек. А маркер Мичора — громкий. Решительный. И кипящий энергией, как и сам его обладатель. Итак, едва маркер оказывается в кармане пыльных штанов Мичора — решение принимается окончательно и бесповоротно. Лезть на эстакаду. Это само по себе удивительно захватывающее мероприятие. И Бран никак не может пропустить его. Хотя перед началом подъема Мичор строго говорит:

— Не суйся. Я один.

Потому что он считает Брана младшим. Нежным, никчемным и неуклюжим довеском. И Брану абсолютно необходимо доказать, что это не так. Ржавое железо шатких скоб. Не всегда они находятся на достаточном для протянутой руки расстоянии. Тогда Мичор закидывает вверх веревку с железным разлапистым крючком. И первым подтягивается по веревке. А потом тащит Брана. Серая пыль от дороги лезет в глаза. Серая пыль от раскаленного бетона забивает нос. Желтая пыль песков склеивает волосы и пробирается за шиворот. Но они лезут вверх. Мичора прожигает добытый маркер и неровный набросок, спрятанный за пазухой. А Бранко подгоняет вечное желание стать старше. Круче, достойнее. И чувство того, что они с Мичором вместе.

Под эстакадой, у самых ее краев, есть небольшой бортик. На нем притуливается Бран, придерживая веревку, перекинутую через верхнее крепление колонны. По этой веревке Мичор спускается снова вниз. Раскачивается сперва, как железный маятник. А потом упирается ногами в столб и замирает в невообразимой позе сумасшедшего паука. Брови серьезно сведены к носу, уши оттопырились и покраснели от напряжения. Творец-создатель за работой.

Бран страхует сверху. Интересно, как бы Мичор справился бы один? Веревка и с поддержкой-то чуть не срывается пару раз.

А дракон выходит на славу. Мичор пыхтит. Маркер практически выдыхается. Кончики крыльев и ласт на задних лапах уже практически растворяются в красной пыли Песков. Но, наверное, так даже лучше. Кажется, что Дракон медленно и неумолимо проступает сквозь Пески. И морда его становится гораздо ближе, чем кончики задних лап. Мичор вылезает. Бран отходит полюбоваться на дракона, все выбирая лучший ракурс. Мичор кричит, смеясь:

— Погоди, снизу налюбуешься.

И поворачивается к Брану спиной, приспосабливая свою веревку с крюком теперь уже для спуска. Повреждённый ветрами и временем кусок бетона проваливается под ногой у Брана. Тот нелепо взмахивает руками и падает. Падает. Падает. В полете он успевает полюбоваться на дракона — да, Мичор прав, снизу и правда видно лучше. И подумать о том, что Мичору наверняка оторвут голову в школе за фломастер. У него вон все руки им измазаны. А фломастер — несмываемый. То есть так просто его не ототрешь. И улик, и доказательств преступления даже искать будет не надо. А потом еще Брану приходит в голову, что мама обязательно оторвет голову Мичору. Не из-за фломастера. Из-за него, Брана. Падать с такой верхотуры на асфальт — точно разбиться насмерть. И Брану становится очень жалко незадачливого Мичора, который непременно окажется меж двух огней из-за смерти Брана. И тут Бран встречается с землей, и его накрывает тьма.

Шорохи, скрипы. Сквозь сомкнутые веки рвется свет. И шепот:

— Ну, потерпи чуток. Слышь? Голова у тебя целая и позвоночник. Думаю, ты просто счастливчик. Мы вот сейчас доберемся до места, и все будет хорошо.

И тут Бран чувствует наконец тряску, и его накрывает новая волна боли. И тьмы.

Окончательно он приходит в себя уже у Нената. Кто бы сомневался, что Мичор его именно сюда приволочет. И боль уже слышна глуше, будто сквозь вату. И можно посмотреть на ноги. Цвет у них еще поганый, но в общем они уже похожи на человеческие конечности. И сидят правильно.

— Эх, ты бы видел — какое это было месиво поначалу, — устало ухмыляясь, говорит ему Мичор. — Мы с Ненатом вообще поначалу не могли посчитать, сколько же у тебя ног, и даже чуть не собрали тебе третью из осколков. Как думаешь, надо было?

Мичор шутит. Значит, все страшное уже позади. И можно разжать зубы и вдохнуть горячий, пахнущий пылью воздух.

И тут вдруг Ненат становится белым-белым. И начинает издавать какие-то отвратительные булькающие звуки. Сползает, трясясь, на пол. Мичор вытаскивает из кармана опять те гвозди. Пригоршнями, еще и еще, и сует их Ненату, быстро-быстро, Мичор спешит, и мелкие гвоздики и их части выпадают из дрожащих пальцев и откатываются с глухим стуком в угол комнаты. И Ненат эти гвозди втягивает. Прямо пальцами, которые у него удивительно зеленые. Наливаются зеленым светом и плавят гвозди. Брану хочется заорать, но сил нет, боль еще чувствуется. Тупая, глухая. А Ненату быстро становится лучше, и он прямо этими своими зелеными пальцами берет Брана за расплющенную ногу и опять начинает по ней водить.

Брану горячо. И страшно. И он чувствует, как сильно колется что-то в ноге, и понимает, отчего это. У Нената же — пальцы зеленые. В них иелектричество. Он не человек вовсе. Надо будет срочно всех предупредить. Что же это Мичор ничего не делает?

И Бран проваливается в сон.

На следующий день — первое, что видит Бран — свои ноги. Как новые. Только шрам. И Мичора нет. Да, конечно нет, он же в школе. Но Брану страшно за брата. Вдруг страшный робот, притворявшийся Ненатом, уже навредил? Уничтожил доверчивого мальчишку и надругался над трупом? Надо срочно, срочно помочь. Защитить. Опасность совсем рядом.

Бран, превозмогая странную усталость, бредет в комитет по зачистке. Каждый раз приходится отдавать приказ непослушным ногам — шаг, еще. Правая нога вверх. Теперь вниз. Левая нога вверх. Вниз. Вот как опасно, когда роботы еще бродят среди нас. Все силы отнял. Все высосал своим иелектричеством зеленым.

Тусклая пыльная комната. И тусклые люди в ней. Наверное, раньше, когда роботов было больше, — здесь были настоящие борцы. А теперь остались только те, кто нигде больше не сгодился. Потому что — роботов же не осталось. И это вот все — запасной эшелон. По цепким, встревоженным и молчаливым взглядам, которые эти невзрачные люди бросают друг другу, Бран понимает, что все, что он рассказывает — действительно очень серьезно. Он-то боялся, что над ним посмеются. Типа, ну ты, парень, даешь! Наслушался бабкиных сказочек!

А выходит не так. Припорошенные пылью люди куда-то звонят. Потом быстро-быстро собираются. И старший, привстав с места — пожимает Брану руку. И усердно благодарит.

— Прекрасное проявление бдительности… На защите Планетарного порядка… Вечная признательность…

И Бран плетется обратно, домой. Глаза слипаются, и хочется спать. Но в животе или в груди, короче, где-то внутри сворачивается тугой узел беспокойства. Что-то Бран забыл. Что-то упустил. Выпало какое-то звено. Потерялось.

Первое, на что натыкается Бран, когда приходит домой — Мичор. Тоже усталый. Вот оно — общение с коварными роботами. Грустный. И нос опять разбит. Теплеет взглядом при виде Брана. Поспешно вынимает горсть своих гвоздей из портфеля. Рассовывает их по карманам. Хватает Брана за шкирку.

— Что-то ты плохо выглядишь сегодня. Пойдем-ка к Ненату сходим.

И они идут. Знакомой, сто раз хоженой дорогой. Каждая трещинка как родная на асфальте под ногами. И с каждым шагом Бран все хочет предупредить Мичора — к Ненату нельзя. Он — робот. Там опасность. И Бран никак не может понять — как же Мичор не видит простых вещей. Как может старший брат быть таким доверчивым. Последний пролет, проржавевшие от времени перила, кривое окно на паре гвоздей. Хлопает. Надо бы спешить. Скоро придет Ветер.

А потом — можно уже ничего не рассказывать. И не подбирать слова. Двери в комнату Нената нет. Она лежит покосившейся грудой гнилых осколков рядом. На полу, в самом углу у стены, валяется сплющенный зеленый палец. И пара винтиков. Ошметки одежды.

К ним выходят соседи. Смакуя рассказывают:

— Этот наш, Ненат знаете кем оказался? Во-о-от, то-то мы смотрели, а он… Спасибо ребятам из межпланетных корпораций — пришли. Спасли. Выручили…

— Потом они его как шандарахнули. Он сегодня никакой-то квелый был. Но они его на всякий случай к стене приложили. И руки зажали в двери, расплющили для надежности. У него в них ток был. Зеленый. И уволокли. На переплавку.

И Мичор кричит. Страшно. Потому что беззвучно. И плачет без слез. Сухими глазами смотрит на комнату, смотрит на Брана и плачет, плачет. Без слез. Без звука. Как-то вдруг весь становится серым. Превращается в пыльный мешок. Оседает на пол. Как будто из него исчезли все кости. И за спиной Мичора Бранко ясно видит мокрый след. Как за слизняком.

Бран видел в книжке, с помойки: были раньше такие твари. Без костей. Они когда ползли куда-то — за ними всегда оставался такой же мокрый, чуть склизкий след. И Бран вдруг вспоминает, как бабушка рассказывала...

Роботы всегда были разные. Были те, кто питался железом. И исцелял Землю. Они могли восстановить механизмы природы. Они могли оживить, вырастить заново погибшие растения. Которые остановили бы Пески. Это были старого образца роботы. Они были устроены так, чтобы помогать людям. Но это мешало Корпорации. Гораздо выгоднее иметь землян в должниках, чем в партнерах. Проще пользоваться и властвовать.

Бабушка вечно плела какие-то небылицы. Это все не может быть правдой. А Мичор...

Мичор всегда был слишком доверчив. Сейчас он беспомощно сидит на полу. И смотрит на растоптанный помидор.

Бран чувствует, что что-то выпало из цепочки рассуждений. Какая-то часть. Что-то важное.

Но кто же верит в бабушкины сказки?