Хули-цзин (джен)

— Что случилось с Гоушеном? — шептались соседи.

— Что это за дама рядом с ним была? Разве не собрался он свататься к прекрасной Сюин?

Сам же Гоушен меж тем шёл рядом с прекрасной женщиной, не обращая внимания ни на что вокруг. Всё в ней вызывало в нём трепет: поворот головы, императорская осанка, лёгкий аромат леса и костра, богатая одежда. Он с трудом слушал, что говорит сам, так влияли на него лисьи чары.

— Значит, говоришь, ты — самый состоятельный человек в округе?

— Всё так, моя госпожа. Все в деревне — мои должники. У меня есть книга, где подробно записано, кто и кому должен.

— И там же записан долг этой... Сюин?

— Ох, вот этого там нет. Эта простушка поверила мне на слово, а я просто искал себе жену. Но теперь, когда я встретил вас, моя прежняя жизнь не имеет значения! Я и думать не могу о том, чтобы быть с кем-то, кроме вас, моя госпожа!

— Даже книга не имеет значения?

Гоушен замялся.

— Даже она.

В тот же самый миг прекрасная женщина на глазах у любопытных зевак исчезла, а на её месте оказалась многохвостая лисица. С невиданной прытью метнулась она к дому Гоушена и трижды постучала одним из своих хвостов о деревянную дверь. Дверь загорелась; вспыхнул и весь дом.

— Книга! — завопил Гоушен и бросился в дом. Его пытались удержать — но, как известно, для настойчивого человека нет никаких преград.

Так и сгинул он — в огне. Соседи лишь качали головами. Кто с неодобрением, кто с притворным огорчением.

* * *

Праздник лис продолжался, и лишь А Цинь заметила, что виновница торжества наконец-то здесь. Пусть она была немного встревожена, но прежнее напряжение пропало, и молодая лиса, робко улыбаясь, подошла, наконец, к своей бабушке.

— Дорогая, мы очень рады, что ты вернулась, — улыбнулась А Цинь.

— Я... помогла человеку.

— Хорошо.

— И уничтожила другого человека.

— Прекрасно.

— И вы не будете меня ругать?

— За что?

— Ну... я сбежала со своего праздника.

— Дорогая моя. Сбегать со своего праздника — это тоже в определённом смысле традиция. Я сама её поддержала тысячу лет тому назад.

— Правда?

— Правда, моя прекрасная Хули-цзин.

— И значит, я могу...

— Ты можешь делать всё, что хочешь. В конце концов, ты же лисица!

Хули-цзин улыбнулась и огляделась вокруг.

Заповедный лес озаряли улыбки и оглашал весёлый смех. Солнце клонилось к закату, расправив в небе все свои девять хвостов.

* * *

Молодая луна удивлённо взирала на одинокую могилу в пустом поле. Возле камня с прахом стояли искусно сделанные из бумаги цветы. Такие обычно приносят на могилы предков молодожёны, в дань памяти и признательности. Их ещё не успел растрепать холодный ноябрьский ветер.

Два странных существа сидели на могиле. Сквозь неясный призрак пожилой женщины просвечивали яркие лунные лучи и ложились бледно-синеватыми полосками на морду пожилой лисицы-оборотня.

— Скажи, ты с самого начала знала, что так и будет? — спрашивала пожилая лиса.

Призрачная старушка легко улыбалась ей в ответ.

— Ты же сама прекрасно знаешь, что молодые дети горячи и непослушны. И если им что-то запретить, они обязательно этого добьются.

Лунные блики принялись скакать на лисьем носу, когда пожилая лисица покачала головой.

— В сущности, вы, люди, устроены примерно так же, как и мы, Лисы.

— Все дети одинаковы, дорогая моя, — в такт ей отвечала пожилая женщина.

А молодая луна светила на пустынное поле и недоумевала про себя:

— И когда только эти двое успели подружиться?