Всего лишь маленькая девочка (джен)

Гермиона Грейнджер жила в небольшой, скорее даже маленькой, квартире. Квартира эта была совсем новой и, честно говоря, ещё не слишком обжитой. Цвет обоев, вид из окна, мебель и её расположение — всё ещё являлось непривычным для глаз хозяйки.

Гермиона жила здесь недавно: всего-то три недели. А учитывая, что она немало времени проводила на работе, в Министерстве Магии, то ей ещё долго предстояло привыкать к новому месту.

Да-да, этим холодным октябрьским вечером исполнилось ровно три недели с тех пор, как она сняла эту квартирку при помощи маггловского агентства. Гермиону устраивало всё: расположение, размеры, состояние бытовой техники; не нравились ей лишь цвет обоев, пола, мебели… словом, дизайн помещения, на её взгляд, оставлял желать лучшего.

И вот теперь она сидела за ярко-синим столом посреди винно-красной кухни, пила чай и думала… нет, не о прошедших трёх неделях, а о том, что привыкнуть к таким бурным расцветкам и несочетающимся между собой стилям и фактурам ей не удастся даже за тридцать лет. Неважно, что Гермиона не собиралась проводить здесь столько времени, у неё просто руки чесались что-нибудь изменить, сделать так, чтобы обстановка нравилась ей и радовала глаз. Она же волшебница. Когда придёт время съезжать, можно будет вернуть всё на свои места парой простых заклинаний.

Гермиона допила горячий чай, удивляясь тому, какой он вкусный и ароматный. Давно она не получала столько удовольствия от простой чашечки чая. Поставив упомянутую чашку на блюдце, она несколько раз лениво взмахнула палочкой, и чайная пара мигом очистилась от следов напитка; сухая и чистая посуда полетела, слегка покачиваясь в воздухе, на полку. Выглядело, как колдовство в диснеевском мультфильме. Гермионе нравилось чувствовать свою силу и ловкость, ведь это только в маггловских сказках все волшебники с легкостью совершают любое колдовство, а на самом деле некоторые люди не могут правильно рассчитать свои движения и часто промахиваются, бьют посуду и вообще создают одни неприятности.

Но не Гермиона. Сейчас она была одна (если не считать верного кота Косолапуса, мирно дремавшего в корзинке), и ей не надо было оглядываться, чтобы проверить, нет ли рядом кого-нибудь неловкого, чьё самолюбие могли бы уязвить её умения. Она могла быть самой собой и делать всё, что считает нужным. Это окрыляло.

Гермиона с задумчивой улыбкой огляделась по сторонам и медленно взмахнула палочкой. Красная пластиковая кухня подёрнулась дымкой и светлела до тех пор, пока не превратилась в деревянную. Громоздкая барная стойка исчезла вовсе, вместе с высоким табуретом. Полоска плитки над рабочей поверхностью кухни (ах да, её называют «фартуком»), переливавшаяся оттенками красного и оранжевого, изменилась до бледно-золотистого. Серебристо-серый холодильник, как хамелеон, сменил цвет в тон стене. Синий стол уменьшился вдвое и приобрёл восхитительные оттенки светлого дерева, как и стул, на котором сидела Гермиона. Лампа под потолком, напоминавшая кусок арматуры, долгие годы валявшийся на заброшенной стройке, сжалась до небольшого белого плафона. Тяжёлые алые портьеры с жёлтой бахромой заколыхались, и вскоре от них остался только тоненький полупрозрачный тюль. На пол вместо линолеума, неумело притворявшегося дорогим наборным паркетом, легла светлая крупная плитка.

Гермиона улыбнулась и удовлетворённо вздохнула. Может быть, немодно, неоригинально, но зато в помещении будто стало больше воздуха и света; более того, у неё было такое ощущение, словно только что перестал орать и завывать кошачий концерт — недаром же чересчур яркие цвета зовут «кричащими».

Тишина была великолепна, и Гермиона двинулась вместе с этой тишиной в переднюю, окрасив зелёные стены и чёрный пол в те же кремово-золотистые тона; в ванной она заменила чистейшей белизной парочку ярко-голубых дельфинов, резвящихся среди водорослей возле самого песчаного дна.

Комнату, служившую ей спальней и рабочим кабинетом (гостей она не принимала, поэтому гостиная была не нужна), Гермиона оставила напоследок. Здесь было особенно много работы. Ей почти ничего не нравилось: ни рыхлый оранжевый ковёр на полу, ни коварное кресло-качалка, ни искусственный камин с полками в том месте, где должен гореть огонь, ни полосатые шторы из грубого льна, ни служивший ей постелью диванчик с вычурно изогнутыми ножками и торжественной спинкой, чем-то напоминавший о Версале и Людовике Четырнадцатом. Торжественная спинка этого диванчика прислонялась к обоям, изображавшим старую кирпичную стену, какие бывают где-нибудь на задворках, рядом с мусорными баками. Засыпая возле этой стены, Гермиона чувствовала себя уличной бродяжкой. Впрочем, прямо из кирпичной стены торчали — нет, не ржавые фонари, а изящные бра, украшенные крупными искусственными хрусталями.

Не нравились Гермионе и шкафы с узкими и хлипкими полками, предназначенными для безделушек, а не для книг — и даже не для одежды. Из-за этого книги стояли аккуратными стопками на полу, а одежда так и лежала в саквояже. Единственное, что Гермиону устраивало, это простые стол и стул, две вещи, которые она трансфигурировала сразу, как заселилась. И настольная лампа, взятая ею из родительского дома, такая привычная и знакомая…

Рабочее место было прямо-таки островком покоя в этой ужасной комнате.

Теперь же по помещению словно прошёлся очистительный вихрь. «Кирпичные» обои разгладились и приобрели уже испробованный прежде золотисто-кремовый оттенок, диванчик растерял свою вычурность и превратился в низкую тахту, из камина исчезли полки, и вместо них запылал иллюзорный, но от этого не менее уютный огонь. Полоски со штор исчезли, лён изменил свою фактуру и заструился мягкими складками, деревянные шкафы подставили под ряды книг надёжные, просторные полки, а качалка превратилась в прочно стоящее на ножках ротанговое кресло. В качестве последних штрихов Гермиона избавила бра от хрусталиков и убрала ковёр, обнажив светлый, ровный паркет.

Не хватало ещё каких-то деталей, и вид был не слишком обжитый, но в целом Гермиона была довольна результатом своих трудов. Она с тихим смешком растянулась на тахте и подумала, что уже давно ей не было так легко на душе и так весело.

«С чистого листа» — внезапно подумала она, оглядываясь вокруг и осознавая, что созданный ей интерьер был воплощением её тайных чаяний. Чистый лист — светлый, простой, незапятнанный.

Жизнь не прожить заново, в жизни нет черновиков и чистовиков, но бывает, нам случается поймать тот краткий миг, когда ещё есть силы перевернуть страницу и начать с чистого листа.

Гермиона медленно села на тахте и обхватила колени руками. Да, именно это решение было тем самым, правильным, которому она последует. Ещё будут раздумья и сомнения, но в глубине души она точно знала, что ей необходимо — начать с чистого листа.

И, конечно, это требуется не только ей, но и Рональду Уизли.

Рон всё ещё был её мужем. Официально. Но… не больше.