Часовой (джен)

В скриптории при библиотеке Анклава всегда царил полумрак с редкими островками магического огня: окон в помещении не было, свет здесь нужен был весьма местами только для чтения и письма. Заваленные рукописями шкафы сужали пространство и норовили схлопнуться в воображении на манер движущихся стен-ловушек. Пятеро иструмов в гробовой тишине трудились над переписыванием одного из тринадцати манускриптов Баланса. Поставив жирную кляксу в конце предложения, Флегонт отложил перо к чернильнице и сцепил пальцы, разминая кисти.

Наставника Тифона вызвали в Храм, и минструм был «вынужден» оставить своих учеников ради просящих совета прихожан. Интересно, это и есть предел Часовых — разрешать споры об украденных коровах?

Флегонт в который раз подтянул к носу ворот рясы и принюхался. Ничего, кроме собственного пота. Но казалось, запах голубиного дерьма навсегда въелся в подкорку. «Дерьмо, дерьмо, дерьмо», — эхом принялся повторять мозг. В этом было что-то особенно умиротворяющее, и с каждым разом слово в подсознании обретало всё больше ругательный оттенок.

Сидящий сзади него иструм Абака внезапно отбросил перо и с воплем вцепился в патлы.

— А-а-а! Описался! Я почти закончил страницу!

Смятый листок полетел в никуда. Остальные иструмы опасливо замерли, будто шевелиться сейчас значило навлечь на себя беду.

— Флегонт, это ты во всем виноват! — прошипел Абака.

— Э-э. Я вообще молчал, — мальчик нехотя обернулся.

— Но все мы знаем, о чём ты думаешь! Ты… одним своим присутствием давишь!

— Абака, заткнись, — вмешался иструм Юлий через стол от них, не отвлекаясь от переписывания. Ровные змейки букв Высшего языка складывались в красивые кольца из-под пера. — Ты же знаешь, сейчас начнётся.

— Я вообще не собирался ни о чём говорить, — с видом оскорблённой невинности сказал Флегонт. — Больно надо, одну и ту же песню заводить и слышать всё те же отговорки: магическая машинопись бездушна, а переписывание манускриптов от руки помогает лучше запомнить тексты. Ага. Часовые провели целое исследование того, как работает память. Раздел, существование параллельного мира — это же такая ерунда, не стоит вашего внимания.

Он не понимал, почему все, от иструмов до веструма, принимают учение о нерушимости Раздела как данность и не задают вопросов. Орден Часовых просуществовал двенадцать тысяч с лишним лет для того, чтобы не дать мирам объединиться? Что? И ради этого служители Баланса только и делают, что возятся с древними текстами да с мирянами?

И почему, почему, Баланс всех раздери, мирам нельзя объединяться?

— Отличишься на учёбе — отправят в паломничество нести память о Балансе другим континентам, — благодушно поддержал разговор Юлий, окуная кончик пера в чернила. — Вот и будут тебе приключения. Ты же этого хочешь?

— А ты нет? — окрысился Флегонт. — Сан минструма, книги, книги, книги, толпа прихожан, не способная разобраться в собственной жизни, снова книги. И ради этого мы тут корпеем? Нас же даже не учат анализировать тексты! А память о Балансе, ха, Старк вон обо всём забыл и неплохо ему живётся. Какой в этом всём прок? Зачем Часовые вообще нужны?

— Флегонт, ты живое олицетворение того, что много знать вредно. Если ты ещё и метафоры сам без подсказки разобрать не можешь, так ты ещё больший идиот, чем я думал. Мне стыдно, что мы друзья.

Сзади послышался звук сломанного пера. В ребят полетел очередной испорченный комок бумаги. Слава Балансу, минструм Йерин закупил дешёвой бумаги взамен дорогущему пергаменту, иначе кому-то сегодня бы досталось посохом по хребту.

— Может, вы всё-таки заткнётесь?! Отвлекаете! — рыкнул забытый всеми Абака.

Прежде чем вернуться к тексту, Флегонт зачем-то стрельнул взглядом в сторону выхода. «Веструм говорил, что сегодня будет в Анклаве. Интересно, он уже ушёл? Или я его обогнал?» Их расставание оставило неприятный осадок. Иструм вел себя непозволительно дерзко. Такое поведение было ему свойственным, и обычно он не испытывал мук совести, но в этот раз всё и вправду могло закончится для него не одними только избиениями. Всё-таки перед ним был Глава Ордена, а не рядовой служитель Баланса. И пусть в разговоре не было ни намека на выговор, но казалось совершенно неправильным выглядеть недостойным именно в этих глазах, обрамлённых очками морщин и таких… добрых. «У меня уже мысли перестроились под его речь. Ещё немного — и начнётся веструмизация мозга».

Лежащий перед иструмом второй манускрипт он уже переписывал ранее и даже помнил некоторые отрывки наизусть. Стоило хотя бы в этом признать правоту Юлия: механический метод действительно приводит к заучиванию.

«Раздел призван отделять науку от магии до готовности двух миров объединиться вновь, и потому Баланс строго распределял потоки: информационные — в Старк, магические — в Аркадию. Однако всегда были Путники, не способные примириться с сутью вещей. Они научились ускользать от внимания Стража, они — непослушные дети Баланса, но рождённые с его благословения. Для них поют грубберы, размягчая каменную твердь; для них не смолкают песни банда в туннелях под землёй, для них никогда ни в одном из миров не смолкает музыка, чтобы Скользящие всегда могли выйти на Тропу Песен. И потому настраивай звук, Путник, если ты научишься играть, с Балансом совладать не составит труда ни с какими трудностями», — вывел Флегонт, даже не подглядывая.

Последнее предложение он выписал без знаков препинания, привыкнув расставлять их после. И вот они: одна, вторая... как тут в голову закралась игривая мысль переиначить смысл фразы. Никто же не будет проверять. А затем, спустя лет двести затерявшийся свиток попадет в руки не особо умному искателю древностей, и ошибка укоренится в памяти следующих поколений. Насколько далеко это может зайти? Кончик пера замер в нерешительности, но запятая сорвалась с него нетерпеливой кляксой совсем не там, где планировалось.

Отныне текст гласил: «И потому настраивай звук, Путник, если ты научишься играть с Балансом, совладать не составит труда ни с какими трудностями». Смысл изменился не сильно, и всё же прослеживалось нечто богохульное в самой мысли о заигрывании с Балансом. Тёплое чувство удовлетворения разлилось по телу и заставило хитро усмехнуться.

Когда мерный трубный гул ознаменовал наступление вечера, иструмы чинно отложили перья. Кто-то тут же встал из-за стола, убирая свёрнутую рукопись на полку, кому-то ещё потребовалось время на то, чтобы присыпать невысохшие буквы песком. Но все так или иначе покинули скрипторий, разбежавшись по своим делам. Флегонт пытался слюной смыть чернильные пятна с рук, когда возле него по дороге к выходу остановился Юлий:

— Снова пойдёшь на пристань?

В комнате уже никого не было, кто мог бы их услышать, но в ответ последовал лишь кивок.

— Опоздаешь к вечерне — выгораживать не буду, — без лишних нравоучений напомнил друг.

— Знаю.

Флегонт всегда уходил последним. Ещё раз занюхав рукав, он безрадостно крякнул. Рискованно, но по дороге к пристани лучше всё же забежать в дормиторий за чистой одеждой. «Главное — не столкнуться ни с кем по дороге», — роковая мысль привлекла внимание Баланса и развернула события в своём русле, когда иструм, слетая вниз по винтовой лестнице, столкнулся с веструмом Тобиасом.

— Вот же удивительное совпадение! До этого нам ни разу не представлялось случая поговорить, а сегодня сталкиваемся во второй раз. Впрочем, Баланс любит играть с понятием «судьба». Итак, ты подумал о том, о чём я тебя просил?

За время, что Глава Ордена говорил, Флегонт успел трижды измениться в лице. Испуг вовремя заморозил едва не сорвавшиеся с губ страшные ругательства, и стоило возблагодарить Баланс за страсть минструмов к многоречивости, за счёт которой мальчик успел успокоиться, а затем даже вспылить:

— О чём тут думать? Вы же просто хотите, чтобы я бросил учёбу.

— О, нет, ни в коем случае! — веструм Тобиас, казалось, совершенно искренне ужаснулся. — Я хочу, чтобы ты для себя определил, в чём назначение Баланса. Поверь, с обретением цели обучение перестанет казаться мукой!

— А если я не найду?

— Если ты не найдёшь… Даже в этом есть своё предназначение, мальчик. И мы обязательно поговорим об этом при следующей встрече, а я больше чем уверен, что она непременно состоится. Такая же незапланированная и… судьбоносная.

— Не часто тебя можно увидеть в компании иструмов! Решил побыть воспитателем? — проскрипел кто-то.

Это был голос Хранителя книг Анклава (хотя библиотекарь — он и в Старке будет библиотекарем), минструма Йерина, книголюба до мозга костей, сварливого и в той же степени говорливого старичка, — беспроигрышный шанс слинять. Чем Флегонт и воспользовался, успев лишь обменяться с веструмом прощальными кивками до того, как разговоры захватили Главу.

«Седой как лунь, но какой-то… немудрый. Мнения слишком быстро меняет, — подумал иструм, уносясь как можно дальше. — До чего же странный сегодня день».