Часовой (джен)

Флегонт устал. Под грузом здоровенного мешка с зерном он едва передвигал ноги, а лестница всё никак не кончалась.

Понятно, конечно, что Башня, центральный Храм Баланса, — главная святыня Часовых, но зачем было строить её настолько высокой?

Взор наконец-то перекрыла дверь в голубятню, Флегонт слегка наклонился назад, скидывая с плеч мешок, рукава монашеской рясы поднялись наверх, обнажая татуировки — знак иструма, ученика Баланса. По мере обучения линии будут удлиняться, пока не дойдут до плеч и не сомкнутся на шее — и тогда молодой монах станет полноценным Часовым — минструмом.

Гул от сброшенного наземь груза эхом пронёсся по коридору и, казалось, сотряс землю где-то в Меркурии, жемчужине Северных земель и столице Аиреда. Но Флегонт лишь устало выдохнул, морщась от саднящей боли в спине: его отругали после того, как он тайком пробрался на собрание Совета Аиреда.

— Разве Часовые не настолько важны, чтобы и их приглашали? — хладнокровно спросил иструм, после чего испытал какое-то мазохистическое удовольствие от лицезрения краснеющей хари своего воспитателя, минструма Тифона, и последующих ударов тяжелого посоха по спине.

Совет Аиреда объединял представителей самых многочисленных рас союзных Северных землях и его собрание — важное событие. Но всё это меркло перед тем, что Флегонту удалось там повидать Хастридд Деллейн, самую прекрасную девушку в Меркурии. Миловидное округлое лицо, стройные ножки да и в целом фигура очень даже ничего. Хотя в каком это смысле: ничего? Да не было бы ничего удивительного, если бы о её красоте слагали легенды!

Сорвавшийся с губ вздох потонул в гуляющем сквозняке. В любом случае, Флегонт не знал ни одной истории о юной деве в главной роли, но с малых лет ему рассказывали: когда-то люди владели магией и изучали науку, и их сила была столь велика, что могла двигать звёзды. Человечество опьянело от власти и едва не уничтожило мир, когда двенадцать Часовых и один (и ещё одна девушка) создали Раздел. И с тех пор существуют две Земли: Старк, мир науки, и Аркадия, мир магии. Между ними существует Баланс — нечто среднее между явлением и материей и не лишённое разума. Разошедшиеся по разным мирам, Часовые хранили память о нём тысячелетия, но на вопросы о сущности этого мистического равновесия отвечали: «Он просто есть».

Флегонт задумчиво коснулся голубого пламени свечи. Мальчику Баланс представлялся своего рода заслонкой, не дающей магической энергии просачиваться в Старк, благодаря чему тот и смог преуспеть в технологиях. Волшебство, сосредоточенное в Аркадии, мешало науке, вмешивалось в ход вещей и путало законы природы, из-за чего аркадианские учёные не могли повторить ни одно из своих открытий. Потому в магическом Средневековье всегда с благоговением говорили о Старке, где человек, не обладающий магическим даром от рождения, может разогревать еду без огня или даже летать. Если уж для взрослых это что-то невероятное, что уж говорить о ребёнке, впервые услышавшем о Разделе! Впечатлённый, Флегонт подрос и вступил в Орден Часовых, защитников и почитателей Баланса. Хотелось знать больше. Но… манускрипты скупы на подробности, и Старк так и остался далёким и… сказочным.

А Хастридд была здесь, в этом мире, и из крови и плоти. И всё одно такая недосягаемая! Конечно, дочь Главного Советника Совета Аиреда. Флегонт смеялся своим богохульным мыслям, когда думал о четырнадцатом создателе Раздела, той девушке, что осталась на месте Раздела сторожить и направлять Баланс между двумя мирами, ведь на её месте ему поневоле представлялась Хастридд. Только столь чистое, умное и совершенное создание могло стать Стражем Баланса!

Наконец, Флегонт заполз в голубятню, с трудом протискивая мешок перед собой. Голуби обеспокоенно закурлыкали, предчувствуя трапезу. А в дальнем углу кто-то еле слышно напевал себе под нос.

— Кто здесь? — иструм напрягся, вытянул цыплячью шею, заприметив сгорбленный в три погибели силуэт.

Незнакомец в белом одеянии до пят замолк, выпрямился. По мере того, как фигура росла в высоту и оборачивалась к нему, Флегонт мысленно ругал себя за поспешность: ведь у кого еще татуировки от шеи могут подниматься наверх по лицу и смыкаться на лбу?

— Веструм Тобиас! — ахнул мальчик.

Веструм — высший сан среди служителей Баланса и обозначал Главу Ордена Часовых. Флегонт никогда не встречался с ним вот так близко, лицом к лицу, потому так и остался стоять с открытым ртом, невежливо таращась. Мужчина сорока с чем-то лет, смуглая кожа выдавала выходца с Южных Земель, глубокие морщинки вокруг глаз и губ придавали лицу странную доброту и улыбчивость.

— А, иструм Флегонт, ты принёс зерно. Что ж, оставь его там и можешь идти.

Голос веструма был мягким и глубоким. Наверное, именно его звучание и гипнотизировало, не позволяя двинуться с места. Хотя возможно и другое: парализовало удивление, ведь Глава Ордена помнил имя своего последователя, всего лишь ученика!

Веструм Тобиас отвернулся и продолжил заниматься своими делами. Он как раз заканчивал менять подстилки в гнёздах. Бережно под каждую он подкладывал смесь из полыни, пиретрума и тёртого табачного листа.

— Спасу нет от паразитов, пока в Меркурии стоит жара, — веструм Тобиас снова позволил себе выпрямиться, хрустнув поясницей.

Флегонт неуверенно переминался с ноги на ногу. Конечно, его отпустили и стоило бы бежать вприпрыжку отсюда, но как потом объяснить минструму Тифону, что его освободил от работы в голубятни сам веструм? Прямо так и слышится издевательский смех…

Но куда больше донимало любопытство. Ведь куда чаще Главу Ордена можно было встретить за кафедрой в главной зале или в архивах, закопанным в древних писаниях по самую маковку.

— Ты хочешь о чём-то спросить? — не оборачиваясь, отозвался веструм Тобиас.

— Да! Почему… почему вы… — запинаясь, начал Флегонт, а затем выпалил на одном дыхании: — Почему вы убираетесь в голубятне, если это работа иструмов?

Вопрос заставил Главу Часовых замереть. Он снова выпрямился и надолго уставился в окно — отсюда открывался хороший вид на Хайхолль, западный район Меркурии, где жила Хастридд. Интересно, что она сейчас делает?

— Твой вопрос одновременно прост и сложен, — веструм успел заговорить до того, как Флегонт погрузился в сладостные фантазии. — Веструм — высший чин, но делает ли это его выше остальных? Ведь как гласит манускрипт Сдержанности, один из манустриптов Баланса, жизнь в скромности — это наш ответ на жертву Стража Баланса, что отказался не только от благ мирской жизни, от родных и от близких, но и от собственной души. То малое, что мы можем сделать для его защиты, — очиститься от искушений и такими служить ему. И да сохранит нас Баланс на этом пути.

— Да сохранит нас Баланс, — эхом откликнулся иструм, неприкрыто морщась от разочарования. — То есть, мы сможем больше не сдерживать себя, когда Авангард объединит миры и Раздел исчезнет?

Стоило последнему слову сорваться с уст, как Флегонт понял, что и кому он говорит, и в очередной раз проклял себя за длинный язык. Часовые — хранители Баланса, но их учение не менялось тысячелетия! Оно гласит, что Раздел нерушим. Неудивительно, что появился Авангард, организация, утверждающая строго противоположенное: двенадцать тысяч с лишним лет — огромный срок, чтобы вновь задуматься об объединении миров и вернуть всё как было раньше.

К удивлению мальчика, веструм Тобиас никак не среагировал, продолжая возиться с голубями как ни в чём не бывало.

— Ты знаешь, что это за птицы, иструм Флегонт?

— Голуби, веструм, — голос поневоле дрогнул от сдерживаемого раздражения. Вопрос казался глупым, всё равно, что указать на камень и спросить, что это такое. — Columba livia. У нас такие не водятся, этот вид привезли путешественники из Старка. Известно, что там они распространены в городах, часто собираются в стаи возле таких… лавочек с уличной едой, — он помолчал, а потом заговорщицким тоном закончил: — Эти птицы могут даже вырвать хлеб из рук!

Веструм рассмеялся, от чего у Флегонта отлегло от сердца: значит, по спине бить не будут. Пока.

— Не удивлюсь, если однажды в одной из версий ваших баек эти птицы будут поедать людей живьём, — смахивая выступившую слезу, едва выговорил Глава Часовых. — Но это хорошо. Вы, молодые, любите такие истории, и только так и никак иначе мы, старики, может донести до вас истину. Но ты не совсем прав. Да, голубей действительно завезли к нам из Старка, но с тех пор мы изучали этот вид, скрещивали его с подходящими особями из Аркадии и наблюдали. Теперь это уже не простая птица, это так называемый Columba Sensitivo Pinnis.

— Голубь чувствительно-пёрый? — с сомнением перевел Флегонт.

— Ну, название пока официально не утверждено, зато подтверждены свойства этой удивительной птицы. Ведь они могут настолько точно предсказывать погоду, что никакие амулеты им и в подмётки не годятся! Важно лишь понимать их язык. Видишь вот ту, на жёрдочке слева, — веструм Тобиас указал рукой на надувшуюся от собственной важности пташку с взъерошенными перьями. — Я наблюдаю за ней уже несколько дней, и всё её поведение указывает на то, что ровно через десять дней в Меркурию придёт страшный шторм. Остальные птицы пока не настолько хороши, но они подтверждают мои догадки.

Флегонт всё с большим скептицизмом смотрел в бусинки близ сидящего голубя. Старики иногда и правда такие чудаки.

— Но какой птицам в этом прок? Им всё равно клевать червей, солнце на дворе или дождь. Нужно только успеть улететь до зимы, но голуби неперелётные.

— Ты прав, — веструм Тобиас заметно одёрнул себя, сбавляя в тоне обороты увлечённости. — Но ведь и способности выведены искусственно, для человеческих потребностей и… прихотей. И кто его знает, насколько велика чувствительность этих маленьких созданий? Возможно, когда-нибудь они смогут… преодолеть Раздел?

— Но это же невозможно! — фыркнул мальчик. Он уже оставил такие мечты в детстве. — Преодолеть Раздел и переместиться между мирами могут только избранники Баланса, наделённые особым даром.

— Когда-то и создание Раздела казалось невозможным.

Слова отозвались в мальчике сильнее, чем нравоучительные удары минструма Тифона. Закрадывалось подозрение, что веструм Тобиас умеет читать мысли. Ведь и вправду, почему никто никогда не говорит о том, насколько это сложно: разделить мир на два? В прошлом жили великие люди.

— Человек ставит себе невыполнимые цели и достигает их, — продолжал веструм Тобиас, пряча руки в широких рукавах. — Чем выше и сложнее цель, тем сложнее её достичь, но это не значит, что никто не попытается.

— Как Авангард? Авангард же хочет уничтожить Раздел и вернуть всё как было! — торжественно возопил Флегонт, желание подловить старика пересилило и заставило забыть о всяких приличиях. — Но почему-то вы не поддерживаете их. Скорее всего потому что после этого Часовые станут никому не нужны. И птицы ваши… тоже.

— Верно, мальчик.

Веструм Тобиас сделал несколько шагов в сторону выхода. Флегонт поразился, насколько Глава Часовых высок, и втянул голову в плечи, чувствуя себя как никогда маленьким, мельче новорождённого птенца.

— Этот мир меняется и всегда будет меняться. Баланс, Страж, Раздел — всё это не будет существовать вечно, и мы, Часовые, это понимаем и принимаем. Но можешь ли ты быть уверен в чистоте помыслов, которыми руководствуется Авангард? Способен ли ты, иструм Флегонт, отделить зёрна от плевел?

Веструм прошёл мимо, оставив мальчика обливаться холодным потом. Уже некоторое время подтачивающий червячком, пришёл ужас от осознания невесть откуда-то взявшейся смелости, которую давно уже должен был выбить посох Тифона. Но, видно, попытки привить иструмам послушание не столько не действовали на Флегонта, сколько не научили продумывать последствия наперёд. А ещё сбивала с толку эта магическая безусловная доброта веструма, она внушала, будто ему, ученику, всё можно. Кто же думал, что это может быть всего лишь иллюзия?

— Прошу меня извинить, но птицы говорят, что в Меркурии сегодня на редкость хорошая погода. Осталось слишком мало таких приятных дней, чтобы я и дальше откладывал свой поход в Анклав. А тебе, — веструм Тобиас обернулся на прощание, Флегонт одним вихрастым затылком почувствовал пристальный, внезапно строгий взгляд. — Тебе стоит о многим подумать за работой. Жизнь минструма сытна и спокойна, но ноша тяжела, и не каждый способен нести её. У меня нет для тебя совета, как определить свою предназначенность Балансу, но я думаю, ты сам должен ответить на вопрос, что для тебя ценно.

— Я не понимаю, о чём вы, я… — залепетал Флегонт.

— Авангард, мальчик, обещает технологии Старка простым людям. Тем, кто работает кузнецом или цирюльником, кто наслаждается морским бризом или разреженностью Облачного пике, кто любит, любит свой народ, родителей, женщину, — (Флегонт покраснел). — В мире столько всего куда интереснее Раздела и Баланса двух миров. Я могу понять людей, прельстившихся идеями Авангарда. Но я не потерплю измены в собственном доме.

Глава Часовых ушёл, оставив иструма наедине с пустыми кормушками. Проголодавшиеся птицы нетерпеливо хлопали крыльями над головой, а его руки, наполненные зерном, так и дрожали, ведь веструм озвучит мысли, которые Флегонт никогда не додумывал сам про себя.

Columba Sensitivo Pinnis воистину великолепные создания! Не такие удивительные, как прыгучие грязнухи, но не о том речь. Они ведь оказались правы, снаружи действительно припекало солнце и на язык так и напрашивалось нечто поэтичное, на вроде «всё изнывало от жары». Но манускрипты Баланса не обучали Тобиаса изящной словесности, а слышное аж с торговой площади зазывное: «Ка-а-арты!» — Карека, одного знакомого торговца, никак не коррелировало с изныванием.

Веструм ненадолго застыл на каменной мостовой у входа в Башню Часовых, прикрывая от яркого света привыкшие к полутьме глаза. Зрение и так уже ослабло в силу возраста, и постоянное чтение при свечах когда-нибудь аукнется, превратив Главу Ордена в одного из банда, разумных кротов из леса Ривервуд.

Но это всё были отвлечённые мысли-ловушки, отвлекающие от главного: дикого желания пройти к Анклаву в обход тихими тропками, что, увы, шло в разрез с программой сегодняшнего дня. По завершению каждого собрания Совета Аиреда необходимо заново собирать актуальную информацию, а лучшего места, чем рынок, для её добычи не найти. Да и доверять эту задачу никому, кроме самого себя, Тобиас не хотел.

Шум с торговой площади усиливался по мере того, как веструм приближался, отмеривая посохом каждый шаг; цветастые тенты, натянутые по верхам прилавков, могли укрыть от солнца, но не справлялись со звуковыми волнами торговцев, больше всего на свете желающих продать свой товар втридорога. Танцовщица всё также, как и в любой другой день, отплясывала на своей сцене, единственно, её движения были куда более замедленные и ленивые, чем обычно. Разговоры переплетались, перекликались с торгом в общей суматохе, и приходилось внимательно прислушиваться, отсеивая ненужное.

— Свежая рыба! Только что из моря!

— Ка-а-арты! От Корасана до Приграничных гор! Самые свежие карты!

— Авангард дело говорит. Какое простым людям дело до всяких традиций? Страж, Раздел, Баланс — всё это сказки, пусть этим Часовые занимаются! Зачем это смешивать, когда речь идёт о благополучии города?

— Да что ты можешь об этом знать, если клумбу во дворе постричь не можешь?

— Причем тут клумба, я о благополучии города тебе толкую! Разве плохо, если мы начнём лечиться действенными средствами, как в Старке, а не настоем подорожника с мышиным дерьмом?

— За сколько-сколько ты собираешься это продать?!

— Ка-а-арты!

— Я не знаю, что и думать! Авангард, конечно, обещает принести с объединением миров технологии… Представляете, убрать дом быстрее, чем зелени с грядки нарвать! И всё с помощью одной единственной коробки!

— Такие вещи можно и у колдунов прикупить… Правда, такие штуки в седьмую луну второго месяца норовят проклясть до шестого колена. Магия!

— Куда больше меня смущает выходка тиренов перед Советом Аиреда… Как пить дать до войны дойдёт. И не спасёт никакой Авангард. Скорее, только этого он и добивается!

— Пряности миссис Муллинс! Единственное место, где вы можете купить пряности миссис Муллинс!

— Ка-а-арты! Тьфу, сказал же, нету ещё у меня вашего заказа. Солнечные всадники, знаете ли, не рисуют карты, как сынок моего соседа срамные картинки на Южных Воротах, им нужно время! Вре-е-емя!

— Да ты издеваешься, мешок ты с…

— Па-а-апрошу-ка не выражаться!

Разнородное эхо голосов стало тише, Тобиас словно бы вернулся в своё тело после непродолжительного путешествия в астрал. Первым делом в глаза попалась какая-то невразумительная конструкция из колёс и изогнутых железных палок, валяющаяся неподалёку. Только потом с редким неудовольствием веструм обратил внимание на владельца этого мусора, шатающегося и как всегда не вяжущего лыка Брайана Вестхауза.

— Карек, морда ты торгашеская, не ты ли говорил, что на этой неделе карта будет готова? — (даже не подходя ближе, Тобиас с неприязнью чувствовал, как его обдало запахом спирта). — Не ты ли обещал скидку за ожидание? А теперь ты предлагаешь мне подождать да ещё и цену вдвое поднимаешь!

— Да какая вам разница, когда будет готова ваша карта? Можно подумать, вы собираетесь путешествовать дальше своего нужника! — Карек, единственный торговец картами в Меркурии, никогда не отличался терпением по отношению к покупателям. Перед долгой дорогой путешественникам больше не у кого было закупаться. (Да, есть ещё Гильдия туризма, но она отвечает лишь за сам город, игнорируя всё за его пределами).

— Но до тебя же я дошёл? И без карты я не уйду!

— Ну уж нет, уважаемый, вам придётся ждать, как и всем остальным, так что попрошу занять очередь и не мешать честным людям продавать и покупать. Хм… Так и быть, оформлю доставку бесплатно. Курьер принесёт заказ на днях к самому вашему порогу, а до тех пор прошу у меня перед прилавком не появляться!

— Разве ты не услышал, что карта нужна мне сейчас? — переменившись, приглушённо проговорил Брайан.

События следующих минут развивались стремительно. Он внезапно перестал раскачиваться и выбросил вперёд руку. За его спиной ничего толком не получалось разглядеть, но отчётливо был слышен сдавленный хрип Карека. Тобиас даже не сразу понял, что происходит, ведь продавец карт обладал не только лужёной глоткой, но и весьма немалыми формами, чтобы его вот так просто душили посреди оживлённой площади да ещё и какой-то забулдыга.

Но в следующий миг Тобиас материализовался рядом. Завёрнутое кольцом оголовье посоха коснулось лба Брайана.

— Именем Баланса, отпусти его, — прошептал веструм магическим образом, дерево затрещало под пальцами, пропуская сквозь себя магическую энергию.

Только сейчас он с ужасом заметил, насколько до неузнаваемости исказилось лицо Вестхауза: рот перекошен в злобной усмешке, вены возле глаз вздулись и почернели, а взгляд... Глаза потемнели, лишившись белка, и в них не было мира, покоя, сна.

— Нет живых и мёртвых, что способны меня остановить, — от этих вибраций, тона, самих слов, становилось неуютно и... страшно. Будто наяву, проявился забытый кошмар: Меркурия в дыму, не войны, но странных изобретений, облепивших город на каждом углу и высасывающих из него жизнь. — Ты, Часовой, ещё пребываешь в сладком сне своей религии. Но твой срок на исходе, и когда Башни не станет, всё будет кончено, и последняя колыбель будет разрушена.

Всё от кисти до плеча свело судорогой, пришлось перехватить древко второй рукой. Видение никуда не исчезло. Взор блуждал, привычно пытаясь отыскать знакомый ориентир, но... на месте Храма Баланса ничего не было.

— Каун та'ен мент, — прошептал Тобиас.

Кольцо посоха сверкнуло символом Баланса. Брайан закатил глаза и обмяк, опасно пошатнулся и отступил от прилавка на несколько шагов назад, отпустив Карека. Тот согнулся пополам, закашлялся и тут же раздался отборной бранью. Казалось, что окружающий их невидимый звуконепроницаемый пузырь лопнул, и всё вокруг снова заполнилось звуками рынка, некоторые прохожие даже обернулись на шум. Из-за соседней лавочки высунулась бледная физиономия напёрсточника:

— Всё... всё уже закончилось?

Брайан неверяще уставился на свои ладони.

— И чего я вспылил? — он помотал головой. — Говорите, курьер принесёт?

— Я тебе тут... кхе-кхе... совсем другое... кхе... говорю про твою... кхе-кхе-кхе... родню и...

Карек выпрямился и зло стукнул кулаками по деревянной тумбе, теперь уже его лицо было покрыто красными пятнами от гнева; однако, прерываемые кашлем причитания так и остались без ответа. Брайан поднял с земли странный агрегат из колес и повёл рядом с собой, будто металлического пони. Сопровождаемое тихим лязганьем, донеслось тонущее в базарных разговорах бормотание:

— Ну, добро. Подожду. Мне в любом случае некуда торопиться, только с своему односолодовому... А сегодня, есть у меня ощущение в голове, мне точно лучше выпить...

— Вот же... кхе-кхе-кхе... сын... Спасибо тебе, Тобиас, было бы неприятно вот так вот встретить свой конец!

— Как жаль! — напёрсточник вновь встрял со своим писком. — Так и знай, что если бы не уважаемый веструм, я бы и на помощь никого не позвал! И сказал бы, что так и было!

— И часто с ним такое? — обеспокоенно спросил Тобиас, успевая перехватить внимание Карека до того, как он сцепится языками со своим неприятелем-соседом по торговле.

— Да... не то что бы, — продавец карт верно разгадал, что речь о Брайане, и серьёзно задумался. — Помнится, он жаловался на голоса в голове, но всегда говорил, мол, что это, как он выражается, «белочка» к нему приходит. Но так, чтобы на людей кидаться, — такого ещё не было никогда. А уж хватка у него! Не думал, что на такое способен.

— И вправду. На такое он не может быть способен.

По долгу службы веструм знал о разных магических вмешательствах, но впервые встречался с чем-то столь могучему по присутствию. Смущало всё, особенно выплюнутые на манер пророчества фразы.

Ты, Часовой, ещё пребываешь в сладком сне своей религии. Но твой срок на исходе, и когда Башни не станет, всё будет кончено, и последняя колыбель будет разрушена.

Тобиаса не пугали угрозы его жизни. Но Башня, их центральный Храм, она должна, она способна выстоять любые войны. Но внезапно обнаружившаяся в Брайане сила будто с насмешкой намекала: если пропивший весь разум забулдыга может так измениться, то в этом мире возможно всё.

— Я, конечно, благодарен тебе, Тобиас, но не мог бы ты не загораживать моему прилавку солнце, я и так немало покупателей потерял благодаря этому придурку, — Карек навалился тучным телом на тумбу, используя один из своих товаров в качестве веера.

— Правильно, Тобиас, отойди, чтоб у него карты на солнце выгорели! — напомнил о себе напёрсточник.

В этот раз назревающую ссору остановил подоспевший за заказами курьер, юркий синекожий мальчишка-долмари выскочил из ниоткуда, схватил пергамент с именами клиентов и также быстро испарился.

— Не хотите забрать мальчишку себе? Вы же любите подбирать... юродивых. Курьер из него всё равно прескверный! — Карека всего передёрнуло. — А я всегда говорил, что негоже доверять долмари человеческую работу!

Веструм добродушно улыбнулся. Он уже начал понимать, что ничего нового и полезного здесь не услышит: ни из разговоров покупателей, ни от, упаси Баланс, такого не в меру болтливого собеседника, всё одно не умеющего держаться в рамках темы дольше минуты.

— С твоего позволения, откажусь. Нам бы для начала справиться с теми, что уже с нами. Юные новиции в наше время излишне своенравны.

— Что, не понимают важность Часовых? — хохотнул Карек и, поймав на себе удивлённый взгляд, возопил: — У вас эта проблема из поколения в поколение тянется, чего ты так таращишься. А уж теперь, когда Авангард тут распространяет свои идеи, сам Баланс велел сомневаться! Ну, и кто этот догадливый молодой человек?

— Не думаю, что имя иструма Флегонта тебе о чём-нибудь говорит, — оскорблённо заметил Тобиас, но продавец карт вновь его удивил своим одобрительным «А-а-а, этот!». — Ты его знаешь?

— Выходцы с пре-меркурианских ферм все друг друга знают, поимённо! Тем более что парнишка до того, как вы его подобрали, был с характером, немало ребятни перегрыз... Нет, то были не игры в вампиров, не подумай, но у его матери с хозяйством не складывалось, посевы не всходили, еды никогда не было, а соседние мальчишки вечно его задирали. Впрочем, родительница тоже немало тараканов передала и, коль не было нормального обеда, кормила духовной пищей да байками о Балансе! Вот он и пошёл в иструмы вприпрыжку. Впрочем, не думаю, что это худо для него обернулось. Видел его недавно, хотя бы щеки появились.

— Не думаю, что служить Балансу — его призвание, — с тоской заметил Тобиас.

— Ради Баланса, безымянной Богини, всех частей тела Мо-Джаала и скелета священной крысы, что пытался мне втюхать по дурости один шарлатан, чтоб ему пусто было, — Карек выпалил всё это на одном дыхании, без запинки и не давая ни единого шанса себя перебить. — Тобиас, я тебя уважаю и всё такое — продолжи сам в зависимости от чувства собственной значимости, я жопу лизать не стану, — но ты же понимаешь, что предъявляешь претензию о недостатке веры ребёнку, в жизни которого самое важное урвать окорок пожирнее да впервые полапать бабу! И чему вы удивляетесь, когда пытаетесь впаривать ему бредни двенадцатитысячной давности? Что он проникнется, и его накроет озарение? Да я сам в его возрасте таким и был, потому и смотался из вашей славной шайки иструмов, но у меня... хм... была другая ситуация.

Он как-то очень быстро сдулся в своей говорливости, когда монолог нежданно-негаданно привел его к вопросу прошлого. О делах бурной молодости Карек предпочитал помалкивать.

— А я говорил, говорил, что он из Часовых! Эй, ты, двуликая лошадиная морда, и что ты там говорил за Авангард?..

— Что я там говорил? — мгновенно загромыхал Карек. — Вот ты и расскажи мне, что я там говорил, выкидыш ривервудских кровососов, чтоб тебе икалось от солнечного света, а прежде — свербило от кровавого поноса?!

Веструм Тобиас ушёл не попрощавшись. Обмен оскорблениями двух непримиримых врагов-торговцев ещё долго разносился за его спиной, первым стих напёрсточник, а сильно погодя и продавец карт. Всё-таки лужёная глотка у этого Карека...

В скриптории при библиотеке Анклава всегда царил полумрак с редкими островками магического огня: окон в помещении не было, свет здесь нужен был весьма местами только для чтения и письма. Заваленные рукописями шкафы сужали пространство и норовили схлопнуться в воображении на манер движущихся стен-ловушек. Пятеро иструмов в гробовой тишине трудились над переписыванием одного из тринадцати манускриптов Баланса. Поставив жирную кляксу в конце предложения, Флегонт отложил перо к чернильнице и сцепил пальцы, разминая кисти.

Наставника Тифона вызвали в Храм, и минструм был «вынужден» оставить своих учеников ради просящих совета прихожан. Интересно, это и есть предел Часовых — разрешать споры об украденных коровах?

Флегонт в который раз подтянул к носу ворот рясы и принюхался. Ничего, кроме собственного пота. Но казалось, запах голубиного дерьма навсегда въелся в подкорку. «Дерьмо, дерьмо, дерьмо», — эхом принялся повторять мозг. В этом было что-то особенно умиротворяющее, и с каждым разом слово в подсознании обретало всё больше ругательный оттенок.

Сидящий сзади него иструм Абака внезапно отбросил перо и с воплем вцепился в патлы.

— А-а-а! Описался! Я почти закончил страницу!

Смятый листок полетел в никуда. Остальные иструмы опасливо замерли, будто шевелиться сейчас значило навлечь на себя беду.

— Флегонт, это ты во всем виноват! — прошипел Абака.

— Э-э. Я вообще молчал, — мальчик нехотя обернулся.

— Но все мы знаем, о чём ты думаешь! Ты… одним своим присутствием давишь!

— Абака, заткнись, — вмешался иструм Юлий через стол от них, не отвлекаясь от переписывания. Ровные змейки букв Высшего языка складывались в красивые кольца из-под пера. — Ты же знаешь, сейчас начнётся.

— Я вообще не собирался ни о чём говорить, — с видом оскорблённой невинности сказал Флегонт. — Больно надо, одну и ту же песню заводить и слышать всё те же отговорки: магическая машинопись бездушна, а переписывание манускриптов от руки помогает лучше запомнить тексты. Ага. Часовые провели целое исследование того, как работает память. Раздел, существование параллельного мира — это же такая ерунда, не стоит вашего внимания.

Он не понимал, почему все, от иструмов до веструма, принимают учение о нерушимости Раздела как данность и не задают вопросов. Орден Часовых просуществовал двенадцать тысяч с лишним лет для того, чтобы не дать мирам объединиться? Что? И ради этого служители Баланса только и делают, что возятся с древними текстами да с мирянами?

И почему, почему, Баланс всех раздери, мирам нельзя объединяться?

— Отличишься на учёбе — отправят в паломничество нести память о Балансе другим континентам, — благодушно поддержал разговор Юлий, окуная кончик пера в чернила. — Вот и будут тебе приключения. Ты же этого хочешь?

— А ты нет? — окрысился Флегонт. — Сан минструма, книги, книги, книги, толпа прихожан, не способная разобраться в собственной жизни, снова книги. И ради этого мы тут корпеем? Нас же даже не учат анализировать тексты! А память о Балансе, ха, Старк вон обо всём забыл и неплохо ему живётся. Какой в этом всём прок? Зачем Часовые вообще нужны?

— Флегонт, ты живое олицетворение того, что много знать вредно. Если ты ещё и метафоры сам без подсказки разобрать не можешь, так ты ещё больший идиот, чем я думал. Мне стыдно, что мы друзья.

Сзади послышался звук сломанного пера. В ребят полетел очередной испорченный комок бумаги. Слава Балансу, минструм Йерин закупил дешёвой бумаги взамен дорогущему пергаменту, иначе кому-то сегодня бы досталось посохом по хребту.

— Может, вы всё-таки заткнётесь?! Отвлекаете! — рыкнул забытый всеми Абака.

Прежде чем вернуться к тексту, Флегонт зачем-то стрельнул взглядом в сторону выхода. «Веструм говорил, что сегодня будет в Анклаве. Интересно, он уже ушёл? Или я его обогнал?» Их расставание оставило неприятный осадок. Иструм вел себя непозволительно дерзко. Такое поведение было ему свойственным, и обычно он не испытывал мук совести, но в этот раз всё и вправду могло закончится для него не одними только избиениями. Всё-таки перед ним был Глава Ордена, а не рядовой служитель Баланса. И пусть в разговоре не было ни намека на выговор, но казалось совершенно неправильным выглядеть недостойным именно в этих глазах, обрамлённых очками морщин и таких… добрых. «У меня уже мысли перестроились под его речь. Ещё немного — и начнётся веструмизация мозга».

Лежащий перед иструмом второй манускрипт он уже переписывал ранее и даже помнил некоторые отрывки наизусть. Стоило хотя бы в этом признать правоту Юлия: механический метод действительно приводит к заучиванию.

«Раздел призван отделять науку от магии до готовности двух миров объединиться вновь, и потому Баланс строго распределял потоки: информационные — в Старк, магические — в Аркадию. Однако всегда были Путники, не способные примириться с сутью вещей. Они научились ускользать от внимания Стража, они — непослушные дети Баланса, но рождённые с его благословения. Для них поют грубберы, размягчая каменную твердь; для них не смолкают песни банда в туннелях под землёй, для них никогда ни в одном из миров не смолкает музыка, чтобы Скользящие всегда могли выйти на Тропу Песен. И потому настраивай звук, Путник, если ты научишься играть, с Балансом совладать не составит труда ни с какими трудностями», — вывел Флегонт, даже не подглядывая.

Последнее предложение он выписал без знаков препинания, привыкнув расставлять их после. И вот они: одна, вторая... как тут в голову закралась игривая мысль переиначить смысл фразы. Никто же не будет проверять. А затем, спустя лет двести затерявшийся свиток попадет в руки не особо умному искателю древностей, и ошибка укоренится в памяти следующих поколений. Насколько далеко это может зайти? Кончик пера замер в нерешительности, но запятая сорвалась с него нетерпеливой кляксой совсем не там, где планировалось.

Отныне текст гласил: «И потому настраивай звук, Путник, если ты научишься играть с Балансом, совладать не составит труда ни с какими трудностями». Смысл изменился не сильно, и всё же прослеживалось нечто богохульное в самой мысли о заигрывании с Балансом. Тёплое чувство удовлетворения разлилось по телу и заставило хитро усмехнуться.

Когда мерный трубный гул ознаменовал наступление вечера, иструмы чинно отложили перья. Кто-то тут же встал из-за стола, убирая свёрнутую рукопись на полку, кому-то ещё потребовалось время на то, чтобы присыпать невысохшие буквы песком. Но все так или иначе покинули скрипторий, разбежавшись по своим делам. Флегонт пытался слюной смыть чернильные пятна с рук, когда возле него по дороге к выходу остановился Юлий:

— Снова пойдёшь на пристань?

В комнате уже никого не было, кто мог бы их услышать, но в ответ последовал лишь кивок.

— Опоздаешь к вечерне — выгораживать не буду, — без лишних нравоучений напомнил друг.

— Знаю.

Флегонт всегда уходил последним. Ещё раз занюхав рукав, он безрадостно крякнул. Рискованно, но по дороге к пристани лучше всё же забежать в дормиторий за чистой одеждой. «Главное — не столкнуться ни с кем по дороге», — роковая мысль привлекла внимание Баланса и развернула события в своём русле, когда иструм, слетая вниз по винтовой лестнице, столкнулся с веструмом Тобиасом.

— Вот же удивительное совпадение! До этого нам ни разу не представлялось случая поговорить, а сегодня сталкиваемся во второй раз. Впрочем, Баланс любит играть с понятием «судьба». Итак, ты подумал о том, о чём я тебя просил?

За время, что Глава Ордена говорил, Флегонт успел трижды измениться в лице. Испуг вовремя заморозил едва не сорвавшиеся с губ страшные ругательства, и стоило возблагодарить Баланс за страсть минструмов к многоречивости, за счёт которой мальчик успел успокоиться, а затем даже вспылить:

— О чём тут думать? Вы же просто хотите, чтобы я бросил учёбу.

— О, нет, ни в коем случае! — веструм Тобиас, казалось, совершенно искренне ужаснулся. — Я хочу, чтобы ты для себя определил, в чём назначение Баланса. Поверь, с обретением цели обучение перестанет казаться мукой!

— А если я не найду?

— Если ты не найдёшь… Даже в этом есть своё предназначение, мальчик. И мы обязательно поговорим об этом при следующей встрече, а я больше чем уверен, что она непременно состоится. Такая же незапланированная и… судьбоносная.

— Не часто тебя можно увидеть в компании иструмов! Решил побыть воспитателем? — проскрипел кто-то.

Это был голос Хранителя книг Анклава (хотя библиотекарь — он и в Старке будет библиотекарем), минструма Йерина, книголюба до мозга костей, сварливого и в той же степени говорливого старичка, — беспроигрышный шанс слинять. Чем Флегонт и воспользовался, успев лишь обменяться с веструмом прощальными кивками до того, как разговоры захватили Главу.

«Седой как лунь, но какой-то… немудрый. Мнения слишком быстро меняет, — подумал иструм, уносясь как можно дальше. — До чего же странный сегодня день».

Веструм Тобиас удовлетворительно кивнул, глядя на расплывающиеся цифры счётной книги. Впрочем, плановую проверку можно было и не проводить, во всём, что касалось финансов (и литературы, конечно) минструму Йерину он доверял больше, чем себе.

— Как видишь, долгов за Анклавом нет, — Хранитель книг убрал документы в свои закрома, отделённые от общих полок. — В этом году всё неплохо по пожертвованиям, закупка бумаги помогла существенно сэкономить расходы, но, с вашего позволения, я скучаю по старому доброму пергаменту из кожи акети… Есть что-то магическое в его шершавости.

Йерин не переставал говорить, а иструм Флегонт не выходил у Тобиаса из головы, ибо слабо верилось, что мальчик уже второй раз попадается ему на глаза случайно. Совпадений не существует, есть лишь воля Баланса, и, если в душе новиция поселились сомнения и глупость, значит, их необходимо было усмирить и уравновесить уверенностью и мудростью. Сквозь поток навязанной субъективности Кареку удалось-таки донести довольно простую мысль: молодым свойственно ошибаться. И потому веструм, изначально посчитавший Флегонта недостойным, решил понаблюдать за ним и по возможности направить.

— Ты вообще меня слушаешь? — брюзгливо напомнил о себе минструм Йерин, откинув церемониальные обращения. — Не могу же я в самом деле торчать здесь с тобой целый день! Мне сегодня ещё перебирать все книги на букву «С». Малышки изрядно запылились, хочу перепроверить, все ли на месте… Да и заклятие от отсырения стоит обновить, влажность крайне губительна для книг.

Тобиас очнулся от мыслей в атриуме, в большом круглом зале библиотеки Анклава. Изначально помещение не планировалось под хранилище, на что намекает огромный бассейн в центральной части, однако в какой-то момент книг стало настолько много, что они просто «перетекли» и сюда.

— Прости меня, минструм Йерин, — Тобиас виновато склонил белую от седин голову. — Но меня не оставляет мысль о том, насколько глубоко язва Авангарда поразила наш город. Если даже новиции склоняются к мысли, что удел Часовых — сгинуть в безвестности и уступить место для новых веяний… — веструм повернулся к полкам и поднял голову, задумчиво блуждая взглядом по корешкам книг. С тоскливым вздохом он продолжил: — Авангард благоустраивает жизнь с расчётом на здесь и сейчас. Это удивительным образом перекликается с молодостью, с жаждою всего и сразу. Детям невдомёк, что чтобы пронести Баланс сквозь двенадцать тысяч двести лет, нужно работать, нужно строить. А Авангард строить не умеет, только рушить.

— Дети Баланса не должны быть сторонниками разрушений, — согласно кивнул библиотекарь. — Наши иструмы уже успели познать лишение и горе, они без того оставленные всеми забытые создания. И потому, Тобиас, я скажу тебе: не стоит брать пример с Тифона, не будь ты таким упрямым ослом! — он старчески ойкнул, осознавая, что позволил себе лишнего. — Понимаю, что могу звучать несколько грубо, ведь ты уже давно веструм, постоянно об этом забываю, садовая моя голова! Зато я прекрасно помню, как ты ел за двух ишаков и всех иструмов, — Йерин засмеялся, и, замечая краем глаза его искреннее веселье, Тобиас не смог скрыть улыбки. — Да, то были славные времена. И потому, в память о том, кто ты есть, не отказывай нуждающемуся в напутственном слове, ведь даже древнее пророчество венаров гласит (а ты и без меня должен знать его на зубок): спаситель, что однажды убережёт Баланс от гибели, затем и разрушит его, ибо такова сущность вещей. Как спасение и разрушение — чаши всё тех же весов Баланса, так и сомнение детей — обычное явление, оно необходимо, чтобы привести их в вере. Будь к ним снисходителен.

Веструм не прекращал улыбаться полному собранию сочинений ирхадской колдуньи и поэтессы. Было что-то ностальгическое в том, как минструм отчитал Тобиаса, несмотря на то, что они плюс-минус ровесники. Конечно, официально культура Часовых не приветствовала подобное панибратство, однако нынешнего Главу это нисколько не смущало. Нет ничего обидного в том, чтобы иногда отбросить маску уважаемого человека и предаться воспоминаниям о давних годах ученичества. Или услышать, что взаправду думают люди. Баланс любит честность.

— Я сделаю всё, что в моих силах, минструм Йерин, — Тобиас с благодарностью кивнул. Он был рад, что хоть кто-то подтвердил его выводы и даже по-своему благословил на вмешательство. — Этот случай и вправду не стоит оставлять на Тифона. Доверившись милости Баланса, в этих стенах дети должны быть уверены, что не брошены на произвол судьбы. Однако, мы должны понимать, что их неуверенность — лишь следствие. Корень проблемы — в Авангарде, вот с чего необходимо начинать.

— Я не думаю, что мы можем что-то сделать. По крайней мере, сами мы точно не справимся, — по ходу разговора минструм Йерин выкладывал на стол стопку книг, сверял название каждой со своей картотекой, после чего пролистывал и, вырисовывая пальцем орнамент, накладывал, наконец, заклятие. — Авангард можно остановить, только разрушив его планы. Так, а куда, Баланс его раздери, подевалось «Серебряное копьё Горимона»? Ах, чего это я, вот же оно, под «Секретами вампирского бессмертия»…

Безмятежность и даже своего рода легкомыслие библиотекаря обычно действовало успокаивающе. Но сегодня веструм был чересчур взволнован, чтобы поддаться этому чарующему сну, уже слишком много намёков наводили на мысли об угрозе Ордену. Перед внутренним взором вновь возникло не своё лицо Брайана Вестхауза с чёрным нечто, скрытым внутри него.

— Минструм Йерин, — мягко позвал его Тобиас, стараясь скрыть волнение. — Ты прав, мы не способны спасти весь мир, но… мы должны защитить Храм Баланса. Авангард пока не решил, что для него важнее: торговые связи Меркурии (и поэтому он ведёт пропаганду для захвата города изнутри) или военная мощь тиренов, ради союза с которыми эту самую Меркурию скорее всего придётся отдать на растерзание. И до тех пор, пока эти сомнения живы…

Стопка книг в руках Йерина опасно накренилась, и, помогая удержать её, веструм надолго замолчал.

— Ох, спасибо! Боюсь тебя разочаровать, Тобиас, но уже слишком поздно. Разве ты не слышал, что произошло на последнем собрании Совета Аиреда? Только с утра я беседовал об этом с тем венаром, Абнакусом, — голос Хранителя книг звучал без особого восторга. — Как подумаю, у меня от посетителей отбоя нет… Но всё одни разговоры, никого не интересуют книги! О чём бишь я… Тиренам было выслано приглашение, очередная попытка дипломатического соглашения и предложение присоединиться к союзу Северных Земель. Всё шло хорошо, но прибывший посол стал задавать вопросы… о каменном диске.

Тобиас похолодел. На месте Раздела двенадцать тысяч двести лет назад осталась девушка, Страж, чтобы охранять Баланс и быть его «руками». Лишившись души, она направляла потоки энергии, концентрируя магию в Аркадии и сохраняя тем самым порядок в Старке. Каждую тысячу лет Стража меняли. И если кто-то начал искать диск (ключ к Разделу), это значило только одно: Стража, старого или нового, хотят взять под контроль. В обоих случаях Баланс между магией и наукой нарушится, ведь сойдёт на нет сам принцип беспристрастности. Так вот каким путём враг желает объединить миры!

— Совет, конечно же, ему отказал, — поспешил успокоить веструма Йерин. — Отмахался, мол, с тех пор, как предатели пытались его выкрасть, никто не знает, куда Часовые могли перепрятать диск. По итогу, сошлись на том, что с этим вопросом надобно обращаться к нам.

Тобиас почувствовал, как дрогнули вверх уголки рта: он редко позволял себе проявлять столь неприкрытое злорадство. Но с этими варварами Часовые уже многие десятилетия находились в идеологической оппозиции.

— Я бы посмотрел, как тирены усмирят свою гордость и придут к Ордену.

— Естественно, они не станут этого делать, — Йерин фыркнул. — Книги, конечно, шепчут, как когда-то тирены уже участвовали в краже диска, но это лишь доказывает, насколько легко их сманить на свою сторону. Их не интересуют ни артефакты, ни объединение миров, но они очень хотят угодить Авангарду. И это взаимно, ведь несмотря на то, что посол проявил некоторую… несдержанность, и дипломатическая миссия признана неудачной для всех её участников, Авангард не собирается отворачиваться от своих союзников.

— Думаешь, будет война?

— Уверен! Наш народ пусть и принял охотно идеи Авангарда, но в силу своей консервативности дальше не пойдёт. А сейчас на носу ещё Праздник Баланса, а такие мероприятия только возвращают к старой вере. Вот и выходит, что все усилия, приложенные Авангардом к бескровному завоеванию Меркурии, пали крахом. Тиренов же слишком легко подбить на священную войну, сыграть на их желании отомстить за проигравших предков, полтора века с момента последнего кровопролития — тьфу для них! Грех этим не воспользоваться, — библиотекарь снял с полки несколько фолиантов и отвлёкся, разглядывая расписную обложку одного из них. — Ох, какие раньше книженции делали! Загляденье.

Правую руку прострелило болью, от неожиданности Тобиас выронил посох. Йерин даже не обернулся, закопавшись в бумагах и недовольно бормоча под нос: видимо, в картотеке снова что-то не сходилось. Подобрав вышитое светлое одеяние, веструм с трудом присел на корточки, в глазах потемнело. Он привык доверять предчувствиям, безошибочно указывающим на магическое присутствие, но к старости это чутьё притупилось. Ежедневно что-то где-то да болело, и головные боли зачастую указывали не на волю Баланса, а банально на смену погоды.

Но не в этот раз.

На мгновение закатный солнечный свет залил Анклав, будто потолка никогда и не было. Зал преобразился: полки сломаны, те, что остались целы, висели по диагонали и держались на честном слове. Пол завален обломками и устлан книгами, опалёнными магическими заклинаниями и обляпанными кровью.

Видение появилось и мгновенно исчезло. Под ноги подкатился плотно скрученный свиток. Тобиас поднял посох и с его помощью тяжело поднялся, сморгнул тёмную пелену с глаз и клятвенно пообещал:

— Я поговорю с Советом Аиреда.

— Совет, Совет… — Йерин, не оборачиваясь, отмахнулся. — Он собирается послать солдат на борьбу с каким-то там алхимиком на окраине Ривервуда. Да и ты прекрасно знаешь, что услышишь в ответ. Старая песня о том, что духовникам не стоит лезть в политику…

— Пусть так, но невмешательство в таких обстоятельствах — непростительно… Сто пятьдесят лет тирены копили злость и силу. Даже несмотря на то, что Аиред занимался все эти годы лишь внешней политикой, ему так и не удалось урегулировать вопрос с нашими воинственными соседями. Да, вместо них Северные Земли приютили множество других рас, но идеологии, объединяющей их под общими лозунгами, никогда не было. А сама Меркурия уже успела привыкнуть к мирной жизни, город совершенно не готов к осаде, старые укрепления обветшали и морально… устарели. Мы должны что-то сделать, пусть и подготовиться к эвакуации жителей.

Тобиас вертел в руках невесть откуда появившийся свёрток.

— Мы должны быть готовы к самому худшему повороту событий. Минструм Йерин, я попрошу тебя лишь об одном: сохрани книги. Знание — самое ценное, что у нас есть, потому перенеси манускрипты в наши тайники в катакомбах. Возьми себе в помощь нескольких минструмов, но — тихо! — постарайся не наводить панику.

Наконец-таки он разрешил себе развернуть свиток и уже по малой его части узнал фрагменты второго манускрипта Баланса:

«Однако Песни звучат не только для того, чтобы открывать пути в неизведанное. Также Песни охраняют грёзы и кошмары, но что важнее — первозданную абсолютную пустоту, желающую лишь разрушений.

И имя ей — Бессонное».

«Странно… я не могу припомнить этих строк», — удивлённо подумал веструм, а вслух попросил:

— С твоего позволения, минструм, могу ли я одолжить у тебя вот это дополнение ко второму манускрипту?

— Что? — уже забывший о чьём-либо существовании, Йерин рассеянно обернулся через плечо. Розовые закатные лучи запрыгали на его одутловатом лице, заставив сильно прищуриться. — А, манускрипт Песни. Странно, что он здесь делает? Всё, что связанно с Балансом, я храню отдельно.

— Могу ли я взять с собой все части манускрипта Песни? — настойчиво повторил свою просьбу Тобиас.

— Зачем?

Это было самое сложное — объяснить свои намерения. Веструм и сам до конца не понимал, но игнорировать все эти знаки не мог себе позволить. Неужели помимо Авангарда Балансу грозит ещё одна напасть?

— Есть ещё один вопрос, что меня тревожит… — Тобиас очень осторожно подбирался слова. — И я почти уверен, что священные тексты дадут мне на него ответ. Но, к сожалению, на разбор требуется время, которого у меня уже не осталось, да и которое я не хотел бы отнимать у тебя.

К счастью, Йерин не стал допытываться и понимающе закивал.

— Тогда о чём разговор, Тобиас! Возьми всё, что нужно, с во-о-о-он той полки. Нет, выше! — (веструм торопливо сгреб необходимые манускрипты). — Но я тебя умоляю, отметься в картотеке. У меня так все книги растащат, если я буду доверять всем на слово или — что ещё хуже — своей памяти.

Слушая Хранителя книг в пол-уха, Тобиас утвердительно мотнул головой, на ходу сверяя свой листок с оригиналом манускрипта. Память не подвела, прочитанного им отрывка и вправду не было. Значит, это не что иное, как знак, вмешательство высших сил, имеющих что-то сказать. Главной загадкой было — о чём именно они желали предупредить.

За всеми этими мыслями веструм Тобиас покинул Анклав, так и не отметив забранные книги в картотеке.

До Праздника Баланса оставалась ещё целая неделя, а город уже в предвкушении отказывался засыпать с наступлением сумерек. Неторопливо прогуливаясь, Флегонт пытался сосчитать, сколько уже домов украшены к новоселью высушенными и выкрашенными ветвями, но быстро сбился со счёту. По учению чествование Стража Баланса не должно сопровождаться ни фанфарами, ни пышным столом, но народ так любил гуляния, что не видел иного способа проявить благодарность. Однако сквозь века меркурианцы сохранили традицию накануне Праздника вывешивать на крыльцо так называемые амулеты нагва’аган — деревянный обод, переплетённый бисерными нитями.

Считается, что после Раздела жители Старка и Аркадии могли видеть другой мир во сне, и многие суеверно верили, что именно в канун Праздника Баланса увидеть ночью параллельную реальность намного легче. Особенно, если использовать магические талисманы, продаваемые тут же, в выросших, как грибы, торговых палатках с символикой Баланса, имеющих, кстати, даже в столь не ранний час немало покупателей. В их числе Флегонт заметил вдалеке еле различимый силуэт курящего мужчины.

«Подозрительный тип», —вскользь отметил мальчик почему-то, когда кто-то сзади дёрнул его за плечо, отталкивая в сторону. Этот некто пронёсся мимо, Флегонт, с трудом удержав равновесие, вскинулся, желая обругать неаккуратного прохожего в спину, но осёкся, услышав звук битого стекла. Оказалось, едва не сбивший его с ног незнакомец уже зачерпнул с земли горсть крупных камней и метил в окна наряженных к празднику домов. На шум выбежали хозяева, отовсюду опасливо повысовывались головы соседей.

— Что ты делаешь, Одхан? — надрывно выкрикнула женщина из оконного проёма, куда влетел первый камень.

— Вы сами виноваты! — заорал молодой парень (видимо, Одхан) в ответ. — Я предупреждал вас, я просил снять эту ерунду! Вы не понимаете, что цирк с Праздником Баланса — ошибка?! Вы! Вы должны были услышать, что говорит Авангард!

Он выронил камни и сделал характерные пассы рукой. Между ладоней появился небольшой сгусток магического пламени, с каждой секундой увеличивающийся в размерах. На крыльце появился мужчина-хозяин и, хрустя стеклом под ногами, уверенно зашагал в сторону нападающего.

Одхан выбросил руки вперёд, отпуская огненный шар в сторону дома. Женщина закричала. Хозяин дома, не колеблясь, спешно сделал пару сложных жестов рукой.

Сначала Флегонту показалось, что пламя поглотило мужчину — настолько оно было огромным, загораживая и слепя глаза. Однако уже спустя пару минут свет побледнел и ослаб, шар снова уменьшался. К хозяину дома подскочили соседи: кто-то также колдуя на ходу, другие с магическими амулетами, некоторые и вовсе с вёдрами воды. Возле Одхана образовалась городская стража.

— Вы пожалеете! Когда миры объединятся! Вы пожалеете, что не слушали Авангард! И меня! — парень пытался вырваться, но хватка стражников была надёжней любого заклинания.

— Вот же неразумной… Совсем с катушек съехал, — кто-то из соседей прорвался к рыдающей уже от облегчения жене хозяина, успокаивая её. — А если бы стекло кому в глаз попало? Это ж никакой магией зрение не вернёшь!

— Жалко, такой талантливый малый был, а повёл себя, будто не для него закон об использовании магии писан, — вылезла из-за спины пострадавшей другая соседка. — Да ещё и всех в округе под трибунал завёл! Теперь вот объясняй Совету Аиреда, почему в жилом квартале на ночь глядя все маги как будто взбунтовались!

— Вот-вот! Да еще заклинаниями такими пуляются, что коли бы в дом попало — одни угольки бы и остались, никаким волшебством не соберёшь! Думать же надо, закон не просто так существует! — поддакнул первый из утешителей. Плач женщины заметно усилился, и сердобольные соседи дружно принялись гладить её по спине: — Да ты не волнуйся, Авелина, всё ж обошлось!

Сбросив с себя оцепенение, Флегонт поспешно обошёл толпу, опасаясь оказаться вовлечённым в ситуацию, к которой не имел ни малейшего отношения. Конечно, он был рад, что всё обошлось, и, тем не менее, ему вовсе не улыбалось объяснять Тифону, откуда на только что выстиранной рясе взялись следы сажи и магии.

— Ну и ну, — присвистнул кто-то позади иструма. — А если бы Часовые и вправду обладали той властью, о которой говорят, они бы никогда не позволили Авангарду зайти так далеко.

Обернувшись, Флегонт заметил того самого мужчину, которого по каким-то причинам ранее обозвал про себя подозрительным. Сложно было сказать, что мальчику в нём не нравилось: одет вполне прилично, даже слишком роскошно, аккуратно выбрит и так светится улыбкой, что сумерки отступают наперекор наступлению ночи. Заметив обращённый на себя взгляд, незнакомец ещё сильнее натянул лицевые мышцы.

— Тебе нужна помощь, мальчик? Ты, случаем, не потерялся?

— Нет, — неприязненно буркнул Флегонт и выразительно дёрнул себя за ворот рясы: — Если вы не заметили, я монах. Башню Часовых видно из любого конца города, так что я не могу потеряться, даже если захочу.

— Вот и славненько.

Незнакомец демонстративно повертел в руках какой-то серебряный коробок, прежде чем выжать из того небольшое пламя для папиросы. «Огонь настоящий, не магический, — намётанным взглядом заметил Флегонт и тут же одёрнул себя: — Баланс тебя раздери, не ведись, наверняка он купил эту безделушку, как и многие другие».

— Вы Скользящий? — выпалил иструм вслух неожиданно для самого себя. — Путешествуете между мирами?

— Нет, я никогда не был в Старке, — незнакомец выпустил несколько колец дыма. — А тебе интересен Раздел?

— А кому неинтересен Раздел?

— Да всем! — ехидно засмеялся мужчина. — Крестьянам, торговцам, сильным мира сего. Все они живут своей жизнью независимо от существования параллельного мира. Даже Часовые не так уж заинтересованы, по крайней мере, не так, как говорят.

Пока он говорил, мимо них расходились по домам люди, осознавшие, что хлеба и зрелищ на сегодня достаточно и скучать можно и в тепле родного дома. Когда небольшая толпа зевак скрылась из виду, незнакомец повернулся к Флегонту спиной и провёл рукой в воздухе, будто бы убирая паутину:

— Все эти ограниченные люди не способны заметить то, какие чудеса могут происходить у них под носом. Не хочешь ли заглянуть?

— Куда? — насторожился мальчик.

— Ну, не будь таким упрямым. Покажи мне, что я не ошибся в тебе.

Флегонт не сразу понял, что незнакомец мог иметь в виду, но тот в подтверждение своих слов сжал руку в кулак и рванул воздух в сторону, словно бы отодвигая невидимую завесу. Удивительно, но каким-то образом перед ними вместо глухой стены появился небольшой переулок, оканчивающийся тупиком.

— «Ирхадская вуаль»? Ткань, скрывающая всё, до чего докоснётся. Редкая вещь, именно поэтому маги, вдохновлённые ею, изобрели одноимённое зелье. Тот, кто выпьет его, не будет замечен никем, кроме тех, кто хорошо его знает, — иструм старался скрыть своё изумление. Он впервые видел такое волшебство вживую, ещё и настолько... могущественное. — Я думал, ирхадскую вуаль используют только ассасины.

— У ирхадской вуали множество применений. Всё зависит от мастерства создателя. Ну, ты заглянешь?

Кажется, незнакомец терял терпение, а Флегонт медлил. Чувство самосохранения услужливо напомнило с десяток случаев грабежей и убийств в подворотнях. Помнится, даже его возлюбленная подруга Хастридд, известная любительница детективов, нередко вспоминала сюжет о похищении детей ради выкупа. «А с другой стороны, да кому я нужен? Что с меня взять, кроме тряпья?»

— Необязательно прямо заходить. Глаз вполне достаточно, — мужчина ехидно улыбнулся, будто бы умел читать мысли. При наличии в руках ирхадской вуали он вполне мог оказаться могущественным магом, способным и на телепатию.

Флегонт с интересом заглянул в приоткрывшуюся щелку и тут же с разочарованием отметил:

— Там ничего нет. Обычный тупик.

Незнаконец не ответил. Или не успел ответить, ведь через пару мгновений, как Флегонт моргнул, переулок преобразился, по-своему… загорелся. Но нет, едва ли то был взгляд в одну из вариаций будущего, где дом несчастных противников Авангарда всё-таки сожгли. Этот огонь был белым, холодным, неподвижным. Он был повсюду и походил на застывший магический фейерверк. Городские стены и дома раздвинулись и взмыли вверх, в ночной плотно-розовый туман, кирпичная облицовка сгладилась в тёмное зеркало стёкол.

Флегонт попятился. Из переулка на него с огромной скоростью и жужжанием неслось плоское блестящее нечто. При иных обстоятельствах он успел бы поразиться, почему больше никто не слышит этого шума, но тиски страха больно сжали мышцы.

Через силу из груди вырвался истошный вопль. Флегонт заорал и бросился бы бежать, если бы незнакомец не перехватил его за плечо и не заткнул рукой рот.

— А? Что? Опять кого-то бьют? — из окна одного из близлежащих домов высунулась сонная физиономия.

— Что? Что? Нести ведро? — открылись ставни у соседнего дома.

— Нет! Нет! Это… кошки! — поспешил вмешаться незнакомец.

— Кошки? — удивился первый и наморщился, не в силах разлепить веки.

— А, кошки… — ставни с разочарованным скрипом закрылись. — Точно же, у них брачный период… До осени не заткнутся.

Когда лица разбуженных горожан скрылись из виду, Флегонт гневно укусил тут же ойкнувшего незнакомца за руку. Во рту остался неприятно-горький привкус человеческой кожи.

— Ах, из тебя бы вышла крайне неприступная барышня, — с сарказмом пошутил мужчина, потрясывая укушенной рукой. Он заглянул между складками вуали и удовлетворённо кивнул. — Ну, теперь всё.

Он щёлкнул пальцами, и магическая ткань волшебным образом свернулась в прозрачный блестящий свёрток и легла в ладонь. Теперь любой мог увидеть тот самый переулок, открывающий путь… вновь к самому обычному тупику.

— Видишь ли… — незнакомец глянул на онемевшего от шока Флегонта и посчитал нужным пояснить произошедшее. — После того, как Страж оставил Раздел, Баланс пошатнулся. Магия просачивается в Старк. И в местах, где магия находит щелку, образуется вот такой… Разрыв, где можно на мгновение увидеть другой мир.

— Так это был Старк? — Флегонт вновь обрел голос. — Страж оставил свои владения? Но… как? Почему? Он же должен охранять Раздел!

— Потому что каждую тысячу лет Стража нужно менять. А текущий Страж уже двести лет, как задержался на своём месте.

Иструм чувствовал, будто у него из-под ног выбили почву. Сердце всё ещё стучало, барабанные перепонки звенели от услышанного «потустороннего» гула.

— Но почему новый Страж не пришёл к нему на смену?

— Потому что мы забрали нового Стража.

— Мы?

Незнакомец помедлил. Можно было бы подумать, что его обуревают сомнения, но мальчику казалось, что это скорее театральная пауза.

— Да, мы. Тот самый «Авангард», о котором все говорят.

Флегонт по-другому взглянул на собеседника. Лощённый джентльмен с гладкими зачёсанными назад волосами и щегольским платком на шее. Так ли себе представляют агентов оппозиционных организаций? Иструм недоверчиво посмотрел на незнакомца, ещё раз — вглубь тёмного переулка, в голове роилось великое множество вопросов, но задал он только один:

— Но почему вы прячете Разрыв? Если бы люди увидели Старк хоть однажды, они бы уже не цеплялись за Часовых.

Флегонту показалось, что незнакомец не сразу нашёл что ответить.

— Я обязательно отвечу на твои вопросы, — медленно начал мужчина, осторожно подбирая слова. — Но уже не сегодня. Детям пора спать!

Прежде чем мальчик успел возмутиться этой несмешной шутке, незнакомец протянул ему тот самый «огне-создающий» коробок.

— В Боунсе… Это такой райончик в юго-восточной части, если не знаешь…

— Знаю, — грубо перебил мальчик.

Мужчина терпеливо улыбнулся, игнорируя направленную на себя открытую неприязнь, и продолжил:

— Недалеко от городского сквера увидишь кузню. Покажешь кузнецу эту штуку, — он ещё настойчивее принялся совать коробок Флегонту в руки. — Спросишь там Вилла Диллмана, и я выйду. Надеюсь, к тому времени ты уже осознаешь свою… потерянность. Не в городе, нет, в этой жизни. Я могу помочь тебе найти дорогу… к великим свершениям.

Иструм деланно нехотя принял подарок, но, ощутив между пальцев металлический холод, бросился с любопытством рассматривать полученную вещицу. Приятно шершавая поверхность серебра с чернением, с одной стороны выгравированы буквы на незнакомом языке. Внутри что-то булькает. Можно снять колпачок, внутри у зауженного горлышка видны колёсико и пружины. Интересно, именно с их помощью этот человек извлекает огонь?

Когда Флегонт поднял голову, отвлекаясь от рассматривания новой игрушки, незнакомец, назвавшийся Виллом Диллманом, уже испарился. Хотя совершенно не за чем обращаться в пар, когда у тебя есть ирхадская вуаль…

Вот бы и вышедшие из тени сомнения исчезли точно также.

Оставшись наедине со смесью чувств из немого восторга и отрицания, Флегонт ускорил шаг, ноги сами понесли мальчика к пристани, где они обычно встречались с Хастридд. Он молил Баланс, чтобы у девушки хватило терпения дождаться его, ведь с кем ещё он мог разделить случившееся?

Кто бы мог подумать, что увидеть Старк не во сне всё-таки возможно!

— И с чего это вдруг для тебя новость то, что должно быть самим собой разумеющимся? — голосом Юлия в воображении заговорила совесть. — Часовые верят в Раздел, а ты до сих пор Часовой.

Иструм остановился.

— Я… — начал он было оправдываться перед самим собой, но образ друга сменился высоченной фигурой веструма, грозным эхом провозгласившей:

— Я не потерплю измены в собственном доме!

Флегонт зажмурился и плотно сжал зубы. Почему-то в воспоминаниях слова звучали грубее, чем были на самом деле. Веструм Тобиас тактично ни разу не озвучивал своего мнения напрямую, но в его добрых всепрощающих глазах так и читалось:

— А ты уверен, что хочешь быть Часовым?

«Когда-то я был в это уверен», — подумал Флегонт, чувствуя, как серебрённый коробок, подарок Авангарда, холодит ладонь.

Почти месяц прошёл с тех пор, как алхимик с окраин Ривервуда «украл» ветер, и теперь ни один корабль не мог покинуть порт. Оттого на пристани в последнее время толкалось непривычно много народа, но ближе к ночи отчаявшиеся моряки всё одно оставляли причалы, разбредаясь по трюмам да кабакам. Лишь на краю волнореза сидела, свесив ноги в воду, девушка в светло-коричневой накидке. Обогнув опустевшую гавань, воодушевлённый Флегонт торопливо перепрыгнул с берега на каменный мол. После ухоженной ровной мостовой кое-как сложенные большие валуны без конца лезли под ноги, заставляя спотыкаться и проклинать неплотно лежащие камни, но сейчас это бесило не так сильно, как обычно: определённо, той девушкой должна быть его Хастридд!

Он узнал о ней в тот же год, как стал иструмом и оставил родную ферму, поселившись в Анклаве; и с тех пор восхищался. Общаться они начали чуть меньше года назад, когда вот также случайно столкнулись на пристани. Помнится, и тогда Флегонт, как и в случае с веструмом, показал себя не с лучшей стороны: язвительный, дерзкий, не знающий манер дикарь. Стыдно. И странно, что Хастридд такое поведение не оттолкнуло, даже заинтересовало, и она предложила продолжить общение, изредка встречаясь здесь, у океана. Юлий шутил, что избалованным девицам нравится, когда их щёлкают по носу.

Мальчик доковылял до конца волнореза, когда фигура в светло-коричневой накидке поднялась со своего места и обернулась. С разочарованием Флегонт заметил, что обознался, и остановился, как вкопанный, смущённо переведя взгляд на тёмные шуршащие складки океана, пока незнакомка не исчезла из поля зрения.

— Я выхожу замуж. На ближайшем собрании Совета Аиреда мой отец объявит о моей помолвке с сыном вождя тиренов. Это необходимо, чтобы закрепить перемирие и заставить тиренов присоединиться к союзу Северных Земель. Так говорит отец.

Флегонт закрыл глаза, прислушиваясь к истошным возгласам чаек — под аккомпанемент их насмешливого стрекотания было несложно восстановить в памяти их последнее свидание с Хастридд около недели назад. Она без конца поправляла края капюшона, под которым прятались связанные в пучок тёмные гладкие волосы и характерная бледная кожа. Ленивые чайки собрались вокруг неё в стаю, ругаясь за покрошенный ей хлеб; получив желаемое, птицы тяжело и как-то недоумённо взлетали, горланя на потускневший желток предзакатного солнца.

— В браке по расчёту тебя ценить не будут, — помнится, выдавил он тогда из себя через силу. — Ты заслуживаешь большего.

— И чем таким я заслужила большего? — Хастридд невесело рассмеялась и обняла руками колени, распугав тем самым вечно голодных чаек. — Знаешь же, у меня шестеро сестёр и все замужем. Старшие рассказывали, что пытались сопротивляться отцу, даже из дома убегали! Все вернулись. Не так-то просто быть кем-то. В конце концов, всем нужна не я. Моему жениху нужен статус моего отца. Тебе — то, что ты называешь красотой.

— Это не так! — казалось нечестным так бесцеремонно касаться его чувств, от неожиданности Флегонт моментально вспылил и начал лопотать ерунду без раздумий. — Я бы и сейчас женился на тебе, несмотря на то, что мал. И несмотря на то, что в моём возрасте мальчики обычно думают… о другом, — он осёкся, с ужасом осознавая весь сказанный им бред.

Она снова прыснула, на этот раз совершенно искренне. Было приятно видеть её улыбку, пусть и немного… обидно.

— Ничуть не сомневаюсь в твоей серьёзности. Ты же Часовой. Ты уже женат на Балансе.

Не впервые за историю их свиданий упоминание будущего титула вызвало в душе непонятный протест.

— Часовым никто не запрещает заводить семью.

— Часовые при этом не лезут в политику — ну, по крайней мере, стараются. А дочери Главного Советника — главные инструменты дипломатии, а это игры политические, — Хастридд накрутила на палец выбившийся из прически локон и протянула через подбородок, будто бы перечёркивая лицо ровной чёрной линией. — Отец так сказал, думая, что мы уже спим. В любом случае, ты ещё мал. А в моём возрасте сёстры уже рожали первых сыновей.

Она сверкнула клыками, словно бы напоминая, что никогда не была человеком. Эта девушка принадлежала к числу магических рас-долгожителей. Для существ, чья молодость продолжалась около сотни лет, они чересчур торопились плодиться.

— Возраст-шмозраст. Он ничего не значит. А насчёт детей… — Флегонт фыркнул и, не пожелав останавливаться на достигнутом, выдал ещё больше абсурда: — Так я же не против. Надо же как-то пополнять ряды Часовых.

— Флегонт, сан Часового не передаётся по наследству.

— Ну и зря. Было бы здорово. Мы бы поженились и объединили бы политические и духовные сферы города, наши дети стали бы важными шишками в Меркурии и вершили бы великие дела на благо народа. Представь, благодаря власти наших детей мы бы смогли построить империю!

К глубокому разочарованию, Хастридд не оценила широту его воображения.

— Империи всегда разрушаются, — вмиг она стала серьёзной, как будто не была всего лет на пять старше Флегонта. Совсем ещё ребёнок по меркам их расы, но вела себя под стать своим сёстрам, словно бы видела уже не одно человеческое поколение. — Знаешь, во власти нет ничего хорошего.

— Но и ты не выйдешь замуж за оборванца.

— Флегонт…

Захлебываясь от эмоций, Флегонт слегка прикусил язык и открыл глаза в кромешной темноте наступившей ночи. Тогда, помнится, он тоже изо всех сил сжал челюсти, дабы не выдать назревающую в глубине души обиду. В этом своём нескладном мальчишеском теле с цыплячьей шеей и с не менее цыплячьим оперением пушистых вихров — рядом с уже оформившейся девичьей фигурой Флегонт чувствовал себя едва вылупившимся птенцом. Одна монашеская ряса и могла бы придать уважения его облику, но и тут похвастаться было нечем. Ведь всю свою недолгую жизнь мальчик только и делал, что беспрекословно верил в детские сказки, рассказанные ещё матерью.

Если бы только существование Старка имело хоть какое-то значение для этого мира, но Часовые никогда не решатся зайти так далеко в своих рассуждениях.

Флегонт не был уверен, что именно тогда впервые засомневался в своём предназначении. Ему просто захотелось быть важным. Если не для самого себя, так для общества, в крайнем — и на самом деле искренне желаемом — случае он хотел получить уважение самой близкой ему девушки. Но согласно священным писаниям ему надлежало отдать душу на служение Балансу, не требуя ничего взамен. Удовлетвориться лишь такой неопределённой самоцелью разве вообще в человеческой природе? Даже Юлий, самый прилежный иструм среди них, и тот пошёл в Часовые ради ежедневного обеда, крыши над головой и качественного образования. Что плохого в том, что и Флегонт так сильно хотел чего-то… земного.

Когда он в одёжке служки пробрался на собрание Совета Аиреда, то первым делом нашёл Хастридд. Она разговаривала с послом тиренов — неприятный дикарь со звериной мордой и высоким конским хвостом на вытянутой черепушке, — но, заметив Флегонта, церемониально откланялась.

— Совсем необязательно было сюда приходить! — подскочив к мальчику, Хастридд зашептала с нарочитым недовольством, но затем, не выдержав, широко улыбнулась: — Но я рада тебя видеть.

— Ну, я же обещал, — с трудом сохраняя серьёзную мину, с пафосом сказал Флегонт.

— Ты когда-нибудь попадёшь в беду, если будешь так легко вестись на провокации. Я же сказала, что это была шутка!

— Ой, да неважно! — он схватил её за руку и потянул к выходу. — Давай-ка покинем сию обитель скуки.

— Флегонт, я не могу, — она вырвала руку. — Я… прости, но это неизбежно. Я благодарна, что общение с тобой подарило мне хоть немного счастливых минут, но… Рано или поздно я всё равно выйду замуж, как бы не противилась. А ты, как ни крути, Часовой.

Флегонт заскрипел зубами. До и после вступления в Орден иструм только и слышал о важности Часовых, но это всё больше походило на дань традиции. А как иначе, если уже который раз Хастридд использует его титул как оправдание, что они не могут быть вместе! Да может быть, то, что одним случайным днём он пришёл в Храм, — просто ошибка! Стечение обстоятельств. И никак не решение Баланса. Никакое предназначение не заставит его остаться в рядах Часовых, если в этом нет никакого смысла.

— Ну и что вы здесь делаете, молодой человек? — минструм Тифон схватил мальчика за ухо и больно потянул вверх. — Выведу-ка я вас отсюда, пока вы не наломали дров!

Не выпуская уха из цепких крючковатых рук, наставник потащил Флегонта через весь зал; кое-как извернувшись, тот обернулся и крикнул Хастридд:

— Мы же увидимся на нашем месте?

Она отрицательно покачала головой и что-то сказала, но слова потонули в нарастающем гуле. Посол тиренов о чем-то громко спорил с Игваном Деллейном, остальные члены Совета подтягивались к ним, образовывая плотное кольцо.

Флегонт покинул берег. Он не умел читать по губам, но почему-то был уверен, что Хастридд тогда сказала:

«Я больше не приду».

И ведь и вправду — не пришла. Даже несмотря на то, что её помолвка с сыном тиренского вождя сорвалась из-за той ссоры на собрании. Оскорблённый посол покинул город, угрожая Аиреду войной, о чём, не прекращая, роптал Абака, но на него только пошикивали.

— Молодой человек, я думал, вы обладаете достаточно ясным умом, чтобы понимать: собрание Совета Аиреда не место для ваших игр, — выводя мальчика из зала, минструм Тифон не прекращал причитать. — Вы отдаёте отчёт в своих действиях? Если бы я чудом не узнал о вашем местонахождении и не прибыл в Залы Ассамблеи…

— Разве Часовые не настолько важны, чтобы и их приглашали? — зло огрызнулся Флегонт, закрывая порозовевшее ухо рукой.

Вместо ответа по спине прилетел удар посоха. Иструм закусил губу и отвернулся, от боли потемнело в глазах и выступили слёзы. Но ещё обиднее, что минструм Тифон даже не захотел что-либо пояснять! Выходит, это и есть вся напускная значимость Часовых: заставить окружающих не задавать вопросов и принимать их учение на веру. Конечно, ведь именно в вере — нет, ну а чём же ещё? — было утешение всех сирых и обездоленных. Малая жертва за то, чтобы быть сытыми.

Однако Флегонта это уже не устраивало, ему нужны были ответы, понимание, смысл, чтобы с честью считать себя Часовым. Или вовсе не быть им. Где бы только взять столько уверенности в своей правоте...

По пути обратно в Анклав Флегонт нескончаемо крутил колёсико под колпачком серебрённого коробка, пока внутри что-то не чиркнуло: невысокое пламя вытянулось дрожащей стрункой, слабо замигав в темноте.

Два закованных в доспех стражника с горделивой непреклонностью скрестили копья, преграждая путь любому неприглашённому в Залы Ассамблеи. Тобиас остановился. Он смерил взглядом задранные вверх подбородки и, добродушно улыбнувшись, принялся нетерпеливо отстукивать посохом; при ударе сухого дерева каменные плиты позвякивали, и этот звон тонул в слабом эхе. Ни единым движением мускула на лице не выдав слабину, каждый из стражников неожиданно притянул к себе копьё, тяжёлые двери отворились.

Следующий за входом полутёмный холл разветвлялся переходами, каждый из которых вёл к самым различным залам на любой случай жизни. Но Тобиаса интересовала лишь одна крайне приметная расписная арка перед ведущим в Центральный зал коридором. Увы, предварительно в виде последнего и самого сложного препятствия возвышался идеальный гранитный параллелепипед. Здешние работники называли его как-то смешно и сложно, вроде бы «ресепшн» — всеязык легко принимал в себя разные заимствования, но, по мнению веструма, подобного рода гроб смотрелся излишне обыденно для такого громкого названия.

— Этот солнечный день для нас благословил Баланс, — Тобиас церемониально поклонился, широко отводя назад руку с посохом. — Благословил он и нашу встречу. Надеюсь, мой визит не станет для Вас неприятным сюрпризом, ведь я просил предупредить о нём заранее…

К нему обернулась голова. Сидящий за гранитной стойкой секретарь Дунстан почти сливался со своим рабочим местом — редкая форма заболевания покрывала привычную для долмари синюю кожу тёмными пятнами веснушек.

— Хм… — без энтузиазма изрёк Дунстан.

Белёсые глазки обратились к девочке, болтающей ногами на табурете рядом. Почувствовав на себе взгляд, она вскинула голову, повертелась по сторонам и, каким-то образом догадавшись, что от неё требуется, подскочила к веструму.

— Глубочайше извиняемся, веструм Тобиас, но Главный Советник не сможет принять Вас сегодня, — маленькая служанка низко поклонилась. Несмотря на малый возраст, она старалась держаться официально, но детская непосредственность ещё не успела покинуть её лица, из-за чего широко раскрытые карие глаза с лихвой выдавали страх оказаться меж двух огней, между двумя влиятельными сторонами города.

Тобиас ободряюще кивнул девочке. Не было нужды срывать гнев именно на ней. К несчастью, Глава Ордена Часовых считал, что уже давно вышел из возраста мальчика на побегушках, ещё не умеющего добиваться своего напрямую, а не окольными путями.

Сделав глубокий вдох, он очистил сознание от неуместного самомнения и приготовился заговорить вновь, но прежде его окликнул сзади знакомый скрипящий голос:

— Я приветствовал тебя, незнакомец-Тобиас, ты мне стал другом!

Неуклюже подпрыгивая на ногах-тростинках, к ним приблизился Абнакус, посол венаров. Тобиас с уважением поклонился в приветствии, радуясь не только знакомому лицу, но и само́й редкой возможности поговорить с представителем столь удивительного народа. Венары — одна из самых таинственных магических рас за счёт своей способности существовать одновременно во всех линиях времени: в прошлом, настоящем и будущем. Опасаясь, что их знания об ещё не свершившемся будут использованы во вред, венары предпочитают жить в стороне от всех. Уже много лет Абнакус остаётся единственным из своего народа, живущим далеко за пределами родного Древесного кольца, но его речь по-прежнему витиевата и запутана из-за того, что он совершенно не умеет концентрироваться на текущем мгновении.

— А друга-Тобиаса надлежало допускать к Совету в любое время, — Абнакус, строго нахмурившись, глянул на Дунстана.

Тот недовольно фыркнул и повёл плечами, будто горгульей разминая тяжёлые крылья. Сообразительная девочка-служанка быстрее всех поняла, что конфликт исчерпан, потому легко вернулась к своему ничегонеделанию.

— Мы поторопились, друг-Тобиас, но Совет Аиреда не начнёт совещание без нас, — венар указал длинными пальцами-веточками в проём арки, приглашая пройти вперёд.

— Совещание? Не думал, что Совет Аиреда решит собраться так быстро!

Они шли по махровой ковровой дорожке, высокий ворс глушил звуки шагов, проминался под ступнями монашеских сандалий и венарских туфель, длинным раздвоенным носом напоминающих копыта. Или корни деревьев, уходящих глубоко под землю. Убрав одну руку за спину, Тобиас делал редкие широкие шаги, стараясь идти медленнее обычного и подстроиться под неторопливое ковыляние Абнакуса. Последний ненадолго замер посреди пути и, сильно опёршись на трость, невпопад произнёс:

— Завеса накрывает нас. Решение приняли быстро, пока мы не будем слепы.

Веструм остановился далеко впереди и обернулся. Он уже слышал о Завесе, некой магической преграде, за которой венарам не доступно увидеть будущее. Никто никогда не думал при своей жизни хотя бы приблизиться к ней.

— Я должен сказать тебе, друг-Тобиас, — Абнакус будто бы сильно постарел прямо на глазах. Веструм неожиданно про себя отметил, что не помнит, как посол венаров прежде ходил с тростью. — Я буду говорить короткими фразами, чтобы ты смог меня понять. Иначе мне не ухватить нить времени. Но я слушаю, как ты говоришь с Советом Аиреда, и со мной в том числе. Они прислушались к тебе.

В сердце кольнуло. Тобиас неуютно поёжился и успокаивающе приложил ладонь к груди. Он не думал, что ещё способен столь по-мальчишески волноваться, ведь любые переживания деструктивны по своей природе, они стопорят и подталкивают к попыткам предвидеть будущее, без знания которого гораздо спокойнее.

— Я никогда не хотел знать о том, что меня ждёт, Абнакус, — с разочарованием заметил Глава Часовых.

— Я знаю. Но я не знаю, что там, за Завесой. И тебя уже не было с нами, когда она опустилась. Мне жаль, веструм-Тобиас, что ты не успел завершить задуманное.

В сердце кольнуло ещё раз: нет, всё-таки это не от волнения, скорее тело снова подводит. Тобиас на мгновение закрыл глаза, дожидаясь, пока Абнакус сравняется с ним. Всю свою жизнь веструм имел дело с магическими расами, он достиг того уровня понимания, когда не надо задавать лишних вопросов, чтобы понять услышанное. Ведь и без того ясно всё.

Только что венар предсказал ему скорую гибель.

Не было нужды расспрашивать подробнее о том, чего Тобиас в принципе не должен был знать. Но в момент, когда Абнакус прошелестел мимо, направляясь к двери Центрального зала, пришло озарение: точно ли веструм до сих пор оставался в неведении, или венар лишь озвучил то, о чём предостерегали знаки и ранее.

В смерти нет ничего пугающего для служителя Баланса, привыкшего верить и подчиняться высшим силам. Пусть жизненный путь одного из Часовых и будет окончен, но ведь это не конец. Там за Завесой, пусть и не той, о которой говорит венар, определённо есть что-то ещё. Вопрос лишь в том, чтобы достойно завершить свои дела здесь.

Абнакус отворил двери, выпуская слитое в общий поток бормотание членов Совета Аиреда. Тобиас приоткрыл веки, последние мгновения приходя в мыслях к равновесию.

Да, оставалось ещё как минимум одно незаконченное дело.

— Ах, Тобиас! — Главный Советник Совета Аиреда, Игван Деллейн встретил их первым.

Выйдя навстречу, он распростёр руки и по-отечески обнял веструма, моментально вспомнившего старый детский страх от ощущения сильного дыхания на шее. Род Деллейнов происходил от древних вампиров, тысячелетия назад отколовшихся от своих кровососущих родственников и перешедших на вегетарианскую диету в виде кокосового молока. С тех пор об их корнях напоминали лишь клыки да поразительное долгожительство, но Тобиас рос на страшилке о Главном Советнике ещё прежде, чем они стали добрыми союзниками.

— Искренне надеюсь, что ты не по поводу Праздника Баланса, — Игван, наконец, отпустил Тобиаса, жестом приглашая его к своему столу. Позади них Абнакус осторожно похромал в другую сторону Зала к остальным министрам. — Стража и так уже несколько дней отгоняет у меня из-под окон недовольных, а я ведь запретил гуляния ради их же блага. Ты ведь знаешь, как позавчера один из последователей Авангарда устроил беспорядки в городе? Представить себе не можешь, сколько усилий потребовалось, чтобы заставить народ снять украшения с домов… Я знал, что Аркадии присущ Хаос, но не думал, что его источником станет демократия.

— Слава Балансу, но в большинстве здравомыслие и чувство самосохранения оказалось сильнее веры и праздности, и люди заперли двери от Авангарда, — поддержал беседу Тобиас, усаживаясь за стол справа от Игвана. — А потому у меня нет на тебя обиды за отмену Праздника. Благополучие народа прежде всего, а благодарность Баланс способен принять и без торжественности, пусть и произнесённую шёпотом и про себя.

— Истину глаголишь, мой друг, — пригубив из бокала красного вина, Игван кивнул. Параллельно он не преминул указать на бутыль, предлагая веструму выпить вместе с ним, но тот лишь привычно покачал головой в отказе. — Так что привело тебя к Совету?

— Откровенно сказать, я пришёл к тебе. Во дворце мне советовали искать тебя здесь, но я не смел надеяться попасть на само заседание.

Тобиас окинул взглядом Центральный зал, небольшое круглое помещение с купольным потолком, центр которого то ли изображал небо, то ли, если судить по проплывающим облакам и естественному солнечному свету, являлся им на самом деле. По обе стороны зала размещались монументальные деревянные панно, смыкающиеся за столом Игвана, места остальных советников вырисовывали правильный пунктирный круг. Посещая Залы Ассамблеи, веструм каждый раз восторгался их величием, но сегодня, помимо восхищения, он не мог не испытать удивления от того, что обычно забитый под завязку зал сегодня выглядел полупустым.

— Кажется, ещё не все члены Совета подоспели к собранию, — заметил он, обращаясь к Игвану.

— Мой приказ в том и состоял, чтобы собрать не всех, — кивнул Главный Советник. — Самые верные решения можно принять лишь в узком кругу доверенных лиц. Здесь лишь те, кому я доверяю и кто точно не станет сливать информацию ни тиренам, ни, тем паче, Авангарду.

— Но не слишком ли много телодвижений для предупреждения ещё не зародившейся проблемы, м-м-м? — сидящий по левую руку от Игвана молодой рыжий зиид вмешался в разговор, нервно подёргивая кошачьи ухом.

— Странно слышать это от тебя, Бала, от того, кто скор в грозящих войной поспешных действиях и не силён в дипломатии, — престарелая самаре вытянула длинную антилоповидную шею, глядя на своего соседа сверху вниз. — Но в нашем случае будет уже поздно что-либо решать, когда армия тиренов покинет свой город и направится к воротам Меркурии.

— Что не даёт, однако, повод фамильярничать, Изергиль! — зиид обернулся к своей собеседнице, одаривая её долгим высокомерным взглядом. Зрачки заметно сузились, оставляя больше простора испепеляющему янтарю. — Почему-то лишь зиидов обвиняют в короткой памяти, однако мы способны запомнить не только свои длинные имена, но и имена своих собеседников. Напоминаю, меня зовут Бала-Мар, Аруна’а, Солнечный луч, дитя Да’наннко.

Игван поднялся и, возвышаясь над прочими столами, звякнул опустевшим бокалом о бутыль:

— Видимо, пора начинать.

Нарастающий звон разнёсся по Центральному залу, и прочие министры, как по удару в гонг, ринулись в словесную атаку.

— Даже если мы соберёмся дать бой, мы не успеем организовать армию на должном уровне, — обсуждалось на противоположенной стороне правящего «круга». — Половина наших войск находится на границе с Корасаном! Было слишком широким жестом откликнуться на их призыв о помощи, я изначально только об этом и твердил.

— Но мы не могли отказать своим соседям. Это бы значило обрести врага в лице «титанозверя».

— И теперь мы сами оказались без поддержки! — добавил масла в огонь Бала-Мар, Аруна’а, Солнечный луч, дитя Да’наннко. — А вы ещё собираетесь отправить остатки нашей армии в Ривервуд, на потеху этому алхимику!

— Ропер Клакс — сторонник Авангарда, — Изергиль не упускала возможности умерить пыл своего противника. — Пусть его действия и походят на выходки малолетнего ребёнка, но они существенно могут повлиять на ход будущей войны. Тирены не любят воды, но без ветра все наши корабли остаются привязанными к гавани.

— Что толку, ни у тиренов, ни у нас нет военно-морского флота, — фыркнул молодой зиид. — Эта битва проиграна ещё до её начала. Всё, что нам остаётся, — выдержать длительную осаду города.

Тобиас поймал на себе взгляд Абнакуса. Глубоко посаженные тёмные глаза венара напоминали круглые сучки на сухой древесине кожи. В них читалось повторение уже сказанных прежде слов: «Говори, они послушают тебя. Не противься судьбе, всё, что должно произойти, непременно произойдёт».

Веструм встал, чем прервал на полуслове старую самаре.

— Мы должны использовать корабли для эвакуации людей.

Ропот среди министров стих, из-за чего смех Балы сильнее резанул слух.

— Чего ещё ожидать от трусливых монахов. Обыкновенно крысы бегут с корабля, но у нас редкий случай, — зиид хищно осклабился, но тут же испуганно прижал уши от громкого хлопка ладони по столу. До того выглядящий незаинтересованным, Игван без единого слова в упрёк делал дитю Да’ананнко недвусмысленное замечание.

— Ты хочешь предложить оставить Меркурию на растерзание варварам? — оставив нашкодившего зиида прикусывать язык, Главный Советник обернулся к Тобиасу.

— Невозможно! — оправился от немого шока кто-то с противоположной стороны. — Сдача Меркурии подорвёт моральный дух не только её жителей, но и армии. Мы уже никогда не сможем отвоевать город обратно.

— Потеря Меркурии ещё не означает потерю Северных земель, — заметил веструм.

— Должен быть другой путь. На западном континенте набирает силы Азадир, мы могли бы попросить его помощи.

— Не думаю, что нашествие саранчи стоит выжигать драконьим пламенем, — Изергиль качнула рогами в сторону Тобиаса, явно принимая его сторону. — Народ Азади чрезвычайно набожен и склонен… проявлять нетерпимость по отношению к магическим расам. Это всё равно что запускать лису в курятник.

— Бегство всё равно не выход, — куда сдержанней, но всё равно зло прошипел Бала. — Ну подготовите вы корабли, но их на всех не хватит! Представьте, какая паника охватит жителей, сообразивших, что количество мест ограничено?

Флегматично наблюдая за перепалкой совета, Игван долил себе ещё вина. Рядом с веструмом материализовался стакан воды, и Тобиас с хладнокровием позволил себе смочить горло, прежде чем вновь заговорил под пристальными взглядами:

— Среди Часовых достаточно сильных магов. И с благословения Совета мы могли бы призвать волшебников из числа народных масс, чтобы всё подготовить к экстренному открытию порталов.

— Да призови ты хоть весь город, магия перемещения чересчур опасна и сложна для такой масштабной операции, — зиид снова терял чувство самообладания. — Если речь, конечно, не о магии крови, но совмещать эвакуацию с жертвоприношениями немного, на мой взгляд, перебор…

— Храм Баланса хранит достаточно тайн, — уклончиво ответил Тобиас. — К сожалению или к счастью, многие из этих секретов я унесу с собой в могилу. Но древние тексты Ордена Часовых содержат особенности магии перемещения, всё, что нам необходимо: достаточное число добровольцев с магическими способностями.

— И Часовые будут готовы оставаться в городе до конца эвакуации? — наконец, подал голос Игван.

— Я скажу вам больше. Даже если бы я приказал всем минструмам покинуть Меркурию, они бы не послушались. Не забывайте, что здесь остаётся слишком много важного и для нас: Храм Баланса и Анклав, — и мы готовы оборонять их ценой жизней, — Тобиас нахмурился. — Конечно, я отошлю всех учеников под присмотром Тифона и Магды, чтобы остались те, кто сможет восстановить Орден в случае нашей неудачи. Но я сам и самые лучшие из нас обязуемся исполнить свой долг перед городом.

Его монолог предназначался главным образом для Игвана. Главный советник задумчиво теребил короткую тёмную бороду, и многие министры затихли, понимая, что теперь всё зависит лишь от его слова. Тобиас опустился обратно в кресло и, подняв бокал с водой, только теперь заметил мелкую дрожь. Всё-таки участвовать в политических дискуссиях не его, ох не его призвание… Куда комфортнее он себя чувствовал, зачитывая мирянам заповеди Баланса.

Из дальней части зала Абнакус низко опустил голову, словно кланяясь веструму. Они оба знали, что решение уже было принято.

* * *

Веструм ровно, уверенно обращался с проповедью к стене. Изображающая Красного Кина фреска отражала звук назад, в собравших в круг членов Ордена Часовых. Тобиасу нравилась эта традиция — стоять спиной к своим слушателям, по молодости, ещё одержимый страхом публичных выступлений, так он избегал зависимости от чужого мнения, а со временем научился достигать бо́льшей заинтересованности. Теперь уже совсем не было необходимости задумываться о произносимых словах, тем более что их приходилось повторять и повторять последние три дня всем прибывшим с пригородов минструмам.

Нет сомнений, что в Меркурию скоро придёт война. Пока ещё никто не замечает признаков, да и тирены на удивление затихли, но с последнего экстренного собрания узкого состава Совета Аиреда Часовые готовились.

Краем уха слушая ропот расходившихся минструмов, веструм отставил посох к стене и, опершись руками о кафедру, устало склонил голову. За последние несколько дней Тобиас впервые остался наедине со своими мыслями и, наверное, только сегодня за всю свою жизнь был этому не рад. Венарово пророчество, к которому он старался относиться с почеркнутым фатализмом, навязчиво всплывало в памяти. На наклонной плоскости кафедры под манускриптом Песни прятался вырванный из сказок листок с нарисованной на нём чёрной кляксой: так издревле дети изображали страх, который не давал им сомкнуть глаз после кошмара. Бессонное. Тобиас и сам потерял сон в сомнениях. Последнее незавершённое дело в жизни. Каким оно будет? Стоит ли вообще что-либо начинать, если судьба не предоставит шанса это закончить? Но оставалось столько неотвеченных вопросов, которыми следовало бы успеть заняться...

Некто смущённо кашлянул. Обернувшись, Глава Часовых встретился взглядом с минструмом Тифоном, и поразился тому, как легко в последние дни подкрасться к нему со спины. Теряет бдительность. Видимо, это его и погубит? Не может же Баланс вечно уберегать его от собственной неосторожности.

— Прошу простить мою назойливость, но… — минструм Тифон смущённо переминался с ноги на ногу не смелее своих учеников. — Иструм Флегонт спрашивал о Вас. Понимаю, Вам может показаться это неважным, но… мальчик нечасто проявляет столь поразительную настойчивость.

— А, Флегонт… — эхом отозвался Тобиас и надолго замолчал.

Вот она, выглянувшая из-за поворота развилка. Как зачастую говорят во всё тех же сказках: направо пойдёшь — железную руду найдёшь, налево повернёшь — семью заведёшь, а не сворачивая с пути — лишь смерть свою найди. Разница состояла лишь в том, что для него все эти дороги представляли собой всего-то замкнутый бублик.

Смех смехом, но мальчик нуждался в Тобиасе. Минструм Тифон нередко злоупотреблял кнутом, забывая про пряник, и, видно, утратил доверие со стороны нетвёрдого в своей вере иструма. И веструм не мог себе позволить наступить на те же грабли.

— Флегонт, — Тобиас вышел из оцепенения. — Что ты можешь сказать о нём?

Минструм перехватил поудобнее посох и тяжело, раздувая ноздри, вздохнул.

— Диковат, конфликтен, угрюм. Перенял фанатичность матери, впитав вместе с молоком и её рассказы. Уж не знаю, было ли то её планом, но, когда его мать оказалась в Холодном Камне⁽¹⁾, именно навязанная ею вера в Баланс привела мальчика в Храм, — внезапно его тон переменился, в голосе появились удивительно тёплые нотки: — Я думаю, это сформировало в нём некую слепоту в убеждениях, однако Флегонт доказал, что после определённого толчка способен думать и быть достаточно упрямым в своих намерениях докопаться до истины. Он всё ещё поспешен в выводах, и, коли вы встречались с ним, то будете склонны не согласиться со мной, веструм Тобиас, но я возлагаю большие надежды на этого мальчика. Думаю, когда он пройдёт весь уготованный ему Балансом путь, то сможет предложить Ордену свою более чем искреннюю преданность.

— Вот как, — Глава Часовых приподнял второй манускрипт и ещё раз взглянул на бесформенное пятно. — Прошу тебя, передай мальчику, что я непременно встречусь с ним завтра.

Тифон поклонился и направился к выходу; не оборачиваясь, Тобиас с полуопущенными веками вслушивался в удаляющиеся шаги, пока они совсем не стихли.

Не было единственно верного ответа на вопрос, чем следует заняться, зная, что дни твои сочтены. Многие предпочли бы провести остаток жизни с семьёй, с теми, кто дорог. Но веструм, у которого не было никого, не знал ничего важнее Храма и Баланса. Пытливый ум Флегонта импонировал, обращение мальчика к вере Часовых обещало обретение верного сторонника, не говоря уже об ответственности, что несли минструмы за каждую жизнь, воспитанную в стенах Анклава. Потому выбор казался очевидным.

Лишь недавно стихший звук шагов вновь начал усиливаться, но на этот раз поступь приближавшегося незнакомца была легче и бесхитростнее. Тобиас схватил посох и обернулся. Растерянная девушка в странной одежде с неуверенностью кивнула и что-то пробормотала на неизвестном языке.

— Вы Скользящая, не правда ли? — формально спросил веструм после того, как поклонился гостье. Люди, наделённые от Баланса силой перемещаться между Старком и Аркадией, не единожды навещали Храм и всегда были столь легко узнаваемы в своём замешательстве.

Незнакомка снова с сомнением кивнула и выпалила ещё несколько фраз, заметно подделывая акцент. Очевидно, пыталась угадать язык, на котором они могли бы понять друг друга. Тобиас широко улыбнулся:

— Путешественница из Старка! Ну конечно, вы не понимаете меня. Слушайте меня, только слушайте и ничего не говорите, и так вы начнёте понимать.

Несмотря на то, что веструм старательно подкреплял свои слова жестикуляцией, девушка далеко не сразу осознала, что от неё требуется. Она без конца кивала головой и радостно вскрикивала, когда узнавала хотя бы одно слово из десяти. Здесь, в Аркадии, все говорили на На’вен, всеязыке, магическом наречии, которое способен понять любой, если будет просто внимательно слушать.

В конечном итоге, его собеседница просто устала бороться с языковым барьером и чересчур выразительно покосилась в сторону выхода, надеясь сбежать.

— Теперь вы впустили магию в своё сердце, и пробудилось знание всеязыка, на котором здесь говорят все, — Тобиас закончил говорить, и, как громом поражённая, девушка снова обернулась к нему:

— Я… Я вас понимаю! Так вы по-нашему говорите? А чего бред какой-то несли?

Веструм не удержался о того, чтобы не рассмеяться. Искренний восторг путешественников между мирами — бесценное нынче сокровище, ведь в нём заключалась первозданная вера в чудеса, вера, даже в магическом мире ослабшая под гнётом обыденности.

Скользящая представилась Эйприл Райан, она действительно была родом из Старка и впервые перенеслась из родного мира в Аркадию.

— Вы здесь одна? Без наставника? — уточнил Тобиас. В Храме, кроме него, сейчас не было других Часовых, потому он считал своим долгом поведать девушке об истории Раздела. Но для начала следовало выяснить, насколько его собеседница уже находилась в курсе событий.

— Наставник? Мне помогал один… — поуспокоившаяся Эйприл бродила взглядам по фрескам, пока не задержалась на изображении Красного Кина над кафедрой. — Кортезом зовут.

— Кортез? — веструм сначала удивился, уже совсем по-другому взглянув на девушку, затем протянул с облегчением: — Ах да, Кортез. Очень, очень хорошо.

Да, это к лучшему, что Красный Кин, дракон, участвующий в основании Ордена Часовых, уже двенадцать тысяч двести лет, как меняет облики и имена. Кортез — один из последних его образов, но, даже глядя на фреску, Эйприл никогда бы не узнала его. Оставался лишь один вопрос: почему Кины, поклявшиеся не вмешиваться в земные дела миров, внезапно заинтересовались одной из Скользящих?

Ответ лежал на поверхности, и Тобиасу приходилось держать в кулаке всю свою волю, дабы не выдать разгадки вслух. Эйприл и без того была скептически настроена по отношению к магии, уместно ли взваливать на неё такую ответственность почти сразу после первого перемещения, когда даже Кортез не посчитал нужным посвятить её в детали? Очевидно, для начала ей следовало убедиться в правдивости происходящего воочию. Так и порешив, Тобиас проводил девушку к выходу из Храма, предложив прогуляться по Меркурии, а уже по возвращению задать свои вопросы.

Эйприл вернулась сильно после полудня, до сих пор ошеломлённая увиденным и не желающая верить собственным глазам. И всё же, уже готовая слушать. По древним фрескам на стенах Храма Тобиас поведал ей о том, как когда-то Земля была единой, а человечество обладало неограниченной властью, злоупотребление которой и привело мир на грань гибели. Чтобы предотвратить апокалипсис, двенадцать Часовых, один из Кинов и девушка — будущий Страж — создали Раздел, расщепивший мир на два: на Старк и Аркадию.

Путешественница почти не задавала вопросов, лишь изредка уточняла ускользнувшие от неё детали. Эйприл оказалась замечательной слушательницей, умением и желанием учиться она могла бы подать хороший пример нынешним иструмам. Но, конечно, самого главного она не понимала. «Дитя, это о твоём прибытии нас предвещал Баланс? — думал Тобиас. — Ты не видишь этого, но всё твоё тело с головы до пят покрывают его отметины. И нет, речь не о тех татуировках, что наносят Часовые в знак своей верности. Нет, эти невидимые следы оставлены самой судьбой. Ты — особенная. Для этого мира и для Баланса. Ведь ты — будущий тринадцатый Страж. Увидеться с тобой — величайшая награда для меня перед смертью. О большем я не смел и мечтать».

Уставшая Эйприл осталась у фресок, когда веструм закончил рассказ. Он подозревал, как сильно утомил её своими стариковскими байками, потому легко оставил наедине с мыслями, но девушка очень быстро нагнала его у кафедры и задала ещё один вопрос:

— Вам знаком некто Брайан Вестхауз?

Детский восторг от встречи с кем-то столь важным для мироздания сменился в Тобиасе почти животным страхом.

— Вестхауз? Этот старый осёл? Увы, да, — веструм старался придать своему голосу естественное пренебрежение, но, не сдержавшись, осторожно уточнил: — А что вам от него нужно?

Девушка настаивала, что ей непременно нужно найти Вестхауза, а Тобиас не знал, куда себя деть от паники. Что ему было делать, отправить будущего Стража прямо в лапы неизвестному Бессонному, очевидно негативно настроенному к Балансу? И подвергнуть Эйприл такой серьёзной опасности?

Однако, в конце концов, веструму пришлось уступить.

— В городе его называют Человеком-на-Колесах, из-за его странной двухколёсной повозки, — Тобиас сдался и неохотно выдал так необходимую девушке информацию, но, вспомнив металлическое недоразумение из палок и колёс, неприязненно поморщился, что вышло совершенно непроизвольно. — Я не видел конструкции ужаснее и опаснее!

К удивлению старика, Эйприл только хихикнула в кулачок.

— Велосипед, что ли?

— Может быть, — нехотя признал веструм. — Ужасно гротескная машина — ну, впрочем, как и её хозяин.

Он признался, что Карек, продавец карт, может знать о Брайане больше, и с тоской и тревогой проводил взглядом обрадовавшуюся девушку. Оставалось надеяться, что Красный Кин отдавал отчёт в своих действиях. Или что Бессонное не увидит в Эйприл опасности.

Отправив Скользящую столь бесхитростным способом по длинному пути, веструм и не думал выиграть время, но внезапно рассмеялся, озарённый внезапной догадкой. Конечно же, не было нужды размышлять, что за дело предстоит ему совершить, ведь судьба в очередной раз сделала выбор за него.

И пусть по словам венара начатое не будет доведено до конца, но защитить дитя Баланса, — истинно, долг любого Часового. И в битве за это с Бессонным Тобиас и собирался отдать свою жизнь.

1) Холодный Камень — тюрьма на юго-западе Меркурии.

Вернуться к тексту

— На странице сто двадцать пять я оставила тебе закладку. Да, ту самую, с Кинами. Ну же, покажи маме, чему ты научился, зачитай мне отрывок с начала главы.

Мама пришивала заплатку на потрёпанных штанах, сидя вплотную у потрескивающего камина — единственного источника света в доме. У них не было денег на лампы с магическими кристаллами, а от свечей совсем мало толку… Расположившийся тут же, у огня, маленький Флегонт положил на колени тяжёлый фолиант, неуклюжими движениями нашёл нужное место и неуверенно начал зачитывать вслух:

— Мир был на кра-ю ги-бе-ли, ког-да по-я-вил-ся Раз-дел. Как и на мно-гих дру-гих пла-не-тах, без… без-гра… нич-ная власть ве-ла к апокла… апокса… апоксалисису.

Ребёнок напряжённо засопел, осознавая своё бессилие перед сложно читаемым словом.

— Ну-ка, что у тебя не получается? — мама забрала книгу в руки и села рядом. Недолго думая, Флегонт неловким котёнком забрался к ней на колени в ожидании сказки. Тук-тук-тук. Дождь постукивал по черепице и по полу — где-то прохудилась крыша.

Мир был на грани гибели, когда появился Раздел. Как и на многих других планетах, безграничная власть вела к апокалипсису. Но, отделившись от своего брата-близнеца Старка, Аркадия оказалась в ещё худшем положении, наедине с Хаосом и в ещё большем беспорядке, чем был у единой Земли прежде. Девушка, ставшая Стражем, осталась на месте Раздела и держала весь Баланс в своих руках, но вмешиваться в дела миров уже не могла, ибо Баланс не содержит ни злых, ни добрых помыслов.

Но был тот, кто помогал девушке обрести равновесие и чистоту души ещё до её становления Стражем. Её отец, он остался в Аркадии и в память о дочери продолжал почитать Баланс до конца своих дней. Он был первым Главой Часовых в нашем мире и звали его веструм На’асон.

О его жизни мы знаем немного, ибо многие годы он странствовал, обретая силы и стойкость для противостояния Хаосу. Зато по его возвращению никакие силы не могли смутить его веры. И наблюдая за тем, как легко веструм На’асон подчиняет себе Хаос, многие народы обрели в нём своего духовного наставника. Он помог долмари усмирить гордыню и впустить прочие расы на свои земли, он поддерживал зиидов, когда те налаживали земледелие на непривычных для себя почвах. Он поспособствовал тому, что переселившиеся сюда самары принесли с собой народную медицину, а люди — изобретения. После присоединились и другие магические расы, и с их единством воцарился покой в городе, что уже был стар на момент Раздела. А следом за ним наступил мир и в Северных землях, и во всей Аркадии. Люди, долмари, зииды, самары и многие-многие отстроили Храм Часовых в благодарность за слово, что принёс веструм На’асон, и признали значение Ордена.

Это сказание о том, что человек, владеющий словом и несущий Баланс в своём сердце, нужен миру в любое время: мирное ли, беспокойное…

Мама закрыла книгу, и почти уже уснувший под шерстяной шалью Флегонт встрепенулся.

— Не понимаю, — он принялся недовольно протирать глаза кулачками. — Я не понимаю, почему они слушались его.

— Разве ты сам не знаешь? — мама деланно нахмурилась, отнимая руки сына от его лица. — Легенда гласит, что голос веструма был достаточно громким, чтобы достучаться до самого глухого сердца.

Флегонт дёрнул головой следом за тенями, пробежавшимися по лбу матери; в её глазах отражалось пламя камина.

— Это значит, что он громко орал?

— О нет, Флегонт! — она засмеялась. — Это значит, что он нёс Баланс в мир и души. И принимая его правоту, люди и магические слушались его.

— И так оно было на самом деле?

— Ну конечно! Так оно и было на самом деле.

Мальчик съехал с коленей матери на пол и воинственно подскочил, угрожая кулаком воздуху.

— Раз так, то и я хочу стать Часовым! Мама, я скажу им всем! Скажу, и они оставят нас в покое! И… и у нас всего будет в достатке! И смеяться над нами… не будут. Никто не посмеет смеяться над Часовым! Ведь правда же?

Он завертел вихрастой головой по сторонам, но матери нигде не было. Флегонт захотел было крикнуть, позвать её, но крик почему-то застрял в горле. И лишь дождь продолжал говорить своё: тук-тук-тук.

* * *

Тук-тук-тук.

Прежде, чем проснуться, вышколенный за годы обучения Флегонт сел, навострив уши. И как только делающий утренний обход минструм Тифон умудрялся делать мерный стук своего посоха настолько узнаваемым?

Дормиторием в Анклаве Часовых назывался целый этаж, отведённый под спальни как учеников, так и уже состоявшихся служителей. Так было постоянно: ещё до рассвета наставник будил иструмов, первое время — бесцеремонно расталкивая каждого лично до тех пор, пока не становилось достаточно лишь открытия двери в маленькую келью. Это уже теперь одного прохода по коридору достаточно…

Флегонт вслепую нашарил рясу, кое-как оделся и выполз в коридор, осоловело моргая тёмными глазами.

— Смотрю на твою сонную рожу и понимаю, что уже которую ночь ты предпочитаешь сну безудержное веселье, — неприлично бодрый Юлий хлопнул Флегонта по спине, и тот от неожиданности едва не споткнулся.

— Отстань. У меня бессонница.

— Что, тяжко, когда твои мысли занимает не прекрасная вампирша, а дряхлый старик?

Они замерли по дороге в трапезную: Юлий давил насмешливым взглядом с высоты своего роста, Флегонт хорохорился долгие три секунды, но скоро не выдержал и отвернулся.

После разговора с Виллом Диллманом он уже не мог прийти в себя, присоединение к Авангарду стало вопросом времени. Но перед уходом Флегонт хотел поговорить. Ещё раз услышать аргументы Часовых, взглянуть им в глаза, узнать, что они думают об оставившем Раздел Страже и Разрывах. Будто бы это могло определить всё, переубедить, заставить иструма остаться в Ордене! И всё же, Часовые воспитали его, и из благодарности и уважения он хотел поговорить. На этот раз — на чистоту.

Но обсуждать столь щекотливые вопросы с кем попало тоже не хотелось. Тем более, что тот же минструм Йерин скорее лишь спросил бы: «А о какой книге речь?» От минструма Тифона давно и надёжно разбегались даже мурашки, что уж говорить о беседах по душам. Остальных минструмов Флегонт не знал, вот и остался веструм. Удивительно, но однажды после занятий минструм Тифон шепнул иструму, что Глава Часовых согласился его принять и с тех пор... больше не появлялся в Анклаве.

«Наверное, он нарочно испытывает меня, — с тоской подумал Флегонт, понимая, что его терпению потихоньку приходит конец. — Он ведь не знает, что я по итогу решил».

— Собираешься вступить в Авангард? — голос Юлия неожиданно вывел его из раздумий.

Флегонт внутренне весь содрогнулся, но изо всех сил постарался внешне сохранить спокойствие.

— Твоя игра скулами смотрится весьма неестественно, — ехидно заметил друг. — Значит, ты принял их предложение.

— С чего ты взял?.. С чего ты взял, что я вообще с кем-то из них связывался?

— Я думаю, их люди разговаривали с каждым из нас.

Флегонт опасливо покосился по сторонам. Все, кто хотел их обогнать, уже давно были в трапезной, заключающий процессию минструм Тифон нырнул в одну из келий: видимо, кто-то из иструмов умудрился проспать. Что и говорить, Юлий мастерски выбирал моменты для таких разговоров.

— И что тебе предлагали? — с любопытством спросил Флегонт.

— Ничего. Я даже слушать не стал. Чего и тебе советую. О чём бы они тебя не просили, всё это они могут сделать сами. У них глаза и уши повсюду, — Юлий не сводил с друга внимательных глаз: — Теперь моя очередь задать вопрос. Это всё из-за неё?

Флегонт сморщился. Воспоминания об Хастридд всё ещё причиняли боль.

— Нет. Она дала мне толчок, но не она причина моих амбиций. Просто… Часовые не могут мне дать ничего из того, что я хочу.

— Эка как завернул. Вот в этом и твоя проблема, Флегонт. Ты до такой степени эгоистичен, что постоянно занят собственными размышлениями. На других в твоей голове нет места, — Юлий выразительно ткнул в вихры Флегонта, солнечными лучиками вздыбившиеся после сна. — Но ты всерьёз рассчитывал, что мы будем тут ежедневно жонглировать заклинаниями и ежегодно спасать мир от гибели, путешествуя из Аркадии в Старк и обратно?

— Я хотел, чтобы существование параллельного мира имело хоть какое-то значение.

— Ты идиот? Видимо, ты недостаточное количество раз переписывал манускрипты, чтобы понять: мы проносим память о Разделе через поколения как раз для того, чтобы не повторить ошибок прошлого! Чтобы исключить так желаемое тобой влияние миров друг на друга и вместе с тем — очередное светопреставление!

— А ты не думал, что за двенадцать тысяч с лишним лет этот мир мог бы и устать от этого вечного застоя? — Флегонт почувствовал, что его трясёт мелкой дрожью, он сжал кулаки. — Без разницы, нет никакого смысла в очередной раз это обсуждать.

Он неохотно ступил на лестницу, за разговором совсем не услышав шагов. В результате его едва не сбила перепрыгивающая через ступеньки девушка — даже выряженная в форму работницы трактира, что-то неуловимое выдавало в ней чужестранку.

— Ой!

Отскочив в последний момент, незнакомка скользнула испуганными голубыми глазами по иструмам.

— А вы не подскажите, где я могу найти… как его… Хранителя книг… минструма Йерина, кажется? Веструм Тобиас велел его найти.

При звуке знакомого имени Флегонт непроизвольно нахмурился и тут же огрызнулся:

— Хранитель книг обычно там же, где и книги. В библиотеке.

— Эм. А где находится библиотека? — девушка не смогла понять причин агрессии, и влезший между ними Юлий, кажется, вполне разделял её чувства:

— Вы пришли с верхнего входа? Далеко же вы забрались! — он присвистнул. — Вам обратно наверх, а оттуда прямо от входной двери в проём направо.

— Ага, спасибочки. Тогда я пойд…

— Знаете, я могу проводить вас. Мне всё равно к выходу.

Флегонт вспрыгнул на несколько ступеней и с вызовом обернулся на девушку (симпатичную, пусть и не Хастридд — мысль отдалась противным сожалением) и Юлия, чей укоризненный вид заставил тут же отвести взгляд.

— Слушай, это вовсе необязательно. Не делай этого, — прилетевшие в спину слова, казалось бы, призваны остановить, но только больше подстегнули. Флегонт ускорил шаг.

* * *

У Флегонта не было времени вспоминать о жизни до вступления в Орден, ведь совсем незадолго до этого он сидел на паперти у Храма Баланса и считал, сколько дней уже не ел. Рядом что-то звякнуло. Уткнувшийся взглядом в брусчатку голодный семилетка скосил глаза и увидел под ногами железный орен.

— Эй, ты что, тебе деньги некуда девать?

Мальчик и не подумал поднять голову и рассмотреть своего благодетеля, продолжая наблюдать, как дорогие мокасины на носках разворачиваются боком и уводят своего владельца прочь. С запозданием за ними последовали и голоса двух прохожих меркурианцев, оставившие после себя лишь обрывок разговора:

— Жалко же! На рынке говорят, его мать посадили в тюрьму за воровство, а сам он тут уже несколько дней сидит…

— Я тебя умоляю, ты каждого бездомного собрался жалеть? Каждый человек по-своему несчастен, а эти писаки всё ещё эксплуатируют тему неблагополучных семей! Оставь спасение Балансу и Часовым.

Флегонт накрыл ладонью монету и на пару минут замер в ступоре, а потом зло выкинул железный кругляш скакать по ступеням Храма Баланса. Живот укоризненно сжался и булькнул, не в силах издать полноценного урчания. Мальчик сжался в комок у подножья Башни и, опёршись о стену, пустым взглядом уставился вверх. Солнце-железный-орен скатывалось с небосклона к крышам невысоких домов, когда откуда-то сверху опустилась тень. В следующий миг Флегонт уже уворачивался от удара посоха, скатываясь по ступеням Храма.

— Я приказал тебе не просиживать здесь штаны! Мы не принимаем в Орден каждого встречного-поперечного оборванца! — над мальчиком нависла угрожающе высокая фигура минструма Тифона.

Флегонт снова весь собрался, как ни в чем не бывало, и обнял колени; потревоженная посохом пыль снова улеглась, прилипла к коже очередным слоем грязи.

— Я останусь здесь, старик. В надежде, что хотя бы кто-нибудь из Часовых вспомнит о своём значении и поможет моей маме. Она ведь всегда молилась Балансу!

— С… с… старик? — посох свистнул в воздухе и угрожающе замер. Тифон за ухо поднял мальчишку с земли. — Ну-ка пошли со мной.

Минструм повёл его на рынок. Поток идущих с торговой площади людей увеличился, когда Тифону пришлось отпустить мальчика, но тот всё равно машинально поплёлся следом, используя всё своё внимание, чтобы не потерять в толпе лысоватую голову священника. Как удачно, что узкие проходы между палатками не создали на их пути ни единой развилки.

— Ма-а-а-ма, — передразнивая, Тифон с чувством плюнул себе под ноги. — Разрази меня гром, если когда-нибудь их причиной станет не женщина. Это всегда или мать, или сестра! — (слегка отставший Флегонт перешёл на бег, по дороге нечаянно смахнув с одного из прилавков древнюю вазу с Ке’ена. Гневное «Эй!» придало сил ускориться). — Помяни моё слово, мальчик, однажды ты забудешь лицо матери, и как только это случится, тут же мимо проплывет следующая юбка, в которую ты непременно вцепишься. Знаю я такой тип юнцов, у вас каждый год новая любовь до гроба! Правильно я говорю? — Тифон резко обернулся, столкнувшись носом с едва его догнавшим Флегонтом. Пытаясь отдышаться, тот выдавил:

— Наверное… да.

— И, возвращаясь к нашему разговору пару дней назад, ты всё ещё смеешь предлагать свою жизнь Ордену в обмен на её спасение? — в голосе старика сквозил сарказм. — А когда Часовые выполнят твою просьбу, видимо, собираешься уйти на все четыре стороны?

— Нет, — Флегонт искренне удивился. — Я собираюсь вступить в Орден и служить ему до конца своей жизни в обмен на её спокойную жизнь. Она этого заслуживает, она ведь…

Его прервал раскатистый смех, заглушивший самых горластых торговцев и наверняка взбудораживший чаек до самой Тенистой бухты. Согнувшись пополам от хохота, Тифон остановился у овощного развала. Распуганные покупатели спешно оставили все мысли и покупках и ретировались.

— Не знаю, как ты сделал такие восхитительные выводы, но ты явно что-то не так понял. Мальчик, вступление в Орден куда выгоднее тебе, чем нам. Один кочан капусты, пожалуйста, — он столкнулся взглядами с многозначительно выгнувшим бровь продавцом и сварливо рыкнул: — Хорошо, хорошо, два! И нечего так смотреть.

Загрузивший по итогу две корзины, Тифон водрузил одну из них на мальчика, не прерывая лекции:

— Не стану говорить о том, что Орден включает в себя исключительно талантливых магов, магия весьма второстепенна, когда речь идёт о библиотеке Анклава. Самой большой в Северных Землях, а может, даже в Аркадии! Конечно, никто не запрещает тебе туда ходить, но, чтобы от этого был хоть какой-нибудь толк, нужно уметь читать.

— Я умею читать. «Мир был на грани гибели, когда появился Раздел. Как и на многих других планетах, безграничная власть вела к апокалипсису. Но, отделившись от своего брата-близнеца Старка, Аркадия оказалась в ещё худшем положении, наедине с Хаосом и в ещё большем беспорядке, чем был у единой Земли прежде», — мальчик глянул на краснобокое яблоко на самом верху корзины и сглотнул слюну. — Мама говорила, у меня нет способностей к магии, так буду хотя бы обра… образцовым?

— Скорее образованным. Ну, знаешь, такая штука, от которой ты будешь больше думать, — Тифон усмехнулся, совсем по-другому взглянув на мальчика. — Легенда о первом веструме… Твоя мать была умной женщиной… Пусть и недостаточно, раз забыла рассказать, что Орден не может никого спасти.

— Но мама говорила, что Часовые очень могущественны!

— Да. Но наша сила — она в знаниях, мы ответственны за этот мир, но не можем вмешиваться. Совсем как Страж Баланса. Знаешь, у каждого человека внутри есть такая чаша, как у весов. И каждый человек привязан нитями к невидимым коромыслам. Все мы частички невидимых весов. Баланс раздаёт каждому блага и несчастья, и так весь мир пребывает в равновесии. Часовые обязаны его сохранять.

Рыночные палатки сменились домами. Флегонт с тоской заметил девочку примерно его возраста, она с восторженным визгом встречала отца. Вперившись взглядом в затылок Тифона, мальчик угрюмо заметил:

— Знаете, такой мир недолго сможет удерживать равновесие. Моей маме досталось слишком много несчастья. Её чаша явно перевешивает.

— Значит, есть другая чаша, которой досталось больше везения, — терпеливо объяснял минструм.

— Но это несправедливо!

— Ты — эта чаша! — рявкнул Тифон, костяшки вцепившихся в посох пальцев побелели. — Твоё вступление в Орден уравновесит ваши весы, твоя удача окупит сполна жертву твоей матери.

— Но было бы правильнее, если бы все чаши находились на одном уровне! — крикнул Флегонт, не понимая, как до Часового могут не доходить такие простые вещи. — И никто не был бы обижен.

— Ха, такая утопия сравнима лишь с объединением Старка и Аркадии.

— Вот потому вы и должны позволить мне стать Часовым, — выпалил мальчик. Он был как никогда серьёзен. — Я буду хорошо учиться. Я познаю Раздел. И я буду работать над тем, чтобы миры объединились, и таких, как моя мать, больше не было. Вы увидите, что были неправы.

Когда Тифон обернулся, в его глазах плясали весёлые искорки.

— И чтобы никто не ушёл обиженным? Ха! Ну, посмотрим. Заночуешь сегодня в Анклаве. И всё же я надеюсь, что ты повзрослеешь и навсегда забудешь об этом разговоре…

* * *

Пасущийся в загоне элгван вырыл последний доступный ему корешок травы и принялся неторопливо пережёвывать, но, когда в нос шибанул человеческий запах, остановил челюсти и выгнул гибкую шею, недовольно затрубив. От неожиданности Флегонт шарахнулся от деревянной перегородки и смачно выругался: он сомневался, что такое возможно, но от матери ему явно передалось абсолютное неумение ладить с домашним скотом и плугом. Впрочем, с людьми отношения были не лучше.

Ворота с качающейся над ними бронзовой вывеской в виде наковальни вели на небольшой дворик, окружённый несколькими дверями. Флегонт выбрал одну из них, делая выводы из прислонившихся к стене кованных фрагментов загороди и бочкам, и

зачем-то с робостью постучался, прежде чем зайти. На входе звякнул звоночек, из-за прилавка высунулась рожица мальчонки сильно младше Флегонта. «Мне, наверное, было столько же лет, когда Тифон нашёл меня на ступенях Храма Баланса», — подумал иструм и, представительно погладил рясу, с важностью спросил:

— Эм, могу ли я найти здесь Вилла Диллмана?

Ребёнок шмыгнул, вытирая сажу под носом грязным рукавом:

— Нету тут таких.

— Хорошо, — Флегонт поджал губы и вытянул цыплячью шею; взглядом он обшарил помещение, за ненадобностью и с деликатностью он старался не разглядывать жилую часть и быстро приметил подсобку с инструментом и проход на задний двор — в проёме мелькнула спина кузнеца, а затем громыхнули удары молотобойца. — Хорошо, а отца своего можешь позвать?

— Не-а, — широко улыбнулся маленький паршивец. — Но я могу помочь тебе найти того… человека. За плату. Ну, знаешь, взнос.

Флегонт нахмурил брови и аж зубами скрипнул: когда его мама оказалась в Холодном Камне за воровство, он слонялся, бездомный и голодный, по улицам Меркурии, но не позволял себе опуститься до прошения милостыни. А этот малой при крыше над головой и добропорядочном родителе считает себя настолько исключительным в своём несчастье, чтобы заниматься вымогательством?

И тем не менее, иструм всё же выудил из кармашка подаренный Виллом серебрённый коробок. Сын кузнеца как будто переменился в лице, недоверчиво прищурился и перегнулся через прилавок в желании рассмотреть безделушку поближе, но Флегонт внезапно со злостью сжал коробок в кулаке и процедил:

— У Баланса денег проси. Покаянием.

— Ты что, думаешь, оно хоть что-нибудь стоит? — недоверчиво фыркнул мальчонка. — Да у меня тысячи таких, там, под землёй! Гляди.

Он выбежал из-за прилавка и протянул руку, с сомнением Флегонт всё-таки разжал пальцы и передал огнесоздающую игрушку. Вместе мальчики отошли к подсобке, где сын кузнеца рухнул на четвереньки и, чиркнув колёсиком, вызвал в коробке небольшое пламя: отзываясь на чужеродный свет, на полу зажглись несколько рун, они пульсировали, собираясь магическими линиями в цельный рисунок, после чего, напоследок вспыхнув, исчезли, оставив после себя крышку люка.

Сын кузнеца постучал по дереву: три долгих стука и два коротких. Люк открылся, и оттуда высунулась как всегда чем-то очень довольная физиономия Вилла Диллмана.

— А, Флегонт! Добро пожаловать в одно из секретных убежищ Авангарда, дорогой друг. Однако, ты совсем не торопился с нами встреться, я даже начал волноваться в своих способностях к вербовке новых лиц, — поприветствовал он мальчишек, но, остановившись взглядом на сыне кузнеца, по-отечески строго добавил: — Твои друзья уже готовят чертежи. Не думаешь, что пора присоединиться к ним?

Мальчонка ответил широкой улыбкой — такой, что приписанное ему в мыслях Флегонта родство с хозяином кузни мигом проиграло сильному сходству с доброжелательностью Вилла — и шустро скрылся из виду в тёмном проёме люка. Не представляющий как на всё реагировать иструм с хмурым видом уставился в темноту, замечая, что думает явно о чём-то не о том.

— Разве сын кузнеца не должен помогать в кузне?

— Сын? О нет, у Айзена нет детей, — засмеялся Вилл, облокачиваясь о деревянную тумбу. — Хотя твоё заявление никак не противоречит действительности. Едва ли какое изделие возможно выковать без чертежа, и подготовка выкроек и разметок на самом деле огромная помощь!

— Настолько огромная, что едва ли с этим справится ребёнок, — за разговором иструм нашёл новый объект для разглядывания: на стенде у стены красовались доспехи городской стражи. На левой стороне нагрудника с ювелирной точностью был вытравлен герб Меркурии: из-за озаряющего голубым светом маяка выглядывала корма корабля. — Я бы больше ожидал, что он будет меха задувать да заготовки мастеру подавать. Ну и пальцы под молот совать.

— Ах, Флегонт. Мне совсем не нравится, что ты ждёшь от Авангарда эксплуатации детского труда.

— Причём тут Авангард? Многие дети работают, на фермах так вообще дорастают в поле. Или вы пытаетесь примерять на Аркадию историю Старка? Тогда стоит говорить, что у нас Средние века!

— Верно, — Вилл сцепил руки в замок и хищно прищурился. — Правда, ты не совсем прав в своём сравнении, разные части Аркадии находятся на разных уровнях развития, но даже Северные Земли уж слишком самобытны, чтобы считать их простой калькой средневекового Старка. И пусть меня расстраивает, что за двенадцать тысячелетий мы не добились прогресса, соизмеримого с миром-близнецом, но всё в наших руках. Образование, — он вскинул указательный палец.

— Ага. Такая штука, которая помогает больше думать, — Флегонт закатил глаза.

— Я считаю, — Диллман продолжал, — что между основанием института образования и экономическим подъемом определённо должна быть взаимосвязь, ведь кто ещё, как не человек мыслящий, способен задуматься о ценности человеческой личности и найти пути для улучшения условий жизни. И потому здесь, прямо под нами, мы организовали настоящую кузницу кадров! Да, из детей, потерявших родителей и беспризорных, таких, кому не хватило места в Анклаве, в отличие от тебя, а ведь твоя мать наверняка хотела бы…

— Что вы знаете о моей матери? — Флегонт напрягся. Запоздало он подумал о том, что не помнит, когда успел назвать агенту Авангарда своё имя. А уж о своём прошлом никто так скоро не стал бы распространяться…

— Ничего, — Диллман и сам спохватился, сообразив, что задел не самую приятную тему для беседы: — Просто Часовые часто подбирают сирот, вот я подумал…

— Верно, вы не можете ничего знать, — грубо перебил мальчик. — Можете только догадываться, что мои родители живы-здоровы и не прекращают говорить мне, как гордятся моим выбором.

— Как скажешь.

— И потому я бы хотел пояснить, — продолжал наседать Флегонт, чеканя слова, как железные орены. — Я пришёл не для того, чтобы вступить в Авангард. Я здесь только для того, чтобы получить ответы на свои вопросы о Страже и о Разрывах.

Повисла напряжённая тишина, Вилл неловко улыбнулся и отошёл к окну, долго вглядываясь в мутное стекло, словно бы заметив кого-то знакомого.

— Ах, а ты явно из тех, кто предпочитает сразу же переходить к делу, неправда ли? — агент Авангарда спешно прикрылся занавеской и отступил обратно к подсобке. — Но твоё нетерпение лишь подчеркивает необходимость начать издалека. С этой мастерской. Не желаешь оглядеться? А то можно подумать, посещение баз оппозиционных сообществ для тебя обыденность, а не приключение.

— Что я не видел в кузницах? Горна и мехов? — с нервным недовольством фыркнул иструм, но, дёрнувшись от кажущегося осуждающим удара кузнечного молота, поспешил оправдаться: — Я понимаю, что вы здесь, скорее всего, готовитесь присоединиться к вторжению тиренов. Куёте оружие, вот это вот всё, но я монах, меня не интересуют такие вещи.

— «Вот это вот всё», — передразнил его Вилл Диллман и захохотал, опускаясь в проём открытого люка. — «Вот это вот всё»! А я-то думал, что стремлюсь начать промышленную революцию в Аркадии, ан нет. Всего-то помогаю дикарям из-за гор Тиреней разрушить наше будущее и «вот это вот всё»!

Он скоро исчез под землёй, оставив неприглашённого идти следом мальчика наедине с клещами и зубилами под ритмичный звон выколачиваемого металла. «И зачем я вообще сюда пришёл?» — мрачно спросил себя Флегонт, ощущая нарастающие сожаление и беспокойство. По изначальной задумке он собирался куда увереннее вести диалог в нужном ему направлении, придавая тону отрепетированные не без последствий на Тифоне железные нотки, однако именно эмоции и выдавали пустоты и раковины в непрокованном металле его характера — метафора под стать этому месту.

Плюнув, в конце концов, на осторожность, Флегонт скатился по лестнице вниз и оказался на небольшой площадке, откуда дорожка из металлических ступеней уходила налево, вдоль стены. Казалось странным, что света здесь было куда больше, чем наверху, по всему потолку ровными линиями размещались магические кристаллы, источающие ровный белый свет. «Это же сколько денег сюда вбухано!» — с невольной завистью подумал Флегонт, переваливаясь через перила, и разглядывая оборудование, заполняющее зал: движущиеся сами по себе молоты и несколько громоздких конструкций из зубчатых колёс и резцов.

— Завораживает, правда? — Вилл встал рядом, и всё равно его было едва слышно — шум стоял такой, будто в зале работало с дюжину Айзенов. — К моему глубокому сожалению, производство в Меркурии до сих пор находится под управлением ремесленных гильдий. Это удобно с точки зрения среднего предпринимателя — получать гарантированный доход при сохранении минимальной планки качества. Однако, такой подход делает прогресс нежелательным и даже губительным для бизнеса большинства участников: пока одни полны энтузиазма и новых идей, другие не жаждут изменений, когда всё и без того работает как часы. Поэтому собственники капитала наподобие меня вынуждены из-под полы снабжать маленькие мастерские материалами и инструментами, чтобы мастера, такие, как Айзен, могли свободно творить. Результатом такого вопиющего нарушения гильдийских правил и стал наш цех. Но нашей целью является не уничтожение конкурентов, как можно подумать, а разработка технологического процесса, приемлемого в условиях объединенных миров. Для этого мы активно применяем принцип автоматизации и разделения труда, налаживая серийное производство, а также тестируем магический метод, схожий с электролизом, чтобы добывать больше полезного материала из импортной железной руды Азадира, чем это возможно при обычных плавильнях. И всё благодаря новейшему оборудованию, именно этим самым станкам, которые ты видишь прямо перед собой.

Флегонт начал спускаться по лестнице в зал, массируя виски: голова разболелась то ли от прочитанной лекции, то ли от грохота дьявольских механизмов, почему-то обозванные Виллом станками, хотя их станина внешне едва ли имела что-то общее с ткацкими рамами, на которых обычно ткали женщины Северных Земель.

— Извините, но я, кажется, совсем ничего не понимаю, — признался мальчик.

— Как же так? — ответ Диллмана казался насмешкой. — Мне казалось, у тебя пытливый ум и ты много читаешь…

— Читаю, — с недовольством оправдывался иструм. — Религиозные тексты, ведь я монах. А вы говорите о делах экономических, что такой себе предмет для проповеди.

Они спустились в зал, где Флегонт мог рассмотреть машины поближе. На его глазах стайка детишек, покрутив пару колесиков с разметкой, вырезала заготовку сложной формы из листа металла и побежала к следующему станку — выравнивать края, хотя что иструм в этом понимал. Остальные чертили, сидя за общим прямоугольным столом; в его главе был молодой мужчина лет двадцати пяти с козлиной бородкой, он что-то с воодушевлением рассказывал, размахивая линейкой перед носами своих учеников. Флегонт не представлял, как его кто-то мог слышать в таком шуме.

— А это Сембан, — проследил за взглядом мальчика Вилл. — У него своё дело в Меркурии, но он любезно согласился поучаствовать в проекте. Ценное приобретение для моей кампании.

За другими станками работали несколько мужчин, по словам Вилла, они тоже были из мастерской Сембана. Флегонт заворожённо глядел, как стальной брусок податливо по велению резцов превращался в деталь симметричной формы, пока Диллман обменивался с работниками быстрыми рукопожатиями.

— Ты, малой, главное не слушай, если он начнёт тебе за производство рассказывать, — наклонился поближе к уху иструма один бородач, затем, хохотнув, толкнул смутившегося Вилла в бок. — Он и про накатку-то знает лишь то, как эля накатить, да так, чтобы резьба слетела.

Флегонт успел только хмыкнуть, когда каким-то магическим образом телепортировался на другую сторону зала от хохочущих мужиков.

— Зарекаюсь пить с рабочим классом, — пробормотал Диллман себе под нос и сделал шаг вперёд.

Воздух напрягся, стоило иструму ступить следом. А потом опустилась блаженная тишина, прерываемая лишь приглушённым, доносившимся не пойми откуда тиканьем. Флегонт с облегчением выдохнул: он уже подустал от неостановимого грохота всех этих дьявольских механизмов.

— А вы... не боитесь? — в ушах всё ещё звенело, когда на смену раскалывающему голову шуму пришла страшная догадка. — Я ведь ясно дал понять, что не собираюсь пока вступать в Авангард, а вы так спокойно показываете свою секретную базу. Будто не собираетесь отсюда выпускать, чтобы я ненароком там... не рассказал ничего лишнего Часовым, например.

Вилл Диллман засмеялся.

— Флегонт, мы не собираемся удерживать тебя здесь насильно. Конечно, определённый риск всегда имеется, но поверь: стоит тебе заикнуться о нас хоть одному минструму, здесь всё исчезнет... прямо как звук.

Эхо подхватило его слова и бережно звякнуло о магический барьер за их спинами. Флегонт обернулся. Воздух на его глазах заискрился, но быстро успокоился, не оставив ни единого намека на магию, и люди за невидимой стеной продолжали немо открывать рты и работать на неслышимых станках. «Так вот почему никто из соседей не жалуется на шум, — запоздало понял иструм. — Магия».

— Но я давно уже жду от тебя совсем другого вопроса, — Вилл направился к стене по извилистому пути между полусобранных станков и коробок со сменными деталями и готовыми изделиями.

— И какого же?

— Что мы здесь производим? — судя по тону, после этой фразы Вилл готовился к следующей части своей длинной лекции, но утомлённый вздох мальчика заставил его передумать. — Вижу, ты подустал, поэтому отвечу кратко: всё что угодно! От серпов до... ты сохранил зажигалку, которую я тебе подарил?

Сообразив, что речь о том огне-создающем коробке, иструм сунул руки в карманы рясы и нахмурился, не нащупав в них ничего. Он обернулся и довольно быстро нашарил взглядом знакомый мальчишеский затылок: специально или случайно, но принятый за сына кузнеца ребёнок так и не вернул назад зажигалку. Словно бы почувствовав направленное в свою сторону негодование, воришка беззвучно чихнул.

— Ой, да забудь, — не дожидаясь ответа, Вилл зарылся в одной из стоящей на полу коробке, пока не выудил точную копию украденного подарка — даже гравировка была повторена точь-в-точь.

Флегонт с жадностью выхватил зажигалку. Пальцы ощутили знакомую шершавость.

— Так вы производите это здесь… — в словах поровну заключались восхищение и разочарование: он до последнего надеялся, что вещица окажется из другого мира.

— Не расстраивайся, — Диллман без труда разгадал мысли мальчика. — Пусть мы не возим сувениры из Старка, но мы позаимствовали у него многие другие технологии. Ты уже догадался, чего мы стремимся достичь?

Выдерживаемая им пауза слишком затянулась, пока Флегонт морщил лоб, силясь придумать хоть какое-то объяснение.

— Мы стремимся подготовить жителей Аркадии к объединению миров и приходу науки в повседневную жизнь, — агент Авангарда говорил так, будто не понимал, как до этого можно было не дойти своим умом. — Начали, конечно же, с детей, ведь они с удовольствием и лёгкостью впитывают всё новое. Это новое поколение, дети эпохи, которая определённо войдёт в аркадианскую историю как Эпоха Возрождения!

Диллман краем глаза глянул в сторону Флегонта, явно ожидая увидеть немое восхищение, но тот только с неудовольствием пожал плечами:

— Звучит логично. Наверное, в Старке Авангард проделывает что-то похожее.

— Ах, нет, — отмахнулся Вилл. — В этом нет смысла. Ведь большинство там даже не знают, как работают смартфоны, так что к магии им не привыкать.

— Смарт… что?

— Неважно, сейчас не время думать об этом, — Диллман убрал с нерабочего станка коробку и присел за ним на корточки.

Флегонт скрестил руки на груди и фыркнул:

— А о чём тогда следует думать? О том, что все ваши технологии, как бы вы не косили под Старк, всё равно основаны на магии, ведь иначе Аркадия и сама бы нашла пути развития за двенадцать-то тысяч с лишним лет?

— Ага! — из-за станка словно бы в знак одобрения высунулась рука, Вилл повертел указательным пальцем в воздухе и поманил мальчика к себе. — Я рад, что наши мысли сходятся настолько, что я заранее подготовился к твоему вопросу. Иди сюда.

С неохотой иструм подобрался ближе, когда Диллман отодвинул крючок и отворил почти незаметную дверцу в боковой части станка. Наружу с новой силой вырвалось то самое мерное тиканье, что уже некоторое время сражалось за внимание со звоном в ушах Флегонта, как только он ступил за магический «шумозащитный» барьер.

— Что это?

Флегонт заглянул за плечо довольно улыбающегося Вилла и увидел в углублении станка установленный странный механизм, похожий на золотое яйцо. От него исходили приглушённый свет и тепло.

— Айзен воссоздал эту штуковину на основе артефакта йете, древней гуманоидной расы, представителей которой никто не видел уже много-много лет. Они использовали нечто подобное для управления своими собственными механизмами, но что интересно, их изобретения сочетали в себе как магию, так и… науку. Мы взяли на вооружение их пример и применяем те же принципы для концентрации магии и запитывания нашего оборудования, — глаза Вилла загорелись энтузиазмом. Или это свет от загадочного источника энергии отразился в зрачках? — Видишь ли, принято считать, что Аркадия настолько сильно подвержена Хаосу, что привычные для Старка технологии у нас не работают, ведь магия подчиняет их своим непредсказуемым законам, но, подчеркиваю, всё же законам. Многие исследователи подмечали и до нас, что такая сложная детерминированная система, как целый мир, — (Флегонт открыл было рот, чтобы уточнить значение очередного незнакомого слова, но перебить воодушевившегося Вилла казалось задачей не из лёгких), — пусть и зависит от навязанных Хаосом условий, но упорядочена. Из века в век яблоко падало вниз, а мы при ходьбе не отрывались от земли, а значит, для нас актуальна сила притяжения и, что вероятно, и другие законы физики, — Диллман внезапно вскочил и положил руку на рычаг, намереваясь показательно запустить станок. — Зная это, мы можем развить собственные технологии. Обуздав магическую неопределённость, мы совместим её с логикой науки, и на фоне этих открытий объединение миров будет казаться… естественным.

Он с усилием повернул рычаг, шестерёнки со скрипом задвигались, медленно набирая обороты. Из технических отверстий повалил дым, и… вместо того, чтобы сдвинуть жёстко закреплённый резец, станок издал низкий органный звук и затих. Флегонт попытался что-то сказать, но станок снова ожил и раздался целой чередой нот, складываемых в причудливую мелодию. Вилл обиженно вытянул нижнюю губу:

— Бесподобно! Огромная музыкальная шкатулка вместо токарного станка. К несчастью, Хаос преобладает в этом мире ровно в той мере, чтобы ничего не работало в этом бардаке как надо.

Флегонт, не сдержавшись, прыснул.

— Просто… нам нужно что-то большее, чем самостоятельно сконструированная поделка, — признался Диллман и, вырубив ожившую машину, обернулся к мальчику, заставляя его хотя бы попытаться перестать смеяться. — Что-то настолько же древнее, как технологии йете, сочетающее в себе и магию, и науку. Говорят, у Часовых есть подобная игрушка, но, как ты понимаешь, для Авангарда путь в Храм заказан.

— Ну, это объясняет, почему вы разговариваете со мной, — хмыкнул начинающий успокаиваться Флегонт. Кое-что вспомнив, он спросил: — Знаете, судя по всему, до объединения предстоит ещё много работы. Зачем же вы тогда создаёте Разрывы?

— Разрывы… — на мгновение Диллман заметно замешкался, — создаём не мы. Это естественная реакция двух миров на отсутствие Стража. Видишь ли, Аркадии и Старку суждено объединиться, и, если бы они обладали самосознанием, то наверняка сами бы этого отчаянно желали. Авангард видит множество путей как реактивного, так и постепенного объединения. Однако оба этих варианта станут доступны только после того, как Раздел займёт наш ставленник, новый Страж, — (Флегонт подался вперёд, поддавшись интересу). — Но это совершенно не наша забота.

— Не наша? — воскликнул тут же разочарованный иструм. — Но вы же скрываете Разрывы!

— Да, скрываем, — Вилл хлопнул тонкой дверцей, скрывая выдающее себя тиканьем яйцо. — Но не от людей, как ты мог подумать, а от Часовых. Наше дело — готовиться к объединению, когда бы оно не настало. Наша миссия — в противодействии Часовым, чтобы они ни в коем случае не узнали о Разрывах и о том, насколько тонкой стала ткань междумирья. Ведь их позиция заключается в том, чтобы оставить всё как есть.

С агента Авангарда мигом сорвалась вся былая несерьёзность. Волнуясь, он пригладил зачёсанные назад волосы и, хмуря выщипанные брови, говорил:

— Двенадцать тысячелетий! Подумать только, столько времени наш мир оставался неизменным. Ни исследований, ни прогресса, никаких даже самых… незначительных попыток воспользоваться хотя бы десятой долей нашего потенциала! А люди? Часовые когда-нибудь думали о них? О том, что мы стремимся отнюдь не к безделью и праздности, нет, а к… снижению детской смертности, например. Или к тому, как избавиться от голода и наделить всех равными правами от рождения! А потом, освободив свой досуг, задуматься о смерти и разгадке тайны смысла жизни… Так о чём, о чём, скажи на милость, думают Часовые?

Они не разговаривали на обратном пути к лестнице наверх. Флегонт чувствовал себя странно. Он гадал, почему именно сейчас, на пути сюда, он вспомнил свою первую встречу с Тифоном.

«И чтобы никто не ушёл обиженным? Ха!» — прозвучал в мыслях с хорошо знакомым сарказмом голос минструма.

Как можно было так надёжно забыть о причинах, по которым Флегонт стал иструмом? В памяти само по себе всплыло лицо матери. В семь лет он не думал о том, насколько был беспомощным, и так отчаянно стремился её спасти. От той уверенности осталось лишь жгучее желание, чтобы такая история больше ни с кем никогда не происходила. Но Орден из года в год вбивал в иструмах смирение. Часовые ничего не хотели менять, остерегаясь страшного для двух миров прошлого. Однако эта мастерская наглядно показывала, что у Аркадии есть шанс развиваться. Любую самую трудную работу можно облегчить технологиями. И если не совершать ошибок, зачем тогда жить?

— Ну что, ты со мной? — Диллман снова улыбался, когда вскарабкивался по лестнице. И кто бы разобрал, что он имел в виду: подъём на поверхность или работу на Авангард?

— Я… — Флегонт не знал, как собрать все свои мысли в единственно верную фразу и произнести её вслух. По всему выходило, что выбор он сделал ещё утром, до прихода сюда, чтобы ни говорил прежде. — Что… что мне предстоит сделать, чтобы доказать свою верность? Шпионить за Часовыми?

Вилл засмеялся.

— Ох, Флегонт, вовсе не обязательно нам доказывать свою верность. Ведь ты уже один из нас.

Примечания:

Для истории: написание этой главы далось мне о-о-очень тяжело.

Кладовки на втором этаже Анквала полнились всякого рода барахлом. Тобиас закончил перебирать поломанные перья и выдохшиеся магические амулеты и с разочарованным вздохом закрыл резную крышку старого сундука. На плечи навалилась усталость, веки тяжелели: весь вчерашний день веструм провёл за книгами, проверяя древние тексты на упущенные когда-либо упоминания Бессонного или чего-то равного ему по силе. Подсказку удалось найти только в одном из манускриптов Баланса, манускрипте Воссоединения, но, к несчастью, для Тобиаса это означало остаться в Анклаве ещё и на ночь — отнюдь не для того, чтобы оценить мягкость здешних перин.

Веструм часто заморгал, отгоняя сонливость, затем резко встал — в глазах потемнело, и головокружение заставило опереться рукой о стену. Задетый плечом гобелен, выдворенный со стен Анклава после расширения библиотеки, моментально свернулся в трубочку и завалил державшийся на трёх ножках стеллаж. С оглушительным грохотом деревянные доски сложились и рухнули рядом с очередным сундуком, утянув с собой и чучело лохматика. Тобиас с неловкостью стряхнул невидимую пыль с полов рясы. На мгновение его охватило неудобное чувство вины, которое, однако, с успехом удалось подавить: Йерин не станет ничего никому предъявлять, ведь в кладовках сроду не лежало ни единой книги. К тому же, погром словно был ниспослан Балансом, дабы указать ищущему на ещё один сундук, в котором веструм по каким-то магическим причинам ещё не искал.

Баланс строит для себя причудливые пути. Разбирая старинные карты и прочие разные древности, Тобиас размышлял о том, с какой дотошностью Орден все эти тысячелетия стремился сохранить знания и с каким равнодушием относился к собственной истории. А ведь из всего этого бардака вышел бы прекраснейший музей! Веструм тяжело вздохнул и тут же пожалел об этом: нос защекотало в желании чихнуть. А память услужливо подсказала, как когда-то в Анквале держали каменный диск — ключ от Владений Стража, — пока тирены в сговоре с предателями-Часовыми не попытались его украсть. Естественно, с тех пор Орден не стремился держать на виду ничего важного.

И всё же Тобиас нашёл его — талисман Баланса. Позолоченный кругляш, в чьём рельефе многократно изламывалась линия, непредсказуемая подобно потокам магической энергии в Аркадии, и сдерживали её лишь два похожих на створки полукруга, олицетворяющих, конечно же, логику Старка. Символика Баланса… Не веря своим глазам, Тобиас провёл большим пальцем по глубоким желобкам талисмана и по двум кусающим друг друга за хвост драконам в обрамлении. Никто не знал, насколько это могущественный артефакт, который — кто бы мог подумать! — ждал своего часа десять тысяч лет среди всего этого барахла. Ждал, когда его отдадут Тринадцатому Стражу, Эйприл Райан. И пусть манускрипт Воссоединения не упоминал, каким образом талисман надлежало использовать, но веструм надеялся, что сможет задействовать собственный опыт, только чтобы завершить… всего одно дело. Всего одно оставалось теперь, когда минструмы всё подготовили к возможной эвакуации.

Когтистые лапы утреннего солнца уже сорвали с Анклава покрывало ночной дрёмы. Из кладовки Тобиас направился к выходу, когда по дороге столкнулся с несколькими иструмами — и среди них заметил Флегонта. Под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия, а вернувшаяся с новыми силами вина напомнила, что вопросы Баланса пусть и были насущными, но решались в ущерб данному прежде обещанию. Попросив учеников разобраться с небольшим беспорядком на втором этаже, Глава Часовых подал Флегонту знак задержаться.

— Я знаю, ты хотел со мной поговорить… — начал было веструм, но мальчик его перебил:

— Только для того, чтобы попросить прощения за свою дерзость и… за то, что отнимал ваше время. Знаете, думаю, благодаря вам мне всё же удалось найти своё предназначение для Баланса.

— Правда?

Опыт заставил присмотреться к иструму внимательнее. Что-то определённо было не так, Флегонт избегал прямого зрительного контакта, хотя прежде ни разу не проявлял стеснительности перед вышестоящим лицом. Но сейчас тёмный взгляд шарил больше по полу, пока не зацепился за торчащую из кармашка рясы ленту от талисмана.

— Это… Я же могу об этом спросить? — непривычно услужливо уточнил Флегонт.

Тобиас замешкался: ему нестерпимо хотелось поделиться с кем-то находкой, но артефакт был чересчур уж важен для Баланса, чтобы так рисковать. С другой стороны, всего один мимолетный взгляд помог бы сомневающемуся мальчику приобщиться к истории Ордена, а нерадивому наставнику — сдержать слово.

— Это, наверное, одна из самых могущественных вещей из находившихся до сих пор в Анклаве, — веструм вытянул артефакт за ленту, заставив раскачиваться в воздухе на манер маятника. — Талисман Баланса. Даже удивительно, как он никак не влиял на ход нашей истории. Впрочем, могу быть не прав. Это сокровище воплощает собой сам Баланс и сочетает в себе как науку, так и магию, — (Флегонт дёрнулся). — И, если подумать, в Анклаве всегда была толика хаоса, приносимая детской беззаботностью, но её всегда уравновешивал порядок — минструм Йерин с его принципами каталогизации не даст соврать. Но... — Тобиас с быстротой фокусника спрятал талисман между ладоней, заставив зачарованного мальчика наконец-то моргнуть. — Я всё же хотел услышать о твоих выводах… по поводу предназначения.

Иструм, наконец-таки, поднял голову и нахмурился.

— Знаете, в скором времени я всё-таки покину Орден.

— Вот как… Очень жаль. Искренне надеюсь, что ты ещё передумаешь.

Чувство вины усилилось, когда они расстались. Часовых неспроста называли ещё и Отцами, каждый минструм был по-своему ответственен за предоставленных Ордену детей. Для веструма потеря даже незнакомого ему иструма воспринималась как личный промах, что уж говорить о конкретно этом случае — смириться с подобным тяжело даже искренне верящему в Баланс, ведь мысли о грядущих победах никак не умаляют поражения прямо сейчас.

Из сырой прохлады Анклава Тобиас нырнул в кисель горячего воздуха: от сезона прошло уже больше половины, но лето не собиралось так просто уступать. Украденный алхимиком ветер только усугублял ситуацию, и в помутнённом бессонной ночью рассудке даже промелькнула шальная мысль о перемирии с Авангардом и предательстве своих принципов ради всего одного свежего дуновения. Веструм улыбнулся, ощущая в себе небывалую молодую смелость.

Сегодня он собирался навестить Брайана Вестхауза, дабы подтвердить свои догадки, и дорога ему предстояла… лёгкая, как ни посмотри: иди себе на запад до обрыва. Однако Тобиас не смог отказать себе в искушении немного прогуляться по городу. В аптеке миссис Касап он собирался заказать мазь от боли в суставах — для Йерина в качестве извинений за похищенный без пометки в журнале манускрипт, — но одёрнул себя, напоминая, что может уже и не вернуться в Анклав. На пути по Южной улице веструм надолго замер, вглядываясь в глубь большой рощи, памятника погибшим в последней войне с тиренами. Теперь уже казалось невероятным, что благодаря магии венаров в каждом дереве здесь запечатан неупокоенный дух некогда жившего солдата. Тогда было много судеб поломано, а скольких ещё меркуриацев ожидает кошмар по вине кровожадных чудовищ?

Впрочем, даже в этом есть своего рода Баланс. Там, где существует угроза, всегда найдётся воля к самопожертвованию. Тьму разгоняет свет, кажущийся неизбежным конец всего лишь прелюдия к новому началу, и Баланс заточён в сём цикле. Но до чего же тяжело прощаться именно сейчас, будучи раздираемым сомнениями и пониманием, сколь мало постиг в этой жизни!

Южная улица вильнула на север и вывела к Розовому мосту на Аиредской авеню, перейти который казалось не более чем формальностью, ведь река высохла пятьсот лет назад. Однако место остаётся чрезвычайно популярным как для туристов, так и для местных, о чём свидетельствовали развешанные на столбах замочки самых разных мастей — их часто оставляли молодожёны, считая отсутствие преград добрым знаком для новообразованной семьи.

Улица Парок Лейн привела Тобиаса к таверне «Девичья честь», где по старой дружбе хозяин достал из закромов бутылку виски из самого Старка: с тёмно-зелёным стеклом сильно контрастировала белая надпись на этикетке на неизвестном наречии, сильно напоминающим латиницу, но сколько бы веструм ни старался, буквы Glenfiddich не желали складываться ни в одно мало-мальски знакомое слово. Принимая сосуд, Тобиас заметил, что руки тавернщика дрожат: провожая взглядом любимый алкоголь, он даже пустил скупую слезу, что лишь подтвердило качество ещё не откупоренной бутылки.

Едва заметная башня из слоновой кости скоро подтвердила, что до конечной цели этого маленького путешествия осталось совсем немного. И действительно, дорога резко взмыла вверх, вильнула и вывела прямо на веранду скромного бунгало, вклиненного прямо между скал.

— Дьявол меня раздери… Когда мне советовали это место для строительства дома, то заверя-а-али, что оно будет есте-ественным образом защищено от непрошенных гостей. Но во-от, сначала мисс Райан — и пусть я ей был рад, но всё же я её не ждал — а теперь ещё кого-то черти принесли. Эй ты, кем бы ты ни был, у меня тут что, проходной двор?! — Брайан сидел тут же, на скамейке у дома, и, судя по давней пьяной привычке растягивать слова, чувствовал себя на редкость комфортно. Видимо, заметив краем глаза какое-то движение, он повернулся и опасно завалился вбок, норовясь рухнуть на пол, но, встретившись взглядом с Тобиасом, резко выпрямился и зачем-то коснулся полов шляпы: — Священник? Да ещё и сам веструм?

Было непонятно, чего в его замечании больше: удивления или брезгливого пренебрежения. И во многих чувствах Тобиас был солидарен: из опаски снова непроизвольно сморщиться от сильного алкогольного духа, он потёр нос рукой, прикрывая половину лица, но это не избавляло от гнетущего сожаления. Пятнадцать лет назад Брайан, как и любой другой путешественник между мирами, обескураженный, внезапно для самого себя оказался на пороге Храма Баланса. Он производил впечатление умного, образованного, интересного человека, и в его лице Тобиас, едва заступивший на пост веструма, надеялся обрести друга. К его несчастью, очень быстро стало ясно, что сам Брайан не искал друзей — разве что собутыльников.

Тобиас через силу добродушно улыбнулся, извлекая словно бы из ниоткуда свежеприобретённый бутыль. Лицо Брайана смягчилось, но в следующем вопросе всё ещё сквозило подозрение:

— Что это такое… Откуда… вы его взяли? Это какая-то магия?

— Да, можно сказать и так, — Тобиас засмеялся, уже искренне. — Считайте, что в моей голове существует невидимый инвентарь. Я мысленно открываю его, и стоит мне задуматься о каком-либо помещённом в него предмете — тот моментально оказывается у меня в руках.

Веструм неприкрыто дёрнул ремешок на плече, пряча небольшую котомку. Он знал, что движение не укроется от внимательного, пусть и мертвецки пьяного Брайана, и тот действительно совсем недолго поблуждал мутным взглядом по рясе, прежде чем презрительно фыркнуть, так и не оценив столь невинной шутки:

— Смеётесь над тем, что я не из магического мира? О-о-очень смешно, уважаемый Тобиас, право, очень смешно!

С неожиданной прытью он подскочил, выхватил бутыль из рук, а затем нырнул в дом. Скоро оттуда донеслись звуки бьющейся посуды и отборная ругань, сочетающая в себе как самые красочные выражения со всех уголков Аркадии, так и незнакомые эпитеты Старка. Тобиас опустил руку в карман рясы, нащупывая успокаивающую прохладу магического талисмана, и с облегчением выдохнул: пусть с Брайаном они и застряли давно и надёжно между «ты» и «вы», но казалось невероятным, что столь бесхитростный план с презентом всё же сработал. Кто бы ни был настоящим врагом, бдительность старого осла явно поуменьшилась, и теперь самым важным стало не разрушить хрупкое равновесие одним неосторожным словом.

Вдалеке кричали чайки, и волны размеренно разбивались о скалы где-то внизу. Чарующее умиротворение этого места никоем образом не выдавало, что здесь могло обитать вселенское зло.

— Ах Ста-арк, родной Старк! — наконец, Брайан вернулся на веранду с двумя стаканами. — Знаете, я и сам не прочь иногда посмеяться над ним. Мир без магии, но полный всяких суеверий. А ведь я по-омню, как мои родители, ни на миг не усомнившись, пожертвовали крупную сумму нашим тогдашним соседям — на так называемый экзорцизм. В округе говорили, что их сына захватил дьявол и заставляет, представьте себе, ругаться и летать по комнате.

Тобиас закончил вырисовывать основанием посоха первую руну и обернулся. Изображая заинтересованность, он уточнил, действительно ли так оно было на самом деле.

— Ха! Да не тут-то было. Мальчуган просто так привлекал к себе внимание… Знаете, в те годы родители были больше склонны поверить в мистику, чем признать в семье проблемы.

Веструм заметил, что проблема семьи весьма актуальна во все времена. Неслышно он переместился ко входу в дом.

— И уж точно во многих мирах, — Брайан рассмеялся какой-то словно бы скрытой между строк шутки и, покачиваясь, опустился обратно на свою скамью. Рядом с собой он расставил бокалы и с ловкостью открутил крышку бутыли. — Дёрнем по маленькой за встречу?

Тобиас вежливо покачал головой и, оправдываясь, обронил что-то про «здоровье уже не то». У него под ногами блеснула магическим светом новая руна.

— Да ла-адно? Принести в подарок бутылку Гленфиддича и ни разу к ней даже не прикоснуться? — словно бы игнорируя отказ, Вестхауз наполнил до краёв оба стакана. — Тобиас, к своим годам ты так и не выучил понятия «особый случай». И вот что я скажу тебе: ты не-епреме-енно должен выпить! Пей, пей так, будто это последняя бутылка в твоей жизни, — с этими словами он опрокинул стакан.

Усмехнувшись этим почти пророческим словам, веструм не преминул припомнить ему все неудобства, что тот причинил жителям Меркурии. Очень скоро после перемещения бывший житель Старка по достоинству оценил вседозволенность магического мира, а его нередкие во время путешествий посещения столицы Северных Земель всегда оборачивались настоящей катастрофой; лишь заимев здесь собственный дом, Брайан как-то поумерил пыл.

— Сми-илуйтесь, святой отец, у меня было тяжёлое детство, — Вестхауз поспешил запить пробившийся в словах сарказм и пригубил из второго стакана. — Вокруг меня ве-ечно творилась всякая чертовщина! Ляд его знает, в чём было дело, наверно, я сам виноват, что так легко вёлся на все эти россказни о при-израках и параллельных мира-ах. Но кирпичей со всяких страшилок я откладывал будь здоров — впору было бы построить чего покрепче этого бунгало! — Брайан бездумно выкинул руку и, расплескав половину содержимого бокала, указывал на дом за спиной. — Родители говорили, что это пройдёт, и действительно, скоро я повзрослел и было забыл, что за мной тянется целый багаж из детских травм. Я нашёл применение своему не в меру буйному воображению и выучился на журналиста. Знаете, мир, в котором я жил, был далёк от идеала, и я — в силу юношеского максимализма, конечно, — мечтал о силе исправить его одним лишь только словом.

Ненавязчиво отстукивая посохом какой-то мотив, веструм озвучил, что ему выбранная Брайаном профессия кажется вполне закономерной: после отгремевшей Первой мировой войны любой бы желал до конца жизни вооружаться словами, а не винтовками.

— Первой? Значит, всё-таки была и вторая, да? — Вестхауз задумчиво скрёб небритый подбородок, пока Тобиас вкратце перечислил ему самые громкие исторические события последних двухсот лет: настолько значимые, что слухи о них добрались и до Аркадии. — А-а-а, значит, всё-таки сбылись мои самые худшие опасения. Но, как вы догадываетесь, саму войну я не застал. Я покинул родительское гнёздышко уже после, но видел после-едствия, пока путешествовал по Европе. И тогда-то горячая голова понесла меня в Индию: чтобы помахать кулаками после драки… ну или внести свою лепту в достижении сарводайи⁽¹⁾.

Тобиас прекратил бродить по веранде и замер на месте, уставшая спина отозвалась неприятными иголочками. Все руны были на своих местах. Талисман выскальзывал из пальцев в глубину кармана: если встреча с Бессонным окажется фатальной, артефакт должен магическим образом переместиться обратно в библиотеку, где Йерин передаст его Эйприл Райан. Веструм вложил всю свою веру в это заклинание.

Обновляя содержимое в стаканах, Брайан продолжал говорить, уже совсем не пряча ностальгических ноток:

— Я искал что-то, что сотрясёт этот мир до самого основания, и история о Разделе, которую поведал мне Мэнни, тянула на главного претендента в моём, хех, личном рейтинге. Ну и на пулитцеровку, конечно. Окрылённый мечтами о славе и красотках, я понёсся, как дурак, за Мэнни без вся-я-якой задней мысли… — он сделал очередной глоток и весь содрогнулся от крепости напитка. — Хотя нет, на заднице волосы как раз шевелились… в нехорошем предчувствии. Но я успокаивал себя, ведь самое ужасное из того, что могло случиться: это если бы вся эта байка оказалась очередным чёртовым розыгрышем! Так оно и случилось: я застрял здесь, потом узнал, что моё путешествие через Раздел заняло двести с хреном лет и привычного для меня мира больше нет. Вот так. Ни сенсации, ни пулитцеровки, ни красоток.

Брайан неожиданно выпрямился.

— Но вы ведь здесь не для того, чтобы писать мою биографию, м-м, веструм Тобиас? Вы здесь потому что каким-то образом прознали… о моей тени.

Тобиас ответил долгим, полным сожаления взглядом.

— Думаете, я ничего не понял? — Вестхауз горько усмехнулся. — Я заметил круги у вас под глазами. Вы не спали около суток и потому совершаете ошибки. Сам бог велел. Баланс. Или дьявол. Что для Часового есть дьявол, Тобиас? Молчите? Молчите так, словно выманиваете зверя из логова в свою ловушку из рун… только боитесь его спугнуть!

В нерешительности веструм сощурился. Брайан Вестхауз — прожигатель жизни, но по-чёрному запил, лишь когда узнал, какой сейчас год в Старке. С тех пор он не раз задавал каверзные вопросы священникам во время службы и даже устраивал скандалы в Храме. Но — да простит его Баланс! — Брайан был всегда несносен и всё же стал своим в определённых кругах Меркурии. И поэтому даже Орден не задавал вопросов, несмотря на то, что в его перемещении между мирами определённо имелись странности. Брайан не был наделён благословением Баланса и не являлся Скользящим, но каким-то чудом пересёк Раздел. Его путешествие заняло более двухсот лет, но для него время ощущалось иначе.

— Принцип дихотомии пронизывает всё учение Баланса, — тихо проговорил Тобиас. — Определённо, в нём есть место и для таких абстрактных понятий, как добро и зло, но обе эти категории не абсолютны в масштабах вселенных… но крайне важны для индивидуумов в частности, — он неторопливо приблизился к скамье; стук посоха заставлял разбросанные по веранде руны мигать по неровной линии. — Эта тень… стала для тебя личным дьяволом, не так ли? Из-за неё ты застрял между мирами и она же вызволила тебя оттуда.

Зазвучавший наконец-таки голос Тобиаса будто бы сместил своего рода Баланс в их беседе. Брайан мигом растерял всё своё красноречие и встал, опасно споткнулся о звякнувшую пустую бутыль (веструм подобрался, чтобы успеть на помощь) и налетел грудью на перила. Из пальцев вылетел стакан, звук разбившегося о скалы стекла заглушил шелест океана. Шатаясь, Вестхауз побрёл в дом, бормоча что-то про «ещё немного виски».

— Думаю, виски на сегодня достаточно, Брайан, — мягко заметил Тобиас, следуя за ним. Уже не скрываясь, руны засияли во всю силу, образовывая магический барьер. Что бы не случилось дальше, Бессонному точно не выбраться за пределы этого бунгало.

Вестхауз не слушал и брёл куда глаза глядят (благо, идти было особо некуда, комната, заполненная дымом трубочного табака, внутри оказалась совсем крошечной), но ненадолго замер напротив стены, сплошь увешанной коллекционными картами.

— Четы-ырнадцать лет я отдал Меркурии, — он разгладил помявшийся уголок аркадианского атласа. — Четырнадцать лет!

С грустью засмеявшись, Брайан прикрыл лицо рукой. Ноги слегка покосились, отвлекая его от раздумий и заставив продолжить свой пьяный бред:

— Коне-ечно, я путеше-ествовал, особенно по началу, — обогнув книжные шкафы, он едва не столкнулся лбом с буфетом пустых бутылок (явно имеющих какое-то значение). — Гонялся за историей Раздела, за Кинами.

Доковыляв до дальнего стеллажа, Вестхауз принялся его зачем-то освобождать.

— Изучал алхимию. Для неё ведь не нужен магический дар, — Брайан бережно переместил подзорную трубу на матрас. — Но в конечном итоге вернулся сюда. Ну, знаете, мне было тридцать два, я убежденный холостяк, а меркурианки умеют такое… кхе… — Брайан бросил на подоспевшего Тобиаса слегка виноватый взгляд и, пытаясь сгладить неловкую паузу, сунул тому в руки дребезжащее кнопками нечто: — Я знаю, вы презираете меня. С вашей точки зрения моё преодоление Раздела — не подвиг, а скорее преступление. Как же, человек моего уровня коснулся священного Баланса…

— Балансу нужны всякие люди, — уклончиво поспорил веструм. — Его слуги могут преследовать как высокие, так и вполне земные цели. В конце концов, мы все всего лишь люди.

Вестхауз сдвинул брови на переносице и выдыхнул:

— Но не каждому из них нашёптывает на ухо дьявол. Знаете, я ведь поведал вам почти всю свою жизнь, но даже не знаю, правда ли всё это. Я путаюсь… В каком году я застрял в Тибете? В тридцать третьем или тридцать четвёртом?

Веструм с трудом не позволял себе отводить взгляд, надеясь вовремя уловить любые признаки агрессии, но если и видел гнев, то человеческий, не потусторонний. И тень Брайана не тянулась к шее карикатурно когтистыми руками, заставляя героически выхватить талисман из кармана и вытянуть посох. Только сбивающий с ног перегар щекотал ноздри. Не выдержав, Тобиас сделал шаг назад и отвернулся к окну.

— Этот голос не затыкается ка-а-аждую ночь вот уже четырнадцать лет, — Брайан прервался на то ли смешок, то ли кашель. — Смешно признаться, я ему даже благодарен: за вырванные из моей жизни двести лет любой другой уже превратился бы в гниющие останки! Да где же, чёрт бы вас всех подрал, я её оставил?!

Поиски новой бутыли неожиданно заставили его замолчать — впервые за всю их беседу. Тишина повисла вместе со спёртым воздухом непроветриваемого помещения, оставив Тобиаса задумчиво щёлкать кнопками неизвестного ему устройства да разглядывать в окне задний дворик, где под навесом на подпорках стояла сложная металлическая конструкция. Поблёскивая зеркальными стёклами по бокам, она походила на повозку, только пока без колёс.

— Нравится? — дыхнул рядом Брайан. Стоило ему проследить за Тобиасом взглядом, как его глаза явственно заблестели: то ли от безумия, то ли от любви. — Шелби Мустанг, прямиком из тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года! Знаете, мне было бы шестьдесят пять, когда их начали выпускать, и это славно, что мне удалось заиметь такую красавицу сейчас, когда мне всего сорок шесть!

— И вы собираетесь разъезжать на нём по Меркурии, как на этом своём… велосипеде? — осторожно уточнил веструм.

— Что? Совсем нет! — Вестхауз с подозрительно неискренним смехом отмахнулся. — Но когда я узнал от друзей-Скользящих о такой штуке, то сразу понял: мы созданы друг для друга! Я просил то тех, то других переместить мне такие-то детали и вот, на досуге пытаюсь собрать… Для Аркадии это, увы, всего лишь металлолом, но если она каким-то макаром заведётся, то... у-у-ух! — он почти захлебнулся от представленной им картины, но живо вернулся в реальность: — Но руки всё же растут у меня не из того места, мда-а-а…

— Вы… просили друзей-Скользящих… что?..

Тобиас глубоко вдохнул, раздувая ноздри, представляя, как Скользящие, избранники Баланса, тут и там открывают порталы, протаскивая через Раздел очередную игрушку для запойного пьяницы с западных скал Меркурии, — и с усилием выдохнул, убеждая себя в том, что и в этом, определённо, заключается свой непостижимый замысел. Только теперь веструм заметил, что на кнопках загадочного устройства в его руках были изображены буквы латинского алфавита. Очевидно, все вещи, что с такой небрежностью раскидывал сейчас Брайан, принадлежали Старку.

— Брайан, ты когда-нибудь был счастлив… в Меркурии?

Вопрос застал Вестхауза врасплох, он вздёрнул брови и даже немного протрезвел.

— Ну… да? — сделав паузу, он крепко задумался. — Ровно до того момента, пока не выяснил, что путь назад мне заказан.

— То есть, до тех пор, пока этот мир не перестал подчиняться вашим желаниям?

— Что вы хотите этим сказать?

Расслабившись, Тобиас отставил посох к стене и присел на краешек матраса. Рядом с собой он расположил кнопочное устройство и, сцепив освободившиеся руки в замок, задумчиво сложил подбородок на кончики больших пальцев. Сам того не ведая, Брайан на многое пролил свет.

— Почти всё вы сказали сами, дорогой друг, — веструм продолжал наблюдать за насупившимся собеседником. — Вы хотели изменить мир. Вас не устраивала существующая реальность. Думаю, вы даже не понимали, насколько сильной была ваша… неудовлетворённость, пока не переместились в Аркадию. Пока Бессонное вас не выбрало, чтобы перекроить действительность по своему усмотрению.

— Вы как никак пытаетесь промыть мне мозг, святой отец! — фыркнул Вестхауз и вернулся к своему стеллажу. Он уже добрался до нижних полок со всяким тряпьём. — Хотите сказать, что я сам во всем виноват?

— Я хочу сказать, что Бессонное — не дьявол, но инструмент, что вы сами вольны использовать: во благо или же во зло.

Брайан криво улыбнулся.

— Но вы его боитесь, многоуважа-а-аемый веструм Тобиас… А почему, Бессонное не укладывается в вашу картину мира? Не подчиняется Балансу? А, хотя нет, ничего не говорите, я сам обо всём догадаюсь! Это… из-за Эйприл Райан, неправда ли? — Глава Ордена сжал челюсти, и Вестхауз очень вовремя обернулся, чтобы это заметить и расхохотаться: — А-а-а, можешь от меня не скрывать, седина в бороду, бес в ребро, как говорится!

— Не очень понимаю, о чём ты, — устало отмахнулся Тобиас и сунул руку обратно в карман.

— Ничего такого, о чём ты подумал, — хмыкнул Вестхауз. — Но я узнал этот взгляд. Эйприл как-то связана с Балансом. Она настолько важна, что вы наверняка и не заметили, насколько она привлекательная особа... и к тому же ещё слишком молода для этой вашей псевдофилософии! Но вас куда больше волнует, могу ли быть для неё опасен я.

— А можете? — Тобиас встал и потянулся к посоху.

— А-а-а, вот ты где! — вместо ответа Брайан выудил из-под слоя одежды что-то маленькое и металлическое. — Я уж думал, придётся отпирать кладовку!

Что-то громыхнуло, заставив бутылки в буфете жалобно задребезжать. Веструм так и замер с протянутой рукой, потом рухнул где сидел. На веранде что-то маленькое, похожее на птичью тушку, рухнуло наземь, истошно заорали чайки.

— Не разучился пока стрелять, сукин сын, есть ещё порох в пороховницах! — Вестхауз опустил руку, в зажатом ей предмете Тобиас запоздало узнал огнестрельное оружие, безусловно, тоже принадлежащее Старку: подобные аналоги совсем недавно стали производиться на Юге, но всё ещё были менее искусно исполнены и потому узнаваемы.

Подумать только, ещё мгновение назад дуло этого причудливо ужасного устройства было направлено в сторону веструма, и только чудом пуля не задела его и вырвалась наружу через дверной проём.

— А вы бы видели своё лицо, — Вестхауз мерзко ухмыльнулся. — Думали, что тут-то и настал ваш конец, да помолиться, видать, не успели!

Расхохотавшись, он вальяжно расселся в кресле, жутко довольный собой, закинул ногу на ногу и сложил руки на подлокотники: всё ещё зажатый в ладони ствол теперь смотрел безопасно в пол. Ещё не отошедший от шока, Тобиас выпрямился и промолвил не своим голосом:

— Кажется, вы всегда говорили, что держите дома ружьё.

— Не-е-ет, я всегда говорил, что держу дома пушку⁽²⁾! — с раздражением поправил Брайан. — Но откуда вам, священникам, знать разницу? Не волнуйтесь так, святой отец. За моей душой мно-о-ого грехов, но я не хочу прибавлять к ним убийство человека.

Вестхауз потрогал переносицу, сдвигая шляпу со взмокшего лба. Тобиас схватил посох и достал из кармана амулет.

— Не тратьте на меня свою магию, веструм, — предостерёг его Брайан, даже не глядя. — Я знаю, вы хотите помочь, изгнать из меня эту штуку, но… уже слишком поздно.

Он цыкнул и суетливо приподнялся, меняя положение ног, а затем продолжил:

— Знаете, я ведь ни разу не спал с тех пор, как попал в Аркадию. Только лежал, как дурак, и смотрел в темноту. Я начал пить только когда понял, что это мрак в моей собственной душе.

Сгустившийся в комнате сумрак только подчеркивал болезненную бледность лица. И тени усталости.

— Этот голос… нашёптывает мне страшные вещи. Я не хочу… — Брайан на мгновение запнулся. — Пока я ещё помню себя настоящего, я хочу всё прекратить. Авангард ведёт в Меркурию тиренов. Я знаю это. И собираюсь умереть, защищая… если не этот город, то хотя бы остатки ясного ума, что у меня остались. И утащить эту тварь за собой туда, откуда она вылезла, пусть это будет и сама преисподняя!

Вестхауз оглядел окружающий его беспорядок.

— И этот дом… — но с той нежностью, что промелькнула в его интонациях, Брайан не обращался даже к любимому виски. — Я построил его своими руками. Мой кусочек Старка посреди всего этого экзотического рая… Если где-то мне и место, то только здесь.

Он снова вернулся взглядом к веструму, серьёзный и как никогда уверенный в себе.

— Позвольте умереть, как подобает мужчине, Тобиас. Защищая то, что дорого, последним оружием, что у меня есть. И обещаю, что никогда больше не доставлю Ордену проблем, — и снова несдерживаемый смешок. — Обещаю.

Скоро Тобиас покинул бунгало. Он внутренне смеялся над собственной самонадеянностью. Это дело было завершено. Даже без помощи талисмана Баланса, и оно и понятно: артефакт не принадлежал Часовому, но был предназначен Эйприл Райан. А значит, стоило всё-таки заказать мазь для Йерина в аптеке миссис Касап, но может, ещё будет время на обратном пути? Ведь казавшаяся такой близкой смерть ждала веструма совсем не там, где он думал.

Тобиас смеялся на самим собой. Ведь его мнение о Брайане нисколько не изменилось: это был старый безнадёжный осёл. Безнадёжный и столь же несчастный.

Примечания:

В процессе написания главы поверхностно ознакомилась с английской версией. Думаю, игра актёров озвучки чрезмерно важна для восприятия персонажей, если бы в первое прохождение я играла не с переводом Snowball Studios, Тобиас, Карек и другие в этом фанфике были бы написаны совершенно по-другому.

1) САРВОДАЙЯ (санскр. Sarvodaya — подъем, возрождение всех). Понятие сарводайи впервые встречается в сочинениях джайна Ачарьи Самантабхадры (около 1 в. н.э.). Новую жизнь понятие получает у М.К.Ганди, ставившего целью создание в независимой Индии общества, свободного от угнетения и основанного на воплощении в жизнь религиозных принципов истины, ненасилия, веротерпимости и пр. [Определение взято отсюда https://iphlib.ru/library/collection/newphilenc/document/HASH01fe0f08865aa0b5a72b1bfd]

Вернуться к тексту

2) Небольшая отсылка к английскому переводу. В переводе от Snowball Studios в разговоре с Эйприл Брайан говорит: «А-а, хе-хе, у меня есть старое ружьё и пуль, хватит, чтобы угостить штук двадцать этих гоблинов». В английской версии он говорит: «I got an old gun locked up in the pantry. Enough bullets to take down at least two dozen of those goblins». На волю автора здесь обыграно то, что «gun» может быть не только ружьём, но и пистолетом.

Вернуться к тексту

Звоночек предательски звякнул на входе, и Флегонт замер, испугавшись того, что будет дальше.

— Пошевеливайся! Стража скоро будет здесь, — к счастью, вместо того, чтобы следить за дверью, один из мародёров поторапливал своего напарника. Тот пытался сковырнуть драгоценные камни с выставочного нагрудника, затем, плюнув, начал засовывать в мешок доспех целиком.

— Да не кипишуй! Никому сейчас и в голову не придёт патрулировать Боунс.

На полусогнутых Флегонт прокрался за прилавок и столкнулся с затылком лежащего замертво Айзена — из-под лопатки у того торчал кинжал.

— Инструменты! Инструменты тоже бери. Продадим втридорога!

Мальчик стрельнул глазами в сторону мародёров и сглотнул. Они стояли как раз на том месте, где за магической завесой прятался люк в мастерскую. Кто бы там ещё не оставался, он был в большей безопасности, чем Флегонт сейчас. Но пальцы зачем-то сомкнулись на рукояти кинжала, и рука рванула вверх.

— Эй, ты что здесь забыл?

Флегонта отбросило назад, он шумно ударился спиной о прилавок и поднял злой взгляд на склонившегося над ним мародёра.

— А ну, кыш отсюда! — шикнул грабитель. — Пока не передумал.

К своему стыду, мальчик рванул к выходу.

— Ты так его и отпустишь? — донеслось из-за спины. — Он же нас видел!

— Да какая разница?! Завтра мы проснёмся богачами и в другом городе!

Флегонт стрелой вылетел из кузницы и зло врезал стене кулаком. Содранная с костяшек кожа мгновенно полыхнула болью, но не такой жгучей, как чувство стыда. И что это было? Выскочил за дверь с трусливой убеждённостью, будто сделал всё, что мог, — это стоило того, чтобы торопиться сюда, несмотря на эвакуацию?

А ведь Флегонт стремился быть полезным. Метался между Анклавом — многозначительные намёки Юлия сводили на нет добычу информации — и цехом, где с удвоенным усердием подготавливал агитационные листовки. А ведь и недели не прошло со вступления в Авангард. И в день эвакуации, когда всё полетело к чёрту, бывший иструм должен был находиться здесь — помогать! — пусть и игнорируя основное задание.

«Всё пошло совсем не так, — забралась в голову беспокойная мысль. — Мы должны были принести мир и процветание в город, так почему же начинается война? Это из-за… Часовых? Всё всегда из-за них, но они ни за что не захотят принять ответственность!»

Мимо Флегонта проковыляла женщина с раздувшимися от клади мешками на плечах. За ней утиным выводком толпились дети и на перебой спрашивали о том, что же будет дальше. Народ стекался к Южным воротам. С тех пор, как новость о скором вторжении тиренов распространилась по Меркурии, там не было конца столпотворению. Власти не стали объяснять, как им удалось вернуть украденный ветер, но мгновенно стянули туда всю стражу, чтобы эвакуировать на кораблях как можно больше жителей. Открытый океан — лучший способ бегства для тех, кто не успел или не захотел воспользоваться порталами Храма Баланса.

По взмокшим вихрам прошёлся слабый холодок, и Флегонт, очнувшись, вытер полами рясы измазанный кровью клинок и спрятал его в широком рукаве. Конечно, в суматохе никто этого не заметил, но не стоило и дальше рисковать привлечь к себе внимание.

«Правда, какая теперь разница? Даже если мародёры не доберутся до мастерской, никому здесь уже не нужны наши открытия».

Это из-за Часовых. Они не могли ничего сделать с волнениями в городе из-за радикально настроенных сторонников Авангарда. Они не вмешались, когда власти начали открытую конфронтацию с послом тиренов. И где они теперь, когда даже из Боунса слышны крики паникующей толпы?

Флегонт скрипнул зубами и понесся, расталкивая по пути редких прохожих. Ноги сами понесли его к Башне, как когда-то, много лет назад, после ареста матери. Но с тех пор в душе уже не осталось места ни вере, ни праведности.

Всё изменилось, когда накануне он случайно услышал разговор Вилла с кем-то из Авангарда и так узнал, что два мира больше не могут ждать, ведь ещё немного, и Баланс уже нельзя будет восстановить. Время действовать: с помощью тиренов развязать войну, на которую отвлекутся Часовые, и привести к Разделу своего Стража.

Иронично, как быстро выпестованная с детства вера уступила чистой ненависти. Что же, только начатый путь бывшего иструма в Авангарде должен так быстро закончится? До чего жестоко, Отцы, он всего-то захотел выйти из Ордена.

— Всё пошло не по плану, так? — Флегонт вспомнил, как, возмущённый, накинулся на Вилла сразу же, как только тот остался один. — Из-за Часовых Авангарду приходится действовать радикально.

Вилл Диллман в кои-то веки не улыбался.

— Не думаю. В Авангарде давно сформировалось несколько течений. В текущих обстоятельствах мы просто не смогли выиграть.

— Защищаешь Орден? — зашипел Флегонт.

В воспоминаниях Диллман поднял руки, притворно сдаваясь.

— Лишь отмечаю, что почти наверняка сейчас они хотят того же, что и мы. Просто по-своему.

— И чего же?

— Блага.

Флегонт фыркнул.

— Но что нам делать?

— То же, что мы и делали. Готовить миры к объединению, когда бы оно не наступило, — Вилл облизнул губы, в его глазах вновь зажёгся огонь. — Ты можешь сколь угодно быть негативно настроенным, но всё ещё можно исправить. И пусть пока мы не предоставили Авангарду результатов, достойных его внимания, пусть нам придётся отступить от Меркурии, но исследования необходимо продолжать.

— И что же тогда делать мне?

Ответ последовал с заметной заминкой.

— Тот талисман, о котором ты говорил... Думаю, он мог бы нам пригодиться.

Прежде чем зайти, Флегонт выдохнул. Он столько раз прокручивал в голове этот разговор, что воображаемый Вилл Диллман выбрался из воспоминания и, насмешливо кланяясь, стоял привратником у входа. Его иллюзорное сопровождение вновь возвращало ко дню первой встречи, к таинственным беседам и Разрывам. Тогда была жива уверенность, что это важно. Но объявленная эвакуация всё изменила — и потому воспринималась личным наказанием.

Этот талисман… Это задание сможет вновь вернуть их к тому времени, когда всё начиналось?

Дверь в Храм Баланса с неохотой поддалась, скрежет несмазанных петель нарушил тишину пустого зала. Досюда не доходили звуки эвакуации. Здесь, казалось, вообще ничего нельзя было услышать из внешнего мира. Потому после каждого шага хотелось замереть и подождать, пока эхо затихнет. Флегонт прошмыгнул между колонн, прячась от укоризненных взглядов святых на фресках, и нырнул в коридор за главной залой. Вдоль стен с изображением истории двух миров были выставлены сундуки: часть имущества Ордена минструмы договорились оставить здесь, справедливо рассудив, что Храм едва ли удастся взять штурмом.

Флегонт знал, что нужно искать: маленькую коробочку с символикой Баланса, личную шкатулку веструма. Да только как её найдёшь в такой груде вещей? Пошарив по ящикам, мальчик выудил что-то похожее и, сунув кинжал на манер рычага, вскрыл крышку.

Ничего.

— Талисмана Баланса здесь больше нет.

Шкатулка полетела на пол. Флегонт подскочил и машинально спрятал оружие за спину. Пламя магических светильников дрогнуло, как от сквозняка, когда из-за угла показался веструм Тобиас.

— Можешь не прятать кинжал, мальчик.

— Вы не понимаете, сегодня Авангард пришлёт своих агентов, чтобы убить вас! — не моргнув глазом, солгал бывший иструм.

— Да, я вижу, что они прислали агента, — Тобиас грустно улыбнулся. За его спиной лица на стене застыли в ужасе от настигающего их Хаоса. — Ты же здесь не для того, чтобы защищать меня?

Флегонт отвёл взгляд и отвернулся к фреске с изображением двенадцати первых минструмов, основателей Ордена, — к ней также обратился и Тобиас. И, несмотря на разделяющие тысячелетия, веструм на их фоне смотрелся очень… к месту. А Флегонт в своей заляпанной грязью рясе казался самозванцем. Мальчик резко выдохнул сквозь зубы. Даже сейчас этот священник немым взором обращается к своей истории, игнорируя неутешительную ни для одного из них реальность!

Тобиас полуобернулся и первым нарушил молчание:

— Мне знаком этот взгляд, — и тут он сделал долгую паузу, оглядываясь по сторонам. Флегонт терпеливо закипал, как вода в обеденном котелке. — С твоего разрешения, я присяду. Пару дней назад я несколько часов стоял в гостях у друга… Он выглотал бутылку виски и пожарил чайку, но так ни разу и не предложил мне сесть! А спина, к несчастью, уже не выдерживает таких нагрузок.

— Так что там не так с моими глазами?

— А, — Тобиас поймал взгляд мальчика и, наконец, присел на крышку массивного сундука. — Твои мысли искажены наваждением. И нет, речь не о банальном гипнозе или подчиняющем заклятии, нет. Но в тебе много противоречащих друг другу мыслей. Это сродни ложной памяти, только проще… и опасней. Я бы назвал такой диагноз «ложные выводы». И если не будешь сопротивляться, так и останешься их марионеткой.

— Что за чушь! — Флегонт скривился. Воображаемый Вилл Диллман прикрыл рот рукой и кашлянул: «Согласен. Абсолютная». — Да ничего в моём взгляде не изменилось.

— Да, — Тобиас отставил посох к стене. — Ничего не поменялось, в этом и дело. Но столь открыто злишься на Орден ты только теперь, — он перебирал ноги, будто пытался устроиться поудобнее. — И это хорошо.

Мальчик закатил глаза.

— Что же тут хорошего?

— Тебя обуревают сомнения. Тебе нужна эта злость, чтобы убедиться в своей правоте. В столь неспокойное время, на пороге войны, в этом есть своя мудрость: искать опору, быть уверенным в своём решении, в своей… глупости, — веструм на мгновение замолчал, ожидая вспышку гнева на эти слова, и полуулыбнулся, когда Флегонт через глубокий вздох сдержался: — Я бы посоветовал тебе уходить: скоро здесь будут другие минструмы, чтобы спрятать оставшиеся ценные книги и артефакты. Они не будут рады видеть в Храме отступника.

— Что же вы сами меня не выгоните, веструм? — Флегонт высоко задрал голову и спрятал руку без кинжала в карман.

Тобиас долго изучающе смотрел на мальчика, потом пожал плечами:

— Думаешь, Орден настолько слаб, что его глава не может справиться с одним единственным ребёнком? Ты не прав. Я просто ничего не могу с собой поделать, ведь уважаю тебя.

— Уважаете? — Флегонт прыснул: услышанное показалось издёвкой. — За что? За то, что ранее назвали глупостью?

— За инстинктивное стремление к личностному Балансу, в котором есть место как глупости, так и мудрости. За желание во всем разобраться и действовать. Но соглашусь, глупость — не то слово. Скорее наивная прямота, сопровождаемая неопытностью, и это ясно видно по тому, как Баланс испытывает тебя.

— Вы опять за своё… — бывший иструм опёрся спиной о стену и задрал голову: светильники размеренно покачивались на сквозняке, пламя свечей плясало. Солнечный свет растерянно проникал сквозь маленькое окно с кованной решеткой (весьма вероятно, выкованной Айзеном) и рассеивался пылью.

— Да, мой мальчик. Ведь я готов умереть за Баланс, — Тобиас сидел ровно, смиренно сложив руки на коленях. — Но мне больно видеть, что я предал твоё доверие также, как и Тифон. Хотя признаю, что сам виноват, ведь там, где на одной чаше весов находится стариковский опыт, на другой непременно найдётся… всё та же глупость. Во взаимоотношениях ученика и учителя есть свой Баланс, но я предпочёл погнаться за природной стихией, за чем-то, что принял за абсолютное зло, и посчитал это… важнее запутавшегося ребёнка.

— Вы уже второй раз называете меня ребёнком.

— И ты, конечно же, не согласен. И кому ты намерен доказывать зрелость? Кому ты должен был отнести талисман?

— Авангард счёл, что эта вещь может послужить благому делу… вместо того, чтобы пылиться в вашей коллекции, — Флегонт снова горделиво вздёрнул подбородок.

— Конечно, — веструм подслеповато прищурился; светильники всё сильнее раскачивались, и тени плясали на морщинках, собравшихся вокруг глаз. — Но Авангард её не получит. Я отдал талисман Баланса его настоящему владельцу: Эйприл Райан, будущему тринадцатому Стражу Баланса.

С металлическим звоном кинжал выпал из рук, и Флегонт суетливо нагнулся, коршуном нависнув над оружием.

— Очередная чушь! Тринадцатый Страж на стороне Авангарда, и его зовут Гордон Хэллоуэй.

— Гордону… уже не стать тринадцатым Стражем.

Бывший иструм вскочил, яростно тыча остриём в сторону веструма.

— Да… да что вы можете знать?

Всего на мгновение взгляд Тобиаса задержался на направленном в его сторону клинке — и почти тут же переметнулся обратно к мальчику.

— Гордона растили Часовые, пока агенты Авангарда не выкрали его у нас, — в голосе веструма сохранялось прежнее спокойствие. — В Старке над ним ставили чудовищные эксперименты, в результате которых его личность раскололась надвое… на Порядок и на Хаос. И отнюдь не в метафорическом смысле. Сейчас он убийца и верная ищейка своего хозяина, Джейкоба МакАллена, являющегося, по некоторым моим данным, Зеленым Кином.

Флегонт зажмурился, мысленно обращаясь к образу Вилла Диллмана, но тот только укоризненно смотрел, удерживая дрожащую руку с кинжалом за предплечье. «Какое тебе дело до этого старика?» — рыкнул про себя бывший иструм, но его новый друг из Авангарда ничего не ответил, ведь ему никогда не задавали такого вопроса в реальности. И этот плод воображения только и мог, что олицетворять чувства самого Флегонта.

— Сколько чуши вы приготовили для меня? — спросил мальчик, открывая глаза. — Я же знаю, что Кины не вмешиваются в наши дела с тех пор, как существует Раздел.

— Ты прилежный ученик, Флегонт. Но времена меняются. Драйк Кины — почти что боги, и этот бог пошёл на поводу у своих эгоистичных побуждений. Он действует из корысти. Ты можешь не верить, но именно таков твой нынешний лидер.

— Я заменял в манускриптах слова. Страж на сторож, Баланс на балласт… Раздел-пердел и прочее, — Флегонт резко дёрнул рукой вправо: кинжал свистнул в воздухе, визуально перечеркивая веструму шею. — Так что не смейте назвать меня прилежным учеником. Но только так я мог хоть что-то делать!

— Да, — голос старика дрогнул в наигранной обиде. — Очевидно, именно так ты проявлял благодарность за то, что Часовые вырастили тебя.

— Ага, — в тон процедил мальчик. — Игнорируя тучу других таких же сирот. Видите? Я примкнул к Авангарду, чтобы делать что-то полезное, чтобы служить идее, мне нет дела до личной выгоды кого вы там ещё прилетёте.

— А-а-а, идея, — заинтересовавшийся Тобиас подался вперёд. — И какая же у Авангарда идея?

— Объединение миров. То, чего вы так отчаянно боитесь.

— Но мы совершенно не противимся объединению Старка и Аркадии, лишь выступаем за естественность этого процесса.

— Да ладно? — голос Флегонта снова сорвался на крик. — Тогда объясните, чем плохо объединить миры прямо сейчас? — мальчик махнул кинжалом, жестом подгоняя старика. — Давайте, объясните мне, забудьте, что я из иструмов.

Краем глаза Флегонту показалось, что слева от него стоил Вилл и с укоризной цыкает языком. Мальчик проигнорировал видение: и без того очевидно, насколько он, взъерошенный, с блестящими от злости глазами, сейчас смешон. Веструм заговорил с тем же ненавистным добродушием, не нуждаясь в паузе для подбора правильных слов:

— Возможно, Часовые и не правы в своём предупреждении преждевременного объединения, ведь оно в любом случае произойдёт! Но… — веструм кивнул на фреску напротив, с которой несчастные силились убежать от вихря Хаоса. На их лицах блестели капельки масла. — Ах, я мог бы рассказать тебе, сколько боли и разрушений принесёт сейчас слияние Старка и Аркадии, но правда в том, что Орден может об этом лишь предполагать на основе нашей истории: магические расы окажутся стёрты с лица земли; целые острова и материки исчезнут в океанах; технологии, которыми Авангард так старательно соблазняет народ, перестанут работать…

— Нет.

Флегонт закрыл собой фреску с изображением Хаоса.

— Вы не правы, — мальчик покосился на изображение за спиной веструма: неизвестный открывал объятия неизмеримому могуществу и сдвигал с места некую башню. — Авангард работает над тем, чтобы Аркадия была готова к технологиям Старка. Мы стремимся объединить магию и науку, чтобы они служили людям на нашем веку.

— И этим они тебя заманили? Высокотехнологичными… игрушками? — веструм горько хмыкнул, и его реакция иголочкой уколола сердце Флегонта. — Как многое я мог бы тебе рассказать о том, насколько губительны действия Авангарда, но… ты же совершенно не желаешь слушать. Мальчик мой, ты запутался! Ты путаешь идею и… банально средства.

— Нет, — бывший иструм вернулся взглядом к веструму, нахмурился и отступил на шаг. Вилл Диллман из тени только руками развёл: а много ли они говорили не о машинах, а о идее, о мире без болезней и войн?

— Да! Да! — Тобиас взялся за посох и засмеялся. С пониманием, с облегчением, и в этом было что-то болезненное. — Ты ищешь большого, страшного врага, которого непременно нужно победить, но что будет, когда ты убьёшь его? Что будет после того, как ты уничтожишь Орден и Авангард победит? В этом нет ни Баланса… ни идеи.

— Намекаете, что я такой же эгоист, как этот выдуманный вами МакАллен? — на имени главы Авангарда голос мальчика резко взмыл вверх.

— Но ведь ты так отчаянно желал, чтобы сан Часового возвысил тебя в глазах девушки... — веструм поднялся.

— Я не такой! — в глазах потемнело. Сильный ветер ворвался в окно, раздувая пламя свеч, светильники противно и громко скрипели, раскачиваясь.

— Ты — тот мальчик, что вступил в Орден из эгоистичных побуждений: не ты ли нашими руками хотел спасти мать? — Тобиас медленно опасно приближался.

— Не смейте! — Флегонт захлёбывался.

— Только твоя мать любила Баланс больше чем тебя.

— Хватит! Замолчите! Заткнитесь! Не лезьте мне в голову!

На всё произошедшее дальше Флегонт как будто смотрел со стороны. Он не помнил, как веструм оказался рядом. Не помнил, как ударил. В замутнённом гневом воображении кинжал снова указывал на Тобиаса, а на фоне были несвязные вопли. Старик и вовсе словно неловко споткнулся. До чего нелепо… Клинок ядовитой змеёй прополз между рёбер, сердце оттолкнуло его ритмичным ударом, заставив рукоять дрогнуть в руке мальчика. Флегонт очнулся и бездумно выдернул кинжал, Тобиас мёртвой хваткой вцепился ему в плечо прежде, чем ноги в развязанных сандалиях подвели его.

Посох шумно шваркнулся на пол. Веструм соскользнул с плеча Флегонта, казавшееся в сумрачном помещении серым одеяние ещё больше потемнело.

— Зачем… так глупо? — услышал Флегонт словно не свой голос. — Положились на волю своего Баланса? Что же он вас не спас? — он стоял на четвереньках и пытался добиться ответа. — Почему вы то не сопротивлялись?..

Но Тобиас молчал до самого последнего вздоха.

* * *

Когда Флегонт проснулся, матери уже не было в доме. Затушенные фитили свечей дымились, за окном светлело. Мальчик обнял криво сшитую игрушку красного дракона и скатился вместе с ней с кресла. Холодные половицы обожгли ступни ног. Незапертая дверь призывно покачивалась.

Мама сидела перед домом над оглушённой тушкой свиньи. Рядом в траве валялась кувалда, от коротких ножек с копытами к вбитому в землю колышку тянулась верёвка.

— Ма… — хотел было позвать Флегонт, но осёкся, заметив у матери нож.

— В этом нет ничего страшного, — бормотала она, ощупывая рёбра свиньи. — Между третьим и четвёртым… Нет ничего страшного…

Её руки трясло крупной дрожью. Мама совершенно не умела ничего из того, что делали другие фермеры.

— Мама, — Флегонт всё-таки подал голос. — Тебе… помочь?

Мама обернулась. Она учащённо дышала и хмурилась. Свиная туша надолго бы решила проблему голода, излишки можно продать. В этом убийстве не было идеи, но был смысл. Цель — выжить. Но натренированный удар метил прямо в сердце, без сомнения, а опустить руку мама не могла.

Флегонт оставил красного дракона на крыльце и пошлёпал босыми пятками к матери.

С момента присоединения к Авангарду не было и дня, чтобы Флегонт не приходил в мастерскую. Новое дело будто послужило вторым дыханием, и он брался за новые задачи с не меньшим упоением, чем когда-то за манускрипты Баланса. Ещё немного, и его бы окружили друзья не хуже, чем Юлий, и учителя не снисходительнее минструма Тифона.

Это было почти то же самое, что и учения иструмов, но за работой на Авангарде таился какой-то смысл. Флегонту даже казалось, что он близок к чему-то очень важному… впервые с того дня, как Тифон принял его в ряды Ордена.

Но выходит, что это снова шаг назад? Иначе почему Флегонт пришёл в мастерскую, когда Меркурия погрузилась в хаос, но не нашёл ничего, кроме разрухи и пустоты?

И почему этот город опустел? Люди покинули его, в спешке и панике, и им не было дела ни до Часовых, ни до Авангарда. Значит, веструм Тобиас не ошибся?..

Перед смертью веструм выглядел… умиротворённый. Уверенным. Там, возле своих любимых фресок, он зачем-то провоцировал мальчика, подставлялся под удар. И наверняка знал все ответы, что доступны только перед лицом скорой кончины. Верно ли он рассудил, что за действиями бывшего иструма не стояло великой цели? Только эгоистичное желание прожить более интересную жизнь, чем обещали будни монаха.

«Это и сделало из меня убийцу?» — отрешённо подумал Флегонт. Случившееся медленной струйкой холодного пота проникало в сознание.

В этом убийстве не было никакого смысла. Орден, конечно, ставил Авангарду палки в колёса, но разве смерть старика как-то влияет на взаимосвязь магии и науки?

Флегонт стоял на опустевшей пристани. Причалившими остались всего пара кораблей.

— Нет-нет-нет! — как из параллельного мира, добирался до ушей мальчика голос капитана, спорящего со своими матросами: — Сегодня порт мы не покинем, клянусь кистью левой руки Мо-Джаала! Пташка с Ке’ена мне нашептала, что «Белый дракон» потонул из-за того, что на борту оказалась бешенная девка с топором. А пока эвакуация не закончится, хрена лысого мы отвертимся от баб на корабле!

— Так закончилась же энта эвакуация… В городе шаром покати, и бухла нигде нет…

— Да? Ну тогда и нам пора валить. Отдать швартовы!

— Любуешься видами?

Флегонт нехотя вернулся к реальности: усилившийся ветер трепал его за рясу, заставляя всё тело трястись огородным пугалом. Вилл подкрался как всегда незаметно, но едва ли теперь то была заслуга ирхадской вуали, скорее результат монашеской отрешённости.

— Я… не принёс талисман.

— А-а-а, — понимающе протянул Вилл, прикладывая руку к глазам и зачем-то вглядываясь в горизонт: — Напомни-ка, о каком талисмане речь?

Флегонта всего передёрнуло: он понял, что дрожит уже не столько от холода, сколько от заклокотавшей в нём ярости.

— Талисман Баланса, мы говорили о нём! Нечто, сочетающее в себе магию и науку, что должно помочь регулировать машины.

— А-а-а, — Вилл наконец-то отлип взглядом от горизонта и повернулся к мальчику. — Но ты не принёс его. Не принёс вообще ничего, хотя сейчас нам важна любая мелочь? — тут он поднял бровь, заставив Флегонта ещё больше взъяриться:

— Ну извините, я отвлёкся, убивая веструма!

Диллман вытянул голову вперёд, с недоверием уставившись на говорящие сами за себя пятна крови на рясе.

— Что ж, это многое могло бы изменить… — удивительно, но он больше не задал ни единого уточняющего вопроса и только усмехнулся: — Жаль, что только для тебя.

— Что? — поражённый, Флегонт обмер.

— Подумай сам. За убийство веструма ты сможешь подняться по карьерной лестнице. Возможно, тебя примет сам Джейкоб МакАллен, — Вилл хищно облизнулся. — Конечно, и мне причитаются бонусы, ведь я привёл тебя в Авангард… Вполне вероятно, мы выбьем финансирование для нашей исследовательской деятельности и сможем продолжить работу, в конце концов, кто-то должен будет поднимать экономику в Северных землях после войны…

— Но как же веструм? — севшим голосом перебил Флегонт. — Неужели Авангарду нет дела до его смерти?

Диллман наморщил лоб, долго подбирая слова, чтобы ответить.

— Не сегодня, так завтра в Меркурию придут тирены. Минструмы заняты защитой своих учеников и писаний. Никто не сможет помешать Гордону Хеллоуэю занять место нового Стража. Умер бы веструм или нет — Авангард уже победил.

Флегонт попятился, закрывая лицо рукой. Он едва не потерял равновесие, когда пятки встретили выступ каменного мола.

— Я спокойно убью свинью, если это поможет мне выжить. Я не проявлю ни капли сочувствия, если мне придётся убить человека, если он ведёт себя как свинья. Но я… — он с ужасом прервался на всхлип и поспешно сглотнул ком в горле. — Я убил веструма Тобиаса Гренсрета. Хорошего человека. Для чего? Разве я не служил идее Авангарда?

— Флегонт, идеи хороши лишь для листовок с пропагандой, — Вилл поджал губы и похлопал было мальчика по спине, но тот резко дёрнул плечом, уворачиваясь от утешений. — По факту все мы боремся за что-то более… осязаемое. Ты и сам, по-моему… никогда не задавал себе вопроса, во что ты веришь.

— Что? — мальчик убрал ладонь от лица. Посетило липкое ощущение дежавю, даже злиться уже не получалось.

— Ты вступил в Орден, потому что твоя мать утверждала, будто сан Часового престижен. К нам ты пришёл Отцам наперекор. Но веришь ли ты во что-то настолько, чтобы отдать за это жизнь?

Бывший иструм открыл было рот и тут же закрыл его.

И во что же такое верила его мать, когда позволила себя схватить на рынке? Она могла бы жить, как и прочие фермеры, жаль, что у неё не получалось.

И за что такое важное умер веструм Тобиас, десять дней назад впервые заговоривший с мятежным иструмом, до сердца которого не доходила ни одна проповедь?

Флегонт захлёбывался и пытался отыскать в себе так необходимый сейчас Баланс. Но понимал лишь жертву умерщвлённых свиней.

Вилл видел на лице мальчика явно больше, чем сам того хотел, и, тяжело вздохнув, развернулся, намереваясь уйти, но Флегонт остановил его:

— И ты… не убьёшь меня?

— Пф-ф-ф, я похож на детоубийцу? — Диллман деланно поправил шёлковый платок на шее, но, взглянув на хмурое лицо Флегонта, поправился: — А за что? Что ты можешь поведать этому городу о нас, чего он уже не знает? Как я уже сказал, Авангард победил. Пусть я со своими идеями и проиграл, — вздыхая, он на миг уставился в пустоту, но быстро пришёл в себя и сочувственно потрепал вихры мальчика. — Тем не менее, тебе в этом плане придётся гораздо хуже. Ведь ты теперь и сам не захочешь жить с тем, что сделал.

Насвистывая какую-то песенку, агент Авангарда покинул пристань. Оставшись один, Флегонт задрал голову к небу, обхватив себя руками. Совсем недавно они сидели здесь с Хастридд и разговаривали о невозможном. Теперь семья Деллейнов далеко отсюда, Игван наверняка вывел дочерей в первых же волнах эвакуации через портал.

На одном из кораблей, покинувших Меркурию, иструмы сбились в кучу и молили Баланс о защите.

Потемневший океан бился о каменный мол. Горизонт сковало тучами. Где-то вдалеке гремел шторм.