Хтоническая шкатулка (джен)

Меня всегда манила глубина. Ее загадочность, недоступность, ее неизведанность.

И удушающая чернота.

Мне кажется, я должна была родиться с жабрами. Я должна была рассекать воду чешуйчатым хвостом. Какой бы ни была поверхность суши: мягкой ли травой, мелким гравием, горячим песком, острым камнем, царапающим пятки до крови, она не вызывала у меня такого восхищения, как вода. Едва погрузив в воду ступни, я чувствую себя настоящей и искренне надеюсь, что между пальцев вдруг появятся перепонки. Самый глубокий вдох не придавал мне столько уверенности, как морские брызги на лице. Ни одно прикосновение любовника не сравнится с каплями, водопадом стекающими по коже.

Я хотела быть миктофовой рыбкой, глубоководным чудовищем, фантастической русалкой. Я хотела иметь жабры, хвост, светящиеся пятна, острые зубы и плавники. Я хотела слышать песни моря не только во снах.

Меня не интересуют коралловые рифы и разноцветные рыбы, годящиеся только для домашнего аквариума. Их мелководье не скрывает ничего интересного, кроме потерянных часов невнимательного туриста, мелкого мусора и скелетов полипов. Развлечение для детей и дайверов с фотоаппаратами. Что мне эта прозрачная лазурь, когда есть глубина?

Вода — не зеркало, она — пучина.

Я знаю, что на глубине есть нечто большее, чем планктон или удильщики. Знаю, что слышу его зов, знаю, что оно больше, старше и мудрее, и оно зовет только тех, кто действительно достоин его увидеть, кто не испугается его вида, его многомерности, многогранности, кто внемлет его сущности. Стоит закрыть глаза и представить шум прибоя, его черты проявляются в толще воды, он предстает таким, каким его не вообразит ни один нормальный человек.

Такими были все глубоководные ныряльщики, таким был Лавкрафт, такая и я.

И мне не почувствовать себя собой, пока под моими ногами суша.

Мне не нужен батискаф для погружения, меня не пугает ни отсутствие воздуха, ни давление — пусть об этом волнуются типы вроде Пикара и Уолша*. Пусть мое судно не так технически оснащено, как их «Триест», но это мне и не нужно. Там мне хватит грузового пояса и жилета с аквалангом. А лодка будет дожидаться меня, дрейфуя на волнах. Пока я не вернусь. Если вернусь.

Погружаюсь.

Всплеск. Голова гудит, в уши забивается вода.

И ничего, кроме необъятной толщи. Обволакивающая синева, почти как одеяло, и абсолютная тишина. Сверху — лучи солнца, ласкающие голубые волны, а внизу — тьма. Отсюда не слышно даже песен китов. Миллионы ситуаций происходят где-то там, выше уровня моря, здесь же каждое движение тени подобно празднику. Абсолютная чернота, такая, что вызывает у любого первобытный страх, удушение и дрожь. Но не у меня.

Я дома.

Кажется, что вот-вот нечто вытянет оттуда свою жуткую конечность и утащит тебя на дно. И никакая наука не объяснит, откуда это взялось, как оно там оказалось и что будет, если ты встретишься с ним лицом к лицу. Это то, что зародилось и развивалось вместе с Землей, то, что сопровождало рождение новой жизни и угасание старой, но никогда не было ее свидетелем. Вода укрыла его собой, спрятало от чужих глаз, и кто знает, каким оно видит Землю: пустынной равниной, полной вулканов, гейзеров и острых голых скал. Возможно, в его представлениях жизнь до сих пор примитивна, молода и неопытна, а планета появилась лишь пять минут назад. У него тысяча глаз, сотни ушей, и он абсолютно слеп и глух.

Ласты рассекают водную толщу. Я не спешу двигаться с места, мне вообще некуда спешить. Здесь мне чуждо течение времени, и пройди хоть сотня лет, я не замечу этого. Течение укачивает меня, как мать — колыбельку, и шевелит волосы. Обнимаю себя и на секунду прикрываю глаза, представляя объятия бездны, ее рук-волн и течений.

Слышу зов глубины, буквально физически, всем телом, каждой клеткой. Глухие утробные завывания, не слышимые ушами, но душой. Я совершенно одна на сотни километров вокруг, ни единой живой души, даже рыбы не плавают. Но меня не тяготит это одиночество. На суше я была более одинока, даже в кругу людей, даже в толпе. Я знаю, что там, внизу, есть что-то, что развеет мое одиночество. Еще несколько метров, и свет перестанет поступать сюда. Возможно, это последний раз, когда я вижу солнце, его свет и тепло.

Холодно, конечности сводит, и я почти перестаю чувствовать руки. Открываю рот и выпускаю пузырьки, только невероятная сила воли не дает мне схватиться за горло и безмолвно закричать. В грудной клетке — сжимающаяся пустота, сравнимая только с тьмой под ногами. И она все еще зовет меня.

Снимаю жилет с баллоном.

Бездна раскрывает объятия.

Примечания:

*Жак Пикар и Дон Уолш — морской специалист и океанолог, двое из четырех людей, совершивших погружение в Бездну Челленджера (самая глубокая точка Земли) на батискафе "Триест".