Хтоническая шкатулка (джен)

Никто и никогда об этом не говорит, но на самом деле море тянется к небу.

На самом деле — снова — у них очень интересные отношения. Море видит в небе что-то вроде собрата. Считает, что они похожи. Много ли чем водная гладь отличается от небесной синевы? Пенные барашки — те же облака, а рыбы — почти те же птицы. Только не понятно, что это за светящиеся диски вечно висят наверху…

Море очень интересует, действительно ли они настолько похожи с небом, действительно ли небесная твердь — это твердь, а не мягкая податливая оболочка?

Небу же абсолютно нет дела до всего, что происходит внизу.

Море тянется к нему громадными лапищами, пытается хлестнуть по нему, задеть самыми кончиками — морской пеной — но каждый раз не может дотянуться. И лапища сжимается в грозный кулак и бьет по водной глади с ужасающей силой, разбивая пену.

Каждая такая неудача приводит море в бешенство, и оно начинает темнеть. Черная-черная пучина поднимается к поверхности и заставляет воду в ярости поднимать волны еще выше.

А небо закрывается огромными грозовыми тучами, как щитом, не позволяя дотрагиваться до себя. В этом панцире всегда есть просветы, чтобы следить за проделками моря и точно знать, когда оно успокоится, чтобы успокоиться и самому.

Однако море может очень-очень долго неистовствовать. Порой оно бушует днями и неделями, выматывая этим вообще всю природу. Иногда, конечно, хватает и пары часов, чтобы успокоиться и улечься ровной поверхностью с редкой размеренной дрожью. И такое флегматичное настроение тоже может длиться днями, неделями и месяцами.

Когда даже самой природе — а для этого нужно очень серьёзно постараться — надоедают эти переменчивые настроения, на берегах вдруг появляются стеклышки. Маленькие ярко-синие стеклышки, зеркальца, буквально — отражение небосвода.

И крайне заинтересованное в этом море вдруг переключает всё свое внимание на берег, до которого ему обычно мало дела. Лапы-волны стремятся к стеклышкам, которое море искренне считает самыми настоящими кусочками неба. Просто упавшими, может, потерянными.

Целые стада пенных барашков несутся к песчаным, каменистым, пологим и обрывистым берегам и бьется о них в попытке лучше присмотреться и утащить с собой. Мягкими лапами оно гладит свою удивительную находку, в дикой радости и восторге.

Море так увлечено проплывающими в маленьких отражениях облаках, что совсем не замечает пролетающего времени.

Однако в какой-то момент все веселье вдруг прекращается — уплывает — и море обнаруживает, что кусочки неба исчезли со всех берегов, точно что-то (или даже кто-то) просто смело их и куда-то спрятало. Небо молчит, только его диск как-то загадочно светится, и даже сама природа вдруг застывает. Эта та самая пауза как перед безудержным смехом.

Тогда море понимает, что все это время его обманывали. Все эти красивые кусочки неба — и не кусочки вовсе, а просто способ отвлечь внимание, притом очень грубо и глупо.

Тогда море наполняется чистым гневом.

И начинается цунами.