Царевич поневоле (джен)

Проснулся Григорий от удара об деревянный пол. Он потёр пострадавшее плечо и увидел выглядывающую Ксению Годунову.

— Я слышала грохот, Дмитрий Иванович, с вами всё хорошо? — спросила девушка.

— Да, а кстати, где Мария? — ответил Григорий, подходя к Ксении.

Та поправила своё платье, и, подняв на него глаза, сказала:

— Она час назад с батюшкой ушла, вас не хотела будить, — и тут она задала тот самый вопрос, от которого хотелось уже просто выть:

— А почему вы не хотите соглашаться, с тем, что вы — царевич?

Григорий лишь махнул рукой. Смысл что-либо объяснять… но ему нужно было как-то отвязаться от любопытной царевны:

— Я монах Чудова монастыря, правда, был им до этого времени, и я знать не знаю, как ваш отец, Ксения, мог согласиться с тем, что я царевич? Интересно, где я хоть каплю на него похож? — Григорий пригладил густые рыжие волосы, и, пока девушка думала над ответом, сам не зная зачем, но пошёл в кабинет Годунова, всё равно никого нет!

Внимание монаха привлёк блеск из приоткрытой шкатулки, ему стало любопытно, и он аккуратно открыл красную, инкрустированную разными мелкими камешками шкатулку. Там лежали четыре перстня. Два красных и два синих.

«Они красивы, блестят, ведь ничего плохого не будет, если я возьму их себе, никого же нет?» — размышлял монах, уже надевая на указательный и безымянный пальцы обеих рук перстни.

«Хмм, мне нравится», — подумал Григорий, рассматривая блестящие камни.

— Положи, пожалуйста, на место, — в дверях появился Фёдор в красном кафтане и положил руку на плечо монаха.

— А если нет? Что ты сделаешь? — в юноше проснулась наглость.

— Я-то ничего, потому что, видите ли, тут «настоящий царевич», куда уж мне! Зато придёт отец… Ладно, идём, — он вывел Григория в горницу и оставил «сороку» одного.

Настроение у Отрепьева заметно поднялось, ему уж слишком была интересна реакция Бориса, и, вроде, Фёдор говорил, что он и Нагай вернутся ещё через полчаса, так что времени было много. Он просто начал рассматривать нательный крест, было скучно, и он мысленно торопил мужчину.

Тем временем Борис, стоя во дворе, битый час объяснял Марии, почему он не может просто так рассказать всем, что Григорий — лишь грязный самозванец. Небо затягивалось, начал накрапывать мелкий, противный сентябрьский дождь.

— Да, я знаю, что он лишь отродье, не имеющее право на престол, но поди ещё докажи людям, что верят в него как царевича, — проворчал Годунов, холодно глядя на Марию.

— И что прикажешь мне делать? Это мой сын, и… я не могу бросить его на растерзание остальным! — голос звучал убито, как будто её уже ничего в мире больше не интересовало.

— Просто подыграй ему, сделай вид, что ты его мать, мне не нужны лишние волнения в народе, а потом что-нибудь придумаю. Идём, уже дождь начинается, — Борис молча побрёл обратно.

Дверь открылась. И Григорий, вскочив, откланялся:

— Здравия вам, государь Борис Фёдорович. Здравия, матушка Мария Фёдоровна.

Борис не решился поправлять его, да и устал он. Заметив, что Григорий надел перстни, он попытался приказать ему положить всё обратно, но что-то не сказал.

— Сынок, положи, пожалуйста, перстни, — ласково сказала Нагай, снимая с себя верхнюю одежду, оставаясь в платье.

Григорий нехотя снял их и направился к кабинету Бориса, он аккуратно положил в коробку перстни.

«Вот стану царём, и никто не будет указывать, что делать и что надевать, а что нет», — подумал Григорий, направляясь к выходу.

В нос ударил пряный запах трав, Мария заваривала сбор и кивнула Григорию. Сегодня он должен пить травяной сбор вместе с ними, и никаких но!

Скоро всё было готово, и Отрепьева позвали. Он взял кружку, и, вдохнув пряный аромат трав, сделал глоток. Жидкость была горячей, но Григорию понравился горьковатый вкус.

Мария поглядывала с радостью на Григория.

«Мой сын, моё сокровище», — думала она, но, напоровшись на подозрительный взгляд Ирины, она отвела от сразу погрустневшего Григория взгляд.

Для всех он — лишь отродье, но Марии так не казалось.

Скоро стало темно, после всех этих посиделок Григорий, вымыв кружку, пошёл в комнату где он, по словам Фёдора, будет жить.

Комната была, в принципе, не такой уж и худой. Кровать, стул, стол, окно и ещё что-то но Григорий не рассмотрел, что там.

«В принципе, жить можно», — пронеслось у него в голове.

Фёдор ушёл, и он, раздевшись, наконец-то лег поспать. И, когда он уже был готов уснуть, дверь скрипнула, и в комнату зашла Мария. Сев на стул около кровати, она погладила густые рыжие волосы «сына».

— Ты не отродье, ты мой сын, — шептала она, гладя спящего Григория. Она как будто хотела кому-то что-то доказать, но сама не знала, что именно.

Просидев ещё какое-то время, Нагай поцеловала «Дмитрия» в щёку.

«Он слишком устал за сегодня, он должен переварить всё, что с ним произошло», — подумала вдова и удалилась, оставив спящего Григория в тишине.

Примечания:

Глава, где пока в последний раз флафф, ещё раз он будет уже в пятой или шестой главе. Такие дела.