Царевич поневоле (джен)

Спалось Григорию плохо. Он постоянно переворачивался на резко ставшей неудобной постели с боку на бок, очень много думал и переживал из-за сложившейся ситуации. Из-за этого его голова гудела.

Мысли о предстоящей тренировке уже стали настолько навязчивыми, что Отрепьев уже ненавидел их. Раздражало и то, что он постоянно вертелся на кровати, не зная, куда ему вообще приткнуться.

«Ненавижу! — думал мужчина. — Почему именно в этот момент? Что я не так сделал, что снова всё пошло по наклонной? Ох, быстрей бы Борис выздоровел».

В очередной раз повернувшись на бок, Григорий чуть не слетел на холодный деревянный пол.

Пульсирующая боль всё не утихала, и это действовало ему на нервы.

Перевернув подушку на холодную сторону и что-то пробурчав, «Дмитрий» с наслаждением закрыл глаза, пытаясь провалиться в сон.

Но восходящее солнце не дало ему сполна насладиться сном. Злой и невыспавшийся Григорий начал одеваться, проклиная всё на свете, в том числе и неудобную постель.

Позавтракав, Григорий пошёл на тренировку армии, как вдруг его окликнул голос одного из слуг, кажется, это был Егорка.

— Дмитрий Иванович! — запыхавшимся, как будто после беготни, голосом окликнул его слуга. — Дмитрий Иванович!

— Да, что такое? — голос мужчины звучал раздражённо.

— Вас требует к себе Борис Фёдорович, зачем, не могу сказать, мне не сказали.

Что-то подсказывало Григорию, что его Борис зовёт не разбирать бумаги. Когда он подошёл к двери, за ней было очень тихо.

— Можно войти? — спросил он, вежливо стуча в дверь.

— Входите, — голос, будто бы не принадлежавший царю, был тих и, кажется, безразличен.

В кабинете было почему-то темно. Воздух казался гнилостным.

Царь Борис выглядел совсем худо: впалые щёки, тяжёлое хриплое дыхание и взгляд, который ничего не выражал, только лишь смирение.

— Подойди, мне надо сообщить тебе, — мужчина помолчал, собираясь с мыслями, — сказать тебе о том, что ты будешь царём… и постарайся не растерять всё величие царства, отвоюй Смоленск. Поклянись, что станешь, таким… каким ты должен.

— Клянусь, — голос уже будущего царя дрогнул, в то время как Борис наблюдал за ним с лёгкой улыбкой на устах. Он явно был удовлетворен ответом, поэтому расслабился и закрыл глаза.

Так они и находились в комнате, не обращая внимания на звенящую тишину. Григорий думал, что Борис уснул, будучи лишенным сил из-за болезни, но оказалось, что это было не так. Лицо его стало бледным, как и губы, а руки едва тёплыми.

И тут стало всё понятно — Борис отмучился и покинул этот бренный мир с чистой душой, ведь он нашёл надёжного человека, кому смог передать бразды правления.

— Ну? Что он сказал? — глаза Фёдора блестели от любопытства.

— Он умер, — севшим голосом сказал Григорий. — Он согласился на моё царствование.

Оставив шокированного Фёдора, в котором уже начинала кипеть ярость на этот спокойный ответ, Григорий направился к армии. В глубине души он боялся, что он не сможет, разочарует весь народ или, того хуже, не сумев обуздать ярость, потопит в крови. Он знал, что Фёдор его за это никогда не простит, но ему на это было всё равно. Он будет таким, каким обещал Борису, несмотря ни на что.

Григорий решил, что перед тем, как пойдёт на Смоленск, должен кое-что сказать Марии Фёдоровне.

— Матушка, я должен сказать, что отправляюсь отбивать Смоленск, не волнуйся, я вернусь с победой. — Мария посмотрела на него и кивнула, она верит в это, она знает, что её всё ещё горячо любимый сын выполнит обещание, он обязательно его сдержит.

Отрепьев сидел на коне, всматриваясь вдаль. Холодный ветер немилосердно щипал за щёки, но мужчина почти не обращал внимания. Где-то в душе было сомнение, что зря он всё затеял. Но назад дороги нет.

— За мной! — громко сказал он и под радостный клич он, пришпорив коня, поскакал по направлению к Смоленску.

Он должен пройти эту игру за престол и выжить. Он сделает это, ради себя, ради Бориса и ради народа.