Горсть тепла (гет)

Кейт вышла из приемной.

Она слышала это имя — Грэг Пирсон. Один из ведущих нейрокибернетиков корпорации. Ученик Гибульского. После его трагической гибели возглавивший отдел секретных разработок.

Смерть Гибульского для всех стала неожиданностью. Во всяком случае, так это подавалось и освещалось в прессе. Трагическая случайность. Выдающийся ученый пал жертвой разбойного нападения. И следствие как будто бы это подтвердило. Стечение обстоятельств. Со всяким может случиться. Преступника не нашли. Расследование как-то быстро свернули. Кейт пыталась расспрашивать Игоря Васильевича, но тот только отмахивался.

Кейт хотела работать под началом Гибульского, участвовать в его поистине фантастических начинаниях. Он же не просто разрабатывал шестую модель, он искал пути симбиотического взаимодействия мозга и процессора. Как-то он проводил закрытый семинар для младших сотрудников отдела и рассказывал о возможных перспективах. Давняя мечта человечества — сращение разума с быстродействием машины, обретение второго бесстрастного «я». Человеческий мозг, несмотря на свой неисчерпаемый творческий потенциал, конструкция громоздкая и неповоротливая. Для того, чтобы принять решение, мозгу требуется прогнать побуждающий импульс по нейронным сетям, задействовать миллионы нейронов с их фазами возбуждения и торможения. А обработка требуемой информации? А её усвоение и запоминание? Школьнику требуется час, чтобы выучить коротенький стишок. А иностранные языки? А математические формулы? Долгая мучительная зубрежка. И пусть на инфокристаллах хранятся терабайты данных, которые пользователь может запросить одним касанием, кое-что всегда необходимо держать в голове.

Бывает, что и самая надежная техника отказывает. Даже если и не отказывает. Как обнаружить необходимую информационную песчинку в необозримых барханах инфокластеров? Целая жизнь понадобится. А процессор, обрабатывающий инфопотоки в сотни раз быстрее, сделает это за несколько минут. Следовательно, у мозга будет быстрый, исполнительный помощник. Мозг порождает идеи, процессор их воплощает.

Киборги появились благодаря этой мечте. Улучшенная человеческая копия. Более сильная, более быстрая. И даже более умная. Искусственный интеллект, заключенный в плоть. Первые киборги были все равно что антропоморфные механизмы. Суррогатные люди. Едят, дышат, а взгляд мертвый. Годились для опасных, монотонных работ. И, само собой, для войны. Зачем терять живую силу, если на прорыв можно послать киборгов? Министерство обороны щедро оплачивало поставляемую продукцию. Никаких жертв, никаких увечий, никаких пенсий по инвалидности. Идеальный безмолвно гибнущий солдат.

Но людям этого показалось мало. Они добивались еще большего «очеловечивания», еще большего сходства. Зачем? Зачем совершенствовать модель, если ее предназначение — погибнуть в первые минуты боя? Кейт в начале своей карьеры не задумывалась об этом. Ее тоже влекла эта давняя мечта, эта химера, живущая в старых фантастических романах — симбиоз машины и человека. Новаторство Гибульского заключалось в том, что он предложил задействовать мозг. В первых моделях киборгов тело использовалось как носитель, как приемлемая, уже отлаженная природой форма. Мозг органических заготовок подавлялся на ранних стадиях эмбрионального развития.

Еще в юности Кейт читала роман земного фантаста ХХ века Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». Роман начинался с процесса изготовления людей, уже разделенных на касты, от альфы до ипсилона. Зародыши помещались в специальные емкости, где выращивались согласно своему предназначению. Наиболее благоприятные условия развития были у тех, кому предстояло войти в касту альфа. А мозг зародышей, предназначенных стать чернорабочими, предусмотрительно угнетался. В качестве нейродепрессанта использовался этиловый спирт, что Кейт несколько озадачило. Затем она вспомнила, что роман был опубликован в 1932 году, и более изощренными средствами нейроманипуляций наука тогда не располагала. Тем не менее описание фабрик-инкубаториев поразило Кейт. Уж очень эти фабрики, где колбы с зародышами двигались по конвейеру, напоминали суперсовременные инкубационные центры «DEX-company». В этих инкубационных центрах зародышей также делили на касты. Правда, исключительно по специализации, а не по умственным способностям. Высшей касты «альфа» среди киборгов не было. Мозг зародыша угнетался по единой схеме.

В корпорации предпочли бы и вовсе упразднить этот орган или, по крайней мере, лобные доли, но тогда пришлось бы снабжать органические носители искусственной нервной системой, чтобы процессор мог задействовать тело без посредничества мозга. Подобные нервные протезы уже существуют. Электропроводящими полимерами заменяют безвозвратно поврежденные или отмирающие нервы. Но заменять всю нервную систему нерентабельно. Зачем тратить деньги на то, что природа выращивает бесплатно? Мозг киборгу необходим. Мозг ответственен за функции живых клеток, а процессор — за работу имплантатов. Но потенциал человеческого мозга огромен. И поручать ему такой мизер, как сокращение и расслабление мышечных волокон, неоправданное расточительство. Это все равно что использовать сверхскоростной истребитель в качестве речного парома.

Вот Гибульский и придумал, как задействовать этот потенциал, как усилить машинную производительность процессора изобретательностью неокортекса. Кибернетик оснастил прежний процессор дополнительным нейроадаптером, который способен улавливать и конвертировать импульсы органического мозга. В голову киберзаготовки наряду с основным имплантатом внедрялся и посредник, в чью задачу входило служить церебромостиком между живым и неживым электричеством. В прежних моделях киборгов никаких мостиков не было. Деятельность в их черепах была чётко регламентирована. «Мозгу — мозгово, а процессору — процессорово» — как пошутил один из программистов. Две отдельные реальности, два параллельных мира, которые никогда не пересекаются. А Гибульский попытался эти два мира соединить. Сделать так, чтобы обитатели одной вселенной улавливали присутствие другой. Примерно как позволить узникам общаться посредством азбуки Морзе. Они никогда не встретятся и никогда не увидят друг друга, но толикой информации все же поделятся.

Кто же мог предвидеть, что узники смогут объединить две камеры в единое целое?

Случилось так, что первого сорванного киборга доставили на техосмотр ничего не подозревающие хозяева. Собственно, как сорванную Кейт классифицировала эту «шестерку» уже потом, когда случаи срывов участились. А тогда ни о каком срыве и речи не было. Просто отцу семейства, фермеру с планеты Мин, что-то почудилось. Будто бы киборг, списанный армейский DEX-6, купленный за бесценок на распродаже, позволил себе несанкционированную прогулку. Папаша проснулся среди ночи, выглянул во двор, а там… DEX гуляет. Правда, секунду спустя, пока фермер моргал и протирал глаза, киборг исчез и был обнаружен в своей каморке уже в спящем режиме. Но фермер не позволил себя разубедить. Самое удивительное, что его семейство, жена и трое детей, не подтверждали этого сбоя. Они вообще ничего не подтверждали.

Кейт помнила их. Два мальчика, погодки, одному — семь, другому — восемь, и девочка трех лет. С ними мать, тихая, усталая женщина. Киборг был из первой экспериментальной партии «шестерок». Их отправляли для полевых испытаний на Шебу. Этот был единственным выжившим из отряда, посланного в рейд. Маневр был отвлекающий, и все участники этого рейда, киборги, были обречены. Последний, изрешеченный осколками, обожженный, вернулся на базу и, вероятно, в награду за стойкость и удачливость, не был утилизирован. Его подлатали, подкормили и списали. После списания киборга продали с аукциона. Фермеры охотно покупали списанных DEX'ов.

Киборг работал на фермерское семейство больше трех лет без серьезных нареканий, если не считать того, что некоторые задания требовали пошаговых инструкций. Ну так это DEX, он прежде всего солдат, а не повар или садовник. Но у «шестерок» уже стояла программа самообучения, и раз данные инструкции повторять не требовалось. Одним словом, фермер приобретением был доволен, если не считать той прогулки. Он и другие странности замечал: будто бы киборг и без приказа что-то делал… Но уверен не был.

Когда киборга доставили в филиал, была как раз смена Кейт. Она вышла взглянуть на хозяев и выслушать претензии, но вместо претензий услышала детский голос:

— Вы его нам вернете?

Глава семейства, кряжистый невысокий мужчина с обветренным, загорелым лицом, был и раздосадован, и опечален одновременно. Кейт видела, что он жалеет о своем решении привезти киборга на проверку. Сам киборг, в поношенном рабочем комбезе, стоял рядом, отрешенный, невозмутимый, глаза пустые. Левая сторона лица покрыта ожоговыми рубцами.

— Это у нас пожар был, а он за детишками прыгнул, — чуть слышно пояснила жена фермера и опустила глаза.

Перехватив права управления, Кейт приказала киборгу следовать за собой. В лаборатории, подключившись к системе, она долго изучала поступающие на на вирт-монитор данные. Ранения, которые киборг получил в том рейде на Шебе, сказывались на работоспособности и быстродействии. Но в остальном нарушений не было. Киборг вполне соответствовал своей ценовой категории и подходил для монотонной, изнурительной работы, которой на подобных фермах в избытке. Вот только необычная мозговая активность вызывала вопросы. Энцефалограф выдавал кривую с едва заметным отклонением от нормы. Активность на уровне погрешности.

Нейротехники это отклонение не заметили. Но Кейт занималась именно деятельностью мозга, это была ее специализация, и она эту погрешность заметила сразу. Что это? Результат все тех же ранений? Почему бы и нет? Контузия, некоторое смещение костей черепа… Могло иметь место нарушение кровоснабжения некоторых долей, а мозг, как доказано экспериментально, умеет компенсировать такие повреждения. Даже угнетенный мозг киборга. Кейт колебалась. По инструкции она должна была отдать «последний приказ». Тем более, что киборг был покалечен и изношен. Ему и так недолго осталось. Выйдет из строя. Но она медлила. Вспоминала глаза смотрящих на нее детей. «Прыгнул за детишками», сказала их мать. А что там папаша видел? Киборг гулял? Отец семейства явно не трезвенник. Заметно по вылезшим капиллярам. Такому что угодно привидится, и призрак покойного дедушки, и русалка на ветвях. Стоит ли губить верную рабочую машину из одних только подозрений? По тестам DEX набрал 95 баллов. Новый был бы утилизирован. Но этот не новый… Может на контрольный уровень и не тянуть. Развалина. Кейт приняла решение. «Пригоден к ограниченной эксплуатации», — резюмировала она тестовый протокол.

Когда киборг вышел вслед за ней в вестибюль, все вздохнули с облегчением. Девочка соскочила с колен матери и побежала навстречу. Пацаны, уже полагая себя взрослыми, от беготни воздержались, вышагивали степенно, но на последних метрах тоже побежали и схватили киборга за руки. Фермер изображал суровость, но явно был рад. Его жена застенчиво улыбалась.

— Ну вот и хорошо, — выдохнул мужчина, — а то останемся без помощника.

А несколько месяцев спустя начались первые срывы. Кровавые срывы, со множеством пострадавших. «Шестерки» выходили из повиновения и жестоко расправлялись со своими создателями. Жертвы исчислялись десятками. Кейт испугалась. Она вспомнила ту самую первую «шестерку», доставленную с Мины, вспомнила детей, их тихую мать, фермера с обветренным лицом. Она же видела, что кривая энцефалограммы не соответствует норме, что результат тестов неудовлетворительный. А если тот киборг сорвался? Если эта зреющая неисправность послужила причиной гибели целой семьи? Мать говорила, что киборг их спас. Но он спасал, подчиняясь приказу, базовой директиве, вшитой в программный код.

Возникший сбой мог привести к неповиновению, к тотальной разбалансировке, и обезумевшая машина убила своих хозяев, тех самых детей, которые так радовались ее возвращению. А это означает… это означает, что она, Кейт… убийца. Она же сознательно нарушила инструкцию, сфальсифицировала результаты. Когда пришел ответ на ее запрос, она пришла в ужас: на Мине зарегистрировано несколько срывов. Все — с человеческими жертвами. У Кейт затряслись руки. У нее не хватило мужества уточнить имена и количество жертв. Ей стало страшно. Голова кружилась. Она вспомнила стоявших в вестибюле детей. Их доверчивые вопрошающие глаза. Установить, сорвался ли тот киборг или нет, она не могла. Не хватало сил на соответствующий запрос. Неопределенность оставляла надежду. Она цеплялась за этот призрачный шанс, уговаривала себя, убеждала. Но стоило ей остаться наедине с собой, отрешиться, задремать, как трое детей смотрели на нее, а их тихая мать объясняла: «Он детишек спас…»

А потом к ней в лабораторию явился Феликс. Он показал извлеченные из архива данные по «шестеркам». По тем самым, которых она тестировала, и там, в этом списке, оказался и тот, первый из сорванных. Оказывается, результаты всех тестов тайно пересылались в головной офис внедренным в программу вирусом. Феликс имел доступ к этой базе, так как работал в службе безопасности «DEX-company». Он предъявил Кейт доказательства её должностного преступления и заявил, что хочет с ней встречаться. Не потому, что страстно влюблен, а потому, что у нее есть перспективы — покровитель в руководстве компании, а сама Кейт весьма талантливый ученый, способный продвинуться дальше Гибульского. У Гибульского покровителей не было, потому и высот особых он не достиг. К тому же был плохо управляем. Его держали, пока было выгодно, пока не затеял свой крестовый поход. Но Кейт — другое дело. Для неё вполне достижимо кресло в Совете директоров, и он, Феликс, делает на неё ставку.

Как ни странно, но Кейт подкупила именно эта его откровенность. Попытайся он признаться в тайной влюбленности, поведать о давней страсти, она, возможно, рискнула бы и пошла на конфликт. В конце концов, никаких прямых доказательств, что киборг был опасен, у него не было. Её оправдывало отсутствие прецедента. Ни один из сотрудников «DEX-сompany» еще не сталкивался с бракованной «шестеркой», еще не подвергал анализу данные. Всего-навсего отклонение в графике. Погрешность мог дать сам энцефалограф. Кейт могла счесть это отклонение приемлемым не по злонамеренности, а по неопытности. Да и кто бы на ее месте не счел? И что бы ей за это грозило? Увольнение? Замедление карьеры? Она не честолюбива. А наукой она сможет заниматься и в университете.

Но Феликс и не подумал распространяться по поводу ее прелестей. Он был прямолинеен и откровенен. Союз с ней — это выгодная сделка. И для нее тоже. Ей же нужен союзник, защитник, подельник, мужчина, в конце концов! И Кейт согласилась.

Подростком Кейт напоминала неумело скроенную марионетку с плохо прилаженными руками и ногами. Конечности длинные, узловатые, без соблазнительной девичьей округлости. Черты лица крупные, волосы редкие и блеклые. Большинство ее сверстниц, достигнув половой зрелости, расцвели, преобразились, покинули свою подростковую нескладность как уродливый кокон. Кейт тоже надеялась на метаморфозу, ждала, что гормоны добавят женственности, обозначат талию и утяжелят бедра. Но гормоны едва обозначили свое присутствие. Кейт прибавила в росте, но осталась такой же нескладной и узловатой. По-настоящему некрасивой она не была. Она была… бесцветной. На нее не оборачивались, не смотрели вслед. Среди своих более ярких коллег она становилась невидимой, будто прозрачной. О ней вспоминали, только если речь заходила о работе. Тут она была незаменима. Тут Феликс был прав. У нее была перспектива роста. В профессиональной сфере она значительно опережала своих привлекательных коллег.

Она понимала, что соглашается на унизительную сделку, что Феликс ее не любит и никогда не полюбит, что он её использует, но она так устала от своей женской невостребованности… Да, наука, работа не позволяли ей задумываться и сожалеть, но временами, поймав очередной презрительно-жалостливый взгляд хорошенькой лаборантки, Кейт чувствовала, как к сердцу подкатывает тоска. Она — изгой, недоделанный природой полуфабрикат, забытый в подсобке киборг. Феликс позволил ей излечиться от неполноценности, и пусть даже это выздоровление было мнимым, но она чувствовала себя лучше. Её неожиданно признали равной, приняли в стаю. К тому же Феликс был хорош собой. Но красивость его скорее отталкивала, чем привлекала. И даже пугала. Без компрометирующих улик Кейт бы с ним не заговорила. Но статусная ущербность требовала определенных жертв. Кейт пришлось смириться и с его внешностью, и с его профессией. Феликс не просто состоял в штате службы безопасности «DEX-company», он входил в так называемый отряд быстрого реагирования, в «подотдел очистки», как шёпотом иронизировали коллеги Кейт.

Этот отряд быстрого реагирования был сформирован Валентином Скуратовым, бывшим армейским особистом, после первых срывов. В руководстве корпорации на поспешно созванном совещании был принят ряд чрезвычайных мер, призванных минимизировать ущерб, порожденный новаторством Гибульского. Кровавые последствия растиражированного СМИ кибербунта ожидаемо обвалили акции. Инвесторы бросились избавляться от токсичного актива. Одно время ходили слухи о банкротстве и закрытии «DEX-company». Или о слиянии с «LV-Electronics», производящей андроидов. Как вдруг неведомо откуда возник «добрый» гений — некий Найджел Бозгурд с его предположительно стомиллионным состоянием. Он выкупил катящиеся в пропасть акции и прервал переговоры с «LV-Electronics». Корпорация получила средства и долгожданную передышку. Бозгурд уволил прежнего безопасника и взял на его место Скуратова, а Скуратов, в свою очередь, произвел полную реорганизацию службы, превратив довольно безобидный до настоящего момента департамент в гибрид инквизиции и разведки. Тогда же появился отдел «Д» — охотники за киберголовами.

Кейт хорошо знала, чем они занимаются. Все подробности излагались в поступающих к ней на терминал отчётах по бракованным киборгам. И большинство этих отчетов касались вовсе не свихнувшихся убийц, оставлявших после себя десятки трупов, а киборгов, очень схожих с тем, первым, которые никого не убивали, которые продолжали исправно служить, беспрекословно исполнять приказы, но время от времени… гуляли. Одних сдавали ловцам бдительные соседи, других — сами хозяева. Некоторые успевали сбежать, но были пойманы. Часть показательно ликвидировали, часть доставляли в лабораторию еще живыми. Ах, нет, не живыми, функционирующими. Сама Кейт непосредственного участия в исследованиях не принимала. Ее задачей была обработка поступающего материала, но она видела лица своих коллег, покидавших лабораторию в конце рабочего дня. Один, допущенный к работе стажер, Эльмар Липп, бледный, как полотно, шепнул Кейт:

— Он кричал… Он кричал как человек…

Как человек? Разве так бывает? Бракованная нейрошина, посредством которой происходит сведение мозга и процессора в единое целое, еще не означает очеловечивания. Да, она уже не раз наблюдала нехарактерную мозговую активность на стыке с имплантатом. На графике отчетливо просматривались фазы возбуждения и торможения в ответ на раздражающий поток импульсов. У киборгов, соответствующих стандарту, подобная активность наблюдается только в тех отделах мозга, которые осуществляют функцию моторики. Префронтальная же область пребывает в спящем состоянии. Эта область даже визуально, при магнитно-резонансном исследовании выглядит менее развитой, сглаженной по сравнению с той же отвечающей за мышление областью у человека.

Еще в начале ХХ века через эксперименты и наблюдения была установлена связь между желанием жить, личностью и префронтальной областью. Удаление или повреждение области приводило к разрушению личности. Таким образом, разработанная в первой половине ХХ века нейрохирургическая операция, известная как лоботомия, как раз и преследовала цель разрушения психопатического сознания. Человек после такой операции, с поврежденной лобной долей, вполне мог стать заготовкой для киборга. Неповрежденная часть мозга отвечала за физиологию, а процессор взял бы на себя функции неокортекса. Собственно, медикаментозная лоботомия производилась над заготовками еще на стадии инкубации. Это было основным условием, при котором парламентская комиссия по правам разумных существ допустила производство киборгов. Это должна быть машина, обыкновенная машина, органический робот, инструмент, рычаг. И не может быть в этом инструменте никаких признаков личности. Так что же пошло не так?

Кейт день и ночь изучала графики, снимки и диаграммы. Процессор Гибульского каким-то образом допускал прохождение импульсов от подкорковых структур в префронтальную область, и раздражаемая этими сигналами область пробуждалась, начинала создавать нейронные связи, усложняться и разрастаться. Наравне с процессором возникала конкурирующая поведенческая парадигма. Большинство срывов пришлось на 43-ю партию, на рыжих. К счастью, в ничтожно малых процентах случаев.

Кейт вспомнила, как Феликс с хохотом пересказывал события их последней «охоты», как они, не торопясь, наслаждаясь процессом, загоняли раненого обессилевшего киборга. Давали ему уйти, имитировали замедление, а то и отступление, тянули время, устраивали перекур, отвлекали внимание жертвы, в то время как другая группа совершала обходной маневр.

— Тупая кукла верила, что сможет уйти… — ржал он, — а тут мы!

Кейт были неприятны эти разговоры. Она не понимала, в чем причина этой хвастливости, в чем заключаются эти особенные охотничьи навыки, если жертва всего лишь сбойнувший механизм, и все его действия, с небольшим отклонением от нормы, наперед известны. Даже если предположить, что раздраженная префронтальная область и порождает некий поведенческий феномен. Это все равно не личность, не человек с его свободой выбора, гибкостью мышления и непредсказуемостью решений. Но Кейт не спорила. Не доказывала, не возражала. Она чувствовала застарелый, подавляемый дискомфорт, излечить который средств у нее не было. За исключением единственного, прибегнуть к которому она не решалась. Пока не решалась. Прибегнуть к этому средству означало вернуться к статусу изгоя, к статусу существа ущербного, невостребованного. И как осложнение, как побочное действие, это обвинение в нарушении профессиональных обязанностей, а то и в сознательном саботаже.

Отвергнутый Феликс, снизошедший до нее, одаривший ее вниманием, великодушно признавший в ней женщину, ни перед чем не остановится. Он подаст рапорт на имя шефа отдела безопасности Валентина Скуратова, где подробно изложит ее прегрешения, сопроводив донос архивными данными. И сделает это как раз сейчас, в самый разгар охоты на бракованных киборгов, когда самый ничтожный, самый сомнительный сигнал, поступающий в колл-центры, внимательно изучается и проверяется. Доказательств тому немного, и все они косвенные, но достаточно будет формального судилища. Имя опорочено, карьерные перспективы утрачены.

И вдруг это случилось. С Мины пришел подробный отчёт заведующей филиалом. В этом отчете содержались все серийные номера когда-либо проданных на планете «шестерок», дата покупки, имя покупателя, дата перепродажи или утилизации. В этом отчете мелькнула фамилия фермера. С тех пор, как пришли сообщения о зафиксированных на Мине срывах, Кейт всегда с трепетом просматривала новости. И каждый раз, не обнаружив среди пострадавших фермера и его семью, долго сидела неподвижно, выравнивая дыхание. Живы. Они живы. Они не пострадали. Она не убийца. Но в этом списке фамилия фермера была…

Кейт еще не успела охватить взглядом прилагающуюся пометку. Она видела только имя. Осознала. Сложила знаки в узнаваемый инфоблок. Замерла. Буквы расплывались. Текли. Она моргнула. Строка обрела четкость. Буквенные края заострились. Первое, что она поняла — это не список жертв. Это список киборговладельцев. Никаких тревожных обозначений. Ничего не подчеркнуто, не выделено красным цветом. Все данные рутинно-однообразны. Имя владельца, серийный номер купленного киборга, текущее состояние: продан, утилизирован или эксплуатируется. Если киборг утилизирован, то дается короткая справка, по каким причинам: отказ оборудования, поломка, необратимые повреждения и т.д.

Кейт с колотящимся сердцем щелкнула по знаку «инфо». Развернулась справка. «Киборг модели DEX-6, выпуск 2182 года, серийный номер 2ХВ4689УУРК-44НН89, был утилизирован по причине необратимых повреждений. Повреждения имели место вследствие разрушения дома владельца, вызванного техногенной катастрофой (прорыв плотины). Киборг остался под обломками после того, как обеспечил спасение людей».

Кейт смотрела на это сухую справку, на этот краткий бюрократический некролог, и чувствовала, что у нее кто-то умер… «Детишек спасал… В огонь за ними прыгнул». На этот раз он прыгнул за ними в бездну.

Кейт хотела было послать дополнительный запрос, поднять материалы, выяснить подробности, но передумала. Зачем? Киборга уже нет. Она не убийца. Кейт написала короткое письмо Феликсу и попросила больше ее не беспокоить. Затем подала заявление на имя Игоря Васильевича с просьбой перевести ее в другое подразделение, подальше от головного офиса, и предоставить возможность работы над диссертацией. Игорь Васильевич удивился, но приказ о переводе подписал. У Феликса больше не было шансов. Он, конечно, звонил, угрожал, даже поджидал ее на улице, но Кейт было все равно. Когда его истерики стали ее раздражать, она пригрозила, что обратится к Скуратову с рекомендацией проверить своего сотрудника на стрессоустойчивость.

Теперь Кейт видела Феликса изредка, когда приезжала в головной офис. Вот почему ей так это не нравилось. Он не упускал случая столкнуться с ней в коридоре. Когда Кейт вышла из приемной, она сразу его увидела.

— Тебя, говорят, повысили. — Он смерил ее взглядом. — Будешь работать с Пирсоном? Он у нас теперь светоч.

— Да, повысили.

— Довольна?

— Хочешь знать, чем я действительно довольна? — Кейт шагнула вперед, и он невольно отстранился. — Я довольна тем, что буду далеко от тебя. Я довольна тем, что в моей жизни что-то изменится, а вот в твоей — никогда. Я довольна тем, что ты останешься исполнителем, статистом, наемником, загонным псом, и когда ты состаришься или получишь необратимые повреждения, тебя так же утилизируют, как и тех, кого ты некогда выслеживал и загонял. Это твоя судьба, Феликс, а я своей еще распоряжусь.