Нинкины рассказы (джен)

Тамара Александровна, наша учительница русского языка и литературы, была женщиной творческой, считала, что человек должен развиваться комплексно, и на своих уроках старалась привить нам не только знание правил и любовь к классике, но и артистизм. Делала она это просто: разбивала класс на группы или пары по партам и задавала разыграть по ролям отрывок из того произведения, которое мы в тот момент приходили; если получалось соорудить какой-нибудь костюм или декорации, то мы, в дополнение к оценке, могли получить еще и красную звездочку, которую потом можно было обменять на пятерку по литературе. Надо сказать, несмотря на всю заморочность процесса — распределить роли, выучить текст, да и "на звездочку" что-нибудь сообразить — мы эти сценки любили, всегда старались отыграть как можно лучше, так что посмотреть иногда приходили даже ребята из параллельных классов и другие учителя.

Когда очередь дошла до моей парты, мы как раз проходили "Тома Сойера". И все бы ничего — книжку я знала чуть ли не наизусть, от отсутствия артистизма не страдала, в дополнительных пятерках не нуждалась, под мои пятерки по литературе и так места не было в журнале, — но именно в тот год Сове (вообще-то Зое, но ее никто никогда так не звал) Ивановне, завучихе средних классов, взбрело в голову порадеть о моральном воспитании молодого поколения, и она запретила мальчикам садиться за одни парты с девочками: мол, всяким аморальным занимаются, а должны учебой. В седьмых, восьмых и девятых классах вспыхнула ожесточенная война за право сидеть, с кем хочется, пятые и шестые тоже трепыхались, но куда более вяло. Я не трепыхалась — не видела смысла, — но это не отменяло моей досады от того, что сидеть мне приходилось не с Санькой, с которым мы с первого класса были вместе, а с Алиной.

Из всех девчонок класса Алина бесила меня больше всех — даже больше "первой красавицы" Леры и непроходимой тупицы Фариды, которая имела привычку воровать с парт тетради, чтобы в очередной раз списать. Алина была девочкой из довольно обеспеченной семьи, зацикленной к тому же на всем "элитном" и "престижном", и от этого любила таскать в школу дорогие заколки, наклейки, кукол, канцелярию и подолгу и со вкусом рассказывать, кто, что из этого и за сколько купил ей в самом навороченном торговом центре нашего городка; уже это заставляло весь класс, и не только девочек, скрипеть зубами, но это были еще цветочки. Училась Алина чуть выше среднего — с четверки на пятерку, порой и тройки ловила, а ее семья требовала от нее максимально высоких оценок — ясно дело, в обмен на очередные модные штуки и игрушки. Поэтому, стоило Алине получить оценку ниже, чем она рассчитывала, как она тут же принималась ныть: "Не-е-ет! Пожа-а-алуйста! Ну поставьте мне пятерку (или четверку), а то мне новый диск Ранеток (или другую ерунду) не купя-ят!". Если обычное нытье не срабатывало, она ударялась в слезы и демонстративно ревела, пока учителя не сдавались и не ставили требуемое, или же не выгоняли ее из класса умыться.

В общем, ничего удивительного, что всего за четверть с небольшим нашего соседства меня от Алины натурально трясло — ну не могла я понять, как можно учиться за диски, кукол и заколки, и уж тем более — как можно так унижаться ради оценок. Отсадить меня я не просила: Лена, внучка нашей классной, по секрету слила, что нас так посадили нарочно — мол, скатает у меня Алина что-нибудь, получит оценку повыше и не будет ныть; да, это нечестно по отношению ко мне, но куда деваться, нервы дороже, а я хорошая девочка и пойму все правильно. Я понимала, злилась, но не возникала, и старалась общаться с Алиной как можно меньше, что в школе, что вне ее. А тут — нате, здрасте, надо ставить сценку. Вдвоем.

Я уже всерьез раздумывала пойти к Тамаре Александровне и попросить пересадить меня на один урок, неважно, к кому, хоть к Лере, хоть к Фариде, но не успела — Алина перехватила меня после урока и затащила в раздевалку.

— Нина! — тоном взрослой трагической актрисы начала она. — Нам надо поговорить!

— Ты уже, — буркнула я. — О чем?

— Нина, нам нужны красные звездочки!

— Зачем? — удивилась я. — У меня с оценками все в порядке. У тебя вроде тоже.

— Ты не понимаешь! Дело не в оценках, нужна именно красная звездочка! У меня еще ни разу не было!

— И что?

— Нин, ну не тупи! Меня дома ругают! У всех наших уже были звездочки — у Наташи, у Насти, даже у Фаридки, дуры, у всех, кроме меня!

У меня аж брови полезли на лоб — моим маме и бабушке и в голову бы не пришло ругать меня за такие мелочи. Но Алина, видимо, как-то не так меня поняла, потому что тут же принялась канючить:

— Ну Нин, ну пожалуйста! Тебе-то пофиг, а мне нужна эта звездочка! Мама сказала, если за новую сценку не будет звездочки, она мне Братц не купит!

— И что? — очень сухо спросила я.

— Я ее с той четверти хоте-ела! Ни-ин, ну пожалуйста! Хочешь, я тебе свои заколки новые отдам, те, розовые с кошками?

— Да нужны мне твои заколки, — фыркнула я. — Если захочу, маму попрошу, она мне сама купит.

— Ну Ни-ина-а!

Сообразив, что она сейчас будет рыдать, я закатила глаза.

— Ладно, ладно будет тебе твоя звёздочка, только не реви. Возьмём тот кусок из хрестоматии, где Том встречает Гека — нас как раз двое, и костюмы можно сообразить.

— Ага, — Алина моментально успокоилась. — Только чур, я буду Томом и немножко рассказчиком.

— Томом так Томом, — я не стала спорить. Понятно было, что Алина выберет себе что-то полегче. — Найдёшь себе белую рубашку, брюки, пиджак мужской и шляпу соломенную, такую, тоже типа мужскую?

— Ага!

— Вот и хорошо. И ещё: у тебя кошка есть?

— Кошка?

— Ну игрушечная, только чтобы побольше.

— А... есть. А тебе зачем?

— Ну кого-то же я должна за хвост крутить?

— А-а-а, точно, — протянула Алина. — А ты что на второго мальчика сделаешь?

— На Гека. Соображу что-нибудь.

Соображать там вообще-то было нечего: надо было только найти рубашку, штаны, обувь и шляпу достаточно степени потрёпанности. Проблема была в том, что взять совсем уж явные обноски можно было разве что на помойке, а оттуда мне, само собой, тащить ничего не хотелось, не хотелось даже близко подходить. Впрочем, уже к последнему уроку мне в голову пришла одна занятная идея.

Вернувшись домой и убедившись, что братец-первоклассник занят уроками, а бабушка — репетиторством, я потихоньку подтащила стул к шкафу и полезла на антресоли. На антресолях хранился здоровенный чемодан с "дачной" одеждой — той, которую мы обычно весной вывозили на дачу и в которой копались на огороде: старые бабушкины штаны, старые мамины флотские рубашки, наши с Генкой рваные футболки, старые куртки и всё такое прочее. Среди всего этого дачного барахла наверняка должно было найтись то, что пошло бы мне на костюм. На моё несчастье, чемодан был очень громоздкий, а силёнок у меня — маловато, поэтому, как я ни старалась не шуметь, определённый грохот всё-таки создавала.

— Ни-ин! — бабушка была очень занята с учеником, да и дверь к ним была закрыта, а вот Генка, заслышавший шум, сразу выглянул из комнаты. — А зачем ты туда полезла?

— Тихо ты, грусть! — шикнула на него я. — Помог бы лучше, чем спрашивать!

Надо отдать должное Генке: когда надо, он не задавал лишних вопросов, а шёл и делал. Вот и сейчас он помог мне спустить чемодан, справиться с заедающей застежкой и только потом спросил:

— А всё-таки, зачем?

— Мне нужен костюм для школьной сценки, Гекльберри Финна, — пояснила я. — Я хотела найти здесь что-нибудь.

— Давай искать! — тут же оживился Генка.

— Нет, искать буду я. А ты идёшь дальше прописи писать.

— Ничего не иду! А если будешь корчить из себя большую, я маме и бабушке скажу, что ты одна лазила на антресоли!

Аргумент был убойным: бабушка и мама боялись, что если я одна полезу наверх, то упаду и ушибусь, как было уже не один раз.

— Ладно, мелкий вымогатель, — буркнула я. — Ищи тогда штаны и рубашку, длинные и чтобы как можно потрепаннее!

Нужное — старую мамину рубашку, всю в краске, и ее же старые спортивные штаны в катышках — мы нашли быстро, но я все равно была недовольна: и тому, и другому все еще не хватало подранности и испачканности.

— В книжке были совсем обноски, — отрезала я, когда Генка попытался поспорить. — А это бабушка после дачи даже постирала и зашила!

— Ну и что? — Генка вытряхнул из своего портфеля канцелярские ножницы и коробку с красками. — Она постирала, а мы заново испачкаем!

И не успела я глазом моргнуть, как он быстренько налил в стаканчик для рисования воду, намочил кисточку и от души плюхнул на рубашку здоровенный кусок коричневой гуаши.

— Логично, — почесала в затылке я и тоже принялась за дело.

В тот самый момент когда рубашка и штаны максимально приблизились к книжному варианту, я дорезала последнюю дыру, а Генка вымазался всеми цветами гуаши из набора, позади нас раздался возмущённый голос:

— Это что такое?!

Оказывается, у мамы отменили последнюю пару, и она пришла с работы чуть пораньше обычного.

— Вы зачем наверх лазили и чемодан стащили? И рубашку со штанами зачем изгваздали, поросята?

— Нине надо, — авторитетно заявил Генка, продолжая возюкать кисточкой по ткани.

— Для чего?!

— Для школы, — вздохнула я и принялась объяснять.

Мама сердилась не сильно и недолго: поворчала просто, что я без спроса и подстраховки наверх полезла, да и всё. Зато отыскала где-то в глубинах антресолей старую отцовскую куртку — такую длинную, что мне она была как пальто — и шляпу с широкими полями; шляпу, правда, резать не разрешила, поэтому тот самый полумесяц, который свешивался у Гека, я вырезала из бумаги, раскрасила и приклеила к краю шляпы на скотч. Бабушка после своего урока тоже поохала над тем, что мы лазали на верхотуру и таскали чемодан, и выдала старые растоптанные ботинки без шнурков.

— Ну вылитый Гекльберри Финн, — сказала она, когда я в полном костюме прошлась по гостиной. — Только косички мешают.

— А вот и нет, Гек в книжке нестриженный, может, у него и косички были, — ответила мама и подмигнула мне. — Встанем с тобой пораньше и шишку сделаем, чтобы никто не придрался. Все должно быть в соответствии с первоисточником!

Шишку мы не сделали — тогда мы втроём проспали: мама в университет, а мы с Генкой в школу. Как назло, литература была первым уроком, так что, пока мама собирала Генку и пыталась собраться сама, я приняла сложное, но необходимое решение.

— Нин, ты зачем форму комкаешь? — спросила мама, заглядывая ко мне.

— Я переодеться не успею! — пропыхтела я, стараясь свернуть фартук как можно аккуратнее. — Я так пойду, в костюме!

Мама спорить не стала — в конце концов, школа наша была в соседнем дворе, кто бы меня в такую рань увидел в таком странном прикиде.

— Оставь, я сама сложу, иди завтракать, — сказала она. — И тушь мою старую возьми от зеркала.

— Это зачем?

— Как зачем? Намажешь, как будто грязь. Не может Гек Фин с таким чистым лицом гулять, не по книжке будет.

В школу мы влетели за минуту до звонка; Генка рванул на этаж младшеклассников, а я, наскоро скинув пальто, в раздевалке вытряхнула из пакета куртку, заправила косички под шляпу, переобулась в бабушкины ботинки, перед зеркалом мазнула по лбу и щекам маминой тушью и понеслась на урок.

Когда я влетела в кабинет, стоявшая у доски Верка уронила мел, кто-то на первых партах присвистнул, а на задних даже приподнялись, чтобы получше рассмотреть. И было что: рубашку и штаны мы с Генкой отделали от души, куртке и шляпе тоже досталось, ботинки сами по себе были хороши, а тушь, пока я бежала, размазалась еще сильнее. Первой в себя пришла Тамара Александровна — тепло улыбнулась и весело сказала:

— Кто это к нам пожаловал? Неужели сам Гек Финн?

— Э... ну... ага, — пробормотала я, как пробормотал бы сам Гек.

— Ну что, Гек, проходи, садись. Поучись немного с русскими ребятами, — Тамара Александровна шутливо погрозила мне пальцем. — Только шляпу сними, как будто ты воспитанный мальчик, хорошо?

— Мы уроки поменяли, лит-ра вторая, — прошептала Алина, пока я усаживалась и доставала учебники. — Круто, Нин, просто круто, я тебя даже не узнала сначала!

— Опять ей все с рук сойдет, попробовала бы я так на урок зайти, — процедила с соседнего ряда Лера, не отрываясь от тетради.

Лена ткнула ее в спину ручкой и показала мне большой палец — классный костюм, мол, а Саня на второй парте скалился так, будто лично нам с Генкой помогал. Я исподтишка посмотрела на Тамару Александровну, и та мне одобрительно кивнула — дескать, все понимаю и не сержусь.

Красные звездочки мы с Алиной тогда получили — нашу сценку и костюмы оценили даже заглянувшие на огонек семиклассники и математичка Любовь Федоровна. На большой перемене я нашла у себя в пенале розовые заколки с кошачьими мордочками, и Алина наотрез отказалась забирать их обратно — сказала, что мне они больше пойдут, а у нее вечно сваливаются.

А костюм мы не сразу выкинули — в нем еще Генка на школьную елку ходил и второй приз на конкурсе отхватил.