Верочка (джен)

Алена присела возле ручья и, опустив в него пузатую флягу, задрала голову кверху, к небу, синевшему сквозь тронутую первой желтизной листву. Улыбнулась.

К беззаботным путникам строга бывала белорусская чаща. И волки здесь всегда водились, а за годы войны еще и расплодились, откормленные человечиной. И с пути сбиться легко, умел лес запутать, с толку сбить. А запаникуешь-забегаешь — и сам не поймешь, как окажешься посреди топи да в ней и сгинешь. Потому и старались даже местные ходить только знакомыми тропами да не по одному. Но в то же время в суровую годину войны стеной укрыли их родные леса от вражеского огня и металла, от плена, поругания и смерти. Расстелились перед фашистской нечистью зеркала болот. Немало чужаков они затянули в наказанье за то, что сунулись.

А пять отбитых у немцев семей прожили в самой глуши в партизанском отряде как у Христа за пазухой.

Не сказать, чтобы безоблачным было все это время. Всякое бывало. Сначала отголоски простуды покоя лишали.

И когда, уложив Алену на пол посреди партизанской бани и сев на нее сверху, Семен после совещания с доктором разминал ее каменные груди и выдавливал из них воспаленное молоко с прожилками гноя и крови, было больно до искр разноцветных в глазах. Но после пережитого она бы и десятикратно худшую боль стерпела. И слушать хриплое дыхание Славки, у которого простуда дошла до легких, было страшно. Однако ж барсучий жир, козье молоко и травяные отвары сделали свое дело, выкарабкался сынок.

После доводилось Алене дежурить у постелей раненых. Не спать ночами, поить, менять окровавленные простыни, выносить утки. Гладить по голове, успокаивать. Тех, кто шел на поправку, кормила с ложечки.

Не всех удавалось вырвать из цепких пальцев костлявой старухи. Хоронили солдатиков там же, недалеко от лагеря. Горько было.

И по хозяйству в отряде хлопот было в достатке. Не обманул Старшой, которого Тимофеем Никитичем звали, как выяснилось. Даже Славка с Юркой и другие такие же мальцы при деле оказались: коз кормили, курей, сарайчики чистили. Только Верочка беззаботно качалась в новенькой люльке, сработанной мастерами-умельцами, что нашлись среди партизан, набиралась сил, росла и крепла.

И так же крепла и росла в сердцах людей надежда и вера: победе быть.

Два дня назад бойцы из Степанова взвода вернулись с задания с радостной вестью: в деревне Алениной нет больше немчуры, выбили. Можно, стало быть, возвращаться. День ушел на сборы, а сегодня предстояло отправляться в путь.

Набрав воды, Алена распрямилась, поправила платок и по убегающей в гору тропинке вернулась в лагерь. Собирались все на поляне. У Семена на руках сидела Верочка и с любопытством поглядывала на суету вокруг. Славка, плюхнувшись на землю и сбросив лапти, перематывал портянки — не иначе, отец заставил. Юрка держал на поводке молоденькую козочку Майку, которую наделили им партизаны, чтобы у детей всегда было сытное молоко.

— Ну, пора, — кивнул Кузьма, вызвавшийся провести сельчан через топи до ближайшей дороги.

На душе сделалось тревожно и радостно. Впереди ждал брошенный, запустелый, но все-таки родной дом.