Снег, который не тает (гет)

За окном продолжался снегопад, но сегодня мороз казался менее пронизывающим — как будто воздух слегка смягчился от предчувствия перемен. В лавке Снейпа стало теплее. Он развесил над прилавком пучки сушёных трав и несколько стеклянных шаров с мягким, янтарным свечением. Гарриет не спросила, что это за заклинание, но ей нравилось, как оно окрашивает комнату в золотистый цвет. Ветки деревьев изгибались под тяжестью снежных шапок, и каждое их колебание создавало едва слышимый шелест, словно сама природа вздыхала вместе с Гарриет и Северусом. Хрупкий свет зимнего утра проникал в комнату через ледяные узоры на окне, разливаясь мягким серебристым сиянием.

Гарриет сидела у камина, завёрнутая в шерстяной плед, крепко сжимая в руках кружку с горячим чаем. Она чувствовала, как тепло постепенно распространяется по телу, но внутри неё бушевала целая буря — одновременно страх и надежда, усталость и желание довериться. Как же она устала притворяться! Устала от своей "маски", от вечной улыбки, которая никогда не доходила до глаз. Она была как хрустальная ваза, которую нужно постоянно держать, чтобы не разбить, и она вот-вот была готова рассыпаться на мелкие осколки.

— Вы плохо спали, — неожиданно тихо сказал он. — У вас взгляд… усталый.

Гарриет замерла. Она была уверена, что никто не заметит. Неужели он заметил? Её сердце сжалось от страха.

— Со мной всё в порядке, — выдохнула она, но голос прозвучал фальшиво даже для самой себя.

Северус сел напротив. Между ними остался только стол, на котором лежала её книга. Он постучал по обложке длинными пальцами.

— Лгать себе — опасная привычка, Поттер. Особенно, когда думаешь, что никто не видит.

Гарриет подняла взгляд и встретилась с его глазами. В них не было упрёка, не было давления — только признание и безмолвное обещание поддержки.

"Он видит меня насквозь".

Эта мысль вместо того, чтобы испугать её, принесла странное облегчение. Ей больше не нужно было притворяться сильной.

— Вы правы... Лгать себе действительно опасно. Я всё ещё думаю, что со мной что-то не так. Что я… Не подхожу никому.

Гарриет почувствовала, как слёзы застилают глаза, но она быстро моргнула, стараясь их сдержать. Впервые она говорила о своих страхах так открыто.

Северус долго молчал. Его глаза, тёмные и глубокие, изучали её лицо.

— Это не вы "не подходите". Это… несовпадение ожиданий, — произнёс он наконец. — И, Поттер, если вы думаете, что одиночество — это приговор, то ошибаетесь. Иногда оно — единственный способ узнать, кто вы есть на самом деле.

Её сердце стучало громче. Никто никогда не говорил с ней так. В его словах было и понимание, и собственная боль, тщательно спрятанная за привычной маской. Она поняла, что он говорит о себе, о своём собственном одиночестве, и это сделало его слова ещё более искренними.

— Я боюсь, — тихо произнесла она сама себе, — боюсь открыть сердце и снова почувствовать боль.

Северус сидел и наблюдал за ней. Его глаза, обычно холодные, сейчас отражали что-то едва уловимое — сочувствие, может быть, даже лёгкую тревогу. Он видел в ней не просто "девочку, которая выжила", а человека, который отчаянно ищет своё место в мире, но боится сделать первый шаг.

— Боязнь — это не слабость, — наконец сказал он ровным голосом, — это часть того, кто мы есть. Понимание этого — уже первый шаг к свободе.

Её губы чуть дрогнули, и впервые за долгое время она почувствовала, что может не прятаться за маской.

— Иногда я задаюсь вопросом, зачем вообще пытаться, если всё равно боль неизбежна, — призналась она, голос почти сломался.

"Зачем пытаться? Зачем жить, если каждый шаг ведёт к новой ране?"

Он приблизился к ней, не нарушая пространства, но делая этот момент менее одиноким.

— Потому что только через боль мы учимся быть настоящими, — ответил он тихо. — И через неё рождается любовь, не идеальная, а настоящая — с её страхами, сомнениями и неудачами.

Между ними повисло молчание, наполненное лёгким трепетом. Гарриет чувствовала, как её сердце постепенно замедляет бешеный бег, уступая место чему-то новому — нежности, осторожной надежде. Гарриет вдруг поняла, что не чувствует в нём угрозы. Только сложного, одинокого мужчину, который, возможно, знает о любви и её отсутствии больше, чем кто бы то ни было, а тишина между ними была уже не неловкой, а утешающей.

За окном ветер трепал заснеженные ветви, и этот шелест был как шёпот сказок, которые ещё не рассказаны. И, может быть, именно с этого начиналось что-то новое.