Моя сероглазая ведьма (гет)

— Почему ты не выдал меня там, в Малфой-мэноре? — спросил Поттер в одну из наших первых встреч. Я помню этот день: мы сидели в баре в Косом переулке, шутили о работе и тут — на тебе.

В тот день я рассказал ему о Полумне. О том разговоре, о медальоне, о Круциатусе и… о Рождестве, после которого она не вернулась. Но — чуть позже.

— Ты ведь знал, что это я, — настаивал он. — Знал, но кинулся за своей наградой к Вольдеморту, — я скривился при этом имени. — Ведь знал же!

Он упорно твердил одно и то же, что доказывало: с годами некоторые люди не меняются. Он — прямое тому доказательство. Поттер до сих пор упорно шел напролом, задавая вопрос за вопросом, при этом не получая на многие из них ответов.

Впрочем, сейчас он стал немного сдержаннее — годы работы в Аврорате берут свое, иначе бы он просто не смог там выжить. Тогда же ему еще не нужно было выживать.

— Так почему?

«Потому что я предал Темного Лорда раньше», — хотелось сказать мне, но я молчал. Я не знал, как объяснить ему все. И — решил рассказать как есть. Просто так, без утайки.

Поттер слушал, порой бросая на меня задумчивые взгляды, но ничего не говоря. Вместе со мной он снова переживал те события, и только когда я дошел до рассказа о Малфой-мэноре, он, наконец, не выдержал.

— Так вот почему, — еле слышно прошептал он, словно открыв для себя важную истину.

«Поэтому», — молча согласился я и снова углубился в воспоминания.

* * *

Мне всегда казалось, что если не считать дни, то время пролетает быстрее. Я старался забыть обо всем, сознательно нагружая себя дополнительными занятиями: тренировка Непростительных с крестным, наблюдение за отработками у младших курсов, ночные дежурства — я готов был валиться с ног от усталости, лишь бы у меня не было ни одной свободной минуты.

Тщетно.

Время словно играло: дни проходили неспешно, и это создавало странное ощущение, что они просто издевались, оттягивая мою поездку домой.

Я знал, что она в Малфой-мэноре. Ее наказали из-за ее чокнутого папаши. Ее держали взаперти, а я даже не мог ничего сделать. Я вообще ничего не мог: только сидеть и «не считать дни».

Неделя.

Занятия с Северусом в понедельник, четверг и субботу. Отработки у второго курса в среду и пятницу. Дежурства во вторник и воскресенье.

— Драко, ты не хочешь пойти со мной?..

— Прости, Панси, у меня совсем нет времени, — машинально отвечал я, даже не дослушав ее предложения

«Нет времени, чтобы находиться здесь. Совершенно нет. Но я все еще здесь...»

Вторая неделя.

Крестного вызвал Темный Лорд, а значит, занятия с ним на этой неделе были невозможны.

— Крэбб, Гойл, нам необходимо дополнительно позаниматься зельями: Темный Лорд не любит глупых слуг, а вы противопростудное зелье от напитка «живой смерти» отличить не сможете. Жду вас сегодня в лаборатории.

Конечно же, они не могли мне отказать. Я был Малфоем, они — моей свитой. И пока мой отец оставался на хорошем счету у Темного Лорда, они не могли открыто противостоять мне.

Третья неделя.

— Мистер Малфой, пройдите в мой кабинет. — Едва я закрыл дверь, как крестный тут же наложил на нее заглушающие заклинания. — Неделю я провел в доме ваших родителей, думаю, вам будет интересно узнать, что сейчас там происходит.

Я вслушивался в каждое его слово, надеясь уловить хоть малейшее упоминание о ней. Напрасно: крестный говорил о других пленниках, о собрании Пожирателей — и то лишь вкратце. В основном его рассказ касался моих родителей.

— Твой отец очень переживает, что ты стал слишком мягким: ты же понимаешь, тот провал с убийством Дамблдора понизил тебя в глазах Темного Лорда. Он хочет, чтобы ты принимал больше участия в школьной жизни, особенно когда дело касается пыток и наказаний, и просил меня поговорить с тобой об этом. Драко, ты слушаешь?

Я слушал — но отказывался слышать то, что он говорил. Больше участия? Еще больше? Два дня в неделю я невозмутимо слушал крики учащихся младших курсов, смотрел на то, как они корчатся от боли под Круциатусом. А потом ночами просыпался от неизбежных кошмаров, так, что порой мне даже казалось, что смерть была бы для меня гораздо лучшим выбором.

Два дня в неделю — разве этого мало? Или же мой отец хотел, чтобы я стал одним из фанатиков боли, таким как Кэрроу и Лестрейнджи?

— Это все, что он просил сказать?

— Он — больше ничего. Нарцисса передала тебе привет и просила узнать, ждать ли тебя домой на Пасхальные каникулы.

— Ждать. Это все, крестный?

— Да, ты можешь идти.

Я уже пошел в сторону двери, как вдруг он резко поднялся и подошел ко мне.

— У каждого человека есть право на выбор, Драко. Ты должен сам решить, что именно тебе нужно, и добиваться этого любой ценой. В этом и заключается главная игра всей жизни: сумеешь ты достичь этой цели — или же нет.

Я поднял взгляд и посмотрел прямо на него.

— А ты сумел?

Он первым опустил глаза. Коротко вздохнул. И покачал головой.

— Нет. Но я искренне верю в то, что ты — сумеешь.

Месяц.

По школе ходили разные слухи о Поттере. Кажется, гриффиндорцы искренне верили в то, что где бы он ни был, он искал способ их спасти. Все чаще они куда-то исчезали по вечерам: даже замечая это, я не придавал подобным отлучкам никакого значения. Сейчас мне было не до этого.

Я усиленно старался «не считать дни». Не получалось. Память давила на меня, особенно в те моменты, когда из-под одежды на свет показывался подаренный Полумной медальон.

— Осталось чуть-чуть — и я увижу ее, — говорил я колдографии. Женщина непонимающе закатывала глаза и лишь качала головой. Хотя, наверное, мне только казалось.

А потом эти идиоты попытались украсть из кабинета крестного меч Гриффиндора. Целый день до этого они ходили по школе таинственно улыбаясь друг другу. Ночью раздались звуки сирены, что означало только одно: крупные неприятности для всех.

Публичные наказания для них. Ограничение свободы — для нас. Впрочем, можно ли было ограничить то, чего не было раньше? Кажется, у Кэрроу получалось даже невозможное, потому что жить стало во много раз тяжелее.. Ходили строем, на занятия нас обязан был сопровождать кто-либо из преподавателей. Конечно же, проверенных преподавателей, к коим не относились ни МакГонагалл, ни Флитвик. Но, кроме того, никаких вечерних прогулок по школе и никаких дополнительных занятий.

Все чаще я стал замечать на лицах учеников следы от побоев. И я понял одно: так нельзя. Даже с ними — так нельзя.

Они же маги, причем многие из них чистокровные. Да черт с ней, с кровью. Ни одна грязнокровка не заслужила подобного обращения.

Все ждали одного: что Поттер вернется и отомстит за своих друзей. Ждали Кэрроу, ждал Снейп, ждал Темный Лорд.

Поттер не вернулся. А Уизли просто в одну из ночей исчезла из школы. Видимо, Темный Лорд был очень расстроен этим фактом, потому что спустя два дня Кэрроу и Снейп вернулись в замок очень недовольными. Если, конечно, можно было судить об этом по резко возросшему количеству наказаний.

Теперь даже Слизерин стал бояться сделать лишний, неосторожный шаг. А я наконец-то действительно перестал считать дни. Потому что с того момента я не думал о сероглазой ведьме, единственной моей мыслью стало выжить любой ценой.

* * *

Пасхальные каникулы настали неожиданно — вот уже я стоял в дверях школы с чемоданом, замершим в воздухе около меня. И почему-то мне было страшно: если раньше мысли о моей встрече с Полумной были так до идеального просты, то теперь я не был уверен ни в одной из них.

— Домой собираешься, Малфой? Едешь к мамочке и папочке? Малыш-Пожиратель спешит поцеловать ноги своего господина, или как вы там его называете?

Рядом со мной стоял Невилл Лонгботтом собственной персоной. Впрочем, это был другой Невилл. Порой мне казалось, что каждая пытка, которой он подвергался, не только не ломала его, а наоборот, делала гораздо сильнее. В какой-то степени я даже завидовал ему: я не мог также открыто показывать свои предпочтения.

— Лонгботтом, по крайней мере, мне есть к кому спешить. Не надоело подтирать за мамочкой слюни? Или она не способна их пускать? Что ты делаешь с ними в больнице — рассказываешь о том, как хреново тебе живется? Как Страшный Темный Лорд обижает нашего Бесстрашного Рыцаря? — С каждым моим словом его лицо становилось все более бордового оттенка. — Может быть, мне передать от тебя привет тете Белле? Уверен, она была бы рада услышать, что отпрыск Лонгботтомов постоянно ходит со сломанным носом и подбитым глазом…

— Заткнись, Малфой, — его глаза яростно сверкали. — Или ты пожалеешь о своих словах.

— Да ладно? Правда, пожалею? Как, интересно мне знать?

— Сейчас узнаешь? — и он даже успел поднять палочку, прежде чем Круциатус Алекто Кэрроу настиг его.

— Вы можете идти, мистер Малфой.

— Конечно, профессор.

Развернувшись на пятках, я направился в сторону двери, направляя свой чемодан следом за собой. Перед глазами все еще стояло лицо Лонгботтома, но порой подсознание заменяло его на другое, более знакомое и прекрасное. На душе было удивительно гадко и паршиво, словно только что своим бездействием я предал мою ведьму.

* * *

С моего последнего визита домой мэнор практически не изменился. Пожалуй, он только стал еще мрачнее и таинственнее. Чувствовалось, что Темный Лорд прочно тут обосновался.

— Драко, мальчик мой.

На миг забыв о манерах, я ускорил шаг, двигаясь навстречу своей матери. Почему-то в этот момент мне до безумия хотелось обнять ее, сказать ей о том, как сильно я люблю ее и как порой мне не хватало ее советов в школе.

— Драко Люциус, где ваши манеры? — тихий, властный голос моего отца наполнил комнату.

«Правильно», — одернул я сам себя. Никаких эмоций.

Малфои не показывают своих чувств.

Быстрый взгляд в зеркало. Лишь пара секунд — и мое лицо уже не выражало ничего, кроме учтивого поклонения перед родителями.

— Maman, — вот и все, что мне было позволено тогда — лишь быстро поцеловать ее руку.

— Papa, — короткое рукопожатие с отцом.

Правила приличия были соблюдены. Однако вместо той части встречи, где следовало бы быть искренним вопросам: «Как твои успехи в школе?», «Как твое самочувствие?» — лишь один вопрос:

— Надеюсь, ты принимаешь участие в наказания недостойных?

— Конечно.

— Рад это узнать. Жаль только, что я не слышу рвения в твоем голосе. — Отец продолжил, уже чуть понизив голос: — Постарайся говорить об этом с большей радостью, если Темный Лорд решит удостоить тебя разговора.

Я постарался. На следующий день Темный Лорд потребовал моего присутствия на собрании Пожирателей, и я был там.

Мы пытали Оливандера: все, по очереди. И тогда я впервые понял разницу между тем, чтобы накладывать Круциатус на человека или же на домового эльфа. Второе было сложно, но первое… первое было просто невыносимо.

Я справился, заслужив одобрительный взгляд красноглазого монстра. Впрочем, можно ли было назвать взгляд, полный безумного, ненормального восторга при виде человеческой боли, одобрительным? Навряд ли…

— Уберите это, — приказал Темный Лорд. Я видел, как Пожиратели брезгливо пожали плечами.

— Драко, — холодный кивок отца в мою сторону. — Это нужно доставить в подземелье — там ему самое место. Но не помогай ему, пусть сам доползет. Следи только, чтобы не испортил ничего.

Красноглазый ублюдок и его свита покинули зал, оставив меня наедине с Оливандером. Он поднял на меня взгляд.

— Я ведь помню тебя, Драко. Тот день, когда ты покупал палочку, — слова вырывались из его горла с хрипами и кашлем. — Ты был совсем ребенком, и даже тогда ты был так не похож на своего отца. Неужели в тебе сейчас не осталось ничего человеческого?

Мне так хотелось опровергнуть его слова тогда. Вот только…

Выгода и расчет, Драко.

У меня не было права сейчас подвергать себя опасности. Сейчас, когда возможность спасения моей ведьмы уже маячила передо мной, мне просто необходимо было думать об осторожности.

— Силенцио, — произнес я, направив на него палочку — лишь бы только не слышать больше ничего. — Ну, давай, ползи. Или ты не слышал приказа нашего Лорда?

И он пополз. Медленно, оставляя за собой следы на полу. И единственное, что мне оставалось — стирать их, ведь больше я ничем не мог облегчить ему жизнь.

А потом я увидел ее. Там, лежа на каменном полу камеры, она казалась совсем крошечной, практически бестелесной. В тот момент я окончательно понял все для себя и сделал свой выбор. Я должен был спасти ее, даже если это означало предательство Темного Лорда и отказ от собственной семьи.