Моя сероглазая ведьма (гет)

Глава 5. Две стороны.

— Но ведь если ты действительно любил ее, то мог просто сменить сторону?

Порой мне кажется, что Поттер так ничего не понял. Ни тогда, ни сейчас. По крайней мере, после таких вот вопросов.

— Не мог, — отвечаю я. — Да и если бы сменил, то кто бы мне поверил?

Он упрямо поджимает губы.

— Я бы поверил. И она бы поверила.

— Она — может быть. Но… на этом список бы закончился.

Он уже открывает рот, чтобы начать спорить, но тут же одергивает себя. И это показывает, что он хоть чуточку, но повзрослел со школы.

— Ты мог просто не пойти к ним, когда они позвали тебя! — не выдерживает он. Если бы он только знал, но… он не знал ничего.

* * *

На самом деле, когда я вспоминаю о войне, то перед глазами сразу начинают мелькать разрозненные картинки. Они разные, удивительно непохожие друг на друга, но кое-что общее в них есть: страх и боль. Война — это всегда страшно и больно.

Когда Темный Лорд заставил меня применить первый Круциатус, я думал, что я сломаюсь. Просто не смогу больше быть тем, кем я был до этого.

Я смог. Я не сломался.

Малфоям не свойственна слабость.

Я повторял то заклинание, а слезы градом лились из глаз. Мне было чертовски больно, словно мои слова обратились против меня. Я оплакивал себя, несбывшиеся надежды, отца, готового обменять меня и мою — пусть и такую никчемную — душу на милость Темного Лорда.

Моя душа осталась такой же, а я просто перестал плакать. Совсем. Пока в моей жизни не появилась она.

И моя война пошла на два фронта. На первом — приказы Повелителя, которых невозможно было ослушаться, встречи Пожирателей Смерти, пытки и безумие. На втором — она и ее жизнь.

Месяцы перед финальной битвой за Хогвартс я вспоминаю с трудом. Я провел в школе не так много времени: Темный Лорд объявил всеобщую мобилизацию своих сторонников. Тогда для меня началась новая школа, вот только уроки в ней были отнюдь не из простых.

Терпение. Кричать во время пыток было нельзя даже тогда, когда переносить боль молча уже не получалось.

Притворство. При Повелителе необходимо было держать лицом и хоть чуточку походить на фанатичную Беллатрису.

Хитрость. Не получить ни одного Круциатуса за день было лучшей наградой для любого.

По вечерам я запирался в своей комнате и вертел в руках портключ. Я уже давно сделал его копию на всякий случай. В душе все еще теплилась надежда, что однажды — рано или поздно, что не так важно — я отдам ей одно кольцо, а другое так и буду носить сам.

А потом Темный Лорд приказал наступать.

Среди тел, которыми, казалось, был покрыт весь внутренний двор замка, я искал лишь одно.

— Драко, живей! — кричала моя мать, скрываясь внутри, а я все не мог двинуться с места и поверить.

Ее тела не было. Другие, знакомые и не очень — были, а ее не было.

Я бросился по пятам за остальными Пожирателями, и вошел в двери школы.

Как странно — мысленно я готов был увидеть ее мертвой, но увидеть живой было гораздо больнее. В объятиях Лонгботтома она выглядела совсем крошечной, бесплотной.

И до безумия счастливой даже сейчас, когда вокруг гремели взрывы и лучи заклинаний сталкивались друг с другом.

Ей было плевать на войну, на замок, на все мои страхи и чувства теперь, когда ее обнимали те, другие руки.

Я должен был смириться с ее выбором.

Отведя взгляд от них, я тут же увидел Поттера. И последовал за ним.

Я думал, на что именно я готов пойти, только бы спасти ее. Выбора было всего лишь два: сдать его Пожирателям, тем самым определив исход битвы, или же…

Сдаться ему, взамен попросив лишь об одном — сохранить ее жизнь.

Мой выбор был очевиден.

— Драко, вот ты где, — услышал я за спиной голос Крэбба и Гойла. Их приняли в Пожиратели не так давно, но о них уже ходила дурная слава. Не умея толком управлять волшебными палочками, они бросались выполнять самые сложные заклинания, и часто расплачивались за это ожогами и травмами.

Меньше всего мне хотелось встретить их сейчас.

— Мы видели Поттера, он пошел туда. Давай скорее поймаем его — и Повелитель наградит нас.

Мой планы рушились к чертям — а я ничего не мог поделать. Только шел за ними как цепной пёс — проконтролировать, чтобы они не натворили ничего непоправимого.

Натворили.

Адское пламя пожирало Выручай-Комнату, гналось за каждым, кто пытался улизнуть, а я висел на груде мусора, изо всех сил цепляясь рукой за твердую поверхность. Пальцы становились влажными от напряжения и страха, и рука против воли начинала расслабляться.

— Малфой, — крикнул Поттер, пролетая мимо, и я поднял голову.

— Пожалуйста… — прошептал я куда-то в воздух, но так и не закончил фразу вслух.

Брось меня здесь, — проговорил уставший от войны, страха и пыток разум.

Спаси меня, — робко попросило сердце.

Поттер был склонен слушать сердце, и поэтому протянул мне руку.

Я склонен был верить сердцу, твердящему, что не все потеряно, и поэтому ухватился за нее.

Но разуму я доверял больше, поэтому позже точно также схватился за протянутую руку матери.

А потом Темный Лорд погиб. И я заплакал — от радости и захлестнувшего меня чувства освобождения.

Вот только это мало кто понял.

* * *

— Поттер, зачем ты защищал меня и мою семью в Визенгамоте?

Мне на самом деле было непонятно его поведение тогда. Согласно кодексу Малфоев любое действие должно быть оправдано выгодой, вот только… какую выгоду этот поступок мог принести Всеобщему Герою?

Вряд ли он гнался за славой и признанием Магического сообщества… Впрочем, тогда я этого не понимал, и оценивал его поступок именно так.

— Я знал, что вы — на нашей стороне, — говорит он, подзывая жестом официантку. Молодая девушка летит к нам быстро, словно только и ждала, когда же он обратит внимание, но… замирает недалеко от нашего столика, увидев меня. Ее удивление проходит так же быстро, как и начинается.

— Я слушаю.

— Еще два огневиски, жареную картошку с бифштексом, куриные крылышки и… — он начинает перечислять блюда, от названий которых живот сводит спазмом. Но я ведь не могу сказать, что даже несмотря на решение суда, счет моего отца опечатан, а моего личного хватает ровно на то, чтобы раз в месяц, а иногда и в две недели, пропустить пару кружек вместе с ним? — Малфой, ты что-то будешь?

Я отрицательно качаю головой, и официантка тут же убегает прочь, бросая на меня странный взгляд. Правда, одного этого взгляда мне хватает, чтобы вспомнить, где именно я ее видел.

Дочь человека, на котором я впервые применил Круциатус. Та самая, которую я должен был убить, но не смог, позорно сбежав. А потом долго просил крестного не рассказывать ничего Повелителю…

После войны остаются шрамы и память. Порой мне кажется, что эта память въелась мне в кожу, не оставив на ней ни одного живого места. Но вот ведь я — живой, невредимый, только внутренне искореженный и потрепанный битвами (увы, в основном за собственную душу).

— И когда ты понял? — спрашиваю я, желая узнать ответ на интересующий меня вопрос.

— Посмотрел воспоминания Снейпа — и понял. Раз уж даже он был за нас, то почему ты должен был быть против? У него были свои причины примкнуть к Воландеморту, у вас — свои. В то, что Люциус такой же фанатик, как Беллатриса, я поверить не мог, в то, что ты — уж тем более. Любой здравомыслящий человек видел, что он безумен.

— Но ведь мы были с ним.

— А вы могли быть против? Снейп раскаялся в своем выборе достаточно быстро. Ты, видимо, тоже, иначе зачем не выдал меня в Малфой-мэноре? И почему твоя мать спасла меня там, в лесу? У тебя в глазах был страх, когда ты тогда шел к нему, а не преданность и желание быть с Повелителем во время его победы.

— Я ставил на тебя, — признаюсь я в самой страшной правде, а он лишь улыбается…

— Вот поэтому я и защищал вас там, в Визенгамоте.

* * *

Самым тяжелым было выйти из зала полностью оправданным. Теперь, когда все обвинения были сняты, можно было не прятать глаза, но поднимать их совершенно не хотелось.

Презрение, ненависть — что еще я мог увидеть на лицах присутствующих здесь?

За меня выступали немногие. Пара учителей, Поттер и… она. Конечно, слова Героя ценились гораздо сильнее других доводов, но ее слова были для меня в миллион раз дороже.

Ведьма сидела в пятом ряду на третьем месте справа. Лонгботтом — в седьмом. Рядом с ней были Уизли и Грейджер, рядом с ним, кажется, Патил.

О них ходили слухи по Хогвартсу — как о самой странной паре, но я не видел их ни разу. Может, я просто усиленно избегал тех мест, где мог на них наткнуться, а они и не спешили попадаться кому-то на глаза.

Школу не закрыли. Нам дали получить дипломы — экстерном, конечно, потому что последний год едва ли кому-то было до учебы. И так, между заседаниями Визенгамота, слезами матери и изучением книг в библиотеке я и жил.

Теперь Визенгамота не будет, а я стану жить дальше.

— Драко, постой.

Я замер, не желая верить в происходящее. Она выскользнула из зала — смешная, нелепая, в странных — позже я узнаю, что спектральных — очках, с сережками-редисками.

А еще у нее огромные серо-голубые глаза, которые было видно даже из-под очков.

И тонкие, чуть влажные губы, которые приоткрылись, чтобы что-то сказать.

— Молодец, хорошо держался. Я так испугалась за тебя, когда ты зашел — твое состояние стало еще хуже, чем раньше. Вот, — сказала она и протянула мне руку, в которой — Мерлин! — были точно такие же очки. — Так ты сможешь защитить себя от опасностей.

Я взял очки из ее рук, и это мимолетное, едва заметное прикосновение заставило мое сердце биться быстрее.

Она смотрела прямо на меня, а я не мог отвести взгляд от ее пальцев, все еще соприкасающихся с моими. А потом я поцеловал их — медленно, неспешно, каждый по отдельности.

А потом сбежал, как глупый маленький мальчишка. Впрочем, именно им я и был.

* * *

Теперь я усиленно избегал ее — а она специально искала встреч со мной. Я приходил в библиотеку за книгой — она сидела в дальнем углу, я шел прогуляться — она находилась на выходе из замка.

Она была там же, где и я. И я не выдержал.

— Какого черта ты следишь за мной? — вспылил я, в очередной раз наткнувшись на ведьму в одном из коридоров. Она подняла на меня глаза и улыбнулась.

— Здравствуй, Драко.

Мерлин, она когда-нибудь отвечала на заданные вопросы?

А на поцелуи — отвечала?

Я устал бороться с собой и ветряными мельницами. Моя Дульсинея — а в том, что я был проклятым Дон Кихотом я был уверен, — стояла передо мной, а я все еще искал чего-то.

К черту! К дьяволу все размышления и вопросы! Губами — к губам, чтобы дыхание сбивалось, чтобы сердце выстукивало рваный, ускоренный ритм, чтобы воздуха не хватало, а внутри все сводило словно спазмом.

— Ведьма… ты — ведьма, — прошептал я, пытаясь перевести дыхание, радуясь, что коридор, в котором мы стоим, до сих пор был пуст.

И тут меня накрыло. С головой, чтобы спасения не было.

— А как же Лонгботтом? — я не знал, нашла ли в моем голосе отражение вся та растерянность, которую я испытывал, но, кажется, прозвучал он очень жалко.

Она удивленно подняла глаза.

— Невилл?

— А как же… Невилл? — повторил я свой вопрос, надеясь, что хотя бы на него она ответит. Сейчас. Чтобы надежды больше не было.

— Мы друзья.

— А слухи? — недоверия во мне слишком много и поверить в то, что между ними ничего нет, удалось далеко не с первого разу.

— Мозгошмыги всегда все переворачивают с ног на голову, — тихо произнесла она, и я больше не сдерживался…

* * *

— А как закончилась история с портключом? — спрашивает Поттер, желая, наконец, узнать все.

— Его я подарил ей на выпускном, — говорю я, а сам вспоминаю, как это было…

* * *

Это был наш последний вечер здесь — завтра все разъезжались кто куда. Разные профессии, разные страны, разные жизни — всего лишь отдельный эпизод длиною в семь лет.

Я не хотел, чтобы ведьма осталась эпизодом.

— Потанцуешь со мной? — спросил я, подходя к ней.

— Конечно.

Я положил руки ей на талию — мне приходиться чуть-чуть наклонять голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Ее глаза были закрыты, а губы двигались в такт словам песни.

Момента лучше быть не могло. Или я просто не хотел его ждать.

Осторожно я надел ей кольцо на палец — она тут же распахнула глаза.

— Это?..

— … просто подарок,— мне же как раз хотелось ускользнуть от ее взгляда, спрятаться где-то. Я боялся.

— Он прекрасен, — прошептала она, рассматривая огромный, полупрозрачный топаз. Камень был так похож на ее глаза, что это трудно было не заметить — но она не заметила.

Лишь крепче обняла меня за шею и поцеловала в щеку, спрятав этот поцелуй за волосами.

Тогда мы скрывали отношения, но это нисколько не мешало мне быть счастливым.

* * *

— Но ты женился, — говорит Поттер общеизвестный факт.

— Женился, — подтверждаю я.

Он не спрашивает, а я и не стремлюсь рассказывать ту грустную историю. Как я испугался представить ее родителям, как расстался с ней — в спешке, не желая мучить себя долгим прощанием, как женился на Астории, выбрав ее словно одежду по каталогу.

И как вновь встретил ведьму и потерял в голову.

— Ты, — прошептал я, столкнувшись с ней в фойе театра. Признаться, я был удивлен узнать о подобном пристрастии супруги к маглловским спектаклям, но еще больше удивлен был встретить там Полумну.

В перерывах между моими встречами с Полумной.

— Ну, теперь все хорошо, — утвердительно говорит он, и я киваю.

— Хорошо.

Осталась пару дней — и я попрошу развод у Астории. И тогда жизнь наконец-то наладится.

— За это надо выпить, — поднимает стакан Поттер.

И улыбается.

Все хорошо. Все действительно хорошо.