Пыльный чёрный (джен)

Уж не знаю, как Кингсли это устроил — может, Артур был убедительнее меня (они ещё о чём-то разговаривали потом вдвоём на кухне), — но высокий старик в строгой мантии и с пронзительным взглядом выходит из камина на Гриммо уже следующим утром.

Снейпа искать не приходится — я уже привык, что он всегда где-то рядом, стоит только обернуться. Но когда мы рассаживаемся в гостиной, я понимаю, что у нас проблема. Для сеанса легилименции необходим зрительный контакт. И как, спрашивается, его добиться? Артур и Кингсли, которые тоже решили присутствовать, неуверенно поглядывают на меня. Мистер Пинли, легилимент, поджав губы, ждёт — будто я мамаша, которая обязана уговорить капризного ребёнка позволить его осмотреть.

За что мне это? Идиотский вопрос. Делать нечего, встаю. Присаживаюсь перед Снейпом на корточки.

— Сэр, пожалуйста. Посмотрите на мистера Пинли.

Во взгляде Снейпа равнодушное созерцание сменяется напряжением. Он как глухонемой, пытающийся читать по губам.

— Пожалуйста, — повторяю я, уже начиная волноваться, что из моей затеи не выйдет ничего путного. Я не владею легилименцией — мне и окклюменцию-то освоить не удалось. Неужели я зря Кингсли на это подбил? — Сэр?

Никакой реакции. Пинли принимается раздражённо барабанить пальцами по подлокотнику кресла.

— Работать с такими пациентами очень трудно, — замечает он как бы между прочим. — А у меня не так много времени, чтобы ждать, пока вы уговорите душевнобольного...

— Он не душевнобольной! — огрызаюсь я, сам от себя не ожидая, и продолжаю смотреть Снейпу в глаза. — Ему просто... плохо... Профессор Снейп, пожалуйста.

— Гарри, — осторожно начинает Кингсли, когда пауза затягивается, но я только раздражённо дёргаю плечом. Я сижу к Снейпу совсем близко, и только мне одному видно, как что-то едва уловимо меняется в его лице, брови слегка подрагивают.

— Сэр, — решаю я предпринять последнюю попытку, хотя уже почти отчаялся. — Я очень вас прошу, посмотрите на мистера Пинли, — и, чтобы показать, что нужно делать, сам на несколько секунд поворачиваю голову к нему.

Снейп какое-то время не двигается. А потом переводит стеклянные глаза на легилимента.

Такой знакомый взмах палочки, тихое «Legilimens» — и меня пробивает дрожь. Слишком много воспоминаний у меня связано с этим заклинанием и Снейпом. Вдруг пугаюсь. Я очень хорошо помню боль, которая неизбежна, когда кто-то копается в твоих мозгах. Но я тогда сопротивлялся, пытался как-то выстоять. А Снейп?

Он сидит, вцепившись в подлокотники кресла. Губы побелели, между бровями залегла страдальческая складка. Мне хочется закричать: «Хватит! Остановитесь!» — но я сам заварил эту кашу. Сам хотел разобраться, чёрт бы меня побрал!

Так проходит минуты две. Потом Пинли вдруг резко опускает палочку и прикрывает глаза. Снейп дёргается, как от удара, и складывается пополам, почти утыкаясь лбом в колени. Моя рука непроизвольно накрывает его ладонь и чуть сжимает в знак поддержки. Он поднимает совершенно больные глаза. Но видит меня, и его лицо немного расслабляется. Я ещё раз сжимаю его руку, слегка улыбнувшись, и оборачиваюсь к остальным. Кингсли сидит, широко открыв глаза от изумления. Артур грустно улыбается. А Пинли брезгливо кривит губы — будто застал нас за чем-то неприличным.

— Ну?.. — спрашиваю я неуверенно, потому что по лицу Пинли вообще нельзя сказать, получилось ли у него хоть что-то.

Он немного медлит, проводит ладонью по лбу, словно смывает что-то, прилипшее к коже, а потом начинает говорить, постоянно хмурясь:

— Кора головного мозга не повреждена, но его сознание что-то блокирует. То же самое я видел и у других... — по его лицу пробегает отвращение, — Пожирателей. Память похожа на сито, очень много пробелов. Но, возможно, со временем он вспомнит хотя бы, кто он. Единственное, что чётко фиксирует сознание — это события последнего времени. Я имею в виду, до того, как это случилось с ним. В частности, одно, самое яркое и сильное... — Его речь замедляется, и он пристально смотрит на меня. — Я видел лицо человека. Оно немного смазано, но вот зелёные глаза... Я, без сомнения, видел ваши глаза, мистер Поттер. Вы были с ним в момент нападения? — Вспомнив окровавленный пол Хижины, я сглатываю и просто киваю. — Похоже, это единственное чёткое воспоминание, которое прочно фиксируется в его памяти.

— Значит, вот почему он... — задумчиво бормочу себе под нос и не договариваю. Вот почему он видит только меня. Вот почему не замечает больше никого, вот почему тянется, приходит ночами. Но Пинли ни к чему знать больше о последних днях. — И это всё? — спрашиваю уже громче. — Всё, что вы увидели?

— Нет, есть ещё какие-то несвязные обрывки, — морщится он. — Мунго, улицы Лондона, маггловский полисмен, коридоры этого дома... Ничего стоящего.

— Значит, он помнит, как дошёл сюда? — спрашивает Артур.

— Помнить и осознавать — разные вещи, мистер Уизли. Это всего лишь образы, которые витают в сознании. Но вряд ли он понимает, что делал.

— А что ещё там было? — спрашиваю я. — Можете рассказать?

Пинли снова морщится так, будто я предлагаю ему искупаться в болоте.

— Если вам интересны подробности, я солью воспоминания и оставлю вам. Но уверяю, ничего внятного вы там не увидите. Всё смазано, как в тумане, и не всегда можно понять, что происходит.

— Интересны, — я твёрдо киваю и, подумав, добавляю: — Если вас не затруднит.

Пожав плечами, Пинли лезет во внутренний карман мантии за прозрачной склянкой. Поскольку ни Артура, ни Кингсли, похоже, эти воспоминания не интересуют, я забираю их себе, прежде чем проводить Пинли до камина.

* * *

К роли няньки я привыкаю на удивление быстро. Изо дня в день кормлю Снейпа, он на меня смотрит, ходит за мной — и мне уже почти всё равно. Подумаешь, Северус Снейп не сводит с меня глаз и не оставляет ни на минуту! Пусть ходит, мне не жалко. Зато остальные при нём не так лезут с разговорами. Нас вообще мало трогают, будто Снейп — прокажённый, а я, вроде как, лицо, находящееся в близком контакте с ним. Глупость, да, но когда я сижу где-нибудь в библиотеке или гостиной с книгой, а он пристраивается неподалёку, остальные, заглянув в комнату, тихо ретируются.

А со Снейпом хорошо молчать. Я даже уже не раздражаюсь от постоянного пристального разглядывания.

Через пару дней после визита Пинли я опять просыпаюсь среди ночи от чьего-то присутствия. Но уже не паникую, как в первый раз. Просто зажигаю свет на кончике палочки и вглядываюсь в полутьму. Возле кровати стоит Снейп. Делает шаг в мою сторону, и я невольно подбираюсь. Он замирает и смотрит, нахмурившись. Потом, будто вспомнив что-то, разворачивается и медленно идёт в противоположный угол спальни. Садится в кресло и напряжённо замирает. Я обречённо качаю головой, вздыхаю и ложусь. Снейп смотрит пару секунд, не мигая, и откидывается в кресле, устраиваясь удобней.

Гашу свет и отворачиваюсь к стене. Мерлин с ним, пусть сидит, раз ему зачем-то это нужно. В том, что он ничего мне не сделает, я почему-то уже не сомневаюсь.

* * *

Оказывается, к присутствию Уизли я успел привыкнуть почти так же, как и к присутствию Снейпа, поэтому новость о том, что они уезжают, становится для меня неожиданностью.

Мы как раз завтракаем — вернее, все завтракают, а я кормлю Снейпа омлетом, — когда в кухню врывается мистер Уизли, принося с собой запах отсыревших досок, и радостно заявляет:

— Эти Невыразимцы — настоящие гении! Им удалось снять чары. Нора найдена, я только что оттуда!

На несколько мгновений все застывают, будто кто-то нажал на паузу в фильме, а потом меня оглушает хор радостных голосов. Джордж, кажется, впервые за всё это время смеётся, миссис Уизли уже прикидывает, куда паковать вещи, Рон тут же предлагает Гермионе ехать с ними, Перси и Артур перекидываются шутками. Только Джинни сидит хмурая и смотрит почему-то на Снейпа, как будто это он нашёл потерю. Хотя о причине я, наверное, догадываюсь... Вокруг поднимается суета, ножки отодвигаемых стульев царапают пол, на столе даже остаются тарелки с недоеденным завтраком. А я... Мне практически всё равно. У меня сейчас есть куда более важное занятие, чем поздравлять всех и придаваться массовому радостному безумию. Я кормлю Снейпа. И он всё так же спокойно открывает и закрывает рот, никак не реагируя на происходящее.

Позавтракав, мы перебираемся в гостиную. Забавно, я уже привык, что я и Снейп нераздельны, как сиамские близнецы. Сидим. Я пытаюсь читать. А в дверном проёме постоянно мелькают снующие туда-сюда Уизли.

Немного страшно оставаться один на один со Снейпом в пустом доме. Я, кажется, совсем разучусь разговаривать. Странная ирония: я так мечтал остаться в одиночестве. Но именно теперь, когда гости съезжают, мне как никогда хочется, чтобы они побыли тут ещё немного. Не потому, что мне будет их не хватать. А потому, что мне всё-таки много остающегося со мной Снейпа.

Глупое чувство, что меня снова бросают в самый тяжёлый момент. Я опять что-то должен — и опять сам.

Пробегающая по коридору Молли вдруг останавливается и смотрит на нас, словно и забыла о существовании в доме меня или Снейпа. Или нас обоих. На её лице проступает досада, будто она вспомнила о чём-то неприятном, ещё об одной заботе, которых с таким большим семейством ей и так хватает. Но она быстро берёт себя в руки и, пытаясь улыбнуться, говорит:

— Гарри, ты не будешь против, если Северус проведёт у тебя ещё одну ночь? Всего одну. А завтра, когда мы обустроимся, кто-нибудь из нас заберёт его.

Мне становится стыдно за свои глупые сомнения. Я, как могу, улыбаюсь:

— Конечно. Не переживайте, всё нормально. Я всё понимаю.

Молли озабоченно кивает, будто ставит галочку в невидимом списке неотложных дел, и снова исчезает где-то в доме. Возвращаясь к книге, мельком смотрю на Снейпа. Мне показалось, или в его взгляде проступило беспокойство? Наверное, всё же показалось.

Через полстраницы, за которые я успеваю обдумать, как мне укладывать его сегодня самому — а ведь раньше хотя бы эту обязанность брали на себя Молли или Артур, — из коридора доносится возмущённый голос Рона. Слова я разбираю не сразу, но имя Снейпа проскальзывает точно. Прислушиваюсь.

— И где он будет спать?! — Рон пытается говорить шёпотом, но получается, скорее, испуганное шипение.

— Не кричи, Рональд, — осаживает его Молли. — Дом большой, что-нибудь придумаем.

— Можно обустроить комнату на чердаке, — вклинивается голос Артура. — Я выселю упыря — давно собирался это сделать.

— Нет, нужно где-то пониже. Не водить же его каждый раз к столу с чердака.

— А если кормить его в комнате?

— Тогда он вообще не будет никуда выходить.

— Я не понимаю, — это опять Рон, — почему нельзя оставить его здесь? Тут полно места, и Гарри остаётся один.

— Не говори ерунды, Рон, у Гарри сейчас много других забот. Мы не можем взвалить на него такую ответственность. Он и так слишком долго терпел и нас, и Северуса.

Мне становится совсем неловко, потому что забот у меня сейчас, прямо скажем, никаких. Но вслед за смущением появляется и ещё одно, совсем неуютное чувство. И связано оно со Снейпом, которого Уизли собираются поселить на чердаке. Вместо упыря...

Они ещё что-то обсуждают вполголоса, но прислушиваться у меня уже нет никакого желания. Я старательно вчитываюсь в описание обратных чар — первая книга, которая подвернулась мне под руку в гостиной, — мечтая только о том, чтобы они поскорее уехали и оставили меня в нашей со Снейпом тишине.

* * *

Удивительно, каким количеством барахла могут обрасти люди всего за месяц. Хоть Молли и внимательно руководила сбором вещей, за всем семейством не уследишь. После их быстрого прощания и ухода в доме ещё остаются какие-то их книги, Ронова рубашка, пергаменты Артура... Всё это разбросано по разным комнатам так, будто они в спешке покидали тонущий корабль. Я брожу по дому, подтаскивая оставшиеся вещи к камину, а Снейп ходит за мной, как на поводке. За последние дни я уже научился лавировать между тумбочками, шкафами и неподвижной фигурой, обходить его и быстро менять направление. Снейп, кажется, тоже приспособился.

Стало так непривычно тихо, что даже неуютно, поэтому, кинув на стол в гостиной очередную забытую книгу, я решаю нарушить воцарившееся молчание. Знаю, что Снейп мне не ответит, поэтому говорю практически сам с собой:

— Надо же, Рон так спешил убраться отсюда, что забыл свои бесценные журналы. Надо будет не забыть передать их ему без Молли и Гермионы на горизонте.

Хмыкаю, разглядывая ведьмочку в ярком платье с очень глубоким вырезом. Она подмигивает и тянется к пуговкам на лифе. Я вспоминаю, что рядом стоит Снейп, и краснею до корней волос. Быстро захлопываю журнал. Чтобы скрыть неловкость (хотя какая неловкость, если все мои разговоры, что горохом о стену?), озабоченно обвожу взглядом груду вещей на столе и креслах.

— Ладно. Кажется, осталась пара комнат. Можем продолжить после обеда. Пойдёмте в кухню?

Знаю, что это глупо. Но сейчас, когда мы остались одни, невозможно просто игнорировать Снейпа, не отстающего от меня ни на шаг. Проще делать вид, что он меня понимает и идёт за мной, потому что я прошу об этом. Обыкновенная вежливость, говорю я себе.

После обеда мы продолжаем. И по инерции я даже навожу порядок в собственной комнате, хотя там уж точно никто ничего забыть не мог.

Под руку попадается рубашка, которую стоило бы бросить в стирку. Я машинально проверяю карманы, и рука нащупывает прохладный флакон. Как я забыл об этом? Воспоминания оттягивают ладонь, и я украдкой бросаю взгляд на Снейпа, будто он может опять уличить меня в излишнем любопытстве. Но ему, конечно, всё равно. Засовываю пузырёк в карман джинсов. Теперь мне будет чем заняться, когда уложу его.